Антонов А., Филлипс Ч. Феминизм и семья: историко-социологический анализ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 2. Контрсемейная сущность феминизма пол прикрытием освободительных лозунгов движений женщин за равенство полов

2.1. Поиск идентичности через реконструкцию женской сексуальности в практике радикальных движений

С тех пор, как был провозглашен лозунг "Личное есть политическое", феминистки развернули кампанию за выдвижение интересов лишь одной группы феминисток в качестве общей платформы. Как известно, ещё в 1964 году социолог Алиса Росси выдвинула концепцию андрогинии в качестве средства достижения равенства полов, которая одновременно и отражала, и формировала феминистские представления о поле. Однако последующие публикации Росси и других, показали что андрогиния была скорее политической конструкцией, основанной на личных пристрастиях, чем положением, вытекающим из научных исследований.

Тем не менее, к середине 70-х годов XX века тема андрогинии как модели здорового образа жизни стала весьма модной. В широко популярной книге "На пути к признанию андрогинии", Кэролин Хейлберн подвергла критике распространенное среди лесбиянок мнение о связи андрогинии и бисексуальности с доминантными мужскими характеристиками. В книге приводится тест Сандры Бэм по измерению уровня андрогинного здоровья, игнорирующий возможности социальной адаптации в зависимости от специфики мужских или женских ролей. Поп-культура сразу же подхватила идею андрогинии, рекламируя прически и стандарты красоты "унисекс". Некоторые популярные рок звезды стали строить свой имидж на андрогинии. Радикальные феминистки использовали вопрос об изображении женского тела в рекламе в качестве примера того, как общество унижает женщин. В 1972 году Глория Штайнем основала журнал "Мисс", в котором была специальная страница под названием "Без комментариев", где печатались примеры рекламы, принижавшие женское достоинство. Под прицел феминисток попала и империя Хью Хэфнера "Плэйбой". Однако тактика, выбранная феминистками, больше напоминает политическое шоу, чем борьбу с порнографией. Кэтрин МакКиннон и Андреа Дворкин развернули кампанию против порнографии, которая, по их мнению, нарушала права женщин, поскольку объектификация и дегуманизация женщин низводила их до уровня вещей или объектов, способствуя еще большей эксплуатации женщин и насилию над ними. МакКиннон, талантливый адвокат, в своей работе "Только слова" заявляла, что воспроизведение насилия в порнографической продукции столь же опасно, как и физическое насилие.

В муниципальном законодательстве Минниаполиса под влиянием МакКиннон и Дворкин появилось положение, согласно которому, изнасилованные женщины могут предъявлять иски к дельцам, занимающимся порнографией.

Это создало почву для дальнейшей кампании против широко понимаемых изнасилований и сексуальных домогательств в 90-е годы, а затем вылилось в так называемый феминизм жертвы. Пресса и политики подхватили эти темы, не вникая в то, каковы цели пропагандистских групп. Конечно, изнасилование, в общепринятом смысле, это преступление, тогда как сексуальные домогательства - отклонения от норм поведения. Это своего рода социальные болезни, которые требуют лечения. Однако феминистки использовали эти вопросы для того, чтобы выдвинуть на первый план свою антимужскую риторику. Дафни Патаи писала в своей книге "Гетерофобия: "Сексуальные домогательства - это словосочетание в течение последних десятилетий доказало свою полезность, так как оно определило то ужасное, что должно быть остановлено, то, что Лин Фарлей в своей книге 1978 года назвала "сексуальным вымогательством". Однако теперь сексуальные домогательства стали обозначать так много, что перестали служить какой-нибудь конструктивной цели... В настоящий момент сексуальные домогательства кажутся чем-то большим, чем просто ярлыком для критического осуждения мужчин. Этот термин стал синонимом мужской несносности... Он заключает в себе стремление к справедливости для женщин.

Патаи утверждает, что в конце XX века гетеросексуальность превратилась из нормы поведения в образ жизни меньшинства и нуждается в защите. Она определяет этот феномен как гетерофобию. Патаи пишет: "...Внутри феминизма существует четко выраженная тенденция, которая связана за последние 30 лет с открытыми нападками на мужчин и на гетеросек-суальность. Публикации на эти темы несут явный отпечаток того, что всегда называли маниакальной теорией, то есть теорией, которая не знает никаких ограничений. Не желая быть обвиненной в такой же огульности, я готова согласиться, что подход, критикуемый мной, разделяется не всеми женщинами, может быть даже не большинством, но он, конечно же, достаточно распространен среди женщин феминисток. В повседневной жизни он проявляется в виде запугивания мужчин".

Патаи приводит сведения из многих источников, свидетельствующих об одержимости феминистской кампании по вытеснению гетеросексуальности на периферию общества.

Патаи цитирует английскую лесбиянку-сепаратистку Шейлу Джефрис, которая заявила в своей книге "Антиклимакс" (1990), что задача движения по освобождению женщин -"уничтожить гетеросексуальность как систему". Гетеросексуальные отношения подвергаются нападкам, их не считают укорененными в человеческой биологии, но появляющимися в результате доминирующих отношений между мужчинами и женщинами .

Можно было бы отдать должное феминисткам за то, что они указали на существовавшую в прошлом жесткость социальных и моральных норм относительно полов. Но они никогда не стремились заменить устаревшие нормы чем-либо ещё кроме лесбиянства и экстравагантных взглядов на такую сексуальность, которая является разрушительной не только для мужчин и женщин, родителей и детей, но прежде всего для института семьи. Откровенно говоря, феминисток всегда приводит в ярость тот факт, что именно мужчины эксплуатируют женщин, а не наоборот. Нельзя избавиться от ощущения, что если бы к примеру другие женщины эксплуатировали женское тело этому обязательно было бы найдено какое-нибудь расхожее оправдание. Первичным в феминистской идеологии является неприятие семьи и рождение нескольких детей, неприятие семейного материнства в связи с ростом профессиональной занятости женщин вне семьи. Нападки на мужчин и ва-гинный секс это лишь повод (фразиологически удобный) для отказа от материнства. Широкое распространение движения "За официальное признание лесбиянства" сделало очевидным направленность против мужского господства, а не против отклонений от морали.

Практика движения за освобождение женщин была перенасыщена групповыми дискуссиями и обсуждениями сексуальности, сосредоточенными на ее физических аспектах. Одна из участниц вспоминала, что в ее группе женщины обсуждали "...в подробнейших деталях, как теряется девственность, межрасовый секс, технику секса, различия мужских гениталий, поведение людей в постели и даже мастурбацию".

Участники дискуссии имели общую цель - разрушить устоявшиеся стереотипы сексуальности, которые, по их мнению, угнетали женщин или даже были источником подчиненного положения женщин в обществе. Различные феминистские группы интерпретировали эту цель и средства ее достижения самыми различными способами. Эти новоизобретенные пути выражения феминистских идей привели к тому, что появились новые аспекты, способствовавшие объединению феминисток. Среди таких вопросов были, например: "Почему сексом можно заниматься только в браке?". "Почему секс ограничен отношениями между мужчинами и женщинами?". "Почему человек должен считаться с моральными или другими ограничениями, когда он стремится к полному сексуальному самовыражению?". При этом поощрялось многообразие ответов на эти вопросы, которые в повседневной жизни не обсуждаются. В свою очередь эта дискуссия являлась своего рода индульгенцией на нарушение общепринятых правил. Однако отклонения от тысячелетних норм сексуального поведения, не могли не иметь разрушительных последствий для семьи. Общим для этих отклонений было нигилистическое отношение к супружеской сексуальности и умаление важности любви в семье, взаимопонимания и сопереживания, супружеской верности.

Рут Роузен, перечисляя успехи движения за освобождение женщин, отмечала, что оно помогло: "...освободить два поколения женщин от одиночества и изоляции, от которых они страдали, прячась в клозетах и барах. Для старых лесбиянок это движение предоставило возможность с гордостью появляться на людях, возвращаясь к своим друзьям. Для молодых - феминизм и сексуальная революция обеспечили безопасное пространство, в котором они могли разобраться со своими сексуальными предпочтениями".

Лесбийство стало логическим завершением того недовольства, которое испытывали женщины, находясь под властью мужчин. Женщины, возможно, сами оказались первыми жертвами сексуальной революции, если принимать во внимание болезни, распространяющиеся половым путем, осложнения, связанные с абортами (особенно до легализации абортов в 1973 году), не говоря уже о разбитых сердцах и последующих психологических проблемах. Оставаясь в рамках движения за освобождение женщин многие испытывали серьезные трудности в отношениях с мужчинами. Одна из женщин, которая чувствовала себя отверженной, фактически признавалась, что ей нельзя угодить: "Вся власть сосредоточена у мужчин. Они могут одобрять твой внешний вид, ценить твою красоту, выбрать тебя в качестве любовницы, и в то же время игнорировать твои идеи, или они могут сделать из тебя асексуального компаньона, который по определению не может быть любовницей.

Возможно, и на мужчинах лежит часть ответственности за антимужские, антибрачные и антисемейные взгляды и не в том смысле, что существует нечто вроде заговора против женского равноправия, а в том, что мужчины не могут выразить свою настоящую любовь во взаимоотношениях с женщинами. Здесь не имеется в виду, что большинство мужчин старается унизить женщин (просто межличностные отношения должны развиваться на основе духовности). Гомосексуальность до появления движения за освобождение женщин существовала в скрытых формах и была тщательно замаскирована. Люди с гомосексуальными наклонностями держали свои чувства при себе, не давая им выхода наружу. Причины гомосексуальности достаточно сложны. Согласно психоанализу, одним из факторов этого является качество семейных взаимоотношений, а именно, отношений между матерью и отцом ребенка. Слишком сильная привязанность к родителю того же пола или сильная враждебность к родителю противоположного пола может привести к патологии, которая позднее проявится в виде гомосексуальности. В сегодняшней ситуации массового распространения однодетных семей в странах Запада эта тенденция может всё сильнее заявлять о себе под влиянием падения рождаемости.

В начале гомосексуальное партнерство основывалось на гетеросексуальной имитации. Один из партнеров брал на себя маскулинные функции, а другой - играл феминную роль. Одна лесбиянка вспоминает свой опыт: "Я практиковала развитие маскулинного поведения, подражая мужчинам, которых мы должны ненавидеть. Быть мужчиной - значит быть сильным и иметь власть. Наибольшее, что мы могли бы сделать как женщины, это быть похожими на мужчин, поскольку мы еще не научились женской силе и женской власти" . 1ете-росексуальные женщины старались минимизировать влияние лесбиянства в женском движении. Однако, по крайней мере, один автор Нэнси Уиттер в своей книге "Поколения феминисток: постоянство женского движения" подчеркивала важную роль, которую играли лесбиянки в поддержании и организации женского движения .

Согласно Рут Роузен, "женское движение имело сильнейшее влияние на раннее поколение лесбиянок. Оно побуждало их "выйти из подполья" , но оно также отвергало гетеросексуальные роли лесбиянок, когда одна из женщин одевается и действует по-мужски, а другая - одевается и действует как обычная женщина. Вместо этого новые феминистки призывали к установлению любовных отношений между двумя сильными самостоятельными женщинами- В качестве одного из способов, который использовался фиминистками для выведения лесбиянок из подполья, были дискуссионные группы. Рут Роузен цитирует Розалин Баксандалл, которая вспоминала, как в рамках групповой динамики от женщин требовалось публично выражать свои сексуальные влечения друг к другу.

Дискуссионные группы, особенно популярные в 70-е годы, оказывали сильное психологическое давление на людей, так как предполагалось, что каждый член группы, безусловно, испытывает симпатию к остальным. Руководители таких групп могли с легкостью контролировать дискуссии и незаметно навязывать свою собственную тематику. Некоторые феминистки эксплуатировали политическую составляющую лесбиянства. Феминистки заимствовали очень много от мировоззрения "левых", рассматривая историю с точки зрения диалектического материализма, но природу и истоки угнетения они видели не в классах, а в различиях полов.

Таким образом, если мужчин считать "тезисом", то женщин нужно было считать "антитезисом" в этом конфликте. Цель освобождения женщин - получить власть над мужчинами. Для этой цели нельзя было придумать ничего лучше лесбиянства, которое делало мужчин ненужными. В своем эссе "Заметки о радикальном лесбиянстве", опубликованном в 1969 году, Марта Шелли писала: "Лесбийство - одна из дорог к свободе - свободе от подавления мужчинами... Женщины, которые полностью освободились от мужчин, обретя любовь, сексуальное удовлетворение и уважение других женщин - страшная угроза мужскому превосходству. Они больше не нуждаются в них, и мужчины уже не имеют над ними никакой власти".

На Первом конгрессе "За единство женщин" Бэтти Фри-дан назвала лесбиянскую фракцию Национальной организации женщин "лавандовой угрозой". В 1970 году на Втором конгрессе "За единство женщин" рад икал-лесбиянки носили футболки со словами "лавандовая угроза". Они устроили целое шоу, узурпировав микрофон и пропагандируя радикальное лесбийство, а также раздавали листовки, озаглавленные "Женщины, признанные женщинами". На вопрос, что есть лесбиянка, давался следующий ответ: "Лесбиянка - это страстное желание всех женщин, сконденсированное до точки взрыва. Она является женщиной, которая чаще всего с самого раннего возраста действует в соответствии с внутренним побуждением к целостности и к большей степени свободы, чем позволяет окружающее общество. Начиная с какого-то момента, она уже не в состоянии принять ограничения и давление, которое оказывает на нее общество в связи с тем, что она является женщиной". Некоторые феминистки считали, что тест на лесбийство был окончательной верификацией "женщины признанной женщиной". Для других это означало, что они должны были принять авангардный статус радикальных лесбиянок.

На Втором конгрессе "За единство женщин" радикальные лесбиянки захватили контроль над мероприятием, что немало шокировало некоторых участниц конференции. Одна из феминисток вспоминает: "Рита Мэйбраун была первой настоящей лесбиянкой, которую я когда-нибудь видела. Она была по-своему замечательной. Маленькая, красивая, сильная. Она носила футболку , которую она смачивала лавандой. Когда она попросила женщин в аудитории присоединиться к лесбийским сестрам, я вскочила, желая, во что бы то ни стало, быть вместе со своими сестрами. Моя подруга, которая сидела рядом и, которая, как я знала, была лесбиянкой, не присоединилась к нам. Когда я спросила ее: "Почему?" Она ответила, что это слишком опасно. Это только добавило мне желания быть лесбиянкой. В конце концов, если другие не побоялись признаться, что они лесбиянки, почему я должна бояться? Кроме того, я считала, что победа "лавандовой угрозы" на конференции была осуществлена изящно и с долей юмора... Они использовали конференцию, чтобы создать настоящее "лавандовое действо".

В начале 70-х многие участницы Движения за освобождение женщин называли себя политическими лесбиянками, даже если они никогда не вступали в сексуальный контакт с другими женщинами. Подобному позиционированию способствовал тот факт, что Американская психиатрическая ассоциация вычеркнула гомосексуализм из перечня психических отклонений. Феминистки, которые были "гомосексуально девственными", относились с большим интересом к встречам с опытными лесбиянками. Вот отчет о встрече между политической лесбиянкой и настоящей лесбиянкой из анонимного сборника "Истории выхода из подполья": "Хотя я ни разу не занималась сексом с женщиной, я была уверена, что это намного превосходит все сексуальные переживания с мужчиной. Политически, я желала, чтобы моя энергия пошла на поддержку женщин и развертывание феминистской революции, а не на борьбу с отдельными мужчинами. Я никогда не спала с женщиной и боялась, что она не проявит ко мне интереса из-за моей неопытности в этих делах. Она была очень удивлена и даже ошарашена тем фактом, что я гомосексуально девственна. Будучи лесбиянкой на протяжении десяти лет и занимаясь этим открыто задолго до того момента, как у нее появилась даже мысль о феминизме, она никак не могла понять, каким образом я могла стать воинствующей лесбиянкой до того, как вступила в любовную связь с женщиной".

В 1972 году в Лос-Анжелесе состоялся Первый съезд феминисток-лесбиянок, на котором присутствовало 1500 человек. Полемика возникла вокруг фигуры Робин Морган, которая должна была выступить с основным докладом. Хотя она и считала себя активисткой движения в поддержку лесбийской любви, большинство участниц с подозрением отнеслось к замужней женщине, которая имела сына. Радикальные лесбиянки уже предупредили ее, чтобы она не называла себя лесбиянкой, ни политической, ни какой-либо другой, потому что она живет с "врагами" - мужем и сыном.

Морган еле удержалась, чтобы не сорваться и не выйти за пределы политической корректности. Позже она пришла к выводу, что женское движение раскалывается не по линии гомосексуализм - гетеросексуализм, а из-за различий среди самих лесбиянок: "Были просто лесбиянки, лесбиянки-феминистки, дайки, дайки-феминистки, дайки-сепаратистки, старые дайки, бач-дайки, бар-дайки и дайки-убийцы... Различались также политические лейсбиянки, настоящие лесбиянки и новые лесбиянки. Благословенна была бы та женщина, которая ничего не зная об этих тонких политических различиях, оказалась бы на митинге первый раз, надеясь, что имеет право здесь быть, так как любит женщин".

Движение за освобождение женщин сделало лесбийство политически корректным. Любая критика или просто намек на критику лесбийства даже в наши дни в Соединенных Штатах может вызвать яростные обвинения в гомофобии. Скорее всего, лесбиянки составляют лишь меньшинство в Движении за освобождение женщин, однако их влияние, как в женском движении, так и в обществе в целом, отнюдь не пропорционально их количеству Лесбиянки рассматривают любое противодействие со стороны гетеросексуалов как признак того, что они не продвинулись достаточно далеко по пути борьбы с патриархальным угнетением. Это оказывает далеко идущее влияние на гетеросексуальных женщин, которые начинают ощущать неприязнь по отношению к своим подругам по феминистскому движению, но лесбиянкам. Вот признания одной из них (женское движение в Канзас-сити): "Гетеросексуальные феминистки чувствовали дискомфорт, находясь рядом с лесбиянками, не потому что у них имелись какие-либо отклонения в поведении, а потому что постоянно ощущали осуждение со стороны лесбиянок за якобы неадекватность, ренегатство, а также за то, что они недостаточно феминистки. Они испытывали чувство вины, поскольку не могли решиться на удовольствия лесбийской любви".

По-видимому, обращенные в лесбиянство пришли к этому скорее всего не через политическое теоретизирование, а через практику. Однако после того как возросла активность выступлений против порнографии, многие феминистки почувствовали неприязнь к контактам с мужчинами. Это было следствием упорной борьбы с "мужской сексуальной эксплуатацией" женщин. Новелистка Валери Майнер поясняет: "Было очень трудно идти домой к мужчине после такого рода откровений и дискуссий. Я чувствовала, что я могла бы уделять больше внимания феминистской активности, если бы я жила с женщиной". Женщины, которые до увлечения феминизмом вышли замуж и имели детей, вынуждены были вновь разобраться со своей сексуальностью - стали бороться с прежней гетеросексуальной идентичностью. Одна замужняя женщина объясняет: "Я действительно не имела самосознания. Я была чья-то жена, чья-то мать, чья-то любовница, чья-то подруга, чья-то дочь и так далее до бесконечности. Я к этому привыкла. Моей песенкой было: "скажи мне, кем ты хочешь, чтоб я стала, - и я стану". Женское движение предоставило ей идентичность -идентичность лесбиянки, которую не нужно было искать. Сестры-лесбиянки помогли ей обрести действительное "я", а группа поддержки дала ей возможность гордиться этим "я". И вот наступила эйфория: "Моя жизнь полностью переменилась за очень короткое время - вместо мисисс "простодушная белая провинциалка" появилась мисс "Альтернатива привычному стилю жизни".

Лесбиянки заявляют, что из женщин получаются лучшие по сравнению с мужчинами любовные партнеры, поскольку женщинам не нужно изучать женскую анатомию, они знают, где надо дотронуться, где погладить, как сочетать физическую интимность с эмоциональной. Подобные отношения ценятся на порядок выше, чем сексуальные контакты с мужчинами. В некоторых штатах участницы женских движений подвергались сильному давлению в направлении к лесбийской идентичности. Вот мнение Наоми Вайсштайн из Чикаго: "Все, кого я знала, экспериментировали с лесбийскими отношениями. Открытость лесбийству была действительно очень сильной" и общая атмосфера в обществе требовала уважать любые сексуальные запросы. Дошло до того, что, появляясь на вечеринке или в компании, надо было приготовиться увидеть, как где-нибудь на диване две обнаженные женщины проверяют, как далеко можно зайти в принятии "сексуальной открытости". В подобной ситуации не полагалось говорить: "Эй, ты совсем голая, тут тебе не пляж!". По "общепринятому этикету" следовало сказать: "Привет, как дела!".

Раскол между гомосексуальными и гетеросексуальными участницами феминистских движений назревал. Однако не гетеросексуальные женщины кричали на каждом углу, что лесбиянки зашли слишком далеко. А именно лесбиянки неиств-ствовали из-за того, что гетеросексуалки слишком долго топчутся перед тем, как окончательно порвать с патриархатом. Джилл Джонстон выступила с книгой "Лесбийская нация: феминистское решение". Книга была опубликована при помощи нью-йоркской альтернативной газеты, которая была рупором новых "левых" и других радикальных групп, включая феминисток и гомосексуалистов. Джонстон дала новое определение лесбийству подчеркнув, что оно является большим, чем просто физическое влечение к другой женщине, поскольку связано с моральным превосходством над гетеросексуальной женщиной: "Многие феминистки в настоящий момент застряли между своими личными и политическими пристрастиями. Лесбиянка - это женщина, которой удается соединить личность и политику в ходе борьбы за собственную свободу и независимость от институтов подавления, следовательно, лесбиянки по определению являются авангардом сопротивления" .

Женщины, которые спят с "врагами"-мужчинами, подрывают революционный дух. В ходе китайской революции Мао Цзе-Дун призывал людей консолидироваться и отбросить малейшие симпатии к буржуям, поскольку эмпатия к буржуазии есть заговор против революции. Феминистки применили тактику Мао Цзе-Дуна в тендерной войне, считая обязательным не только раздельное существование с мужчинами, но и отделение от гетеросексуальных женщин. Шарлотта Банч, одна из активисток группы "Фурии" так объясняла необходимость разрыва с гетеросексуальным сообществом: "Это было необходимо потому, что для нас стало совершенно очевидным, что не может быть настоящего прогресса в развитии лесбиянского феминизма при постоянных и непродуктивных конфликтах с гетеросексуальными страхами, антагонизмом и бесчувствием... "Фурии" - не просто альтернативное сообщество, но и действительная приверженность женскому делу" .

Споры между гетеросексуалками и лесбиянками негативно повлияли на единство женского движения. Передовые лесбиянки провозглашали, что "феминизм - это теория, а лесбийст-во - это практика". Раздробленность женского движения только возрастала, так как лесбийство отпугивало от Движения тех, кто придерживался более традиционных сексуальных ориентации. Тем не менее, феминистки-лесбиянки оставили глубокий след в женском "освободительном" движении, дискутируя по поводу социальных и культурных определений, относящихся к полу, а также в связи с отрицанием "биологической природы" пола.

