Кондаков Ю. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Либеральное направление

1) Религиозные взгляды М.М. Сперанского

Очень показательны для анализа религиозных течений александровского царствования религиозные взгляды одного из крупнейших либералов того времени М. М. Сперанского.

Государственная деятельность и политические взгляды М. М. Сперанского неоднократно становились предметом специальных исследований . В отношении религиозных взглядов М. М. Сперанского можно найти высказывания лишь в дореволюционных исследованиях, при этом они базировались на крайне узком круге источников. Религиозные взгляды государственного чиновника могут представлять частный интерес, но в отношении М. М. Сперанского дело обстоит иначе: в царствование Александра I он имел непосредственное отношение к церковным реформам и даже стоял у их истоков. А. Н. Пыпин совершенно справедливо писал: «Мистицизм Сперанского, так странно соединявшийся с большой положительностью других его мнений, есть характерная черта времени» .

Сын священника, М. М. Сперанский получил духовное образование и был определен учителем при главной семинарии в Петербурге. В 1798 г . он поступил на светскую службу в канцелярию генерал-прокурора. Автор статьи в Биографическом словаре Брокгауза и Ефрона С. Середонин утверждал, что активная государственная деятельность М. М. Сперанского началась в 1802 г ., когда он принимал участие в работах «Интимного кабинета». Во время образования Министерства внутренних дел Д. П. Трощинский и В. П. Кочубей боролись за то, в какое ведомство перейдет
М. М. Сперанский, победил В. П. Кочубей . С этого времени он исполняет поручения императора, вначале передаваемые через В. П. Кочубея, а затем и лично. В. И. Семевский считал, что впервые М. М. Сперанский познакомился с Александром I в 1806 г ., когда во время болезни В. П. Кочубея заменял его на докладах императору .

В начале 1806 г . М. М. Сперанский был привлечен к реформе духовного образования, он был призван «усилить» обер-прокурора Св. Синода А. Н. Голицына поскольку сам князь был мало знаком с бытом Русской п равославной ц еркви и сутью ее учения, хотя и умудрен общением с высшим клиром.

21 февраля 1806 г . М. М. Сперанский сообщал А. Н. Голицыну о том, что просмотрел полученные от него бумаги. «В соответствии той дове-ренности, коей вы меня по сему поводу почтить изволили», — писал
М. М. Сперанский . Такое заявление дает повод предположить, что в этот период М. М. Сперанский по поручению А. Н. Голицына работал над планом реформ. Текст письма заставляет предположить, что на основании материалов, присланных А. Н. Голицыным, М. М. Сперанский составил собственный оригинальный проект. Он писал, что не представляет учреждения училищ без плана образования церквей. М. М. Сперанского заботило состояние белого духовенства, он писал, что без его исправления «учебное просвещение не только не сделает победы, но может принести еще и вред и что в сем предположении несравненно лучше оставить духовные училища в настоящем их положении» .

М. М. Сперанский указывал, что каждый подданный в России может перейти из одного сословия в другое, и только духовенство лишено этой привилегии, поэтому клирики не имеют стимула ни к учебе, ни к труду. Для исправления этого положения реформатор предлагал разделить духовенство на классы, каждому из них присвоить соответственный оклад
с возможностью перехода из класса в класс в зависимости от личных заслуг . Создание подобия петровского «табеля о рангах» для духовенства М. М. Сперанский связывал с рядом «давно назревших» мероприятий:

1) уничтожить плату за требы;

2) определить постоянный доход для священнослужителей и церковнослужителей;

3) разделить духовенство на классы с постоянным доходом;

4) назначение классов поставить в зависимость от степени учености и образа поведения;

5) после принятия вышеуказанных мер разрешить духовенству переход в другие сословия.

В разделе «О настоящем положении духовенства в России» М. М. Спе- ранский критиковал существующее положение вещей. Он писал, что в данный момент духовенство может получать домашнее образование или учиться в семинариях. Домашнее образование часто очень плохое, но и семинарское имеет массу недостатков. В семинариях три-четыре года изучают мертвый латинский язык, два года — философию, то есть логику, метафизику, мораль, и все это на латинском языке. Два года — поэзию и риторику, два года — богословие на латинском языке. Всего обучение занимает 10 лет. Кроме недостатка учебного курса М. М. Сперанский указывал на следующее: из-за отсутствия средств ученики должны работать в городе и собираться в семинарии лишь на занятия .

В главе «О состоянии духовенства» М. М. Сперанский перечислял основные недостатки этого сословия: 1) большая часть священников — неучи; 2) плохое образование в семинариях; 3) доходы духовенства недостаточны; 4) исправление духовных училищ немыслимо без исправления духовенства.

За этой вводной частью, призванной показать настоящее бедственное положение духовенства в России, следовала часть, являющаяся идеологическим обоснованием реформ.

В главе «О необходимости поправки состояния белого духовенства» М. М. Сперанский предлагал определить, в чем состоит обязанность правительства по отношению к религии, каким образом можно ее охранить и удержать во всей славе. М. М. Сперанский, по существующей тогда моде, утверждал, что существует религия внутренняя и внешняя. «Внутренняя религия есть внутреннее поклонение Богу в духе и истине», — оно от правительства не зависит . «Внешняя религия есть руководство и преддверие ко внутреннему поклонению», — писал М. М. Сперанский. Он указывал, что исполнение обрядов может зависеть от правительства, его дух и свойство влияют на чистоту и силу исполнения внешних обрядов.

В результате своих умозаключений автор делал вывод, что религия необходима, и правительство обязано охранять и утверждать ее своей властью. Главным рычагом управления религией является «образование духовных исполнителей». При этом отмечалось, что эта часть народа, которой правительство должно оказывать наибольшую помощь, остается без всякой заботы.

В 1808 г . была учреждена Комиссия духовных училищ. В ее состав вошли А. Н. Голицын, М. М. Сперанский и члены Св. Синода. Члены Комиссии назначались императором, и в любой момент в ее состав могло быть включено большее количество светских лиц, что и предполагало основное направление реформы в духовной сфере. С учреждением Государственного совета был сделан следующий шаг в реформах духовной сферы. Департамент гражданских и духовных дел объединил в своем ведении все конфессии России однако, дальше декларации дело в этом вопросе не пошло. Во «Введении к уложению государственных законов», составленном М. М. Сперанским (копия Ф. И. Цейера), сохранился проект устройства исповеданий. В дополнительной приписке к проекту М. М. Сперанский указывал, что оставил без внимания духовные дела. На этот счет он писал очень расплывчато: «необходимо будет назначить место, где дела духовные различных исповеданий должны быть ведомы» . М. М. Сперанский предлагал создать особый департамент под управлением обер-прокурора Св. Синода. Его планировалось приравнять к министерствам и дать собственный устав и учреждение. Этот небольшой отрывок не позволяет с уверенностью утверждать, чего же хотел автор. Желал ли он соединить Св. Синод с высшими управлениями прочих исповеданий под управлением обер-прокурора, как было сделано в Министерстве духовных дел и народного просвещения, или имел в виду только иностранные исповедания? Можно предположить, что эта двойственность была намеренной. М. М. Спе- ранский предлагал Александру I самому определить положение православной церкви в новом устройстве государственного управления.

Но проекты М. М. Сперанского были воплощены лишь частично. В указе, изданном 1 января 1810 г ., ни слова не говорилось о православной церкви или иных исповеданиях. В дальнейшем отношение Государственного совета к Св. Синоду так и не было конкретизировано. А. Н. Голицын вошел в общее собрание Государственного совета вначале как член, а затем и как министр. Все вопросы духовного департамента он продолжал решать единолично. 17 августа 1810 г . было опубликовано «Разделение государственных дел по министерствам». Этим указом было создано Главное управление духовных дел иностранных исповеданий во главе с А. Н. Голицыным. Но штаты Главного управления не были распланированы, до 1817 г . в нем не существовало даже канцелярии.

На должности сибирского генерал-губернатора М. М. Сперанский принимал активное участие в работах Российского библейского общества. Во время инспекционной поездки по Сибири в 1819 г . М. М. Сперанский как губернатор и вице-президент Библейского общества очень заботился об открытии его новых отделений. Отчеты о своей деятельности он отсылал президенту Библейского общества А. Н. Голицыну . При этом, как видно из переписки М. М. Сперанского с дочерью, он не одобрял перевод Библии на русский язык, бывший главным предметом деятельности Библейского общества .

В царствование Александра I М. М. Сперанский много сил потратил на то, чтобы вывести бракоразводные дела из юрисдикции Церкви. Впервые он поднял этот вопрос на заседании Государственного совета в 1810 г . Тогда против такого начинания выступили единым фронтом А. Н. Голицын и известный масон Р. А. Кошелев, и их мнение победило. Вторично
М. М. Сперанский поднял вопрос о светском браке в 1822 г . при подготовке проекта Гражданского уложения, куда входила глава о браке .

М. М. Сперанский аргументировал свое мнение тем, что в древней христианской церкви брак был гражданским договором, и лишь от добровольного желания его участников зависело освещение его в церкви. В Государственном совете против мнения М. М. Сперанского вновь выступил А. Н. Голицын. Ссылаясь на мнение Св. Синода, высказанное в 1810 г ., он требовал исключить из уложения главу о браке, оставив в нем лишь «гражданскую сторону» (последствия брака для детей). Мнения спорящих сторон были доведены до Александра I . Причем М. М. Сперанский обвинял своего противника в политическом доносе и желании приравнять его к опальным профессорам, «проповедующим начала, противные учению Церкви». М. М. Сперанский жаловался императору, что его выставляют противником Церкви, а в публике ему создают авторитет безбожника. Глава о браке была исключена из Гражданского уложения.

Исследователи, стоящие на антимасонских позициях, критиковали
М. М. Сперанского как вдохновителя заговора декабристов . Мало вероятно, чтобы М. М. Сперанский был в курсе планов заговорщиков, но декабристы возлагали на него большие надежды. В его доме жил участник заговора полковник Г. С. Батеньков, мастер ложи «Избранный Михаил», основатель и глава ложи «Восточное светило на востоке Томска».

В царствование Николая I М. М. Сперанский не оставил без внимания духовную сферу. После окончания трудов по составлению Полного собрания законов Российской империи совместно с обер-прокурором Св. Синода С. Д. Нечаевым он решил кодифицировать законы, относящиеся к церкви, начиная со времени Петра I . Но назначение на должность обер-прокурора Н. А. Протасова положило конец этой инициативе.

Как видно из всего вышеизложенного, в своей деятельности
М. М. Сперанский был сторонником активного вмешательства светской власти в дела православной церкви. Очевидно, что за практической деятельностью М. М. Сперанского стояли определенные религиозно-фило-софские взгляды. Выяснить, в чем именно они состояли, нам поможет богатая коллекция религиозных сочинений М. М. Сперанского, хранящаяся
в фондах РНБ. Эти труды поступили в библиотеку в 1857 г . Они были
переданы дочерью М. М. Сперанского Е. М. Фроловой. До сих пор из религиозных сочинений М. М. Сперанского, содержащихся в ОР РНБ, несколько страниц были опубликованы в 1872 г . А. Ф. Бычковым и в 1889 г . И. А. Катетовым: «О литургии», «Смысл исхода», «Понятие добра и пользы», «Первый и последний Адам», «О молитве и церкви» .

Раздел «Труды религиозно-философского содержания» каталога фонда М. М. Сперанского (РНБ. Отдел рукописей (Далее — РНБ ОР). Ф. 731) содержит 128 единиц хранения и их копий, датируемых 1809–1838 гг. Эти документы условно можно разделить на три группы:

1. Религиозно-мистические сочинения М. М. Сперанского .

2. Заметки М. М. Сперанского на текст Библии .

3. Конспекты и переводы религиозных сочинений .

Религиозные сочинения М. М. Сперанский писал на протяжении всей жизни. Если на государственные проекты и своды законов имелся заказ, и это входило в его служебную деятельность, то религиозно-мистические сочинения были частным увлечением М. М. Сперанского, их он не публиковал и не афишировал. Таким образом, вполне справедливым будет проанализировать стойкое увлечение, несомненно, повлиявшее на государственную деятельность этого «светила русской бюрократии». По хронологии религиозные занятия М. М. Сперанского можно разделить на периоды: с 1802 по 1812 г ., с 1813 по 1824 г . и с 1825 г . до смерти. Таким образом, в фонде содержится достаточно материала, чтобы проследить генезис религиозных взглядов М. М. Сперанского на протяжении всей его жизни.

Большая часть этих материалов после революции не попала в руки историков. В некоторой степени это объясняется особенностью почерка
М. М. Сперанского. Большую часть записок он писал карандашом для себя, и они совершенно неразборчивы. К счастью, часть материалов была переписана начисто переписчиками (имеется в автографе и копии). Часть документов фонда составлена на иностранных языках, так как М. М. Сперанский свободно владел латинским, старославянским, французским и английским языками.

Первый период развития религиозных взглядов М. М. Сперанского с 1802 по 1812 г . можно назвать «масонским». В нем ведущую роль сыграли взгляды его наставников, в первую очередь И. В. Лопухина.

Рассматривая деятельность М. М. Сперанского во Владимирской и в Петербургской семинариях, Ф. Дмитриев замечал, что «вся обстановка его первой молодости отразилась впоследствии на том религиозном настроении, которому он поддавался в несчастную пору своей жизни» . В этот период М. М. Сперанский читал много духовной литературы и интересовался богословием. В Санкт-Петербурге он получил известность своими проповедями. Одна из них находится в фонде . В нашем распоряжении нет ранних религиозных сочинений М. М. Сперанского, о которых упоминает С. А. Чибиряев . В пользу того, что они могли быть, говорят письма М. М. Сперанского к дочери, в которых он упоминает, что перевод Фомы Кемпийского начал в 1805 г . .

В это время М. М. Сперанский оказался в поле зрения масонов и, возможно, вступил в масонскую ложу. По масонской традиции к молодому «брату» прикреплялся наставник, ведавший его «просвещением». Исследователь русского масонства О. Платонов считал, что масонским опекуном М. М. Сперанского был один из главных руководителей российских «братьев» И. В. Лопухин . «Забота» старого масона о М. М. Сперанском хорошо видна из их переписки.

Письма И. В. Лопухина в подборке «Русского архива» начинаются с 22 сентября 1804 г . Они носят дружеский характер. В каждом письме
И. В. Лопухин сообщал об отправке М. М. Сперанскому новых «мистических» книг и всячески старался формировать круг его чтения. «Тому вкусу во чтении, который вы, любезный друг, описываете, надобно радоваться. Фенелон, Таулер всегда должны составлять самое наилучшее, самое питательное чтение», — писал И. В. Лопухин . Постепенно от «легких сочинений» наставник перешел к «тяжелой артиллерии»: Гийон, Беме, Юнг-Штиллинг. 24 октября 1804 г . И. В. Лопухин выслал полное собрание сочинений Гийон — 37 томов, а уже 30 марта 1805 г . предложил заняться их переводом . Упоминаемые в переписке писатели относятся к кругу особо любимых русскими масонами, некоторые из этих авторов критиковали учение православной церкви и духовенство .

Вскоре М. М. Сперанский прекрасно усвоил наставления И. В. Лопухина, и «наставник» поручил ему «обработать» товарища по семинарии епископа Феофилакта (Русанова). 5 сентября 1805 года в письме к Феофилакту М. М. Сперанский уже проповедовал ему масонские идеи: «Вы знаете различие между христианином просто и христианином истинным. Под именем последнего я разумею человека, который, пройдя путь очищения, и обновленный, ищет соединения с Христом, ищет восприять его в себе, чтобы он в нем вообразился, чтобы Христос был в нем, а он во Христе».
М. М. Сперанский даже позволял себе критиковать обряды христианской церкви: «В сем христианстве сами обряды потеряли истинный смысл и превратились в мертвую букву» . И. В. Лопухин всячески поощрял своего ученика: «Очень желаю, чтобы вы продолжали переписку с Феофилактом, хотя он и не знает прямую цену Фенелону, которым вы, надеюсь, у нас будите, если продолжите усердие к званию вашему на этом пути» . Из последующих писем И. В. Лопухина видно, что он со своей стороны старался действовать на Феофилакта, пытаясь привить ему любовь к Фенелону и Гийон. Действительно, вскоре Феофилакт был вызван в С.-Петербург и по протекции М. М. Сперанского занял место в Св. Синоде и Комиссии духовных училищ.

В начале XIX в. в Европе очень популярно было «мистическое» религиозное направление. Его последователи в католической церкви имели название — квиетисты, а в протестантской — пиетисты. В православии существовало свое «мистическое» учение — исихасты . В основе концепции «мистиков» лежала идея о личном спасении и «внутренней церкви», существующей внутри человека, в противовес «внешней», формальной. Последователи «мистиков» считали необязательной обрядовую сторону христианства, по их мнению, человек «мог обрести в сердце Христа», лишь пожелав этого. Учение было очень популярно у русских масонов. Полностью разделял его и М. М. Сперанский. В своих «религиозных исканиях» он отдал должное и направлению исихастов. В его фонде находится сочинение Нила Сорского «О высшем созерцании» .

Много времени М. М. Сперанский посвятил практикуемой исихастами «умной молитве». В письме С. М. Броневскому он упоминал, что по мере упражнений и навыка «умная молитва» «как бы останавливает ход мысленной нашей душевной силы — и на вопрос о чем мы думаем, когда сим образом молимся, мы не находим в себе ответа» . При этом «умную молитву» М. М. Сперанский рассматривал как единственно возможную.
В своих «Записках о церкви» он писал: «Нет молитвы внутренней и внешней, но есть молитва и пустое пребывание при церквах внутренней и внешней» .

Большую часть своих религиозных идей М. М. Сперанский усвоил при помощи своего масонского наставника. Некоторые места из сочинений И. В. Лопухина «Нравоучительный катехизис русских франкмасонов» и «Некоторые черты о внутренней церкви» дословно совпадают с записками М. М. Сперанского. Глава сочинения И. В. Лопухина «О свойстве и происхождении истинного каменщичества древней системы» нашли
отражение в трудах М. М. Сперанского «О религии», «Об истинном начале христианской религии» и в «Записках о церкви» (первое, наиболее подробное, не датировано, но написано на бумаге 1809 г .) . Вслед за
И. В. Лопухиным он писал, что истоки христианской религии находились в Греции, за триста лет до появления Христа. Каждый народ имел своего тайного Бога и лучших людей посвящал в его таинства. Корень всех религий был един — познание Бога и природы, а формы различны. Платон и Сократ, исследуя Бога, создали свое учение, разделив его на два круга — внутренний и внешний. Во внутренний допускались немногие, и он стал сосредоточением тайного учения.

Исследуя мир дохристианских времен, М. М. Сперанский указывал, что тайные общества и секты существовали в Александрии и Иудее, чье учение с проникновением в них платонизма стало напоминать христианское. В отличие от И. В. Лопухина, который считал, что тайные общества подготовили приход Христа, М. М. Сперанский считал, что Христа не было вообще, и это только символ. Рассматривая начало христианской религии, М. М. Сперанский видел его в следующих явлениях: 1) древнееврейское учение Каббала объединилось с платонизмом, создав идейные предпосылки христианства; 2) в Палестине и Александрии появились секты, которые занимались распространением этого тайного учения; 3) образ жизни членов этих сект был очень похож на дошедшие до нас известия о первых христианах. Дальше М. М. Сперанский предлагал читателю исследовать учение Каббалы, учение Египетское и платонизм, и если найдутся в них черты христианства, то считать несомненным, что последнее и произошло от них . Таким образом, М. М. Сперанский пошел дальше своего учителя, объявляя рождение и распятие Христа лишь символом.

От такого толкования Евангелия М. М. Сперанский не отошел и в последние годы своей жизни. В статье «Заметки на тексты Евангелия от Матфея», которую он писал с 1818 по 1835 г., М. М. Сперанский придавал всему тексту Евангелия символический характер. Например, приход волхвов он трактовал, как символ слияния преданий индийских с иудейской религией: «те и другие слились в учении христианства» .

Еще более откровенен М. М. Сперанский в своем исследовании «О религии вообще». В нем он писал, что рождение сына Божия есть не что иное, как символическое изображение перехода, который совершил разум в поисках о Боге. Причем он утверждал, что тайное знание о предстоящем спасении всегда было в душе человека. Таким же символом М. М. Сперанский объявлял рождение Христа от Девы Марии. Он считал, что это олицетворение христианства, родившегося внутри тайных обществ. «Основа их учения была оглашена в мире под именем Евангелия» . М. М. Сперанский предсказывал, что настоящее пришествие Иисуса Христа произойдет тогда, когда все тайные общества объединятся, и наступит царство мира и порядка (по масонской традиции «Век Астрея») .

Главным в христианстве, вслед за И. В. Лопухиным, М. М. Сперанский объявлял любовь, «без нее царство Божие не наступит» . Святость Церкви он отрицал, признавая за ней лишь охранительное и моральное значение. При этом М. М. Сперанский был, безусловно, верующим человеком. Он считал, что Бог существует везде и во всем, а человеку он открывает свои тайны по мере совершенствования. Свои религиозные поиски он продолжал до конца жизни (11 февраля 1839 г .) и подвергал анализу самые различные вопросы.

Свои религиозные взгляды М. М. Сперанский охотно проповедовал. Его внимательным слушателем оказался и Александр I . Записки, находящиеся в фонде и датированные 1808–1810 гг., составлены небрежно, карандашом, вероятнее всего, это и есть конспекты бесед с императором. Плоды этих занятий можно найти в записке «О мистической словесности», составленной императором для своей сестры Екатерины Павловны. Александр I писал: «Ныне, как и всегда, есть Церковь внешняя, и есть Церковь внутренняя. Основание учения в обеих Церквах есть одно и то же: Библия, но в первой известна одна буква, а во второй преподается ее разум» . Задачей государей, явно под влиянием М. М. Сперанского, Александр I провозглашал совмещение народной религии с тайнами «внутренней церкви». Считая себя членами «внутренний церкви», император и его советник пытались реформировать «церковь внешнюю». Но М. М. Сперанский не остановился только на церковных реформах, он пожелал реформировать и масонство. Можно предположить, что в наказание за эту попытку
М. М. Сперанский был «усыплен», т. е. исключен из числа «братьев». Вскоре интриги противников «поповича» стали столь интенсивны, что Александр I был вынужден выслать его в Пермь.

Второй период религиозного развития М. М. Сперанского (с 1813 по 1824 г .) начался с его высылкой в Пензу. Он очень упал духом, находя утешение в религиозных опытах. М. М. Сперанский предался «умной молитве», вел активную «мистическую» переписку и штудировал духовные труды. Ф. И. Цейеру он писал, что десять лет изучал духовные труды, и это только азбука. Что лишь теперь, в изгнании, он знает путь слияния с Христом, и для этого надо: 1) признать себя за величайшего грешника и величайшего невежду; 2) стараться о том, чтобы постепенно отречься от всякого имущества — вещественного, духовного (не позволять себе рассуждать о предметах духовных), имущества памяти (изгнать из нее всякий образ предметов небесных) . В молитвах М. М. Сперанский брал на вооружение практику исихастов, он рекомендовал Ф. И. Цейеру в любое время повторять в уме или сквозь зубы «Господи помилуй»: «Привычка эта приобретается довольно скоро. Прием этот поистине изумителен» .

Именно в Перми М. М. Сперанский начинает активно заниматься переводами «мистических» книг. К этому периоду относятся хранящиеся в его фонде «Избранные места из Таулера», «Выписки из “Теологии” Фомы Аквинского», «Избранные места из духовных бесед Макария Египетского», «Из книги Иоанна Лествичника», «Труд о Талмуде», «Конспект глав сборника аскетических сочинений», «Заметки из комментариев кардинала Толети к Евангелию» . Содержанием этих произведений М. М. Сперанский подкреплял свою религиозную систему. Вскоре его вновь привлекли к государственной деятельности, и он стал вице-президентом Библейского общества.

Ко времени сотрудничества М. М. Сперанского в Библейском обществе можно отнести начало его трудов по толкованию Библии, которые он продолжал до конца жизни. Он составил «Псалтырь для детей» и опубликовал с помощью А. И. Тургенева собственный перевод книги Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу» . В 1818 г . он писал дочери: «Мое намерение было издать сей перевод так, чтобы никто не знал и не подозревал моего имени… Судьба распорядилась иначе, и дело стало гласным» .

В этот период религиозные взгляды М. М. Сперанского входят в новую фазу. Много работая над текстами Евангелий, он уже был не в силах отрицать действительного восчеловечивания Иисуса Христа. Он начал исследовать суть этого явления. В своих «Заметках на Евангелие от Матфея» М. М. Сперанский задался вопросом о соотношении божественного и человеческого в Иисусе Христе. Но и здесь он не удовлетворился учением Православной Церкви и искал свои ответы. По мнению М. М. Сперанского, в момент восчеловечивания во Христе было две воли — человеческая и божественная, но затем божественная вытесняет человеческую. Он пришел к выводу, что окончательное слияние земного и божественного произошло во Христе лишь после смерти .

В своем стремлении объяснить религиозные догмы с реалистических позиций М. М. Сперанский дошел до собственного толкования «Молитвы Христовой». Анализируя строфу об оставлении долгов, он пришел к выводу, что Бог обещает избавить нас от власти смерти, подобно тому, как мы прощаем первородный грех своих предков. И здесь М. М. Сперанский воскрешал догмат о переселении душ, оставленный уже во времена первых Вселенских соборов. На эту тему он создал стройную концепцию. По его мнению, каждый человек рождается с душой животного, но вскоре в него вселяется «душа разумная», потерявшая свое тело, для того чтобы в земной жизни попытаться достичь совершенства. От пребывания в человеческом теле душа сохраняет только нрав и образ мысли. Существуют «души совершенные» — те, в кого они вселяются, становятся гениями. Высший вид «души разумной» — «душа благодатная», она уже совершенна и обитает в раю, но иногда вселяется в тело, так было в Иисусе Христе . Как можно видеть, божественная суть Иисуса Христа не давала М. М. Сперанскому покоя.

На любой вопрос Евангелия у него существовало собственное мнение. Например, предательство Иуды М. М. Сперанский видел в том, что тот раскрыл тайну учения Христа непосвященным людям. Желая подтвердить свои идеи, М. М. Сперанский изучал Библию и труды св. отцов Церкви, а также религиозные концепции других народов. В его архиве стали появляться переводы книг о сектах Китая и китайской религии .

«Библейский» период религиозный исканий М. М. Сперанского закончился с прекращением работ Библейского общества в 1824 г ., хотя
изучения Библии он не оставлял до самой смерти. Переворот в духовной жизни России, видимо, потряс М. М. Сперанского, и он следил за борьбой «мистиков» и православной оппозиции. Среди его бумаг есть отзыв
А. С. Шишкова на книгу Госснера «Евангелие от Матфея», ставшую причиной грандиозного скандала .

Освободившись от влияния масонов, М. М. Сперанский не перестал поддерживать с ними контакты. В его архиве есть книга Фесслера, изданная в 1823 г . . После того, как член масонской ложи А. Ф. Лабзина священник Иов осквернил алтарь церкви Кадетского корпуса, где служил,
А. Ф. Лабзин подвергся гонениям. Позднее он с юмором вспоминал этот эпизод: «была мне нахлобучка за монахов», но тогда было не до смеха,
дело расследовали духовные власти. М. М. Сперанский вступался за
А. Ф. Лабзина в письмах к Ф. И. Цейеру, указывая, что хотя он и не разделяет религиозных взглядов масона, но не верит, что тот мог учить Иова чему-то плохому .

На последнем этапе своего жизненного пути М. М. Сперанский находил своим взглядам все больше подтверждений. Он продолжал свои «мистические» опыты, трактуя уже таинства церкви. Помазание он объяснял возбуждением света в человеке, доказывал, что все создания, включая неодушевленные, предопределены к спасению, а не спасется один сатана . В этот период на религиозных взглядах М. М. Сперанского отразились восточные религии, изучению которых он уделял немало времени. В заметках о кресте Христовом, относящихся к 1831–1835 гг., он писал, что ожерелье из черепов, которое носит бог Шива, напоминает собой череп у подножья креста Христова. Оба они символизируют будущее возрождение и победу над смертью .

М. М. Сперанский продолжал исследовать природу Иисуса Христа. На заключительном этапе своих религиозных опытов он уже прямо не отрицал земной жизни Спасителя, но его продолжало занимать лишь духовное значение восчеловечивания. Этому посвящены заметки разных лет с 1827 по 1835 г . Теперь М. М. Сперанский находил, что восчеловечивание Слова (Бога Слова. — Ю . К .) началось с грехопадением человека. Через 5508 лет образовалось духовное тело Христа в Деве Марии. «…Слово не могло явиться прежде в плоти своей, потому что не все части духовного получили свой возраст» . В другом месте (14 сентября 1831 г .) он пояснял эту мысль и писал, что если бы Христос явился во время Сократа и Платона, то не смог бы найти учеников, готовых следовать ему. Если бы Христос пришел в то время, когда верующих на земле стало много, то не было бы ни креста, ни смерти .

М. М. Сперанский пытался постичь тайну восчеловечивания Иисуса Христа: «Слово воплощается в одном из сынов света, сущих на земле; но вместе с сим воплощением оно привлекает к своему телу всех святых
из той же страны, некогда происшедших и прежде уже совершившихся. Отсюда два воплощения и двоякое имя. Слово, воплощенное в плоти личной именуется Иисус, в плоти соборной Христос» , — писал он 7 марта 1834 г . Он находил, что лишь после смерти на кресте соединились два воплощения Иисуса Христа. При этом, следуя своему учению о переселении душ, он отмечал, что после смерти Христос имел два пути — снова восчеловечиться и дать последний суд миру. Он выделял шесть периодов существования Сына Божьего: 1) Слово — создание мира; 2) Живот — сохранение мира; 3 ) Свет — создание людей; 4) Плоть и слово — восчеловечивание; 5) Дух — соединение всех в свете; 6) Передание Христом царства Отцу.

В 30-е гг., видимо, под воздействием медитации, М. М. Сперанский начал пророчествовать. Свои видения он желал сохранить для потомков, многие из них переписаны начисто. На основании откровений и мистического толкования Библии он создал религиозную систему, сходную с системами Беме, Блаватской и Андреева. М. М. Сперанский предварял свое исследование цитатой «Хотеть познать Бога умом есть то же, как пить огонь и пить свет». Отсюда надо делать вывод, что он отказывался от рационального толкования Библии и начал черпать сведения из другого источника. М. М. Сперанский приводил концепцию происхождения мира, по ней в первобытном мире был лишь свет и не было тьмы. Но в одной из трех стихий этого мира (Отец, Сын и Св. Дух) последовало разделение, и возник новый порядок бытия. Разделение произошло в Св. Духе, так как он не имел покоя, исходя из Отца и Сына и возвращаясь обратно (ересь католицизма. — Ю. К .). Св. Дух захотел и разделился, и явился новый мир, где присутствовала тьма. Вокруг нового сосредоточения появилась сфера духов, ему подвластных, и стала расширяться, «грозя все увлечь за собой». Все это произошло вне воли Бога, так как для него в вечности это не имело значения (как один миг), и «он вмещал в себе и бедствие, и спасение». Для спасения нужны были великие жертвы, Иисусу Христу предстояло выйти из недр Бога, спуститься в появившуюся тьму и устроить жизнь в ней . В этот период М. М. Сперанский нашел рецепт «облегченного спасения», скрытый в Евангелии. После вознесения Иисус Христос оставил людям «духа утвердителя»: его надо лишь впустить в сердце, и он соединится со светом, который есть в каждом человеке, и появится «человек новый», — писал он .

Большая часть записок М. М. Сперанского 1827–1835 гг. не имеет связи ни с одним из существующих религиозных учений и концепций. Можно предположить, что по большей части он руководствовался откровениями, полученными им во время транса или медитации. Он начал делить существование мира на две «экономии» — «экономия света» и «экономия спасения» и скрупулезно изучать их. В смутных и многостраничных описаниях фигурируют термины «дети света», «тела стихийные», «плоть личная», «плоть стихийная». Совершенно непонятно, как человек, углубляясь в
такие мистические дебри, умудрялся сохранять рассудок. Читая некоторые произведения последних лет его жизни, невольно думаешь об одержимых дьяволом и бесноватых. Однако никаких сведений о помешательстве
М. М. Сперанского в последние годы жизни у нас нет.

Несомненное уважение должно вызывать то, что всю жизнь М. М. Сперанский пытался найти свой собственный путь в вере. Но при этом он стал последователем многих направлений, признанных Православной Церковью еретическими. В первой четверти XIX в. было много людей с нетрадиционными религиозными взглядами. Особенно выделялись среди них
А. Ф. Лабзин, А. Н. Голицин, архимандрит Фотий. Но никто из современников М. М. Сперанского не оставил потомкам столь явных следов своей религиозной практики. За схожие высказывания в начале следующего века был отлучен от церкви Л. Н. Толстой. М. М. Сперанский, живший в более строгое в религиозном отношении время, когда еще были в ходу допетровские законы о богохульстве, создал собственное еретическое учение. В нем подвергались пересмотру божественная и человеческая ипостаси Иисуса Христа, провозглашались догматы о переселении душ и предопределении, а также предлагалась концепция мироздания.

Нетрадиционные религиозные взгляды М. М. Сперанского получали воплощение в его практической деятельности, и это дало возможность современникам заподозрить его в еретичестве. В 1822 г . он писал Александру I : «Святоши запишут меня в безбожники, а противники их причислят к своему стаду; а я гнушаюсь теми и другими, принадлежу и желаю принадлежать единственно, Вам» . Известность получил случай, когда архимандрит Фотий при встрече отказался дать М. М. Сперанскому свое благословение. Религиозные странности М. М. Сперанского не получили огласки, так как внешне он соблюдал все установления Православной Церкви, а на заключительном этапе деятельности, по-видимому, держал свои изыскания в тайне. Множество копий заметок М. М. Сперанского подтверждают, что он надеялся рано или поздно сделать плоды своих трудов достоянием общества. Сегодня его желание сбылось.

Религиозные взгляды князя А. Н. Голицына

Князь Александр Николаевич Голицын (1773–1844) был видным политическим и государственным деятелем первой половины XIX в. На пике своей карьеры он совмещал управление двумя министерствами и двумя отдельными ведомствами, а также был президентом и попечителем ряда императорских обществ. Он пользовался благоволением четырех российских императоров и участвовал в воспитании Александра II.

А. Н. Голицын, еще в юности ставший другом великого князя Александра Павловича, начал делать успешную карьеру после его воцарения.
В 1803 г. А. Н. Голицын получил должность обер-прокурора Св. Синода.
В 1808 г. князь был назначен председателем учрежденной Комиссии духовных училищ и был пожалован высшим светским чином тайного советника. В 1810 г. А. Н. Голицын стал членом Государственного совета и управляющим Главного управления духовных дел иностранных исповеданий. В 1816 г. он исполнял должность министра народного просвещения, а в 1817 г. возглавил им же учрежденное Министерство духовных дел и народного просвещения, куда были включены все ведомства, до этого находившиеся под его управлением. В 1819 г. А. Н. Голицын принял в свое ведение Почтовый департамент. Кроме того, с 1810 по 1819 г. князь управлял Придворной частью и неоднократно замещал министра внутренних дел. В 1824 г. князь был освобожден от всех должностей, сохранив за собой лишь управление Почтовым департаментом. Последней должностью князя стало назначение в 1830 г. Канцлером российских орденов[4].

Пик политического влияния А. Н. Голицына пришелся на вторую половину царствования Александра I. Способный уловить перемены в настроениях императора, князь стал главным проводником его политики в сфере религии и просвещения. Став в 1813 г. президентом Российского библейского общества, А. Н. Голицын смог поставить дело так, что членство в обществе стало обязательным условием успешной карьеры российских чиновников. Целое десятилетие после Отечественной войны, пока Александр I был занят переустройством Европы, А. Н. Голицын держал под контролем духовную сферу России.

Несмотря на обилие исторических публикаций, посвященных первой половине XIX в., личность и государственная деятельность А. Н. Голицына остаются слабо освещенными. Это вызвано в первую очередь недостатком материала. Судьба архива А. Н. Голицына на данный момент остается неизвестной. Лишь фрагменты личных материалов князя были опубликованы.

А. Н. Голицын не оставил своих воспоминаний. Только некоторые его рассказы в конце жизни были записаны Ю. Н. Бартеневым[4]. Сохранилось два больших блока переписки князя с В. Ю. Крюденер и архимандритом Фотием[4]. Единственным биографом князя является Н. С. Стеллецкий, опубликовавший свое исследование на грани XIX и XX вв. В третьей главе «Мистицизм князя Голицына в связи с общим религиозно-мистическим движением в царствование Александра I» автор рассматривал религиозные взгляды князя[4]. К сожалению, обзор получился поверхностным. В своем труде «Пути русского богословия» религиозные взгляды А. Н. Голицына затрагивал протоиерей Г. В. Флоровский. По его мнению, князь был одним из самых характерных людей эпохи. Г. В. Флоровский называл воззрения А. Н. Голицына «универсальным христианством», понимая под этим «сердечное», внецерковное богоискание, сочетавшееся с почитанием церковной символики[4].

На сегодняшний день самое полное исследование религиозных взглядов А. Н. Голицына было проведено в статье В. В. Шереметевского, помещенной в Русском биографическом словаре[4]. В работе использован широкий спектр опубликованных материалов и мемуарной литературы. Автор считал князя слабым, «поддающимся» чужому влиянию человеком, который в течение жизни прошел путь от безверия до крайнего мистицизма. Анализируя отзывы современников, В. В. Шереметевский пришел к выводу, что князь А. Н. Голицын был умен, но в своих религиозных исканиях «выходил за пределы, отведенные ему природой и воспитанием»[4]. По его мнению, А. Н. Голицын был мистиком и сторонником полной веротерпимости. По наивности князь считал себя православным, хотя на деле не понимал разницы между направлениями в христианстве. Автору так и не удалось составить определенную картину религиозных взглядов А. Н. Голицына. Он пришел к выводу, что князь весь состоял из противоречий, в нем уживался «верный сын Православной церкви и сектант, человек просвещенный и изувер, добряк и фанатик»[4].

Самым существенным недостатком статьи В. В. Шереметевского, по нашему мнению, является слабый анализ государственной деятельности
А. Н. Голицына. Обер-прокурор Св. Синода и глава Главного управления духовных дел иностранных исповеданий, а затем министр духовных дел и народного просвещения, президент и попечитель ряда обществ, А. Н. Голицын был тесно связан с решением религиозных проблем. Без освещения служебной деятельности религиозный портрет князя получается далеко не полным.

Материалы, опубликованные со времени написания статьи В. В. Шереметевского, заставляют внести существенные коррективы в выводы автора. А. Н. Голицын был прирожденным царедворцем и политиком, одним из самых успешных чиновников эпохи. Трудно допустить, что один и тот же человек был жестким, авторитарным начальником и одновременно в личной жизни послушным исполнителем чужой воли. Многие современники считали А. Н. Голицына уклоняющимся от православия, но митрополит Московский Филарет (Дроздов), чуткий на все неправославное, высоко ценил князя. Используя новые материалы, автор данной статьи попробует пересмотреть картину религиозных взглядов А. Н. Голицына, предложенную В. В. Шереметевским.

В религиозной жизни А. Н. Голицына можно выделить два периода: первый — до 1803 г., когда князя не интересовали религиозные вопросы, и второй — с 1810 г. и до конца жизни, — когда он стал последователем определенной религиозной системы. С 1803 по 1810 г. в религиозных взглядах князя происходил период становления. С 1803 по 1806 г. А. Н. Голицын по долгу службы был вынужден обратиться к религии и живо ей заинтересовался. С 1806 по 1810 г. в религиозных убеждениях князя произошел перелом. Под воздействием целого комплекса причин им была выработана определенная религиозная практика, которой он в дальнейшем строго придерживался.

Своим религиозным взглядам, окончательно сложившимся перед Отечественной войной, князь следовал до конца жизни. На протяжении десятилетий его религиозное общение замыкалось в кругу, основу которого составляли Р. А. Кошелев, Н. Ф. Плещеева, Д. П. Маркелов, А. И. Ковальков. В декабре 1830 г. А. Н. Голицын писал барону Беркгейму: «Все наши общие друзья так радуются мысли с вами увидеться: г-жа Плещеева, Ковальковы, барон Лефорт и Маркелов благодарят вас за память и шлют вам свой привет. Я каждый день в этом доме… Проводим мы время точно так же, как у нашего доброго старика Кошелева»[4]. Подобную последовательность в религиозных пристрастиях игнорировать невозможно. В какой
же обстановке и под чьим влиянием складывались религиозные взгляды
А. Н. Голицына?

На основании сообщений мемуаристов В. В. Шереметевский делал вывод о том, что в юности А. Н. Голицын был ревностным последователем «неверственной школы XVIII в.». Это направление в то время было признаком хорошего тона среди придворных. По воспоминаниям самого князя, он позволял себе насмешки над христианской религией и даже святотатство[4]. В 1823 г. в послании архимандриту Фотию А. Н. Голицын писал, что не может забыть «грех богохуления, именно на лицо Спасителя и на св. Иоанна Богослова, которое я произнес тому 20 лет назад»[4]. В первые годы после назначения в Св. Синод А. Н. Голицын не изменил своих взглядов. Лишь через четыре года участия в церковных делах, общения с архиереями, посещения богослужений князь смог сказать Александру I, что «верует всему, чему Православная церковь верует и научает»[4].

В письмах Фотию А. Н. Голицын так описывал свое «религиозное вдохновление»: «В молодости первой, когда я пустился в мир, как конь необузданный, я был здоров, весел, любил мир для своего сластолюбия… Наконец я начал находить, что я счастья совершенно не нашел и желал богатства и чести. …наконец сердце мое по благодати Его возлюбило, и тут начались пожертвования любимых вещей… В сем состоянии я боялся умереть, думая, что долгая жизнь лучше очистит душу и спастися удобней»[4].

Начало религиозного просвещения А. Н. Голицына было связано с его назначением обер-прокурором Св. Синода. По мнению Н. С. Стеллецкого, религиозные предметы, которыми князь был вынужден заниматься на службе, заставили его познакомиться и с учением Православной церкви. А внушения Александра I привели к тому, что А. Н. Голицын перестал иронизировать над вопросами вероучения[4]. Митрополит Московский Филарет в своих воспоминаниях был более категоричен, заявляя, что религиозное «преображение» князя произошло под влиянием членов Св. Синода[4]. С таким утверждением трудно согласиться.

А. Н. Голицын пришел в Св. Синод в период острого противостояния обер-прокурора с клириками Св. Синода. Только что от должности был отстранен его предшественник А. А. Яковлев, всего лишь пытавшийся добиться полномочий, законодательно закрепленных за должностью обер-прокурора. Его требования были вполне обоснованы: наведение порядка в канцелярии Св. Синода, самостоятельное решение обер-прокурором кадровых вопросов светских чиновников, подчинение себе обер-секретарей духовных консисторий, контроль над финансовой деятельностью Св. Синода. В своей служебной деятельности А. А. Яковлев сразу столкнулся
с противодействием членов Св. Синода. Главным его противником стал первоприсутствующий член Св. Синода митрополит Амвросий (Подобедов). В своей борьбе с высшими клириками за преобладание в Св. Синоде А. А. Яковлев вмешивался в дела, при решении которых без конфликта обойтись было нельзя. Он подал Александру I доклад, в котором предлагал учредить в епархиях должности прокуроров, которые следили бы за епархиальными архиереями, и соблюдать старшинство среди архиереев при утверждении в епархии. Высшее духовенство смогло добиться того, что против А. А. Яковлева было начато следствие. По окончании расследования 21 октября 1803 г. А. А. Яковлев был отстранен от должности[4].

Клирики критиковали А. А. Яковлева за честолюбие и приверженность к «новым нравам». Они надеялись, что князь А. Н. Голицын не будет вмешиваться в деятельность Св. Синода. Но уже в первый год работы
А. Н. Голицын полностью подчинил себе канцелярию Св. Синода и установил контроль над секретарями духовных консисторий, чего безуспешно добивался А. А. Яковлев. Новый обер-прокурор вскоре взял под контроль и финансы Св. Синода[4].

С приходом князя присутствие Св. Синода не изменило своего состава. Но был ли доволен А. Н. Голицын членами Св. Синода? А. А. Яковлев очень негативно оценивал высших клириков: Архиепископа Ярославского Павла он характеризовал как мстительного, корыстолюбивого «развратника», за которого управляет любовник — келейник; архиепископа Псковского Ириния — как доброго, ежедневно пьяного и содержащего любовницу; архиепископа Грузинского Варлаама — как безмолвную куклу, нахлебника митрополита; обер-священника Озерецкого называл лукавым и наглым попом, поставленным Амвросием, его дядей, и, наконец, первоприсутствующего члена Св. Синода митрополита Амвросия он обвинял во взятках, любовной связи с матерью и дочерью Обуховыми и доверившимся ему молодым дворянином[4]. Это мнение, несомненно, было известно
А. Н. Голицыну. Неизвестно, разделял ли князь взгляды своего предшественника на состав Св. Синода, но уже вскоре он позаботился о его обновлении. В 1805 г. был издан указ, согласно которому все лица, управляющие епархиями, должны были по одному приезжать в Санкт-Петербург для личной встречи с императором[4]. Теперь А. Н. Голицын имел возможность подобрать нужных ему людей.

Первой «находкой» князя стал епископ Калужский Феофилакт (Русанов), вызванный в Св. Синод в конце 1806 г. Вскоре по Санкт-Петербургу поползли слухи о том, что Феофилакт должен заменить митрополита Амвросия[4]. По своей должности А. Н. Голицын очень близко сталкивался с негативными сторонами жизни православного клира. Ему было очевидно, что пастыри церкви разделяют все недостатки современного им общества. Подлоги, взятки, протекции были обычным явлением в государственных учреждениях начала XIX в. Структуры Св. Синода также были подвержены коррупции.

О том, что А. Н. Голицын был недоволен высшим клиром и не мог «обратиться» под его влиянием, свидетельствует и характер реформы духовных учебных заведений. В 1804–1806 гг. велись работы над планом реформ. Автором воплощенного в жизнь проекта был М. М. Сперанский, работавший под непосредственным контролем А. Н. Голицына. Главной задачей проекта было исправление русского православного клира. Планировалось увеличить денежное содержание и ввести обязательное обучение в многоступенчатых духовных училищах. Отношение А. Н. Голицына к высшему клиру очень хорошо характеризует тот факт, что Комиссия духовных училищ была выделена в отдельное ведомство, и, хотя на первых порах сюда были включены члены Св. Синода, главная роль в ней принадлежала А. Н. Голицыну и М. М. Сперанскому. Если в Св. Синоде обер-прокурор был лишь контролером в Комиссии духовных училищ, А. Н. Голицын стал председателем — то есть главой, докладывающим дела Комиссии царю и получающим от него инструкции.

Так или иначе, уже в первые годы деятельности в Св. Синоде
А. Н. Голицын изменил свое поведение. Свою карьеру он связал с духовным ведомством и пытался соответствовать его стандартам. Но его обновленные религиозные взгляды вступили в конфликт с его профессиональной деятельностью. Как и всякий неофит, он подходил к практической жизни с завышенными критериями. Самих православных клириков он считал недостаточно религиозными. Выдвигаясь на первое место в
Св. Синоде, А. Н. Голицын, видимо, начал тяготиться общением с ортодоксально православными людьми, для которых смирение и почитание клира обязательны. Он по своему положению чувствовал себя выше епископов церкви, да и многие из высших клириков заискивали перед ним. Все это привело к тому, что князь начал искать новых религиозных контактов. В этой обстановке произошел второй переворот в религиозном сознании А. Н. Голицына.

Труды по реформированию духовного просвещения были высоко оценены Александром I. Осенью 1808 г. М. М. Сперанский и А. Н. Голицын сопровождали императора в Эрфурт на встречу с Наполеоном. С приходом М. М. Сперанского в высшие сферы власти А. Н. Голицын был оттеснен на второй план. Ф. М. Гауеншильд вспоминал, что при обсуждении в Комитете министров вопросов духовной сферы между М. М. Сперанским и А. Н. Голицыным часто возникали споры, при разрешении которых они прибегали к посредничеству императора, который всегда поддерживал
М. М. Сперанского[4]. Но отдавать власть, сосредоточенную в его руках,
А. Н. Голицын не хотел. В борьбе с новым временщиком ему понадобились сторонники, с помощью которых он мог бы нейтрализовать влияние М. М. Сперанского.

Ф. М. Гауеншильд отмечал, что в 1808–1810 гг. преобразование духовенства было излюбленной мыслью М. М. Сперанского и поглощало его всецело[4]. В своих воспоминаниях Ф. М. Гауеншильд связывал вызов в Россию И. А. Фесслера с реформами Русской православной церкви. Личность И. А. Фесслера со времен А. Н. Пыпина привлекала к себе внимание исследователей. Но его деятельность рассматривалась исключительно с точки зрения реформ масонских лож, в то время как известность в Европе И. А. Фесслер получил, в том числе, и как критик духовенства. Его последовательный переход из католичества в лютеранство и оттуда к масонским ложам был вызван именно неудовлетворенностью религиозной практикой христианских церквей.

17 февраля 1809 г. И. А. Фесслер был приглашен в Санкт-Петербург для преподавания еврейского языка в Духовной академии. Ф. М. Гауеншильд указывал, что именно под влиянием И. А. Фесслера М. М. Сперанский решил использовать масонские ложи в целях просвещения духовенства. Ф. М. Гауеншильд вспоминал: «Предполагалось основать масонскую ложу с филиальными ложами по всей Российской империи, в которую были бы обязаны поступать наиболее способные из духовных лиц всех сословий. Духовные братья были бы обязаны писать статьи по известным гуманитарным вопросам, говорить проповеди и т. д., каковые бумаги должны были затем препровождаться в главную ложу на рассмотрение первого мастера (эта честь была предложена мне), по предложению которого достойнейшие должны были получать повышение в союзе масонских лож в государстве»[4]. Вполне вероятно, что такой план действительно разрабатывался.

В это время в столичном обществе существовала группировка противников масонской экспансии И. А. Фесслера. Это были члены общества Т. Лещиц-Грабянки, в основном масоны французского посвящения. Последователь известного европейского писателя-мистика Э. Сведенборга
Т. Лещиц-Грабянка жил в Санкт-Петербурге с 1788 г. и был дружен с семьей С. И. Плещеева. Около 1806 г. вокруг него сложилось общество «Нового Израиля», куда вошли многие видные масоны. Среди них появилась идея о ненужности масонства как такового. Некоторые члены общества даже сожгли масонские акты, хранившиеся у них. Все это сочеталось с планом создания «новой веры» и «Северной Церкви». В 1807 г. в результате интриг масонов общество было запрещено, а сам Грабянка заключен в тюрьму, где и скончался[4]. Это привело к тому, что ряд видных масонов, среди которых были А. А. Ленивцев, Р. А. Кошелев, Н. Ф. Плещеева, встали в оппозицию к современному им русскому масонству. Новой опорой их кружка стал А. Н. Голицын, на которого они вышли около 1809 г.

В этот период А. Н. Голицын сошелся с Р. А. Кошелевым, это об-щение не прерывалось до самой смерти последнего в 1827 г. В. В. Ше-реметевский писал, что Р. А. Кошелев ввел А. Н. Голицына в кружок
Н. Ф. Плещеевой, где его стали приобщать к мистицизму. «Пиэтические беседы» сменялись чтением вслух мистических книг. Встречи произвели на князя очень сильное впечатление. С этого времени А. Н. Голинын стал почитать Р. А. Кошелева; он поверил в его пророческий дар. В. В. Шереметевский пришел к выводу, что Р. А. Кошелев использовал князя для проникновения к императору[4]. Действительно, А. Н. Голицын устроил
А. А. Ленивцеву свидание с Александром I. Но встреча прошла неудачно, и Р. А. Кошелев остался недоволен. С этого времени князь начал подносить императору мистическую литературу[4]. С 27 апреля 1810 г. началась переписка Р. А. Кошелева с Александром I.

Кому было выгодно общение императора с кружком Н. Ф. Плещеевой? В первую очередь А. Н. Голицыну. Этим князь «убивал сразу двух зайцев»: при помощи противников масонов он бросал тень на масонские проекты М. М. Сперанского; посредством искусных учителей А. Н. Голицын готовился стать консультантом императора по религиозным вопросам. Последняя задача была навеяна всем ходом религиозной политики. Деятельность А. Н. Голицына в Св. Синоде привела к тому, что этот орган оказался под полным контролем обер-прокурора. В 1805 г. он получил возможность, как отмечалось выше, влиять на состав Св. Синода посредством вызова в Санкт-Петербург архиереев для знакомства с императором. В 1810 г. А. Н. Голицын встал во главе Главного управления духовных дел иностранных исповеданий, сосредоточив в своих руках контроль над всеми исповеданиями империи. Видимо, уже тогда А. Н. Голицын видел себя «министром исповеданий». Он был властолюбив и не терпел конкуренции.

Деятельность А. Н. Голицына, вероятно, вполне отвечала желаниям Александра I. В отношениях с императором князь всегда играл роль ведомого. Г. А. Розенкампф писал об этом: «Он никогда не имел собственного о чем-либо мнения, но схватывал с величайшей готовностью и самым безграничным подражанием воззрения своего повелителя»[4]. И на этот раз
А. Н. Голицын лишь выполнял заказ. Император заинтересовался мистицизмом, и князь «приготовил» мистицизм, оттеснив конкурента М. М. Сперанского от царя. Таким образом, начало религиозных воззрений князя имело вполне практический характер. В этом случае А. Н. Голицын не только выполнил заказ своего царственного друга, но и защитил Русскую православную церковь от реформаторских проектов М. М. Сперанского и И. А. Фесслера.

Религиозные взгляды А. Н. Голицына сложились в период 1803–
1810 гг. и не менялись в течение жизни. Их основными чертами можно указать следующее:

1. Вера в то, что человек может обрести в сердце Иисуса Христа и таким образом спастись.

2. Разделение религии на «внешнюю» и «внутреннюю» с приоритетом последней.

3. Взгляд на обрядовую сторону религии как на вторичную, хотя и обязательную для членов отдельных церквей.

4. Равенство перед Богом всех христиан вне зависимости от принадлежности к конкретной церкви.

5. Вера в предсказания и пророчества.

6. Ожидание скорого осуществления предсказаний Апокалипсиса.

Идея «Обретения верующим во Христа в сердце своем», о чем твердили пиетисты и квиетисты, воспринималась А. Н. Голицыным буквально, он неоднократно писал Александру I: «Молю небо, чтоб сердце Ваше тесно соединилось с Богом в Господе нашем Иисусе Христе. Чего только Вы тогда не будете в силах свершить, чего только не свершит через Вас Господь»; «Что сказать про великого Государя, обладающего возможностью руководить мировыми событиями и предоставившего сердце свое Иисусу Христу, дабы Он основал в нем Свой престол и царил бы именем земного владыки над народами»[4]. В 1822 г. князь писал архимандриту Фотию (Спасскому): «Сердце мое хотя и не очень чисто, но по благости Божьей желает очиститься, и вкус имеет к открытию царствия Божия внутри меня»[4]. В январе 1824 г. А. Н. Голицын писал Фотию о том, что просит Господа поселиться в своем сердце, но «в моем сердце хорошо бы было, ежели бы только волы да ослы были, но в нем и пресмыкающиеся и всякие ядовитые змеи еще водятся, и которых может и не знаю я, как они в изгибах сердца моего гнездятся и скрываются»[4].

Вера в то, что человек может обрести в сердце Иисуса Христа, если очистится от грехов, нашла отражение в устройстве домовой церкви
А. Н. Голицына, открытой 1 октября 1812 г. Она состояла из самого храма, где служили Иннокентий, Филарет, Фотий и другие известные духовные лица, и пристроенного к нему кабинета из двух комнат. В первой комнате было развешано по стенам множество образов Иисуса Христа, подаренных князю различными людьми. В центре второй комнаты находился престол, покрытый плащаницей, на которой лежало множество распятий. В центре возвышался огромный деревянный крест. Перед престолом вместо люстры было подвешено большое стеклянное сердце, внутри которого горела свеча. Здесь А. Н. Голицын молился и проводил время в размышлениях[4]. После своего религиозного перерождения А. Н. Голицын потратил много сил, чтобы сделать свою жизнь более строгой. В письмах Фотию князь упоминал о том, что в 20-х гг. перестал посещать театры и увеселительные заведения, ограничивал себя в еде. В. В. Шереметевский писал, что трудней всего А. Н. Голицыну было отказаться от общения с женщинами, но во вторую половину жизни он этого добился[4].

Внешне князь строго исполнял обряды православной церкви. Он постился, исповедовался, причащался, читал утреннее и вечернее правила. Его письма архимандриту Фотию были полны цитатами из молитв. Обрядам православной церкви князь не отказывал в чудесной силе. В письме Фотию от 10 декабря 1822 г. он сообщал, что после причастия часто проливает «умильные слезы радости», а иногда, когда он приходит к причастию больной, приобщившись, выздоравливает[4]. А. Н. Голицын считал, что хотя различие церквей и не имеет решающего значения, но человек должен строго следовать учению одной из них. В письме В. Ю. Крюденер 10 июня 1823 г. он писал: «Вы без сомнения принадлежите к той внутренней церкви, которой глава — Господь; но пока мы живем на земле и обличены во внешнюю оболочку, мы должны принадлежать наружно к одной из христианских церквей до тех пор, пока у нас не будет пастыря, и мы не составим одно стадо»[4].

А. Н. Голицын считал обрядовую сторону религии второстепенной, ставя на первое место веру во Христа. В 1822 г. он писал В. Ю. Крюденер: «В суждении о братии, о церкви, об обрядах упускается из виду исследование главного, основного. Раз человек верит во Христа распятого, почему не считать его братом»[4]. В следующем письме князь развивал свою мысль: «Я не понимаю людей, собирающихся исключительно для внешней обрядности, ибо в церкви нет ни единого обряда, который бы не заключал в себе внутреннего, таинственного смысла, а между тем постоянно кричат против мистицизма в служении Богу-Духу»[4]. По поводу приезда квакеров в Санкт-Петербург в 1818 г. А. Н. Голицын писал Александру I: «Замечательно, что истинные христиане ощущают потребность сплотиться именно в России»[4].

Существенное место в мировоззрении А. Н. Голицына занимали ожидания Апокалипсиса. Подобно Александру I, князь был рьяным поклонником И. Г. Юнга-Штиллинга (утверждавшего в книге «Победная повесть», что события Апокалипсиса уже происходят в мире). В письме В. Ю. Крюденер 10 апреля 1823 г. А. Н. Голицын писал, что с И. Г. Юнгом-Штил-лингом их связывала взаимная любовь и переписка[4]. Следы веры в
предсказания грядущего Апокалипсиса видны во многих письмах князя.
А. Н. Голицын считал, что в его эпоху проходит решительная битва с сатаной, а Иисус уже явился в мир в сердце Александра I, и скоро должно наступить тысячелетнее царствие Христово. 24 мая 1818 г. князь передавал в письме В. Ю. Крюденер рассказ немецкого богослова о том, что скоро оболочка между злом и добром порвется, и они соприкоснутся, «тогда надо ждать Разделителя, т. е. Христа, для торжества добра»[4].

Непосредственным подтверждением скорого прихода царствия Христова для князя служила деятельность Библейского общества, «несшего Евангелие всем народам». Такие взгляды князя отразились в его письмах к З. Я. Карнееву: «В нынешние времена, где сражение тьмы со светом удивительно как становится явно, сатана старается и чувствует приближение кончины царствования своего на земле, то и употребляет последние усилия хитрейшие и покрывается даже личиной религиозной наружной, но воюет на внутренний ход»[4].

Приближение царствия Христова князь видел даже в умножении расколов, в 1823 г. он писал Фотию: «Враг куда радуется, когда видит сие разделение; не только исповедания христианские разделяются и стараются врагами быть друг другу, но и в каждой церкви опять разделение; я уже не говорю о расколах, кои столь умножились, что страшно подумать»; «Бог близок ко всем становится, но мы менее способны стали сих великих подвижников: глухи и слепы»[4]. Проповеди митрополитов Михаила (Десницкого) и Серафима (Глаголевского) убеждали князя, что «внутренние христиане» есть во всех церквах,[4] но книги Юнга-Штиллинга и проповеди Госснера настаивали, что сатана ныне действует через официальную церковь и ее служителей.

А. Н. Голицын в религиозных вопросах не был теоретиком. В отличие от М. М. Сперанского, который в течение всей жизни совершенствовал свои религиозные взгляды, князь раз и навсегда воспринял определенные догматы и больше их ничем не дополнял. Религиозные взгляды воплощались и в практической деятельности князя. В дореволюционный период была опубликована записка А. Н. Голицына к императрице Елизавете Алексеевне «О различиях Греко-Российской и Римско-Католической Церквей в отношении к догматам, таинствам и обрядам»[4]. Во введении князь перечислял причины разделения церквей и далее излагал мнение наиболее компетентных богословов того времени — Феофилакта, Филарета и Мефодия. Любопытно, что в своем обосновании А. Н. Голицын акцентировал внимание лишь на политических причинах раскола. Он считал, что в основе конфликта находилась личная неприязнь и амбиции Римского Папы и греческого патриарха Фотия. Князь не придавал значения догматическим противоречиям, создавая иллюзию того, что объединение церквей — дело лишь доброй воли противоположных сторон: «И одно сие слово, первоначально, может быть, без всякого умысла в Символе Веры прибавленное, сделалось почти необоримой преградою, и доселе разделяющею Западную церковь от Восточной»[4].

В фондах РГИА хранится письмо А. Н. Голицына к М. М. Сперанскому по поводу полемики вокруг введения светского брака в России. В нем князь вновь демонстрирует прагматизм своих религиозных взглядов. В своем докладе Государственному совету М. М. Сперанский настаивал на том, что в древней церкви брак между христианами заключался по взаимному договору, а его освящение в церкви не было обязательным. А. Н. Голицын, напротив, утверждал, что брак — одно из важнейших церковных таинств, поэтому вопросы заключения и расторжения брака должны принадлежать церковной власти[4].

Частные письма А. Н. Голицына также свидетельствуют о том, что его религиозные взгляды имели практическое воплощение. В недатированном письме Фотию А. Н. Голицын писал: «Молюсь и прошу Его, да сделает меня способным к исполнению Святой Его воли. Я ничего так не страшусь, как того ответа, который должен дать во всяком на меня возложенном деле, которое я творю не так, как Господу угодно»[4]. С 16 на 17 декабря 1822 г. А. Н. Голицын писал В. Ю. Крюденер о том, что мечтает отойти от политической деятельности, но «Господу угодно, чтобы я служил Ему, служа также и земному моему господину»[4].

Хотя инициатива таких важнейших мероприятий, как учреждение в России английского Библейского общества и создание Министерства духовных дел и народного просвещения принадлежала непосредственно Александру I, в последнем случае заметно влияние А. Н. Голицына. Занимаясь учреждением в России Библейского общества, а затем, став его президентом и главным функционером, князь в полной мере использовал все выгоды своего положения. За несколько лет работы Российское библейское общество негласно стало важнейшим учреждением империи. По количеству взносов и активности в распространении и переводе Библии император стал оценивать служебную деятельность чиновника. Активным членам Библейского общества давались награды и чины, многие таким образом делали карьеру. Вся деятельность общества находилась под контролем А. Н. Голицына. Очевидно, что, выполняя волю Александра I,
А. Н. Голицын заботился и о расширении своего влияния. В 1816 г. он стал управляющим Министерством народного просвещения, а в 1817 г. — министром Соединенного министерства. Теперь свои религиозные взгляды князь мог внедрять во всероссийском масштабе. Заметный след эта деятельность оставила в области книгоиздания и цензуры.

После войны 1812 г. правительство оказывало всемерную поддержку изданию религиозных сочинений, в которых пропагандировались взгляды, разделяемые Александром I и А. Н. Голицыным. Это были как современные произведения, так и труды европейских авторов вековой давности. Наиболее популярными в России были произведения Юнга-Штиллинга, Эккартсгаузена, Шатобриана, Сведенборга, Сен-Мартена, Якова Беме, Фенелона, Гийон. Их переводчикам и издателям оказывалась всемерная поддержка[4]. Вслед за Александром I А. Н. Голицын не доверял просвещению того врмени и желал придать ему христианский характер. 30 мая 1823 г. князь писал В. Ю. Крюденер: «Всего для меня тяжелее народное просвещение; это гнездо демона, от которого можно только с помощью Божьей отдалить зло, но которое вполне очистить очень трудно»[4]. Лучшим фундаментом просвещения князь считал «мистическую» литературу. По распоряжению А. Н. Голицына религиозные сочинения европейских авторов рассылались по учебным заведениям и епархиальным архиереям. Вскоре подобная практика вызвала зарождение православной оппозиции.

В борьбе против религиозной политики А. Н. Голицына объединились члены Св. Синода, православные клирики, светские чиновники и писатели-«архаисты». Главной задачей своей деятельности оппозиционеры считали защиту Русской православной церкви от неправославных мероприятий правительства. Основным средством борьбы были избраны жалобы царю. Чтобы привлечь внимание общества к положению церкви, в 1818 г. была издана книга писателя-«архаиста» Е. И. Станевича «Беседа на гробе младенца о бессмертии души»[4]. В своем сочинении автор критиковал «мистическую» литературу, раскрывая ее антиправославное содержание. Но
А. Н. Голицын первым обратился к Александру I с жалобой на издание сочинения, в котором критиковались мероприятия правительства. В 1819 г. его автор Е. И. Станевич был выслан из Санкт-Петербурга, цензор, пропустивший книгу, — архимандрит Иннокентий — отправлен в дальнюю епархию, а весь тираж был конфискован и уничтожен.

Следующий крупный скандал произошел в 1824 г., когда под покровительством А. Н. Голицына была подготовлена к изданию книга пастора И. Е. Госснера «Евангелие от Матфея». Это были комментарии к Евангелию в «мистическом» духе. Многие места книги И. Е. Госснера, давно ходившей в России на немецком языке, противоречили учению Русской православной церкви[4]. Воспользовавшись тем, что в Санкт-Петербурге еще до выхода книги в свет появились некоторые ее напечатанные части, митрополит Серафим и архимандрит Фотий подали жалобу Александру I. Рассмотрение в Комитете министров книги И. Е. Госснера вылилось в широкое выступление участников православной оппозиции против политики в вопросах книгоиздания. В результате А. Н. Голицын был отправлен в отставку, Соединенное министерство расформировано, Библейское общество приостановило свою работу, Библия на русском языке так и не была опубликована, а к власти в духовной сфере пришли А. С. Шишков, А. А. Аракчеев и митрополит Серафим.

1824 г. стал крахом всех начинаний А. Н. Голицына. Александр I сохранил его вблизи себя и позволил перевести в почтовое ведомство наиболее скомпрометированных сотрудников. Но идеология, которую князь внедрял на государственном уровне, была оставлена. Теперь демонстрировать свои странные религиозные воззрения А. Н. Голицын мог в узком кругу своих друзей.

В период существования Министерства духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицын допускал некоторые промахи, сильно скомпрометировавшие его в глазах православной оппозиции. Наибольший вред репутации князя нанесло покровительство секте Е. Ф. Татариновой, собиравшейся в Михайловском дворце с 1817 г. Стараниями А. Н. Голицына
Е. Ф. Татаринова получила пенсию на 20 лет (около 6 тысяч рублей в год), сам князь, Р. А. Кошелев и В. М. Попов стали постоянными посетителями ее собраний. Е. Ф. Татаринова и ее последователь, музыкант Николай Федоров, пророчествовали, якобы вдохновленные Святым Духом, врачевали смертельно больных. Собрания обычно открывались чтением Св. Писания, пелись различные религиозные песни, затем начинались кружения, пока на кого-либо из кружащихся «не накатывал Св. Дух», и он не начинал пророчествовать. А. Н. Голицын представил Е. Ф. Татаринову императрице Екатерине Алексеевне, а затем и Александру I. Император, оставшийся довольным встречей с пророчицей, потребовал к себе Николая Федорова и после долгой беседы наградил его званием чиновника 14 класса.

Деятельность секты в Петербурге продолжалась вплоть до 1822 г., когда в России были запрещены тайные общества. Но даже перебравшись в пригород, Е. Ф. Татаринова не прекратила своих занятий. В 1837 г. секта была закрыта по распоряжению правительства как противная православной церкви. Тот факт, что секта пользовалась особым покровительством императора, подтверждается в письме к нему А. Н. Голицына от 14 сентября 1818 г.: «Для стада Михайловского замка остался Федоров, которого мы с Кошелевым видим, соблюдая предосторожности, предписанные Вашим Величеством»[4].

Другой «скандальной» связью А. Н. Голицына стала его дружба в 1822–1824 гг. с активным членом православной оппозиции архимандритом Фотием (П. Н. Спасским). До сих пор общение князя и архимандрита вполне не объяснено. Фотий считал А. Н. Голицына виновным в смерти его учителя епископа Пензенского и Саратовского Иннокентия, но пошел на сближение для того, чтобы примирить князя с митрополитом Серафимом. А. Н. Голицын в 1822 г. оказался в сложной ситуации и решил заручиться поддержкой консервативного лагеря. В эти годы князь проводил компанию по сбору средств для восставших против турецкого ига греков, и деньги духовной дочери Фотия графини А. А. Орловой-Чесменской были ему очень нужны. Между князем и архимандритом завязалась оживленная переписка, дающая ценную информацию о религиозных взглядах князя.

Очевидно, что А. Н. Голицын подстраивался под тон корреспондента. В его письмах постоянно цитировались строчки молитв. Князь не стеснялся расточать Фотию комплименты: «Преподобный о Фотий, коего дух мой возлюбил при первом воззрении, и с тех пор истинно ни к кому не имел я такого влечения…»[4]. В том же духе князь описывал своего нового знакомого и в письмах к В. Ю. Крюденер. А. Н. Голицын как должное воспринимал сообщения Фотия о том, что он накладывает на себя обет безмолвия, служит всенощную литургию и причащается ежедневно. Князь перечитывал и переписывал послания Фотия. Но православную проповедь архимандрита А. Н. Голицын воспринимал по-своему. Он улавливал лишь то, что хотел слышать. Неудивительно, что в 1824 г. последовал решительный разрыв. Уже после начала «Дела Госснера» Фотий пытался предостеречь князя, указать ему на пагубность «мистической» литературы. Но в апреле 1824 г. Фотий получил прямое распоряжение митрополита Серафима прервать общение с князем, и он предал А. Н. Голицына анафеме. Больше бывшие друзья уже не встречались.

В исторической литературе прочно закрепилась негативная оценка деятельности А. Н. Голицына в отношении православной церкви. Считается, что князь подчинил Св. Синод своему влиянию и своей политикой ущемлял интересы господствующего в России исповедания. Его интригам приписывается преждевременная смерть митрополитов Амвросия, Михаила и епископа Иннокентия. Однако внимательное изучение служебной деятельности князя заставляет усомниться в столь категоричных выводах.

Другой взгляд запечатлен в воспоминаниях митрополита Филарета (Дроздова), считавшего, что князь защитил церковь от «вредных» распоряжений правительства[4]. А. Н. Голицын сделал много хорошего на посту обер-прокурора, а затем министра. При нем в прошлое ушла борьба светских чиновников и клириков Св. Синода. Князь оградил церковь от влияния временщиков, все дела до императора доходили лишь через него. В это время делопроизводство Св. Синода было модернизировано. Особая заслуга А. Н. Голицына заключается в том, что он смог оградить Российскую православную церковь от радикальных реформ. Предложений было очень много. Предлагали перевести службу на русский язык, ввести обер-прокуроров при епархиальных архиереях, подчинить Св. Синод светским учреждениям, реформировать некоторые обряды. А. Н. Голицын всего этого не допустил. Из полемики вокруг учреждения Комиссии духовных училищ ясно видно, как князь ограничивал реформистский пыл М. М. Сперанского. Его предложение о разделе клира на классы принято не было[4]. Даже после того как дела Св. Синода вошли в Соединенное министерство, высший орган церковного управления не утратил самостоятельности. Министр был лишь связующим звеном между Св. Синодом и императором, а прочие чиновники министерства не могли вмешиваться в дела Св. Синода. Государственная политика по отношению к Русской православной церкви при Соединенном министерстве была осторожной и предупредительной. Формирование православной оппозиции было вызвано общей направленностью религиозной политики. В XIX в. Русская православная церковь утратила свою монополию в религиозной сфере, император старался учесть интересы всех конфессий России, а А. Н. Голицын был лишь исполнителем царской воли.

Даже такой консервативный государь, как Николай I, высоко ценил князя, прощая ему религиозные странности. В. В. Шереметевский отмечал, что между Николаем I и А. Н. Голицыным установились дружеские, интимные отношения, князь стал как бы членом царской семьи. Маленькие великие князья называли князя «дядькой» или «тятей-папой» и поддерживали с ним переписку, уже став взрослыми[4].

Малоизвестным фактом является то, что в царствование Николая I
А. Н. Голицын сохранил свое влияние в синодальном ведомстве. В августе 1833 г. обер-прокурор Св. Синода С. Д. Нечаев пытался добиться продления отпуска своему предшественнику П. С. Мещерскому. Причем обращался он по этому поводу к А. Н. Голицыну. Князь отвечал на письмо обер-прокурора, что это будет неприятно государю, так как он таких больших отпусков не дает[4]. Из переписки С. Д. Нечаева с князем А. Н. Го-лицыным видно, что кандидатура нового обер-прокурора Св. Синода
Н. А. Протасова была принята по согласованию с ним. В начале 1836 г.
А. Н. Голицын уведомлял С. Д. Нечаева о том, что Николай I велел обсудить кандидатуру Н. А. Протасова с митрополитом Серафимом, а если тот выскажет какие-либо возражения, то предложить Танева[4]. Н. А. Протасов был с детских лет знаком с князем, который являлся другом его отца[4].
В своих письмах А. Н. Голицын смог убедить С. Д. Нечаева в том, что
Н. А. Протасов назначается лишь на время, и обер-прокурор одобрил назначение[4]. Митрополит Филарет отмечал, что в 1810 г. А. Н. Голицыну удалось отклонить законопроект о передаче расторжения брака светским властям, а при Николае I — не допустить принятия закона о запрещении подстригаться в монахи ранее 40 лет[4].

Во второй четверти XIX в. князь все еще интересовался высокой политикой. В 1834 г. А. Н. Голицын писал барону Беркгейму о том, что скоро ожидает второго пришествия Христа и связывает проблемы, возникшие в европейской политике, с этим событием[4]. Но влиять на политические события А. Н. Голицын уже не мог. При этом князь не оставил своего религиозного направления. В его доме по-прежнему собирался кружок, где читали Библию и духовные сочинения, совместно молились в домовой церкви. Среди постоянных посетителей собраний у А. Н. Голицына были Плещеева, супруги Ковальковы, барон Лефорт, Маркелов, брат князя по матери Кологривов. О неизменившихся религиозных взглядах А. Н. Голицына свидетельствует его письмо к В. Ю. Крюденер, относящееся к концу двадцатых годов. Князь пишет о том, что в Страсбурге появилась пророчица Веллер, проповедующая «во всех жизненных затруднениях прибегать к Кресту Господню, поклоняться кресту в глубине сердца, духом и истиной, но непременно под игом Спасителя, и что ни один из чтимых Церковью Святых не достиг святости иным путем»[4]. В конце 30-х гг. А. Н. Голицын сообщал А. И. Тургеневу, что по-прежнему любит читать Сен-Мартена[4]. Письма князя были проникнуты мистическим духом. «Благодарите Бога, что он дарит вам истинный Свет», «Во Франции, как и в России вы молите… и получите покой душе вашей бессмертной, которая себе не может найти удовлетворения в своем искании», «молитесь распятому Спасителю, положитесь совершенно на него с верой и получите покой душе вашей»[4], — писал А. Н. Голицын.

В. В. Шереметевский писал, что князь до самой смерти интересовался предсказаниями и пророчествами. В последние годы жизни пытался лечить болезнь глаз с помощью «ясновидящей». В то же время А. Н. Голицын поддерживал духовную связь со схимником Александро-Невской лавры Парфением[4]. Скончался князь 22 ноября 1844 г.

В конце XVIII — начале XIX в. позиции христианских церквей в Европе были поколеблены. Существенная часть паствы отошла от традиционных конфессий к атеизму, мистицизму, «масонству» и различным сектантским направлениям. В некоторых странах новые религиозные принципы проводились на государственном уровне. В США была провозглашена свобода совести и религиозного выбора, реформы церковной сферы произошли в Австрии, в революционной Франции в католических храмах совершались службы богине Свободы и Великому мастеру — архитектору вселенной. Россия была также затронута религиозными новшествами. Первая четверть XIX в. стала «золотым веком» масонских лож и сект. Здесь проявились такие феномены, как глава скопцов Кондратий Селеванов, сектанты Е. Ф. Татаринова и Ю. В. Крюденер, масоны А. Ф. Лабзин и Р. А. Ко-шелев. Новые веяния затронули и государственных деятелей. Сам импе-ратор Александр I и его ближайшие сотрудники М. М. Сперанский и
А. Н. Голицын имели нетрадиционные религиозные взгляды. А. Васильев, рассматривавший в своем исследовании ситуацию в религиозной сфере России начала XIX в., замечал, что Александра I и А. Н. Голицына нельзя упрекнуть за отход от православия. Этого не было. Ряд видных политических деятелей России в этот период перешли от неверия к вере, в их числе были император и князь. Но воспринять полностью новую для них религиозную доктрину они не могли и поэтому приняли лишь главные религиозные истины, которые и пытались защищать «против доводов просвещения»[4].

С 1817 по 1824 г. религиозные взгляды А. Н. Голицына оказывали существенное влияние на внутреннюю политику страны. Реконструкция воззрений А. Н. Голицына показывает, что они во многом не соответствовали учению Русской православной церкви. Хотя князь старался строго исполнять церковные обряды, эту практику он считал вторичной перед «внутренней верой». В узком кругу друзей князь занимался тем, что, по его мнению, вело к «воцарению Христа в человеческом сердце», — домашними молитвами, чтением Библии и религиозных сочинений. К сожалению, свои религиозные взгляды А. Н. Голицын пытался проводить и на государственном уровне. При этом политика князя по отношению к Русской православной церкви как обер-прокурора, а затем министра носила покровительственный характер.

С позиций сегодняшнего дня А. Н. Голицын видится «сыном своего времени». Подобно многим своим современникам, он следовал моде на религиозность, избрав внецерковный путь. Ущерб Русской православной церкви, нанесенный действиями князя, был исправлен уже при его жизни. Деятельность Библейского общества и издание «мистических сочинений» были приостановлены, а устройство Св. Синода возвращено к дореформенному виду. В частной жизни А. Н. Голицын до самой смерти продолжал оставаться высоко моральным человеком, примерно исполняющим обязанности христианина.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви