Социология в России. под ред. В.А. Ядова

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 27. Социология общественных движений - становление нового направления (Е.Здравомыслова)
§ 1. Вводные замечания

Современные российские общественные движения - новый предмет отечественной социологии. Это не означает, что до конца 80-х гг. не было работ, посвященных различным общественным движениям (женскому, рабочему, социалистическому, коммунистическому). Так, трехтомное издание "Общественные движения в России в начале XX века (1909-1910)" представляет собой исторический анализ событий, связанных с политической мобилизацией начала века (рабочее движение, национально-освободительное, женское) [73]. На наш взгляд, однако, нельзя отнести эти работы к единому социологическому направлению, прежде всего потому, что современные исследователи российских общественных движений (ОД) не идентифицируют себя как продолжателей этой традиции.
В данной главе мы рассматриваем формирование социологии общественных движений как особого направления современной отечественной социологии.
Представляется целесообразным выделить три группы признаков институционализации направления исследований - в теоретической, эмпирической, собственно институциональной сфере.
В области теоретического знания это: а) формирование понятийного аппарата и профессионального языка для описания исследовательского поля; б) анализ традиций изучения и концептуализации объекта, включенность в мировую дискуссию; в) разработка оригинальных теоретических моделей.
В сфере эмпирического знания к таким признакам относятся: а) проведение эмпирических исследований; б) создание баз данных; в) обсуждение проблем методики.
В собственно институциональной: а) образование исследовательских структур и появление возможности идентифицировать исследователей, занимающихся соответствующей проблематикой; б) проведение научных конференций и дискуссий; в) рост числа публикаций в периодике и монографий, посвященных данной проблематике в профессиональных изданиях, появление собственного периодического издания.
И еще одно замечание. Мы касаемся, в ряду прочего, проблематики женского, экологического, этнических движений, хотя она затрагивается в специальных главах этой книги (о социологии тендера, этносоциологии, экосоциологии). Однако представляется необходимым рассматривать указанные проблемы и в рамках данной главы, хотя бы потому, что они крайне важны в общем процессе становления направления и, кроме того, в связи с тем, что мы стремились концептуализировать эти движения в понятиях, "работающих" в нашей предметной области.
На становление социологии общественных движений оказывают существенное влияние три группы факторов - гносеологические, политические и институционально-научные. Гносеологические находят выражение во влиянии предмета исследования на процесс его изучения и институционализации сферы знания. Политические факторы - это политический контекст или политические возможности периода трансформации, способствующие возникновению и мобилизации общественных движений разной направленности, их обсуждению в публичном и профессиональном дискурсе. Институционально-научные факторы связаны с влиянием на развитие становящейся исследовательской области институционального кризиса, переживаемого российской наукой на современном этапе. Рассмотрим поочередно все три группы факторов.

§ 2. Три группы факторов становления социологии общественных движений

Гноселогические факторы. По утверждению социолога науки Роберта Льюиса, "наука - это... когнитивное упражнение, а значит характер объекта и специфика самой сферы исследования оказывают существенное влияние на то, как ее изучают, и на групповые отношения исследователей, составляющих сообщество" [116]. Такой подход предполагает, что, во-первых, социальные науки отличаются по своей организации и принципам развития знания от естественных наук. В свою очередь, социология общественных движений занимает особое место среди социологических направлений. Кроме того, новизна российских общественных движений как политической реальности и объекта изучения обусловливает состояние знания в этой сфере на сегодняшний день.
Анализ литературы и опыт исследовательской работы позволил автору выдвинуть следующие суждения о влиянии новых российских общественных движений (ОД) на становление соответствующей сферы социологического знания.
Первое. Изучение общественных движений изоморфно волнам политической активности. Эта исследовательская область является в высшей степени политизированной и идеологизированной, особенно на начальном этапе становления. У большинства российских обществоведов интерес к общественным движениям совпал с их возникновением. Иногда этот интерес оказывался временным, и ОД выступали лишь одним из аспектов изучения политического участия, социальных изменений и российской трансформации в целом. Таким образом, политическая демобилизация совпадает со спадом профессионального интереса к изучению ОД, а, возможно, им и выражается.
Второе. Политизированность сферы исследований проявилась в обсуждении методических проблем. В изучении ОД стали использоваться и обсуждаться акционистские методы - социологическая интервенция (Л.Гордон, Э. Клопов), "наблюдающее участие" (А.Алексеев). Профессиональная этика в изучении радикальных движений или движений, идеологию которых социолог не разделяет, стали предметом пристального внимания [11, 120, 125].
Третье. То обстоятельство, что изучение общественных движений на первом этапе было фактом политической мобилизации периода перестройки, отразилось на характере деятельности исследовательских групп. Клубная социология общественных движений развивалась в конце 80-х - начале 90-х гг. в крупных городах, где налицо был подъем массовой мобилизации - Москве, Свердловске, Петербурге и др. Самиздат стал первым местом публикаций текстов, посвященных новой политической реальности. Неформальный дружеский характер формирующегося сообщества создавал особенный климат: социология общественных движений начала развиваться в рамках общественного движения как его рефлексирующая часть.
Четвертое. Новая реальность сформировала и проблематику исследований, для которой еще не установился язык описания, категориальный аппарат и исследовательские подходы. Такая ситуация создала шанс для притока в социологию новых людей - активистов общественных движений. Подобно тому, как в конце 50-х - 60-е гг. социологами становились выпускники факультетов философии и истории, физики и журналистики, филологии и математики (что вполне объяснялось отсутствием профессионального социологического образования), изучение общественных движений стало привлекать внимание политически сознательных прорабов перестройки. Заметим, что аналогично обстояло дело и на Западе в 70-е гг.
Пятое. Характер ОД - изменяющаяся, ускользающая от позитивистских методов социальная реальность - вызвал методические и концептуальные трудности, выразившиеся, в частности, в сложности и неопределенности дефиниций, преобладании качественных методов исследования.
Политические факторы. По словам К.Манхейма, изучение развития знания невозможно без анализа социально-политического контекста и политического действия, в рамках которого оно формировалось. Он утверждает, что необходимо "исследовать мышление не в том виде, как оно представлено в учебниках мышления, а как оно действительно функционирует в качестве орудия коллективного действия и образа жизни и в политике" [55, с. 7]. Руководствуясь данным методологическим принципом, рассмотрим политический контекст, который оказался определяющим для формирования нового исследовательского направления. Особенно очевидно его влияние в период, получивший название перестройки (1985-1991).
Начало становления социологии ОД в России приходится на конец 80-х гг. В период перестройки политические реформы создали возможности для появления инициативных форм политического участия в виде организаций и коллективных действий, которые стали называться неформальными, или общественными, движениями. Сам факт конфликта с властными структурами и репрессий по отношению к неформалам способствовал обсуждению проблематики в общественной и профессиональной дискуссии. Публичный и профессиональный интерес развивается параллельно с появлением и развитием ОД [109, 121, 126, 129].
Политическая мобилизация способствовала мобилизации интереса к новой реальности. Сама новизна тематики имела разнообразные эффекты. Выделим некоторые из них.
Описание и первичный анализ эмержентных (т.е. как бы внезапно возникших) общественных движений становятся прежде всего частью публичного официального и неформального обсуждения (в официальных СМИ, в "самиздате" и полулегальной прессе ОД). Термин "неформалы" стал первым недифференцированным обозначением ОД в СМИ. Он подразумевал три аспекта - инициативные организации, организованные ими коллективные действия и их участников. Этот термин выступал в бинарной оппозиции с термином "командно-административная система", введенным в научную публицистику Г.Х.Поповым [79]. Борьба неформалов с командно- административной системой была главной темой обсуждения [4, 5, 11, 23, 68, 74, 81, 85].
В новой области исследований нет устоявшихся авторитетов и традиций, с которыми необходимо считаться. Такая ситуация делает эту сферу нишей для непрофессионалов и маргиналов в сфере социологии. Здесь граница между журналистикой, политическим анализом и профессиональными социологическими работами особенно размыта. Поэтому начальный этап исследования с неизбежностью характеризуется слабостью теоретических разработок, большим числом текстов, относящихся к жанру концептуальной истории движений, ростом числа публикаций, посвященных обзору западных концепций, справочных изданий, формированием библиотек и архивов общественных движений.
Новизна и политическая ангажированность темы способствовали притоку западных исследователей (в основном студентов и аспирантов, однако и ряда известных социологов), которых привели в Россию возможности нового "научного рынка", а также исследовательский и личный интерес. Вместе с тем перестройка открыла возможности для отечественных исследователей стажироваться и публиковать свои работы за рубежом, участвовать в международных конференциях и проектах. Взаимодействие российских и западных исследователей ОД способствовало развитию данной исследовательской области. Оно сказалось литературе, опыте совместных исследований и дискуссий, возможностях финансирования77.
Первые социологические работы, посвященные ОД, относятся к 1987-1988 гг. Большинство из них носило дескриптивный характер, отличалось неполнотой и фрагментарностью описания. Выборы 1989 и 1990 гг. показали, что ОД могут стать реальной политической силой. Это способствовало распространению убеждения в том, что они являются деятелями (агентами) становящегося гражданского общества [15, 16, 46, 59, 81]. Все реже встречается недифференцирующий термин "неформалы", намечаются признаки формирования профессиональной, в основном заимствованной из западной литературы, терминологии. Предметом обсуждения становятся определение и характеристики ОД.
Исследования дифференцируются по разным типам движений и по предметным областям. В конце 80-х гг. наблюдаются первые попытки эмпирических исследований (хотя публикации появляются, как правило, позже). Выделяются следующие основные предметы изучения: мобилизационная волна как цикл развития движения, организации и собственно коллективные действия. В этих трех областях сквозными являются изучение идеологии, взаимодействие с другими структурами (прежде всего - с властью), проблематика участия. В то же время появляются первые опыты теоретического осмысления нового феномена, в том числе с использованием западных методологических подходов. Обсуждение общественных движений является при этом частью более широкой дискуссии, посвященной трансформации в России, перспективам формирования гражданского общества и правового государства [87, 107].
В январе 1992 г. начался цикл трансформации, известный под названием радикальных экономических реформ. Уже на завершающем этапе перестройки демократические движения исчезают с политической арены в качестве субъектов, способных к постоянной мобилизации массовой поддержки [77]. Их дальнейшее развитие - институционализация, профессионализация и снижение влияния на общественные и политические изменения [121, 126].
Соответственно интерес отечественной политической социологии в России, следуя за изменением роли различных политических сил в ходе реформ, смещается от анализа общественных движений к изучению новых политических партий, выборов и прежде всего - элит [109, 126].
Зависимость профессионального дискурса от изменения политического контекста особенно сильна в период политической мобилизации. В это же время рефлексия о роли социолога в процессе преобразований становится реальной проблемой, особенно для тех, кто обратился к изучению новой реальности. Для многих исследование ОД - аспект утверждения социологии действия, т.е. собственного участия в реформировании общества.
Роль социолога в преобразованиях и обсуждение метода. В конце 80-х - начале 90-х гг., как тридцать лет назад, идет обсуждение предмета социологии и роли социолога в процессе трансформации. Обсуждается социология как призвание (Berufung). He без влияния новой политической реальности и первых шагов ее осмысления В.Ядов, назначенный директором Института социологии АН СССР, пишет в программной статье 1990 г.: "Выделение социальной общности в качестве центрального звена в предметной области социологии наилучшим образом отвечает сегодняшнему социальному запросу, объективному общественному требованию анализа субъекта общественных преобразований (курсив мой - Е.З.), его интереса и потребностей" [104, с. 14]. Движение рассматривается как субъект преобразований. Социологи становятся консультантами, экспертами, идеологами демократического движения78. Возник вопрос и об отношении участников движения к социологам - оно было неоднозначным, что отражало двойственный статус социологии в общественном мнении. Так, представители групп умеренно реформистской направленности оценивали социологию как инструмент демократической трансформации и с готовностью взаимодействовали с социологами (Народные Фронты, клубы "Демократическая перестройка", "Перестройка" и др.). Наиболее антикоммунистически настроенные участники движения шли на контакт с социологами с большой осторожностью, избирательно, оценивая советскую социологию как идеологизированное псевдознание, обслуживающее тоталитарный, по их определению, режим (например, "Демократический Союз"). В рамках этих организаций возникали собственные исследовательские группы. Участники радикальных националистических и коммунистических групп не допускали социологов, считая их заведомо сторонниками демократизации и западниками ("Память") [11, 126].
И в самом деле, на начальном этапе можно было выделить практически лишь две группы пишущих о движениях - "про" и "контра". Первая группа - исследователи, в разной степени включенные в движение, другая - "чистые ученые", сторонники режима. Постепенно вовлеченность исследователей в движения ослабевала, особенно когда стал проявляться интерес к национально-патриотическим группам.
Идет поиск специфического метода изучения реальности коллективного действия, вариантом которого является ОД. С первых же подступов к новой исследовательской области социологи ощущают недостаточность позитивистских методов и трудности дистанцирования от объекта. Обсуждается техника "наблюдающего участия", которую использовал А.Алексеев еще в начале 80-х гг. [1]. Позднее применяются методы социологической интервенции (sociological intervention) [20, 18,39, 61], комплексного исследования отдельного случая (case study), анализа события (event analysis) [49], биографический метод [33], глубинное интервью |20, 53, 89, 108].
Социально-институциональные факторы. Вначале отмечается интенсивный процесс формирования научного сообщества (как части демократического движения), который с начала 1992 г. замедляется, что связано со снижением исследовательского интереса и институциональным кризисом науки.
Как уже говорилось, в период перестройки исследования ОД были интегрированы в демократическое движение. Так, возникли инициативные группы по изучению ОД вне формальных планов и программ в Москве, Ленинграде и Свердловске, появились Комиссии по изучению общественных движений в рамках Советской социологической ассоциации и в ее ленинградском отделении (1987 г.). В Ленинграде эта группа приобретает статус сектора социологии общественных движений в филиале Института социологии АН СССР (1989 г., руководитель В.Костюшев). Возникают социологические группы в самом движении, например, Московское бюро информационного обмена (1988 г., позже на его основе создан Институт гуманитарно-политических исследований, руководитель В.Игрунов). Известные социологи из академических институтов также обращаются к этой тематике, являясь при том сторонниками и участниками демократического движения (Л.Гордон, А.Назимова, О.Яницкий, Б. и Г.Ракитские и др.)
В настоящее время изучением общественных движений в России занимаются исследовательские структуры разного типа - как государственные, так и независимые. На подъеме политической мобилизации были созданы исследовательские подразделения Академии - упомянутый выше сектор социологии ОД (руководитель В.Костюшев), группа изучения экологических движений ИМРД АН СССР (руководитель О.Яницкий), Центр тендерных исследований Института социально-экономических проблем народонаселения (первый руководитель - А.Посадская), лаборатория проблем занятости Института международного рабочего движения РАН (руководители Л.Гордон и Э.Клопов), Центр изучения межэтнических проблем Института этнографии РАН (руководитель В.Тишков) и др.
В университетах тема общественных движений не получила широкого распространения. Тем не менее, стоит отметить специальный курс по этому предмету, читаемый на социологических факультетах Европейского университета в С.-Петербурге и С.-Петербургском государственном университете, соответствующие исследовательские группы в Ростовском и Краснодарском университетах.
Уже на начальном этапе формирования исследовательского направления социологи осознавали сложность изучаемого феномена - его изменчивость, недостоверность, труднодоступность информации - при неизбежной идеологизированности и политизированности анализа. Эти черты новой исследовательской области отмечает Г.Вохменцева в своей обзорной статье 1992 г. [11]. В связи с этим возникла задача создания информационной базы - так появились библиотеки "самиздата", архивы-коллекции, где до сих пор собираются документы движений, периодические издания и другие публикации. Наиболее представительные библиотеки такого рода -архив-коллекция документов общественных движений в СПб. филиале ИС РАН (руководитель А.Алексеев), архив документов Историко-архивного университета и Института гуманитарно-политических исследований в Москве. В начале 90-х гг. интенсивно проводилась работа и по выпуску справочных изданий, посвященных движениям разной направленности [69, 70, 80, 84]. Почти каждое такое издание сопровождалось обзорно-аналитической статьей.
Характерно, что вплоть до начала экономических реформ января 1992 г. можно отметить активный процесс становления исследовательского сообщества - устраивались конференции (в Москве, С.-Петербурге, Таллинне, Свердловске), шел обмен информацией в рамках ССА, росло взаимодействие исследователей с представителями "новой политики". В редакциях журналов проводились круглые столы и дискуссии [29, 64] . В первом номере журнала "Политические исследования" за 1991 г. редакция заявляла: "Теоретическая и практическая проработка будущего Союза и России будет основываться на свободной и непредубежденной дискуссии ученых разных направлений с представителями общественных движений" ... "Мы намерены содействовать развитию рабочего, кооперативного и экологического движения у нас в стране" (курсив мой - Е.З.). В такой дискуссии определялись позиции, терминология описания объекта и предметные области анализа, обсуждались методические вопросы и первые теоретические подходы.
С началом экономических реформ процессы формирования научного сообщества, как уже отмечалось, замедляются. Проявления институционального кризиса науки - выраженное ослабление связей внутри научного сообщества; отсутствие дискуссии с отсылками к текстам; недостаточность ресурсов, необходимых прежде всего для проведения эмпирических исследований; политизация исследований в этой области - все эти обстоятельства образуют границы, в пределах которых возможно развитие знания, в том числе и изучение ОД в России [9].
Фактически с 1993 г. фиксируется спад интереса к тематике, уменьшение числа публикаций, ослабление коммуникации между исследователями. При этом появляются ретроспективные аналитические работы, подводятся итоги выполненным исследовательским проектам.

§ 3. Развитие научного дискурса и результаты исследований

Дискуссия о дефинициях. В период перестройки мобилизационная волна захватывает значительную часть населения. Исследователи обращаются к описанию и концептуализации новой реальности. Определяется понятие общественного движения и вырабатываются его признаки; анализируются закономерности развития самого цикла протеста, отдельные узлы мобилизации - компактные сектора общественной активности, определяемые проблематикой коллективных действий и вовлечением идентифицируемых социальных групп. Узлы мобилизации - рабочее движение, экологическое, женское, этническое, культурное - становятся объектами эмпирических исследований.
Как же эволюционировала трактовка ОД в это время? Наряду с первоначальным термином - "неформалы", подчеркивавшим отличие от институциональных структур советского общества, инициативный, нерегламентированный, не заданный сверху характер, использовались термины "гражданские инициативы", "общественные движения". Позднее термин "неформалы" уходит из дискурса. ОД определяется как коллективная инициативная деятельность, направленная на преобразование социальной действительности, имеющая конфликтный характер и определенную степень стабильности (Е.Здравомыслова [87]). В качестве основных характеристик исследователи называют коллективный характер, преобразовательную активность, общность интересов, наличие организации, мобилизационную активность, конфликтный характер. Выделяются три компонента ОД - протестные действия, коллективная идентичность, организация (А.Алексеев). Особенно подчеркивается "субъектность" движений (по выражению В.Костюшева). т.е. их деятельностное и коллективное начало [87, 88].
Постепенно входят в оборот такие понятия, как коллективное действие, протест, мобилизация, ресурсы, репертуар протеста, структура политических возможностей, цена участия и пр. Им дается определение, они операционализируются. Так формируется язык описания, общий для исследований в этой области.
Теоретические подходы. С конца 80-х гг. идет освоение западных теорий ОД. Растет число обзорных публикаций [24, 31, 56, 57, 71]. В 90-х гг. появились первые попытки применения западных подходов: теории депривации - для анализа женского движения [13, 32, 33, 89, 98]; теории протеста [41, 42, 62, 63, 75, 83] и теории мобилизации ресурсов - для исследования демократического [87, 88] и экологического движений [25, 106, 107]; теории структуры политических возможностей - для анализа цикла протеста, женского и экологического движений [8, 89, 96, 105, 106, 111, 121]; теории новых общественных Движений - в анализе демократического [19, 20, 38, 44] и экологического движений [106]; запаздывающей модернизации - для анализа демократического движения [48, 49].
Как отмечает А.Темкина [121], использованию разных элементов западной социологии общественных движений в настоящее время не существует цельной теоретической альтернативы. Исследователи приходят к выводу, что использование понятийного аппарата, теоретических подходов и методов изучения, применяемых на Западе, может оказаться довольно продуктивным, несмотря на то, что модели, разработанные для одного общества, нельзя прямо переносить на другое. С этого времени почти каждая профессиональная публикация сопровождается кратким анализом соответствующей западной теории.
В рамках становящейся социологии ОД анализируются следующие предметные области:
- протестная мобилизация в целом (ориентация на протест, мобилизация как цикл протеста, репертуар протеста, отдельные формы протеста);
- узлы мобилизации - отдельные движения; при этом внимание привлекают их цикл развития, участие, идеология, организационные формы, репертуар коллективных действий.
Рассмотрим, каковы результаты изучения современных российских ОД.

§ 4. Изучение политической мобилизации и ее "узлов"
в движениях разного характера

Политические движения и протест. В литературе до настоящего времени термины "мобилизация", "коллективные действия", "цикл протеста", "общественное движение" часто используются как близкие по значению, а то и синонимичные. Все они объединены такими признаками, как совместный и конфликтный характер действий. Однако есть и специфика использования терминологии. Употребляя понятия "мобилизация" и "цикл протеста", исследователи подчеркивают массовый и цикличный характер участия. Если используются понятия "коллективное действие" и "протест", то внимание в основном уделяется либо ориентации на протест (потенциал протеста), либо анализу конкретных действий (репертуар протеста).
Существуют исследования цикла мобилизации, отдельных движений, идеологических направлений (демократического, коммунистического и национально-патриотического), отдельных организаций. Многие публикации выполнены в жанре историко-социологических очерков или аналитической публицистики. Результаты ряда известных автору исследований еще не опубликованы.
Демократическое, национально-патриотическое, диссидентское движения и протест исследовались в рамках проектов Института проблем занятости РАН и Министерства труда России (руководители Л.Гордон и Э.Клопов), Института социально-политических исследований РАН (М.Назаров), сектора социологии общественных движений СПб.Ф ИС РАН (руководитель В.Костюшев), группы политической социологии СПб.Ф ИС РАН (руководитель В.Воронков).
Для анализа целостного цикла протеста периода перестройки отечественные социологи используют теории структуры политических возможностей и цикла протеста [11, 30, 49, 69, 87, 121, 122, 128], разработанные Г.Китчелтом [113], Ч.Тилли [123] и С.Тэрроу [120]. При этом российские исследователи - О.Яницкий [105, 106], А.Дука и др. [111] - трактуют понятие структуры политических возможностей в широком смысле, включая в анализ социальный контекст, подобно тому, как это делает немецкий социолог Д.Рухт [118]. По их мнению, решающими для мобилизации периода перестройки стали: политические возможности (раскол элит, потеря легитимности режима); культурные возможности (открытие публичного дискурса); организационные возможности движения (институциональные и неформальные сети). Были выделены фазы протестного цикла перестройки. Результатом мобилизации стала смена власти в начале 90-х годов, после чего протестный потенциал оказался исчерпанным, сети мобилизации движений ослабли. Был сделан вывод об окончании цикла протеста.
Эмпирические исследования национально-патриотического и консервативного движений периода перестройки были затруднены в связи с недоступностью для социологов организаций этой направленности. Тем не менее, есть примеры описания и этой ветви ОД (анализ истории возникновения и развития групп, представление спектра движений, их идеологии и процессов мобилизации), например, в работах О.Айсберг и др. [66], А.Дуки [28].
Исследования демократического движения. Комплексное описание и анализ диссидентского движения еще ждет своих исследователей. Накоплен значительный фактический материал в архивах, есть несколько разрозненных публикаций, посвященных, например, анализу участия и составу диссидентских групп [8, 124], роли женщин в правозащитном движении [98]. В целом, однако, можно считать, что это направление является совершенно не разработанным.
Демократическое движение периода перестройки активно изучается в конце 80-х - начале 90-х гг. Первоначально исследователи видели в нем главную движущую силу трансформации. Его отождествляли с ядром гражданского общества, отслеживали и концептуализировали его динамику, причины спада. Спад и распад движений этого направления после августа 1991 г. привел аналитиков к выводу, что нет оснований рассматривать демократическое движение как организационную структуру гражданского общества. Как отмечает В.Пастухов, оно является продуктом распада тоталитарной системы, которая разлагается изнутри, "генетически и организационно связано с ней" [76].
Использовался метод комплексного исследования случая (case study) для изучения Ленинградского Народного Фронта (Н.Корнев [88]). Немалый интерес вызвал проект "Новые социальные движения в России", выполненный сотрудниками Института проблем занятости РАН и Министерства труда России (руководители Л.Гордон и Э.Клопов) совместно с французскими социологами из Высшей школы социальных наук (А.Турен и М.Вевьорка) в 1991-1992 гг. [20]. В рамках этого проекта с использованием метода социологической интервенции были реконструированы причины возникновения и факторы формирования движения "Демократическая Россия". Отмечались динамика движения и кризис после августа 1991 г., выявлялись типы мотивации и участия. Поставленный исследователями вопрос - "является ли актер разрушения актером преобразований" - в 1993 г. остался открытым [61].
В целом делается вывод, что главной структурно-образующей целью движения являлось уничтожение тоталитарной системы. Выполнив свою задачу, оно начинает переживать множественные организационные, идеологические и ресурсные кризисы [20, 38, 44, 76].
Исследования протеста и ориентации на протест. После 1992 г. в рамках проблематики ОД выделяется тема протеста. Это связано с тем, что ОД периода перестройки уходят с общественной арены, сохранившиеся организации и их блоки нестабильны или находятся в состоянии кризиса, консолидируется электоральная политика. В то же время акции протеста, хотя и в меньшем масштабе, продолжают иметь место. Они становятся рутиной публичной сферы. Соответственно внимание исследователей ОД смещается к анализу ориентации на протест и протеста как социального действия. В связи с поворотом дискуссии в сторону анализа культурных детерминант трансформации протест понимается как важная составляющая политической культуры населения [62].
В этой области такими исследователями, как Д.Ольшанский [75], Г.Монусова [61], А.Кинсбурский и М.Топалов [42], активно используется социально-психологическая теория относительной депривации, согласно которой неудовлетворенность социальных групп, вызванная расхождением ожиданий с возможностями их удовлетворения, является показателем социальной напряженности и при определенных обстоятельствах может вылиться в открытый протест (Т.Гарр [НО], С.Стауферидр. [119]).
В исследовании ориентации на протест большую роль играет анализ данных ВЦИОМа (Ю.Левада), Фонда "Общественное мнение" (А.Ослон) и Vox Populi (Б.Гру-шин)79. Данной проблематикой занимается и Центр социологии межнациональных отношений ИСПИ РАН (М.Назаров), где в 1993 и 1994 гг. проводились массовые репрезентативные опросы москвичей. В качестве индикаторов протеста М.Назаров использовал "зафиксированные на вербальном уровне факты реального или потенциального участия в различных коллективных действиях" [62]. Полученные данные продемонстрировали, что в изучаемый период наблюдается уменьшение протестной активности москвичей, что объясняется "наложением" таких факторов, как социально-экономический кризис, усиление настроений неверия в протестные акции как средство достижения целей, изменение соотношения политических сил.
Исследователи (В.Гельман, В.Костюшев, М.Назаров) отмечают связь разных форм политического протеста с развитием партий, движений, неправительственных общественных организаций (т.е. атрибутов гражданского общества) [14, 49, 63, 72]. Неразвитость последних - это та характеристика политической культуры, которая препятствует развитию политической активности вообще и политического протеста, в частности.
Любопытно отметить, что несколько обособляется от основной исследовательской тенденции утверждение М.Назарова об "актуализации нерациональных или псевдорациональных компонент сознания", что звучит в духе теорий коллективного поведения 50-х гг. Критика теорий относительной депривации, которую мы разделяем, заключается в том, что на основе анализа недовольства и готовности к протесту нельзя делать вывод о реальном участии. Анализ ориентации должен соединяться с анализом самого действия, который требует не опроса всего населения, а иных методов [см. 117, 31].
Исследование протеста как действия. Для изучения протеста как формы общественной активности необходимо исследование акций и контингента участвующих в таких акциях.
Репертуар протеста изучался на материале С.-Петербурга. Использовались подходы и методы западных социологов Ч.Тилли, С.Тэрроу, Д.Рухта и Ф.Нейдхардта. Протест при этом определялся как социальное поведение субъектов, представляющих интересы организаций, социальных групп или общества в целом, направленное против государственных институтов и/или других социальных субъектов. Изучался потенциал протеста (В.Сафронов). В исследовании акций была адаптирована методика анализа протестных действий как событий (по сообщениям петербургской прессы) - event-analysis - с соответствующим программным обеспечением (программа Paradox). Единицей анализа стало упомянутое в городской прессе в 1989-1996 гг. любое действие протеста, которое исследователи заносили в протокол описания протестной акции. Протокол включал показатели, фиксирующие наименование, время, место проведения акции, количество и социальный состав участников, организаторов, требования, поводы для протеста, объекты критики и др. Собранный материал показывает структуру репертуара протеста жителей Ленинграда - С.-Петербурга. Достоинством исследования стало создание базы данных об акциях и их отражении в прессе, апробация метода анализа протеста как события (event analysis) [49].
Рабочее движение80. Рабочее движение (РД) в постсоветском обществе рядом авторов (Л. Гордон, Э.Клопов, А.Темкина) определяется как движение, выражающее интересы всех наемных работников, противостоящие интересам ведомственного и хозяйственно-политического аппарата - номенклатуры [15, 16]. Заметим, что такого движения не существовало до перестройки. Оно начало развиваться в СССР с 1987-1988 гг. в форме движения за рабочее самоуправление, а с лета 1989 г. -после массовых шахтерских забастовок - стало одним из влиятельных агентов социальных изменений и объектом пристального внимания социологов [15, 16, 17, 40, 47, 64].
В это время проводятся совместные конференции и круглые столы ученых с лидерами движений; в исследованиях используются методы включенного наблюдения, социологической интервенции, интервью, опросы - практически весь социологический инструментарий. Исследования проводились прежде всего в шахтерских регионах. Несколько работ было посвящено рабочему движению в Ленинграде-Петербурге (А.Темкина [121]), в том числе и в жанре исследований случая (Б.Максимов о движении на Кировском заводе [53]). Особенностью изучения рабочего движения является то, что к этой проблематике большой интерес проявляли и проявляют социологи из регионов - представители поколения промышленных социологов, работавших в свое время в социологических службах предприятий
Пик интереса к рабочему движению приходится на 1990-1991 гг. В это время в журналах "Общественные науки и современность", "Рабочий класс и современный мир" (с 1991 г. "Полис") постоянной была рубрика "Новое рабочее движение". Изучение РД становится аспектом концептуализации изменений социальной структуры постсоветского общества.
Авторы фокусируют внимание на особенностях российского РД, обусловленных типом производственных отношений советского общества и структурным положением рабочего класса, анализируют цикл развития РД, организационные структуры и репертуар коллективных действий.
Л.Гордон, Э.Клопов. А.Назимова, А.Темкина отмечают такие особенности российского РД, как его многофункциональность, т.е. ориентацию на достижение политических и экономических целей, и перспективность развития как агента гражданского общества, связанную с устойчивостью и многообразием интересов членов трудовых коллективов [15, 16].
Исследование организаций концентрируется на изучении причин их возникновения, динамике их взаимодействия - между собой, с властью, другими движениями на локальном, региональном и национальном уровнях [40, 41, 51, 99, 100]. Выделяются два направления "организационного строительства" в рамках РД - создание новых структур (рабочих клубов, объединений и ассоциаций, профсоюзов, рабочих и забастовочных комитетов) и преобразование старых профсоюзов.
С осени 1989 г. возрастает внимание социологов к анализу забастовок. Эти исследования служат не только осмыслению новой реальности, но и обосновывают необходимость законодательства, регулирующего забастовочную активность. С 1992 г. интерес смещается к изучению факторов демобилизации, кризиса и спада рабочего движения [18, 21, 45].
Исследование цикла развития РД. Для объяснения возникновения рабочего движения ряд социологов использует "конфликтную модель" [15, 16, 21, 46, 120], согласно которой причиной и формой выражения РД является развивающийся производственный конфликт, начинающийся с борьбы за оплату труда и неизбежно выливающийся в борьбу за изменение экономических отношений и в политическую борьбу с государством.
Л.Гордон и А.Темкина анализируют развитие РД в контексте реформ перестройки [21]. Эти авторы отмечают, что цикл развития РД совпадал с циклом политической (и в особенности демократической) мобилизации. Вместе с тем существовала отчетливая специфика РД, определяемая типом производственных отношений. РД в период 1987-1991 гг. было движением всего народа (всех наемных работников государства).
Исследователи выделяют два этапа мобилизации РД [18]. На первом, в период перестройки, оно боролось против государства и постепенно политизировалось, переходя от экономических требований к политическим. При этом в движении можно было выделить два крыла - "левое" и "правое". На втором этапе, в 1992- 1993 гг., происходит идеологический и организационный кризис и спад РД [19, 20, 21, 45].
Разрабатываются разные варианты классификации идеологии РД, которые, впрочем, повторяют классификации политических движений: демократическое; прокоммунистическое; социалистическое или социал-реформистское.
Изучение забастовки как формы коллективного действия. Забастовки рассматриваются как специфическая для РД форма протеста, форма проявления производственного конфликта. Анализируя причины забастовок периода перестройки, Л. Гордон выделяет тип новых "состязательно двухсторонних трудовых отношений", которые часто приобретают конфликтный характер в условиях перехода общества от государственного социализма к рынку. Такой конфликт между трудовыми коллективами и действующими совместно государственными организациями и хозяйственной администрацией выражается в акциях протеста наемных работников -забастовках, угрозах забастовок и переговорах [17].
Анализируя требования бастующих, А.Назимова, А.3айцев, А.Кравченко выявили непосредственные причины протеста, обусловленные обострением трудовых конфликтов в условиях перехода на новые условия хозяйствования [29, 64, 50] Были исследованы характеристики забастовок [29, 47, 54, 64, 100, 101]. И.Шаблинский и В.Шаленко классифицировали забастовки по способу проведения (прекращение или продолжение работы); по методике разрешения конфликтов. Выделялись предметные сферы современных конфликтов [99, 100].
Анализ кризиса, а затем спада рабочего движения с началом экономических реформ проведен в работах Л.Гордона [18, 20] и Э.Клопова [44, 45]. Авторы приходят к выводу, что в настоящем контексте нет признаков формирования единого рабочего класса, по крайней мере, "как класса для себя". В целом деятельность социологов связана с упорядочиванием происходящих событий в этом "узле мобилизации" и осмыслением их. Исследование РД вносит вклад в изучение проблем социальной стратификации постсоветского общества [82]. Именно в этих рамках начинаются эмпирические исследования с использованием методов анализа событий [58, 101] и социологической интервенции [20].
Этнические движения. Безусловный лидер в изучении этой тематики - группа этносоциологов Института этнологии и антропологии РАН под руководством Л.Дробижевой. Здесь выполняется обширная программа (международные проекты, в том числе по этническим конфликтам и напряженности, в рамках которых разрабатываются концепции движений и осуществляется их мониторинг в различных регионах постсоветского пространства - странах Балтии, Армении, Молдове, Украине, Башкортостане, республике Саха, Калмыкии, Туве, России и др.).
Предметом исследования являются отдельные этнические движения (причины их возникновения, организационные формы, ресурсы, лидерство, взаимодействия с властью, цикл мобилизации). Представим некоторые результаты работ в данном направлении81.
Для анализа причин возникновения этнических движений используется конфликтная модель. Так, В.Тишков рассматривает причины национальных конфликтов в категориях абсолютной и относительной депривации и политических возможностей. Причины депривации видятся в противоречиях советской национальной политики, которая сочетала жесткую репрессивность и гиперрационализацию власти с политикой национально-государственного строительства и поддержки местных элит. Растущие социальные ожидания элит сопровождались конфликтогенными демографическими факторами (развитием этнического состава населения в пользу титульной национальности) [90].
Выделяются факторы роста этнической напряженности в поликультурных переходных обществах: стихийные и намеренные миграции этнических групп; массы беженцев, конкуренция за рабочие места; перераспределение контроля за экономическими ресурсами.
В исследовании этнической мобилизации В.Тишков использует антрепренерскую модель мобилизации ресурсов и вводит понятие этнического предпринимательства. Последнее определяется как деятельность лидеров этнических движений, поставляющих на рынок власти "товар-символ" в виде категории нации. Этнический национализм в этом случае предстает как средство массовой мобилизации и создания соперничающих коалиций в полиэтнических сообществах, что способствует развитию авторитарной логики коллективного поведения, противопоставляющей коллективный интерес индивидуальному как высшую ценность [26, 90].
Предмет особого внимания - роль интеллигенции в национально-освободительных движениях. Результаты исследований, проведенных под руководством Л.Дробижевой, показывают, что мобилизующее воздействие интеллектуалов на разных этапах национальных движений неодинаково. Оно особенно важно на начальной стадии, когда ими создаются основные мобилизующие идеологемы. Этнологи анализируют также дискурсы национально-освободительных и сепаратистских движений [26, 27|.
Мониторинг этнических конфликтов позволяет исследователям анализировать симптомы перехода этнической напряженности к этническому насилию вследствие пассивности или неправильных действий властей. Выделяются характеристики дискурса, свидетельствующие о возможном применении насилия: усиление взаимных обвинений; распространение негативных этнических стереотипов; появление слухов о зверствах, чинимых какой-либо этнической группой; требования чрезвычайных мер и ограничения прав по этническому признаку [90].
Все эти исследования имеют немаловажную политическую ценность и потенциал использования для выработки рекомендаций властным структурам в национальной политике и урегулировании межэтнических конфликтов.
Экологические движения82. Экологическое движение (ЭД) рассматривается как тип социальной организации гражданского общества. Само понятие охватывает "целый ряд событий, действий и процессов, в которых данное движение развивается" [106]. В отличие от других, ЭД возникают уже в период "хрущевской оттепели", что объясняется, в частности, их меньшей политизированностью. Различие между экологическим движением 60-х-70-х гг. и движением 80-90-х в том, что "неформалы-дружинники служили Системе, тогда как позже зеленые неформалы стали ее оппонентами", - заключает О.Яницкий [105, с. 39]. Признаки ЭД - интегрирующие цели-ценности, типичные для новой экологической парадигмы в отношении к природе, людям, технологическому развитию и административно-командной системе. Отмечаются факторы, способствующие устойчивости движения и в то же время являющиеся его специфическими характеристиками - самоограничение, дистанцирование от политического общества, гибкость лидерского ядра, которое выступает то оппонентом, то союзником системы.
Данной проблематикой постоянно занимается группа научных сотрудников ИС РАН (руководитель О.Яницкий). Программы исследований этого коллектива охватывают многие регионы: Москву и С.-Петербург, Новгород и Поволжье, Урал, Украину, Эстонию и др. Кроме изучения экологической мобилизации, известны комплексные исследования отдельных движений (case studies) - общероссийского движения Социально-экологический Союз [105] и локального движения в г.Кириши [97]. Предметами изучения становятся также предыстория современного ЭД в России, цикл развития, организационные формы.
В исследовании ЭД используются методы индивидуального и группового интервью (с лидерами и рядовыми участниками движения, политиками и экспертами), обработка неофициальной и официальной прессы и документов ОД, включенное наблюдение (участие в собраниях, митингах, конференциях), социологическая интервенция. Исследователи выступают авторитетными экспертами-консультантами движения.
Для анализа ЭД используются теория мобилизации ресурсов, теория новых социальных движений и теория структуры политических возможностей. В этих подходах ОД рассматривается как планируемое и рациональное действие, основа коллективной идентификации и новой системы ценностей.
При изучении причин возникновения ЭД были выделены способствующие этому макрофакторы, а также политические и организационные факторы среднего уровня. Среди макрофакторов - риски тоталитарной советской модернизации. В качестве политических факторов отмечается влияние "хрущевской оттепели". В группу организационных факторов включены порождающие среды и процесс мультипликации или, проще, создание подобных организаций. Изучение ЭД советского времени показывает, что в период ослабления репрессий тоталитарный режим санкционировал функционирование самоорганизующихся общественных организаций. Идея порождающей среды, выдвинутая О.Яницким и В.Глазычевым, оказывается особенно эвристичной для анализа советского общества и перспектив трансформации. Выделяются четыре социальные ниши ЭД - университеты и крупные учебные институты; научные институты и академгородки; общественные профессиональные организации (творческие Союзы) и научно-популярные журналы и газеты.
Проблематика мобилизации касается использования ЭД различных групп ресурсов для достижения поставленных целей - материальных, трудовых, информационных, политических, профессиональных и моральных. Особенность ЭД - создание своего основного ресурса: экологически ориентированного научного знания, которое надо освоить, сформировать на его основе систему ценностей и сделать ее достоянием массового сознания.
Исследователи выделяют этапы развития ЭД, определяемые политическими возможностями активности, предоставляемыми режимом, - пассивная фаза 60-х годов; активная - 80-х; легализация и снижение активности 90-х гг. [95].
О.Яницкий адаптирует и развивает понятие контекста мобилизации применительно к анализу движения Дружин охраны природы - Экокультурного Союза. И.Халий выделяет следующие этапы взаимодействия ЭД с национально-патриотическими движениями: параллельный (начало 80-х гг. - перестройка); дистанциро-вание (1987-1990 гг.); размежевание и конфликт (1990-1993 гг.), адаптация к новым политическим ситуациям (с 1993 г.) [96].
В настоящее время все исследователи фиксируют демобилизацию и состояние кризиса экологического движения, указывая на ряд причин этого явления, характерных для общества риска: морально подавленное население истощено борьбой за выживание и поэтому не может служить базой экологического движения; ценности экологического движения и ценности населения общества риска противоположно направлены - это уменьшает потенциал мобилизации. Предлагаются возможные выходы из кризиса - рефлексия и новый поиск идентификации [106].
На основании интервью и опросов были выделены следующие группы ключевых мотивирующих ценностей участия в ЭД: самодеятельность и самоорганизация; потребность в самореализации, социальное вознаграждение; ценности самосохранения и выживания; коллективная идентификация.
В потенциале мобилизации О.Яницкий выделяет группы "граждан" (сензитивных в отношении экологических проблем) и "работников" (антиэкологическая ориентация которых объясняется их структурной позицией). В качестве стратегической задачи рекрутирования предполагается увеличение потенциала мобилизации за счет конвертирования "работников" в "граждан", что возможно путем развития и распространения экологической парадигмы, но тормозится обществом всеобщего риска.
В описании ОД и упорядочивании эмпирического материала важную роль играет классификация существующих организаций. Так, Дж. Доусон и О.Цепилова по масштабу целей делят экологические группы на идейные и проблемно ориентированные [25]. С.Фомичев предлагает типологию по масштабам действий, разделяя организации на целевые, региональные и местные, союзные и межреспубликанские [95]. И.Халий выделяет два крыла ЭД - природоохранное и ориентированное на власть, отмечая их различия по типу мобилизации и динамике развития [96]. О.Яницкий и И.Халий предлагают типологию по стратегическим целям (или идеологии), выделяя группы консервационистов, альтернативистов, традиционалистов, гражданские инициативы, экополитиков, экопатриотов и экотехнократов [105].
Рассмотрены формы и направления деятельности экологистов - научно-практическая экология (экологический мониторинг, экологическое производство), природоохранная активность, прямой протест, политическая и идеологическая деятельность (включая агитацию и пропаганду).
В целом изучение ЭД достаточно развито. Исследователи не только систематизируют опыт и фактуру ЭД. но и предлагают ряд теоретических идей, эвристичных как для анализа отдельных движений, так и для изучения преобразований в российском обществе.
Женское движение83. Женское движение (ЖД) в современных исследованиях определяется как коллективные действия, обусловленные положением женщин в обществе. Как справедливо отмечает А.Темкина, такие действия могут быть направлены как на изменение существующей системы тендерных ролей, так и на сохранение сложившейся позиции женщины в обществе [121].
А.Темкина выделяет следующие характеристики российского ЖД: более позднее возникновение по сравнению с другими ОД, отсутствие массовой поддержки, централизованность развития (в Москве и Петербурге), идеологический плюрализм, слабое развитие феминистской идеологии, специфический репертуар коллективных действий [121]. На заключительном этапе перестройки возникли группы защиты интересов женщин в разных профессиональных сообществах, различных экономических структурах и политических организациях, развивалось участие женщин в благотворительности и деятельности вновь созданных общественных организаций. В начале 90~х гг. происходит политизация женских групп защитной направленности, они объединяются, принимают участие в выборах, в результате чего политическое движение "Женщины России" проходит пятипроцентный барьер и становится фракцией Думы в 1993 г. [114, 115, 127].
Исследование женского движения как бы обособлено от общей тенденции изучения общественных движений. Оно начинается в Центре тендерных исследований ИСЭПН РАН (первый руководитель А.Посадская), в Центре тендерных проблем С.-Петербурга (руководитель ОЛиповская). Позднее тематика включается в проекты СПбФ ИС РАН (руководитель С.Голод), Центра независимых социологических исследований (координатор Е.Здравомыслова). В рамках РОС создана секция исследования социо-гендерных отношений и женского движения (руководитель Г.Силластэ). Большое значение для становления этой сферы имеют исследовательские контакты и поддержка западного феминистского движения (США, Германия, Финляндия).
Задачей исследователей становится осмысление новой реальности - описание организаций и идеологии женского движения, выявление особенностей женского участия в политике и в других сферах общественной активности. Формируется понятийный аппарат - в профессиональный и публичный дискурс вводятся термины "феминизм", "тендер", "сексизм" и пр. (см. работы О.Ворониной, Г.Силластэ, М.Либоракиной, Т.Клименковой, В.Константиновой, А.Посадской, А.Темкиной и др.) Идет освоение западных концепций. Проведены исследования мотивации и вовлечения в женское движение [33, 34, 89]. Разрабатываются теоретические модели контекста ЖД - российской и советской тендерной культуры, анализируются тенденции ее изменений [10, 12, 13, 52, 78]. К середине 90-х гг. в изучении ЖД, как и других узлов мобилизации, заметен переход к анализу культурных детерминант.
Основные инструменты исследований - биографический метод, глубинное интервью, анализ документов групп. Используется метод социологической интервенции, типична вовлеченность исследователей в движение.
Анализ становления ЖД показал, что оно использовало политические возможности 90-х гг., в первую очередь выборные кампании [88]. В ходе экономических реформ возникают группы, появление которых вызвано новыми депривациями гендерного характера, в их числе - "феминизация безработицы", разрушение советских государственных механизмов социальной защиты, института образования и др.
Особое место в описании ЖД занимает классификация групп. Эта систематизирующая работа позволяет исследовательницам, которые, как правило, сами принадлежат к движению, не только упорядочить разнообразие женских инициатив, но и определить свое отношение к группам, рассмотреть их возможности и стратегию деятельности. Так, В.Константинова и А.Посадская выделяют направления ЖД по степени зависимости от формализованных структур [114], различающиеся стратегией действия и типом мобилизации. Как показывают исследования, инициативные организации, в первую очередь феминистские, мобилизуют неформальные сети [33]; формализованные - опираются на сети женсоветов, Союза советских женщин, официальных профсоюзов. КПСС и ВЛКСМ [89].
Женские организации разделяются также по проблематике или предмету деятельности. Существуют организации профсоюзного характера; организации, объединяющие женщин на основании экономических проблем (бизнес, безработица); организации клубного типа; фонды; организации, ориентирующиеся на проблемы особых групп (например, вдов, женщин-инвалидов); благотворительные организации и другие. Одна из активисток женского движения, Е.Забадыкина, в своем обзоре выделяет правозащитные организации, группы социальной помощи, образовательные, профессиональные и другие [127].
По критерию идеологии выделяются организации того же спектра, что и в политическом движении: коммунистически-националистические и демократические. По тендерному мировоззрению: традиционалистские, феминистские, объединяющие элементы разных идеологий.
Среди коллективных действий ЖД - митинги и демонстрации, воззвания, научные и образовательные конференции, семинары, психологические тренинга. В движении развита публикационная активность, используются существующие средства массовой информации, есть свои издания. В настоящее время выходят периодические издания женского движения - бюллетень "Вы и мы", альманах "Все люди сестры", журнал "Преображение". В ряде периодических изданий есть постоянные рубрики, посвященные проблемам женщин и женского движения. Исследователи отмечают особенности коллективного действия - большое значение образовательных программ, развитие групп самопознания [43].
Участие. Несколько эмпирических исследований посвящено анализу мотивации женщин, ориентирующихся на политическое участие в ситуации общего спада политической активности, и женской в особенности [89]. Коллективный проект социологов С.-Петербурга (руководитель Е.Здравомыслова) посвящен анализу женского участия в политической, феминистской, благотворительной и диссидентской деятельности [13]. В рамках этого проекта А.Темкина на основе биографических интервью выделила следующие сценарии прихода женщин в политику: политика как продолжение профессиональной карьеры; политика как профессия; политика как следствие женской биографии. Было обнаружено, что низкий уровень политического участия женщин и их самопредставление в политике и общественной деятельности в целом определяется социализационным стереотипом "работающая мать" и специфическим тендерным контрактом советского общества [13].
В анализе жизненного пути феминисток авторы выделили определяющую роль трех групп обстоятельств советской социализации женщин из образованного класса культурного стереотипа "работающая мать", анклавов публичного пространства и опыта дискриминации женщин-участниц демократических движений [33].
При изучении участия женщин в благотворительности были выделены следующие мотивы - ценностный, депривационный, прагматический, мотив солидарности и самореализации [34].
ЖД в настоящее время само не является заметным действующим лицом публичной сферы. Поэтому внимание исследователей все больше сосредоточивается не на описании немногочисленных групп и мотивов участия, а на изучении тендерной культуры. Вводятся понятия тендерной системы и тендерного контракта[13]. Изучение женского движения оборачивается исследованием тендерного измерения стратификационных процессов и фактом участия в движении84.

§ 5. Заключение: концептуализация общественных
движений в контексте трансформации

Спад политической активности после 1993 г. сказался, в частности, на уровне исследовательского интереса к проблематике собственно общественных движений. Их стали рассматривать прежде всего в соотношении с социально-структурными изменениями, ролью в процессе реформ, как фактор культурных изменений и показатель политической культуры. Практически изучение ОД до сих пор - часть обсуждения российской модернизации. Эта область политической реальности рассматривается в более широких концептуальных рамках, а именно - как аспект становления гражданского общества; в контексте трансформационной модели; как аспект культурных изменений.
Перспектива изучения ОД в рамках теории гражданского общества появилась с самого начала формирования данного направления. Сектор ОД рассматривался как элемент возрождающегося гражданского общества, как возможный субъект - действующая сила - социальных преобразований. Именно исследователи общественных движений ставят вопрос о предтечах гражданского общества в рамках советской системы. Доказательство существования своеобразного общественного пространства в рамках советской системы приводит к принятию теории советской модернизации, включающей "анклавы" инициативного поведения. К таким концептуальным попыткам относятся: введение понятия порождающей среды для анализа экологического движения [105]; изучение ресоциализационного эффекта контркультуры [32, 33, 102]; исследования диссидентской среды [98]. Признание существования, хотя бы и превращенных, форм ОД в советском обществе ставит под сомнение адекватность использования концепции "тоталитаризма" для анализа советского общества, начиная со второй половины 50-х гг. Постепенно российские реформы перестают рассматриваться как процесс демократизации и "строительства" гражданского общества. Более активно обсуждается специфика российских преобразований.
В этой перспективе политическая мобилизация и последующий спад ОД рассматриваются как аргументы в пользу защиты какой-либо из концепций трансформации. Так, О.Яницкий рассматривает переходное общество как вариант общества риска, аналогично немецкому социологу У.Беку [105]. Л.Ионин делает предметом своего исследования культурную трансформацию постсоветского общества. Он утверждает, что в период идентификационного кризиса постсоветского общества отсутствуют артикулированные интересы, но сохранены культурные формы, на которые есть спрос у групп, находящихся в поиске коллективной идентичности [36, 37]. Процесс идентификации, по Ионину, начинается с культурной инсценировки. В этом подходе ощущается влияние основных положений теорий новых общественных движений, которые рассматривают роль ОД в становлении новых идентичнос-тей в логике "от экспрессивного действия к осознанию своих целей, собственной культурной среде и стилю жизни".
Итак, мы наблюдаем цикличность внимания к проблематике ОД. Пик интереса к общественным движениям прошел вместе с окончанием политического цикла перестройки, при спаде активности и институционализации большинства общественных движений.
В начальный период исследования имели в основном дескриптивный характер, дистаниированность от объекта была невозможна. Однако в целом описание ОД и упорядочение информации об инициативных организациях и коллективных действиях представляют интерес как современная история России, рассказанная очевидцами. Для перспектив исследовательского направления большое значение имеет также созданная информационная база - архивы-коллекции и библиотеки, массивы данных об акциях протеста.
Необходимо отметить, что не в последнюю очередь благодаря изучению ОД и протеста в арсенал отечественной социологии активно включают методы социологической интервенции, участвующее наблюдение, биографический метод, метод анализа действия как события (event analysis), метод комплексного исследования случая. Были апробированы западные теории общественных движений.
В настоящее время, со спадом общественных движений, исследовательский интерес в целом смещается в предметную область социологии политики и политологии: к изучению политических партий, элит, проблемам функционирования властных структур и общественных организаций.
Изучение литературы показывает, что в последнее время профессиональной дискуссии по проблематике ОД не ведется - авторы не вступают в диалог и полемику друг с другом. Количество публикаций, посвященных общественным движениям, уменьшается. Изучение ОД становится одним из элементов осмысления социальных преобразований. Если в период перестройки были попытки автономизации этой сферы исследования, отпочкования ее от изучения общих проблем трансформации или политического участия, то теперь ОД становятся лишь одной из тем политической социологии, социальной стратификации или социологии культуры.
Как только начинают наблюдаться приметы спада политической активности, судьба самих движений, механизмы рекрутирования и факторы их успешности так же, как и заботы их организационного строения, перестают тревожить социологов. Фокус внимания смещается к макросоциологической проблематике. Лишь несколько исследователей делают предметом своего интереса собственно ОД (например, В.Костюшев - политические движения и протест, О. Яницкий - экологические движения, В.Константинова - женские).
Исследованию ОД еще далеко до статуса самостоятельного направления отечественной социологической науки. Однако и в начальный период это исследовательское направление является междисциплинарным. В обсуждение ОД включаются разные социологические дисциплины (социология конфликта, экологическая социология, политическая социология, теория социальной стратификации) и разные социальные науки (история, психология, культурология).
Тем не менее можно предполагать, что устойчивый интерес хотя бы небольшой группы исследователей и устойчивое существование самих движений будут способствовать постепенному развитию этого направления российской социологии.

Литература

1. Алексеев А.Н. Человек в системе реальных производственных отношений (опыт экспериментальной социологии) // Новое политическое мышление. Ежегодник Советской ассоциации политических наук. М., 1990.
2. Алексеева Е. (отв. ред.) Отечественная литература по проблемам современных общественных движений (1986-1991 гг.). Библиографический справочник. Часть 1. СПбФИСРАН. М., 1995.
3. Альтернативные профсоюзы: возможность и реальность // Социологические исследования. 1990, № 2.
4. Березовский В., Кротов Н. Гражданские движения // Социологические исследования 1989, № 3.
5. Березовский В.Н. "Неформальная" премьера в политике и перестройка. // Неформальная волна. Сборник научных трудов / отв. ред. В.ФЛевичева. М., 1990.
6. Бритвин В. Забастовки на предприятиях с позиций трудящихся // Социологические исследования. 1990, № 6.
7. Васильев М.И. Партии, движения, политические силы - попытка деконструкции // Полис 1992, № 5-6.
8. Воронков В. Активисты движения сопротивления режиму: 1956-1986. Попытка анализа // Социология общественных движений: эмпирические наблюдения и исследования / отв. ред. В.В.Костюшев. СПб:. ИС РАН, 1993.
9. Воронков В., Фомин Э., Освальд И. "Утечка умов" в контексте институционального кризиса российской фундаментальной науки // Интеллектуальная миграция в России / Под ред С.А.Кугеля. СПб.: Политехника, 1993.
10. Воронина О. Женщина в "мужском обществе" // Социологические исследования. 1988, № 2.
11. Вохменцева Г. Социология общественных движений: подходы к концепциям (обзор советской литературы) // Социология общественных движений: концептуальные модели исследования 1989-1990 / отв. ред. В.В.Костюшев. М.-СПб.: ИСРАН, 1992.
12. Тендерные аспекты социальной трансформации / Под ред. М.М.Малышевой. ИСЭПН РАН. Серия Демография и социология. Вып 15. М., 1996.
13. Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период / Под ред. Е.Здравомысловой и А.Темкиной СПб.: Труды ЦНСИ. 1996, №4.
14. Гельман В. Правящий режим и демократическая оппозиция // Пределы власти. 1994, № 2-3.
15. Гордон Л., Клопов Э. Перестройка и новое рабочее движение // Через тернии. М : Прогресс, 1990.
16. Гордон Л. Рабочее движение в послесоциалистической перспективе // Социологические исследования. 1991, № 11.
17. Гордон Л. Против государственного социализма: новые возможности рабочего движения // Политические исследования. 1991, № 1.
18. Гордон Л. Кризис рабочего движения будет углубляться // Общественные науки и современность. 1992, № 5.
19. Гордон Л. Очерки рабочего движения в послесоциалистической России: субъективные наблюдения, соединенные с попыткой объективного анализа промежуточных результатов исследования. М.: Солидарность, 1993.
20. Гордон Л., Клопов З. (отв. ред.) Новые социальные движения в России. М.: Прогресс-Комплекс, 1993.
21. Гордон Л., Темкина А. Рабочее движение в постсоциалистической России // Общественные науки и современность. 1993, № 3.
22. Грибанов В., Грибанова Г. Инициативные самодеятельные молодежные движения. Л.: Знание, 1991. Громов А.В., Кузин О.С. Неформалы: кто есть кто? М.: Мысль, 1990.
24. Дилигенский Г. (ред.) Массовые движения в демократическом обществе. Москва, 1990.
25. Доусон Дж., Цепилова О. Мобилизация экологического движения в Ленинграде // Социология общественных движений: эмпирические наблюдения и исследования. Кн. 1 / Отв. ред. В.В.Костюшев. М.: ИС РАН, 1993.
26. Дробижева Л. и др. (ред). Конфликтная этничность и этнические конфликты М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1994.
27. Дробижева Л. Интеллигенция и национализм. Опыт постсоветского пространства. // Этничность и власть в полиэтнических государствах / Отв. ред В.А.Тишков. М.: Наука, 1994.
28. Дука А. Современный умеренный консерватизм как идеологическое течение // Национальная правая прежде и теперь. Историко-социологические очерки / Отв. ред. Р.Ганелин. СПб.: Институт социологии РАН, 1992.
29. Забастовки в СССР: новая социальная реальность // Социологические исследования. 1989, № 1.
30. Здравомыслова Е., Темкина А. Октябрьские демонстрации в России: от государственного праздника к акции протеста // Сфинкс. 1994, №2.
31. Здравомыслова Е. Парадигмы западной социологии общественных движений СПб.: Наука. 1993.
32. Здравомыслова Е., Хейккинен К. (ред.) Материалы международного симпозиума "Гражданское общество на европейском севере" - Civil Society in the European North. St. Petersburg // Труды Центра независимых социологических исследований. 1996, № 3.
33. Здравомыслова Е. Коллективная биография современных российских феминисток // Здравомыслова Е., Темкина А. (ред.) Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период // Труды Центра независимых социальных исследований. 1996, № 4.
34. Зеликова Ю. Женщины в благотворительных организациях России // Здравомыслова Е, ТемкинаА. (ред.) Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период // Труды Центра независимых социальных исследований. 1996, № 4.
35. Ионин Л.Г. Консервативный синдром // Социологические исследования. 1987, № 5.
36. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социально-культурных изменений) // Социологические исследования. 1995, № 4.
37. Ионин Л. Социология культуры. М.: Логос, 1996.
38. Кабалина В.И. От имени кого, против кого, во имя каких ценностей? // Социологические исследования. 1993, № 6.
39. Каудина С. Российское демократическое движение // Социологические исследования. 1993, № 6.
40. Кацва А. От рабочкомов к союзу трудящихся Кузбасса // Рабочий класс и современный мир. 1990, № 1.
41. Кертман Г.Л. Психологические предпосылки новых социальных движений // Рабочий класс и современный мир. 1990, № 4.
42. Кинсбурский А.В., Топалов М.Н. Социодинамика массовых политических действий. М., 1992.
43. Клименкова Т.А., Лунякова Л.Г., Хоткина З.А. Конференция МЦГИ: взаимодействие женских исследований и женского движения // Тендерные аспекты социальной трансформации / Под ред. М.М.Малышевой. ИСЭПН РАН. Серия Демография и социология. Вып 15. М., 1996.
44. Клопов Э. Сила и слабость демократического движения // Социологические исследования. 1993, № 6.
45. Клопов Э. Переходное состояние рабочего движения // Социологический журнал. 1995, № 1.
46. Комаровский В. Независимое рабочее движение в Советском Союзе // Общественные науки и современность. 1991, № 1.
47. Комаровский В., Кунин В. Донбасс: время обещаний ушло // Рабочий класс и современный мир. 1990, № 4.
48. Костюшев В. Общественные движения и коллективные действия в условиях запаздывающей модернизации // Образ мыслей и образ жизни / Отв. ред. Я.Ги-линский. М.: ИС РАН, 1996.
49. Костюшев В. Потенциал протеста в российском обществе. Исследовательский проект РГНФ. 1995-1997.
50. Кравченко А. Трудовые конфликты и забастовки // Социалистический труд. 1989, № 10.
51. Кубась Г.В. Рабочие комитеты Кузбасса// Социологические исследования. 1990, №6.
52. Либоракина М. Обретение силы: российский опыт. Пути преодоления дискриминации в отношении жещин (культурное измерение). М.: ЧеРо, 1996.
53. Максимов Б Письма с Кировского завода // Трудовая демократия. Говорят рабочие Кировского завода (Сост. Д.Мендел). М.: Школа трудовой демократии приИППС. 1996, № 1.
54. Мальцева Л.Л., Пуляева О.И. Что привело к забастовке // Социологические исследования. 1990, № 6.
55. Манхейм К. Идеология и утопия  // Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994.
56. Массовые движения в современном обществе / Отв. ред. С.В.Патрушев. М.: Наука, 1990.
57. Массовые демократические движения: истоки и политическая роль / Отв. ред. Г.Г.Дилигенский. М.: Наука, 1988.
58. Мендел Д. Забастовка шахтеров: впечатления, комментарии, анализ // Социологические исследования. 1990, № 6.
59. Мигранян А., Кола Д. Гражданское общество // Опыт словаря нового мышления / Ред. М.Ферро, Ю.Афанасьев. М.: Прогресс, 1989.
61. Монусова Г.А. Мотивы и ценности участия в демократическом движении // Социологические исследования. 1993, № 6.
62. Назаров М. Политический протест: Опыт эмпирического анализа // Социологические исследования. 1995, № 1.
63. Назаров М. Об особенностях политического сознания в постперестроечный период// Социологические исследования. 1993, №8.
64. Назимова А. Человек: конфликт на производстве // Политическое образование. 1989, № 10.
65. Наука и новое рабочее движение в СССР (на вопросы журнала отвечает Г.Ракитская) // Общественные науки и современность. 1989, № 3.
66. Национальная правая прежде и теперь. Историко-социологические очерки / Отв. ред. Р.Ганелин. СПб.: Институт социологии РАН, 1992.
67. Национальные движения в СССР и в постсоветском пространстве. Серия публикаций. Т. 1-26. Под ред. М.Н.Губогло. Институт этнологии и антропологии РАН.
68. Неформалы: кто они? Куда зовут? / Ред. В.А.Печенев. М.: Политиздат, 1990.
69. Новое рабочее и профсоюзное движение в Ленинграде - Санкт-Петербурге (конец 80-х - начало 90-х годов) / Под ред. А.Темкиной и др. Справочно-аналитическое издание. М.: Институт социологии РАН, 1994.
70. Новые общественно-политические движения и организации в СССР (Документы и материалы). Ч. I-II. / Сост. Б.Ф.Славин. В.П.Давыдов. М.: Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, 1990.
71. Новые социальные движения и социокультурные эксперименты. Реферативный сборник. Вып 1-2. М.: ИНИОН АН СССР, 1991.
72. Образ мыслей и образ жизни / Отв. ред. Я.Гилинский. М.: ИС РАН, 1996.
73. Общественные движения в России в начале XX века. В 3-х томах / Под ред П.Мартова, П.Маслова и А.Потресова. СПб., 1909-1910.
74. Ольшанский Д.В. Неформалы: групповой портрет в интерьере. М.: Педагогика, 1990.
75. Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике. М.: Прин-Ди, 1995.
76. Пастухов В.Б. Российское демократическое движение: путь к власти // Полис. 1992, № 1-2.
77. Писарева И., Чучалов А. Точки напряженности в шахтерском коллективе // Рабочий класс и современный мир. 1990, № 4.
78. Посадская А.И. Женские исследования в России: перспективы нового видения // Тендерные аспекты социальной трансформации / Под ред. М.М.Малышевой ИСЭПН РАН. Серия Демография и социология. Вып 15. М., 1996.
79. Попов Г. С точки зрения экономиста // Наука и жизнь. 1987, № 4
80. Прибыловский В. Словарь новых политических партий и организаций России. М.: Панорама, 1992.
81. Ракитский Б.В., Ракитская Г.Я. Стратегия и тактика перестройки. М.: Наука, 1990.
82. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Наука. 1996.
83. Ростов Ю. Протестное поведение в регионе // Социологические исследования. 1996, № 6.
84. Россия сегодня. Политический портрет в документах. 1985-1991 // Отв. ред. Б.И.Коваль. М.: Международные сношения, 1991.
85. Сикевич З. Политические игры или политическая борьба? Партии, движения, ассоциации глазами социолога. Л.: Лениздат, 1991.
86. Социальная напряженность на производстве // Материалы коллоквиума / Под ред. А.Зайцева. Обнинск, 1989.
87. Социология общественных движений: концептуальные модели. Исследования 1989-1990 / Отв. ред. В.В.Костюшев. М.-СПб.: ИС РАН, 1992.
88. Социология общественных движений: эмпирические наблюдения и исследования / Отв. ред. В.В.Костюшев. СПб.: ИС РАН, 1993.
89. Темкина А. Женский путь в политику: тендерная перспектива. // Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период / Под ред. Е.Здравомысловой и А.Темкиной. СПб.: Труды ЦНСИ. 1996, № 4.
90. Тишков В. (ред.) Этничность и власть в полиэтнических государствах. М.: Наука, 1994.
91. Тишков В. Россия: от межэтнических конфликтов к взаимопониманию // Этнополитический вестник. 1995, №2.
92. Фадин А. Группы общественных инициатив: некоторые проблемы социализации // Неформальные объединения молодежи и идеологическая борьба. М.: ИНИОН, 1988.
93. Феминизм: Восток. Запад. Россия / Отв. ред. М.Т.Степанянц. М.: Наука, 1993.
94. Феминистская теория и практика: Восток - Запад // Материалы международной научно-практической конференции. СПб., 1996.
95. Фомичев С.Р. Зеленые: взгляд изнутри // Полис. 1992, № 1-2.
96. Халий И.А. Экологическое и национально-патриотическое движения в России: союзники или противники // Социологические исследования. 1995, № 8.
97. Цепилова О. Экологическое движение: предпосылки, тенденции, идеологические парадигмы, организационные структуры // Отв. ред. Я.Гилинский. М.: ИС РАН, 1996.
98. Чуйкина С. Участие женщин в диссидентском движении (1956-1986) // Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период / Под ред Е.Здравомысловой и А.Темкиной. СПб., Труды ЦНСИ. 1996, № 4.
99. Шаблинский И. Куда движется наше рабочее движение// Рабочий класс и современный мир. 1990, № 4.
100. Шаленко В. Конфликты в трудовых коллективах . М.: МГУ. 1990.
101. Шахтерское движение: документальные и аналитические материалы / Отв. ред. Л.А.Гордон и Э.В. Клопов. М.: Институт проблем занятости РАН и Министерство труда РФ, Центр по изучению социально-трудовых отношений, 1992.
102. Щепанская Т.Е. Символика молодежной субкультуры. СПб.: Наука, 1993.
103. Экологические организации на территории бывшего СССР. Справочник / Авт.-сост. Е.Кофанова, Н. Кротов. М.: РАУ- Пресс, 1992.
104. Ядов В.А. Размышления о предмете социологии // Социологические исследования. 1990, №2.
105. Яницкий О.Н. Экологическое движение в России. М.: ИС РАН, 1996.
106. Яницкий О.Н. Эволюция экологического движения в современной России // Социологические исследования. 1995, № 8.
107. Яницкий О.Н. Экологическое движение // Социологические исследования. 1989, №6.
108. Яницкий О.Н. Социальные движения. 100 интервью с лидерами. М.: Московский рабочий, 1991.
109. Gel'man V., Torchov D. Parteienforschimg (1988-1995) / Socialwissenschaft in Russland. Deutsch-Russisches Monitoring I. Bd 1. 1996.
110. Gurr, T. Why Men Rebel. Princeton University Press, 1971.
111. Duka A., Komev N., Voronkov V., Zdravomyslova E. (1995). "Round Table on Russian Sociology. The Protest Cycle of Perestroika: The Case of Leningrad" // International Sociology. V.10, № 1.
112. Gamson W., Meyer D. (1996). Framing Political Opportunity. In: McAdam, D., et al. Comparative Perspectives on Social Movements: Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings. Camb. Univ. Press.
113. Kitschelt H. Political Opportunity Structures and Political Protest: Anti-Nuclear Movement in Four Democracies// British Journal of Political Science. 1986. V. 16.
114. Konstantinova V, No Longer Totalitarianism, but Not Yet Democracy: The Emergence of and Independent Women's Movement in Russia. In: Posadskaya, A, ed. Women in Russia. A New Era in Russian Feminism. London. Verso. 1994.
115. Konstantinova V. (1996). Women's Political Coalitions in Russia (1990-1994). In: Women's Voices in Russia Today. Ed. by A.Rotkirch and E.Haavio-Mannila. Darmouth Publishers.
116. Lewis R. Science, Nonscience, and the Cultural Revolution // Slavic Review 1994, №4.
117. McCarthy, Jonh D. and Zald, Mayer N. Resource Mobilization and Social Movements: A Partial Theory // American Journal of Sociology. 1977, V. 82.
118. Rucht D. (1996). The Impact of National Contexts on Social Movement Structures: A Cross-movement and Cross-national Comparison. In: McAdam, D., et al. Comparative Persspectives on Social Movements: Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings . Camb. Univ. Press.
119. Stouffer S. et al. (1949) The American Soldier. Vols 1-4. Princeton: Princeton University Press.
120. Tarrow S. Power in Movement. Cambridge. Univ. Press. 1994.
121. Temkina A. Russia in Transition: New Collective Actors and New Collective Action / Dissertation submitted for the Degree of Ph.D in the University of Helsinki.. 1997.
122. Temkina A. The Workers' Movement in Leningrad, 1986-1991 // Soviet Studies. 1992, № 2.
123. Tilly, Ch. From Mobilization to Revolution. Englewood Cliffs, 1978.
124. Tourain A. The Voice and the Eye. London. 1981.
125. Voronkov V. Die Protestbewegung der "Sechsrieger" - Generation. Der Widerstand gegen das Sowjetische Regime 1956-1985 // Osteuropa, 1993, Vol. 10.
126. Voronkov V., Zdravomyslova E. Emerging Political Sociology in Russia and Russian Transformation // Current Sociology. Vol. 44, № 3, Winter, 1996.
127. Zabadykina E. The Range of Women's Organizations in St. Petersburg. In: Women's Voices in Russia Today, ed. by A.Rotkirch and E.Haavio-Mannila. Datmouth, 1996
128. Zdravomyslova E. (1996). Opportunities and Framing in the Transition to Democracy the Case of Russia. In: McAdam, D., et al. Comparative Perspectives on Social Movements: Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings. Camb. Univ. Press.

Глава 28. Изучение общественного мнения (В.Мансуров, Е.Петренко)
§ 1. Вводные замечания
История развития исследований общественного мнения в России и СССР тесно связана с реальными социальными и политическими процессами, происходившими в стране.
Выделение общественного мнения как относительно самостоятельного направления исследований в истории мировой социологии связано, по крайней мере, с тремя обстоятельствами. Во-первых, с развитием капиталистического производства, что выдвинуло проблему изучения потребительского спроса и эффективности рекламы в конкурентной борьбе за потребителя. Во-вторых - это развитие демократических структур, политических партий и политической борьбы, что привело к возникновению исследований политических преференций, электорального поведения населения и эффективности политического влияния с помощью пропаганды. Наконец, в-третьих, сильный импульс опросам общественного мнения придало возникновение средств массовой информации, особенно телевидения, что вызвало потребность в изучении интересов аудитории, ее предпочтений и мотивов обращения к тому или иному источнику информации. К этому следует добавить рост уровня образования и культуры населения, расширение спектра его интересов, в частности, и политических.
Очевидно, что в нашей стране указанные предпосылки и условия возникали в определенной последовательности, их взаимодействие имело свою специфику, и поэтому история предмета довольно коротка и прямо связана с идеологическими интересами правящих структур, а не только с вышеперечисленными объективными условиями.

§ 2. Первые подходы к изучению общественного мнения.
Роль земств (1860-1910-е годы)

Строго говоря, опросы общественного мнения как выражения позиций различных групп населения по злободневным общественно-политическим, экономическим и другим проблемам ни в дооктябрьский период, ни тем более после установления советской власти в России не проводились. Но подходы к тому, что впоследствии становится предметом социологии общественного мнения, причем весьма продуктивные, были заложены прежде всего в разработке теории выборочных обследований и опросов.
Конец XIX и начало XX столетий можно назвать предысторией развития опросов общественного мнения в России. Первые опросы были проведены по инициативе земств - местных органов самоуправления, созданных в 1864 г., а также некоторых губернских газет, заинтересованных в изучении интересов читательской аудитории [30]. Под эгидой земских властей произошло становление российской статистической науки. Труды земского статистика А.Чупрова и по сей день остаются компонентом теории выборочного метода в мировой литературе [56].
Просветительская деятельность также была одним из ведущих направлений их функционирования. Создаются народные школы, библиотеки, возникает достаточно массовая аудитория читателей газет, иллюстрированных журналов, изданий дешевых "книг для народа". Эти институты постоянно расширяют поле деятельности, опираясь на многочисленные эмпирические исследования (сегодня мы назвали бы их маркетингом).
Реформы 1860-1970 гг., открыв путь капиталистическому развитию России, стимулировали потребность в чтении. В условиях замены патриархальных бытовых и экономических связей товарными отношениями и формальным правом значительная часть активного населения столкнулась с необходимостью знания законов и существующих предписаний, регулярного знакомства с государственными указами, торговой и. хозяйственной информацией.
Отметим ведущее место, которое занимала здесь художественная литература. По свидетельству М.Е.Салтыкова-Щедрина, русская публика желает, "чтобы писатель действовал на нее посредством живых образов и убеждал сравнениями и определениями. Стало быть, учительницею ее стоит на первом плане так называемая беллетристика" [34, с. 320]. От литературы большинство тогдашних читателей ждало публицистичности, дидактичности, образцов для подражания и критики существующих порядков.
Изучение читающей публики в те годы проводилось людьми, занятыми цензурой, книгоиздательством, библиотечным делом, редакциями газет и т.п. Цели при этом были и благородными (вспомним народников), и чисто утилитарными: развитие собственного бизнеса или рационализация собственной чиновной профессиональной деятельности. Основными методами исследования были анализ документов (объемов книгопродажи и тиражей изданий, читательских формуляров в библиотеках), опросы читателей библиотек, почтовые и прессовые опросы читателей газет и журналов.
"Наша читающая публика, - говорилось в публикации 1862 г. [25, с. 21], -довольно определенно может быть разделена на три главные группы. Первую составляют современные, серьезно образованные, по развитию своему стоящие в уровень с общим европейским развитием и владеющие знанием иностранных языков. Во второй находятся люди, имеющие некоторые, более или менее совершенные научные знания, но о многих современных идеях распространяющиеся за счет других и по отрывочному собственному чтению. Третья группа требует от чтения одного приятного и полезного препровождения времени; сюда относится менее развитый слой так называемых благородных классов, с малыми изъятиями купечество и все грамотное простонародье". Статистическое обследование П.М.Шестакова, проведенное в конце XIX в. на московской ситценабивной фабрике (владельцы которой проводили "филантропическую" политику, открыв для рабочих школу, библиотеку, театр), показало, что в число читателей входили 42 % рабочих-мужчин [50, с. 61-71].
В конце XIX в. Вятское губернское земство, выпускавшее для крестьян "Вятскую газету", провело опрос читателей [24, с. 38-106]. Оказалось, что отношение крестьян к газете во многом определяется идеологическими конфликтами в этой среде. Часто и сама газета является источником таких конфликтов. В газете публиковались материалы, посвященные сельскохозяйственным и ремесленным нововведениям. Старшее поколение деревни отрицательно относилось к таким публикациям, а молодые чаще становились на защиту новаций. Однако те главы семей, которые прошли через земскую школу, чаще имели ту же точку зрения, что и положительно оценивающая нововведения молодежь. В этом опросе приняли участие почти 1500 крестьян. Судя по результатам, каждый четвертый в той или иной степени являлся читателем или слушателем "Вятской газеты" (газета читалась в крестьянских семьях вслух). Самыми активными читателями были молодые жители села, а также ремесленники и отставные солдаты.
Наибольший интерес вызывали публикации по ведению сельского хозяйства, о ремеслах, рассказы и исторические очерки. Зафиксирована и неудовлетворенность газетными публикациями: по мнению опрошенных, газета мало пишет о пожарах, неурожаях, крушениях поездов и т.п.
Одновременно с рассмотренным выше опросом земские статистики Вятской губернии провели опрос работников сельских библиотек [38, с 209-214], которые характеризовали своих читателей, их интересы, а также отвечали на вопросы о роли сельской библиотеки Результаты показали, что "народная библиотека" рассчитана на вполне определенного читателя, усвоившего в земской школе грамоту и начальные представления о мироустройстве. Помимо русских классиков и современных художественных произведений, библиотекари пропагандировали среди своих читателей книги о вреде пьянства, погони за богатством, а также литературу по истории, географии, медицине. Аудитория народных библиотек в основном состояла из учащихся земской школы и недавних ее выпускников (лица моложе 17 лет - 64 %) В основном это были мальчики и юноши. Женщины в сельской читательской среде были скорее исключением [52, с. 118].
Сходные результаты встречаются и в других публикациях того времени В качестве примера изучения круга чтения можно упомянуть опрос сельских читателей в Пермской губернии [1], исследования Н.А.Рубакина (вкусы читателя, отношение рабочих и крестьян к книге, содержание чтения по материалам читательской почты [31] и отношение к книге и чтению "народной интеллигенции"), проведенные им в первые годы XX в. [32].
По результатам упомянутых выше исследований хорошо прослеживается, как чтение довольно быстро переходит в конце прошлого века из разряда исключений в разряд довольно часто встречающихся явлений, как набирают обороты запущенные земствами культурные механизмы распространения чтения (комитеты грамотности, просветительские общества, народные библиотеки, народные газеты и т.д.) Как, наконец, на базе, созданной во второй половине XIX в., Россия из полуграмотной и практически не читающей превратилась в "самую читающую страну".
Среди исследований других тематических направлений, которые земские статистики широко развернули в начале XX в., отметим изучение вопросов социальной гигиены, условий труда и быта, бюджетов семей рабочих и служащих. Хотя выяснение мнений частных и групповых практически не входило в задачи исследователей, назовем некоторые из них. Исследование А.Шинкарева представляет собой подробное монографическое описание повседневной жизни крестьян в селах Новоживотиново и Моховатка Воронежского уезда [51] Бюджеты семей рабочих были основательно изучены в капитальном монографическом исследовании А.Стопани [39], который дал подробное описание бюджетов семей рабочих нефтяных предприятий, и в исследовании М.Давидовича [8], изучавшего бюджеты семей петербургских текстильщиков.
В двадцатые годы интерес исследователей сосредоточивается преимущественно на крупномасштабных монографических статистических обследованиях условий труда и быта сельских и городских тружеников, бюджетов времени. Изучение оценок, мнений, предпочтений в этот период - на втором плане или вовсе не проводится. Среди работ, выполненных в эти годы, выделяется монография Ф.Железнова [9], где подробно описывается быт крестьян Воронежской губернии (50 % крестьян спали на печи и только у 3 % были кровати, в 85% изб были насекомые - тараканы, клопы, блохи). В 20-30-е гг. разворачиваются крупномасштабные исследования по проблемам народонаселения. Они базировались на переписях населения 1920 и 1926 гг. [27]. Особенно выделяется работа коллектива под руководством Е.Кабо [13]. Обследование базировалось на годовых бюджетах рабочих. Респонденты делали ежедневные записи доходов и расходов семьи на специальных бланках, регулярно проверяемых (4-5 раз в месяц) прикрепленным к семье регистратором. Кроме того, регистратор проводил анкетирование на различные темы, в том числе "О чтении всеми членами семьи книг, газет и журналов".
Известно, однако, что опросы все же осуществлялись некоторыми центральными, провинциальными и армейскими газетами [18].

§ 3. Партийно-советская система: "изучение настроений трудящихся"

Начиная с 30-х гг. проблематика обследований с помощью опросов резко сужается (в основном она затрагивает проблемы быта рабочих, частично крестьян и студентов), а к середине 30-х опросы вовсе прекращаются.
Они прекращаются в том смысле, что полностью исчезают со страниц печати, но, напротив, интенсифицируются и расширяются как источник закрытой партийной (и государственной) информации.
При партийных комитетах всех уровней решением ЦК ВКП(б) создаются отделы партийной информации. Используя самые разные источники (сообщения информаторов-активистов, сбор сведений собственными силами и с помощью НКВД-КГБ), эти отделы регулярно готовили обобщающие записки о настроениях в среде рабочих, на селе, в среде студенчества, молодежи вообще (этим занимались аппаратчики службы комсомольских комитетов), интеллигенции, в армии, в партийных ячейках и в самих органах НКВД-КГБ. Более изощренной системы изучения мнений и настроений населения, чем та, что была создана большевиками как единственной правящей партией, сросшейся с государством, не было ни в одной западной демократии.
Поначалу, во времена Ленина, информационные отделы парткомитетов собирали и доносили руководству объективную информацию о политических настроениях и по широкому кругу проблем производственной и бытовой жизни всех слоев населения.
По мере ужесточения политико-идеологического режима службы информации, по существу, смыкались по своим функциям с аналогичными службами органов НКВД и ГБ, т.е. превращались в органы своего рода "партийной разведки" и политического сыска. Их главная задача состояла теперь в доносительстве об антипартийных и антисоветских настроениях, с одной стороны, а с другой - в создании впечатления о том, что широкие массы с энтузиазмом принимают очередные партийные решения. Между отделами информации парткомов (начиная с районного звена и выше) и организационными отделами устанавливалась прямая связь (часто оба отдела "курировал" один и тот же секретарь): орготдел организовывал мероприятие массовой поддержки партийных решений, и отдел информации обобщал в своих "записках" наблюдения с митингов, цитировал высказывания партийцев и беспартийных, осуждающих "врагов народа", поддерживающих стахановское движение, послевоенные "инициативы" на местах и т.д.
К брежневскому периоду эта система достигла совершенства и слилась с прессой и радио, т.е. органами пропаганды. Теперь уже отделы информации, по существу, не различали партийные установки и реакцию населения на провозглашаемые лозунги: все сливалось в лживое славословие - с одной стороны, откровенное доносительство - с другой.
В конце 60-х гг. ЦК КПСС и партийные органы на местах (обкомы и горкомы) начинали привлекать социологов к разработке "научных методов" анализа писем трудящихся, создавались системы обработки на ЭВМ информации о письмах в газеты, в партийные и государственные органы (АСУ "информация" [18а]). Секретари ЦК КПСС и местные партийные руководители могли при необходимости воспользоваться этой системой перед тем, как заслушать отчеты о политико-воспитательной и иной работе нижестоящих руководителей и предъявить им "эмпирические доказательства" "упущений" или "серьезных ошибок".
Понятно, что сказанное выше не имеет ничего общего с нормальной системой изучения общественного мнения и демонстрирует лишь ее извращения в условиях тотально идеологизированного и бюрократизированного советского государства, в котором сам объект - общественное мнение - если и существовал, то как минимум игнорировался властями вплоть до начала горбачевских реформ и установления принципа гласности общественно-политической и экономической жизни общества.

§ 4. Зарождение дисциплины. Социология общественного мнения
в 60-е и до начала 80-х годов

В конце 50-х гг. с приходом к власти Н.С.Хрущева и общим "потеплением" ситуации в стране возрождается интерес к социологии и к использованию ее методов В 1958 г. была создана Советская социологическая ассоциация, после чего формируются различные исследовательские структуры: группы, лаборатории, центры - и наконец в 1968 г. Институт конкретных социальных исследований Академии наук СССР.
Спектр социальных проблем, изучаемых с использованием социологических методов сбора и анализа информации, существенно расширился. Практически все органы социального и политического управления пытаются использовать возможности социологии, наступает "ренессанс" массовых опросов общественного мнения.
"Комсомольский почин" в создании системы опросов молодежи. В 1960 г. при газете "Комсомольская правда" начал работать Институт общественного мнения под руководством Б.А.Грушина. За первые два года своей деятельности Институт провел 8 всесоюзных опросов, используя различные модели выборки и методы сбора информации [3, 6, 14].
Этот институт, по существу, инициировал создание исследовательских групп и лабораторий по опросам мнений во всей стране. В 1964 г. при ЦК ВЛКСМ создается группа социологических исследований под руководством В.Г.Васильева, после чего были созданы аналогичные исследовательские структуры при более чем 40 областных, краевых и республиканских комитетах комсомола. Ими проводились опросы общественного мнения молодежи по самым разным проблемам, что стало предметом обсуждения на Всесоюзной конференции "Молодежь и социализм" (май 1967 г.), организованной совместно Советской социологической ассоциацией и ЦК ВЛКСМ.
Изучение мнений, предпочтений активно проводится и в рамках исследований в области социологии труда и свободного времени, социологии печати и др. Но, пожалуй, самое широкое распространение в этот период получают опросы разных групп о досуговых занятиях, предпочитаемых способах проведения свободного времени, жизненных планах. Результаты этих исследований сравнивались, анализировались устойчивость и надежность данных, т.е. именно на этом эмпирическом материале в тогдашней советской социологии формировалось, также впервые, особое направление - методологии социологических исследований85.
По инициативе В.Э.Шляпентоха были проведены опросы читателей центральных газет по общенациональной (рэндомизированной) выборке [46]. Не исключено, что они способствовали многолетней популярности газет-миллионеров: "Правды", "Труда" и "Известий".
Между тем оставалось своего рода нормой, что опросы общественного мнения преимущественно ориентировались на читательскую публику. Социологи выполняли социальный заказ: изучение коммуникативного поведения, формирования общественного мнения, включенности людей в систему средств массовой информации и пропаганды, социально-политической активности и ценностных ориентации молодежи. При этом очень часто итоги опросов оставались достоянием заказчика (редакций газет, партийных органов). Не будучи известными публике, они, по существу, утрачивали главное качество социологического исследования мнений - не включались в процесс формирования общественного мнения, но использовались для повышения эффективности официальной пропаганды.
Прорыв был сделан в 60-х гг. публикациями работ Б.Грушина [3], А.Уледова [41], Ю.Вооглайда (Эстония) и других [19, 44], которые впервые в отечественной социологии сформулировали собственно научную парадигму предмета.
В процессе дискуссии столкнулись разные представления о понятии общественного мнения. Одни исследователи подчеркивали "общественную значимость проблем", по поводу которых формируются мнения. Другие выдвигали на первый план необходимость публичного представления мнений. Третьи считали, что общественное мнение должно быть, прежде всего, широко распространенным.
В целом, обобщая различные подходы, исследователи пришли к определению общественного мнения как исторически обусловленного и изменяющегося состояния общественного сознания групп людей, выражаемого публично по проблемам, важным для общества или его элементов.
Субъектом общественного мнения выступают большие группы людей, объединенные каким-либо общим признаком. Например, проживание в данной стране, городе или занятие одним видом деятельности и т.п.
Общественное мнение имеет сложную структуру, которая включает когнитивный элемент - знания; эмоциональный элемент - чувства, эмоции, настроения; аксеологический элемент - оценки и поведенческий - готовность действовать определенным образом.
Вообще в опросах 60-х гг. советские социологи много занимались методическими и организационными проблемами. Анкетный опрос и формализованное интервью становятся самыми распространенными в практике эмпирических исследований.
Так, в исследованиях аудиторий центральных газет использовалось интервью и по месту жительства, и по месту работы с представителями относительно малочисленных профессиональных групп, которые редко попадали в число респондентов в рэндомизированных выборках (например, писатели, руководители предприятий и т.п.). Проводились и почтовые опросы. При обследовании читательской аудитории "Правды" анкеты были доставлены подписчикам вместе с номером газеты из расчета одна анкета на 50 подписчиков. При аналогичном обследовании в "Литературной газете" также с помощью почты было разослано 80000 анкет, а получено обратно около 5 000 [47]. В этих исследованиях совершенствовались приемы увеличения возврата анкет при почтовых опросах (повторное персональное обращение к читателю, использование обращений-напоминаний по каналам местного радио и телевидения, повторные рассылки анкет и т.п.). Благодаря таким приемам в некоторых областях России возврат почтовых анкет был доведен до 20 %.
С конца 60-х и в 70-е гг. лидируют два проблемных направления: 1) изучение механизмов формирования общественного мнения в локальных опросах; 2) разработка методологии, создание проектов общенациональных территориальных вероятностных выборок и способов их практической реализации.
В 1967 г. был начат фундаментальный проект "Таганрог", в котором участвовали, помимо социологов, демографы, экономисты, этнографы. Авторы проекта выделяют две основные задачи своего исследования: 1) повышение эффективности идеологической работы партии и государства, осуществляемой с помощью печати, радио, телевидения, разнообразных форм устной пропаганды и 2) расширение и совершенствование механизмов участия трудящихся в управлении социальными процессами в условиях развитого социалистического общества. Таганрог как типичный средний город был избран "полигоном" всестороннего изучения экономических, социально-политических, бытовых и иных сторон повседневной жизни людей. Естественно, что это, поддержанное ЦК КПСС, исследование должно было предоставить информацию для "повышения эффективности" социально-экономического планирования и управления, не в последнюю очередь и со стороны партийной пропаганды.
Проект Бориса Грушина "Общественное мнение". В рамках этого таганрогского исследования Б.А.Грушин создал, можно сказать, методологическую лабораторию исследователей общественного мнения. На регулярных научных семинарах, собиравших довольно большую аудиторию, обсуждались теоретико-методологические проблемы массовых коммуникаций и общественного мнения. Был разработан тщательнейший инструментарий опросов граждан, контент-анализа прессы, наблюдений во время собраний, интервью с руководителями партийных и государственных органов и т.д.
Методологические результаты этого проекта, сыгравшего роль учебного пособия для советских социологов, были большей частью опубликованы под несколько необычным названием "47 пятниц" [35], так как семинар Б.Грушина собирался по пятницам
В проекте использовались четыре типа выборочного дизайна (проекта выборок). Дизайн выборки среди населения Таганрога был построен как пропорциональная квотная выборка. Основу для нее исследователи получили, проведя сплошную перепись взрослых жителей Таганрога, принявших участие в выборах в местные советы весной 1967 г. По результатам этой переписи была рассчитана модель по четырем связанным квотным параметрам: социальное положение (рабочие; инженерно-технические работники; интеллигенция, не занятая на производстве; работники сферы обслуживания; технические исполнители, военнослужащие; студенты; пенсионеры; домохозяйки); пол; возраст (18-24 года; 25-29 лет; 30-39 лет; 40- 49 лет; 50-59 лет; 60 лет и старше); образование (до 4 кл.; 4-6 кл.; 7-9 кл.; 9- 10 кл.; - среднее; неполное высшее; высшее).
Сама по себе эта работа является беспрецедентной в социологической практике86. Обычно перепись единиц наблюдения как основа для их отбора используется весьма часто на последней ступени в многоступенчатых территориальных выборках, но это перепись жилищ (домохозяйств) на небольших участках территории, которые ограничены пределами пешеходной доступности для одного интервьюера" почтовыми участками, счетными участками и т.п. Перепись жителей Таганрога от 18 лет и старше, пришедших к избирательным урнам весной 1967 г., дала ошеломляющий результат: 11,3 % избирателей имели образование ниже 4-х классов; 17,9 % - от 4 до 6 классов; 26,5 % - от 7 до 9 классов; 33,8 % - законченное среднее; 1,9 % - неполное высшее и 8,6 % - высшее.
Расхождение с официальной статистикой авторы осмелились обнародовать в книге "Массовая информация в советском промышленном городе" [23] (табл.1).
Учитывая, что данные Всесоюзной переписи - средние по городскому и сельскому населению, а переписи избирателей составлялись по составу городских жителей быстрорастущего промышленного центра, расхождение статистик социально-демографической структуры населения с аналогичной структурой тех, кто пришел к избирательным урнам, просто разительное. (Если бы этот уникальный результат привлек в свое время внимание отечественных социологов, то, возможно, изучение электорального поведения в 1991-1993 гг. было бы более успешным.) Обнаружив расхождение, исследователи построили другой дизайн выборки на основе систематического отбора адресов респондентов из избирательных списков [35, с. 70].
Помимо двух названных моделей выборки, авторы использовали также направленные типологические выборки по группам населения. В каждой группе опрашивалось равное число респондентов по заданной поло-возрастной квоте. Среди некоторых профессиональных групп проводился и сплошной опрос (журналисты, лекторы общества "Знание" и т.п.).

Таблица 1

Социально-демографические характеристики

Перепись избирателей Таганрога, 1967 г., %

Всесоюзная перепись 1970 г., %87

Пол
муж.
жен.
Возраст
18-24 года
25-29 лет
30-39 лет
40-49 лет
50-59 лет
60 лет и старше
Образование
до 4 классов
4-6 классов
7-9 классов
среднее
незаконченное
высшее и высшее

44
56

11
14
23
18,5
17,5
16

11
18
26,5
34

10,5

42
58

18
9
21
18
16
18

5
17
33
37

8

Поскольку среди объектов наблюдения (помимо перечисленных) в этом исследовании выступали специфические, с точки зрения социальной активности, группы (авторы писем в органы власти; посетители приемных депутатов советов; работники органов управления; лица, выступавшие на собраниях или в роли авторов публикаций в прессе), то эти группы формировались специально. В качестве основы были взяты все письма жителей, повестки всех собраний, все опубликованные в "Таганрогской правде" материалы, по которым были идентифицированы авторы писем, материалов, выступлений за три определенных месяца. Затем систематически отбиралось нужное число респондентов.
Стоит сказать и еще об одном методе сбора информации в таганрогском проекте "Общественное мнение" - дневниковых записях, которые ежедневно на протяжении 3-х месяцев делали по определенной инструкции руководящие работники органов управления района и города. При этом каждый день с дневниками работали не все управленцы, но определенная их часть. Сбор дневниковых данных осуществлялся по скользящему графику, последовательно включающему то одних, то других работников. В результате был обеспечен сплошной охват работников органов управления, тогда как их посетители, информация о которых фиксировалась в дневниках, обследовались методом стихийной выборки88. Всего анкетными опросами было охвачено 16 159 респондентов, проведено 10 762 личных интервью и заполнено 8 882 бланка дневников.
Проект Владимира Шляпентоха: читатели газеты "Правда". Столь же значительную роль сыграло исследование, проведенное под руководством В.Э.Шляпентоха [40]. Уникальность этого исследования в том, что здесь впервые в отечественной практике изучения общественного мнения была предпринята попытка разработки общенациональной территориальной вероятностной выборки. Дизайн выборки базировался изданных Всесоюзной переписи 1970 г., и выборка планировалась как шестиступенчатая. На первой ступени единицами отбора были приняты области, края и республики (не имеющие областного деления). Это был вынужденный выбор, ибо единицы имели разный размер по территории и по числу жителей, что само по себе нарушало принцип равных шансов попадания в выборку жителей разномасштабных областей. Однако в те годы в распоряжении социологов не было статистической информации о более мелких административных единицах.
Территория некоторых областей была недоступна для проведения опроса. Сюда были отнесены труднодоступные и малонаселенные сибирские и дальневосточные районы, где проживало около 10% населения СССР. Еще несколько областей (примерно 8,5 % населения) тоже были недоступны для исследования из-за закрытого режима в некоторых районах на их территории. Из этих областей была образована специальная "труднодоступная страта", на территории которой выборка не размещалась. Две специальные "саморепрезентирующие" страты были выделены для населения Москвы и Ленинграда. Москва была представлена 303 интервью, а Ленинград - 179. Остальные области сгруппированы по уровню социально-экономического развития и в зависимости от их географического положения в 47 страт, которые включали от 1 до 12 областей. Страты были неравными по численности населения. Самая малая содержала 1 %, а самая крупная - 21 % населения страны.
Из 47 страт были отобраны 20 с помощью специальной процедуры контролируемого отбора с вероятностью, пропорциональной размеру страты. Из каждой из них, в свою очередь, случайным отбором выделялось по одной области, где исчислялось число интервью, пропорциональное объему страты.
На второй ступени отбирались районы областных центров, города областного подчинения и административные районы областей, вошедшие в выборку путем систематического отбора. На третьей ступени - городские и сельские населенные пункты этих административных районов. На четвертой - в городских населенных пунктах отбирались территории, обслуживаемые жилищно-коммунальными конторами. На пятой ступени выбирались по документам этих контор семьи квартиросъемщиков. На шестой, завершающей, в отобранных семьях по процедуре "hous hold-sampling" Киша определялись респонденты для проведения интервью.
Отбор на первых ступенях был выполнен в центре, а пятая и шестая выполнялись в момент проведения полевых работ.
В этом исследовании, как и в проекте Б.Грушина, тщательно регистрировались все действия интервьюера по отбору респондентов на последней ступени [28]. С первого посещения удалось войти в контакт только с 77% респондентов. Больше всего интервью с первого посещения проводилось по субботам - 83%. Для повторных интервью самым удачным оказывался вторник (59%). По времени суток наибольшее число удачных интервью пришлось на вечернее время - от 20 до 22 часов. В.Шляпентох, тогда работавший в Академгородке под Новосибирском, перед опросом читателей "Правды", органа ЦК КПСС, встретил недоверие со стороны редакции. Партийные журналисты полагали, что отлично знают свою аудиторию и опрос не нужен. Тогда В.Шляпентох предложил редакторам отделов самим заполнить анкету для читателя, указать в процентах ожидаемые распределения ответов по всем пунктам и оценить степень уверенности в своем прогнозе. Эти, скажем, экспертные оценки читательской аудитории были положены в сейф главного редактора и спустя время, в присутствии тех же лиц были сопоставлены с полученными при опросе читателей данными. Редакция была в шоке.
Опросы общественного мнения, но под контролем партии. Все опросы в период 60-80-х гг. проводились экспедиционным способом с привлечением на местах
интервьюеров (как правило, на общественных началах). Многими, особенно региональными центрами, широко использовалось групповое анкетирование по месту работы или учебы.
На этом этапе в советской социологии общественного мнения были на практике решены многие организационные, методические и теоретические проблемы. По инициативе ЦК ВЛКСМ была даже создана первая всесоюзная сеть исследовательских центров, с помощью которой проведено несколько всесоюзных опросов молодежи, из которых особенно известен проведенный перед XV съездом ВЛКСМ в 1966 г.
В Институте конкретных социологических исследований на базе проекта "Таганрог" была отработана программа комплексного (с участием представителей других социальных наук) исследования с использованием неординарной модели выборки и совокупности методов сбора информации.
В Ленинграде, в филиале ИКСИ и в ЛГУ, сформировался серьезный социологический коллектив, осуществивший целый комплекс исследований аудитории СМК (Б.Фирсов [42], Г.Хмара [43]), процесса формирования ценностных ориентации личности (В.Ядов), методологии и техники (А.Здравомыслов, В.Ядов. Г.Саганенко [33, 45, 53]).
В Новосибирске (СО АН СССР) на практике были отобраны различные модели выборки и методы увеличения возврата анкет при почтовом и прессовом опросах, обеспечения достоверности социологической информации, повышения эффективности использования количественных методов в социологии.
Возникали и быстро "взрослели" профессиональные коллективы социологов в Эстонии - Тартуский университет (Ю.Вооглайд), Латвии - Рижский государственный университет (М.Ашмане), на Украине - Киев, Харьков. Вместе с тем в те годы получаемая в ходе опросов общественного мнения информация далеко не всегда могла быть опубликована, если не соответствовала идеологическим канонам или, тем более, прямо противоречила им. Круг и уровень рассмотрения социальных проблем для опросов были жестко ограничены. Например, можно было спрашивать о деятельности партийной или комсомольской организации на предприятии или в районе, но не интересоваться мнением о КПСС и ее лидерах, о системе власти в СССР, внешней политике, об удовлетворенности внутренней политикой государства (а также проблемами семейных отношений, взаимоотношениями полов и т.п.).
Тем не менее даже публикации в массовой прессе о результатах исследований показались цензуре опасными уже потому, что демонстрировали различие точек зрения, в том числе и по политическим проблемам. Политическому руководству страны совсем не хотелось быть под контролем гласно выражаемого общественного мнения.
В одном из выступлений в начале горбачевской перестройки В.Шубкин сказал так: "Социология - это зеркало общества. Но не каждое общество хотело бы смотреть в зеркало". Б.Грушин в 90-е гг. опубликовал статью под названием "Ученый Совет при Чингисхане", в которой показал, что партийные органы даже тогда, когда разрешали и сами инициировали социологические обследования, делали это преимущественно для подкрепления аргументов в пользу проводимой политики, но вовсе не для того, чтобы использовать социологическую информацию для переосмысления заданного очередным съездом партии курса на "дальнейшее развитие" социалистического общества.
Общее ужесточение идеологических требований к социологии привело к резкому ограничению количества исследований в стране, к созданию системы партийного контроля за всеми проводимыми исследованиями, и особенно - опросами общественного мнения.
Прежде всего, был взят под контроль ведущий центр - Институт конкретных социологических исследований АН СССР, а во всех республиках, краях и областях при соответствующих партийных комитетах были созданы советы по изучению общественного мнения, без разрешения которых никто не имел возможности провести даже небольшой опрос.
В ИКСИ все опросы общественного мнения были сосредоточены в отделе прикладных социальных исследований и проводились только по прямому указанию отделов ЦК КПСС. Данные опросов публиковались крайне ограниченно. В основном они использовались заказчиком. В течение 1973-1984 гг. сектора этого отдела ежегодно проводили по 10-12 массовых опросов. Специально изучались общественное мнение и настроения различных групп и слоев: рабочей, студенческой, научно-технической молодежи; интеллигенции; населения отдельных регионов и городов, таких, как Мурманск, Одесса, Львов, Ивано-Франковск, Брест, Таллин, Рига, Вильнюс, Кишинев и т.п. [17, 20, 22, 36, 37]. Под руководством В.А. Мансурова почти по плану таганрогского проекта были проведены "три волны" изучения общественного мнения жителей г. Орска (1976, 1980, 1986 гг.) [29]
В рамках других исследовательских проектов ИКСИ были осуществлены два массовых всесоюзных опроса по проблемам образа жизни, читателей "Правды" (руководители - И.Левыкин, А.Возьмитель), продолжалось сотрудничество сектора общественного мнения (В.Коробейников) с редакцией "Известий".
В это же время достаточно активно велись опросы общественного мнения на местах. Так, в Грузии целый комплекс исследований провел Центр изучения общественного мнения при ЦК КП Грузии.

§ 5. Подъем на волне гласности и перестройки
(конец 80-х - середина 90-х годов)

В начале 80-х гг., после июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС, ситуация в социологии несколько либерализируется, снова проявляется интерес к изучению общественного мнения. В Институте социологических исследований создается Центр изучения общественного мнения. Опросы продолжают носить локальный характер, например, в Москве начинают регулярно проводиться опросы по самым различным проблемам. Налаживаются контакты с аналогичными центрами за рубежом. В проблематику опросов входят международные отношения. Были проведены советско-японское (В.С.Коробейников) и советско-финское (В.А.Мансуров) исследования о том, как воспринимается образ данной страны гражданами страны-партнера [54, 55].
Серьезным шагом на пути к гласности в опросах общественного мнения стало советско-французское исследование (В.А.Мансуров) в октябре 1987 г. [7, 57]. Впервые граждане СССР отвечали на вопросы об академике Сахарове, об отношении к войне в Афганистане, к антиалкогольной политике, высказывали суждения об изменениях, начавшихся в стране по инициативе М.С.Горбачева и получивших название "перестройка".
В рамках исследовательского проекта "Барометр мира" (В.Коробейников) [12, 48, 49, 54] прошло несколько совместных с зарубежными коллегами опросов общественного мнения. Впоследствии этот общеевропейский проект с российской стороны возглавила Е.Башкирова [49].
В целом с конца 80-х гг. проведение опросов общественного мнения совместно с зарубежными исследовательскими и коммерческими центрами становится обычным делом. Путь к такому широкому сотрудничеству был открыт благодаря курсу на демократизацию и гласность.
Наконец, по решению ЦК КПСС о необходимости развития социологии в СССР был создан Всесоюзный центр изучения общественного мнения во главе с Т.И.Заславской, заместителями которой стали Б.А.Грушин и Ю.А.Левада (впоследствии директор ВЦИОМ). Сюда пришли многие профессиональные социологи из академических институтов и других исследовательских структур.
В стране создается несколько сетей интервьюеров на базе региональных опросных структур, областных и региональных партийных школ, связанных с Академией общественных наук при ЦК КПСС, продолжает работать созданная ранее сеть интервьюеров. Свою сеть имело ЦСУ, часто проводившее обследования совместно с ИСИ. Периодически проводятся опросы республиканскими и областными комитетами по радио- и телевещанию. Их методологическим центром становится социологическая служба Всесоюзного телевидения. Аналогично и Минвуз СССР создал сеть интервьюеров для опроса студентов (руководитель - А.А.Овчинников).
Проведение общесоюзных, а позже - общероссийских репрезентативных опросов столкнулось с множеством методологических трудностей, и прежде всего -проблемой обоснования репрезентативных выборок.
Некоторые принципы построения таких выборок и варианты практической их реализации были созданы, как уже отмечалось, в предыдущие годы. Однако инфраструктура (адекватная статистика территорий, средства оперативной связи с регионами, региональная сеть интервьюеров) для реализации опросов в новых условиях только создавалась - постепенно, одновременно с проведением опросов в 1989-1990 гг.
Естественно, что полевая стадия первых всесоюзных опросов растягивалась на 2-3 месяца. Выборки, конечно, не были случайными, однако на последней ступени предпринимались (далеко не всегда успешно) попытки использовать процедуры случайного отбора респондентов. Промежуточные ступени, как правило, строились с использованием целенаправленного (квотного) отбора единиц в выборку. На первой ступени практически никакого отбора единиц не производилось, а объем выборки размещался между территориями, где удавалось найти хотя бы мало-мальски квалифицированных социологов. Добавим, что за пределами "своей" области региональные службы опросов общественного мнения не проводили. Естественно, "белые пятна", не доступные для опроса, на территории СССР были значительно больше доступных.
Лишь к середине 90-х гг. в каждом экономико-географическом регионе России было создано по одному профессионально подготовленному региональному центру, проводящему опросы по заданию или по контрактам московских и других (включая зарубежные) центров. Многие из региональных служб были созданы ВЦИОМом во второй половине 90-х гг. Эти службы стали опорными базами новых общероссийских центров, например, фонда "Общественное мнение" (АА.Ослон, Е.С.Петренко), службы "Vox Populi" профессора Грушина, "Мониторинга общественного мнения" (Институт социологии) и др.
Сотрудничество с профессиональными центрами содействовало повышению квалификации, профессионализму работников региональных российских служб. Ведущие центры изучения общественного мнения систематически проводят обучение интервьюеров в своих "штаб-квартирах", используя современные технологии (видеозапись интервью, его анализ под руководством инструктора и т.п.).
Необычный проект: работа социологов на I Съезде народных депутатов СССР. Яркой страницей в истории нашей отрасли социологии является работа исследовательских коллективов Института социологии и ВЦИОМа во время I Съезда народных депутатов СССР (25 мая - 9 июня 1989 г.): накануне его открытия и на протяжении двух недель работы группа "Съезд" института (В.А.Мансуров) и аналогичная группа ВЦИОМа (А.Г.Левинсон) проводили ежедневные опросы общественного мнения граждан о том, как они относятся к происходящему на съезде.
Впервые в мировой практике работа высшего органа представительной власти отражалась в опросах населения, и депутаты имели возможность соотносить свою позицию с оценками избирателей: результаты опроса оперативно обрабатывались и публиковались в виде специальных выпусков для участников съезда, а также в периодической печати ("Известия", "Вечерняя Москва"), в вечерних выпусках теленовостей [2, 11].
Институт социологии провел семь раундов и использовал метод телефонных опросов в Москве, Ленинграде, Киеве, Таллинне, Тбилиси и Алма-Ате. В каждом юроде опрашивалось по 250-300 человек, номера отбирались по случайной выборке При этом состав респондентов в целом отражал структуру населения города. ВЦИОМ использовал интервью "лицом к лицу". Интервьюеры региональных отделений Центра опрашивали людей по месту работы, на улицах и дома. Выборка отражала структуру населения региона. ВЦИОМ работал в Алма-Ате, Вильнюсе, Горьком, Днепропетровске, Ереване, Киеве, Красноярске, Ленинграде, Львове, Москве, Новосибирске, Перми, Риге и Таллине.
Благодаря объединению сил двух ведущих исследовательских центров уникальная историческая ситуация была зафиксирована в динамике отношений, мнений и оценок населения страны89.
К сожалению, уже через полгода, во время II Съезда народных депутатов СССР, такой совместной работы не получилось - мнения населения о съезде изучала группа исследователей института, поэтому частота опросов была реже. Однако теперь они проводились не только в городах, но и в сельской местности, было увеличено и число пунктов опроса. Во время работы последующих съездов центр внимания сместился на опросы самих депутатов.
Создание независимых центров изучения общественного мнения и включение в рыночные отношения. В конце лета 1990 г. образовалась независимая служба общественного мнения VP. К середине 1991 г. она дополнила (а в некоторых регионах организовала "свои" коллективы) сеть региональных центров ВЦИОМа новыми опросными службами. Активизировались и несколько исследовательских коллективов в различных социологических институтах Москвы и Ленинграда. Они тоже организовали несколько новых региональных служб.
Все эти столичные фирмы (несмотря на весьма негативные оценки методического качества проведения полевой стадии опросов у коллег) пытались добиться выполнения хотя бы элементарных профессиональных норм от своих (по сути дела - общих) региональных партнеров. Это позволило, как уже отмечалось, к середине 1991 г. создать на территории России работающую, хотя и не очень надежно, инфраструктуру для проведения опросов общественного мнения.
К этому времени уже действуют около двух десятков служб общественного мнения в Москве и Ленинграде, которые эпизодически проводят всероссийские опросы, а региональные центры продолжают множиться. Увеличивается приток заказов из-за рубежа, что способствует внедрению западных стандартов, требований к технологии проведения всероссийских опросов общественного мнения.
ВЦИОМ начал оснащение региональных центров компьютерами и системой электронной почты. Одновременно региональные центры наращивали сеть интервьюеров в соседних областях. К началу 1992 г. "белыми пятнами" оставались, по сути, только малонаселенные территории и труднодоступные районы Севера, Урала, Сибири и Дальнего Востока.
Во второй половине 1992 г. из ВЦИОМа выделилась интенсивно работающая фирма - фонд "Общественное мнение", которая сразу стала проводить еженедельные опросы горожан России и не менее двух всероссийских ежемесячно. Свою деятельность Фонд начал с ревизии сети региональных служб. Был заново (по сравнению с проектом, используемым ВЦИОМом) пересмотрен дизайн территориальной выборки. Основное отличие связано с использованием на первой ступени более мелких единиц отбора - административные городские и сельские районы (2887 единиц отбора). На второй ступени простым случайным отбором выделяются "выборочные участки" (переписные участки), а на последней (третьей) ступени используется или маршрутный отбор квартир при оперативных опросах, или случайный отбор домохозяйств из банка адресов, предварительно составленного на основе сплошной переписи жилищ территории "выборочного участка", при ежемесячных опросах.
В 90-е гг. исследования общественного мнения все чаще ведутся в мониторинговом режиме [10, 16]. Тематика опросов, проводимых столичными и региональными службами, расширяется - от повседневного потребления товаров и услуг до отношения к властям, политических и электоральных ориентации [15]. Возрастает разнообразие методического арсенала. Помимо общенациональных опросов, проводятся региональные, городские опросы отдельных социальных групп. Наряду с общеупотребительным методом интервью по месту жительства используются анкетирование, прессовые, почтовые опросы. Некоторые службы применяют телефонные опросы (В.Андреенков), другие - методы контент-аналитического исследования, третьи специализируются на уличных опросах (Л.Кесельман). Развитие рыночных отношений (с начала 1992 г.) создало принципиально новую ситуацию в деятельности служб общественного мнения. Постепенно формируется рынок услуг центров и групп изучения общественного мнения, их численность стремительно возрастает. Началась конкуренция.
Эти процессы имели ряд позитивных и негативных следствий. К числу первых следует отнести стимулирование профессионализма, особенно для заключения контрактов с западными центрами опросов общественного мнения. Зарубежные партнеры, естественно, пристально присматривались к качеству работы служб и тщательно отбирали те, которым могли доверять.
Негативные эффекты коммерциализации в этой области - вольная или невольная ангажированность, стремление "удержать" заказчика (скажем, определенный канал на TV, коммерческую фирму, парламентскую фракцию и т.д.). В массовой печати появляются данные опросов о рейтингах политических лидеров, прогнозах итогов предстоящих выборов и референдумов и т.п. Нередко эти данные расходятся, и иногда весьма существенно.
Но еще более опасным становится манипулирование формулировками вопросов с заведомо предсказуемым результатом. В итоге - снижение авторитета опросов общественного мнения у населения и политических деятелей. Последние начинают создавать собственные службы, не доверяя конкурирующим партиям.
Социологическое сообщество уже в начале 90-х гг. вполне осознало эту опасность и предприняло попытки как-то исправить положение, т.е. найти средства профессионального контроля за качеством опросов.
В 1991 г. состоялось заседание президиума ССА, принявшее решение образовать Ассоциацию исследователей общественного мнения, в 1993 г. эта попытка повторилась, но только в 1995 г. появилась, наконец, Российская ассоциация изучения общественного мнения и маркетинга (президент Ю.А.Левада).
Более результативными оказались выступления в печати с анализом профессионального уровня проводимых опросов [26].
Наиболее явно все эти изъяны обнаружились в драматическом просчете большинства центров и групп изучения общественного мнения накануне выборов в первую Российскую Думу.
Уроки ошибочного прогноза выборов в Государственную Думу 1993 г. В декабре 1993 г. в России впервые состоялись демократические парламентские выборы. В избирательную кампанию (хотя и в сжатые сроки) включились десятки партий и движений, все каналы массовой информации и, конечно, центры и группы изучения общественного мнения.
Результаты выборов, вопреки прогнозам, оказались неожиданными, и прежде всего из-за успеха Либерально-демократической и Коммунистической партий и утраты лидерства партиями демократической ориентации.
Последующий анализ показал, что здесь образовался целый "клубок" причин, вызвавших ошибки в прогнозах: несовершенство выборок, ненадежность формулировок вопросов, игнорирующих низкую компетентность электората, просчеты относительно возможной позиции почти 30% потенциальных избирателей, не имевших на момент опроса четкой позиции. Но, вероятно, наиболее существенной была ошибка отождествления мнений респондентов об их намерениях и на этой основе - выводов об ожидаемых итогах голосования. Частично такую подмену - сознательно или неосознанно - провоцировала пресса, частично сами исследователи ввели себя в заблуждение. Корректность прогноза во многом зависела от субъективной модели расчетов предсказания электорального поведения, опирающихся на знание о поведении различных групп электората на предшествующих выборах, об особенностях политической культуры населения в разных регионах, эффектах внушающего воздействия средств массовой информации, меняющемся рейтинге кандидатов и расчетов динамики этих изменений и т.д.
Понятно, что надежный прогноз электорального поведения в кризисном обществе с неустойчивой системой политических интересов и политической апатией заметной части избирателей - дело почти невозможное.
Вместе с тем проблема обоснованности прогнозов реального массового поведения на базе опросов мнений и суждений о намерениях респондентов была осознана крайне остро (даже болезненно) и побудила интенсивные методологические исследования в этой области.
Научное сообщество довольно тщательно проанализировало недостатки в изучении электорального поведения, и при последующих выборах в Государственную Думу (1995 г.) ряд центров при активной поддержке Центральной избирательной комиссии разработал общие требования к организации массовых опросов и особенно - к публикации их результатов. Была принята специальная рекомендация Центральной избирательной комиссии всем средствам массовой информации по публикации данных опросов с обязательным указанием организации, проводившей опрос, вида выборки, количества опрошенных, времени и метода опроса, точной формулировки вопроса и размера статистической погрешности.

§ 6. Ожидаемое будущее

Предстоящее развитие дисциплины в ряде отношений предсказать нетрудно.
Следует ожидать противоборства уже наметившихся тенденций: с одной стороны - интенсивное накапливание профессиональных знаний и опыта, но с другой - стремление расширять "пакеты заказов" на проведение опросов из коммерческих соображений. В позитивном разрешении этого противоречия должную роль будут играть методологические эксперименты академической социологии.
Другое возможное направление развития - следование тем процессам, которые обозначились в развитых демократиях Запада. Это - создание российской ассоциации "полстеров", т.е. служб изучения общественного мнения со своим профессиональным "кодексом чести" и самоконтролем в рамках сообщества.
Исследования общественного мнения вообще отпочковываются от основного корпуса социологии как научной дисциплины, занимая некоторое пространство между социологией, психологией и политологией.
Такой разворот может сформировать в деятельности специалистов рассматриваемой области совершенно иную модель практического функционирования и будет стимулировать разработку более адекватных теоретико-методологических подходов к предмету.
Не исключено дальнейшее расщепление дисциплины с полным отпочкованием маркетинговых опросов, где, например, качественные методы (скажем, фокус-групповые техники) столь же (а возможно, и более) эффективны в сравнении с жесткими количественными.
Многое будет зависеть от общеэкономической (и, конечно, политической) ситуации в стране. С повышением ресурсного капитала и совершенствованием теории выборочных общероссийских опросов с учетом экономических, социокультурных и политических особенностей регионов России качество прогнозов на базе опросов общественного мнения неминуемо улучшится. Но социальный заказ будет зависеть в первую очередь от углубления демократических преобразований. В противном случае мы имеем перспективу вернуться к ситуации печальных времен идеолога-политической цензуры и ущемления гласности.
Наконец, оптимистическая компонента возможного будущего - это уже начавшийся и быстро развивающийся процесс профессионального университетского образования в области социологии и смежных дисциплин. В том же направлении следует ожидать и развития массовой политической культуры граждан и культуры социологического мышления.
Настанет время, когда социологу не придется разъяснять и представителям прессы, и массовому читателю, и телезрителю азбуку оперирования данными массовых опросов. Грамотный читатель возьмет под свой контроль поддержание профессионального этоса в сообществе исследователей общественного мнения.

Литература

1. Бобылев Д. Н. Запросы деревенского читателя // Сб. Пермского земства. 1899, № 1.
2. Вечерняя Москва. 1989, 7 июня.
2а. Горшков М.К. Динамика общественного мнения молодежи // Социологические исследования, 1979, № 4. С. 33-40.
3. Грушин Б.А. Мнения о мире и мир мнений. Проблемы исследований общественного мнения. М.: Политиздат, 1967.
4. Грушин Б.А. Свободное время. Актуальные проблемы М.: Мысль, 1967.
5. Грушин Б., Чикин В. Во имя счастья человеческого. М.: Правда, 1960.
6. Грушин Б., Чикин В. Исповедь поколения. М.: Молодая гвардия, 1962.
7. Да, нет, затрудняюсь ответить // Известия. 1987, 7 ноября, № 311.
8. Давидович М. Петербургский текстильный рабочий в его бюджетах. СПб., 1912.
9. Железнов Ф. Больше-Верейская волость (Экономика и быт деревни). Воронеж.: Воронежск. краеведческ.о-во, 1926. Вып.1.
10. Зеркало мнений. ИС РАН / Под. ред. В.А.Мансурова. М.: ИС РАН, V-1992, XII-1992, HI-1993, V-1993, XI-1993, V-1994, XI-1994, V, XI-1995.
11. Известия. 1989, 24 мая - 10 июня.
12. Интерес и ожидания // Новое время. 1987, № 49.
13. Кабо Е. Быт. время, демография. М., 1928. Вып.1.
14. Капелюш Я. С. Общественное мнение о выборности на производстве. М., 1969.
15. Клямкин ИМ. До и после выборов//Полис. 1993, № 4.
16. Клямкин И.М., Лапкин В.В., Пантин В.И. Политический курс Ельцина: предварительные итоги // Полис. 1994, № 3.
17. Ковалева Т.В., Мансуров В.А, Молодежь в системе управления. М.: Знание, 1988.
18. Коган В.З. Советская социология печати в 20-е годы // Социологические исследования. Новосибирск, 1968.
18а. Кулагин А.С. Информационно-анализирующие системы в коммунистической пропаганде. М., Мысль, 1980.
19. Личность и массовая коммуникация. Тарту: ТГУ, 1969.
20. Мансуров В.А. Что заботит и волнует молодежь // Аргументы и факты. 1987, № 1 (325).
21. Мансуров В.А., Барбакова К.Г. Молодой интеллигент социалистического общества. М.: Наука, 1982.
22. Мансуров В.А., Подсеваткина Г.А. Социальный портрет советского молодого человека. М.: Знание, 1978.
23. Массовая информация в советском промышленном городе. М.: Политиздат, 1980.
24. Михайлов Н.М. Материалы об издании народной газеты // Труды Императорского Вольного Экономического общества. 1899, № 1.
25. Мнения разных лиц о преобразовании цензуры. СПб., 1862.
26. Ослон А.А., Петренко Е.С. Парламентские выборы и опросы общественного мнения в России во второй половине 1993 года. М.: Фонд "Общественное мнение", 1994.
27. Паперный Л.Л. Проблемы народонаселения с точки зрения марксистской социологии. М.,Л.: Госиздат, 1926.
28. Петренко Е.С., Ярошенко Т.М. Социально-демографические показатели в социологических исследованиях. М.: Статистика, 1979.
29. Пресса и общественное мнение. М.: Наука, 1986.
30. Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. М.: МПЧ, 1991.
31. Рубакин Н.А. К характеристике читателя и писателя из народа // Северный вестник. 1891, № 4.
32. Рубакин Н.А. Новые времена - новые веяния // Русская мысль. 1905, № 7.
33. Саганенко Г.И. Социологическая информация: Статистическая оценка надежности исходных данных социологических исследований / Под ред. В.А.Ядова. Л.: Наука, 1979.
34. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр.соч. М.Художественная литература, 1968. Т.6
35. 47 пятниц. Функционирование общественного мнения в условиях города и деятельность государственных и общественных институтов (профаммы и документы исследования). М.: ССА, 1969. Вып.1.
36. Социальное развитие советской интеллигенции. М.: Наука, 1986.
37. Социология и пропаганда. М.: Наука, 1986.
38. Статистический ежегодник Вятской губернии за 1899 год. Вятка, 1901.
39. Стопани А. Т. Нефтепромышленный рабочий и его бюджет. СПб., 1916.
40. Территориальная выборка в социологических исследованиях. М.: Наука, 1980.
41. Уледов А.К. Общественное мнение советского общества. М.: Соцэкгиз, 1963.
42. Фирсов Б.М. Пути развития средств массовой коммуникации (Социол. наблюдения). М.: Наука, 1977.
43. Хмара Г.И. Исследование системы средств идеологического воздействия в условиях развитого социализма: Автореф. дис... докт. филос. наук. М., 1979.
44. Ценностные ориентации личности и массовая коммуникация. Тарту: ТГУ, 1968.
45. Человек и его работа. Социологическое исследование / Под ред. АТ.Здравомыслова, В.П.Рожина, В.А.Ядова. М.: Мысль, 1967.
46. Читатель и газета: Итоги изучения читательской аудитории центральных газет. Читатели "Труда". М.: 1969. Вып.1.
47. Читатель и газета: Итоги изучения читательской аудитории центральных газет. Читатели "Известий" и "Литературной газеты". М.: 1969. Вып.2.
48. Что нас сближает, а что нет // Известия. 1987, 3 декабря. № 338.
49. Что показывает барометр // Новое время. 1987, № 47.
50. Шестаков П.М. Рабочие на мануфактуре т-ва № 338. "Эмиль Циндель", в Москве. М., 1907.
51. Шинкарев А.Д. Вымирающая деревня. Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежского уезда. СПб., 1907.
52. Школа, литература, жизнь // Вестник воспитания. 1898, № 3.
52а. Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения/ Информационный бюллетень ВЦИОМа, выходящий 6 раз в год под ред. Ю.А.Левады начиная с 1993 г.
53. Ядов В.А. Социологическое исследование. Методология, программа, методы. М.: Наука, 1972.
54. Niemela P., LagerspetzK.M., Bashkirova E.J., d'HeurleA., KaukiainenA., Mansourov V.A., Tomek I. Perceived Peace-Mindednessofthe Superpowers. Images of the USA and the USSR. Tampere Peace Research Institute. Occasional Papers. 1989. № 37.
55. Raittila P., Bashkirova E.f Semyonova L. Perestroika and Changing Neighbour Images in Finland and the Soviet Union. Un. of Tampere Series B. 29. 1989.
56. Tchuprov V.I. On the mathematical expectation of moments of frequency distributions in the case of corelated observation. // Merton. 1923. Vol. 2.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология