Григулевич И. Инквизиция

ОГЛАВЛЕНИЕ

Кровавая эпопея испанской супремы

«Новая» инквизиция приступает к работе

Испанская инквизиция! Ее мрачная слава затмила злодеяния инквизиторов в других странах. Ее Кровавых деяниях написаны сотни книг, о ней пишут и будут писать как испанские историки, так и историки других стран, пытаясь не только рассказать в назидание потомству о ее жестокостях, но и объяснить их, разобраться в сложных корнях, породивших и питавших этот репрессивный орган на службе церкви и испанской короны.
В Испании инквизиция достигла своей «высшей» степени развития. Испанская инквизиция стала примером, эталоном для учреждений такого же рода во всем христианском мире.
И действительно, нигде инквизиция не действовала столь жестоко и всеобъемлюще, нигде она не соединяла в себе в такой «совершенной» форме черты церковной и политической (государственной) полиции, как это было в Испании, управляемой католическими монархами.
Заслуживает внимания то обстоятельство, что в Кастилии до второй половины XV в. инквизиции как постоянного института вообще не существовало. Это объясняется тем, что Кастилия, возглавлявшая на протяжении столетий борьбу за освобождение Испании от мавританского владычества, не могла позволить себе иметь «священный» трибунал, кровопускательные операции которого не только не укрепили бы, но значительно ослабили бы ее позиции по отношению к противнику. Что касается Арагона, то первый инквизиционный трибунал был в нем учрежден епископом Бернардом в Лериде в 1233 г. В 1238 г. папа римский официально учредил инквизицию в Арагоне, которая особенно энергично действовала в примыкавших к Франции епархиях — Ургеля, Барселоны, Хероны и упомянутой выше Лериды.

228

Во второй половине XIV в. в роли арагонского инквизитора подвизался доминиканец Николае Эймерик, беспощадно преследовавший спиритуалов, еретиков различных оттенков, иудействующих, ведьм и прочих подлинных и вымышленных врагов церкви. Эймерик вошел в историю как автор одной из отвратительнейших книг, когда-либо созданных богословами,— «Руководства для инквизиторов» («Directorium inquisitorum»), ставшей второй библией для сотрудников и «родственников» «священного» трибунала. Усердие Эймерика вызвало волну возмущения среди населения, что заставило арагонского короля Иоанна I не только отказаться от его услуг, но и незамедлительно выслать его из страны.
В XV в. деятельность арагонских инквизиторов вновь активизировалась. Они весьма энергично вылавливали последователей Уиклифа и других еретиков и расправлялись с ними соответствующим образом. Однако в Арагоне и тем более в Кастилии ересь в указанную эпоху не принимала массовых размеров. По-видимому, это объясняется своеобразным характером испанского феодализма, отсутствием крепостничества, ограниченностью королевской власти, могуществом знати, вольностями городов и многовековой войной с маврами, поглощавшей всю энергию испанского средневекового общества, в том числе и его беднейших слоев.
Положение кардинальным образом изменилось в последней четверти XV в., в основном под влиянием трех событий: объединения Арагона с Кастилией в Испанское королевство, к которому была присоединена сицилийская корона и Наварра; освобождения от мавританского владычества южной части Иберийского полуострова с центром в Гранаде и воссоединения этих земель с Испанией; и, наконец, открытия и завоевания Америки и превращения Испании в результате этого события в первую в мире и крупнейшую колониальную державу, владычицу морей и обладательницу несметных сокровищ.
Как это ни парадоксально, но результаты столь фантастического взлета оказались- весьма плачевными для испанского народа. Интересы управления этой новой державы, неожиданно и молниеносно возникшей из столь разнородных и разбросанных по всему миру земель, требовали укрепления королевской власти, а этого можно было достигнуть, только принеся в жертву традиционные сословные вольности и привилегии.
Испанская корона отождествляла свои интересы с инте-

229

ресами церкви, доктрина которой использовалась ею для укрепления своих позиций. После отделения от мавров Гранады к титулам испанского монарха прибавился титул «католический». С открытием Америки и восшествием на испанский престол Карла V, императора германского, Испания становится сильнейшей державой западного мира. На папский престол избираются испанцы (во второй половине XV в.— дважды), а испанские войска хозяйничают в Риме. Теперь не папские владения, а Испания претендует превратиться в своего рода идеальную модель христианского государства, осуществляющего на практике церковные идеалы и распространяющего их среди языческих народов мира, в частности на открытых и завоеванных территориях Америки. Об этом мечтают испанские католические короли, считающие себя не только равными папам, но даже выше их. Испания становится вдохновительницей и застрельщицей контрреформы, спасающей папский престол и католический мир руками иезуитского ордена.
Для осуществления этих задач испанская монархия не останавливалась перед применением любых средств. Таким идеальным средством, таким «чудодейственным» инструментом, освященным авторитетом церкви и доказавшим на протяжении веков свою действенность, оказалась инквизиция.
В условиях предельного обострения идеологической борьбы с протестантизмом деятельность инквизиции приобретала особенно актуальное значение для церкви. А так как фактическим лидером контрреформы в Испании был король, то инквизиция продолжала преуспевать, разя и врагов церкви, и врагов короля. Королевская власть в Испании, открыв в инквизиции надежное орудие подавления и устрашения своих противников, уже не расставалась с нею вплоть до середины XIX в.
Католическая средневековая идеология, взятая на вооружение испанской монархией, не допускала веротерпимости. Господствующая церковь требовала абсолютного подчинения себе всего населения, считая любое отклонение от официальной религиозной доктрины — «подрывом основ». Она обрушивала на виновных и подозреваемых в ереси весь свой могущественный арсенал репрессивных средств. Только после религиозных войн, последовавших за Реформацией, папский престол согласился на относительно мирное «сожительство» с протестантами и то только в тех странах, где католическая партия не смогла одержать военной победы над своими идейными противниками.

230

Инквизиция, действовавшая в интересах королевской власти, истребляла и грабила иудеев и мавров и походя лишала испанские города и сословия их средневековых вольностей...
«Это было время,— как образно писал о нем К. Маркс,— когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес — в Мексике, Писарро — в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии. Вот тогда-то исчезли испанские вольности под звон мечей, в потоках золота и в зловещем зареве костров инквизиции» '.
«Новая» инквизиция была учреждена в Испании в 1478—1483 гг. Этому предшествовали следующие события. В 1474 г. королевский трон Кастилии заняла в связи со смертью брата Энрике IV — Изабелла I, супруга Фердинанда V, короля Сицилии и сына и престолонаследника короля Арагона Хуана II. В 1479 г. Хуан II умер, и его владения перешли к Фердинанду V. Таким образом эта супружеская чета объединила под своим скипетром Кастилию, Арагон и Сицилию, а в 1492 г. после отвоевания Гранады — и весь юг Испании.
В 1477 г. сицилийский инквизитор Барберис явился в Севилью, где получил подтверждение своих привилегий и полномочий от Изабеллы и Фердинанда. Барберис советовал королевской чете создать инквизицию в Испании, доказывая, что ее деятельность послужит укреплению их власти. Его предложение поддержал Альфредо де Охеда, приор доминиканского монастыря в Севилье, который требовал учреждения инквизиции для борьбы в первую очередь с марранами 2. За введение инквизиции горячо ратовал и папский нунций в Испании Николае Франко, который надеялся на этом деле погреть себе руки.
1 ноября 1478 г. папа римский Сикст IV, жадный на деньги и развратник, в пользу которого, как отмечал испанский историк Кастеляр, можно сказать, что он не имел позорных сношений только лишь со своими сыновьями 3, специальной буллой уполномочил Фердинанда и Изабеллу уч-
' Маркс К... Энгельс Ф. Соч., т. 10, с. 431.
2 Т. е. с иудеями, принявшими христианство. Их также именовали «новыми христианами».
3 См.: Кустодиев К.· Последнее аутодафе в Севилье.— Русский вестник, 1863, октябрь, с. 482.

231

редить инквизицию в Кастилии с правом арестовывать и судить еретиков, под которыми подразумевались в первую очередь «новые христиане», конфисковывать их собственность в пользу испанской короны, папского престола и инквизиторов. В сентябре 1480 г. были назначены инквизиторами доминиканцы Мигель Морильо и Хуан де СанМартин.
2 января 1481 г. «священный» трибунал обосновался в доминиканском монастыре в Севилье и приступил к работе. К тому времени среди «новых христиан» распространилась паника. Многие меняли фамилии и места жительства, скрываясь у друзей или родственников. Другие спешно ликвидировали дела и спасались бегством за границу.
Первым распоряжением св. трибунала был приказ, повелевающий всем светским властям в течение 15 дней арестовать мавров и иудеев, сменивших местожительство, доставить их в Севилью и конфисковать их собственность. Осуществить этот приказ помогали члены св. братства (эрмандады) — вооруженные отряды наподобие опричнины, созданные в 1476 г. и непосредственно выполнявшие королевские приказы (ими командовал брат короля Фердинанда).
Арестованных «новых христиан» доставляли со всех концов Кастилии в Севилью, где их помещали в монастырях и в замке Трианы. Вскоре последовали массовые казни. Тех из арестованных, кто отказывался признать себя виновным, отлучали от церкви и посылали на костер. Те же, кто отрекался, отделывались поркой, тюремным заключением, конфискацией имущества и лишением всех прав.
Обилие казней заставило инквизиторов усовершенствовать технику смерти. В поле, за городом, где происходили казни, был построен помост (таблада), давший название тому месту, с которого произносились приговоры, поблизости же для костра было воздвигнуто из камня лобное место. Этот эшафот назывался кемадеро — жаровня или крематорий, отличавшийся от современного одноименного сооружения тем, что он служил местом сожжения не трупов людей, умерших естественной смертью, а еретиков, которых сжигали там живыми или после того, как в качестве особой милости инквизиторов их душили — гарротировали
На кемадеро возвышались четыре большие каменные статуи библейских пророков, к которым привязывали еретиков, приговоренных инквизицией к сожжению. Статуи были сооружены на пожертвования ревностного католика

232

Месы; однако, когда вскрылось, что сам Меса — «новый христианин», этот «благочестивый» жест инквизиция расценила как доказательство его вины. В результате ревностный Меса был сожжен на том же кемадеро, которое, не жалея средств, так великолепно разукрасил.
В Севилье от скученности в тюрьмах разразилась эпидемия чумы. Инквизиторы вынуждены были оставить город и разрешить покинуть его «новым христианам», но без имущества. Этим воспользовались свыше 8 тыс. марранов и иудеев, бежавших от террора севильской инквизиции. Когда эпидемия прошла, инквизиторы вернулись в город и продолжили свою кровавую работу, и так как их «клиентура» сильно сократилась, то они выкапывали мертвых, судили их останки, отбирали у родственников осужденных наследство.
Вскоре инквизиторы пустили в ход известный уже нам набор испытанных коварных средств, с помощью которых тысячи невинных жертв — «лисиц», согласно инквизиторской терминологии, попадали в капканы «священного» трибунала, заканчивая свой крестный путь на костре.
Стремясь заполучить состоятельных «новых христиан», ушедших в связи с первой террористической волной в начале 1481 г. в подполье, инквизиторы в том же году опубликовали «льготный» указ, согласно которому всем «новым христианам», повинным в отступничестве, за добровольную явку в «священный» трибунал, сознание и отречение было обещано прощение и сохранение имущества. Те, кто попадался на эту удочку, должны были купить свое спасение ценой гнусного предательства, сообщая своим палачам имена, положение, местожительство и прочие приметы всех известных им «вероотступников» или подозреваемых в вероотступничестве лиц. Эти показания в конечном итоге не спасали малодушных от костра, так как, расправившись с упорствующими вероотступниками, инквизиция расправлялась также с этими своими пособниками, обвиняя их, согласно традиционной формуле, в повторном впадении в ересь, что неминуемо влекло за собой смертный приговор, конфискацию всех ценностей и собственности осужденного и передачу его светским властям.
Когда истек «льготный» срок, севильские инквизиторы издали новый указ, повелевавший всем жителям королевства под угрозой отлучения в трехдневный срок донести о лицах, подозреваемых в иудейской ереси. В указе для «просвещения» доносчиков перечислялись 307 различных при-

233

знаков, позволяющих уличить в вероотступничестве «новых христиан».
Эти указы принесли обильную кровавую жатву инквизиторам. Тысячи «новых христиан» добровольно отдавали себя в руки «священного» трибунала, по их показаниям новые тысячи попадали в застенки инквизиции, тысячи были арестованы по доносам «старых христиан». Работа инквизиции принимала все более широкий размах. С нею явно уже не справлялись назначенные в 1480 г. два инквизитора. 11 февраля 1482 г. Сикст IV назначил несколько новых инквизиторов в Испанию, среди которых впервые мы встречаем имя доминиканского монаха Томаса Торквемады, исповедника королевской четы, решительного сторонника искоренения «иудействующей» ереси.
Между тем на папский престол оказывалось противоречивое давление, с одной стороны, «новыми христианами», пытавшимися богатыми дарениями (подкупом) склонить папу римского и его ближайшее окружение ограничить власть испанской инквизиции, установив при папском престоле нечто вроде независимой апелляционной инстанции, к которой могли бы обращаться несправедливо осужденные св. трибуналом, с другой стороны — испанской короной, требовавшей полного подчинения себе св. трибунала и невмешательства со стороны папского престола в его дела и обещавшей папе в качестве компенсации часть награбленного у «еретиков» имущества.
Домогательства испанской короны, превращавшейся на Западе в почти единственный оплот прогнившего до своих основ папства, возымели на Сикста IV соответствующее действие. 2 августа 1483 г. Сикст IV издал декрет, создававший постоянный «священный» трибунал в Кастилии во главе с генеральным (верховным) инквизитором, назначаемым по представлению испанской короны папой, но во всех своих действиях подотчетным только короне.
Генеральный инквизитор получил право назначать с согласия короны провинциальных инквизиторов.
На должность генерального инквизитора был назначен Томас Торквемада. Он себя титуловал так: «Мы, брат Томас Торквемада, монах ордена братьев проповедников, приор монастыря святого Креста в Сеговии, духовник короля и королевы, наших государей, и генеральный инквизитор во всех их королевствах и владениях против еретической испорченности, назначенный и уполномоченный святым апостолическим престолом» '.
' См.: Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 2, с. 493.

234

Как следует из этого текста, Торквемада был назначен на свой пост папским престолом, который разделяет с испанской короной ответственность за его кровавые деяния.
Таким образом, испанская корона обрела в инквизиции, освященной высшим церковным авторитетом, террористический инструмент, используя который она могла впредь эффективно подавлять всех своих противников.
17 октября 1483 г. папа римский распространил полномочия кастильского генерального инквизитора также на Арагон, Валенсию и Каталонию. В этих областях инквизиция была известна с XIII в., но к концу XV в., в связи с развитием городов и ростом самоуправления, она пришла в упадок и практически бездействовала. Местные кортесы только под большим давлением короны согласились распространить полномочия Торквемады на свои области, население которых весьма враждебно встретило его представителей и не скрывало своих симпатий к жертвам «священного» трибунала.
В том же году Фердинанд V создал Верховный совет инквизиции под председательством генерального инквизитора. В задачу совета входило главным образом решение вопросов, связанных с конфискацией имущества еретиков. Этим было завершено создание Верховного инквизиционного трибунала — Супремы ' — в Испании, кровавая деятельность которого продолжалась три с половиной столетия.
Как уже было сказано, первыми жертвами испанской инквизиции стали «новые христиане» — марраны.
Буржуазные и церковные исследователи исписали немало страниц, пытаясь доказать — одни, что марраны были лицемерами и обманщиками, поклонявшимися публично Иисусу Христу и втайне — Моисею; другие, наоборот, что марраны были лояльные и правоверные христиане, раз и навсегда порвавшие с иудейством. Подобного рода изыскания и споры бесполезны, тем более что из них делаются совершенно ошибочные выводы. Те, кто утверждает, что марраны были неискренними и тайно исповедовали иудейскую религию, оправдывают этим действия инквизиции. В данном случае ответственность за гибель марранов переносится с палачей на их жертвы. Те же, кто утверждает обратное, обвиняют инквизицию в том, что
' Верховный трибунал инквизиции именовался по-испански Supremo Tribunal de la Santa Inquisicion, сокращенно — Супрема.

235

она преследовала неповинных людей, как будто, если бы марраны действительно были тайными иудеями, их преследование было бы оправданным. Ведь марраны появились на свет вследствие жесточайших преследований иудейского населения. Их заставили террором отказаться от своей веры и перейти в другую веру, теперь же с ними расправлялись якобы за то, что они это сделали неискренне.
Проблема морисков (мавров, обращенных насильственно в христианство) не носила столь «универсального» характера, как проблема иудеев. Это была локальная, чисто испанская проблема. Хотя арабы, как и иудеи, были семитами, католическая церковь не приписывала им ни ответственности за распятие Христа, ни других подобных преступлений, за исключением того, что они были иноверцами, последователями «лжепророка» Мухаммеда. Их нельзя было обвинить и в том, что в их руках скоплялись сокровища. Ведь мавританское население Испании в основном состояло из ремесленников и крестьян. И тем не менее они тоже были осуждены на преследования.
Официально мориски, как и марраны, обвинялись в том, что являются «неискренними» христианами и тайно исповедуют свою старую веру, иначе говоря, они обвинялись в ереси, что угрожало им повальным истреблением.
В чем, однако, заключались скрытые — подлинные причины геноцида, которому испанская корона и церковь подвергли иудейское и мавританское население своих владений?
Что касается иудеев, то в первую очередь их преследование имело весьма конкретную цель — завладеть их имуществом. Кроме того, наличие инквизиции позволяло короне, как уже было сказано, использовать этот смертоносный инструмент против любых своих противников. Преследование мавров — крестьян и ремесленников, работавших на влиятельных грандов, подрывало могущество последних, что также было в интересах короны.
Современные апологеты испанской инквизиции задним числом выдвигают более «благородное» объяснение. Они утверждают, что целью преследования иудеев и мавров было достижение и укрепление национального единства Испании, которое подрывалось будто бы этими людьми, грозившими распадом испанскому обществу. Но где доказательства, что иудеи и мавры стремились к этому? Таких доказательств нет, ни один из их противников в XV— XVI вв. таких доводов не выдвигал.
Испанский абсолютизм, напоминавший по своей жесто-

236

кости восточные деспотии, хотя и покончил с иудеями и маврами, так и не добился ни национального единства страны, ни ликвидации всех городских вольностей. Как отмечает К. Маркс, абсолютная монархия, впервые из всех феодальных государств возникшая в Испании, «сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить возникновения общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена, которые и являются единственно возможной основой для установления единообразной системы управления и общего законодательства» . Проводить такую антинациональную политику помогала инквизиция, беспрекословно служившая испанской абсолютной монархии.

ДЕТИЩЕ ТОМАСА ТОРКВЕМАДЫ

Итак, как писал Г. Лонгфелло в своей поэме, посвященной первому испанскому великому инквизитору, В Испании, от страха онемелой, Царили Фердинанд и Изабелла, Но властвовал железною рукой Великий инквизитор над страной. Он был жесток, как повелитель ада, Великий инквизитор Торквемада 2.
Томас Торквемада считается подлинным творцом и идеологом испанской инквизиции. Он возглавлял инквизиционный трибунал в течение первых 18 лет после его создания. Фанатик, видевший основную цель своей жизни в истреблении марранов, которых он считал виновными в вероотступничестве, Торквемада отличался жестокостью, коварством, мстительностью и колоссальной энергией, что вместе с доверием, которое питали к нему Изабелла и Фердинанд, превратило его в подлинного диктатора Испании, перед которым трепетали не только его жертвы, но и его сторонники и почитатели, ибо он, как и надлежит «идеальному инквизитору», любого, даже самого правоверного католика мог заподозрить в ереси, заставить признать себя виновным и бросить его в костер. Судя по всему, Торквемада не любил людей, не доверял им и, считая себя инструментом божественного провидения, со спокойной совестью лишал их жизни. Хотя внешне Торквемада отличался
' Маркс К; Энгельс Ф. Соч., т. 10, с. 432. 2 Перевод Б. Томашевского.

237

скромностью и простотой нрава, но под этой лицемерной оболочкой скрывалось неограниченное честолюбие, жажда славы и почестей, неуемная страсть к власти.
Для методов, применявшихся Торквемадой против «новых христиан», характерен сфабрикованный им в 1491 г. процесс по делу об убиении «святого дитяти» из Ла-Гуардия, процесс, ставший с тех пор своего рода эталоном для подобного рода провокационных спектаклей, периодически повторявшихся в разных странах и при разных режимах. В июне 1490 г., находясь во власти инквизиции, «неохристианин» Бенито Гарсия, подвергнутый пыткам, показал, что вместе с другими пятью марранами и шестью иудеями замышлял «заговор» против христианства. Чтобы обеспечить успех своим преступным планам, заговорщики будто бы решили убить некоего христианского мальчика из селения Ла-Гуардия. Они якобы похитили этого мальчика, мучили его, а затем вырезали у него сердце, и один из заговорщиков пытался изготовить из него волшебный напиток, при помощи которого можно было бы уничтожить инквизицию и все христианство. Названные Гарсией «заговорщики» были арестованы. Подвергнутые пыткам, они признались в своих «преступлениях». 16 ноября 1491 г. все «заговорщики», за исключением трех, погибших от пыток, были 'казнены в Авиле, причем иудеи были сожжены живьем, марранов, примирившихся с церковью, задушили перед сожжением, а трое погибших под пытками были сожжены «в изображении» '.
За восемнадцать лет своей «работы» Торквемада, по данным Льоренте, «десять тысяч двести двадцать жертв сжег живыми, шесть тысяч восемьсот шестьдесят сжег фигурально после их смерти или по случаю их отсутствия и девяносто семь тысяч триста двадцать одного человека подверг опозоренью и исключению из службы на общественных и почетных должностях. Общий итог этих варварских казней доходит до ста четырнадцати тысяч четырехсот навсегда погибших семейств. Сюда не включены те лица, которые по своим связям с осужденными разделяли более или менее их несчастье и горевали, как друзья или родственники, о строгостях, постигших несчастные жертвы» 2.
Разумеется, апологеты церкви оспаривают данные Льоренте, утверждая, что они «завышены», что Торквема-
' См.: Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании, с. 144. 2 Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 2, с. 250.

238

да послал на костер не 10 тыс. человек, а 5 или 4 тыс. Но у Льоренте имеется перед ними одно немаловажное преимущество: как-никак, а он все же был секретарем испанской инквизиции и писал, опираясь на материалы ее архивов. Но даже если данные Льоренте преувеличены, разве это меняет преступный характер инквизиции?
Преследования еретиков продолжались вплоть до начала XIX в. По неполным данным, только за четыре года (с 1721 по 1725 г.) одна кастильская инквизиция осудила 902 еретика, из них было сожжено на костре 165 человек '. Последним же привлеченным инквизицией по обвинению в иудействе был Мануэль Сантьяго Вивар в Кордове в
1818 г.
Но Торквемада был не только организатором террора, он являлся к тому же и его «теоретиком». Под его руководством был составлен кодекс инквизиции, включавший 28 статей («инструкций»). В выработке кодекса участвовали виднейшие испанские богословы того времени, а также Изабелла и Фердинанд. В этом документе, датированном 1484 г., были суммированы директивы папского престола по преследованию еретиков и прошлый опыт инквизиционных трибуналов в Испании и других
странах.
Основные положения кодекса Торквемады сводились к следующему: инквизиция объявлялась тайным судилищем, первой и последней инстанцией, рассматривавшей дела еретиков. Ее решения считались окончательными и пересмотру не подлежали. Лица, обвиненные инквизицией в ереси и не признавшие себя виновными, подлежали отлучению и передаче светским властям для сожжения. Обвиняемый в ереси мог спасти себя от костра только полным признанием своей вины, выдачей сообщников, отречением от еретических воззрений и полным подчинением воле
«священного» трибунала.
Кодекс Торквемады не устанавливал какого-либо срока для проведения следствия и суда над обвиняемым. Инквизиция была властна держать свои жертвы в предварительном заключении неограниченное время. Были случаи, когда узники томились в застенках инквизиции десятки лет до вынесения им приговора. Священник Хосе Бунон де Вертис был арестован в 1649 г. и умер в заключении в 1656 г. По его делу так и не было вынесено никакого решения. Доминиканский монах Габриэль Эскобар 15 лет (с
' Kamen H. The Spanish Inquisition. London, 1965, p. 228.
239

 1607* по 1622 г.) томился в заключении, где умер, так и не дождавшись приговора инквизиции.
Кодекс Торквемады неоднократно пополнялся новыми инструкциями, но суть его от этого не менялась. Кодекс наделял инквизиторов неограниченной властью, в своих действиях они отчитывались только перед генеральным инквизитором и Супремой, которые в свою очередь несли ответственность только перед короной.
Кодекс Торквемады расширил организационную структуру инквизиции. Кроме Верховного совета инквизиции во главе с генеральным инквизитором, кодекс предусматривал создание местных постоянных трибуналов (их было создано 17) и чрезвычайных трибуналов, которые могли создаваться в любой местности и на любой срок, смотря по необходимости.
Важным звеном в инквизиторской иерархии были так называемые фамилиарес («родственники») и фискалы — ее светские сотрудники, выполнявшие обязанности осведомителей, доносчиков и провокаторов, а также помощников при организации аутодафе, на которых они появлялись в. капюшонах. Фискалы получали долю с конфискованного у жертв инквизиции имущества, не подлежали юрисдикции светских судов и по существу действовали совершенно безнаказанно. Большинство из них составляли уголовные элементы, однако наряду с ними в этом «сословии» были представлены все слои населения. Среди фискалов фигурировали и известные писатели и государственные деятели. Число «родственников» было весьма велико. Так, например, при трибунале в Толедо имелось 805 «родственников», в Гранаде — 554, в Сантьяго — 1009, в Сарагоссе — 1215, в Барселоне — 905 '. Их общее число, судя по имеющимся данным, превышало 15 тыс. человек.
Одна из составных частей инквизиторского судопроизводства — доносительство всемерно поощрялось церковью в проповедях и в исповедальне. Церковь упорно внушала верующим, что доносительство — богоугодное дело, что доносы — это своего рода пропуск в райскую обитель. Особенно ценились доносы на родственников и друзей, слуг — на хозяев, подчиненных — на начальников. Инквизиция сохраняла имена доносчиков в тайне, щедро награждала их из средств, конфискованных у еретиков.
Инквизиция не стеснялась вербовать доносчиков и сре-
Катеп Н. The Spanish Inquisition, p. 145—146.

240

ди иудеев. Еще в 1485 г. инквизиторы приказали раввинам в Севилье предавать в синагоге анафеме тех иудеев, которые, зная о марранах, исповедующих втайне иудейство, не доносят об этом «священному» трибуналу.
Церковная проповедь, превращавшая доносительство в христианскую добродетель, и страх перед инквизицией порождали огромное число доносчиков, разоблачения и показания которых против мнимых или подлинных еретиков никогда не оставляли «священный» трибунал без дела. Приведем несколько примеров.
В 1530 г. доносчик сообщил инквизиции Канарских островов, что местная жительница Альдонса де Варгас «загадочно улыбнулась», когда упомянули в ее присутствии имя «непорочной» девы Марии. Эта «загадочная улыбка», отмечал доносчик, свидетельствует о кощунственном отношении Альдонсы к богоматери.
Гонсалес Руис попал в инквизицию по доносу проигравшегося партнера по карточной игре, обвинившего его в том, что во время игры он сказал: «Даже если бог будет тебе помогать, ты все равно не сможешь выиграть эту игру».
В 1581 г. два прихожанина донесли на самих себя, что заявили своим женам — «совокупление не грех», а ведь подобное утверждение считалось чистой воды ересью. Мужья самообвинили себя, опасаясь, что жены донесут
на них инквизиции.
В 1635 г. в Барселоне был сделан донос на некоего Педро Хинесту, подозреваемого в протестантстве на том основании, что доносчик видел, как Хинеста ел в пост «ветчину с луком». В том же году был арестован некий Алонсо из г. Хаена за то, что, согласно донесению доносчика, «мочился на церковную стену», что могло сойти за сознательное желание еретика осквернить католический храм.
Сколько исписано церковниками и их апологетами бумаги с целью оправдать или по крайней мере затушевать применение пыток испанскими инквизиторами! Применялись ли пытки инквизицией? Да, сквозь зубы признают церковники, применялись, но редко, но по-божески — умеренно, но в присутствии врача, чтобы не дай бог еретику не повредили бы косточки, не пролили бы его драгоценной крови, ибо церковь относится к пролитию крови с ужасом, с возмущением. Пытки, конечно, применялись, не отрицают апологеты инквизиции, но ведь это было в обычае эпохи, а раз так, то при чем тут церковь, при чем

241

тут «священный» трибунал,— виновата-то эпоха! Пытки применялись, да, но признавались только те показания, которые обвиняемый добровольно подтверждал после пытки.
Оказывается, какой благородной, справедливой, умеренной, гуманной была инквизиция в применении пыток и вовсе не такой кровожадной и жестокой, какой ее рисуют антицерковные «клеветники» — разные там просветители и иже с ними!
Увы! Документы, тысячи документов — протоколов допросов — изобличают инквизиторов как беспощадных палачей-садистов, систематически пытавших свои жертвы, независимо от их пола и возраста, ибо среди тех, к кому применялись пытки, мы встречаем как малолетних детей, так и старух вплоть до 90-летнего возраста.
Из большого числа опубликованных такого рода документов приведем самый заурядный, повествующий сухим канцелярским языком о том, какими средствами добывали испанские инквизиторы признания у своих жертв: «Протокол пытки над Франсиско Робертом. На суде святой инквизиции в Толедо утром 17 августа 1569 г. пред сеньорами инквизиторами лисенсиатом Хуаном Бельтраном де Геварой и доном Педро Веларде, в присутствии лисенсиата Уркисы, главного викария, замещающего иногда судью, предстал Франсиско Роберт, и когда он явился, ему сказали, что ввиду единогласия в его деле он должен сознаться и покаяться для облегчения совести.
Тогда он сказал, что согласен, и попросил их милость поскорее закончить его дело.
Ему сказали, что по его признаниям относительно святых, и обедни, и насмешек над монахами, как подтвердили также свидетели, есть основание считать его лютеранином и разделяющим заблуждения Лютера и что из любви к богу и пресвятой богородице ему советуют сказать и объявить правду относительно всего, что он сделал и сказал против нашей святой католической веры, и назвать лиц, внушивших ему это. Но после этих убеждений из него не могли вытянуть больше того, что он сказал на исповеди; причем он добавил, что хотя и сказал многое, но не верит этому.
Ему ответили, что его дело рассмотрено вышеназванными сеньорами инквизиторами, и судьею, и советниками, и они вынесли впечатление, что он говорит неправду, вследствие чего они пришли к убеждению, что необходимо

242

пытать его. Однако его предупредили, что, из любви к богу, ему предлагают до начала пытки сказать правду, ибо сие необходимо для облегчения его совести.
Он ответил, что уже сказал правду.
Ввиду сего... по рассмотрении документов и данных процесса, мы вынуждены присудить и присуждаем сего Франсиско Роберта к пытке водою и веревками по установленному способу, чтобы подвергался пытке, пока будет на то воля наша, и утверждаем, что в случае, если он умрет во время пытки или у него сломается член, это случится по его вине, а не по нашей, и, судя таким образом, мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем в сей грамоте, заседая в суде.
...И тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели.
Затем, находясь уже в комнате пыток, сии сеньоры инквизиторы и судья спросили сего Франсиско Роберта, не хочет ли он сказать правду до раздевания. Он ничего не ответил и стал раздеваться.
И когда он был раздет, сего Франсиско Роберта стали увещевать сказать правду до начала пытки. Он ответил: «Я не знаю, что угодно вашей милости».
Тогда его посадили на скамью и стали вязать руки веревками и прежде, чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему нечего говорить.
Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: «О, господи!»
Тогда приказали дать второй поворот, и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: «Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости».
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили и сказали ему, чтобы сказал правду из любви к богу. Он ничего не ответил.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не сказал.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали, чтобы сказал правду из уважения к богу. Он ответил: «Я сказал правду, я говорю правду». И застонал.
Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не ответил, а только застонал.
Тогда еще раз прикрутили веревку и сказали, чтобы сказал правду. Он простонал и ничего не сказал.
Тогда приказали потуже прикрутить веревку, и прикрутили и сказали, чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.

243

Ему сказали, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.
Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и сказали ему сказать правду. Он ничего не ответил. Затем сказал: «Я был сумасшедшим, я был пьяным, не знаю, как и когда».
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили веревку, и сказали ему, чтобы сказал правду ради бога. Он простонал.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали ему, чтобы сказал правду. Он ничего не ответил.
Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал. Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.
Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: «??, ??!»
Ему еще раз приказали прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не сказал.
Приказали еще раз прикрутить, и прикрутили. Он сказал: «Сеньор инквизитор! Да, я обвиняю одного фламандца, работавшего там, где я».
Его спросили, в чем он обвиняет сего фламандца. Он ответил, что не знает этого.
Приказали привязать к станку веревку, стягивавшую ему руки.
Тогда его привязали к станку и сказали ему, чтобы, из любви к богу, сказал правду прежде, чем приступят к пытке.
Он ответил, что отец и мать научили его тому, что говорят их милости.
Ему сказали, чтобы сказал, чему его научили, и что он верит в это. Он ответил, что Малтес, заключенный в этой же тюрьме, говорит много дурного про испанцев, утверждая, что они — иудеи и негодяи, и много добра про фламандцев.
Затем сказал, что не знает, что говорить. Затем приказали привязать его к станку за каждую руку одною веревкою и за каждое бедро одною веревкою, по веревке сверху и над коленями, и еще за ступню, по веревке на каждой.
Затем в каждую веревку вставили палку, к рукам и бедрам и ступням, и привязали ему голову, и тогда сказали ему, что его просят, из уважения к богу, сказать правду до начала пытки.
Он ответил: «Я готов служить богу» и заплакал. И за
244

нежелание сказать правду приказали прикрутить веревку у правой руки, и прикрутили. Он плакал, молчал.
Тогда ему прикрутили палку у левой руки и сказали, чтобы он сказал правду. Он закричал, плача: «Прощай, пресвятая дева Мария!»
Тогда приказали прикрутить палку от левой ноги и попросили сказать правду. Он закричал, затем сказал, что
работал во Франции с одним.
Ему сказали, чтобы сказал про этого maestre publico, что тот заставлял его делать и говорить. Он ответил, что
ничего.
Тогда приказали прикрутить палку от правой ноги и сказали, чтобы сказал правду. Он крикнул несколько раз: «Иисус, Мария!»
Тогда было приказано прикрутить палку с правого бедра. Он крикнул много раз: «Иисус, Мария!»
Тогда его попросили сказать правду из любви к богу. Он сказал: «О, господи и пресвятая дева! О, господь и пресвятая дева!» И больше ничего не могли вытянуть из него.
Тогда приказали прикрутить палку у левого бедра. Он застонал и закричал.
Тогда было приказано прикрутить палку от нижней части ноги. Он ничего не сказал.
Тогда было приказано прикрутить палку от правой ноги. Он ничего не сказал.
Тогда приказали поднести к его лицу чашу и сказали ему, чтобы сказал правду, пока не начнется пытка. Он
ничего не сказал.
Тогда приказали облить его кувшином воды, и облили, и он сказал: «О, господи, чего же от меня хотят!» Тогда его облили из второго кувшина воды. Тогда ему сказали, чтобы лучше сказал правду прежде, чем его будут пытать еще. Он сказал: «Что же хотят ваши милости, чтобы я сказал?»
Ему ответили, что хотят, чтобы он сказал правду. Он сказал, что отрекается от отца и матери. Когда его спросили, почему он отрекается от отца и матери, он прочитал «Отче наш» и сказал, что больше ничего
не знает.
Тогда приказали облить его еще из одного кувшина, и облили, и сказали, чтобы сказал правду. Он сказал: «Отпустите меня. Я уйду в монастырь молиться богу за вашу милость».
Потом он сказал, что бросится в колодец в Мадриде с
горя, что ему нечего есть.

245

Тогда сеньоры инквизиторы сказали, что его довольно пытали, и пытку прекратили, и ушли из комнаты, и сего Франсиско Роберта отвязали.
В присутствии меня, Хуана де Вергара (секретаря)» '. Инквизиторы и их сотрудники по трибуналу кормились за счет жертв. Они получали жалованье из фонда конфискаций имущества еретиков. Эти фонды делились на три части: одна из них поступала непосредственно в королевскую казну, другая — в церковную, третья — в казну инквизиции.
По имеющимся данным, Фердинанд и Изабелла выручили от ограбления «новых христиан» баснословную для тех времен сумму в 10 млн. золотых дукатов, или 60 млн. долларов в современном исчислении 2.
В 1629 г. генеральный инквизитор получал 3870 дукатов в год, а члены Супремы половину этой суммы каждый. В 1743 г. генеральный инквизитор получал 7 тыс. дукатов, а 40 членов Супремы 64 100 дукатов в год.
В 1636 г. инквизиция обвинила банкира Мануэля Фернандеса Пинто в ереси. Король был должен Пинто 100 тыс. дукатов. Арестовав Пинто, инквизиция вырвала у него еще 300 тыс. дукатов 3.
Волна арестов еретиков на острове Майорка в 1678 г., обвиненных в заговоре, позволила инквизиции завладеть их имуществом стоимостью 2,5 млн. дукатов 4.
Эти разрозненные данные свидетельствуют, насколько прибыльным делом было преследование еретиков как для инквизиции, так и для королевской казны.
Сторонники инквизиции, пытаясь как-то оправдать ее преступления, утверждают, что ее учреждение и деятельность якобы встречали единодушную поддержку всех кругов населения Испании.
Свидетельства современников опровергают эту легенду. Инквизиция была навязана испанскому народу.
Иезуит Хуан Мариана (1536—1624) в своей «Истории Испании» отмечает, что инквизиция вначале «представлялась испанцам крайне угнетающей. Больше всего вызывало удивление то, что дети несли ответственность за преступления их отцов и что имена обвинителей держались в тайне от обвиняемых, так же как имена свидетелей; все это
' Цит. по: Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании с. 475—477.
2 Там же, с. 151.
3 Там же, с. 220—221.
4 Там же, с. 252.

246

противоречило процедуре, издревле практикуемой в судах. Кроме того, казалось новшеством, что подобного рода грехи должны караться смертью. И еще более серьезным было то, что из-за тайных расследований испанцы были лишены возможности свободно слушать и говорить, ибо во всех городах, селениях и деревнях находились люди, поставлявшие инквизиции сведения о происходящем. Некоторые считали такое положение самым гнусным рабством и равным смерти» '.
Даже среди инквизиторов не все одобряли террористические методы преследования инакомыслящих. Об этом свидетельствует следующий отрывок из сочинения, посвященного принцу Астурийскому (будущему императору Карлу V), датированного приблизительно 1516 г., в котором анонимный инквизитор признавался королю: «Некоторые из нас чувствуют это и плачут у себя дома, но не решаются об этом говорить, потому что такого снимут с должности и будут считать подозрительным в делах инквизиции. Те, кто так думает и добросовестен, покидают должность, если у них есть средства, чтобы питаться; другие остаются на службе, потому что не могут иначе жить, хотя мучаются совестью, что исполняют службу так, как это делается теперь. Другие говорят, что для них это безразлично, что так поступали их предшественники, хотя бы это было против божественного и человеческого права. Иные так враждебно относятся к обращенным, что полагают, будто сослужат великую службу богу, если всех их сожгут и конфискуют их имущество без всякого колебания. Придерживающиеся такого мнения не имеют другого намерения, кроме того, чтобы заставить их сознаться в том, в чем их обвиняют, всевозможными способами» 2.
Против введения инквизиции выступали и некоторые видные церковные деятели, среди них епископ Сеговии Давила и епископ Педро де Аранда, председатель королевского совета Кастилии. Оба они были вызваны в Рим, где умерли в опале.
Развязанный против «новых христиан» террор не мог не вызвать и с их стороны соответствующей реакции. В 1485 г. был убит в Сарагосе первый арагонский инквизитор Педро Арбуэс, возведенный впоследствии церковью в сан блаженного. Однако этот акт вызвал только новую волну террора.
' Mariana Juan. de. Historia General de Espana. Madrid, 1950, v. 2, p. 202.
2 Цит. по: Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 2, с. 512.

247

В отместку инквизиция казнила около 200 человек, которых обвинили в заговоре против короля и церкви. Главари «заговора» были пропущены через аутодафе, им отрубили руки и потом сожгли. Другие попытки расправиться с инквизиторскими палачами приводили к таким же массовым репрессиям.
Свидетельством сопротивления испанского общества инквизиции является и тот факт, что богословы — ее сторонники — вынуждены были сочинить не один трактат в ее защиту. Весьма показателен в этом отношении опус богослова. Альфонсо де Кастро (около 1495—1558) «De justa haereticorum punitione», неоднократно издававшийся в Испании, в котором он, полемизируя с противниками инквизиции, «доказывает» право церкви преследовать и карать еретиков. Кастро утверждал: только еретики могут сомневаться в том, что искоренение ереси — справедливое и необходимое дело. Еретик, рассуждал Кастро, оскорбляет бога, а это большее преступление, чем кража или убийство. Если воров и убийц строго карают, то еретики заслуживают еще более строгого наказания.
Противники инквизиции утверждали, что преследования инквизиции порождают «ложных христиан», способствуют распространению среди верующих лицемерия и двуличия, на что Кастро отвечал: «Лучше еретик тайный, чем явный, бросающий вызов верующим». Противники инквизиции заявляли: «Богу не угодны верующие по принуждению, ибо их вера не имеет ценности». Кастро им возражал: «Еретик, получивший крещение, обязан выполнять то, что обещал». Противники инквизиции настаивали: «Следует обращать еретиков убеждениями, а не карами». Кастро придерживался на этот счет иного мнения: «Убеждать следует, но, как сказал св. Исидор, кого не излечишь лаской, излечишь болью. Когда нападает волк, то пастух пытается его отпугнуть воплями, если же это не поможет, то пастух станет защищаться любым насильственным средством».
Критики инквизиции указывали, что «противоречит евангельской морали обращаться к светской руке за поддержкой для наказания еретиков». Кастро им ответил: «Священное писание не прямо, а косвенно разрешает это, ибо еретики — самые опасные нарушители социального порядка. Властелины, исповедующие христианство, поддерживают церковь. Если же государство враг церкви, то оно лишает ее поддержки».

248

Эти рассуждения Кастро и сегодня повторяют сторонники инквизиции, например уже упоминавшийся нами современный испанский богослов Н. Лопес Мартинес.

ТЕРРОР ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Несмотря на сопротивление, которое встречала инквизиция, в первую очередь в городских слоях Испании, королевская власть продолжала преследовать «новых христиан», постепенно расширяя полномочия «священного»
трибунала.
К 1492 г. испанская корона решила пополнить клиентуру «священного» трибунала, а заодно и свою казну, просто «гениальным способом». 31 марта 1492 г. был опубликован королевский указ, предписывавший всем иудеям в трехмесячный срок принять католическую веру или покинуть Испанию, причем в последнем случае все их имущество подлежало конфискации в пользу испанской короны.
Точных данных о количестве иудеев, покинувших страну или принявших христианство после королевского указа 1492 г., нет. Разные источники указывают, что из Испании было изгнано от 105 до 800 тыс. иудеев и приняло христианство около 50 тыс. '
Многие «новые христиане», в особенности обладавшие состоянием, обращались к папе римскому за защитой, выражая согласие на любые формы примирения с церковью и готовность уплатить любую цену за получение охранной грамоты, которая спасла бы их от произвола инквизиторов. В первые десятилетия существования испанской инквизиции, пишет X. А. Льоренте, «всякий, кто являлся в апостолический пенитенциарный суд с деньгами, получал просимое прощение или поручение другому лицу даровать ему это прощение. Это разрешение в то же время воспрещало кому-либо тревожить того, кто его получил» 2.
Просьбы «новых христиан» к папе, сопровождаемые солидными подношениями, о рассмотрении их дел непосредственно в пенитенциарном трибунале римской курии, так же обращения в Рим о пересмотре приговоров испанской инквизиции, в тех редких случаях, когда они положительно решались, не достигали своей цели, ибо папские решения отклонялись или попросту не признава-
' Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 24.
2 Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 1, с. 176.

249

лись испанской короной и инквизицией. Более того, папский престол по требованию испанской короны неоднократно отменял свои же решения, хотя, разумеется, не возвращал полученных за них денег.
В 1484 г. папа Сикст IV в личном послании Торквемаде, передавая похвалу в его адрес кардинала Борджии (будущего Александра VI), присовокуплял от себя: «Мы слышали этот отзыв с большой радостью, и мы в восторге, что вы, обогащенные познаниями и облеченные властью, направили свое усердие на предметы, возвеличивающие имя господне и полезные истинной вере. Мы ниспрашиваем на вас божье благословение и побуждаем вас, дорогой сын, продолжать с прежней энергией и неутомимостью способствовать укреплению и упрочению основ религии, и в этом деле вы всегда можете рассчитывать на нашу особую милость» '.
Двойная игра папства по отношению к судьбе «новых христиан» продолжалась до начала XVI в., когда папа Александр VI Борджиа, сам испанец по происхождению, получивший немалую долю от награбленных испанскими конкистадорами сокровищ аборигенов, окончательно прекратил «вмешательство» Рима в дела испанской инквизиции и запретил ее жертвам обращаться к нему с жалобами на нее. Благодаря этому решению испанская инквизиция получила право расправляться с кем угодно и какими угодно средствами.
Беспощадно преследуя марранов и морисков, инквизиция и испанская корона в то же самое время всячески мешали их ассимиляции. Одним из препятствий к ассимиляции было требование сертификата «чистоты крови», который предъявлялся при назначении на государственную должность, при присвоении офицерского чина, вступлении в духовное звание и монашеский орден, в университеты и на преподавательские должности, при выезде в заморские владения — одним словом, всякий раз, когда житель сталкивался с необходимостью получить у властей какое-либо и на что-либо разрешение.
Отметим, что Лойола, создатель иезуитского ордена, желая использовать в своих целях «новых христиан», разрешил им вступать в орден, не требуя от них сертификатов чистоты крови, которые он называл «национальным (испанским) предрассудком». В 1608 г., однако, орден под давлением испанской короны был вынужден сделать ого-
' Цнт.по: Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании, с. 70—7t.

250

ворку в том смысле, что членство в нем разрешалось «новым христианам» только в пятом поколении.
Хотя во время правления Филиппа IV (1623—1665) была несколько упрощена процедура получения сертификатов «чистоты крови» и, в частности, был уничтожен индекс семейств «новых христиан», так называемая «Зеленая книга Арагона», служившая главным источником информации при определении «чистоты крови», институт сертификата просуществовал в Испании вплоть до второй половины XIX в. и был окончательно отменен только в 1865 г.
После того как инквизиция разделалась с иудеями и «новыми христианами», она принялась за арабов. Как уже было сказано, в 1492 г. была отвоевана испанцами Гранада. Тогда Фердинанд и Изабелла обещали маврам, что они будут уравнены с испанцами в правах и смогут свободно исповедовать мусульманскую веру. Но это обещание было дано, чтобы его не выполнять. Первый гранадский архиепископ Эрнандо де Талавера, не проявлявший особого рвения в обращении мавров в католичество, был арестован инквизицией и обвинен в ереси. Год спустя после смерти Торквемады, в 1499 г., кардинал Сиснерос, исполнявший обязанности генерального инквизитора, начал кампанию за принудительное обращение мавров в католичество. В Гранаде у них отобрали главяую мечеть и превратили ее в католический храм. Ищейки Сиснероса отбирали у жителей Гранады книги на арабском языке и сжигали их на торжественных аутодафе.
Естественно, что подобного рода насилия вызвали возмущение среди мавританского населения. В Гранаде вспыхнуло восстание. Этого только и ждали испанцы. Подавив сопротивление, Сиснерос от имени короны поставил маврам ультиматум: перейти в католичество или покинуть Испанию, оставив на месте все свое имущество и уплатив еще выкуп. Часть мавров приняла христианство, часть покинула Испанию, а часть продолжала вооруженное сопротивление, которое было окончательно подавлено в 1501 г. Теперь мавры бывшего Гранадского королевства были полностью обращены в христианство. Год спустя корона в ультимативной форме обязала и остальных мудехаров (мавров-мусульман), проживавших в других областях Испании, перейти в католичество или покинуть Испанию. Но на этот раз практически власти препятствовали мудехарам уехать из страны. Большинство из них были ремесленники и крестьяне, испанские власти

251

были не прочь их обобрать, лишить прав, превратить в послушную челядь. Это было подкреплено в 1525 г. указом Карла V, согласно которому в Испании могли исповедовать мусульманскую веру только рабы.
Насильственное окатоличивание мудехаров, не говоривших в своем большинстве по-испански, священниками, не владевшими арабским, носило чисто формальный характер и давало инквизиции тысячу поводов обвинить любого из новообращенных в тайной приверженности к мусульманской вере, т. е. в ереси. Морискам запрещалось говорить по-арабски, носить арабскую одежду, именоваться арабскими именами.
Преследование властей и жестокости инквизиции вызвали в 1568 г. новое восстание мавров в Гранаде, которое было подавлено только два года спустя. В Арагоне мориски обрабатывали землю грандов и находились от них в зависимости. Естественно, что гранды без особого восторга воспринимали преследование своих крепостных инквизицией. Им удалось заключить с нею в 1571 г. соглашение (конкордат), согласно которому мориски обязались ежегодно выплачивать «священному» трибуналу 2500 дукатов, а последний обещал при привлечении их к суду не конфисковывать их собственности и в качестве максимального наказания налагать на виновного штраф в 10 дукатов '.
Однако инквизиция не соблюдала условий соглашения. И после него мы встречаем обвиненных в отступничестве морисков почти во всех аутодафе, имевших место в Испании. Вот для примера перечень осужденных морисков на аутодафе в Севилье 3 мая. 1579 г.: Хуан де Колор, чернокожий, из Рафео, раб Хуана де ля Ромо, 25 лет. Он позорил имя святой девы и других святых, когда эти имена назывались в его присутствии. Он презирал также знамения. Он причастился и наказывается отлучением и двумя годами тюремного заключения. По истечении таковых он снова должен быть возвращен к своему господину.
Фернандо Мориско, 22 лет. Он бежал с галер к берберам и изменил своей святой вере. Вопреки господним заповедям он грабил, находясь на пиратском галионе, и пойман как корсар. Он причастился и наказывается пожизненной тюрьмой. Первые годы он отбудет на галерах. Луис Морино вместе с другими хотел уехать к бербе-
См.: Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 110.

252

рам, но раскаялся. Он наказывается четырьмя годами тюрьмы. Он должен быть наставлен в делах веры и подвергнуться ста ударам розгами.
Альфонсо Мориско из королевства Гранады. То же преступление, та же кара.
Форрор Моро, раб Хуана Маттиаса, подстрекал названных выше. Наказывается ста ударами розог.
Томас Моро. То же преступление, та же кара.
Лоренсо Мартин, 30 лет. Он сказал, что исповедоваться надо только перед богом и что смешно исповедоваться перед священником. Он говорил также, что вера и проповедь христиан и мавров одинакова. На него наложено покаяние, и он должен три месяца просидеть взаперти.
Хуан Коринео — мориск. Хотел уехать в Берберию. Наказывается ста ударами розог.
Хуан де Монтис, мавр, дважды состоял в браке. Сто ударов розгами и 10 лет на галерах '.
По-видимому, такие «легкие» наказания не устрашали морисков. Опасаясь, как бы мориски не перешли на сторону турецких или марокканских султанов или других противников Испании, испанская корона решила в начале XVII в. изгнать всех морисков из Испании, предварительно обобрав их до нитки, как столетием раньше она это сделала с иудеями. В 1609—1614 гг. 275 тыс. из 300 тыс. испанских морисков покинули страну. Их изгнание нанесло непоправимый ущерб испанской экономике. В Валенсии, где четверть населения составляли мориски, после их изгнания пришли в упадок зерновые культуры, культуры сахарного тростника, ремесла. «Кто же теперь будет шить нам башмаки?» — с недоумением спрашивал архиепископ Ривера после изгнания морисков. Значительно упали даже доходы самой инквизиции, и теперь, чтобы поправить свои дела, ей приходилось выискивать новые, хотя и не столь «жирные» жертвы.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ИНАКОМЫСЛЯЩИХ

Машина инквизиции, раз запущенная, напоминала сорвавшегося с цепи бешеного пса, кусающего без разбора своих и чужих. Ведь дьявол пытался совратить не только марранов и морисков, не только простолюдинов, а и самых могущественных, самых преданных вере христиан. Так
' См.: Хрестоматия по истории средних веков. М., 1950, т. 3, с. 203— 204.

253

рассуждали инквизиторы, относясь с подозрением и недоверием не только к низам, но и к верхам — королевскому окружению, к университетским кругам, к богословам, писателям, т. е. к среде, к которой принадлежали сами инквизиторы. Их произвол и власть росли пропорционально тому, как они «пропалывали», очищали эту среду от ненадежных, сомневающихся элементов, действовавших «по наущению дьявола».
Пример Торквемады показал, что мог натворить наделенный неограниченной властью энергичный, тщеславный, самолюбивый, мстительный, неразборчивый в средствах инквизитор, а ведь большинство испанских инквизиторов были именно такими. Этим объясняется, что в жернова инквизиции попадали наряду с виновными не только невиновные, но и наиболее преданные церкви люди.
Испанский философ X. Л. Вивес в начале XVI в. писал Эразму Роттердамскому: «Мы живем в столь тяжелые времена, когда опасно и говорить, и молчать» '.Ив том, и в другом случае любому ученому мужу инквизиция могла приписать тайные симпатии к иудаизму, наличие еретических высказываний и поступков, критику действий инквизиции, тысячу всяких других больших и малых, действительных или вымышленных проступков. Инквизиция могла обвинить свою жертву в чем угодно, и она не была обязана доказывать свое обвинение, ибо, согласно ее юриспруденции, само наличие обвинения служило доказательством его обоснованности. Обвинение в ереси означало, что жертва обречена на тот или другой вид наказания, спасти от которого ее могло только какое-либо из ряда вон выходящее обстоятельство.
Примером тому может служить дело толедского архиепископа Бартоломе де Каррансы, бывшего исповедника Филиппа II, участника Тридентского собора, который имел несчастье написать весьма посредственный богословский трактат «Комментарии на христианский катехизис», изданный в 1558 г. в Антверпене и признанный папой на Тридентском соборе вполне ортодоксальным.
Несмотря на это, инквизиция, придравшись к некоторым фразам из этого трактата, обвинила Каррансу в протестантской ереси и добилась от папы разрешения арестовать его. После ареста его словно проглотила земля. Филипп II и все его друзья отказались от него. В течение многих лет папский престол, считая суд над
Цит. по: Bataillon M. Erasme et l'Espagne. Paris, 1937, p. 529.

254

епископами своей прерогативой, добивался от испанской инквизиции выдачи Каррансы. В 1565 г. в Испанию с этой целью были направлены Пием IV специальные легаты, один из которых докладывал папе: «Здесь никто не решается выступить в защиту Каррансы из-за боязни инквизиции. Ни один испанец не отважился бы оправдать архиепископа, даже если бы верил в его невиновность, ибо это означало бы выступить против инквизиции. Авторитет последней не позволил бы ей признать, что она арестовала Каррансу несправедливо. Самые страстные защитники справедливости здесь считают, что лучше осудить невинного человека, чем страдала бы инквизиция» '.
Карранса семь лет находился в застенках инквизиции. Только после того как папа обещал признать его виновным, он был выдан Риму, где девять лет просидел в крепости св. Ангела. Наконец, папский престол признал его «Комментарии» еретическим сочинением, заставил его отречься от еретических ошибок и сослал в один из монастырей в Орвьето. Каррансе было тогда 73 года. Вскоре он умер.
С превращением Испании в первой половине XVI в. в оплот католической контрреформации инквизиция проводит основательнейшую чистку испанских интеллектуальных кругов, университетов от всех элементов, заподозренных в симпатиях к эразмизму, протестантизму, гуманизму. Преследованиям подвергаются в этот период сторонницы католического мистицизма франсиска Эрнандес и Мария Касала, сестры епископа Хуана Касалы, философ Хуан Луис Вивес, библеист и крупнейший знаток греческого и латыни Хуан Вергара, личный исповедник императора Карла V бенедиктинец Алонсо де Кируэс, профессор университета Алкалы Матео Паскаль, ректор того же университета Педро де Лерма, профессора Саламанского университета августинец Луис де Леон, Гаспар де Грахаль, Мартин Мартинес де Канталапьедра, Франсиско Санчес и сотни других ученых мужей. Многие из них, чтобы сохранить жизнь, вынуждены были отречься от приписываемых им еретических заблуждений, пройти через позорную церемонию аутодафе, ходить в санбенито, замаливать свои подлинные или воображаемые «ошибки» до конца дней своих, живя в нищете и опасаясь ежечасно за свою судьбу.
Инквизиция ввела с 1526 г. строжайшую цензуру на книги и прочие печатные издания. С 1546 г. инквизиция
' Цит. по: Kamen. H. The Spanish Inquisition, p. 161.
255

стала периодически издавать индексы запрещенных книг, значительно более обширные, чем это делала папская инквизиция. В эти индексы включались все произведения так называемых «ересиархов», книги, «восхваляющие» иудеев и мавров, переводы Библии на живые языки, молитвенники на живых языках, произведения гуманистов, полемические трактаты протестантов, книги о магии, картины и изображения, «неуважительные» по отношению к религии.
Практически это выглядело так, что в Индекс заносились произведения Бартоломе де Лас Касаса, Рабле, Оккама, Савонаролы, Абеляра, Данте, Томаса Мора, Гуго Греция, Овидия, Бэкона, Кеплера, Тихо де Браге и многих других выдающихся писателей и ученых; за распространение, чтение и хранение их книг инквизиция грозила костром.
Опубликование каждого нового Индекса влекло за собой чистку всех публичных и частных библиотек, причем не делалось исключения и для самых высокопоставленных лиц. Так, в 1602 г. Супрема подвергла чистке книги духовника королевы. Не избежала той же участи даже королевская библиотека в Эскориале, как это явствует из заявления, сделанного Супреме в 1612 г. духовником короля приором Сан-Лоренсо о том, что король просил не удалять из его библиотеки вновь запрещенных книг и не исключать отдельных страниц из подлежащих частичному уничтожению книг. В ответ на это великий инквизитор постановил 12 ноября 1613 г.: книги светских авторов, включенные в Индекс, должны храниться отдельно с пометкой, что автор их осужден, причем их разрешалось читать приору, главному библиотекарю и профессорам богословия; теологические произведения, книги по истории церкви и папства должны были быть помещены в особую комнату, и их читать разрешалось лишь приору и главному библиотекарю с особого разрешения великого инквизитора и Супремы; ключи от этой комнаты и списки этих книг хранились у главного библиотекаря и у Супремы. Сочинения иудейских богословов и Библии на испанском языке должны были находиться в особом месте, и на них должна была иметься отметка, что они запрещены; их, однако, могли читать приор, главный библиотекарь и профессора богословия; наконец, медицинские сочинения, написанные авторами, книги которых признаны запрещенными, могли читаться монахом, заведовавшим аптекой в Эскориале. Бесцензурное печатание книг в Испании наказывалось

256

смертью и конфискацией имущества виновных. Ввоз книг из-за границы находился под строгим контролем инквизиции, агенты которой следили за этим во всех портах Испании и пограничных с Францией городах.
Сторонники испанской инквизиции утверждают, что ее цензура над мыслями не препятствовала развитию испанской культуры и литературы, в частности, они ссылаются на пример блестящей плеяды великих испанских писателей «Золотого века» (XVI в.) — Сервантеса, Кеведо, Лопе де Веги и др. Но они при этом забывают отметить, что величие этих писателей заключается в том, что, несмотря на террор инквизиции, они защищали великие гуманистические идеалы, прибегая к бесчисленным уловкам и рискуя очутиться в застенках «священного» трибунала, ибо над каждым из них постоянно висел «меч Супремы». Но если эти титаны «Золотого века» могли противостоять инквизиции, этого нельзя сказать о последующих поколениях писателей, большинство которых было сломлено террором «священного» трибунала и превратилось в бледные тени своих великих предшественников. Это отмечает даже Мариана, когда он пишет, что преследование инквизицией инакомыслящих привело к тому, что многие отказались от поисков правды и предпочитали плыть по течению. «Чего еще можно было ожидать от них? — вопрошал этот иезуит.— Ведь величайшей глупостью является бесполезный риск и принесение себя в жертву, когда наградой тебе только ненависть. Те, кто выражал согласие с господствующими идеями, теперь это делали с еще большим энтузиазмом; было менее опасным поддерживать апробированные идеи, чем искать правду» '.
М. Менендес-и-Пелайо заявляет, что «никогда так много не писалось и не писалось так хорошо, как в два золотых века инквизиции» (имея в виду XVI и XVII вв.), как бы давая этим понять, что много и хорошо писалось тогда благодаря инквизиции. Но утверждать подобное столь же нелепо, как доказывать, что великие русские классики Толстой, Достоевский, Чехов были великими благодаря царизму и охранке, господствовавшим тогда в России.
Нет, современники и единомышленники Сервантеса и Лопе де Веги отнюдь не разделяли восторженного отношения к инквизиции М. Менендеса-и-Пелайо. Например, Родриго, сын генерального инквизитора Алонсо Манрике,
' Цит. по: Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 88. 10  И. Р. Григулевич           

257

живший в добровольном изгнании в Париже, писал Хуану Луису Вивесу в 1533 г.: «Вы правы. Наша страна является примером гордости и зависти. Вы могли бы еще добавить, что она страна варварства. Теперь ясно, что у нас никто не может обладать культурой без того, чтобы его не подозревали в ереси, ошибках и иудаизме. Таким образом, на ученых надет намордник. Те же, кто ищет спасения в эрудиции, как вы отмечаете, испытывают великий страх» '.
Но в таком страхе жили не только ученые мужи, не только «новые христиане» и мориски, но все классы общества, ибо инквизиция, по собственной инициативе или повинуясь королевским указам, могла обрушиться на них, если считала, что их действия угрожают интересам церкви или короны. Приведем только одну иллюстрацию к сказанному: события в Сарагосе в 1591 г. В указанном году бежал в Сарагосу, столицу Арагона, под защиту местных фуэрос, опальный министр и секретарь Филиппа II — Антонио Перес. Король приказал инквизиции расправиться с ним. Генеральный инквизитор Кирога не нашел ничего умнее, как обвинить Переса в некоей бадианской ереси, согласно которой бог обладает телесной оболочкой, на том основании, что якобы Перес говорил нечто о «божьем носе»!
Арагонцы отказались выдать беглеца королю. Тот приказал инквизиции арестовать его и обвинить в преступлениях против веры. Возмущенные горожане добились от властей перевода Переса из застенков инквизиции в городскую тюрьму. Вскоре во время возникших беспорядков был убит маркиз де Альменора, правитель Сарагосы. Это был открытый бунт. Филипп II бросил на его подавление кастильские войска, приказав инквизиции расправиться с Пересом, верховным судьей Арагона Хуаном де Луной и другими виновными в неповиновении его приказам, хотя ни один из них не имел никакого отношения к преступлениям против веры. Перес бежал за границу, однако инквизиция расправилась с его покровителями. О результатах ее рвения нам известно по следующему письму одного очевидца: «19 октября в 3 часа пополудни [1592 г.] здесь предали казни Хуана де Луна, дона Диего де Эредиа, Франсиско де Айербе, Дионисио Перес де Сан-Хуан и Педро де ? yep д ее...
На рыночной площади соорудили деревянный помост с
Цит. по: Kamen. H. The Spanish Inquisition, p. 75.
258

небольшим возвышением посередине, перед которым предаваемые казни должны были стоять на коленях. Весь помост был обтянут черным сукном. Дону Хуану де Луна отрубили голову ударом спереди, дону Диего — ударом сзади. Двум другим перерезали горло и бросили на помост, на котором они, корчась, агонизировали и умерли. Дона Педро де Фуердес удавили веревкой. Когда он был мертв, его четвертовали на помосте, и все четыре части тела затем вывесили на разных улицах Сарагосы...
20-го на упомянутой рыночной площади состоялся допрос, учиненный инквизицией. Он длился с 7 часов утра до 8 часов вечера. Перед инквизицией предстало 8 человек, которые были приговорены к смерти за участие в восстании. Их казнили 24-го. Во время допроса был выставлен портрет Антонио Переса и предан затем, наряду с другими, сожжению по обвинению Переса в ереси и безнравственности. Помимо этого, от 20 до 25 человек было удалено из города, наказано розгами и сослано на галеры» '.
С полным основанием мог Филипп II похваляться: «Двадцать служащих инквизиции держат мое королевство в покое» 2.
Испанская корона использовала инквизицию и для подавления освободительного движения в Нидерландах, где сторонники независимости приравнивались к еретикам и соответственно казнились. В Нидерландах в период испанского господства инквизиция тесно сотрудничала с военными и церковными властями. Это явствует из текста изданного испанцами в духе инквизиционного кодекса Торквемады «Кровавого указа» от 25 сентября 1550 г. о преследовании еретиков в Нидерландах, выдержки из которого приводятся ниже: «Воспрещается печатать, писать, иметь, хранить, продавать, покупать, раздавать в церквах, на улицах и других местах все печатные или рукописные сочинения Мартина Лютера, Иоанна Эколампадия, Ульриха Цвингли, Мартина Бусера, Иоанна Кальвина и других ересиархов, лжеучителей и основателей еретических бесстыдных сект, порицаемых святой церковью... Воспрещается разбивать или оскорблять иным способом образа пречистой девы и признаваемых церковью святых... Воспрещается допускать в своем доме беседы или противозаконные сбо-
' Хрестоматия по истории средних веков, т. 3, с. 206—207. 2 Цит. по: Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 236.

259

рища, а также присутствовать на таких сходках, где вышеупомянутые еретики и сектанты тайно проповедуют свои лжеучения, перекрещивают людей и составляют заговоры против святой церкви и общественного спокойствия... Воспрещаем сверх того всем мирянам открыто и тайно рассуждать и спорить о святом писании, особенно о вопросах сомнительных или необъяснимых, а также читать, учить и объяснять писание, за исключением тех, кто основательно изучал богословие и имеет аттестат от университетов... Воспрещаем тайно или явно проповедовать, защищать, повторять или распространять учения вышеупомянутых еретиков; в случае нарушения одного из этих пунктов виновные подвергаются наказанию как мятежники и нарушители общественного спокойствия и государственного порядка.
Такие нарушители общественного спокойствия наказываются: мужчины — мечом, а женщины — зарытием заживо в землю, если не будут упорствовать в своих заблуждениях; если же упорствуют, то предаются огню; собственность их в обоих случаях конфискуется в пользу казны...
Чтобы лишить судей и начальников повода смягчать наказание под предлогом, что оно слишком строго и тяжко и имеет целью только внушить страх виновным, чтобы виновные подвергались всей силе вышеисчисленных наказаний, воспрещаем судьям изменять или смягчать каким бы то ни было образом положенные наказания; воспрещаем всем лицам, какого бы они ни были звания, просить нас или кого другого, имеющего власть, о помиловании, а также подавать просьбы за еретиков, изгнанников или эмигрантов под страхом лишения навсегда права занимать гражданские и военные должности и сверх того иного наказания, которое определяют судьи» '.
Основываясь на «Кровавом указе» и при тесном содействии инквизиции, испанские власти истребили десятки тысяч нидерландцев, боровшихся за независимость страны.

ПРИМЕРНОЕ АУТОДАФЕ

Заключительным актом инквизиционного процесса являлось аутодафе, достигшее в Испании поистине грандиозных по своим размерам, пышности и театральности форм. Испанское аутодафе было одновременно и судебным засе-
' Хрестоматия по истории средних веков, т. 3, с. 227—229.

260

"ж, данием, и казнью, и религиозной церемонией, и зрелищем. Оно приурочивалось к большим церковным праздникам или торжественным государственным актам — восхождению на престол нового монарха, его женитьбе, именинам или рождению королевского сына. В нем участвовали инквизиторы, королевский двор, высшие церковные, военные и гражданские чины, а также население столицы или города, в котором оно имело место. Как правило, на аутодафе объявлялись приговоры осужденным по многочисленным процессам.
Подобного рода «праздничные» аутодафе в честь особ королевского дома стали традицией испанской инквизиции. В 1560 г. в Толедо было проведено аутодафе, посвященное королеве Елизавете Валуа, а в 1632 г. в Мадриде таким образом было отпраздновано рождение принца, сына Елизаветы Бурбон.
В 1680 г. в Мадриде состоялось аутодафе в честь женитьбы Карла II на французской принцессе Марии-Луизе Бурбон, дочери герцога Орлеанского и племяннице Людовика XIV. X. А. Льоренте отмечает по этому поводу, что «суровость инквизиторов была так велика и народное чувство было так испорчено, что думали угодить новой королеве и оказать ей достойную ее почесть, присоединив к брачным торжествам зрелище большого аутодафе из ста восемнадцати жертв, значительное число коих должно было погибнуть в огне и осветить последние моменты этих торжеств» '.
Вот как аутодафе 1680 г. описывается в официальном отчете, точно передающем изуверскую атмосферу этого «богоугодного» спектакля: «Все великолепие сие выступило в достойном восхищения порядке, так что не дрогнул ни один человек, не образовалось ни одного пустого места, не выделился никто в толпе. И, казалось, небо и земля сговорились способствовать тому, чтобы шествие сие появилось во всем своем блеске, небо — даруя ясный день, без оскорбительной пыли, без изнурительной жары, а земля — почтительно предоставляя пространство столь великому стечению народа; итак, безо всяких препятствий шествие следовало по своему пути, а поклонение и благочестие находили себе достойнейшее применение в созерцании всего величия Испании, считая для себя честью служить св. трибуналу и сопровождая хоругвь с достоинством и
Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 2, с. 304.

261

уважением, подобающим высокому званию столь важных особ и вместе с тем столь великому и столь согласованному множеству монахов и лиц духовных и светских, каковые, в количестве семисот, проходили со свечами в руках, со сдержанностью, в коей отражалась умеренность, соблюдаемая св. трибуналом во всех его действиях.
Венцом всей славы сей и в чем собственно заключается торжество генерального аутодафе, являлась величественная пышность, с коей выступил трибунал, появившись пред обвиняемыми, дабы судить их у светлейшего трона, на великолепнейшем театре, и сумев привлечь к себе людские взоры, дабы заставить бояться и почитать себя, ибо зрелище сие можно было сравнить с тем, каковое предстанет в великий день всеобщего страшного суда: если, с одной стороны, оно будет внушать ужас — мерзость виновных, запечатленная в отличительных знаках их преступлений и наказаний, то с другой, будет веселить сердца — слава праведных и верховное величие Христа и апостолов, кои, следуя за хоругвию, в сопровождении ангельских хоров, направятся к долине Иосафата, где верховный судия воссядет на свой высокий трон, а те, кто за ним следовал,— на обетованные места, и пред лицом всего мира прочтены будут улики и дела, и, лишая силы всякое ходатайство и заступничество, приговоры будут приведены в исполнение.
Для соблюдения столь великого порядка необходимо было, чтобы ночью стража была весьма бдительной, и посему преступники, кои раньше были размещены по домам добровольных помощников инквизиции, были уведены в тайные застенки, ввиду большого скопления их при трибунале, а равно, дабы держать каждого из них в отдельности, так, чтобы они не могли сообщаться и переговариваться; и, собрав всех их к десяти часам вечера, дав им сначала поужинать, сеньор дон Антонио Самбрана де Боланьос, старейший инквизитор двора, в сопровождении дона Фернандо Альвареса де Вальдеса, секретаря сицилийского трибунала, вошел в затворы, где содержались отпущенные преступники, и каждому в отдельности объявил приговор в следующей форме: «Брат, ваше дело было рассмотрено лицами весьма учеными и великих познаний; ваши преступления являются столь тяжкими и столь дурного свойства, что, в видах примерного наказания, решено и постановлено, что завтра вы должны умереть: вы предупреждены и приготовлены и, дабы вы могли исполнить сие, как подобает, здесь оста-

262

нутся два духовника». И, объяснив каждому сии слова, приказал он войти двум монахам и поставил двух служителей на страже, у дверей каждого застенка, и в сем порядке и последовательности выслушали двадцать три осужденных свои смертные приговоры; принимая же во внимание бессонницу и скорбь осужденных, а равно работу и усталость духовников и служителей, предусмотрительность трибунала приготовила запасы печений, шоколада, пирожных и прохладительных напитков для подкрепления и ободрения тех, кои в сем нуждались.
Всю ночь трибунал готов был допустить к себе тех осужденных, кои испросят аудиенцию, и когда две женщины, осужденные, как отпущенные, испросили ее, трибунал, по обычному своему милосердию, допустил их к себе, причем принимал их заявления сеньор дон Антонио Самбрана, занятый этим большую часть ночи и утра.
Настал столь желанный для народа день 30 июня, и в три часа ночи осужденным начали раздавать одежду, с таким расчетом, чтобы до пяти часов утра закончить распределение завтраков. Тем временем алькальдам трибунала дону Педро Сантосу и дону Хосе дель Ольмо вручили каждому два двойных пакета с именами осужденных. Первый заключал указание о порядке, в коем надо было вывести осужденных из их затворов и построить их для шествия, второй — список, по коему надо было вызывать их на помост, когда они должны будут выслушать приговор. Приказ, по коему шествие должно было начаться в шесть часов утра, был оглашен, и с того часа начали прибывать бесчисленные толпы как живущих при дворе, так и приезжих, привлеченных сюда сим известием; однако сей приказ не мог быть выполнен столь точно, как того хотели, ибо аудиенции продолжались так долго, что замедлили предустановленную быстроту.
Промедление сие дало возможность народу разместиться на помостах и запастись едой на столь длинный день, и в семь часов утра начали выходить солдаты веры, а за ними вынесли крест приходской церкви св. Мартина, одетый в черный покров, и вышли двенадцать священнослужителей в стихарях и вслед за ними сто двадцать осужденных, каждый — между двух служителей.
Тридцать четыре первых следовали в изображении, и мертвые и бежавшие, из коих тридцать два были отпущены и как таковые шли с коронами на голове, отмеченными пламенем... Другие две статуи шли в санбенито, и у всех

263

на груди начертаны были большими буквами имена тех, кого они представляли. Алькальдам трибунала надлежало идти во главе осужденных, порученных их присмотру, но, работая в тайных застенках, они не могли занять свои места вовремя.
Из осужденных, представших во плоти, следовали одиннадцать покаявшихся и отрекшихся; одни — осужденные за двоеженство, другие — за суеверия, третьи — за лицемерие и ложь: все с потушенными желтыми свечами в руках. Лжецы и двоеженцы — с колпаками на голове, некоторые с веревками на шее и столькими узлами, сколько сотен плетей они должны были получить по приговору, дабы лучше можно было дать отчет о каждом осужденном в отдельности.
За ними следовало пятьдесят четыре еретика, примиренные, все в санбенито с полукрестами св. Андрея, а другие с целыми крестами и со свечами, как предшествующие.
Немедленно следовали двадцать один отпущенный, все с коронами на голове, в коротких плащах с пламенем, а упорствующие — с драконами среди пламени, и двенадцать из них с кляпами во рту и связанными руками. Все они шли в сопровождении монахов, увещевавших их, ободряя одних и приводя к вере других. Шествие осужденных замыкал толедский старший альгвасиль дон Себастьян де Лара...
Костер был шестидесяти футов в окружности и высотой — семи, и поднимались к нему по лестнице шириной в семь футов, сооруженной с таким расчетом, чтобы на соответственном расстоянии друг от друга можно было водрузить столбы и в то же время беспрепятственно отправлять правосудие, оставив соответственное место, дабы служители и священнослужители могли без затруднения пребывать при всех осужденных.
Костер увенчивали солдаты веры, коих часть стояла на лестнице, на страже, дабы не поднималось больше определенного необходимого числа лиц; но скопление народа столь увеличилось, что порядок не мог быть соблюден во всем и, таким образом, выполнено было если не то, что надлежало, то хотя бы то, что возможно было выполнить...
Засим приступлено было к казням: сначала удушены были гарротой возвращенные, засим преданы огню упорствующие, кои были сожжены заживо, с немалыми признаками нетерпения, досады и отчаяния. И, бросив все трупы

264

в огонь, палачи поддерживали его дровами, пока окончательно не обратили трупы в пепел, что совершилось часам к девяти утра»

ЗАКАТ СУПРЕМЫ

В XVIII в. деятельность испанской инквизиции была направлена в основном на борьбу с «новшествами», в первую очередь со сторонниками французского просвещения, английской материалистической философии, французской революции. Инквизиция запрещала и конфисковывала npOj изведения энциклопедистов и им подобных «подрывателей основ». Как отмечал испанский сторонник просвещенного абсолютизма Ховельянос, «св. трибунал невозмутимо запрещает все новое, все, что выступает против прошлого, все, что говорит об эмансипации и свободе» 2. Однако деятелей просвещенного абсолютизма, правивших Испанией при Карле III (1759—1788), хватило лишь на запрещение иезуитского ордена, а не на ликвидацию инквизиции. Они стремились «реформировать», «модернизировать» «священный» трибунал, лишить его карательных функций, но не сдать на свалку истории. Сам же Карл III говорил: «Испанцы желают инквизицию, а она меня не беспокоит». Инквизиция продолжала действовать, хотя уже и не столь часто, как в прежние .годы, бросала еретиков в костер. Но «священный» трибунал все еще представлял из себя грозную силу.
Французская революция 1789 г. была встречена в штыки инквизицией. В декабре этого года Супрема особым декретом запретила ввоз в Испанию революционной литературы и осудила французских революционеров за то, что они «под привлекательной маской защитников свободы в действительности выступают против нее, разрушая политический и социальный строй и, следовательно, иерархию христианской религии... и претендуя построить на развалинах религии и монархии эту химерическую свободу, которую они ошибочно считают предоставленной природой всем людям и которая, как они нагло утверждают, сделала всех людей равными и независимыми друг от друга» 3.
В 1795 г. инквизиция осудила «Доклад об аграрном законе» Ховельяноса на том основании, что автор, требуя от-
' Цит. по: Парнах В. Испанские и португальские поэты — жертвы инквизиции. М.—Л., 1934, с. 138—153.
2 Цит. по: Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 258.
3 Ibid., p. 265.

265

мены майоратов, проповедует «идеи равенства в области собственности благ и земли».
Все это не помешало инквизиции, когда французские войска вторглись в Испанию, не колеблясь выступить в поддержку иностранных завоевателей в надежде, что таким образом она сможет удержаться на поверхности, Инквизиция осудила антифранцузское восстание в Мадриде 2 мая 1808 г. как «скандальный мятеж невежественных людей», утверждая, что злоба и невежество ввели в заблуждение неосведомленных «простаков, толкнув их на революционные беспорядки, под покровом патриотизма и любви к монархам» '.
Но французы, выступавшие сами под маской либералов и преобразователей, не нуждались в поддержке ненавистной народу Супремы. Вскоре после захвата Мадрида французскими войсками 4 декабря 1808 г. Наполеон I издал декрет, отменявший «священный» трибунал как учреждение, «покушающееся на суверенитет и на гражданскую власть». Тем же декретом имущество инквизиции конфисковывалось «в пользу испанского государства» 2.
22 февраля 1813 г. Кадисские кортесы 90 голосами против 60 в свою очередь запретили деятельность инквизиции, передав, однако, ее функции епископам. 15 марта папский нунций при Регентском совете заявил протест против решения кортесов, утверждая, что оно нарушает права папского престола, единственной инстанции, могущей решить судьбу инквизиции. Решение кортесов о ликвидации Супремы вызвало сопротивление испанского духовенства, которое отказалось обнародовать его с амвона. Это привело к тому, что кортесы распустили Регентский совет и выслали папского нунция в Португалию.
Но испанская монархия не хотела расставаться со столь дорогим ее сердцу детищем Торквемады. Вернувшись в Испанию, Фердинанд VII поспешил возродить Супрему. «Из всех христианских королей,— говорил испанский монарх в декрете о восстановлении инквизиции, опубликованном в 1814 г.,—одни лишь испанские монархи носят славный титул «католических королей» потому, что они никогда не допускали в своем государстве иной религии, помимо католической, апостолической, римской; этот великий титул служит для меня особым стимулом, побуж-
' Цит. по: Kamen H. The Spanish Inquisition, p. 276. 2 Цит. по: Lavallee J. Histoire des Inquisitions religieuses d'Italie, d'Espagne et de Portugal, t. 2. Paris, 1809, p. 335—336.

266

давшим меня употребить все средства, данные мне господом богом, чтобы заслуженно носить звание католического короля. Недавние беспорядки, шестилетняя война, истощившая все мои провинции, столь же продолжительное пребывание в них иностранных солдат, принадлежавших к различным сектам и почти поголовно относившихся враждебно к католической религии, беспорядок, являющийся неизбежным результатом подобных несчастий, безучастное отношение к религии в течение всего этого времени,— все это в сильной степени способствовало разнузданности страстей, дало возможность скверным людям жить так, как им хотелось, и вызвало появление в Испании испорченных и отвратительных взглядов, которые распространены в других государствах... Я решил, что при настоящих обстоятельствах крайне важно восстановить святой трибунал и дать ему возможность действовать в том объеме, в каком он действовал ранее. В этом смысле мною было получено много адресов от ученых и добродетельных прелатов, от корпораций и частных лиц, занимающих высокое положение как в духовном мире, так и в недуховном; все они без исключения заявляют, что Испания обязана инквизиционному трибуналу тем, что в XVI веке не была заражена тем злом, которое причинило столько несчастий другим европейским государствам. Инквизиции Испания, по мнению названных лиц, также обязана славной плеядой великих писателей и ученых, тем блеском, которым озарен путь святости и добродетели. Все согласны также с тем, что главнейшим средством, к которому прибег притеснитель Европы, чтобы сеять семена продажности, испорченности и беспорядка, было запрещение этого трибунала под лживым предлогом, будто прогресс и культура несовместимы с его дальнейшей деятельностью. Так называемые общие и чрезвычайные кортесы руководились теми же мотивами, что и чужеземный притеснитель, когда они отменили этот трибунал, беспорядочно прибегнув к голосованию конституции к крайнему огорчению народа. Вот почему меня усиленно и неустанно просят о скорейшем восстановлении инквизиции...» '
Фердинанд создал специальный орден для инквизиторов. 14 апреля 1815 г. он нанес визит «священному» трибуналу, присутствовал на его заседании, подписал приговоры инквизиции, посетил тюрьму и изволил вместе с инквизиторами откушать.
' Цит. по: Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании, с. 445.
267


В 1820 г. вспыхнула в Испании буржуазная революция, восстановившая конституцию 1812 г. Возмущенный народ по всей стране нападал на инквизиционные трибуналы, громил и сжигал их. 9 марта напуганный Фердинанд поспешил отменить инквизицию. Теперь в декрете по этому вопросу король утверждал прямо противоположное тому, что он провозглашал в 1814 г.: «Принимая во внимание, что трибунал инквизиции несовместим с конституцией монархии, выработанной в 1812г. в Кадисе, вследствие чего он и был отменен после продолжительного и всестороннего обсуждения общими и чрезвычайными кортесами, согласно декрету 22 февраля 1813 г.; принимая также во внимание постановление хунты, которую призвал к жизни сегодня изданный мною декрет, и в согласии с мнением этой хунты я приказал, чтобы от сегодняшнего дня названный выше трибунал считался упраздненным на всем протяжении монархии, а вместе с ним должна исчезнуть также и Супрема; я распорядился также, чтобы немедленно были выпущены на свободу все лица, томящиеся в инквизиционных тюрьмах по обвинению в политических и религиозных преступлениях, и чтобы все дела относительно религии поступили в ведение епископов, были распределены по соответствующим епархиям, рассмотрены и решены епископами в согласии с декретом чрезвычайных кортесов» '.
Восстановленный три года спустя с помощью французских штыков в своих прежних правах, этот гнусный и лживый монарх вновь воскресил инквизицию, правда, на этот раз под новой вывеской — «хунт по делам веры», возглавляемых епископами.
Хунты по делам веры весьма энергично выполняли свои инквизиторские обязанности в духе «славных» традиций Торквемады. На их совести — два последних аутодафе в Испании, оба были совершены в 1826 г. 7 марта указанного года отлученный от церкви масон Антонио Каро был по приговору королевского суда публично повешен и затем четвертован в Мурсии. 26 июля погибла на эшафоте последняя жертва инквизиции — школьный учитель Каэтано Риполь. Участник освободительной войны испанского народа против Наполеона, Риполь попал в плен и несколько лет провел в заточении во Франции. После падения Наполеона он вернулся на родину, где в небольшом местечке близ Валенсии открыл начальную школу. Инквизиция
' Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании, с. 153.
268


арестовала Риполя, обвинив его в том, что он запрещал своим ученикам посещать церковь, молиться, причащаться и исповедоваться. На допросах Риполь заявил, что верит в бога, но не считает себя католиком и отрицает за инквизицией право судить его. В течение двух лет инквизиторы добивались от него отречения и «примирения» с церковью. Риполь, однако, мужественно отстаивал свои взгляды. Инквизиционный трибунал объявил его еретиком, «отторг» от церкви и передал его дело «светской руке» — королевскому суду, который приговорил учителя как «упорствующего и злобствующего еретика» к конфискации имущества, смертной казни через повешение и к символическому сожжению. Последнее выразилось в том, что после казни труп Риполя был брошен в кадушку, разрисованную языками пламени, и в таком виде захоронен на «неосвященной» земле.
Аутодафе над Каэтано Риполем и его казнь состоялись на одной из площадей Валенсии. Монахи, сопровождавшие осужденного на эшафот, пытались вырвать у него отречение обещанием отмены смертной казни, но Риполь предпочел виселицу сделке со своей совестью.
Это последнее преступление испанской инквизиции вызвало волну возмущения во всем цивилизованном мире, что заставило Фердинанда VII распустить хунты по делам веры. Но инквизиция продолжала формально существовать. Только после смерти Фердинанда она была окончательно и навсегда отменена в Испании. Это произошло
15 июля 1834 г.
Так бесславно закончила свои дни испанская инквизиция, преступная длань которой простиралась не только на Испанию, но и на ее владения — Нидерланды, Сицилию, Неаполь, Милан, Филиппины. На протяжении трех столетий она действовала в Испанской Америке, но об этом мы расскажем читателю в следующей главе.
Сколько же людей загубила Супрема? Первым, кто попытался подсчитать число ее жертв, был Хуан Антонио Льоренте. Вот приводимые им данные: сожжено живьем 31 912 человек, сожжено в изображении 17659, приговорено к другим видам наказания 291 450, всего— 341 021
человек .
Церковники и их сторонники всячески поносили Льоренте за эти цифры, утверждая, что они преувеличены, Льоренте X. А. Критическая история испанской инквизиции, т. 2, с. 426.

269

ничем не подтверждены. Действительно, Льоренте не дает разбивки по годам, не указывает всех использованных источников. И это естественно, ибо свой труд он заканчивал, находясь в эмиграции в Париже и не имея под рукой необходимой документации. Характерно, однако, что ни один из противников Льоренте не решился сделать свой подсчет, чтобы противопоставить его трагическому балансу автора «Критической истории испанской инквизиции».
Известны еще два подсчета, которые незначительно расходятся с данными Льоренте. Испанский историк Хоакин дел Кастильо-и-Магоне в своем труде «Трибунал инквизиции», изданном в Барселоне в 1835 г., дает цифры жертв с разбивкой на генеральных инквизиторов (их было всего 41), начиная с Торквемады до Херонимо Кастельони-Салас (1818). Общий итог его таков: сожжено живьем 36212 человек, сожжено в изображении 19790, приговорено к другим видам наказания 289 624, всего — 345 626 человек .
X. Амадор дель Риос уточнил эти цифры сорок лет спустя: сожжено живьем 28 540 человек, сожжено в изображении 16520, приговорено к другим видам наказания 303 840, всего — 348 900 человек 2.
Следует отметить, что как Кастильо-и-Магоне, так и Амадор дель Риос свои таблицы подкрепляют ссылкой на многочисленные архивные источники, а так как их цифры почти совпадают с данными Льоренте, напрашивается вывод, что подсчеты последнего были обоснованны.
Современные исследователи отказались от подобных подсчетов. Ведь насколько бы полными они ни были, они все же не отразят всего того зла, которое принесла инквизиция населению Испании на протяжении своей 350-летней кровавой деятельности.
Испанская инквизиция умерла, но и поныне в Испании имеются адвокаты инквизиции, для которых эталоном христианских доблестей был и остается генеральный инквизитор Томас Торквемада.
Но мы знаем и другую Испанию, «Испанию людей, боровшихся против инквизиции, приносивших в жертву свою жизнь за свободу народа» 3.
Этой — другой, подлинно народной и прогрессивной Испании принадлежит будущее.
' Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании, с. 140.
2 Там же, с. 127.
3 Диче X. Под знаменем народного фронта. М., 1937, с. 54.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви