Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга первая. РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ДУХА
Отдел первый. ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИЙ ДУХ

Глава четвертая. РАЗЛИЧНЫЕ СРЕДСТВА К ДОБЫВАНИЮ ДЕНЕГ

Было бы детским заблуждением представлять себе, что жажда золота и страсть к деньгам оказали только непосредственное воздействие на хозяйственную жизнь в том направлении, что они родили из себя капи-талистический дух и капиталистическое предприятие. Так быстро и так просто не протекал генезис нашей современной хозяйственной системы и в особенности современного хозяйственного образа мыслей.
Вначале усиливающаяся страсть к наживе не оказывала, пожалуй, вообще никакого влияния на хозяйственную жизнь. Стремились получить в свое обладание золото и деньги вне способов нормальной хозяйственной деятельности, даже довольно часто оттесняя на задний план и запуская свое хозяйство. Наивный человек совершенно не думал, будучи крестьянином или сапожником и даже - при нормальных условиях -будучи купцом, что эта его будничная деятельность может послужить для него путем к добыванию богатства и сокровищ.
Такой человек, как Альберта, стоявший в центре деловой жизни и несомненно уже проникнутый капиталистическим духом, приводит в качестве источников денежной наживы наряду с крупной торговлей следующие (30):
1) поиски кладов;
2) происки, чтобы получить наследство, - о тех и других он говорит, что им предано "немало людей";
3) клиентство: войти в милость к богатым горожанам исключительно в надежде воспользоваться долей их богатства;
4) ростовщичество (ссуда денег);
5) сдача в наем стад, вьючных животных и т.д.
Какое необычайное сопоставление! Не менее странным нам представляется другое, находящееся в нашем распоряжении, перечисление наиболее излюбленных способов наживы в XVII столетии (31); согласно ему, выбирают предпочтительно один из следующих трех путей, чтобы достичь богатства:
1) придворную службу,
2) военную службу,
3) алхимию.
Однако подробное изучение этих эпох показывает нам, что эти наблюдения были совершенно верны: все названные способы наживы были в действительности в полном ходу и имели в оценках тех, кто стремился к богатсту, во много раз большее значение, чем торговля, промышленность и сельское хозяйство. Мы даже легко можем перечислить наряду с уже названными ряд других возможностей наживы, которые точно так же лежали вне круга нормальной хозяйственной деятельности.
Так как для нас в данном случае имеют значение только те средства к Добыванию денег., которые сыграли роль при образовании капиталистического хозяйственного образа мыслей, то я лишь кратко упомяну и о тех, о которых этого нельзя сказать, не входя в их ближайшее рассмотрение.
[31]

Это были следующие:
1. Чиновничья карьера, по которой охотно шли, чтобы быстро составить себе большое состояние, благодаря возможности путем растрат, подкупов и плутней добывать побочные доходы. В другом месте, там, где я исследую возникновение мещанского богатства, я буду иметь случай на цифрах показать те крупные шансы к обогащению, которые во все прошедшие эпохи представляла чиновничья карьера. Сродни ей была:
2.Покупка должностей, означавшая не что иное, как вид покупки ренты: затрата капитальной суммы, чтобы взамен получить право на пошлины и побочные доходы, связанные с известной должностью. Правда, бывало и так, что купленная должность оказывалась пропастью, которая поглощала целое состояние, когда доходы не достигали ожидаемой высоты.
3. Упоминаемое Альберти клиенство, переходившее в лакейство, излюбленное в особенности в XVII и XVIII столетиях: оно заключалось в том, что бедняки поступали на службу к богатым людям, оставляя эту службу через пару лет часто с большими трудностями.
4. Я причисляю сюда получение ренты от государства, которое с XVII столетия принимает все больший объем.
Все избирающие один из этих способов извлечения дохода отнюдь не способствуют развитию капиталистического духа (если мы под ним всегда будем разуметь "дух" капиталистического предпринимателя), который они скорее способны (как мы еще увидим) умерщвлять и задерживать в его развитии.
Поэтому я выделяю также из моего описания «Haute finance»15 старого стиля, как она развивалась в особенности во Франции и в Англии в течение XVII и XVIII столетий. Это были те весьма богатые люди, большей частью буржуазного происхождения, которые разбогатели в качестве откупщиков податей или кредиторов государства и теперь плавали, как кружки жира в супе, но от хозяйственной жизни стояли далеко. Это -Fermiers generaux, Partisans, Traitans16 во Франции (где они получили кличку Turcarets по одной комедии Лесажа 1709 г., где изображается карьера одного бывшего лакея по имени Тюркаре - это "Le financier, dont l'esprit et l'education ne sont pas a la hauteur de sa fortune")17; это - Stockholders, "the monied interest"18 в Англии, где их число к середине XVIII столетия исчислялось в 17 000.
Напротив, во всех тех способах, которые я теперь еще назову, заложены начатки, зародыши, возможности развития капиталистических предприятий. Поэтому мы должны ближе с ними ознакомиться. Чтобы привести в нашем уме в известный порядок те многообразные способы наживы, о которых здесь идет речь, я буду их различать, смотря по тому, применяется ли в них предпочтительно
насилие, или
волшебство, или
духовные способности (изобретательность), или
денежные средства.
[32]

1. Нажива путем насилия

Я разумею под нею не проделки властей, имеющие целью добывать средства путем налогов и податей всякого рода, но способ наживы, который в течение столетий был излюбленным в рыцарских кругах и пользовался уважением, - я разумею разбой на больших дорогах. О том, что он во многих странах, в особенности в Германии, но также и во Франции, и в Англии в течение средних веков и после них, являлся социальным институтом, а вовсе не случайной особенностью, нам сообщают многочисленные источники, из которых мы можем почерпнуть наши сведения. Я приведу только немногие свидетельства.
"В те времена в Германии, - пишет Цорн в своей Вормсской хронике (XIV столетие), - и в особенности на Рейне, дело обстояло так, что, кто был сильнее, тот и упрятывал другого в мешок, как мог и как хотел: рыцари и дворяне кормились из стремени, убивали, кого могли, заграждали и перерезывали дорогу и превосходно гонялись за теми, кто по своему промыслу должен был путешествовать".
Один певец дает молодому дворянину следующий совет (32):
Если хочешь прокормиться,
ты, юный дворянин,
следуй моему совету:
садись на коня, скачи в бой.
Держи к зеленому лесу:
когда мужик поедет за дровами,
налетай на него свирепо,
хватай его за шиворот,
радуй свое сердце,
возьми у него, что у него есть,
выпряги его лошадок.

Известно, что благородный учился разбою, как сапожник сапожному ремеслу. И в песне весело поется:
Грабить, разбойничать - в этом нет стыда, это делают лучшие в стране.
И та же самая картина в других странах: "Господа не бросают своей жизни рыцарей-разбойников" ("les seigneurs ne laissent pas d'aller a le proie") пишет Жак де Витри о Франции.
В Италии и Англии разбойничье рыцарство получило особенный оттенок: оно стало морским разбоем. Этот последний, однако, мы должны Рассмотреть в другой связи, потому что он почти постоянно является в Форме хозяйственного предприятия, в то время как здесь речь идет только о единоличных способах добывания денег, к которым можно (во многих случаях по крайней мере) причислить разбой "из стремени". Но так как в нем все-таки заложен зародыш предприятия, и так как предпринимательский дух может в разбойничьем рыцарстве получить толчок к своему развитию, следовало упомянуть здесь о нем.
[33]

2. Нажива путем волшебства

Из совершенно иного духа рождены те стремления, которые я здесь имею в виду: волшебные средства должны помочь приобрести богатство. Это предполагает веру в мир, полный духов и демонов, в возможность поддерживать сношения с этими духами, заставлять их служить собственным целям. Люди призывают помощь богов. И живая, часто болезненно возбужденная фантазия помогает находить случаи, когда духи могут оказать помощь.
Требовалось чудодейственным образом овладеть желанным золотом: либо найдя его, либо создав его. Таким образом приходили к двум различным способам: к кладоискательству, с одной стороны, к алхимии - с другой.
С кладоискательством мы встречаемся с самых ранних времен. "С переселением народов и до настоящего времени одно из тайных желаний германцев - найти клад: те же самые средства - заклинания, то же суеверие через тысячу пятьсот лет" (33).
В действительности мысль найти зарытые сокровища в те ранние времена была вовсе уж не такой сумасбродной. Ибо значительные массы благородного металла в монете и в иных видах были повсеместно зарываемы, в особенности во время войн.
Полумайте только: в те ужасные времена,
Когда людские потоки затопляли страны и народы,
Тогда тот или иной, как это его ни пугало,
Прятал куда-нибудь самое для него дорогое;
Так это было с давних пор во времена могучих римлян,
И так продолжалось до вчерашнего, даже до сегодняшнего дня.
Все это тихо лежит, зарытое в земле...
И волшебные заклинания, таинственные, должны были открывать врата. Ночью, ночью!
Днем познавать - это вздор;
Во тьме обитают мистерии.
И это были, наверное, те самые люди, - люди с незначительной энергией в работе, с небольшим прилежанием, но горячие в вожделении, смелые в действии, упорные в следовании навязчивым идеям, легковерные и богатые фантазией, - это они всю свою жизнь с правильными повторениями искали в земле клады, это они в те великие дни, когда по земле приходила весть о вновь открытых золотых и серебряных залежах, поднимались, оставляли дома жену и детей и, в то время как их мастерские или лавки стояли пустые и плуг лежал в борозде полей, гнались за фантомом, явившимся перед их очами. Источники сообщают нам, с какой силой со времен средневековья этот пароксизм разведок, эта горячка золотоискательства постоянно от времени до времени охватывала людей, и это дело не иначе обстояло у Роммельсберга в XIII столетии или около Фрейбурга в XIV, в Иннтале в XV столетии или в XVI в. в Перу» в XVII - в Бразилии, чем в 50-х годах прошлого столетия в Калифорнии
[34]

или в конце прошлого столетия в Клондайке. Быть может, души с тех пор стали трезвее. Золотоискателей влекут к делу уже не сказки о чудесном позолоченном принце или золотом ломе-солнце; но в основном настроении ничего не изменилось.
Ну, а если бы можно было даже делать золото! Чтобы достичь этого, "отдавались магии", занимались алхимией, опять-таки не как будничной профессией, но как чем-то вроде богослужения, которому предавались в освященном настроении. Первоначально могли преобладать другие силы, бросавшие людей в объятия алхимии. Но вскоре интерес к добыванию золотa все более и более выступал на первый план:
"В течение более тысячи лет все химическое знание сводилось лишь к алхимии, и с единственной целью: для того, чтобы служить решению задачи, как искусственно производить благородные металлы" (34).
С XV столетия алхимия сделалась почти исключительно средством к цели обогащения. К великому возмущению истинных "адептов", Ванька и Петр овладели теперь тигелем, чтобы попытать своего счастья. Адепты жаловались (35):
Каждый почти хочет считаться алхимиком,
Грубый идиот, ученик со стариком,
Цирюльник, старая баба, досужий советник,
Бритый наголо монах, священник и солдат.

"Тогда ведь всякий охотно хотел вычитать в писаниях алхимии такие штуки или волшебства, которые можно было бы легко и просто применить и путем которых он мог бы в скорое время сделать много золота и серебра" (36). Впервые своего апогея горячка делания золота достигла в течение XVI столетия: в то время страсть к герметическим работам19 захватила все слои населения. От крестьянина до князя всякий верил в правду алхимии. Жажда быстро разбогатеть, заражающее влияние примера вызывали повсеместно желание отдаться этому занятию. Во дворце и в хижине, у бедного ремесленника так же, как и в доме богатого горожанина, можно было видеть в действии приспособления, при помощи которых годами искали философского камня. Даже решетка монастырских врат не представляла препятствия к проникновению алхимического искусства. Не было будто бы ни одного монастыря, в котором бы не было поставлено печи для делания золота (37).
Многие из алхимиков достигли, как известно, высокого положения и по мере сил использовали свое искусство, в особенности при княжеских дворах. Придворные адепты, бывшие также часто и придворными астрологами, являются характерным явлением для XVI и XVII столетий: от кельнского "волшебника" Корнелиуса Агриппы20 до венецианских алхимиков, которые в XVII столетии ввели во искушение венский двор своими предложениями "фиксировать" ртуть (38). Иог. Иоах. Бехер приводит целый перечень таких авантюристов-алхимиков своего времени:
Среди алхимиков нынешнего времени, которые слывут публичными обманщиками и софистами, как Рошфор, Марсини, Кронеман, Марсали, Гаснеф, Гасман, можно по справедливости назвать и этого (Жакоби де)
[35]

Ла-Порт, который занимается своеобразной профессией выкапывания кладов и притом посредством "Clavicula Salomonis"»21.
Эти придворные адепты были сродни другой в высокой степени своеобразной разновидности людей, игравшей крупную роль в те века полутьмы, с которой мы теперь должны ознакомиться еще поближе: прожектерам. В этих последних мы найдем также те соединительные пути, которые из "черной кухни" ведут в директорские кабинеты современных банков.

3. Нажива путем использования духовных способностей (изобретательности)

В другом месте, где я попытался изобразить сущность техники в эпоху раннего капитализма (39), я обращал внимание на то, как богато было изобретательными головами время Ренессанса и в особенности время барокко, как люди были полны в то время цветущей, часто достаточно необузданной фантазией и как те века буквально кишат техническими выдумками.
Этот изобильный дар изобретательности, который мы, впрочем, находим распространенным во всех слоях населения, отнюдь не ограничивается одними только техническими проблемами. Он, напротив, перекинулся в область хозяйства и в другие области культуры и вызвал на свет неисчислимые идеи реформ и преобразований, которые предпочтительно относились к государственным финансам, но касались также и частной хозяйственной жизни. Что, однако, вызывает здесь наш особый интерес -это то, что на протяжении столетий масса таких одаренных изобретателей сделали себе промысел из своей изобретательности, предоставляя в распоряжение других свои более или менее применимые на практике мысли и идеи за соответствующее вознаграждение. Существовала прямо профессия, "цех" прожектеров, задача которых заключалась, следовательно, в том, чтобы расположить в пользу своих планов князей, великих мира сего, богачей страны, побудить их к выполнению этих планов. Всюду, где имеются влиятельные лица: при дворах, в парламентах — мы встречаем таких прожектеров, но и на улице, на рынке они также стоят и предлагают свои идеи на продажу. Ввиду того что это явление профессионального прожектерства является чрезвычайно важным и все же до сих пор, насколько я усматриваю, не было описано ни одним историком хозяйственного быта в связи с последним, я хочу сообщить здесь некоторые подробности о распростанении и своеобразии этой человеческой разновидности, которую уже в ее время называли "проектантами".
Уже в XVI столетии появляются такие "проектанты": мы встречаем их в то времй при дворах испанских королей. Об одном из них Ранке сообщает нам следующее:
"Не было еще, в сущности, никакой науки о государственном хозяйстве; отсутствовали даже те познания, те навыки, в которых нуждается управление финансами в широком масштабе: выдвигались больше единичные личности, которые сохраняли, как тайну, результаты своих размышлений и соглашались сообщить их только за особое вознагражде-
[36]

ние. Это как бы авантюристы и погибшие люди, которые, на счастье, отваживались опережать многочисленные ряды учителей и учеников камералистики. Это были главным образом флорентийцы. Некий Бене-венто, который уже предлагал свои услуги венецианской синьории (чтобы, "не облагая народа податями, не вводя никаких значительных новшеств, основательно повысить ее доходы"; при этом он требует только 5% тех выгод, которые он ей доставит), был одновременно призван двумя: император Фердинанд вызвал его к своему двору; он появился и у Филиппа. Этому последнему он действительно предложил выгодный план. По его совету Филипп в Зеландии откупил назад у владельцев привилегии солеварения, и т.д.» (40).
Но настоящей эпохой прожектерства явилось, по-видимому, только XVII столетие, такое благословенное и богатое и во всех других отношениях. Счастливая случайность сохранила для нас источник, из которого мы для Англии можем довольно точно установить время, когда прожектерство достигло, во всяком случае, наибольшего распространения: этот источник - сочинение Дефо о проектах (An Essay on Projects), появившееся в 1697 г. и в 1890-м переведенное на немецкий язык Гуго Фишером под заглавием: "Социальные вопросы двести лет назад".
В нем необычайно осведомленный, как известно, автор характеризует свое время прямо как эпоху прожектерства и называет 1680 год началом этой "эпохи": "около 1680 г. искусство и секрет прожектерства начали выползать на свет"* . Он разумеет этим, что, во всяком случае, никогда прежде не была достигнута такая высокая степень развития прожектерства и изобретательства, "по крайней мере, что касается торговых дел и государственных учреждений".
В его время страна кишела такими людьми, "которые - не говоря о бесчисленных идеях, умирающих во время рождения и (подобно недоноскам мозга) появляющихся на свет лишь для того, чтобы распасться, -действительно ежедневно выдумывали новые ухищрения, уловки и планы, чтобы нажить деньги, о которых прежде никто не знал".
В другом месте он несколько точнее описывает, что подразумевается под названием "прожектер":.
"Есть люди, слишком хитрые для того, чтобы сделаться в своей погоне за золотом действительными преступниками. Они обращают свои мысли на известные скрытые виды уловок и обманов, - просто иной путь воровства, такой же дурной, даже более дурной, чем остальные: так как они увлекают под прекрасными предлогами честных людей отдать им свои деньги и следовать их указаниям, а затем ускользают за занавес какого-нибудь безопасного убежища и показывают длинный нос и честности, и закону. Другие обращают под давлением необходимости свои мысли на добросовестные, основанные на почве честности и беспорочности изобретения. Людей обоих классов называют прожектерами, и так
[37]

как всегда бывает больше гусей, чем лебедей, то по количеству вторая группа значительно меньше первой". "...Простой прожектер, - продолжает Дефо, - есть поэтому презрительное обозначение. Прижатый к стене своим отчаянным имущественным положением до такой степени, что он может быть освобожден только чудом или должен погибнуть, он напрасно ломает себе голову в поисках такого чуда и не находит иного средства к спасению, как, подобно содержателю театра марионеток, заставлять кукол произносить высокопарные слова, объявлять то или иное как нечто еще не существовавшее и раструбить его в качестве нового изобретения, потом добыть себе патент, разбить его на акции и продать их. В средствах и путях раздуть новую идею до невероятных размеров у него нет недостатка; тысячи и сотни тысяч - это самое меньшее, о чем он говорит, иногда это даже миллионы, - пока наконец какой-либо честный дурак из честолюбия не даст себя уговорить отдать за них свои деньги. И тогда - nascitur ridiculus mus22. Бедному смельчаку предоставляется осуществлять дальше проект, а прожектер смеется в бороду. Пусть водолаз опускается на дно Темзы, фабрикант серы пусть строит дома на пруде Тома Т-да, инженеры пусть строят модели и ветряные мельницы, чтобы черпать воду" и т.д. (ц.с., стр. 21).
В одном месте своего произведения Дефо делает замечание, что французы не были "так плодовиты в отношении изобретений и измышлений всяких средств", как англичане. В этом он, однако, сильно ошибается; напротив, является искушение сказать, что классической страной прожектеров является Франция, где в то же время, как и в Англии, скажем, от середины или конца XVII столетия и далеко в XVIII столетие проходят те же явления, что и по ту сторону канала, и, быть может в соответствии с характером народа, в еще более темпераментной и драматической форме. Для Франции также, и именно для нее, хорошие знатоки тех эпох уже в начале XVII столетия констатируют "страсть изобретать и быстро этим путем обогащаться" (41). Прожектеров называли во Франции "donneurs d'avis", "brasseurs d'affaires"23.
Этим donneurs d'avis, как мы узнаем (42), кишат парижские мостовые (имеется в виду XVII столетие); их можно видеть в 10 часов у выхода из дворца на Place du Change: там они болтаются беспрерывно. Большинство из них - голодные люди, не имеющие даже плаща (что их беспощадно деклассирует), но зато имеющие веру. Их встречаешь всегда в тот момент, когда они только что открыли какую-нибудь блестящую вещь. Они проскальзывают в передние, обивают пороги должностных лиц государства и ведут таинственные разговоры с блестящими женщинами. Их сегодняшний день достоин сожаления; их завтра полно обещаний и света. Это завтра принесет им знаменитый миллион. Они обладают умом, воображением в большей степени, чем рассудком. Достаточно часто они являются с детскими, необычайными, причудливыми, чудовищными идеями, выводы из которых они, однако, развивают с математической точностью. Их совет, который они дают (avis), - это идея сегодняшнего дня: за подачу совета, за продажу идеи они получают вознаграждение: 1е droit d'avis. Некоторые имеют великолепные идеи, обогащающие их (как,
[38]

например, Тонти, изобретатель Тонтины), другие прозябают и дают себя эксплуатировать людям, имеющим меньше фантазии, но больше знания, света и больше связей и знающим, где найти нужные деньги. Их характер нам изображают следующим образом: полные беспокойства, полные чутья, всегда с планами, с пронизывающим взглядом, с острыми когтями, в вечной погоне за талерами. Среди них можно встретить непризнанных изобретателей, романтиков действия, беспокойные и тонкие умы, банкротов с возможно более темной шляпой на голове, детей богемы, удравших из буржуазной среды и теперь снова стремящихся обратно, смелых и осведомленных людей, едящих свой хлеб в дыму харчевни, когда не нашлось дурака, которого бы можно было ощипать, грязных авантюристов, кончающих свою жизни либо в грязи на улице, либо в золоченой коже крупного финансиста.
Как должен был быть распространен тип прожектерства во Франции того времени, показывает нам роль, которую его заставляет играть Мольер в своих "Les Facheux", где он является нам, как одна из постоянных фигур парижского общества, по характеристике, данной Эрастом:
(Тихо). Voici quelque souffleur, de ces gens qui n'ont rien
Et vous viennent toufours promettre tant de bien.
(Громко). Vous avez fait, monsieur, cette benite pierre,
Qui peut seule enrichir tous les rois de la terre?"24
Нет, отвечает Ормен: философского камня он не нашел, и он не может также предложить ни одного их тех глупых проектов, которыми прожужжали уши сюргитендантам. Нет, его проект совершенно солидный и принесет королю 400 млн франков дохода, без копейки налогов. Проект состоит в том, чтобы снабдить все побережье Франции хорошими гаванями.
Тип прожектера во Франции конца XVIII столетия все еще не вымер, как нам показывают описания Парижа того времени (43).
И в других странах тоже процветало прожектерство. Приведем еще только один пример: при австрийском дворе значительную роль играл около середины XVIII столетия некий Каратто, о котором Стунан замечает (44): "Каратто (который 25 января 1765 года представил докладную записку о некоторых коммерческих предложениях) знимается уже более сорока лет ремеслом проектанта; его принципы хороши и неопровержимы, но выводы его преувеличены. Если входить в подробности, то натыкаешься на сумасбродные идеи. Эти разглагольствования известны во всех учебных заведениях и не заслуживают никакого внимания; государству помогают не словами, а идеями, оно нуждается в реальных вещах".
Должен ли я в заключение упомянуть о Калиостро, чтобы призвать на помощь общеизвестные представления для лучшего понимания существа этих "проектантов"? У Калиостро, правда, эта сущность улетучивается, остаются лишь чистый авантюризм и шарлатанство. Но зерно и у этого необычайного человека, которого мы встречаем по всему свету, во всех столицах земли, при всех дворах Европы, зерно это все-таки - делатель
[39]

золота и "проектант", стремящийся, главным образом с помощью женщин, которым в этой связи отведена видная роль, воодушевить великих и могучих мира сего смелыми, неслыханными идеями и наряду с этим продающий жизненные тинктуры, сальные эссенции и воду - секрет красоты.
Какое место принадлежит прожектерам в генезисе капиталистического духа, это достаточно очевидно: они - родоначальники всех Лоу, Перейра, Лессепсов, Строусбергов, Саккаров и тысячи тысяч мелких "грюндерских" душ"25, которыми полно наше время. Чего им недоставало и что они уже частью (как мы в отдельных случаях могли заметить) стремились создать сами, это самый круг деятельности: предприятие. Они еще стояли вне делового мира, еще не были сами деловыми людьми, не были сами предпринимателями. Идеи, которые были призваны создать существо капитализма, еще парили, как безжизненные тени, и ожидали часа своего рождения. Он мог прийти только после того, как с ними соединилась идея предприятия, как это подробно будет показано впоследствии.
Сначала мы еще должны ознакомиться с некоторыми другими до- и внекапиталистическими способами добывания денег, которые также оказали значительное содействие развитию капиталистического духа. Я имею в виду:

4. Нажива путем использования денежных средств

Тот, кто уже обладал денежньми средствами, находился в особенном положении. Ему не нужно было ни заниматься разбоем, ни искать спасения в волшебных средствах. Ему представлялись различные возможности с помощью своих же денег приумножить свои деньги: человеку с холодным характером такою возможностью представлялась ссуда денег, человеку с горячим темпераментом - игра. Всегда при этом для него не было необходимости соединяться с другими товарищами для совместной деятельности, а наоборот, он мог оставаться дома в своей одинокой келье: один и вместе с тем единственный кузнец своего счастья. Какое выдающееся, огромное значение имела частная ссуда денег в течение всего средневековья и до настоящего времени, это знает теперь каждый после того, как я обратил на это внимание в моем "Современном капитализме".
Мне не нужно поэтому ничего здесь говорить и о ее распространении. Я хочу только заметить пока бегло, чтобы впоследствии обосновать это подробнее, что ее участие в образовании капиталистического духа двоякое: 1) она вырабатывает в психике тех, кто ею по профессии занимается, своеобразные черты, имевшие большое значениие для образования капиталистического духа, чем она косвенно содействует его развитию; 2) она представляет один из отправных пунктов для возникновения капиталистического предприятия и способствует таким образом непосредственно зарождению капиталистического духа.
Это в особенности ясно в тех случаях, когда посредством ссуды денег оказывается производительный кредит. В таких случаях денежная ссуда
[40]
уже совсем тесно соприкасается с капиталистическим предприятием, которое она почти из себя порождает. Из нее таким путем возникает предприятие по скупке продуктов у мелких производителей, в котором, как мы видим, развивается совершенно своеобразный дух.
Не менее значительно содействовала возникновению капиталистического духа игорная страсть. Правда, игра в кости и карты скорее отклоняла с того пути, на котором он нашел себе развитие. Быстро вошедшая в употребление с конца XVII столетия лотерейная игра (45) также едва ли способствовала его развитию. Зато важным этапом в его развитии явилась биржевая игра, которая в XVII столетии переживает первую эпоху своего расцвета, чтобы затем в начале XVIII столетия достичь полного развития. Не тем, что биржевая игра сама в каком бы то ни было смысле является проявлением капиталистического духа, как это думали. Она имеет к собственно хозяйственной деятельности столь же малое отношение, как карточная или лотерейная игра. Но она обходными путями, как мы увидим, оказала влияние на развитие капиталистического духа.
Представляется необходимым для нас несколько ознакомиться с теми своеобразными психическими явлениями, которые наблюдаются при биржевой игре, и для этой цели я коротко изображу (46) тюльпанную манию в Нидерландах, потому что она в классической чистоте представляет уже все те черты, которые опять возвращаются во всех позднейших периодах массового увлечения только в более крупном масштабе.
В 1554 г. естествоиспытатель Бусбекк вывез тюльпан из Адрианополя в Западную Европу. В Нидерландах, где он также привился, в 1630-х годах внезапно возникла (по известным причинам) страстная любовь к новому растению. Каждый старался приобрести луковицы тюльпанов, вскоре, однако, уже не для того, чтобы обладать ими, а для того, чтобы путем выгодной продажи на них обогатиться. Это послужило поводом к хорошо организованной биржевой торговле, в которой скоро приняли участие все слои населения. В одном старинном сочинении (De opkomst ondergang van Flora, Амстердам, 1643) сказано: "Дворяне, купцы, ремесленники, моряки, крестьяне, носильщики торфа, трубочисты, слуги, работницы, торговки, - все были охвачены одной страстью. Во всех городах были избранные трактиры, замещавшие биржу, где знатные и простые торговались из-за цветов". В 1634 г. (По Джону Френсису) главные города Нидерландов были опутаны торгом, который разорял солидную торговлю, поощряя игру, возбуждал вожделение богатых так же, как жадность бедных, поднимал цену цветка выше его веса в золоте и закончился, как кончаются все подобные периоды, в нищете и диком отчаянии. Многие были разорены и немногие обогатились; на тюльпаны в 1634 г. был такой же яростный спрос, как в 1844 г. на железнодорожные акции. Спекуляция Уже в то время руководилась принципами, подобными нынешним. Сделки заключались на поставку определенных тюльпанных луковиц, и когда, как это случалось, на рынке было только две штуки, то продавали имение и земли, лошадей, волов, всякое добро и имущество, чтобы заплатить разницу. Заключались договоры и платились тысячи гульденов
[41]
за тюльпаны, которых не видали ни маклеры, ни покупатели или продавцы. Некоторое время, как обычно в такие периоды, все наживали и никто не терял. Бедные люди становились богатыми. Люди знатные и простой люд торговали цветами. Нотариусы обогащались, и даже трезвый голландец мечтал видеть перед собой долговечное счастье. Люди самых различных профессий реализовали в деньги свое имущество. Дома и орудия предлагались по бросовым ценам. Страна отдалась обманчивой надежде, что страсть к тюльпанам может продолжаться вечно; и когда узнали, что и заграница охвачена той же горячкой, то поверили, что богатство сконцентрируется у берегов Зюдерзее и что бедность станет сказкой в Голландии. Серьезность этой веры доказывают цены, которые платили: имения ценой в 2500 фл. отдавались за экземпляр известной породы; за другую породу предлагали 2000 фл., за третью платили новой телегой и парой белых коней со всей сбруей. Четыреста ассов (1/20 грамма) тюльпанной луковицы под названием Адмирал Лифкен стоило 4400 фл., 446 ассов Адмирал фон дер Эйк - 1600 фл., 1600 ассов Шильдер - 1615 фл., 410 ассов Висрой - 3000 фл., 200 ассов Семпер Аугустус - 5500 фл. и т.д. Городские регистры Алькмара свидетельствуют, что в 1637 г. сто двадцать тюльпанных луковиц было публично продано в пользу сиротского лома за 90 000 фл. В течение пары лет в одном только городе Голландии было куплено и продано тюльпанов более чем на 10 млн фл.
В 1637 г. наступил внезапный переворот. Доверие исчезло; договоры стали нарушаться; удержание залогов стало обычным явлением. "Мечты о безграничном богатстве исчезли, и те, кто за неделю перед этим были счастливыми обладателями тюльпанов, реализация которых принесла бы им княжеское состояние, печально и недоуменно смотрели теперь на жалкие луковицы, которые лежали перед ними и, не имея сами по себе никакой ценности, не могли быть проданы ни за какую цену".
Тюльпанная мания в Голландии особо поучительна. Не только потому, что она первая из этих спекулятивных увлечений крупного масштаба, но и вследствие того предмета, к которому относилась игорная горячка. Впоследствии этим предметом по общему правилу сделалась акция. Так, прежде всего было вскоре после этого времени в тех обеих крупнейших спекулятивных горячках, которые человечество вообще пережило до сих пор: при основании банка Лоу во Франции и Компании Южного моря в Англии (с 1719 по 1721 г.). Но если хотеть дать себе отчет, в чем заключается сущность дела при подобных эпидемиях игры, то надо как раз отвлечься от понятия акции.
Акция обосновывает право на долевое участие в прибыли какого-нибудь предприятия. И это могло бы легко возбудить видимость, что цены гонит вверх ожидаемая от предприятия прибыль. Это, однако, только лишний внешний повод, чтобы возбудить интерес к бумаге, в то время как настоящая побудительная сила исходит от действующего, в конце концов, совершенно инстинктивно влачения к игре. Малейшее размышление во времена повышательного движения показало бы, что цены акций не находятся более ни в какой зависимости от самой даже фантастической прибыли. Пример:
[42]

30 сентября 1719 г. состоялось, согласно уставу, общее собрание банка Лоу. Ранее был обещан дивиденд в 12% к номинальному капиталу. Это дало бы при тогдашней высоте акций только 1/2% на действительный капитал. Лоу должен был, конечно, опасаться, что, если бы эти цифры стали известны, это привело бы к крушению всего его создания. Он обещал поэтому 40% (которые уже были совершенно фантастичны). Но и эти 40% дали бы на действительный капитал только 1-2/3%.
И что было последствием этих постановлений? Может быть, отрезвление публики? Ничуть не бывало! Как раз после этого общего собрания курс акций начал особенно повышаться и достиг восемью днями позже своей высшей точки в 18 000.
Нет. В подобных процессах мы имеем дело с явным массовым психозом: люди внезапно охватываются лихорадкой, опьянением, старастью, исключающей всякое разумное размышление. Путем взаимного внушения любой какой-нибудь предмет (как это именно в классической форме показывает тюльпан) облекается преувеличенными представлениями о ценности и делается таким образом способным к непрерывному повышению цены. Этот рост цены и есть затем то возбуждающее, средство, которое пробуждает игорную страсть. Эта последняя становится потом такой мощной, что она в конце концов превосходит по своей силе первоначальное побуждение к образованию всего этого явления, именно страсть к наживе, и одна только движет психикой.
Сама по себе, таким образом, биржевая игра или, вернее, действующая на бирже (или в биржевой форме) игорная страсть, как бы она ни проявлялась - в таких ли бурных повышениях цен, как это от времени до времени бывает при повышательном движении какого-нибудь фаворита, или в форме такой мелочной будничной игры, - имеет столь же малое отношение к развитию капиталистического духа или в такой же малой мере представляет эманацию этого духа, как какая-нибудь партия покера и баккара у зеленого стола. Хозяйственная жизнь, которая должна одушевляться капиталистическим духом, наоборот, отмирает под влиянием такой игорной страсти. Это всеобще установленный факт, что именно в прежнее время, как раз в течение больших игорных периодов XVII и XVIII столетий, торговля и транспорт терпели ущерб, потому что носители хозяйственной жизни, вместо того чтобы заботиться о своих делах, сидели по трактирам и вели разговоры о судьбе объектов игры или заключали сделки на желанные акции.
Что все-таки приводит эти своеобразные проявления стремления к наживе в уже отмеченную связь с развитием капиталистического духа, это следующее:
1. Игорная страсть в форме биржевой игры в конце концов все-таки была как бы переработана в предпринимательский дух (являющийся составной частью капиталистического духа): тем, что страсть к игре и Радость от выигрыша проявлялись в таких стремлениях, которые должны были воплотить капиталистическое существо; тем, что дико мятущуюся игорную страсть как бы втискивали в направление капиталистического предприятия, ставили ее как бы на рельсы капиталистических
[43]
интересов. В основе каждого современного спекулятивного предприятия (как мы еще подробнее увидим) есть значительная доля игорного безумия и игорной страсти в связанном и деятельном состоянии. И контакт между учредителями и покупателями акций, который ведь необходим для осуществления известного рода предприятий, устанавливается не в последней степени через часто недостаточно осознанную и скрываемую общую склонность к страстной игре.
2. Развитие биржевой игры чисто внешним образом способствовало тому, что иные духовные силы, принимавшие сильное участие в построении капиталистического духа, вообще смогли достичь полного развития. Я имею в виду уже упоминавшееся пристрастие к прожектерству, которое к концу XVII столетия было распространено во всей Европе и подало непосредственной повод к основанию многочисленных капиталистических предприятий.
Это прожектерство не смогло бы, однако, оказать и приблизительно такого же действия, если бы оно не было объединено с возникающей в то же время биржевой игрой. Она не только представляла те внешние формы, в которых проекты могли проникнуть в действительнось: она делала и умы восприимчивыми к побуждениям, исходившим от прожектеров. Мы имеем счастье снова найти подтверждение этим выводам, добытым из общих соображений и наблюдений, у одного из лучших знатоков дела того времени - Д. Дефо, который отзывается об этих соотношениях следующим образом.
"В конце XVII столетия, - говорит он (и правильность этого предположения подтверждается и другими свидетельствами: это в то время, когда голландские евреи овладевают лондонской биржей (47)), - начала развиваться в Англии торговля ценными бумагами (stockjobbing). Она заключалась вначале в простых и случайных переводах процентов и акций с одного лица на другое. Но стараниями биржевых маклеров, получивших это дело в свои руки (именно евреев), отсюда возникла торговля, и притом такая, которая велась, быть может, с наибольшими интригами, хитростями и кознями, когда-либо осмеливавшимися появиться под маской честности. Ибо маклера, держа сами в руке кубок с костями, делали всю биржу игроками, повышали или понижали цену акций по своему желанию и имели при этом всегда наготове покупателей и продавцов, которые вверяли продажному языку маклеров свои деньги. После того как внезапно выросшая торговля вкусила сладость успеха, обычно сопровождающего всякое новшество, из нее снова зарождается то стоящее вне закона многогранное явление, о котором я говорю (подразумеваются проекты), как подходящее орудие, чтобы дать работу биржевым шарлатанам. Так биржевой торг воспитал прожектерство, и оно за это послужило весьма ревностной сводней для своего молочного брата, пока, наконец, оба не сделались вызывающим раздражение бичом страны" (48).
Этим, однако, мы в нашем изображении уже захватили другие процессы развития явлений, которые мы должны еще сначала проследить от их начатков: я имею в виду возникновение предприятия, которое должно
[44]

быть показано в следующих главах. Ибо до сих пор во всех стремлениях к добыче денег не было еще заложено ничего, подобного предприятию. Все они предпринимались отдельными лицами за свой страх, как мы это установили. Решающим показателем теперь является то, что жажда денег соединяется с предприятием, и из этого соединения собственно только и вырастает капиталистический предпринимательский дух.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология