Мень А. История религии. Вестники Царства Божия

Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н.э.)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. ДО ИЗГНАНИЯ

Глава двенадцатая
НЕБЕСНАЯ КОЛЕСНИЦА. ИЕЗЕКИИЛЬ
Вавилон, 597-590 гг.

Дух дышит, где хочет.
Иоанн 3,8

Убеждая изгнанников прочно обосноваться на новых местах, Иеремия знал,
что возможности для этого они имели. Плен не был угоном в рабство или
выселением в резервации. Халдейские власти предоставляли всем "перемещенным
лицам" право покупать и строить дома, свободно заниматься земледелием,
ремеслами и торговлей. Большинство иудеев было водворено в самом Вавилоне
или соседних с ним крупных городах.
В некоторых отношениях пленники не должны были чувствовать себя
совершенно чужими в Вавилонии. Арамейский язык, на котором здесь говорили,
они понимали легко, многие обычаи и вообще уклад жизни халдеев были сходны с
теми, к каким они привыкли дома. Основным, что связывало их с родиной, была
вера.
Многие изгнанники только теперь поняли, как дорог для них Завет
Моисеев, как важно им, затерянным в гуще мировой столицы, сохранить эту свою
святыню. Они с жадностью читали послания Иеремии: ведь именно он, истинный
пророк Божий, оказался во всем прав. Отныне, как бы ни был велик соблазн,
они не станут приносить жертв вне Иерусалима, заповедь Торы будет для них
нерушима-в этом залог их возвращения. Но отказ от жертв ставил перед
иудейскими колониями трудную задачу: оставаться верными своей религии, не
имея религиозного центра и богослужения. Они остро нуждались в вожде и
духовном руководителе.
И таким наставником стал для них Иезекииль.
Иезекииль был одним из самых выдающихся людей в первой партии,
высланной в Вавилон. Он с женой жил в общине, поселенной в Тель-Абибе на
канале Кебар. Дом его, вероятно, еще до того, как Иезекииль стал пророком,
являлся местом, куда постоянно сходились иудеи для бесед о вере.
Оторванный от храма священник, чья деятельность в ссылке поневоле
ограничивалась тесными рамками общин переселенцев, Иезекиилъ, в отличие от
Иеремии и Исайи, был уже скорее собеседником и писателем, нежели народным
трибуном (1). Была еще одна черта, выделявшая Иезекииля на фоне других
пророков. Если для Иеремии Бог является как бы "внутренним Голосом", а Исайя
был подвигнут на проповедь неповторимым созерцанием Славы, то писания
Иезекииля содержат целую цепь видений, через которые он познавал волю Божию.
Душа пророка жила в постоянном напряжении, рождаемом чувством близости иных
миров. Благодаря своему дару тайновидения, он смог стать восприемником новых
глубин Откровения. Книга его показывает, что он вынужден был искать для них
новые формы выражения. Его своеобразному стилю и языку подражали
впоследствии многие писатели-апокалиптики: Даниил, Апостол Иоанн, Герм. Как
у Иоахима Флорского и Якова Беме, мы находим у Иезекииля яркие аллегории и
загадочную символику.
Но при всем том было бы неверно считать пророка не связанным с
предшествующей ветхозаветной традицией. Он много раз слышал проповеди
Иеремии и любил повторять его изречения. Так же, как и другие пророки, он
был служителем слова Божиего, возвещавшим об Избрании, Завете и Царстве
Ягве. Но у него эти истины обретают новую перспективу, а видения
приоткрывают завесу над тайным смыслом вещей.
Задачи, стоявшие перед Иезекиилем, были сложнее, чем задачи, стоявшие
перед палестинскими пророками. Наступило время, когда ветхозаветная Церковь
должна была испытать свою устойчивость в чужом, языческом мире.
Что прежде всего заботило Иеремию и других пророков, живших в Иудее?
Они стремились преодолеть остатки ханаанских суеверий и сохранить внешний
мир ради углубления церковных реформ. Вавилон в глазах Иеремии был "бичом
Божиим", далекой силой, заявляющей о себе лишь грубыми ударами извне.
Иезекииль же жил бок о бок с этим огромным центром цивилизации, которая уже
сама по себе требовала осмысления.
Ниппур, в окрестностях которого находился Тель-Абиб, был древнейшим
местом почитания астральных богов. Их храмы, вероятно, были постоянно перед
глазами Иезекииля. Пророк, должно быть, часто бывал и в Вавилоне, где
сосредоточилось большинство изгнанников. Он видел уходящую в небо
Этеменнанки- девяностометровую башню-храм, должен был поражаться чудесам
искусства и строительной техники, дивиться на висячие сады и великолепные
ворота Иштар. Город казался бесконечным. Его населяли сотни тысяч жителей:
вавилонян и халдеев, ассирийцев и эламитов, арабов и финикиян, евреев и
греков. Площади у ворот постоянно были запружены народом: здесь толпились
предлагавшие заморские товары купцы и народные сказители, солдаты и писцы,
жрецы и цирюльники; расталкивая народ, надменно шествовали знатные халдеи в
длинных белых плащах и тюрбанах, с резными посохами в руках. Движение по
мосту через Евфрат не прекращалось до того часа, когда его разводили.
Проходя по улицам этого огромного города, Иезекииль должен был видеть
многочисленные изображения богов и крылатых гениев. Повсюду бросались в
глаза символы Мардука-бога и царя Вавилона, который, как утверждали,
временами сходил на вершину башни, называемой "Основание неба и земли".
Здесь билось сердце мировой жизни, и в то же время это был город, не
познавший истинного Бога.
Легко можно понять, каким соблазном являлся весь этот блеск для многих
маловерных среди иудеев. Не подавляет ли порой и верующих наших дней видимая
мощь технической цивилизации?..
Кроме того, изгнанники не могли не задумываться над судьбой храма в
Иерусалиме. Если Господь пребывает там, то что делать им на чужбине? Неужели
они отвергнуты и им придется жить вне Его покрова? Имеют ли они право
призывать имя Бога Израилева в городе, где прославляют языческих богов? И
если даже утешаться мыслью, что Господня Слава осеняет далекий Сион, что
будет тогда, когда исполнится предсказание Иеремии и чаша гнева до конца
прольется над Иерусалимом?
Пять томительных лет прошло в унынии, молитвах и вопрошаниях. И наконец
долгожданный ответ пришел.

x x x

Это происходило в 592 году, в пятый день летнего месяца таммуза.
Обитатели поселка Тель-Абиб заметили, что священник Иезекииль вернулся с
берега канала потрясенный, изменившийся в лице. Несколько дней он находился
в каком-то оцепенении, и все поняли, что ему было видение. Когда Иезекииль
пришел в себя, он по-прежнему не в силах был сказать ни слова. К
старейшинам, собравшимся к нему услышать волю Божию, он обратился с помощью
знаков. Это было страшное зрелище: в напряженном молчании пророк изображал
сцены осады и пленения - он рисовал на кирпиче Иерусалим и насыпал вокруг
него вал, ел отвратительные лепешки, связывал себе руки.
Так продолжалось много дней: безмолвные пантомимы перемежались с полным
выключением пророка из внешнего мира, когда, казалось, он находился в
глубоком обмороке. Чуткий и тревожный дух его с трудом нес сверхчеловеческое
бремя посвящения.
Но вот однажды уста Иезекииля открылись, и он поведал старейшинам о
необыкновенных видениях, посещавших его все это время.
Рассказывая, а потом записывая свои рассказы, тайновидец облекал их в
зримые формы, создавая, как Исайя, своего рода словесную икону, но при этом
он постоянно оговаривался, что эти символы есть лишь "подобия", да и то
отдаленные. Этим он хотел дать почувствовать своим слушателям, чго видения
были по существу неописуемы.
Вначале, по словам Иезекииля, он увидел, как с севера несется
гигантское пламенеющее облако ("север" здесь не случаен: он издавна
обозначал местопребывание Божества). В облаке обрисовывались четыре
исполинских существа; их сплетенные крылья поднимались над четырьмя ликами:
человека, льва, тельца и орла. То были духи стихий, образующие небесный
Ковчег, Меркабу, космическую колесницу Господню. Уже не рукотворные херувимы
служили престолом Ягве, но-сотканные из пламени. Подобные молнии, они и на
мгновение не оставались в покое, они неслись, совершая движения столь
неуловимые, что пророк мог говорить о них, лишь прибегая к парадоксальным
выражениям. "Когда они шли, то шли на четыре стороны".
Необъятные крылья херувимов трепетали, и шум их был подобен грохоту
водопада. У ног херувимов вращались Офаны- колеса, полные живых глаз. Всю
небесную Колесницу покрывал прозрачный свод, над которым возвышался престол
Сидящего.
"И видел я, - говорил пророк, - как бы расплавленный металл, как бы вид
огня внутри Него и вокруг; от вида чресл Его и выше и от вида чресл Его и
ниже я видел как бы некий огонь, и сияние было вокруг Него, подобное радуге
во время дождя" (Иез 1, 27).
Таким предстал внутреннему зрению ясновидца вселенский Ковчег Ягве. Это
был как бы образ души мироздания, в которой слиты все его силы и существа:
проступают лики животных и крылья птиц, вихри пламени и мерцающие очи Офанов
- звезды. Меркаба находится в неустанном движении, подобно гетевскому Духу
Земли, "ткущему живое одеяние Божества" (2).
В описании Меркабы яснее всего видны тщетные усилия пророка найти
соответствующие краски и слова: он называет для сравнения драгоценные камни,
кристаллы, атмосферные явления, говорит о радуге, молнии, землетрясении и
громе, о реве человеческих толп; но при этом постоянно сознает, что это лишь
"подобия подобий".
В Ветхом Завете до Иезекииля только Моисей и Исайя были причастны к
созерцанию этой Славы Господней в ее непереносимом для смертного величии. Но
если тогда она являла себя на Горе Божией и в Доме Божием, то теперь она
предстала пророку на равнинах языческой Халдеи. Это должно было означать,
что для нее нет границ; несущие ее херувимы обращены ко всем странам света,
она абсолютно свободна и не привязана ни к какой земле. Пребывание ее на
Сионе было лишь особой милостью Божией.
Перед видением таинственной Меркабы все человеческое тускнеет,
отступают в тень и Вавилон, и его боги. Единственный и Единый взывает к
Своему избраннику:
"Сын человеческий! Я посылаю тебя к сынам Израилевым, к людям мятежным,
которые восстали против Меня" (Иез 2, 3).
Иезекииль видит перед собой свиток и в страхе читает на нем слова
"плач, стон и горе".
"Сын человеческий! Съешь то, что пред тобою, этот свиток, и иди, говори
к дому Израилеву... к переселенным народа Моего" (Иез 3, 1, 11).
Так, в звуках неземных голосов, в шуме херувимских крыл и грохоте
мировых сфер, совершилось посвящение нового пророка.
Иезекииль шел в поселок как во сне, ошеломленный видением. Он, "сын
человеческий", удостоился узреть космическую литургию, которая совершается в
иных измерениях, на миг заглянул в святая святых мира.
Откровение было дано Иезекиилю не для того, чтобы хранить его только в
своем сердце. Он - пророк и, следовательно, посланник. На зловещем свитке,
вошедшем в его уста, были начертаны слова, знаменующие близкую гибель Сиона.
Об этом должен был Иезекииль прежде всего возвестить изгнанникам.
Действительно ли после пережитого пророк временно потерял речь. или
молчание его было намеренным понять трудно. Но то, что он прибег к
символическим действиям, никого не удивило, ибо это было принято среди
пророков.
О другом видении Иезекииль рассказал вскоре же после того, как оно его
постигло (гл. 8-11). Он сидел со старейшинами в своем доме и говорил о
будущем. Быть может, собеседники спрашивали его о судьбе храма или спорили о
том, может ли Господь отступиться от Своего избранного удела, когда внезапно
на пророка "сошла рука Ягве"...
Перед Иезекиилем выросла огненная фигура, которая подняла его в воздух.
И вот он уже перенесен в Иерусалим, к северным воротам храма. Но это был не
видимый город, столица Иудеи, а скорее Иерусалим сокровенный, в обнаженности
своих духовных борений. "И вот там - Слава Бога Израилева, подобная той,
которую я видел на равнине". А повсюду, как в Вавилоне, возвышались идолы, в
какой-то странной секретной зале вожди народа кадили перед фресками,
изображавшими звероподобных богов Востока. Дух вел пророка дальше, указывая
то на женщин, совершающих обряд в честь Таммуза, то на мужчин, поклоняющихся
солнцу.
И тогда Слава Господня сошла с колесницы и стала у порога храма, а по
городу прошли губители, поражая отступников. Один из них брал раскаленные
угли из Меркабы и пригоршнями бросал их на город. Когда все было кончено,
херувимы простерли свои крылья, офаны-колеса пришли в движение, и Слава
Божия, отойдя от порога храма, засияла над колесницей. Двор наполнило
светлое облако, а в следующее мгновение Меркаба стояла уже у восточных
ворот.
Слава, уносимая живой колесницей, покидала оскверненное грехом место.
Это было страшное зрелище: исчезало то, что со времен Моисея было
упованием Израиля, разрывался Завет, закрывались врата, дом оставлялся пуст.
"Господи Боже, взмолился пророк,- неужели Ты хочешь истребить Остаток
Израилев?" Ведь не все изменили, ведь покаялись многие!
И ответом на его вопль явилось слово, неожиданно открывшее просвет в
багровом сумраке:
"Так говори Владыка Ягве: хотя Я удалил их к народам, хотя рассеял по
землям, но Я БУДУ ДЛЯ НИХ МАЛЫМ СВЯТИЛИЩЕМ В ТЕХ ЗЕМЛЯХ, КУДА ОНИ ПОШЛИ.
Затем скажи: так говорит Владыка Ягве: Я соберу вас из народов, и дам вам
землю Израилеву. И придут туда, и извергнут из нее все гнусности ее и
мерзости ее. И ДАМ ИМ СЕРДЦЕ ЕДИНОЕ, И ДУХ НОВЫЙ ВЛОЖУ, И ВЫНУ ИЗ НИХ СЕРДЦЕ
КАМЕННОЕ, И ДАМ ИМ СЕРДЦЕ ИЗ ПЛОТИ, чтобы они ходили по заповедям Моим, и
соблюдали уставы Мои, и выполняли их. И будут они Моим народом, и Я буду их
Богом" (Иез 11,16-20) (3).
Это было то же утешительное Обетование верным, которое получил Иеремия,
когда размышлял о судьбе изгнанников. Бог не покинул людей Своих! Уход из
родной земпи очистит их ог духовных недугов, закалит их веру, и Бог будет
пребывать с ними на чужбине. А потом придет время нового Исхода, возвращения
блудных сынов. Им не нужно приносить в Халдее жертвы, ибо хотя Господь не
оставит их и там, но полное прощение ознаменуется возрождением падшего
Сиона.
Последнее, что видел Иезекииль, были херувимы с простертыми крыльями,
уносящие Славу Господню из среды города. И блеск Меркабы осенил Елеонскую
гору - ту самую, на которой Христос в последний раз явится ученикам во
славе.
Итак, отныне путь Израиля, указанный через пророка,-это путь
странствующей Церкви, которая следует за незримой колесницей Божией. Она
должна осознать свое прошлое, должна помнить, что от нее самой зависит -
быть ли с Богом или удалиться от Него.
На робкие вопросы, почему же дети страдают за грехи минувших поколений,
Иезекииль ответил недвусмысленным отрицанием родовой вины:
"Сын не понесет вины отца своего, и отец не понесет вины сына. Правда
праведного при нем и останется, а беззаконие беззаконного при нем. И
беззаконник, если отвратится от всех грехов своих, какие делал, и будет
соблюдать уставы Мои, и поступать законно, и праведно жить-не умрет... Разве
Я хочу смерти грешника, говорит Господь Бог,-а не того, чтобы он обратился и
был жив?" (Иез 18, 20-23).
Через личную ответственность открывается дверь для личного покаяния. В
этом Иезекииль-ученик Иеремии. Но впоследствии он пойдет дальше учителя. Он
станет искать путей для того, чтобы вера не замкнулась в тесные мирки, а
жила бы в едином организме Общины-Церкви.

x x x

И Иезекииль, и Иеремия-оба, таким образом, прониклись мыслью, что
временным очагом Израиля становится Халдея. Они были уверены, что дни
Иерусалима сочтены. События в скором времени оправдали их предвидения.
В 588 году в Египте воцарился новый фараон Хофра, внук Нехо, который
замыслил возобновить борьбу с Навуходоносором. Утвердившись в Финикии, он
отправил в Иерусалим письмо, обещая Седекии прислать войска и отряды
кавалерии, если тот отложится от Вавилона.
Как ни страшился Седекия идти на разрыв с Навуходоносором, но в конце
концов под напором сторонников войны он сдался. Когда наступил срок уплаты
дани. Иудейский царь, чувствуя, вероятно, что идет навстречу гибели,
отказался платить ее. Это означало формальное отпадение.
Известие о безумном решении Седекии быстро дошло до переселенцев.
Иезекииль в Тель-Абибе твердо заявил:
"Фараон ничего не сделает для него в этой войне, когда будет насыпан
вал и построены осадные башни на погибель многих душ. Он пренебрег клятвой,
нарушая союз, и отдал свою руку, чтобы сделать это. Он не уцелеет" (Иез 17,
17-18).
Все понимали, что Навуходоносор, опасаясь потерять Сирию, не станет
медлить. И действительно, очень скоро его огромная армия, наполовину
состоявшая из наемников, выступила на запад.
Свой лагерь Навуходоносор разбил в Рибле, там, где двадцать лет назад
была ставка Нехо. Первым делом он предпринял военные действия против
финикийских городов. Сидон капитулировал, но Тирский царь заперся на своем
полуострове и приготовился выдержать долгую блокаду.
Пользуясь этим вынужденным промедлением, Навуходоносор решил двинуть
часть своих войск на юг, чтобы расправиться с амонитами и иудеями. Говорят,
оракул внушил ему мысль в первую очередь напасть на Иерусалим. Кроме того,
он мог предполагать, что фараон сдержит слово и пришлет Седекии
подкрепление; нужно было опередить его и покарать вероломного вассала. У
Седекии после переселения 597 года было слишком мало людей, чтобы попытаться
дать бой халдеям. Хофра медлил с обещанной поддержкой. Оставалось укрыться
за стенами и ждать египтян.
Халдеи без особого труда заняли иудейскую территорию. Оборону держали
только три крепости: Азек, Лахиш и Иерусалим.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двенадцатая
НЕБЕСНАЯ КОЛЕСНИЦА. ИЕЗЕКИИЛЬ

1. Невзирая на попытки Кречмера, Гельшера, Форера и др. поставить под
сомнение подлинность Книги Иезекииля и расчленить ее, в настоящее время она
в целом признается библеистами хорошо сохранившейся и не утратившей
первоначального плана. Усматривают, правда, некоторую спутанность в
расположении первых глав. Их принято располагать следующим образом: 1-3, 15,
17-27; 14-15; 5-7; 8, 3-18; 9; 11, 24-25; 8, 1-2; 10, 20-22, 14-15, 9-17,
1-8, 18-19; 11, 22-25. План книги принадлежит, очевидно, самому пророку.
Датировка книги также не представляет значительных трудностей. Первая часть
ее (гл. 1-24), в основном касающаяся участи Иерусалима, написана в период
между 592 и 587 годами. Вторая часть, содержащая пророчества о народах (гл.
25-32), написана в период окончательной гибели Иудейского царства (587-582).
Третья часть относится к тому же времени и содержит (гл. 33-39) пророчества
о грядущем возрождении Израиля. Четвертая часть (гл. 40-48) написана в 572
г. Она касается устроения Общины после ее возвращения. См.: А.Gеliп.-RFIВ,
р. 541-542.
2. Обычно полагают, что образы херувимов навеяны пророку
вавилоно-aссирийскими крылатыми быками "шеду" и "карибу". Это вполне
возможно, но тем не менее следует помнить, что образ крылатого существа
известен издавна в религиозном искусстве многих народов (египтян,
финикийцев, хеттов, урартов, греков, жителей Мари и Миттани). У израильтян
херувимы были единственным сакральным изображением, допущенным со времен
Моисея. Таким образом, когда видение преломилось в сознании пророка и его
художественном воображении, оно и вне связи с месопотамской культурой могло
принять форму крылатых существ (см.: М. Скабалланович. Первая глава Книги
пророка Иезекииля, 1904; Wаlter Eihordt. Рrophet Ezechiel, р. 57). Богословы
подчеркивают, что эти необычайные формы видения пророка означали безмерность
Божественной Славы. "Никогда еще,- говорит Ж. Даниелу,- опыт
трансцендентности Бога не был выражен с такой интенсивностью. Здесь как бы
последовательное уплотнение, как бы сферы углубления. Но если даже
проявление Славы в херувимах уже непереносимо для человека, если он падает
уже под тяжестью ангела, как говорит Рильке в своей Дуинской элегии, то как
можно предположить, что же такое Бог Сам по Себе?" (J. Danielои. Lе Dieu
d'Ezechiel. - "Bulletin st. Jean Baptiste", 1964, t. v-2, dес., р. 61).
3. В синодальном переводе здесь стоит: "некоторым святилищем", но
славянский ("в освящение мало") более точен. Буквально слово "меат" означает
"малое", "немногое". Это выражение, по-видимому, означает, что в изгнании
Царство Божие раскрывается лишь отчасти, а полностью только в последнем и
окончательном Богоявлении (см.: М. Скабалланович Книга пророка Иезекииля.
ТБ, т. VI, с. 290).