Мень А. История религии. Вестники Царства Божия

Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н.э.)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. ДО ИЗГНАНИЯ

Глава шестая
САМАРИЯ И СИОН
727-705 гг.

Вавилон и Египет две грозовые тучи,
а между ними Израиль молния.
Д. Мережковский

Говоря о наводнении, затопляющем Израиль, пророк Исаия избрал образ,
наиболее точно отражающий судьбу народа Божия в ассирийскую эпоху. Все выше
поднимались воды, все меньше становилась спасительная суша, превращаясь в
крохотный островок. Но трагедия Израиля усугублялась тем, что оба еврейских
царства собственными руками приближали конец. Мир, сплоченность, веру они
променяли на племенную гордость, распри и химерические проекты.
Когда в 727 году умер Тиглатпаласар III, самарийский царь Гошея вошел в
сговор с египтянами и стал задерживать посылку дани в Ассирию. Лазутчики
донесли Салманасару V о военных приготовлениях в Самарии, и Гошея как
изменник был схвачен и брошен в темницу.
Однако, лишившись своего царя, эфраимиты не опустили стяга восстания.
Нашлись военачальники, которые возглавили армию, а стены Самарии казались
скалой, которую не могут сокрушить никакие тараны. О причиненных вторжением
Тиглатпаласара бедствиях вспоминать не хотели; повсюду распевали задорную
песню повстанцев:

Обвалились кирпичи будем строить из камней.
Сикоморы порубили их заменим кедрами.
(Ис 9, 10)

В Иерусалиме между тем злорадствовали; Ахаз считал себя неуязвимым, так
как был верным вассалом "царя Вселенной". "Мы вошли в союз со Смертью,
говорили при его дворе, - и заключили договор с Преисподней, и когда придет
пожирающий меч, он не коснется нас".
Исайя обращался с предостережением к вождям обоих царств, но его не
желали слушать. Придворные пророки открыто смеялись над ним. Казалось, всех
охватило безумие. Положение Израиля в те дни Исайя изображал в виде пьяной
оргии, где уже нет ни одного здравомыслящего человека ( Ис 28, 7 сл.). Но
чем ясней ощущался конец этого "пира во время чумы", тем теснее и сплоченнее
становился круг верных последователей пророка. Он был для Исайи последним
островом народа Божия. Так говорит Владыка Ягве:

"Вот Я положил в Сионе камень, камень испытанный, драгоценный,
краеугольный, укрепленный прочно. Верный ему не будет посрамлен
И положу правосудие мерилом и праведность как отвес,
И истребит град ложное убежище, и унесет вода обманы
Рухнет союз ваш со Смертью, и договор с Преисподней не устоит"
(Ис 28, 16-18)

Под "драгоценным камнем" Исайя подразумевал веру тех, кто не изменил
слову Господню и войдет в Остаток народа Его.

x x x

Египет и на этот раз обманул надежды своих союзников, а в 725 году
войска Салманасара осадили Самарию. Библия в скупых выражениях говорит об
агонии северной столицы Израиля; известно только, что под ее стенами
ассирийцы стояли три долгих года. В течение этого времени, заглядывая через
зубцы стен в долину, израильтяне неизменно видели одно и то же: необозримое
море палаток, дым костров и зловещие очертания осадных машин. Временами у
них вспыхивала надежда: ведь ушел же Салманасар, так и не покорив Тира
Финикийского; может быть, и здесь он в конце концов отступит?
Однажды, когда третий год изнурительной блокады подходил к концу,
самарийцы заметили необычное оживление в стане врагов. По лагерю, вызывая
громовой рев солдат, ехала колесница, окруженная стражей. В ней стоял
широкоплечий человек в белой тиаре.. Салманасар не был больше властелином
Ассирии; заговор сановников возвел на трон человека, принявшего имя Саргон,
что значит "истинный царь".
Вероятно, этот переворот ободрил осажденных, но скоро они убедились,
что Саргон не собирается уводить армию. В одном только отношении появился
слабый просвет. По слухам, новый царь не был так жесток и беспощаден, как
его предшественники. Быть может, эти слухи и обещание Саргона пощадить
жителей ускорили капитуляцию города. Во всяком случае, известно, что после
вступления войск в город Саргон не разрушил его, как это делали обычно
ассирийцы. Двадцать семь тысяч человек были переправлены в Ассирию, где им
предоставили удобные места для жительства. Саргон был настолько великодушен
по отношению к побежденным, что, взяв в свою гвардию еврейские колесницы,
оставил при них и колесничих, которые таким образом оказались в
привилегированной части его войска.
Самария же была заселена людьми с востока. "Я поставил над ними моих
чиновников, надзирателей и наместников,- гласит надпись Саргона, обложив их
такими же налогами, какие платят ассирийцы". (1)
Постепенно Эфраим приходил в запустение, длительные войны и массовые
высылки подорвали его жизненные силы, обилие иноземцев превратило его в
безликую провинцию, населенную "подданными царя". В разоренной стране
вспыхнул голод, были случаи, когда стаи голодных львов забегали в самую
Самарию и утаскивали людей. Переселенцы решили, что все эти беды кара
местного Божества, и обратились к губернатору с просьбой прислать им
священника религии Ягве. По разрешению Саргона просьба их была удовлетворена
в Бетэль возвратили одного из священников, и он восстановил прежний культ.
Это был тонкий расчет на сохранение религиозной розни между Севером и Югом.
Вдобавок переселенцы, приняв веру в Ягве, не оставили и отечественных
суеверий.
"Сделал каждый народ своих богов,-говорит Библия,-и поставили в
капищах... Ягве они почитали и богам своим служили по обычаю народов, из
которых выселили их" (4 Цар 17, 29).
Одним словом, бедствие не только не сблизило северян и иудеев, но
привело к еще большему отчуждению.
Нанесенный Израилю удар был окончательным, и оправиться ему больше не
было суждено. Мы говорим "Израиль", ибо этим священным именем называло себя
Северное царство. Иудея для него была лишь провинцией, которая незаконно
покушалась на верховную власть над народом Ягве. В каком-то смысле северяне
имели основание считать себя средоточием Израиля. Их земли были обширнее
территории Иуды, у них находились древнейшие святыни, связанные с
героическими временами Иисуса Навина и Судей: Сихем, Шило, Бетэль, Дан.
Север гордился именами своих великих вождей: Деборы, Ифтаха, Гедеона,
Самсона, Эли, Самуила, Илия и Елисея. И вот теперь эта некогда полноводная
река Израиля иссякла. Жители Севера не были истреблены физически, но они
перестали существовать как Израиль, как богоизбранный народ Божий.
Большинство из них-и переселенные и оставшиеся незаметно утрачивали
религиозное самосознание и культурное единство. В этом отношении они
представляют настолько разительный контраст с южанами-иудеями, что в
исчезновение "десяти колен" долгое время отказывались верить. Народные
легенды называли то Африку, то Бирму, то Китай как место, куда они скрылись.
Но в действительности от "Десятиколенного царства" осталась лишь горсточка
сектантов-самарян; прочее же его население либо слилось с иудеями, либо
бесследно распылилось среди племен и народов Востока.

x x x

Падение Самарии было не только национальной катастрофой, но означало
крушение великих надежд на данное Богом Обетование. Неужели Господь нарушил
Свое слово? Неужели Он отказался от Своего народа? Израильский поэт того
времени излил эти чувства в страстной молитве-жалобе:

Пастырь Израилев, внемли! Водящий, как овец, Иосифа,
восседающий на херувимах, Яви Себя!
Пред Эфраимом, Вениамином и Менаше
воздвигни силу Свою и приди спасти нас!
Боже, восстанови нас, да воссияет Лик Твой, и спасемся!
Ягве, Боже Сил! Доколе будешь Ты гневен к молитвам народа Твоего?
Ты напитал его хлебом плача и обильно напоил его слезами,
Ты унизил нас перед соседями нашими, и враги наши глумятся над нами .
Псалмопевец вспоминает те дни, когда Господь принес из Египта виноградную
лозу, расчистил для нее место и она пустила корни и ветви. А теперь не Сам
ли Виноградарь истребляет дело рук Своих? Для чего Ты разрушил ограды ее,
так что все прохожие ее обрывают?
Вепрь лесной подрывает ее, и зверь полевой объедает ее. Боже Сил!
Обратись же, воззри с неба и посмотри, и посети виноград сей,
Сохрани то, что насадила десница Твоя, и поросль, которую Ты рассадил
для Себя. Молитва кончается намеком на некоего вождя Израиля, быть может, на
главу самаринского восстания. Он не назван царем, но певец видит в нем
избранника, на котором, как в древности, почил Дух Ягве. Да будет рука Твоя
над мужем десницы Твоей и над сыном человеческим,
которого Ты утвердил Себе, И мы не отступим от Тебя,
Оживи нас, и мы будем призывать имя Твое Ягве, Боже Сил!
Восстанови нас, да воссияет Лик Твой, и спасемся!
(Пс 79)

Ответ на эту мольбу и на этот вопль был дан уже устами Амоса, Осии и
Исайи. Эфраим нарушил чистоту веры, изменил Завету Моисея и теперь пожинал
плоды своих дел. Соперничество колен было поставлено в Израиле выше
религиозного единства. Распад царства стал одновременно "церковным
расколом". Храмы Дана и Бетэля были противопоставлены храму Иерусалимскому.
Это явилось роковым "грехом Иеровоамовьм", о котором постоянно говорится в
Библии. Более всего другого эта распря привела Самарию к гибели.
В толкованиях св. Отцов раскол между Израилем и Иудой иногда
рассматривался как ветхозаветный прообраз церковных разделений (2). И в
самом деле, трагедия христианского мира, охваченного враждой перед лицом
мусульман и других противников, как нельзя лучше может быть осмыслена в
свете судьбы еврейских царств. Участь Константинополя была предрешена
разделением церквей и явилась таким же историческим знамением, как падение
Самарии.
Можно указать еще на одну великую церковь, история которой повторила
судьбу Эфраима,- церковь Александрийскую. Родина монашества, давшая Антония
Великого и таких учителей Церкви, как Климент, Ориген и св. Афанасий, - она
была стерта с лица земли. И это случилось потому, что некая болезнь поразила
ее изнутри. Живя бок о бок с язычеством, в стране, где оно оставалось
наиболее жизнеспособным, египетские христиане страшились соблазнов и вели с
многобожием упорную борьбу. И в конце концов борьба эта выродилась в
настоящую войну. Разрушение языческих храмов, кровавые погромы и убийство
Гипатии, вот красноречивые свидетельства внутреннего кризиса Александрийской
церкви, который привел ее к краху. Нечто подобное видим мы и в Северном
царстве Израиля. Он также метался между языческим соблазном и яростным
фанатизмом.
С одной стороны, в Эфраиме издавна намечалась тенденция к превращению
ягвизма в национальную религию с языческими атрибутами. Соседство Финикии
привело даже к тому, что культ Ваала-Мелькарта стал мощным конкурентом
почитания Ягве и ему оказывалось царское покровительство.
Этой тяге к идолопоклонству, с другой стороны, противостоял ригоризм
воинствующих ягвистов, которые вдохновлялись преданиями времен покорения
Ханаана. Эфраимитом был Иисус Навин, провозгласивший священную войну, ее
проповедовали на Севере Дебора, Самуил, назореи и Сыны Пророческие. Здесь
Илия расправился с жрецами Мелькарта, Елисей благословил восстание Иегу, а
мятежный военачальник произвел кровавое избиение именем Ягве. В Иудее
священная война была переосмыслена как вера в чудесное заступничество Божие,
эфраимиты же продолжали видеть в ней путь насилия. Таковы были жестокие
противоречия, терзающие северный Израиль и в конце концов извергнувшие его
из лона народа Божия. Библейский автор подводит итог событиям 722 года в
кратких словах:
"И стали делать Сыны Израилевы дела неугодные Ягве, Богу своему... И
сильно прогневался Ягве на израильтян, и отверг их от лица Своего. И не
осталось никого, кроме колена Иудина" (4 Цар 17, 9,18).
Однако как конец Александрии и Византии не означал гибели их
драгоценного духовного наследия, так и падение Самарии не уничтожило
религиозных сокровищ Северного Израиля. Ведь именно там Осия открыл людям
тайну Божественной любви, там левиты хранили Книгу Завета, там жило и
раскрывалось Предание ветхозаветной Церкви.
Но как случилось, что с падением Самарии эта северная традиция не
исчезла, а вошла в традицию иудеев, в составленную ими Библию? Заслуга здесь
принадлежит тем людям, которые после 722 года пришли с севера в Иерусалим и
принесли с собой свою веру и свои книги. Эти переселенцы не могли быть
просто беженцами: после установления мира жизнь в Эфраиме наладилась и стала
безопасной. Скорее всего мы имеем дело с сознательным "исходом". Избежавшие
высылки священники, левиты, учители не могли примириться с мыслью о том,
будто Бог изменил Своему Слову. Они знали, что самаринская трагедия не может
быть концом народа Божия. Кто-то должен был остаться носителем Обетования.
Все державы могут разрушиться, но слово Господне непреложно. И вполне
естественно, что взоры этих людей обратились к Иерусалиму. Не там ли, где
стоит древняя святыня, Ковчег Завета, отныне надлежит пребывать истинному
Израилю?
Мы не знаем, как встретили Исайя и его община переселенцев Севера, но,
несомненно, они должны были видеть в них единомышленников. Теперь ряды
ревнителей веры в Иерусалиме пополнились. И пришельцы, и Исайя усматривали
руку Ягве в том, что случилось с Самарией. Отныне уделом Божиим осталась
одна Иудея, пустынная и гористая. Ягве умалил Свой народ. Для любого из
языческих богов это было бы равносильно поражению, но величие Ягве в глазах
Исайи не измерялось, как мы знаем, внешней силой. Пусть земля Сиона сдавлена
между могучими державами, пусть в двадцати верстах от Иерусалима уже
начинается ассирийская территорияЯгве и на этом клочке земли исполнит Свой
Вселенский замысел. И чем слабее Иудея, чем меньше у ее царя оснований
полагаться на меч, тем очевиднее станет, что единственный ее Спаситель и
Царь-Господь. Она должна направить все свои силы на то, чтобы быть достойной
своего Бога, исполнить во всем волю Его.
Постепенно вокруг Исайи и его учеников образовалась своего рода "партия
реформ". В нее входили люди, которые не желали пассивно наблюдать за
событиями, но стремились внедрить в маленькой стране дух Моисеева Завета.
Программа этой группы сводилась к двум основным пунктам: соблюдению чистоты
веры и требованию социальной справедливости. Поборники реформ сумели
привлечь на свою сторону сына Ахаза, царевича Езекию. Езекия всей душой
примкнул к идее реформы, по-видимому, еще со своего вступления на престол. В
пылком и преданном вере юноше Исайя, быть может, некоторое время видел
нового Давида, обещанного Богом. Полагают, что именно Езекии был посвящен
псалом, в котором выражались идеалы Исайи, "кротких" "нестяжателей":

Боже! Правосудие Твое дай царю и праведность Твою сыну царя.
Да судит он по правде народ Твой и бедняков Твоих по справедливости.
Да принесут горы мир народу и холмы правду.
Да воздаст он правосудие бедным народа, и спасет сынов Сиона, и
низложит притеснителя.
(Пс 71)

x x x

В 715 году умер царь Ахаз, и Езекия, которому тогда было уже около
двадцати пяти лет, наследовал ему. Царям того столетия Библия, как правило,
дает нелестные характеристики, но Езекия составляет исключение. О нем
говорится не просто с одобрением, но в тонах почти восторженных, в
выражениях, которые употребляются по отношению к библейским праведникам:
"На Ягве, Бога Израилева, уповал он, и такого не было среди всех царей
иудейских и после него и до него, и прилепился он к Ягве, и не отступал от
Него, и соблюдал заповеди Его, какие заповедал Ягве Моисею" (4 Цар 18, 5).
Даже если сделать скидку на возможное поэтическое преувеличение, ясно,
что Езекия чем-то сильно выделялся среди прочих иудейских царей. Хотя
летописи того времени не сохранились, а Библия говорит о правлении его
кратко, можно не сомневаться в том, что главной заслугой сына Ахаза была
забота о религиозном возрождении страны. При нем наступило время торжества
единобожия, которое можно сравнить только с царствованием Давида, Иосафата и
правнука Езекии - Иосии.
Новый царь с первых же дней правления связал свою политику с идеями
"партии реформ". Есть все основания считать, что Исайя сразу же стал близким
к царю человеком и вдохновил его на проведение религиозных преобразований.
Правда, речей пророка от этого времени не сохранилось. Быть может, Исайя
считал нужным записывать лишь пророчества, произнесенные в моменты кризисов,
когда он обличал, грозил и предостерегал. Теперь же жизнь вошла в спокойное
русло; предстояла длительная и упорная работа, в которой существенную роль
должны были играть священники Иерусалима. Им издавна принадлежало право
излагать народу "тору", т. е. религиозное учение и заповеди. Исайя при этом
оставался духовным руководителем их деятельности и служения. Кроме того, во
всех предприятиях Езекии ясно видна направляющая рука пророка, хотя и не
везде упомянуто о его участии в государственных делах.
Первая мысль, внушенная царю пророком, заключалась в необходимости
укрепить Духовньй авторитет Сиона. Храм Бетэля, многочисленные святилища в
городах и селениях служили препятствием на пути к религиозному единению
Израиля. Сионский храм должен был стать главным знаменем народа Господня, к
которому обращены взоры всей Святой Земли. Это заложило бы основание и для
национального единства. В то время ассирийский контроль в северных областях
Палестины ослабел; Саргон вел войны далеко на Кавказе, и у Езекии возникла
надежда восстановить целостное царство под эгидой дома Давидова. Хотя о
восстании против Ассирии еще не могло быть и речи, но возвышение Иерусалима
явилось первым шагом на пути к независимости.
Согласно Библии, Езекия в первый же год своего правления объявил о
всенародном и торжественном праздновании Пасхи в городе Давида. До сих пор
она не была связана с Иерусалимом. Семьи в каждом городе и селении
участвовали в этот день в священной трапезе, установленной со времен Исхода.
С этим горжеством издавна соединяли праздник Опресноков, когда выпекали
пресный хлеб перед уборкой ячменя. Этим праздникам - пастушескому и
земледельческому-Езекия хотел придать характер Сионского торжества. Как
воспоминание об избавлении от рабства Пасха должна была отныне стать днем
прославления свободы, днем благодарственных молитв в Доме Господнем. Под
влиянием Исайи царь стремился также пробудить в народе дух покаяния.
Объявляя свою волю перед собранием священников, Езекия сказал: "Над отцами
нашими тяготел гнев Ягве, и вот теперь я хочу заключить Завет с Богом, чтобы
Он отвратил от нас Свой гнев". Таким образом, возвращение к чистоте древней
веры стало главным девизом преобразований (3).
Перед праздником царские гонцы отправились с трудной миссией на Север.
Они несли с собой послание Езекии, в котором "все, уцелевшие от руки царей
ассирийских", призывались в Иерусалим на пасхальные торжества. Это был
смелый шаг, поскольку наместник Самарии мог расценить это как
подстрекательство к мятежу. Но, как ни странно, послы не встретили
препятствий со стороны ассирийских властей, видимо не придавших значения
этой религиозной акции.
В Иерусалиме тем временем шла энергичная подготовка к празднику. Храм
был очищен от изваяний и фетишей, поставленных там при Ахазе и других
иудейских царях. Всевозможные реликвии, даже те, которые в глазах народа
относились к культу Ягве, извлекались на свет Божий и без колебаний
уничтожались. Царь приказал не щадить даже самого Нехуштана, знаменитого
медного Змея, с незапамятных времен находившегося в храме. Не остановило
Езекию и то, что это изображение было связано с именем Моисея.
Езекию тревожила мысль о том, как простые люди воспримут его скорую и
решительную расправу с почитаемыми "святынями". Огорчали его и приходившие с
Севера вести: эфраимиты встретили иудейских послов злобными насмешками. Даже
теперь, когда братоубийство принесло свой горький плод, вражда не утихала.
Лишь немногие евреи, жившие у берегов Галилейского моря, откликнулись на
призыв и пришли в Иерусалим справлять Пасху.
И все-таки праздник удался. После долгого перерыва открылись ворота
храма и дым всесожжении поднялся над жертвенником. Обряд был обставлен со
всей возможной торжественностью: гремели трубы, хор левитов пел гимны.
Пораженный неожиданным зрелищем, народ кричал от восторга; многие падали на
колени. Не вернулись ли времена Давида и Соломона? Вероятно, в этот момент
всех объединяло одно чувство: этот алтарь, этот старый Дом Господень есть
единственная святыня Израиля, камень Сиона, уцелевший среди ниспосланных за
грехи гроз. Ощущение живого присутствия Божия нигде не передано так ярко,
как в псалме, который мог быть сложен именно в это время, когда храм
открылся после долгих лет небрежения:

Как вожделенны жилища Твои, Ягве Сил!
Истомилась душа моя, стремясь в ограды Ягве,
сердце мое рвется к Богу Живому.
Даже птичка находит жилище себе и ласточка гнезда для птенцов своих.
У алтарей Твоих, Господи Сил, Царь мой и Бог мой!
Блаженны обитающие в Доме Твоем, непрестанно будут они прославлять Тебя
Блажен человек, чья сила в Тебе, чье сердце и пути направлены к Тебе!
(Пс 83)

Праздник кончился тем, что народ по слову царя разобрал городские
алтари Ягве в знак своей приверженности к Дому Господню. Эта мера вызвала,
однако, сильное недовольство у ревнителей старины. В посягательстве на
жертвенники они усмотрели оскорбление Бога Израилева. Впоследствии
ассирийцы, пытаясь подорвать авторитет Езекии, напоминали иудеям об этом
разрушении народных святынь.
Но ропот не мог омрачить торжества. "Радовался Езекия,- говорит Библия,
о том, что Бог так расположил народ, ибо это случилось неожиданно" (2 Пар
29, 36). По-видимому, царь ждал гораздо более сильного противодействия.
Одной из главных причин его первого успеха явилось то, что на его стороне
был такой авторитетный человек, как пророк Исайя.
Езекия не ограничился очищением храма и общенародным празднованием
Пасхи. Он хотел добиться того, чтобы в Иудее утвердилось подлинное "даат
Элогим" знание Бога, и поэтому энергично содействовал религиозному
просвещению. При нем был расширен штат писцов, занявшихся приведением в
порядок священной письменности Израиля. Такие корпорации существовали
повсюду при восточных дворах, но писцы Иерусалима, именовавшиеся "Мужами
Езекии", отличались тем, что подчиняли свою работу целям религиозной
реформы. Они собрали речи пророков, предсказавших падение Самарии, составили
новую Священную Историю, соединив ее два варианта -северный и южный (4). Они
выпустили сборник изречений "Мудрости". Этот сборник, приписываемый
Соломону, знаменовал появление нового жанра в библейской литературе. И не
случайно возник он в годы мира и просветительских трудов (5). В Книге Притч
мы не найдем ни проповеднического пафоса, ни бурных обличении, ни
мучительных борений души. Вся она-земная, уравновешенная, спокойная. В ее
тоне слышится голос умудренного старца, который более думает о добром
устроении жизни, чем о тайнах бытия. В Библии Притчи образуют полюс,
казалось бы, прямо противоположный пророкам. Даже имя Божие редко
употребляется в сборнике. Но это не должно вводить нас в заблуждение: как
вся последующая традиция мудрецов Израиля, книга ищет не просто правильного
пути жизни, но такого, который был бы согласен с волей Творца. Поэтому-то
этика Притч совпадает с нравственным идеалом пророков.
Книга осуждает формальное исполнение обрядов: благочестие без добрых
дел тщетно.

Кто отклоняет ухо свое от слушания Закона, того и молитва - мерзость.
(Притч 28, 9)

Мудрец призывает творить добро врагу, чтобы пробудить в нем угрызения
совести, высоко ставит трезвую ясность духа, самообладание, правдивость,
скромность, дружбу, трудолюбие, верность слову. Основная идея Притч -
возможность служения Богу в обыденной повседневной жизни. И поэтому, хотя
кажется, что Притчи сводят человека с неба на землю, на самом деле они
служат высокой религиозной цели. Писания мудрецов составили необходимое
дополнение к учению пророков. Не случайно, что в Своей проповеди Христос
соединил обе библейские традиции: в Евангелии мы слышим одновременно и
громовой голос Пророка, и тихую беседу Мудреца...
Знаменательно, что свои моральные требования Притчи распространяют на
всех: каждый человек несет ответственность перед Богом, ее не снимает ни
сан, ни власть. Как рыкающий лев и голодный медведь, так и нечестивый
властелин над народом.

Неразумный князь совершает многие притеснения, а ненавидящий корысть
умножает дни.
(Притч 28, 15-16)

Это было записано не со слов бродячего проповедника, а в царском
дворце, официальными писцами Езекии, которые посвятили сборник притч ему.
Езекия, последователь Исайи, стремившийся сделать Иерусалим истинным Градом
Божиим, не исключал себя из числа людей, подвластных Закону Господню.
Вдохновленное пророком и руководимое благочестивым царем движение не
могло остаться без последствий и в общественной жизни. Хотя Библия ничего не
говорит о социальных реформах в Иерусалиме, но есть свидетельства, что
Езекия упорядочил сбор пошлин, ограничил произвол и злоупотребления (6).
Итак, пророк Исайя должен был чувствовать удовлетворение-сбывалось то,
чего он так горячо желал: Иерусалим опомнился, раскаялся и вступил на верный
путь; вместо того чтобы заниматься бесплодными заговорами и лелеять пустые
мечты, он увеличивал свое духовное богатство, укреплял веру и стремился
согласовать свою жизнь с ее заветами. Не наступил ли день воцарения Ягве на
Сионе?.. Но скоро, слишком скоро теократическая греза была развеяна. Не
более двух лет продолжался спокойный и плодотворный период. Влияние Исайи
было парализовано людьми, сорвавшими дело реформы и вместе с ней
похоронившими надежду на близость Царства Божия на земле.
Антиподом Исайи, злым гением царя, явился некто Шебна, один из царских
писцов. Человек незнатного происхождения, он благодаря своим способностям
достиг высокой должности смотрителя дворца. Шебна возглавил партию "князей
Иуды", которые противились реформам, видя в них ущемление своих интересов.
Единственным способом отвлечь Езекию от его планов было соблазнить его
военными проектами, то есть тем, чего больше всего опасались Исайя и "партия
реформ".
Минувшие годы ничему не научили "князей Иуды", а многое и совсем было
забыто. Ассирийцы уже десять лет не тревожили Палестину; в окружении же
близких соседей: филистимлян, моавитян, идумеев-могущество Саргона
рисовалось уже чем-то далеким и почти нереальным. Казалось, стоит лишь
перестать платить дань - и дорога к свободе расчищена.
В 713 году Шебна и его сторонники получили возможность перейти от слов
к открытым действиям. В это время царь филистимского города Ашдода Азури
вошел в сговор с эфиопом Шабако, правившим в Египте. Шабако хорошо понимал,
чем угрожает неуклонное сближение границ Ассирии и Египта. Он обещал
филистимлянам поддержку в войне против Саргона, а те в свою очередь
обратились к Езекии и другим царям с предложением заключить союз против
Ассирии.
Шебна настойчиво убеждал Езекию принять предложение и, несмотря на все
противодействие Исайи, преуспел. Царь начал переговоры с Азури, а вскоре к
нему прибыли и египетские послы. Пророк понял, что пришло время снова
вступить в борьбу. Он произносил направленные против войны проповеди,
изобличая честолюбцев, толкавших Иудею в пропасть. Он показывал, насколько
бессмысленны надежды на Египет, ослабленный междоусобицами и неспособный
оказать никакой реальной помощи.
А тем временем филистимский берег как по волшебству уже наводнили
ассирийские войска. Верховный главнокомандующий Саргона начал осаду Ашдода.
Но и это не образумило партию Шебны, которая продолжала внушать Езекии
мысль, будто Египет не допустит поражения союзников.
Исайя больше не мог ждать бездействуя. Любой ценой нужно было
предотвратить участие Иудеи в войне. Однажды он появился на улицах города,
собрав вокруг себя толпы встревоженных жителей. Пророк предстал перед людьми
в странном виде: вместо почтенного мудреца-нагой юродивый, изображающий
пленного раба. На все вопросы он отвечал только одно: "В таком виде поведет
царь Ассирийский пленников из Египта и переселенцев из Эфиопии. И скажут в
тот день жители нашей земли: вот каковы те, на кого мы надеялись и к кому
прибегали за помощью, чтобы спастись от царя Ассирийского! И как бы мы
спаслись?"
Что произошло дальше - неизвестно. Из надписи Саргона мы узнаем, что
против него восстали не только Ашдод, Эдом и Моав, но и Иудея. Ашдод, был
разрушен в 711 году. Кара, однако, миновала Иудею. По-видимому, на этот раз
Исайя взял верх над "князьями Иуды", и в последний момент Езекия отказался
от участия в войне. Но Шебна не считал себя побежденным и только ждал
подходящего момента, чтобы возобновить свои происки.

x x x

Предсказание Исайи при его жизни не исполнилось; ни Саргон, ни его сын
не смогли покорить Египет; тем не менее именно в эти годы империя Ассура
приблизилась к зениту своего могущества. Владения ее простирались от Малой
Азии и Кипра до Палестины и Вавилонии. Правда, Вавилон едва не ускользнул из
рук ассирийцев. В то время, когда Саргон штурмовал Самарию, там захватил
власть халдейский царь Мардук-Палиддин.
Трудно найти человека, который бы с таким изумительным упорством вел
борьбу против Ассирии. Его портрет весьма мало вяжется с его биографией.
Скульпторы представляли царя в виде приземистого тучного бородача с
добродушным выражением лица. Между тем у Ассирийской империи не было более
опасного, смелого и изворотливого врага.
Саргон лично возглавил поход на Вавилон. Сопротивления ему не
оказывали, а многие даже встретили его как освободителя. Но самого
Мардук-Палиддина Саргону захватить не удалось. Когда ассирийцы торжественно
вступали в Вавилон, халдей уже был далеко в горах Элама. За ним выслали
погоню, но он скрылся на востоке, для того чтобы еще раз появиться уже при
преемнике Саргона.
Присоединив наконец Вавилон к своей державе, Саргон вознамерился дать
ей достойную столицу. Выбор его пал на местечко близ старинного города
Ниневии на Тигре. Там по повелению царя началось огромное строительство,
длившееся несколько лет. Город получил название Дур-Шарукин, Град Саргона.
Это было любимое детище завоевателя, он сам указал место, где будет стоять
его дворец, и непосредственно следил за выполнением проекта. Работы шли днем
и ночью. К 707 году крепость, дворец и башня-зиккурат были завершены. Вопрос
о населении города решился вполне по-ассирийски. "Людям со всех концов
света,-с гордостью писал Саргон,-разноязычным, проживающим в горах и
долинах... которых я увел в неволю, я приказал говорить на одном языке и
поселил их тут". Мог ли он предвидеть, что ему не суждено будет прожить в
своей столице и двух лет и что недалеко время, когда пески погребут
Дур-Шарукин на двадцать пять веков? Еще меньше он мог подозревать, какой
необычный соперник его власти жил в те дни в Иерусалиме. В то самое время,
когда властитель Ассура воздвигал свой великий город, пророк Исайя тоже
трудился для некоего всемирного царства. Оно рождалось не на полях сражений
и не под стенами крепостей, а без насилий и кровопролитий в доме, при
неровном свете лампы. Пусть оно вырисовывалось еще неясно, проступая как бы
в предрассветной дымке, но оно уже заявляло о себе как о реальности, как о
силе.
Пророк Исайя пишет.. Он мысленно идет по следам ассирийских солдат: вот
Тир Финикийский, окруженный парусами город-остров, башни его смотрят в
зеленые воды моря; вот равнины Моава с их несметными стадами овец, вот
обожженный солнцем Египет, а вот мрачные цитадели Ассура и, наконец,
Израиль, народ Божий, Иерусалим, Град Господень.
Исайя пишет... Он говорит о войнах, возмущениях, междоусобицах и
гибели, но заключает словами надежды. Возвещенное в Сионе имя Божие воссияет
над всеми народами, мир склонится перед истинным Богом. Ему посвятит себя
Тир, дары Ему принесут эфиопы. "В тот День жертвенник Ягве будет в земле
египетской и обелиск во имя Ягве на границе ее". Бури минуют:
"Поразит Ягве Египет, поразит и исцелит, и он обратится к Ягве, и Он
услышит и исцелит его. В тот День из Египта в Ассирию будет большая дорога,
и будет приходить Ассур в Египет, и египтяне в Ассирию. И египтяне с
ассирийцами будут служить Господу. В тот День Израиль будет третьим с
Египтом и Ассирией. Благословение будет на земле, которую благословил Ягве
Сил говоря: благословен народ Мой, египтяне, и создание рук Моих, ассирийцы,
и население Мое, Израиль" (7).
В тот час, когда были написаны эти слова, пророк победил императора.
Ассур и Египет, злейший враг и закоснелый идолопоклонник, символизировали
для Исайи весь языческий мир. Вводя их под сень благословения Божия, он
предвозвестил грядущее вселенское Царство, "в котором нет ни эллина, ни
иудея". Из тесного мирка национальной веры пророк вышел на просторы мировой
религии Духа.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава шестая
САМАРИЯ И СИОН

1. Краткие сведения о падении Самарии содержатся в 4 Цар 18, 9-11.
Царем, взявшим город, там назван Салманасар, потому что он начал осаду. Но,
согласно ассирийским надписям, закончил ее Саргон II (Pritchard, АNЕТ, р.
284). Египетским "царем", с которым Самария находилась в союзе, был,
согласно Библии, Сигор-4 Цар 17, 4. Египтологи считают, что это был один из
князей Дельты, которая распалась тогда на множество самостоятельных областей
(см.: Г. Брестэд. История Египта, т. 2, с. 234). Смуты, царившие в то время
в Египте, изображены пророком Исайей (19, 1-17). Порядок был восстановлен
только при эфиопе Шабако, воцарившемся около 715г. Есть данные, что
самарийское восстание не кончилось с падением города, но были еще попытки
военного сопротивления ассирийцам. См.: J. Вright. А Нistогу оf Isrаеl, р.
258.
2. См., напр.: 6л. Иероним. Творения, т. 13, с. 27
3. 2 Пар 8. В прежние времена экзегеты сомневались в достоверности
сообщений Книги Паралипоменон. Теперь историческая ценность ее гораздо
меньше подвергается сомнению; в частности, и рассказ о реформах Езекии в
начале его правления считается основанным на древних источниках (см.: W.
Rиdolf, Сhronikbucher в кн.: О. Еissfeldt. Наndbuch zum Alten Testament,
1955, S. 299). О происхождении праздника Пасхи рассказано в библейской
Священной Истории (Исх 12). Но первое упоминание о Пасхе как об особом
всенародном празднике мы находим в рассказе о реформах Езекии. История
праздника рассмотрена у R. dе Vаих (Аncient Israel, р. 484, ff).
4. Оба варианта Священной Истории (Элогист и Ягвист) в нынешней Библии
слиты воедино. Но бережность, с какой редактор-писец относился к источникам,
позволяет даже и в наши дни различать эти две мелодии, вплетенные в единую
библейскую симфонию. Об этом соединении двух традиций Пятикнижия см.: H.
Gаzеlles. Lа Тогаh-RFIB, I, р. 362.
5. В Египте и других соседних странах давно существовал большой интерес
к афоризмам - кладезю житейского опыта. Цари любили сборники изречений и
нередко сами пополняли их собственными записями. Соломон, во многом
подражавший своему тестю-фараону, также собирал "притчи" и записывал свои
мысли в форме маленьких четверостиший или пословиц. В них фиксировалась
Премудрость (Хокма). Этим словом называли секрет счастливой жизни и
правления, знание тайных механизмов общества и человеческой души. Знание
Премудрости открывало путь к справедливому и гуманному царствованию. О нем
Соломон молился перед Ягве, вступая в юные годы на престол (3 Цар 3, 5-15).
По своему стилю писания Премудрости были первоначально вполне светскими
произведениями, созданными людьми бывалыми и опытными. Но постепенно этот
занесенный в Израиль иноземный жанр стал приобретать иной характер. Чем
больше идеальное царство отделялось от сферы конкретной политики, чем больше
оно обрисовывалось как царство мессианское, тем больше становилась
Премудрость отражением Божественного Закона. В конце концов, уже после
Вавилонского плена, редактор Книги Притч прямо отождествил Премудрость с
управлением Вселенной Божественным Разумом (см.: А. Князев. Ветхий Завет.
Учительные книги. Париж, 1952; Л. Буйе. О Библии и Евангелии, с. 107 ел.; R.
Миrрhу. Introduction to the Wisdom Literature of the Old Testament, 1956, р.
15, ff; J. Мс Кепziе. Тhе Тwо-Еdged Sword, р. 239).
6. При раскопках в Иудее были найдены сосуды с царским штампом.
Предполагают, что это есть доказательство попытки ввести упорядоченность в
экономическую жизнь страны (см.: J. Вright. А Histогу оf Isrае1, р. 267).
7. Ис 19, 19; 19, 25. Некоторые авторы подвергают сомнению подлинность
этого последнего текста. Однако он настолько связан с предыдущим
пророчеством (гл. 19,1-24 и гл. 18), которое никем не оспаривается, и вообще
со всем духом учения Исайи, что нет серьезных оснований отвергать его. См.:
Я. Розанов. Книга пророка Исайи.-ТБ, т. 5. с. 332; К. Соrпill. Еinleitung in
das А.Т., S. 145.