Александр Мень. История религии. Том 2

Магизм и единобожие
В поисках пути, истины и жизни
Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть IV. НАРОД ЗАВЕТА

Глава двадцать вторая
ТЕОКРАТИЧЕСКОЕ ЦАРСТВО. СИОНСКИЙ ЗАВЕТ
Палестина, 1020-950 гг.

Будет непоколебим дом твой
и царство твое на веки
пред лицом Моим,
и престол твой устоит во веки.
Пророчество Нафана

"В Священном Писании, - писал Н. Бердяев, - нет оснований для
религиозно-мистической концепции самодержавной монархии и есть много
убийственного для этой концепции"522. Действительно, вся Библия проникнута
духом протеста против автократии. От Моисея до Эздры политическим идеалом
религиозных учителей Израиля оставался свободный союз верных, для которых
единственным авторитетом является Закон Божий. Это была, если употребить
слово, введенное Иосифом Флавием, теократия, но теократия не в смысле
правления духовенства, а в смысле подлинного Боговластия523. Священники
Ветхого Завета не были могущественной политической силой, подобной касте
жрецов Амона. Они приобрели влияние на государственный строй лишь после
плена, в V в. В истинной теократии царем был Ягве, и его заповеди были равно
обязательны как для простых крестьян и горожан, так и для нагизим -
предводителей, вождей, царей. В теократическом правлении, основанном
Моисеем, уже находились зародыши религиозной Общины, Ветхозаветной Церкви и
одновременно такого общества, которое построено не на произволе монарха, а
на конституции и законе.
В этом отношении Библия резко противостоит почти всему древнему
Востоку524. Египетское самодержавие, как мы видели, покоилось на мифе о
царях-магах, о воплощенных на земле богах. Фараон был божественным
существом, которому подвластны стихии. С этим взглядом не мог порвать даже
такой смелый человек, как Эхнатон.
Двуречье обожествило власть со времен Нарамсина, но даже шумеры, не
знавшие абсолютизма, верили, что "царская власть спустилась с небес". Монарх
рассматривался в первую очередь не как правитель, а как сверхчеловек. Цари
Мемфиса, Аккада, Крита были в глазах народа чудотворцами, от которых
зависели дождь, урожай, атмосфера.
В Ветхом же Завете монархия приемлется лишь как терпимое зло, как
несовершенное установление, порожденное грехами и слабостью людей. Она
допускается для того, чтобы народ Божий, который не смог осуществить
свободной теократии, не погиб от руки врагов, обессиленный раздорами.
Действительно, еще "Песнь Деворы" показывает, что религиозный Завет оказался
слишком слабым объединяющим началом для израильских колен. Возникла нужда в
"сильной руке", в светской власти. В Библии Бог говорит Самуилу: "Не тебя
они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними"525. И тем не
менее Ягве благословляет избрание царя ввиду несовершенства и слабости
народа. Самуил, объявляя об этом, открыто говорит о тяжком бремени, которое
отныне ляжет на плечи Израиля.
Даже если признать, что это предание было записано уже в царскую эпоху
под впечатлением тех бедствий, которые принесли цари, следует сказать, что
антимонархическая тенденция была старой тенденцией у израильтян526.
Еще в те времена, когда шла борьба между наследниками Гедеона, в народе
получила хождение притча о терновнике. В ней рассказывается, как деревья
выбирали себе царя. Ни одно благородное растение, ни маслина, ни виноградник
не согласились оставить свое природное место и дело; только колючий
терновник согласился принять корону. "Идите, покойтесь под тенью моей, -
надменно сказал он, - если же нет - то выйдет огонь из терновника и сожжет
кедры ливанские!" Смысл притчи прозрачен. Только негодные и надменные люди
приходят к власти, а прок от их царствования такой же, как тень от
терновника в палящий полдень527.
Если за два-три поколения до Самуила уже существовали такие
представления о царской власти, то нет ничего удивительного в том, что он
противился желанию старейшин избрать царя. Кстати, и отказ Гедеона принять
царский титул был бы немыслим без существования в Израиле сильного
антимонархического течения.

x x x

Политическая обстановка, угроза филистимского нашествия - все это,
несомненно, повлияло на Самуила и примирило его в конце концов с
необходимостью избрать царя. Однако он хотел, чтобы кандидат был выдвинут им
самим. Однажды, когда к нему за советом пришел молодой крестьянин Саул из
колена Вениаминова, он принял решение поставить именно его в качестве
"предводителя народа"528. После беседы с юношей Самуил возвестил ему волю
Ягве, но тот пришел в полное смущение. Нелюдимый, застенчивый, отличавшийся
странным порывистым характером, Саул ужаснулся одной мысли, что Бог ставит
его вождем. Тогда Самуил послал его в общину Бенеха-Небиим для того, чтобы
вселить в него мужество и веру в то, что он посвящен делу Божию. "Сойдет на
тебя дух Ягве, - говорил Самуил, - и ты станешь прорицать вместе с ними, и
ты станешь другим человеком"529.
Саул в точности исполнил повеление провидца. Вернувшись в родной город
Гиву, он встретился с Сынами пророческими, и вскоре горожане с изумлением
увидели, что сын почтенного землевладельца охвачен исступлением, подобно
бродячим пророкам.
Из этого библейского рассказа следует, что чаша священного елея,
которую Самуил вылил на голову Саула, оказалась недостаточной для "помазания
на царство". Саул должен был стать вдохновенным прорицателем, прежде чем
возглавить народ для борьбы. Таким образом, "Саул, подобно судьям, бывшим до
него, возвысился старинным путем, как харизматический герой"530.
Самуил воспользовался народным собранием, которое по его почину
происходило в Мицпе, и предложил провозгласить Саула царем. Саул, однако,
вновь пришел в смятение и спрятался. Когда его вывели перед всеми и народ
увидел его мужественную красоту и огромный рост - раздались восторженные
крики: "Да здравствует царь!"
И все же собрание кончилось ничем. Саул должен был показать свою силу,
доказать, что он действительно избранник Ягве. Без этого люди, привыкшие
покоряться только духовному авторитету, не могли принять Саула. "Ему ли
спасать нас?" - насмешливо говорили некоторые, глядя на молодого
крестьянина.
Саул тем временем вернулся в Гиву к своим привычным занятиям. Но все
происшедшее глубоко запало ему в душу. Он, очевидно, осознал, что призван
стать избавителем Израиля, и ждал только случая явить свою силу.
Случай представился очень скоро. Заиорданский город Ябеш (Явис) был
осажден амонитским царем. Пользуясь тем, что филистимляне угнетали Израиль с
запада, он стал предпринимать враждебные действия на востоке страны.
Амонитяне обещали пощадить жителей Ябеша только при условии, что все они
дадут выколоть себе правый глаз. Осажденные послали гонцов с просьбой о
помощи. Но никто не торопился на выручку. Весть о бедствии Ябеша и
бесчувствии израильтян к горю братьев дошла до Саула. В это время он
возвращался с поля, ведя своих волов. Выслушав гонцов, он пришел в ярость и
неистовство, "Дух Божий сошел на Саула", - говорит летописец; он заколол на
месте своих волов и, разрезав на части, дал куски кровавого мяса послам. Эти
куски мяса он велел нести спешно по городам как боевой призыв: "Так будет
поступлено с волами тех, кто не пойдет за Саулом и Самуилом!"
Угроза возымела действие. К царю собралось значительное ополчение; ему
удалось быстрым маршем достичь Ябеша и нанести поражение амонитянам. Этот
первый успех показал всем, что Саул может быть настоящим царем-воином, в
котором так нуждался Израиль.
Второе собрание народа прошло уже без протестов. Избрание Саула
получило общее признание. Однако Самуил, как повествует Библия, предупредил
всех израильтян, что они могут надеяться на благополучие только в том
случае, если будут по-прежнему видеть в Ягве своего высшего царя и чтить Его
Завет. "Если же вы будете делать зло - то и вы, и царь ваш погибнете"531.
Иными словами, царь был уравнен перед Богом со всеми Его подданными. Он
не бог и не маг, управляющий атмосферой, а простой человек, который так же
ответствен перед совестью и Законом, как и любой израильтянин. Ему дана
харизма быть нагидом - предводителем Народа Божия в его сражениях, он должен
вершить суд. И этим его роль и ограничивается. "Помазание" есть как бы
назначение его управителем "наследия Ягве", но отнюдь не возводит его в ранг
высшего существа.
Первые годы принесли Саулу быстрые успехи. Ему во всем помогал сын
Ионафан - одна из самых привлекательных личностей Ветхого Завета. Это он дал
сигнал к восстанию, разбив со своей дружиной филистимский гарнизон в Гиве,
он совершил героическое нападение на вражескую армию в окрестных горах.
Повсюду звучали боевые трубы, люди, готовые сражаться, стекались в
Гиву. Под большим тамариском, держа в руках неразлучное копье, сидел Саул,
принимая ополченцев. Никакого опыта в военном деле он не имел; уже будучи
царем, он по-прежнему оставался крестьянином с узким кругозором и
деревенскими привычками. Но на первых порах душевный подъем подавлял все его
слабости. Он делал отчаянные вылазки и не раз обращал в бегство филистимлян.
Но у него не было ни хорошего оружия, ни настоящей столицы, ни людей,
пригодных занимать административные должности. Хуже всего было то, что сам
царь постепенно стал чувствовать свою неполноценность. Вспыльчивый и
наивный, склонный к суевериям и беспричинным тревогам, он легко бросался из
одной крайности в другую. Он не сумел сохранить дружбу с Самуилом, и между
ними произошел разрыв. Причина его крылась, по-видимому, в антипатии Самуила
к царской власти вообще и в его подозрениях относительно Саула. Старому
пророку казалось, что царь стремится присвоить себе религиозные санкции.
Так, однажды между ними произошла размолвка из-за того, что Саул принес
жертву в отсутствие Самуила.
В конце концов Самуил полностью порвал с царем и удалился в свой город
Раму, где и жил до самой смерти, не встречаясь с Саулом. Крестный отец
еврейской монархии, он своими руками фактически развенчал "помазанника".
После этого разрыва Саул стал страдать припадками тяжелой душевной болезни.
Он терзался тем, что Ягве оставил его, болезненно воспринимал любой, даже
мнимый, намек на свое недостоинство, на несоответствие званию царя. Иногда
его страхи доходили до границ безумия. Современники приписывали это
воздействию злого духа. Только музыка успокаивала больного.
В это самое время в доме Саула появился Давид, человек, которому
суждено будет сменить его на троне и совершить переворот во всей истории
Израиля.

x x x

В ветхозаветной религии Давиду принадлежит особое место, хотя он не был
ни пророком, ни учителем веры. Он - основатель Иерусалима как духовного
центра Израиля, он - великий религиозный поэт-псалмопевец, его имя связано с
зарождением библейского мессианизма, составляющего самую суть Священной
Истории.
Однако следует помнить, что есть два Давида - Давид легенды и Давид
истории, и они сильно отличаются друг от друга. Легенда, приписывая Давиду
всю Книгу Псалмов, превратила его в мистика-индивидуалиста и чуть ли не в
христианского святого. Ополчаясь против этой легенды, некоторые увлекающиеся
критики готовы были изображать Давида бесчестным разбойником и свирепым
язычником532.
Давид истории - не мрачный злодей и не христианский святой, это
личность сложная и яркая, редкая среди венценосцев всех времен. Библия,
освещая историю его возвышения и правления, приводит источники, восходящие
непосредственно к его времени. Неведомый историк, писавший на пятьсот лет
раньше Геродота, сумел с неподражаемым мастерством запечатлеть реального
живого Давида во всей его противоречивости и эпическом великолепии. Это
менее всего панегирик, в котором замалчиваются теневые стороны героя. Мы
видим Давида обаятельного и щедрого, беззаветно отважного, великодушного,
хранящего свято любовь и дружбу, видим Давида пламенно-религиозного,
поэтичного и страстного. И одновременно это искусный тактик, необузданный и
властный человек, беспощадный к врагам, не пренебрегающий порой
сомнительными средствами для достижения своих целей. Таков Давид истории,
при жизни возбуждавший глубокую любовь и такую же ненависть, а после смерти
окруженный легендарным ореолом.
Давид произвел глубочайшее впечатление на современников. И в первую
очередь остался он в памяти народа не как великий воин и создатель Единого
Израильского Царства. (Библия, кстати, очень мало говорит об этой его
политической деятельности.) В нем видели человека, которого возлюбил Бог и
на котором почило Его благословение. Таким он был в глазах народа еще в
правление Саула, когда Давид был представлен ему как храбрый воин и искусный
музыкант.
Давид происходил из Вифлеема, небольшого иудейского городка. С детства
он пас стада своего отца Иессея и во время странствий по горам научился
владеть оружием и лирой533. Именно в таком человеке нуждался Саул. Он сделал
юношу своим оруженосцем, а его игра на инструменте развеивала меланхолию
царя. С этого момента начинаются драматические приключения молодого иудея,
приведшие его на вершины власти534.
В доме Саула Давид очаровывает всех. Наследник Ионафан покорен им и
делается его преданным другом, дочь царя Мелхола влюблена в него, он
становится необходимым человеком у Саула. Царь дает ему ответственные
военные поручения, которые Давид выполняет блестяще, женит его на Мелхоле и,
наконец, ставит его "начальником над военными людьми". Каждый шаг смелого и
красивого юноши приносит ему успех. Он глубоко предан Богу отцов и искренне
верит в Его постоянную помощь. Более сильному противнику он говорит: "Ты
идешь против меня с мечом, и копьем, и щитом, а я иду против тебя во имя
Ягве Саваофа, Бога Воинств Израилевых"535. Эта вера делает
двадцатипятилетнего полководца неуязвимым. Он наголову разбивает
филистимское войско, его с триумфом встречают восторженные толпы, а женщины
слагают песнь в честь его победы, в которой он ставится выше Саула. Иными
словами, Давид в глазах всех становится как бы антиподом мрачного царя,
терзаемого злыми духами.
Легко понять, что у мнительного Саула вскоре возникает подозрение
насчет любимца. Этот баловень судьбы, "белокурый, с красивыми глазами и
приятным лицом", начинает казаться ему опасным соперником. Возможно, до царя
дошел слух, что Самуил тайно помазал Давида на царство, предрекая падение
дома Саулова. Но даже если это и не так, огромная популярность Давида,
затмевавшая самого царя, была достаточным поводом для ревности. А если
добавить к этому психическую неуравновешенность больного Саула, то станет
ясным, как быстро атмосфера в Гиве стала угрожающей.
В припадках ярости Саул несколько раз метал копье в Давида, когда тот
играл на арфе. Становилось ясно, что царь решил уничтожить соперника. Но
дети Саула становятся между отцом и Давидом. Ионафан предупреждает друга об
опасности, навлекая на себя гнев царя, Мелхола спускает мужа из окна, когда
за ним приходит стража.
Давид скрывается из Гивы и бежит в Раму к старому Самуилу. Этот шаг
показывает, что юноша всерьез принял вызов, брошенный Царем. Рама - центр
оппозиции Саулу. И тщетно люди, посланные туда царем, пытаются найти
беглеца. Когда же сам Саул устремляется в погоню, припадок безумия
парализует его в Раме.
Остается тайной, о чем совещались Давид и Самуил. Но, несомненно,
пророк принял сторону Давида. А вскоре Давид получил союзника в лице
Авиафара - священника из Номвы, последнего отпрыска семейства Илия, некогда
охранявшего Ковчег. Это семейство служило при Эфоде, но по приказу Саула все
номвские священники были перебиты за сочувствие Давиду. Спасся один Авиафар,
который явился к Давиду и принес с собой Эфод536.
В течение некоторого времени будущий основатель Святого Града
скрывается в горах и пустынях. К нему стекаются всевозможные бродяги, беглые
слуги, недовольные, искатели приключений. Из этих отчаянных людей вне закона
образуется большой отряд дружинников. Давид умеет великолепно управлять этим
грубым народом. Его великодушие, отвага и сильная воля покоряют даже
разбойников.
Отряд вынужден постоянно менять свое местопребывание. Саул, одержимый
манией, уже не может более жить спокойно в Гиве. Он забрасывает дела и рыщет
по горам в поисках Давида. Несколько раз случай внезапно сталкивает их, но
Давид неизменно проявляет благородство по отношению к своему бывшему
господину.
Женитьба Давида на вдове богатого землевладельца (Саул выдал Мелхолу за
другого) улучшает положение его отряда. Теперь это уже внушительный лагерь,
располагающий своими стадами и землями. Но чем больше укрепляется Давид, тем
настойчивее становятся преследования Саула.
В конце концов Давид со своими людьми вынужден просить убежища у
филистимского царя Анхуса, который с радостью принимает его, довольный тем,
что Израиль лишился такого вождя. Анхус дает своему новому вассалу во
владение город Секелаг, откуда Давид делает постоянные набеги на бедуинские
племена. По тогдашним понятиям это означало "оставить наследие Ягве и
служить богам чужим"537. Но Давид и в Секелаге оставался верным Богу отцов.
При нем неразлучно находился пророк Ягве и Авиафар с Эфодом, через который
Давид постоянно вопрошал Бога538.

x x x

Между тем готовилась решающая битва между Саулом и филистимлянами. Царя
мучили страшные предчувствия. Он был уверен, что счастье навсегда покинуло
его. Все попытки узнать волю Ягве оказались тщетны. Оракул молчал: "не
отвечал Ягве ему ни во сне, ни через урим, ни через пророков". Единственный
человек, который мог бы поддержать царя, - Самуил - умер, не примирившись с
Саулом. В отчаянии царь прибегнул к последнему средству и под покровом ночи
отправился к колдунье, чтобы она вопросила дух Самуила. Полученный через
некромантку ответ окончательно сразил Саула: его и всю его династию ждала
гибель.
Разумеется, после бессонных ночей и тяжелых душевных мук Саул вышел в
бой как обреченный. С гор Гелвуйских он смотрел на вражеские войска, и один
вид их приводил его в смятение. Натиск филистимлян был подобен урагану.
Отряды Саула были смяты и обратились в бегство. Колесницы врага неслись за
ним по пятам, и стрелки поражали бегущих. Вот уже погибли трое сыновей царя,
и сам Саул был весь изранен стрелами. Не желая живым попасть в руки
филистимлян, он бросился грудью на собственный меч...
Смерть еврейского царя означала полное торжество филистимлян в стране.
Отныне они чувствовали себя хозяевами израильтян и хананеев. Тела Саула и
его сыновей они повесили на стене крепости Бефсана как трофеи. Но ночью
жители Ябеша, некогда спасенного Саулом, сняли трупы и предали их
погребению.
Давида глубоко поразило известие о гибели Саула и Ионафана. Несмотря на
вражду и соперничество, его связывали с царским домом узы любви и дружбы.
Кроме того, невольный вассал филистимлян, он мучительно переживал поражение
Израиля и свое отсутствие на поле боя. На смерть Саула и Ионафана он сложил
элегию, которая проникнута такой искренностью, что нет оснований считать ее
плодом только политического расчета:

Красота твоя, о Израиль, лежит поверженная на высотах твоих!
Как пали герои!..
Вы, горы Гелвуйские! Да не падет на вас ни роса, ни дождь - поле
мертвых!
Ибо там брошенный лежит щит героев,
Щит Саула, не помазанный елеем...
Вы, дочери израильские! Плачьте о Сауле:
Он одевал вас в багряницу с драгоценностями И привешивал к одеждам
вашим золотые украшения.
Как пали герои на поле брани! Сражен Ионафан на высотах твоих!
Скорблю я о тебе, брат мой Ионафан. Как ты был дорог мне!
Любовь твоя была для меня чудеснее любви женской.
Как пали герои! Не стало оружия бранного!539

Итак, первый "предводитель народа Божия" погиб на поле битвы. Он был
царем, целиком зависящим от следования Богу. Едва только он захотел
поставить свою волю над божественной волей, возвещенной пророком, как "Дух
Ягве" покинул его и он стал бессилен. Правда, остатки его войска во главе с
двоюродным братом Саула скрылись за Иорданом и там провозгласили царем
принца Иевосфея, но никакой реальной власти этот наследник Саула не имел.
Между тем Давид почувствовал, что настало его время. По совету
священника и пророка он собрал всех своих людей, свои стада и имущество и
двинулся из Секелага в родную Иудею. Там в городе Хевроне у него было много
сторонников. Старейшины иудеев встретили его как единственного человека, на
которого можно опереться. Он предстал перед ними в ореоле своих прежних
заслуг и был единодушно признан царем Иудейским. Дело в том, что Иудея
благодаря своей обособленности не слишком считалась с властью Саула. Давид
же был для южан куда более близким, чем Иевосфей, живший за Иорданом.
Несколько лет продолжалось соперничество между сторонниками Давида и
Иевосфея. В этой борьбе Давид старался проявить максимум справедливости, и
для своего времени он отличался несомненным великодушием. После того как
Иевосфей пал жертвой заговора, Давид взял под свою защиту прямого наследника
- сына Ионафана - в память погибшего друга.
Давиду исполнилось тридцать лет. На его пути никто не стоял. Народное
собрание в Хевроне провозгласило его царем над всеми коленами.
"Вот мы - кости твои - и плоть твоя, - говорили старейшины. - Еще
недавно, когда Саул царствовал над нами, ты был вождем Израиля. И тебе
сказал Ягве: ты будешь пасти народ Мой"540.
Оставшиеся в живых потомки Саула были окончательно отстранены. Мелхола
- первая жена Давида, дочь Саула - была еще при жизни Иевосфея возвращена
Давиду, и это как бы закрепило его наследственные права. Итак, воин-певец,
беглец и вассал филистимлян превратился в израильского царя. Это произошло
около 1000 г.
Давид, несомненно, видел во всех превратностях своей судьбы
водительство Бога Израилева, Который избрал его для спасения народа. Хотя
вера Давида и носила на себе печать того варварского времени, она была
искренней и пламенной, являя пример личного живого отношения к Богу.
Если мы хотим составить верное представление о вере и характере Давида,
то должны обратиться к одному псалму, который, несомненно, ему принадлежит.
Это великолепное, полное ярких монументальных образов славословие, дышащее
ароматом поэзии Востока, приоткрывает завесу времени и вводит во внутренний
мир переживаний Давида541:

Возлюблю Тебя, о Ягве, оплот мой!
Ягве, скала моя, крепость моя, мой избавитель.
Бог мой - скала убежища моего, Щит мой, рог спасения моего, крепость
моя.
Прославляемого Ягве я призову И спасусь от врагов моих.
Муки смертные объяли меня, Гибельный потоп устрашил меня,
Цепи преисподней опутали меня, И сети смерти окружили меня,
В томлении моем воззвал я к Ягве, Взмолился я к Богу моему,
Из чертога своего Он услышал голос мой, И мой вопль дошел до слуха Его.
Загудела и содрогнулась земля, Задрожали основания гор
И тряслись от гнева Его. Дым поднялся от ноздрей Его,
И пылающий огонь от уст Его, Раскаленные уголья рассыпались от Него.
И склонил Он небеса, и сошел Он вниз Во мгле, окружающей ноги Его.
Он встал на херувима и полетел, Понесся на крыльях ветра.
И Он сделал мрак одеянием своим, Темные тучи покровом своим.
От вспышек пламени Его бегут облака, Падает град и уголья...
Простирает Он руку с высоты и берет меня, Извлекает из вод великих,
Избавляет меня от могучего врага,
От ненавидящих меня, когда они усилились...

В этом псалме весь Давид: восторженный, горячий, беззаветно верящий в
помощь и покровительство Бога Израилева. Он зовет Его в тяжкий час, и Бог
отцов слышит его. Он покидает свои неприступные вершины и в урагане мчится
защитить от врагов своего избранника. Ягве, преломившийся через призму души
Давида, - это Бог-воитель, грозный микеланджеловский Саваоф, парящий среди
молний над ревущей стихией. Но внезапно в космические раскаты псалма
вторгаются иные звуки:

Ягве воздал мне по правде моей,
По чистоте рук моих наградил меня,
Ибо я держался пути Ягве
И не был нечестивым перед Богом моим,
Ибо - предо мною все заповеди Его,
И от заветов Его не отступал я,
И я был непорочен пред лицом Его,
И остерегался я впасть во грех...
Угнетенных людей Ты спасаешь
И одним взглядом поражаешь надменных542.

Это знаменательные слова! Бог Давида, Властитель первобытного
человечества, Ягве-Воитель, Который с грохотом проносится в облаках на
херувиме, повелевает людям быть чистыми, милосердными, непорочными...
Великое, священное мгновение! В древнем псалме мы становимся свидетелями
совершающегося чуда. Сквозь покровы наивной, грубой веры пробиваются первые
лучи Истины. Свет борется с предрассветным мраком, и борьба их совершается в
душе человека. В этой борьбе разгадка личности Давида.

x x x

Пока шло соперничество между Иудеей и сторонниками Сауловой династии,
филистимляне не вмешивались в эту распрю, т. к. она была им выгодна. Но едва
только стало известно, что Давид воцарился в Хевроне, как они немедленно
двинули свое войско против недавнего вассала. Объединение страны-данницы не
входило в их планы.
Но дружина Давида уже имела большой боевой опыт. Когда неприятель вышел
на равнину Рефаимскую, воины Давида сумели напасть на них с тыла и нанести
тяжелое поражение. До самого Газера преследовали израильтяне филистимлян.
Эта победа положила конец зависимости Израиля. Впоследствии несколько
кампаний Давида на западе полностью обессилили филистимлян и принудили их
заключить мир.
Если Саул был просто военным вождем, а в мирное время мало чем
отличался от других богатых земледельцев, то Давид проявил себя одаренным
правителем.
Он уделял много времени ведению судебных дел и прославился как
справедливый и проницательный судья. Он умел ослаблять сепаратизм колен,
оказывал покровительство хананеям, которых признавал равноправными членами
общества. В состав его армии входили отряды наемников - филистимлян, критян,
среди полководцев его были хетты и хананеи. Давид создает необходимые
государственные должности, при его дворе появляются секретарь и летописец
("мазхир" и "софер"), он проводит всеобщую перепись. Военные успехи Давида
привели к созданию империи, объединившей не только родственные евреям народы
- амонитян, идумеев и моавитов, но и области арамеев-сирийцев до самого
Кадеша на Оронте. Северные соседи - финикийцы - вступили с Давидом в
дружественный союз.
Но самым большим достижением Давида было создание общеизраильской
столицы. Он не захотел остановить выбор ни на одном из старых городов,
каждый из которых принадлежал тому или иному племени и мог стать причиной
раздоров. Царь обратил свой взор на мощный замок Сион, возвышавшийся над
потоком Кедронским на высокой скале. Он находился в руках небольшого
хананейского клана и считался неприступным. Ходила поговорка, что Сион могут
защитить слепой и хромой. Однако Давида не остановили трудности, и он,
невзирая ни на что, сумел овладеть Сионом. Замок был назван "Град Давида", а
окружавшему его городу было возвращено древнее его название Иерусалим543.
Так родилась священная библейская столица. В те далекие дни долины,
окружавшие ее стены, были настоящими пропастями, хорошо защищавшими горную
цитадель от прямого нападения. Стены, сложенные из огромных камней,
возвышались над ущельем, готовые встретить напор любого врага.
Давид понимал, что его новый город должен стать знаменем единства для
всей державы. Ни эфоды, ни урим не могли служить залогом присутствия Ягве со
своим народом. Давид совершенно оставляет талисманы и оракулы и обращается к
древней Моисеевой святыне - Ковчегу Завета.
Все эти годы Ковчег находился на хранении в частных руках. Давид решает
торжественно перенести его в новую столицу и тем самым сделать Сион - Святым
Градом.
Около 995 года произошло торжественное перенесение "Трона Ягве" в
Иерусалим544. К стенам Града Давидова стекались многотысячные толпы со всех
концов страны. Народ восторженными криками сопровождал процессию. Гремели
литавры, ревели трубы, а на плечах у левитов, как во время странствий, вновь
покачивался Ковчег, прошедший долгий путь от Синайских гор, побывавший в
битвах и в филистимском плену. Теперь скитания его закончились. Ворота
крепости были открыты для того, чтобы принять палладиум народа Божия. И
отзвуком героических Моисеевых времен звучал гимн Ковчега, как радостная
хвала, как победный марш, как песнь ликования:

Восстанет Бог - рассеются враги Его,
И побегут ненавидящие Его от лица Его.
Как рассеивается дым, так рассеиваются они.
Как тает воск перед огнем,
Так злые погибнут пред лицом Божиим,
А справедливые возрадуются и возвеселятся пред Богом,
Они восторжествуют в ликовании и радости.
Пойте Богу, превозносите Его,
Прославляйте имя Его, шествующего в облаках,
Имя Его - Ягве! Торжествуйте пред лицом Его!
Отец сирот и защитник вдов,
Бог - в обители своей святой.
Бог скитающимся дает дом,
Освобождает узников от цепей,
Только непокорных оставляет в знойной пустыне.
Боже, когда шел Ты пред лицом народа Твоего,
Когда шествовал Ты по пустыне,
Земля содрогалась; небеса таяли
Пред лицом Божиим,
Пред лицом Божиим,
Пред лицом Бога Израилева...
Что вы смотрите завистливо, горы высокие,
На гору, где Бог восседает на престоле,
Где Ягве будет обитать вечно?...
Колесниц Божиих мириады, их тысячи тысяч,
Господь грядет с Синая во святилище,
Страшен ты. Боже, во святилище Твоем,
Бог, Бог Израилев,
Он дает силу и крепость народу своему.
Благословен Бог!545

Сам царь в белых одеждах шел впереди Ковчега, играя на арфе. Через
каждые несколько шагов процессия останавливалась, и перед святыней приносили
жертву.
Когда Ковчег вносили в ворота цитадели, всех охватил восторг, раздались
нестройные крики, перекрываемые пронзительными звуками фанфар. Давид же,
забыв о своем царском достоинстве, кружился, подобно Сынам пророческим, в
бурной пляске "перед лицом Ягве"...
Воскрешая традицию кочевой эпохи, Давид не внес Ковчег в дом, но
поставил его под сенью походного шатра. Празднество закончилось обильным
жертвоприношением и угощением народа. Рассказывают, что, когда Давид
вернулся домой, жена его, дочь Саула, Мелхола, укоряла мужа за пляску,
показавшуюся ей непристойной, роняющей авторитет монарха. На это Давид
ответил: "Перед лицом Ягве, Который предпочел меня отцу твоему и всему дому
его, утвердив меня вождем народа Ягве - Израиля, перед Ягве буду плясать и
играть". Из этих слов явствует, что Давид видел во всех своих успехах знак
избранничества.

x x x

Перенесение Ковчега на гору Сион явилось событием исключительной
важности. Был основан духовный центр для ветхозаветной религии, которому со
временем суждено будет играть огромную роль. Иерусалим станет Святым Градом
народа Божия, а впоследствии - Церкви. В прежние годы Ковчег в походах
скитальцев был знаком Богоприсутствия, теперь оно откроется в городе Давида
через храм, через веру пророков и мессианистов и завершится явлением царя
Иудейского.
Удивительная судьба ожидает Иерусалим. Здесь прозвучит мощный голос
великих духовидцев Исайи и Иеремии, здесь будет совершаться великая драма
веры, здесь воздвигнут будет крест Христов, здесь родится Церковь и
прольется кровь первого мученика. Иерусалим не потерял притягательной силы
за тридцать веков, за него борются, как боролись во времена Тита,
крестоносцев или Саладина. "Город был взят тридцать шесть раз, при этом по
крайней мере два раза завоеватель сравнял его с землей. Но он всякий раз
снова возникал - этот город, более вечный, чем Рим"546.
И хотя Иерусалим существовал уже за пятьсот лет до Давида, но сделал
его тем, чем он стал, только Давид, перенеся в него Ковчег Завета.
Еще когда Ковчег пребывал в Силоме, там был построен для него "Дом", т.
е. храм. Он был, очевидно, разрушен филистимлянами. Теперь, когда перед
роскошным царским дворцом, отделанным драгоценными породами дерева, стоял
убогий шатер, покрывавший Ковчег, у Давида, естественно, возникла мысль о
сооружении храма в Иерусалиме. Однако этот замысел встретил противодействие
со стороны пророка Нафана. Библия мало говорит об этом человеке, но те
скудные сведения, которыми мы располагаем, указывают на то, что этот пророк
пользовался огромным нравственным авторитетом во времена Давида. С ним
связаны некоторые поворотные моменты жизни царя.
Нафан, вероятно, был, как и многие другие пророки, назореем, не
принимавшим цивилизаторских нововведений и предпочитавшим патриархальную
простоту Моисеевых времен. Он настороженно относился к финикийским веяниям,
которые стали проникать в Израиль. Построение храма было для пророка актом
подражания язычникам. Ягве был Богом, возлюбившим горы и пустыни, "не жившим
в доме с того времени, как вывел Сынов Израиля из Египта"547.
Тем не менее, ревность Давида о славе Божией в глазах Нафана,
несомненно, заслуживала высшей похвалы. И пророк изрек на царя и на его род
прорицание, ставшее впоследствии символом веры тех, кто ожидал полного
осуществления Царства Ягве на земле.
Пророчество Нафана не было освящением монархического принципа, но
обещало благословение Божие Давиду как избраннику. Это было особое,
исключительное обетование царю, воплотившему в себе веру и преданность Богу
народа Израилева.
"Будет непоколебим дом твой, - гласило пророчество, - царство твое
навеки пред лицом Моим, и престол твой устоит во веки"548.
В одном древнем тексте, приписываемом Давиду, это обетование выражается
в форме Завета, который Бог заключает с "предводителем народа". От вождя
требуется праведность и страх Божий, тогда и Бог исполнит обетование, "завет
вечный, твердый и непреложный". Это обетование говорит об идеальном Царе из
рода Давида, который станет основателем Царства Божия на земле. В течение
веков эта вера в Грядущего Царя и Царство будет все более и более
просветляться и одухотворяться. Она станет символом величайшего чаяния
народа Божия, и в словах Благовещения прозвучит вновь, через десять веков,
пророчество Нафана. Когда Иисус Назарянин явится среди людей, вера в Него
будет исповедана словами этого пророчества. Он будет назван Помазанником,
Мессией, сыном Давида.

x x x

Всякий союз подразумевает известные условия. Точно так же и Завет Божий
есть не только обетование, но и требование. Быть может, Давид, подобно
другим царям Востока и Запада, полагал, что Высшая Сила будет всегда
покровительствовать ему и даже покрывать его преступления. Но именно
здесь-то и обнаружилось, что Бог Израилев - это не бог царя или династии, но
Бог, взыскующий правды, для которого все люди одинаково ответственны за свои
поступки. Тот самый пророк Нафан, который изрек благословение на род Давида,
при других обстоятельствах выступил как обличитель и судья монарха.
Этот эпизод имеет огромное значение для понимания ветхозаветной религии
в ее отношении к власти549 .
Однажды весенним вечером царь прогуливался по крыше своего дома. В
саду, примыкавшем к царскому, он увидел купающуюся женщину необыкновенной
красоты. Он послал разузнать о ней. Это оказалась Батшеба (Вирсавия), жена
царского гвардейца - хетта Урии. Увлеченный внезапно вспыхнувшей страстью,
царь приказал привести Батшебу к себе, а хетта отправил в самое опасное
место сражения, где тот был вскоре убит. После этого жена Урии стала
четвертой женой Давида.
Случай вполне обыкновенный в истории восточных деспотий, однако
завершение его оказалось совершенно неожиданным. Вероятно, Давид хранил в
тайне свою причастность к гибели Урии, но преступление не укрылось от
проницательного взора Нафана. Едва только он узнал о том, что царь совершил
"зло в очах Ягве", он немедленно явился к нему.
Он начал с того, что рассказал Давиду притчу: у одного богатого
человека было большое стадо, а у бедняка - единственная овца, которую он
очень любил. Но когда к богачу пришел гость, он не захотел брать овец из
своего стада, а отобрал овцу бедняка, чтобы приготовить угощение гостю.
Давид, привыкший разбирать судебные дела, решил, очевидно, что это одна из
тяжб, которую пророк повергает к его ногам для решения. Он пришел в крайнее
негодование, выслушав рассказ, и воскликнул: "Да живет Ягве! Смерти достоин
такой человек!" И тут же вынес приговор: за овцу богач должен уплатить
вчетверо.
Но внезапно тон пророка изменился: из ходатая он превратился в
обвинителя.
"Ты - этот человек, - сказал он твердо. - Так говорит Ягве, Бог
Израилев: Я помазал тебя царем над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула,
и дал тебе дом господина твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал
тебе дом Израилев и Иудин, и если этого для тебя мало, прибавил бы больше.
Зачем же ты пренебрег словом Ягве, сделал злое пред очами Его?.."
Так среди варварства, насилия и жестокости звучит голос неподкупного
пророка, звучит голос Бога, открывшегося Моисею, воля Которого запечатлена в
Десяти Его заповедях. Здесь обнаружилась подлинная природа теократического
царства. Не воля монарха, а воля Бога есть высший закон. Никакая корона,
никакое "помазание" не может служить оправданием преступлению.
Нужно отдать справедливость Давиду. Иной царь скорее всего заставил бы
замолкнуть обличителя. Но Давид искренне признал свою вину. "Согрешил я
перед Ягве", - сказал он. И с этого времени, стараясь искупить свой грех, он
делал все, чтобы Батшеба не несла на себе тяжести его последствий. Он
поклялся, что сын, который родится у нее, будет наследником. Пророк Нафан
также принял участие в судьбе этой женщины, ненавидимой женами, наложницами
и сыновьями Давида, очутившейся в затхлой атмосфере дворца, полной интриг.
Пророк предсказал царю бедствия, которые постигнут его за нарушение
закона Божия, но в то же время подтвердил Сионский Завет и обетование.
Пророчество не замедлило исполниться. Царство Давида потрясли мятежи и
восстания, одно из которых возглавил его сын Авессалом. Царю на время даже
пришлось бежать из Иерусалима. Борьба между принцами едва не погубила
государство. Многоженство, принятое в то время на Востоке, вело к
непрерывным столкновениям между членами огромной царской семьи. Но когда
Давид состарился настолько, что уже не мог управлять, он по настоянию Нафана
провозгласил соправителем сына своего от Батшебы - Иедидию, принявшего
тронное имя Соломон, что значит "миротворец". Вскоре после этого в 961 г.
Давид умер. В его лице сошел в могилу один из самых одаренных и выдающихся
людей Израиля. Библейское предание не исказило его образа, как это сделали
поздние легенды. Писание сохранило нам его живым, во всей противоречивости
его натуры и со всеми чертами человека, способного на взлеты и падения. Во
многом принадлежа миру суеверий и кровной мести, миру узкому и
ограниченному, он в то же время внес свой вклад в созидание народа Божия,
дав ему Святой Град. Он положил основание религиозной поэзии, которая с
этого времени станет лучшим выражением духовной жизни Ветхого Завета.
И когда на латинском, славянском, греческом, на всех языках древнего и
нового мира звучат библейские псалмы, волнующие человеческие сердца так,
будто они написаны вчера, следует вспомнить, что в этих сердечных раздумьях,
мольбах, стонах, гимнах радости и благодарения в какой-то мере присутствует
душа Давида. Пусть лишь немногие из псалмов принадлежат лично ему, но,
несомненно, все псалмопевцы в целом остались верны тому направлению
религиозной поэзии, которое получило начало от великого израильского царя.

x x x

Соломон был мало похож на отца. Выросший в роскоши и не изведавший
жизни, он вступил на престол, когда ему еще не было двадцати лет. Он не знал
ни войн, ни трудностей, ни опасностей. Мать имела на него большое влияние, и
он очень считался с ней. Очевидно, прислушивался он и к голосу пророка
Нафана, который способствовал его вступлению на трон. И, очевидно, лишь
после смерти Нафана он решился осуществить мечту отца: построить в
Иерусалиме храм Ягве.
В Израиле не было ни искусных ремесленников, ни опытных строителей,
поэтому Соломон выписывал мастеров из Финикии. Оттуда же доставляли ему
дорогой кедровый лес, который сплавляли по морю.
Храм строился несколько лет и был освящен в 950 г. Это было
сравнительно небольшое, но великолепно украшенное здание в финикийском
стиле. Позднейшие поколения представляли себе его в виде фантастически
пышного, огромного сооружения. На самом же деле храм Соломона был меньше,
чем Успенский собор в Кремле или собор св. Софии в Киеве550.
Храм отличался благородной простотой форм. Он был сложен из тесаных
камней, внутри обшит ценным деревом, на которое была наложена позолота.
Как зримая, земная обитель Божия, храм представлял собой Вселенную.
Золотые светильники были звездами, два медных столба с узорными капителями
символизировали силу произрастания; карнизы украшены были рельефами цветов,
плодов, животных, херувимов (т. е. духов стихий). Во дворе храма стоял
жертвенник и огромная бронзовая чаша, поддерживаемая изваяниями быков. Она
называлась "медным морем" и, очевидно, обозначала мировой океан.
Следует заметить, что все эти подробности храмового устройства были
навеяны финикийским и египетским искусством. Но самой замечательной
особенностью Соломонова храма были не эти заимствованные украшения, а то,
что он был уникальным храмом, в котором отсутствовало изображение Божества.
В его Дебире, или Святая Святых, не было ни эфода, ни кумира, ни фетиша, а
стоял лишь сокрытый в полном мраке Ковчег, охраняемый двумя огромными
херувимами.
Храм был построен на горе Мориа, рядом с Сионской горой. Перенос
Ковчега в Дом Божий был превращен Соломоном в общенародный праздник. В
последний раз Ковчег был поднят на плечи. Отныне он обрел свое место в
Дебире, и здесь он будет стоять до того часа, когда погибнет в пламени
вместе с Домом Господним.
Вероятно, от этого времени сохранился гимн, свидетельствующий о
глубоком впечатлении, произведенном на весь Израиль освящением храма. Этот
праздник, несомненно, воспринимался как новый знак утверждения Завета с
Богом:

О врата, поднимите своды ваши,
И поднимитесь, двери вечные,
Да войдет Царь Славы!
Кто этот Царь Славы?
Ягве могучий и сильный,
Ягве мощный в битве!551

Соломон был вдохновлен торжественностью минуты. Он верил, что через
него Бог продолжает осуществлять обетование, данное Давиду. Он просил у Бога
мудрости для того, чтобы справедливо "судить народ". И вот теперь перед
всеми храм Ягве - первое детище его мудрости.
Предание повествует, что во время освящения Дом Господень наполнился
блистающим облаком в знак Богоприсутствия. А царь, стоя перед храмом на
ступенях в окружении народных толп, произнес: "Ягве, благоволивший обитать
во Мгле! Я построил храм для жилища Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во
веки". После этого, окутанный волнами фимиама, под звон кимвалов и арф,
Соломон поднял руки, призывая на своих людей благословение Божие.
Эти картины навсегда врезались в память народа. И хотя впоследствии
Соломон изменил своему призванию теократического монарха, пошел по пути
деспотизма, это не могло отнять у него заслуги продолжателя дела Давида.

ПРИМЕЧАНИЯ
Глава 22

522. См. его статью в "Пути", 1926, Э 3, с. 141.
523. Иосиф выводит теократию из постановлений Моисея, что имеет под
собой известные основания (Иосиф Флавий. Против Апиона, 2, 16).
524. "Из всех древних народов, - пишет Я. Алексеев, - только одни евреи
дошли до развенчания государства - и притом не с точки зрения светского
ренессанса... но с точки зрения глубочайших религиозных верований. Можно
даже сказать, что такое развенчание божественного авторитета государственной
власти было историческим призванием еврейского народа" ("Путь", 1926, Э 5,
с. 21).
525. 1 Цар 8, 7.
526. Предположение о позднем происхождении антимонархической тенденции
библейского рассказа положено в основу многих исследований (см., непр.: Н.
Никольский. Иудейские монархомахи VII в. - "Новый Восток", 1922, с. 514).
527. Суд 9, 8. Эта притча - один из древнейших библейских текстов.
528. 1 Цар 9-10.
529. 1 Цар 10, 6.
530. J. Bright. A History of Israel, p. 169.
531. 1 Цар 12, 25.
532. См. приложение 5.
533. 1 Цар 16, 16-23; 17, 34, 37.
534. Существует две версии о том, как Давид попал в дом Саула (1 Цар
16, 19 и гл. 17). Но они без труда могут быть совмещены.
535. 1 Цар 17, 45.
536. 1 Цар 21 и 22.
537. 1 Цар 26, 19. Из этого текста, как и из самих событий, никак не
следует, что Давид думал, что в каждой стране нужно поклоняться только
местным богам.
538. Пророк, который сопровождал Давида, назван в Библии Гадом. Во
время скитаний Авиафара на его место был поставлен священник Садок.
Вернувшись, Давид сохранил обоих в должности высших служителей Ягве. Но сын
Давида Соломон отстранил Авиафара за то, что тот поддерживал его соперника -
принца Адонию. С этого времени "династия" высшего духовенства ведет свое
происхождение от Садока (отсюда "саддукеи").
539. 2 Цар 1, 18.
540. 2 Цар 5.
541. Псалом сохранился в двух почти тождественных вариантах: 2 Цар 22 и
Пс 17. Он, несомненно, написан от лица царя (см.: 2 Цар 22, 44 ел) и в то же
время отражает очень древнюю ступень религиозного мышления. В нем есть
параллели с древнесирийской поэзией (угаритские псалмы). См.: W. Albright.
The Archaeology of Palestine, p. 233.
542. Пс 17, 25
543. Впервые Иерусалим упоминается в письмах палестинских царей
Эхнатону, где он назван "Урусалимом" (см.: Р. Киттель. Ист. еврейск. народа,
с. 50 ел). Сион, или Град Давида, находился на юго-восточном холме, одном из
четырех холмов Иерусалима.
544. 2 Цар 6.
545. Пс 67. Первые стихи гимна - как бы эхо сакрального возгласа,
произнесенного Моисеем (Числ 10, 35).
546. Г. Соден. Палестина и ее история. М., 1909, с. 93.
547. 2 Цар 7, 6.
548. 2 Цар 7, 8 сл. Ср.: 23, 5.
549. 2 Цар 11-12.
550. Внутренняя площадь храма была не более 300 кв. м. Но снаружи он
выглядел внушительным. См. его реконструкцию в КВНР, р. 171 (J. McKenzie.
Dictionary of the Bible, p. 872).
551. Пс 23. См.: J. McKenzie. The Book of Psalms, p. 40.