Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Ваш комментарий о книге Каретникова М. С. Русское богоискательствоОГЛАВЛЕНИЕЗаключение: во что они верили?Все религиозные движения в России резко делятся на движения до раскола и после него. До раскола это все были более или Менее энергичные попытки реформировать государственную церковь, исправить нравы иерархов, то есть привести их в соответствие с евангельским учением. После раскола стали создаваться новые церкви; Мы можем видеть, однако, основные направления религиозных движений до раскола: они были против обрядовости и иерархии, за возвращение к «первоначальному откровению», к тому, чтобы вера основывалась на Писании, а не предании, чтобы не было посредников между Богом и человеками, кроме Единого Посредника Иисуса Христа... Это последнее утверждение — самое важное. Все нравственные требования, как, например, нестяжательство священников, их учительность, их близость к нуждам своей паствы, касались их поведения, а не исповедания, а вот признание Иисуса Христа Единым Посредником между Богом и человеками лишало всякого смысла иконопочитание, культ Богородицы, таинство исповеди, и вообще вся структура православной церкви оказывалась неверной: как только найден прямой путь к Богу через посланного Им в мир Иисуса, массовая религия государственной церкви оказывается в кризисе, потому что спасение не в ней, а во Христе. Возникает образ совсем иной церкви — церкви единоверцев и иной образ жизни — по вере, и значит, по правде, по Божьей истине. Все эти мысли высказывались и до раскола; они имели характер протеста иногда в форме увещания, разъяснения, как в Учительном Евангелии Ивана Федорова, иногда в форме диспута, вроде диспута архиепископа Геннадия и чернеца Захарии или же Матвея Башкина и священника Благовещенского собора. Изо всех религиозных движений XV — XVI веков Московско-Новгородское было ближе всех к реальному изменению положения православной церкви, оно имело поддержку во всех слоях населения, включая царский двор. Как писал Иосиф Волоцкий: «Ныне же и в домах, и на путях, и на торжищах иноци и мирстии вси сомняться»-. И источником этих «сомнений» было Священное Писание, которым люди проверяли церковь и обнаруживали большие расхождения и в учении, и в практике. Поэтому тот же охранитель традиции Иосиф Волоцкий и писал гневно, что «грех простым людям чести Апостол и Евангелие» и что нельзя их «читать своим разумом» и иметь свое мнение, потому что «мнение — второе падение». Между тем эти «мнения» очень близко подходили к евангельскому пониманию спасения: нужны собственное покаяние и отказ от греховных дел, нужен собственный духовный труд, а не церковная исповедь и надежда на заступничество святых и иных посредников и не уход в монастырь. С этим периодом связаны имена таких выдающихся мыслителей, как дьяк Ивана III Федор Курицын, настоятель Кирилло-Белозерского монастыря, основатель нестяжательства Нил Сорский, публицист нестяжательства боярин Вассиан Патрикеев, боярин Матвей Башкин, просветитель Иван Пересветов, первопечатник Иван Федоров и неведомый нам настоятель Псковского монастыря Захария. Никто из них не собирался покидать церковь и выходить из православия, но они ясно видели неправду в церкви: неправду в жизни иерархов, неправду в учении и богослужении, неправду в самом ее положении господствующей и порабощенной, ищущей источник своей силы в крепнущем государстве, а не в Духе Святом. Царская власть в эту эпоху только еще становилась: Иван III был то царем, то великим князем, его сын Василий III именовался великим князем, и только Иван Грозный твердо встал царем, самодержцем и владыкой как государства, так и церкви, и фактически руководил Стоглавым собором 1551 года, «наводя порядок» в церкви. Никакие изменения церкви изнутри стали уже невозможны. Когда государство в лице царя Алексея Михайловича, второго Романова, коснулось уже не внешнего поведения и нравственности священников, а самого богослужения, изменив его, — народ отреагировал на это выходом из церкви, конфликт с которой зрел уже давным-давно. Все это ненаписанная история, непрослеженные связи, намеки: духовная жизнь народа неизвестна. Всплывают только какие-то отрывочные слухи: то передаются из уст в уста слова некоего Матвея Васильева, четвертованного за свои религиозные убеждения, то ходят «тверитиновские тетрадки», то под совсем уже страшным секретом рассказывают об убеждениях сожженного в срубе мечтателя Квирина Кульмана, приехавшего к нам как на «Восток Востоков» с целью проповеди Евангелия, но и года здесь не прожившего. Сожгли и думали, что с ним покончено, так нет, идей его по всей России расходятся, на добрую почву чьих-то сердец падают. Говорят, что идеи духоборов с ним связаны или же, по крайней мере, им вызваны. Есть глухой рассказ о том, как в 1679 году царь велел отрубить головы шестидесяти подмосковным крестьянам, которые отказались ему кланяться. Будто бы это известно со слов английского посла. Между тем это первое известное на Руси религиозное движение представляло собой попытку не реформировать церковь, а образовать общины вне ее, на евангельских началах, с нестяжательными учителями, имеющими дар от Бога, а за отсутствием церковных помещений ставили «молельные кресты», около которых и собирались. Может быть, они хотели показать добрый пример? Вызвать ревнование по правде в установленной церкви? Все-таки русская церковь тогда была как бы в начале своего пути, да еще и татарское иго не было свергнуто. Могли возникнуть такие надежды, особенно среди самого духовенства, ведь руководители были из него. Вот раскол и раскольники — вопрос гораздо более изученный, но и то больше со стороны бытовой, экономической и социальной. Наш брат Юрий Сергеевич Грачев находился в местах заключения на стройке Беломорско-Балтийского канала, на берегах реки Выг, где раньше была Выговская община раскольников-беспоповцев. Они называли себя христианами евангельского исповедания. И, как и Грачев, они попали сюда из-за своих религиозных взглядов. Они бежали от преследований со стороны властей в глухие и нелюдимые тогда места. Грачев нашел их песни. Он пишет: «Их песни свидетельствуют о глубоком неприятии ими мира, в котором законы все истреблены, а сонмы мерзостей умножены и торжествует зло. Они не хотели и не могли мириться с такими порядками в обществе, при которых... "лихоимцы все грады содержат, немилосердные в городах первых, на местах злые приставники"» (Грачев Ю.С. В Иродовой бездне. Т. 2. С. 125). Автор этой книги — безвременно погибший историк, один из многих наших братьев. «Какие верования скрывались в душе исключительно трезвых, рациональных, изобретательных "сектантов" — крестьян в России? Что заставило их отличаться так сильно в поведении и характере от их соседей? Это различие, созданное их верой, было столь удивительным, столь коренным, что вера, побудившая их к этому, должна вызывать особенный интерес. Ранние духоборы и молокане XVIII века, как и штундисты недавнего времени, имеют определенные общие черты в их вере. Во многих деталях они имеют поразительную общность с евангельскими христианами Запада. Например, они все упорно отстаивают то, что Царствие Христа — не от мира сего, и что человеческие правительства вторгаются в область, которая им не принадлежит, когда они вмешиваются в отношения человека с Богом. Это глубокое убеждение является общим для всех русских "сектантов". Столь же уверенно они отвергают власть в делах веры внутри самой церкви. Поэтому они не имеют никакого доверия к духовным чинам, особенно к попам и их начальникам. Они отрицают, что апостолы и проповедники Евангелия имели священную власть и сверхъестественные силы для управления верующими. Вместе с отрицанием священников отрицалась и практика исповеди, поста, наказаний. Браки тоже стали делом общественности и личного договора. И так как государство годами отказывалось признавать их браки, сила их принципов и высокая честь постоянно демонстрировались чистотой их морали. Выдающейся чертой веры всех русских "сектантов" было учение об обитающем в них Христе. Это учение было грубо искажено и злоупотреблялось из-за неграмотности этих крестьян и их недостаточного знания Священного Писания. Именно в этом пункте многие "сектанты" жестоко заблуждались. Примером этому является секта хлыстов... Все это, однако, ни в коей мере не извиняет жестокую расправу с ними правительства, в результате которой многие были засечены до смерти. "Сектанты" были едины в своем отрицании поклонения иконам, мощам святых и т.п. материальным предметам богослужения. Чудно читать о том, как они совершенно освободились от языческих оков. Со всей деревни они собирали иконы и приносили их к дому попа: "Вот, батюшка. Мы больше не должны им поклоняться. Запрещено. Мы служим единому Невидимому Богу. Ефрем говорит: "что мне за дело до идолов?"" Примем эти слова серьезно и с благодарностью, особенно потому, что менее внимательные зарубежные историки характеризовали религиозное состояние России не иначе как «обрядовая спячка». На поверхности так оно и было, но в глубине российской жизни столетиями существовали те евангельские верования и то уважение к Писанию как к Божиему слову, в которые своими корнями уходит удивительное и по-человечески необъяснимое духовное пробуждение XIX — XX веков, охватившее всю страну и приведшее к образованию церквей евангельских христиан-баптистов. В свое время, конечно, создадутся исторические предпосылки большого евангельского пробуждения в России: Отечественная война 1812 года, библейское общество, крестьянская реформа, книгоноши, которые понесут Евангелие во все отдаленные уголки страны. Но прежде всех этих деяний Божьих в истории Бог подготовил почву сердец многих тысяч русских людей для принятия чистого семени Евангелия, Благой Вести о спасении по вере в Сына Божия, Иисуса Христа, принесенного в жертву за нас... Библиография1. Аввакум. Послания и челобитные. Санкт-Петербургский университет. 1995. Из книги «Альманах по истории русского баптизма»,
Ваш комментарий о книге |
|