Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Арон Р. Этапы развития социологической мысли

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОСНОВОПОЛОЖНИКИ

Огюст Конт

Разумная политика не может задаваться целью заставить развиваться человечество, которое приводится в движение собственными импульсами согласно закону, столь же неотвратимому, как закон гравитации, хотя и более гибкому. Но она задается целью облегчить развитие человечества, просвещая его.
Огюст Конт

Как социолог, Монтескье прежде всего осознает разнообразие во всем, что касается людей и общественных явлений. По его мнению, цель науки состоит в упорядочении внешнего хаоса; и он достигает этой цели через постижение типов правления или обществ, перечисление детерминант любого коллектива и в конечном счете, может быть, через раскрытие некоторых рациональных принципов, имеющих всеобщее значение, хотя при необходимости ими и поступаются в том или ином случае. Таким образом, Монтескье исходит из разнообразия явлений жизни людей, а приходит, хотя и с трудом, к их единству.
В отличие от Монтескье Огюст Конт — прежде всего со
циолог, приверженный единству людей и общественных явле
ний, единству всей истории человечества. Идею единства он
доводит до такого предела, за каким обнаруживается препят
ствие обратного свойства: он с трудом возвращается к разно
образию процессов и обосновывает это разнообразие. По
скольку существует лишь один безусловно приемлемый тип
общества, человечество должно будет, согласно философии
Конта, прийти к обществу именно этого типа.                           v
1. Три этапа развития научной мысли Конта
Мне кажется, поэтому можно представить этапы философской эволюции Конта как три способа утверждения, объяснения и оправдания тезиса о единстве человечества. Эти этапы обозначены тремя основными работами Конта.
Первый этап (1820—1826 гг.) — этап написания небольших работ, «Опускулов социальной философии»: «Общая оценка элементов современности в прошлом» (апрель - 1820 г.); «План работ, необходимых для реорганизации обще-
86

ства» (апрель 182 2 г.); «Философские размышления о науках и ученых» (ноябрь—декабрь 1825 г.); «Размышление о силе духа» (1825—1826 гг.). Второй этап составляют лекции «Курса позитивной философии» (выходившего в свет отдельными томами с 1830 по 184 2 г.). Третий этап представлен работой «Система позитивной политики, или Социологический трактат об основах религии человечества» (выходила в свет с 1851 по 1854 г.).
На первом этапе в своих «Опускулах» (переиздавая их в конце 4-го тома «Системы позитивной политики», Конт таким образом хотел подчеркнуть единство своего замысла), молодой выпускник Политехнической школы размышляет об обществе своего времени. Для большинства социологов начало их деятельности связано с размышлениями о характере эпохи, в которую они живут. Это свойственно и Огюсту Конту. Его «Опускулы» представляют собой описание и толкование того момента истории, который переживало европейское общество в начале XIX в.
По мнению Конта, определенный тип общества, описываемого двумя прилагательными — теологическое и военное, — умирает. Средневековое общество скреплялось трансцендентной верой, как она интерпретировалась католической церковью. Теологическое мировоззрение принадлежало тому же времени, какое характеризовалось и преобладанием военной деятельности, когда видное место в обществе занимали военные. Возникает иной тип общества — общество научное и индустриальное. Зарождающееся общество — научное в том же смысле, в каком общество умирающее было теологическим: для современной эпохи характерно научное мировоззрение, подобно тому как прошедшей эпохе было свойственно мировоззрение теологов или жрецов. Ученые заменяют жрецов или теологов в качестве общественной группы, образующей интеллектуальную и моральную основу общественного порядка. В наследство от жрецов они приобретают духовную власть, которая, как подчеркивается в первых работах Конта, непременно воплощается в каждую эпоху в тех, кто предлагает господствующий образ мыслей, а также идеи, служащие фундаментом социального строя. Так же как ученые заменяют жрецов, индустриалы в самом широком смысле этого термина (предприниматели, управляющие фабриками, банкиры) приходят на место военных. С того момента, как люди начинают мыслить научно, война людей между собой перестает быть преобладающей деятельностью коллективов — таковой становится борьба людей с природой и, кроме того, рациональная эксплуатация естественных ресурсов.
87


В контексте условий своего времени Конт, проанализировав общество, в котором живет, делает следующий вывод: основным условием общественной реформы служит реформа интеллектуальная. Случайности революции или насилие не обеспечивают перестройки общества, переживающего кризис. Для этого необходим синтез наук и формирование позитивной политики.
Огюст Конт, как и многие его современники, считает, что общество находится в состоянии кризиса, и обнаруживает объяснение общественных потрясений в противоречии между исчезающим теологическим и военным общественным строем и рождающимся научным и индустриальным строем.
Следствием такого толкования кризиса современного общества было, то, что реформатор Конт не стал доктринером революции, подобно Марксу, а тем более — свободных институтов, подобно Монтескье или Токвилю. Он доктринер позитивной и общественной науки.
Общая направленность его мысли, и в особенности планов преобразования общества, связана с его интерпретацией современного общества. Подобно тому как Монтескье наблюдал кризис французской монархии и эти наблюдения послужили одним из истоков его концепции в целом, Конт наблюдает противоречие между двумя типами общества, которое, полагал он, может разрешить только победа социального типа общества, называемого им научным и индустриальным. Эта победа неизбежна, но может оказаться отсроченной или ускоренной. Социология в самом деле служит средством постижения неотвратимого становления истории, одновременно необходимого и неизбежного, таким образом помогая закладке конкретного строя.
На втором этапе «Курса позитивной философии» ведущие идеи не меняются, но перспектива расширяется. В «Опуску-лах» Конт, в сущности, рассматривает современные общества и их прошлое, то есть историю Европы. Неевропейцу нетрудно заметить, что в первых работах Конт наивно полагает, будто история Европы впитала в себя историю человеческого рода и европейская история поучительна для всех, ибо строй, к которому стремится европейское общество, будет принят всем человечеством. На втором этапе своей эволюции, т.е. в «Курсе позитивной философии», Конт не обновляет, а углубляет эти темы; он выполняет программу, основные направления которой обозначил в своих юношеских работах.
Он знакомится с разными науками, формулирует и подтверждает два основных закона, уже изложенные в «Опуску-лах»: закон трех состояний и закон классификации наук1.
88

Согласно закону трех состояний, ум человека проходит три последовательные фазы. На первой он объясняет явления, признавая в них существа или силы, сравнимые с самим человеком. На второй он взывает к абстрактным сущностям, таким, как природа. На третьей человек ограничивается наблюдениями за феноменами и установлением регулярных связей, которые могут существовать между ними либо в данный момент, либо во времени. Он отказывается раскрывать причины фактов и довольствуется обнаружением законов, управляющих ими.
Переход от теологической фазы к метафизической, а затем к позитивной в разных интеллектуальных дисциплинах совершается не одновременно. Закон трех состояний в учении Кон-та приобретает строгое значение лишь вкупе с классификацией наук. Порядок распределения разных наук раскрывает нам порядок становления позитивного разума в разных областях2.
Другими словами, позитивное мышление не могло не сформироваться в математике, физике, химии раньше, чем в биологии. Впрочем, нормально, что в более сложных дисциплинах позитивизм проявляется позже. Чем проще материя, тем легче о ней позитивно размышлять. Есть даже такие феномены, наблюдение за которыми само ведет разум к позитивной фазе.
Цель сочетания закона трех состояний с классификацией наук состоит в доказательстве того, что восторжествовавший в математике, астрономии, физике, химии и биологии образ мышления должен в конечном счете победить и в области политики и привести к созданию позитивной науки об обществе — социологии.
Но цель этого сочетания не только в доказательстве необходимости создания социологии. Начиная с определенной науки — биологии, — окончательно расстраивается методология: науки перестают быть аналитическими, а непременно становятся по'преимуществу синтетическими. Это нарушение методологии создаст основу для социологической концепции исторического единства.
Каждый из терминов — аналитический и синтетический — приобретает у Конта разные значения. Конкретный пример: науки о неорганической природе — физика и химия — аналитические в том смысле, что они занимаются законами развития единичных явлений, единичных неизбежно и закономерно. Напротив, в биологии невозможно объяснить орган или функцию, если не рассматривать их в рамках всего живого организма. Только в целом организме отдельный биологический факт приобретает свое значение и находит объяснение. Если бы мы захотели произвольно и искусственно вырвать часть
89


живого организма, мы имели бы дело с мертвой материей. Живая материя как таковая — глобальна, или целостна.
Эта идея примата целого над частью должна быть перенесена в социологию. Невозможно распознать состояние отдельного общественного явления, если не поместить его в рамки социального целого. Неясно положение религии в отдельном обществе или определенная форма государственного устройства, если не рассматривать это общество как целое. Но нельзя исходить из приоритета целого над частью по отношению к моменту, искусственно вырванному из процесса исторического развития. Состояние французского общества начала XIX в. можно понять, только рассматривая этот исторический момент в контексте преемственности становления французского общества. Реставрация понятна только на фоне Революции, а Революция объясняется веками монархического режима. Упадок теологического и военного духа можно осмыслить, только прослеживая его истоки в минувших веках. Подобно тому как элемент социального целого ясно проступает лишь при анализе целого, миг исторической эволюции понятен, если рассматривать эволюцию истории в целом.
Но, продолжая такой ход размышлений, мы сталкиваемся с несомненной трудностью. Для понимания конкретных эпизодов летописи французского народа следует обратиться ко всей истории рода человеческого. Приоритет целого над частью приводит к выводу: история человеческого рода есть нечто первичное, а именно подлинный объект социологии.
Конт был приверженцем логики, воспитанным на тех дисциплинах, какие преподавались в Политехнической школе. Раз он утверждал первенство синтеза над анализом, он должен был прийти к заключению, что общественная наука, которую он стремился создать, имела в качестве объекта историю человеческого рода. Последняя рассматривалась как целое, что было необходимо для постижения будь то отдельных функций социального целого или особого момента его становления.
«Курс позитивной философии» обосновывает новую науку — социологию, которая, признавая приоритет целого над частью и синтеза над анализом, своим объектом имеет историю человеческого рода. В этой работе налицо слабость либо превосходство — на мой взгляд, все же слабость — Конта по сравнением с Монтескье. Тогда как Монтескье исходит из факта, каковым является разнообразие, Конт, с его злоупотреблением логикой, свойственным великим и некоторым невеликим людям, исходит из единства человечества и намечает в качестве цели социологии изучение истории человеческого рода.
Следует добавить, что Конт, рассматривая социологию как науку в ряду других наук, пользуется формулой, которую он
90


уже Применял в «Опускулах»: подобно тому как нет свободы совести в математике или астрономии, ее не должно быть и в социологии. Раз уж ученые навязывают свои сентенции невеждам и дилетантам в области математики и астрономии, логично, что они должны равным образом навязывать свой приговор в сфере социологии и политики. А это, очевидно, предполагает, что социология может устанавливать сразу то, что есть, что будет и что должно быть. Впрочем, синтетическая социология Конта подразумевает такой масштаб компетенции. Будучи наукой об истории как целостности, она в самом деле определяет не только то, что было и есть, но и то, что будет, на основании принципа детерминизма. То, что будет, оказывается обоснованным в соответствии с тем, что философы прошлого именовали человеческой природой, а Конт попросту называет реализацией человеческого и общественного порядка. На третьем этапе эволюции своего мышления он приходит к доказательству единства человеческой истории на базе теории природы человека и одновременно общества.
«Система позитивной политики» написана после романа ее автора с Клотильдой де Во. По стилю и языку она несколько отличается от «Курса позитивной философии». Тем не менее «Система позитивной политики» соответствует направлению Контовой мысли, которое явно обнаруживается уже на первом и в особенности на втором этапе.
Действительно, если, как я полагаю, маршрут Конта можно объяснить желанием подтвердить идею единства человеческой истории, естественно, что в последней книге он подвел философскую базу под это понятие. Для того чтобы история человечества предстала единой, важно, чтобы во всех обществах, во все времена человек обладал некоторой узнаваемой и поддающейся определению природой. Нужно также, чтобы любое общество имело свой порядок, который можно было бы обнаружить при всем разнообразии обществ. Наконец, из природы человека и общества должны выводиться основные характеристики становления истории. Итак, по-моему, этими тремя идеями можно объяснить суть «Системы позитивной политики».
Теория природы человека включена в то, что Конт называет таблицей мозга — совокупностью понятий, относящихся к локализациям деятельности мозга. Но, за исключением отдельных неясностей, эта таблица служит определителем видов деятельности, свойственных человеку как таковому. Основной общественный порядок, поддающийся вычленению из разнообразия институтов, описывается и анализируется во 2-м томе, посвященном социальной статике. Наконец, таблица мозга и социальная статика лежат в основе исследования в 3-м томе «Системы позитивной политики», где речь идет о социальной
91

динамике. Вся история нацелена на достижение фундаментального порядка во всяком обществе (его анализ дан во 2-м томе) и на реализацию всего лучшего, что есть в природе человека (ее описание дается в таблице мозга в 1-м томе).
Отправная точка учения Конта — размышление о внутреннем противоречии общества его времени, противоречии между теологическим и военным типом и научным и индустриальным типом. Поскольку тот исторический момент характеризовался расширением научных знаний и индустриальной деятельности, единственный способ покончить с кризисом состоял в ускорении становления общества путем создания системы научных идей, которая определяла бы общественный порядок, тогда как в прошлом он формировался системой теологических идей.
Отсюда Конт переходит к «Курсу позитивной философии», то есть к синтезированию научного творчества человечества, чтобы выявить методы, которые применялись в разных дисциплинах, а также основные результаты, достигнутые в каждой из них. Этот синтез методов и результатов должен послужить базой для недостающей науки — социологии.
Но социология, которую хочет создать Конт, — не осторожная, непритязательная, аналитическая социология Монтескье, стремившегося за счет увеличения количества объяснений разобраться в чрезвычайном разнообразии человеческих институтов. Она служит средством преодоления кризиса современного мира, то есть системой научных идей, способных определить перестройку общества.
Однако, чтобы наука могла выполнить такую роль, она должна приносить бесспорные результаты, как математика и астрономия. Важно также, чтобы эти научные данные принадлежали к определенному типу. Аналитическая социология Монтескье предлагает проведение в том или другом месте конкретной реформы; законодателю она дает советы. Но, исходя из представления о том, что учреждения любого общества обусловлены множеством факторов, она не допускает институтов, значительно отличающихся от существующих. А Конт стремится быть одновременно ученым и реформатором. Какая же наука может одновременно быть достоверной в своих утверждениях и служить реформатору императивом? Несомненно, наука синтетическая, как ее представляет себе Конт, наука, способная основываться на общих фундаментальных законах, эволюции человека и раскрыть глобальный детерминизм, который так или иначе смогут учитывать люди. Или, если использовать позитивистское выражение, «колеблющуюся фатальность».
Социология Конта начинается с того, что представляет наибольший интерес. Детали она оставляет историкам, т.е. тем, по мнению нашего автора, безвестным поденщикам, погруженным
92


в сомнительную ученость, которых презирает всякий, кто одним махом постиг самый главный закон становления истории.
Монтескье и Токвиль явно отдают пальму первенства политике или форме государства, Маркс — экономике. Учение Конта основано на представлении о том, что любое общество держится на согласии умов3. Общество существует постольку, поскольку его члены придерживаются одинаковых верований. Именно образ мыслей отличает разные этапы развития человечества. Нынешний же, и последний, этап будет ознаменован победным триумфом позитивного мышления.
Таким образом, развивая до конца концепцию единой истории человечества, Конт вынужден создавать это единство, а обосновать его философски он может, только ссылаясь на концепцию неизменной природы человека, а также стабильного общественного порядка.
В философии Конта, следовательно, ставятся три большие проблемы.
Первая: характерное для стран Западной Европы индустриальное общество — пример, которому последует все человечество. Не доказано, что Конт не прав, считая, что определенные аспекты европейского индустриального общества имеют всеобщее значение. Научная организация труда, отличающая европейское общество, настолько эффективнее любой другой организации труда, что после раскрытия ее секрета все остальные народы должны овладеть ею, ибо она есть условие процветания и могущества общества.
Вторая проблема — двойственная универсальность научного мышления. Позитивное мышление в математике, физике или биологии имеет универсальное значение, т.е. все человечество принимает, поскольку очевидны достигнутые с его помощью успехи. Конт оказался прав: западная наука сегодня стала наукой всего человечества, идет ли речь о математике, астрономии, физике, химии и даже в огромной мере о биологии. Однако универсальность науки имеет и другой смысл. Когда начинаешь позитивно мыслить в астрономии или физике, нельзя традиционно мыслить в сфере политики или религии. Позитивный метод, приносящий успехи в науках о неорганической природе, должен охватывать все аспекты мысли. Однако распространенность позитивного метода вовсе не очевидна. Неужели мы обречены воспроизводить в социологии, в сфере морали или политики методы, используемые в математике или физике? По крайней мере спор еще не закончен.
Третья основная проблема поднята Контом в «Системе позитивной политики». Если природа человека как таковая одна и та же, если общественный порядок в своей основе одинаков, то как, в конце концов, сохранить разнообразие?
93

Другими словами, концепция единства человечества Огю-ста Конта принимает три формы, соответствующие трем основным этапам его пути.
Общество на Западе, находящееся в процессе становления, показательно; все человечество встанет на путь, которому следует западный авангард.
История человечества — это история духа как становления позитивной мысли и, кроме того, история обучения позитивизму всего человечества.
История человечества — это развитие и расцвет природы человека.

Эти три взаимосвязанные проблемы Конт так или иначе поднимает на всех этапах своего пути, но по-разному оттеняет их. Они являют собой три возможные интерпретации темы единства человечества.

2. Индустриальное общество
Ведущие идеи Огюста Конта периода его молодости — не его собственные. Он воспринял их в атмосфере эпохи, убежденный в том, что теологическое мышление принадлежит прошлому; что, говоря словами Ницше, Бог умер; что отныне научное мышление определяет сознание современных людей; что вместе с теологией исчезает феодальная структура или монархическая организация; что в современном обществе будут господствовать ученые и промышленники.
В постановке проблем нет оригинальности, но характерен сам выбор Контом именно этих носящихся в воздухе идей, чтобы выработать собственную интерпретацию современного общества.
Реальностью, поразившей тех, кто внимательно наблюдал за жизнью общества в начале XIX в., стало развитие промышленности. Все считали, что рождается нечто поразительно новое. Но в чем заключается своеобразие современной -промышленности?
Мне кажется, что развитие промышленности в начале XIX в. отличалось следующими особенностями:

  1. Промышленность базируется на научной организации труда.
    Вместо привычной организации производство нацелено на
    максимальную отдачу,
  2. Благодаря применению науки в организации труда челове
    чество колоссально раскрывает свои ресурсы.94
  1. Промышленное производство предполагает   концентрацию
    рабочих на фабриках и в предместьях крупных городов; по
    является новый общественный феномен: рабочие массы.
  2. Концентрация рабочих в местах работы предопределяет
    скрытое или даже открытое противоречие между наемны
    ми работниками и нанимателями, между пролетариями и
    предпринимателями, или капиталистами.
  3. Несмотря на то что в результате научного характера труда
    богатство не перестает расти, множатся кризисы, связан
    ные с перепроизводством, следствием которых становится
    бедность среди изобилия. Вопреки разуму, в то время как
    миллионы людей страдают от бедности, товары не находят
    покупателя.
  4. Экономическая система, основанная на промышленной и
    научной организации труда, характеризуется свободой то
    варообмена и погоней за прибылью со стороны предприни
    мателей и торговцев. Некоторые теоретики делают из этого
    вывод о том, что основным условием роста богатств как раз
    и служит погоня за прибылью и конкуренция и что чем
    меньше государство вмешивается в экономику, тем быст
    рее растут производство и богатство.

Интерпретаторы расходятся в определении важности каждой из этих особенностей.
Сам Конт останавливается на первых трех как имеющих решающее значение. Промышленность зависит от научной организации труда, из чего следует непрерывный рост богатств и концентрация рабочих на фабриках; последнее обстоятельство оказывается, впрочем, компенсацией за концентрацию капиталов или средств производства в относительно немногих руках.
Четвертая особенность — противоречие между рабочими и предпринимателями — имеет для него второстепенное значение4. Оно — результат плохой организации индустриального общества и может быть ослаблено реформами. Кризисы, по его мнению, — это тоже эпизодические и поверхностные явления. Что касается либерализма, то в нем Конт усматривает не суть нового общества, а нечто патологическое, кризисный момент в развитии организации, устойчивость которой будет иной, нежели стабильность организации, основанной на свободной конкуренции.
По мнению социалистов, решающее значение, разумеется, имеют 4-ая и 5-ая особенности. Социалистическая мысль, как и мысль экономистов пессимистического склада первой половины XIX в., отталкивается от констатации конфликта между пролетариями и предпринимателями, а также частоты кризи-
95

сов, рассматриваемых как неизбежное следствие капиталистической анархии. Именно с помощью этих двух особенностей Маркс строит свою теорию капитализма и дает свое толкование истории.
Что касается 6-ой особенности — свободы товарообмена, — то именно ей придают важное значение теоретики-либералы, считая ее решающей причиной экономического прогресса.
В начале XIX в. все одновременно констатировали рост богатств, применение науки в производстве и либеральный режим обмена товарами. Интерпретации варьировались в зависимости от того, какую роль приписывали каждому из этих двух последних феноменов в развитии первого.
Конт развивает свою теорию индустриального общества в форме критики, направленной либо против либеральных экономистов, либо против социалистов. Он предлагает не либеральное и не социалистическое толкование индустриального общества, а то, которое можно было бы определить как теорию организации, если бы это выражение не было использовано во французском переводе книги Бёрнхема «Революция менеджеров»^, потому что организаторы у Конта значительно отличаются от менеджеров у Бёрнхема.
Конт упрекает либеральных экономистов — задающихся вопросом о стоимости и пытающихся абстрактно определить функционирование системы — в метафизическом подходе к делу. По его мнению, метафизическое мышление — это абстрактное, понятийное мышление. Таким он считал мышление современных ему экономистов6.
Вместе с тем метафизики совершают ошибку, рассматривая экономические явления в отрыве от социального целого. Политическая экономия начинается с безосновательной изоляции от целого какого-то сектора, который можно правильно понять только в рамках целого.
Эта двусторонняя критика оказала серьезное влияние на большинство французских социологов дюркгеймовской школы и определила полувраждебное отношение тех, кого называли социологами, к тем, кого называли экономистами, по крайней мере во французских университетах.
Словом, Конт упрекает либералов за переоценку действенности механизмов обмена или конкуренции в росте богатств.
Однако заслуга экономистов — в утверждении, что с течением времени частные интересы согласуются. Если основное противоречие между либералами и социалистами заключается в том, что первые верят в окончательное согласование интересов, а вторые — в классовую борьбу, то Конт в этом основном пункте стоит на стороне либералов. Он не видит существенно-
96

го противоречия интересов пролетариев и предпринимателей. Между ними может наблюдаться временное и второстепенное по значению соперничество в распределении богатств. Конт вместе с либеральными экономистами полагает, что рост производства, по существу, отвечает интересам всех. Закон индустриального общества — рост богатств, утверждающий или предполагающий окончательное согласование интересов.
В отличие от экономистов, считающих главными причинами промышленного роста свободу и конкуренцию, основатель позитивизма принадлежит к школе, представителей которой я буду называть политехниками-организаторами.
Сегодня два экономиста выступают от имени двух идейных направлений Политехнической школы. Морис Алле — яркий представитель первого направления, придающего решающее значение в экономическом регулировании механизмам конкуренции7. Другой выпускник Политехнической школы, Альфред Сови, в гораздо меньшей степени приверженный рыночным механизмам, чем Морис Алле или Жак Рюефф, олицетворяет другое направление, делающее основную ставку на эффективность организации8. Конта можно считать покровителем школы организаторов.
Этот политехник-организатор враждебен социализму (или, точнее, тем, кого он называет коммунистами), доктринерам и теоретикам его времени — противникам частной собственности. Он организатор, верящий в добродетели не столько конкуренции, сколько частной собственности сконцентрированных богатств.
Конт в самом деле оправдывает концентрацию капитала и средств производства, которая не противоречит, по его мнению, принципу частной собственности. Концентрация неизбежна и, утверждает он, в соответствии с провиденциальным оптимизмом, столь характерным для его философии истории, благотворна. Она соответствует основной тенденции, наблюдаемой в ходе истории человечества. Материальная культура может развиваться лишь при условии, если каждое поколение производит больше того, что ему необходимо для жизни, и вследствие этого передает следующему поколению больший запас богатств, чем оно получило.
Конт невосприимчив к утверждениям, будто значительность сконцентрированных капиталов не может не иметь следствием общественный характер собственности. Он не выводит из концентрации средств производства необходимость национализации. Совсем наоборот, он довольно равнодушен к противоречию между частной и общественной собственностью, поскольку считает, что власть, будь она экономическая или политическая, всегда носит личный характер. Во всяком обще-

97

стве командует небольшое количество людей. Одной из побудительных причин (сознательных или бессознательных) требования общественной собственности служит обоснованная или необоснованная вера в то, будто замена одного уклада собственности другим изменит структуру управления обществом. В этом вопросе Конт скептик. Именно богатые всегда удерживают часть могущества, которое неизбежно при любом общественном порядке, и им не может не улыбаться фортуна. Везде есть те, кто командует, и хорошо, если необходимую экономическую и общественную власть осуществляют люди, владеющие концентрированными капиталами.
Однако владельцы частной собственности не должны допускать произвол, поскольку те, кого Конт называет патрициями, светскими начальниками, промышленниками, банкирами, должны осознать свою роль как общественную функцию, Частная собственность неизбежна, необходима и полезна, но она терпима, только если воспринимается не как право прибегать к злоупотреблениям, а как осуществление коллективной функции теми, на кого указала судьба или добродетель9.
Конт, следовательно, занимает промежуточную позицию между либерализмом и социализмом. Он не теоретик частной собственности, как ее трактует римское право. Он не реформатор, добивающийся социализации средств производства. Он организатор, желающий одновременно сохранения частной собственности и преобразования ее значения в том смысле, чтобы отдельные индивиды могли осуществлять общественную функцию. Его концепция недалека от некоторых учений социального католицизма.
К теории частной собственности Огюст Конт добавляет еще одну идею, особенно значимую в его последних книгах, в «Системе позитивной политики», — идею второстепенного значения мирской иерархии.
Теоретик позитивизма тем более склонен соглашаться с концентрацией богатств и властью промышленников, что жизнь людей не определяется исключительно их местом в экономической и общественной иерархии. Кроме мирского порядка, где властвует закон могущества, существует духовный порядок, порядок моральных добродетелей. Рабочий, находящийся в самом низу мирской иерархии, может занимать в духовной иерархии высшее положение, если его достоинства и готовность к самопожертвованию во имя коллектива выше, чем подобные качества у его иерархических начальников.
Духовный порядок не есть трансцендентный порядок, каким он представляется христианской религии. Это не порядок вечной жизни. Это порядок здесь, на Земле, заменяющий светскую иерархию силы и богатства духовным порядком мо-
98


ральных достоинств. Каждый должен задаваться высшей целью — стать первым не в иерархии власти, а в иерархии добродетелей.
Конт ограничивает свои стремления к экономической реформе, ибо индустриальное общество может стабильно существовать только в том случае, если его направленность, умеренность и преображение будут обеспечиваться влиянием духа. И поскольку реформаторский замысел Конта сосредоточен на созидании силы духа, он предстает в качестве умеренного реформатора экономики.
Такая интерпретация индустриального общества не имела почти никакого значения для развития экономических и социальных учений, по крайней мере в Европе. Контовская концепция индустриального общества оставалась вне соперничества учений в качестве некоей достопримечательности. Никакая — ни правая, ни левая — политическая партия по-настоящему не приняла ее, за исключением нескольких лиц, одни из которых к тому же были крайне правыми, а другие — крайне левыми.
Впрочем, среди французских авторов нашего века двое заявляли о себе как о сторонниках Конта. Одним из них был Шарль Морра, теоретик монархии, другим — Ален, теоретик радикализма. По разным причинам оба считали себя позитивистами. Морра был позитивистом, потому что видел в Конте доктринера, придающего особое значение принципам организации, авторитету и возрожденной силе духа10. Ален был позитивистом, т.к. интерпретировал Конта в свете идей Канта и основной идеей позитивизма полагал обесценение мирской иерархии. «Пусть назовут королем лучшего повара, лишь бы он не пытался заставлять нас целовать кастрюлю» * !.
И у Конта есть эти два аспекта: принятие авторитарного и иерархического мирского порядка и наложение на мирскую иерархию духовного порядка. Конт включает философию Гоб-бса, то есть философию силы, в мирской порядок только для того, чтобы дополнить ее философией Канта. Достоин уважения только дух, достойна уважения только моральная ценность. Как писал Ален: «Порядок никогда не почитается».
Почему концепция Конта осталась в стороне от основного философского течения современного общества? Вопрос заслуживает внимания. В определенном смысле учение Конта сегодня ближе к модным учениям, чем многие другие учения XIX в. Все теории, которые в настоящее время подчеркивают сходство большинства институтов по обе стороны железного занавеса, обесценивают значимость механизмов конкуренции и постепенно сосредоточиваются на основных признаках индустриальной цивилизации, могли бы ссылаться на Конта. Он
99


теоретик индустриального общества, поднимающийся над спорами между либералами и социалистами, доктринерами рынка и апологетами плана.
Основные контовские проблемы (свободного труда, применения науки в промышленности, первостепенного значения организации) достаточно характерны для нынешней концепции индустриального общества. Почему же Конт забыт и не признан?
Первая причина в том, что если основные идеи позитивизма отличаются глубиной, то развернутое описание индустриального общества, особенно в «Системе позитивной политики», нередко вызывает легкую иронию. Конт хотел подробно объяснить, как будет организована мирская иерархия, каково будет точное место светского начальства, промышленников, банкиров. Он хотел показать, почему те, кто выполняет самые главные функции, будут иметь больше власти и займут самые высокие посты в иерархии. Он желал точно указать число людей в каждом городе, число патрициев. Он хотел объяснить, как будут передаваться богатства. Словом, он составил точный план своих мечтаний, или грез, которым может предаваться каждый из нас в те моменты, когда он полагает себя Богом.
Вместе с тем концепция индустриального общества Конта связана с положением о том, что войны стали анахронизмом^. Однако бесспорно, что между 1840 и 1945 гг. история обманула его ожидания. В первой половине нашего века жестокие войны разочаровали верных последователей позитивистской школы13. Последняя декретировала, что войны должны исчезнуть в среде авангарда человечества, т.е. в Западной Европе. И как раз Западная Европа оказалась центром и очагом войн XX в.
По Конту, западное меньшинство, по счастливой случайно
сти ставшее во главе движения человечества, не должно было
покорять народы других рас, чтобы *навязывать им свою циви
лизацию. Он объяснял свою позицию, превосходно аргументи
руя — я хочу сказать, приводя аргументы, казавшиеся ему
превосходными и которые нам представляются превосходны
ми благодаря мудрости, которой нас наделила история. Аргу-
!                   менты сводились к тому, что Запад не должен был покорять
Африку и Азию и что если он совершил ошибку, неся на шты
ках свою цивилизацию, то ее результатом стали несчастья и
jj  -                 для него, и для других народов. Он и прав и не прав. В течение
|                    века события не соответствовали тому, что он возвещал14.
Конт стал пророком мира, т.к. считал, что война больше не играет никакой роли в индустриальном обществе. Война была необходима, чтобы принудить к упорядоченному труду людей, от природы ленивых и склонных к анархии, чтобы создать
100


большие государства, чтобы возникло единство Римской империи, где предстояло распространиться христианству, из которого в конце концов выйдет позитивизм. Война выполнила двойную историческую миссию: обучения труду и формирования больших государств. Но в XIX в. она растеряла все свои роли. Отныне общество определяется приматом трудовой деятельности, трудовыми ценностями. Не стало военного класса, не стало причин воевать15.
Завоевания могли быть в прошлом законным или, во всяком случае, рациональным средством приумножения ресурсов для тех, кто из завоеваний извлекал пользу. В эпоху, когда богатство зависит от научной организации труда, добыча лишилась смысла и стала анахронизмом. Передача ценностей впредь осуществляется посредством даров и обмена, а дар, по мнению Конта, должен играть все более заметную роль, даже сократить в определенной мере роль обмена16.
В конце концов, философия Конта не была сосредоточена на интерпретации индустриального общества. Ее целью была главным образом реформа мирской организации посредством силы духа, которая должна стать делом ученых и философов, заменивших священников. Силе духа надлежит управлять чувствами людей, объединять людей во имя общего труда, освящать права тех, кто правит, умерять произвол или эгоизм тех, в чьих руках сила. Общество, о котором мечтают сторонники позитивизма, определяется не столько двойным отказом от либерализма и социализма, сколько сотворением силы духа, которая в эпоху позитивизма станет тем, чем были священники и церковь в теологическую эпоху прошлого.
Однако именно здесь история, вероятно, больше всего разочаровала последователей Конта. Хотя мирская организация индустриального общества напоминает ту, что представлял себе Конт, духовной силы ученых и философов пока нет. Существующее духовное влияние исходит либо от церквей прошлого, либо от идеологов, которых он сам не признал бы в качестве истинных ученых или истинных философов.
Люди, претендующие на научное толкование общественного порядка, осуществляя духовное влияние, например в СССР, не делали акцента на общих признаках всех индустриальных обществ, а опираются на своеобразное учение об организации индустриальных обществ. Ни та, ни другая сторона не желает считать своим покровителя того, кто обесценил идеологические конфликты, которые пережили европейские общества и в результате которых погибли миллионы людей.
Конт хотел, чтобы духовное влияние осуществляли толкователи общественной организации, и в то же время они принижали бы моральное значение мирской иерархии. Такого рода
101


духовного влияния как не было, так и нет. Вероятно, люди всегда отдают предпочтение тому, что их разделяет, а не тому, что их объединяет. Вероятно, каждое общество вынуждено подчеркивать свои особенности, а не черты, присущие и ему и всем другим обществам. Вероятно также, что пока еще нет и тех добродетелей, какие Конт признавал за индустриальным обществом.
В самом деле, он полагал, что научная организация индустриального общества приведет к тому, что каждый получит место, соответствующее его способностям, и таким образом будет достигнута общественная справедливость. Такой взгляд полон оптимизма. В прошлом наилучшее место людям обеспечивали возраст или сам факт рождения, отныне же в обществе труда все чаще и чаще место каждого определяется его способностями.
Английский социолог Майкл Янг посвятил сатирическую книгу режиму, именуемому меритократией, т.е., в сущности, идее, которой с преждевременным энтузиазмом отдавался Конт, представлению о том, каким будет порядок в индустриальном обществе17. Янг не цитирует Конта, и последний не обнаружил бы в описании такого порядка своих упований. В самом деле, Янг с юмором показывает, что если бы каждый занимал место в соответствии со своими способностями, то занявшие худшие места оказались бы в отчаянном положении, ибо не могли бы больше жаловаться на судьбу или несправедливость. Если все убеждены в справедливости общественного порядка, последний в определенном отношении и в особенности для некоторых невыносим; разве что благодаря наставлениям Конта люди убеждены в том, что иерархия интеллектуальных качеств ничто по сравнению с единственно важной иерархией достоинства и благородства. Однако не легко убедить человечество в том, что мирская иерархия имеет второстепенное значение.
3. Социология как наука о человечестве
Свое понимание новой науки, именуемой социологией, Огюст Конт изложил в трех последних книгах «Курса позитивной философии»,   и особенно в четвертом томе.
Он ссылается на трех авторов, которых представляет в качестве своих вдохновителей или предшественников: Монтескье, Кондорсе и Боссюэ, не считая Аристотеля, о ком я буду говорить дальше. С этими тремя именами связаны некоторые основные темы его социологического учения.
102


Конт считает выдающейся заслугой Монтескье подчеркивание детерминизма исторических и общественных явлений. Он дает упрощенную трактовку работы «О духе законов», основную идею которой можно выразить известной формулой его первой книги: «Законы суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей». В этой формуле Конт усматривает принцип детерминизма, распространяемый на разнообразие общественных явлений и одновременно на процесс становления обществ.
Зато, чтобы стать основателем социологии, Монтескье недостает идеи прогресса. Ее Конт находит у Кондорсе в известном «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума»18, в котором автор претендует на открытие определенного числа фаз, пройденных человеческим разумом. Большинство этих фаз определено, а порядок их следования неизбежен, Конт возвращается к мысли Кондорсе о том, что прогресс разума человека есть причина изменения обществ.
Сочетая проблематику Монтескье, касающуюся детерминизма, с проблематикой Кондорсе, связанной с неизбежностью прогресса разума человека в условиях неотвратимого порядка, приходим к основному замыслу Конта: общественные феномены подчинены строгому детерминизму, принимающему форму неминуемого изменения обществ под давлением прогресса разума человека.
Такое восприятие процесса исторического становления приводит к пониманию истории как процесса совершенно унифицированного движения к последнему этапу развития разума человека и обществ, пониманию, в конечном счете сравнимому с провиденциализмом Боссюэ, который Конт восторженно принимает как самую выдающуюся попытку, предшествовавшую его собственной: «Первую значительную попытку человеческого разума рассмотреть с достаточно возвышенной точки зрения все прошлые общества, конечно, следует всегда связывать с великим Боссюэ. Несомненно, что легкие, но обманчивые способы выявления внешних связей между событиями с участием людей, которыми владеет теологическая философия, никоим образом не применимы сегодня, при создании подлинной науки о развитии общества, поскольку подобные объяснения неизбежно характеризуются преобладанием (в те времена совершенно обязательным в данном жанре) такой философии. Но восхитительная композиция, позволившая так точно оценить и даже сохранить дух всеобщности — необходимый для всякой подобной концепции, насколько это допускал характер примененного метода, — тем не менее навсегда останется величественной моделью, в высшей степени пригодной для того, чтобы четко видеть общую цель, которую всегда
103


должен иметь в виду наш ум в качестве конечного итога всех наших исследований истории, то есть рациональной координации основного ряда разных событий, соответствующей единому замыслу, одновременно более реальному и более объемному, чем тот, который представлял себе Боссюэ» (Cours de philosophie positive,   IV, p. 147).
Формула «рациональная координация основного ряда разных событий, соответствующая единому замыслу», служит ключом к социологической концепции Огюста Конта. Конт — именно социолог, исходящий из единства людей. Его цель —^ сведение бесконечного разнообразия обществ в пространстве и времени к основному ряду становления рода человеческого и к единому замыслу, а в завершение этого — к конечному состоянию разума человека.
Таким образом, понятно, что тот, кого считают основателем позитивной науки, может быть также представлен в качестве последнего сторонника христианского провиденциализма; понятно, как может совершаться переход от интерпретации истории с помощью провидения к интерпретации ее с помощью общих законов. Идет ли речь о замыслах провидения или неотвратимых законах становления общества, история представляется необходимой и единой. Замысел един, поскольку он определен либо Богом, либо природой человека; эволюция неизбежна, поскольку либо провидение определило ее этапы и конец, либо та же природа человека и обществ предопределила ее законы.
Так мысль Конта даже в «Курсе позитивной философии», где она формулируется наиболее строго, легко переходит от определенной концепции науки к новой версии провидения.
Единый замысел истории, по мнению Конта, заключается в прогрессе разума человека. Если разум воспринимает как единое целое прошлую историю обществ, значит, тот же самый способ мышления не может не внедряться во все сферы.
Конт, как известно, констатирует, что сегодня позитивный метод следует обязательно использовать во всех науках. На этом основании он заключает, что метод, основанный на наблюдении, эксперименте и выявлении законов, должен распространяться на те области, которые все еще отданы теологии или метафизике, то есть где господствует объяснение с помощью либо трансцендентных сущностей, либо конечных сущностей или причин явлений. Имеется способ мышления, называемый позитивным, который обладает универсальной ценностью как в политике, так и в астрономии1^.
Конт одновременно настаивает на суждении, дополняющем предыдущее, хотя кажется, будто оно противоречит ему. Он утверждает,   что   подлинное   единство   общества   возможно
104


только в том случае, если совокупность ведущих идей, разделяемых разными членами коллектива, составляет упорядоченное целое. Хаотично общество, где наслаиваются друг на друга противоречивые способы мышления и идеи, заимствованные из несовместимых философий.
Отсюда, как ему представляется, можно сделать вывод о том, что в прошлом общества, не испытавшие кризиса, должны были обладать системой упорядоченных идей, объединяющих одновременно отдельные умы и коллективы в целом. Но такой вывод был бы верным лишь отчасти, т.к. Конт показал, что разные науки достигают позитивного состояния лишь в разные периоды истории. Науки, первыми достигающие позитивного состояния, стоят первыми в классификации наук, которая и указывает на этапы распространения позитивного мышления. Во все времена существовали науки, уже ставшие частично позитивными, тогда как другие интеллектуальные дисциплины были еще фетишистскими или теологическими. Упорядоченность мышления как конечная цель Конта полностью никогда не была достигнута в истории. Уже на заре истории отдельные элементы наук достигли позитивного состояния, между тем как в других сферах царствовал теологический дух.
Другими словами, одной из движущих сил истории была как раз неупорядоченность способов мышления на каждом отдельно взятом историческом этапе. В результате до позитивизма был лишь один период существования подлинной интеллектуальной упорядоченности — фетишизм, этот способ непосредственного и спонтанного восприятия мира разумом человека, который сводится к наделению душой всех живых или неживых предметов, к предположению, что все предметы и существа схожи с человеком или с его сознанием. Разум вновь восстановит подлинную упорядоченность только на конечной фазе, когда позитивизм будет охватывать все интеллектуальные дисциплины, включая мораль и политику. Но между фетишизмом и позитивизмом есть иные способы мышления, которые, как правило, разнообразны, и это разнообразие, вероятно, есть то самое, что мешает человеческой истории остановиться.
Конт, несомненно, в начале своего пути исходил из представления, будто в обществе не могло быть двух разных философий. Однако развитие собственной мысли заставило его признать, что философский плюрализм почти постоянно царил в истории. Конечная цель общественного изменения состоит в подведении мысли человека к упорядочению, чему она и предназначается. Это можно осуществить только двумя способами: или через спонтанный фетишизм или через последовательный
105


позитивизм. Либо разум объясняет все вещи, полагая, что они наделены душой, либо он отказывается от всякого причинного, теологического или метафизического объяснения и ограничивается обнаружением законов.
Но зачем в этих условиях нужна история? Если нормальным и конечным состоянием разума человека служит позитивная философия, то почему человечество было приговорено пройти через столько последовательных этапов? Почему ему пришлось ожидать столько веков или столько тысячелетий, прежде чем появился человек, осознавший наконец, чем должен стать дух человека, т.е. сам Огюст Конт?
Корни этого в том, что позитивизм может быть только поздней философией или, иными словами, он не может быть спонтанной философией. В самом деле, позитивизм заключается для человека в признании порядка, внешнего по отношению к человеку, к его неспособности дать окончательное объяснение порядку и к тому, что человек довольствуется его разгадкой. Позитивный разум наблюдает феномены, анализирует их и открывает законы, определяющие их отношения. Однако путем наблюдения и анализа нельзя непосредственно и быстро обнаружить внешний порядок. Человек, прежде чем философствовать, должен существовать. Начиная уже с первого периода истории человечества можно, конечно, в случае крайней необходимости научным способом объяснить некоторые простые феномены. Например, падение тела могло быть объяснено спонтанно, позитивно20. Но позитивистская философия, философия наблюдения, эксперимента, анализа и детерминизма не могла основываться на подлинно научном объяснении этих феноменов. В начальный период истории нужна была другая философия, отличная от той, что подразумевает открытие законов.
Эта другая философия, которую Конт называл сначала теологической, а затем фетишистской, позволяла человечеству жить. Она ободряла человека, представляя ему мир как умопостигаемый и невраждебный, населенный существами, похожими на него самого.
Фетишистская философия была для человека предварительным синтезом, приемлемым для его интеллекта, убеждая его в постигаемости внешней природы и внушая ему веру в самого себя и в свою способность преодолевать препятствия.
Но если история неотвратима, то почему она должна реали-зовываться полностью? Конт отвечает так: поскольку определенные феномены с самого начала объяснены научно и позитивно, остановить прогресс человеческого разума, в сущности, немыслимо. Противоречие между частичным позитивизмом и фетишистским синтезом беспокоит человечество и не допу-
106


екает, чтобы разум человека прекратил свое развитие, прежде чем он достигнет конечной стадии всеобщего позитивизма.
К тому же прибавим, что, по Конту, разные части человечества смогли остановиться на предварительном синтезе, на той или иной промежуточной стадии. В конце жизни Конт полагал даже, что некоторые народы могли бы «перепрыгнуть» из стадии первоначального синтеза фетишизма в стадию конечного синтеза позитивизма, минуя другие стадии социальной динамики.
Контова концепция истории поднимает еще одну проблему: если история есть главным образом история развития человеческого разума, то каковы отношения между его прогрессом и другими видами деятельности людей?
В «Курсе позитивной философии» Конт утверждает, что история, рассматриваемая в целом, представляет собой в сущности процесс становления разума человека: «Основная часть этой эволюции, та, которая находится под наибольшим влиянием общего поступательного движения, несомненно, сводится к непрерывному развитию научного разума, начиная с примитивных работ Фалеса и Пифагора и кончая работами Лагранжа и Биша. Итак, ни один просвещенный человек не будет сомневаться сегодня в том, что в этой длинной цепи усилий и открытий гений человека не всегда шел по строго предопределенному пути, точное предварительное знание которого до некоторой степени позволило бы достаточно информированному уму предвидеть (до их более или менее ближайшей реализации) основные достижения, закрепленные за каждым периодом, согласно удачному обзору, уже намеченному в начале прошлого века прославленным Фонтенелем» (ibid., р. 195).
Таким образом, неотвратимый прогресс ума есть главный аспект истории человечества21. Случайностям Конт оставляет мало места. Он утверждает, что основные моменты развития человеческого разума можно предвидеть высшим разумом, т.к. они отвечали необходимости.
То, что прогресс разума человека служит самым характерным аспектом исторического изменения, не означает, что движение ума определяет преобразование других общественных процессов. Конт, впрочем, не ставит так проблему. Он ни разу не спрашивает себя, каково отношение между прогрессом человеческого разума и преобразованиями в экономике, военном деле или политике. Но из его анализа легко извлечь решение этой проблемы.
Для Конта нет больше проблемы детерминации общественных явлений разумом, как для Монтескье нет проблемы их детерминации политическим строем. Разница между обоими в том, что для одного наиболее характерно состояние разума,
107


для другого — политический строй. Но для обоих историческое движение совершается через действие и противодействие между разными участками глобальной общественной реальности2^.
В социальной динамике, излагаемой в 5-м томе «Курса позитивной философии» или в 3-м томе «Системы позитивной политики», движущей силой перехода от одного этапа к другому выступает противоречие между разными сферами жизни общества. В зависимости от обстоятельств причиной, вызывающей распад определенной системы и наступление следующего этапа, служит политика, экономика или разум.
Тем не менее примат разума остается. В самом деле, основные этапы истории человечества определяются способами мышления; конечным выглядит этап всеобъемлющего позитивизма, а решающей причиной становления — непрекращающаяся критика того, что позитивизм, возникая, а затем достигая зрелости, обнаруживается в предварительном синтезе фетишизма, теологии и метафизики.
Именно разум указывает направление истории, говорит о том, какими станут общество и природа человека на конечном этапе.
Отсюда понятно, что историю можно рассматривать как историю «единого народа». Если бы история была историей религии, то для провозглашения ее единства следовало бы предположить универсализацию религии. Но если история есть история разума, то достаточно, чтобы вся история была историей единого народа, чтобы всем людям был свойствен один образ мыслей, что относительно легко представить. Так, сегодняшняя математика кажется нам истинной для всех людей всех рас. Наверное, это положение не вполне очевидно. Шпенглер утверждал, что существовала математика греков в той мере, что и современная математика. Впрочем, Шпенглер своеобразно понимал такую формулу. Он полагал, что способ математического мышления каждый раз навеян присущим культуре стилем. Я не думаю, что он стал бы оспаривать универсальную истину математических теорем23.
Если наука или позитивная философия ценны для всех людей и если в то же время история — это история человеческого разума, то можно полагать, что она должна мыслиться как история единого народа.
Но если история есть история единого народа, если неотвратимы ее этапы и неизбежно ее движение к заданной цели, то почему у разных народов имеются свои особые и разные истории?
Подобно тому как Монтескье видел свою задачу в спасении единства, задача Конта состояла в спасении разнообразия.
108


Если посредством какого-то интеллектуального опыта довести этот способ мышления до логического конца (сам Конт, вероятно, не всегда заходил так далеко), само существование истории — т.е. наличие у разных частей человечества неодинакового прошлого — выглядит загадочным.
Конт анализирует историческое разнообразие, детально рассматривая три движущие силы изменения: расу, климат и политическую деятельность24. В «Системе позитивной политики» он объяснил главным образом разнообразие человеческих рас, приписывая каждой из них преобладание определенных склонностей. Так, по его мнению, черная раса имеет естественную склонность, прежде всего к эмоциональности, что, впрочем, представлялось ему в конце его творческого пути моральным превосходством. Разные народы, следовательно, не развивались одинаково, ибо с самого начала не отличались одинаковыми дарованиями. Но как бы то ни было, очевидно, что эти различия обнаруживаются на основе общей природы.
Термином «климат» Конт обозначает совокупность естественных условий, в которых оказался каждый народ. Каждое общество должно было преодолевать большие или меньшие препятствия, познало более или менее благоприятные географические условия, позволяющие уяснить до определенной степени разнообразие эволюции25.
При рассмотрении роли политической деятельности вновь проступает провиденциализм Конта. В самом деле, Конт прежде всего задается целью лишить политиков и общественных реформаторов обманчивого представления о том, будто индивид, как бы велик он ни был, способен изменить неотвратимый ход истории. Он считает возможным признать, что от обстоятельств, столкновений или великих людей зависит более или менее быстрый прогресс необходимой эволюции и более или менее приемлемая цена ее результата, так или иначе неизбежного. Но если мы вернемся, например, к событиям, связанным с Наполеоном, то без труда обнаружим пределы возможного воздействия великих людей.
Наполеон, по мнению Конта, как и император Юлиан или испанский король Филипп II, не понял духа своего времени или, как сказали бы сегодня, смысла истории. Он предпринял тщетную попытку реставрации военного режима. Он бросил Францию на завоевание Европы, увеличил число конфликтов, натравил против Французской революции народы Европы, а в конечном счете из этого временного заблуждения не вышло ничего. Сколь бы ни был велик монарх, он, ошибаясь в определении характера своей эпохи, в конце концов исчезает бес-
следно26.
109


Теория, утверждающая неспособность людей изменить ход событий, ведет к критике общественных реформаторов, утопистов или революционеров — всех тех, кто полагает, будто можно перевернуть ход истории либо планируя новое общество, либо посредством насилия.
Верно, что по мере продвижения из мира физических закономерностей в мир закономерностей исторических фатализм становится все более и более шатким. Благодаря социологии, раскрывающей сущность истории, человечество, пожалуй, сможет сократить сроки и уменьшить издержки пришествия позитивизма. Но Конт, своей теорией неизбежности хода истории, противостоит и иллюзиям великих людей, и утопиям реформаторов. В этом отношении показателен следующий отрывок:
«Одним словом, так же как я указывал в своем сочинении 1822 г., движение цивилизации происходит, в сущности говоря, не по прямой линии, а сериями неравномерных, неустойчивых отклонений, как при эволюции животных от среднего, преобладающего уровня, точное знание которого позволяет заранее скорректировать эти отклонения и соответствующие им порой роковые шаги. Однако было бы, несомненно, преувеличением полагать, что такое мастерство — усовершенствованное, насколько это возможно, и использованное с надлежащим размахом — может предотвращать насильственные революции, которые порождают препятствия, подвергающие испытанию спонтанное течение эволюции человека. Кроме того, из-за особой сложности общественного организма болезни и кризисы для него неизбежны в отличие от индивидуального организма. Впрочем, несмотря на то что истинная наука вынуждена признавать свое временное бессилие перед глубоким расстройством или непреодолимыми увлечениями, она все же может успешно содействовать смягчению ситуации и главным образом смягчению кризисов в соответствии с точной оценкой их природы и рациональным предвидением их окончательного исхода, никогда не отказываясь от мудрого вмешательства, если только не установлена надлежащим образом его невозмож-.ность. Здесь, как и в других случаях — и даже больше, чем в других случаях, — речь идет вовсе не об управлении феноменами, а лишь о видоизменении их спонтанного развития; очевидно, это требует предварительного знания реальных законов» (ibid., р.2 13—2 1 4).
Новая общественная наука, предлагаемая Контом, оказывается исследованием законов исторического развития. Она основывается на наблюдении и сравнении, а значит, на методах, сходных с теми, которые используют другие науки, особенно биология; но сферы применения этих методов будут уточнены,
110


так сказать, с помощью ведущих идеи позитивистского учения, его синтетической концепцией статики и динамики. Служит ли это пониманию строя данного общества или основных направлений истории — в обоих случаях разум подчиняет отдельные наблюдения предшествующему постижению целого.

Статика и динамика суть две главные категории социологии Огюста Конта. Статика в сущности сводится к изучению того, что он называет общественным консенсусом. Общество сравнимо с живым организмом. Подобно тому как нельзя изучать функционирование любого органа в отрыве от целостного живого организма, точно так же нельзя изучать политику и государство вне рамок всего общества, взятого в данный момент. Социальная статика предполагает, таким образом, с одной стороны, анатомический анализ структуры общества на конкретный момент, а с другой — анализ элемента или элементов, определяющих консенсус, т.е. превращающих совокупность индивидов или семейств в коллектив, делающих из множества институтов единство. Но если статика есть исследование консенсуса, то она заставляет заниматься поисками главных органов любого общества и, следовательно, уводит от разнообразия исторических обществ, позволяющего в конечном счете раскрывать начала всякого общественного строя.
Таким образом, социальная статика, начинающаяся как простой позитивный анатомический анализ разных обществ и взаимных интересов учреждений отдельной общности, заканчивается во втором томе «Системы позитивной политики» исследованием основного порядка всякой человеческой общности.
Динамика с самого начала служит просто описанием последовательных этапов, которые проходят общества. Но мы знаем, что становление общества и разума человека определяется законами. Поскольку все прошлое составляет единство, социальная динамика не похожа на историю, которую пишут историки, коллекционирующие факты или наблюдающие за преемственностью учреждений. Социальная динамика обозревает последовательные и необходимые этапы становления разума человека и обществ.
Социальная статика поставила в повестку дня основной порядок любого общества, социальная же динамика воспроизводит метаморфозы, которые испытал этот фундаментальный порядок, прежде чем он вышел на конечную стадию позитивизма.
Динамика подчинена статике. Ведь понимание того, что есть история, начинается с постижения порядка любого общества. Статика и динамика соотносятся с терминами порядка и прогресса, начертанными на знаменах позитивизма и республики Бразилии27: «Прогресс — это развитие порядка».
111


гласно известной формуле, нужно действовать под влиянием чувства и думать, чтобы действовать.
Отсюда следует критика той интерпретации рационализма, которую можно назвать интеллектуалистской. В соответствии с ней развитие истории постепенно сделало бы из разума орган, определяющий поведение человека. По мнению Конта, такого быть не может. Побуждение всегда будет идти от чувства — души человечества и мотора деятельности. Разум никогда не станет более чем органом управления или контроля.
Но разум этим не обесценивается, так как позитивистской философии свойственна идея обратной связи между силой и благородством. Наиболее благородный — это самый слабый. Думать, что разум не предопределяет деятельности, не значит его умалять. Разум не является и не может быть силой именно потому, что он в определенном отношении есть нечто более возвышенное.
Локализации в мозгу трех элементов природы человека суть лишь перестановка идей, связанных с их функционированием. Огюст Конт помещает разум в передней части мозга, так что разум связан с органами восприятия или органами чувств. Привязанность он помещает, наоборот, в задней части мозга, так чтобы она непосредственно соединялась с органами движения.
Далее можно различать в сфере чувств то, что относится к эгоизму, и то, что относится, наоборот, к альтруизму или бескорыстию. Конт дает довольно забавную классификацию чувств: он перечисляет исключительно эгоистические инстинкты (пищевой, половой, материнский); затем добавляет к ним склонности также эгоистические, но уже относящиеся к сфере отношений с другими: военные и индустриальные, представляющие собой проекции на природу человека двух типов общества, которые Конт, как он считал, наблюдал в то время. Военный инстинкт — это инстинкт, который содействует преодолению нами препятствий, индустриальный — напротив, побуждает нас к созиданию жизненных благ. Сюда он добавляет еще два чувства, без труда узнаваемых: гордость и тщеславие. Тщеславие — в определенном отношении уже переход от эгоизма к альтруизму.
Неэгоистических склонностей три: привязанность одного лица к другому на основе полного равенства; почтение, уже расширяющее круг охватываемых этой склонностью людей, ибо ею проникнуты отношения сына к отцу, ученика к учителю, подчиненного к начальству; и, наконец, доброта, которая в принципе отличается универсальной распространенностью и должна перейти в религию человечества.
114


Что касается разума, то он может быть разложен на понимание и выражение. В свою очередь понимание разлагается на пассивное и активное. Первое бывает абстрактным или конкретным. Активное — индуктивным или дедуктивным. Выражение оказывается мимическим, устным или письменным.
Наконец, деятельность делится на три направления: доблесть — если пользоваться выражением классической философии — предполагает мужество, благоразумие и твердость или упорство при выполнении какого-либо дела.
Такова теория природы человека. Как явствует из «таблицы мозга», человек прежде всего эгоист, хотя и не исключительно эгоист: склонности, обращенные на других и развивающиеся в бескорыстие и любовь, заданы с самого начала.
История не меняет природы человека. Присущий статике примат тождествен утверждению вечного характера склонностей, свойственных человеку как таковому. Конт не написал бы, как Ж.-П. Сартр: «Человек есть будущее человека». И он не считал, что человек все время творит самого себя. Основные склонности, по его мнению, представлены уже с самого начала.
Отсюда, впрочем, не следует, будто смена обществ ничего не дает человеку. Напротив, история предоставляет ему возможность реализации того, что есть наиболее благородного в его природе, и благоприятствует постепенному расцвету альтруистических склонностей. Она также дает ему возможность всецело пользоваться разумом как руководителем действий. Разум никогда не будет для человечества ничем иным, кроме органа контроля, но на первых порах своей эволюции он еще не может быть действенным контролем за деятельностью, потому что, как было выше сказано, позитивистское мышление не спонтанно. Быть позитивным — значит открывать законы, управляющие явлениями. Таким образом, нужно время, чтобы наблюдение и эксперимент принесли знание законов. История необходима для того, чтобы разум человека достиг собственной цели и реализовал то, что составляет его призвание.
Структурные отношения между элементами природы человека навсегда останутся такими, какими они оказываются в исходной позиции. Конт, таким образом, выступает против оптимистического и рационалистического истолкования эволюции человечества. Тем, кто думает, будто разум может быть основным детерминантом поведения человека, он отвечает, что никогда люди не будут движимы ничем иным, кроме своих чувств. Настоящая цель в том, чтобы люди все больше руководствовались бескорыстными чувствами, а не эгоистическими интересами, а также в том, чтобы орган контроля, направляю-
115


щий деятельность человека, смог полностью выполнить свою функцию, открывая законы, повелевающие реальностью.
Такое толкование природы человека позволяет перейти к анализу природы общества.
В семи главах 2-го тома «Системы позитивной политики» Огюст Конт набрасывает последовательно теории религии, собственности, семьи, языка, общественного организма, или разделения труда; завершают работу две главы, одна из которых посвящена систематизации форм святости в общественной жизни и включает в себя эскиз общества, ставшего позитивистским, а вторая относится к общим пределам изменения, свойственным человеческому порядку, содержит объяснение через статику возможности динамики и, кроме того, объяснение на основе законов статики возможности и необходимости исторических вариаций. Все эти главы составляют теорию фундаментальной структуры обществ.
Цель анализа религии — продемонстрировать функцию религии в любом обществе. Религия порождается двойной потребностью. Любое общество непременно предполагает консенсус, согласие между частями, единение членов, составляющих общество. Общественное единство требует признания принципа единства всеми индивидами, т.е. религии.
Сама религия допускает тройное деление, свойственное природе человека. Она включает в себя интеллектуальный аспект, догму; аффективный аспект, любовь, которая выражается в культе; и практический аспект, который Конт называет «укладом». Культ упорядочивает чувства, уклад — личное или общественное поведение верующих. Религия воспроизводит в самой себе дифференциацию природы человека: порождая единство, она должна обращаться одновременно к разуму, чувству и действию, т.е. ко всем способностям человека.
Это представление не отличается в основном от того, которое Конт излагал в начале своего пути, утверждая, что в идеях разума фиксируются этапы истории человечества. Но ко времени написания «Системы позитивной политики» он не усматривает больше в простых ведущих идеях или в философии основу каждой общественной организации. Религия создает общественный порядок, она же служит формой привязанности и деятельности и в то же время — догмой или верованием. «В этом трактате, — пишет Конт, — религия будет по-прежнему характеризоваться состоянием полной гармонии, свойственной жизни человека, как индивидуальной, так и коллективной, когда все ее части хорошо согласованы. Это единственное подходящее для разных основных случаев определение касается равным образом сердца и разума, поддержка которых необходима такому единству. Религия представляет, таким обра-
116


зом, для души нормальный консенсус, в точности сравнимый с консенсусом здоровья с телом» (ibid., р. 8).
Следует сопоставить две главы, относящиеся, с одной стороны, к собственности, с другой — к языку. Сопоставление может показаться странным, но оно отвечает глубокой мысли Конта3". Собственность и язык в самом деле соответствуют друг другу. Собственность есть проекция на общество деятельности, между тем как язык есть проекция разума. Законом, общим для собственности и языка, служит закон накопления. Цивилизация прогрессирует, потому что победы в материальной и интеллектуальной сферах lie исчезают вместе с теми, кто их добыл. Человечество существует, потому что есть традиции, т.е. преемственность поколений. Собственность — это накопление ценностей, передаваемых от поколения к поколению. Язык — это, так сказать, место хранения имущества разума. Получая язык, мы получаем культуру, созданную нашими предками.
Не надо задерживаться в своем анализе из-за слова «собственность», вызывающего широкий политический резонанс или пристрастия. По мнению Копта, совсем неважно, будет ли это частная или общественная собственность. Он видит в собственности основную форму, в какой выражает себя цивилизация, — в самом факте продолжающегося существования материальных творений людей после того, как их творцов уже нет, и в том, что мы можем передать потомкам созданное нами. Обе главы — о собственности и о языке — посвящены двум основным инструментам человеческой цивилизации, условиями существования которой служит преемственность поколений и продолжение живыми мыслей мертвых. Отсюда — известные выражения: «Человечество состоит скорее из мертвых, чем из живых», «Мертвые все чаще и чаще управляют живыми».
Эти формулы наводят на размышления. Одна из особенностей Конта в том, что, отталкиваясь от идеи индустриального общества, будучи убежденным в том, что научные общества значительно отличаются от былых обществ, он пришел не к умалению прошлого и возвеличиванию будущего, как большинство современных социологов, а к чему-то вроде реабилитации прошлого. Утопист, мечтающий о будущем, более совершенном, чем все известные общества, он остается человеком традиции с острым чувством единства людей во все времена31.
Между главами, посвященными собственности и языку, помещена глава о семье, созвучная главе об общественном организме, или разделении труда. Эти две главы соответствуют двум составляющим природы человека. Семья — в основном эмоциональное единство, в то время как общественный орга-
117


низм, или разделение труда, соответствует активной стороне природы человека.
В своей теории семьи Конт берет за образец и имплицитно рассматривает как показательную семью западного типа, за что его, разумеется, упрекали. Раз и навсегда он отбрасывает как патологические такие формы семьи, веками существовавшие во всех странах, как полигамия.
Конечно, он был слишком привержен систематизации и категоричен, Описывая семью, он часто смешивает особенности отдельного общества с всеобщими чертами. Но я не думаю, что такая облегченная критика исчерпывает тему. Доктринер позитивизма стремился прежде всего показать, что внутрисемейные отношения характерны и показательны как отношения, могущие существовать между людьми, а также то, что в семье воспитывалась и формировалась эмоциональность человека.
Семейные отношения могут быть отношениями равенства (между братьями), почтения (между детьми и родителями), доброты (между родителями и детьми), сложными отношениями власти и подчинения (между мужем и женой). По мнению Конта, муж, разумеется, должен повелевать. Деятельный и умный, он должен в то же время слушаться жену, которая в основном олицетворяет чувствительность. Но это главенство, основанное до некоторой степени на силе, оказывается с другой точки зрения слабостью. Духовное влияние в семье, т.е. наиболее благородное влияние, оказывает жена.
Конту было присуще чувство равенства людей, но равенства, основанного на коренной дифференциации функций и способностей. Когда он говорил, что женщина в интеллектуальном отношении слабее мужчины, он был близок к тому, чтобы видеть в этом превосходство; одновременно женщина являет собой духовную силу или силу любви, значащую гораздо больше, чем тщеславное превосходство разума. Пусть не забывается прекрасная формула Огюста Конта: «Пресыщает любая деятельность и даже мысль, но никогда не пресыщает любовь».
В то же время в семье люди приобретают опыт исторической преемственности и научаются (что служит условием цивилизации) передавать от поколения к поколению материальные капиталы и интеллектуальное имущество.
Основные идеи Конта относительно разделения труда — это идеи дифференциации деятельности и кооперации людей, или, говоря точнее, разделения обязанностей и комбинации усилий. Но главное положение позитивизма, сколь шокирующим оно ни покажется, есть признание и даже больше — провозглашение примата силы в практической организации общества. Как организация деятельности людей общество господствует и не может не господствовать с помощью силы.
118

Конт признавал только двух политических философов: Аристотеля и Гоббса. Гоббс — единственный политический философ, говорит нам Конт, достойный упоминания между Аристотелем и ним. Гоббс видел, что всякое общество управляется и должно быть управляемо (в двух смыслах — неизбежности и сообразности тому, что должно быть) силой. А сила в обществе — это количество или богатство32.
Конт отвергает определенную форму идеализма. Общество находится и будет находиться под властью сил количества или богатства (или сочетания того и другого), если иметь в виду, что между тем и другим нет существенной разницы в качестве. Нормально, что сила берет верх. Как могло быть иначе в течение столь долгого периода, что мы считаем реальную жизнь такой, какова она есть, и общества такими, каковы они есть?
«Все те, кого коробит положение Гоббса, несомненно, найдут странным: вместо того чтобы основывать политический строй на силе, его хотят учредить на слабости. Тем не менее именно это следовало бы из их тщетной критики, основанной на моем главном анализе трех частей, неизбежно присущих любой общественной власти. Потому что за неимением подлинной материальной силы появится необходимость заимствовать у духа и сердца первичные основания, которые эти бедные элементы все-таки неспособны обеспечить. Пригодные единственно к тому, чтобы достойно изменить предшествующий строй, они не смогут выполнять никаких общественных обязанностей там, где материальная сила еще не учредила надлежащим образом какой-нибудь строй» (ibid., р.299 — 300).
Однако общество, соответствующее человеческой природе, должно включать в себя противоположность господства силы или коррекцию его, духовное влияние, теорию которого развивает Конт, противопоставляя ее своей реалистической концепции общественного порядка. Влияние духа — постоянное требование обществ, потому что последние всегда будут в качестве мирского порядка находиться под властью силы.
Существует двойное духовное влияние — влияние разума и чувства, или привязанности. В начале своего пути Конт понимал влияние духа как воздействие разума. В конце жизни под влиянием духа он имеет в виду главным образом влияние привязанности, или любви. Но какова бы ни была в точности форма, какую принимает духовное облагораживание, во все времена и эпохи существовало различие между мирской и духовной властью, и оно полностью снимается лишь на позитивной фазе, то есть на той фазе, которая служит завершением истории человечества.
Духовное влияние выполняет разные функции. Оно должно упорядочивать внутреннюю жизнь людей, объединять их ради
119


совместной жизни и деятельности, освящать мирскую власть для того, чтобы убедить людей в необходимости повиновения; общественная жизнь невозможна, если нет тех, кто повелевает, и тех, кто повинуется. Для философа неважно, кто господствует и кто повинуется; те, кто господствует, есть и всегда будут могущественныки.
Духовное влияние не должно только упорядочивать, объединять, освящать; оно должно также ослаблять и ограничивать мирскую власть. Но для этого нужно, чтобы общественная дифференциация зашла достаточно далеко. Когда духовная власть освящает мирскую, т.е. когда священники заявляют, что короли — помазанники Божий или что они управляют от имени Бога, духовная власть прибавляет авторитета мирской власти. Это освящение духом власть имущих, возможно, было необходимо в истории. Конечно, нужно было поддерживать общественный порядок и согласие, даже когда ум не находил истинных законов внешнего порядка и тем более общественного порядка. На конечной фазе духовная власть лишь частично признает мирскую власть, Ученые будут объяснять необходимость индустриального и общественного порядка и в связи с этим как бы придадут больший моральный авторитет могуществу предпринимателей или банкиров. Но их основной функцией станет не столько освящение, сколько ослабление и ограничение, призыв к влиятельным силам ограничиться выполнением общественных функций с тем, чтобы они, управляя, не претендовали на моральное или духовное превосходство.
Для того чтобы духовное влияние выполняло все свои функции и чтобы подлинное различие между мирским и духовным стало наконец признанным и закрепленным, возникает необходимость в истории — та необходимость, которая обнаруживается при статическом анализе различия двух властей.
Изучение статики освещает значение динамики с трех точек зрения: разума, деятельности и чувства.
История разума движется от фетишизма к позитивизму, т.е. от синтеза, основанного на принципе субъективности и переносе во внешний мир реальности сознания, вплоть до открытия и обоснования законов, управляющих процессами, без претензий на выявление их причин.
Деятельность развивается от военной фазы к индустриальной, или, если говорить марксистским языком, от борьбы людей между собой до победоносной борьбы человека с природой, с той оговоркой, что Конт не питает чрезмерных надежд на результаты, которые принесет господство человека над силами природы.
Наконец, история эмоциональности — это история постепенного развития альтруистических склонностей, без надеж-
120


ды на то, что человек когда-нибудь самопроизвольно перестанет быть эгоистом в своей основе.
Это тройное значение истории выявляется статикой, позволяющей понять историю в ее связи с фундаментальной структурой общества.
История ведет к растущей дифференциации общественных функций и одновременно к растущей унификации обществ. Мирская и духовная власти станут на конечной стадии различимы яснее, чем когда-либо, и это различие будет одновременно условием более тесного консенсуса, более прочного единства. Люди согласятся с мирской иерархией, потому что они познают ее шаткость, и приберегут высшую оценку для духовного порядка, который может быть ниспровержением мирской иерархии33.
5. От философии к религии
Выявив отличительные черты индустриального общества, Конт относится к нему как к форме общественной организации, принимающей всеобщий характер. Затем, в «Курсе позитивной философии», он представил историю человечества как историю единого народа. Словом, он обосновал единство человеческого рода постоянством человеческой природы, которое выражается в общественном плане в фундаментальном порядке, обнаруживаемом, несмотря на разнообразие исторических учреждений.
Социолог, отталкивающийся от идеи единства людей, таким образом, обязательно обладает философским видением, заложившим основу его социологии. Огюст Конт — философ в социологии и социолог в философии. Нерасторжимая связь между социологом и философом проистекает из основного положения его учения, утверждения единства людей, предполагающего определенную концепцию человека, его природы, призвания и связи между индивидом и коллективом. Поэтому стоит подчеркнуть философские идеи Конта, соотнося его учение с тремя замыслами, наличествующими в его творчестве: замыслом общественного реформатора, замыслом философа, синтезирующего методы и результаты наук, и, наконец, замыслом человека, назначающего себя великим жрецом новой религии — религии человечества.
Большинство социологов так или иначе стремились воздействовать на эволюцию общества. Все великие социологические учения XIX в., а может быть, даже и сегодняшние, допускают переход от мысли к действию или от науки к политике или морали.
121


Такой замысел ставит определенное число вопросов. Каким образом социолог переходит от теории к практике? Какие руководства к действию можно извлечь из его социологии? Предлагает ли он глобальное решение всей совокупности общественных проблем или частичные решения множества отдельных проблем? Наконец, если решение принято, как социолог представляет себе проведение его в жизнь?
Сравнение Монтескье с Контом в этом отношении поразительно. Монтескье стремится понять разнообразие общественных и исторических учреждений, но он очень осторожен, как только речь заходит о переходе от науки, которая «понимает», к политике, которая «приказывает» или «советует». Конечно, в его сочинениях есть советы законодателям: еще продолжают спорить о том, какому основному аспекту организации общества Монтескье отдавал предпочтение. Но даже когда Монтескье дает советы, он скорее осуждает определенные способы действия, нежели указывает, что делать. Его неявные наставления скорее негативны, чем позитивны. Он дает понять, что рабство как таковое представляется ему противным человеческой природе, что определенное равенство между людьми он увязывает с сущностью человечества. Но как только заходит речь о данном обществе в заданную эпоху, главный совет, извлекаемый из его сочинений, таков: посмотрите, что собой представляет народ, понаблюдайте за средой, в которой он обитает, учтите особенности его эволюции, не забывайте его характера и попробуйте руководствоваться здравым смыслом. Замечательная программа, но не отличающаяся особой конкретностью. Эта неопределенность, впрочем, соответствует существу мысли, которая не может вообразить себе глобальное разрешение того, что в XIX в. назвали кризисом цивилизации, т.е. общественной проблематики.
Следовательно, из творчества Монтескье можно обоснованно вывести методические указания, ценные для социального инженера, осознающего тот факт, что некоторые черты присущи всем обществам, но что здравая в одних случаях политика может быть пагубной в других.
Другими словами, Монтескье связывает переход от науки к действиям только с благоразумием и умеренностью. Он побуждает не к глобальному решению общественной проблематики, а к частичным ее решениям. Он не рекомендует применять насилие, чтобы привести существующие общества в соответствии с идеей справедливого порядка. У него нет чудодейственного рецепта, как сделать государя мудрым, а его советников заставить читать «О духе законов». Одним словом, Монтескье скромен. Скромность, несомненно, не главное качество общественного реформатора Конта. Раз уж история у людей одна, а фундамен-
122


тальный порядок — это тема с вариациями, он наставляет, как исполнить предназначение человека и как достигнуть безукоризненного фундаментального порядка. Он считает себя знатоком решения общественной проблемы.
В своих представлениях о необходимой реформе Конт умаляет значение экономики и политики по сравнению с наукой и моралью. Наука требует организации труда, но ему кажется, что в конечном счете такую организацию относительно легко осуществить. Не это главное в реформе, которая положит конец кризису современных обществ.
Конт испытывает по отношению к политике двойное пренебрежение ученого и основателя религии. Убежденный в том, что общество располагает такой публичной властью, какую оно заслуживает и какая отвечает состоянию его организации, он не считает, что, изменяя режим и конституцию, человек кладет конец глубинным общественным волнениям. Реформатор общества, он стремится изменить образ мыслей людей, распространить позитивистскую мысль, в частности на общественную сферу, устранить пережитки феодального и теологического менталитета, убедить своих современников в том, что войны — анахронизм, а колониальные захваты — абсурд. Впрочем, для него все это столь очевидные факты, что основное внимание он посвящает доказательству другого. Он прежде всего поглощен распространением такого образа мыслей, который сам по себе приведет к справедливой организации общества и государства. Его задача — сделать всех людей позитивистами, помочь им понять следующее: позитивистская организация рациональна для мирского порядка, а духовный порядок должен стать формой обучения беспристрастию и любви. Парадокс в том, что фундаментальный порядок, который Конт стремится провести в жизнь, должен, согласно его философии, самореализоваться. Ибо если законами статики служат законы неизменного порядка, законы динамики гарантируют, что фундаментальный порядок сбудется. Отсюда, по-видимому, исторический детерминизм, который обесценивает замысел и усилие реформатора.
Налицо трудность, которая в другой форме ощущается в учении Маркса, но с которой знаком и Конт, преодолевающий ее совершенно иным образом. Конт, как и Монтескье, и еще более, чем Монтескье, враждебно относится к насилию. Он не думает, что революция преодолеет современный кризис и приведет общества к тому, что они полностью реализуют свое призвание. Он признает, что для перехода от раздираемых сегодня изнутри обществ к умиротворенным обществам завтрашнего дня нужно время. Одновременно он связывает часть действий и усилий людей доброй воли с изменчивым характером
123


фатальности. История подчиняется законам, и мы больше не закрываем глаза на то, к какому именно порядку эволюционируют сами общества. Но их эволюция может занять больше или меньше времени, стоить больше или меньше крови. В ходе самой неизбежной эволюции во всех ее разновидностях возникает частица свободы, выпадающей на долю человека. По Конту, чем выше мы поднимаемся по лестнице существ от простейших к самым сложным, тем больше расширяется поле свободы и, кроме того, «поле возможной модификации фатальности». Наибольшей сложностью отличается общество и отдельный человек, объект морали седьмой науки, последней в классификации наук. Это в истории законы предоставляют людям больше всего свободы·*4.
Социолог — это реформатор общества, и, таким образом, по мнению Конта, он не инженер по частичным реформам в стиле Монтескье или социологов-непозитивистов, он — сегодняшний рационалист. Он также не пророк насилия, подобно Марксу. Огюст Конт — безмятежный предвозвестник новых времен. Это человек, который знает, в чем сущность человеческого порядка и, следовательно, чем станет общество, когда люди приблизятся к цели их совместного начинания.
Социолог — нечто вроде миролюбивого пророка, который в первую очередь просвещает умы, соединяет души, а во вторую очередь он сам великий жрец социологической религии.
С молодых лет у Огюста Конта были две главные цели: реформировать общество и обосновать синтез научных знаний. Связь между этими двумя идеями ясна. Единственной стоящей общественной реформой в самом деле оказывается та, которая преобразует теологический способ мышления и будет способствовать распространению точки зрения, свойственной позитивизму. Итак, эта реформа коллективных верований может быть только следствием развития науки. Лучший способ создания по-настоящему новой науки — внимательно следить за достижениями позитивного разума в истории и в сегодняшней науке.
Нельзя ставить под сомнение в учении Конта взаимосвязь первых трех томов «Курса позитивной философии», где воплощается его стремление к синтезу наук, и следующих трех, где доказывается необходимость создания социологии и набросаны темы статики и динамики.
Синтез наук позволяет обосновать общественные идеи и обозначить границы их применения. Но социологические идеи не зависят полностью от синтеза наук, тогда как синтез наук возможен лишь при определенной научной концепции, тесно связанной с замыслами реформатора и социолога. Контова интерпретация науки объясняет переход от позитивизма перво-
124


начального периода к позитивизму завершающего периода и, кроме того, от идей «Курса позитивной философии» к идеям «Системы позитивной политики» — переход, который многие позитивисты, такие, как Э.Литтре или Дж.С.Милль, следовавшие за Контом в начальный период его творчества, считали отступничеством.
Философский синтез наук может быть следствием упорядочения четырех идей:

  1. Наука в представлении Конта — не приключение, не
    безграничное и непрерывное исследование, а источник догм.
    Конт стремится устранить последние следы теологического ду
    ха, но в определенном отношении сам разделяет некоторые
    претензии   теологов,   ставшие   объектом   пародий.   Он   ищет
    окончательные истины, которые не вызывали бы никаких со
    мнений. Он убежден: человек создан для того, чтобы верить, а
    не сомневаться. Не прав ли Конт? Возможно, человек создан
    для веры, а не для сомнений. Но в конце концов, если мы ут
    верждаем, что наука есть смесь сомнения и веры, нужно до
    бавить, что Конт в большей степени осознавал необходимость
    веры, чем допустимость сомнения. По его мнению, открытые
    учеными законы сравнимы с догмами: они должны принимать
    ся на веру сразу и всеми, а не постоянно пересматриваться.
    Если науки готовят появление социологии, то в значительной
    мере потому, что они поставляют совокупность подтвержден
    ных положений, которые образуют эквивалент догм прошлого.
  2. Конт полагает, что основное содержание научной исти
    ны воспроизводится тем, что он называет законами, т.е. (с его
    точки зрения) либо необходимыми связями между явлениями,
    либо преобладающими или постоянными фактами, отличающи
    ми определенные состояния.

Наука, по Конту, не поиск конечных объяснений, не стремление добраться до причин. Она ограничивается констатацией преобладающего в мире порядка не столько из-за отсутствия заинтересованности, любопытства к истине, сколько для того, чтобы быть в состоянии эксплуатировать ресурсы, предлагаемые нам природой, и навести порядок в нашем собственном разуме.
В таком случае наука предстает вдвойне прагматичной. Она выступает в качестве закона, из которого неизбежно вытекают технические рецепты; для нашего разума или скорее для нашего сознания она обладает просветительской ценностью. Само по себе наше сознание было бы хаотичным, наши субъективные впечатления, если пользоваться языком Конта, беспорядочно смешивались бы, ничего не давая уму, если бы вне нас не было порядка, который мы обнаруживаем и который есть источник и причина порядка в нашем разуме35.
125


Такое представление о науке логично ведет к социологии и морали как завершающему этапу и полному прояснению имманентного замысла Конта. Если бы науку волновала истина, если бы она была бесконечным поиском объяснения, притязанием на умопостигаемость явлений, ускользающую от нас, она, возможно, больше бы походила на то, чем служит в действительности и не так легко вела бы к социологии, как задуманная Контом догматичная и прагматичная наука.
Основатель позитивизма, я в этом не сомневаюсь, был бы возмущен космическими спутниками, самим притязанием на исследование пространства вне Солнечной системы. Он считал бы такое начинание безрассудным: зачем идти так далеко, когда неизвестно, что делать там, где находимся? Чтобы исследовать сферы космоса, которые, не воздействуя непосредственно на человечество, не касаются его? Любая наука, не раскрывающая нам порядка или не предоставляющая нам возможности действовать, была в его глазах бесполезной, а следовательно, неоправданной. Догматик Конт осуждал теорию вероятностей. Поскольку законы в основном верны, к чему это чрезмерное беспокойство о подробностях, эти ничего не дающие уточнения? Зачем вновь обсуждать надежные законы, делающие мир умопостигаемым?
3.  Когда Конт пытается объединить результаты и методы
разных наук, он обнаруживает или считает, что обнаруживает,
структуру реальности, необходимую для понимания человеком
самого себя и социологами — обществ, иерархической струк
туры бытия, в соответствии с которой каждая разновидность
бытия подчинена законам. В природе наблюдается иерархия,
начиная с простейших феноменов и вплоть до самых слож
ных, начиная с неорганической природы и до органической, и
в конце концов до живых существ и человека. Эта структура в
сущности едва ли неизменна. Она — заданная иерархия при
роды.
Главная мысль подобного толкования мира состоит в том, что низшее обусловливает высшее, но не определяет его. Иерархическое видение позволяет расположить феномены по своим местам и в то же время установить саму общественную иерархию: высшее в ней обусловлено низшим, как и живые феномены обусловлены, но не определяются физическими или химическими явлениями.
4.  Науки, которые служат выражением и приложением по
зитивного разума и должны поставлять догмы о современном
обществе, тем не менее подстерегает постоянная опасность,
связанная с их природой, — опасность растворения в анализе.
Конт не перестает упрекать своих коллег-ученых в двойной
специализации, кажущейся ему чрезмерной. Ученые исследу-
126

ют небольшой участок реальности, занимаются небольшой частью науки, не проявляя интереса к остальному. Вместе с тем не все они, как Конт, убеждены в том, что выступают в роли жрецов современных обществ и должны осуществлять духовное судейство. Они, к сожалению, склонны довольствоваться задачей ученых, не стремясь к реформированию обществ. Преступная скромность, говорил Конт, роковое заблуждение! Исключительно аналитические науки кончали тем, что становились скорее вредными, чем полезными. Какую же пользу можно извлечь из бесконечного умножения знаний?
Надо, чтобы осуществился синтез наук, центром или основой которого стала бы сама социология. Все науки сходятся в социологии, представляющей собой самый высокий уровень сложности, благородства и хрупкости. Обосновывая синтез наук, чтобы выйти на социологию, Конт лишь эксплуатирует естественную склонность наук, движущихся к науке об обществе как к своему концу, понимаемому двояко: как предел и как цель. Не только синтез наук объективно ведет к социологии, науке о человечестве, но социология служит единственным субъективным принципом возможного синтеза. Ибо объединение знаний и методов возможно, только если его соотносят с человечеством. Если бы оно направлялось чистым и простым любопытством, можно было бы ограничиться бесконечным наблюдением разнообразия явлений и отношений. Чтобы имел место синтез, надо объективно осмыслить иерархию форм бытия, вплоть до человека, и субъективно осмыслить знания, относящиеся к человечеству, состояние которого они объясняют, а также знания, полезные человеку для эксплуатации природных ресурсов и одновременно для жизни в соответствии с порядком.
Поэтому в 4-м томе «Системы позитивной политики» мы находим нечто вроде первой философии — именно так выражается Конт, используя формулу Ф. Бэкона. Она включает в себя 15 законов, именуемых законами первой философии. Одни из них объективные, другие субъективные. Законы позволяют понять, как социолог синтезирует результаты наук, которые не только объективно, но и субъективно можно объединить лишь относительно человечества36.
Социология, по Конту, есть наука о мыслительной деятельности. Человек познает разум только при условии наблюдения за его деятельностью и его творениями на протяжении истории и в обществе. Разум человека не может быть познан ни путем интроспекции, как у психологов, ни методом рефлективного анализа, как у Канта.
Подлинная наука о мыслительной деятельности — та, которую мы называем сегодня социологией познания. Она пред-
127

ставляет собой наблюдение, анализ и постижение способностей разума, как они раскрываются нам в своих творениях в историческом времени.
Социология — это наука о мыслительной деятельности еще и потому, что образ мыслей и деятельность разума постоянно связаны с общественным контекстом. Не существует трансцендентального «Я», которое можно постичь путем рефлексии. Разум социален и историчен. Разум каждой эпохи или каждого мыслителя рассматривается в социальном контексте. Нужно осознать этот контекст, чтобы понимать, как действует разум человека. Об этом, например, пишет Конт в «Системе позитивной политики» в начале главы, посвященной социальной динамике:
«Нынешний век будет особенно отличаться необратимым преобладанием истории в философии, политике и даже в поэзии. Это всеобъемлющее главенство исторической точки зрения являет собой основной принцип позитивизма и в то же время его общий результат. Поскольку истинная позитивность заключается главным образом в замене абсолютного относительным, ее влияние становится полным, когда определенное непостоянство, уже признанное по отношению к объекту, оказывается уместно распространенным на сам субъект, изменения которого, таким образом, управляют любыми нашими мыслями» (ibid., р. 1).

Контова религия в наше время имеет, конечно, небольшой резонанс. Смеяться над Контом легко, важнее понять, что есть глубокого в его наивности.

Конт — основатель религии, и он сам подчеркивает это. Он считает, что религия нашего времени может и должна иметь позитивистскую ориентацию. Она не может быть религией прошлого, т.к. последняя предполагает отживший образ мыслей. Человек с научным складом ума не может больше верить, полагает Конт, в откровение, в церковный катехизис или традиционно воображать себе какие-нибудь божества. Но вместе с тем религия отвечает постоянной потребности человека. Человек нуждается в религии, потому что у него есть потребность любить нечто, его превосходящее. Общества испытывают потребность в религии, потому что нуждаются в духовном влиянии, которое освящает и умеряет мирскую власть и напоминает людям о том, что по сравнению с иерархией достоинств иерархия способностей — это ничто. Лишь религия в состоянии поставить на место техническую иерархию способностей и наложить на нее иерархию достоинств, порой совершенно противоположную.
Религия, отвечающая постоянным потребностям человечества в любви и единстве, станет религией всего человечества.
128

Шкала моральных ценностей, которую надлежит создать, возможно, окажется непохожей на мирскую; человечество, которое Конт приглашает нас возлюбить, — это не человечество в нынешнем виде с его несправедливостью и грубостью. Великое Существо — не вся совокупность людей, а лишь те из них, кто живет в памяти потомков, потому что они так прожили свои жизни, что оставили после себя свои творения или пример для подражания.
Если «человечество состоит скорее из мертвых, чем из живых», то не потому, что статистически мертвых больше, чем живых, а потому, что лишь те составляют человечество, живут в его памяти, которую мы должны любить, кто достоин того, что Конт называл субъективным бессмертием·".
Другими словами, Великое Существо, возлюбить которое приглашает нас Конт, есть то лучшее, что имели и сделали люди, это, в конце концов, то, чем человек возвышается над людьми, или по крайней мере то, что основное человечество реализовало в некоторых людях.
Так ли отличается это основное человечество, которое мы любим в Великом Существе, от человечества, реализовавшегося и преодоленного в Боге традиционных религий? Конечно, есть огромная разница между той любовью к человечеству, к какой призывает нас Конт, и любовью к трансцендентному Богу традиционных религий. Однако христианский Бог сотворен людьми. Между основным человечеством и божеством религий, принадлежащих к западной традиции, есть связь, поддающаяся разным интерпретациям.
Лично я думаю, что религия Конта, не пользовавшаяся, как известно, большим успехом в миру, не столь бессмысленна, как о ней обычно думают. Во всяком случае, мне она кажется превосходящей иные религиозные или полурелигиозные концепции, вольно или невольно распространявшиеся другими социологами. Раз уж надо любить что-нибудь в человечестве, помимо избранных лиц, то, конечно, лучше любить основное человечество, выражением и символом которого являются великие люди, чем столь пылко любить экономический и общественный порядок, чтобы желать смерти всех тех, кто не ве-рйт в эту спасительную доктрину.
Если из социологии надо вывести религию, что лично я остерегаюсь делать, то единственной возможной религией представляется мне, в конечном счете, религия Конта. Она не учит, между прочим, любви к какому-нибудь одному обществу, что было бы пламенным фанатизмом, или любви к общественному строю будущего, которого никто не знает и во имя которого начинают истреблять скептиков. То, что Конт хочет заставить нас полюбить, — это ни сегодняшнее французское общество, ни за-
5 Зак. № 4                                                   129

втрашнее русское общество, ни послезавтрашнее американское общество, а то совершенство, какого оказались способны достичь отдельные люди и до какого должны подняться все.
Возможно, это и не предмет любви для большинства людей, но из всех социологических религий социократия Опоста Конта в философском плане представляется мне наилучшей. Впрочем, может быть, именно по этой причине она была слабейшей в политическом плане. Люди редко готовы любить то, что их объединяет, и не любить того, что их разделяет, т.к. они не любят трансцендентных вещей.
Тем не менее религия человечества, вероятно, не была бы постигнута Контом, если бы он не увлекся Клотильдой де Во. Можно рассматривать его увлечение как случайный факт биографии. И все-таки эта биографическая случайность представляется мне исполненной глубокого смысла, если верна моя интерпретация учения Конта. Я уже сказал, что он был социологом единства человечества, а ведь один из возможных, если не необходимых результатов этой социологии единства человечества — именно религия единства человечества. Религия Великого Существа — это возвеличение лучшего в человеке, преображенного в принцип единства всех людей.
Огюст Конт хочет, чтобы люди, хотя они и обречены до бесконечности жить в светских закрытых обществах, были объединены убеждениями и единственной в своем роде целью — любовью. Поскольку эта цель не может больше существовать в трансцендентности, был ли здесь иной выход, кроме такого: думать об объединении людей, возводя в культ единство, желая осуществить и полюбить то, что побеждает время и пространство, подходит для всех и, следовательно, подтверждает единство — не как факт, а как цель или идеал?
Биографические данные
1798 г., 19 января. Рождение Опоста Конта в г. Монпелье, в католической и монархически настроенной семье. Его отец — функционер среднего ранга, уполномоченный при главном казначействе Монпелье.
1807 1814 гг. Учеба в лицее г. Монпелье. Конт очень рано отходит от католицизма и увлекается либеральными и революционными идеями.
1814 1816 гг. Учеба в Политехнической школе, куда Конт проходит по конкурсу в числе первых.
1816 г. В апреле правительство эпохи Реставрации решает временно закрыть Политехническую школу, считая ее рассадником якобинских настроений. Вернувшись на несколько месяцев в Монпелье, Конт прослушивает ряд курсов по медицине и физиологии в университе-
130

те этого города. Затем он возвращается в Париж, где начинает зарабатывать на жизнь, давая уроки математики.
1817 г. В августе Конт становится секретарем Сен-Симона; он остается его сотрудником и другом до 1824 г. В течение данного периода он причастен к различным публикациям этого философа индустриализма: «Промышленность», «Политик», «Организатор», «Об индустриальной системе», «Катехизис промышленников».

  1. г. «Общее разграничение мнений и желаний». Сотрудничество в
    «Цензоре» Шарля Конта и Шарля Дюнуайе.

  2. г. «Общая оценка элементов современности в прошлом». Опубли
    ковано в апреле в «Организаторе».

1822 г. План научных работ, необходимых для реорганизации общества. Опубликован в «Индустриальной системе».
1824   г. «Система позитивной политики», том 1, часть 1, переработанное
издание.
В апреле Конт продает эту работу Сен-Симону, который публикует ее в «Катехизисе промышленников» без подписи автора. Конт выражает протест, вспыхивает ссора. «Его патрон видит в ней третью часть целого, носящего название «Катехизис промышленников» и содержащего изложение теории «индустрии» Сен-Симона. Молодой человек видит в ней первую часть целого, которое называется «Система позитивной политики» и в котором излагается "позитивизм Огюста Конта"» (А. Гуйе). Отныне Конт будет говорить о «разрушающем влиянии» на него «пагубной связи» с «развращенным шарлатаном».
1825   г. «Философские размышления о науках и ученых». «Размышле
ния о власти духа». Эти две работы опубликованы также в «Произво
дителе» Сен-Симона.
Брак с Каролин Массэн, бывшей проституткой. Брак «по благородному расчету» оказался, скажет позднее Конт, «единственной поистине серьезной ошибкой моей жизни». Каролин Массэн несколько раз будет уходить от Конта.
1826   г., апрель. Начало чтения публичных лекций по курсу позитивной
философии. Среди учеников Конта — Гумбольдт,  Ипполит Карно,
зоолог Бленвиль и математик Пуансо.
1826 — 1827 гг. Психическое заболевание. Потрясенного первым бегством жены и страдающего от умственного переутомления Конта помещают в больницу. Он выходит оттуда через восемь месяцев, не выздоровев, и спустя некоторое время пытается покончить с собой. Затем первый приступ болезни проходит. Вполне осознавая причину своего заболевания, Конт заставляет себя придерживаться очень сурового режима (как в умственной, так и в физической деятельности) ради предотвращения нового обострения болезни.

  1. г. 4 января Конт возобновляет чтение курса позитивной философии.

  2. г. Выход в свет первого тома «Курса позитивной философии». Дру
    гие тома будут последовательно выходить в 1835, 1838, 1839, 1841 и
    1842 гг.

  3. г. Начало чтения бесплатного курса популярной астрономии в мэ
    рии Третьего округа Парижа; он будет продолжать читать этот курс
    до 1847 — 1848 гг. Конт безуспешно просит предоставить ему ка
    федру математического анализа в Политехнической школе.

  4. г. Назначение репетитором по анализу и механике в Политехниче
    ской школе.

    131

1833 г. Конт просит Гизо помочь создать для него кафедру истории наук в Коллеж де Франс и получает отказ. Ему отказано также в кафедре геометрии в Политехнической школе из-за его революционных взглядов.
1836 г. Назначение экзаменатором приемной комиссии в Политехнической школе.

  1. г. Окончательный разрыв с мадам Конт.

  2. г. «Элементарный трактат по аналитической геометрии».

  3. г. Предисловие к «Философскому трактату по популярной астроно
    мии»: «Слово о позитивном духе».

Конт теряет должность экзаменатора в Политехнической школе. С этого времени он будет жить главным образом на «свободное позитивистское пособие», оказываемое ему сначала Дж. С. Миллем (в 1845 г.) и несколькими английскими богачами, а затем (с 1848 г.) — Э. Лит-тре и сотней его французских последователей или поклонников.
В октябре он встречает Клотильду де Во, сестру одной из своих учениц. Ей 30 лет, она живет отдельно от мужа и знает о своей болезни.

  1. г. «Бесподобный год»: Конт объясняется в любви Клотильде де Во, ко
    торая предлагает ему только дружбу, заявив, что «неспособна на то, что
    выходит за границы нежности».

  2. г., 5 апреля. Клотильда де Во умирает на глазах у Конта. С этого
    времени он ее просто боготворит.

  3. г. Конт провозглашает религию человечества.

  4. г. Создание Позитивистского общества. «Слово о системе позитивизма».

1851   г. Конт теряет место репетитора в Политехнической школе. Выход 1-
го тома «Системы позитивной политики, или Социологического трак
тата об основах религии человечества». Последующие тома выйдут в
свет в 1852, 1853 и 1854 гг.
22 апреля Конт пишет де Тулузу: «Я убежден, что еще до 1860 г. буду проповедовать позитивизм в соборе Парижской богоматери как единственную и совершенную религию».
В декабре Литтре и несколько учеников, шокированные тем, что Конт одобрил государственный переворот Луи Наполеонами смущенные ориентацией новой философии, выходят из Позитивистского общества.
1852   г. «Катехизис позитивизма, или Суммарное изложение всеобщей
религии».
1855  г. «Воззвание к консерваторам».
1856    г.   «Субъективный   синтез,   или  Универсальная  система  понятий,
свойственных нормальному состоянию человечества».
Конт предлагает союз генералу ордена иезуитов против «анархического вторжения западного бреда».
1857   г., 5 сентября. Смерть в Париже, в доме на улице Месье-ле-Прэнс,
в окружении учеников.

Примечания
Огюст Конт открыл закон трех состояний в феврале или марте 1822 г. и изложил его впервые в «Проспекте научных работ, необходимых для реорганизации общества», опубликованном в апреле 1822 г. в книге Сен-Симона «Последовательность работ, имеющих целью со-
132

здание индустриальной системы». Эта работа, которую Конт в предисловии к «Системе позитивной политики» назовет «Основной брошюрой» и которая иногда цитируется под названием «Первоначальная система позитивной политики» (так она была названа в издании 1824 г.), будет переиздана в 4-м томе «Системы позитивной политики» под заглавием «План научных работ, необходимых для реорганизации общества».
Закон трех состояний — предмет первой лекции «Курса позитивной философии» (Cours de philosophie positive, I, p. 2 — 8), классификация наук — предмет второй лекции того же курса (ibid., р. 32 — 63).
Об открытии закона трех состояний и о классификации наук см., в частности: Heiui Gouhier. La Jeunesse d'Auguste Comte et la formation du positivisme.
—           In: Auguste Comte et Saint-Simon. Paris, Vrin, 1941, p. 289 — 291.
«Исследуя весь процесс развития мышления человека во всех сферах деятельности, начиная с простейшего его проявления и кончая его проявлениями в наше время, я, кажется, обнаружил великий основной закон, которому это развитие подчинено постоянно и неизменно и который, как мне кажется, можно прочно обосновать либо с помощью рациональных доказательств, содержащихся в наших знаниях о собственном организме, либо с помощью исторических свидетельств, полученных путем внимательного изучения прошлого. Этот закон проявляется в том, что каждое наше важное суждение, каждая ветвь познания проходит последовательно три разных теоретических состояния: теологическое, или вымышленное; метафизическое, или абстрактное; научное, или позитивное. Другими словами, ум человека по своей сути последовательно пользуется в ходе всякого исследования тремя методами философского рассуждения, характер которых по существу разный и даже прямо противоположный: прежде всего теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным методом. Отсюда — три взаимоисключающие философии, или три мировоззрения: первая философия — необходимый исходный пункт развития человеческого разума, третья
— его незыблемое и окончательное состояние, а единственное предназ
начение второй — быть переходной...»
«В позитивном состоянии ум человека, признавая невозможность приобретения абсолютных знаний, отказывается от поиска первопричины и предназначения Вселенной, а также от познания внутренних причин феноменов. Сочетая рассуждения с наблюдениями, он стремится раскрыть их естественные законы, то есть устойчивые отношения последовательности и сходства. Объяснение фактов, сведенное в данном случае к их настоящим пределам, представляет собой лишь обнаружение связи между разными отдельными феноменами и какими-то общими фактами, число которых по мере развития науки все более и более уменьшается» (Cours de philosophie possitive, I, p. 2 — 3).
Конт- пишет: «Идеи управляют миром и переворачивают его, или, другими словами, весь общественный механизм покоится, в конечном счете, на мнениях... Великий политический и моральный кризис нынешних обществ происходит, в конечном счете, из-за интеллектуальной анархии. Наша наиболее серьезная болезнь на самом деле проявляется в глубоком разногласии, наблюдающемся ныне между всеми людьми, относительно основных правил, неизменность которых есть первое условие настоящего общественного порядка. Пока люди не придут к единодушному согласию относительно определенного числа общих идей, необходимых для создания общего социального учения, нельзя скрыть тот факт, что народы неизбежно останутся в революционном состоянии и смогут создавать только временные учреждения, несмотря на все политические паллиативы, которые могут быть приняты» (Cours de philosophie positive, I, p. 26).
133


Однако Конт не скрывает важности этого обстоятельства. «Индустриальная жизнь порождает лишь классы, непрочно связанные друг с другом, за неимением главного побуждения к тому, чтобы все координировать, ничего не нарушая; это составляет основную проблему современной цивилизации. Настоящий выход из положения станет возможным только на основе связи между гражданами» (Systeme de politique positive, HI, p. 364). «Co времени ликвидации личной зависимости массы пролетариев все еще совсем не включены в общественную систему, если не считать всякого рода анархические заявления, будто могущество капитала, сначала естественного средства эмансипации, а затем и независимости, отныне стало чрезмерным в повседневных сделках; это почти справедливый перевес, которым капитал обязательно должен обладать, учитывая его всеобщность и высшую ответственность, согласно разумной теории иерархии» (Cours de philosophie positive, VI, p. 512). «Основное расстройство сегодня переживает материальная сфера жизни, где два необходимых направляющих элемента, т. е. численность населения и богатство, сосуществуют в состоянии растущей обоюдной враждебности, в которой повинны оба в равной мере» (Systeme de politique positive, II, p. 391).
James Burnham. The Managerial Revolution. N.Y., 1941.
Характер и предмет политической экономии Конт рассматривает в 47-й лекции «Курса позитивной философии» (Cours de philosophie positive, IV, p. 138). Конт знал и изучал политическую экономию своего времени, т. е. классическую и либеральную политэкономию, когда был секретарем Сен-Симона, и в своей критике он не касается «в высшей степени исключительных обстоятельств, связанных с известным и здравомыслящим философом Адамом Смитом». Его полемика главным образом направлена против последователей Смита: «Если наши экономисты действительно суть научные последователи Адама Смита, то пусть они продемонстрируют нам, в чем же они на деле улучшили и дополнили учение этого бессмертного мастера, какие подлинно новые открытия они добавили к его удачным первоначальным суждениям, а которые они, напротив, в сущности, исказили тщеславным и ребяческим хвастовством научных построений. Беспристрастно рассматривая разделяющие их бесплодные споры о самых простых понятиях стоимости, полезности, производства и т.д., начинаешь думать, что как бы присутствуешь на странных дебатах средневековых схоластов, посвященных основным свойствам их чисто метафизических сущностей, к которым все более приближаются экономические понятия, по мере того как их делают все более догматичными и неуловимыми» (Cours de philosophie positive, p. 141). Однако основной упрек Конта по адресу экономистов касается их стремления создать автономную науку, «изолированную от всей общественной философии». «Потому что в социальных исследованиях, как и во всех исследованиях, относящихся к живым организмам, в силу самой природы субъекта различные общие аспекты неизбежно тесно взаимозависимы и неразделимы рационально до такой степени, что одни из них нельзя надлежащим образом объяснить через другие... Когда мы оставляем мир сущностей и приступаем к построению реальных теорий, становится очевидно, что экономический или производственный анализ общества не может быть позитивно осуществлен, если не учитывать интеллектуального, морального и политического анализа либо прошлого, либо настоящего общества: так что это иррациональное разделение есть неопровержимый признак по существу метафизического характера учений, которые на нем базируются» (ibid, p. 142).
134

  

Морис Алле—профессор экономики Горного института, автор, в частности, следующих работ: Economie et interet. Paris, Imprimerie Nationale, 1947, 2 vol.; Traite d'economie pure. Paris, Imprimerie Nationale, 1952; Economie pure et rendement social. Paris, Sirey, 1945; L'Europe unie route de la prosperite. Paris, Calmann-Levy, 1960; Le Tiers Monde au carrefour. Bruxelles, Les Cahiers Africains, 2 vol., 1963.
о                                        '
Альфред Сови, профессор Коллеж де Франс, помимо других работ, написал следующие: Theorie generale de la population. Paris, P.U.F., t. I, 1963; t. II, 1959; La Nature sociale. Paris, Armand Colin, 1957; De Mal thus a Mao Tse- toung. Paris, Denoel, 1958; La Montee des Jeunes. Paris, Calmann-Levy, 1953; Le Plan Sauvy. Paris, Calmann-Levy, 1960; Mythologie de notre temps. Paris, Payot, 1965; Histoire economique de la France entre les deux guerres, t. 1. De l'armistice a la devaluation de la livre. Paris, Fayard, 1965.
Конт пишет так: «Объяснив естественные законы, которые в системе современного общества должны определять необходимую концентрацию богатств у руководителей промышленности, позитивная философия даст почувствовать, что с точки зрения интересов народа неважно, в чьих руках обычно находятся капиталы, лишь бы их нормальное употребление было полезным массе населения. Однако это важное условие зависит, по существу, скорее от моральных, нежели от политических средств. Как ни потворствуют на законном основании ограниченным взглядам и злобным страстям, препятствующим самопроизвольному накоплению капиталов, рискуя прямо парализовать всякую общественную деятельность, ясно, что эти тиранические приемы принесут гораздо меньшие результаты, чем всеобщее осуждение средствами позитивной морали всякого слишком эгоистического употребления богатств; осуждение тем более неотразимое, что те, кто должен будет ему подвергаться, не смогут не признать его принципов, внушенных всей системой фундаментального образования, как это продемонстрировал католицизм во времена его преобладающего влияния... Причем, подавая людям сигналы о моральной, по сути дела, природе своих наиболее серьезных требований, эта же самая философия, кроме того, неизбежно даст почувствовать высшим классам значительность такой оценки, энергично предписывая им во имя принципов, переставших быть предметом открытых споров, великие моральные обязанности, неотделимые от их положения. Таким образом, если говорить о собственности, то люди богатые в моральном отношении будут ощущать себя необходимыми хранителями общественных капиталов, эффективное использование которых никогда не может повлечь за собой никакой политической ответственности — разве что в отдельных случаях чрезмерного отклонения от нормы — и тем не менее должно всегда оставаться предметом скрупулезного морального обсуждения, непременно доступного всем в надлежащих условиях и духовный авторитет которого впоследствии конституирует нормальный орган. Соответственно углубленному исследованию современной эволюции позитивная философия покажет, что со времени уничтожения личной зависимости массы пролетариев все еще не включены в общественную систему, если не считать всякого рода анархические заявления, будто могущество капитала, сначала естественного средства эмансипации, а затем и независимости, отныне стало чрезмерным в повседневных сделках; это почти справедливый перевес, которым капитал обязательно должен обладать, учитывая его всеобщность и высшую ответственность, согласно разумной теории иерархии. Словом, эта философия даст понять, что промышленные отношения вместо того, чтобы оставаться под воздействием опасного эмпиризма или гнетущего антагонизма, должны быть систематизиро-
135


ваны в соответствии с моральными законами всеобщей гармонии» (Cours de philosophie positive, VI, p. 357 — 358).
Морра, в частности, написал очерк о Конте, опубликованный вместе с другими очерками (Charles Maurras. Le Romantisme feminin, Mademoiselle Monk) вслед за работой «Будущее разума» (Charles Mannas. L'Avenir de l'intelligence. Paris, Nouvelle Librairie Nationale, 1918). Морра писал о Конте: «Если верно, что существовали мастера своего дела, если неверно, что небо и земля и возможность их интерпретации пришли в мир лишь с нами, то я не знал никого на свете, чье имя следовало бы произносить с чувством более горячей признательности. Его образ не может не вызывать эмоций... Некоторые из нас были ходячей анархией. Таким он вернул порядок или, что равнозначно этому, надежду на порядок. Он им открыл прекрасное лицо Единства, улыбающееся с неба, которое не показалось слишком далеким».
Ссылки на Конта постоянны в работах Алена. См. в особенности: Propos sur le christianisme, P. Rieder, 1924; Idees. Paris, Hartmann, 1932, reedite dans la collection 10/18. Paris. Union Generale d'Editions, 1964 (последняя книга содержит исследование, посвященное Кошу). Политическое учение Алена изложено в двух его книгах: Eleements d'une doctrine radicole. Paris, Gallimard, 1925; Le Citoyen contre les pouvoirs. Paris, S. Kra, 1926.
1 2
Тему войны в творчестве Конта я рассмотрел в моей книге «Индустриальное общество и война» (R. Aron. La societe industrielle et la guerre. Paris, Pion, 1959). См. в особенности первый очерк, представляющий собой текст выступления в Лондонской школе экономических и политических наук, — «Лекция, посвященная памяти Огюста Конта» («Auguste Comte Memorial Lecture»).
??
Несколько лет тому назад я был членом комиссии, рассматривавшей диссертацию, посвященную Алену. Диссертацию написал человек, ставший позитивистом под влиянием творчества Алена. Он едва не отверг учение и Алена и Конта, когда разразилась война в 1939 г. . Лжепророк тот, кто возвестил о мире в век войны!
Конт писал в переломную эпоху истории колониализма, когда завершался процесс распада империй, созданных XVI — XVIII вв., и в преддверии создания империй XIX в. Завершилось освобождение американских колоний Испании. Великобритания потеряла свои основные колонии в Северной Америке, а Франция — в Индии, Канаде, Сан-Доминго. Между тем Великобритания сохранила владычество в Азии и в Канаде. С 1829 по 1842 г., когда Конт пишет «Курс позитивной философии», Франция начинает создавать cbqk> вторую колониальную империю, завоевывая Алжир и приобретая опорные пункты на берегах Африки и в Океании. Так же действует и Великобритания, вступив во владение Новой Зеландией в 1840 г.
Вот как судит Конт о колониальной системе XVII и XVIII вв.: «Не возвращаясь, конечно, к высокопарным рассуждениям последнего периода о выгодах или конечной опасности этой масштабной операции для всего человечества — что представляет собой проблему столь же бесполезную, сколь и неразрешимую, — было бы интересно выяснить: каков окончательный результат этой операции, способствовала ли она ускорению или задержке общего развития (одновременно негативного и позитивного) современных обществ? В этом отношении прежде всего бросается в глаза то, что новый опыт, столь возбуждающий боевой дух на земле и на море, и равным образом религиозный дух, как нельзя лучше приспособленный для цивилизации отсталых народов, непосредственно способствовал консервации военного и те-
136


ологического режима, -а следовательно, отсрочке окончательной реорганизации общества. Но, во-первых, с тех пор мало-помалу повсеместно распространялась система человеческих отношений, что способствовало лучшему пониманию подлинно философского характера такого перерождения, представляя его в качестве предназначенного в конечном счете для всего человечества, и это должно было подчеркивать коренную ошибку тогдашней политики, бессильной ассимилировать человеческие расы и столь часто приводившей к их истреблению. Во-вторых, непосредственно оказывая влияние на промышленность в качестве нового стимулятора, это грандиозное европейское дело, конечно, приобрело еще больше общественное и даже политическое значение, так что современное развитие, будучи полностью сбалансированным, как мне представляется, ощутило реальное ускорение, о чем обычно складывается слишком утрированное представление)» (Cours de philosophie positive, VI, p. 68).
Колониальные завоевания XIX в. Конт оценивает следующим образом: «Верно, что мы... отметили самопроизвольное введение опасного софизма, который сегодня стремятся закрепить и который будет всегда защищать военную деятельность, приписывая последовательным вторжениям благовидную цель непосредственного установления в интересах всеобщей цивилизации физического преобладания более развитого общества над менее развитым. При нынешнем жалком состоянии политической философии, приписывающей недолговечный авторитет любому извращению, такая тенденция, несомненно, имеет большую значимость как источник всеобщего потрясения: логически продолженная, она неизбежно приведет, путем обоснования взаимного притеснения народов, к необходимости столкновения разных населенных пунктов друг с другом в соответствии с их неравномерным общественным продвижением вперед. И даже не доходя до этой суровой экспансии, которая должна, конечно, оставаться в области теории, в самом деле, именно под этим предлогом стремились найти гнусное оправдание колониального рабства сообразно бесспорному превосходству белой расы. Но подобный софизм в настоящее время может вызвать лишь некоторые серьезные беспорядки. Инстинкт, свойственный современным формам общения, должен обязательно развеять всякое иррациональное беспокойство, могущее здесь проявиться только в ближайшем будущем как новый источник всеобщих войн, совершенно несовместимых с постоянными настроениями всех цивилизованных народов. Впрочем, еще до создания и развития здравой политической философии, несомненно, по достоинству будет оценена общедоступная справедливость, хотя в соответствии с запутанным эмпиризмом наблюдается грубая реакционная имитация великой римской политики, которая, как мы знаем, имела противоположную направленность и была нацелена главным образом (при обстоятельствах, совершенно отличающихся от современных) на повсеместное подавление — исключая единственный народ — неизбежной военной деятельности. Эта жалкая пародия, наоборот, будет стимулировать развитие военизированной жизни у народов, долгое время предававшихся исключительно мирным занятиям» (ibid., р. 237 — 238).
Конт предлагает множество формул, в которых утверждается анахронизм войн, подчеркиваются противоречия между современным обществом и военным, воинственным феноменом: «Все подлинно философские умы должны легко, с большим интеллектуальным и одновременно моральным удовольствием признать, что наконец наступила эпоха, когда серьезные и продолжительные войны должны полностью исчезнуть у лучшей части человечества» (Cours de philosophie positive, VI, p.  239). Или еще:  «Многие основные средства рацио-
137


нального исследования, применимые в сфере политики, спонтанно и решительно содействовали установлению того, что неизбежная первоначальная тенденция развития человечества — это тенденция развития главным образом военизированной жизни, а конечная, непременная цель человечества — по существу, жизнь индустриальная. Поэтому никакой сколь-нибудь прогрессивный ум отныне не отказывается признать более или менее определенно непрерывное снижение военного духа и постепенный рост влияния духа индустриального, как вдвойне необходимое следствие прогрессивной эволюции/которая в наше время была довольно разумно оценена большинством тех, кто надлежащим образом занимается политической философией. К тому же в то время, когда непрерывно проявляется даже в армейской среде в разных формах и с постоянно нарастающей энергией характерное для современных обществ отвращение к воинственной жизни; когда, например, повсюду все более теряется интерес к военной службе, о чем свидетельствует растущая необходимость принудительного призыва, повседневный опыт, несомненно, избавляет от необходимости доказывать то, что имеет отношение к понятию, постепенно попавшему в общественную сферу. Несмотря на громадный размах военной деятельности, вызванный сейчас, в начале века, неизбежной военной подготовкой, которая должна была последовать за непреодолимыми анормальными обстоятельствами, наш индустриальный и миролюбивый инстинкт не замедлил принять форму упорядоченного развития, чтобы реально обеспечить в этом отношении фундаментальное спокойствие цивилизованного мира, хотя европейской гармонии, по-видимому, часто угрожает опасность вследствие временного повреждения всей системы международных отношений; и этого, однако, достаточно, чтобы нередко внушать беспокойство, не доводя, правда, дело до войны... В то время как индустриальная деятельность сама по себе имеет замечательное свойство — ее развитие поощряют одновременно все индивиды и все народы, причем быстрое развитие одних совмещается со взлетом других, — напротив, полнота военизированной жизни у значительной части человечества предполагает и определяет, в конечном счете, неизбежное ее сокращение как основной общественный долг, если иметь в виду все цивилизованное человечество. Следовательно, между тем как индустриальная эпоха не предполагает иного общего срока, чем тот, еще неопределенный, отпущенный существованию нашего рода системой естественных законов, военная эпоха не может не быть ограничена временем, необходимым для достаточно постепенного осуществления предварительных условий, которые она была предназначена реализовать» (ibid., IV, р. 375 et 379).

«Наши материальные богатства могут переходить из рук в руки свободно или поневоле. В первом случае передача бывает безмозмездная или корыстная. Точно так же невольное перемещение может быть или насильственным, или законным. Таковы, в конечном счете, четыре повсеместных способа, сообразно с которыми естественно передаются материальные товары... Соответственно их уменьшающимся достоинству и эффективности, они должны идти в таком порядке: дар, обмен, наследство и завоевание. Только два средних способа стали обиходными у современных людей как наиболее приспособленные к индустриальной жизни, которая должна была стать преобладающей. Но два крайних больше способствовали первоначальному накоплению больших капиталов. Хотя последний способ должен в конце концов выйти из употребления полностью, этого никогда не случится с первым, значимость которого, как и его безупречность, наш индустриальный эгоизм сегодня пока недооценивает...  Склон-
138


ность к дарам, систематизированная позитивизмом, должна обеспечить конечный режим одним из лучших мирских вспомогательных средств, способствующих подлинному духовному влиянию, чтобы сделать богатство одновременно более полезным и уважаемым. Самый древний и самый благородный способ передачи материальных товаров будет способствовать становлению нашей индустриальной организации, чего не в состоянии понять пустая метафизика наших ужасных экономистов» (Systeme de politique positive, II, p. 155 — 156). Этот отрывок будут сопоставлять с некоторыми современными анализами. См., в частности. F. Реггоих. «Le don, sa signification economique dans le capitalisme contemporain». — In: «Diogene», Avril 1954 (перепечатана в: «L'Economie du XXe Siecle», ed. Paris, P.U.F., 1961, p. 322 — 344.).
Michael Joung. The Rise of Meritocracy. London, Thames and Hudson, 1958; Penguin Books, 1961.
1 ft
Это сочинение, написанное в 1793 г., впервые было издано в 1795 г.
(русск. пер., 1909 г.). До Кондорсе Тюрго написал «философскую картину последовательного прогресса человеческого разума».
Отсюда Конт делает вывод о том, что, поскольку нет свободы сознания в астрономии, ее не должно быть и в политике.
20
«По сути говоря, теологическая философия даже в период нашего
первого индивидуального или общественного детства никогда не могла быть безусловно универсальной, то есть самые простые и самые общие факты во всех классах явлений считались, по существу, подчиняющимися естественным законам, а не приписывались произволу сверхъестественных сил. Именитый Адам Смит, например, в своих философских эссе очень удачно заметил, что никогда ни в какой стране не находилось бога силы тяжести. Вообще точно так же обстоит дело и с самыми сложными предметами, и со всеми довольно простыми и известными явлениями, как бы ни должна была непосредственно поражать наименее подготовленного наблюдателя совершенная неизменность их фактических отношений» (Cours de philosophie positive, IV, p. 365).
9 1
«Несмотря на неизбежную и постоянную взаимозависимость разных составляющих эволюции нашего общества, согласно уже выявленным принципам, надлежит также, чтобы в их обоюдных постоянных реакциях стихийно преобладал один из всеобщих порядков, так чтобы по обыкновению этот порядок сообщал всем другим необходимый первоначальный импульс, хотя и сам он в свою очередь должен в дальнейшем в результате их эволюции получать новое развитие. Достаточно здесь непосредственно распознать преобладающую составляющую — и размышление над ней должно будет направлять наше динамичное изложение — и не заниматься специальной субординацией других составляющих по отношению к ней или между собой — субординацией, которая четко проявится позднее в ходе спонтанного выполнения нашей работы. Итак, сведенная к этой задаче, детерминация не будет представлять никакой серьезной трудности, так как достаточно вычленить социальный элемент, развитие которого можно лучше всего представить, абстрагируясь от развития всех других элементов, несмотря на их обязательную всеобщую связь; а такая связь будет неизбежно воспроизводиться в ходе непосредственного рассмотрения развития этих элементов. Этот вдвойне решающий признак без колебаний сделают основным направлением интеллектуальной эволюции как непременно пребладающий принцип эволюции человечества. Если интеллектуальная точка зрения, как я ее изложил
139


в предшествующей главе, должна преобладать в простом статическом исследовании общественного организма в узком смысле, то тем более она должна господствовать при непосредственном изучении развития обществ в целом. Хотя нашему слабому разуму, конечно, нужны первичные побуждения и непрерывное стимулирование, сообщаемые ему аппетитом, страстями и ощущениями, все же прогресс человечества не мог не осуществляться под непосредственным руководством разума... Поэтому во все времена, начиная с первого взлета философского гения, более или менее отчетливо, но всегда неопровержимо признавалось, что история общества определяется главным образом историей человеческого разума» (Cours de philosophie positive, IV, p. 340 ~ 342).
11
Так, в «Слове о позитивном духе» Конт пишет: «Политеизм приспосабливался главным образом к системе завоеваний периода античности, а монотеизм — к оборонительной организации Средних веков. Все более и более способствуя превалированию индустриальной жизни, современное общество должно, таким образом, весьма содействовать великой .ментальной революции, которая сегодня решительно поднимает наш разум и перемещает его из теологического в позитивное состояние. Эта активная, повседневная тенденция, направленная на практическое улучшение условий жизни людей, неизбежно мало совместима с религиозными заботами, всегда связанными с совсем иной целью, особенно в условиях монотеизма. А кроме того, такая активность должна естественно вызывать в конце концов сопротивление, не только радикальное, но и спонтанное со стороны всякой теологической философии» (Ed. 10/18. Paris, Union Generale d'Editions, 1963, p. 62-63).
23
Oswald   Spengler.   Der   Untergand   des   Abendlades   —   Umrisse   einer
Morphologie der Weltgeschichte. Munich, 1918 — 1922. Эта книга, задуманная в период Агадирского кризиса, впервые появилась в 1916 г. Но ошеломляющий успех в Германии пришел к ней только после поражения 1918 г. (на русском языке книга Освальда Шпенглера была издана в 1923 г. под названием «Закат Европы» (т. I). — Прим. ред.).
«Тремя всеобщими источниками общественных изменений являются, как мне представляется: 1) раса; 2) климат; 3) собственно политическая деятельность, рассматриваемая во всей полноте ее научного развития. Мы пока не выясняем, соответствует ли историческая важность этих источников данному порядку их перечисления. Вопреки всему научное исследование вовсе не будет начинаться с этой детерминации; законы метода заставят излагать ее по крайней мере после рассмотрения основного субъекта, чтобы избежать иррационального смешения основных феноменов и их различных модификаций» (Cours de philosophie, IV, p. 210).
25
В начале 52-й лекции «Курса позитивной философии», задаваясь
вопросом о том, «почему белая раса обладает столь явным фактическим превосходством в основном общественном развитии и почему Европа была главным средоточием этой высшей цивилизации», Конт, уточнив, что «эта великая дискуссия конкретной социологии» должна «быть продолжена после первоначального абстрактного обоснования фундаментальных законов общественного развития», формулирует между тем несколько соображений — «отдельных и разобщенных, неизбежно несостоятельных суждений»: «Уже с первого взгляда в отличительных особенностях телосложения людей белой расы и главным образом в устройстве мозга, несомненно, заметны некоторые положительные зародыши ее действительного превосходства; на этот счет, однако, все натуралисты сегодня далеки от согласия друг
140


с другом. Точно так же с другой точки зрения — это выглядет несколько более убедительно — можно распознать разные физические, химические и даже биологические факторы, которые должны были наверняка в той или иной степени влиять на формирование особых условий европейской местности, служившей до сих пор главной сценой для преобладающей эволюции человечества».
И Конт уточняет:
«Таковы, например, физические условия, а также выгодные температурные характеристики умеренной зоны замечательного бассейна Средиземноморья, вокруг которого в особенности должно быстро развиваться общество, с тех пор как усовершенствовалось искусство мореплавания, дав возможность пользоваться этим бесценным посредничеством, сближавшим прибрежные народы, облегчавшим их непрерывные отношения и одновременно вносившим в их жизнь разнообразие, взаимно стимулирующее их общественное развитие. Точно так же и с химической точки зрения явное изобилие в этих привилегированных местностях железа и каменного угля непременно должно было сильно способствовать ускорению развития самого человека. Наконец, и с биологической точки зрения, либо фитологиче-ской, либо зоологической, совершенно ясно, что та же самая окружающая среда, будучи наиболее благоприятной, с одной стороны, для основных продовольственных культур, а с другой — для самых цен^ ных видов домашних животных, должна была также уже в силу только этих обстоятельств способствовать развитию цивилизации. Но сколь бы ни были важны эти разные суждения, попытки опереться на них, очевидно, очень далеки от того, чтобы быть достаточными для подлинного позитивного объяснения данного феномена. И когда в будущем формирование социальной динамики позволит дать такое объяснение, несомненно, каждое из предшествующих положений потребует тщательного научного пересмотра, основанного на целостной естественной философии» (Cours de philosophie positive, V, p. 12 — 13).
¦
Конт необычайно суров в отношении Наполеона: «По воле рока, навсегда достойного сожаления, неизбежное военное превосходство, сначала, по-видимому, столь счастливо сопутствовавшее великому Гошу, выпало на долю человека, почти постороннего для Франции, представителя отсталой цивилизации, невольно восхищающегося (вследствие тайных побуждений его суеверной природы) прежней общественной иерархией. Между тем пожиравшее его необъятное властолюбие в действительности не было основано — несмотря на отличавшее его великое шарлатанство — на каком-либо заметном умственном превосходстве, исключая превосходство в бесспорном военном таланте, гораздо более связанном, особенно в наши дни, с моральной энергией, чем с силой интеллекта.
Сегодня это имя нельзя воскресить в памяти, не вспомнив о том, что презренные льстецы и невежественные поклонники долго осмеливались сравнивать с Карлом Великим монарха, который во всех отношениях так же отставал от своего века, как и замечательный представитель средневековья был впереди своего века. Хотя всякая личная оценка должна в сущности быть безучастной к характеру и цели нашего анализа истории, каждый истинный философ должен, на мой взгляд, считать своим непреложным общественным долгом сигнализировать надлежащим образом общественному сознанию об опасном заблуждении, которое с помощью лжи прессы, столь же преступной, сколь и заблуждающейся, подталкивает сегодня революционную школу к тому, чтобы попытаться посредством пагубного ослепления восстановить память — сначала так справедливо вызывавшую омерзение — о том, кто губительным образом вызвал наиболее резкий по-
141


литический регресс, от какого когда-либо страдало человечество» (Cours pie philosophie positive, VI, p. 210).
27
Влияние позитивизма было очень глубоким в Бразилии, где он стал
чуть ли не официальной доктриной государства. Бенжамен Констан, президент Республики, включил в программу общественных школ изучение «Энциклопедии позитивных наук», составленной Контом. В 1880 г. был основан Миссионерский институт, в 1891 г. в городе Рио торжественно открыт позитивистский храм для отправления культа человечества. Девиз «Порядок и прогресс» (Ordern e Progresso) начертан на зеленом фоне флага Бразилии. Зеленый цвет был также цветом знамен позитивистов.
О Q
Между идеями «Курса позитивной философии» и «Системы позитивной политики» есть разница в частностях, но я стараюсь здесь подчеркнуть основные направления и оставляю в стороне различия, чтобы изучать социальную статику в том виде, в каком е^ представлял себе Конт, когда писал «Систему позитивной политики».
О различии между разумом и сердцем Платон пишет в «Республике» и в «Федре». К этому вопросу он возвращается при описании физиологии живых смертных в «Тимее» (§ 69sq), где локализует в теле деятельность души, помещая бессмертную душу в голове, а смертную в груди. Между учениями Платона и Конта есть, впрочем, и другие сходства. Так, платоновский миф о сцеплении (ср. «Федр») напоминает о диалектике взаимодействий между аффектацией, деятельностью и разумом, обнаруженной Контом.
«В социальном плане создание языка, в конечном счете, следует сравнить с установлением собственности. Потому что в духовной жизни человечества первый выполняет фундаментальные обязанности, равноценные тем, какие в материальной жизни выполняет вторая. Существенно облегчив приобретение всяких теоретических и практических знаний и придав направление нашему эстетическому развитию, язык освящает это двойное богатство и передает его новым совладельцам. Но разнообразие вкладов обосновывает различие между двумя институтами-хранителями. Для продукции, предназначенной удовлетворять личные потребности — в результате чего продукция обязательно уменьшается, — собственность должна учредить индивидуальных хранителей, общественная эффективность которых даже возросла вследствие благоразумной концентрации. Наоборот, по отношению к богатствам, предполагающим владельцев и при этом не подвергающимся никаким изменениям, язык просто устанавливает полную общность, когда все, свободно черпая из всеобщего клада, спонтанно содействуют его сохранению. Несмотря на это фундаментальное различие, обе системы накопления порождают равноценные злоупотребления, одинаково вызываемые желанием наслаждаться, ничего не производя. Хранители материальных ценностей могут перерождаться в посредников, роль которых несовместима с их занятием: слишком часто они преследуют эгоистические удовольствия. Точно так же те, кто поистине ничего не вложил в сокровищницу духа, претендуют на духовность путем присвоения славы, которая освобождает их от подлинного служения делу» (Systeme de politique positive, II, p. 254).
3 1
По мнению Конта, есть только одна история человечества, устремленная к интеграции всех моментов прошлого. Он даже усматривает в таком понимании традиции одно из главных преимуществ позитивизма: «Западная анархия заключается главным образом в ухудшении связей между людьми, последовательно нарушаемых католицизмом, проклинающим античность; протестантизмом, осуждающим сред-
142


невековье; и деизмом, отрицающим всякую филиацию. Ничто лучшим образом не взывает к позитивизму как средству разрешения революционной ситуации, единственному выходу, допускаемому ею, — преодолению всех этих более или менее подрывных доктрин, посте- · пенно подталкивающих живых к восстанию против всех мертвых. После такой услуги история вскоре станет священной наукой в соответствии со своими естественными обязанностями непосредственного изучения судеб Великого Существа, понятие о котором есть итог всех наших разумных теорий. Систематизированная политика отныне будет связывать с ним любые свои начинания, естественно подчиненные состоянию, соответствующему великой эволюции. Даже возрожденная поэзия станет черпать в нем образы, нацеленные на подготовку будущего путем идеализации прошлого» (Systeme de politique, III, p. 2).
32 «Так, например, единственный принцип кооперации, допускаемый политическим обществом в узком смысле слова, естественно порождает правительство, которое должно его поддерживать и развивать. Такая власть представляется как материальная по своей сути, т. к. она всегда есть следствие величия или богатства. Но нужно признать, что общественный порядок никогда не может иметь другого непосредственного основания. Известное положение Гоббса о спонтанном господстве силы представляет собой поистине единственный важный шаг, сделанный позитивной теорией правления со времен Аристотеля вплоть до меня. Ибо замечательное предвосхищение разделения двух властей, характерное для Средних веков, было при благоприятных обстоятельствах вызвано скорее чувством, чем разумом: оно могло выстоять в дискуссии, только когда я вернулся к нему в начале своей деятельности. В с* гнусные упреки, обрушенные на концепцию Гоббса, были результатом единственно его метафизической исходной псзиции и полной путаницы, которая возникает у него впоследствии между статическим и динамическим определениями, в то время еще неразличаемыми. Но рассмотрение этой двойной погрешности судьями менее недоброжелательными и более просвещенными кончилось бы только тем, что заставило бы охотнее увидеть в этой трудности значительность светлого суждения, которое вполне могла использовать одна только позитивная философия» (Systeme de politique positive, II, p. 299).
«Впрочем, обычная гармония между функциями и функционерами всегда будет иметь вид безмерного несовершенства. В то время когда каждого хотелось бы поставить на свое место, кратковременность нашей предметной жизни неизменно мешает сделать это из-за отсутствия возможности внимательно рассмотреть все пробы, чтобы вовремя осуществить замены. Впрочем, следует признать, что большинство общественных должностей не требует никакой собственно природной способности, отсутствие которой нельзя было бы полностью возместить должным и так или иначе неизбежным исполнением обязанностей. Даже лучший орган всегда нуждается в специальном обучении; следует уважать всякое эффективное владение органами (ведь функций столько, сколько капиталов), признавая, до какой степени полноценность личности важна для эффективности функционирования общества. К тому же надо будет меньше кичиться естественными качествами, нежели приобретенными преимуществами, т. к. нашей заслуги в первых меньше всего. Наше истинное достоинство зависит, следовательно, как и наше счастье, главным образом от достойного добровольного применения любых сил, которое реальный порядок (как искусственный, так и естественный) делает для нас доступным. Такова здравая оценка, и согласно ей сила духа должна непрерывно проявляться в благоразумном смирении индивидов и классов перед
143


неизбежными недостатками общественной гармонии, крайняя усложненность которой не защищает ее от злоупотреблений.
Этого привычного убеждения будет, однако, недостаточно, чтобы сдержать анархические претензии, если чувство, способное их оправдать, не получит в то же время определенного нормального удовлетворения, достойно умеряемого жречеством. Оно станет результатом оценочной способности, составляющей основную отличительную черту силы духа, все общественные функции которой (советовать, освящать, дисциплинировать), очевидно, проистекают из нее. Итак, оценка, непременно возникающая в связи с обязанностями, в конце концов должна распространяться на особенности индивидов. Несомненно, жречество должно постоянно препятствовать заменам отдельных индивидов, чье свободное перемещение вскоре окажется более пагубным, чем навлекаемые ими злоупотребления. Но жречество должно также построить и развивать по контрасту с объективным порядком — каковой есть результат эффективной мощи — субъективный порядок, основанный на уважении личности в соответствии с притягательной оценкой всех индивидуальных титулов. Хотя эта вторая классификация не сможет и не должна когда-либо превалировать, кроме как в священном культе, ее праведное противодействие первой вызовет здесь реально осуществимые улучшения, скрадывая также непреодолимые недостатки» (Systeme de politique positive, II, p. 329 — 330):
«Подлинная философия имеет в виду систематизацию, насколько это возможно, всей жизни человека — индивидуальной и в особенности коллективной, — рассматриваемой одновременно сквозь призму трех классов феноменов, характеризующих ее: мыслей, чувств и действий. В этих трех отношениях фундаментальная эволюция человечества непременно спонтанная, и только точная оценка ее движения может представить нам общее основание для благоразумного вмешательства. Однако систематические модификации, которыми мы можем воздействовать на ход эволюции, все же чрезвычайно важны для значительного уменьшения отдельных отклонений, пагубных задержек и серьезной бессвязности, свойственных сложному развитию, если оно целиком остается предоставленным самому себе. Дальнейшее осуществление этого необходимого вмешательства составляет основную сферу политики. Тем не менее его истинная концепция никогда не имеет иного источника, кроме философии, непрерывно совершенствующей представление об общей детерминации. Ввиду этой общей фундаментальной цели обязанность философии заключается в координации всех сторон жизни человека, с тем чтобы свести теоретическое понятие о ней к полному единству. Такой синтез будет осуществим только в той мере, в какой он представляет совокупность естественных отношений, разумное изучение которых становится, таким образом, предварительным условием построения всей конструкции. Если бы философия пыталась непосредственно влиять на деятельную жизнь иначе, чем посредством этой систематизации, она ошибочно присвоила бы себе непременную миссию политики, единственного законного посредника всякой практической эволюции. Между этими главными функциями великого организма есть непрерывная связь и естественная граница — в сфере систематической морали, представляющей собой естественное характерное приложение философии и повсеместный проводник политики» (Systeme de politique positive, I, Discours preliminaire, p. 8).
35
Конт уточняет свою философию познания в главе, посвященной религии социальной статики («Система позитивной политики»):
«Здравая философия... представляет все действительные законы как сконструированные нами с помощью внешнего материала. Оцененная объективно, их точность всегда остается приблизительной. Но эти при-
144


близительные оценки, удовлетворяющие только наши потребности, в особенности активные, становятся вполне достаточными, когда они обоснованы, сообразуясь с практическими требованиями, обычно отличающимися необходимой определенностью. За их удовлетворением обычно остается нормальная степень теоретической свободы.
Наша фундаментальная конструкция всеобщего порядка, таким образом, есть результат необходимого состязания внешнего и внутреннего пространств. Действительные законы, т. е. всеобщие факты, всегда суть не что иное, как вполне подтверждаемые наблюдением гипотезы. Если бы вне нас совсем не было гармонии, наш разум был бы совершенно неспособен ее представить; но ни в коем случае она не подтверждается в той степени, в какой мы ее предполагаем. В процессе постоянного взаимодействия каждому позитивному понятию мир поставляет материю, а человек — форму. Однако слияние двух частей становится возможным только путем взаимных жертв. Избыток объективности помешал бы общей концепции, всегда основанной на абстракции. А расчленение, помогающее абстракции, стало бы невозможным, если бы мы не избавились от избытка субъективности. Каждый человек, сравнивая себя с другими, спонтанно обезличивает собственные наблюдения, чтобы допустить общественное согласие, составляющее главную цель умозрительной жизни. Но свойственная всем людям субъективность обычно неустранима.
Если бы всеобщий порядок был всецело объективным или исключительно субъективным, он давно был бы определен с помощью наших наблюдений или исчез бы из наших понятий. Но познание его требует соревнования двух влияний — разнородных, хотя и неразделимых, — сочетание которых могло развертываться только очень медленно. Разные неизменные законы, составляющие содержание всеобщего порядка, образуют естественную иерархию, в которой каждая категория базируется на предшествующей, согласно их нисходящей степени обобщения и возрастающей сложности. Таким образом, их разумно определить как последовательности» (Systeme de politique positive, II, p. 32, 33, 34).
Пятнадцать законов первой философии изложены в 4-м томе «Системы позитивной политики» (ch. Ill, p. 173 — 181).
«Великое Существо есть совокупность прошлых, будущих и настоящих людей, которые свободно способствуют усовершенствованию всеобщего порядка» (Systeme de politique positive, IV, p. 30). «Культ подлинно выдающихся людей составляет существенную часть культа Человечества. Даже в своей предметной жизни каждый из них есть определенная персонификация Великого Существа. Тем не менее такое воспроизведение требует идеального избавления от серьезных недостатков, которые часто искажают лучшие свойства» (ibid., II, р. 63). «Человечество не только состоит лишь из существ, поддающихся ассимиляции, но оно признает в каждом из них лишь используемую часть, забывая о всяком индивидуальном отклонении» (ibid., II, р. 62).
Библиография
Сочинения Огюста Конта
«Cours de philosophie positive».  5e ed.,  6 vol.  Paris,  Schleicher Freres editeurs, 1907 — 1908.
145


«?uvres  choisies».   Paris,  Aubier,   1913,   ou  coll.   10/18.   Paris,   Union Generale d'Editions, 1963.
«Systeme de politique positive». 5e ed., 4 vol. Paris, au siege de la Societe positiviste, 10, rue Monsieur-le-Prince, 1929.
«Catechisme positiviste ou sommaire exposition de la religion universelle».
Paris, Garnier-Flammarion, 1966.                       '
«?uvres choisies». Paris, Aubier, 1943.
«Politique d'Auguste Comte». Extraits presentes par Pierre Arnaud. Paris, Armand Colin, 1965 (importante introduction).
Работы по теме в целом
Alain. Idees. Paris, Hartmann, 1932 (un chapitre sur A. Comte).
R. Bayer. Epistemologie et logique depuis Kant jusqu'a nos jours. Paris, P.U.F., 1954 (un chapitre sur A.Comte).
E.Brehier. Histoire de la philosophie. T. II, III e part. Paris, Alcan, 1932.
LBrunschvicg. Les etapes de la philosophie mathematique. Paris, Alcan, 1912; Le Progres de la conscience dans la philosophie occidentale. 2 vol. Paris, Alcan, 1927.
L'Ecole des Muses. Paris, Vrin, 1951 (un chapitre sur Comte et Clotilde de Vaux).
G.Gurvich. Auguste Comte, Karl Marx et Herbert Spencer. Paris, C.D.U., 1957.
M. Leroy. Histoire des idees sociales en France. Paris, Gallimard: t. II. De
Babeuf a Tocqueville, 1950; t. III. D' Auguste Comte a P.-J. Proudhon.
1954.                                             ,
H. de Lubac. Le Drame de l'humanisme athee. Paris, Union Generale d'editions, coll. 10/18; 1963; reed. Spes, 1944 (une deuxieme partie sur Comte et le chistianisme).
Ch. Mourras. L'Avenir de l'intelligence. Paris, Nouvelle Librairie Nationale, 1916.
CE. Vaughan. Studies in the History of Political Philosophy before and after Rousseau. Edited by A.G.Little,2 vol., Manchester University Press, 1939; egalement: New York, Russell & Russell, 1960.


Работы об Огюсте Конте
Р. Arbousse-Bastide. La Doctrine de l'education universelle dans la philosophie d'Auguste Comte. 2 vol. Paris, P.U.F., 1957 (importante bibliographie).
D.G. Audiffrent. Centenaire de l'ecole polytechnique. Auguste Comte, sa plus puissante emanation. Notice sur sa vie et sa doctrine. Paris, P. Ritti, 1894.
J. Deivolve. Reflexions sur la pensee comtienne. Paris, Alcan, 1932.
Deroisin. Notes sur Auguste Comte par un de ses disciples. Paris, G. Gres, 1909.
P. Ducasse. Essai sur les origines intuitives du positivisme. Paris, Alcan, 1939.
146

Dr. Georges Dumas. Psychologie de deux messies positivistes, Saint-Simon et Auguste Comte. Paris, Alcan, 1905.
H. Gouhier. La vie d'Auguste Comte. 2e ed., Paris, Vrin, 1965; La Jeunsse d'Auguste Comte et la formation du positivisme. 3 tomes. Paris, Vrin: I, «Sous le signe de la liberte», 1933; II, «Saint-Simon jusqu'a la Restauration», 2e ed., 1964; III, «Auguste Comte et Saint-Simon», 1941.
R.P. Gruber. Auguste Comte, fondateur du positivisme. Paris, Lethielleux, 1892.
Ai. Halbwachs. Statique et Dynamique sociale chez Auguste Comte. Paris, C.D.U., 1943.
J. Lacroix. La Sociologie d'Auguste Comte. Paris, P.U.F., 1956.
L Levy-Bruhl. La Philosophie d'Auguste Comte. Paris, Alcan, 1900.
F.S. Marvin. Comte, the Founder of Sociology. London, Chapman & Hall, 1936.
J.S. Mill. Auguste Comte and positivism. Ann Abor, University of Michigan Press, 1961.
Dr. Robinet. Notice sur l'oeuvre et vie d'Auguste Comte. 3e ed. Paris, Societe positiviste, 1891.
E. Selliere. Auguste Comte. Paris, Vrin, 1924.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.