Историк феминизма Рут Роузен превозносит лесбиянок за то, что они внесли "очень много энергии и самоотверженности в женское движение". "Они... [лесбиянки] были теми женщинами, которые оказались в авангарде борьбы, благодаря чему вся страна покрылась сетью пунктов женской взаимопомощи. По всей стране лесбиянки обеспечивали укрытие для женщин, подвергавшихся насилию, осуществляя работу горячих линий для жертв изнасилования в клиниках, где женщины, не имевшие понятия о разнице между "Фуриями" и "Национальной организацией женщин", получали убежище и все необходимое".

Разумеется, эта оценка преувеличена, так как социальная работа в области здравоохранения существует давно. Лесбиянки же достигли многого на пути создания контркультуры, способствовавшей не только выражению их гомосексуального стиля жизни, но и сдвигу американского общества по направлению к бессемейному матриархату, к усилению ценностного кризиса семьи. Поэтесса Андрианна Рич как и другие деятели культуры ополчилась против обязательной гетеросексуально-сти американской культуры. Интересы семьи и воспроизводства населения вообще не принимались во внимание, так как при озабоченности "сексуальной идентичностью" самоочевидным доказательством становится сомнительное с точки зрения статистики умозаключение о гибели гетеросексуально-сти, поскольку якобы все большее число женщин выбирали лесбийский стиль жизни. Радикализм политический проявился при фокусировке лесбиянок на специфических проблемах здоровья женщин. Женские группы, руководимые лесбиянками, сосредотачивались на выявлении "скрытых травм пола", от которых как бы страдают женщины. Медицина, в которой доминируют мужчины, относится высокомерно к женщинам и постоянно их унижает. Рост сознания женщин заключался в том, чтобы стимулировать анализ на переживаниях в связи с репрессивным отношением медиков. Тотчас же нашлись пострадавшие, кто своё неприятие семьи и деторождения приписывал негативному опыту общения с доктором во время беременности, хотя желание присоединиться к феминистскому движению на самом деле было первичным. Вот крик души такой феминистки: "До меня стало доходить, сколько женщин испытывают надругательства и психические травмы от общения с медиками. Мои отношения с доктором были ужасными, и именно в это время я стала феминисткой... Я была возмущена до глубины души этим сексизмом и тем фактом, что я не в состоянии повлиять на создавшуюся ситуацию".

Феминистки вознамерились чуть ли не всю заботу о здоровье взять в свои руки. Хотя у них не было должной медицинской подготовки, они стали проводить семинары по теме "Женщины и их тело". Они распространяли феминистические мифы о "биологической природе" женщины, и поставили под сомнение вопрос об исключительном праве докторов заниматься практикой контрацепции. Семинары по обучению женщин уходу за собственным телом включали также инструкции о том, как осматривать свою вагину. Кэрол Даунер была одной из первых, кто инициировал создание группы по гинекологической взаимопомощи в женском книжном магазине в Лос-Анджелесе. В течение года более двух тысяч женщин посетили гинекологические пункты взаимопомощи. Даунер заинтересовалась полиция, когда она ввела в практику нестандартную процедуру, названную "менструальная экстракция". Оплодотворенное яйцо вместе с менструальной кровью извлекались из женского тела перед началом менструации, чтобы избежать беременности. Она была арестована 20 сентября 1972 года за нелицензионную медицинскую практику. Это, увы, лишь убедило женские группы в том, что их деятельность "угрожает" всемогуществу медицинской профессии.

Противоречивость феминистских воззрений обнаружилась при публикации лекций Бостонской группы женского здоровья "Женщины и их тело", позднее (в 1973 г.) переизданной во многих странах мира под новым названием "Наше тело, мы сами". Наряду с обширной информацией феминистического толка по анатомии женщин, их сексуальности, по вопросам предохранения и предупреждения беременности, практике родов и кормления грудью, книга помогала женщинам понять, что они не просто пассивные пациенты, а активные потребители медицинских услуг, в особенности связанных с беременностью и родами. Авторы учили, что беременность и рождение ребенка являются очень важными жизненными событиями, и нет необходимости обращаться к сильным лекарствам в эти периоды. Кормление грудью, недооценивавшееся медиками в 50-е годы, рассматривалось в качестве важного опыта для матери и для ребенка.

К середине 70-х годов XX века женское движение претерпело идеологический сдвиг. Оно перестало сосредотачивать внимание на "равенстве полов" и стало рассматривать отличия женщин от мужчин не как форму неравенства и источник неполноценности, а как источник гордости и веры в свои силы. Всё это связывалось феминистками с успехом программ женского развития, групп расширения сознания, и с успехом лесбиянско-феминистской теории. Рут Роузен пришла к выводу, что акцент на биологических различиях, пропагандируемый Движением за здоровье женщин, внушил чувство гордости относительно женской специфики сугубо женских переживаний. Однако, это возвеличивание различий противоречило другим утверждениям о неправомерности "биологического детерминизма", против которого было столько сказано во имя "равенства полов".

Влияние лесбиянства также проявилось в переформулировании феминистской концепции семьи. Лесбиянки использовали факт различия исторических форм семьи для того, чтобы доказать условность представлений о традиционной семье, и в этом контексте показать, что современные изменения в стиле жизни являются просто новой фазой в развитии отношений между мужчиной и женщиной в семье, а не устранением семьи как социального института.

Брак и сексуальность.В своей классической (для феминизма) книге "Совокупление" Андреа Дворкин вознамерилась создать новую сексуальную этику, но вместо этого обрушилась с нападками на гетеросексуальность как несправедливый от природы образ жизни. Дворкин была одержима "концепцией совокупления" в контексте властных отношений. Единственное значение полового акта заключено в использовании секса мужчиной для того, чтобы удержать социальную, экономическую, политическую и физическую власть над женщинами. По мнению Дворкин, половой акт выражает лишь власть мужчин над женщинами и окрашен враждебностью, женщины очень редко удовлетворены половым актом, а общество способствует подобной социализации женщин с тем, чтобы они стремились к оргазмическим актам. Образ, который использует Дворкин, связан с войной и оккупацией. Дворкин пишет: "Физически женщина при половом акте буквально превращается в оккупированную территорию, оккупированную даже, если не было сопротивления, оккупированную даже, если сама женщина говорит "да, пожалуйста, да, еще". Одно дело иметь границу у входа в собственное тело, которую нельзя пересечь, а другое дело совсем не иметь такой границы; быть оккупированной в своем теле в корне отличается от того, когда вы не оккупированы. Испытать эту разницу - значит быть человеком, независимо от того, готовы ли вы последствия этого опыта довести до сознания" .

Негативное описание сексуальности, которое дает Дворкин, подрывает значение и моральность сексуальных отношений в браке. Брак регулирует сексуальное единение и обеспечивает всем необходимым результат репродуктивного поведения - детей. Социологи и культурологи рассматривают эту регуляцию в качестве станового хребта гражданского процветающего общества. Брак и семья появляются в истории, когда стремление к продолжению рода соединяется с сексуальным порывом и социальным творчеством по формированию личности ребенка. Сексуальные отношения при этом укрепляют брачный союз, создавая эмоциональную и психологическую связь. Любовный акт символизирует и усиливает интимность в браке. Интимность и исключительность сексуальных отношений обеспечиваются особым характером дружбы и безопасности в семейных отношениях.

Основываясь на исковерканном собственном опыте, такие феминистки, как Дворкин, видят в отношениях мужчин и женщин лишь "злоупотребление властью". Опыт многих феминисток первой волны идет от их отношений с революционно настроенными молодыми мужчинами из новых "левых", которые требовали, чтобы женщины обслуживали их сексуально по первому требованию, не заботясь о нежелательной беременности и не давая никаких обязательств. Это было то время в Америке, когда противозачаточные средства и аборты не были столь доступны, и женщины, сексуально освобожденные от мужчин, вынуждены были сами заботиться о себе и своих детях. Понятно, что, чувствуя себя "использованными", эти женщины наполнялись горечью по отношению к мужчинам и сексу, что служило эмоциональной почвой для феминистских движений.

Сексуальность, действительно, является одной из самых мощных сил, доступных человеку. Когда мощь сексуальности не направлена в конструктивное русло внутри брака, она может играть деструктивную роль, ведя к насилию и унижению. Место секса в нашей жизни выходит за рамки обычного понимания. Исторически, под действием социальных норм высокой рождаемости, возникла и глубоко укоренилась слитность между человеческой сексуальностью, эротической любовью, браком и воспроизводством населения. Сексуальный союз включает в себя любовный импульс, создание жизни и передачи наследственности потомству. Это могучая сила, возможно, самая мощная из всех человеческих сил.

Однако эта социокультурная взаимосвязь любви, семейной жизни и продолжения рода стала подвергаться в XX веке яростным нападкам. Следует отметить, что воинственность либералов возникает благодаря разрушению этой взаимосвязи и слитности. Согласно теории репродуктивного поведения семьи снижение смертности устраняет необходимость в высокой рождаемости (5 детей и более). Отсюда идёт отмена табу на вмешательство в репродуктивный цикл, что в свою очередь вызвало распространение контрацепции и отказ от многих сексуальных запретов. Подобное изменение репродуктивных норм и социальной регуляции в сфере брака и семьи привело к дальнейшей переоценке сексуальности. Этика свободной любви стала доминирующей в американской поп-культуре, начиная с 60-х годов прошлого века. Свободная любовь, отделенная от потребности в детях, превратилась в самоцель, оправдывая множественность сексуальных партнеров для насыщения сладострастных желаний. Сексуальная революция обещала свободную любовь, но взамен дала ничем не ограничиваемый хаос секса, который породил изломанное и разочарованное поколение. Отсюда, восстановление единства семьи, любви и деторождения становится задачей новой репродуктивной этики и новой сексуальности. Новая сексуальная мораль, не противостоящая рождению детей в семье, необходима для претворения в жизнь высших идеалов семьи, любви и воспроизводства человеческого рода.

Феминистские воззрения не просто противостоят этим гуманистическим идеалам, а нацелены на их устранение посредством восстания против человеческой природы. Уже упоминавшаяся Дворкин использует, например сюжеты из произведений Льва Толстого, Кобо Абэ, Джеймса Болдуина, Теннеси Уильямса, и др., в качестве примеров неестественности и де-виантности человеческой сексуальности. Она начинает с анализа во многом автобиографической "Крейцеровой сонаты" Л.Н.Толстого, что позволяет выдвинуть аргументы против сексуальных взаимоотношений вообще. Убийство само по себе имеет сексуальную окраску, является своего рода климаксом. Убийство в изображении Толстого наполнено ненавистью по отношению к женщине как таковой, сопровождается страстной убежденностью автора в оправданности и необходимости этого. Дворкин использует описание секса в "Крейцеровой сонате" Толстого для демонстрации его неестественности. Муж в этой повести противопоставляет сексуальность еде, которая, по его словам, приятна, легка и нестыдна; а сексуальность ужасна, позорна и болезненна.

Нельзя принять феминистскую интерпретацию повести Льва Толстого. Здесь уместно лишь напомнить, что хотя сексуальные желания естественны и являются выражением здоровья, они обусловлены культурой, контролирующей направленность сексуальных желаний, и эта конструктивная роль социального начала также является здоровым и нормальным процессом. Пока еще не отмечено случаев смерти человека от недостатка секса, но много людей страдает от неправильно ориентированной и в этом смысле незрелой сексуальности, поскольку цивилизованный уровень человеческих желаний находится в гармонии с нашими духовными устремлениями к правде, красоте, благу, добру и любви. Люди нуждаются в еде, чтобы жить, однако, еда приняла ритуальный обряд. Люди выращивают злаки и выкармливают скот, чтобы производить пищу, затем все это приготавливается так, чтобы выглядеть аппетитным и быть вкусным. Люди потребляют пищу вместе, сидя вокруг стола, соблюдая правила этикета: "Не будь жадным, помогай другим, не говори с полным ртом!" Не принято хватать еду и набивать ею полный рот, и вести себя как животное. Точно также сексуальные желания "цивилизуются" и поддаются культурному воздействию. Они должны и могут превратиться в красивое и осмысленное переживание.

Сексуальность в животном мире есть средство воспроизводства - в этом и заключается всё естественное значение сексуального акта. Человеческая сексуальность выходит за рамки воспроизводства населения в силу социокультурного разъединения репродуктивных и сексуальных мотивов. Люди занимаются сексом, не стремясь к рождению детей, и продолжают заниматься даже после того, как теряют плодовитость (способность к зачатию, вынашиванию плода и рождению). Сексуальное удовлетворение в основном связано с чувствами по отношению к партнеру. Сексологи утверждают, что мозг человека является самым важным сексуальным органом, и что наши чувства к партнеру имеют непосредственное отношение к фундаментальной потребности человека в любви и интимности. Вне взаимной любви секс часто оказывается разочаровывающим и болезненным опытом. Отсюда самореализация в сексуальной любви зависит от морального выбора в рамках предоставленной свободы.

В противовес сексуальному освобождению, которое пропагандируют феминистки, новая этика предполагает ответственную сексуальную любовь, которая имеет тройственную форму. Во-первых, это ответственность перед собственной совестью, означающая решимость достичь зрелости, способности быть приверженным к другому человеку, что требует отказа от незрелого стремления к свободной сексуальности до брака.

Во-вторых, это достижение единства сердечности посредством сексуальной верности, поскольку сексуальная любовь теряет свой потенциал завершенности в момент разделения, так как неверность подрывает доверие и интимность, необходимые для достижения самореализации в браке. Наконец, следует различать ответственность перед ребенком, который является плодом семейного союза, формируемым во взаимопомощи.

Предложение Дворкин сделать сексуальные отношения более равными, идет от концепции, предложенной в XIX веке Викторией Вудхалл, и выраженной ею следующим образом: "Женщины имеют естественное право, присущее по природе самому половому акту, - контролировать партнера и доминировать над ним. Поэтому женщина должна не только инициировать это событие, но и быть окончательным авторитетом в решении вопроса о том, что такое секс и чем он может быть".

Однако естественное право женщин было искажено доминированием мужчин. Дворкин строит анализ на понятиях власти, политизируя положение "мужчина сверху" и считая это обстоятельство средством психологического давления на женщину, ее неполноценности. Образ, который использует Двор-кин, для описания полового акта, похож на тот, который возникает у ребенка, подвергшегося сексуальному насилию: "Проталкивание его внутрь неё раз за разом, пока она не сдастся на языке мужчин называется "отдалась".

Так же, как и Вудхалл, Дворкин выступает за свободу, основанную на индивидуальном самоопределении, которое проистекает из телесной автономии индивида и анатомической специфики гениталий. Дворкин и Вудхалл ратуют за то, что на самом деле является безнравственностью, поскольку концепция индивидуалистического обладания собственными гениталиями допускает вопреки гетеросексуальности не только мастурбацию, но и гомосексуализм.

Брак дает возможность мужчине и женщине наслаждаться интимностью и дарить друг другу сексуальную любовь. Совместимость супружества затрагивает многие стороны человеческой жизни. В браке два человека не теряют уникальность, а полнее её выражают через разделение общей судьбы. Совместное владение всеми выражениями половой любви является привилегией супружеских пар, семейной интимности, основанной на взаимном стремлении разделять все удачи и неудачи.

2.2. Ответная реакция на радикальный феминизм

Успехи женского движения в пропаганде своих идей, относящихся как бы к бесполому обществу, свободному от социальных сексуальных ограничений полов и принимающему новые альтернативные формы семьи, спровоцировали ответную реакцию против феминизма. Социальные критики, такие как Кристофер Лаш, возложили на феминисток ответственность за развал традиционных ценностей и подрыв семейных устоев .

Длительная борьба феминисток за принятие поправки о равных правах к Конституции сыграла роль консолидирующего фактора в оппозиционном движении феминизму Хотя в 1972 году Конгресс быстро принял поправку о равных правах, она должна была быть ратифицирована 38 штатами для того, чтобы стать частью Конституции. После того как 30 штатов ратифицировали поправку о равных правах дело застопорилось. В 1978 году Конгресс с натугой продлил срок ратификации. Однако к 1982 году поправка так и не смогла набрать нужное количество голосов и оказалась похороненной под напором новых "правых".

В течение 70-х гг. женское крыло из новых "правых" сумело организовать борьбу против поправки о равных правах. Активность этой организации и их выступления против феминистских нападок на семейную ячейку вылились в создание массы новых женских организаций, включая "Вечное счастье материнства", "Женщины, которые хотят быть женщинами" "Американские женщины против ратификации поправки о равных правах", "Женщины против равенства", "Орлиный форум", и др.

По иронии судьбы все эти организации подражали тактике и стратегии феминистского движения. Они использовали гражданские протесты, лоббирование, а также более активные действия, особенно в отношении проблемы абортов. К 80-м годам новые "правые" сделали проблему аборта лакмусовой бумажкой при приеме новых кандидатов. Позже они мобилизовались для поддержки поправки Хайда, запрещающей использование денег налогоплательщиков для обеспечения абортов. Сокрушительным поражением феминисток стало дело "Вильям Вебстер против Центра репродукции". Рассмотрение этого дела в Верховном суде США началось 3 июля 1989 года. Суд должен был установить стадию беременности, начиная с которой доктор был не в праве направлять женщин на аборт, за исключением тех случаев, когда их здоровье было под угрозой. В результате женщинам оставили право делать аборт только в первую треть срока беременности. Однако решением суда каждому штату предоставлялось право иметь свои положения относительно абортов в течение второго и третьего триместров беременности.

"Правые" восприняли это право как внушительную победу, а феминистки, которые считали самоконтроль за своими репродуктивными способностями важнейшим фактором освобождения, приняли решение суда как поражение. Феминистки были обескуражены также тем, что самые яростные атаки против феминизма исходили от женщин. Это было свидетельством потери женским движением связи с действительными потребностями женщин и с их каждодневной жизнью. В этой ситуации радикальный или социалистический феминизм взял на вооружение марксистский метод замкнутого самооправдания своей теории. Любое неприятие тендерного феминизма с этой точки зрения просто означает, что вы отравлены патриархальными взглядами. Кэролин Джонстон в связи с этим пишет: "Женщины из всех репрессируемых являются единственной группой, которая восстает против собственной эмансипации". Такое впечатление, что феминистки до сих пор не могут избавиться от высокомерного представления, что они в авангарде социального развития, и это оправдывает любые их действия и теории.

Пытаясь приободрить своих молодых сестер и помочь им выстоять в новой обстановке, ветеран феминистского движения Филис Чеслер говорила: "Если вы на правильном пути, то будьте готовы к тому, что вас будут беспощадно критиковать, не теряйте веры, получайте от этого удовольствие, это самый верный признак вашего успеха". Для многих феминисток ответная реакция на их движение рассматривалась как политический заговор или заговор средств массовой информации по дискредитации феминизма. С точки зрения Рут Роузен, ответная реакция "...отражает неоднородность общества и обеспокоенность социума быстрыми изменениями в жизни мужчин и женщин, дома и на работе". Действительно, в результате феминисткой активности резко возросли тенденции разделения между мужчинами и женщинами, между работающими женщинами и домохозяйками, между политическими и социальными силами.

Однако самый сильный удар по феминизму был нанесен из их же рядов. Бэтти Фридан резко раскритиковала женское движение в своей книге "Вторая стадия". По ее словам, "мистика женственности" больше не подавляет женщин, теперь женщины страдают от "феминистской мистики". Феминистская мистика мешает женщинам проводить достаточно времени со своими детьми и семьями. Многие феминистки были поражены и деморализованы тем фактом, что Бэтти Фридан не обмолвилась ни словом о вине мужчин, о провале социальных программ в поддержку работающих матерей. Наоборот, Фридан всю вину возложила на феминистское движение, оправдывая реакцию новых "правых".

"Вторая стадия" спровоцировала споры между феминистками. Одни считали, что Фридан слишком болезненно отреагировала на рейгановскую революцию, которая в то время была в полном разгаре. Ее обвиняли в том, что она не понимает важности политики, призванной защитить женщин от сексуальных угроз, исходящих от агрессивных мужей, любовников и начальников, а также от людей с гомофобными настроениями .

Другие, подобно Филис Шлафли, основательнице движения "Остановить поправку о равных правах", повели серьезное наступление против феминизма. Начав в 1967 году с издания ежемесячника "Отчет Филис Шлафли", она повысила подписку с 3 тысяч экземпляров до 35-тысяч в 70-е годы. Шлафли охарактеризовала феминистское движение как сборище радикалок, лесбиянок и элитисток. А критики Шлафли саркастически представляли ее единомышленниц, как "домохозяек, которые устали чувствовать вину за постоянное пребывание дома". Одной из главных проблем феминисток всегда было то, что больше всего они переживали о том, как выглядят их теории освобождения женщин, а не как чувствуют себя сами женщины.

Шлафли особенно жестко выступала против второй части поправки о равных правах, дававшей федеральному правительству особые полномочия в отношении семьи. Она считала, что семья не должна подавляться бюрократией, семья и правительство должны стать равными партнерами. Кроме того, она возражала против военной службы женщин и ликвидации преимуществ женщин в спорных случаях, касающихся детей. Она считала, что такая политика ослабляет семью, подрывая возможности женщин по облегчению бремени воспитания детей.

В 1977 году Шлафли написала книгу "Сила положительной женщины", где содержалась резкая критика феминизма за неправильную оценку положения женщин в Соединенных Штатах. Она отвергала все, что исходило от "лимузинных либералов" и "космополитической элиты", которым нет дела до традиционной семьи и ее ценности. Шлафли называла себя положительной женщиной, которая "понимает, что мужчины и женщины по своей природе отличаются друг от друга и что именно эти различия как раз и являются ключом к чувству самореализации женщин". Хотя Шлафли выступала за равные права при приеме на работу и за равную оплату труда, но в то же время она считала, что женщины должны иметь защиту в виде брака, и привилегии, облегчающие их ношу в воспитании детей. Феминистский взгляд на семейную ячейку, однако, допускал только два решения: либо отмену брака и семьи, либо такую перестройку семьи и брака, при которой они уже не соответствовали бы понятиям большинства людей о семейных отношениях. Феминистки выдвигали нереальные требования к отцам по участию в воспитании маленьких детей. Конечно, отцы должны быть вовлечены в процесс воспитания детей, но с учетом особенностей мужского характера. Большинство семейных нововведений, которые предлагались феминистками, на самом деле работают против женщин. Например, полноценное участие женщин в профессиональной жизни ведет к тому, что многие мужчины начинают рассматривать жен как равноправных партнеров по вкладу в семейный бюджет. А это значит, что к своим обязанностям жен и матерей женщины вынуждены взвалить на себя дополнительную экономическую ношу.

Однако критика в адрес феминизма не воспринималась всерьез. В книге "Прекращение огня" Кэтти Янг писала, что кроме случайной статьи, где говорилось, что равенство было глупой идеей и что женщины склонны вернуться к домашнему очагу, она не видит никакой убедительной критики, которую можно было бы считать ответной реакцией. К тому же, провозглашение Организацией Объединенных Наций 1990-го года Годом женщины, по мнению Янг усилило женское движение за счет включения в него новых сторон положения женщин. Поворотной точкой при этом стала дискуссия по каналу Эй-Би-Си в 1992 году, где обсуждался случай изнасилования, открывая которую, популярный ведущий Питер Дженнингс заявил, что насилие над женщинами точно также угрожает целостности общества, как и расовое угнетение. Для наглядности своей точки зрения ведущий рассадил мужчин и женщин раздельно в разных концах студии.

В качестве определенного ответа на критику феминистского равноправия можно считать книгу Сьюзан Фалуди "Ответная реакция: необъявленная война против американских женщин", в которой утверждалось, что "феминизм совсем простая концепция вопреки... усилиям изобразить ее в гриме и превратить ее последователей в горгулий". Фалуди считает, что равенство есть непременное условие социального положения женщин, "достойных всех прав и возможностей, способных, как и мужчины, участвовать во всех мировых событиях".

Тем не менее критика феминизма сделала своё дело и даже Янг не преминула указать на некоторые перехлесты в феминизме: "Для одних феминизм прежде всего угнетение женщин здесь и сейчас и борьба с этим, для других - утверждение новой точки зрения, утверждение новых ценностей и отказ от многих "мужских..." Возможно, это означает применение двойных стандартов, поскольку неправильное отношение женщин к мужчинам дает новое выражение дисбаланса власти, в то время как неправильное отношение мужчин к женщинам усиливает это дисбаланс. К сжалению, мы верим любым сообщениям женщин о сексуальных злоупотреблениях мужчин, поскольку измеряем все лишь одной меркой - хорошо это или нет для женщин".

Среди феминисток постоянно наблюдаются споры между теми, кто настаивает на равенстве полов и кто утверждает превосходство женских качеств. Однако, для феминизма характерно отрицание принципа равного подхода к мужчинам и женщинам, так как стандарты устанавливались мужчинами, поэтому подходить одинаково к угнетенному и к угнетателю нельзя. Таким образом, и сторонники равенства и сторонники превосходства женщин "делят человечество по тендерным осям". В связи с этим, Янг вынуждена признать, что феминистское движение всегда разрывалось между стремлением к равенству и к женскому превосходству - в индивидуальном и общественном смысле. Одержимость равенством становится проблемой, поскольку слишком сильный упор делается на правах, а не на обязанностях, которые всегда идут бок о бок с правами, но никогда не обсуждаются. Феминистки всегда рассматривают обязанности по дому как оковы, от которых им нужно освободиться, чтобы полностью посвятить себя борьбе за равные права. Феминистская пропаганда по все более широкому вовлечению женщин в борьбу за равенство, тем не менее, не достигла желаемого эффекта - только одна треть американских женщин считает себя феминистками.

Вместе с тем, феминистские движения, выдвигавшие более радикальные цели, чем достижение равноправия оказали значительное влияние на американское общество. Кристина Соммерс назвала это направление феминизма, продолжавшее критиковать мужской социум даже после достижения женщинами полного равноправия и устраненения половой дискриминации в сфере занятости (получения зарплаты наравне с мужчинами) - "гендерным феминизмом". Тендерные феминистки лоббировали государственную поддержку по охране здоровья женщин и обучению девочек, инициировали публичные выступления и дебаты против "сексуальных домогательств" и "домашнего насилия", но за признание обычных, нерадикальных феминисток, то есть "гендеристки" не представляют взгляды и заботы средней американской женщины. И всё же, благодаря им, в обществе циркулируют мифы об издевательстве мужчин над женщинами, мифы о моральном и прочем превосходстве женщин. Распространением таких мифов (в рамках так сказать поп-феминизма) занимаются прежде всего тендерные феминистски, работающие в разного рода СМИ, подобно Анне Куиндлен, которая раньше вела колонку в "Нью-Йорк Тайме". Даже в умеренных женских журналах публикуются статьи, подпитывающие миф о мужском насилии как основной и постоянной угрозе для женщин; миф о том, что медицина пренебрегает нуждами женщин, что административная система относится к женщинам с предубеждением и, что критика Хиллари Клинтон вызвана традиционной враждебностью мужчин к добившимся успеха женщинам.

Тендерный феминизм, претендующий на ранг теории, попросту оправдывает частные неурядицы женщин и дает им общественную окраску, возводит личные проблемы женщин, настроенных враждебно к мужчинам на уровень социальных проблем. Даже феминистка Янг вынуждена признать, что враждебный настрой имеет мало общего с классовым подавлением, патриархатом и даже разделением полов, но, как правило, является следствием личных проблем в интимных отношениях. "Неудача с одним мужчиной, - пишет Янг, - с легкостью проецируется на всех мужчин" .

Скандал с Моникой Левински стал настоящей проверкой для тендерного феминизма. Вместо ожидаемой солидарности с жертвой президента Клинтона, феминистки поддержали мужчину, симпатизирующего их целям. Фалуди попыталась защитить Клинтона и феминизм, проведя надуманную границу между "действительным феминизмом" и "властью девочек". По ее мнению, такие женщины, как Паула Джонс и Моника Левински, занимаются лишь собой, добиваясь "власти девочек", зацикливаясь на своих внутренних проблемах. А "действительные" феминистки являются не просто женщинами, а зрелыми игроками на общественной арене и вкладывают много сил в достижение равноправия женщин.

Позиция Фалуди представляет собой переиначенную политизацию личных проблем. В качестве "пиаровской" стратегии для придания лояльности феминизму такая эквилибристика достигает своей манипуляторской цели и оказывает заметное влияние на общественное мнение. По данной работе Фалуди и ряду других, опубликованных в 90-е годы видно, что "новый феминизм" постарался выглядеть иначе, чем "старый". Он потерпел поражение от "правых" и утонул в бесплодных спорах в связи с обрушившейся на него критикой в период "ответной реакции". Тендерному феминизму пришлось переключиться с женских прав на женские "беды" - в центре внимания оказалась "женщина-жертва", подвергшаяся, разумеется, "насилию" со стороны мужчин.

Этот переход от женских прав к женским бедам имеет далеко идущие последствия и затрагивает обширный спектр вопросов виктимизации женщин. Мужское "насилие" над женщинами и девочками (включая такие вещи, которые западная культура заклеймила уже давно: изнасилование, избиение жены и инцест) должно быть определено по-новому и более широко, чтобы можно было увеличить количество жертв в целях устрашения общественности. Доверие к конкретным обвинениям одного человека по отношению к другому становится вопросом политики, а не вопросом установления самого факта. Частная жизнь и поведение в быту - это полноправная политическая тема. Считается, что само понятие "частной жизни" подозрительно, ибо является дымовой завесой для "домашнего насилия", для права мужчин, не опасаясь постороннего вмешательства, подавлять женщин. В феминизме насилие прочно ассоциируется лишь с мужским началом, а женщина - всегда пассивная жертва, при этом даже не допускается мысль, что женщины могут быть агрессорами в домашней жизни .

Феминисток не беспокоит столь односторонний подход к проблеме, так как в теории дается оправдание этому. Среди феминисток очень популярно мнение, что основной причиной тендерных проблем американского общества, является то, что женщины изменились в лучшую сторону, а мужчины по-прежнему не способны относиться к женщинам, как к равноправным членам общества, и допускать их в традиционно мужские сферы деятельности. Социологические исследования, однако, убеждают в другом - женщины не так уж сильно изменились. Многие женщины по-прежнему сами ищут покровительства и защиты. Несмотря на большую независимость, чем прежде, они до сих пор ориентированы на брак, хотят иметь мужа, зарабатывающего больше, чем они сами, и несущего основную тяжесть финансового бремени семьи. Как метко заметила одна феминистка: "...мы хотим, чтобы мужчины нас всем обеспечивали, и обращались с нами, как с равными". Собственно говоря, на этом принципе двойственности построена новая концепция "творческого феминизма", совмещающего феминистские идеалы с теми преимуществами, которые приобретают женщины благодаря своим социальным ролям. По мнению Джесики Морган, творческий феминизм незаменим, если женщина хочет добиться счастья. Женщины могут отказаться от того, чтобы уступать мужчинам и идти своим путем, но в то же время, полагаясь на мужчин в отношении тех вещей, которые всегда считались мужскими... Однако такой подход ставит мужчин в тупик. "Итак, мужчины сконфужены, и это очень хорошо, - говорит Морган, - чем больше будет дезориентированных мужчин в этой стране, тем легче будет ими манипулировать... Чем легче ими манипулировать, тем вероятнее мы получим, что хочется, чем бы это ни было".

Подобный подход, который можно обозначить как "добиваться всего", становится характерной чертой современного феминизма. Женщины хотят походить на мужчин, когда им это выгодно и отличаться от них в зависимости от выгоды. Половые стереотипы одобряются, если они позитивны (например, "женщины более чувствительны и заботливы, чем мужчины") или отвергаются, если они негативны (например, "женщины менее интеллектуальны, чем мужчины"). Когда речь заходит о том, с кем оставаться после развода ребенку - с матерью или с отцом - феминистки во имя выгоды будут настаивать, что дети принадлежат матери, хотя в своем кругу не выносят даже малейшего намека на то, что мать также принадлежит детям, как они ей. Феминистки могут быть сверхвосприимчивыми к любому нарушению женского равноправия и одновременно равнодушными к нарушению прав мужчин.

Знаменателен факт, что некоторые феминистки считают важным совмещение интересов мужчин и женщин, а не защиту интересов одного пола за счет другого. К примеру, и Янг, и Фридан, отвергая крайности феминизма и переоценивая его принцип равенства интересов мужчин и женщин, не в состоянии нарушить феминистское табу на семейную ячейку и признать, что именно в традиционной семье интересы мужчин и женщин согласуются в полной мере.

Следует отметить, что у феминизма был шанс отойти от экстремистского неприятия семьи в связи с популярными одно время идеями родительства. Единственная область, в которой феминизм приблизился к признанию семейных отношений, это содействие разделению родительских обязанностей. В 70-80-е годы казалось, что феминизм сможет взять на себя лидерство в "новом отцовстве", продвигая идею "оставить заботу о детях отцам", так как в печати, например, в феминистских изданиях, подобных журналу "Мисс", появились статьи, позитивно освещающие взаимоотношения между отцом и ребенком.

К примеру, Летти Коттин Погребин, редактор и основатель "Мисс", в своей книге "Семейная политика" восхищалась мужчинами, которые посещали акушерские курсы и оставались дома с детьми. Но все это делалось не ради укрепления семьи - феминизму потребовалось отцовство в целях развала семьи как единства супружества и родительства. Поэтому заигрывание с отцовством длилось недолго и в 90-е годы феминизм перешел, по словам Янг, с идеи "Обновленного папы" к "Плохому папе" - доминирующему патриарху, чудовищу, которое бьет и насилует своих детей". Потребность в самосохранении феминизма как реформаторского движения оказалась важнее родительских прав и поддержки заботливых отцов. Изменила свою позицию и Погребин. Раньше она была за активное включение отцов в воспитание детей, а теперь она пишет, что любовь детей к отцам обусловлена просто социальными условиями и "множество недостатков отцов... приводит к социальным катаклизмам". Более того, оказалось, что и кредо журнала "Мисс" полностью поменялось. Он перестал поддерживать отцовство, в том числе отцов-одиночек, и, начиная с 90-х годов, приступил даже к публикации статей, в которых содержались воспоминания женщин о том, как в детстве они подвергались насилию со стороны своих отцов и отчимов. Также стали печататься статьи с нападками на судей, присуждавших при разводе ребенка отцу.

Чисто теоретически отцовство допускалось, например, в рассуждениях Сары Раддик, признававшей, что отцы могут участвовать в воспитании детей, но главным объектом умозрительных фантазий был мир без отцов. Психолог-феминистка Филее Чеслер подвергла в своей книге "Матери на суде" (1986) уничижительной критике отцов, которые хотят после развода остаться жить с детьми. Она не только была против передачи отцам детей в ситуации развода, но вообще проявляла неприязнь к любому участию отцов в воспитании детей. Чеслер писала: "Постоянно отсутствующие и эмоционально невключенные отцы уже оказали негативное воздействие на своих детей. Однако включенные в воспитание своих детей отцы - в два раза страшнее".

Начиная с 90-х годов, феминистки всё в более широких масштабах стали агитировать за семью с одним родителем в связи с вопросом о женской автономии и в качестве такого способа воспитания детей, при котором можно отгородиться от "вредоносного" влияния этих "несносных" мужчин. Нэнси Поликофф, бывший консультант Фонда легальной защиты женщин и профессор права одного из американских университетов, заявила: "Не является трагедией ни в национальном масштабе, ни в масштабе отдельной семьи, когда дети воспитываются без отцов". Сьюзан Фалуди констатировала с восторгом, что общественное одобрение материнства вне брака ведет к тому, что "биологический отец все более оказывается ни при чем" в вопросах воспитания детей" .

Самое интересное состоит в том, что все эти непрерывные нападки на мужчин, на их традиционную роль отцов семейства преподносятся как забота о совершенствовании семьи. Однако результаты подобной заботы говорят сами за себя. Падение качества взаимоотношений в семье поражает воображение. Статистика за 2000 год в Америке показывает, что супружеские пары с детьми составляют теперь только 23,8 % от всех семей. В 90-е годы число семей, где главой была женщина, воспитывающая детей одна, росло почти в пять раз быстрее, чем число супружеских пар с детьми. Феминистки несут, по крайней мере, часть ответственности за снижение ценности брака и тем самым, за разрушение семейной жизни.

Общеизвестен и хорошо задокументирован тот факт, что дезинтеграция семей является главной причиной социального неблагополучия. Известный эксперт Карл Зинсмайстер считает, что ключ к решению острых социальных проблем лежит в восстановлении и укреплении сильных семей: "Существуют целые горы научных трудов свидетельствующих, что развал семьи наносит детям такие интеллектуальные, эмоциональные и физические раны, которые мучают их всю жизнь. Мы много рассуждаем о наркомании, о кризисе образования, о проблеме подростковой преступности, беременности девочек-подростков, но не желаем видеть, что все это имеет одну единственную причину - разрушение семьи" .

Если бы феминисток на самом деле интересовала семья, они также выразили бы беспокойство в связи с упадком семьи. Однако большинство из них заявляет, что семья как социальный институт всегда подвергалась трансформациям, и сейчас происходит очередная трансформация. Даже иногда признавая, что современные тенденции внушают определенные опасения, феминистки оправдывают происходящий сейчас упадок семьи, заявляя, что это необходимая цена, которую нужно заплатить за изменение мужских и женских ролей в обществе. Феминистская социология, если такая есть, могла бы больше уделить внимания институту семьи и его положению среди других институтов - хотя бы потому, что так поступает фами-листическая социология.

Как свидетельствует история, в регуляцию и поддержание стабильности общества наибольший вклад вносят семья, церковь и государство. Однако современное государство узурпировало власть, которая раньше принадлежала семье, так же лишив и церковь ее важного положения в обществе. В прошлом баланс между этими тремя институтами обеспечивал нравственно-духовное формирование общества, установление равновесия между социальными нормами рождаемости и сексуальности. Для благополучия отдельного человека и общества в целом огромное значение имела семья, выступающая посредником между индивидуальными и общественными интересами. В то же время семья могла эффективно выполнять свою роль, если внутри неё гармонично дополняют друг друга взрослые и дети, отцы и матери, братья и сестры. В этом единстве различий и противоположностей членов семьи и семейных поколений достигалась и взаимодополняемость мужского и женского начал. Отсюда идет перекос в ту или иную сторону, который неизбежно устраняет ценностно-ориентационное единство семьи. Поэтому абсолютизация тенденции к "равенству", сопровождавшая эмансипацию женщин, таила в себе возможность экстремистского отрицания семьи, что и обнаружилось с появлением феминизма и фактов институционального кризиса семьи.

Сегодня, когда, по крайней мере, в развитых странах, все основные битвы за эмансипацию отгремели и выиграны женщинами, феминистки тем не менее по-прежнему яростно призывают к дальнейшему радикальному переустройству общества во имя мистики равенства. На самом деле равенство, которое могло бы вернуть общество к гармонии - это равенство между социальными институтами, и прежде всего семьи, экономики, церкви и государства. Однако тендерные феминистки стремятся дать государству еще больше власти, продолжая считать семью "институтом подавления". Исторический обзор развития феминистского движения демонстрирует, что столь радикальные взгляды существовали с самого момента зарождения женского движения. Вместе с тем, не может не вызывать беспокойства, то что сегодня в Соединенных Штатах реакционные силы, выступающие под флагом расширения свободы и равенства полов стали частью основного социокультурного процесса. В условиях кризиса ценностей семьи и детей, внесе-мейной направленности общественного климата, тендерные феминистки получили статус политически корректного движения. Любая критика этого феминизма моментально объявляется сексизмом или завистью мужчин к успешно делающим карьеру женщинам. Тендерный феминизм, склонный к самообоснованию, характеризуется замкнутым циклом самооправдания, что совершенно не позволяет подвергать сомнению его принципы.

В настоящее время атмосфера политической корректности, окружающая вопросы тендерного феминизма, стала частью политики высшего образования и поэтому идеи, которые изложены в данной работе, очень непросто отстоять в Соединенных Штатах Америки. В прошлом году, когда должна была выйти в свет книга "В защиту брака" в издательстве Йельско-го университета, группа феминисток выразила протест против содержащейся там положительной оценки брака. Работа, основанная на исследованиях, была названа "не научной". В системе высшего образования США подобный настрой против семьи и брака стал буквально эпидемией, захватившей все американские университеты. В большинстве учебников по социологии устраняются главы, посвященные "социологии семьи" - взамен вводится "гендерная социология". И, тем не менее, у феминизма нет будущего, так как неизбежен отход общества от крайне индивидуалистических позиций, что потребует самоликвидации этого движения, так как поиски форм, смягчающих феминистический экстремизм, ничего не меняют в его антисемейной сущности.

2.3. Неотделимость прав и обязанностей полов от взаимной обусловленности мужских и женских ролей в семье

Женское движение начиналось с борьбы за равные права. Эта борьба за избирательное право, за право собственности и за свободу оказала огромное влияние на общественную жизнь. От результатов этой борьбы выиграли не только женщины, но и цивилизация в целом. Однако вторая волна феминизма, которая поднялась в 60-е годы XX века, стала тупиковым начинанием, она оправдывала стремление женщины к индивидуальному успеху в ущерб семье и обществу и, в конечном счете, - самим себе.

Феминизм, испытавший на себе влияние "новых левых", преувеличил значимость равной оплаты за равный труд, и проглядел необходимость семейной зарплаты для поддержки детей. Преобладание мужчин на рынке труда - это цивилизованное средство для обеспечения воспроизводства населения, конструктивное поощрение семейного стиля жизни. Женщины всегда играли одну из важнейших ролей в обществе, обеспечивая преемственность поколений и "нравственную экономику", другими словами, воспроизведение социального порядка. Половое разделение труда и взаимодополняемость тендерных ролей служили, с одной стороны, повышению мужской самооценки, предотвращению асоциального поведения, а с другой - укреплению достоинства женщин. Воспринимая себя частью семейного целого, женщины удовлетворялись ролью домоправительниц, а мужчины - ролью кормильцев, становясь ближе друг к другу и разделяя совместную ответственность за семью. При этом доминирование на рынке труда помогало мужчинам подавлять свои наихудшие черты. Феминизм боролся за равные возможности в трудоустройстве и за государственную поддержку матерей-одиночек, а в результате мужчин выталкивали не только с рынка труда, но и из семьи, лишая их роли кормильца.

Несомненна ключевая роль женщины в осуществлении самых основных функций цивилизованного общества, и, прежде всего, в духовном аспекте, являющимся действительным базисом общества. Вопреки феминистским атакам на религию церковь считала женщин более духовными и добродетельными, чем мужчин. Незаменима также роль женщин в качестве первых нравственных наставниц своих детей - если государство задумает заменить женщин сетью агентств по воспитанию и моральному обучению детей, то такая сеть ляжет непосильным налоговым бременем даже на богатые нации.

В 80 и 90-е годы прошлого века феминизм сконцентрировался на правах женщин в ущерб их обязанностям, т.е. отказался признать ответственность одних по отношению к другим людям. В этом пункте проявляется ограничение прав человека и прав женщин в том числе, препятствующее установлению действительного равенства полов. Следует подчеркнуть, что права и обязанности мужчин и женщин не отделимы друг от друга в связи с взаимной дополняемостью и единством тендерных ролей, достигаемым благодаря посредничеству семьи. Вместе с тем, противоречие между правами, с одной стороны, и обязанностями, с другой, является очень важной проблемой как для индивидуума, стремящегося к самореализации, так и для общества, стремящегося к стабильности. Для любого общества очень важно найти правильный баланс между правами и обязанностями. Ключевым институтом, помогающим сбалансировать права и обязанности, достичь не только самореализации индивида, но и восприимчивости личности к запросам общества, является семья.

Именно в семье человек узнает, что индивидуальные права и свободы должны быть соотнесены с требованиями других в рамках многообразных связей, которые устанавливаются в семье как первичной социальной системе. На протяжении всей истории в самых разных культурах женщина играла важнейшую роль прежде всего как мать в деле нравственного образования и социализации детей. Неспособность феминисток признать обязанности женщин в качестве матерей и жен является фактором, провоцирующим самоизоляцию феминизма от контекста общечеловеческих ценностей.

Доктрина прав человека является продуктом западной культуры и философии на конкретном отрезке ее развития. Философия Просвещения XVIII века искала нравственные и религиозные основания человеческой природы, стремясь установить "естественную" религию и мораль. Однако концепция человеческой природы с ее сильной склонностью к свободе и независимости суждений оказалась слишком сильно укорененной в культурной традиции, благодаря которой она появилась. Это особенно верно в отношении концепции "субъективного права". Согласно этому положению, индивидуум имеет права, которые могут быть временно приостановлены и, в то же время, индивидуум может участвовать в осуществлении этих прав на деле. Субъективные права являются частью мировоззрения, которое акцентирует индивидуальные свободы и право соглашаться с политическим строем, при котором он или она живут. Этот взгляд сформировал основы демократической теории западного мира на протяжении более чем трехсот лет.

В то же время восточные культуры делали упор на ответственности и обязанностях по отношению к семье и обществу. Для народов Азии в качестве ключевой ценности выступают обязанности, а не права. Лояльность, пиетет и уважение крайне важны для большинства восточных наций, которые глубоко чувствуют свою связь с предками и рассматривают свою жизнь лишь в контексте прошлого и будущего, в потоке поколений.

Любое обсуждение прав, особенно прав человека, неизбежно выходит за рамки существующей реальности и включает в рассмотрение некие идеальные типы общества. Права человека определяют структуру социальной практики, направленной на достижение и конкретную реализацию человеческого потенциала. Права человека выходят за рамки действительных условий существования. Они в меньшей степени имеют дело с тем, как люди живут сейчас, а в большей степени относятся к тому, как люди могут жить, к той возможности, которую можно увидеть в свете идеальных типов.

Права человека одновременно и утопический идеал и реальная практика воплощения в жизнь этого идеала. Они в какой-то мере самоисполняющееся нравственное пророчество: "Обращайтесь с окружающими, как с людьми, - и они, действительно, станут настоящими людьми". Устремленный в будущее нравственный взор человечества является источником и основой социальных изменений, заключенных в самом понятии прав человека. А эффективное исполнение этих прав превращает нравственный идеал в реальность, оставляя, таким образом, не востребованными претензии, заявленные в этих правах.

Утопический идеал матриархата до сих пор продолжает довлеть над многими женщинами, ведя к определенному исключению мужчин из общественной и личной жизни. Права женщин в контексте утопического идеала матриархата неизбежно включают центробежные социальные силы, ведущие к обособлению мужчин и женщин, к независимости их друг от друга. Эта тенденция к разъединению предстала в особенно извращенном виде после того, как лесбиянки стали доминирующей силой в феминистском движении XX века.

Права человека формируются обществом. В то же время права человека формируют и общество, и самого человека. Выяснение этой взаимосвязи требует изучения особенностей человеческой природы, которая и составляет основу прав человека. Наука говорит нам, что мы приматы, принадлежим к виду homosapiensмужского или женского пола, что разделение на два пола улучшает адаптивные возможности человеческой популяции. Тендерные феминистки размывают границу между мужчинами и женщинами, выдвигая андрогинию в качестве идеала. Тендерные исследования чаще всего проводятся не в рамках естественнонаучного знания, а в рамках гуманитарных наук. Антиинтеллектуальная оппозиция биологическим закономерностям в отношении женщин и настойчивое продвижение социально-репродуктивного конструкционизма, выводит феминистские исследования, в конечном счете, за пределы настоящей науки. По признанию известных тендерных феминисток Д.Патаи и Н.Кертдж этот аспект феминизма является "отказом от биологии".

Сегодня в результате феноменальных прорывов в науке человеческий геном раскрыл свои тайны и стало возможным реальное клонирование людей. Тем не менее, наука, объяснив, что мы такое, предполагает привлечь для ответа на вопрос, кто мы такие, духовную интуицию. Китайский философ XIX века Лянь Ки-Чао относил права к духовной природе человеческого существа: "Небо, порождая все существа на Земле, наделяет их внутренней способностью защищать и сохранять себя. Все живое убеждает в этом. Причина, по которой человек превосходит мириады других существ, заключается в том, что он имеет не только физическое, но и метафизическое бытие. Для метафизического бытия необходима масса разных вещей, но самое необходимое это права".

Восточная философия всегда утверждала космическую значимость союза мужчины и женщины. Мужчина является высшим выражением принципа Янь, а женщина - высшим выражением принципа Инь во Вселенной. Согласно восточной философии мужчина представляет небо, а женщина - землю; их союз устанавливает гармонию земли и неба.

Следует признать, что кроме субъективного характера природа личности имеет и объективное выражение в этике. Маскулинность мужчин существует для женщин, а феминность женщин существует для мужчин. Родители существуют для детей; дети существуют для родителей. В то время как индивидуум рассматривается в качестве основы для прав человека, Десять библейских заповедей исходят из человеческой коллективности, из общения людей. Вести себя нравственно -значит относиться к другим, как к уникальным личностям, наделенным сознанием и свободной волей. Моральный императив требует относиться к другим так же, как нам хотелось бы, чтобы они относились к нам самим. Таким образом, мы должны говорить о необходимости взаимодействия прав и обязанностей для любого человека.

Некоторые современные психологи утверждают, что привлекательность романтической любви объясняется глубоким интуитивным чувством, что другой пол обладает качествами, которые делают нас целостными. Мужчины и женщины стремясь друг к другу, ощущают свою индивидуальную завершенность (самоактуализация) только во взаимоотношениях полов. Взаимодействие начал маскулинности и феминности в браке приводит к их взаимодополнению и единству. Брак позволяет мужчине войти в контакт с феминным аспектом и гармонизировать его, а для женщины брак является средством взаимодействия с маскулинным началом. Союз мужа и жены, "янь" и "инь", являет собой глубочайшую тайну.

Для мужа жена репрезентирует собой весь мир женщин -половину человечества. Она - "его женщина", а он - "ее мужчина", представляющий другую половину человечества - мир мужчин. Действительное значение и красота взаимодополняющих сущностей женственности и мужественности является тайной, которую мужчина и женщина должны постигать в браке.

Концепция прав женщин выносит за рамки обязанности женщин по отношению к мужчинам, и фокусируется исключительно на правах женщин, как бы самих по себе. Это ведет к тому, что женщины начинают пренебрегать своими обязанностями в семье. Успех семейной жизни зависит от качества брачных отношений, но сегодня многие супружеские пары слишком легко отказываются от решения возникающих проблем. Думая, что развод является панацеей (а фактически уходом) от всех проблем, многие супруги пренебрегают ответственностью перед своими детьми в угоду личному благополучию. Распространение внесемейной атмосферы в обществе не позволяет понять действительное значение брака и семьи, в том числе и для индивидуальной самореализации. Поэтому лишь новое мышление (просемейное) сможет разорвать сеть негативных сценариев и в состоянии прервать последовательность дисфункциональных отношений, обусловленных ценно-сто-институциональным кризисом семьи.

Брак представляет собой сердцевину семейной жизни. Традиционно брак рассматривался не только как ответственность двух индивидуумов друг перед другом, но и как ответственность друг перед другом двух родов, скрещивающихся в новой семье. Ткань общества свивается нитями стабильных браков. Один выдающийся ученый сказал: "Если вы не благоговеете перед священностью брака, понимаемого не только как связь между двумя людьми, но и как преемственность уз между супругами и их предками, потомками и соседями, тогда вы прокладываете дорогу эпидемии разводов, буму отказов от детей, фактически - разрушению общества и тотальному одиночеству".

В 1969 году пересмотр законодательства по браку и разводам в Соединенных Штатах привел к изменению психологических основ брака. Перестав быть обязательством двух людей, он превратился в легко расторгаемый контракт, что открыло дорогу полномасштабному разрушению института брака и семьи. Некоторые феминистки зашли так далеко, что заявляют о необходимости наделить женщин гораздо большими правами, чем мужчин, что будто бы оправдано женским неравенством в прошлом. Более 15 лет назад Джанет Ратклифф Ричард писала: "Ни одна феминистка, чья забота о женщинах проистекает из обеспокоенности неравенством, не может допустить, чтобы ее интересы сосредоточивались лишь на достижении отсутствующих возможностей - нужны правовые преимущества для женщин" .

Индивидуальное "я" представляет собой персонализацию универсальной сущности человека. Западный рационализм рассматривает субъективность, личность и разум как синонимы. Декарт утверждал: - "Я мыслю, следовательно, я существую". Тем не менее, разум обеспечивает нас ориентирами, но не жизненными мотивами. Человек мотивируется желаниями, а эти желания чаще всего укоренены в спе-цефической культурной традиции. Рациональный разум, следовательно, не может быть самым эффективным арбитром в решении вопроса о правах человека. Человек является существом с сердцем; существом, находящимся в поиске ценностей. Мы добиваемся счастья посредством осознания ценностей. Анри Бергсон сказал: "Философы, которые рассуждали о смысле жизни, не замечали, что сама природа стремится сообщить нам это. У природы есть знак, который говорит нам, что мы достигли цели. Этот знак - радость... Где бы мы не встречались с радостью - там всегда присутствует творчество. Чем полноценней творчество, тем ярче радость. Мать, которая смотрит на ребенка, полна радости, потому что она знает, что сотворила его и духовно и физически. Предприниматель и деловой человек, счастливы ли они от денег и славы, которые они получили? Слава и деньги дают некоторое удовольствие, но не радость. А радость они испытают только тогда, когда создадут процветающую фирму, которая привнесет что-то новое в ЖИЗНЬ" .

Бергсон предполагает, что фундаментальное равенство мужчин и женщин основывается на общем стремлении достичь радости и счастья. Радость мужчины заключена в том, чтобы принести счастье своей жене и детям, то есть связана с обеспечением семьи. А счастье женщин - дарить радость мужу и детям. Тысячелетиями оно было связано с воспитанием детей и заботой о доме, - и в этом видится исходный пункт прав человека.

На протяжении всей истории человечества ни раз и ни два провозглашались права человека. В Англии Петиция прав (1629) и Билль о правах (1688) ставили своей целью защиту индивидуумов от абсолютизма. В Декларации независимости США (1776) говорилось о том, что человек наделен неотчуждаемыми правами, включая право на жизнь, свободу и поиски счастья, и что правительства учреждаются, чтобы гарантировать эти права. Позже появилась во Франции Декларация прав человека и гражданина (1789). Всемирная Декларация прав человека, принятая единогласно Организацией Объединенных Наций в 1948 году, провозглашает: "Признание достоинства и равных неотчуждаемых прав всех представителей человечества является основой свободы, справедливости и мира на Земле".

Исходным пунктом всех деклараций является прерогатива человека быть ответственным созидателем собственной судьбы. Голос совести, а не индивидуализм, диктовал эти декларации. Не окружающие должны говорить человеку, что он должен и чего он не должен думать и делать, а сам человек имеет право следовать голосу своей совести, как моральному компасу, сообщающему ему о его обязанностях. Основным намерением деклараций было сделать человека не антагонистом социального порядка, а ответственным созидателем в целях наполнения жизни высоким смыслом и ценностью. Человек является существом, ищущим ценности и, следовательно, очень важно дать четкое определение природы этих ценностей. Только когда мы проясним вопрос о ценностях, мы сможем получить сбалансированную декларацию обязанностей и прав.

Духовный рост человека расширяет спектр его активности, поднимая ценности на новый уровень. Большинство людей стремится осознать духовные ценности и принести счастье себе и окружающим. Дети стараются быть правдивыми, послушными и красивыми, таким образом, возвращая радость своим родителям и учителям. Позднее чувство ответственности охватывает новые области. Люди стараются быть патриотами своей страны и даже патриотами всего человечества.

Сегодня даже в тех странах, где люди имеют политические свободы, огромные экономические возможности и надежную социальную защиту, эрозия социально-ценностного порядка вещей угрожает морали и нормальному осуществлению обязанностей. Рассмотрим с точки зрения моральной теории семьи три типа социального порядка: вертикальный; горизонтальный и индивидуальный.

Вертикальный порядок в семье связывает поколения детей, родителей, дедов и прадедов и т.д.; горизонтальный - людей одного возраста: братьев и сестер, мужа и жену, двоюродных братьев и сестер, и т.д. далее. И, наконец, индивидуальный порядок ставит нас самих в центр собственной жизни, как бы заставляя вращаться вокруг личной оси жизненных ценностей. Поддержание всех трех типов порядка обеспечивает гармонию в семье.

Человек, освоивший культуру индивидуального порядка или нарциссической любви ("я", как объект собственного влечения) может быть слепым к горизонтальному и вертикальному порядку, где реализуются принципы взаимной любви (дарить любовь и получать ее) и безусловной любви (дарить любовь, ничего не получая взамен). Другими словами, человек, освоивший культуру только индивидуальных прав, и ничего не знающий об обязанностях, рискует дегуманизировать самого себя, потерять нечто, что делает его личностью. Во избежание этого в культуре и появляется семья как школа любви, прав и обязанностей. Именно через опыт семейной жизни индивидуум начинает осознавать и признавать важность баланса между правами и обязанностями, баланса, который необходим для жизни, достижения свободы и счастья.

Семья является ключевой социальной единицей, поскольку от правильного функционирования семьи зависит эффективная деятельность всех остальных общественных институтов. Например, ролевое поведение, которому ребенок учится в семье, становится моделью или прототипом поведения в остальных сегментах социальной сферы. Внутри семьи содержание социализации обеспечивается культурной традицией всего общества. Таким образом, семья, в какой-то мере, является инструментом общества и, если она функционирует неадекватно, то цели и задачи всего общества не могут быть достигнуты. Именно благодаря посредничеству семьи общество способно получить индивидуумов, восприимчивых к общественному благу. А семья в свою очередь может существовать только тогда, когда ее поддерживает все общество.

У. Гуд выделил несколько важнейших аспектов социализации. Он приводит список навыков, которые необходимы для эффективного участия в социальной жизни. Однако, по словам Гуда, труднее всего привить те навыки, которые связаны с обязанностями членов семьи по отношению друг к другу. Именно в семье забота старших детей о младших братьях и сестрах, уважение к родителям, помощь по дому ставят перед индивидуумом в массе конкретных ситуаций проблему равновесия между правами и обязанностями.

Социализация в этом аспекте проходит труднее всего, поскольку зачастую нормы и правила кажутся произвольными и не имеющими очевидного обоснования, но особенно потому, что человек здесь учится нести тяготы самоотречения. То, что вляется правом для одного человека, может быть обязанностью для другого, и то, чего добивается один из членов семьи, может быть получено только за счет другого. Детям нелегко научиться правилам справедливости и равенства, так как это может означать отказ от любимой игрушки, передачу ее другому ребенку. Большинство правил межличностного общения, которым родители учат детей, несут оттенок спора и несогласия, что, конечно, не вызывает восторга у детей по поводу таких обязанностей.

Следовательно, ролевые предписания, навязываемые детям, всегда связаны с некоторым напряжением и несвободой. Все люди характеризуются различной степенью уступчивости и дети, также как и взрослые, часто не чувствуют особого желания выполнять правила, касающиеся их самих. Другими словами, человек всегда противится нормам, когда они нарушают его личные интересы .

Феминистская теория ошибочно сосредоточилась на властных отношениях внутри семьи. Напомним, что Фридан предлагала рассматривать работу женщин вне дома как средство увеличения своей власти в семье. Янг признавалась в фанатизме, который характерен для феминистических атак на мужчин и сексуальность: "Неуклюжая шутка возводится в ранг сексуальной угрозы, которую в некоторых штатах дети учатся распознавать еще в начальной школе". Наоми Вульф в качестве альтернативы "феминизму жертвы" придумала "феминизм власти" с лозунгом: "Больше власти для женщин!". Элизабет Вюрцель в своей книге "Сука: женщина с трудной судьбой на пьедестале" приводит примеры озабоченности властными отношениями между мужчинами и женщинами. Ее философия, которую сама она называет "философией суки", может быть сформулирована в следующих словах: "Я намереваюсь сделать только то, что я хочу делать, и быть той, какой я хочу быть, и отвечать только за себя". Она оправдывает такое отношение тем, что женщина является "вторичной" для мужчины .

Подобный радикализм взглядов является результатом неправильной оценки действительной природы семейных отношений. В связи с этим следует кратко рассмотреть семью как институт влияния, то, как она способствует развитию индивидуума, ничуть не подавляя его.

Первичной функцией семьи по отношению к личности является "школа любви". Конечно, это не единственная функция семьи, но больше, чем простая передача традиций и ценностей, семья занята воспитанием чувств посредством культивирования любви. В каком-то смысле любовь является подобием языка, который нужно выучить, и так же, как погружение в языковую среду, служит наиболее эффективным средством обучения, так и постоянная практика любви в семье обеспечивает замечательную образовательную среду. В семье вертикальные и горизонтальные оси определяют специфические типы любви. Сыновняя любовь восходит вверх, фокусируясь на родителях. Братская любовь горизонтальна, и, расширяясь, включает множество партнеров из окружения. Родительская любовь нисходит к детям, и расширяясь, включает каждого ребенка.

Каждый тип любви имеет свой уголок в нашем сердце и может свободно развиваться по мере того, как мы развиваем в себе лучшие черты и формируем свой характер. Семья является тем местом, где мы учимся взаимодействовать с другими, налаживать с ними отношения и любить их; семья есть школа любви. Русский философ Владимир Соловьев считал, что любовь играет первостепенную роль в человеческой жизни. Он писал: "Любовь необходима ... так как она переводит все наши жизненные интересы с обеспокоенности собственным благополучием на заботу об окружающих. Она изменяет всю сердцевину нашей личной жизни" .

В целом, связь поколений в семье гораздо сильнее почитается на Востоке, чем на Западе, где всем заправляет индивидуализм и где разум считается более важным, чем сердце. Руссо верил, что разум способен просветить сознание любого человека. Он утверждал, что социальные институты искажают добродетельных от природы индивидуумов. Через 12 лет после своего "просветления" Руссо писал: "Если бы я только мог написать четверть того, что я увидел и почувствовал под этим деревом, как бы ярко я тогда описал все противоречия социальной системы, с какой бы силой я представил бы все злоупотребления наших социальных институтов, с какой простотой бы и доходчивостью я продемонстрировал бы то, что человек по природе своей добр и только государственные учреждения делают его злым".

Представление о том, что разумный индивидуум портится государственными институтами, подвергается сомнению во многих азиатских странах. Профессор Акомото Коджи из Японии пишет: "По моему мнению, ключевая проблема, связанная с войной и миром, заключается в крайнем индивидуализме, получившем распространение в современной Европе, - будто индивидуум может существовать один без какого либо авторитета, поскольку он наделен разумом". Таким образом, на Востоке большее значение придается взаимодействию обязанностей и ответственности, на Западе - индивидуальным правам.

Стремление к самореализации в течение XX века стало основной тенденцией американской культуры. При этом была потеряна из виду семья и то обстоятельство, что подлинная индивидуальная самоактуализация (развитие межличностной компетенции, вера в себя, самоуважение и знание о том, как обогатить жизнь) невозможна без сильной здоровой семьи. К сожалению, в постмодернистских концепциях акцент на рациональном выборе индивида не связан с обсуждением последствий подобной свободы выбора. Именно поэтому многие специалисты говорят о своеобразном "индивидуалистическом коммунизме" или "эгоистическом социализме". На это обращают внимание, например, Аллан Карлсон и Джон Дэвис, когда вслед за Норманом Деннисом подчеркивают фальшивость противопоставления "свободы индивида" и "рациональности" - традиционализму. Ещё демограф Джон Колдуэлл доказал, что "традиционное", в частности, многодетное поведение в Африке является строго рациональным. С другой стороны, социологические исследования репродуктивного поведения выявили, что больше всего рутинного, не проблемного поведения именно в малодетных, а не многодетных семьях, где свобода выбора репродуктивных альтернатив и шире и разнообразнее.

Таким образом, за фразеологией "свободы выбора" самореализующейся личности скрывается фактическое поощрение безоглядной свободы выбора любых действий, то есть ничем не ограничиваемый выбор эгоцентриста. В феминизме это аморальный выбор таких форм сексуальности, которые в принципе не могут вести к зачатию и рождению детей. Общественное последствие подобного выбора, если он становится всеобщим императивом, - бездетность и стремительное вымирание. И эта перспектива во многих феминистских воззрениях учитывается как желательный результат, поскольку деторождение планируется в будущем передать "репродуктивным лабораториям" или "фабрикам клонирования". Сегодня же призывы подобного толка работают на дальнейшее разрушение мотивации к вступлению в брак и рождению детей в семье. Общественный интерес к рождаемости как средству избежать депопуляции и вымирания человеческого рода не принимаются во внимание феминизмом. Эффективная реализация семьей репродуктивной функции игнорируется полностью. Следовательно, заинтересованность общества в воспроизводстве населения перечеркивается феминистическими призывами к уничтожению "репрессивной" гетерогенной семейности.

Свобода выбора любых действий не сопровождается готовностью взять ответственность за свой выбор, так как возможные последствия индивидуального выбора на макроуровне не рассматриваются, и тем самым переносятся на общество в целом. Эгоцентристы вольны поступать как угодно, а реальные результаты их поведения будет "расхлебывать" общество. "Эгоцентрический социализм" - это анархия личных желаний, реальное перекладывание ответственности за эту вакханалию на плечи последующих поколений или на государство, которое в этом случае вынуждено будет применять отнюдь не демократические методы для выживания нации.

Социолог Бриджит Бергер подчеркивает в связи с этим социокультурную роль семьи как посредника между изолированно действующими индивидами и обществом, так как семья способна спонтанно производить те социальные формы, которые соединяют автономных индивидов с макроструктурой . Только полная семья с несколькими детьми, связанная с исторической практикой достижения единства среди разнородных по полу и возрасту семейных элементов, по мнению Аллана Карлсона, в состоянии устранить противоречия между индивидуальной свободой и восприимчивостью по отношению к социальным запросам, то есть именно семья является предусловием существования свободы в обществе. Стремясь к разрушению семьи как препятствию к освобождению женщин, феминизм, наоборот, добивается такого положения вещей, при котором свобода человеческой личности заменяется механикой роботов или заводных игрушек.

Имеется еще один аспект, относящийся к незаменимости семьи в деле самореализации личности. В феминистских концепциях часто используется понятие самореализации, введенное в социальную психологию Абрахамом Маслоу. К сожалению, во многих учебниках по социологии и социальной психологии динамическая теория Маслоу излагается частично, как правило, без анализа высшего уровня потребностей, наполняющих истинно человеческим содержанием представление о самореализации.

Согласно Маслоу, самоактуализация индивида, наиболее совершенно происходит, когда наблюдается выход за горизонт эго, когда эгоцентрический индивид становится восприимчивым к нуждам и интересам других людей, групп, сообществ и общества в целом. Профессор А.И.Антонов отмечает, что понятие самотрансценденции близко по смыслу понятию альтруизма в теории Питирима Сорокина. Английский фами-лист Р.Уайтфилд предложил "брачно-семейную" трактовку самотрансценденции как невозможности любви только самого себя, как способности принять и любить других людей.

Дети в семье это как бы естественный способ самотрансценденции, поскольку родители, заботясь о детях, об их благополучии, здоровье и образовании, неизбежно практикуют самопожертвование, столь ненавистное феминисткам. И если родителям даже не надо отказывать себе в чём-либо, они всегда жертвуют своим личным временем ради детей. Моральная теория семьи как раз рассматривает, с точки зрения семейной любви, само-трансценденцию родителей по отношению к детям, ответную само-трансцеденцию детей, а также самотрансценденцию супругов, братьев, и сестер, бабушек и внуков, систем родства и свойства. В нашем распоряжении огромный материал, который подтверждает, что качество семейной жизни крайне важно для эмоционального благополучия, счастья и умственного здоровья. Мы знаем, что плохие отношения в семье теснейшим образом связаны с большинством проблем в обществе.

Переживаем ли мы сейчас столкновение противоположных ценностей и кризис цивилизации - этот вопрос подлежит исследованию, но в любом случае индивидуалистически ориентированный западный мир столкнется с многими проблемами в ближайшее время. И тем быстрее это произойдет, чем острее и глубже заявит о себе кризис семейности. По мере того, как современная экономика и урбанистический образ жизни будут распространяться на Востоке, всё заметнее будут признаки кризиса семьи и в Азии - в странах, где отсутствует влияние христианства и где не культивируется представление об естественных правах.

С точки зрения ученых Востока западные теории образования и воспитания со времен Руссо были слишком сконцентрированы на ребенке в ущерб роли воспитателя - родителя, учителя и лидера. Это типичное различие между Востоком и Западом в культурном видении. Будучи чувствительным в отношении политических прав и склонным к их защите, западный мир оказался менее восприимчивым к тем вопросам, которые на Востоке считаются жизненно важными. Следствием данного различия культурных парадигм явилась, в конечном счете, дезинтеграция структуры семьи, гедонистическая культура свободного секса и разводов, изоляция старых и престарелых, высокий уровень молодежной преступности и самоубийств в западных странах. Хотя ни у одной системы нет ответа на все вопросы, необходим откровенный серьезный диалог. Сегодня на Востоке признают силу западной политики и применяют на практике опыт, полученный социальными институтами Запада. В свою очередь, ничего кроме блага не принесет более внимательное отношение западного человека к эмоциональной глубине сердца и силе семейных связей, которые пока ещё сохраняются в восточной культуре.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология