Ренан Э. Марк Аврелий и конец античного мира

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XII. Вопрос о Пасхе

Случилось так, что казнь Сагариса почти почти совпала с праздником Пасхи. Между тем, назначение времени этого праздника служило поводом к бесконечным затруднениям. Лишившись своего пастыря, лаодикейская церковь сделалась жертвой неразрешимых споров, которые касались самой сущности развития христианства и не могли быть избегнуты. Усилиями взаимного снисхождения удалось набросить покров на глубокое различие между двумя христианствами — тем, которое считало себя продолжением иудейства, и тем, которое признавало себя разрушением иудейства. Но действительность менее гибка, чем ум. День Пасхи был причиной глубокого разлада между христианскими церквями. Посты и молитвословия совершались в разные дни. Одни еще были в слезах, когда другие уже воспевали победные песни. Даже церкви, которых не разделяли никакие принципиальные вопросы, испытывали затруднения. Пасхальный цикл был еще так дурно исчислен, что соседние церкви, например александрийская и палестинская, списывались весною, чтобы условиться и отпраздновать праздник в один и тот же день и в полном согласии. Как странно, в самом деле, видеть одну церковь печалящейся, истощенной постом в то время, когда другая уже отдается радостям воскресения! Воздержание от пищи, которое предшествовало Пасхе и привело к установлению великого поста, также применялось самым различным образом.

Всего более волновалась этими ссорами Азия. Мы уже видели, что Поликарп и Аникита обсуждали этот вопрос лет десять или двенадцать тому назад. Почти все христианские церкви, с римской церковью во главе, переставили Пасху, отнеся этот праздник к первому воскресенью, следующему за 14 нисана и отожествляя его с праздником воскресения Христова. Азия не последовала этому движению; в этом вопросе она оказалась, если можно так выразиться, отсталой. Большинство епископов Азии, верные традиции первых Евангелий, и ссылаясь в особенности на Матфея, настаивали на том, что Иисус, перед смертью, вкушал пасху с своими учениками 14 нисана. Таким образом, они праздновали этот день в одно время с евреями, в какой бы день недели он ни пришелся. В пользу своего мнения они приводили Евангелие, авторитет своих предшественников, предписания Закона, канон веры и в особенности, авторитет апостолов Иоанна и Филиппа, которые жили с ними, не стесняясь по отношению к Иоанну довольно странным противоречием. Действительно, представляется более чем вероятным, что апостол Иоанн, всю свою жизнь праздновал Пасху 14 нисана; но в приписываемом ему Евангелии он, по-видимому, проповедует совершенно иное учение, презрительно относится к древнему еврейскому празднованию Пасхи, и смерть Иисуса у него совпадает с самым днем, когда ели агнца, как бы в указание замены его новым пасхальным агнцем.

Как мы видим, Поликарп держался предания Иоанна и Филиппа. Того же держались Тразей, Сагарис, Папирий и Мелитон. Монтанисты, конечно, были того же мнения. Но мнение всемирной церкви становилось с каждым днем повелительнее и неудобнее для этих упрямцев. Аполлинарий Геирапольский признал, по-видимому, обычай Рима. Он отвергал Пасху 14 нисана, как остаток иудаизма, и, для поддержания своего мнения ссылался на Евангелие от Иоанна. Видя затруднение верующих Лаодикеи, лишившихся своего пастыря, Мелитон написал для них свое сочиневие о Пасхе, где отстаивал традицию 14 нисана. Аполлинарий соблюл умеренность, которая не всегда находила подражателей. Общее мнение Азии осталось верно иудействующему преданию; спор Лаодикеи и выступление Аполлинария не привели к немедленным последствиям. Отдаленные области Сирии, и тем более иудео-христиане и евиониты, также остались верны иудейскому обряду. Весь остальной христианский мир, увлеченный примером римской церкви, усвоил себе обряд противо-иудейский. Даже азиатские, по происхождению, церкви Галлии, которые первоначально, без сомнения, праздновали Пасху 14 нисана, вскоре перешли к всеобщему календарю, который был истинным христианским календарем. Память о воскресении совершенно заменила память о выходе из Египта, как ранее память о выходе из Египта заменила чисто натуралистский смысл древнего семитического paskh, праздника весны.

К 196 году, вопрос этот вновь возник с большим оживлением, чем когда-либо. Церкви Азии упорствовали в соблюдении древнего обычая. Рим, веегда устремленный к единению, попытался их подчинить. По приглашению папы Виктора, последовали собрания епископов; завязалась обширная переписка. Евсевий имел в руках синодальное послание Палестинского собора, председательствуемого Феофилом Кесарийским и Наркисом Иерусалимским, послание римского синода, подписанное Виктором, послания епископов понтийских под председательством Пальмы, как старейшего, послание церквей Галлии, где епископом был Ириней, наконец, послание церквей Озроэны, не считая частных писем нескольких епископов, и в числе их Вакхилда Коринфского. Все единодушно высказались за перенесение Пасхи на воскресение. Но епископы Азии, сильные преданием, полученным от двух апостолов и от стольких прославленных людей, не захотели уступать. Старик Поликарп, епископ эфесский, написал от их имени довольно резкое послание Виктору и римской церкви.

«Нe вы, а мы верны преданию, ничего к нему не прибавляя, ничего не отсекая. Здесь, в Азии, почиют эти великие люди — основы, которые воскреснут в день появления Господа, в день, когда он придет с небеси со славою, чтобы воскресить всех праведников: Филиппа, бывшего в числе двенадцати апостолов, и двух его дочерей, состаревшихся в девстве, не говоря о другой дочери, которая соблюдала при жизни правило Святого Духа и похоронена в Эфесе; затем Иоанна, чья глава прислонялась к груди Господней и который был первосвященником, носившим диадему святыни, и мучеником и наставником; он также погребен в Эфесе, — затем Поликарпа, который был в Смирне епископом и мучеником, — затем Тразея, епископа и мученика эвменийского, который похоронен в Смирне. Зачем говорить о Сагарисе, епископе и мученике, который погребен в Лаодикее, — и о блаженном Папирие, — и о Мелитоне, святом евнухе, который во всем соблюл правило Святого Духа и почил в Сардах, в ожидании небесного призыва, который воскресит его из мертвых? Все эти люди праздновали Пасху в четырнадцатый день, по Евангелию, ничего не вводя нового, по правилу веры. И я также поступал таким же образом, я, Поликрат, малейший из вас всех, согласно преданию моих кровных, из коих некоторые были моими учителями (ибо в роду моем было семь епископов; я восьмой); и все эти почитаемые родные праздновали день, когда народ начинает воздерживаться от закваски. Итак. я, братья мои, который прожил шестьдесят пять лет в Господе, беседовал с братьями всего мира, прочитал Священное Писание из конца в конец, я не потеряю головы, что бы ни делалось, чтоб меня испугать. Большие, чем я говорили: «Лучше повиноваться Богу, чем людям...» Я бы мог назвать епископов, здесь присутствующих, которых я созвал по вашему желанию; если бы я написал их имена, список вышел бы длинный. Все пришедшие навестить меня, бедного и слабого, заявили о своем согласии с моим посланием, зная, что не напрасно я ношу свою седину, и уверенные в том, что все, делаемое мною, совершается в Господе Иисусе».

Доказательством того, что папство уже родилось и значительно окрепло, является невероятное намерение, которое внушили Виктору несколько резкие выражения этого послания. Он захотел отлучить, отделить от вселенской церкви знаменитейшую ее область, потому что она не согласилась подчинить свои предания требованиям Рима. Он издал декрет, в силу которого церкви Азии отлучались от христианского общения. Ho прочие епископы восстали против этой меры и напомнили Виктору о христианской любви. Ириней Лионский в особенности, — который, подчиняясь условиям мира, куда он был перенесен, принял западный обычай для себя и подвластных ему церквей Галлии,-не мог перенести мысли об отторжении от тела вселенской церкви коренных церквей Азии, кровную связь с которыми чувствовал всем своим существом. Он энергически восстал против отлучения церквей, верных преданиям отцов, и напомнил Виктору пример его более терпимых предшественников.

«Да, старцы, которые ранее Сотера главенствовали над церковью, теперь тобой руководимою, — разумеем Пия, Хигина, Телесфора, Ксиста,-не соблюдали еврейской пасхи и не позволяли приближенным соблюдать ее; но они оставались в мире с членами церквей, которые ее соблюдали, когда те к ним являлись, хотя такое соблюдение среди несоблюдающих еще резче поражало. Никогда никого по этой причине не отталкивали. Напротив, старцы, тебе предшествовавшие, которые, скажу еще раз, не соблюдали, посылали евхаристию старцам церквей соблюдавших. И когда блаженный Поликарп прибыл в Рим при Аниките, оба с самаго начала обменялись лобзанием мира. Между ними были незначительные несогласия; но об этом вопросе они даже не заговаривали. Ни Аникита не пытался склонить Поликарпа отказаться от обычая, который он всегда соблюдал и усвоил себе при сношениях с Иоанном, учеником Господним, и другими апостолами; ни Поликарп не покушался увлечь Аникиту, который заявил, что должен соблюдать обычай, установленный старцами, бывшими ранее его. При таком положении вещей, они причащались вместе, и в церкви Аникита, желая почтить Поликарпа, предоставил ему освящение евхаристии. Они расстались в полном мире, и было засвидетельствовано, что соблюдающие и не соблюдающие пребывали, каждый с своей стороны в единении со вселенскою церковью.

Это проявление редкого здравого смысла, открывающее столь блистательным образом летопись галликанской церкви, предупредило разделение церквей восточной и западной, которое иначе совергаилось бы уже во II веке. Ириней написал во все стороны множесгво писем епископам, и вопрос остался открытым для церквей Азии. Конечно, Рим продолжал свою пропаганду против Пасхи 14 нисана. Римский священник, Власт, который покусился ввести азиатский обычай в Рим, был отлучен, и Ириней высказался против него. Пользования апокрифическими документами себе не возбраняли. Римский обычай распространялся изо дня в день.

Разрешение вопроса последовало лишь на Никейском соборе. С этих пор, последователи преданий Иоанна, Филиппа, Поликарпа и Мелитона стали еретиками. Произошло то, что уже столько раз происходило. Защитники древнего предания были, за свою верность ему, отторгнуты от церкви и стали еретиками, четыредесятниками.

Еврейский календарь был затруднителен, и в странах, где евреев не было, определить 14 нисана было бы не легко. Согласились, чтобы Воскресение Христово праздновалось в воскресение, совпадающее или следующее за первым полнолунием после весеннего равноденствия. Предшествовавшая пятница естественно сделалась поминальным днем Страстей Господних; четверг- днем установления Тайной Вечери. Святая неделя определилась, таким образом, по преданию древнейших Евангелий, а не по Евангелию, называемому от Иоанна. Пятидесятница, ставшая праздянком Св. Духа, приходилась в седьмое воскресение после Пасхи, и цикл передвижных праздников христианского года определился однообразно для всех церквей до Грегорианской реформы, Производство, вызванное ебсуждением этого вопроеа, имело больше значения, чем самое обсуждение. Действительно, этот спор помог церкви лучше уяснить себе свою организацию. Во-первых, выяснилось, что миряне стали совершенно ничтожны. Одни епископы вмешиваются в вопрос, выражают мнения. Елископы сходятся в провинциальные синоды, председательствуемые епископом главного города провинции (будущий архиепископ), иногда старейшим. Синодальный собор приводит к составлению послания, которое посылается другим церквам. Возник, таким образом, как бы зародыш федеративной организации, попытка к разрешению вопросов посредством провинциальных соборов, председательствуемых епископами, сносящимися затем между собою. В документах этой важной церковной борьбы впоследствии искали прецедентов по вопросам о председательстве церквей. По-видимому, за римской церковью признавалось особенное право почина. Этим правом пользуются в особенности в видах приведения церквей к единению, даже рискуя вызвать опаснейшие схизмы. Епископ римский присваивает себе чудовищное право изгонять из церкви всякую общину, отстаивающую свои особые предания. Это преувеличенное стремление к единению чуть было не привело в 196 году к схизмам, которые произошли позднее. Но великий епископ, одушевленный истинным духом Иисусовым, взял тогда верх над папой. Ириней восстал, взял на себя дело мира и успел исправить зло, причиненное честолюбием Рима. Тогда еще далеки были от веры в непогрешимость римского епископа; так как Евсевий заявляет что читал письма, в которых епископы решительно порицали поведение Виктора.