Примечания

¹      См. Bourdieu (19871), где дается исторический анализ символической революции, приводящей к появлению импрессионистской живописи во Франции XIX в.

²      Уильям Сьюэлл (1980. Р. 19-39) дает детальное историческое толкова­ние понятия metier-ремесло при старом режиме. Его сжатую характери­стику корпоративного языка во Франции XVIII в. стоит процитировать, поскольку она содержит два ключевых измерения понятия ремесло со­циолога в понимании Бурдье: «Профессионалов-ремесленников можно определить как людей, находящихся в точке пересечения области ручно­го труда и области искусства и интеллекта».

³     См. некролог, написанный Бурдье в «Le Mond» (1983e) в связи с нео­жиданной смертью Гофмана. См. также Boltanski (1974).

⁴     См. дискуссию Бурдье (1968Ь) в работе «Структурализм и теория соци­ологического знания», где он выражает свою признательность и говорит о своих отличиях от структурализма как социальной эпистемологии.

⁵     См. Бурдье (1990а). Коннертон (1989) выдвигает эффективную и не­многословную защиту этой аргументации; см. также Джексон (1989. Гл. 8).

⁶ См. Кюн (1970), Латур и Вулгар (1979). В этом вопросе его поддер­живают также Роуз (1987) и Трэвик (1989). Дональд Шон (1983) по-• ; казывает в своей работе «Рефлексирующий практик» («Reflective Practitioner»), что профессионалы (в менеджменте, инженерном деле, архитектуре, городском планировании и психотерапии) знают боль­ше, чем они могут выразить словами; как компетентные практики они «применяют разновидность знания-ио-опыту, которое по большей ча­сти является невыразимым» и полагаются на импровизацию, которой они научаются скорее на собственном опыте, чем на основе выучен­ных в высшей школе формул.

⁷     См. Бурдье (1990g) и Брюбэкер (1989а), где теория Бурдье анализи­руется в качестве действующего научного габитуса.

⁸     Английское слово «эссе» (essay) не равнозначно слегка уничижитель­ной коннотации французского слова «диссертация» (dissertation) как пустого и беспричинного дискурса.

9     См. Парсонс (Parsons, 1937), Александер (Alexander, 1980-1982; 1985) и работу Александера (Alexander, 1987b) «Двадцать лекций» («Twenty Lectures»), которая появилась в результате неоднократно прочитанного студентам курса лекций.

¹⁰     Для дальнейшего разъяснения см. Bourdieu (1988e). Поллак бегло анализирует работы Лазарсфельда с целью экспортирования позити­вистской социальной науки — правил и институтов — за пределы Со­единенных Штатов.

¹¹     У Кольмана (1990) можно найти материал, изобилующий биографи­ческими реминисценциями по поводу этих двух полюсов в социоло­гии Колумбийского университета, о восстановлении между ними дру­жеских отношений и взаимной легитимации в 1950-е гг.

¹²     См. анализ Бурдье (1990d) дискурсивного взаимодействия между продавцами и покупателями домов и для контраста сравните его структурный конструктивизм с непосредственным интеракционистс-ким дискурсом — аналитическая основа Щеглова (1987).

¹³     «Дайте молоток ребенку, — предупреждает А. Каплан (1964. Р. 112), — и вы увидите все то, что все покажется ему достойным, чтобы уда­рить по нему». Вполне уместно здесь обсуждение Э. Хюгесом (1984) «методологического этноцентризма».

¹⁴     Читатель узнает здесь известный французский девиз мая 1968 г. — «запрещено запрещать».

¹⁵     Для более глубокого понимания см. Бурдье (1985а, 1987Ь, 1989е). Бурдье использует работу логика П. Ф. Страусона (1959) для обоснования своей реляционистской концепции социального пространства и эпистемологического статуса индивидов в нем.

¹⁶     Структурным эквивалентом для Соединенных Штатов могло бы быть нечто подобное «проекту, посвященному членам банды южной окра­ины Чикаго».

¹⁷     О поисках локуса власти см. работу Р. Даля (1961) «Кто правит?», а также дебаты по поводу структуры общинной власти — взгляд «сверху». Взгляд «снизу» представлен традицией проктологической историографии и современной антропологии (Скотт, 1985). О локусе лингвистического изменения см. Лабов (1980).

¹⁸    О поле власти см. Бурдье (1989а), а также часть 1 раздела 3 данной работы; о столкновении между «художниками» и «буржуазией» в кон­це XIX в. во Франции см. Бурдье (1983d; 1988d), а также Шарль (1987).

¹⁹     Французские Grandes ecoles — это элитные высшие школы, стоящие особняком от обычной университетской системы. К ним относятся: Национальная высшая школа администрации (Ecole nationale d'administration, ENA), которая готовит высших гражданских служащих, открыта в 1945 г.; Высшая коммерческая школа (Ecole des hautes etudes commerciales, НЕС), созданная в 1881 г., которая готовит адми­нистраторов и экспертов по бизнесу; Политехническая школа (Ecole Polytechnique) и Центральная школа (Ecole Centrale) — для инжене­ров, открытые в 1794 г.; и Высшая педагогическая школа, которая го­товит преподавателей и университетских профессоров. Поступление в эти школы осуществляется на основе очень строгих конкурсных эк­заменов после 1-4-летнего специального послешкольного обучения.

²⁰    Пьер Бурдье окончил Высшую нормальную школу (выпускников ко­торой называют во Франции normalien) в 1954 г., на три года позже Фуко, на год раньше Жака Дерриды и одновременно с историком Ле Руа Ладюри и теоретиком литературы Жераром Женеттом.

²¹     См. Бурдье (1971Ь) и «Дьявол Максвелла: структура и генезис рели­гиозного поля» в работе Бурдье (а), которая должна скоро выйти.

²²     Сходным образом Шарль (1990) показал, что «интеллектуалы» в ка­честве современной социальной группы, схемы восприятия и поли­тической категории — недавнее «изобретение», которое возникло во Франции в конце XIX в. и приняло определенную форму в процессе дела Дрейфуса. Для него, так же как и для Бурдье (1989d), следстви­ем неразборчивого применения данного понятия к мыслителям и пи­сателям прежних времен оказывается либо анахронизм, либо совре-' менный анализ, который заканчивается непониманием исторической неповторимости «интеллектуалов».

²³      По-французски это будет science demi-savante.

²⁴     Превосходным примером могут служить исследования поля беднос­ти в США, появление которых было во многом побочным следстви­ем «войны с бедностью» в 1960-е гг. и вытекавших из нее требований государства к изучению проблематики бездомных. Под влиянием Ко­митета экономических возможностей (Office of Economic Opportunity) новое официальное определение проблемы способствовало тому, что существовавшая прежде социально-политическая проблема превра­тилась в общепризнанную сферу «научного» исследования, в резуль­тате десятки ученых — особенно экономисты — были привлечены к работе в новых исследовательских центрах, журналах, на конферен­циях, посвященных проблеме бедности и ее общественному регули­рованию, что, в конечном счете, привело к институционализации высоко технической (и в высшей степени идеологической) дисцип­лины «анализ публичной политики». Следствием появления этой дисциплины стало не только некритичное принятие социальными учеными бюрократических категорий и проводимых правительством измерительных процедур (типа известной федеральной «прямой бед­ности», продолжающей определять границы дискурса, несмотря на то, что довольно часто она оказывается все в большей степени кон­цептуально непригодной), но также и их тревог (не заставит ли полу­чение пособия бедняков меньше работать? разделяют ли получатели общественной помощи культурные ценности или они ведут себя, нару­шая «главные» нормы? каковы самые экономичные средства, чтобы сделать их «самодостаточными», т. е. социально и политически неви­димыми?), которые реифицировали моральное и индивидуалистичес­кое восприятие бедности, превратив ее по преимуществу в «научные факты» (Катц, 1989:112, 23). Хэвмэн (1987) приводит наглядное под­тверждение того, как в этом процессе федеральное правительство меняет и само лицо социальной науки in toto: в 1980 г. исследования по бедности поглотили, по меньшей мере, 30% от общей суммы, вы­деленной на все федеральные исследования по сравнению с 6% в 1960 г. Нынешнее распространение дискурса «на низшие слои населения» — хорошая иллюстрация того, как значительные денежные поступления от фондов могут заново определить предмет социальной научной дискуссии без какого бы то ни было критического об­суждения предпосылок нового заказа.

²⁵     Кроме того, это хорошо видно и по изменениям категорий, использу­емых для классификации книг в обзорном журнале «Современная со­циология», и по изменениям заголовков глав в справочниках (напри­мер, Смелзер, 1988), и в статьях энциклопедий социальной науки. Классификация тем в «Социологическом ежегоднике» («Annual Review of sociology») — хороший пример смешения повседневных, бюрократических и весьма произвольных подразделений, пришед­ших из (академической) истории дисциплины: редко кто может рет­роспективно придать некую (социо)логическую последовательность направлению, к которому он относит предмет своего исследования.
Открывает любой том категория «Теория и методы», как всегда, пре­вращающаяся в отдельную самостоятельную тему. Затем идут «Со­циальные процессы» — категория настолько широкая, что трудно ,. представить то, что в нее не попадает; «Институты и культура» — тема, которая превращает культуру в отдельный объект. Почему «Формальные организации» были отделены от «Политической и эко­номической социологии» — непонятно; то, как они, в свою очередь, отличаются от «Стратификации и дифференциации», — тоже дело спорное. У «Исторической социологии» есть сомнительная привиле­гия быть выделенной в отдельную специальность. (Предположитель­но, на основе метода, но тогда почему бы ее не объединить с «Теори­ей и методами» и почему у других подходов нет «своих секций?) • Почему именно «Социология мировой религии» имеет заголовок, общий для всей социологии, — загадка. «Политика» — прямое след-... ствие заказа бюрократического государства на социальное знание. И увенчивающей все другие категории в своем освящении здравого смысла является рубрика «Индивид и общество».

²⁶     См. соответственно Ленуар (1980), Болтански (1979), Гарригу (1988), Бурдье (1977а. Р. 36-38, 188), и Сайяд (1985).

²⁷     Хотя позиция Бурдье может показаться сходной с «социально-конст­руктивистским» подходом к социальным проблемам (Шнайдер, 1985; Гусфильд, 1981; Спектор и Кщусе, 1987), она существенно отлича­ется от последней тем, что основание социального процесса симво­лического и организационного конструирования она видит в объек­тивной структуре социальных пространств, в рамках которого это конструирование и происходит. Это обоснование работает на уровне позиций и диспозиций тех, кто создает, и тех, кто принимает это утверждение. Бурдье является сторонником не «строгой», или «контек­стуальной» конструктивистской позиции (определение которой дает Бест, 1989. Р. 245-289), а «структурного конструктивизма», который причинно связывает процесс создания утверждений и их продуктов с объективными условиями. См. Шампань (1990) в связи с анализом социального конструирования «общественного мнения» в рамках этих направлений.

²⁸     Кристин Люкер (1984) и Фэй Гинзбург (1988) предлагают детальные исторические и этнографические описания социального контруиро-вания аборта как общественной проблемы на политическом и массовом уровне. У Поллака (1988а) можно найти анализ общественного конструирования связи между СПИДом и гомосексуализмом в совре­менном французском политическом дискурсе. Болтански освещает условия эффективности стратегии, цель которой — превратить персональные инциденты и нарушения в социально признанные вопро­сы и несправедливости в своей важной статье о «Разоблачении» (Бол­тански, Дарэ, Шильтц, 1984; Болтански, 1990).

²⁹     См. весь выпуск за март 1990 г. журнала «Ученые труды в социальных науках» («Actes de la recherche en sciences sociales), посвященный «экономике жилья» («The Economics of Housing») (Бурдье, 1990b, 1990c, 1990d; Бурдье иДе сен Мартэн, 1990; Бурдье и Кристин, 1990).

30     в тексте это тоже по-английски: здесь Бурдье играет словами «.grants» (гранты) и «for granted» (само собой разумеющееся), чтобы подчерк­нуть органическую связь между материальным и когнитивным пере­сечением проблематики.

³¹     С тех пор как опросы общественного мнения появились во француз­ской политической жизни, Бурдье был усердным, а зачастую и едким критиком их социального назначения. Его статья 1971 г. с провокаци­онным названием «Общественное мнение не существует» (Бурдье, 1979е) была перепечатана во многих сборниках и журналах и переве­дена на 6 языков. Эта проблема снова поднималась в работе «Наука без ученого» (Бурдье, 1987а. Р. 217-224).

32     Или, по выражению Витгенштейна (1977. Р. 18): «Язык расставляет всем одну и ту же ловушку; это огромная сеть легко доступных оши­бочных поворотов». Этот взгляд разделял Элиас (1978а. Р. 111), кото­рый считал «наследуемые структуры речи и мысли» одной из самых серьезных помех для науки об обществе: «Средства мышления и речи, доступные в настоящее время социологам, по большей части не соответствуют задаче, которую им следует решить». Вслед за Бенд­жамином Ли Уорфом он, в частности, отмечал, что западные языки стремятся актуализировать имена существительные и объекты за счет отношений и свести процессы к статическим состояниям.

³³     Другим примером может быть бюрократическое введение и последу­ющая реификация «прямой бедности» в социальной «науке» Соеди­ненных Штатов (Бигли, 1984; Катц, 1989. Р. 115-117).

³⁴    Морис Хальбвакс (1972. Р. 329-348) уже давно показал, что нет ни­чего «естественного» в категории возраста. Пиалу (1978), Тевено (1979), Можер и Фоссе-Поллиак (1983) и Бурдье (1980Ь. Р. 143-154) в своей работе «Молодежь есть не что иное, как слово» разрабатыва­ют этот аргумент в случае с молодежью. Шампань (1979) и Ленуар (1978) применяют его в социально-политическом конструировании понятия «пожилые». Бесчисленные исторические исследования тен­дерных отношений продемонстрировали в последние годы произ­вольность категорий «мужской» и «женский»; возможно, самым впе­чатляющим из всех является исследование Джоан Скотт (1988); см. также несколько статей, опубликованных в двух выпусках «Ученые труды в социальных науках» («Actes de la recherche en sciences sociales») относительно категорий «мужской»/«женский» (июнь и сен­тябрь 1990). Более широкую дискуссию о борьбе за определение «ес­тественных» категорий см. Ленуар (Шампань, 1979. Р. 61-77).

³⁵     См. два выпуска «Ученые труды в социальных науках» («Actes de recherch en science sociales») по праву и легальным экспертам, № 64 (сентябрь 1986) и № 76/77 (март 1989, особенно статьи Ива Дизали, Алана Банко и Энн Буажеоль).

³⁶    Понятие поля объясняется подробно в 2 части раздела 3 настоящей работы. См. Болтански (1984а и 1987) для глубокого изучения орга­низационного и символического создания категории «кадры» во французском обществе; см. также Шарль (1990), который писал об интеллектуалах по тем же самым аналитическим направлениям.

³⁷     Например, Сартр господствовал и в свою очередь испытывал свое собственное господство во французском интеллектуальном поле 1950-х гг. (см. Бошетти, 1988; Бурдье, 1980е, 1984Ь).

³⁸     Энергичные усилия Питера Росси (1989. Р. 11-13) покончить с произвольным в социальном смысле определением «бездомности», встречающимся в «научных» исследованиях, — хороший пример по­зитивистского простодушия, известного слепотой к своим собственным исходным предпосылкам (включая предпосылки о существова­нии своего рода платонической сущности бездомности). Вместо того чтобы (как минимум) показать, как различные определения создают разной величины населения, композиции и траектории, и вместо того чтобы проанализировать политические и научные интересы, которые выражает точка зрения, противоположная их собственной, Росси до­вольствуется тем, что отстаивает ex cathedra свое определение, при­способленное к существующим данным и предубеждениям. В своей борьбе за «операционализацию» понятия, заимствованного из повсед­невного дискурса, которая осуществляется таким образом, что по­вседневный дискурс не только не подвергается сомнению, но получает подкрепление, Росси стремится достичь соответствия с обыденным здравым смыслом, с научным здравым смыслом и с практическими ограничениями бюрократического обследования. Он не объясняет ни­чего такого, что «легко позволило бы увязнуть в академических эк­зерсисах по части определений»: «Я воспользуюсь определением без­домности, которое скрывает сущность этого термина и которое к тому же удобно использовать в реальном исследовании. Хотя мое окончательное мнение состоит в том, что бездомность — это воп­рос степени, я вынужден использовать самое распространенное в социально-научных исследованиях определение бездомности, на ко­торое я опираюсь... Есть несколько весьма убедительных логических причин, по которым большинство исследований о бездомных практи­чески приняли это определение». Конструирование— хотя в данном случае уместнее было бы говорить о разрушении — его объекта не сопровождается ни какими-то видимыми артикуляциями феномена, ни теоретической проблематикой его причин и различий. Оно завер­шается созданием «довольно узкого определения, которое, по сути дела, заимствует и ратифицирует определение государственной бюрок­ратии, чей интерес в нормализации и минимизации феномена подроб­но документирован: он сосредоточен главным образом на наиболее до­ступных из бездомных, клиентах агентств типа приютов, столовых, медицинских клиник, которые предназначены для бездомных». Это конструирование исключает всех тех, кого государство не хочет счи­тать настоящими бездомными (обитателей госпиталей, тюрем, плат­ных интернатов для престарелых и всех «не имеющих надежного пристанища»), включая людей, вынужденных арендовать или времен­но пользоваться комнатами в жилище своих родителей, друзей и т. д.) Позитивистское проявление изобретательности достигает своей выс­шей точки, когда Росси заменяет обыденную, повседневную катего­рию «бездомности» современным «социологическим выражением» (Мертон) «крайняя бедность», которая определяется здесь в том же самом значении самоочевидности (и той же самой самоуверенной произвольности), как всех тех, имеющих доход ниже 75% от «офици­альной черты бедности», — другого бюрократического конструкта. Таким образом, бездомность и бедность превращаются из социаль­но-политического состояния — системы исторических отношений и категорий, являющихся следствием борьбы за производство и раз­мещение социального богатства, — в состояние, измеряемое с помо­щью точных и ясных мельчайших переменных, позволяющих счи­тать, делить и дисциплинировать индивидов.

³⁹     О последних изменениях социального определения и функций ле­гальных экспертов см. Дизали (1989); о борьбе за право определять, кто является писателем во Франции XVII в., см. Виала (1985); о труд­ностях с признанием женщин-писателей в качестве таковых см. де Сен Мартэн (1990Ь).

⁴⁰     Дальнейшую дискуссию см. часть 2 раздела 1 настоящей работы. Не­трудно понять, как такой консерватизм может, при определенных ис­торических условиях, превратиться в свою противоположность, что и показал Кэлхаун (1979) своей ревизионистской критикой Томпсо-новского анализа возникновения английского рабочего класса; док-сическое мировоззрение, т. е. не задающая вопросов, унифицирован­ная культурная традиция, может, будучи поставлена под сомнение, выработать когнитивные механизмы, необходимые для радикального коллективного действия.

⁴¹     Используя имя Мольеровского врача, который говорит на вычурном и неправильном латинском в «Le Bourgeois gentilhomme».

⁴²     Эта точка зрения развивается полнее в работах Бурдье (1986а, 1986с).

⁴³     Об использовании социальной науки и псевдосоциальной науки в «но­вом политическом пространстве» Франции см. Шампань (1988, 1990).

⁴⁴     Понятие «эпистемологический прорыв» (так же, как понятие «эпис-темологический профиль»), которое многие англо-американские чи­татели ассоциируют с именем Альтюссера (или Фуко), обязано своим происхождением Гастону Башляру, и оно весьма широко использова­лось Бурдье задолго до структуралистского марксизма (центральный статус это понятие приобрело в работе Бурдье, Шамборедона и Пассерона (1973), первоначально опубликованной в 1968 г.).

⁴⁵     Об этом понятии см. работы Бурдье «Практический смысл» (Бурдье, 1990а), «Homo academicus» (Бурдье, 1988а), Бурдье (1978а) и часть 2 раздела 1 данной работы.

⁴⁶     Это то, что Бурдье (1985d) называет «рынком ограниченного произ­водства» в отличие от «генерализированного рынка», где культурные процедуры подчиняют свою деятельность публике в целом.

⁴⁷     Всякий раз в ночь национальных выборов главные телеканалы Фран­ции устраивают специальные программы, где известные политики, политологи, журналисты и политические комментаторы интерпрети­руют и обсуждают предполагаемые результаты голосования и их зна­чение для политического развития в стране. Такие программы почти универсально опознаются французскими телезрителями и представ­ляют собой все более влиятельное средство политического действия.

⁴⁸     Понятие «лингвистический рынок» объясняется в работе Бурдье (1990f) и в данной работе — часть 2 раздела 5.

<<назад Содержание дальше >> Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология