Медведько Ю. Питирим Сорокин за 90 минут

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Самый модный из современных теоретиков «мировой си-
стемы» американский социолог И. Уоллерстейн, выступая в
1996 году в Российской Академии наук в Петербурге, занос-
чиво заявил, что в России социологической науки никогда не
было. Однако в дальнейшем, не замечая анекдотичности си-
туации, упомянул, что его первая научная статья была посвя-
щена социологии Питирима Сорокина. Видимо, Уоллерстейн
не знал, что Сорокин, профессор Гарвардского университе-
та, президент Американской социологической ассоциации,
труды которого он изучал и анализировал, всегда считал себя
воспитанником и продолжателем русской социологической
традиции, к которой он приобщился, будучи студентом Им-
ператорского Санкт-Петербургского университета.
«Ыджыд морт» — так называли Питирима Сорокина его
земляки зыряне, чьего роду и племени и был этот «Боль-
шой человек», поднявшийся с низшей «ступени» русского
общества до вершин ученого мирового уровня.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАННЕЕ ДЕТСТВО

О своих корнях Питирим Сорокин говорил и писал очень
мало. Скорее всего, виной тому были весьма неглубокие
знания по этой части. С самого рождения его ожидала судь-
ба бродяги — «перекати поле», начавшего свое путешествие
на лесных тропах Севера России и закончившего на хайвэй-
ях Соединенных Штатов Америки. Поэтому в разных источ-
никах данные и о дате, и о месте рождения Питирима Со-
рокина расходятся. Так, дату своего рождения сам Сорокин
считал и везде указывал как 21 января 1969 года (по ста-
рому стилю), хотя в записи турьинской Воскресенской цер-
кви значится 23 января. Эту путаницу внес, судя по всему,
отец Питирима — Александр Прокопьевич Сорокин, кото-
рый посчитал, что раз сына нарекли в честь одного из трех
усть-вымских святых епископа Питирима, день поминовения
которого отмечали как раз 20 января, то значит и мальчик
родился примерно в это время.
Об Александре Прокопьевиче Сорокине известно, что про-
исходил он из сословия русских мещан. Родился и вырос он в
Великом Устюге. В то время этот древний город играл важ-
ную культурную, религиозную и политическую роль в истории
северо-восточной Руси. И, кроме того, был центром многих
искусств и ремесел. Не удивительно, что родители определи-
ли Александра в ремесленно-художественное училище. Цех,
в котором обучался молодой человек, находился под опекой
Стефано-Прокопьевского братства. Поэтому, когда Александр
закончил обучение и получил диплом (а к нему и нагрудный
знак, где на голубом фоне золотыми буквами удостоверялось,
что «Александр Прокопьевич Сорокин — золотых, серебряных
и чеканных дел мастер»), молодой специалист был откоман-
дирован братьями в Коми край для распространения христи-
анства и усиления влияния церкви на народы Севера.
Вот как сам Питирим Сорокин описывает край, в кото-
ром ему суждено было появиться на свет:
«Эта местность в основном состояла из первозданных ле-
сов, тянущихся на сотни верст во всех направлениях. В то вре-
мя они еще не были испоганены „цивилизацией". Подобно
маленьким островкам в море, затерялись в этих лесных мас-
сивах села и деревушки коми народа. Две великие реки —
Вычегда и Печора — со своими притоками несли через стра-
ну прозрачные, как хрусталь, воды. Их бурное течение омы-
вало красивые песчаные пляжи, крутые холмы, благоухающие
пойменные луга, деревья и кусты, растущие вдоль берегов...
На земле, покрытой белым красивым мхом — ягелем, сто-
яли тысячи высоких и стройных сосен, подпирая небо, то ти-
хие и загадочные, слоено-забывшиеся в молитве, то шумящие
и раскачивающиеся, как бы сражающиеся с яростной вражь-
ей силой. Многие и многие часы я провел в этих соборах жи-
вой, природы, очарованный их величием, таинственностью и
Богом данной красотой».
Вот в этой земле обетованной, среди первозданной чи-
стоты, и повстречал молодой мастеровой Александр свою
суженую — Пелагею. Она покорила его своей необыкновен-
ной красотой и кротостью характера. Молодые люди поже-
нились и теперь уже вместе странствовали по деревням и
селам Коми края, где Александр промышлял своим ремес-
лом, починяя церковную утварь. Вскоре у молодой четы
появился первенец — Василий. Глава семейства, благодаря
своему умению, честности и надежности, очень быстро про-
слыл настоящим мастером. Ему с легкостью удавалось за-
получать крупные подряды, и семья, хоть и не «жировала»,
но и не бедствовала.
В 1888 году Сорокины остановились зимовать в селе
Турья Яренского уезда Вологодской губернии в доме учи-
теля местной гимназии. 23 января 1889 года (4 февраля по
новому стилю) Пелагея родила второго мальчика, которого
нарекли Питиримом.
С наступлением весны все семейство снова двинулось в
путь. Так и двигались они от деревни к деревне, от церкви
к церкви.
«Церковь в каждой деревне возвышалась над всеми
другими строениями. Ее колокольня с голубыми куполами
парила высоко над селом, и белокаменное здание под зе-
леной крышей было видно с расстояния в несколько верст».
Жизнь была размеренной, ясной и понятной.
«Общинные мораль и нравы коми основывались на обы-
чаях золотого века, десяти заповедях и взаимопомощи. Эти
нравственные принципы рассматривались как данные свыше,
безусловно обязательные и императивные. В качестве тако-
вых они составляли основу человеческих взаимоотношений
не на словах, а на деле... Избы крестьян не имели замков,
поскольку не существовало воров. Серьезные преступления,
если и случались, то очень редко, и даже мелких правона-
рушений было немного. Взаимопомощь являлась обычным
делом, организующим всю жизнь крестьянской общины»,
— так характеризовал Питирим Сорокин, уже будучи состо-
явшимся мыслителем, атмосферу человеческого бытия, в ко-
торой зародилась и дала первые ростки его жизнь.
Но в полной мере насладиться гармонией человеческих
отношений Питириму не было суждено. Виной тому стала
скоропостижная смерть матери в 1894 году, которая так и не
оправилась после рождения третьего сына — Прокопия. Как
утверждает сам Питирим Сорокин, «со смерти матери начи-
наются мои осознанные воспоминания. Сама эта картина все
еще жива в моей памяти и обособленна от всех последую-
щих событий. Я не помню, что происходило непосредствен-
но после этого трагического пролога к драме моей жизни,
но дальнейшие годы запечатлелись достаточно четко».
А непосредственно после смерти Пелагеи Васильевны
произошло следующее: маленького Прокопия забрала к
себе тетка Анисья (старшая сестра Пелагеи), которая жила
с мужем Василием Ивановичем Римских в маленькой дере-
вушке Римья, на берегу реки Вычегды. Питирим и Василий
же остались с отцом.
Александр Прокопьевич продолжал вести кочевой образ
жизни и теперь постоянно брал сыновей с собой на работу,
приучая их к своему ремеслу. Все вместе они занимались
осветлением канделябров и крестов, иконописью, росписью
стен и потолков, внешней окраской церквей. Здесь впервые
стали проявляться разнообразные таланты маленького Пи-
тирима. Необычайно впечатлительный и восприимчивый, от
природы наделенный художественным воображением, он
стал жадно впитывать ту своеобразную атмосферу, которая
присуща русским православным храмам, где, по утвержде-
нию академика Д. С. Лихачева, все говорит о чем-то ином,
тайном, скрывающимся за многочисленной церковной утва-
рью. Вот это «тайное», «иное» и увлекало маленького зы-
рянина. И в дальнейшем, возмужав и получив колоссальное
образование, Сорокин неизменно будет стремиться разга-
дать в пестром потоке больших и малых событий их глубин-
ный, внешне не явный смысл.
Но это будет потом, а пока юный Питирим бродил со сво-
им неутешным родителем и старшим братом Василием по
деревням и селам Коми края. Помогал отцу в его ремесле,
играл и дрался с деревенскими мальчишками. Так прошло
почти 7 лет. За это время неизбывная тоска по умершей суп-
руге окончательно подорвала душевное здоровье Александ-
ра Прокофьевича. А чем на Руси врачуют сердечные раны?
Из счастливого главы семейства, удачливого первоклассно-
го мастерового Александр превратился в горького пьяницу.
«Ее смерть подкосила меня, как тростинку», — плакался он
своим сыновьям, которые пытались уговорить его бросить
пить. Постепенно просветы между запоями все сокращались
и сокращались. Дело дошло до белой горячки.
«Я хорошо помню один типичный случай. Мы оба с от-
цом лежали больными: меня лихорадило от чего-то, а отец,
впав в белую' горячку, лежал в беспамятстве. Внезапно он
сел на своем сеннике, показал на большую кирпичную печь
и начал кричать о появившихся оттуда страшных чертях, ко-
торые пляшут вокруг него и корчат рожи. „Христос воскре-
се, Христос воскресе", — бормотал он одно и то же. Его
бессвязные слова сопровождались резкими конвульсиями»,
— так описывает Питирим Сорокин пьяную агонию своего
отца.
И вот в один из таких мрачных запоев Сорокин-старший,
обозлившись на что-то, вдруг схватил подвернувшийся ему
под руку деревянный молоток и бросился на своих сыновей
(одному было 14 лет, другому — 10). Василию удар пришел-
ся по руке, а Питириму по лицу, разорвав верхнюю губу. На
следующий же день братья тайком покинули родителя, ре-
шив самостоятельно зарабатывать себе на пропитание. С тех
пор пути их не пересекались. Братья пошли в противополож-
ную сторону от привычного маршрута Сорокина-старшего.
Александр Прокопьевич так и не справился со своим
горем. Спустя год после того, как сыновья покинули его, он
умер от пьянства в одной из глухих деревень Коми.
Судьба отца оставила в душе Питирима неизгладимый
след. Вот что он пишет в своих воспоминаниях:
«Упокой, Господи, его душу в царстве небесном! Он
умер страшно одиноким — так же, как жил после смерти
матери, совсем один. Несмотря на пьянство, образ добро-
го, трезвого отца полностью преобладал — и когда мы
жили с ним вместе, и поныне этот образ сохраняется в моей
памяти. Даже в пьянстве отец не имел ничего общего с
фрейдовским типом „отца-тирана", бесчувственного и жес-
токого к детям. Исключая периоды запоя, наша семья —
отец, старший брат и я — была хорошим гармоничным кол-
лективом, связанным воедино теплой взаимной любовью,
общими радостями и печалями и богоугодным творческим
трудом.
В целом я запомнил эти годы как счастливые и интерес-
ные, несмотря на недоедание и другие физические трудно-
сти, которые временами обрушивались на нас в периоды
отцовских запоев. В конце концов, не хлебом единым жив
человек, и жизнь бесконечно богаче, чем простые чередо-
вания физических удобств и неудобств».
И еще одно очень интересное впечатление выносит сын,
наблюдая трагическую судьбу своего родителя: «Любовь,
которая переживает смерть любимого человека и сохраня-
ется до ухода из жизни другого супруга, — сейчас редкость.
Во многих современных мудрствованиях это рассматривается
как нечто примитивное, устаревшее и бессмысленное. И все
же любовь до гроба была и остается самым замечательным,
святым и красивым идеалом человеческой жизни — идеалом
бессмертным и возвышенным. Мы со старшим братом ин-
стинктивно чувствовали, что эта верная любовь оправдыва-
ет алкоголизм отца и каким-то образом наполняет нашу
жизнь ощущением прекрасного».

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология