Парсонс Т. Система современных обществ

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава пятая. НОВОЕ ЛИДИРУЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО И НОВЕЙШАЯ СОВРЕМЕННОСТЬ

Промышленная и демократическая революции были частью великого преобразования, в ходе которого шаг за шагом сдавались институциональные бастионы социальной системы, находящейся , на начальной стадии модернизации. Европейские монархии выжили только там, где они стали конституционными. Аристократия все еще подает признаки жизни, но главным образом в неформальных компонентах стратификационных систем, нигде не являясь центральным элементом структуры. Все еще существуют государственные церкви, но только на такой менее модернизованной периферии, какую представляют собой Испания и Португалия, где еще сохраняются строгие ограничения религиозной свободы. Общая тенденция состоит в движении к вероисповедальному плюрализму и отделению церкви от государства, хотя в коммунистических странах здесь существуют особые проблемы. Промышленная революция сместила центр организации экономической жизни из сельского хозяйства, из торговли и ремесел небольших городских поселений и раздвинула рынки.

В итоге при наступлении эпохи современности в ее «зрелых» формах настолько ослабились аскриптивные рамки, заданные монархией, аристократией, государственными церквами и экономикой, ограниченной родственными и локальными связями, что эти рамки перестали оказывать решающее влияние. Напротив, все воз-растающе важными становились некоторые характерные для современной системы элементы, в какой-то степени уже получившие развитие к XVIII в. В первую очередь это относится к универсалистской правовой системе и светской культуре, распространившейся по всему западному миру благодаря Просвещению. В ходе дальнейшей модернизации политических сторон социетального сообщества выделялись принцип добровольной ассоциации, национализм, гражданство и представительность власти. В сфере

116

экономики произошла дифференциация рынков по факторам производства, прежде всего появился рынок труда. Трудовые услуги, предполагающие «занятость», все в большей мере стали оказываться через нанимающие организации, структурно выделившиеся из домашних хозяйств. Появились новые модели эффективной организации специализированных функций, такие, как администрация (государственная и военная) и рыночная экономика. Демократическая революция непосредственным образом стимулировала развитие первой, промышленная революция — второй. Вебер предвидел, что на каком-то последующем этапе эти две модели должны слиться в виде бюрократизации капиталистической экономики 1 . Они, однако, начали сливаться и в других контекстах, а именно в том, что эффективность, свойственная современной системе, имеет в своей основе связи типа добровольных ассоциаций. Мы уже видели, что структурный образец, характерный для современности, изначально сформировался на северо-западе Европы, а на северо-востоке ее — в Пруссии — некоторое время спустя возникла вторичная модель. Поразительно сходным оказался ход событий на следующей основной фазе модернизации. Соединенным Штатам, «первой новой державе», довелось играть роль, примерно сопоставимую с ролью Англии XVII в. 2 Америка была благоприятной почвой и для демократической, и для промышленной революций, а также для более тесного их соединения, чем это было возможно в Европе. Ко времени приезда А. Токвиля здесь уже был достигнут синтез французской и английской революций. Соединенные Штаты были таким «демократическим» обществом, о каком мечтали все, за исключением разве что французских отъявленных революционных радикалов, а по уровню индустриализации они превзошли Англию. Поэтому в нашем последующем изложении мы сосредоточимся на Соединенных Штатах.

СТРУКТУРА СОЦИЕТАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА

За изменениями, обозначенными в предыдущих разделах книги, стояли специфичные религиозное устройство и социетальное сообщество. В Соединенных Штатах сложились условия для дальнейшего отхода от основных аскриптивных институтов раннесо-

1 Weber M. The theory of social and economic organization. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1947.

: Lipset S.M. The first new nation. N . Y .: Basic Books , 1963.

117

временного общества: монархии с ее «подданными», а не гражданами; аристократии; государственной церкви; экономики, работающей на местный рынок и на основе минимального разделения труда; этнически определенного социетального сообщества, или «нации».

Американская территория была первоначально заселена одной определенной группой мигрантов. Это были «нонконформисты», не столько спасавшиеся от преследований, сколько искавшие большей религиозной независимости, чем у себя на родине 3 . В большинстве своем они придерживались пуританских убеждений, которые М. Вебер считал ядром «аскетического» протестантизма. В разных колониях, однако, они подразделялись на множество течений и сект.

В ранний период, и особенно в конгрегационистском Массачусетсе, каждая из многочисленных колоний учреждала свою собственную церковь. Но при этом шло распространение (решающая его фаза произошла накануне Войны за независимость 4 ) представлений о церкви как о добровольной ассоциации верующих, хотя в Массачусетсе полное разгосударствление произошло лишь поколение спустя. Религиозный плюрализм взятых в целом тринадцати колоний и рациональная в духе Просвещения культурная атмосфера создали условия для принятия первой поправки к конституции, предписывавшей (впервые со времени институци-онализации христианства в Римской империи) отделение церкви от государства 5 .

Религиозный плюрализм, выражавшийся в различиях между колониями, быстро превратился в плюрализм внутри колоний, в противоположность принципу cuius regio , eius religio . Этот плюрализм способствовал созданию обстановки веротерпимости, а в конце концов и полному включению непротестантских элементов, в особенности очень крупного католического меньшинства и относительно немногочисленного, но влиятельного иудаистского 6 . В недавнее время это включение получило символическое выражение

1 Miller P . Errand into the wilderness . N.Y.: Harper, 1964.

4 Ibid.; См .: Loubser J.J. The development of religious liberty in Massachusetts / Unpubl. doctoral dissertation. Harvard University , 1964; Heimert A. Religion and the j American mind: From the great awakening to the revolution. Cambridge ( Mass. ): Har- ' vard Univ. Press, 1966.

5 Miller P. The life of the mind in America : From the revolution to the Civil War. ; N.Y.: Harcourt, 1965.

6 Herberg W. Protestant, Catholic, Jew. Garden City; N.Y.: Anchor, 1960; Parsons T. Some comments on the pattern of religious organization in the United States //Parsons T. Structure and process in modern societies. N . Y .: Free Press , 1960.

118

в избрании на президентский пост католика Дж. Ф. Кеннеди. Таким образом, американское общество пошло дальше Англии и Голландии в дифференциации организованной религии от социе-тального сообщества, и это имело много важных последствий. В частности, сформировавшаяся в XIX в. общественная система образования была системой светского образования. Вокруг этой проблемы никогда не возникала, как во Франции, серьезная политическая борьба.

Параллельные изменения произошли и в этническом составе, то есть в еще одной исторической опоре «национальной» идентичности. Долгое время Соединенные Штаты были англосаксонским обществом, которое терпимо относилось к своим членам другой этнической принадлежности и обеспечивало им юридические права, но избегало полного их включения в свой состав. Проблема эта обострилась в период примерно с 1890 г . до начала первой мировой войны, когда в страну прибыло несколько волн эми-грантов-неанглосаксов из Южной и Восточной Европы, преимущественно католиков и иудеев 7 . Хотя процесс включения в нынешнем веке все еще не завершился, но социетальное сообщество уже стало этнически плюралистическим.

На ранней стадии включения по-прежнему находятся негры. Основная масса негритянского населения до наших дней была социально и географически сегрегирована на сельскохозяйственном Юге — регионе, еще со времен Гражданской войны значительно изолированном от остального американского общества. Только в самое последнее время Юг претерпел стремительную «модернизацию» благодаря включению в общество и массовой миграции негров в города Севера и Запада. Все это стимулировало дальнейшее углубление этого процесса, что порождало острые противоречия. Но несмотря на это, со значительной долей уверенности можно прогнозировать, что в долговременной перспективе следует ожидать успешного включения негритянского населения в американское социетальное сообщество 8 .

Одной из причин, почему американское сообщество стало уходить от самоидентификации в виде белого англосаксонского протестантского сообщества, было то, что эта формула — «БАПС» никогда и никоим образом не была абсолютной. Не только ирландцы говорили на английском, к тому же среди англосаксов было

' Handlin О . The uprooted. N.Y.: Grosset & Dunlap, 1951.

s Parsons T. Full citizenship of the Negro American?//The Negro American/Ed.by T. Parsons. Boston : Houghton - Mifllin , 1966.

119

много католиков, так же как среди негров — много протестантов. Плюрализму также способствовала социализация новых иммигрантских групп в духе более общих ценностей всего американского сообщества.

Совершенно ясно, что подобные тенденции открывали возможность устранения нестабильности, порождаемой этническим национализмом, и обеспечения надлежащего разграничения со-циетального сообщества и государства. Но полиэтническим системам присуща одна особая трудность. Поскольку решающим признаком этнической принадлежности является язык, то право каждой этнической группы плюралистического сообщества пользоваться своим языком может стать причиной разрушительных внутренних противоречий, как это видно в конфликтах между валлонами и фламандцами в Бельгии и между англичанами и французами в Канаде 9 . Там, где язык одной этнической группы становится языком всего сообщества, для членов других групп это может служить источником серьезной напряженности. Тем не менее в единстве языка имеются колоссальные преимущества. Успешное принятие единого языка всем многоэтническим сообществом зависит, вероятно, от двух главных факторов. Во-первых, от того, каким приоритетом пользуется этническая группа, чей язык становится языком всей страны. Во-вторых, от числа конкурирующих языков; если их много, это способствует назначению одного из них на роль «официального». В двух известных «сверхдержавах» XX в. их социетальные сообщества вышли за пределы простых этнических оснований и приняли единый язык.

Первоначальными поселенцами на американской территории были англоязычные колонисты из Великобритании. Другие языковые группы были небольшими и географически локализованными: голландцы проживали в Нью-Йорке, французы — на отдаленных заставах и в Луизиане, испанцы — во Флориде и на юго-западе. Никто из них не мог претендовать на то, чтобы навязать свой язык американскому обществу в целом в качестве второго языка. Первой крупной этнически отличной группой иммигрантов были католики-ирландцы, говорившие на английском (кельтский был романтическим пережитком, а не реальным языком ирландских иммигрантов). По мере того как стали прибывать группы неанглоязычных католиков, ирландцы оказывали на них давление в сторону ассимиляции в англоязычное сообщество, противясь, в частности, созданию иноязычных приходских школ. Дей -

4 Kohn H. The idea of nationalism. N.Y.: Macmillan, 1961. 120

ствительно, трудно вообразить, как могли бы обеспечиваться общие интересы католиков, если бы католическая популяция была расколота на языковые группы.

Протестантские иммигранты (например, скандинавы) обычно ассимилировались довольно легко, и язык здесь не был значительным препятствием. Евреи в больших количествах стали переселяться довольно поздно, и они не привносили с собой какой-либо один из основных европейских языков. К тому же их численность никогда не превышала пяти процентов от всего населения. Таким образом, Соединенные Штаты сохранили английский язык как общий язык всего социетального сообщества без того, чтобы у людей возникало чувство, что им «навязана» англосаксонская гегемония.

В результате в Соединенных Штатах успешно установилось довольно хорошо интегрированное социетальное сообщество на основах, не являющихся по преимуществу этническими или религиозными. Несмотря на разнообразие своего населения, страна избежала борьбы этнолингвистических или религиозных сообществ за политическую независимость или «равные права» в таких масштабах, которые могли бы подорвать сплоченность объединяющего всех единого сообщества.

Важное и в чем-то параллельное развитие претерпела американская модель аскриптивной стратификации, в особенности по сравнению с европейскими моделями, типичным представителем которых была аристократия. Американское же население было поголовно неаристократическим по происхождению, а местная аристократия здесь не сложилась 10 . К тому же значительная доля людей, принадлежавших к высшим по происхождению слоям, покинула страну во время Американской революции. Конституцией было запрещено присвоение титулов, а такие факторы, как земельная собственность и богатство, не получили законного признания в качестве критериев для доступа к правительственным должностям и власти. Хотя американское общество внутренне всегда делилось на классы, оно никогда не страдало от пережитков аристократии и крепостничества, так долго сохранявшихся в Европе; что-то близкое европейской ситуации проявилось на Юге. Более богатые и лучше образованные группы были шире представлены в правительстве, но при этом всегда присутствовало и настойчивое популистское давление, имелись также относительно высокая политическая мобильность и продвижение с помощью нажитого богатства, а позднее — образования.

10 Rossitcr С . Seed time of the republic. N . Y .: Harcourt , 1953.

121

Так, американское общество без сколько-нибудь заметных революционных потрясений рассталось с традицией аристократизма. В нем также отсутствовало наследие европейского крестьянства. По мере развития индустриального рабочего класса в нем никогда не вызревало что-либо подобное европейскому уровню «классового сознания», во многом благодаря отсутствию аристократических и крестьянских элементов".

Американская система также далеко ушла вперед в дифференциации государства и социетального сообщества. Для такой дифференциации необходимо, чтобы право на замещение должностей было освобождено от аскриптивных моментов, от привязки к монархии и аристократии, и связано с принципом достижения. Далее, власть должна быть ограничена легально определенными полномочиями должности так, чтобы частные прерогативы, имущественные интересы и тому подобное были строго отделены от должностных. Наконец, принцип выборности требует, чтобы должностные лица зависели от поддержки избирателей; потеря должности в результате поражения на выборах является здесь неизбежным риском. Одним из первостепенных механизмов порождения и поддержания такой дифференциации стала независимость правовой системы от исполнительной и законодательной ветвей власти.

Связь между государством и стратификацией сообщества выразилась в еще одном механизме. Обретя независимость, нация выбрала республиканскую форму правления (с тщательно проработанными предосторожностями против абсолютизма) 12 , связанную с социетальным сообществом посредством избирательного права. Хотя поначалу это право было ограничено, в основном имущественным цензом, оно быстро расширялось и относительно рано, в начале XIX в., стало всеобщим правом для мужчин, за исключением негров. Высшая государственная власть всюду была передана избираемым должностным лицам — президенту и членам Конгресса, губернаторам штатов и членам местных законодательных органов. Единственным исключением было назначение федеральных (а затем все чаще и штатных) судей, причем ожидалось или формально оговаривалось, что это должны быть профессиональные юристы.

Вскоре сложилась отчетливо соревновательная партийная система, основанная на участии в политике широких сегментов со-

" Hartz L. The liberal tradition in America . N.Y : Harcourt, 1955. i: Rossiter C. Op. cit.; Jensen M. The articles of confederation. Madison : Univ . of Wisconsin Press , 1940.

122

циетального сообщества 13 . Она была относительно текучей, ориентированной на плюралистическую структуру «групп интересов», а не на устойчивые солидарности регионального, религиозного, этнического или классового типа, более характерные для Европы.

Социетальное сообщество должно соотноситься не только с религиозной и политической системами, но и с экономикой. В Соединенных Штатах факторы производства, включая землю и труд, были относительно свободны от аскриптивной зависимости и федеральная конституция гарантировала беспрепятственное перемещение трудовых ресурсов и передачу прав собственности на землю из штата в штат. Такая свобода способствовала достижению высокой степени разделения труда и развитию расширяющейся рыночной системы. Тем самым были подорваны виды экономической деятельности с локальной и традиционной ориентацией и аскриптивные общинные структуры, в рамках которых они протекали, что имело важные последствия для стратификационной системы; по мере того как эта система укоренялась в структуре занятости, она продвигалась к универсализму и открытой классовой структуре, но никак не к радикальному эгалитаризму.

Возникшее в результате всех этих процессов американское со-циетальное сообщество было в первую очередь построено на принципе добровольной ассоциации. Эта характерная черта обусловлена определенными особенностями ценностной системы. Универсализм, в раннесовременную эпоху наиболее «чисто» проявившийся в этике аскетического протестантизма, оказал сильное и продолжительное «ценностное давление», склонявшее сообщество к включению в себя иноверия, которое к настоящему времени охватило весь иудео-хрис-тианский мир и начинает распространяться за его пределы. Конечно, будь момент включения единственным, он мог бы привести просто к некой статичной универсалистской веротерпимости. Однако его дополняла активистская убежденность в возможности построения хорошего общества в соответствии с волей Божьей, именно эта приверженность лежит в основе стремления овладеть всей социальной средой в полном объеме путем расширения территорий, роста экономики, накопления знаний и т.д. Соединение этих двух компонентов имеет самое прямое отношение к той преимущественной важности, какую имеет принцип добровольной ассоциации в современной социальной структуре с такими наиболее заметными ее чертами, как политическая и «социальная» демократия.

13 Chambers W.N. Political parties in a new nation. 1776-1809. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1963; McCormick R. P. The second American party system. Chapel Hill : Univ . of North California Press , 1966.

123

В Соединенных Штатах значение принципа ассоциации было усилено за счет постепенного освобождения от таких структурообразующих аскриптивных образований, как этническая группа и социальный класс. На раннесовременной стадии наиболее важной основой сообщества в Европе была этнонациональная принадлежность. Однако по всей Европе совпадение между этнической принадлежностью и территориальным принципом ее организации не было полным. Этноцентрический «национализм» поэтому не стал адекватной заменой религии как основы социетальной солидарности, хотя важность его возрастала по мере «секуляризации» и включения религиозного многообразия в рамки единой политической юрисдикции.

Наиболее значимой новой основой для включения в социе-тальное сообщество стало гражданство, получившее развитие в тесной связи с демократической революцией 14 . Гражданство представляет собой отход от этнической общности с ее мощным тяготением к национализму и даже «расизму», являющейся жестким аскриптивным критерием принадлежности. Взамен пришло определение принадлежности в универсалистских терминах, которое неизбежно должно содержать отсылку на добровольное «принятие гражданства», хотя, вероятно, никакое социетальное сообщество не может быть чисто добровольной ассоциацией 15 . Институциона-лизация доступа к гражданству через натурализацию, независимо от этнического происхождения индивидов, знаменует решительный разрыв с императивом членства по этническому признаку.

Становление американской модели гражданства в общих чертах проходило по тому пути, который описан Т. Маршаллом в отношении Великобритании, где все начиналось с собственно «гражданского», в его терминологии, компонента, за которым следовало развитие «политического» и «социального» компонентов. «Социальный» компонент в Америке хотя и запаздывал по сравнению с основными европейскими обществами, в нашем столетии вышел на новый уровень благодаря общественной системе образования, социальному обеспечению, политике всеобщего благосостояния, страхованию, профсоюзным льготам и другим подобным мерам. Нынешняя озабоченность проблемой бедности означает но.вый этап его совершенствования. Говоря в целом , структурные очертания « граждан -

14 Marshall Т . Н . Class, citizenship and social development. Garden City; N.Y.: Anchor, 1965.

15 См .: Deutsch K.W. Nationalism and social communication. Cambridge ( Mass. ): M.LT. Press, 1953.

124

ства» в новом социетальном сообществе завершены, хотя еще и не полностью институционализированы. Существует две взаимоусиливающие точки напряженности, само присутствие которых указывает на необходимость новых структур: раса и бедность. В этом направлении прежде всего надо активизировать процессы включения и повышения уровня адаптивной способности.

В стабильном социетальном сообществе, столь радикально, как это произошло в американском обществе, покончившем с религиозным и этническим единообразием, на центральное место выходит высокоразвитая правовая система. Пуританская традиция и Просвещение создали основательные предпосылки для писаной конституции, в которой слышны сильные отзвуки идей Завета и общественного договора 16 . Индивидуалистический страх перед авторитаризмом непосредственно выразился в принципе разделения властей 17 . Федеральная структура была практически неизбежной в условиях правовой разделенности колоний. Все три обстоятельства способствовали развитию правовых форм и учреждений, отправляющих правовые функции. Многие из создателей конституции имели юридическое образование. И пусть они и создали только один Верховный суд, не определив четко ни характеристики, необходимые для назначения на пост судьи, ни круг полномочий суда, все же основы для особо важного места правового порядка были ими заложены.

Но отцы-основатели не совсем ясно предвидели три важных последствия своего деяния. Первое — это важность юридического посредничества в урегулировании конфликтов между ветвями федеральной власти, между штатами, а также между штатами и федеральным правительством. Второе — это принятие и дальнейшее развитие английского обычного права, в результате чего началось размножение «изготовленных судьями» законов. Наконец, произошла широкая экспансия и профессионализация юридической практики. В отличие от правовых систем континентальной Европы, организация юридической профессии в Англии не предназначалась для исполнения государственных функций, хотя представители ее и участвуют свободно в политике 18 .

" См .: Corwm E.S. The «Higher Law»: Background of American constitution law. Ithaca : N.Y.: Cornell Univ. Press, 1955.

17 Bailyn B. General Introduction//Pamphlets of the American Revolution. Cambridge ( Mass. ): Harvard Univ. Press, 1965.

18 Pound R. The spirit of the common law. Boston : Beacon. 1963; Hurst J.W. Law and the conditions of freedom. Madison : Univ . of Wmsconsin Press , 1956.

125

Поскольку американское государство оказалось крайне децентрализованным из-за разделения властей и федерального самоуправления штатов, юридические институты сыграли особенно важную роль в смягчении местной автономии, представляющей столь критическую силу во всех раннесовременных обществах. Наиболее ярким примером здесь может служить недавняя реинтеграция в общенациональный контекст американского Юга.

В конституционных принципах делался непреклонный упор на универсалистские критерии гражданства. Эти критерии подвергались весьма последовательной эволюции как по линии их конкретизации, так и по линии генерализации, все это в тесном единстве с эволюцией правовой системы, в особенности в том, что касается вклада федеральной судебной власти в виде интерпретации законов. Одним из последствий этого было давление в направлении все более широкого включения в сообщество различных категорий населения, самым драматическим примером чего могут служить негры.

На более общем уровне в том, что Маршалл назвал «собственно гражданским» компонентом гражданства, существует имеющая важное значение двойственность, особенно заметная в Соединенных Штатах ввиду особой склонности этой страны полагаться на писаную конституцию. Одна сторона дела — это знакомые всем права и обязанности гражданина в том виде, в каком они были сформулированы в ходе развития права. Этот аспект, конечно, охватывает широкую область, и определенные принципы «равенства перед законом» дают себя знать почти всюду. За ним, однако, стоят более общие принципы, впервые воплощенные в Билле о правах, а затем расширенные в поправках к конституции и судебных толкованиях; особенно важный этап такого расширения состоялся в недавнее время. В этом комплексе содержится усиливающаяся с течением времени эгалитарная установка, которая подчеркивает основополагающее равенство прав граждан на защиту, на определенные свободы, на определенный уровень жизнеобеспечения, на равные возможности, и особенно в том, что касается доступа к образованию и профессиональному совершенствованию. По правде говоря, кажется, не будет ошибкой назвать новое соци-етальное сообщество, по меньшей мере в самом общем виде, обществом равных. Отступления от эгалитарного принципа должны иметь оправдание либо в неспособности полноценного участия, как в случае малолетних детей, либо в компетентности высочайшего уровня и, следовательно, в особом вкладе в благосостояние всего общества.

126

РЕВОЛЮЦИЯ В ОБРАЗОВАНИИ И НОВЕЙШАЯ СТАДИЯ МОДЕРНИЗАЦИИ

Недавняя революция в образовании имеет такое же значение, какую имели промышленная и демократическая революции. «Дитя» Просвещения — образование имеет главной целью усвоение интеллектуальных дисциплин, берущих начало в секулярной философии и сгруппированных в виде естественных, гуманитарных и социальных наук. Эти светские дисциплины были институциона-лизированы в «академической» системе, то есть в системе высшего образования, основанной на университетах. Университеты являются центрами не только обучения, но и систематического приобретения новых знаний посредством исследовательской работы. В сравнении со своими средневековыми и раннесовременными предшественниками, университет наших дней выполняет все виды деятельности в небывалых объемах 19 .

Одной из черт этой новой революции является распространение начального образования. До начала XIX в. в любом достаточно многочисленном обществе даже элементарная грамотность не выходила за пределы небольшого элитарного круга. Попытка дать образование всему населению стала радикальным прорывом. Формальное образование в учебных заведениях насчитывает долгую историю, но до образовательной революции оно охватывало лишь небольшую долю в каждом поколении и продолжительность его была гораздо меньше, чем в наши дни. Революция поэтому означала колоссальный сдвиг в сторону равенства возможностей. В каждом последующем поколении постоянно уменьшается число людей, лишенных возможности получить образование, необходимое для достижения различных статусов и в сфере занятости, и в стиле жизни. Особенно заметным сдвигом в этом направлении было распространение совместного обучения для лиц обоего пола.

В то же самое время система образования по необходимости является избирательной. Различия во врожденных способностях к умственной работе, в семейных ориентациях и индивидуальных мотивациях означают, что разными будут и уровни получаемого образования, и сравнительные успехи учащихся. Этот фактор стал отчетливо проступать в том, что сегодня принято называть «мери-тократией», которая, сколь бы ни была она совместима с идеалами

19 Ben-David J. The sociology of science. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1971; Parsons Т ., Plan G.M. Some considerations on the American academic pro-fession//Minerva. 1968. Vol . 6. № 4. P . 497-593.

127

равенства возможностей, привносит - таки новые, весьма существенные формы неравенства в современную социальную систему.

Одной из главных черт революции в образовании было последовательное повышение уровня образованности населения за пределы элементарной грамотности. Критический момент был достигнут, когда «отсев» не закончивших среднюю школу стал рассматриваться как проблема — как порождение людей, чьи статусные
характеристики не обеспечивают им полноправное членство в социетальном сообществе. Вдобавок все больше людей вовлекалось в высшее образование. В относительно стабильной ситуации Европы конца XIX в. высшее образование было доступно небольшой элитарной группе, никогда не превышавшей пяти процентов от 1
своей возрастной когорты. Соединенные Штаты решительно порвали с этими пределами; доля получающих какое-либо высшее образование среди молодежи составляет около сорока процентов, и эта цифра постоянно растет.

Неуклонно набирает силу творческо-новаторская функция образовательной системы. На ранних этапах промышленной революции «изобретения» были в подавляющем большинстве случаев делом рук «практиков». Прикладная наука не оказывала серьезного воздействия на технику вплоть до конца XIX в. Ныне же техника стала в высшей степени зависимой от «отдачи» научных исследований, охватывающих широчайший спектр естественных наук — от ядерной физики до генетики, а также социальные или «поведенческие» науки, и в первую очередь, разумеется, экономику и некоторые отрасли психологии. Социальные науки делят с естественными науками заслуги в разработке некоторых поразительных новшеств в исследовательских методах. Например, математическая статистика и компьютерная технология облегчают объективное исследование крупных популяций и расширяют диапазон возможностей эмпирических подходов 20 .

То, что в социальном развитии Соединенных Штатов возобладал принцип добровольной ассоциации, предопределило раннее наступление революции в образовании и ее небывалый по сравнению с любым другим обществом размах. Революция же в свою очередь укрепила принцип ассоциации главным образом через своей воздействие на системы стратификации и занятости. Некоторые аскриптивные элементы в системе стратификации были основательно подорваны.

20 См .' Brooks H Scientific concepts and cultural change//Science and Culture/Ed by G Holton. Boston . Beacon , 1966.

128

Конечно, принцип наследования уступал свои позиции медленно и не полностью. Пока сохраняют свое значение родственные и семейные связи, он, вероятно, и не может быть полностью устранен. Семейная солидарность предполагает, что дети с самых ранних лет делят с родителями все выгоды и невзгоды их положения, а в более широком мире награды за компетентность столь высоки, что неизбежно возникает стремление увековечить достигнутый статус в последующих поколениях 21 . Но все это сильно отличается от наследственных привилегий в прямом смысле этого слова.

XX век открыл новую стадию перехода от наследственно аск-риптивной к полностью неаскриптивной стратификации. Каждая из первых двух революций породила идеологию, воплощавшую стремление определенных групп к достижению неаскриптивного статуса. Идеология промышленной революции возвысила «преследование индивидами собственных интересов» (тем самым и интересов семьи) во имя улучшения своего материального положения. Идеальным участником этой конкурентной системы был «самостоятельно пробившийся человек», сумевший соединить свои врожденные способности с возможностями, открываемыми кон- ' курентной рыночной системой. Провозглашалось, что наибольший успех принадлежит самым способным. С демократической революцией ассоциировалась идеология политического равенства всех граждан в противоположность аскриптивному неравенству системы привилегий, аристократии и государственного абсолютизма.

Идеологическая дилемма «капитализм или социализм» глубоко уходит корнями в оба понятия, каждое из которых исходило из неприемлемости аристократической системы. Капиталистическая альтернатива подчеркивала, во-первых, свободу от аскриптивного прошлого, затем защиту от государственного «вмешательства». Социалистическая альтернатива предлагала мобилизацию государственной мощи для установления всеобщего равенства при почти полном игнорировании условий эффективного функционирования экономики (хотя в Советском Союзе уделяется огромное внимание экономическому росту и развитию оборонной мощи*) и эффективности государства в иных отношениях. Обеим системам .

'' Parsons Т . A revised analytical approach to the theoiy of social stratification// Parsons T. Essays in sociological theory. N . Y .: Free Press , 1954

* Здесь и далее у Т. Парсонса речь идет о Советском Союзе до 1970 г . — Прим. ред.

129

не удалось опереться на адекватные концепции социетального сообщества и условий, необходимых для поддержания их внутренней солидарности 22 .

Главное в новой фазе образовательной революции, которая в определенном смысле синтезирует мотивы промышленной и демократической революций, — это равенство возможностей и гражданское равенство. Теперь уже не подразумевается, что существует «врожденная способность» индивида достигать справедливого положения непосредственно через рыночную конкуренцию. Вместо этого признается, что стратификация по способностям должна быть опосредована целым комплексом различных стадий, которые проходит индивид в процессе своей социализации. Все в большей мере создаются условия для того, чтобы имеющие худшие начальные позиции могли преуспеть с помощью отбора, регулируемого в невиданных доныне масштабах универсалистскими нормами.

«Утопизм» полного политического равенства смягчается с помощью структур, располагающихся между «абсолютным» индивидом и высшим коллективом — национальным сообществом. Эти структуры не исключают неравенства как такового, они даже легитимизируют какие-то его формы, но при этом тяготеют к минимизации аскриптивной заданности такого неравенства или произвола в том, как они создаются. Люди «обучаются» и отбираются в соответствии с социализированной способностью к выполнению ответственных ролей, требующих высокого уровня компетентности и влекущих за собой высокий уровень вознаграждений, включая доход, политическое влияние и, в несколько меньшей мере, власть

Образование является одним из особенно важных факторов в общей стратификации как в социалистической, так и в свободно предпринимательской разновидностях современной системы 23 . Будущие изменения будут отправляться от этой модели, а не обходить ее. Они не смогут основываться на относительно «чистых» экономических критериях отбора, на навязывании политической властью «монотонного» равенства или на посылке, что такое равенство возникнет «спонтанно», если только устранить определенные препятствия, что по сути своей повторяло бы романтические идеи XVIII столетия о добродетельности «естественного человека»

2 ' См Marshal/ Т Н Op cit

" См Bendi\ R, Upset S M Class, status, and power NY Free Press, 1965

130

Образовательная революция оказывает глубокое и все возрастающее воздействие на общественную структуру занятости, в особенности в направлении общего повышения адаптационной способности общества. Чрезвычайно значима здесь возрастающая важность «свободных профессий». В социологической литературе принято рассматривать профессиональные роли работников в контексте «бюрократии», когда подчеркивается иерархическая организация и «линейная» подчиненность. Профессиональный компонент, однако, более эффективно институционализируется во взаимодействиях другого рода — в «коллегиальной» форме ассоциации, членство в которой является не просто добровольным участием, но одновременно и «работой» с ее профессиональными ролями 24 .

Профессиональный комплекс уходит корнями в античную древность и Средние века, особенно там, где речь идет о деятельности священнослужителей, юристов и медиков. Новый этап начался, когда во главу угла в конце XIX в. была поставлена научная компетентность сначала в юриспруденции и в «научной медицине», а затем во многих отраслях инженерного дела и прикладных наук, а равно и в областях социально-поведенческого цикла.

Требуемой для профессиональной деятельности компетентности, как правило, достигают только с помощью продвинутого формального образования, которое сосредоточено сегодня в академических условиях. Современный университет поэтому стал замковым камнем профессиональной арки. Профессия в самом чистом виде — это академическая профессия, профессия поиска и передачи знаний. Она окружена кольцом профессий, посвященных приложению знаний к задачам общественного порядка (право), здоровья (медицина), эффективности государственных и частных организаций (администрация), эффективного использования ресурсов вне социальной среды (технология) и т.д. 23

Таким образом, революция в образовании через развитие академического комплекса и каналов практического применения научных разработок дала старт преобразованию всей структуры современного общества. Сверх всего она уменьшает важность двух главных объектов идеологического внимания — рынка и бюрократической организации. На передний план выдвигается организация по принципу ассоциации, особенно в ее коллегиальной форме

4 См Parsons T Professions/yinternational Encyclopedia of the Social Sciences NY Macmillan, 1968 ъ Ibid

131

ВОСПРОИЗВОДСТВО ОБРАЗЦА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

Как мы объяснили выше, воспроизводство образца является одной из четырех основных функциональных потребностей любого общества (или иной системы действия). Мы определяем ее, во-первых, как поддержание основного образца институционализи-рованных в обществе ценностей и, во-вторых, как оформление и поддержание надлежащих мотивационных обязательств индивидов перед обществом. Прослеженные нами преобразования в религиозной и образовательной сферах представляют собой крупный сдвиг в американской системе сохранения образца.

Если сравнивать плюрализацию американского религиозного комплекса, увенчавшуюся включением больших непротестантских групп, с тем, как действовала старая государственная церковь, то в каком-то смысле ее можно рассматривать как процесс дальнейшей «секуляризации». Поскольку ценности общества уходят своими корнями в религию, одним из возможных последствий плюра-лизации религии является разрушение морального или ценностного консенсуса. В Соединенных Штатах, однако, такого разрушения в общем не произошло. Гораздо важнее оказался процесс поднятия уровня генерализации ценностей. В основе своей моральное единство сохранилось, но моральные ценности теперь определялись на более абстрактном уровне, чем в европейских обществах, где было институционализировано религиозное единообразие. Эти высокообобщенные ценности через конкретизацию применяются в многочисленных структурных контекстах, необходимых современному обществу. Таким образом, мы настаиваем на том, что американское общество и другие современные общества, хотя и несколько иным путем, сохранили прочные моральные устои, пережившие религиозный плюрализм и секуляризацию и даже укрепившиеся благодаря им.

Нынешняя социальная структура характеризуется особого рода интеграцией с культурной системой. В некотором смысле современность началась с разделения присущей Средневековью слитности общества с религией, в результате чего стали возможными Ренессанс и Реформация. С тех пор социетальная система претерпела целый ряд «деклараций независимости», освобождающих ее от пристального культурного и тем более религиозного «надзора». Эта независимость успешно осуществлялась в трех главных направлениях — в направлении установления правового порядка, впервые институционализированного в Англии XVII в.; национально-политического порядка, в первую очередь в предреволюцион-

132

ной Франции; и рыночно-экономического порядка, утверждавшегося вслед за промышленной революцией.

На новейшей стадии развития актуализируется изначальное значение культурных элементов. В фокусе, однако, находится уже не религия, а светские «интеллектуальные дисциплины» и, может быть, в особом смысле «искусства», независимо от того, называются ли они «изящными» или нет. Если на ранней стадии модернизации на подъеме была философия, то в XX в. это место заняла «точная наука», прежде всего из-за своего проникновения в области социальных и поведенческих наук и даже в гуманитарную область. Образовательная революция создала механизмы, посредством которых новые культурные стандарты, главным образом те, что воплощены в интеллектуальных дисциплинах, институциона-лизируются таким образом, что частично замещают традиционную религию.

Эта новая конфигурация не свободна от напряжений. В отличие от прошлого века, когда острые столкновения стимулировались проникновением дарвинизма в дела религиозные, в последнее время было относительно мало религиозных волнений, связанных с наукой. Большая озабоченность, однако, проявлялась относительно «культуры», преимущественно искусства и некоторых аспектов философии; одной из тем этой озабоченности стало распространившееся в обществе «аристократическое» презрение к «массовой культуре», описанное такими деятелями, как Т. С. Элиот, Д. Макдональд и X . Ортега-и-Гассет. Да и заботы внутри самой религии совсем иные, непохожие на характерную для XIX в. борьбу с наукой. Одна из таких забот — экуменизм, столь широко провозглашаемый «либералами», и в особенности сдвиги в католичестве, инициированные папой Иоанном XXIII и вторым Ватиканским собором. Другая — новый скептицизм относительно всякой традиционной и организованной религии, проявившийся в атеистической ветви экзистенциализма (Ж.П. Сартр) 26 и в концепции «Бог умер» внутри протестантизма.

Похоже, что отчуждение интеллектуалов является в первую очередь проявлением напряжения, порождаемого повышением Уровня «генерализации ценностей». Ценностная конкретность некоторых старых символических систем препятствовала установлению морального консенсуса, который на уровне высших социе-тальных ценностей мог иметь скорее интегрирующее, нежели раз-

См .: Crazier M. The cultural revolution: Notes on the changes in the intellectual climate in France //A new Europe ?/Ed. by S. R. Graubard. Boston : Beacon , 1966.

133

деляюшее воздействие. Мы называем сопротивление генерализации ценностей «фундаментализмом». Он заметно проявлялся в религиозных контекстах, часто тесно связанных с крайним социальным консерватизмом, таким, как у голландских кальвинистов в Южной Африке. Фактически фашистские движения XX в. в целом были в этом смысле фундаменталистскими. Можно говорить о фундаментализме крайних левых — от коммунистической партии на определенных этапах до сегодняшних новых левых.

Происходили также крупные изменения в механизмах создания - и поддержания в членах общества надлежащих мотивацион-ных установок, что является второй главной задачей функции воспроизводства образца. Некоторые из этих изменений коснулись семьи 27 . Дифференциация между организациями, где протекает работа, и домашними хозяйствами вывела экономически продуктивную деятельность за пределы дома. По многим причинам этот сдвиг сработал в направлении изоляции нуклеарной семьи, состоящей из супружеской пары и несовершеннолетних детей. Кормилец семьи, обычно взрослый мужчина, вовлечен в мир профессиональной занятости, где его оценивают прежде всего по его работе. Такая оценка несовместима со статусными системами кровно-родственного или этнического свойства с аскриптивно закрепленными позициями индивидов и семейств.

Изоляция не предполагает полного разрыва связей с более широким кругом родственников, особенно с семьями супругов, которые обычно очень важны. Однако нуклеарная семья обретает все большую независимость во всем, что касается собственности, общественного статуса и даже религиозных обязательств и этнических обычаев. Наиболее значимым показателем такой независимости служит сокращение числа организованных родителями браков, что резко контрастирует с практикой преимущества родовой солидарности, соблюдавшейся и в крестьянских, и в аристократических слоях.

Зависимость семьи и в смысле дохода, и в смысле статуса от заработков по месту работы поощряет мобильность в выборе места жительства. Излюбленным типом жилья стало жилище на одну семью, снимаемое или купленное в собственность. Географическая мобильность ведет к ослаблению не только родственных связей, но и определенных связей типа Gemeinschaft . Акцент смещается в сторону замкнутой частной жизни и не очень тесных отношений с соседями.

' 7 Parsons T The kinship system of the contemporary' United States //Essays in sociological theory N Y Free Press, 1954

134

Эти перемены повысили значение семьи как источника эмоциональной устойчивости для ее членов, исполняющих другие роли в обществе. В современных условиях оказались подорванными другие диффузные эмоциональные отношения, а в некоторых аспектах члены семьи стали испытывать усиливающиеся стрессы вне дома из-за груза обязанностей, возложенных на них на работе и в учебном заведении. Поэтому общее направление процесса идет в сторону дифференциации, при которой семья сосредоточивается на функции сохранения образца в том, что касается ее членов, а другие функции исключаются.

В результате большие нагрузки выпадают на долю домохозяек, которые должны становиться все более самостоятельными в выполнении своих обязательств перед мужьями и детьми. К тому же роль женщины претерпела серьезные изменения, символизируемые получением избирательного права и участием в образовании и трудовой деятельности.

И в этом контексте революция в образовании имела важные последствия. Во все возрастающей степени социализация в аспекте, связанном с успехами во внесемейных ролях, осуществляется в образовательных институтах, которые отделены от семьи. Все больше система образования, а не семья служит непосредственным поставщиком трудовых ресурсов в экономику. Точно так же образовательная система, а не система родства все более определяет место индивидов в системе стратификации.

Здесь мы можем рискнуть дать более общую, чем до сих пор, интерпретацию образовательной революции. Две революции сформировали эпоху, называемую ранней современностью: промышленная, в ходе которой дифференцировались экономическая и политическая системы и установились новые связи между ними, и демократическая, которая привела к аналогичным изменениям в отношениях между политической системой и социетальным сообществом. Можно предположить, что революция в образовании стала высшей точкой подобных изменений в отношениях между социетальным сообществом и системой сохранения и воспроизводства образца, а также между ним и культурной системой. Мы проследили множество этапов дифференциации социального сообщества и системы сохранения образца, в особенности развитие нормативного порядка и определение социетального сообщества, не увязанное напрямую с религией. Образовательная революция — это дальнейший шаг в направлении секуляризации. В ней, однако, присутствуют важные интег-ративные механизмы, в том числе средства институционализации светской культуры. Кроме того, в ней отражается все возрастаю-

135

щий акцент на социализированные способности как основание для полного членства в социетальном сообществе и для распределения новых членов в стратификационной системе 28 .

ПОЛИТИКА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

Дифференциация социетального сообщества и политической системы более всего касается государственного управления, но может рассматриваться и в более широком аналитическом контексте как «политический фактор» в коллективном целедостиже-нии безотносительно к тому, какой коллектив берется за точку отсчета 29 .

Важнейшее в развитии рассматриваемого здесь взаимоотношения состоит в том, что политическая функция сосредоточивается в особого типа роли, называемой должностью, выборной или назначаемой, что в целом коррелируется с двумя типами коллективов — ассоциативным или бюрократическим, а также в институте гражданства. Когда выборная должность является дополнением к гражданству, а государство дифференцировано от социетального сообщества, то члены этого сообщества (и по большей части ее территориальных подразделений) становятся электоратом. Через избирательное право они являются высшим источником официальной власти в рамках, заданных конституцией, и конечными получателями (индивидуально, в группах или как сообщество в целом) благ, проистекающих из вклада государства в функционирование сообщества 30 . Выборная должность, наделенная властью принимать и проводить в жизнь обязательные для коллектива решения, представляет собой, таким образом, сердцевину лидерской функции. На уровне крупных обществ мобилизация поддержки как для избрания, так и для принятия решений осуществляется через политические партии, играющие роль посредника между государственным руководством и многочисленными «группами интересов» в электорате 31 .

28 Parsons Т ., Platt G.M. Higher education, changing socialization and contemporary student dissent//Aging and society/Ed, by M. Riley et al. N.Y.: Russell Sage, 1971.

29 См .: Parsons T. The political aspect of social structure and process//Varieties of political theory/Ed, by D. Easton. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1966; переиздано : Parsons T. Politics and social structure. N . Y .: Free Press . 1969. Полезны и другие статьи в последнем сборнике.

30 Ibid.

11 Parsons T. Voting and the equilibrium of the American political system; On the concept of political power//Parsons T. Politics and social structure. N . Y .: Free Press , 1969. И, конечно, огромное множество другой литературы.

136

Служба на выборной должности обычно не является постоянной работой и редко приближается к роли, свойственной долж-ностям'в системе «занятости». В устойчивых демократиях, однако, имеется, как правило, слой относительно «профессиональных» политиков, стремящихся занять выборные должности или помочь тем, кто на них претендует, как это делают, например, партийные активисты. В Соединенных Штатах этот слой увеличен благодаря федерализму и децентрализации местного управления 32 . Кроме того, для тех, кто посвятил себя политической карьере, важно наличие обеспеченного тыла в виде назначаемой должности или в частном секторе (например, в юридической практике), что гарантирует работу и достаток. В целом демократиям насущно необходим какой-то функциональный эквивалент аристократии для создания своему руководящему слою надежной базы.

В зависимости от величины и сложности общества в нем развивается разветвленная система государственных учреждений, при этом не нарушается определенное равновесие между «политическим» (выборным) и бюрократическим компонентами управления.

Все, что относится к демократической политической системе как коллективу типа ассоциации, остается, с поправками для каждого отдельного случая, в основном верным и для других объединений подобного типа, распространившихся в современных обществах. Проблемы ассоциаций бывают различными в соответствии с их размером, сложностью, интересами и внутренними конфликтами. Но всегда критической для них является проблема обеспечения руководству, несмотря на все эти внутренние противоречия, достаточно независимого положения.

Выбор между централизацией, увеличивающей эффективность коллектива, и децентрализацией, обеспечивающей «представительность», свободу выражения и отстаивание группами своих интересов, — это общая дилемма всех демократических ассоциаций 33 . С этой дилеммой связано то обстоятельство, что присоединение к коллективному начинанию дает преимущества по сравнению с действием «в одиночку». Говоря обобщенно, институционализа-ция принципа ассоциации коррелируется с плюрализацией сообщества. Когда коллектив выполняет функции ассоциации, а власть в нем сугубо диктаторская, то можно предположить, что на пути ее полной институционализации возникнут сильные препятствия.

" См .: Key V.O. Politics, parties, and pressure groups. N.Y.: Rowell, 1964. 55 См .: Party systems and voter alignments/Ed, by S.M. Lipset, S. Rokkan. N . Y .: Free Press , 1967, особенно Введение.

137

Другим показателем неполной институционализации является ситуация, когда индивиды и группы настаивают на своих особых «правах», используя разные методы — от организованного протеста до обструкции. В самом деле, когда речь идет о существенных интересах, оптимальное функционирование сложной демократической ассоциации предполагает тонкое балансирование многих факторов.

Хотя представительная демократия проявила себя как относительно дееспособный механизм на государственном уровне при определенных условиях, а также в некоторых частных ассоциациях, но все же ясно, что ее нельзя распространить на все виды организации. В представительной демократии выборный компонент может быть привязан к бюрократической организации в виде «небюрократической верхушки», важность которой подчеркивал М. Вебер 34 . Другой вариант выполнения этой роли представляет собой надзорный совет фидуциарного типа — институт, характерный не только для некоммерческих организаций, но в последнее время становящийся главным управляющим органом в больших частных деловых корпорациях.

Бюрократическая организация характеризуется преобладанием назначаемых должностей, акцентом на эффективность в достижении коллективных целей, употреблением власти для координации осуществления принятых наверху планов и строгой иерархической структурой. Однако внутри такой организации применимы и критерии, связанные с выборными должностями, такие, как подчинение универсалистским нормам и разделение частной и официальной сфер 35 . Распространение бюрократии и в общественной, и в частной сферах является знамением позднего этапа модернизации. В Европе XIX в. происходило расширение государственной службы, но она с трудом освобождалась от аристократических связей как в Англии и Франции, так и в Пруссии, правда в несколько меньшей степени. В Соединенных Штатах эта тенденция встретила сильное противодействие со стороны «системы дележа добычи» и демократического популизма 36 .

Вероятно, возникновение элементов бюрократии происходило если не в самой сердцевине государственного управления, то где-

34 См .: Weber M. Theory of social and economic organization. Glencoe (111.): Free Press, 1947. P. 324.

35 Ibid.

"' Классическое изложение этого вопроса см .: Ostmgorski M. Democracy and the party system in the United States . N . Y .: Macmillan , 1912.

138

то рядом. В промышленности же они возникали на начальных стадиях производственного цикла, связанных с наймом работников, в то время как то, что мы теперь называем «менеджерскими» и «техническими» функциями, вместе с имуществом находилось в руках собственников на основе аскриптивного принципа. Эта ситуация претерпела перемены, главным образом благодаря отделению собственности от «контроля», или от активного менеджмента, которое произошло в крупных корпорациях во второй половине нынешнего столетия 37 . Хотя собственники все еще обладают некоторой властью в надзорном смысле, например в подборе менеджеров и в вопросах общей стратегии, управление организуется преимущественно с помощью наемных работников, мало зависящих или совсем не зависящих от прав личной собственности или от наследственных структур, в которых права собственников институционализированы. В последнее время высшее управление все больше профессионализируется по мере того, как все большую важность приобретают специальная квалификация и формальное образование. Компетентность уже не является делом «простого здравого смысла» или диплома об окончании «академии по наби-ванию шишек».

Сочетание расширения демократической революции и дифференциации современных обществ стало, как и в других контекстах, основным источником для формирования новых свобод и адаптивных способностей, но одновременно и для появления новых напряжений, связанных с интеграцией. Новый этап, являющийся предметом рассмотрения в данной главе, ознаменовался в Соединенных Штатах и в других наиболее модернизованных обществах завершением универсализации избирательного права по каждому избирательному округу. Произошло также заметное распространение модели равного членства и власти в широком диапазоне частных ассоциаций, хотя, каковы будут масштабы этого процесса, например, в таких организациях, как университеты, покажет время.

В то же время увеличение масштабов и бремени коллективной ответственности, которое несут на себе системы типа ассоциаций, усилило потребность в эффективном и ответственном лидерстве, которое, как представляется, не может быть обеспечено без существенной концентрации власти. Конечно, одним из фундаментальных средств удовлетворения этой потребности является админи-

57 Berle A.A., Means G. С . The modern corporation and private property. N . Y .: Commerce Clearing House , 1952.

139

стративная бюрократия, но в организациях бюрократического типа остро встает проблема отчетности, и современный способ разрешения этой проблемы состоит в том, чтобы сделать бюрократию ответственной в конечном счете перед электоратом, а более непосредственным образом — перед выборными должностными лицами в политической системе В американской государственной системе, в частности, таким образом построены отношения исполнительной и законодательной ветвей власти Такое решение проблемы, безусловно, связано с предоставлением колоссальной власти выборным должностным лицам — президенту и губернаторам штатов, а также членам Конгресса и законодательных собраний штатов. Они в свою очередь подотчетны избирателям через систему выборов, которая — с принятой здесь точки зрения — может рассматриваться как средство для регулирования неизбежной напряженности между эгалитарным основанием прав граждан и их участия в делах общества, с одной стороны, и чисто функциональными моментами, вытекающими из необходимости обеспечения эффективности коллективного действия — с другой

Профессионалы также все больше привлекаются к работе в бизнесе, в других областях «частного сектора» и в государственных организациях. Профессиональная компетентность обычно не организуется по принципу «линейного подчинения» или даже по «рационально-легальной» схеме. Эта особенность видоизменила как публичные, так и частные «бюрократические» организации, ослабив в них элементы линейного подчинения и придав им более ассоциативный характер, поскольку существенно важно обеспечивать сотрудничество специалистов, не прибегая к простому применению власти 38 . Поэтому большая часть современной «бюрократии» граничит с «коллегиального» типа устройством 39 . Эта «коллегиальная модель», меняющая бюрократию в направлении ассоциативного устройства, состоит в том, что роли членов в ней являются одновременно ролями работников; участие является «штатной работой». Коллегиальные обязанности не могут предписываться таким же образом, как это делает линейно организованная власть в преимущественно бюрократических организациях. Но не являются они и периферийными, выполняемыми от случая к случаю, как это имеет место в более широком круге добровольных ассо-

4 Parsons T Structure and piocess in modem societies Ch 1,2 34 Примечательно, что вопрос о «коллегиальности», в отличие от папского монархизма, занял по инициативе второго Ватиканского собора важное место в римско-католической церкви

140

циаций, включая политическую часть гражданства, «штатный избиратель» выглядел бы в плюралистической политической системе крайне нелепо; хотя что-то в этом роде, может быть, годится для описания членства в коммунистической партии.

Возможно, сегодня коллегиальная модель наиболее полно ин-ституционализирована в академическом мире, который, вопреки многим утверждениям, не поддается бюрократизации 40 , несмотря на беспрецедентное расширение сферы высшего образования, происшедшее в последнее время. Действительное равенство коллег на факультете или в отделении находится в постоянном и резком контрасте с бюрократической иерархией. Другой отличительной особенностью коллегиальной структуры является выборность в отличие от назначения сверху. Большинство современных академических систем «назначения» основаны на сложном балансе: надзорные инстанции (например, попечительские советы) обычно принимают «окончательные» решения, в то время как коллеги осуществляют контроль на важных этапах отбора кандидатур Навязывание назначенца, открыто неприемлемого для его будущих коллег, в академических институтах высокого уровня практически не существует. Профессора избирают своих коллег если не прямо, то по крайней мере косвенно 41 .

Многие организации, ставшие синонимами бюрократии, подверглись многосторонней «коллегизации». Современное государство не является преимущественно бюрократическим не только потому, что оно «демократизировалось» благодаря выборности должностей и ответственности перед общественностью, но и потому, что его внутренняя структура стала в значительной степени коллегиальной, особенно его «исполнительная ветвь» Добавим к этому, что прогрессирующее ослабление контроля владельцев над экономическими организациями имело результатом не только бюрократизацию, хотя последняя и получила широкое распространение в крупных организациях. При возрастающем значении научных технологий промышленность стала все больше нуждаться в профессионалах с академической подготовкой не только по причине их непосредственного вклада в производственный процесс,

40 Parsons Т , Plan G M Op cit

41 Для некоторых целей нужно рассматривать третий процесс достижения «штатного» членства, а именно «наем» Здесь предполагается голый экономический контекст, подход к услугам приглашаемого как к «товару» Современные системы занятости, отчасти под влиянием профсоюзов, освобождаются от подобной экономической неразборчивости, за редким и постоянно сокращающимся исключением меньшинства

141

но и из-за их влияния на организационную структуру. В самое последнее время отмечено широкомасштабное привлечение в промышленность ученых-исследователей наряду с инженерами, и такой же параллельный процесс осуществился в таких областях, как здравоохранение и образование.

ЭКОНОМИКА И СОЦИЕТАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО

В период новейшей истории экономика значительно отдалилась от классической модели, очерченной в «капиталистической» идеологии XIX в. Она подвержена не только институциональному контролю, особенно правовому регулированию, основанному на законодательстве о контракте и собственности, но и целому комплексу ограничений со стороны государственной ценовой политики, олигополистической практики бизнеса и коллективных договоров с профсоюзами, если перечислить лишь некоторые из них. Происходит также существенное перераспределение ресурсов, главным образом через использование налоговых поступлений для субсидирования отдельных коллективов и определенных видов деятельности, которое выходит за пределы основных функций государства; диапазон этого процесса простирается от поддержки неимущих до финансирования научно-исследовательской деятельности.

Тем не менее рыночная система остается автономной и дифференцированной подсистемой американского общества 42 . Жесткое противопоставление системы «свободного предпринимательства» (с минимальным социальным и государственным контролем) и «социализма» (с государственной собственностью и контролем за всеми основными средствами производства) оказалось нереалистическим. Нарождающаяся модель соответствует общей современной тенденции к структурной дифференциации и плю-рализации. В обществах, в широком смысле причисляемых к обществам со «свободно-предпринимательской» экономикой, только арьергард правого политического крыла, сопротивляющийся любым модификациям основного принципа столетней давности — принципа laissez faire , стал бы серьезно оспаривать это утверждение. В самом деле, нестабильность, присущая даже приблизительным вариантам «чистой» капиталистической системы, как ее представляют себе и сторонники, и социалистические противники,

42 Parsons Т , Smelser N.J. Economy and society. N . Y .: Free Press . 1956. 142

является убедительной причиной тому, чтобы считать прожитый в XIX в. этап модернизации переходным.

На переломе столетий Соединенные Штаты превзошли Англию, а затем и Германию по количественным показателям экономического роста. Это стремительное развитие было обусловлено рядом причин. На момент получения независимости население страны составляло менее четырех миллионов человек, большинство которого проживало на атлантическом побережье, но имело возможность для относительно беспрепятственного продвижения на запад. Отчасти из-за британского господства на море французская и испанская «империалистическая» деятельность в обеих Америках довольно быстро угасла. Это позволило Соединенным Штатам мирным путем присоединить Флориду и Луизиану; несколько позже дальнейшая территориальная экспансия встретила лишь слабое сопротивление Мексики, и все это создало условия для роста населения и обеспечило страну колоссальными экономическими ресурсами всех видов. Расширение обжитых территорий способствовало в том числе и либеральной иммиграционной политике, которая гарантировала приток рабочей силы, необходимой для индустриализации.

Развитие денежных, банковских и кредитных институтов, опирающихся на «коммерческие банки», было стремительным и все-охватным, хотя в XIX в. эти инструменты отличались очень большой неустойчивостью. Благодаря банковской системе средство обращения стало в основном безналичным (наличность составляет лишь малую его часть), именно в таком безналичном виде проводились операции с кредитами, корпоративными ценными бумагами и даже с государственным долгом 43 . Кредитная система способствует постоянным новациям в экономике, подобно тому как современная академическая система способствует «когнитивному новаторству». Никакое другое общество не может соперничать с Соединенными Штатами в «монетаризации» экономической жизни, особенно в использовании банков и кредитных инструментов.

Американскую модель капитализма отличают две особенности. Первая — это массовое производство, зачинателем которого была компания «Форд мотор». Поскольку массовое производство по необходимости ориентировано на крупные потребительские рынки, преимущественно внутренние, вскоре пришло понимание

43 Keynes J.M. The general theory of employment, interest, and money. L .: Macmil - lan , 1936. [КейнсДж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М: Прогресс, 1978. J

143

того, что прибыль зависит не только от завоевания фирмой «доли рынка», но и от совокупной покупательной способности населения, его общего дохода. Проводившаяся Г. Фордом политика высоких зарплат, вводившаяся им вовсе не под давлением профсоюзов, означала поворот от трудоемкого к капиталоемкому производству. А результатом этого стало непрерывное сокращение рабочей силы, занятой в непосредственном производстве, при том, что объем производства становился неизмеримо большим. Соответственно возросла занятость среди «белых воротничков» и в сфере «услуг» 44 . Вторая особенность родилась в Германии, но получила наибольшее развитие в Соединенных Штатах. Она состоит в установлении связи между научным знанием и производством. Из химических и электротехнических отраслей это перешло во множество других. Пожалуй, наиболее далеко на сегодняшний день ушла в этом направлении электроника, тесно связанная с кибернетикой и обработкой информации.

Экономическому росту способствовала также американская правовая система. Конституцией были запрещены таможенные тарифы и ограничения на передвижение людей между штатами в те времена, когда Европа была глубоко разделена внутренними и межгосударственными тарифами. Правовые принципы, регулирующие отношения собственности и договорные отношения, были заимствованы у Англии, но затем существенно доработаны, главным образом путем судебных решений 45 . Позднее американские юристы проложили путь развитию частных корпораций, заложив правовые основы для дифференциации собственности и профессионального управления.

В американском обществе довольно рано институционализи-ровалась система занятости, основанная больше на найме, чем на собственности, и вместе с индустриализацией и урбанизацией она получила широкое распространение. Произошла дифференциация между домашними хозяйствами и нанимающими работников организациями, главным образом деловыми фирмами, хотя относится это и к работе в государственных учреждениях и некоммерческом частном секторе. На ранних этапах модернизации «наемниче-ство» на работу обычно ограничивалось «работным людом» на самых низких этажах в иерархии занятости. Со временем наем на работу и, соответственно, рынок труда сдвинулись на более высо-

44 Smeiser N.J. The sociology of economic life. Englewood Cliffs (N.J ): Prentice-Hall, 1964.

43 Hurst J. W. Law and the conditions of freedom.

144

кие этажи; сегодня через процедуру найма в качестве исполнителей (менеджеров и администраторов) и профессионалов проходят большинство из тех, кто раньше были собственниками. Это существенно важное структурное преобразование обычно полностью упускается из виду при сравнении капитализма и социализма 46 .

На этапе развитой современности, когда резко сократилась доля сельскохозяйственного труда, главный вклад взрослых мужчин в функционирование всего общества осуществляется, за редким исключением, на их «рабочих местах». Резко активизировалось участие в трудовой деятельности женщин, особенно замужних.

Некоторые виды человеческой деятельности не поддаются превращению в «наемный труд». Похоже, что в них отражены размытые, диффузные интересы, которым угрожает присущая системе занятости специализация. Такая диффузность происходит из нескольких источников. Семья и домашнее хозяйство играют центральную роль как для личности индивида, так и для его физиологического организма. Исторически культура была сопряжена с исполнением религиозных функций, но в современном мире основные характеристики ее задаются деятелями искусств, которые упорно сопротивляются ремесленной «профессионализации». На уровне социальной системы, если оставить в стороне роль политика, которую мы уже обсудили, имеется множество и государственных, и частных «фидуциарных» ролей, вроде «попечителей» в организациях, не являющихся исключительно «коммерческими». Для отдельного гражданина, однако, его фидуциарная функция по отношению к «общественным интересам» выделяется в отдельные нерегулярные роли, такие, как роль избирателя или добровольного участника коммуникационных процессов или ассоциаций, которые соответствуют его взглядам. Многие категории людей под давлением психологических и иных факторов настолько «вовлекаются» в такую деятельность, что «борьба за идею» становится для них важнее «работы» и семьи. В современном обществе такого рода давление усугубляется непрерывно происходящими в нем глобальными переменами и сопровождающими их конфликтами. Больше того, достижение таких конкретных целей, как материальный достаток и довольно высокий уровень жизни, открывает широкие возможности для дальнейшего их повышения, с чем связаны сильные эмоции. В социально-психологических терминах наше время есть время беспрецедентных переживаний, связанных с «относительным обнищанием».

* Parsons T. Structure and process in modern societies.

145

В любом современном обществе видное место принадлежит профсоюзному движению. Структурно оно имеет корни в «нише» между домашним хозяйством и рабочим местом, образовавшейся в результате расширения системы найма. Лидерами движения становились не самые обездоленные рабочие, а обладающие достаточно высоким социальным статусом и квалификацией, так что в определенных отношениях оно стало наследником ремесленных цехов. Силу же свою это движение черпало в рядах работников физического труда и было ориентировано на их защиту, на улучшение их материального положения и статуса. Влияние профсоюзов распределялось неравномерно в среде самых неквалифицированных рабочих или «белых воротничков».

В Соединенных Штатах, особенно со времен «нового курса», профсоюзное движение набрало значительную мощь в промышленности, не создав при этом базы для политического социалистического движения, как это имело место с конца XIX в. в большей части Европы. Эта особенность Соединенных Штатов отражает высокую степень «демократизации», которой американское общество уже достигло к этому времени, включая возможности экономической и социальной мобильности.

В мире занятости происходило общее и непрерывное развитие. В структуре современной рабочей силы все меньшее место занимает неквалифицированный труд. Историки промышленной революции долгое время рассматривали рост физического объема производства, вложения денежного капитала и численность занятых в промышленности как взаимозаменяемые показатели роста производства, исходя из того, что между этими показателями существует тесная связь. Но ситуация изменилась. По сравнению с 20-ми годами XX в. валовой продукт обрабатывающей промышленности Соединенных Штатов увеличился во много раз, число же занятых в ней осталось почти на том же уровне, а доля используемой в ней рабочей силы существенно упала.

Это падение является, главным образом, результатом «механизации», в наши дни сливающейся с «автоматизацией», и совершенствования организации, что породило «технологическую безработицу», как это было в трагической истории с ручными ткачами в начале XIX в. Все более ограниченными становились возможности найти работу для тех, кто не обладал достаточной квалификацией по определенной специальности. Это обстоятельство, однако, привело не к перманентному росту уровня безработицы, а к общему повышению качества рабочей силы в результате переобучения. Во второй трети нынешнего столетия, на раннем этапе массового и конвейерного производства большое преиму-

146

шество получил «полуквалифицированный» труд, часто в ущерб старым квалифицированным мастерам. Теперь возрастает потребность в более высоком уровне общей подготовки, предполагающей не столько овладение узкими навыками, сколько образование в объеме средней школы.

Развитие системы «найма» и сопутствующий этому акцент на качестве исполнения подорвали значимость аскриптивных критериев отбора. Хотя «дискриминация», связанная с родственной принадлежностью, этническим происхождением, религией, расой и т.п., чрезвычайно живуча, но представляется, что в настоящее время существует долгосрочная устойчивая и эффективная переориентация в сторону оценки работников при приеме на работу на основании преимущественно универсалистских критериев 47 , а значит, и в случаях приема в члены какой-либо организации или использования возможностей для самореализации.

Распределение дохода между домохозяйствами носит сложный характер. Наиболее важный фактор здесь — рынок труда, отражающий различный спрос на разные виды услуг. Независимая собственность неуклонно утрачивала свое значение, особенно в сельском хозяйстве. Зарплаты и жалованья, наряду с такими формами дохода, как комиссионные вознаграждения, в широком смысле зависят от компетентности и ответственности, соответствующих определенным ролям в системе наемного труда, которые, в свою очередь, все больше зависят от уровня полученного образования. И тут надо помнить, что благодаря постоянно увеличивающейся финансовой помощи высшему образованию оно становится доступным не только детям состоятельных родителей.

Изменения в шкале доходов, определяемой спросом на те или иные виды занятости (часть этого спроса, как в случае научных специалистов, субсидируется), происходят на обоих ее концах. Во всех современных обществах с помощью «трансфертов» (как называют эти выплаты экономисты), включая всевозможные «вспомоществования», страхование по старости, пособия по безработице, бесплатное медицинское обслуживание, жилье с низкой квартплатой и другие подобные меры, поддерживается жизненный уровень низкооплачиваемых групп населения. «Нижний предел», за который, как считается, не должна опускаться ни одна сколько-нибудь значительная категория людей, определяет минимальное

г Parsons Т A reduced analytical approach to the theory of social stratification, Parsons Т Equality and inequality in modem society//Sociological Inquiry 1970 Vol

147

содержание «социального» компонента, входящего в понимание современного гражданства 48 . Не все здесь гладко, как показывает существующая сегодня в Соединенных Штатах озабоченность проблемой бедности. Однако определение такого нижнего предела характерно в XX в. для всех индустриальных обществ. К тому же трансфертные выплаты сочетаются с мерами, призванными помогать лицам с ограниченной трудоспособностью «найти себя», в наиболее очевидном случае через систему всеобщего бесплатного образования. Наконец, материальное положение так называемого рабочего класса значительно улучшилось благодаря тому, что, в большой мере под давлением профсоюзов, выросли зарплаты и увеличились «дополнительные льготы».

Рынок исторически сложился как классическое сосредоточение конкурентного индивидуализма, институционализировавше-гося в стопроцентном ожидании того, что участие в конкуренции ведет к успеху одних и провалу других. В большинстве теорий капитализма поэтому рассматривались только гарантии справедливых условий конкуренции, принципа равенства возможностей. У проблемы равновесия между стартовым равенством и дифференцированным успехом, разрабатывавшейся начиная с XVIII в., есть много граней. Одним из немаловажных явлений здесь была возрастающая дифференциация между положением фирмы на шкале успеха и должностным или профессиональным статусом индивида, занятого в делах этой фирмы.

Социализм, как мы отмечали, стремится выстроить жесткую альтернативу «свободному предпринимательству» рыночной экономики, выступая за концентрацию контроля за всеми основными факторами производства в руках правительства. Свидетельством того, что эта альтернатива не является единственной, может служить рассмотренное чуть выше установление во всех «индустриальных» странах того или иного нижнего предела дохода и благосостояния, относящегося ко всем участникам экономического процесса. Ниже мы остановимся на некоторых механизмах, по-иному противодействующих наиболее крайним проявлениям неравенства. Мы, следовательно, полагаем, что речь здесь снова идет об основной интегративной «проблеме» — о сбалансировании эгалитарного компонента современных ценностей и тех компонентов «достижительного комплекса», которые порождают в социетальном сообществе иерархию статусов. Более общие аспекты этой проблемы мы кратко прокомментируем в конце главы.

48 Marshall Т. Op . cit . 148

На другом конце шкалы находится ощутимый доход от собственности. В очень большой степени этот доход отделился от реального управления собственностью. Сельская земельная собственность — главная политэкономическая база аристократии на ранней стадии модернизации — утратила свое значение. На самой последней стадии упало, хотя и не так радикально, значение и собственнических начал в бизнесе. Наиболее важная форма собственности состоит теперь из подвижных, легко реализуемых на рынке денежных активов, типичным примером которых являются корпоративные и государственные ценные бумаги. По расчетам, в Соединенных Штатах доход от собственности составляет чуть больше двадцати процентов в структуре «личных» доходов, и эта доля, как кажется, не меняется сколько-нибудь заметным образом уже в течение одного или нескольких поколений 49 . Значительная часть такой собственности существует в виде средств, выключенных из текущего потребления, например индивидуальных страховых вкладов. Изменились также масштабы отчислений доходов от собственности институциональным, а не индивидуальным владельцам — фондам, колледжам и университетам, больницам, разного рода благотворительным и спонсорским организациям.

Хотя доход от собственности плотно сконцентрирован в зажиточных слоях, участие в его подвижных формах получило более широкое распространение, чем на ранних стадиях свободно-предпринимательских обществ, особенно в верхней части среднего класса. Сосредоточение состояний в руках богатых существенно сдерживается за счет прогрессивного налогообложения доходов и имущества. В целом на позднем этапе развития современных обществ распределение доходов гораздо равномернее, чем это было на ранних этапах или наблюдается в большинстве нынешних «развивающихся» обществ. Сказанное о доходах, вероятно, не менее верно в отношении возможностей, особенно после того, как высшее образование стало доступным для постоянно увеличивающейся части в каждой возрастной когорте. И хотя долгосрочная стабильность сложившейся сейчас модели не гарантирована, все же наиболее вероятным направлением ее развития будет нарастающее равенство.

Широко практикуемая критика в адрес правящих классов современного общества весьма любопытно переплетается в многоголосии. С одной стороны, их обвиняют в том, что они «слишком расслабились», с другой — в том, что они излишне поглощены «узкими» интересами своей работы. Хотя все подобные обвинения

49 Labor in a changing America/Ed. by W. Haber N Y.: Basic Books, 1966.

149

внушают подозрение, последнее кажется более близким к истине. Профессионализация менеджерской работы и включение ее в систему наемного труда повлекли за собой колоссальное повышение требовательности к уровню образования, квалификации и качеству выполняемой работы, что требует от работников высокой мотивации, направленной на достижение цели. На ранних стадиях нашего социального развития такого рода мотивация, скорее всего, не была широко распространенной. Сегодня, несмотря на определенное сокращение официального рабочего времени и, может быть, некоторое ослабление усилий в отдельных видах труда, сознание долга в выполнении своих трудовых обязанностей находится на высоком уровне. Очень похоже, что оно все время росло, особенно на верхних этажах системы занятости. В современном обществе высококвалифицированные работники, находящиеся на этих этажах, не только не образуют «праздный класс», но в массе своей являют собой наиболее интенсивно «трудящиеся» группы в человеческой истории. Парадоксально, но так называемый, эксплуатируемый рабочий класс гораздо ближе продвинулся к тому, чтобы стать праздным классом современного общества. Тяжелый труд верхних групп состоит не в мускульных усилиях и не в строгом соблюдении жесткой дисциплины, а в решении трудных, часто головоломных проблем и в ответственности за избранные методы их преодоления.

Был достигнут общий подъем потребления продуктов питания, одежды, достигнуто улучшение жилищных условий и других составляющих уровня жизни. Сегодня в развитых странах только в низшей, незначительной по численности прослойке бедноты наблюдаются такие крайние лишения, как голод, низкая продолжительность жизни, лохмотья вместо одежды, которые характерны для большинства сегодняшних «слаборазвитых» стран. Эта проблема совершенно очевидно относится к другому разряду, нежели проблема распространения наркомании и других аналогичных «социальных патологий».

Произошло также общее повышение экспрессивных стандартов, что видно по растущему потреблению «культурных продуктов» и по связанному с ним уровню эстетического вкуса в домашней обстановке, питании и пр. (включая участие в публичных развлечениях). Несмотря на то что изначально обездоленные или изолированные группы часто порождали эстетические нелепости, которые другие, более взрослые и благополучные группы непременно подвергали осмеянию, представляется, что в современных обществах, более чем когда-либо прежде, «утонченные» вкусы становятся достоянием все более широких слоев населения. Эти вещи, однако, трудно поддаются точной оценке. С одной стороны, воз-

150

росшее потребление встречает осуждение «пуритан», видящих в нем признак «расслабленности» нынешнего поколения. С другой стороны, романтики, идеализирующие Gemeinschaft , утверждают, что модернизация повсеместно испортила вкусы простых людей.

