Бедуэлл Ги. История Церкви

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 8

 Церковь и вызов Реформы

 Ecclesia semper reformanda! (Церковь, всегда реформирующаяся). Смысл этого речения, одновременно реалистического и оптимистического, состоит в том, что Церковь должна постоянно пересматривать свои позиции, изменять и преобразовывать себя. Можно понять тех историков, которые, говоря о всегда столь чаемых и столь же трудно проводимых в жизнь реформах, рассматривают в качестве единого целого длительный период с ХIII по XVIII век, начало которого знаменуют последние отзвуки григорианской реформы, а окончание - первые признаки угасания реформистского движения, инициированного Тридентским Собором. Это мнение противостоит другому взгляду - более узкому и слишком сосредоточенному на феномене, несомненно, чрезвычайно важном, но в то же время ограниченном: возникновении протестантизма. Существует и третья, весьма разумная, точка зрения, согласно которой в качестве реформистского периода следует рассматривать время с начала XV до середины XVII столетия. Последнее мнение означает, что при определении границ интересующей нас эпохи нужно принимать в расчет современное значение понятия реформы.

Действительно, когда произносят слово Реформа (или Реформация, согласно лексикону протестантов, которые используют более старое французское слово), обычно подразумевают полвека - период возникновения протестантизма, которому предшествовала т.н. Предреформация и последствовала католическая реакция, естественным образом получившая наименование Контрреформации (Gegenreformation}. Сегодня для объяснения этого процесса предлагаются и более сложные схемы{143}. Необходимость реформ стала ощущаться в Церкви особенно остро в связи с повсеместным расцветом секулярного духа, на который христианский гуманизм Возрождения не нашел убедительного ответа. В XV веке христианский гуманизм дал импульс попыткам преобразований в монашеских орденах. В начале XVI века приверженцы этого духовного направления руководствовались стремлением воплотить евангельские идеалы в живой реальности, в частности, в общественных институтах, и, тем самым, непосредственным образом подготовили как протестантскую, так и католическую Реформы.

Затем, следом за потрясениями не только в религиозной, но и в политической сфере, вызванными выступлением на сцену Лютера (1483-1546) и позднее Кальвина (1509-1564), получило развитие то, что правильнее всего было бы назвать протестантскими Реформациями - именно во множественном числе, ибо они столь разнились между собой, что о них допустимо говорить как о противостоящих друг другу, хотя все они едины в признании исключительного приоритета Библии и веры.

Католическая Реформа, в плане словесного самоопределения еще более неторопливая, чем в своем практическом осуществлении, началась благодаря Тридентскому Собору и распространилась, по всем землям, которые не были завоеваны протестантизмом. Реформа эта в сущности сводилась к продолжению попыток минувшего века, направленных на внутреннее обновление институциональной Церкви, изъязвленной притеснениями светских властей и раздорами в собственной ограде.

Возрождение, которое в XVI веке лишь набирало силу во Франции и Германии, уже вплотную приблизившись к закату в Италии, обусловило громадные сдвиги в различных сферах - интеллектуальной, общественной и политической, явившись, таким образом, еще одним вызовом Церкви. Реформы же были, скорее, формами этих сдвигов, а не их последствиями. На заре XVI века практически все, в том числе и наиболее светские из Пап, соглашались с необходимостью преобразований в Церкви.

3 мая 1512 года в речи на открытии V Латеранского собора Жиль де Витерб - кстати говоря, он был генерал ордена августинцев, из рядов которого вышел Лютер, - буквально исторг рыдания из собравшихся. В своем выступлении он нарисовал действительно драматическую картину: «Когда в истории Церкви жизнь наша пребывала в большем упадке, когда претензии были более безмерны, алчность более всепоглощающа, бесчисленные грехи более безрассудны?... Когда еще не просто невежество, но пренебрежение к священным предметам, к таинствам, к церковной власти, к святым заповедям было столь велико? Когда еще наша религия и вера подвергались большему осмеянию, чем в наши дни, даже в среде простонародья?»{144}.

В тот же день Папа Юлий II (1503-1513), оставшийся в памяти потомков отнюдь не праведником и смиренником, писал: «Не только от церковной дисциплины, но и вообще от принятого людьми всех возрастов и состояний образа жизни не осталось камня на камне»{145}. V Латеранский Собор завершил свою работу в 1517 году, за семь месяцев до выхода на арену христианской истории Лютера. Будучи последним Собором перед началом Реформации, он принял решение о незначительных преобразованиях, которые никак не могли предотвратить разгоревшийся вскоре пожар. В результате этот Собор оказался, по выражению немецкого историка Деллингера, лишь «черновиком» следующего, Тридентского Собора (1545-1563).

Истинный вызов происходил от группы людей, которые впали в своего рода опьянение от ощущения возможности совершить то, чего веками в бездействии чаяли Соборы, святые и Папы: преобразовать Христову Церковь до основания. Так, во всяком случае, казалось этим людям. Но вызов Реформы повлек за собой величайший во всей истории латинской Церкви раскол, сопровождавшийся бесконечной чередой войн и анафематствований, взаимной нетерпимостью и помрачением разума. Нарушенное единство христиан с тех пор так и не восстановлено, несмотря на постоянно предпринимавшиеся попытки возобновления диалога и новейшие экуменические усилия.

Вызов Лютера

Мартин Лютер (1483-1546) - монах ордена августинцев, участник реформационного движения в рамках своего ордена, талантливый профессор Священного Писания недавно открытого Виттенбергского университета и Саксонии, и в то же время человек, ищущий ответа на свое собственное духовное беспокойство. В жизни Лютера был весьма таинственный период (между 1513 и 1517 годами), когда, по его словам, он пережил нечто вроде богоявления, озарения свыше, о чем он повествует в своем знаменитом теологическом сочинении, написанном, впрочем, тридцать лет спустя{146}.

Лютер размышлял над отрывком из Послания к Римлянам (1:16-17): «В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет». Во время этого размышления, по его собственным словам, он вдруг перешел от восприятия Бога как Судии, которого невозможно удовлетворить в силу неисполнимости Его закона, к мысли о Боге, дарующем праведность и, «в милосердии Своем оправдывающем через веру». Таким образом, он пришел к отрицанию активного, формального оправдания и к утверждению оправдания пассивного, принимаемого как дар, помимо каких-либо заслуг. Отныне Лютер убежден, что человек для Бога не грешник, ибо таковым он останется всегда, что бы он ни делал, но праведник, ибо ему вменяются единственные заслуги, которые могут привлечь благодать, - собственные заслуги Иисуса Христа.

Помимо душевного покоя, который обрел Лютер в башне Виттенбергского монастыря, в чем же, собственно, заключалась связываемая с его именем великая перемена? Дело, конечно, не только в том, что (как долго считали протестантские историки) Лютер предложил принципиально новое прочтение Евангелия, ибо по существу отцы Церкви и богословы средних веков также рассматривали справедливость Божию как милосердие, но прежде всего - в блистательной интуиции, на которой отныне строится новое богословие.

Вызов Лютеровой реформы заключается в стремлении сделать эту богословскую истину единственной движущей силой теологии, отдать ей предпочтение, все организовать и построить на этой духовной интуиции. Согласно Лютеру, все опирается на уверенность в спасении через веру «в дело Христово», в чем и состоит учительный смысл Послания к Римлянам, в тексте которого, по его мнению, суммировано Евангелие.

Мы спасаемся только верой, только благодатью, и поскольку мы находим их в Писании - только Писанием. Суть брошенного Лютером вызова не в его утверждениях, а в пронизывающем эти утверждения отрицании: вера без дел; благодать без свободы воли, Писание без Предания. Этот момент принципиальный, ибо Лютер призывает но только опираться на Scriptura sola (только Писание), но и судить с нею традицию в свете его собственной интерпретации библейского Откровения.

Католические историки выделяют два главных момента, знаменующих ужесточение позиции Лютера. Вопреки господствовавшим прежде взглядам, его знаменитым 95-ти тезисам против индульгенций от 31 октября 1517 года уже не придается основополагающего значения. Несмотря на всю их резкость и содержащиеся в них выпады против общения святых (на следующий день как раз был праздник Всех святых), эти тезисы были, по всей видимости, всего лишь приглашением к богословскому диспуту, к disputatio средневекового типа, который имел полное право затеять любой университетский профессор, переполненный идеями. Гораздо более важным представляется эпизод, имевший место в 1519 году в Лейпциге: противник Лютера Иоганн Экк из Ингольдштадта обвинил его в отрицании непогрешимости Соборов, то есть в полном разрыве с Преданием, которое Лютер считал не более, чем человеческими словами, а также с Церковью, поскольку он полагал, что она может заблуждаться даже в вопросах веры. Этот разрыв полностью оформился в произведениях Лютера 1520 года.

В своем труде с красноречивым названием «Вавилонское пленение Церкви» Лютер стремится сокрушить сакраментальное здание Римской Церкви, сохраняя только два таинства: крещение и Евхаристию. В воззвании «К христианскому дворянству немецкой нации», для достижения большего эффекта написанном на немецком языке, он предпринимает попытку снести три стены темницы, возведенной, по его мнению, Римом для христианства: различие между клириками и мирянами , которое должно быть заменено полным признанием всеобщего священства христиан; монополию клира на толкование Писания, которой противопоставляется идея ясности и прозрачности Слова Божия для всех верующих; наконец, сама необходимость существования папства, созывающего Соборы, - это отвержение сопровождается призывом восстать против римской тирании.

Эти моменты и являются отправными точками для всех главных утверждений лютеранства, нередко принимающих диалектическую форму. Лютер дает множество примеров, которые любит заимствовать у апостола Павла и Августина: «Человек ничего не дает, но все получает». Эта сентенция хороню выражает его абсолютистскую позицию в центральном по значению споре о свободе или несвободе воли, возобновленном Эразмом, который сразу распознал, что Лютер бьет в самую цель, радикально порывая как с гуманистическими, так и просто католическими идеалами.

Между 1524 и 1526 годами расхождения между Лютером и Эразмом вырастают в открытое противостояние. По Лютеру, человек не обладает свободой воли и не может содействовать своему спасению, ибо он испорчен грехом; свобода воли - атрибут Бога, который человек, движимый гордыней, стремится присвоить себе{147}. С точки зрения гуманиста, напротив, благость Бога столь велика, что Он делает нас соучастниками Своей свободы и соработниками в деле нашего собственного спасения. Впоследствии католическая Реформация на Тридентском Соборе именно на этом уровне сможет ответить на вызов, обращенный к ней лютеровой Реформой.

К 1520 году проповедь Лютера воспламенила уже не только всю Германию, но и многие сопредельные с ней страны: масштабы этого пожара свидетельствуют о том, сколь велико было стремление христиан к обновлению Церкви. Ян Гус в Богемии и Уиклиф в Англии, хотя и были еретиками, являлись выразителями этого законного стремления, и его же на свой лад демонстрировал Савонарола.

Цвингли в Цюрихе, Буцер в Страсбурге, Эколампадий в Базеле - повсюду вскоре восстают реформаторы. Будучи нередко более радикальными, чем сам Лютер, они не принимали его учения полностью, однако все признавали виттенбергского пророка. В 1529 году немецкие князья образовали партию в имперском сейме и выступили с «протестацией» против запрета нового культа: отныне те, кому вскоре предстояло организоваться в новые Церкви, стали называться протестантами. К тому времени протестантские общины уже начали приобретать институциональные черты, а в следующем году появились первые вероисповедные символы (Аугсбургский, Тетраполитанский и др.). Даже если реформаторы были движимы лишь великой идеей очищения Церкви, своим агрессивным натиском на традиционную догматику они спровоцировали раскол{148}.

Действительно, по меткому выражению Люсьена Февра, Лютер упрекал современную ему Церковь не в том, что она «дурно живет» - он не был так наивен, - но в том, что она «дурно верит»{149}. В таком смысле великий реформатор высказывается во многих своих работах и, в частности, в «Застольных беседах». Но ни беспорядочный (или, но выражению Эразма, гиперболический) гений Лютера, ни более тонкий, и вместе с тем более изменчивый талант Буцера не смогли бы окончательно утвердить в Европе протестантизм, если бы во франкоязычном регионе не появилась личность, убежденная в правоте новых институтов и нового христианского устройства жизни.

Вызов Кальвина

Жан Кальвин (1509-1564) - француз, юрист, гуманист в буквальном смысле слова, то есть знаток древних языков, мирянин. Он обратился в так называемую «новую веру» в 1533-1535 годах через пятнадцать лет после лютеровского переворота, и, таким образом, принадлежал к младшему поколению, призванному укрепить уже занятые позиции. Будучи по натуре близок к латинскому духу, Кальвин привнес в протестантскую Реформу четко выраженные интеллектуальное и институциональное начала: величайшими его достижениями явились создание системы догматики и основание Церкви.

Догматика Кальвина содержится в его большом труде «Наставление в христианской вере» (L'lnstitution de la religion chretienne), о цели которого можно судить уже по названию: во французском языке XVI века глагол instituer имел два значения: «учреждать» и «обучать». Первое издание вышло в 1536 году, последнее прижизненное - в 1560 году: Кальвин без конца совершенствовал и дополнял свой труд. В ходе работы постепенно выявлялись наиболее важные для автора темы, и вопрос о предопределении занял со временем центральное место в его учении. Старея, Кальвин, не оставлял попыток, несмотря на все доводы, говорящие о безнадежности этого занятия, проникнуть умом в непостижимый, несказанный Промысл Божий, предвечно обрекающий человека на спасение или проклятие. Центральным моментом мысли или, скорее, мистики Кальвина является божественный суверенитет и его тайна, но его теологию можно также назвать христоцентричной, поскольку он постоянно подчеркивает роль великого Посредника.

Кальвин предложил четкую систему организации Церкви, понятой как совокупность служении, обнаруженных его учителем Буцером в Новом Завете: служении пастырей, диаконов, докторов (учителей) и старейшин. Таким образом, из этой системы исключалась традиционная церковная иерархия, основанная на отвергнутом им таинстве священства. Чтобы на практике попытаться выстроить здание Церкви на основе четырех служениий Кальвину нужно было выбрать подходящее место, и оно было поистине даровано ему Провидением: этим мостом оказалась Женева, только что освободившаяся из-под савойского владычества. В Женеве Кальвин организует жизнь в соответствии с новым христианским порядком - суровую, пуританскую еще до появления пуританства, подчиненную крайне строгим предписаниям, касающимся морали, церковной дисциплины и богослужебного строя. Подобно Цвингли, Кальвин отказывается от средневековых римских «суеверий»: икон и украшений в храме. За период с 1536 года до своей кончины в 1564 году француз Жан Кальвин сумел заложить на женевской земле фундамент протестантской теократии и надежно укрепить его.

Как подобает великому основателю, он сумел выбрать твердого и неколебимого преемника - Теодора Везу (1519-1605), который сохранил его наследие, чего нельзя сказать о мягком и поддающемся внушениям, преемнике Лютера Меланхтоне (1497-1560): последний, сменив своего учителя, восхищавшегося своим учеником, не смог сохранить единство лютеранского протестантизма в Германии.

Итак, протестантизм изначально был разнообразен, неоднороден, разделен внутри себя, несмотря на перемирия, долго подготавливаемые, но непрочные. Он состоял из целого ряда течений: от мажоритарных и национальных образований скандинавского типа до направлений апокалиптического толка, практически отрицавших видимую Церковь и таинства. Одним из самых драматичных результатов радикальной Реформации явились события в Мюнстере в 1520-е годы, когда в накаленной апокалиптической атмосфере - считалось, что Новый Иерусалим уже сошел с небес, - трагическая развязка просто не могла не наступить. Весьма неоднородным было и так называемое «левое крыло» протестантизма - анабаптизм, характерной особенностью которого является отказ от крещения детей.

Протестанты различаются также в зависимости от концепции Евхаристии - от ее символического понимания до признания «реального присутствия» (эта концепция отличается от католической лишь способом истолкования), а также в зависимости от экклезиологических представлений - в одних течениях сохраняется епископальная структура, в других, называемых пресвитерианскими, пасторы избираются из членов общины. Англиканская Церковь, поставленная в сомнительное положение тиранической волей ее основателя Генриха VIII, на протяжении долгого времени балансировала между католической и реформистской традициями, найдя, в конце концов, via media - средний путь.

Чем могла ответить Римская Церковь на столь мощное потрясение?

Ответ современных Лютеру и Кальвину католических богословов, поборников традиции, явно не был адекватным ситуации: для схоластики - а точнее, схоластики XVI века - были характерны повторы и стереотипность решений, к тому времени она уже утратила мощь и убедительность, свойственные средневековому богословию. Гуманизм же в своем ответе оказался ограничен собственными рамками, своим гипертрофированным вкусом к нюансам и компромиссам, он был слишком интеллектуален и изыскан, чтобы противостоять грубому натиску протестантской Реформы.

Однако, достойный ответ на вызов протестантизма в конце концов был дан - таким ответом явилась католическая Реформа; и что самое поразительное, родился он именно в результате плодотворного взаимодействия гуманизма и схоластической традиции.

Католическая Реформа

Отныне одного только пассивного сопротивления было явно недостаточно. Впрочем, католики зачастую были неспособны даже сопротивляться, все дальше отступая под натиском активного меньшинства. В то же время нередко они проявляли подлинный героизм и незаурядную отвагу. Здесь нельзя не упомянуть решительности швейцарского города Фрибурга, очень быстро сделавшего выбор в пользу Римской Церкви: протестантские проповедники изгонялись за пределы города, а учителя ортодоксальной веры всячески поощрялись. Можно также вспомнить, как на крутые меры Генриха VIII город Йорк ответил в 1537 году паломничеством Благодати. Можно привести другой пример - аббатисы ордена кларисс в Пюренберге Каритас Пиркхаймер, которая своим личным примером сумела отвести соблазн Реформы от монастыря и вернуть в лоно Церкви своего брата Виллибальда.

Но все же требовалось нечто большее, чем эти единичные случаи: дольше медлить с реформой Римской Церкви было невозможно.

Наброски Реформы

В первой половине XVI века Церковь так и не приступила к осуществлению католической реформы, а лишь намечала ее общие черты. На то имелось сразу несколько веских причин: со стороны папства - страх перед консилиаризмом как порождением возрастающего мирского духа, жертвой которого оно оказалось, а со стороны местных Церквей - убеждение, что только Собор сможет начать глубокие преобразования. Кроме этого, имели значение и обстоятельства международной политики, в которой Ватикан принимал деятельное участие: Папы были втянуты в борьбу за европейское господство между тремя стремящимися к власти молодыми монархами: Генрихом VIII, Франциском I и Карлом V.

Длительная, кропотливая работа по подготовке реформы, чрезвычайно затруднявшаяся кризисной ситуацией, со второй половины XV века шла преимущественно внутри монашеских орденов. Некоторые из них под воздействием deuotio moderna (нового благочестия) проводили свои собственные реформы усилиями внутренних конгрегации или какого-либо из аббатств; создавались новые ордена: театинцев (1524), капуцинов (1528) и, конечно же, иезуитов - Общество Иисуса (1534). Устремленность Игнатия Лойолы и его соратников к Иерусалиму со временем трансформировалась во всецелую преданность делу апостольства и миссионерства. Именно эти ордена станут впоследствии сильнейшими орудиями католической Реформы.

Наконец, были достигнуты некоторые успехи на местном уровне благодаря активности отдельных епископов, например, Джанматтео Джиберти (+1543) в Вороне. Все эти начинания, а также насущная необходимость действовать перед лицом угрозы обращения в протестантизм целых государств и обусловили, в конце концов, созыв Тридентского Собора.

Программа Реформы

Когда 13 декабря 1545 года три десятка отцов собрались в Триденте, трудно было поверить, что в конце концов Собор, заседавший в три этапа (1545-47, 1551-52 и 1562-63), так что каждый перерыв грозил обернуться концом работы, сумеет снова утвердить католическую веру и выработать программу пастырской реформы. Собор не отделял стоящую перед ним задачу заново сформулировать догматические положения от необходимости рассмотрения инициатив пастырского характера, которые в ходе Соборной работы изменялись. Первые два этапа были посвящены опровержению протестантских тезисов, а третий исключительно программе Реформы.

Собор опирался на результаты предварительно проведенной работы - начиная с текста Concilium de emendanda Ecclesia, выработанного в 1537 году комиссией кардиналов, в которую входили такие выдающиеся и здравомыслящие люди, как Контарини и Реджинальд Поул, и кончая

Liber Reformationis - предложениями германского императора, представленными на рассмотрение отцам Собора незадолго до его закрытия.

В собственно богословской, догматической области была проделана громадная работа, результаты которой до сих пор определяют жизнь Церкви. Постановления Собора о Писании и Предании, об оправдании и первородном грехе, о заслугах, о Евхаристии как жертве и о богословии таинств, хотя их обсуждение и заняло долгие месяцы, не были исчерпывающими, как впоследствии показали многочисленные трудности, возникавшие при их интерпретации; в то же время, эти темы здесь разработаны гораздо глубже и тоньше, чем может показаться при поверхностном знакомстве, даже если к декретам Собора обращается католик.

Великая заслуга кардинала Мороно, талантливого дипломата и богослова, состоит в том, что он смог довести до конца столь долговременное предприятие. Под влиянием архиепископа португальского города Браги Варфоломея дос Мартирос и кардинала Карла Борромея, племянника Папы Пия IV, Собор завершается принятием вполне оформленной и решительной программы действий. Подтверждаются положения о необходимости проживания епископов в своих доицезах и о полномочиях местных синодов. Предусматривается создание семинарий для подготовки священнослужителей и разработка катехизиса для мирян. Такое явление, как Индекс запрещенных книг, относится уже собственно к Контрреформе, то есть непосредственному противодействию протестантским влияниям. Суть пастырской программы Тридентского Собора можно определить как установку на всестороннее обновление проповеднической деятельности, основная забота о которой возлагалась на епархиальных епископов: организация проповеди становится отныне их первоочередной обязанностью. Только так можно было ответить на вызов протестантов, претендующих на то, что они единственные истинные проповедники неповрежденного Слова Божия.

Проведение Реформы в жизнь

Теперь было необходимо добиться, чтобы постановления Собора, в отличие от предыдущих попыток реформирования Церкви, были действительно претворены в жизнь. Начало этому положила работа над редактированием текста Вульгаты, созданием катехизиса в помощь приходским священникам, нового Миссала и расширенного Бревиария. Таким образом католическая Реформа начиналась с тех конкретных вещей, которые сопутствуют священникам и мирянам в их повседневной жизни.

Большое значение в деле преобразований имела деятельность выдающихся епископов: самым активным из них был Карл Борромей (1538-1584), чье имя стало одним из символов Контрреформации. Он объезжал с пастырскими визитами огромный Миланский диоцез созывал синоды, основывал семинарии, уверенно толкуя и приводя в действие решения Собора. В том же духе уже в следующем поколении действовал и св. Франциск Сальский (1567-1622), оказавшийся в изгнании епископ Женевский, который старался ввести мирян в мир духовной жизни. Испания также занимала не последнее место в проведении и углублении Реформы.

Можно сказать, что католицизм в ту эпоху был проникнут духом Лойолы, проводниками которого становились иезуитские коллегии, «Духовные упражнения» св. Игнатия и мариальные конгрегации{150}: так среди мирян распространялись идеи активной индивидуальной духовности. Несомненно, Обществу Иисуса принадлежала первенствующая роль в отражении вызова протестантизма, и здесь нельзя не назвать таких его деятелей, как Лайнез, возглавивший орден после св. Игнатия и ярко проявивший себя на Тридентском Соборе, или св. Петр Канизий в немецких землях.

Не следует также забывать о таком сокрытом, но решающем факторе, как обновление созерцательной жизни: ведь не без оснований св. Тереза Авильская (+1582) была названа Madre Reformadora. В 1562 году еще до окончания Тридентского Собора, она вместе с поэтом-мистиком св. Хуаном де ла Крус (+1591) осуществила местную «реформу» кармелитского ордена. Склонность эпохи к духовному углублению отразилась, помимо прочего, в полотнах Эль Греко (+1614), чье творчество, которое невозможно понять не обращаясь к мистике, предвещало искусство, всецело ориентированное на исповедание веры{151}.

Итак, католическая Реформа - это прежде всего новое утверждение традиционной веры и стремление выйти из кризиса не через изменение институтов, но посредством оживления и одухотворения их трудами наиболее зрелых и исполненных святости личностей. Словом, это изобилие даров служения Церкви в жизни святых.

Именно поэтому одним из самых красноречивых символов этого радостного и жизнеутверждающего обновления стало прославление пяти новых святых, состоявшееся 16 марта 1622 года - в год смерти св. Франциска Сальского - в соборе св. Петра в Риме при огромном стечении народа. Тогда были канонизированы Исидор Мадридский, средневековый святой, ставший для той трудной эпохи символом преемственности традиции, а также четверо святых XVI века, неутомимых тружеников католической реформы: св. Игнатий Лойола (+1556), основатель иезуитского ордена; св. Франциск Ксаверий (+1562), один из первых иезуитов и миссионер в дальних странах; св. Филипп Пери (+1595), основавший конгрегацию ораторианцев с целью духовного обновления жизни белых священников; наконец, св. Тереза Авильская, ставшая символом обновления созерцательной жизни. Служба, исполненная вдохновения и почти театральной выразительности, вызвала у собравшегося народа рукоплескания; звуки органа и труб дышали светлой южной радостью, напоминая о том, что все новопровозглашенные святые - дети итальянской и испанской земель{152}. Церковь, казалось, соединила небо и землю в стенах собора св. Петра, только что построенного (1614), но еще не освященного (это произойдет в 1626). Однако это было не проявлением триумфализма. но напоминание о том, что лишь святость может отвечать на вызовы Реформации.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви