Добреньков В., Кравченко А. История зарубежной социологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел 1. Методологические тренды

Глава 1. Исторические траектории социологии

Нередко студенты задают вопрос: зачем нам изучать историю социологии, знать то, что навсегда ушло в прошлое и в текущей деятельности вряд ли пригодится? Не лучше ли сразу начать с изучения методики и принципов разработки социальных технологий, не забивая голову излишней информацией?
Но подлинный профессионализм невозможен без истоков знаний. Без знания истории своей науки невозможны профессиональная культура человека, аналитическое мышление, сформировать которые призвано университетское образование. Интерес к истории - не досужее любопытство, а естественная необходимость и внутренняя потребность тех, кто стремится выйти за грань поверхностного усвоения предмета.

Начальный этап развития социологической мысли
Один из патриархов мировой социологии Роберт Мертон (род. 1910) как-то сказал:
<Социология - это очень молодая наука об очень древнем предмете изучения>.
Точнее и не скажешь. Тем, что сегодня мы называем обществом, люди заинтересовались в глубокой древности. В течение 2,5 тыс. лет мыслители анализировали и описывали общество, не называя, однако, полученные знания социологией.
Античность. Первое (и достаточно полное) представление о строении общества дали античные философы Платон и Аристотель. Первых социологов античности называют социальными философами. Среди них выделяются два гиганта - Платон (427-347 до н.э.) и Аристотель(384-322 до н.э.). Они, как и нынешние социологи, изучали традиции, обычаи, нравы и взаимоотношения людей, обобщали факты, строили концепции, которые завершались практическими рекомендациями о том, как усовершенствовать общество.
Платон. Первым в истории трудом по <общей социологии> считают <Государство> Платона. Он подчеркивал особую роль разделения труда и создал первую в мире теорию стратификации, согласно которой любое общество делится на три класса: высший, состоящий из мудрецов, управляющих государством; средний, включающий воинов (видимо, и в древности военно-промышленный комплекс играл не последнюю роль), охраняющих его от смуты и беспорядка; низший, где числились ремесленники и крестьяне.
Высший класс наделен огромными привилегиями, но он постоянно злоупотребляет властью. Чтобы этого не происходило, его необходимо лишить частной собственности, которая, согласно Платону, развращает нравы людей. К управлению обществом следовало допускать людей, достигших 50 лет, высокообразованных и талантливых. Они должны вести суровый образ жизни и не предаваться земным утехам. (Как вы думаете, а сегодня высший класс следует этим требованиям?)
Наилучшей формой правленияПлатон считал аристократию - власть избранных. В порядке ухудшения располагаются тимократия (власть воинов), олигархия (власть богачей) и демократия (власть народа), крайней формой которой является охлократия (власть толпы). Демократия является худшей формой правления потому, что из неё обычно вырастает тирания, наихудшая форма, при которой царят произвол и насилие. Ведь тиран приходит к власти как ставленник народа.
В плохом государстве над всеми стоят правители, в разумном -законы. Закон призван ограничивать как власть правителей, так и свободу управляемых. На страже законов стоит правосудие. К отправлению правосудия должны быть причастны все граждане государства.
Аристотель. У него опорой порядка выступалсреднийкласс. Кроме него существуют еще два класса - богатая плутократияи лишенный собственности пролетариат. Государство лучше всего управляется в том случае, если: 1) масса бедняков не отстранена от участия в управлении; 2) эгоистические интересы богатых ограничены; 3) средний класс многочисленнее и сильнее, чем два других.
Аристотель, как подлинный государственник (если к нему можно применить подобное выражение), осуждал любые проявление духа наживы и погони за прибылью, приветствовал нравственно-этические отношения между людьми, не зараженные алчностью и рыночными извращениями. Погоня за деньгами становится самоцелью, она превращается в манию преследования и развращает нравственность. Конечным пунктом на этом пути является плеонаксия (pleonasmos - чрезмерность, излишество) - осуждаемое всеми греками чрезмерное увлечение чем-либо, не обязательно деньгами, но властью, словотворчеством, роскошью и т. д.
Аристотелевская этика деловых отношений последовательно реализовывалась древнегреческим рынком, который был ориентирован не только и не столько на интересы богатых клиентов, сколько на удовлетворение повседневных запросов рядовых, среднего достатка афинян. Духовные ценности и гражданские доблести ставились греческой культурой много выше, чем владение вещами и деньгами. Да и сами деньги должны добываться честным и добросовестным трудом.
Несовершенства общества, учил Аристотель, исправляются не уравнительным распределением, а моральным улучшением людей. Законодатель должен стремиться не к всеобщему равенству, а к выравниванию жизненных шансов. Частной собственностью может владеть каждый, она не вредит нравам людей и развивает здоровые эгоистические интересы. Человеком управляет множество стремлений, но главное среди них - любовь к деньгам. При коллективной собственности все или большинство бедны и озлоблены. С другой стороны, не менее опасно для государства и чрезмерное неравенство людей. Аристотель превозносит общество, в котором средний класс сильнее всех других.
Новое время (ХV-XVII вв.). Только через две тысячи лет европейская научная мысль смогла подарить миру выдающиеся труды об обществе, прежде всего благодаря усилиям Н. Макиавелли, Дж. Локка и Т. Гоббса, которые были непосредственными предшественниками научного этапа социологии.
Еще в средневековье арабский мыслитель Ибн-Хальдун пристально изучал поведение больших социальных групп людей, составляя анатомию человеческого общества. Многие европейские мыслители XVII-ХIХ вв. (Вольтер, Дидро, Кант, Гегель, Гоббс) задолго до официального рождения социологии писали о нравах людей, общественной морали и традициях, характере народов, поведении социальных типажей.
Николо Макиавелли (1469-1527 гг.) первым из мыслителей Нового времени обратился к идеям Платона и Аристотеля и создал на их основе оригинальнуютеорию общества и государства. Его главное произведение <Государь> как бы продолжает основную линию рассуждения платоновского <Государства>, но акцент поставлен не на структуре общества, а на поведении политического лидера. Он впервые вывел государственно-политические вопросы из под сферы влияния религии и морали. Труды Макиавелли придали социологии и политологии новое измерение: они стали наукой о поведении людей в обществе.

Макиавелли говорил, что правитель, желающий добиться успеха, должен знать мотивы поведения людей и руководствоваться в своей деятельности тремя основными принципами (законами). Первый принцип: человеческими действиями правят честолюбие и мотив власти. Состоятельными людьми движет страх потерять то, что они накопили, а бедняками - страсть приобрести то, чего их лишили. Второй принцип: умный правитель не должен выполнять все свои обещания. Ведь и подданные не очень спешат с выполнением своих обязательств. Добиваясь власти, можно расточать обещания, но придя к ней, не обязательно их выполнять, иначе попадешь в зависимость от подчиненных, а где зависимость - там нерешительность, малодушие и легкомыслие. Третий принцип: использование любви подчиненных, в начале карьеры правителя и использовать их страх при достижении им власти. Четвертый принцип: творить зло надо сразу, а добро - постепенно. Наградами люди дорожат, когда они редки, наказания же нужно производить сразу и в больших дозах. Единовременная жесткость переносится с меньшим раздражением и считается более справедливой, чем растянутая во времени (хвост собаке лучше отрубать сразу, а не по частям). Пятый принцип: можно отобрать у подчиненных жизнь, но нельзя посягать на имущество
В <Государе> Макиавелли нарисовал образ идеального правителя и политическую технологию удержания власти. Надо сказать, прообразом такого правителя для него был Цезарь Борджиа, чьи жестокость и коварство долгое время считались непревзойденными.
Следующий шаг сделал Томас Гоббс (1588-1679 гг.), разработав теориюобщественногодоговора, послужившую основой учения о гражданском обществе. У животных нет борьбы за почести и звания, поэтому у них нет ненависти и зависти - причин мятежей и войн. У людей все это есть. Неправильно думать, будто люди от рождения склонны к сотрудничеству. Если бы человек любил другого по естественному побуждению, то он искал общения со всеми в равной мере. Но каждый из нас предпочитает общество тех, кто ему полезнее. Именно наша природа толкает искать не друзей, а почета и выгод.
Что побуждает людей создавать общество? Взаимное опасение. Оно сбивает людей в группы, помогая выжить в условиях конкуренции. Но, объединившись, люди преследуют вовсе не общественное благо, а стремятся даже из этого извлечь себе выгоду либо достичь уважения и почестей. Поэтому человеческое общество не будет ни очень большим, ни очень устойчивым. Оно стабильно, если слава и почет возданы всем. Но так не бывает. Обойденным оказывается всегда большинство, почет достается немногим, следовательно, общество со временем обязательно распадется. Страх не разъединяет, а объединяет людей, вынуждает заботиться о взаимной безопасности. Государство - наилучший способ удовлетворить такую потребность. Поэтому причина возникновения стабильного, длительно существующего общества - взаимный страх, а не любовь и расположение.
Естественное состояние - война всех против всех или социальнаяборьбазавыживание. Она характеризует повседневную жизнь людей в догражданском обществе.
Иное дело гражданское общество - высший этап развития. Оно покоится на общественном договоре и юридических законах. У него три формы правления: демократия, аристократия, монархия. Только с появлением государства возникает собственность в истинном смысле слова и соответствующие учреждения (суд, правительство, армия, полиция), защищающие ее. В результате прекращается война всех против всех.
Становление и развитие социологии как науки
Он отличается от предшествующего тем, что европейское общество окончательно и бесповоротно вступает на путь капиталистического развития. Два первых из рассматриваемых нами мыслителей (О. Конт и К. Маркс) застали начальную стадию капитализма, а два других (Э. Дюркгейм и М. Вебер) - продвинутую. Между этими стадиями существует качественная разница. Естественно, что первые и вторые описывали совершенно разные общества. Отсюда и различие их взглядов.
В XVII-XVIII вв. впервые появились термины, призванные сыграть решающую роль в формировании социологии: <общество>, <культура>, <цивилизация>, <классы>, <структура>, <функция> и др. А это значит, что, когда отдельные мыслители предыдущих веков, которые в одиночку пытались пробраться к тайнам социальной жизни, не имели адекватного своим усилиям понятийного аппарата. Естественно, что они получили и неадекватные результаты. Кто сегодня роет лопатой траншею, если можно использовать экскаватор?
Поначалу новые понятия были всеобщим достоянием. Намного позже социологи усмотрели в них свою законную собственность. Естествоиспытатели, врачи, философы, инженеры, предприниматели в начале и середине ХIХ в. толпой навалились на новый объект изучения - общество (новый, конечно, относительно). Почему?
А потому что в европейском обществе в это время происходили потрясающе интересные события. Капитализм благодаря индустриальной революции разворачивался во всю свою мощь: рост промышленных городов-спрутов, обезземеливание крестьян, концентрация преступности и проституции, торговля детьми, пауперизация и обнищание широких масс - и все это на фоне невиданного расширения политических прав прежде всего для средних слоев, а не только аристократии, как прежде, появления железных дорог, газовых фонарей, синематографа, пароходов и других невиданных ранее чудес <века железа>, как его окрестили позже историки.
Европейская интеллигенция искренне интересовалась положением малоимущих слоев населения, поэтому регулярно обследовались фабрики и заводы, детские приюты и городские кварталы, проводилась перепись населения. Зарождается социальная статистика как черта европейской культуры. Для нее требуются тысячи анкетных опросов. Стало быть, развиваются методика, техника и методология эмпирического исследования. Больше других преуспел в этом бельгиец А. Кетле, внесший серьезный вклад в методологию опросов и социального измерения.
Беда лишь в том, что поиски велись разрозненно, с разных концов, разными методами и получались не только разные, но порой несовместимые результаты. Нарождающаяся социология во второй половине ХIХ в. буквально обвалилась под грузом эмпирических фактов. Разумеется, целостной картины общества они не дали и не могли дать.
И вот на исторической сцене всплывает могучая фигура О. Конта (1798-1857), философа по образованию, социолога по ориентации. Конт был философом не таким выдающимся, как, скажем, Кант или Гегель, но зато весьма проницательным. Во-первых, его считают родоначальником одного из самых мощных и плодотворных философских направлений - позитивизма. Во-вторых, он является отцом мощной эмпирической науки - социологии. О. Конт дал ей имя (термин <социология> принадлежит именно ему и возник в 1838 г.), определил ее предмет и методы, хотя ничем из созданного на практике не воспользовался. Выдвинутые им глобальные социологические теории, в частности трех стадий эволюции общества, вспоминают сегодня разве что из уважения к метру, но никакой пользы науке они еще не принесли, поскольку с самого начала были слишком умозрительными и претенциозными. В-третьих, его именуют отцом теории индустриального общества, теории, составляющей основание современной социологии. Но и здесь он прославился больше грамотной постановкой проблемы, нежели эффективно найденным решением.
О. Конт расписал, кажется, всю структуру новой науки, определил ее место в системе научного знания, составил типологию обществ, разработал новую методологию. Интеллигенция с облегчением вздохнула: наконец-то появился ум, способный все обобщить и создать единую картину мира. Но не тут-то было. Абстрактный теоретик, О. Конт, как уже говорилось ранее, не провел в своей жизни ни одного анкетного опроса, не сделал ни одного наблюдения и не поставил ни одного эксперимента. Методы, к которым он призывал страждущее племя социальных ученых, оказались кабинетной выдумкой. Много позже появится поколение социологов - прежде всего Э. Дюркгейм и М. Вебер, - которые окажутся способными и на эмпирические исследования, и на глубокие теоретические обобщения. Они-то и создадут новую систему социологического знания. Если приглядеться к ней внимательнее, то окажется, что практически ни одного, принадлежащего Конту, понятия в нее не вошло. Так мировая социология появилась на свет во второй раз. И случилось это в конце ХIХ в.
Возникновение в ХIХ в. опытной, эмпирической науки об обществе не случайно, а имеет определенные гносеологические и социально-экономические предпосылки. Девятнадцатый век - это век естествознания, его идеалом является опытное, <позитивное> знание. Наука не знает границ, естественнонаучному методу подвластно все, в том числе мораль, право, общественное устройство - все, что раньше было предметом метафизики и спекулятивных домыслов.
Научному мышлению ХIХ в. были одинаково чужды как обскурантизм средневековья, так и морализаторство просветителей. Лидерами естествознания в ХIХ в. являлись физика (механика И. Ньютона) и биология (эволюционная теория видов Ч. Дарвина). Именно эти науки определяли стиль научного мышления своей эпохи. Особенности этого стиля мышления наложили зримый отпечаток на процесс формирования социологии и криминологии. Общество (и преступность) стали рассматриваться как объективное явление, ничем в принципе не отличающееся от объектов познания физики и биологии. И достаточно долго опытная, позитивная наука об обществе называлась социальной физикой, а ее разделы, по аналогии с механикой, назывались социальная статика и социальная динамика.
Социология, по мнению А. Гоулднера, возникала как идеология среднего класса. Именно в ХIХ в. мы видим широкое движение интеллигенции, причем во всех европейских странах включая и Россию, в помощь социальным аутсайдерам. Множащийся средний класс горел желанием улучшить положение дел в обществе. Социология рождалась как наука об обществе и его трансформации. Если европейские пионеры социологии были в основном философами, то американские - проповедниками и священниками. Это свидетельствует не только о романтическом ореоле зарождения социологии, но и о том утопическом проекте, который был выбран в качестве некой теоретической платформы. Девятнадцатый век, судя также и по русской литературе (вспомнить хотя бы Базарова из произведения И. Тургенева <Отцы и дети>) был весьма деятельным - все что-то улучшали, изменяли, преобразовывали. О. Конт, создавая новую науку, мечтал сделать ее разновидностью научной религии, поверив в которую, правители смогут править в соответствии с объективными и надежными законами. Алгеброй они поверят общественную гармонию (А что вы думаете о положении дел в ХХ и ХХI вв.? Сохранился ли прежний героический пафос в социологии?)
Создавая новую науку, О. Конт рассуждал примерно так: для того чтобы познать общество во всем многообразии его проявлений, философии уже недостаточно. Нужна специальная наука, которая занималась бы обществом не наряду с другими вопросами, а посвятив все внимание только ему. Для того чтобы состоялась новая наука об обществе как самостоятельное знание, ей нужно отказаться от философского метода познания и придумать собственный. Но пока своих методов еще нет, социология должна взять из естествознания такие методы, как наблюдение, эксперимент и сравнительный анализ.
О. Конт в своем творчестве руководствовался идеалами прогресса, политической и экономической свободы, надеждой на то, что с помощью науки и просвещения можно решить все социальные проблемы. На вопрос о том, как вылечить больное общество, Конт отвечал: надо создать такую же точную и объективную науку об обществе, каким является естествознание.
Социологическая мысль явилась ответом на кризис динамично развивающегося европейского общества. Цель нового мышления - развить интеллектуальные инструменты, которые сделали социальные отношения в обществе более прозрачными. Социология родилась и выросла в быстро изменяющемся мире: борьба за независимость в Европе и Америке, возрождение и падение Наполеона, расцвет Британской империи:
Подчеркивая роль конкретных методов в познании, О. Конт, тем не менее, оставался представителем прошлого - поколения социальных философов, создающих всеобщие законы человечества. Только через 50 лет, в конце ХIХ в., появилось первое поколение социологов, лидерами которого стали всемирно известные ученые Э. Дюркгейм и М. Вебер, к идеям которых мы еще не раз будем возвращаться.
Поколению Вебера и Дюркгейма пришлось сделать шаг вперед и доказать, что историю творят не великие личности, абсолютные идеи или безличные законы, а рядовые люди, обладающие мотивацией, интересами, потребностями и ценностными ориентациями, что история и биография приобретают значение, только будучи пропущенными через призму общественных отношений.
Оставаясь главным героем, индивид, тем не менее, растворился в социальном типе - в <капиталисте>, <пролетарии> и <буржуа> К. Маркса, <протестанте>, <бюрократе> и <политическом лидере> М. Вебера. Уникальная личность, герой исторических биографий и мемуаров уступил место идеальному типу. Типичный индивид стал прекрасным инструментом сравнительно-исторических и кросс-культурных исследований. Отдаленные тысячелетиями Александр Македонский и Наполеон превратились в действующих лиц одной драмы под названием <цезаризм>. Оба они являли идеальный тип цезарита. Если историк чтит неприкосновенность хронологического устройства Вселенной, размещая уникальные личности и события по своим гнездам-эпохам, то для социолога все эти македонские, цезари и гитлеры, в какое время они ни жили, выступают иллюстрациями понятий <политический лидер>, <авторитарное правление>, <цезаризм>. Дюркгейм и Вебер широко оперировали эмпирическими данными, изучая соответственно проблему самоубийства и профессиональной мобильности.
Еще дальше пошел Р. Парк, создатель Чикагской школы. Будучи журналистом, он описывал особенности поведения обитателей трущоб. Он изучал социальные типы там, где обитают их живые воплощения: преступников - в подвалах, китайских крестьян - в деревенских лачугах, соплеменников отважного Робин Гуда - в непроходимых лесах, ковбоев - на Диком Западе, последователей Аль Капоне и Анастази - на улицах больших городов.
Поколение Конта и Спенсера постепенно уступило место поколению эмпириков, изучавших все более узкие проблемы: преступные группировки, малые группы, городские агломерации, расовые отношения и т.д. Активно использовались статистика и собственные методы, изобретенные для целей эмпирического исследования.
Соотечественника О. Конта Эмиля Дюркгейма называют пионером практической социологии. Он разработал методологию функционального анализа, которая применяется по сей день, провел глубокий анализ проблемы самоубийства, который и сегодня служит классическим примером того, каким должно быть социологическое исследование, заложил основы теории аномии, и в наше время не потерявшей своей ценности. Его учение о разделении общественного труда, механической и органической солидарности, природе социального факта, коллективном сознании и ценностях, эволюции религии вошли в золотой фонд мировой социологии
Не только Франция, но и Германия удивила мир блестящей плеядой социологов: Макс Вебер, Георг Зиммель, Фердинанд Теннис - это самые крупные ученые.
Карла Маркса (1818-1883) считают основателем теории социального конфликта, учения о структуре и развитии общества, концепции социальных классов. Это самая крупная фигура среди социальных философов.
Другой немецкий мыслитель Макс Вебер (1864-1920) может быть назван Леонардо да Винчи социологии. Он разработал все базисные теории, которые сегодня составляют фундамент социологии: учения о социальном действии и мотивации, общественном разделении труда, отчуждении, профессии как призвании, основы социологии религии, экономической социологии и социологии труда, социологии города, теории бюрократии, концепцию социальной стратификации и статусных групп, основы политологии и института власти, учения о социальной истории общества и рационализации, об эволюции капитализма и института собственности. Все достижения М. Вебера просто невозможно перечислить, настолько они огромны. В области методологии одним из главных его достижений является введение идеальных типов.
Благодаря М. Веберу, а также его коллегам Ф. Тённису (1855-1936) и Г. Зиммелю (1858-1918) немецкая школа доминировала в мировой социологии вплоть до первой мировой войны.
Ф. Тённис выдвинул ставшую классической типологию социальности: сообщество (община), где господствует непосредственно личные и родственные отношения, и общество, где преобладают формальные институты. <Общинные> отношения по его типологии предполагают <высшую самость>, а <общественные> имеют <искусственное лицо>. Отсюда он логически вывел различие главных экономико-правовых категорий: рассуждая об общине, он говорит о <владении>, <земле>, <территории>, <семейном праве>: а рассматривая общество - об <имуществе>, <деньгах>, <обязательственном> (торговом) праве. Здесь же Тённис говорит и о противоположности статуса и контракта (договора).
Рассматривая вопрос о динамике общества, Тённис считал, что <общинная> социальность в ходе истории все больше вытесняется <общественной> социальностью. Здесь можно найти путь для анализа нравов, права, семьи, хозяйствования, деревенской и городской жизни, религии, государства, политики, общественного мнения и т. д.
В Англии наибольший вклад в мировую социологию внес Герберт Спенсер (1820-1903), создавший учение о социальной эволюции и рассматривавший человеческое общество наподобие живого организма.
Центром мировой социологии на первом этапе (конец ХIХ - начало ХХ века) были три европейские страны - Франция, Германия, Англия. Конечно, и в других странах трудились замечательные мыслители, сделавшие немало для развития национальной социологии. В России это Н. Кареев, Н. Михайловский, М. Ковалевский, В. Хвостов. Но они не оказали заметного влияния на развитие мировой социологии.
Исключение представляет Питирим Сорокин (1889-1968), которого по универсальности охвата социологической проблематики, значению теоретического и методологического вклада в мировую социологию можно сравнить разве что с М.Вебером. Именно этот мыслитель, родившийся в России, а умерший в США, прославил нашу социологию. Именно благодаря в первую очередь ему Россию наряду с Италией (где жили и трудились выдающиеся социологи ХIХ-ХХ вв. Вильфредо Парето, Гаэтано Моска и Михельс) можно причислить к разряду социологических держав мира, но, быть может, поставив ее не в первый, а во второй эшелон.
На следующем этапе, который начинался в 20-е гг. ХХ века и продолжается по сей день, центр мировой социологии переместился в США, где эта наука сразу же получила помощь государства и поддержку большинства университетов. Первый в мире социологический факультет, присваивающий докторские степени, возник, как уже упоминалось, в 1892 г. в Чикагском университете. Уже к 1910 г. большинство американских университетов и колледжей организовали курсы социологии.
В Европе же социология не пользовалась поддержкой ни со стороны государства, ни со стороны университетов. Эмиграция социологов ослабила европейскую и усилила американскую науку. В ХIХ в. социологическое обучение в Европе, в отличие от США, играло роль пасынка. Если оно и получало прибежище в университетах, то не так, как в США: независимым частным ученым разрешали читать лекции или, что еще ранее, создавали кафедру социологии для известных ученых. Чаще профессор экономики, истории, права, политической экономии или философии предлагал обучение по <социологии>, но не употребляя этого названия: Георг Зиммель преподавал социологию под видом философии, М. Вебер и В. Парето - под названием <экономика>. Только Э. Дюркгейм (1858-1917) и еще немногие европейцы в ХIХ в. получили академический титул как социологии. Дюркгейм был профессором социологии и образования в Парижском университете.

В США вокруг ведущих университетов - Чикагского, Гарвардского, Мичиганского - в конце ХIХ - начале ХХ вв. сформировались крупные научные школы. Десятки тысяч проведенных в первой половине ХХ в. эмпирических исследований заложили прочный фундамент научной социологии. Если европейцы под научной социологией понимали прежде всего теоретическую науку, опирающуюся на мощные традиции классической философии, то американцы сводили научную социологию прежде всего к эмпирической, созданной по образцу классического естествознания. Именно благодаря новому взгляду на природу социологии Америка вскоре опередила Европу в деле создания научной социологии.
К 1960 г. большинство американских университетов и колледжей имели департаменты социологии. В 60-е гг. в США социологов было больше, чем во всех странах мира, вместе взятых. Сегодня здесь более 20 тыс. профессиональных социологов, которых готовят 250 университетов и колледжей. Но вот парадокс: несмотря на обилие социологов, Америка дала миру лишь одно чисто национальное течение - символический интеракционизм, и только одного великого социолога - Толкотта Парсонса (1902-1979).
Он сыграл в развитии американской социологии особую роль. По словам А. Гоулднера, Т. Парсонс осуществил грандиозный синтез немецкого романтизма с французским функционализмом, которые, как казалось прежде, были несовместимы. Он американизировал немецкое социологическое наследие. Однако неправильно считать, утверждает Гоулднер, что Парсонс, как всякий эмигрант, просто перенес европейскую традицию на почву американской культуры. Вначале он с немецкой дотошностью разобрал социологическое наследие европейцев на составные элементы, а затем с чисто американской деловитостью, прежде переинтерпретировав каждый элемент, заново соединил их в новую конструкцию. Возможно, синтез получился несколько формалистическим (а потому язык парсоновской теории до конца так и не понят - он чрезвычайно сложен и схематичен), но он был крайне необходим, ведь большинство американцев считают, что Америке не хватает глубокой теории, хотя у нее в избытке надежная и эффективная практика. Новая теория, по оценке Гоулднера, получилась излишне метафизической. По причине гипертрофирования роли стабилизирующих факторов развития общества и недооценки роли конфликта. Это даже не теория, а нечто другое, что больше походит на социологическую парадигму или перспективу, не имеющую строгой логики, но поражающую своей энциклопедичностью и творческим потенциалом.
Парсонс пытался сделать в социологии то же, что в физике стремился совершить великий Альберт Эйнштейн - создать всеохватывающую социологическую теорию, которая объясняла бы все уровни общества и все формы движения социальной материи. Ему удалось сотворить гигантскую дедуктивную систему абстрактных понятий, охватывающую человеческую реальность во всем ее многообразии.
Но вот незадача: в эмпирическом исследовании и в повседневной социологической практике ни один социолог в мире не пользуется этой системой, предпочитая менее емкие, но более оперативные частные теории, объясняющие небольшую часть социальной вселенной, но с гораздо большей точностью и разрешающими возможностями.
Т. Парсонс, как и А. Эйнштейн (который, кстати, творил свою общую физическую теорию почти в те же годы, что и Парсонс создавал свою общую социологическую теорию), потерпел неудачу. Общей теории, охватывающей все другие в качестве своих частных случаев, нет ни в физике, ни в социологии. А многие специалисты считают, что таковые вовсе не нужны. Зато на поприще частных социологических теорий США значительно преуспели. Америка дала миру большое количество известных мыслителей - Э. Шилз, П. Лазарсфельд, Р. Мертон, П. Блау, Ч. Кули, Дж. Мид, Р. Парк, И. Гофман, Дж. Александер, Д. Белл, Т. Веблен, А. Гоулднер, Р. Миллс, Д. Рисмен, У. Самнер, А. Смолл, А. Тоффлер, Дж. Хоманс - которые определили научное содержание современной социологии.
Если в Европе социологическая мысль развивалась в тесном контакте с философией, то в Америке среди социологов получила широкое распространение социальная психология. Представители обеих культур стремились объяснить эволюцию и функционирование общества, но европейцы больше тяготели к глобальным историческим схемам, а американцы - к конкретным моделям и прикладным разработкам.
Вместо философской субстанции американцы делали акцент на поведении и действии. Их не интересовало то, что скрыто внутри разума и что не поддается точному измерению - их привлекало то, что проявляется в так называемом открытом поведении. Так появился бихевиоризм (англ. behavior - поведение), подчинивший себе в первой половине все социальные науки (экономику, психологию, социологию, политологию). Теперь уже за ними закрепился ярлык поведенческих, или бихевиориальных наук. С этим званием, а именно поведенческой (а не философской, какой она была в Европе в начале ХХ в.), социология и дожила до наших дней.
Врезка
ЗАГАДКИ И ПАРАДОКСЫ СОЦИОЛОГИИ
История этой науки полна загадок и тайн. Взять хотя бы факт рождения социологии (как известно, О. Конт придумал термин <социология> в 1838 г.) и факт ее признания в качестве науки и учебной дисциплины (первые курсы в университете, первые журналы, ученые степени, первые признанные научные открытия).
Так вот, между этими двумя событиями насчитывается 50 лет, в течение которых о молодой науке никто всерьез не вспоминал. Не было в ней потребности? Она никому не нужна? Или родилась раньше времени? Возможно, что в истории какой-то другой науки найдется похожий факт. Но много ли их?
На протяжении всех 50 лет самым примечательным было, пожалуй, только одно событие - активная деятельность двух ярых врагов социологии - К. Маркса и Ф. Энгельса. Кажется, они на дух не переносили ни термина, ни самой сути <социологии>, а <позитивизм> О. Конта ругали на чем свет стоит. Тем не менее именно К. Маркс (наряду с Э. Дюркгеймом и М. Вебером), а не О. Конт входит в число родоначальников мировой социологии. Конту как бы отведена роль <свадебного генерала>.
А объяснение простое: трое родоначальников подарили социологии самые плодотворные идеи, методологию познания, а Конт - только название.
Но парадоксы на том не кончаются. Специалисты уверены, что вся мировая социология рождалась как противовес марксизму. Почему? Маркс создал социальное учение о том, как разрушить европейское общество, а Э. Дюркгейм, М. Вебер, П. Сорокин, Т. Парсонс и другие разрабатывали идеи о том, как стабилизировать человеческое общество, избежать разрушительных войн и классовых конфликтов. Первым с подобным проектом, поначалу в весьма утопическом виде, выступил никто иной, как О. Конт. Именно он ввел в научный и повседневный оборот слово <консенсус>, без которого теперь не могут обойтись не только политики и ученые, но, кажется, и домохозяйки.
Драматургия истории социологии закручивается еще больше. Вот мы узнаем, что в конце ХIХ - начале ХХ в. официальные власти Германии запрещали преподавать социологию на том, якобы, основании, что она является рассадником идей марксизма. Ситуация повторилась спустя 50 лет, но уже совсем в другой стране: в конце 50-х - начале 60-х гг. официальные власти СССР запрещали преподавание социологии на том, якобы, основании, что она является проводником буржуазных идей.
Чего на этот раз испугались власть предержащие - умиротворяющего пафоса социологии или бунтарского духа марксизма, которому они к тому времени успели изменить? Что больше подходило <строителям коммунизма> - теория о том, как укреплять человеческое общество, или теория о том, как его разрушать, разжигая в людях непримиримые классовые страсти? И как понимать дальнейшую (70-90-е гг.) легализацию социологии в России - как признак либерализации самого общества или <омарксовления> мировой социологии?

Вклад религии и идей утопистов в развитие социологии
Сен-Симон, Конт, Анфантэн, Базар, мечтавшие в конце ХIХ в. о новой религии и научном познании общества, были не только социологами, но и священниками. Связь между социологами и священниками возникла в момент зарождения социологии, однако в современной, профессионально ориентированной науке, она исчезла. А. Гоулднер с коллегами, опросив 6,5 тыс. членов Американской социологической ассоциации, выяснили, что 27,6% респондентов в то или иное время желали стать священниками[1].
Многие пионеры американской социологии были священниками либо сыновьями священников. Первые президенты Американского социологического общества Ф. Гиддингс, У. Томас, Дж. Винсент родились в семье священников, а У. Самнер, А. Смолл, Хейс, Ч. Уитерли, Лихтенбергер, Дж. Гиллин и Ч. Хендерсон начинали свою карьеру в качестве священников, а затем уже стали социологами. Е. Фарис даже служил миссионером. Анализ биографий, проведенный в 1927 г. Л. Бернгардом и П. Бэкером, показал, что из 260 обследованных социологов более 70 ранее являлись священниками либо закончили религиозную школу[2].
Неудивительна поэтому фраза А. Смолла, высказанная им в минуты душевного подъема: <Со всей серьезностью и взвешивая каждое свое слово, заявляю, что социальная наука для меня - самое священное таинство, открывшееся мне>. Евангелическая страсть и моралистическая риторика, в тона которых окрашивались произведения ранних американских социологов, объясняются их социальным происхождением и полученным образованием.
Не только американская, но и французская социология была тесно связана с пророчеством. Это документально засвидетельствовал Ф. Мануэль в книге <Пророки Парижа>[3]. Наука о <социальном человеке> родилась в узком кругу французских интеллектуалов-утопистов (Тюрго, Кондорсе, Сен-Симон, Фурье, Конт), которые, подобно античным философам-перипатетикам, создавали новые идеи в неформальном общении и дружеских беседах - в небольших кафе, домашних гостиных, на улице. Происходило это в конце XVIII - начале XIX в.
Восхищенные техническими достижениями научного прогресса, они верили, что история складывается из человеческих поступков и движется энергией разума. Они верили, что социальный порядок можно изменить при помощи тех методов, которые они использовали при свершении революции в физических науках. Люди все больше тянутся к знаниям, и это превращается в мощное социальное движение. Человечество движется от теологической фазы к позитивной через метафизическую. Социология становится царицей социальных наук.
По данным Ф. Мануэля, французские утописты разработали практическую программу позитивной научной религии. Первосвященнику, в роли которого мыслился Конт, подчинялись национальные пророки-социологи, реализующие идеалы переустройства общества на принципах гуманизма в каждой европейской стране. Им подчинялись низшие чины, выполнявшие работу на местах. Получалась сложная иерархическая система, подобная Римской католической церкви. Всего предполагалось подготовить 20 тыс. позитивистских священников, (одного на 10 тыс. европейских семей). Соглашаясь с мнением Ф. Мануэля, Р. Фридрихс полагает, что в своих сочинениях Конт настойчиво проводит мысль о социологе как священнике. Но своей жизнью, практическими шагами он демонстрирует иной образ: социолога - как пророка[4].
Не только Конт, но и другие утописты рассуждали подобным образом. Каждый из них видел себя мессией, который прибыл на землю, чтобы спасти людей. Сен-Симон воображал себя не кем иным, как перевоплотившимся Сократом, О. Конт предпочитал связывать свой образ с именем святого Павла[5].
В отличие от немецких социологов, французские мыслители, пророчествовавшие по поводу социальной науки, не были академическими философами. Для них любое действие было связано не с практикой, а с теорией. Они были глубоко верующими людьми, знали, каким хотят видеть будущее устройство мира, и свои знания часто выражали в социальных манифестах. Подобно израильским мудрецам, они не были пророками в своем отечестве. Конта при жизни на родине не читали. Позитивизм получил признание в Англии благодаря проявленному к нему интересу со стороны Джона Стюарта Милля и Герберта Спенсера. Конта читали в конце XIX в. многие интеллектуалы в России. Позитивизм оказал особое влияние на М. Ковалевского. В Голландии, Италии, Швеции и США позитивизм поддерживала интеллигенция, создававшая небольшие кружки. Зато очень ограниченное влияние он оказал на Дюркгейма. Конта почитали в Латинской Америке - в Бразилии его считали официальным философом, а на изображенном на национальном флаге гербе красовался девиз Позитивистской Церкви Конта - <Порядок и Прогресс>.
Образ социологии как символа веры и инструмента социальных реформ утвердился в США. По выражению пионера систематической социологии в Америке Лестера Уорда, <Истинным поводырем, Моисеем, выведшим людей из пустыни, явится наука: Действительным объектом науки служит то, что приносит благо человеку. Наука, не способная делать это, пусть даже поступающая так, как велит научный метод, нежизнеспособна>.
Л. Уорд, один из основателей американской социологии, целью своей жизни считал создание социологической системы, которая помогла бы человечеству достичь расцвета и благосостояния. Он писал: <Предмет социологии - человеческие достижения. Они подразумевают не то, чем человек является, а то, что он делает. Достижение - это не структура, а функция>. Анализируя учение Л. Уорда, необходимо отметить, что ему, быть может, как никому в мире, удалось органично соединить жесткий натурализм Спенсера с гуманистически, ценностно ориентированной социологией. Получился оригинальный теоретический синтез, которого, пожалуй, не знала еще мировая социология.
Пожалуй, Л. Уорд был ближе к О. Конту, чем к Г. Спенсеру, ближе к А. Смоллу, чем к У. Самнеру. Имея за плечами огромный практический опыт и хорошо зная оборотные стороны реальности, Л. Уорд оставался великим романтиком и идеалистом. Он верил в преобразующие возможности социологов, которые, по его убеждению, должны управлять государством на основе изучения социологических законов. Подобно Конту, он мечтал заменить политику социологией. Следует присоединиться к точке зрения М. Бурового, заметившего: <Ранняя американская социология, возникнув в конце XIX в., была движима контовским стремлением развить науку об обществе, которая сделает политику ненужной. Это, например, было бы верно в отношении самого раннего курса по социологии - <Социологической динамики >Л. Уорда>[6].
Американская социология в конце XIX в., как и французская социология в начале XIX в., начиналась с утопии и пророчества. Но если контовский утопизм был обращен к всемирной истории и социальному макрокосму, то уордовский утопизм - к обыкновенному человеку и социально-психологическому микрокосму. О. Конт - социальный аутсайдер, человек, стоящий вне академического мира и вне государственной деятельности, - остался социальным прожектером. Л. Уорд - социально ангажированный деятель, академический ученый, государственный муж, подвижник - вошел в историю как социальный реформатор.
Огромное место этика и религия занимали в жизни Уильяма Грехема Самнера (1840-1910), которого считают одним из основателей американской социологии. От своего отца -скромного, трудолюбивого эмигранта из Ланкашира, механика по специальности, протестанта по религиозным убеждениям - Самнер унаследовал такие ценности, как трудолюбие, бережливость, благоразумие и умеренность и всю жизнь придерживался этих ценностей. Их он проповедовал в своих сочинениях. Им рано овладела страсть к чтению - уже в 13 лет он прочитал <Иллюстрации к политической экономии> Г. Мартина, сочинения Д. Рикардо и Т. Мальтуса. Позже У. Самнер скажет о себе: <Основные идеи о труде, капитале, деньгах и торговле сформировались в подростковом возрасте>. Не меньшее влияние на него оказали идеи Дарвина о борьбе за существование и выживание сильнейшего. Уже став епископальным ректором в Йельском колледже, У. Самнер, оставаясь верующим человеком, не отказался от концепции свободы предпринимательства и социального дарвинизма.
У. Самнер часто выступал в ведущих газетах, борясь с протекционизмом, защищая свободную торговлю, предупреждая о грядущей угрозе империализма. Деятели республиканской партии добивались его отставки, но безуспешно. До конца жизни в нем видели радикального апостола дарвинизма.
Самнер и не скрывал, что историей правит борьба за выживание: между собой борются индивиды, классы, группы. Законы борьбы за существование объективны, они не могут устанавливаться или отменяться человеком. Так же объективны экономические законы. Экономические силы создают и разрушают социальные институты. Они воздействуют на человеческие интересы, а через них - на человеческую природу. В обществе, как и в природе, царит хрупкое равновесие, установленное борьбой за существование. Реформы, проводимые государством, способны только нарушить его и ничего не исправить в обществе.
Кому призваны помочь реформы? - задается вопросом У. Самнер и отвечает: тем, кого считают <слабыми>. Но, во-первых, искусственно защищать тех, кто не выдерживает конкурентной гонки, значит, нарушать естественный закон борьбы за существование, который сохраняет обществу самых сильных и наиболее приспособленных. Во-вторых, нет точных определений того, кого считать <слабым>, а кого <сильным>. Существуют трудолюбивые и ленивые, бережливые и транжиры, занятые и безработные. Если нам не нравится дарвиновский закон выживания наиболее приспособленных индивидов, говорит У. Самнер, то останется лишь одно выживание наименее приспособленных.
Естественный отбор выносит на поверхность не только самых сильных, но и, будем объективны, самых достойных. Те, кто выигрывают в жизненной схватке, делают карьеру, добиваются успеха, пользуются всеобщим уважением, если, конечно, не нарушают протестантской этики. Проигравшие - ленивые и неумеренные - опускаются на социальное дно. Общественное неравенство отражает нормальное положение дел. Более того, оно справедливо и естественно. Не можем же мы сказать, что выживание сильнейших и гибель слабейших в стае волков или павианов несправедливы. Так же надо судить и человеческое общество. Борьба и выживание сильнейших - условие прогресса человеческой цивилизации.
Жесткий дарвинизм У. Самнера имел политическую подоплеку. Идеологически он склонялся к консерватизму. Капитализм xopoш потому, что основывается на выживании сильнейших. Они составляют класс зажиточных и богатых граждан. Слабые и ленивые занимают нижнюю ступеньку социальной пирамиды. Эволюционная модель общества использовалась У. Самнером для оправдания существующей классовой системы. Согласно его воззрениям, на вершине пирамиды оказываются самые способные и полезные для общества социальные группы. Менять что-либо в такой системе столь же вредно, сколько и бесполезно. Сознательное вмешательство, особенно государственное, способно только нарушить естественный ход событий. Социальные реформы не улучшают, а ухудшают ситуацию, неумело <корректируя> природу. Таким образом, священник А. Смолл и публицист У. Самнер оказались по разные стороны баррикады.
А. Смолл (1854-1926) происходил из семьи священника, поэтому получил основательное образование в области теологии. Его жизненный уклад и характер вполне способствовали разделяемым им христианским ценностям братской любви. Видимо, он ощущал себя в жизни скорее подвижником, нежели теоретиком или эмпириком. Научную кафедру он превращал в трибуну, с которой проповедовал окрашенное в религиозные тона социологическое учение о человеческих интересах.
Он не создал оригинальной и плодотворной теории. По всей видимости, А. Смолл к этому и не стремился. Его притягивала практическая деятельность. Социологию он ценил скорее как инструмент улучшения общества и оптимальную основу для развития социального планирования. А. Смолл считал, что социология должна давать практические рекомендации для социальных реформ, которые призваны улучшать деятельность социальных институтов.

Врезка
Н. Кауппи. Социолог как моралист
До 90-х годов Бурдье держался поодаль от политики, но с 1995 года он активно защищает обездоленные группы французского общества, тем самым присоединившись к французской традиции политической активности интеллектуалов. В 1995 году на Лионском вокзале в Париже Бурдье стоял позади цепочки безработных железнодорожников. В том же году группа интеллектуалов, возглавляемая Бурдье, подписала призыв к солидарности с Декабрьским Движением, созданным, чтобы защитить работников коммунальных служб, которым грозили массовые увольнения и сокращение финансирования. На следующий год он атаковал СМИ в своей маленькой книжке <О телевидении>. Свою последующую работу <Акты сопротивления> он посвятил разоблачению мифа о триумфе неолиберальной экономической доктрины. Иконоборческий дух Бурдье уходит корнями в его же теорию, где опасность и необходимость безотлагательных действий оказываются сильнее здравого смысла и осмотрительности, где рисуется апокалиптическая картина неизбывного гнета, который является необходимым условием существования интеллектуалов как героев и освободителей. Однако в противоположность таким фигурам, как Золя и Сартр, Бурдье в качестве профессора CollПge de France явственно совмещает научную легитимность с более традиционной ролью пророка, вмешивающегося в политику. Многие из его политических выступлений имеют отношение к различным социальным проблемам, в которых он компетентен как социолог. Но в отличие от интеллектуалов типа Пьера Видаля-Наке, которые специализируются на конкретных вопросах и пунктуально выступают по их поводу, Бурдье ближе к сартровскому типу <интеллектуала-на-все-руки>. Как и его предшественники - Золя, Сартр и Фуко, - Бурдье смешивает в своем дискурсе популистские и интеллектуальные воззрения на политику. С одной стороны Бурдье, выступая как представитель элиты, клеймит серость политики, масс-медиа и своих оппонентов-интеллектуалов; с другой стороны, он считает политиков мошенниками, сидящими на шее у простого народа. Подобно Золя, публично атаковавшему Феликса Фора, Бурдье бросил вызов Гансу Титмейеру, главе Центрального банка Германии.
Стратегия Бурдье повторяет выбор, сделанный и Золя, и Сартром: интеллектуалу никак не следует участвовать в политической деятельности через демократические или партийные политические механизмы. Левые политики именуют Бурдье противником демократии, а правые упрекают в том, что Бурдье воскрешает традицию интеллектуала-бунтаря. Подобно Сартру, Бурдье считает людей, стоящих у власти, мерзавцами (). В конце 1998 года дело шло к тому, что Бурдье мог возглавить протестный список на предстоящих (июньских 1999 года) выборах в Европарламент, как это сделали Бернар-Анри Леви и Леон Шварценберг в 1994 году. Особенно всполошились социалисты и коммунисты. За счет этой все возраставшей публичности Бурдье превратился во <французского интеллектуала номер один>. Неудивительно, что пресса уже пишет о <деле Бурдье> по аналогии с делом Дрейфуса.
Как и Сартр, Бурдье занялся издательской деятельностью: в 1965 году он основал книжную серию <Здравый смысл> () в издательстве , в 1975 году - журнал по социальным наукам (где стал главным редактором), а затем - общеевропейское книжное обозрение , выходящее на нескольких европейских языках. В 1996 году Бурдье создал на базе своей кафедры в CollПge de France новое издательское предприятие . В серии (<Поводы к действию>) он выпускает тридцатифранковые брошюры, посвященные таким злободневным проблемам, как коммунальные службы, масс-медиа и нашествие неолибералов. Также Бурдье стал одним из основателей Парламента интеллектуалов.
В отличие от Золя и Сартра, в лице Бурдье мифическая фигура интеллектуала-одиночки трансформировалась в фигуру интеллектуала-менеджера, который правит не только научной империей (CollПge de France, а также Ecole des hautes Оtudes en sciences sociales - Высшая школа социальных исследований), но еще и издательской. Сегодня это целая интеллектуальная сеть, включающая в себя и такие популярные издания, как еженедельный телегид , молодежное приложение к газете - < L es inrockuptibles>, - а также влиятельный еженедельник , выходящий и на английском, испанском и других европейских языках. В эту сеть входит и такая общественная организации как ATTAC ( - <Ассоциация за налогообложение финансовых операций в помощь гражданам>), объединяющая журналистов , которые добиваются принятия <тобeновского> налога на перемещения капитала. <Сеть> Бурдье не ограничивается пределами Франции. В масштабе Европы Бурдье открыто выступает как вождь интеллектуалов, которые, как все яснее становится в наши дни, образуют единое международное и междисциплинарное сообщество. Символическая власть больше не сводится к личной харизме; теперь она скорее означает способность мобилизовать индивидов, превратить их в гибкую, расширяющуюся сеть агентов, основными узлами которой являются институты, ассоциации и издания, пропагандирующие близкое Бурдье мировоззрение.
Источник: Кауппи Н. Социолог как моралист: <практика теории> у Пьера Бурдье и французская интеллектуальная традиция // http://scripts.online.ru/magazine/nlo/n45/kauppi.htm
П. Бурдье полагал, что социология - и в теории, и на практике - должна защищать демократические идеалы, а еще более конкретно - отстаивать республиканские ценности. Основная задача социолога - научное исследование феномена социального неравенства, а задача интеллектуала - символическая борьба за справедливость и равенство. Целью предложенной Бурдье социологической программы - построение справедливого, основанного на республиканских ценностях общества. Подобно Платону, Бурдье увязывает общечеловеческий этический проект - создание справедливого общества, - с проектом научным, т. е. с поиском истины. Социолог не может стоять вне определенной системы ценностей. От его нравственной позиции зависит то, каких научных успехов он добьется и какое влияние на общество сможет оказать. Сам Бурдье занимал активную жизненную позицию, будучи ученым, политическим активистом, издатель и редактор. Исследователь его творчества Н. Кауппи так написал о нем:
<В середине 90-х Бурдье стал пламенным защитником безработных и вышел вместе с ними на парижские улицы; также он принялся разоблачать экономические доктрины неолиберализма; короче, он сделался сартровским интеллектуалом в полном смысле этого термина. Большинство наблюдателей сочло, что этот прыжок из библиотеки на улицу разорвал биографию Бурдье надвое: на карьеру ученого-социолога и на жизнь активиста-общественника. Стержнем общественной деятельности Бурдье стали моральный пафос и идеалы, отсутствующие, как принято считать, в его научных трудах. И верно: согласно его теории, сопротивляясь власти господствующих классов, мы скорее воспроизводим, чем подрываем это господство - то есть Бурдье-теоретик смотрит на социальную реальность весьма пессимистично. Напротив, в своей деятельности интеллектуала-практика Бурдье наглядно доказал эффективность своих стратегий сопротивления господству и глобализации. Однако это отделение созерцания от действия, теории - от практики, критики власти интеллектуалов - от пользования ею в жизни слишком безупречно-красиво, чтобы быть правдой. Вместо того чтобы акцентировать полярность этих противоположностей, я хотел бы высказать предположение, что два Бурдье - молодой и старый - имеют одно связующее звено, и это звено - этика. Этика всегда присутствовала в работах Бурдье при всей их научности. Республиканские ценности позволили Бурдье перейти от теории практики к практике теории, обнажив при этом противоречия и амбивалентность как его научной работы, так и его деятельности в качестве политического активиста. Без этики теория не может стать практикой. Без этики научная легитимность не может быть использована в качестве символической власти>[7].
По мнению Н. Кауппи, и для Франции, и для Европы, и для США Бурдье сегодня - не просто ученый, добившийся больших успехов, но фигура большего масштаба. Во французской прессе он предстает как опасный человек, один из тех, кому хватает духа взять огонь на себя, когда встает вопрос о власти интеллектуалов. В этом смысле публичный имидж Бурдье во Франции воспроизводит черты французского героического интеллектуала, романтика, в одиночку противостоящего коллективным предрассудкам и иллюзиям. Он один достаточно храбр, чтобы пролить свет на реальное положение дел. Он совмещает в себе радикального политического активиста и ученого, развенчивающего мифы[8].
Как сегодня понимать классику
Для будущего социолога основательное знакомство с историей его науки - вещь обязательная и безусловная. Считаться грамотным человеком, квалифицированным социологом, не зная базовых социологических идей, скажем Платона, Вебера или Дюркгейма, невозможно. Вас просто не поймут представители других наук, а, возможно, и посмеются над незнайкой.
Однако исторические знания - вовсе не самоцель. Блистать своей эрудицией вам не обязательно. Большинство выпускников социологических факультетов трудоустраивается не в академической, а в прикладной и практической социологии. Глубокие исторические познания требуются от специалиста в области истории социологии, а не от любого, пусть и академического, социолога.
Но если фундаментальные сведения из истории своей науки вам не всегда нужны, то понимание логики развития научной мысли обязательно. Еще более настоятельным является современное прочтение старых текстов. Для чего нам нужно знать учение Платона о формах правления или его концепцию социальных классов? Разумеется, не для того чтобы поражать компанию сверстников. Они нам нужны для того чтобы глубже, правильнее и полнее понимать нашу современность. Попробуем оценить идеи классиков социологии с точки зрения современника.
Как уже было сказано, Платона называют создателем <общей социологии>. Согласно ему, общество, пребывающее в хаосе, начинает стабилизироваться, как только в нем появляются классы. А они появляются после возникновения общественного разделения труда, так как только благодаря ему каждый гражданин занят своим делом. Мы помним, что великий философ выделял в социальной структуре античного общества три класса: 1) высший - мудрецы, из которых формируют правительство; 2) средний - военно-промышленный комплекс; 3) низший - ремесленники и крестьяне. Обратим внимание на два обстоятельства. Во-первых, в правительство Платон вводил только мудрецов и требовал от них не только высшего философского образования, но также а) постоянной переподготовки и б) свободы от частной собственности. Актуально это сегодня или нет? Конечно, актуально, хотя на каждом шагу подобное требование нарушается. Коррупция в высших эшелонах власти сегодня, как никогда, велика. В нынешнем российском, впрочем как в ленинском и брежневском правительствах можно найти значительную долю лиц с высшим образованием, однако далеко не всех можно назвать мудрецами, тем более проходящими постоянную переквалификацию. Во-вторых, классовая дифференциация относится у Платона только к свободным гражданам. Рабы в нее не входят и классом не называются. Если попытаться дать им какое-то обозначение, то ничем иным как кастой неприкасаемых (по примеру Индии) или андерклассом (на европейский манер) их не назовешь. Рабы стоят ниже всех. Используя тюремный лексикон, это слой социально <опущенных>. В античном обществе они испытывали не только политическое бесправие, экономические лишения, социальное неравенство, но и нравственное надругательство.
В нынешних теориях социальной стратификации учитывается буквально все население. Это первое отличие между древней и современной демократиями: первая была демократией для меньшинства, вторая - для всех. Вторая важная черта, которая также должна учитываться социологом. Институт рабства, возникший в глубокой древности, пережил целые тысячелетия, десятки политических режимов и эпох и сохранил свою жизнеспособность. В малоцивилизованных, а иногда и откровенно террористических странах, в частности в Чечне, по данным открытой печати, рабство в своих самых отвратительных формах существует по сей день. Там рабы бесправны, они неприкасаемы и подвергаются постоянному унижению. В цивилизованных странах, в том числе в Западной Европе, рабство сохранилось в косвенных (скрытых, латентных) и пережиточных формах. Одной из них является, по общему мнению, проституция.
Обратим внимание и на другие положения теории Платона. Они весьма поучительны для нас. Если в современном обществе высший класс всегда наделен привилегиями и преимуществами по сравнению с двумя другими слоями населения, то Платон не разрешал знати иметь никаких привилегий. Их источником всегда служит либо злоупотребление должностными полномочиями, либо владение частной собственностью. Платон прекрасно осознавал все негативные последствия, проистекающие из того, что высший класс владеет собственностью. Он рассуждал так: добрался до высот власти - откажись от собственности; твои преимущества над другими - не мешок денег или служебный автомобиль, а высшее образование, знание философии, этикета, музыки и искусства. Знания - вот чем должны владеть правители в государстве Платона. Причем, к управлению следовало допускать людей не моложе 50 лет.
Сегодня соответствующее возрастное ограничение для президента - 35 лет. Так как акселерация - это завоевание современного общества, следовательно, возрастной ценз понижен. В древности продолжительность жизни была невысокой, в 50 лет человек считался преклонного возраста, ему оставалось жить не так много. Допуск к власти что называется на пороге смерти - возможно и жесткая, но выгодная для общества мера: правитель не успевал много наворовать, а по наследству при демократии власть не передавалась.
Преклонный возраст правителей предполагал незначительный срок пребывания в должности и скорую ротацию кадров. Институт обновления управленческих кадров требовал подготовки многочисленного резерва на выдвижение и соответствующих образовательных учреждений. Мера хотя и затратная, но себя окупающая: резервисты знали, что вскоре продвинутся и они. Отсутствие у них значительной собственности служило гарантией личной безопасности и общественного спокойствия. Известно, что собственность, доставшаяся как бы несправедливо, только в силу служебного положения, вызывает у окружающих раздражение и агрессию. К тому же это лакомый кусок, привлекающий к управлению всякого рода проходимцев, искателей случайного счастья. Покушения на чиновников, ставшие сегодня массовым явлением, доказывают, что собственность, нажитая нечестным трудом, опасна для жизни.
Правители, преуспевающие за казенный счет, служат для подданных примером негативного поведения и дискредитируют само государство. Плутократы во все времена вызывали не только зависть, но отчуждение и гнев. Наличие подобной прослойки - свидетельство того, что <рыба гниет с головы>. Социология доказала, что элита - эталон образа жизни и поведения для тех, кто находится на нижних ступеньках социальной пирамиды. На нее равняются, ей подражают, в нее стремятся попасть. Если в элиту путь облегчен, то в когорту выдвиженцев обязательно проникнет множество случайных людей. Если путь в нее усложнен и требует приложения огромного труда, знаний и квалификации, то престиж управленческой элиты повышается, а барьеры на пути к ней становятся мощным фильтром, отсеивающим нежелательные для общества элементы. Если народ ориентируется на образ жизни элиты, то она должна демонстрировать нравственный образ жизни. Сформировать его призваны такие дисциплины (и в этом Платон в очередной раз был прав), которые нельзя заподозрить в меркантильности и ориентации на выгоду, прибыль и т.п. К ним он относил музыку, философию и искусство - главные инструменты воспитания мудрых и высоконравственных правителей.
Современные обследования и наблюдения показывают, что политические деятели и народные депутаты в России всячески стремятся приобщиться к прекрасному. Они посещают премьеры, театральные постановки, новые выставки, участвуют в создании и открытии благотворительных фондов. Но делается все это с обязательным участием прессы и телевидения. Подобное поведение можно назвать демонстративным, искреннего стремления приобщиться к прекрасному здесь мало. Но и демонстративное поведение выполняет позитивную функцию, поскольку вынуждает политиков помимо их желания уделять хоть какое-то внимание культуре. Забота о личном престиже и политическом облике заставляет власть предержащих приносить пользу всему населению.
Немало интересного и поучительного мы найдем в идеях Аристотеля. Он считал, что основу социального порядка составляет классовая дифференциация: 1) высший класс; 2) средний класс; 3) низший класс. Однако становым хребтом социального порядка у него выступали не классы вообще, а именно средний класс - вот кто стабилизирует общество. От него расходятся два отклоняющихся луча - богатая плутократия и пролетариат. Оба они имеют свои недостатки: плутократия приворовывает от власти, а пролетарии, не имеющие собственности и составляющие социальное дно, вечно всем недовольны и готовы к бунту. Аристотель считал, что управление страной не обязательно сосредотачивать в руках одного класса. Оно должно опираться на социальные институты и механизмы. Управление государством считается оптимальным, если выполняются три условия:
1) масса бедняков не отстранена от участия в управлении;
2) эгоистические интересы богатых ограничены;
3) средний класс многочисленнее двух других классов.
Рассмотрим, насколько современны положения Аристотеля. Что такое численное перевешивание среднего класса? Ромбовидная форма социальной стратификации (классового расслоения) в современном цивилизованном обществе выглядит так: богатых - 5-6%, бедных - 14-15%, средний класс - 80%. Только при такой форме социальной стратификации можно достичь стабильности общества. Самый многочисленный средний класс выполняет функцию стабилизатора, соединяющего и отдаляющего друг от друга два социальных полюса - богатых, в руках которых концентрируется наибольшая собственность и привилегии и которым завидуют другие классы, и бедных, которые ничем не обладают и которым никто не завидует, но которые завидуют всем. При наличии многочисленного среднего класса оба полюса разведены по разные стороны, социальная дистанция между ними велика, они как бы не соприкасаются, вероятность социальной стабильности возрастает. Такова современная структура постиндустриального общества.
Если у вас большие доходы, то после удовлетворения своих жизненных потребностей вы можете накопить достаточную сумму денег, чтобы превратить их в капитал или богатство, а средний класс не может заниматься накоплением - он все проедает или откладывает небольшой запас денег. Только высший класс превращает текущую сумму денег в богатство, но доходы существуют во всех классах.
Положение Аристотеля о том, что бедные не должны быть отстранены от участия в управлении, очень актуально. Его можно принять в качестве формулы эффективной демократии. Государство основано только на всеобщем участии граждан в политической жизни. Например, в Древней Греции политика не концентрировалась в закрытой коррумпированной группе (политическая элита), а осуществлялась <на площади>. Каждого грека обязывали участвовать в политической жизни и публичных диспутах. Все вопросы решались не за кулисами, а прилюдно, и каждый был обязан выступить. Более того, за участие в общественной жизни платили, и это был хороший приработок для бедняков, они превращались в профессиональных трибунов, демагогов. Благодаря всеобщему участию в политической жизни повышалась грамотность населения. Не надо было проводить мониторинги общественного мнения, референдумы и проч. Никто не мог фальсифицировать ваш голос. У народа создавались иллюзия неотчужденности от власти, ощущение, что это его власти и его правительство, так как он влияет на политический выбор страны и принимаемые властями решения. Возникала иллюзия того, что, каковы бы ни были разногласия между классами, они могут жить в мире. На всеобщем привлечении людей к управлению строится современная концепция партисипативного менеджмента.
С высшим классом связано немало проблем: ограничить эгоистические интересы людей, которым все дозволено, не может никто, их никто не контролирует сверху. Их могут обуздать только те, кто находится внизу - общественность т.е. средний класс. Если средний класс наделен какими-то реальными механизмами влияния на власть, то общество будет стабильным и демократическим. Следовательно, второй принцип Аристотеля тесно связан с двумя другими. У Платона же все ограничивалось приобщением будущих правителей к изящным искусствам и философии - не очень реалистичное требование в современных условиях. Возможно, Аристотель догадывался об утопичности принципов Платона, поскольку возлагал надежды не на отдельных правителей, а на мощь среднего класса, который должен быть заинтересован в стабильности общества, поскольку у него самая высокая заинтересованность и мотивация в сохранении того общества, где ему живется хорошо, где он самостоятельно способен добиться продвижения, улучшения своей карьеры, повышения материального благополучия.
Улучшений можно добиться двумя способами: выравниванием жизненных стартов в начале и уравниванием социальных результатов в конце пути. Платон ограничивал потолок оплаты труда и вознаграждений, т.е. ставил планку в конце или на вершине карьеры. Аристотель запретил верхние ограничители. Правда, в учении и Платона, и Аристотеля, вовсе не желавших уничтожения рабовладельческого общества, сохранялось неравенство жизненных шансов: рабы и свободные граждане имели отнюдь не одинаковые возможности достичь жизненного благополучия. Только рыночное общество, наступившее с приходом в Европу капитализма, и демократическая система дают людям равные шансы на старте и на финише. Средний класс заинтересован в том, чтобы построить свою жизненную карьеру, не свергая существующий строй. Меньше всего он полагается на государство, стремясь всего добиться своим трудом и личным старанием. Сегодня таких людей называют self-made-man.
Плебс, особенно римский, постоянно требовал себе дополнительных льгот и пособий. Его называли социальным иждивенцем. Психологический комплекс, создаваемый хронической бедностью и постоянной нуждой, превращал социальное дно в вечно недовольных и ограниченных людей, мало верящих в собственные возможности и гарантии государства. Получается, что низший класс был недоволен всем и всеми - лично собой и правителями. Более революционно настроенной массы трудно сыскать.
Жизненные шансы богатого класса повышались благодаря родительскому наследству. Право наследования либо закреплялось только за высшим классом, либо только у него составляло экономически значимую величину. Аристотель полагал, что, если в обществе много тех, кто не работает, но получает, то оно не стабильно. Стабильно лишь такое общество, где люди много трудятся и много получают. Это единственное <пособие>, которое государство может выдать среднему классу. Если оно не помогает ему, устанавливая благоприятный правовой режим, то оно обречено постоянно либо помогать огромному числу бедняков, либо взращивать высший класс коррупционеров. Установленный Аристотелем закон не имеет временных ограничений, он вполне актуален и для современного общества, которое пренебрегло предупреждениями античного философа.
В отличие от Платона Аристотель допускал существование частной собственности для всех классов. Для того чтобы общество оставалось стабильным, нельзя допускать коллективную собственность, учил он, надо пропагандировать частную собственность, так как на ней покоится благополучие среднего класса. При коллективной же собственности большинство людей бедны. Но и это положение было нами проигнорировано, правда, еще в советское время.
Понятие филантропии возможно только в том обществе, где нет коллективной собственности, а есть институт частной собственности. Так происходило в античности, так происходит и сейчас.
В период Средневековья единственными учеными, интересовавшимися социальными проблемами, были Августин и Фома Аквинский, которые говорили о двух видах власти: светской и религиозной - и мыслили общественное развитие и жизнь как борьбу этих двух начал.
Только с Никколо Макиавелли уже в Новое время началось настоящее возрождение учения об обществе. Его главное произведение <Государь> продолжало линию, но не логику платоновского <Государства>, так как он был озабочен стабильностью общества, взаимоотношениями различных классов и законами или правилами, на основе которых люди должны строить свое поведение, но логику он предложил свою. Именно поэтому его учение можно назвать учением о поведении людей в обществе.
Как уже говорилось, он начал с того, что определил свое отношение к верхам и низам и утверждал, что правитель, заботящийся о благе других людей, должен выстраивать свою стратегию поведения в соответствии с основными принципами. Первый его принцип гласит: людьми правит честолюбие. Независимо от социального происхождения и положения мотив честолюбия свойственен всем в равной степени. После этого он задал себе вопрос: кто больше стремится к тому, чтобы получить больше благ - высший класс, который уже имеет эти блага, или те, кто не имеет?
Желающие сохранить то, что они имеют, и стремящиеся получить то, чего у них нет, рассматривают честолюбие с разных позиций. Высшие считают, что они заслуженно обладают этим благом и стараются не допустить стремящихся их приобрести к кормилам власти. Те, кто внизу, считают, что их несправедливо обделили властью, следовательно, стараются отобрать ее.
Если на чашу весов положено общественное благо и за него борются две столь противоречивые силы, то правитель не должен питать иллюзии, что он добьется классового мира уговорами, раздачей привилегий или др. Если все одинаково корыстны, то и правитель должен быть корыстным. Богатые, достигшие власти, знают, какой ценой они ее добились, и понимают, что если на их место придут бедные, они будут ничуть не лучше, ибо от своего честолюбия они не избавятся. Но создать иллюзию временного примирения классовой борьбы можно, и это во власти правителя. Второй принцип Макиавелли: правитель не должен выполнять свои обещания. Он должен вести себя следующим образом: когда он идет к власти, он расточает обещания, заигрывает с публикой, добиваясь поддержки низов. Но как только он дошел до власти, он должен забыть о своих обещаниях и никогда к ним не возвращаться. Почему? Ведь здравый смысл нам подсказывает, что низы обидятся и будут требовать от правителя выполнения его обещаний. Они тем самым будут проецировать свою логику и упрекать правителя: мы бы так не поступили. Но они не знают, как бы они поступили, пройдя такой путь. Им никто не позволил это сделать, значит, они себя в этой ситуации еще не проверяли, а правитель мудр, и он знает, что с ними будет то же самое. Если он начинает реализовывать свои обещания, то он ставит себя в зависимость от низов. Но зависимый правитель - самый слабый, нерешительный и наиболее ограниченный в своих возможностях. Он будет постоянно заботиться об интересах масс, однако интересы государства могут им противоречить. Если бы правитель проявил свою зависимость от низов, то они ему этого никогда не простили, ибо больше всего они ценят в правителе его решительность, независимость и даже в какой-то степени социальную наглость. За подобные качества они будут уважать его.
С этим принципом тесно связан третий принцип Макиавелли: использовать любовь подчиненных в начале своей карьеры - правитель может заигрывать с подчиненными, расточая им похвалы, награды, обещания; но когда он достиг власти, он обязан исходить из мотива страха.
Как добиться страха и трепета подчиненных? Это четвертый принцип стратегии поведения руководства по Макиавелли, который гласит: позитивные стимулы расточай постепенно, а негативные санкции давай сразу и в как можно большем объеме, так как у негативных и позитивных санкций разные мотивационные зоны и реагируют на них люди по-разному. Когда правитель раздает вознаграждения, то, раздвигая временные параметры (достаточно редко награждая подчиненных), он вынуждает оценивать их. Подчиненный должен проникнуться уважением.
А когда он раздает негативные санкции, то не надо, чтобы возникающие злость, раздражение, т. е. отрицательные эмоции, накапливались, ибо их накопление ведет к желанию отомстить и у правителя появляются враги. Поэтому надо <ошарашить> подчиненных жесткой мерой, чтобы повергнуть их в трепет, но не вызвать у них желания отомстить.
С этим принципом тесно связан пятый: можно отобрать у своих подчиненных все, вплоть до жизни, но не посягать на имущество, так как здесь концентрируются все интересы индивида, это его средство к существованию.
Макиавелли рассматривает пример с восстанием Чомби начала XV в., когда лидер восстания обращается к массе : <Мы с вами встали на путь порока. Мы сожгли массу усадеб, убили тысячи людей и, если мы сейчас одумаемся и остановимся на середине, то милости нам все равно не ждать. Давайте дойдем до конца и разгромим все, ибо за большое зло иногда следует награда, а за малое - обязательно наказание>. Этот принцип действует и в современной жизни: стоит кому-нибудь из наших политических или экономических лидеров присвоить себе десятки миллионов долларов - он уже не вор, он человек удачливый, а вот если вы украли несколько сот долларов у себя на предприятии, то вы обязательно будете наказаны. Эта <оторопь> перед очень большим - одна из казуистик социального поведения, из его загадок. Почему люди робеют перед очень большим добром и очень большим злом?
Макиавелли принадлежит и другое учение - о кругообороте форм правления, в котором он говорил, что у любого положительного режима власти, например демократии или аристократии, есть свой негативный двойник: у демократии - анархия, у аристократии - охлократия или плутократия (охлократия - власть плебса, плутократия - власть мошенников) и, если вы задумали создать для своего общества положительный политический режим и последовательно двигаетесь по этому пути, наращивая демократические институты, то за высшей точкой развития начнется движение в обратную сторону, по принципу маятника. Следовательно, никакой политический режим на века не создается, у него есть свое время жизни.
Об идеях Макиавелли сегодня пишутся диссертации, проводятся конференции. Его считают родоначальником чуть ли не всех известных ныне политологических и отчасти социальных теорий: элиты, классов и др.

Следовательно, у людей нет врожденной тяги к сотрудничеству. В этом главная проблема тех, кто пытается революционизировать или реформировать общество. Каждый стремится добиться для себя б?льших почестей чем для других. Человеку не свойственно от природы любить ближнего. Эти качества приобретаются огромной ценой и усилиями по принуждению. Следовательно, врожденное качество - стремление к разъединению, борьбе, конкуренции, а значит, к вражде. Естественное состояние человечества - вражда всех со всеми (первобытное общество - постоянная борьба). Можно играть на вражде разных групп и, если одна оказывается сильней и побеждает другую, то тогда устанавливается порядок, так как сильный за него отвечает. Такие правила игры мы и называем социальным порядком.
Как уже говорилось, общество создается взаимными опасениями. Эти опасения сбивают людей в группы. Человек мобилизует в корыстных целях весь потенциал группы. Люди все-таки не перебьют друг друга, так как это противоречит принципу выживания. Основная идея Гоббса состоит в том, что можно устроить полноценное общество, если оно будет помогать каждому извлекать его выгоду. Разные люди видят выгоду в разном. Многообразием социальных благ человеческое общество и отличается от общества муравьев или пчел. После этого уже накладываются социальные ограничения. Конституция, совокупность ограничивающих социальных институтов - это все следствия общественного договора.
Общество держится на взаимном страхе. Именно страх заставляет искать социальных гарантий, избегать риска, искать помощи других людей. Государство основывается на потребности в безопасности, которая есть позитивная сторона страха. Гоббс признает, что люди от природы равны. Равными являются те, кто способен нанести друг другу взаимный равный ущерб. Неравенство - это порождение общества. Когда нет ограничивающих социальных институтов, происходит свободное перераспределение социальных благ, а когда они есть, происходит закрепление благ. Субъектом общественного договора является сильнейший. Он вводит институт престолонаследия. Вокруг наследника сплачивается группа (двор), которую удерживает вместе тот же страх.
Таким образом, гражданское общество представляет собой временную гармонию при взаимовыгодности интересов.
Наша жизнь - это взаимопроникновение двух состояний: естественного и цивилизованного. Чем больше зона их пересечения, тем более цивилизовано общество.
Менталитет граждан нашей страны тоже должен претерпеть изменения. Мы должны научиться и привыкнуть уважать закон и самостоятельно отслеживать его соблюдение.
Академическая строгость или политический активизм
Суть мировой социологии - отстраненное от суеты и будней повседневности объективное изучение окружающего мира. Академическому идеалу, к которому, вне всякого сомнения, стремится наука социология, отвечает холодный разум, неучастие в социальных событиях, беспристрастность выводов, опирающихся на безупречную математическую логику.
В наибольшей мере академическую нейтральность социологии выразил позитивизм, пропагандирующий нейтралитет, невмешательство, объективность и точность науки. Созданная им философская база призвана была убедить социологов удержаться от участия в общественной жизни. Кажется, позитивизм сделал все возможное, чтобы удержать ученого-социолога на холодных вершинах разума.
Тем не менее именно создатель философии позитивизма О. Конт первым предал академические идеалы, спустившись с небес на землю. Его философия - первый в новейшей истории утопический проект того, как на основе социальной науки переделать все общество. Именно у него этика и религия, прорвав научные заслоны, широким потоком вторглись в пределы холодных формул и точных расчетов.
С тех пор раздвоение социологии только продолжалось. В каждом поколении социологов находилось несколько выдающихся, а то и великих фигур, которые демонстрировали миру не только научные достижения, но и общественное призвание социологии. Одни служили священниками и социальными работниками, другие выходили на баррикады, воевали на стороне экстремистских группировок. Их кабинетные размышления никак не сочетались с политическим активизмом, их чувства находились в противоречии с их разумом.
Конт призывал к созданию нового типа социализма, при котором сплоченность общества достигалась всеобщим стремлением всех людей к идеалам науки, превращением научного знания в новую разновидность религии. Жрецами современного общества должны были выступить ученые, вооруженные позитивным знанием об устройстве общества (позитивное у Конта служило синонимом опытного, научного знания). Еще раньше древнегреческий философ Платон призывал установить над обществом власть просвещенных философов, которые также были бы вооружены всеми необходимыми знаниями, но вдобавок и определенным образом воспитанные.
Создатель социальной теории конфликта К. Маркс перешел от слов к делу. Не воспринимая утопического проекта переустройства общества, созданного О. Контом (к которому, надо сказать, он испытывал большую неприязнь), Маркс разработал практическую технологию свержения власти, разрушения буржуазного общества и возведения на этом фундаменте всемирного социалистического общества - интернационала. В истории новоевропейской социально-экономической мысли эта школа представляет явление экстраординарное. Опираясь на лучшие достижения классической социально-философской мысли - французскую просветительскую философию, французский и английский утопический социализм, немецкую классическую философию и английскую политэкономию, - марксизм в то же время резко отвергал все интеллектуальные традиции, предлагая свой, лево-радикальный, проект переустройства общества.
По мнению А. Гоулднера, после смерти Сен-Симона социологи, точнее, социальные мыслители, разделились на два лагеря: О. Конт создал программу академической социологии, выражавшей ценности среднего класса, а его противник К. Маркс - партийной социологии, выражавшей чаяния рабочего класса и призывавшей к свержению существующего строя. академическая социология в ХХ в. стала популярной в широких слоях западной интеллигенции, была официально признана в качестве университетской науки в Европе и Америке, а затем и во всех других странах мира. Партийная же социология, именовавшаяся то научным коммунизмом, то историческим социализмом, практиковалась узкой кучкой интеллектуалов преимущественно в странах Восточной Европы, где она получила официальное признание и преподавалась в университетах, либо радикальной молодежью в бедных латиноамериканских странах.
Академическая социология во все времена прочно базировалась на сборе и анализе объективной эмпирической информации, опросах общественного мнения. Напротив, марксистская социология, ставшая основой официально признанной основой советской идеологии, переселившись из рабочих трущоб и душных мастерских, вольготно расположилась в просторных кабинетах партийных функционеров. Отражая теперь уже их интересы, а не чаяния народных масс. Такая социология, оторванная от жизни, превратилась в абстрактную догму, с этого момента, переместившись с баррикад в кабинеты, марксизм не критиковал, а защищал существующий строй - со всеми его недостатками и ошибками. Напротив, академическая социология, верная своим идеалам объективного отражения действительности, такой, какая она есть, призывала к ее реформированию и улучшению. Видимо, поэтому в первых рядах демократической интеллигенции, призывавшей в конце 1980-х и начале 1990-х гг. к радикальному изменению советского строя находились также и социологи.
В это время на западе происходило все наоборот: марксизм скорее отражал радикальные устремления социальных низов, а академизм - реформистские, полуконсервативные ориентации благополучного среднего класса, а отчасти и элиты американского общества. И вот сегодня в рядах антиглобалистов, выступающих против <акул капитализма>, пожирающих Третий мир, можно встретить немало марксистски ориентированной молодежи. А в это время академических социологов американские компании нанимают в качестве своих ведущих консультантов.
Контовский вариант социологии называют еще позитивистской социологией за ее склонность не разрушать, а созидать общество, опираясь на точные факты и научные прогнозы; марксистский вариант социологии - критической социологией за ее склонность подвергать все сомнению и пересматривать самые основы общества, полагаясь на умозрительные конструкции. Однако их нельзя противопоставлять друг другу как <хорошую> и <плохую> социологию. Научно-эмпирическая функция социологии имеет такое же значение, как и социально-критическая. Никто другой, кроме Маркса, не дал западным социологам столько интересных и плодотворных идей для критического анализа современного общества.