Кондаков Ю. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 3. Борьба в религиозной сфере

«Дело Госснера» (1824–1827)

Иоганн Евангелиста Госснер (Johannes Evangelista Gossner, 1773–1858) был видным деятелем европейского религиозного возрождения конца XVIII — первой половины XIX вв. Религиозный писатель, проповедник и миссионер, И. Е. Госснер путешествовал по Европе, всюду создавая религиозные общины. С 1819 по 1824 г. Госснеру довелось проповедовать в России. В 1836 г. им было учреждено миссионерское общество для проповедования христианства язычникам. Особенно удачно его миссионеры действовали в Индии. Колония близ Калькутты до сих пор известна как «Миссия Госснера».

И. Е. Госснер родился в Баварии в крестьянской католической семье. Мать развила в нем религиозное чувство настолько, что в своих детских играх мальчик начал копировать священника. Закончив начальное образование, Госснер поступил в Диллингенский университет, где изучал философию и богословие. По окончании университета в 1793 г. он продолжил дальнейшее обучение в иезуитской коллегии в Ингольштадте. Под руко-водством своего профессора Зайлера, Госснера примкнул к «евангелическому» движению, существенно расходившемуся с ортодоксальным католицизмом. Именно в коллегии у Госснера выработались новые религиозные взгляды, которым он и следовал всю жизнь. Под влиянием известных в то время проповедников Лафатера, Нидермайра и Фесслера Госснер пришел к выводу о том, что внешние обряды формальной церкви не служат к спасению души. Для этого нужна живая вера, ведущая к прямому общению с Иисусом Христом. По окончании коллегии в 1796 г. Госснер был посвящен в сан священника и получил должность капеллана в Диллингене. Он становится членом общины «пробужденных», сплотившейся вокруг Мартина Бооса.

Католическая церковь не долго терпела отступников в своих рядах. В конце 90-х гг. XVIII в. начались репрессии. Учитель Госснера Зайлер был лишен места профессора и назначен приходским священником. М. Бооса заключили на восемь месяцев в церковную тюрьму. Сам Госснер в
1802 г. был ненадолго отправлен в Геппингенскую тюрьму. Однако вскоре влияние иезуитов в Баварии ослабло, и Госснер вновь получил приход. В это время его слава вышла за пределы Баварии, он стал одним из вождей «евангелистского» движения. В 1811 г. Госснер переселяется в Мюнхен и там создает общину своих последователей, среди которых был священник И. Линдль и несколько представителей аристократии, финансировавших своих собратьев. В Мюнхене Госснер сделал перевод текста Библии на немецкий язык, получивший широкую известность. Здесь впервые было издано сочинение «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете» — комментарии к Евангелию, ставшее известным и в России. Берлинские власти в общем одобрительно относились к деятельности Госснера. При этом отступления от обычного порядка католического богослужения дали повод иезуитам обвинять Госснера в ереси. В 1817 г., когда начались переговоры о заключении конкордата немецкими княжествами с Римским Папой, Линдля заключили в тюрьму, а Госснер был вынужден покинуть Баварию.

Госснер высоко ценился членами библейских обществ, пытавшихся заполучить в свои ряды как можно больше католиков. О принадлежности Госснера к европейским библейским обществам свидетельствует отрывок из письма Гильберта Фон-Дер Смессена к Гендерсону от 21 апреля 1817 г.: «Не думаете ли вы, чтобы католики ныне были так же послушны и покорны, как за триста лет до того. Друзья наши в Баварии, в числе коих находится и почтенный пастор Госнер, сей ревностный подвижник христианства, состоят теперь под присмотром полиции»[4].

В 1819 г. в Россию был приглашен И. Линдль, но в 1820 г. из-за критики его деятельности католиками он был вынужден перебраться в Одессу. Заманить его в Санкт-Петербург был вызван Госснер. В России он провел четыре года с 20 июля 1820 г. по 11 мая 1824 г. Сам Госснер был в восторге от оказанного ему приема. Своим единомышленникам в Германию он писал: «Здесь мне явился большой народ, ищущий Господа, я считаю, что я не обманываюсь в том, что здесь много страждущих, много душ, в чьем сердце присутствует Бог, они верят в то, что им говорится слово жизни. Они поглощают с волчьим аппетитом то, что им проповедывается, люди всех сословий, наций и вероисповеданий, католики и протестанты, греки и евреи, татары, самоеды, киргизы и камчадалы, шведы и финны, немцы и французы, поляки и итальянцы — короче, здесь находятся люди всех языков и наречий, которые в большей или меньшей степени нуждаются в наставнике, проповедующем евангелизм... Мой язык не понятен, но все же его понимают мои слушатели, которые переводят то, что оглашается, на свое своеобразное наречие»[4].

А. Н. Голицын предоставил Госснеру по приезде в Россию место директора Библейского общества. Сочинение Госснера «Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос» было переведено на русский язык и издано несколькими изданиями, в том числе карманным форматом с золотым обрезом. Оно, как и прочие издания Библейского общества, рассылалось по епархиям для продажи архиереями. Основная мысль произведения была очень близка к религиозным воззрениям Александра I о том, что человек может достичь того состояния, когда в сердце
у него поселится Иисус Христос. Книга содержала много цитат из священного писания. На первое издание книги (прошло цензуру 5 сентября
1821 г.) в журнале «Благонамеренный» был напечатан краткий отзыв. Редактор А. Измайлов извещал любителей христианской литературы, что издано одно из лучших произведений прибывшего в Санкт-Петербург пастора Госснера. Объявлялось, что предоставляется скидка для учебных заведений, желающих приобрести книгу[4].

Первоначально Госснер получил разрешение проповедовать в Мальтийской церкви Пажеского корпуса, где до него проповедовал И. Линдль. Проповеди Госснера пользовались большой популярностью среди столичной публики разных христианских конфессий. Н. И. Греч вспоминал, что вокруг Госснера сложился кружок поклонников. Это были члены Российского библейского общества Магницкий, Рунич, Кавелин, Попов, Пезаровиус, Ливен, Адеркас, Шуберт, Серов[4], среди них находился и цензор
А. С. Бируков[4]. Всего аудитория Госснера в Санкт-Петербурге доходила до 40 000 человек. В России Госснер также допускал отступления от католического богослужения. Он служил на немецком языке, в службе участвовал хор певчих, причащались не только хлебом, но и вином. Госснеру было разрешено служить и в церкви Св. Екатерины на Невском проспекте, в своем доме он также собирал религиозные собрания. По распоряжению Александра I, Госснеру был за 18 000 рублей приобретен дом с большим залом, где он произносил проповеди, часто там хором исполнялись молитвы и гимны, положенные на музыку. Несмотря на жалобы католического митрополита и протестантского интенданта, Александр I отказывался принять к Госснеру какие-либо меры. Но в 1823 г. из России был выслан
И. Линдль, который вступил в тайный брак и уже имел ребенка. В этой ситуации Госснер был заинтересован в укреплении своих позиций.

В такой обстановке произошли события, получившие в исторической литературе название «Дела Госснера». Оно явилось одним из самых ярких событий последних лет царствования Александра I и стало причиной отставки министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына, расформирования Соединенного министерства и прекращения работ Российского библейского общества. В этой сложной интриге принимали участие высокопоставленные чиновники, православные клирики и члены Св. Синода. Сам император прикрыл «Делом Госснера» свое желание отправить в отставку мешавших его планам старых сотрудников. События весны 1824 г. стали самым значительным выступлением православной оппозиции в это царствование. О том, какое впечатление на столичное общество произвело «Дело Госснера», можно видеть из письма барона В. И. Штейгеля к Николаю I от 11 января 1826 г. «Происшествие с переводом пастора Госснера дало повод к немалому волнению умов, удаление князя Голицына от министерства Просвещения и уничтожение министерства Духовных дел, сделалось эпохой низложения мистицизма и соблазна»[4], — писал барон.

Несмотря на то что биография Госснера освещалась в ряде работ, изданных в Европе[4], в России она почти не привлекала внимания исследователей. Единственной значительной публикацией, освещающей биографию Госснера, стала статья в Русском биографическом словаре, написанная в 1918 г., но изданная лишь в 2001 г.[4]. Весь смысл интриги вокруг «Дела Госснера» автор статьи сводил к борьбе за влияние на царя между
А. А. Аракчеевым и А. Н. Голицыным. Само произведение Госснера, ставшее причиной скандала, автор не рассматривал. Вместе с тем в статье давался подробный обзор биографии Госснера и список написанных им книг. Меньший по объему обзор биографии Госснера приводится в Немецком богословском словаре, но там дается обзор новейшей литературы по этому предмету[4].

Основоположником исследования «Дела Госснера», как и многих других сюжетов Александровского царствования, стал А. Н. Пыпин. В изданной им в 1868 г. обширной статье «Российское библейское общество 1812–1826» Госснеру уделялось много внимания. На различных страницах его имя упоминалось несколько десятков раз. А. Н. Пыпин приводил краткую биографию Госснера. По мнению исследователя, деятельность российских и европейских мистиков была связана, причем россияне заимствовали в Европе «новые теоретические и практические приемы мистицизма, применяя их потом на свой лад»[4]. Чтобы понять, что именно заимствовали российские мистики, надо было обратиться к биографиям европейских проповедников, действовавших в России, — Фесслера, Линдля, Госснера. Кро-ме всего прочего, книга последнего стала поводом к прекращению работ Российского библейского общества, историю которого А. Н. Пыпин и исследовал. Академик не имел материалов самого дела, поэтому был вынужден рассматривать его на основании мемуаров участников событий —
А. С. Шишкова, Н. И. Греча, Фотия. Книгу Госснера «Жизнь и учение Иисуса Христа в Новом Завете» А. Н. Пыпин не читал (хотя в фондах РНБ она находилась с 1855 г.) и строил мнение о ней, отталкиваясь от критики А. С. Шишкова. Негативно относившийся к консервативным деятелям
А. Н. Пыпин находил в отзывах адмирала «злостные перетолковывания самых обыкновенных выражений»[4]. Либеральные взгляды, доминировавшие в творчестве А. Н. Пыпина, помешали ему дать верную оценку политической борьбе первой четверти XIX в. Движение мистиков автор рассматривал в развитии и общеевропейском масштабе, консерваторам в этом было отказано. Отсюда выводы о том, что за Фотием и А. С. Шишковым стояли политические интриганы А. А. Аракчеев и М. Л. Магницкий, а книга Е. И. Госснера «была не лучше и не хуже множества других произведений мистической литературы»[4]. Материалы моих исследований полностью опровергают подобный взгляд. А. Н. Пыпин был не только зачинателем исследования «Дела Госснера», но и законодателем либерального взгляда на этот предмет. Мнение А. Н. Пыпина прочно закрепилось в исторической литературе[4].

Одновременно со статьей А. Н. Пыпина в печати появилась рукопись «Записки о крамолах врагов России», опубликованная священником
М. Я. Морошкиным (занимавшимся и разбором архива Св. Синода). В предисловии издатель сообщал, что получил рукопись от А. А. Павлова, автор был неизвестен. М. Я. Морошкин считал, что это С. А. Ширинский-Ших-матов. В рукописи шла речь о попытках масонов в конце XVIII — начале XIX в. разрушить российскую государственность и церковь. Главным оружием масонов называлась мистическая литература и Библейское общество. Один из разделов статьи был посвящен книге Госснера «Евангелие от Матфея». Оценка этого произведения была крайне негативной: «Книга Госснера ясно показывает, что сочинитель ее принадлежит к числу тех зловещих проповедников, которые были сильными орудиями тайных обществ, умысливших истребить на земле религию и правительство, уничтожить иерархию и монархию и ниспровергнуть престолы храмов и троны дворцов»[4].

В отличие от А. Н. Пыпина, автор «Записок о крамолах врагов России» подтверждал свое мнение цитатами из книги Госснера. В «Евангелии от Матфея» он находил следующие «недостатки: 1) хула на веру христианскую; 2) поношение учителей церкви; 3) критика христиан за усердное исполнение постановлений Св. Церкви и следование православному учению; 4) увлечение христиан в свою ересь; 5) унижение христианского богослужения; 6) унижение власти и особы царской; 7) превратное толкование Св. Писания и даже кощунство над его изречениями. Все эти выводы подтверждались цитатами из различных мест книги Госснера (приведенными добросовестно). Все это позволяло автору сделать вывод о том, что «Госснер перед всеми другими врагами христианства отличается хульной дерзостью, какую доселе едва ли обнаруживал кто-нибудь из самых злейших вольнодумцев и безбожников»[4]. Обращение к тексту книги Госснера действительно подтверждает все обвинения, выдвинутые против него автором «Записки о крамолах врагов России», и позволяет вполне согласиться с ее оценкой. При этом выводы об участии Госснера во всемирном масонском заговоре подтверждения до сих пор не получили. Фактически сразу после своего опубликования «Записки о крамолах врагов России» были занесены в разряд одиозных консервативных сочинений и вниманием, а тем более доверием историков, не пользовались.

Обширную статью книге Госснера посвятил И. М. Остроглазов[4]. Один из сохранившихся экземпляров произведения был в его коллекции. Текст «Евангелия от Матфея» И. М. Остроглазов не цитировал и оценок содержанию книги Госснера не давал. При этом много места он посвятил политической борьбе, разгоревшейся вокруг книги. В этом отношении
И. М. Остроглазов строго придерживался концепции А. Н. Пыпина. Во главе интриги, по мнению автора, стоял А. А. Аракчеев, главными его орудиями были «иступленный фанатик» архимандрит Фотий и М. Л. Магницкий. Скандал вокруг книги Госснера освящался на основании воспоминаний А. С. Шишкова, Н. И. Греча и архимандрита Фотия. Ничего нового в освещение «Дела Госснера» статья И. М. Остроглазова не вносила.

Публикация И. М. Остроглазова привлекла интерес историков к «Делу Госснера». В архиве Н. Ф. Дубровина хранится черновик неопубликованной статьи А. Глухарева «Дело о книге пастора Госснера 1824–1828». А. Глухарев стал единственным дореволюционным исследователем, описавшим ход «Дела Госснера» на основании документов следствия. Во введении указывается, что недавно в «Библиографических записках» опубликована статья И. М. Остроглазова, и сейчас имеется возможность дополнить ее новыми документами. Автор не указывал, откуда он получил материал. Им цитировались материалы Комитета министров. На их основании делался вывод о том, что Комитет министров превысил свои полномочия, оценивая в книге Госснера не только гражданскую, но и религиозную составляющую[4]. Несмотря на то что в статье использовались новые материалы, А. Глухарев не смог пойти дальше своих предшественников, так как к тексту книги Госснера он не обращался.

В дореволюционной литературе «Дело Госснера» упоминалось. Например, краткий обзор книги Госснера включил в свой обзор редких книг Г. Геннади[4]. На основании опубликованных источников в своих трудах, посвященных цензуре, «Дело Госснера» освещали А. М. Скабичевский и
А. Н. Котович[4]. Обращались к обстоятельствам этого дела биографы
А. Н. Голицына и архимандрита Фотия[4].

Мной были обнаружены многие материалы, относящиеся к «Делу Госснера», и оригинал книги «Жизнь и учение Иисуса Христа в Новом Завете». Все это отражено в соответствующей главе монографии изданной в 1998 г.[4]. Несмотря на это в современной исторической литературе «Дело Госснера» игнорируется. Профессор Е. А. Вишленкова в своей монографии «Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века» (Саратов, 2002), посвященной религиозной политике, упоминала И. Е. Госснера дважды в сносках, причем написание его фамилии там было «Госнер», что также встречается в исторической литературе. Не упоминается Госснер в специальном исследовании А. Зорина, посвященном религиозной литературе в России (Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XIX века. М., 2001). К «Делу Госснера» обращались публицисты. С православных позиций в своей книге его рассматривал В. Улыбин[4]. Недооценка современными историками роли «Дела Госснера» в политической и религиозной жизни России заставляет меня вновь обратиться к этому сюжету.

Мои изыскания позволили выявить целый корпус источников по «Делу Госснера». Это печатные труды Госснера, экземпляры его книги «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете», следственные материалы по «Делу Госснера», критические разборы всей книги и отдельных ее глав, воспоминания участников дела, различные документы, иллюстрирующие ход дела.

Немецких изданий книги Госснера, а также литературы о нем на немецком языке в книгохранилищах Санкт-Петербурга обнаружить не удалось. В России были опубликованы следующие произведения Госснера:

1) «Зеркало внутреннего человека» (без указания автора). Выходило тремя изданиями: СПб., 1819, 1821 и 1822 гг. В предисловии говорилось, что оригинал книги этой немецкой книги называется «Das Hers des Mehschen ein Tempel Gottes, Oder eine Werkstatte des Satana», она была издана в 1812 г. и переведена на большинство европейских языков и 23 неевропейских языка. В библиотеке Конгресса США хранится произведение «Gossner, Johannes, 1773–1858. Herz des Menschen, ein Tempel Gottes, oder eine Werkstдtte des Satans: in zehn Figuren sinnbildlich dargestellt zur Erweckung und Befцrderung des christlichen Sinnes: nach der 5. verb. Augsburger Aufl., 1815. 1823».

Проблема состоит в том, что третье русское издание 1822 г. носило другое название — «Сердце человеческое есть храм Божий или жилище сатаны» Объявлялось, что это новый перевод с немецкого. В предуведомлении сообщалось о том, что это французская книга, впервые изданная в 1732 г. под названием «Духовно-нравственное зеркало» (в реестре книг, изданных в России в XVIII в., такое произведение не значится). Неизвестно, зачем переводчику понадобилось вводить в заблуждение своих читателей. Книга печаталась в типографии Н. И. Греча и была снабжена стихами, переведенными А. Ф. Лабзиным.

2) «Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос», перевод М. П. Позена. Выпущено четыре издания: СПб., 1821 и три в 1822 г. Все четыре издания пропускал цензор А. С. Бируков.

3) «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом завете» напечатано в 1824 г. в СПб., и в том же году весь тираж за исключением нескольких экземпляров уничтожен[4]. Эта книга должна была быть издана в России одновременно на русском и немецком языках, к тексту русского перевода Госснером были добавлены новые комментарии. Сведений о том, сохранился ли вариант российского издания на немецком языке, отсутствуют.

У нас нет точных сведений о том, сколько экземпляров русского перевода этой книги Госснера сохранилось. Два полных экземпляра отпечатанных листов были выданы из издательства Госснеру. Один неполный экземпляр имелся в распоряжении митрополита Серафима и архимандрита Фотия. Несколько экземпляров книги были изъяты из типографии для проведения следствия и избежали уничтожения с основным тиражом. По свидетельству М. Я. Морошкина, после сожжения книги Госснера, один экземпляр был спасен чиновником Св. Синода А. А. Павловым, вынувшим книгу из огня[4].

Известно местонахождение четырех экземпляров книги и имеются сведения еще о двух экземплярах (два в Москве, два в Санкт-Петербурге), неизвестно нахождение экземпляров И. М. Остроглазова и Н. Ф. Дубровина. И. М. Остроглазов в 1892 г. упоминал три экземпляра книги Госснера. Первый хранился в РНБ и был приобретен библиотекой в 1855 г. Второй находился в коллекции самого И. М. Остроглазова. Третий был в Публичной Румянцевской библиотеке и поступил туда от С. Д. Полторацкого. В этом экземпляре не хватало последних листов (всего 840 страниц)[4]. Иные сведения дает современный составитель указателя «Сводный каталог русской книги 1801–1825». Там указывается, что в РГБ хранятся два экземпляра книги Госснера из собрания И. Я. Лукашевича (856 страниц) и из собрания С. Д. Полторацкого (840 страниц)[4]. Копия неизвестного экземпляра книги находится в архиве Н. Ф. Дубровина. Ее текст не обрывается на 45 стихе 25 главы, как остальные экземпляры, а включает в себя «Евангелие от Матфея» до 38 стиха 26 главы.

В нашем распоряжении имеются два из сохранившихся экземпляров книги «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете. Евангелие от Матфея», напечатанной в типографии Н. И. Греча в 1824 г. Первый из них приобретен РНБ в 1855 г. и с тех пор хранится в ее фондах. Ныне книгу крайне сложно получить, так как она не включена ни в один каталог библиотеки. На счастье, еще сохранились сотрудники, знающие «в лицо» многие редкие издания. Книга переплетена в тисненую кожу, на корешке золотом написано название «О Евангелии от Матфея». Титульного листа, указания на автора и издательство, а также предисловия у книги нет. Том содержит 856 страниц и обрывается на полуслове 45 стиха 25 главы. Книга прекрасно сохранилась и не имеет каких-либо пометок.

Не описанный в литературе экземпляр книги Госснера хранится в собрании документов «Бумаги о переводе Госснерова толкования на Евангелие» (Основной фонд рукописной книги F I 484) в Отделе рукописей РНБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Он поступил в РНБ в 1861 г. от Царскосельского соборного священника Андрея Ветвеницкого. Кто собрал данные материалы, остается неизвестным. Судя по описанию И. М. Остроглазова (название книги, пометки на полях, количество страниц, отсутствие титульного листа), этот экземпляр практически идентичен хранившемуся в его коллекции. Книга обернута в бумажный переплет, на лицевой стороне которого написано: «Дух анти-православный. Ересь: Истребленная в СПб. апреля 25 дня 1824 года». Книга начинается с самого текста Евангелия от Матфея. В книгу вложены два комплекта рукописных страниц, воспроизводящих титульный лист и предисловие. Текст оканчивается на полуслове 45 стиха 25 главы, всего 856 печатных страниц. Листы книги испещрены карандашными пометками, выделяющими «вредные» места. Вместе с книгой в деле хранится ряд документов.

Сюда входят:

1) Книга без заглавия и окончания; на обложке надпись «Дух Анти-Православный Ересь. Истребленная в СПб. 25 апреля 1824 года». Рукописное заглавие находится внутри книги «“Дух Жизни и Учения Иисуса Христа в Новом Завете часть 1, отделение 1, содержание: Евангелие от Матфея” перевод с немецкого сочинения И. Госнера. СПб. Греча 1824».

2) Книга «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христа». СПб., 1820.

3) Пепел сочинений Госснера, с 12 до 3 часов 10 сентября 1824 г. сожженных на кирпичном заводе Александро-Невской Лавры, в присутствии обер-полицмейстера И. Гладкова и полицейского Чихачева. Пепел завернут в несколько слоев бумаги с надписью на верхнем листе.

4) Папка с листами: Лист из славянской библии Иоанн Богослов отрывок О числе зверя; письмо от 9 сентября 1824 г. О сожжении книги в Лавре от архимандрита Товита, при нем справка о выдаче рабочим, участвовавшим в сожжении, 25 рублей; лист с выпиской из неизвестной книги, русский и немецкий текст (возможно, перевод В. М. Попова книги Госснера).

5) Копия указа 25 апреля 1824 г. Александра I А. Н. Голицыну о высылке Госснера.

6) Выписка из журнала Комитета Министров 3 июня и 8 августа
1824 г. по следствию о книгах Госснера.

7) Записка из дела о бывшем Директоре Департамента народного просвещения Действительном статском советнике Попове, преданном суду по Высочайшему Повелению за поправление перевода книги Пастора Госснера под названием «Евангелие от Матфея», и за другие проступки.

8) Мнение А. С. Шишкова.

9) Мнение сенатора Сумарокова.

10) А. С. Ш. О Госнеровом Евангелии от Матфея от Министра Шишкова.

11) Ноты и на немецком языке текст к ним.

12) Портрет Госснера.

Набор документов, приложенный к книге И. М. Остроглазова, был иным: 1) Копия указа 25 апреля 1824 г. Александра I А. Н. Голицыну о высылке Госснера; 2) указ об увольнении А. Н. Голицына 15 марта 1824 г.;
3) указ об увольнении А. И. Тургенева 15 марта 1824 г.; 4) Указ Св. Синоду 15 марта 1824 г.; 5) Указ Св. Синоду от 1887 г. по поводу продажи
духовных книг; 6) Указ Сенату 1802 г.; 7) Выписка из устава цензуры
1804 г.[4]

Материалы, относящиеся к «Делу Госснера», хранятся в РГИА в фонде Государственного Совета (№ 1151. Т. 1. Д. 177) «Дело о Действительном Статском Советнике Попове — на 89 листах». Бумаги, составляющие Дело, представляют собой протоколы заседаний Государственного совета и сопутствующие им материалы: отношение министра полиции от 4 августа 1825 г.; записки из делопроизводства; копии с описи бумаг, препровожденные при отношении министра юстиции от 4 августа 1825 г. Дело начинается с докладной записки государственному секретарю от министра юстиции 4 августа 1825 г., где он доводит до сведения, что после слушания «Дела Попова» на общем собрании Сената решение не было принято из-за произошедших разногласий, поэтому он вносит его рассмотрение в Государственный совет. Вместе с Делом передается и «Краткая записка о деле Статского Советника Попова, преданного суду за правление перевода пастора Госснера и за другие проступки». В деле находятся два экземпляра этой записки, сделанные различным почерком с незначительными купюрами. В «Деле Госснера», хранящемся в РНБ, также находятся две копии этой записки, снятые различными переписчиками. В работе использовалась наиболее читаемая копия, содержащаяся во «Мнении Государственного Совета о Действительном Статском Советнике Попове» и представляющая собой «Список с журнала Гражданского Департамента».

Большой интерес к «Делу Госснера» проявлял историк Н. Ф. Дубровин (1837–1904). В его архиве сохранились копии дел, извлеченных из
различных хранилищ, и рукописная копия книги Госснера «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете». Там же находится неопубликованная статья А. Глухарева «Дело о книге пастора Госснера 1824–1828».
Н. Ф. Дубровин был военным историком, генерал-лейтенантом, выпускником артиллерийской академии. С 1868 г. он был прикомандирован к генеральному штабу для военно-исторических работ. С 1886 г. стал членом Академии Наук. Наряду с военной историей внимание Н. Ф. Дубровина привлекала и духовная жизнь русского общества конца XVIII — начала XIX в. В «Русской старине» Н. Ф. Дубровиным была опубликована обширная статья «Наши мистики сектанты». В 1883 г. им опубликованы «Письма главнейших деятелей в царствование Александра I», в 1902 г. под его редакцией были изданы «Материалы для истории православной церкви в царствование императора Николая I». В архиве Св. Синода историк работал в 1897 г. по теме «История царствования Александра I»[4].

Не все материалы, опубликованные Н. Ф. Дубровиным, были собраны им самостоятельно. Например «Материалы для истории православной церкви в царствование императора Николая I», изданные в 1902 г. в «Сборнике русского исторического общества» под редакцией Н. Ф. Дубровина, были в действительности собраны исследователем М. Я. Морошкиным. У нас нет сведений, кто собирал материалы по «Делу Госснера» для архива
Н. Ф. Дубровина, но статья А. Глухарева была основана на находящихся там документах.

В состав коллекции Н. Ф. Дубровина вошли материалы Государственного совета, архива III Отделения Его Императорского Величества канцелярии, архива СПб Университета (цензура), дела Министерства юстиции и СПб Надворного суда. Многие копии документов, хранящихся в архиве
Н. Ф. Дубровина, уникальны. Особый интерес представляют листы книги Госснера, поданные в цензуру уже после одобрения самой книги и скрепленные подписью цензора А. С. Бирукова (Ф. 100. Оп. 1. Д. 171/1. Л. 1–14). В том же деле находятся «Извлечения из книги Госснера “Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете”». В отличие от известных экземпляров рукописная копия Н. Ф. Дубровина не заканчивалась на 25 главе «Евангелия от Матфея», а доходила до 38-го стиха 26 главы. Дополнительная глава была озаглавлена «Продолжение рукописи книги: не напечатанное и не бывшее в цензуре» (Ф. 100. Оп. 1. Д. 171/1. Л. 468–534). Судя по подписям на некоторых листах «секретарь канцелярии СПб обер-полицмейстера Иустин Пашков», Н. Ф. Дубровин скопировал рукопись, находящуюся в пока еще не обнаруженном следственном деле Госснера.
Это материалы следствия обер-полицмейстера И. В. Гладкова по делу Госснера (Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 28, 52–58); рецензия И. В. Гладкова на листы переводы книги Госснера «исправленные» В. М. Поповым (Ф. 100.
Оп. 1. Д. 171. Л. 30–31); отдельная папка копий документов, относящаяся к продолжению «Дела Госснера» в 1826–1828 гг.

Своему вызову в Россию И. Линдль и И. Е. Госснер были обязаны своим религиозным взглядам. Они принадлежали к европейскому течению «пробужденных», желавших вернуть христианство к его «древней чистоте». То, что Линдль и Госснер были католическими клириками, привлекало к ним особое внимание деятелей Библейского общества, желавшего заполучить в свои ряды как можно больше католиков. После изгнания иезуитов из России сложилась благоприятная обстановка, которой деятели Библейского общества постарались воспользоваться для обработки католической паствы. С этой целью в Россию были приглашены сперва Линдль, а затем и Госснер. Религиозные взгляды этих проповедников вполне совпадали с воззрениями русских либералов-мистиков во главе с А. Н. Голицыным и самим Александром I. Они призывали к объединению христиан и считали второстепенной обрядовую сторону религии.

В своих проповедях, опубликованных в России в 1820 г. (произнесенных в 1813, 1815 и 1817 гг.), Линдль утверждал: «Ученые и богатые сего мира в ложном своем просвещении и так называемом образовании ума дошли до того, что большая часть из них изгнала уже совершенно Христа. Не имеют надобности во Христе стыдятся Евангелия»[4]. Линдль заявлял, что существует внешнее и внутреннее познание Христа, приоритет он отдавал внутреннему. Идущему по этому пути «Дух Святой должен войти в сердце»[4]. Подобный процесс проповедником воспринимался буквально: «Дух Христов, в человеке обитает, им руководствует и управляет, сие не есть мечтательство, но учение Библейское — Евангельское»[4]. Линдль критиковал современную ему официальную религиозную практику, а официальные церкви обвинял в преследовании истинных христиан: «Не станут ли воздыматься волосы наши к небу ради безумствования нынешнего мира, который преследует проповедующих Христа и бесчестит их названием мистиков и мечтателей»[4]. «Живое христианство почти везде невидимо», — провозглашал он. Подобные высказывания Линдль подтверждал обильными цитатами из Евангелия.

В основе религиозного учения, проповедуемого Госснером, лежала та же идея о том, что человек при жизни может соединиться с Иисусом Христом. К подобной уверенности автора привело исследование Евангелия. В третьем послании апостола Павла к Эфесянам Госснер находил слова, легшие в основу веры «пробужденных»: «Да даст им Господь по богатству славы своей силой утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, вселится Христу верой в сердце их»[4]. В интерпретации Госснера это звучало так: «Существенное обстоятельство при возбуждении человека и пришествие в познание истины, состоит в том, чтобы Дух Святой Иисуса Христа создал Себе в нас жилище, и Иисус Христос вошел в сердце так, чтобы прибыл с душой в истинном и не разрывном соединении»[4]. Обитание Иисуса Христа в человеческом сердце Госснер воспринимал буквально и указывал, что знает «тысячи душ уже познавших это на своем опыте»[4]. «Тот, у кого в сердце Иисус, есть истинно блажен, и в общении с Ним становится день ото дня блаженнее»[4], — писал Госснер.

Первом этапом в движении человека к соединению с Христом было «возбуждение» и «познание истины»: «Возбуждение души и пришествие ее к познанию истины, есть и пребудет всегда благодать, великая и незаслуженная благодать»[4]. Но обращение к вере Госснер считал недостаточным. По его мнению, разум в этом деле помочь не мог: «Познать Иисуса Христа разумом и иметь его в сердце разные вещи», — писал Госснер. Он сообщал, что знает много людей, возбужденных уже много лет, но в сердце Иисуса Христа не заполучивших. Ясных рецептов к спасению души Госснер не предлагал, но указывал, что этому не помогут механическое хождение в церковь, телесное исполнение церковных обрядов, наружное Богопочитание, длинные устные молитвы[4]. Свое заявление Госснер пытался выводить из текста Евангелия: «В Новом Завете не установлены храмы, но повелено поклоняться Богу в Духе и истине, проповедовать Евангелие всякой твари»[4]. Подобно прочим сектантам Госснер сохранял за собой монополию на истину, заявляя, что постичь учение о спасении можно лишь через «пробужденных»: «Сего православного учения никто не приносит с собой в мир, и не наследует оного от родителей, и не научится оному от священства и учителей»[4].

В «Зеркале внутреннего человека» Госснер утверждал, что «Бог обитает в верных и действует в них, так и сатана творит свои дела во злых и обладает ими»[4]. Он рассматривал историю грехопадения человека, заявляя, что сатана до сих пор пытается убедить человека в том, что он совершенен. Своих собратьев Госснер объявлял освобожденными из-под власти сатаны: «Дьяволы никакого не имеют дела с Иисусом и Его приверженцами. Сатана ничего не может творить в делах Божьих, касающихся до внутреннего человека»[4]. Слугами сатаны автор объявлял всех не разделявших его учения. Он прямо заявлял, что христианин, не сделавшийся «чадом Божьим», стал слугой сатаны, и ему опасно знакомиться со Священным Писанием, так как он может употребить знание во зло[4].

Для обретения в сердце Иисуса Христа Госснер предлагал превозмочь в себе бесовские соблазны и избавиться от грехов. «Христос, — писал Госснер, — обитает токмо у тех, коих сердце сокрушено и смиренно». Он предлагал: познать себя грешным, нищим и окаянным, испорченным в самом основании, погибающем без Иисуса Христа[4]. Лишь к человеку, осознавшему всю невозможность дальнейшей жизни без Бога, Иисус Христос войдет в сердце. Картинки к книге «Зерцало внутреннего человека» иллюстрировали весь путь обретения Иисуса Христа в человеческом сердце: сперва там обитал сатана, но по мере избавления от грехов там появлялся Святой Дух и сатана уходил. Его место занимал Иисус Христос. Возможен был и обратный процесс. Приводились картины смерти грешника и праведника. Одним из рецептов удержания Иисуса Христа в сердце Госснер считал «ежедневное испытание совести» — раскаяние в грехах.

Конфессиональные различия были не важны для Госснера. «Господь во всяком исповедании выберет добрых и отвергнет злых»[4], — писал он. Как и его российские собратья, Госснер верил в чудеса, божественные откровения и пророчества. Он писал, что «можно иметь общение и сообщение с Ангелами во сне и пользоваться личным их присутствием»[4]. При этом чудеса автор делил на «истинные» и «ложные».

Как и многие сектанты, Госснер был нетерпим к инакомыслию. Он критиковал не только клириков, но и «проповедников». Госснер обвинял их в поиске личных благ, проповеди ради корысти и красивых слов. Жестко порицал он и попытки рационального обоснования веры. «Многие христианские проповедники желают ввести вместо учения о Духе Христовом мораль и разум человеческий», «сии-то ученые суть люди опасные, имеют тайные связи против правительства и против церкви; их терпеть не должно»[4]. Присутствовало в комментариях Госснера и традиционное для сектантов отрицание божественности Иисуса Христа. По поводу Евангельских строк «Вся мне предана суть Отцем моим» Госснер писал: «Сими словами Спаситель не хочет доказывать Своего Божества, но напротив того, что Он, будучи человеком, обличен властью Божескою»[4]. В другом месте встречается: «Иисус Христос есть преимущественный перед всеми прочими раб Божий, поелику Он один есть наидостойнейший служитель ему»[4]. Подобные взгляды Госснер демонстрировал и в своей книге «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете».

Как показали материалы следствия, в 1823 г. внимание деятелей Библейского общества привлекла книга Госснера «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете» (комментировавшая книги Евангелия), несколько раз издававшаяся в Виртембергском королевстве и давно ходившая в России на немецком языке. О том, чья конкретно инициатива стояла за переводом книги, сейчас установить трудно. Н. И. Греч писал на этот счет: «Госснер написал в то время толкование на Новый Завет на Немецком языке. Набожный Карл Карлович фон Поль одобрил эту книгу к напечатанию; думаю, он читал ее стоя на коленях. Другой усердный почитатель Госснера, отставной инженер генерал-майор Александр Максимович Брискорн (дядя Максима Максимовича, пострадавшего в деле Политковского), вздумал перевести это толкование на русский язык»[4]. Цензор К. К. Поль пропустил в печать вариант книги на немецком языке. А. М. Брискорн сделал русский перевод первых глав книги и сдал его в цензурный комитет в начале 1823 г. Перевод охватывал первую часть книги «Духа жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете» и содержал комментарии к «Евангелию от Матфея».

По воспоминаниям Н. И. Греча, А. М. Брискорн принадлежал к секте гернгутерров, очень ценимых мистиками. Его племянник М. М. Брискорн находился вблизи особы Александра I, сопровождая его при поездках по России и Западной Европе; учитывая скорость тогдашнего передвижения, надо признать, что он проводил с государем очень много времени. Авторитет племянника распространился и на дядю. К тому же всем было известно о покровительстве, оказывавшемся Госснеру руководителями
Соединенного министерства. Поэтому вполне вероятно утверждение
Н. И. Греча о том, что цензор пропустил книгу, не читая, а лишь просмотрев: «В рукописи ошибка: вместо в людях, написано в лошадях. Если бы цензор читал ее, то непременно поправил бы эту непростительную ошибку»[4]. Цензор петербургского цензурного комитета с 1821 г. А. С. Бируков пропускал многие, сомнительные с точки зрения православной церкви, произведения и сам принадлежал к поклонникам Госснера. К 1823 г. он уже пропустил четыре издания книги Госснера «Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос», о чем на следствии не
было сказано ни слова. Другим важным обстоятельством было то, что
К. К. Поль и А. С. Бируков были чиновниками Министерства духовных дел и народного просвещения. Первый — начальником третьего отделения Департамента духовных дел (титулярный советник), второй —
начальником первого отделения Главного правления училищ (статский советник). Иначе говоря, они были подчиненными А. Н. Голицына и
В. М. Попова, страстных поклонников Госснера.

В своих показаниях на следствии А. С. Бируков писал, что рукописный перевод сочинения пастора Госснера «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете, часть 1, отделение 1», доставил в начале 1823 г. в цензурный комитет генерал-майор А. М. Брискорн, известный цензору своей добропорядочностью. Немецкий оригинал книги неоднократно издавался за рубежом и был разрешен российским цензурным комитетом. По прочтении перевода цензор нашел, что книга написана в христианском духе и может быть полезна для читателей. Его смутило лишь то, что автор и переводчик не принадлежали к православной церкви. Но А. М. Брискорн уверил его, что в предисловии предупредит о том, что в переводе исправит все сомнительные места оригинала. 24 мая 1823 г. книга была пропущена цензурой. Но в период подготовки к печати переводчик решил, что некоторые толкования текстов Евангелия слишком кратки и по этому поводу запросил Госснера. Получив его одобрение, А. М. Брискорн уговорил цензора разрешить печатать прибавления к тексту на отдельных листах. Некоторое количество из них прошло цензуру.

Не все сказанное А. С. Бируковым было правдиво, ведь на следст-
вии он вынужден был оправдываться, чтобы не быть наказанным. То, что А. С. Бируков подверг сомнению содержание книги из-за неправославия авторов, маловероятно. Если бы у цензора появились такие сомнения, он бы мог сослаться на пункт № 8 закона о цензуре: «Книги и сочинения церковные, к Священному Писанию, Вере, либо толкование Закона Божьего и святости относящиеся, подлежат рассмотрению цензуры духовной»[4]. К тому же цензор должен был знать о том, что цензура издания после выхода из печати не касается его содержания, а лишь сверяет его с рукописью, одобренной ранее, на предмет выявления ошибок и дополнений. Очевидно, что цензор пропустил бы эту книгу в любом виде, опасаясь гнева ее высоких покровителей. Об этом упоминал в своих воспоминаниях и
Н. И. Греч, писавший, что если бы он отказался печатать книгу, то
А. Н. Голицын придал бы его суду как «богохульника и бунтовщика».

На следствии выяснилось, что А. М. Брискорн не справился с переводом. Он перевел только шесть глав «Евангелия от Матфея» и был вынужден искать себе помощников. А. М. Брискорн обратился к жившему с ним в одном доме начальнику интендантского отделения Адмиралтейской коллегии чиновнику 5 класса Ф. А. Трескинскому. Тот исправил текст, переведенный А. М. Брискорном, и, не имея времени на дальнейшую правку, привлек к работе бывшего профессора Казанского университета И. Ф. Яковкина с оплатой по 50 рублей за лист. Именно И. Ф. Яковкиным и были переведены все последующие главы «Евангелия от Матфея» и часть глав «Евангелия от Марка»[4].

И. Ф. Яковкин свидетельствовал, что перевел несколько глав и отдал их Ф. А. Трескинскому, отметив сомнительные, с его точки зрения, места, и рекомендовал показать их богослову. Но следствие этих отметок обнаружило очень мало. И. Ф. Яковкин переводил текст с немецкого подлинника и восемнадцати рукописных тетрадей, содержавших прибавления. Самым существенным во время следствия было признано то, что осенью 1823 г. к исправлению перевода подключился директор Департамента народного просвещения В. М. Попов. Ему были переданы материалы И. Ф. Яковкина, и он стал переводить их вновь. В. М. Попов поправил перевод 26-й и 27-й глав «Евангелия от Матфея», но в цензуру их передать так и не успели.

Книга должна была печататься в типографии Н. И. Греча, где в 1822 г. была опубликована книга «Сердце человеческое есть храм Божий или жилище сатаны», также принадлежавшая Госснеру (хотя автор на издании не указывался). Н. И. Греч признавал на следствии и указывал в мемуарах, что он тоже исправлял перевод А. М. Брискорна как ошибочный из уважения к его памяти. Он правил тетради перед их поступлением в цензуру, а некоторые — уже прошедшие цензуру. На следствии он оправдывался тем, что не добавлял ничего нового, а лишь проводил литературную обработку. После смерти А. М. Брискорна курировать перевод и издание стал лично Госснер. Участники издания очень торопились. Работы по переводу, его правке, прохождению цензуры и изданию шли одновременно. Отпечатанные листы передавались Госснеру для проверки и для контроля цензору. А. С. Бируков приказал внести изменения в уже отпечатанные 24 и 25 страницы. К весне 1824 г. было отпечатано 54 типографских листа (856 страниц), остались не отпечатанными 10 листов «Евангелия от Матфея»[4].

Несмотря на то что в начале 1824 г. первая часть книги Госснера «Евангелие от Матфея» была напечатана, перевод заключительных частей закончен не был. Видимо, организаторы перевода ставили себе задачу издать это произведение как можно раньше, потому что уже 31 июня 1823 г. цензором К. К. Полем был пропущен русский вариант книги Госснера на немецком языке. Следствием было установлено, что эта книга не совпадала по содержанию с русским переводом и немецким оригиналом и также содержала «вредные места». Печатание немецкого экземпляра еще не было окончено, но известия о его продаже уже появились в газетах Санкт-Петербурга и Лейпцига. В типографии К. Края были обнаружены в беспорядке разбросанные части немецкой книги. Позднее она была уничтожена вместе с русским вариантом.

В архиве Н. Ф. Дубровина можно найти авторское предисловие к книге Госснера. Сперва следует растянутое на несколько страниц рассуждение о том, что Бог есть любовь, пришедшая в мир и распятая на кресте. Здесь автор единственный раз ссылается на источники своего труда: «Мысли о Священном Писании большей частью взяты из древних, одобренных и показанных писателей, некоторые же сочинитель присовокупил от себя»[4].

В «Преуведомлении к переводу» раскрывались причины перевода книги на русский язык. Указывалось, что каждому христианину для этой и будущей жизни необходимо: познать Спасителя, в него поверить, творить его волю. Рецепт о том, как всего этого можно достигнуть, есть в Святом Писании. При этом не каждый христианин может понять Библию самостоятельно. Для того чтобы разъяснить всем желающим смысл Библии, Госснер в 1820 г. написал и издал комментарии в 1000 экземпляров. Они пользовались большим спросом и были раскуплены за девять месяцев. После этого было выпущено еще два издания. В связи с большим интересом, проявляемом читателями к книге Госснера, назрела необходимость издать ее на русском языке. Читателям сообщалось, что «Госснер соглашаясь на перевод, и ревнуя о пользе христиан, поучительными размышлениями дополнил почти наполовину против изданного, так что теперь всего Нового Завета каждый стих объяснен, чего однакож на немецком языке нет»[4]. Цели автора изложены в своеобразном эпиграфе к книге: «Разумеешь ли, что читаешь? Как могу разуметь, ежели не наставить меня»[4].

Связь издания книги Госснера с готовящимся изданием Библии на русском языке прослеживалась в том, что цитаты из Евангелия давались в славянском оригинале параллельно с русским переводом. Из-за большого объема книги издатели Библии на русском языке отказались от параллельной публикации славянского текста. Поэтому людям консервативной ориентации комментарии Госснера должны были казаться ближе, так как содержали привычный им славянский текст. О похожем приеме Госснера упоминал в своей критике А. С. Шишков, указывая, что у Госснера благочестивые мысли перемешаны с ересью, чтобы ввести в заблуждение неискушенных читателей. Содержание книги представляет собой строфы «Евангелия от Матфея» и до несколько страниц комментариев к каждой. Часто комментарии не имели никакого отношения к содержанию самих отрывков Евангелия. В книге Госснера христианские нравоучения были перемешаны с критикой официальной церкви и порочной паствы.

В своих комментариях Госснер не демонстрировал глубокого знания текста Библии или владения Священной историей. Это были обычные нравоучения и критика официальных церквей. Возможно, книга предназначалась для людей, впервые знакомящихся с Евангелием. Почему же тогда Госснер даже не пытался объяснить читателю сущность учения о Святой Троице или грехопадении человека, без рассказа о котором невозможно было понять и самого Евангелия? Логично было бы допустить, что Госснер выполнял заказ определенной группы людей, придерживавшихся схожих с ним взглядов и желавших пропагандировать их в русском обществе. «Община» Госснера консолидировалась вокруг Библейского общества. При этом, издавая комментарии к Евангелию, Госснер грубо нарушал устав Общества, провозглашавший издание Библии без комментариев.

Необходимо заметить, что все свои поучения Госснер выводил непосредственно из текста Евангелия. Этим самым он подменял собственным мнением авторитет апостолов, Вселенских Соборов и святых отцов Церкви, имевших первостепенное право на интерпретацию Евангелия. Часто Госснер игнорировал само учение Иисуса Христа. Спаситель призывал своих учеников чтить заветы иудейской церкви и выполнять ее заповеди. Госснер, напротив, призывал читателей отречься от веры отцов и оставить «внешние обряды». Если убрать из книги Госснера Евангельские строки, то получалось самостоятельное произведение «Евангелие от Госснера».

Существовало несколько критических разборов книги Госснера. Самый первый разбор, поданный митрополитом Серафимом царю, до нас не дошел. Сохранился критический отзыв А. С. Шишкова, написанный по заданию Александра I для комитета министров.

В начале своего разбора А. С. Шишков писал: «По внимательному рассмотрению сей книги, оказывается, что в толковании евангельских текстов везде, под видом наставления в вере, внушаются противные ей правила, основанные на ложных умствованиях, смешанных, однако же, с истинными и скрытых под оными, дабы сею хитростью омрачить умы читателей или слушателя и понемногу отвадить его от веры своей, от должностей мирного гражданина, и от всех обязанностей небесному и земному царю»[4]. Свое мнение А. С. Шишков подтверждал отрывками из книги, доводя разбор до 74 страницы «Евангелия от Матфея». «Почитаю излишним рассматривать далее книгу сию, наполненную везде злочестием и возмутительными мыслями»[4], — писал он в заключении.

Критик обращал внимание на то, что многие места книги можно толковать двояко, например: «И большая часть Царей были люди злые»[4]. Он указывает на разницу немецкого и русского переводов. В русском варианте: «Спаситель избавит народ свой от грехов, мучений и власти», та же цитата в немецком издании: «от тягости, мучительства и насилия греха»[4]. Автор разбора спрашивал, что имеется в виду в русском переводе под «мучительной властью»? Уж, не власть ли «злых царей»? А. С. Шишков не понимал, почему проповедник облекает ясное и утешительное Христово нравоучение в такой «мрак и непостижимость». Например, место, где Госснер писал о Вифлеемской звезде, что она не из тех звезд, что носят на платье, А. С. Шишков комментирует так: «Какой Проповедник станет уверять слушателей своих в том, что небесных звезд не носят на одежде? И кому придет в голову свет евангельского откровения сравнивать с кавалерскою звездой? Вся цель уподоблений сих звезд не может быть иная, как та, чтобы внушать некоторое неуважение и презрение к звездам на платьях. Сообразно с сим, проповедник везде располагает учение и толкования свои так, чтобы они были двусмысленны, то есть, чтобы вдавшемуся уже в революционные мысли были ясны, а христианину твердому еще в вере своей казались христианскими»[4]. А. С. Шишков замечал, что во многих местах Госснер проводил параллели с современными ему событиями, ругая духовную и светскую власть. Комментируя Евангелие, Госснер проповедовал свою собственную веру, отвергая все христианские богослужения: «Сей Христос его, по настоящему имени Антихрист или народное буйство, отпадшее от веры, везде им и сообщниками его проповедуется, за него то ходатайствуя, старается он очернить и церковь, и первосвященников, и царей, и вельмож, словом все духовные и гражданские власти»[4].

Тем, кто не знаком с книгой Госснера, такие оценки могут показаться преувеличением. Однако прочитав ее, начинаешь понимать, что авторы разборов были, быть может, даже слишком сдержанны в своих оценках, стараясь обходить острые углы. Действительно, «Евангелие от Матфея» уникально в своем роде и в отличие от подобного рода изданий содержит в себе открытые нападки на православие. В некоторых местах тексты Евангелия дополнены в скобках мыслями автора. На протяжении повествования Иисус Христос именуется «Другом грешников», «Нам братом», «Рабом Божьим».

Бросается в глаза, что текст немецкого издания явно поправляли с учетом российских условий. На странице 74 Госснер пишет, что право рождения и иные преимущества, кроме личной веры, ничего не значат для спасения души, и выводит из этого: «Между тем, как вы, состоя в православной церкви, при всей суетной славе и ложном уповании на вашу устную веру и наружное честное житие, остаетесь чадами дьявола и сатаны»[4]. На странице 290 он продолжал эту мысль тем, что Иисус предостерегал евреев от того, чтобы они считали их вероисповедание единственно верным, тут Госснер явно проводит параллель с русским православием: «А в то время одно токмо вероисповедание, о котором всяк был уверен, что оно есть истинное и единственное. С того же времени существует оных множество, и во всех исповеданиях обретаются люди, которые полагают, что их вероисповедание есть одно истинное и единственное, в котором пребывать должно, когда кто желает спастись. Сие доказывает, что они совершенно слепы и мертвы. Люди, закостенелые в таковых правилах, суть самые слепые и самые мертвые».

Многие утверждения А. С. Шишкова находят подтверждение в книге Госснера. Уже с первых страниц своего произведения автор превратил его в политический памфлет, направленный против гонителей библейских обществ. Сперва он делал это на примере изуверств наместника Иудеи Ирода. Далее, он писал о том, что пришедшей к Христу должен оставить любовь к своему отечеству: «Христианин не желает иметь иного отечества кроме обширного царства земного. Ирод всегда стремился лишить Его жизни. А потому беги из его владений. Укрывшись от Ирода, сохрани от него младенца». Страница 56: «Даже и поныне имеет свет столь ложное понятие о Царстве Христовом, что если, где покажется и малое стадо истинных христиан, то тотчас подозревают подобно Ироду, что, будто хотят похитить у них правление и престол. Поныне еще довольно есть высоко умствующих книжников, кои тщатся удостоверить в том князей и правителей: сие-то ученые суть люди опасные, имеющие тайные связи против правительства и против церкви; их терпеть не должно». Страница 62: «Ожидай только, возлюбленная душа, вверженная Иродом в Египет в жалостное положение, ожидай еще несколько, и твой Ирод умрет, и твое гонение кончится». Напротив этих строк на полях книги карандашная пометка неизвестной рукой: «Кто сей Ирод?». Вопрос вполне законный, трактовать эти строчки читатели могли различно.

Много места Госснер уделял критике церковного служения. Страница 73: «Не механическое токмо хождение в церковь и исповедывание, не телесное исполнение церковных обрядов, не наружное богопочитание, не устное лепетание, не многие длинные устные молитвы и тому подобное». Страница 527: «Человеческие уставы и постановления, старинные обычаи, привычки, ремесленные приемы чтятся более и наблюдаются строже, нежели слово Божье. Ничтожные и малозначные обряды исполняются с большим рвением, нежели существенные обязанности Христианства. Закон Божий нарушается, а собственная воля приводится в исполнение. Таковыми святыми наполнен свет». Поучения такого рода шли вслед за Евангельскими текстами и как бы из них выводились.

Комментарии к Евангелию Госснер использовал для критики клира. Это было вполне закономерно, автора изгнало из Баварии католическое духовенство. Предшественник Госснера Линдль был удален из Санкт-Петербурга по жалобе клириков. По поводу обращения Иисуса Христа к ученикам «Станьте солью земли» Госснер писал: «Если сословие самих проповедников и учителей развращено, и если оно для удобства своего в образе жизни и учения сообразуется с обыкновенным простым образом ленивой жизни, кто же даст миру то, в чем он нуждается, когда сама церковь превратилась в мир? Когда Иисус учил, что “соль обуявшая”, то есть, такие учители, кои не проповедуют слова Божьего во всей силе, а повторяют только предания человеческие или бессильные или бездейственные нравоучения, когда они в звании своем ни к чему иному не годятся, как только к тому, чтобы быть выкинутыми и попираемыми ногами, то в настоящее время представился бы Иисус в виде еретика». Страница 34: «Бедные, ослепленные, льстивые богословы, испытывающие Священное Писание только тогда, когда двор и знать вопрошают о Христе, и воспоминают о Нем для того только, чтобы истребить его, а не для того, чтобы ему поклоняться». Страница 352: «Наши фарисеи радуются, когда церковь по наружности обширна, великолепна и блестяща, когда настоятели церковные получают богатое содержание, пользуются почестями и уважением, и имеют значительную власть и могущество, хотя, с другой стороны, бедные души истлевают и остаются без Евангельского утешения, хотя стадо не имеет пастыря, а только одних хищников, которые грабят стадо или взимают большую плату за их молитвы и жертвоприношения». Страни-
ца 361: «Все продается за деньги, даже и самый Христос. Удивляться, однако же, не должно, что нынешние служители церкви столь мало делают и дают даром, ибо даром дать может только тот, кто даром и получил. Они же купили мудрость свою на торжище училищном, а многие заплатили большую цену за свои места; посему и хотят вознаградить свои убытки». Страница 483: «Совершенно другие правила составили себе иерархи наружной церкви. Все, что не согласуется с превратным их мнением, человеческими преданиями, обрядами, и прочим, хотя бы иное было чистое Евангелие и самая Библия, признают они плевелом, ересью и заблуждением, которое они почитают себе немедленно искоренить». Страница 765: «Занятия большей части учителей наружной церкви состоят ни в чем ином, как в положении людям преград, в ослеплении их очей, или в препирании им пути. Они правды не говорят того, что не хотят пускать людей в царствие небесное». Страница 698: «Христианские церкви и сердца, суть большей частью не что иное, как ни торговые лавки и столы меньщиков, где продается и покупается, где предлагается на покупку самое святое, и иное отдается за временные выгоды, деньги, почести и мирские увеселения. Большая часть тех, кои приставлены к службе храма или церкви, суть торгаши, продающие и покупающие в церкви. Храм Божий сделали вертепом разбойников и злодеев. Да и в самом деле обретаются еще в Храме Божьем душегубы, которые лживым своим учением, своими антихристовыми правилами, своим мирско-язычным житием служат погублению душ, которых бы должны были руководствовать к небу, и ввергают оные в ад». В конечном итоге Госснер заявлял, что было бы лучшее вообще истребить клир. Страница 484: «Если бы сии… злые, ослепленные, гордые, властолюбивые служители мамона, а не алтаря, истреблены были, то плевелы сами собой уменьшились».

Конец книги Госснера еще раз убеждал, что она, как правильно замечали современники, направлена против вообще любой официальной церкви. Страница 618: «Когда мы теперь осмотримся во всех наружных церквах и христианских общинах, то найдем совершенно тому противное; все мерзости греховные бывают терпимы и остаются ненаказанными и без взыскания; им потворствуют и оставляют в покое всех, сколько бы они неверующе и порочны ни были, но когда кто соделывается истинно верующим и благочестивым, то, по крайней мере, бывает презираем и поносим, если не подвергается истязанию, тюремному заключению, не причисляется к еретикам, не бывает осужден, а иногда жесточайшим образом преследуем, предаваем сожжению и умерщвлению». На странице 497 Госснер давал свою оценку религии в целом: «Там ловится все вместе: доброе и злое, живое и мертвое; сие-то и называется Религией, наружным учреждением церкви».

В книге встречались места, где Госснер предлагал не подчиняться церковным предписаниям. Страница 621: «Если же общение церкви находится в столь дурном положении, что о сем вовсе судить и к совещанию приглашено быть не может, то и не составляет она более церкви Христовой. Отчего же иного сие происходит, как ни от самих настоятелей, не имеющих более Духа Христова, и, следовательно, не поступающих более в Духе Христове, и поэтому не могущих ни связывать, ни разрушать». Страница 757: «Они суть сочинители законов, делатели, которые выдумывают предания не для того, чтобы самим соблюдать оные, но для того, чтобы производить ими торг или промысел».

Заключение книги выходило за рамки того, что позволяли себе авторы издаваемых в России мистических произведений. Страница 785: «Истинно говоря вам, все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне. Точно так будет со всеми наружными церквами и великолепными храмами, со всяким богослужением и со всеми пышными обрядами, отвергающими Христа живого и соделывающими его не нужным». Страница 804: «Тогда откроется истинная православная кафолическая церковь, которая соберется из всех народов, языков и стран небесных. Тогда видно будет, кто к ней принадлежит».

В ходе следствия по «Делу Госснера» вставал вопрос, на каком этапе в его книгу попали высказывания, противные учению православной церкви? Цензор А. С. Бируков склонен был утверждать, что их внесли в текст уже после прохождения цензуры. В добавлении «вредных мест» обвинялся правивший перевод В. М. Попов, пытались обвинять в том же и Н. И. Греча. Фотий считал, что перевод «Евангелия от Матфея» делался лишь для вида, в действительности был написан другой вариант текста.

В нашем распоряжении есть некоторые материалы, позволяющие пролить свет на этот вопрос. Копии листов, поданных в цензуру после основного текста книги Госснера, хранятся в архиве Н. Ф. Дубровина. Всего было добавлено 13 листов, все они скреплены подписью А. С. Бирукова. Содержание этих добавлений ничем не отличается от основного текста книги, и в них находятся места, признаваемые вредными. Например, в комментарии к главе 21 стиху 31 замечается: «Трудно, чтобы мытари и блудницы сделались благочестивыми, но еще гораздо труднее между вами книжниками и духовными особами»[4]. К той же главе стиху 13: «В Новом Завете не установлены храмы, но повелено поклоняться Богу в Духе и истине»[4]. К главе 5 стиху 38: «Многие христиане сделались ныне гораздо злее иудеев» и т. д. Подобные добавления не усиливали «вредного духа» книги, но и не сглаживали его, как это было обещано цензору.

К «Делу Госснера» был приложен отзыв обер-полицмейстера
И. В. Гладкова по поводу глав «Евангелия от Матвея», переведенных
В. М. Поповым. И. В. Гладков находил в них тот же дух, что и в остальной книге. Рассмотрев 13 страниц, он приводил вредные, по его мнению, высказывания В. М. Попова: «И ныне в лицах чад своих влечется служителями церкви к ответу», «Так поступает мир и ныне с благочестивыми людьми, выдавая их за врагов духовенства и Храмов Божьих, подстерегают всячески их речи, чтобы найти в них что-либо не приличное», «Так бывает и ныне, что те кто мнет поддерживать церковь разрушают оную», «Изрядные то пастыри которые стерегут волков, а коль скоро покажется агнец, то убивают его» (ссылки с 57 стиха 26 главы до 16 стиха 27 главы)[4]. В нашем распоряжении имеются конец 25 главы и 38 стихов 26 главы «Евангелия от Матфея», переведенные В. М. Поповым. Там также присутствует критика духовенства, но в меньшем объеме, например: «Вожатые бывают слепы, вожди народные ужасным образом заблуждаются, наставники истину умерщвляют, священники убивают Агнца… О вы священники и книжники нашего времени страшитесь и остерегайтесь, чтобы не последовало того же самого и с вами»[4].

Вышеприведенные материалы позволяют сделать вывод о том, что места, признанные во время следствия «вредными», присутствовали в оригинале книги Госснера. Позднейшие добавления, хотя и были выдержаны в том же духе, перевода не искажали и ничего существенного не добавляли. К такому же выводу пришло и следствие.

Многие высказывания из книги Госснера можно было подвести под ряд статей российских законов, направленных на защиту православного учения. Эти указы были перечислены при «мнении» сенатора П. И. Сумарокова:

«1. Уложения 1-й главы 1-й пункт: будет кто иноверцы, какой ни будь веры, или русский человек, возлагать хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на родившую его Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивавшие всякие сыски на крепко, да будет сыщется про то до пряма и того Богохульника, обличив казнить сжечь.

2. Морской Устав 4 книга 1 глава: наказание сожжением есть обыкновенная казнь чернокнижникам и тем, которые через отраву вред какой учинят, или в оных письмах, или словах хула имени Божьему, или отвержение от онаго найдется.

3. Воинский Артикул: Кто имени Божию хуления приносит и оное презирает и службу Божию поносит, и ругается слову Божию и Святым Таинствам, а весьма в том он обличен будет, хотя сие в пьянстве или в трезвом уме случится, тогда ему раскаленным железом язык прожжен, и потом отсечена глава будет.

4. Там же: Кто Пресвятую Матерь Божию Деву Марию и Святых ругательными словами поносит, оный имеет по состоянию его особы хуления телесным наказанием, отсечением сустава наказан, или живота лишен быть.

5. Там же: Ежели кто слышит такое хуление, и в надлежащие места благо временно извету не донесет, оный имеет по состоянию дела, яко причастник Богохуления, живота, или своих пожитков лишен быть.

6. Указ 1723 г., 16 декабря 1 пункт: Аки кто явственно хулит имя Божие, или Священное Писание, или Церковь, таковых отсылать к суду гражданскому и там чинить по правам.

7. Губернаторского и Воеводского наказа 1728 г. 12 сентября пункт 18: Ежели такие люди явятся, что тайно или явно людей от право-Христианской Восточно Кафолической веры отвращают. А навращают на другие законы. Или какие не есть ереси противо церкви вводят. Таких имая отсылать в Сенат за караулом.

8. Указ 1765 г., 19 января: Все ругательные сочинения, происходящие из злонравных, развращенных и своевольных людей, на каком бы языке ни были, ни от кого чтения достойны быть не должны, но публично на площади имеют быть сожжены, с тем объявлением, если найдутся оные обществу вредные пасквили, оные непременно изъяснены и без всякого помилования преданы будут законам»[4].

Российское законодательство того периода не имело срока давности, в суде могли быть использованы указы даже времен Алексея Михайловича. Но в «Деле Госснера» весь этот многолетний опыт борьбы с ересью использован не был, хотя вред от выхода в свет этой книги мог быть огромен. Благодаря высоким чинам лиц, покровительствующих этому изданию, оно могло стать модным в публике и появиться в большинстве домов Санкт-Петербурга.

Книга Госснера по содержанию настолько резко отличалась от сочинений подобного рода, издававшихся в России в первой четверти XIX в., что ее издание нельзя считать случайным. Причастные к этому изданию люди были весьма искушенными и вполне осознавали политическую подоплеку своих действий. Очевидно, что идея перевода книги Госснера исходила от деятелей Библейского общества. Им необходимо было издать комментарии к Евангелию именно в 1824 г. С 1821 г. в России издавались Евангелия, где славянский перевод был помещен параллельно с русским. В 1824 г. должен был быть издан первый полный выпуск Библии уже только на русском языке. Комментарии Госснера подготавливали российское общество к восприятию Библии в редакции деятелей Библейского общества. В одном из своих посланий Александру I архимандрит Фотий писал о том, что для комментирования (искажения) Библии мистикам не удалось найти никого из «нашего духовенства праведного», и они вынуждены были прибегнуть к услугам Госснера[4]. В действительности А. Н. Голицыным были обнаружены даже два православных клирика, согласившиеся писать сочинения в нужном ему духе, это Ф. Левицкий и Ф. Лисевич. В 1823 г. они активно трудились на Тверском подворье, а их сочинения немедленно доставлялись императору.

Во многом автор, переводчики, цензоры и издатели «Евангелия от Матфея» стали жертвами несомненной провокации, преследовавшей политические цели. В скандале, связанном с выпуском в свет книги, критиковавшей официальную церковь, были заинтересованы в 1824 г. влиятельные группировки русского общества. Сам Госснер, много претерпевший от католического духовенства, в России попал в другие условия. По сравнению с католиками, которые во всех европейских государствах находились под управлением Папы, проводившего самостоятельную политику, Российская православная церковь полностью зависела от усмотрения правительства. В России Госснер был защищен покровительством государственных чиновников. Внушить ему идею обрушиться в своей книге на православный клир мог только кто-то из деятелей Соединенного министерства, действительно в этот период подвергавшегося критике православной оппозиции. Целью издания такого рода книги могла быть попытка отвратить А. Н. Голицына от православных клириков, влияние которых на себя князь всячески подчеркивал с 1822 г. В данной политической ситуации министр духовных дел и народного просвещения был заинтересован в сближении с православным духовенством. Он надеялся, что это поможет сохранить пост.

А. Н. Голицын, несомненно, знал о готовящемся издании «Евангелия от Матфея», собственно, в этом и заключалась первая часть провокации. Воспользовавшись изданием «вредной» книги, он имел возможность отстранить от должностей скомпрометированных лиц, неугодных консерваторам. С другой стороны, он, как и его подчиненные, мог рассчитывать, что книга Госснера заставит императора сохранить прежний курс в религиозной политике. Едва ли случаен в контексте этого события вызов
А. Н. Голицыным в Санкт-Петербург священника Феодосия Левицкого, проповедовавшего в духе религиозных увлечений царя и точно так же, как Госснер, дополнявшего службу песнями собственного сочинения.

Вторая часть провокации — это то, что император также был в курсе готовящейся интриги, и она вполне отвечала его планам. Александр I был готов использовать в своих интересах столкновение деятелей Библейского общества с православной общественностью. А. Н. Голицын — по-видимому, крайняя фигура, которой он мог пожертвовать; императора вынудил пойти на это сам ход «Дела Госснера». Наконец, работы по переводу книги Госснера проходили под контролем членов православной оппозиции, которым также нужен был повод для выступления. Возможно, не случайным было привлечение к переводу, столь важному для деятелей Библейского общества, объявленного политически неблагонадежным профессора И. Ф. Яковкина и давно находившегося на подозрении у правительства Н. И. Греча. Участие в работах этих лиц сразу придало делу вид политического заговора.

В своей автобиографии архимандрит Фотий дал краткую харак-теристику лиц, участвовавших совместно с ним в событиях весны 1824 г. А. С. Шишкова он характеризует как знатного вельможу и писателя, преданного царю и церкви: «Он один стоил больше, нежели все ученые церкви пользы могли принести. Несмотря на старость лет против лжеучений писал и говорил». В князе П. А. Ширинском-Шихматове Фотий видел патриота и ревнителя православия. «Он был не весьма велик среди людей, но велик перед очами Божьими. Был правой рукой А. С. Шишкова и во всем ему помогал». Начальник гвардии Ф. П. Уваров: «мало разумел по учености земной и по духовным делам, но царю предан и церкви почтителен. Через него удавалось действовать на царя в пользу церкви». Обер-полицмейстер И. В. Гладков все дела через Ф. П. Уварова доводил в руки императора. «Он был честен и неустрашим и ни под каким видом делу веры не изменял». «А. А. Павлов, человек, расположенный к православной церкви, старался сведения доставать по разным частям. Ему многим обязана церковь в успехах побед над зловерием. М. Л. Магницкий, так как был в курсе многих дел зловерия, многие вещи раскрывал важные. Он был предан православию и делал внушения графу А. А. Аракчееву против врагов веры». «А. А. Аракчеев был предан царю, никто точнее его не исполнял царских велений. Поэтому все тайные дела о вере были ему вверяемы»[4].

Материалы следствия по «Делу Госснера» подтверждают распределение ролей, сделанное в автобиографии Фотия среди участников событий весны 1824 г. Свидетельств того, что все эти лица действовали сообща, нет. Хотя между собой они, несомненно, сносились при помощи
А. А. Павлова и М. Л. Магницкого. Митрополит Серафим сотрудничал с А. А. Аракчеевым с начала 1824 г. при расследовании дела А. П. Дубовицкого. А. С. Шишков сносился с И. В. Гладковым в ходе следствия. С Фотием И. В. Гладков встречался в салоне духовной дочери Фотия Д. А. Державиной, который И. В. Гладков посещал вместе со своей сестрой игуменьей Казанского монастыря (протекцию ей оказывал М. Л. Магницкий). Из автобиографии Фотия следует, что главными действующими лицами на первом этапе дела были митрополит Серафим и он сам. Очевидно, что в автобиографии архимандрит был не до конца откровенен. Он не упомянул об участии в деле П. С. Мещерского, без которого деятельность духовенства была бы затруднена и вообще не раскрыл роли А. С. Шишкова, несомненно, бывшего в центре интриги.

В отличие от Фотия митрополит Серафим, П. С. Мещерский,
А. С. Шишков и М. Л. Магницкий преследовали конкретные практические цели. Они добивались отставки А. Н. Голицына и возвращения управления российскими конфессиями к дореформенному виду. Как повод для решительной критики учреждений, возглавляемых А. Н. Голицыным, оппозиционеры использовали готовящуюся к изданию книгу Госснера «Евангелие от Матфея».

До сих пор нельзя определенно сказать, кто из русских консерваторов стал инициатором выступления православной оппозиции весной 1824 г. Подобно тому как в 1818 г. выступление православной оппозиции возглавлял первоприсутствующий член Св. Синода митрополит Михаил, так и в 1824 г. в центре событий должен был находиться митрополит Серафим. Уже вскоре после назначения на Санкт-Петербургскую кафедру Серафим вступил в конфликт с руководителями Соединенного министерства. Летом 1822 г. Фотий потратил много сил, чтобы примирить А. Н. Голицына с первоприсутствующим членом Св. Синода. В конце 1822 — начале 1823 г. Фотий участвовал в борьбе митрополита Серафима с директором департамента духовных дел А. И. Тургеневым. Для современников была очевидна центральная роль первоприсутствующих членов Св. Синода митрополита Михаила и Серафима в борьбе с А. Н. Голицыным. В обществе ходили слухи о том, что перед смертью Михаил послал царю письмо в котором критиковал политику А. Н. Голицына, а Серафим демонстративно ушел с одного из заседаний Библейского общества, заявив о А. Н. Голицыне: так рассуждать могут только люди, не понимающие православия.

Автобиография Фотия содержит сведения по поводу приоритетных направлений борьбы весной 1824 г. Фотий указывал, что главной своей задачей считал освобождение царя из-под влияния Р. А. Кошелева, «агента всемирного масонского заговора». На следующем по важности месте стояла борьба против политики правительства в области цензуры и книгоиздания. Лишь на третьем месте находились А. Н. Голицын (также заблуждающийся под влиянием Р. А. Кошелева) и его ближайшие сотрудники по Соединенному министерству. Православные оппозиционеры начали действовать против Российского библейского общества, перевода Библии на русский язык и сочинений Филарета лишь после своей победы в 1824 г.

Есть основания предполагать, что о книге Госснера Фотий получил сведения от князя А. Б. Голицына и М. Л. Магницкого в конце 1823 г. В записке, поданной Николаю I в 1831 г., А. Б. Голицын писал, что, чувствуя невозможность убедить Александра I встать на защиту православия, он целую неделю прожил в Юрьевом монастыре. Там он передал архимандриту Фотию все имевшиеся у него сведения о действиях «врагов веры». Позже А. Б. Голицын послал к Фотию М. Л. Магницкого с новыми доказатель-ствами, которые и побудили архимандрита начать выступление[4]. Среди писем Фотия к А. А. Орловой-Чесменской имеется послание 31 января 1824 г. под названием «Жалость отца Фотия, что враг запинает митрополиту его вызвать на подвиг за веру и Церковь Христовы»[4]. В нем Фотий сетовал на то, что Серафим забыл его «многие труды» и не вызывает его в Санкт-Петербург. «Нужда заставит его меня вызвать на брань, чтобы покорить врага под ноги верных и православие поддержать»[4], — писал Фотий. Очевидно, в конце января Фотий уже знал о готовящемся выступлении и боялся, как бы события не начались без него.

По желанию митрополита Серафима в начале февраля 1824 г. Фотий был вызван в Санкт-Петербург. Фотий в своей автобиографии описывал, что митрополит Серафим дал ему поручение разведать о книге Госснера у самого А. Н. Голицына. Скоро Фотий пришел к выводу, что князь «от Кошелева не отстает и внимает ему, врагу веры, дела на вред благочестия и вере делать продолжает, расстригу богоотступника Госснера покровительствует»[4]. Несмотря на убежденность Фотия в том, что А. Н. Голицын — главный виновник деятельности Госснера, он попытался уговорить князя обратиться к царю «доколе он мимо его не узнает; ибо мнил, что тогда царь прогневается за его молчание на него и явную к нему неверность». «Князь Голицын не послушал, но хотел восстать и протися Бога, Фотия раба Его избранных, имел во уме своем распудить малое стадо ревнителей веры, поразить Серафима пастыря… и тако не ризу, но самую церковь раздрать»[4]. Если выводы о планах А. Н. Голицына, передаваемые Фотием, представляются крайне сомнительными, то заявление о попытке архимандрита предупредить князя о грозящей ему опасности находят подтверждение в их переписке.

Начало интриги против А. Н. Голицына отразилось на делопроизводстве канцелярии Св. Синода. С февраля 1824 г. министр почти перестал обращаться в Св. Синод. В 1824 г. совершенно исчезли и просьбы на высочайшее имя, передаваемые министром. Впервые за время существования Министерства духовных дел и народного посвящения 11 мая 1824 г. высочайший указ передавался не через министра, а через обер-прокурора[4].
9 мая 1824 г. министр духовных дел и народного просвещения последний раз передал свое предложение в Св. Синод[4]. Еще до 15 мая, когда вышел указ об отставке А. Н. Голицына, его участь была решена.

Зная о готовящемся издании «вредной» книги, оппозиционеры лишь ждали ее выхода в свет, чтобы иметь основания для начала расследования. В своих воспоминаниях Н. И. Греч и В. И. Панаев однозначно свидетельствуют, что попытки добыть печатный экземпляр книги Госснера начались в середине марта (то есть сразу после того, как листы были отпечатаны).
Н. И. Греч писал, что инициатором интриги был М. Л. Магницкий. По его поручению печатные листы книги Госснера из его типографии пытался получить полицейский осведомитель Платонов. Когда это не удалось, заговорщики нашли другой путь. Узнав, что А. М. Брискорн дал два отпечатанных листа книги Госснера для просмотра Х. Я. Витту, причастный к заговорщикам чиновник Степанов обманным образом выманил их у врача и передал И. В. Гладкову, который, в свою очередь, отдал их М. Л. Магницкому[4]. Фотий, описывая начало «Дела Госснера», указывал, что ему доставили только часть книги до 25 главы 45 стиха «Евангелия от Матфея».
В другом месте автобиографии Фотий писал, что Серафим приложил к
посланию царю 32 листа книги Госснера[4]. При самом простом подсче-
те выясняется, что два типографских листа полученных Степановым и
Х. Я. Виттом, как раз и являются 32 страницами книги, приложенными Серафимом к посланию царю. Оппозиционеры не могли получить в свое распоряжение целой книги (даже до 25 главы), так как в это время она еще не была отпечатана. Сообщение Фотия о получении целой книги можно отнести к более позднему периоду «Дела Госснера».

В статье А. Глухарева содержатся два письма Н. И. Греча к генерал-губернатору М. А. Милорадовичу от 25 и 27 апреля 1824 г. В них
Н. И. Греч подробно описывал, как в его типографию явился титулярный советник Я. М. Платонов (крещеный еврей, воспитанник митрополита Платона) и пытался приобрести книгу Госснера за 250 рублей. После этого Н. И. Греч перенес все экземпляры книги на свою квартиру, чтобы обеспечить им сохранность[4]. В своих донесениях к К. Х. Бенкендорфу в 1828 г. Ф. В. Булгарин писал, что Я. М. Платонов был послан к Н. И. Гречу обер-полицмейстером И. В. Гладковым[4].

На следствии этот вопрос получил подробное освещение. Из рапорта гражданскому генерал-губернатору С. А. Щербинину из первого департамента СПб Надворного суда, где рассматривали дело Трескинского, Яковкина, Греча и К. Края, видно, что в апреле 1826 г. там давал показания Я. М. Платонов. Он утверждал, что весной 1824 г. посетил своего больного товарища чиновника Самсонова (по версии Греча Степанова). На столе у больного Платонов увидел листы какого-то религиозного сочинения, переданные Самсонову врачом Х. Я. Виттом. Выяснив, что это часть новой книги Госснера, Платонов попросил эти 53 листа и, найдя их противными православию, передал обер-полицмейстеру И. В. Гладкову. Ознакомившись с отрывком сочинения, И. В. Гладков поручил Платонову достать книгу целиком. По заданию обер-полицмейстера Платонов безуспешно пытался купить всю книгу сперва у самого Госснера, а затем, когда выяснилось, что она печатается у Н. И. Греча, у рабочих его типографии[4]. Пришлось довольствоваться уже добытыми листами. Таким образом, в руки деятелей православной оппозиции попала часть книги Госснера, на основании которой они могли официально обратиться с жалобой к царю.

О действиях оппозиционеров было известно в столичном обществе.
В. И. Панаев вспоминал, что перед праздником Пасхи в 1824 г. его посетил И. И. Ястребцов и сообщил о заговоре против А. Н. Голицына, в котором участвовали А. А. Аракчеев, М. Л. Магницкий, митрополит Серафим и архимандрит Фотий, поводом должна была послужить книга Госснера. В сам праздник Пасхи о том же В. И. Панаеву сообщил священник церкви Инженерного замка Малов. Через несколько дней о готовящемся заговоре
В. И. Панаев поставил в известность П. А. Ширинского-Шихматова[4].

Из автобиографии Фотия мы узнаем, что, получив часть книги Госснера, митрополит Серафим на заседании Библейского общества впервые выступил против А. Н. Голицына, и между ними произошла ссора. Это же подтверждает и письмо Фотия от 16 марта 1824 г., где он пытался примирить князя с Серафимом: «Митрополит никого паче тебя не может любить. Это знаю верно. Ты его душа вся. Никто тебя не любит, и не будет любить другой архиерей так свято, как Серафим»[4]. Фотий также упоминал о том, что по поводу книги Госснера шла борьба и в самом близком окружении митрополита Санкт-Петербургского. Его викарный епископ Григорий (Постников), которому Серафим поручил написать обличение этой книги, от задания отказался. И Серафим вынужден был писать опровержение самостоятельно, приложив к нему листы книги, имевшиеся у него.

С середины апреля 1824 г. начинается массированное выступление православной оппозиции. Перед праздником Пасхи опровержение на книгу Госснера было закончено, после чего митрополит Серафим сразу же отправил его Александру I. Вслед за этим 12 апреля 1824 г. Фотий послал императору два письма: «Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова”» и «О революции через Госнера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже», а также приложенную к ним апологию (разбор мест из «вредных книг»). В них архимандрит обрушился не только на Госснера, но и на других мистических авторов, чьи произведения издавались в предыдущие годы в России. Позднее эти послания Фотия получили широкую известность. В рапорте графу М. А. Милорадовичу 21 июля 1825 г. есаул Е. Н. Котельников писал: «Архимандрит Фотий выставил Государю себя благодаря написанной им книге “Пароль”, этот пароль есть карбонарский и изданный для смущения народа»[4].

В первом своем послании Фотий сообщал Александру I, что, пребывая в Санкт-Петербурге полтора месяца, он тайно следил за Госснером и выяснил, что он «для приуготовления к революции умы вызван учить… вызван потому, что из нашего духовенства правоверного никого не нашлось способного к умыслам». Фотий жаловался, на то, что, несмотря на его просьбы, А. Н. Голицын отказывался донести об открывшемся заговоре царю. Фотий сообщал, что 30 марта 1824 г. ему было видение ангела, показавшего книгу и возвестившего: «сия книга составлена для революции и теперь намерение ее революция»[4]. Эта книга была «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова». Почему Фотий, сообщая о заговоре Госснера и вызвавшего его А. Н. Голицына, не ссылался непосредственно на книгу Госснера? Видимо, существовало разделение ролей. Серафим подал жалобу на Госснера, а Фотий дополнил ее своими посланиями. Не исключено, что Фотий действовал и помимо митрополита Серафима. В дальнейшем последний негодовал на С. И. Смирнова, переславшего Фотию критику книги «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова».

Фотий вспоминал, что «Все дело о пасторе Госснере, его сочинении и прочем противу князя Голицына и всей враждебной партии шло в великой тайне для всех… даже митрополит Серафим не знал сам о том, имеет ли какое влияние на царя его апология и пастырское послание за веру и церковь»[4].

В автобиографии Фотий писал, что в годы существования Соединенного министерства ушла традиция принесения личных поздравлений императору с религиозными праздниками митрополитом Санкт-Петербург-ским. Тем не менее через два дня после Пасхи митрополит явился во дворец, был принят, и ему была назначена аудиенция. Встрече митрополита Серафима с Александром I представители православной оппозиции придавали большое значение. Это видно из автобиографии Фотия, воспоминаний А. А. Павлова и М. Л. Магницкого. Все эти лица пишут о том, что поддерживали митрополита в его решимости «раскрыть глаза царю» и даже провожали его до дворца, боясь, что он изменит решение. Фотий под руку вел Серафима до кареты со словами: «Что ты, владыко святый, робеешь? С нами Бог! Господь сил с нами! Аще Бог по нас, кто на нас? Пора тебе ехать! Гряди с Богом»[4].

Во время беседы 17 апреля, продолжавшейся пять часов, Серафим жаловался царю на то, что «Церковь и государство в опасности от тайных обществ, первое из которых Библейское, оно возглавляется мирским человеком и противно христианству». Все это, по словам митрополита, вело к революции, и главный организатор этих «непотребств» — друг царя —
А. Н. Голицын. Князь для того и добился трех министерств, чтобы разрушить православную церковь, он действовал под влиянием Р. А. Кошелева. Митрополит Серафим также подал жалобу на сотрудников А. Н. Голицына. 20 апреля 1824 г. Фотий был тайно вызван во дворец к императору. Во время аудиенции архимандрит лишь повторил содержание своих посланий.

В действительности послания Фотия царю и его сообщения при личной аудиенции были более радикальны, чем это показано в автобиографии. Обнаруженные оригиналы посланий Фотия к Александру I позволяют существенно дополнить ход интриги, направленной и против А. Н. Го-лицына. На обороте послания от 12 апреля 1824 г. Фотием дописано:
«Р. С. Граф Алексей Андреевич Аракчеев — верен, хотя Я и не видел его никогда, но знаю по сердцу: и обер-полицмейстер верный Господа слуга, других я мало знаю по должности приближенных к тебе: впрочем, есть такие рабы Божьи у тебя, и в сем граде, — кои как ангелы святые, и о коих радуются небеса. Знай, что тебя народ весьма любит всей душою: и никому не верь, если кто скажет, что есть люди, тобой недовольные: есть карбонарии, но и тех токмо двух — лишить службы, — истает все яко воск»[4]. Из вышеприведенных заявлений Серафима очевидно, что один из двух чиновников, подлежащих удалению, — А. Н. Голицын. Другим лицом был ближайший сотрудник А. Н. Голицына А. И. Тургенев. В оправдательном письме царю 19 мая 1824 г. А. И. Тургенев писал: «Я снова имел несчастье подпасть гневу Вашего Императорского Величества, и причиною оному принесенная Вам на меня жалоба преосвященного митрополита Серафима»[4].

В записке Александру I от 23 апреля 1824 г., не вошедшей в автобиографию, Фотий писал, что никто кроме него не может раскрыть весь вражеский план: «1. Список масонов посылаю при сем, — а другой большой и высших лож могу достать вскоре… 5. Я совесть много яко святителю Божьему, митрополиту открыл, что могу, ему говорю тайно: а тебе все открываю... Мое дело тебе открывать, — а твоя святая воля все делать; 6. Не удивляйся великому знакомству моему, тако Господь все устроил на пользу Церкви Святой — и через чего по человеческой немощи дознать не мог, так Бог открыл мне. Никому, не говори, что ты меня видел, и впредь, ежели будет угодно, тайно принимай. Единожды потеряешь меня, больше не найдешь другого. Мне Господь все способы дал разрушить и предупредить весь план зла»[4]. В письме царю, где описывались последние встречи с
А. Н. Голицыным, Фотий так же смягчил некоторые подробности. В оригинале звучало так: «и сказал К. Голицын: Я ли виновен? Г... виноват, он такого же духа был тогда сам. Сказал Фотий: что ты плетешь? Кто может сам себе быть враг? Государь ангел наш: уверяю тебя, что можно еще все остановить, и никакого труда не составит»[4].

С самого начала «Дело Госснера» стало лишь поводом для массированной атаки оппозиционеров на религиозную политику правительства. Обвинить А. Н. Голицына в пренебрежении к учению православной церкви было нелегко. Находясь на посту обер-прокурора Св. Синода и министра, он последовательно защищал церковные интересы. Поэтому главной составляющей жалоб царю стала не религия, а политика. Оппозиционеры заявляли о существовании обширного революционного заговора, составной частью которого и являлась книга Госснера.

Рассмотрение книги Госснера и обстоятельств, связанных с ее появлением в Санкт-Петербурге, Александр I возложил на Комитет министров. Туда были переданы письменные жалобы клириков. Н. И. Греч вспоминал, что позднее спрашивал у Е. Ф. Канкрина, почему он согласился осудить книгу Госснера? Министр финансов отвечал: «Дело шло о выгодах православия. Нессельроде, Моллер и я, как протестанты, не противились ничему, и соглашались с большинством»[4]. Действительно, в 1824 г. список Комитета министров пестрел немецкими фамилиями: вместо министра внутренних дел
В. П. Кочубея присутствовал председатель Комиссии прошений В. С. Ланской, морской министр И. И. Де Траверсе, военный министр И. И. Меллер-Закоменский, государственный контролер Б. Б. Кампенгаузен, министр иностранных дел К. В. Нессельроде, финансов — Е. Ф. Канкрин, юстиции —
Д. И. Лобанов-Ростовский, духовных дел и народного просвещения — А. Н. Голицын. На заседании присутствовал А. С. Шишков.

Военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга М. А. Милорадович получил в типографии Н. И. Греча отпечатанный экземпляр «Евангелия от Матфея» и убедился, что там находятся листы, переданные Серафимом царю. На заседании 22 апреля 1824 г. М. А. Милорадович по Высочайшему повелению предъявил вниманию Комитета книгу «Евангелие от Матфея». Доклад М. А. Милорадовича был основан на письменной жалобе Серафима. Книга Госснера характеризовалась «заключающей в себе многие рассуждения, которые не только противны правилам Господствующей в России церкви, но не согласны с догматами всех вероисповеданий христианской религии, и многие такие умствования, которые вводят читателя в соблазн и внушают чувства противные правительству и всякой гражданской власти»[4]. Генерал-губернатор сообщил, что книга сочинена пастором Госснером на немецком языке и переведена чиновником А. М. Брискорном, ныне умершим, перевод напечатан с дозволения цензора в типографии Н. И. Греча. М. А. Милорадович потребовал привлечь к ответственности книгоиздателя.

