Каретникова М. С. Русское богоискательство

ОГЛАВЛЕНИЕ

Духоборы

Духоборчество— это движение сложное и неоднозначное в разные периоды своей долгой жизни, малоизученное, игнорируемое как православными, так и советскими историками. В официальных источниках оно упоминается с 1750 года, но сами духоборы ведут свою историю с раскола, т.е., с их точки зрения, движение имеет трехсотлетнюю историю, захватывающую XVII — XX века. Выступая в 1966 году на одном из международных миротворческих форумов, посвященном вопросам разоружения, руководитель духоборов Иван Веригин (Канада) называет именно эту цифру — 300 лет: «Как духоборцы, которые вышли из среды русского народа, и на протяжении 300 лет своей истории строго следили за духовным послушанием учению Христа, мы можем сказать, что нас не удивляет то, что совершается в мире сегодня, ибо Иисус Христос предсказал, что все это будет...»

Имеют ли духоборы историческое обоснование этому утверждению? Ведь триста лет охватывают весь тот период времени, который начался непосредственно после Великого раскола 1666 года. Тогда не было еще духоборов, но существовало чрезвычайно родственное им движение духовных христиан, которое в середине XVIII века определилось в секту духоборов. Сами же Духовные христиане вышли из секты Божьих людей, первой секты на почве православия. Таким образом, говорить о трехсотлетней истории духоборчества правомочно, если рассматривать его в связи и в преемственности с другими религиозными движениями после раскола, потому что их идеи преимущественно развивались в одном направлении; это были идеи рационалистические, если можно так говорить о горячей вере в Иисуса, единого Посредника между Богом и человеком и о признании необходимости покаяния перед Богом.

Духоборчество можно назвать чистым чудом в русской жизни. После раскола общество все более отчуждалось и от официальной церкви, и от Бога. Неверие, скептицизм характеризовали эпоху Петра I и Екатерины II.

Общество искало иных идеалов и находило их в социальной области. Церковь после раскола потеряла власть над душами людей, и Петру I не составляло особого труда ликвидировать в 1721 году патриаршество и превратить церковь в винтик государственной машины. С образованием Синода и введением должности обер-прокурора или «ока государева» над ним (Синодом) церковь в России теряет всякую независимость и самостоятельность, сливаясь с государством. Для вольнодумцев XVIII века, демократов XIX века и революционеров XIX — XX веков она становится таким же олицетворением лжи и насилия, как и самодержавие. Трагическая ситуация.

И вот на этом мрачном фоне безбожия сияет любовь к Господу, жизнь в послушании Ему, стремление к духовной близости с Ним — и это в преследуемых и гонимых русских сектах, главнейшей из которых являются духоборы. Несколько слов об их предшественниках.

Божьи люди. Эта секта возникла в середине XVII века среди простого народа во Владимирских, Костромских землях и на Тамбовщине. Верующие, удрученные «порушенной церковью», лишенные света Божиего Слова, искали непосредственного, духовного достижения Бога для спасения от погрязшего во грехах мира. «Святому Духу верьте!» — призывали они, и для них отпадала нужда и в таинствах, и в церковной иерархии;

они входили в общение с Богом, переживая экстаз от «вселения Христа» в них. Эти люди вышли из православия, но не отошли от него, потому что их опыт — это опыт монашеского исихазма, особой техники молитвы с непрестанным повторением слов «Иисус Христос, Сын Божий (на вдохе), помилуй меня грешного (на выдохе)», сопровождаемых ритмичным дыханием, и аскетического образа жизни. Целью Божьих людей было ощутить «озарение», свет в теле, «духовную радость».

Этот мистический путь был первым для тех, кто, выйдя из церкви, решил жить без священников — т.е. для беспоповцев. Они называли себя «Божьими людьми», буквально людьми для Бога на земле, но в народе их пренебрежительно прозвали «христовщиной». С исторической точки зрения, подобные мистические направления были всегда частью христианского опыта, особенно среди людей малообразованных, не имеющих возможности основываться на Слове Божием и воспринимать его откровения.

Среди Божьих людей скоро нашлись такие, которые хотели не только познавать Бога с помощью чувств и мистически, но и угождать Ему, служить Ему «чистой совестью». Это были Духовные христиане. Они считали, что Богу нужно поклоняться не только «духом»-, но и «истиной». В таком виде они восприняли где-то услышанные слова «поклоняться в духе и истине». «Закон сделан для беззаконников, — говорили они, — а поклоняться Богу надо духом и истиной». Эти слова они понимали так, что надо доверять не внешнему закону, а внутреннему закону разума и совести человека.

Духовные христиане были убеждены в том, что они проповедуют христианство апостольских времен, очищают «дух и истину» от мертвящих наслоений внешней обрядности и ритуала. Они видели истину во взаимопомощи и общности имения: «Людям надлежит имение иметь общее и друг другу безвозбранно давать, потому что они — братья». Они видели истину в том, чтобы брат чтил брата, ибо в этом почитании он воздает хвалу Богу, живущему в сердце этого брата. Духовное христианство явилось переходом от «христовщины» с ее аскетизмом и экстазом к духоборчеству с его жаждой чистой и святой жизни, жизни по разуму и совести.

Преимуществом духоборов было их гораздо более близкое знакомство с Библией: в 1751 году выходит в свет Петровско-Ёлизаветинская Библия. Это было важным событием в русской жизни! После раскола среди руководителей православной церкви царил страх перед новым изданием Библии. Они не подчинились указу Петра I об издании Библии, а затем и указу Анны Иоанновны, и указу Елизаветы: не знали, с какого текста печатать, какие исправления вносить, и не приведут ли эти исправления к новой беде.

Факт издания Библии „а спустя всего три года — ее второго издания (на славянском языке, но приближенном к разговорному) сыграл важную роль в развитии духоборчества и духовного толкования духоборами Писаний. Возглавили это движение люди, начитанные в Писании, любящие рассуждать о делах веры, пытливые и разумные. Возможно, именно поэтому историки и официальные источники относят возникновение духоборчества к 1750-м годам, хотя многие характерные для духоборов черты сложились в предыдущем столетии: сторонники этого движения верили, что в них обитает Христос, доверяли внутреннему закону разума и совести, чтили друг друга глубоким поклоном, кланяясь Святому Духу, живущему в верующих (а больше не кланялись никому, никаким властям, за что много страдали). Они также, как и Духовные христиане, имели общее имущество и бескорыстно помогали друг другу. Но этим духоборчество не исчерпывалось.

Силуан Колесников, первый руководитель общины духоборов, организовал ее в селе Никольском Екатеринославской губернии, на юге Украины. Это был человек незаурядного ума, большой начитанности: он знал Слово Божие, был знаком с учениями протестантских сект в Западной Европе и с сочинениями мистиков. Он сумел по-новому и глубоко осмыслить многое в опыте русских сект, существовавших ранее. В то время духоборчество быстро распространялось, возникали новые общины. Они привлекали людей как своей верой, так и своей жизнью: духоборы верили, что, живя по Духу, они борются со всякой силой тьмы и всяким насилием, самым главным они считали внутренний духовный рост человека. Своей жизнью духоборы возвещали людям, что есть новая, истинная жизнь и будет новое небо и новая земля. Они связывали воедино Божию благодать в сердце и совершенствование внутреннего человека: «Если мы не будем сердиться, — учили они, — то этим самым мы уже молимся и поклоняемся Богу смиренным духом, тогда и благодать Божия пребывает в сердцах наших... В незлобивом сердце и разум человека светлее солнца, именно — рай, а во гневе — ад». Горящая вера, «неразоримая совесть», бодрость духа — эти качества привлекали к духоборам окружающих людей, в это время в них был силен миссионерский дух, желание свидетельствовать об истине, которая изменяет повседневную жизнь и облик человека.

Благодаря высоким духовным качествам Силуана Колесникова и долгому времени его пасторства (двадцать пять лет, до самой смерти) духоборы чрезвычайно ценили своих руководителей, они считали их людьми «свыше разумом», которые прорекают людям истину и тем подкрепляют жизнь среди людей. Под «истиной» разумелось Слово Божие, и велик был авторитет руководителей, передающих это Слово. Вспомним, что массы народа покинули в XVII веке официальную церковь именно за нерадение, жестокость, равнодушие и низкий моральный уровень духовных «пастырей». Вспомним, что уже во времена стригольников в XIV веке высоко ценились «книжные», то есть начитанные в Писании, нестяжательные и учительные руководители. Богоискательство было неразрывно связано с поиском людей, которые являли бы собою Христа. Поэтому и духоборы предъявляли к руководителю высокие требования: он должен был проповедовать другим только то Слово, которое сам пережил и перечувствовал внутренне! Чисто интеллектуальные знания, не растворенные верою, просто не признавались. Ведь задачей духовного пастыря было «являть своею беседою заблудшему его заблуждение, привести ум его в чистое ведение и сердце — в искреннее раскаяние». Священнослужитель, который сам не имеет «внутреннего света», не может вести другого ко спасению — таково было убеждение духоборов. Они имели такое сильное отвращение ко всей внешней стороне религии, что отрицали не только ее обрядовую сторону, но даже и письменное выражение истины, считая действительной только изустную передачу истины, познанной говорящим. «Напишите во сердцах, возвестите во устах», — говорили они. Духоборы признавали божественное происхождение Библии, верили, что Слово Божие — это единственный источник веры и спасения, но только тогда, когда это Слово живет в человеке, когда Бог познается по опыту, через вдохновение свыше, объясняющее человеку Священное Писание.

Главнейшей характеристикой духоборчества как направления было то, что они перевели все видимые формы богопочитания в невидимые: крещение производится Словом Божиим, когда человек отрекается от себя и вверяет себя Богу. Исповедь — это сокрушение сердца перед Богом. Причастие происходит мысленно, через веру в жертву Христа. Церковь — невидима, она состоит из людей, которые призваны Богом, руководствуются «внутренним светом», стараются «засеменяться добром».

Таким образом, можно сказать, что духоборы в полной мере восполнили то, чего так не хватало в иерархическом устройстве и обрядовом богослужении в официальной церкви. На первое место они поставили сердечную веру, а во взаимоотношениях — равенство и взаимное уважение, как в социальном плане, так и в семейном. Они верили, что они являются храмом Божиим и имеют в себе присутствие Троицы. То, что они приветствовали друг друга глубоким поклоном, кланяясь не человеку, а Духу Святому, живущему в нем, и больше не кланялись никому, чрезвычайно беспокоило православное духовенство. В 1792 году митрополит Гавриил писал о духоборах: «Сии их умствования есть умствования анабаптистов. Сколь они опасны, открывает история XVI века, когда Фома Мюнцер вредные для правительства заключения сделал. Такие мысли тем опасны, что для крестьян могут быть лестны: сие изведала Германия». Это высказывание чрезвычайно типично для официального православия: непременно найти какую-нибудь «западную порчу» в русском уме, и дальше совершенно не заботиться о том, что явления совершенно непохожи друг на друга. Духоборы и не слыхивали об анабаптистах, и сами не имели ничего общего с перекрещенцами, да и крещение понимали чисто духовно. Если что и было общего между анабаптистами и духоборами, так это быстрое их распространение в самом начале возникновения. Духоборчество в короткое время распространилось по Екатеринославской губернии и дальше — по Харьковской, Саратовской, Тамбовской, Воронежской, Астраханской, Пензенской губерниям, между Донским казачеством и даже в Сибири и Финляндии. Распространению духоборчества во многом способствовала их тихая, трезвая, праведная жизнь. «Любя ближнего, мы осуществляем любовь к Богу. Мы разумеем, что человек, усваивая любовь, приобретает Бога в сердце своем. Отсюдова выводятся взгляды на все окружающее, на всю жизнь — сострадательный, покровительственный, любовный», — так писал последний руководитель духоборов Петр Веригин, так считали и первые из них на сто пятьдесят лет раньше. «Прямодушные, честные, ласковые, с трогательной заботливостью хлопочущие о нуждах других, — так характеризовал их однажды председатель Государственной думы Н.А. Хомяков, живший среди них в 1877 году. ~ И какие работники! Рослые, сильные, стройные. Красавцы». Эта удивительная устойчивость религиозных и нравственных убеждений свидетельствует о том, что духоборчество — глубоко национальное явление. Это настоящее богоискательство, любовь к Богу и Его истине с готовностью исполнять божественные заповеди, а также с готовностью и постоять за свои убеждения.

Исторически русский период духоборчества можно разделить на три части, по пятьдесят лет каждый. Самое славное время — это время широкого его распространения и яростных преследований со стороны православия и самодержавия, 1750 — 1801 годы. С этим периодом связаны имена трех выдающихся организаторов и проповедников.

Силуан Колесников (село Никольское Екатеринославской губернии, возглавлял движение с 1750 по 1775 годы) — основатель вероучения духоборов, сформулировавший их основной догмат, определяющий духоборчество как борьбу Духа Святого, пребывающего в верующих, со всякой «силой, взятой из тьмы», со всяким насилием. Самым главным духоборы считали внутренний духовный рост человека и его совершенствование.

Илларион Побирохин (село Горелое Тамбовской губернии, 1775 — 1785 годы) тоже был выдающимся и оригинальным проповедником. Если Силуан Колесников стремился осмыслить в свете Божиего Слова учение не только русских сект, бывших до него (духовных христиан в особенности), но и учение западных мистиков, ищущих непосредственного общения с Богом, то Илларион Побирохин собрал в систему все, что бродило в умах русских сектантов многих толков. Именно он противопоставил слово устное — слову печатному, утверждая, что спасение идет от духа, оно — в книге «животной», т.е. в живой памяти, книге ненаписанной.

Уже в советские годы исследователь русского сектантства Бонч-Бруевич запишет из уст духоборов их «Животную книгу», в которой можно видеть, как духоборы осмысливали те или иные библейские истины. Например, о первородном грехе: «Всяк, входящий в мир, пал уже прежде и имеет наклонность к падению. Из света чистоты духа Бог изгнал человека в мир, как в темницу, и мы погружаемся в котел стихий, кипящих в нем. Но это и поприще испытания! В настоящем котле мира сего наш дух должен переочищаться в спирт чистый, вечный, лучше прежнего». Здесь тема грехопадения сочетается с любимой темой духоборов — «Не упивайтесь вином, от которого бывает распутство; но исполняйтесь Духом» (Еф. 5:18). Или же с возрождением: «Мы сами грехами были мертвы, слепы, глухи, а Он (Христос) нас оживил и грехи простил, и дал нам заповедь».

Благодаря этой напечатанной «Животной книге» мы можем заглянуть во внутренний мир не только духоборов, но и в свой собственный! Случайность ли то, что русское протестантское богословие не отличается академичностью, но мы гораздо больше верим в живое Слово Евангелия и стремимся воплощать это Слово в жизни? Мы любим, когда кто-то «поделится с нами Словом», т.е. чем-то глубоко пережитым в сердце; «напишите во сердцах, возвестите во устах». Случайно ли, что мы ищем в пастыре не интеллектуальной учености, а примера в жизни и духовного наставника, много пережившего и лично передумавшего? Это все наши национальные корни! Илларион Побирохин сделал большое дело, собрав в систему мысли сектантов многих толков. Этим шагом он привлек их к духоборчеству и укоренил последнее на века, сделав духоборчество уникальным явлением русской жизни, сохраняющим свои высокие духовные идеалы во все эпохи официальной религиозной холодности, скептицизма, политического вольнодумства, революционных устремлений, народничества и большевизма. Поистине, они пошли «другим путем».

Около 1790 года место Побирохина занял энергичный проповедник и практик-организатор хозяйственной жизни духоборов — Савелий Капустин. Он ввел общность имущества и организовал помощь тем, кто в ней нуждался. Обе эти черты духоборчества сохранились и в современной жизни духоборов в Канаде. Хозяйственное устроение духоборов помогло им выжить в условиях преследований, но оно же послужило причиной их резкого обособления среди населения и прекращения прежнего быстрого роста и распространения. Большую роль в этом сыграло резко отрицательное отношение к ним правительства: в 1860-е годы духоборы из Тамбовской и Воронежской губерний были сосланы в крепость Азов. В 1799 году 31 человек из екатеринославских духоборов был сослан на Урал. Туда же сослали на вечные тяжелые работы в рудниках 34 духобора из Таврической губернии. Их заковали в цепи, били кнутами, истязали и целыми семьями ссылали на тяжелые работы.

Отношение к духоборам изменилось только при Александре I. В 1801 году в своем указе император писал: «...Все меры строгости, истощенные над духоборцами в продолжении тридцати лет до. 1801 года, не только не истребили сей секты, но паче и паче приумножили число ее последователей». Молодой царь вернулся к этому вопросу и в 1816 году: «Чтобы вернуть потерявшуюся овцу в стадо, нельзя действовать силою. Это совершенно противоположно учению Спасителя, Который пришел взыскать и спасти погибшее. Истинная вера есть труд и дело благодати и может быть внедрена в душу наставлением, кротостью и, прежде всего, добрым примером... Церковь не должна ни использовать, ни разрешать жестокость против заблудших. Это совершенно противно Духу ее божественного Главы... Только тогда они (духоборы) будут чувствовать, что они живут под прикрытием закона, имеют справедливость по отношению к себе, и тогда они будут чувствовать любовь и дружелюбие к своим властям» (6 декабря 1816 года).

Правительство приняло решение — переселить всех духоборов в одно место. Им отвели для поселения степные места Мелитопольского уезда на реке Молочной, там они образовали первую духоборческую колонию — Богдановку и очень хорошо устроились под руководством того же энергичного и хозяйственного Савелия Капустина. Переселившихся было около 4000 человек, им отведено было по 15 десятин на душу с освобождением от податей на пять лет и с выдачей от казны по сто рублей на семью для приобретения хозяйственного инвентаря.

Савелий Капустин организовал общественную кассу под названием «Сиротский дом» (в селе Терпение), установил обряды моления, брака, погребения и другие формы богослужения и начал подумывать о совершенном отделении от православного населения и образовании «духоборческого государства». Все это были черты деградации. По выражению Бонч-Бруевича, «обряд является непроходимой китайской стеной между внешним миром и духоборами». И надо заметить, что обряд стал таковым именно после высылки духоборов на поселение и хозяйственного их устроения в первой половине XIX века. Там духоборы утратили свой миссионерский дух, запретили смешанные браки и начали особенно сторониться раскольников других сект. Вспомним, что в XVIII веке они активно вбирали в свою среду сектантов многих толков, систематизируя мнения и взгляды.

Упадок внутренней, религиозной жизни выразился и внешне: бесконтрольная власть руководителей и над душами людей, и над общественной кассой привела к тому, что потомки Савелия Капустина начали пьянствовать, поступать настолько безнравственно и жестоко, что правительство вмешалось и в 1841 — 1845 годы переселило духоборов из Молочных Вод в Закавказье. Возможно, эти страницы их истории требуют более подробного анализа, потому что правительство было заинтересовано в изоляции духоборов, и в Закавказье эта изоляция усилилась: в Ахалцихском уезде, вдоль турецкой границы, было образовано 15 деревень переселенцев в окружении нерусского населения.

Жили они тихо, послушно отбывая повинности: в военное время они оказывали большую помощь русской армии, поставляя перевозочные средства. Некоторые духоборы стали богатыми промышленниками, разъехались по окрестным губерниям, другие занялись промыслом, особенно извозом, так как почва в этих местах была непригодна для земледелия. Община от этого распадалась, и религиозный дух понижался. Однако есть и другие свидетельства о жизни духоборов в Закавказье: переселенцы жили в мире со своими мусульманскими соседями! Их кротость в отношении мусульман послужила сначала поводом к грабежу, потом — к озабоченной подозрительности, и наконец, к восхищению, одобрению, и сердечной дружбе. Так что не надо спешить с отрицательной оценкой религиозного состояния духоборов.

Одно нам известно точно — это то, как воспрял их дух при приближении террора (после убийства царя Александра П в 1881 году). Пришел указ, чтобы духоборы, которые никогда не воевали, заняли свое место в рядах русской армии. Духоборы были крайне озабочены. Они долго совещались о том, какой линии им придерживаться, и наконец, решили оказать внешнее послушание и взять оружие в руки, но никоим образом не использовать его против людей. Ружья и сабли должны были быть брошены на землю, так делали их отцы в прежних русских войнах. В то время руководителем духоборов был Петр Веригин, и властям стала известна его антивоенная настроенность. Его сослали в Архангельск.

Но он пользовался большим авторитетом среди духоборов, и его последователи были с ним в постоянной связи через специальных ходоков, путешествующих с этой целью между Кавказом и Архангельском. Только вообразите себе этот маршрут: Кавказ — Архангельск!

Путь духоборских ходоков проходил через Ясную Поляну, и здесь произошла их замечательная встреча со Львом Толстым. В Ясной Поляне духоборы нашли самый сердечный прием. Они описали Толстому свою историю, раскрыли свои принципы, и он принял все это с одобрением и симпатией. В этот день духоборы приобрели верного и могущественного союзника и защитника. В какой-то мере Толстой стал также и их учителем. Официальная докладная в Петербург гласит: «Пропаганда учения графа Толстого среди духоборов сильнее, чем что-либо другое. Именно ей должно быть приписано упорство этих сектантов в анархических чаяниях».

На Петра Веригина религиозные труды Толстого произвели сильное впечатление и принесли свои плоды; особенно это заметно в тех инструкциях, которые он давал своим последователям. Так, под влиянием идеи Толстого о непротивлении злу насилием Петр Веригин дал указание не только не пользоваться оружием, но и не носить его.

Старейшины назначили определенный день в июне 1895 года, когда все оружие должно быть сожжено. Губернатор Тифлиса, услышав, что среди духоборов наблюдаются какие-то волнения, послал офицера собрать старейшин и узнать, что происходит. Старейшины ответили: '«Скажи губернатору, что мы стоим перед Большим, чем он, и поэтому не можем явиться перед ним по его приказу». Это неожиданное неповиновение разъярило губернатора. Он немедленно послал сотню казаков, которые галопом помчались в Духоборье.

Они увидели гору догорающего оружия и толпу крестьян с женами и детьми вокруг. Казаки напали на них, круша всех немилосердно нагайками; били по лицам, плечам, головам, не разбирая ни старого, ни молодого, ни женщин, ни детей. Когда народ рассеялся, оставив за собой красное от крови поле с убитыми, офицеры направили казаков по избам. Здесь, в этих скромных крестьянских домах, они дали волю всем злобным инстинктам человека, принеся в семьи ужас и страдания.

Затем последовали приказы властей, чтобы деревни были разрушены, фермы разорены, а люди отправлены в горы. Без имущества, оставив несобранный урожай, не имея перед собой никакого будущего, гонимые духоборы умирали: из 4000 погибло 1000 человек. И тогда развернулось движение в защиту духоборов.

Зарубежная демократическая печать (журнал «Работник» в Женеве) так отозвалась на избиение духоборов:

«Эта возмутительная история стоит того, чтобы на нее было обращено большее внимание. Она вскрывает нам тот страшный азиатский деспотизм, который совершенно немыслим в цивилизованной стране».

Толстовцы (Чертков и другие) во главе с самим Толстым развернули кампанию за облегчение участи духоборов, было распространено воззвание «Помогите!» Духоборы решили покинуть Россию: «Это не мать нам, а злая мачеха!»

В 1898 году было получено согласие правительства на выезд духоборов в Канаду. Им помогали английские и американские квакеры. Их помощь была не случайной:

квакеры со своим учением о «внутреннем свете» в каждом человеке и полным отказом от обрядности в своих общинах чувствовали духовное родство с духоборами.

Лев Толстой отдал духоборам весь свой гонорар за роман «Воскресение». В 1898 — 1899 годах семь с половиной тысяч духоборов отправились в Канаду.

Их злоключения на этом не кончились: по дороге среди них вспыхнула эпидемия, они вынуждены были высадиться на Кипре для карантина, пока эпидемия не пройдет, и там были новые жертвы. А по прибытии в Канаду их ждали новые переживания. Духоборы чрезвычайно дорожили своим общинным устройством, общностью имущества и землевладения, а канадским властям это казалось очень странным, и они стремились разбить общину на индивидуальных фермеров, чему духоборы отчаянно сопротивлялись, пока не получили желаемого. «Духобория» превратилась в своего рода резервацию, со своей культурой, обычаями, обрядами, одеждой, своими песнями, представляющими интерес Для этнографов. И все же история духоборов на этом не кончается. Часть их хочет вернуться на историческую родину, в места, связанные с именем Толстого, их наставника и помощника, ставшего невольной причиной их трагедии.

Самого же Льва Толстого все эти ужасные переживания подвигли на первое в русской истории требование свободы совести. В 1901 году он написал царю открытое письмо со следующими требованиями:

Уничтожить всякие ограничения религиозной свободы. Для этого необходимо:

1) упразднить все законы, по которым отпадение от православной церкви считается преступлением;

2) разрешить открыть храмы и церкви староверов, а также молитвенные дома баптистов, молокан, штундистов и др.;

3) разрешить собрания и проповедь всем деноминациям;

4) не удерживать верующих от воспитания своих детей в той вере, какую они считают истинной.

Эти требования сопровождались доводами:

1) религиозные преследования не только не достигают цели, но производят обратный результат — укрепление того, что намеревались разрушить;

2) вмешательство правительства в область веры производит худший из пороков — лицемерие;

3) единство ни в коей мере не достигается насильственным удержанием всех людей во внешнем вероисповедании, но только лишь свободным движением общества к правде.

Во все это твердо верим и мы. Толстой бесстрашно выразил требования народа в нужный час.