Другой неизменной темой при обсуждении уровня жизни в «обществах изобилия» является борьба за статус посредством «показного потребления», разновидности которого включают не только сногсшибательные балы и дворцы старой аристократии, но и теперешние скромные стремления «не отстать от Джонсов». Определенная степень такой соревновательности, вероятно, неизбежна, когда в обществе институционализированы универсалистские нормы и нормы целедостижения. И все-таки похоже, что с упадком аристократии значение различий в индивидуальном потреблении уменьшилось. Например, Белый дом хоть и не хижина, но далеко не Версаль. Особняки времен «позолоченного века» на Пятой авеню в Нью-Йорке и в Ньюпорте либо исчезают, либо отдаются в «общественное» пользование; сходные тенденции отмечаются в Европе. По всей вероятности, в большинстве современных стран «буржуазная» показуха стала не такой вызывающей и очевидной, какой была в XVIII и XIX столетиях, хотя некоторые виды «роскоши» стали достоянием значительно более широких слоев. Поскольку «показное потребление» не ново и почти наверняка все реже встречается в своих крайних проявлениях, трудно усматривать в сегодняшнем потреблении предметов роскоши один из главных симптомов упадка современного общества 50 .

Сопутствующим процессом является «капитализация предметов длительного пользования», включая жилье и такие вещи, как центральное отопление, «домашняя техника» и обстановка. Важной частью образа жизни в эпоху современности является также «приватность»: сегодня само собой разумеющимся стало наличие «собственной комнаты» для супругов и для каждого члена семьи, кроме совсем маленьких детей.

Подобные процессы являются частично следствием, частично причиной важного изменения в классовой структуре —"сокращения «класса прислуги». В начале нынешнего века в типичном доме «среднего класса» обязательно был один «живущий» слуга, а в домах «верхнего среднего класса» имелся довольно значительный штат прислуги. Сегодня такой штат имеется только у очень богатых, причем,

50 П. Миллер показал, что у американцев в XVII и XVIII вв. было ровно такое же пристрастие к декадентской роскоши, как и сейчас (см.: Miller P . Nature ' s nation . Cambridge ( Mass . ): Harvard Univ . Press , 1967).

151

как правило, в силу их должностного положения. В домашнем хозяйстве верхнего среднего класса обычно обходятся «уборщицей», приходящей один-два раза в неделю, и сиделками при детях.

Это связано с двумя моментами. Во-первых, современная промышленность становится все более капиталоемкой, превращая труд в дефицитный и потому все более дорогой фактор, откуда и идет общее повышение уровня жизни. Во-вторых, возрастающий эгалитаризм сделал постыдным статус слуги 51 , так что работа на фабриках и в магазинах все более предпочитается домашнему услужению.

Для замужней женщины, принадлежащей к среднему классу, такой ход событий не обошелся без потерь. Лишенная помощи в ведении домашнего хозяйства, испытывающая все возрастающие нагрузки в отношении эмоционального регулирования семейных отношений, а также в более широких сферах гражданства и занятости, она полагается на целый арсенал новейшей домашней техники, переставшей быть просто баловством и капризом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Созданный в Соединенных Штатах новый тип социетального сообщества более, чем любой другой, взятый в отдельности фактор, оправдывает наше утверждение о том, что эта страна заняла место лидера на позднейшем этапе модернизации. Мы предположили, что равенство возможностей, на чем делает акцент социализм, было достигнуто в достаточно высокой степени именно здесь. Этот результат связан с наличием рыночной системы, прочного правового порядка, относительно независимого от государства, и «государства-нации», свободного от контроля со стороны какой-либо этнической группы и какой-либо конкретной религии. Решающей новацией, на наш взгляд, явилась образовательная революция, особенно в том, что касалось распространения особого типа организации — добровольной ассоциации — и открытия возможностей. Что самое важное, американское общество ушло дальше, чем любое другое общество сравнимого масштаба, в освобождении от старинных аскриптивных неравенств и в институционализации модели, эгалитарной в основе своей.

Вопреки мнению многих интеллектуалов, американское общество и многие другие современные общества, где нет диктаторских

51 Aubert V. The housemaid: An occupational role in crisis//Sociology: The progress of adecade/Ed.by S.M.Lipset, N.J.Smelser. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1961.

152

режимов, институционализировали наиболее широкий спектр свобод, чем какое-либо из прежних обществ. Возможно, он не шире того, которым пользовались иногда небольшие привилегированные группы аристократов в Европе XVIII в., но для больших масс людей он безусловно шире, чем когда-либо.

Достижение таких свобод сопряжено со множеством сложностей. Видимо, можно сказать, что приобщение к свободе начинается с преодоления некоторых трудных обстоятельств физической жизни — плохого здоровья, низкой продолжительности жизни, неблагоприятных климатических условий и т.п. Сюда же, безусловно, относится создание определенной безопасности от насилия для большинства населения. Более высокие доходы и развитие рынков увеличивают свободу выбора в потреблении. Имеется широкий набор общедоступных услуг, таких, как образование, учреждения культуры, а также средства общего пользования и т.п. Существует повсеместная свобода в выборе брачного партнера, занятий, религии, политической принадлежности, свобода мысли, слова, самовыражения.

Если рассматривать ситуацию в широкой сравнительной и эволюционной перспективе, то наиболее «привилегированные» общества конца XX в. впечатляюще успешно институционализировали самые «либеральные» и «прогрессивные» ценности тго времени, что трудно было предсказать столетие назад.

Конечно, имеются и серьезные проблемы. Одна из них, безусловно, война и опасность войны. Но поскольку в данной главе предметом нашего внимания является социетальное сообщество, то вопрос о межсоциетальных отношениях мы отложим до заключительной главы этой книги.

Мы уже выдвигали соображения о том, что главные недостатки нового типа социетального сообщества состоят не в давнишних сетованиях на тиранию авторитарных режимов, особенно в их монархической разновидности, или на укоренившиеся привилегии аристократии. Не состоят они также в классовых антагонизмах и эксплуатации в строго марксистском смысле. Проблемы социальной справедливости и неравенства все еще заметны, но формулирование этих проблем в упрощенных терминах противостояния буржуазии и пролетариата, по соображениям, изложенным в этой главе, представляется утратившим актуальность.

Проблема равенства и справедливости остается центральной для Соединенных Штатов в контексте наличия бедности и многочисленного негритянского меньшинства, имеющего за плечами долгую историю дискриминации, берущей начало в рабстве. Важно отчетливо понимать, что эти два аспекта проблемы не совпада-

153

ют полностью. По большинству критериев значительное большинство американских бедных — белые, а значительная часть небелого населения не числится в бедняках. Но существует особенно бросающееся в глаза совпадение того и другого среди черных, обитающих в «гетто» крупнейших городов.

Раньше эти проблемы трактовались как «абсолютное» обнищание, недоедание, болезни и т.п. Сегодня среди социальных ученых растет понимание того, что относительное обнищание и исключение из полноправного участия в социетальном сообществе гораздо важнее и часто переживается «болезненнее» 52 . В нашей общей парадигме социальных изменений мы подчеркивали связь между процессами включения и повышения уровня адаптации через рост доходов; тем не менее эти процессы неидентичны. Связь эта вместе с тем помогает объяснить, почему, несмотря на то что в последнее время сильно уменьшилась юридическая и политическая дискриминация, напряженность вокруг расовой проблемы не только не ослабла, но даже возросла. То, что достигаемое через механизм включения смягчение ощущения относительного обнищания носит в каком-то смысле «символический» характер, не делает его ни на йоту менее насущным и важным.

Проблема равенства и социальной справедливости поддается оценке с большим трудом. Как только что отмечалось, старое недовольство тиранией, аскриптивными привилегиями и классовым неравенством в марксистском духе не играет той роли, что прежде. Но сохраняется широко распространенное ощущение, что некие особо привилегированные группы незаконно пользуются своим положением в своих интересах, в ущерб общему интересу. У старших поколений это недовольство чаще всего формулировалось в терминах экономики, как у Ф.Д. Рузвельта, когда он говорил о «злоумышленниках с большими богатствами». Знаменательно, что сегодня в этой связи выплывает символ «власти»; во фразеологии Ч. Р. Миллса за большинство наших социальных зол ответственность лежит на «властвующей элите». Представители властвующей элиты изображаются не как должностные лица, а как циничные закулисные кукловоды. Идеологические комплексы с параноидальным содержанием отнюдь не новость, но все равно возникает вопрос, что лежит за этим конкретным представлением.

12 См .: Rainwater L.. Yancey W. The Moynihan report and the politics of controversy. Cambridge ( Mass. ): M.L.T. Press, 1967; The Negro American/Ed, by T. Parsons, K. Clark. Boston : Houghton - Miffiin , 1966.

154

Похоже, что в современном обществе не возмущение материальными привилегиями богатых является главным источником моральной неудовлетворенности; на самом деле в начале века эта проблема стояла острее. Существует, по сути, единодушное мнение, что тех, кто находятся за «чертой бедности», надо поднять выше ее. За пределами этого согласия проблема экономического неравенства становится очень сложной. По-видимому, долговременная тенденция состояла в сокращении высшими слоями своего «показного потребления». Хотя в течение жизни нынешнего поколения ничего существенного не произошло, похоже, что будущая общая тенденция направлена в сторону большего равенства.

В плане сосредоточения власти и полномочий общество в конечном счете стало более децентрализованным и основанным на добровольных ассоциациях, нежели более концентрированным. Для этого явления опять-таки напрашивается объяснение в терминах скорее относительного, чем абсолютного, ухудшения дел в этой области. Особенно часто упоминаемым негативным символом стала «бюрократия», подразумевающая строгий централизованный контроль с помощью жестких правил и полномочий. Мы старались показать, что в действительности основная тенденция состоит не в росте бюрократии, пусть последняя сама по себе и не преобразуется, а в развитии организаций по типу добровольных ассоциаций. Но в некоторых особо чувствительных кругах ощущают, что бюрократия усиливается. С этим ощущением связаны и недавние волны обвинений в адрес «военно-промышленного комплекса» США, что, в свою очередь, соседствует с другим всеохватывающим ощущением, что нарушаются свободы; в кругах наиболее крайних ориентации практически отрицаются те завоевания в области свободы, которые мы просуммировали выше.

У испытывающих подобное чувство ухудшения есть два особенно значимых для них позитивных символа. Один — это «община», которая, как принято утверждать, в ходе современного развития подверглась мощной деградации 53 . Указывается на то, что соседские общины были «приватизированы» и что многие виды отношений переместились на уровень больших формальных организаций. Мы же должны еще раз отметить, что бюрократия в самом отрицательном смысле этого слова не угрожает все смести на своем пути. Добавим, что вся система массовых коммуникаций явля-

51 Одна из форм — ностальгия по общинному устройству ( Gemeinschaft ), являющаяся заметной чертой «социологической традиции», особенно как она описана у Р. Низбета (см.: Nisbet R . The sociological tradition . N . Y .: Basic Books , 1967).

155

ется функциональным эквивалентом некоторых из свойств общества типа Gemeinschaft , и притом таким эквивалентом, который предоставляет индивиду право выбирать в соответствии с собственными критериями и желаниями, участвовать ему или не участвовать в общении 54 . Вторым позитивным символом является «участие», особенно в формуле «демократия участия». Требования такой демократии часто звучат таким образом, как если бы «власть», в специальном техническом смысле этого слова, была главным желанным объектом, однако сама расплывчатость этих требований делает сомнительным такое предположение. Мы полагаем, что эти требования являются главным образом еще одним проявлением желания быть включенными, полностью «принятыми» в члены солидарных групп. Подобные же соображения, кажется, применимы к отвращению и страху перед нелегитимной властью. Вопрос о том, какая форма желаемого участия совместима с условиями, необходимыми для эффективного функционирования организации, представляет собой большую сложность, но то, что здесь находится узел напряженности, представляется несомненным.

Может быть, некоторым подтверждением такой интерпретации могут служить те чрезвычайно острые студенческие волнения, которые в последнее время охватили все современные общества и, как мы уже отмечали, связаны с развитием массового высшего образования. Это явление слишком сложно, чтобы его анализировать здесь, но весьма показательно, что все темы, поднимаемые студенческими радикалами, имеют резонанс во всем обществе. Действенным символом, как с положительной, так и с отрицательной нагрузкой, выступает власть; на счет «неправильной» власти списывается большая часть «неправильного» в обществе, а «студенческая власть» занимает видное место среди предлагаемых средств исцеления. Бюрократия и все связанное с ней ассоциируется с «неправильной» властью. С положительной стороны новая идея «коммуны», в отношении которой особо подчеркивается аспект участия, наделяется почти волшебными добродетелями 55 .

54 Конечно же, главная задача социологии заключается не в реставрации обществ, существовавших до промышленной и демократической революций или даже до революции в образовании. Скорее она состоит в поиске тех компонентов социальных систем, которыми объясняются некоторые позитивные черты более ранних обществ, с тем чтобы понять, как их можно перестроить для удовлетворения функциональных потребностей становящихся современных обществ. См .: Shils E.A. Mass society and its culture//Daedalus. 1960. Spring; White W. Beyond conformity. N.Y.: Free Press, 1961.

" 5 Parsons Т ., Platt G.M. Op. cit. P . 26.

156

В предыдущем изложении мы делали упор на значении для современного общества трех «революций». Каждая из них была средоточием напряженностей и конфликтов, порождая радикальные группы, выступавшие как против определенных сторон разлагающейся социальной структуры, так и против революционных перемен. Так, Французская революция, эта самая выдающаяся из ранних демократических революций, наплодила якобинцев, «абсолютистов» руссоистской демократии. Промышленная революция, несколько позже, породила конфликты, о которых нами уже немало сказано, а радикалами на этом этапе стали социалисты, особенно их коммунистическое крыло. Не будет слишком смелым предположить, что студенческие радикалы из «новых левых» начали играть аналогичную роль в образовательной революции, хотя мы и не знаем, сколько этапов нам еще предстоит пройти.

В данный момент мы наблюдаем нечто кажущееся парадоксом. Революционеры, более чем кто бы то ни было, не могут даже слышать, что у них есть общие ценности с теми, чьи «аморальные» системы они стремятся ниспровергнуть. Но в свете тех представлений о ценностях, которые заложены в основу анализа, вполне закономерно задать вопрос, действительно ли брошен вызов основополагающим ценностным образцам общества современного типа, и в частности в Соединенных Штатах. Действительно ли уже не имеют значения институциональные завоевания, связанные с «либерально-демократическими» ценностями XIX в.? Отвергает ли их новое поколение?

Со всей определенностью можно ответить «нет». Их не отвергают, а считают само собой разумеющимися 56 . С одной стороны, современное общество осуждают за то, что оно не находится на

36 Против этого утверждения может быть выдвинуто одно очевидное возражение. Самые крайние студенческие радикалы прибегают к революционной тактике «конфронтации», включая насилие и всякого рода способы, исключающие диалог с теми, чьим взглядам они противостоят; примером может служить намеренный срыв научных дискуссий. Такое поведение означает практическое отторжение того, что можно назвать «процедурными» ценностями «либерального» общества; необходимость такого отторжения отстаивается наиболее громогласно ввиду репрессивного характера «режима». Вместе с тем нельзя не заметить, что люди, проводящие такую тактику, все время ссылаются на свои права, что со всей очевидностью говорит против того, что они отвергли эти либеральные ценности. Более того, в глаза бросается, что эта черта свойственна всем, а не только нынешним экстремистам. Террор при якобинцах едва ли был «демократическим», но творился он во имя демократии. В паше время такой же является коммунистическая тактика. Этот конфликт между предполагаемыми конечными ценностями, такими, как Равенство и свобода, и тактикой радикализма заложен в саму основу крайне радикальных движений.

157

высоте исповедуемых им ценностей, что видно из существования бедности и расовой дискриминации, из продолжения войн и империализма. С другой стороны, имеются туманные намеки на то, что не следует довольствоваться этими ценностями и что нужно вводить совершенно новые.

В определениях того, какими должны быть следующие этапы, доминируют эгалитарные ценности, и, по крайней мере, два символа — общины и участия указывают на четкие направления, несмотря на то что их конкретные импликации могут быть довольно расплывчатыми. Современная система, особенно в Соединенных Штатах, кажется, только что завершила один этап институциональной консолидации, но одновременно она переживает брожение, сопровождающее переход к новым этапам, очертания которых пока еще трудно различить.

Единственное, что кажется очевидным, — это стратегическое значение во всех этих ситуациях социетального сообщества. Как уже говорилось, самые важные черты этого сообщества сформировались совсем недавно. Кроме того, есть все основания думать, что Соединенные Штаты стояли во главе этих перемен и что основные их параметры распространятся во всех современных обществах. Поэтому вполне уместно несколько подробнее описать эти параметры.

На новый уровень всеобщности и обобщенности поднялся принцип равенства. Социетальное сообщество, в основном состоящее из равных членов, представляется «конечной станцией» длительного процесса отхода от таких древних, партикуляристско-аскриптивных основ членства, как религия (в плюралистическом обществе), этническая принадлежность, регион или местожительство, а также наследственное положение в социальной стратификации (применительно в первую очередь к аристократии, но также и к некоторым более современным версиям классового статуса). Этот базисный мотив равенства имеет давнее прошлое, но впервые выкристаллизовался во времена Просвещения в виде представлений о «естественных правах» и нашел особо значимое выражение в Билле о правах, вошедшем в американскую конституцию. Билль оказался своего рода бомбой замедленного действия, так как некоторые из его последствий проявились спустя много времени после его принятия, наиболее драматично в действиях Верховного суда, но также и шире. Сегодняшнее внимание в Соединенных Штатах к проблемам бедности и расовой дискриминации во многом обязано тому чувству глубокого морального отвращения, которое вызывает в современном обществе идея безвыходно «низшего» класса, не говоря уж о низшей расе, несмотря на гро-

158

могласные протесты против современного эгалитаризма со стороны некоторых групп.

Некоторые имеющие широкое хождение радикальные идеологии, похоже, настаивают на том, что подлинное равенство требует полной отмены всех иерархических статусных различий. Такой вариант идеального «сообщества» в течение многих столетий периодически всплывал на поверхность. Однако все попытки, сколько-нибудь приближающиеся к его реалистической институционализации, всегда осуществлялись в небольших масштабах и по большей части были недолговечными. Представляется, что слишком усиленное движение в этом направлении могло бы серьезно подорвать такие крупномасштабные институты современных обществ, как право, рынки, эффективное государство, а также компетентную творческую работу и применение передового знания. Скорее всего оно развалило бы общество на неопределенное множество поистине «примитивных» небольших общин.

Основное русло социетального развития в наше время направлено в сторону существенно новой модели стратификации. Первоначальные исторические основы легитимного неравенства были, как уже указывалось, аскриптивными. Ценностная же основа нового эгалитаризма нуждалась в другом обосновании своей леги-тимности. В самом общем виде новая модель должна быть функциональной для общества, рассматриваемого в качестве системы. Различные результаты соревновательного процесса образования должны, таким образом, легитимизироваться через заинтересованность общества в деятельности высококомпетентных людей, причем такая высокая компетентность является следствием, по крайней мере, как врожденных способностей, так и «хорошей подготовки». Общество заинтересовано также в высокой экономической производительности, но, заведомо отбрасывая предположение, что каждый участвующий в производстве его индивид или коллектив будут одинаково результативны, оно вынуждено предусматривать специальные вознаграждения своим наиболее продуктивным участникам. Точно так же большим и сложным коллективам необходима эффективная организация, одним из первичных факторов которой является институционализация авторитета и власти, при этом неизбежно возникает создающая неравенство ситуация — ситуация относительной «концентрации» власти.

Существует два способа примирения между ценностными императивами сущностного равенства и функциональными требованиями компетентности, производительности и коллективной эффективности, — все это, разумеется, пересекается в конкретных секторах социальной структуры. Первый способ состоит в инсти-

159

туционализации подотчетности, самым известным случаем которой являются отчеты избираемых должностных лиц своему электорату. Некоторые функции выполняют, хотя и несовершенным образом, экономические рынки, а также механизмы удостоверения компетентности в мире науки, свободных профессий и в некоторых других «фидуциарных» органах.

Второй способ состоит в институционализации равенства возможностей, тем чтобы ни один гражданин не был лишен, по известным нам аскриптивным признакам (раса, социальная принадлежность, религия, национальность и т.п.), свободного доступа к деятельности (прием на работу) или к условиям, обеспечивающим возможность эффективной деятельности (получение медицинского обслуживания и образования). Идеал этот очень далек от полной реализации, однако сама сегодняшняя распространенность мнения, что равенство возможностей есть не что иное, как «пародия» на демократию, в действительности говорит о возросшей серьезности этой проблемы в наши дни. Раньше «низшие классы» или лица, ущемленные по другим аскриптивным основаниям, просто принимали как данность, что преимущества, которыми обладают «лучшие», «не для них», и не протестовали. Так что сила протеста не есть простая функция от величины «зла».

Совершенно ясно, что стремление к равновесию между ценностной установкой на равенство, с одной стороны, и неравенством, вытекающим из функциональной эффективности, с другой, сопряжено в современных обществах со сложными интегративными проблемами, поскольку многие исторические основания для иерархической легитимизации утрачены. Эта трудность усугубляется еще и тем, что проблема присуща не одной определенной сфере жизнедеятельности общества, но множеству самых разных. Существует много источников функционального неравенства; классификация по признакам «компетентности», «экономической производительности» и «коллективной эффективности» дает лишь самые элементарные точки отсчета. В высокоплюралистической социальной системе необходима не только интеграция притязаний на особые привилегии с принципом равенства, но и интеграция разных видов притязаний на особые привилегии.

Такая интеграция представляет собой ядро складывающихся институтов стратификации. По нашему мнению, ни одна из доставшихся нам в наследство формул, претендующих на описание современной системы стратификации, не является удовлетворительной. Конечно же этническая принадлежность не является ее основой, за исключением особых и все реже встречающихся случаев. Не являются ею также ни аристократия в прежнем смысле,

160

ни класс в марксистском понимании. Она все еще в недостаточной мере развита и очень нова.

Интеграция такого рода социетального сообщества должна зависеть от специальных механизмов. Они касаются в основном того, каким образом наделяются общепризнанным престижем не только определенные группы, но и статусы, которые эти группы занимают, включая должности, пользующиеся авторитетом в коллективах. Существенно, чтобы престиж таких групп и статусов устанавливался не на основе одной какой-то позиции, а на различных комбинациях таких факторов, как богатство, политическая власть или даже «моральный» авторитет. Мы определяем престиж как «коммуникационный узел», через который факторы, существенные для интеграции социетального сообщества, оцениваются, уравновешиваются и интегрируются в «продукт», называемый влиянием. Осуществление влияния какой-то одной единицей сообщества или группой таких единиц может способствовать приведению других единиц к некоему консенсусу путем обоснования распределения прав и обязанностей, ожиданий, связанных с их исполнением, и вознаграждений в зависимости от вклада в общее дело. На данном уровне рассмотрения общее дело — это дело в интересах общества, представляющего собой сообщество.

Сосредоточенность на социетальном сообществе, характеризующая эту книгу в целом и данную главу в частности, надо уравновесить признанием, что ценности потенциально, а обычно и реально выходят за рамки любого такого конкретного сообщества. Это — одна из причин, почему в книге говорится о системе современных обществ, а не об одном таком обществе. Силы и процессы, преобразовавшие социетальное сообщество Соединенных Штатов и обещающие преобразовывать его и дальше, не являются характерными для одного этого общества, но пронизывают всю уже модернизованную и «модернизующуюся» систему. Только с этих позиций можно понять европейские общества, не имеющие собственных расовых проблем, когда они чувствуют себя вправе укорять американцев за бездушие в отношении черных, или небольшие независимые страны, когда они начинают вопить об «империализме». С этой точки зрения решающее значение приобретает вопрос об институционализации единой для всех современных обществ системы ценностей, включая все, что она влечет за собой в плане стратификации.

Главный фокус напряженности и конфликта, а значит, и творческих новаций в нынешней ситуации находится, похоже, не в экономике в смысле идущего из XIX в. противостояния капитализма и социализма; нет его и в политике в смысле проблемы

161

«справедливого» распределения власти; правда, оба эти конфликта отнюдь не исчезли. Гораздо актуальнее сегодня культурные проблемы, особенно порожденные революцией в образовании. Но многое указывает на то, что эпицентр бури находится в социетальном сообществе. С одной стороны, относительно устарели многие прежние ценности, такие, как наследственные привилегии, этническая и классовая принадлежность. С другой стороны, остаются нерешенными проблемы интеграции нормативной структуры сообщества (которая представляется вполне завершенной в основных своих чертах) с мотивационной основой солидарности (которая остается весьма проблематичной). Новое социетальное сообщество, понимаемое как интегративный институт, должно функционировать на уровне, отличном от тех, что привычны нашей интеллектуальной традиции; оно должно выйти за те пределы, где правят политическая власть, богатство и факторы, их порождающие, и подняться на уровень ценностных приверженностей и механизмов влияния.