Естественно, мнение министров не могло отличаться от мнения, предложенного по воле императора. Решение Комитета министров по рассмотрению книги было: «Комитет Министров, рассмотрев представленный петербургским генерал-губернатором печатный экземпляр книги пастора Госнера, нашел со своей стороны, что изъясненные в оной толкования действительно во многих местах противны понятиям всякого исповедывающего христианскую религию, оскорбительны для господствующей у нас греко-российской веры и содержат в себе мнения, клонящиеся к разрушению общественного благоустройства. Посему ничто не может извинить книгоиздателя, который осмелился публично огласить такого рода умствования»[4].

За рассмотрением книги последовала дискуссия. Министр духовных дел и народного просвещения как высшее начальство цензуры, а следовательно, также виновный в выходе книги, пытался защищать своих подчиненных. Он привел объяснение цензора о том, что тот разрешил книгу, но позднее, увидев, что к ней сделано много прибавлений, билета на выпуск не дал. И если она вышла в свет, то в этом виновен содержатель типографии. А. Н. Голицын внес свое особое мнение в журнал Комитета министров: «Так как пастор Госснер относится к католическому исповеданию, поручить рассмотреть его поведение митрополиту католиков Сестренцевичу, который и должен определить степень его виновности». Здесь впервые проявилась разность мнений, боровшихся в разных инстанциях, позднее разбиравших «Дело Попова». Адмирал А. С. Шишков предложил саму книгу Госснера рассмотреть подробней, чтобы определить степень ее «худости».

То и другое особое мнение были отражены в решении Комитета министров: 1) Госснеру запретить публичные чтения и определить его под надзор полиции; 2) цензора отстранить от должности и предать суду; 3) так как книга еще не получила билета цензуры на выпуск, генерал-губернатору поручалось исследовать, как и куда разошлись печатные экземпляры; по материалам расследования привлечь к суду владельца типографии; 4) митрополиту Серафиму совместно с митрополитом Сестренцевичем исследовать данное произведение и решить, какому взысканию должен быть подвергнут автор; 5) митрополиту Серафиму представить свое мнение о цензуре книг на русском языке по предметам, до веры относящимся.

По журналу Комитета министров 25 апреля 1824 г. последовало два императорских указа. Первый был адресован министру духовных дел и народного просвещения: «Санкт-петербургский военный генерал-губернатор довел до сведения Моего о распространившейся в здешней столице на русском языке печатной книги под заглавием: “О Евангелии от Матфея”, которая переведена с сочинения пастора римско-католического исповедания Госнера, на немецком языке изданного, и пропущена к напечатанию цензором статским советником Бируковым». затем цитировались речь генерал-губернатора и заключение Комитета министров, далее следовало: «Посему считая обратить должную строгость как на сочинителя, который осмелился публично оглашать такого рода умствования, так равно и на цензора, дозволившего напечатать оныя на русском языке, Я повелеваю вам истребовать от сего последнего объяснения, по каким причинам мог он пропустить означенную книгу, и внести оное на рассмотрение Комитета министров. За сим, для отвращения на будущее время, чтобы подобные сочинения и впредь не могли быть перепечатываемы на русском языке, поручено вам снестись с преосвященным митрополитом Серафимом, на каком основании признает он соответственнейшим установить цензуру всех сочинений и переводов, издаваемых на русском языке, по предметам, до веры относящимся, и мнение его, совокупно с собственным вашим заключением, внести в Комитет министров на рассмотрение»[4].

Второй указ был на имя министра внутренних дел и повторял первый указ в отношении пастора Госснера: «Что принадлежит до пастора Госнера, то, поелику после сделанных Комитетом министров замечаний и после обнаруженного им в сочинении сем образа мыслей, не остается уже никакого сомнения в предосудительности поступков его и в самой чистоте предписываемых им поучений, Я признаю необходимым производившиеся доселе в занимаемой им квартире собрания для слушания его проповедей воспретить и самого его удалить из России; для сего вместе с сим повелел Я управляющему министерством внутренних дел выпроводить Госнера за границу, на том же основании, как выслан был из Одессы пастор
И. Линдль и с такими же пособиями, какие оказаны были в то время Линдлю»[4]. Вместе с этими указами Комитету министров было объявлено, что прочие положения и мнение А. С. Шишкова утверждаются. Вследствие этого рассмотрение книги Госснера относительно ее вредности по гражданской части было возложено Комитетом на «Министра Внутренних Дел совокупно с Шишковым».

Почему расследование «дела о вредной книге» было поручено Комитету министров? Возбуждавшиеся в прежние годы дела о запрещении «Сионского вестника» и «Беседы о бессмертии души над гробом младенца» решались внутри Соединенного министерства. А. Н. Голицын представлял свое заключение царю, и в первом случае Александр I распорядился передать «Сионский вестник» духовной цензуре, в другом издании «Беседы…» были запрещены. На этот раз Александр I устранился от участия в деле. Очевидно, что это решение было связано с предстоящим расформированием Соединенного министерства. Под удар попадал министр, друг царя, А. Н. Голицын. Решать вопросы такого уровня, кроме царя, могли только Комитет министров и Государственный совет.

Указы Александра I корректировали решение Комитета министров, существенно ужесточая его. Еще до официального рассмотрения «Дела Госснера» компетентными органами и лицами автору книги выносился приговор. Его предписывалось выслать из России. Издание в России «вредных» книг считалось уже доказанным, и А. Н. Голицыну предписывалось консультироваться с митрополитом Серафимом по вопросам цензуры. Александр I предполагал, что это удовлетворит оппозиционеров, и сделал все, чтобы затруднить и ограничить дальнейшее расследование «Дела Госснера».

Александр I совершенно устранил от рассмотрения дела клир, хотя министры предлагали привлечь митрополитов Серафима и Сестренцевича. В Комитете министров не звучали ссылки на жалобы Серафима и Фотия. В ходе «Дела Госснера» лица, участвовавшие в издании книги, неоднократно упоминали, что сочинения Госснера нельзя оценивать с православных позиций, так как автор — католик. При этом император отменил решение Комитета министров привлечь к разбору «Евангелия от Матфея» католического митрополита Сестренцевича. Таким образом, религиозная составляющая «Дела Госснера» отсекалась. Сам пастор был уже недоступен для следствия. Речь могла идти лишь об ответственности отдельных чиновников и лиц, причастных к изданию книги.

Вслед за этим Александр I предпринял меры, чтобы урегулировать конфликт между митрополитом Серафимом и А. Н. Голицыным. Вечером 22 апреля по повелению императора в дом митрополита явился граф
А. А. Аракчеев, с целью примирить Серафима с князем. Фотий считал, что граф имел задание поддержать митрополита: «После слышал Фотий от графа Аракчеева, что император велел ему потому быть на совете тайном сем, дабы как старец Серафим не оказал какой-либо слабости духа и уступки в деле, и стоял бы Серафим твердо, а что касается до царя, то он готов за все приняться. Ежели же митрополит не устоит в твердости своей, то дело царю начать гласно будет без пользы»[4]. Примирение не состоялось. 25 апреля, в час дня, в доме А. А. Орловой-Чесменской, Фотий предает А. Н. Голицына анафеме за потворство вредным книгам. По чьему указанию Фотий разорвал отношения с князем, видно из его автобиографии: «Возвратился Фотий в объятия отца, архипастыря Серафима, внушавшего разорвать союз с князем Голицыным, возвещает, что сотворил он с ним и со всеми»[4].

30 апреля 1824 г. А. А. Аракчеев передал императору «Записку одного католика». Ее автор писал: «Трудно в точности определить к какому классу людей принадлежит пастор Госснер. К злонамеренным или заблуждающимся. Он думает, что один на земном шаре понимает смысл Евангелия. В его проповедях доброе и злое перемешано. Госснер не признает официальных церковных властей и агитирует против них. Он призывает народы слиться в единое братство наподобие республики. Как фанатик он опасен для общественного спокойствия. Толкуя по-своему Евангелие, он искажает и указы гражданских властей. Покровительство в столице еретику, отпавшему от Римской церкви дает основание и другим сектантам собирать свои общества. Секта Госснера опасна для государства»[4]. Иначе говоря, по поводу Госснера католики были полностью солидарны с православными клириками.

15–17 мая 1824 г. Александр I подписал указы, ознаменовавшие собой коренной поворот в его религиозной политике. А. Н. Голицын увольнялся от всех должностей, сохранив за собой лишь Главное управление почт. Соединенное министерство расформировывалось, дела Св. Синода возвращались в тот вид, в котором находились до учреждения министерства, Министерство народного просвещения с присоединенными к нему духовными делами иностранных исповеданий передавалось под управление А. С. Шиш-кова, митрополит Серафим назначался директором Российского библейского общества. Таким образом, контроль над духовной сферой передавался в руки деятелей православной оппозиции.

Очевидно, что, издавая вышеперечисленные указы, Александр I выполнял требования православной оппозиции. Обо всех мероприятиях
проведенных 15–17 мая, говорится в послании Фотия царю от 29 апреля 1824 г. «План разорения России и способ оный план вдруг уничтожить тихо и счастливо». Фотий предлагал царю: «1) Министерство духовных дел уничтожить, а другие два отнять у настоящей особы. 2) Библейское общество уничтожить под тем предлогом, что много уже напечатано Библий, и они теперь не нужны. 3) Синоду быть по-прежнему, и духовенству надзирать при случаях за просвещением, не бывает ли чего противного власти и вере. 4) Кошелева отдалить, Госснера выгнать, Фесслера изгнать и методистов выслать, хотя главных»[4]. В оригинале послания к пункту № 2 имеется приписка «уничтожить Б. О. или духовенству особенно в руки отдать оное, так как сословию для того избранному от Бога»[4].

Что же заставило Александра I удовлетворить требования консерваторов? До революции в исторической литературе бытовало мнение о том, что у царя «утомление жизнью было столь велико, что он более не имел сил бороться и уступил»[4]. После революции господствовало мнение о том, что в последние годы царствования Александр I отказался от либеральных реформ и допустил к власти реакционеров. Материалы политической жизни России 20-х гг. XIX в., накопленные на сегодняшний день, опровергают сложившийся в исторической литературе взгляд. В 1824–1825 гг. Александр I был очень активен. Он готовился к войне с Турцией, искал новых внешнеполитических союзников и проводил активные внутриполитические мероприятия. Отставка А. Н. Голицына была вызвана теми же причинами, что и отставка обер-прокурора А. А. Яковлева. На него жаловались православные клирики, так как он не устраивал членов Св. Синода. После поручения дел духовного ведомства А. А. Аракчееву Св. Синод был умиротворен. Другой причиной был провал религиозной политики князя, вместо того чтобы консолидировать российское общество, А. Н. Голицын вызвал негодование представителей крупнейших конфессий.

Разгадка «переворота» весны 1824 г. лежит в области внешней политики. Необходимость решительных перемен в правительстве возникла в 1824 г. в связи с наметившимися изменениями в отношениях России и Рима. 8 августа 1824 г. скончался папа Пий VII. Это положило конец влиянию его фаворита, кардинала Консальви, придерживавшегося антирусской ориентации. Консальви был непопулярен среди высшего духовенства Ватикана, и, выбирая нового Папу, кардиналы старались подобрать кандидатуру, во всем противоположную ненавистному фавориту. На престол взошел кардинал Делла Джега, получивший имя Льва XII. Эти события дали возможность Александру I надеяться на новый европейский союз, направленный против Турции и Англии. Однако на пути сближения России с Римом оставалось по-прежнему много препятствий, устранять которые император начал весной 1824 г. Мероприятия Александра I должны были,
в первую очередь, поднять его популярность в глазах католиков, а во вторую — консолидировать власть в руках царя и умиротворить российское общество. А это было едва ли возможно без изгнания проповедников, неугодных в равной степени православным и католикам, и прекращения выпуска «мистической» литературы.

Расформирование Соединенного министерства и отстранение от власти деятелей Библейского общества отвечало содержанию папской буллы от 3 мая 1824 г., в которой осуждался перевод Евангелия на народные языки. Аргументы Папы вполне соответствовали взглядам русской православной оппозиции. Вот что писал Лев XII своим епископам: «Небезызвестно вам, что Общество Библейское скитается смело по Вселенной, презрев предания Св. Отцов, и в явную противность постановлению Тридентского собора стремится совокупными силами к тому, чтобы перевести Священное Писание на природные языки всех народов, или, лучше сказать, исказить Библию превратным переводом»[4]. Далее Папа призывал католических клириков оградить паству от происков библейских обществ.

Следствие по «Делу Госснера» было поручено столичному обер-полицмейстеру И. В. Гладкову (1766–1832). Это был кадровый военный. Он принимал участие почти во всех войнах, которые вела Россия. При Аустерлице Гладков командовал кавалерийским корпусом и был очередной раз контужен. Состояние здоровья, видимо, стало мешать дальнейшему продолжению военной службы. В 1807 г. он был назначен обер-полицмей-стером Москвы. В войну 1812 г. Гладков занимался формированием резервных полков, принял участие и в боевых операциях. После успешного руководства подавлением крестьянских волнений в 1821 г. он получил пост обер-полицмейстера Санкт-Петербурга и звание генерал-лейтенанта. Участие Гладкова в «Деле Госснера» было оценено императором, и в
1825 г. он был назначен членом Сената.

Следствие было проведено И. В. Гладковым высокопрофессионально. 6 мая 1824 г. обер-полицмейстер сообщал в цензурный комитет, что получил от генерал-губернатора предписание о проведении следствия. В этом сообщении книга Госснера характеризовалась как «противная всем христианским исповеданиям»[4]. И. В. Гладков просил цензурный комитет предоставить ему сведения об изменениях в цензурных уставах. В ответ обер-полицмейстер получил отчет о том, что в реестре цензурного комитета книга «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете» значится под № 203 от 1 мая 1823 г., цензором указывался А. С. Бируков[4]. 22 мая 1824 г. И. В. Гладков получил подробные сведения от цензора А. Красовского. В них указывалось, что книга была доставлена в цензурный комитет в нескольких тетрадях. А. С. Бируков забрал рукопись для просмотра домой, а в реестр внес лишь часть тетрадей (294 страницы). Полной рукописи книги в цензурный комитет так и не поступило. Цензурный комитет заверял, что все вредные места из книги были А. С. Бируковым исключены[4]. Попытка цензурного комитета защитить цензора находит подтверждение и в воспоминаниях Н. И. Греча. Он указывал, что, узнав о решении Комитета министров, он переплел рукопись Госснера, подписал все страницы и скрепил печатью. 27 апреля к Н. И. Гречу явился цензор А. С. Бируков и пытался забрать рукопись. Между ними состоялся следующий разговор: «Да вы Бог знает, что прибавили к одобренной мной рукописи. Отдайте мне рукопись! Не отдам! Она одна мое спасение. Вы исключите теперь из нее что угодно, а я подвергнусь ответу»[4].

Было очевидно, что в процессе цензуры книги Госснера был допущен целый ряд нарушений. По обычной процедуре книга передавалась в цензуру, регистрировалась, затем отдавалась на отзыв цензору. Он выносил свое решение и пропускал книгу или отдавал ее для исправления автору. По отпечатыванию книги цензор сверял ее с одобренной рукописью и выдавал билет на выход в свет.

Книга Госснера в цензуру поступала частями, частями ее просматривал и цензор. Тем не менее зарегистрирована рукопись была как целая книга и как целую книгу ее одобрил цензор. Дальше происходил полный произвол. Уже одобренная рукопись дополнялась и правилась различными лицами в произвольном порядке. В цензуру присылались отдельные листы, дополнявшие рукопись и целые главы книги. Все это цензор покорно пропускал. Печатный экземпляр книги попал к цензору уже после осуждения ее в Комитете министров. Более того, несколько экземпляров печатной книги покинули типографию до получения разрешения цензуры на выпуск (которое так и не было дано). С одной стороны, А. С. Бируков виновен в халатности, хотя, с другой стороны, было очевидно, что он действовал под давлением своего начальника А. Н. Голицына и принимавшего участие в переводе книги В. М. Попова. «Крови» цензора никто не желал. Поэтому на злоупотребления цензуры в ходе следствия просто «закрыли глаза».

В ходе допросов свидетелей выяснилось, что в переводе принимал участие и директор департамента народного просвещения В. М. Попов.
3 марта 1824 г. И. В. Гладков отправил В. М. Попову секретное письмо с вопросами по поводу перевода. 4 марта В. М. Попов отвечал, что знал Госснера как хорошего христианина, согласился просмотреть перевод, но увидев, что перевод сделан крайне плохо, занялся его исправлением. Всего
В. М. Попов получил две тетради рукописи, содержавших в себе две последние главы «Евангелия от Матфея». Исправив одну тетрадь, В. М. Попов вернул ее Госснеру, попросив переписать набело, и больше в работах не участвовал[4]. И. В. Гладков подверг критическому разбору перевод
В. М. Попова и пришел к выводу: «В рукописи “Дух жизни и учения Иисуса Христа в новом Завете”, исправленной рукой Попова, открывается тот же самый дух, какой приметен был в первых четырех печатных листах сего сочинения. И здесь нынешнее духовенство равняется с бывшими во время Христа книжниками и первосвященниками, которые стояли за ложную веру и придание смерти истинных христиан»[4]. На отзыве И. В. Гладкова стояла отметка о том, что с ним ознакомился Александр I. Если бы в Св. Синоде рассматривали религиозные взгляды В. М. Попова, то он, без всякого сомнения, был бы отправлен на несколько лет в монастырь для покаяния. Но в Св. Синод дело передано не было. Вменить же в вину чиновнику его частные взгляды и внеслужебные занятия было трудно.

Реакция императора на участие В. М. Попова в «Деле Госснера» вскоре последовала. 23 июля 1824 г. был опубликован указ, запрещавший чиновникам, находящимся на службе, выпускать в свет какие-либо сочинения, касающиеся внешней и внутренней политики России[4]. При желании этот указ можно было подвести и под религиозные сочинения, критикующие православный клир. При этом В. М. Попов, хоть и был уволен от своей должности в расформированном министерстве, тут же получил место благодаря А. Н. Голицыну в Главном управлении почт.

И. В. Гладков собрал серьезный доказательный материал, в том числе и улики. Вместе с делом В. М. Попова в Сенат передавались: 1) Рукописная книга на русском языке «Дух жизни и учения Иисуса Христа в новом Завете», 241 лист. 2) Лист, отданный в марте 1824 г. А. С. Бируковым
Н. И. Гречу (23 и 24 страницы книги). 3) Книга печатная на немецком языке «Дух жизни и учения Иисуса Христа в новом Завете», 221 лист. 4) Тетрадь, частью печатная, частью рукописная, с немецким текстом. 5) тетрадь с продолжением рукописи «Дух жизни и учения Иисуса Христа в новом Завете», 10 листов. 6) две тетради перевода «Евангелия от Марка», 14 и 28 листов. 7) Тетрадь с переводом Брискорна исправленным Трескинским,
2 и 3 главы «Евангелия от Матфея», 30 листов. 8) Тетрадь на немецком языке «Евангелие от Матфея», 152 страницы. 9) Тетрадь рукописная содержащая продолжение книги «Дух жизни и учения Иисуса Христа в новом Завете», исправленная В. М. Поповым, не печатанная и в цензуре не бывшая[4]. Серьезному исследованию эти улики в ходе расследования не подвергались.

Заседания Комитета министров, посвященные расследованию «Дела Госснера», состоялись 3 июля и 8 августа 1824 г. Они происходили уже в совершенно другой политической обстановке. Министерство духовных дел и народного просвещения было расформировано, а А. Н. Голицын утратил былое значение.

На заседании Комитета министров был заслушан доклад министра внутренних дел В. С. Ланского и А. С. Шишкова, к этому моменту уже министра народного просвещения, которым было приказано рассмотреть книгу. А. С. Шишков в своем выступлении признал книгу Госснера опасной для гражданских властей и злонамеренной: «Таковые обширные поручения иностранным проповедникам и учителям, изгнанным из их отечества, или, по крайней мере, признаваемых за людей худых правил и, может быть, нарочно посылаемых к нам для разрушения мира и тишины, необходимо долженствовали, как и слышно, произвесть немалые плоды поселением в простом народе всяких ересей и буйств. Великость их успехов, разными средствами производимых, требует строжайшего и неукоснительного обращения к потушению сего огня, беспрестанно поджигаемого иностранцами, и который при малейшем еще покушении легко может сделаться неугасимым»[4]. Шишков и Ланской признав книгу вредной, обратили внимание государя на то, что подобные книги уже были изданы в России в различное время и призывали народ к возмущению против православия и престола. Высылка авторов и наказание отдельных лиц, по их мнению, была явно недостаточной мерой для пресечения этого зла. Требовалось введение жесткой цензуры.

На заседании были зачитаны объяснения цензора А. С. Бирукова: «По внимательному прочтению книги пастора Госснера в переводе майора Брискорна цензор Бируков нашел, что книга сия, говоря о ней вообще, написана была в христианском духе и могла быть наставительная для читателей как в нравственном, так и в ученом отношении»[4]. Так как автор и переводчик не принадлежали к православному исповеданию, А. С. Бируков вставил в перевод некоторые пояснения, кое-что исправил и исключил. Переводчик согласился на эти изменения и заверил цензора, что при итоговом просмотре книги до ее выхода из печати исправит все сомнительное, а также предупредит в предисловии, что автор — католик.

Когда А. С. Бируков узнал, что переводчик умер, он потребовал у
Н. И. Греча прислать ему уже отпечатанные материалы. После многократных требований Н. И. Греч доставил отпечатанные 54 листа. Он уверил цензора, что все неисправности, которые найдутся при окончательном просмотре книги, будут перепечатаны бесплатно. Не имея на руках оригинала рукописи, А. С. Бируков все же заметил некоторое несходство текстов и поправил некоторые места на страницах 23 и 24. Цензор доставил исправления Н. И. Гречу, еще раз предупредив, чтобы ни один лист не покидал типографии до получения билета от цензуры на выпуск.

А. Н. Голицын дал А. С. Бирукову самую благоприятную характеристику. Комитет министров решил, что цензор нести ответственности за случившееся не может, так как окончательного разрешения на выход в свет книги им дано не было, и напечатанная книга к нему не поступала. Министры пришли к выводу, что в распространении по Санкт-Петербургу книги, еще не получившей окончательного разрешения цензуры, виновен издатель Н. И. Греч (в действительности типографию Греча покинули лишь отдельные листы книги).

Тактика защиты цензора была ясна. Он пропустил книгу, которую правительство признало вредной, его могло оправдать лишь то, что в процессе печатания к ней были сделаны прибавления, которые и найдены вредными. Но из его показаний видно, что А. С. Бируков о делаемых прибавлениях был извещен и издание не прекратил. Ссылка его на то, что он планировал изъять все лишнее при итоговой проверке книги, звучит неправдоподобно. Сличение книги с рукописью при выдаче изданию билета на выпуск проводится лишь на предмет того, правильно ли сделана печать, а проверка содержания не ведется. Поэтому все те добавления, что писались с ведома цензора, были автоматически уже пропущены им. Все это было известно Комитету министров, но в ход пошла круговая порука, так как, обвиняя цензора, министры обвиняли и друга царя А. Н. Голицына, к чьему ведомству цензор принадлежал. Гораздо безопасней было возложить всю вину на частные типографии Греча и К. Края, первый из которых подозревался в причастности к возмущению Семеновского полка.

Генерал-губернатор зачитал Комитету министров записку о расследовании, проведенном петербургским обер-полицмейстером, в которой значилось, что у книгопродавцев данной книги не обнаружено. Край свидетельствовал, что четыре экземпляра книги взял у него Госснер (издание на немецком языке) 25 или 26 апреля, когда Край еще не знал о его высылке, тогда же он вернул автору первую часть рукописи, вторая копия была представлена генерал-губернатору. Письменного договора об издании книги не было, а по устному соглашению владельцы типографии получили 2700 рублей. Н. И. Греч объявил, что один экземпляр дал генерал-губернатору, и еще по отпечатывании каждого листа отдавал по два его
экземпляра А. М. Брискорну и Госснеру для обнаружения типографских ошибок. Цензору отдал 54 листа, а в марте 1824 г. — один полный экземпляр. За работы издательству уплачено 2023 рублей. Всего напечатано
2000 экземпляров книги, они не сшиты и не разложены по порядку, установить, действительно ли в типографии находится означенное количество, возможным не представлялось.

Н. И. Греч свидетельствовал, что исправлял перевод А. М. Брис-
корна из уважения к его памяти, так как текст был неудачен и полон ошибок. И что кроме А. М. Брискорна книгу переводили чиновник 5 класса
Ф. А. Трескинский и профессор Казанского университета И. Ф. Яковкин (уволенный М. Л. Магницким из Казанского университета в 1819 г.), а также некоторые главы, части еще не поступившей в печать книги, правил
В. М. Попов — директор Департамента народного просвещения.

Цензор К. К. Поль объяснил одобрение им немецкого варианта книги тем, что она несколько раз издавалась в Виртембергском королевстве и несколько лет ходила в России. Духовные книги, ввозимые в Россию, всегда просматривались в Цензурном комитете иностранных исповеданий. И постановлений никаких по этому поводу не издавалось.

В. М. Попов на вопросы к нему ответил, что по возвращении его в Санкт-Петербург в сентябре 1823 г. к нему пришел Госснер и принес две тетради рукописи для сличения с немецким текстом. В. М. Попов взялся их исправить, так как там было допущено много ошибок и слог был скверный, но, не имея времени, изменил одну только тетрадь и отослал Госснеру.

Обер-полицмейстер, в свою очередь, сообщил, что В. М. Попов после того как ему было объявлено о высылке Госснера и осуждения правительством его книги, заявил, что пастор Госснер известен ему был как человек истинно христианских правил и образа мыслей и никакими словами или поступками своими, сколько он мог видеть, никогда не давал повода к иному о нем заключению[4]. По мнению обер-полицмейстера, этим своим суждением В. М. Попов выступил против заключения высшего правительства. Обер-полицмейстер предъявил выписку из нескольких статей, правленых рукой В. М. Попова.

Приведены были объяснения Попова, Бирукова, Яковкина, Трескинского, Греча и Края. На их основании следствие выявило следующие нарушения в ходе подготовки к изданию «Евангелия от Матфея»:

1. При сличении выяснилось, что книга Госснера, изданная в Германии, та же книга, изданная в России на немецком языке, и ее русский перевод различны по содержанию. Русское издание не было переводом, а являлось самостоятельным произведением. С немецким изданием оно сильно разнится, а русское издание на немецком языке было одобрено к печати позднее русского варианта (31 июня 1823 г.).

2. Так как в книге Госснера содержались толкования на Евангелие, она не подлежала светской цензуре.

3. Госснер русского языка не знал, а переводчик А. М. Брискорн знал плохо, следовательно, перевод делали несколько лиц, что следствием и установлено, но выявлены не все участники.

4. В рукописях И. Ф. Яковкина незаметно почти никаких отметок, упомянутых им насчет мест, несогласных с православием.

5. Цензор знал о напечатанных прибавлениях к переводу, о чем свидетельствуют его подписи. Н. И. Греч свидетельствует, что по отпечатывании каждого листа отсылал экземпляр цензору, и они девять месяцев оставались без внимания.

6. Оправдания цензора не могут быть приняты, так как по окончании печатания цензура не исправляет книгу, а сличает, нет ли расхождений с одобренным текстом.

7. Непонятно, зачем Госснеру, не знавшему русского языка, понадобились напечатанные экземпляры книги и листы для корректировки.

8. Рукопись Госснера обнаружена не была, Край сообщил, что вернул ее автору, чего делать права не имел, а должен был иметь у себя для сличения с напечатанным.

9. Листы 23 и 24 с отметками А. С. Бирукова поступили Н. И. Гречу в марте 1824 г., но исправлений он не сделал.

Материалы, доставленные в Комитет министров, позволяли привлечь к суду всех причастных к изданию книги Госснера чиновников. Руководство Соединенного министерства — за то, что книги, «к вере относящиеся», проходили цензуру в светском ведомстве. Переводчиков книги — за то, что они не донесли о крамольном содержании. Цензоров — за нарушение своих прямых обязанностей. Наконец, содержателей типографии — за участие в переводе и халатное обращение с рукописями. Но в течение десяти лет в России на тех же основаниях издавалось множество мистических произведений. Суд над людьми, причастными к изданию «Евангелия от Матфея», мог превратиться в осуждение религиозной политики правительства последних лет. Александр I этого допускать не желал. Главный обвиняемый Госснер, не будучи даже допрошен, был выслан из России. Ни А. Н. Голицына, ни В. М. Попова по поводу содержания книги не опрашивали.

Следствие, произведенное обер-полицмейстером, было единственным профессиональным разбором обстоятельств «Дела Госснера». Так как этот доклад делался уже после отставки А. Н. Голицына и упразднения Соединенного министерства, его авторы позволили себе быть беспристрастными. К тому же обер-полицмейстер И. В. Гладкой был близок к православной оппозиции. Архимандрит Фотий так писал о нем: «Он был как честен, так верен, справедлив и неустрашим и ни под каким видом не был склонен изменить в деле веры и верности своей. Сам действовал и других побуждал; все сведения от Фотия и Серафима митрополита старался получить и сам все свои открывал им, дабы едино у всех было действие и ко единому благу»[4]. Проблемы, поднятые следствием, были поставлены совершенно верно. Но, как оказалось в дальнейшем, министры не обратили никакого внимания на острые моменты «Дела Госснера», и оно было «спущено на тормозах». Сам факт того, что главный виновник подрывной книги был выпущен за рубеж с денежным пособием, заставлял министров смотреть «сквозь пальцы» на явные свидетельства умышленности выпуска вредной книги. Далее речь шла не о том, почему подобная книга была написана и переведена, а почему ее разрешила цензура и как печатные экземпляры попали в свет. Правительство пыталось максимально сузить круг обвиняемых, но В. М. Поповым пришлось пожертвовать. Позднее борьба началась и за него, поскольку слишком явна была двойственность в отношении императора к ходу следствия.

Комитет министров утвердил выводы следствия и заключил, что книга Госснера, напечатанная на немецком языке в России, содержит места, которых нет в разрешенном цензурой немецком подлиннике, и поэтому должна быть признана за новое произведение. А книга, начатая печататься на русском языке, во многих местах не схожа с теми двумя изданиями. Вообще эти книги на немецком и на русском языках не могли быть одобрены цензурой, так как они полны мнений, не позволительных ни к гражданскому благоустройству, ни к христианской вере. Правительство вовремя получило сведения о книге, еще до ее выхода в свет, что позволило избежать вредных последствий. Решили, что ее следует отобрать и сжечь. Лица, причастные к изданию, были признаны виновными в следующем: 1) И. Е. Госснер виновен и уже наказан. 2) цензоры К. К. Поль и А. С. Бируков виновны в одобрении напечатания книги на немецком и русском языках, так
как она подлежала духовной цензуре. 3) переводчики А. М. Брискорн,
Ф. А. Трескинский, И. Ф. Яковкин виновны в том, что, видя вредность книги, приняли на себя ее перевод. 4) В. М. Попов виновен в том, что не только не остановил печатания, но излагал собственные мысли в том же духе, позволил себе письменный отзыв, критикующий указы правительства, своими поправками к переводу оказывал давление на цензуру. 5) издатели не могут быть обвинены в печатании разрешенной цензурой книги, но они не имели права отдавать из типографии печатные экземпляры и в том виновны.

8 августа 1824 г. император довел до сведения Комитета министров, что согласен с его предложениями и повелевает прикосновенных к делу предать суду. Дело В. М. Попова было передано в 1 отделение 5 департамента Сената. Дела цензоров А. С. Бирукова и К. К. Поля — в Уголовный суд. Дела прочих — в Надворный суд[4]. Все экземпляры книги Госснера на русском и немецком языках, 3000 экземпляров (кроме фигурировавших в материалах суда в виде вещественных доказательств), были сожжены
в печах кирпичного завода Александро-Невской Лавры 10 сентября 1824 г. с 12 до 3-х часов по полудню. Сохранились подлинники писем архимандрита Товия от 9 и 12 сентября, где он отчитывается в получении 25 рублей за сожжение и исполнение поручения. Среди документов фигурирует конверт с частицами пепла книг Госснера[4].

«Дело Попова» стало составной частью «Дела Госснера». Это был политический процесс. Консерваторы обвиняли не высшего правительственного чиновника, а религиозную политику Министерства духовных дел и народного просвещения. В этом убеждает само содержание предъявляемых В. М. Попову обвинений. Они были совершенно ничтожны. Он перевел в частном порядке две главы книги Госснера — заключительную часть первой книги, только готовящейся к подаче в цензуру. В. М. Попов, также в частном порядке, исправлял уже сделанный перевод И. Ф. Яковкина, так как посчитал его плохим. При этом отношения А. Н. Голицына и
В. М. Попова с Госснером были известны Александру I и поощрялись им. Точно на таких же основаниях можно было судить А. Н. Голицына за то, что он в 1815 г. провел через светскую цензуру книгу И. Г. Юнга-Штил-линга «Победная повесть», также содержащую нападки на официальную церковь. Это понимали и сенаторы, поэтому борьба вокруг «Дела Попова» приобрела большой накал.

Ведение «Дела Попова» в Сенате принципиально отличалось от следствия в Комитете министров. Здесь разгорелась острая борьба между людьми «новых» и «старых» взглядов, иначе говоря, либералами и консерваторами. Сенаторы были менее связаны чем министры, которым не требовалось определять степень вины причастных к делу, а о виновности подсудимых им было сообщено от имени императора. Понятно, что, несмотря на противоположные мнения, никто из сенаторов не собирался объявлять В. М. Попова не виновным, а лишь не подлежащем суду. В то же время даже самые кровожадно настроенные судьи не рисковали приговорить
В. М. Попова более чем к ссылке, зная, что за ним стоит друг царя
А. Н. Голицын. К этому времени внутриполитическая ситуация изменилась вновь. Император сделал перестановки в правительстве, но было заметно, что его симпатии остались прежними, и А. Н. Голицын, как и раньше, близок к престолу, а подсудимому В. М. Попову был сохранен годовой оклад и предоставлена должность главы Особой канцелярии в Главном управлении почт. Таким образом, борьба в Сенате шла в очень жестких рамках, но совершенно свободно. Примеров столь демократического суда царствование Александра I больше не знало.

10 сентября 1824 г. состоялось первое заседание Первого отделение Пятого департамента Сената по «Делу Попова». 30 сентября были утверждены вопросные пункты В. М. Попову[4]. Сам В. М. Попов был вызван в Сенат 7 октября 1824 г., где ему и вручили вопросные пункты. 13 и 16 октября он дал на них ответы: 1) По какому случаю он исправлял перевод? — Действительно исправлял главы 26 и 27 «Евангелия от Матфея» по просьбе Госснера, некоторые места которых нашел невозможными к напечатанию и на полях приписал перевод этих мест, как ему представлялось. От себя ничего не добавлял. Смысла исправлений сейчас не помнит и просит Сенат рассмотреть его перевод. 2) Причина его отзыва обер-полицмей-стеру? — Благоприятный отзыв о Госснере он давал, имея в виду 1823 г., когда он брал перевод. Если бы он не был уверен в доброте правил Госснера, он бы за перевод не взялся. 3) Насчет того, что директор департамента народного просвещения не должен поправлять переводов, никаких законов нет. И он не может допустить, чтобы поправление им одной тетради нанесло вред православию. С 7 марта по 13 сентября 1823 г. он был за границей, вследствие продолжительной болезни, начавшейся в августе 1822 г. На цензоров влиять ничем не мог, так как о переводе до сентября 1823 г. не знал. Сам с молодых лет занимался переводами, в том числе
и для начальства, и слышал за это только похвалы. В своих ответах
В. М. Попов проявил крайнюю осторожность. Он мог бы сослаться на то, что Госснер был вызван в Россию самим Александром I. Ему был куп-
лен дом и разрешено проповедовать в крупнейших католических церквах столицы. Наконец, Госснер был директором Библейского общества, где
В. М. Попов был секретарем. Но В. М. Попов всячески старался уйти от опасной темы и представить события вокруг Госснера как частную инициативу группы лиц.

К «Делу» был приложен послужной список В. М. Попова: Начал службу с 26 апреля 1779 г. сенатским регистратором, сменив ряд должностей, 12 августа 1810 г. был назначен директором канцелярии министерства внутренних дел, 12 августа 1816 г. определен директором департамента министерства народного просвещения и правителем дел Главного правления училищ, 6 мая 1824 г. назначен директором Особой канцелярии при Почтовом департаменте с окладом 8500 рублей. Имеет четырех дочерей. Крепостных не имел, под судом не был.

8 октября сенаторы затребовали от министра народного просвеще-
ния законов относительно цензуры книг. Они были представлены 15 ноября. 10 декабря 1825 г. Сенат признал нужным: 1) Видеть из листов Попова, в какой степени они вредны религии и обществу. 2) Сличить поправления с оригиналом, выявить добавления. 3) Исследовать подлинники объяснений Попова обер-полицмейстеру. 4) Выяснить, действительно ли Попов был за границей. Вместе с этим были затребованы все документы, относящиеся к делу. 18 февраля и 3 марта эти бумаги были представлены генерал-губернатором. Заново взятые объяснения с В. М. Попова, А. С. Бирукова и К. К. Поля подтвердили, что от В. М. Попова о Госснере они ничего не слышали. Были полностью подтверждены факты болезни В. М. Попова и отъезда его за границу.

19 февраля 1825 г. Сенат поручил сенатскому переводчику сделать перевод листов В. М. Попова для сличения с подлинником. В переводе
В. М. Попова при сверке его с оригиналом отступлений найдено не было. На все остальные вопросы также был получен благоприятный для подсудимого ответ. Фактически следствие, вторично проведенное в Сенате, подтвердило полную невиновность В. М. Попова. Но борьба вокруг его дела продолжалась.

После рассмотрения всех обстоятельств дела сенаторы высказали свое мнение. Пять особ: П. А. Мансуров, граф П. А. Толстой, В. Ф. Мертенс,
С. П. Хитрово, В. П. фон Дезин — высказались в том смысле, что исправленные В. М. Поповым статьи содержат мысли, вредные церкви и гражданской власти, о чем он по долгу службы обязан был знать. Он же не только не пресек, а еще и правил текст, что налагает на него подозрение в сообществе с Госснером. Хотя в остальном вина не доказана. Исходя из вышеизложенного, они предлагали В. М. Попова отстранить от службы и сослать в отдаленную губернию под надзор полиции.

С этим не согласился сенатор И. М. Муравьев-Апостол, он сличил перевод В. М. Попова с подлинником и нашел, что Попов исправлял один только слог, смысла подлинника нигде не изменил, своих мыслей не прибавлял: «перевод его можно назвать буквальным, сколько позволяют свойства нашего языка»[4]. Исправления В. М. Попова едва ли равняются пятой доле всех отпечатанных листов. Редактируемая им рукопись еще не была у цензора. Пункт о неповиновении правительству, поставленный в вину
В. М. Попову, абсурден. Он отзывался о Госснере как о достойном человеке для того, чтобы не навлечь на себя обвинение в общении с еретиком. Там, где речь шла о влиянии В. М. Попова на цензоров, И. М. Муравьев-Апостол отмечал: «Здесь, где дело идет о судьбе человека, гадательно ничего принимать не должно». Никаких доказательств этого нет, а к приезду В. М. Попова из-за границы было отпечатано 50 листов. Закона, запрещающего директору департамента поправлять переводы, не существует, следовательно, в этом он тоже невиновен. В. М. Попова оправдывает также то, что он не имел на руках целую книгу и не мог судить о ее духе, а вместе с тем руководствовался покровительством правительства, оказываемом Госснеру. Впрочем, И. М. Муравьев-Апостол считал, что директор департамента не должен был заниматься поправлением подобной книги, что обличает в нем человека, не способного к этой должности. С этим мнением согласен был сенатор Н. П. Дубенский.

По причине разногласий министр юстиции попросил обер-прокурора Сената перенести слушание в общее собрание Сената, где 4 августа 1825 г. по «Делу Попова» были высказаны следующие мнения:

1) 17 особ (Ю. А. Нелединский-Милецкий, Г. С. Вистицкий, князь
Н. Л. Шаховский, В. С. Грушецкий, Е. И. Мечников, С. Н. Салтыков,
А. А. Столыпин, Д. О. Баранов, К. Н. Батюшков, А. И. Нелидов, Ф. И. Энгель, К. Г. Михайловский, И. П. Пущин, А. С. Фенш, князь А. И. Гагарин,
П. К. Карцов, И. А. Соколов) признали справедливость доводов сенатора И. М. Муравьева-Апостола и согласились с его заключением, что «ничего не доказывает ни отступления от подлинника в поправляемом Действительным Статским Советником переводе; ни неуважения к открывшемуся в последствии заключению Высшего Правительства о Госснере и его книге; ни влияния на цензоров в рассуждении печатания оной»[4]. В листах, переведенных В. М. Поповым, не обнаружено ничего вредного, а целой книги он не видел. Исходя из этого действия В. М. Попова неподсудны, и они полагают его от суда освободить.

2) 2 особы — И. М. Муравьев-Апостол и Н. П. Дубенский — присоединились к мнению 17 особ.

3) 3 особы — П. И. Полетика, граф П. И. Кутайсов, князь А. Б. Куракин, не находя в листах перевода ничего предосудительного, разделяя мнение И. М. Муравьева-Апостола, считали, что директор департамента не должен заниматься переводами, и предлагали освободить В. М. Попова от обвинений, сделав ему замечание.

4) 2 особы — В. И. Болгарский, С. Ф. Маврин — согласны с этим.

5) 1 особа — А. З. Хитрово — согласна с И. М. Муравьевым-Апос-толом, но считала, что В. М. Попов действовал неосмотрительно, и предлагала зачесть ему пребывание под судом.

6) 5 особ — членов 5 департамента, оставаясь при уже высказанном мнении, предлагают выслать В. М. Попова под надзор полиции.

7) 4 особы — граф Д. И. Хвостов, П. П. Пущин, граф М. К. Ивелич, барон А. Я. Бюллер — согласны с мнением 5 особ членов 5 департамента.

8) 1 особа — А. М. Корнилов — считал, что перевод В. М. Поповым вредной книги, обвиненной правительством, заставляет подозревать его в злонамеренности, а то, что он не донес о книге, делает его пособником Госснера — присоединяется к мнению 5 особ пятого департамента.

9) 1 особа — сенатор и член Российской академии наук П. И. Сумароков — считал, что «Сие дело необыкновенного рода и надлежит отыскать корень, чтобы по строгости убедиться в важности преступлений»[4]. Сенатор начинал с экскурса в историю и заявлял, что богоотступники, смущавшие умы, были виновниками европейских революций. Ныне также вредные писатели надевают на себя благообразную личину, один из них, Госснер, уже разоблачен и выслан за пределы империи. Да, В. М. Попов видел, что Госснер выступает публично. Но он видел также, что не все из благомыслящих в столице одобряли эти проповеди. Толкование Евангелия было сделано немцем неправославной веры. Книга, издаваемая в России, отличалась по содержанию от немецкой. Все предостерегало В. М. Попова, но он все равно взялся за исправление перевода. В. М. Попов не только одобрял взгляды Госснера, но осмелился даже после его осуждения правительством говорить о нем как о человеке христианских правил. «Всякий, скажут мне, властен верить, думать, как хочет. Да, отвечу я, в своей комнате, или в скрытой беседе с равным себе еретиком. Но возвышать нечестие, соблазн, совращать с пути праведного других, а, что более, печатать вредные правила к потрясению веры есть первейшее преступление, вопиющее к возмездию. В листах В. М. Попова, возразят еще, нет ничего противного вере. Но часть безвредная принадлежит к вредному целому, которое было известно подсудимому, и еще им восхвалено. Несколько строк и книга суть одно и то же»[4]. В довершение своего мнения сенатор заявлял: «Итак, мы видим в Попове если не преступника, то, по крайней мере, опасного фанатика. По соображениям действия к прекращению пагубного лжеучения, согласен с правильным и притом весьма умеренным приговором пяти сенаторов 5 департамента»[4].

10) 2 особы — Д. С. Ланской и В. С. Ланской — были с ним согласны, присоединяясь к мнению 5 сенаторов 5 департамента.

11) 1 особа — М. А. Обрезков — также согласен с мнением 5 особ
5 департамента, но считает, что В. М. Попова нужно передать духовному начальству для определения ему срока пребывания в монастыре для покаяния.

12) 1 особа — Цесаревич грузинский Мириям Ираклеевич — посчитал, что В. М. Попов не должен был поправлять глав, не имея на руках всего сочинения. Будучи сам православной веры, оказывал содействие еретику. Согласен с мнением 5 особ 5 департамента и предлагает, так как
В. М. Попов своим поступком наводит на себя подозрение в отступлении от православия, передать его дело на рассмотрение в Св. Синод.

13) 1 особа — В. С. Хвостов — считал, что В. М. Попов, в должности директора департамента переводя листы, должен был потребовать себе всю книгу. Пропуская духовную книгу через светскую цензуру, должен был знать о незаконности такого поступка. За эти должностные нарушения
В. С. Хвостов предлагал ему объявить выговор. По поводу соучастия
В. М. Попова Госснеру он доказательств не находит и предлагает предать подсудимого духовной власти, чтобы выяснить его религиозные убеждения.

Согласительное предложение министра юстиции было таково:
В. М. Попов виновен в недонесении о вредной книге, исправлении перевода, пропуске вредной книги, несогласии с мнением правительства. За это должен быть отстранен от должности и выслан под надзор полиции.

3 особы — Д. С. Ланской, В. С. Ланской, цесаревич Мириам — согласны с этим. 1 особа — А. М. Корнилов — объявил, что в отношении доводов остается при своем мнении. 24 особы остались при своем мнении.
4 особы в голосовании не участвовали: А. А. Столыпин умер; А. С. Фенш, Е. И. Мечников и П. И. Сумароков были в отпуске.

Таким образом, 25 сенаторов предлагали В. М. Попова от суда освободить, 16 сенаторов и министр юстиции считали его виновным и предлагали осудить. Подобная ситуация была редким явлением в деятельности Сената. Министр юстиции, как правило, мог провести собственное мнение, а несогласие членов Сената трактовалось Александром I как свидетельство их некомпетентности. Аргументы сенаторов, защищавших В. М. Попова, строились на его юридической неподсудности, так как никаких законов он не нарушал. Сторона противная стремилась возложить на подсудимого вину самого правительства, потворствующего выходу книг подобного рода в обход духовной цензуры, причем формулировка обвинения была принципиально важна для сенаторов, и они настаивали на своем мнении.

Мнение сенаторов, предлагавших В. М. Попова от суда освободить, было вполне обоснованным. действительно, его ответы отводили от него все предъявленные обвинения. Проблема заключалась в том, что «Дело Госснера» было сознательно разбито на персональные дела, чтобы отвести ответственность в целом от Соединенного министерства, проводившего политику, ущемлявшую православную церковь. Мнения сенаторов, требовавших осуждения В. М. Попова, также, несомненно, были обоснованы, если выйти за рамки данного дела и его обвинений. Действительно, директор департамента народного просвещения должен был нести ответственность за книги, проходившие через его ведомство. Тем более, что, потворствуя литературе такого рода, В. М. Попов не только выполнял распоряжения начальства, но и действовал согласно собственным убеждениям. За это смешение должностных обязанностей и религиозных взглядов и должны были отвечать руководители Соединенного министерства. Но ни о чем подобном речь, конечно, не могла идти, и В. М. Попова судили лишь за конкретные проступки, совершенно не подсудные и достойные лишь морального порицания. С этой точки зрения наиболее правы были сенаторы, требовавшие В. М. Попова от суда освободить, сделать ему выговор, зачесть пребывание под судом и передать духовному начальству.

Ситуацию, сложившуюся в «Деле Попова», в Сенате ярко иллюстрирует записка сенатора Д. И. Хвостова (писателя-«архаиста» сотрудника
А. С. Шишкова) «Отчет самому себе по делу статского советника Попова». Д. И. Хвостов сообщал, что это дело уже год как известно публике, его освещала западная печать. В. М. Попов обвинялся в переводе книги Госснера «Толкование на Евангелие от Матфея», ставшей причиной отставки министра А. Н. Голицына. В книге обнаружены утверждения, противные учению Русской православной церкви о том, что Богородица могла иметь много сыновей и что Иисуса Христа следует искать не в книгах, а в людях. По этому поводу Д. И. Хвостов высказывал весьма определенное мнение: «Вот статьи, которые, опровергают и основания веры и учение ее, то есть книги Ветхого и Нового Завета… сия книга соблазнительна, развратна и может произвести пагубные последствия в народе»[4]. Автор сообщает, что книга конфискована, сожжена и автор Госснер выслан за границу по решению Комитета министров. По мнению Д. И. Хвостова, это решение по книге Госснера должно быть руководящим для Сената и по «Делу Попова». Члены 5 департамента большинством голосов решили, что В. М. Попов должен быть отстранен от службы и отправлен в дальнюю губернию под надзор полиции. Автор был в числе голосовавших за это решение, несмотря на то что он знал подсудимого с 1799 г. и очень уважал его за любовь к чтению духовных и догматических книг[4].

Д. И. Хвостов «видел в поступке Попова, умышленном или простодушном, заблуждения, от коих могли произойти пагубные последствия». Сенатор не рассматривал должностное преступление подсудимого, а выносил свой вердикт лишь на основании замечаний на книгу А. С. Шишкова: «нельзя уже мне согласиться, чтобы книга, почитаемая вредной от предержащей власти и правительства, могла представиться кому-либо в другом виде». Д. И. Хвостов заявлял, что В. М. Попов, давно занимавшийся чтением и переводом духовных книг, не увидел у Госснера противных православию высказываний. Сенатор брал под сомнение тот факт, что у подсудимого не было времени прочитать книгу, так как при нем цензура останавливала самые невинные стихи, особенно во время Поста. «Как же человек, который смотрит, чтобы не писали вместо Елизаветы Лиза, не приметил и просмотрел учение, отвергающее престолы Божьей и Царский», — писал Д. И. Хвостов[4]. Очевидно, что в своем отзыве сенатор обвинял
в первую очередь Госснера, а уже его преступление определяло и вину
В. М. Попова. При этом ведущую роль играло решение, уже вынесенное Кабинетом министров.

5 августа 1825 г. по письму министра юстиции к секретарю Государственного совета «Дело Попова» в связи с его неутверждением в Сенате было передано в Департамент гражданских и духовных дел Государственного совета. Рассмотрев его, заседавшие там лица нашли, что в трехстатейном обвинении содержится шесть главных обстоятельств: 1) В. М. Попов поправлял перевод Госснера; 2) что он при этом излагал свои мысли; 3) что после осуждения книги одобрил ее; 4) после высылки Госснера одобрил его образ мыслей; 5) что, будучи директором Департамента духовных дел, занимался переводом; 6) своим участием ввел в заблуждение цензоров.

По сути обвинений возражений не было. Что касается обстоятельств дела, то члены Государственного совета считали, что В. М. Попов перевел всего один печатный лист и в нем не найдено ничего вредного. По сличению перевода с подлинником прибавлений не обнаружено. В. М. Попов Госснера и его книгу не одобрял, а наоборот, говорил обер-полицмейстеру, что считал и полагал Госснера добрым, а книгу хорошей до обвинения их правительством. «Смешение времен здесь совершенно излишне». Пятое обвинение ничтожно, так как закона, не позволяющего директору департамента заниматься переводами, не существует. Влиять на цензоров он не мог, что видно из их ответов, и потому, что в то время он был за границей. Решение членов Государственного совета было таково: «Произведенное в Правительствующем Сенате следствие, из всех обстоятельств обвинения пять совершенно изменились и не представляют более никакого повода к осуждению; одно же обстоятельство, не изменившееся, не может подлежать осуждению, ибо, где нет воспрещения, там нет и преступления.

Посему Государственный совет в Департаменте гражданских и духовных дел согласен с большинством голосов девятнадцати сенаторов, полагает: действительного статского советника В. М. Попова, признать от суда свободным.

Н. С. Мордвинов, А. У. Болотников, М. М. Сперанский За государственного секретаря А. Н. Оленин»[4].

Единогласное мнение членов Департамента гражданских и духовных дел было признано недостаточным. 24 октября 1825 г. состоялось общее собрание Государственного совета. Был заслушан журнал Департамента гражданских и духовных дел по делу, внесенному министром юстиции за разногласиями, происшедшими в общем собрании Сената.

По выслушивании журнала 26 октября в общем собрании Государственного совета министр народного просвещения А. С. Шишков представил председателю князю А. Б. Куракину свое письменное заключение по делу, построив его на критике мнения сенатора И. М. Муравьева-Апостола, причем на каждой странице повторяя, что уже поправление вредной книги есть доказательство преступления. Аргументация строилась на эмоциях: «Книга Госснера и согласные с ней проповедования его найдены Комитетом господ Министров зловредными для веры и правительства, посему с утверждения Его Императорского Величества книга сожжена, а сам Госснер выслан за границу. После сего не может быть вопроса, виновен ли тот, кто переводил сию книгу на русский язык, и тот, кто правил ее, ибо все трое они имели одинаковое намерение издать ее в свет. По здравому рассуждению переводчик и поправитель еще более виновны, нежели сам сочинитель, поелику был иностранец и написал книгу на немецком, чужом нам языке, а они будучи российские подданные хотели то же самое зло сделать вреднейшим через напечатание и распространение онаго на собственном нашем языке. Из сего следует неоспоримое заключение; что в одном и том же деле менее виновного осудить, а более виновного оправдать, не сходно ни с каким понятием о законах и правосудии»[4]. В конце своего обвинения А. С. Шишков писал: «Я согласен в г. Попове признать человека, бывшего в заблуждении, не видавшего в Госснере злоумышленного сектатора, и не могшего в книге его проникнуть скрытого злочестия, а потому и поправлявшего оную в том же самом заблуждении. Вот все, что к извинению его сколько-нибудь принято быть может; но оправдывать поступок его, выказывать оный, не противным канонам, и не к лицу по уважению к слабостям и недостаткам человеческим снисходить, но преступному и злонамеренному действию давать вид невинности, сего делать не умею, не хочу и не могу»[4].

Мнение А. С. Шишкова резко контрастировало с мнением И. М. Муравьева-Апостола, и эта разность не укрылась от внимания современников. «Дело Госснера» стало «Пирровой победой» православной оппозиции, эти люди были совершенно опорочены в глазах петербургской публики как ханжи и фанатики. Иначе быть и не могло. Их поставили в такие условия, когда в лице В. М. Попова они обвиняли политику правительства в религиозных вопросах.

2 ноября в заключение слушания 9 членов: князь А. Б. Куракин, князь Д. И. Лобанов-Ростовский, граф А. И. Марков, граф Ю. П. Литта, А. Я. Сукин, В. П. фон Дезин, А. С. Шишков, В. А. Пашков, князь Д. И. Лобанов-Ростовский — приняли заключение сенаторов, полагавших В. М. Попо-
ва от службы освободить. В сем числе 5 членов — граф А. И. Марков,
Ю. П. Литта, В. П. фон Дезин, В. А. Пашков, Д. И. Лобанов-Ростовский — согласились с мнением министра юстиции выслать В. М. Попова под надзор полиции в отдаленную губернию. А. Б. Куракин дополнительно предложил подвергнуть В. М. Попова церковному покаянию.

12 членов — А. И. Татищев, П. К. Карцов, В. С. Ланской, князь
А. Н. Голицын, граф К. В. Нессельроде, И. В. Тутолмин, князь С. Н. Салтыков, Н. С. Мордвинов, А. У. Болотников, М. М. Сперанский, граф
М. А. Милорадович, А. В. Васильчиков — признали В. М. Попова не подлежащим никакому наказанию. М. А. Милорадович и А. В. Васильчиков
заявили, что они не считают себя вправе налагать на В. М. Попова наказание, так как это не было бы на законном основании. Мнение графа М. А. Милорадовича: «Чтобы действия господина Попова были умышленны, из дела не вижу. Предположить же какие-либо намерения, в столь важном деле без основательных и ясных доводов, я не могу. Нахожу, что поступки его были неприличны и по всем соображениям неосмотрительны, но оные такового рода, что зависят от собственной воли, законами не воспрещены. По сему не считаю себя в праве определить меру наказания, ибо назначение оного было бы самопроизвольно, на законах не основано»[4].

Мнением большинства членов общего собрания Государственного совета было постановлено: В. М. Попова от суда освободить. Последнее слово оставалось за императором.

9 июля 1826 г. в общем собрании Сената было зачитано мнение членов Государственного совета по «Делу Попова». На журнале Государственного совета стояла резолюция Николая I «быть по мнению большинства членов»[4]. В. М. Попов был полностью оправдан. 11 сентября 1826 г.
А. Н. Голицын сообщал Сенату, что Николай I утвердил оправдательное решение Государственного совета по «Делу Попова»[4].

Суд уголовной палаты сделал все, чтобы оправдать цензоров. Следствие пришло к выводу, что К. К. Поль и А. С. Бируков пропустили книгу из-за неясности существующих цензурных правил, без всякого злого умысла. Принимая во внимание безупречную службу К. К. Поля и А. С. Бирукова и то, что книга еще не получила разрешения цензоров на издание, было решено признать достаточным наказанием подсудимым их пребывание под судом[4].

К участи цензоров проявляли заботу даже их бывшие противники.
22 ноября 1826 г. А. С. Шишков по поводу окончания дела просил наградить А. С. Бирукова за усердную службу[4]. 2 апреля 1827 г. в Министерстве юстиции было принято решение цензоров от суда освободить, так как по поводу пропуска книги они оправданы, а злой умысел их недоказан[4]. 12 апреля это решение было утверждено Комитетом министров. При этом Николай I хотя и разрешил не указывать в формулярных списках цензоров их пребывание под судом, предписал от службы их уволить и по части цензуры больше не назначать[4]. Издатели Н. Греч и К. Край были также оправданы.

«Дело Попова» стало ярчайшим судебным процессом первой четверти XIX в. В ходе его разбирательства происходила борьба двух влиятельных группировок русского общества. Больше всего активности при обсуждении дела проявляли либералы и их противники — консерваторы. Выступавшие в защиту В. М. Попова предлагали считать религиозные взгляды чиновника его личным делом. Их противники считали преступным для члена православной церкви лояльное отношение к еретикам и тем более участие в их деятельности.

Особый накал полемике в ходе «Дела Попова» придавало то, что многие участники прений в Сенате и Государственном совете были литераторами, занимавшими определенные позиции в споре «архаистов» и «карамзинистов». Первая группа писателей придерживалась национальной ориентации, считая, что в литературе нужно вернуться к «российским корням». Другая группа стояла за обновление литературы, за широкое заимствование из европейского культурного наследия.

Главным фактором в ходе дела являлась позиция императора. Александр I был либерал и человек европейских взглядов. Он не мог спокойно смотреть, как его недавних сотрудников обвиняют за то, что они проводили в жизнь его политику. С точки зрения «просвещенной» части русского общества, религиозные взгляды Госснера были лишь одним из цветов в богатой палитре различных толкований христианства. Судить за религиозные взгляды было нельзя. Александр I, так много сделавший в начале царствования для утверждения диктатуры закона внутри России, прекрасно это понимал. Но другого мнения придерживались консерваторы. Произведения Госснера они воспринимали, как революционную пропаганду, направленную на «потрясение алтарей и престолов».

При такой ситуации вмешательство императора в ход дел Госснера и Попова было неизбежно. Еще до расследования, проведенного Комитетом министров, Александр I приказал выслать Госснера из России, выдав ему денежное пособие. Этим автор-«мистик» был спасен от суда и возможной расправы. Главный проводник религиозной политики императора
А. Н. Голицын вообще оказался недоступным для обвинений оппозиционеров. О вмешательстве императора в «Дело Попова» сохранились воспоминания современников. Н. И. Греч вспоминал, что император негласно встречался с сенатором И. М. Муравьевым-Апостолом и благодарил за проявленную твердость[4]. Это сообщение подтверждал в своих воспоминаниях и А. С. Шишков[4].

И. Е. Госснер был одним из активнейших деятелей европейского религиозного возрождения конца XVIII — начала XIX в. Он принадлежал к религиозному течению «пробужденных», последователи которого пытались подорвать монополию официальных церквей на власть в духовной сфере и создать новое внеконфессиональное объединение христиан. В этом отношении надежды единомышленников Госснера были связаны с русским императором, проводившим либеральную религиозную политику. Россия представлялась «пробужденным» идеальной ареной для религиозных экспериментов. Русские христиане, по мнению «пробужденных», незнакомые с Евангелием, и представители других российских конфессий должны были быть подвержены миссионерской пропаганде. Эффективным орудием «пробужденных» стало Библейское общество, организация, находившаяся вне официальной церкви и занимавшаяся пропагандой Библии и миссионерством. С открытием Российского библейского общества путь «пробужденным» в Россию был открыт.

Главным противником деятельности «пробужденных» в Европе стала католическая церковь. Ее догматы запрещали перевод Библии на национальные языки и не рекомендовали ее чтения без руководства священника. В разные годы Госснер и несколько его единомышленников подвергались тюремному заключению и вынуждены были переезжать из страны в страну. Конфликт между Библейским обществом и католиками произошел и в России, результатом стало выдворение из страны иезуитов и конфискация их имущества. На фоне этих событий очень важным было привлечение в ряды Библейского общества католиков. Среди вождей «пробужденных» было два католических пастора, Линдль и Госснер. Поочередно они были вызваны в Россию, чтобы помочь сломить сопротивление католиков и привлечь их в ряды Библейского общества.

Приехавший в 1820 г. в Россию Госснер попал в центр политической борьбы. Теснимый со всех сторон президент Российского библейского общества и министр Соединенного министерства А. Н. Голицын вынужден был прибегнуть к помощи клира. В 20-х гг. А. Н. Голицын устроил аудиенцию у императора священникам Фотию, Ф. Левицкому, Ф. Лисевичу, а перед этим Н. Федорову, пророку секты Е. Ф. Татариновой. Госснер в своем религиозном мировоззрении сочетал черты вышеперечисленных людей. Как и архимандрит Фотий, Госснер был несгибаем в своих убеждениях и выступал против науки и рационализма, как Ф. Левицкий и Ф. Лисевич, он дополнял службы песнопениями собственного сочинения и верил в скорое второе пришествие. Как и Федоров, он считал, что получает свои откровения непосредственно от Иисуса Христа. Обрядовые особенности христианства и его многовековая история не интересовали Госснера. Он считал, что любой человек еще при жизни может соединиться с Иисусом Христом и для этого достаточно лишь желания и «живой веры». В преддверии первого издания Библии на русском языке проповеди Госснера, привлекавшие множество слушателей, были просто необходимы деятелям Библейского общества. Для того чтобы максимально увеличить охват пропаганды, в 1823 г. было решено издать в России на русском и немецком языках комментарии Госснера к Евангелию «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете». Книга была дополнена автором материалами, разъясняющими суть его учения. Главным мотивом в книге Госснера была критика официальных церквей, мешавших объединению истинных христиан.

Консерваторы использовали книгу Госснера для того, чтобы обратиться с жалобой к царю на пагубное для Русской православной церкви религиозное направление, проводимое А. Н. Голицыным. «Евангелие от Матфея» стало поводом для обвинения всей мистической литературы, расформирования Соединенного министерства, приостановки работ Российского библейского общества и кадровых перемен в правительстве.

Содержание книги Госснера доказывает, что отзывы консерваторов на ее счет были верны. В комментариях к «Евангелию от Матфея» содержалась жесткая критика официальной церкви, вплоть до призыва к истреблению духовенства, и проповедовалось учение, с позиций любой христианской церкви считающееся ересью. Разделявшие взгляды Госснера
А. Н. Голицын, В. М. Попов, А. М. Брискорн и многие другие должны были прекрасно отдавать себе отчет в несовместимости подобных высказываний с учением Русской православной церкви. Но в планы мистиков входило подорвать влияние православного клира и занять его место в отношении паствы. Здесь заговор, о котором говорили консерваторы, безусловно существовал. Как расценивать лояльное отношение к книге Госснера людей, далеких от мистицизма, — Н. И. Греча, И. Ф. Яковкина, В. И. Панаева и в дальнейшем А. Н. Пыпина? Двое первых не интересовались религиозной проблематикой и, хотя были знакомы с содержанием книги Госснера, не оценивали ее с православных позиций. Н. И. Греч и И. Ф. Яковкин участвовали в переводе и издании книги из меркантильных интересов, а также желая угодить высокопоставленным покровителям Госснера. Впоследствии Н. И. Гречу пришлось защищать книгу Госснера, чтобы оправдать себя. В. И. Панаев и А. Н. Пыпин, не знакомые с содержанием книги, защищали ее автора из корпоративных соображений. Они принадлежали к лагерю либералов и были склонны к критике всего консервативного. Совершенно определенную позицию в «Деле Госснера» занял Александр I, который, по словам А. Н. Голицына «такого же духа будучи, желал»[4].

Несмотря на то что книга Госснера была уничтожена еще до того, как ее текст был полностью отпечатан, у нас имеются сведения о шести сохранившихся экземплярах книги. Хотя в библиографических обзорах «Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете» расценивается как «редкая» и «очень редкая» книга, нам известны произведения и с более трагической судьбой. Уничтоженное по приказу А. Н. Голицына в 1819 г. первое издание книги Е. И. Станевича «Беседа на гробе младенца о бессмертии души» сохранилась лишь в одном экземпляре, местонахождение которого неизвестно. Из этого примера можно заметить, что по своему радикализму в вопросах книгоиздания и идеологии либералы не уступали консерваторам.

«Дело Госснера» ярко характеризует религиозное настроение Александра I в последние годы царствования. Откликаясь на просьбы клира и не желая раздражать католиков в преддверии нового союза, император пошел на удаление из России Госснера и запрет его книги. Хотя это решение и было проведено через Комитет министров, но толком расследовать «Дело Госснера» Александр I не позволил. Император сразу четко очертил границы, в которых могло действовать следствие. Предписывалось установить степень участия в переводе отдельных лиц и чиновников и выяснить, как печатные листы книги, еще не получившей разрешения цензуры на выход в свет, могли появиться в столице. Комитет министров, Сенат и Государственный совет подошли к делу формально. Не вдаваясь в рассуждения о ереси, проповедуемой Госснером, и покровительстве, оказываемом ему властями, судьи ограничились расследованием перевода и издания книги. Демонстрируя свое отношение к ходу расследования и связывая действия консерваторов, Александр I добился того, что все причастные к «Делу Госснера» были оправданы.

[4] Лебедев А. П. Великое в малом. Московский митрополит Филарет. М., 1999. С. 20.

[4] Смирнов А. Детство, отрочество, юность, годы учения и учительства в Троицкой-Лаврской семинарии митрополита Филарета. М., 1893. С. 12.

[4] Воспоминания Филарета митрополита Московского // Православное обозрение. 1868. Т. 26. С. 530.

[4] Воспоминания Филарета митрополита Московского // Русский архив. Кн. 3. С. 214.

[4] Послужной список Филарета / Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского. М., 1873. Т. 1. С. V.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 44.

[4] Копия проповеди из рукописного сборника племянника Филарета Н. Н. Дроздова / Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского. М., 1873. Т. 1. С. 127.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 75–76.

[4] Письма Платона, митрополита Московского к преосвященным Амвросию и Августину. М., 1870. С. 119.

[4] Смирнов А. Петербургский период жизни митрополита Филарета. М., 1894. С. 2–4.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 116.

[4] Письма Платона, митрополита Московского к преосвященным Амвросию и Августину. М., 1870. С. 87, 131.

[4] Кондаков Ю. Е. Государство и православная церковь в России: эволюция отношений в первой половине XIX века. СПб., 2003. С. 168.

[4] Там же. С. 174.

[4] Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время. СПб., 2000. Гл. 4–5.

[4] Воспоминания покойного Филарета митрополита Московского // Православное обозрение. 1868. Т. 26. С. 511.

[4] Смирнов А. Указ. соч. С. 14–15.

[4] Там же. С. 24.

[4] Там же. С. 22.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 136.

[4] Доклад императрице Елизавете Алексеевне от А. Н. Голицына // Чтения в обществе истории и древностей российских. 1870. Кн. 1. Январь.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 154.

[4] Там же. С. 166.

[4] Письмо Филарета к Е. М. Кологривовой 8 декабря 1844 года // Труды киевской духовной академии. 1868. Апрель. С. 18.

[4] Смирнов А. Указ. соч. С. 30–32.

[4] Чистович И. А. Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия. Комиссия духовных училищ. СПб., 1894. С. 78–83. Котович А. Н. Духовная цензура в России. СПб., 1909. С. 39–41.

[4] Из воспоминаний покойного митрополита Московского Филарета // Православное обозрение. 1868. Т. 26. С. 512.

[4] Катетов И. А. Граф М. М. Сперанский, как религиозный мыслитель // Православный собеседник. 1889. Май. С. 82–85.

[4] Феофилакт. Собрание переводов, в разное время изданных преосвященном епископом Феофилактом. СПб., 1811–1812. Т. 4. С. I.

[4] Письма Феофилакта к С. Д. Полторацкому // РНБ ОР. Ф. 603. Д. 312. Л. 18.

[4] Феофилакт. Записка об обстоятельствах написания «Опровержения» // РНБ ОР. Ф. 542. Д. 818. Л. 2.

[4] О пожаловании Ансильйону перстня // РГИА. Ф. 468. Оп. 1. Ч. 2. Д. 3920. Л. 253.

[4] Ансильйон Ф. Эстетические рассуждения. СПб., 1813.

[4] Доклад Феофилакта Комиссии духовных училищ // РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 374. Л. 1.

[4] Журнал Комиссии духовных училищ // Там же. Л. 5.

[4] О книге под названием «Эстетические рассуждения» г. Ансильйона // РГИА.
Ф. 802. Оп. 1. Д. 374. Л. 79.

[4] Предложение Феофилакта Комиссии духовных училищ // РГИА. Ф. 802. Оп. 1.
Д. 374. Л. 6-13.

[4] Рапорт Комиссии духовных училищ от Правления Духовной академии // Там же. Л. 15.

[4] Из воспоминаний покойного митрополита Московского Филарета // Православное обозрение. 1868. Т. 26. С. 515.

[4] О снабжении книгами Духовной академии // РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 429. Л. 19.

[4] Записка Феофилакта // РНБ ОР. Ф. 542. Д. 818. Л. 4.

[4] Рапорт Комиссии духовных училищ от Правления Духовной академии // РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 374. Л. 15.

[4] Филарет. О книге Эстетические рассуждения Ансильйона // Там же. Л. 19.

[4] Филарет. О книге «Эстетические рассуждения г. Ансильйона». СПб., 1813. С. 1.

[4] Там же. С. 28.

[4] Письмо С. С. Уварова барону Штейну // Русский архив. 1871. Т. 2. С. 130.

[4] Котович А. Н. Духовная цензура в России. СПб., 1909. С. 40–41.

[4] Рапорт Комиссии духовных училищ от Правления Духовной академии // РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 374. Л. 15.

[4] Постановление Комиссии духовных училищ 11 октября 1813 г. // Там же. Л. 117.

[4] Особое мнение Криницкого // Там же. Л. 114.

[4] Особое мнение Державина // Там же. Л. 115.

[4] Письма Филарета к С. П. Потемкину // Русская старина. 1883. Т. 38. С. 47.

[4] Там же. С. 49.

[4] Там же. С. 50.

[4] Обращение Феофилакта к Комиссии духовных училищ // РГИА. Ф. 802. Оп. 1.
Д. 374. Л. 83–84.

[4] Изложение примечаний, сделанных на Эстетические рассуждения Ансильйона, сочиненные преосвященным Феофилактом // РНБ ОР. Фонд рукописной книги F XVII. Д. 63. Л. 206.

[4] Обращение Феофилакта к Комиссии духовных училищ // РГИА. Ф. 802. Оп. 1.
Д. 374. Л. 83.

[4] Феофилакт. Опровержение примечаний на книгу г. Ансильйона под заглавием: Эстетические рассуждения. СПб., 1813. С. 5.

[4] Там же. С. 18, 42.

[4] Там же. Последняя страница. Б/н.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 180.

[4] Предложение Комиссии духовных училищ А. Н. Голицыну // РГИА. Ф. 802.
Оп. 1. Д. 374. Л. 82.

[4] Журнал Комиссии духовных училищ 31 января 1814 г. // Там же. Л. 126.

[4] Там же. Л. 117.

[4] Чистович И. А. Указ. соч. С. 81.

[4] Там же. С. 132.

[4] Феофилакт. Записка об обстоятельствах написания «Опровержения» // РНБ ОР. Ф. 542. Д. 818. Л. 2.

[4] О снабжении книгами духовных училищ // РГИА. Ф. 802. Оп. 1. Д. 429. Л. 3.

[4] Чистович И. А. Указ. соч. С. 131.

[4] Письма митрополита Московского к родным. М., 1882. С. 180.

[4] Воспоминания Филарета митрополита Московского // Православное обозрение. 1868. Т. 26. С. 514.

[4] Филарет. Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах. СПб., 1814. С. 22-23.

[4] Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий (1792–1838) и его время. СПб., 2000. С. 118–128; Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801–1825). СПб., 1998. С. 139–177.

[4] Предисловие Н. И. Барсова к переписке Филарета с С. П. Потемкиным // Русская старина. 1883. Т. 38. С. 39.

[4] Слюсарский А. Г. В. Н. Каразин, его научная и общественная деятельность. Харьков, 1955. С. 15.

[4] Там же. С. 14.

[4] Тихий Н. И. В. Н. Каразин. Его жизнь и общественная деятельность. Киев, 1905. С. 41.

[4] Дело Каразина // РНБ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2036. Л. 1.

[4] Тихий Н. И. Указ соч. С. 150.

[4] Слюсарский А. Г. Указ соч. 1955. С. 73.

[4] Тихий Н. И. Указ соч. С. 186.

[4] «Практическое защищение…» // Разные бумаги из собрания В. Н. Каразина, равно как его статьи и о нем. М., 1961. С. 7.

[4] Там же. С. 188.

[4] Каразин В. Н. Опыт сельского устава для помещичьего имения, состоящего на оброке. СПб., 1819. С. 1.

[4] Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. СПб., 1888. Т. 1. С. 373–378.

[4] Письма В. Н. Каразина к В. П. Кочубею // РНБ ОР. Ф. 387. Оп. 1. Д. 35. Л. 1.

[4] Письма В. Н. Каразина к В. П. Кочубею // Русская старина. 1903. Т. 115. С. 457–460.

[4] Там же. С. 461–463.

[4] Первые черты предложения общества добрых помещиков // РНБ ОР. Ф. 335.
Оп. 1. Д. 6. Л. 1.

[4] Записка, переданная Александру I М. С. Воронцовым и А. С. Меншиковым // Русская старина. 1871. Т. II. С. 366.

[4] Тихий Н. И. Указ соч. С. 220–221.

[4] Первые черты предложения общества добрых помещиков // РНБ ОР. Ф. 335.
Оп. 1. Д. 6. Л. 6.

[4] О замечании цензору и Комитету за разрешение и печать сочинения В. Н. Каразина «Опыт сельского устава для помещичьего имения, состоящего на оброке»… // РГИА. Ф. 777. Оп. 1. Д. 287. Л. 3-4.

[4] Там же. Л. 5.

[4] Тихий Н. И. Указ соч. С. 206.

[4] Письмо Александра I к В. Н. Каразину // РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 223. Л. 5.

[4] Письмо В. Н. Каразина к Александру I // Русская старина. 1870. Т. 2. С. 541.

[4] Там же. С. 548.

[4] Там же. С. 555.

[4] Там же. С. 556.

[4] Там же.

[4] Там же. С. 558.

[4] Письмо В. Н. Каразина к Александру I // Русская старина. 1871. Т. 3. С. 30–31.

[4] Выписки из переписки миссионеров и агентов различных обществ по поводу учреждения Российского библейского общества // РГИА. Ф. 808. Оп. 1. Д. 82.

[4] Bautz F. W. Gossner Johannes Evangelista // Biographisch-Bibliographisches kirchen-lexikon // http://www. bautz.de/bbkl/g/gossner_j_e.shtml.

[4] Известия о новых книгах // Благонамеренный. 1821. Ч. 16. № 21. С. 7-8.

[4] Из записок Н. И. Греча // Русский архив. 1868. С. 1404.

[4] Там же. С. 1408.

[4] Письмо В. И. Штейгеля к Николаю I // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 482.

[4] Prochnow J. D. Johannes Gossner biographie aus Tagebuchern und briefen. Berlin, 1874. 2 Thl; Nottrott J. Die Gossnerische Mission unter den Khols. Halle, 1874; Hermann A. Gossner J. E. Vom kath. Priester z. ev. Zeugen, 1926; Long H. Gossner J. E., Grunder des Elisabeth-Krankenhauses (Berlin), in: Berliner Medizin 13, 1962, 454 ff.; Franz-Heinrich Philipp, Ad fontes. J. E. G. Leben u. Lebenswerk, 1964.

[4] Госснер И. Е. // Русский биографический словарь. СПб., 2001. С. 366–374.

[4] Bautz F. W. Gossner Johannes Evangelista // Biographisch-Bibliographisches kirchenlexikon // http://www.bautz.de/bbkl/g/gossner_j_e.shtml.

[4] Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. СПб., 2000. С. 144.

[4] Там же. С. 225.

[4] Там же. С. 235.

[4] Чистович И. А. Руководящие деятели духовного просвещения. СПб., 1894.
С. 238; Благовидов Ф. В. Обер-прокуроры Св. Синода в XVII — первой половине XIX столетия // Православный собеседник. 1899. Январь. С. 192; Знаменский П. Чтения из
истории русской церкви за время царствования Александра I. Казань, 1885. С. 61; Попов К. Юрьев архимандрит Фотий и его церковно-общественная деятельность // Труды Киевской духовной академии. 1875. Февраль. С. 371.

[4] Записка о крамолах врагов России // Русский архив. 1868. С. 1377.

[4] Там же. С. 1369.

[4] Остроглазов И. М. История одной редкой и замечательной книги // Библиографические записки. 1892. №. 3. С. 179–198; №. 5. С. 338–348; №. 8. С. 593–557; № 10.
С. 712–713.

[4] Глухарев А. Дело о книге пастора Госснера 1824–1828 // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 19.

[4] Геннади Г. Русские книжные редкости. СПб., 1872. С. 138.

[4] Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры. СПб., 1892. С. 200–201; Котович А. Н. Духовная цензура в России (1799–1855). СПб., 1909. С. 130–132.

[4] Стеллецкий Н. С. Князь А. Н. Голицын и его церковно-государственная деятельность. Киев, 1901. С. 254–266; Миропольский С. И. Фотий Спасский, Юрьевский архимандрит // Вестник Европы. 1878. Кн. 6–12; Карнович Е. П. Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий. Л., 1990. С. 426, 486–489.

[4] Кондаков Ю. Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801–1825). СПб., 1998. С. 139–177.

[4] Улыбин В. Александр I: обратная сторона царствования. Власть и тайные общества. СПб., 2004. С. 43–76.

[4] Сводный каталог русской книги 1801–1825. М., 2000. Т. 1. С. 385–386.

[4] Записка о крамолах врагов России // Русский архив. 1868. С. 1367.

[4] Остроглазов И. М. История одной редкой и замечательной книги // Библиографические записки. 1892. №. 10. С. 712–713.

[4] Сводный каталог русской книги 1801–1825. М., 2000. Т. 1. С. 385–386.

[4] Остроглазов И. М. История одной редкой и замечательной книги // Библиографические записки. 1892. №. 10. С. 712–713.

[4] Пятидесятилетие высочайше утвержденной комиссии по разбору и описанию архива Св. Синода 1865–1915. Пг., 1915. С. 426–454.

[4] Линдль И. Три проповеди Игнатия Линдля. СПб., 1820. С. 20.

[4] Там же. С. 113.

[4] Там же. С. 115.

[4] Там же. С. 54.

[4] Госснер И. Е. Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос. СПб., 1821. С. 7.

[4] Там же. С. 8.

[4] Там же. С. 27.

[4] Там же. С. 53.

[4] Там же. С. 5.

[4] Госснер И. Е. Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом завете. Евангелие от Матфея // РНБ ОР. Ф. F: I. № 484. С. 72–73.

[4] Там же. С. 698.

[4] Там же. С. 583

[4] Госснер И. Е. Зеркало внутреннего человека. СПб., 1821. С. 44.

[4] Госснер И. Е. Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом завете. Евангелие от Матфея // РНБ ОР. Ф. F: I. № 484. С. 304.

[4] Там же. С. 37.

[4] Госснер И. Е. Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос. СПб., 1821. С. 96.

[4] Госснер И. Е. Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом завете. Евангелие от Матфея // РНБ ОР. Ф. F: I. № 484. С. 811.

[4] Там же. С. 60.

[4] Там же. С. 39, 56–57.

[4] Там же. С. 417.

[4] Там же. С. 433.

[4] Там же. С. 1404.

[4] Там же. С. 1409.

[4] Устав о цензуре 9 июля 1804 г. // ПСЗ. СПб., 1830. Т. XXVIII. № 21. 388.

[4] Записка из дела о бывшем директоре Департамента народного просвещения Попове // РНБ ОР. Основной фонд рукописной книги. F I 484. Л. 37-38.

[4] Там же. Л. 36.

[4] Извлечение из книги Госснера // СПБ филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171/1. Л. 42–46.

[4] Госснер И. Е. Евангелие от Матфея. Предисловие // РНБ ОР. Ф. F I 484. Л. 3–4.

[4] Там же. Оборот заглавного листа.

[4] Критический отзыв А. С. Шишкова // РНБ ОР. Ф. F I 484. Л. 72.

[4] Там же. Л. 84.

[4] Там же. Л. 84.

[4] Там же. Л. 84.

[4] Там же. Л. 78.

[4] Там же. Л. 84.

[4] Здесь и далее книга Госснера цитируется по экземпляру, хранящемуся в РНБ ОР. Ф. F I 484.

[4] Госснер И. Е. Дух жизни и учения Иисуса Христа в Новом Завете. Евангелие от Матфея. Фрагменты // СПБ филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171/1. Л. 12.

[4] Там же. Л. 11.

[4] Отзыв И. В. Гладкова на рукопись перевода В. М. Попова // СПБ. Филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 30–31.

[4] Продолжение рукописи книги: не напечатанной и не бывшей еще в цензуре // СПБ. Филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171/1. Л. 469.

[4] Мнение сенатора Сумарокова // РГИА. Ф. 1151. Т. 1. Д. 177. Л. 146.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Ноябрь. С. 208.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1896. Июль. С. 177–180.

[4] Записка, поданная А. Б. Голицыным Николаю I в 1831 г. // Русская старина. 1898. Февраль. С. 533.

[4] Послания Фотия к А. А. Орловой-Чесменской. 1824–1825 // РГАДА. Ф. 1208.
Д. 48. Л. 8. Послание № 3.

[4] Там же. Л. 9.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Август. С. 170.

[4] Там же. С. 171.

[4] Предложение обер-прокурора с изъяснением высочайшего повеления о принятии мер к обращению самоедов // РГИА. Ф. 796. Оп. 105. Д. 439.

[4] Предложение об избрании кандидата в астраханскую епархию // Там же. Д. 425.

[4] Из записок Н. И. Греча // Русский архив. 1868. С. 1406.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Август. С. 188, 190.

[4] Глухарев А. Дело о книге пастора Госснера 1824–1828 // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 3–4.

[4] Видок Фиглярин. М. 1998. С. 244.

[4] Показания Платонова в Надворном суде // СПб филиал архива АН. Ф. 100.
Оп. 1. Д. 171. Л. 378.

[4] Панаев В. И. Воспоминания В. И. Панаева // Вестник Европы. 1867. Т. 4. С. 82–83.

[4] Письмо Фотия к А. Н. Голицыну 16 марта 1824 г. // Русский архив. 1905. Кн. 3. С. 490.

[4] РГИА. Ф. 815. Оп. 16. Д. 893. Л. 17.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Ноябрь. С. 208–209.

[4] Там же. С. 213.

[4] Там же. С. 217.

[4] Послание Фотия царю 12 апреля 1824 г. // Бумаги и письма архимандрита Фотия к императору Александру I // РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 43 96. Л. 6–7.

[4] Всеподданнейшее собственноручное письмо действительного статского советника Александра Тургенева 19 мая 1824 // Письма главнейших деятелей в царствование Александра I. СПб., 1883. С. 384.

[4] Письмо Фотия к Александру I 23 апреля 1824 г. // Бумаги и письма архимандрита Фотия к императору Александру I // РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 43 96. Л. 12–13.

[4] Там же. Л. 34.

[4] Из записок Н. И. Греча // Русский архив. 1868. С. 1410.

[4] Дело о действительном статском советнике Попове // РГИА. Ф. 1151. Т. 1.
Д. 177. Л. 101.

[4] Там же. Л. 102.

[4] Там же. Л. 104.

[4] Там же.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Ноябрь. С. 230.

[4] Там же. Декабрь. С. 191.

[4] «Записка одного католика» // РГИА. Ф. 1409 Оп. 1 Д. Л. 38.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Декабрь. С. 196.

[4] Бумаги и письма архимандрита Фотия к императору Александру 1824 // РГИА. Ф. 1409 Оп. 1 Д. 43 96. Л. 25.

[4] Николай Михайлович. Император Александр I. М. 1999. С. 229.

[4] Цитируется по автобиографии Фотия // Русская старина. 1896. Август. С. 438. Примечание.

[4]Отношение И. В. Гладкова в цензурный комитет // СПб филиал архива АН.
Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 52.

[4] Там же. Л. 53.

[4] Там же. Л. 58.

[4] Из записок Н. И. Греча // Русский архив. 1868. С. 1408.

[4] Секретное письмо В. М. Попова к И. В. Гладкову // СПб филиал архива АН.
Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 28.

[4] Отзыв В. И. Гладкова на перевод В. М. Попова // СПб филиал архива АН.
Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 30.

[4] Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры. СПб., 1892. С. 211.

[4] Опись книгам и бумагам, полученным от директора Министерства юстиции по делу Попова // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л. 51.

[4] Дело о действительном статском советнике Попове // РГИА. Ф. 1151. Т. 1.
Д. 177. Л. 122.

[4] Там же. Л. 106.

[4] Там же. Л. 113.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1896. Июль. С. 179.

[4] Отношение в СПБ Губернское правление // СПб филиал архива АН. Ф. 100.
Оп. 1. Д. 171. Л. 116.

[4] РНБ ОР. Основной фонд рукописной книги. F I 484.

[4] Копия с определения Сената // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Оп. 1. Д. 171. Л.

[4] Дело о действительном статском советнике Попове // РГИА. Ф. 1151. Том 1.
Д. 177. Л. 138.

[4] Там же. Л. 143.

[4] Там же. Л. 146.

[4] Там же. Л. 150.

[4] Там же. Л. 151.

[4] Хвостов Д. И. Отчет самому себе по делу ст. св. Попова // РЛИ ОР. Ф. 322.
Оп. 1. Д. 29. Л. 1.

[4] Там же. Л. 4.

[4] Там же. Л. 5.

[4] Дело о действительном статском советнике Попове // РГИА. Ф. 1151. Т. 1.
Д. 177. Л. 157.

[4] Там же. Л. 163.

[4] Там же. Л. 177.

[4] Там же. Л. 178.

[4] Там же. Л. 380.

[4] Отношение в Сенат от А. Н. Голицына // СПб филиал архива АН. Ф. 100.
Д. 171. Л. 396.

[4] Приговор уголовной палаты СПб // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Д. 171. Л. 411.

[4] Там же. Л. 397.

[4] Решение Министерства юстиции // СПб филиал архива АН. Ф. 100. Д. 171. Л. 416.

[4] Там же. Л. 422.

[4] Из записок Н. И. Греча // Русский архив. 1868. С. 1411.

[4] Записки, мнения и переписка А. С. Шишкова. Берлин, 1870. Т. 2. С. 240.

[4] Автобиография Фотия // Русская старина. 1895. Ноябрь. С. 233.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви