Мень А. История религии. Дионис, Логос, Судьба

Греческая религия и философия от эпохи колонизации до Александра

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть III. НА РАСПУТЬЕ

Глава одиннадцатая
ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ
Афины, V в.

Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг -
И мы в борьбе с природой целой
Покинуты на нас самих.
Ф. Тютчев

У младшего современника Эсхила - Софокла (497-406) - вера в
человеческое начало выражена еще сильнее. Кажется, что он преодолел
пессимизм старых греческих поэтов. Гордо и уверенно звучит панегирик Софокла
в честь человеческого гения. Это настоящий символ веры "гуманизма":

В мире много сил великих,
Но сильнее человека
Нет в природе ничего.
Мчится он, непобедимый,
По волнам седого моря,
Сквозь ревущий ураган...

Покорение стихий поднимает смертных на самую вершину природного мира;
не существует преград для разума и энергии людей:

Создал речь и вольной мыслью
Овладел, подобной ветру,
И законы начертал,
И нашел приют под кровлей
От губительных морозов,
Бурь осенних и дождей.
Злой недуг он побеждает
И грядущее предвидит
Многоумный человек (1).

Сама жизнь Софокла могла повлиять на формирование такого взгляда на
роль и могущество человека. Баловень судьбы, красавец, атлет, музыкант,
Софокл был богат, здоров, окружен поклонниками. Когда Эсхил вместе с воинами
возвращался после Саламинской битвы, Софокл шел впереди процессии юношей,
встречавших победителей. Это символично: Эсхил сражается, а Софокл поет и
пляшет.
В атмосфере Периклова века Софокл проникся мыслью о величии
человеческой личности. В своей драме "Антигона" он изобразил девушку,
которую не сломили угрозы тирана. (Именно в "Антигоне" находится приведенный
гимн в честь человека.)
Но прошла молодость, закатилась звезда Перикла. Анаксагор был изгнан,
Аспазия - тоже; Геродот скитался на чужбине. Летом 432 года Спарта напала на
Афины, началась Пелопоннесская война. И тут как бы сами боги обратились
против города Паллады: вспыхнула чума, которая посеяла панику и
деморализовала афинян. В 429 году эпидемия унесла и Перикла. Он умер в
расцвете сил, не осуществив и половины своих замыслов. Пришло непонятное и
грозное, беспощадно разрушая все планы и мечты людей. А ведь так недавно
казалось, что свободная жизнь в свободном цивилизованном обществе ведет к
окончательному триумфу человека, к спасению от всех мировых зол!
Безоблачному оптимизму Софокла приходит конец. Он больше не может, как
Эсхил, верить в Провидение, Справедливость и гражданские идеалы - все это
рухнуло перед лицом Неведомых сил. Под непосредственным впечатлением смерти
Перикла Софокл пишет драму "Царь Эдип", которая отразила перемену в его
мыслях и чувствах.

x x x

Трагедия воскрешает одно из древних фиванских сказаний (2). В Фивах
свирепствует мор. Отчаявшиеся люди приходят к своему царю Эдипу, прося
спасти их; ведь Эдип - великий герой и защитник народа, его избрали монархом
после того, как он победил кровожадного Сфинкса, разгадав его загадки.
Эдип посылает вопросить оракула и получает ответ, что бедствие навлек
живущий в Фивах убийца прежнего царя, Лая. Но кто этот человек? Эдип
клянется, что разыщет его, и уверенно берется за дело: он вызывает старого
прорицателя-слепца Тиресия и умоляет его открыть имя преступника. И вот
тут-то начинает надвигаться неотвратимое...
Софокл настраивает зрителя на ожидание подкрадывающейся беды. То, что
сюжет ему известен, не умаляет напряжения. Напротив. С дрожью предугадывая
развязку, зритель испытывает жуткое наслаждение от каждой случайно
оброненной фразы и темного намека. Кажется, вот одно слово, один шаг - и все
останется в тайне, но нет - это всего лишь короткая передышка, и Рок снова
продолжает свое наступление.
Тиресий колеблется, он не хочет открывать имя убийцы, царь настаивает,
приходя в раздражение и ярость. Тогда пророк осторожно намекает, что в самом
Эдипе есть "кое-что достойное укора". Но властитель глух ко всем
предостережениям: он неотступно требует ответа и наконец получает его:

Заставлю же тебя
Я приговор свой собственный исполнить:
Беги от нас, не говори ни с кем -
Ты кровью землю осквернил, ты проклят!

Эдип поражен, но ни на секунду не сомневается, что пророк лжет. Это
заговор! Тогда Тиресий удаляется, всенародно объявив, что Эдип - убийца
своего отца и муж своей матери. Настороженный царь останавливает слепца:

Эдип. Слова твои загадочны.
Тиресий. Умеешь ты хитрые загадки разрешать.
Эдип. Над счастьем ли Эдипа ты смеешься?
Тиресий. То счастие тебя погубит.

Гнев царя обращается на брата жены, Креонта: это его происки, он хочет
завладеть престолом. Но в дело вмешивается царица Иокаста. Она смеется над
пророчеством: ведь Лаю было предсказано, что он падет от руки сына, и
поэтому он приказал бросить ребенка в лесу связанным. Убит же Лай был вовсе
не сыном, а разбойником на перекрестке дорог. Можно ли после этого верить
оракулам?
Упоминание о перекрестке заставляет Эдипа вздрогнуть; он начинает
торопливо расспрашивать: как выглядел Лай, как совершилось убийство. И
каждый ответ наполняет его ужасом. Невероятная догадка закрадывается ему в
душу. Страх овладевает и царицей.
Эдип велит найти последнего свидетеля - старого слугу Лая, которому
приказали умертвить младенца-царевича. А сам тем временем рассказывает
Иокасте, как до прибытия в Фивы он встретил на перекрестке дерзкого старика
на колеснице, который не хотел уступить ему дорогу. Старик хлестнул Эдипа
плетью, а тот в приступе ярости поверг наглеца наземь и без труда
расправился с его рабами. Что если этот убитый старик и Лай - одно лицо? Но
все же Эдип продолжает еще надеяться. Быть может, это ошибка, совпадение? Он
готов ухватиться за любую возможность. Иокаста утешает его, напоминая, что
сын ее и Лая погиб еще в младенчестве.
Теперь ждут старого пастуха. А тем временем речитатив хора звучит как
погребальная песнь:

Гордость рождает тиранов,
И многих, насытив безумьем,
Выше, все выше ведет их
К обрыву в пропасть (3).

Зритель уже готов к катастрофе. Перед ним Эдип - мечущийся, страдающий,
страстно желающий доказать себе свою невиновность. Между тем он уже обречен.
На мгновение тучи рассеиваются. Из Коринфа прибывает вестник, который
сообщает, что умер Полиб - отец Эдипа. В несчастном царе снова оживает
надежда. Он объясняет гонцу, что бежал из Коринфа, потому что ему было
предсказано, что он убьет отца и женится на матери. Но раз царь Полиб умер
своей смертью, то бояться нечего! Правда, еще жива мать... Но тут вестник,
думая утешить царя, открывает ему тайну: Эдип не родной сын коринфской четы
- он был найден ребенком в лесу и усыновлен Полибом... От надежд не остается
почти ничего. Окончательно уничтожит их старый пастух, готовый уже предстать
перед Эдипом.
Напрасно Иокаста умоляет мужа прекратить расспросы: в ослеплении он как
бы забывает об опасности, которая может крыться в признании очевидца. Он
надменно заявляет, что не стыдится низкого происхождения:

Но знаю: в том, что я - дитя Судьбы,
Всем радости дарящей, нет позора.
Судьба мне мать, и время мне отец:
Они Эдипа сделали великим
Из малого. Я родился от них
И не боюсь узнать мое рожденье!

Увы! Это последние слова Эдипа-царя, больше он не будет говорить как
власть имеющий. Сейчас он узнает, какая "мать" ему Судьба, и родится новый
Эдип: Эдип-преступник, Эдип - человек, искалеченный Судьбой.
Угрозами вырвано признание у пастуха. Да, он, Эдип, был сыном Лая, тем
самым, которого тот решился умертвить, боясь исполнения пророчества.
"Горе, горе! Я проклят",- кричит обезумевший царь. Но Судьба готовит
еще один удар: Иокаста повесилась во дворце. С воплем врывается Эдип в
спальню жены-матери и застежками ее пояса выкалывает себе глаза: он не хочет
больше видеть ни людей, ни солнца, он просит увести его, спрятать:

Ночь беспредельная,
Неотвратимая! Тьма несказанная,
Смерти подобная!
Еще в ней ярче образы кровавые,
Еще сильнее боль воспоминанья!

Аполлон отомстил за пренебрежение к его пророчеству. О, зачем не был
Эдип убит ребенком? Зачем чужая жалость спасла его? Он - сын, он - и муж,
дети его - его братья. "Нет, нет! Нельзя об этом говорить... Из людей не
вынес бы никто моих страданий".
Весь этот кошмар отцеубийства и кровосмешения усугубляется для него
мыслью о скверне, влекущей за собой проклятие. Но он сам казнил себя.
В последних сценах трагедии перед зрителем уже не гордый и вспыльчивый
властелин, а согбенный слепец, погруженный в тихую скорбь. Он уходит из
города как зачумленный. А хор говорит о тщете человеческого счастья, о
непрочности жребия смертных, о всевластии Судьбы, которую не может
преодолеть никто, даже победитель Сфинкса.

x x x

Таково это великое творение эллинского гения. Софокл видел триумф и
упадок Афин, его ужаснула бессмысленность смерти Перикла. Поэт осознал всю
ничтожность земных упований. Не он ли воспевал силу человека, гордую поступь
хозяина мира? Но теперь он говорит о том, как опасно смертному забываться:
пусть он могуч, что значит его власть в сравнении с Неведомым, которое
всегда стережет его?
Снова Мойра вырастает над миром, как маска Горгоны. Нет, она совсем не
Дике, не высшая благая Воля, она - лишь неумолимый порядок вещей, перед
которым человек бессилен. Такова, согласно Софоклу, правда жизни. В ней нет
места воздаянию в смысле нравственной ответственности. Ведь Эдип был
преступником невольным. Судьба действует, как бездушная машина.
Эсхил отождествил Рок и Справедливость. У Софокла Мойра тоже
справедлива, но какая это справедливость! Она меньше всего похожа на
небесный Промысл. Она просто действует как закон причинных связей,
равнодушный к внутреннему миру человека. Совершилось преступление - не
важно, сознательно или невольно; оно - реальный факт и влечет за собой столь
же реальные последствия. Здесь источник античного TERROR FATI - "страха
судьбы", немыми свидетелями которого остались маски греческого театра.
Конвульсивные гримасы этих бредовых ликов говорят о всепоглощающем ужасе
человека, подавленного Неведомым.
Но, рисуя борьбу Эдипа с Роком, Софокл не мог стать на сторону Судьбы,
как не мог бы быть на стороне чумы, свирепствовавшей в Афинах. Поэтому
поражение Эдипа он в каком-то смысле изобразил апофеозом.
Страдание делает злосчастного царя прекрасным, зрители плачут вместе с
ним. Как Сатана, терзавший Иова, но не тронувший его души, Фатум побеждает
Эдипа лишь внешне. Внутренне же он остался свободным; скорби и муки очищают
его. Он - выразитель духовного начала, нравственной воли человека. Зритель
видит его духовную силу и ощущает его невиновность, хотя в трагедии об этом
не сказано почти ни слова. И, таким образом, Эдип одновременно оказывается и
жертвой, и победителем Судьбы.
Означало ли это призыв к титаническому восстанию против Неведомого?
Вероятно, Софокл пережил нечто подобное. Но бунтом, как говорил Достоевский,
жить нельзя, и вот Софокл мучительно ищет нового решения, пытаясь вернуться
на путь, указанный Эсхилом.

x x x

Через двадцать лет после "Царя Эдипа" престарелый поэт вновь, как Гете
к "Фаусту", возвращается к прежней теме и пишет драму "Эдип в Колоне".
Действие ее разворачивается на родине поэта, в предместье Афин - Колоне.
К священной роще эвменид приходит убеленный сединами бездомный старик:
это Эдип, которого сыновья не желали принять в Фивы даже по прошествии
многих лет. Только нежно любящая дочь царя Антигона сопровождала Эдипа во
всех его странствиях.
Старец окрылен тем, что попал к эвменидам. Ему было открыто богами, что
именно под их сенью он обретет вечный покой, что здесь, вознагражденный за
страдания, он сделается носителем особого дара: там, где он останется -
живой или мертвый,- навсегда воцарится мир и процветание.
Колонцы, узнав в слепце печально знаменитого Эдипа, умоляют его
покинуть город: они боятся гнева богов. Царь старается тронуть их сердца
рассказом о своей участи, просит не гнать его хотя бы ради дочери. И тут
впервые он говорит о своей вине, доказывая, что он скорее жертва, чем
преступник. В его слова Софокл вкладывает уже новый взгляд на грех: он не
желает более примиряться с механическим понятием скверны. То, что Эдип был
преступником невольным, в корне должно менять дело. Но разве я знал, что
творю?
Я пред богами невинен! Когда люди узнают, что Эдип чист и что боги дали
ему волшебный дар, начинается борьба за него. Теперь он уже становится всем
нужен. Сыновья шлют гонцов, прося его вернуться, но старик не может забыть
их жестокости и не желает идти к ним. Он остается в Колоне, куда его
приглашает афинский царь Фесей.
Наступает последний час, возвещаемый раскатами грома. Боги возносят
Эдипа, он получит вечную жизнь и станет гением-хранителем приютившей его
земли.
По замечанию одного исследователя, Софокл хотел "в лице своего Эдипа
освободить человека от страшной тяжести идеи рока, доказать ему, что его
судьба сплетается для него справедливыми и милостивыми богами" (4).
Боги были виновны перед страдальцем, и вот они искупили свою
несправедливость; все участники драмы расквитались между собой. Таким
образом, Софокл возвращается к вере в божественную Дике, но спасение от
мучительного рабства Фатума поэт видит в старой религии, а это была попытка,
заранее обреченная на неудачу. Софокл явился, по существу, последним
настоящим язычником. Он не смог вдохнуть новую жизнь в отеческую веру.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава одиннадцатая
ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ

1. Софокл. Антигона, 332. Пер. Д. Мережковского.
2. В дальнейшем трагедия цитируется по переводу Д. Мережковского.
3. Эти слова (873-878) подтверждают догадку относительно того, что поэт
зашифровал в трагедии также и полемику против единоличной власти. Иокаста
означала мать-родину, а "мотив инцеста с матерью был символически сопряжен с
идеей овладения узурпированной властью" (С. Аверинцев. К истолкованию
символики мифа об Эдипе.- Сб. "Античность и современность", М., 1972, с.
95).
4. Ф. Зелинский. Харита; идея благодати в античной религии.- "Логос",
вып. I, 1914, с. 149.