Качанов Ю.Л. Начало социологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

глава 2. СОЦИОЛОГИЯ КАК ВОЗМОЖНОСТЬ СОЦИОЛОГИИ

...Для нас невозможно рефлектировать постоянно и явным образом над всеми
нашими мыслями; в противном случае наш разум рефлектировал бы над каждой
рефлексией до бесконечности, никогда не будучи в состоянии перейти к
какой-нибудь новой мысли. Так, например, сознавая какое-нибудь наличное
ощущение, я должен был бы постоянно думать, что я думаю о нем, и так далее
до бесконечности. В действительности же я должен перестать размышлять над
всеми этими размышлениями, и должна явиться наконец некоторая мысль, которую
мы оставляем, не мысля о ней...
Г.В. Лейбниц. Новые опыты о человеческом разумении автора системы
предустановленной гармонии

Протекающий в изначальной интуиции процесс всегда уже перемешан с
антиципациями, в нем неизменно в большей степени присутствует аперцептивная
со-направленность, нежели действительно данная интуиция - именно в силу
того, что объект, каковым бы он ни был, не является чем-то изолированным и
выделенным; он всегда является объектом, расположенным в горизонте типичной
повседневности и пред-знания.
Э. Гуссерль. Опыт и суждение. Исследования к генеалогии логики
Социология как возможность самой себя выступает не в виде ансамбля
логических отношений между истинами, но в виде социальных форм практик,
становящихся формами социологического мышления. Социолог изначально является
практиком, заинтересованным агентом социальных отношений, всегда уже
ориентирующимся в социальном мире, а не теоретиком, отвлеченным
наблюдателем. Социология исходит, в том числе, из предпосылок, которые не
могут быть обоснованы методами самой социологии39. Определенные условия
научного познания не укладываются в логику исследования, а предшествуют ей,
поскольку социологическое постижение надстраивается над
привычно-доверительным и заинтересованным, инструментальным и практическим
пред-знанием, отягощенным личностными смыслами исследователя, которые
являются условиями возможности мышления40. Социолог не может быть
идентифицирован с его когитальным состоянием и когнитивными практиками, и
познающий никогда не тождественен познаваемому. Представления о деятельном и
интерсубъективном характере социологического познания надо дополнить
представлениями о его онтологической и социальной обусловленности.
Социологическое мышление поэтому следует рассматривать как "технологическую
структуру", имманентную научному производству.
Необходимо различать рефлективное и тетическое в социальной теории от
дорефлективного и нететического, - того, что принимается ученым за очевидное
и само собой разумеющееся, известное до всякой социологии41. Научный язык
социологии не только "надстраивается" над пред-суждением (Vor-urteil),
допредикативным опытом42, нетематическим полем переживаний43,
недискурсивными практиками, но и невозможен без них. Социальные факты, любые
события социального мира могут быть объяснены лишь исходя из практического
контекста, причем объяснение выступает способом бытийствования ученого44.
Здесь следует интерпретировать сознание как (символические) практики45
(praktische Bewu?tsein К. Маркса), а не как целокупность теоретического
дискурса. Социологическое объяснение интегрировано в социальную реальность
как одно из сущих социального мира. Социологическое объяснение не может быть
лишь ценностно-нейтральным истолкованием, возникающим непосредственно из
академически-незаинтересованного чистого созерцания, оно еще и
жизненно-практическое участие исследователя в социальных отношениях. Для
"социальной техники" социологическое объяснение это не просто рефлексия по
поводу события, которое могло бы существовать и без этого объяснения, -
напротив, социологическое объяснение участвует в производстве этого события,
а в некоторых случаях претендует на конституирующую, хотя и подчиненную,
роль46. Социологическое объяснение не определяется единственно ансамблем
познавательных практик социолога: условием действительности социологического
объяснения является "онтологическое соучастие" социолога и социальной
реальности, практическая захваченность исследователя, нахождение "посреди"
социального мира и доставляемая таким расположением "внутри" социального
мира его "открытость", "раскрывающий" характер практик (ср. [15]).
Подчеркнем, что открытость раскрывается как различие между объективированным
и необъективированным и лишь в нем. Социологическое познание возможно лишь
постольку, поскольку сущее социального мира становится открытым, т. е.
объективируется в свете различия "тематизированное/нетематизированное".
Социологическое объяснение всегда есть практически-озабоченное объяснение
социального явления как чего-то "инструментального", не существующего
безотносительно к социологу и поэтому в первую очередь отвечает критерию
пригодности. Отсюда вытекает стремление к непрерывному улучшению,
совершенствованию социологического объяснения. Характер социологического
объяснения объективирует не только критико-рефлективную, но и
активно-преобразующую позицию науки по отношению к ее предмету. Объяснить -
значит, сверх того, определить свою позицию в социальном мире, ибо
социологическое объяснение есть момент этого мира.
Помимо контролируемых сознанием идеально-типических образований,
социологическое объяснение всегда наделено "структурным" или
допредикативным, дорефлективным аспектом: "объяснительная структура"
(например, у Э. Дюркгейма "объяснительными структурами" выступают
"социальный факт" и "социальная действительность", понятая как causa sui) не
есть элемент сознания, она не может быть деконструирована, а затем
воспроизведена по рефлективной схеме. Существование допредикативного опыта
предполагает, что первичная концептуальная система, кодифицируемая
естественным языком, не имеет универсального характера, поскольку любой язык
есть модель ("исчисление") практик, а не "дом бытия", неустранимая среда
бытийствования агента. Необходимым и всеобщим "посредником" между агентом и
социальным миром скорее выступают практики, без которых агент не может
обойтись даже в абстракции. Действи-тельность социального агента - это его и
других агентов практики, взятые вместе с телесностью. Практики,
осуществляющие отношение агента с социальным миром, составляют как
событийный горизонт, так и базис пред-объяснения. Их универсальность
конституируется социальными отношениями и заключается в выходе за пределы
любой возможной наличной ситуации. Открытость - условие действительности
любого возможного социологического знания. Логически данное условие
представляет собой отношение социальной реальности к социальному миру,
которое можно изобразить как отношение необъективированного к
объективированному. В открытости социальная реальность раскрывается
практикам социолога как множество присутствий (необъективированное)
социального мира (объективированное).
Социолог объясняет социальный мир особыми научными артефактами -
"объяснительными структурами", которые действуют сами по себе и которые
ученый может не объяснять - они фактически сами себя объясняют и задают
горизонт социологического познания. Объяснительные структуры изначальнее,
чем теоретические установки социологической рефлексии, и образуют ее основу
и предпосылку. Социологическое мышление en gros является
пространственно-временной структурой объяснительных структур.
Социологическое объяснение представляет собой трансцендентный акт,
выходящий за пределы сознания социолога47. Агент знает лишь содержание
своего сознания, и если он может познать сущее социального мира, то лишь
потому, что наличествует социальное отношение, производящее эту
трансцендентность до всякого сознания. Социологическое объяснение - знание
того, что происходит в действительности - изначально обусловлено открытостью
социального мира, существованием социальных отношений, переходящих границы
сознания вообще и социологического мышления в частности. Иначе говоря,
социологическое объяснение определяется движением различия
"объективированное/необъективированное", каковое осуществляется научным
производством во взаимодействии с различными социальными силами.
Следовательно, допредикативное и дорефлективное "онтологическое
объяснение" ("открытое", явленное в социальной реальности) совершается не на
уровне теоретического сознания, а практически, как способ бытийствования
агента, объективирующий необъективированное. В первую очередь оно есть
условие эффективности социальных практик, а уж затем - понятие социологии.
"Онтологическое объяснение" обретается в ходе объективирующих социальную
действительность практик и непременно включено в их процесс. Объективирующие
практики не просто условие "онтологического объяснения", они суть
"онтологическое объяснение" как таковое, если опереться на интуицию, дающую
сознание как практики (praktische Bewu?tsein). Подобная слитность
"онтологического объяснения" с объективирующими практиками предполагает, что
субъект и объект не расколоты, а нераздельны/неслиянны, поскольку объяснение
обосновывается не субъектом или объектом порознь, но различием между
объективированным и необъективированным. Говоря метафорически,
"онтологическое объяснение" - не "предикат" социального мира, а его
"субъект", равно как и практики - это не "предикат" агента, а его "субъект".
Практики захватывают, вовлекают в себя агента. Именно они, а не объясняющий
агент являются субъектом "онтологического объяснения". Этот субъект, однако,
не может быть с исчерпывающей полнотой определен дискурсивно. Естественно,
что социолог не может ограничиться инструментальным, прагматическим
истолкованием, неразрывно связанным с породившим его практическим и
недискурсивным контекстом: ему будет просто нечего сказать, тогда как он
вынужден сообщать о результатах своей деятельности в дискурсивной форме.
Поэтому собственно социологическое объяснение (являющееся не способом
бытийствования социолога, а одним из видов познания) начинается лишь на
рефлективном уровне. "Онтологическое объяснение" (т. е. в сущности
"предварительное", не ставящее перед собой задачи rerum cognose causas) по
отношению к объяснению социологическому выступает необходимой предпосылкой и
неустранимым нетематизированным "горизонтом". Его можно представить как
объединение в процессе практик "горизонта" объясняющего агента и "горизонта"
объясняемого сущего социального мира. Точнее говоря, социологическое
объяснение устанавливается различием между "онтологическим" и собственно
социологическим объяснением.
***
Мы исследуем лишь тогда, когда помним, чт( значит исследовать. В
исследовании социолог проецирует себя в то, чем он не является и отрицает
то, чт( он есть. Для него исследовать - значит встречаться с иным, нежели
социологический, опытом бытийствования, причем само бытийствование уже
каким-то образом определено до онтологии. На правах социального института
социология устанавливает всякое отношение к сущему как пред-ставление и
опредмечивает социальный мир в исследовании, так что сущее социального мира
институционализируется как предмет представления48. Восприятие рефлексии как
основополагающего отношения социолога (отождествляемого с субъектом) к
социальной реальности делает возможным ее определение как предметности (см.:
[4, с. 184]).
Всякое познание мотивировано социальными интересами, выражает
обусловленную точку зрения, и в этом смысле существует "...только
перспективное "познавание"..." [16]. Не существует замкнутого в себе
социологического мышления, из самого себя логически обосновывающего
закономерность своих имманентных представлений. Теоретическое мышление
обусловлено наличной жизненной ситуацией мыслителя: "за каждой теорией стоят
аспекты в(дения", присущего определенной социальной позиции [17, с. 108].
Поэтому социальный мир протеичен: он никогда полностью не выявляется
социологическим исследованием. Социологическая теория не может охватить его
весь, целиком, но фиксирует лишь отдельные ракурсы, открывающиеся с
неизбежно частичных точек зрения, а "тотальность" или "всеобщий вид"
ускользает, - как храм Василия Блаженного: "...На соразмерном основании
вознеслось здание, симметрию которого не увидишь ни с какой стороны. Оно все
время что-то скрывает..." [18].
Социологическое мышление не есть sui generis, условие собственной
возможности, хотя бы в силу того, что тематическая действительность любого
предмета социологического познания фундируется его не-тематической
возможностью. Правомерно рассматривать социологическое сознание не как
коррелят эмпирического явления, а как факт самой являемости социального мира
или "открытости" социальной реальности. Порождающей структурой, которая
определяет социологическое мышление и благодаря которой ему вообще может
быть что-то непосредственно дано, открыто является бытийственное,
практическое отношение агента к социальному миру, располагающееся "до" или
"по эту сторону" интенционального отношения.
Социология начинается с наблюдения, принимающего все таким, "как оно
есть", но мы знаем, что такое начало является результатом. Социологически
это означает, что агент повинуется социальному миру, признает данный мир
единственно возможным, поскольку в процессе фило- и онтогенеза его
когнитивные структуры оказались объективно увязаны с социальными.
Любая теория неизбежно основывается на дорефлективных нететических
тезисах, поскольку социолог открыт миру, практически считается с ним, хочет
он того или нет. Эти нететические тезисы, которые не мыслятся как собственно
концептуальные суждения, выражают доксу - отношение основополагающего
непосредственного принятия действительности, служащего основанием любого
другого отношения к ней (см.: [19, с. 37]).
Докса есть ансамбль непосредственных (в том числе, неинтенциональных)
отношений агента с социальным миром, который может быть с некоторой долей
условности истолкован как весьма специфическая форма познания, выраженная в
неэпистемическом опыте. Докса отнюдь не выпадает из сознания, но всегда
оказывается запредельной суверенному разуму. Жизненно-практический (включая
допредикативный, нерефлективный) опыт дает социологу нечто, недостижимое
теоретически. Рефлектируя над жизненно-практическим опытом, исследователь
нередко искажает его, рационализируя нерациональное, придавая черты
"постсовременности" архаике и т. д. Для того, чтобы получить действительно
научное знание о социальном мире, необходимо реконструировать донаучное
"неявное знание" во всей полноте и сложности его структуры. Поэтому
социология не существует "как-строгая-наука", открывающая абсолютную истину
вне зависимости от доксического опыта ее агентов, будь то рафинированные
интеллектуалы, "красные профессора" с рабфаковским прошлым, андроиды или
марсиане.
Неэпистемический опыт социального мира нельзя растворить в разуме. Между
предельными понятиями социологической теории и предпонятиями49 и первичными
ориентациями доксического опыта, на которые она эксплицитно или имплицитно
опирается, существует отношение соучастия. Это отношение задает горизонт, в
котором изначально движется социологическое исследование.
Не существует "чистого субъекта", данного "до и отдельно" от социальных
отношений. Социальный агент не рождается трансцендентальным субъектом, и
прежде чем приступить к феноменологической редукции, он вынужден
интериоризировать социальные отношения в процессе социализации, производить
практики, участвовать в социальной коммуникации и т. п. Агент не может
познавать социальный мир, находясь вне доксического отношения на правах
бестелесной, несоциальной, внепрактической и внеязыковой сущности. Коль
скоро доксический опыт - опыт социальных различий, то самое чистое мышление
о сущих социального мира будет стигматизировано его элементарными
структурами, изоморфными структурам социального порядка. Доксический опыт
формирует для всех других видов социального опыта (и, быть может, не только
социального), во-первых, базовую систему различий, неразрывно связанную с
легитимными социальными различиями, принятыми категориями социальной
перцепции. Во-вторых, он обусловливает такие имманентные любому опыту
структуры, как способ синтеза и форма отождествления [социальных предметов].
Прежде чем стать предметом социологии, докса выступает ее условием.
Практики как бытийственные структуры открыты в сущностной связи с
открытостью социальной реальности. Доксическое отношение выступает
необходимым элементом бытийственной конституции социального агента. Оно не
эмпирически-историческое (познавательное) a priori в смысле Э. Кассирера или
К. Хюбнера, а конститутивное a priori социальных практик. Доксический опыт
как опыт социальный, опыт тела, практик и т. д. не может быть представлен
как всего лишь модификация опыта чистого сознания или познания50. Скорее
наоборот, опыт чистого сознания является частным случаем доксического. Но
эта первичность [доксического опыта по отношению к опыту чистого сознания]
не предполагает, что доксический опыт непременно обусловливает опыт чистого
сознания, а сам есть нечто необъяснимое, принципиально необъективируемое.
Напротив, мы полагаем, что доксическое отношение объяснимо, постижимо,
прояснимо, хотя бы уже в силу того, что доксический опыт осознается как
нечто отличное от опыта чистого сознания все же самим сознанием. Доксический
опыт отнюдь не есть некий абсолютный или суверенный опыт. Будучи изначальным
во времени (первичнее структур интенциональности) и открытым, непредметным и
предпонятийным опытом социальных различий, дающим агенту "первичные
ориентации" в социальном мире, пред-понимание (Vor-verstandis), доксический
опыт является условием действительности любого осознания социального мира51.
Но не более того. То есть доксический опыт выступает условием
действительности, а не порождает опыт чистого сознания. Первичность (во
времени) доксического опыта заключается в том, что он воспроизводит и
производит основную систему социальных различий, обосновывающую и служащую
предпосылкой для всех остальных форм социального опыта, включая философский,
поскольку философ - вне зависимости от того, что он сам об этом думает -
тоже является социальным агентом.
Трансцендентальный субъект Э. Гуссерля как источник всякого
конституирования располагается над социальным миром: между ним и объектами
нет причинно-следственных отношений. Такой субъект есть ничто. Ничто, в свою
очередь, подобно бытию, поскольку в них обоих нет сущего, они "онтологически
отличны" от него [20]. Гносеология, субъектом которой выступает ничто,
совпадает с онтологией. (Присутствие овеществляет ничто, представляя
относительное и изменчивое онтическое как абсолютное и всеобщее в
онтологическом горизонте.) Напротив, социальный агент есть вещное и
обусловленное вещами сущее социального мира, поэтому он имеет внутреннее
основание, и его гносеология не может быть сведена к онтологии. Следует ли
отсюда, что доксический опыт может быть релевантно выражен в
эпистемологических схемах? Нет. Поскольку доксический опыт не есть только
познание, он не может быть целиком категоризирован: не умещаясь полностью
"внутри гносеологии", он выходит в онтологию. Доксическое
бытийствование-в-социальном-мире есть там-и-уже-бытийствование, для которого
эпистемологические потенциальные горизонты осознания и открытости опыта
преображаются в первичное по отношению к познающему сознанию "онтологическое
объяснение" живущего-в-социальном-мире присутствия агента. Существование
"онтологического объяснения" указывает на изначальную захваченность
социального познания доксическим отношением. Первичные структуры
доксического отношения суть первичные структуры социологического объяснения
("онтологическое объяснение" как предобъяснение), а опыт практик, социальный
опыт предшествует любому возможному социологическому опыту.
Если социологический опыт есть воспринимающее познание, то социальный
опыт шире и включает в себя исполнение и испытание событий социального мира.
Область применения социологической теории, строго говоря, ограничена сферой
возможного социологического опыта (хотя мы и не пытаемся свести его
содержание к видам и свойствам сущих социального мира). Тем не менее,
опираясь на доксу, социологическая теория стремится - по аналогии - охватить
социальный опыт.
Насколько "экстенсионал" теории связан с регионом возможного
социологического опыта, настолько "интенсионал" предмета этого опыта - его
качественная определенность - задается применяемым наукой методом. Отсюда,
присутствие как предмет социологического опыта не может иметь всеобщей и
необходимой значимости, а обусловлено средствами социологического познания.
Отсюда вовсе не обязательно делать вывод, что в действительности
существуют лишь социальные отношения, а объясняющее социологическое мышление
(коль скоро оно не в состоянии объяснить социальную реальность, т. е.
ответить, почему она имеет место) есть их сублимация или система их
означающих. Просто социологическое мышление не надо представлять как
спонтанную творческую активность, как суверенное сознание, "владеющее"
социальной реальностью по праву интеллектуального первородства или
полученного от "первой философии" благословения.
Социология возможна лишь в том случае, если до познания социолог включен
в отношения, охватывающие и его, и предмет его исследования. Доксический
опыт - это опыт не-предметный и дорефлективный. Однако не существует
беспредметного опыта, просто в доксическом дано не отсутствие сущих, а
нетематическая возможность их присутствия, т. е. сущие еще не тематизированы
как предметы. Из неопределенности предмета и допредикативного характера
доксического опыта вытекает невозможность получения в нем какого-либо
предметного знания: доксические знания суть до-рациональные пред-знания.
Доксическое отношение не выводит за пределы социального опыта, но позволяет
правильно объяснять его в целом. Оно представляет собой
жизненно-практический опыт социального мира как опыт практик, связь с
социальным миром, предшествующую любой мысли о нем. Поскольку нетематическая
данность предшествует конституированию любого тематического предмета,
постольку любой возможный тематизированный социологический опыт
обосновывается доксическим опытом. Будучи предпосланным всякому предметному
социологическому познанию, доксическое пред-знание не только имплицитно
является его нетематической частью, но и выступает его конститутивным
условием. Доксический опыт - не просто специфический вид "восприятия" или
"переживания", а условие действительности тематического рефлективного
социологического опыта. Его внутренним содержанием выступает данность или
"открытость" социальной реальности "открытому" навстречу ей агенту, т. е.
различие между объективированным и необъективированным. "Открытость" -
"естественный свет разума" (lumen naturale), раскрывающий присутствие. В
качестве условия и предпосылки социологического познания докса сама входит
составной частью в социологическое познание, становясь одним из возможных
предметов научного исследования.
Открытость представляет собой открытость навстречу истине доксического
опыта, т. е. навстречу тематизации нетематизированного. Доксическое
отношение есть необходимый структурный момент бытийствования агента: без
него невозможно различение "объективированное/необъективированное". Оно не
требует никаких предваряющих/вводящих и опосредствующих практик.
Допредикативный доксический опыт нерефлективен, предметы его неопределенны и
текучи (поскольку предмет всегда есть знание о нем, а знание предполагает
рефлексию), а различие "свойства/предметы" еще не оформлено в суждениях и т.
д. Формируя непредметные, нетематические смыслы, допредикативный доксический
опыт производит основу, обосновывающую любой артикулированный смысл, коль
скоро тематическая действительность любого предмета конституируется только
на базе его нетематической данности. Будучи пространственно-временн?й
структурой, доксический опыт может быть объяснен из
пространственности-временности социального мира, т. е. он самореферентен.
Это не означает, что он является "смыслом" социальной реальности. Скорее,
доксический опыт выступает "смыслом" эмпирического социального мира.
Доксические пред-знания ("верования" в терминологии Х. Ортега-и-Гассета)
это не представления, имеющиеся у агента, а представления, которые суть сам
агент [21, с. 405]. Они усвоены и присвоены, инкорпорированы агентом,
воплощены в его практических схемах и способностях, инструментальных
навыках. Доксическое отношение образует основание человеческой жизни,
поскольку ставит агента в присутствие самой социальной реальности (см.: [21,
с. 409])52. Опыт сознания производится агентом, а не сознанием. Доксические
знания не являются свободным выбором чистого разума, здравого и
расчетливого, но функционируют как диспозиции, выросшие из привычек, и
склоняют действовать определенным образом в той же мере, что и думать (см.:
[22]). При этом доксические пред-знания - это не какие-то иррациональные
не-знания, а еще не артикулированные до-рациональные пред-знания.
Социологическая рациональность базируется на до-рациональном
пред-объяснении, на донаучной очевидности lumen naturale доксы. Прежде чем
"понимать" и/или "объяснять" социальный мир, социология устанавливает с ним
определенные отношения и тем или иным образом (от полного принятия до
тотального отрицания) соотносится с доксой53. Социология может
воспользоваться доксическим пред-знанием в качестве docta ignoratia (a la
Николай Кузанский), т. е. интерпретировать его как знание о незнании, из
которого вырастает собственно научное исследование.
Понятие доксы указывает на то, что первичным является не
противоположенность (Gegensatz) социолога и предмета его исследования, а их
практическое единство. Это вовсе не означает, что докса беспредметна, просто
ее "повседневная предметность" есть инобытие "фоновых практик" и не
совпадает с научно конструируемой. Доксическому опыту присуща действительная
неопределенность, поскольку он не то же самое, что опыт самотождественности
или "самотождественность бытия сознания" как отношения сознания к себе.
Напротив, доксический опыт является различающим движением от одного сущего
социального мира к другому сущему, соединяющему разъятое в пространстве, а
прошлое - с настоящим и будущим. Содержание неопределенности доксического
опыта составляет пред-знание, "встроенное" в любые доксические практики. Это
пред-знание фиксирует в лучшем случае лишь различия между событиями
социального мира, но, не будучи мышлением о мышлении, не поднимается до
синтеза и отождествления интенциональных предметов.
Докса - всеобъемлющая предвосхищающая истолкованность социального мира,
предваряющая схема социологического познания, и в этом смысле ничем не
заменима. Еще до всякой социологической рефлексии социальный мир дан нам
"всегда уже" как мир, интерпретированный в языке, в предпонятиях
доксического опыта. Доксические предпонятия со-полагаются событиям
социального мира. Более того, они со-утверждаются как условия возможности
этих событий. Социологический дискурс начинается с попыток выразить и
эксплицировать то, что "и так" известно до него. Процесс образования
социологических понятий, начинающийся внутри этой языковой и повседневной
исторически-деятельной истолкованности, есть всегда лишь продолжение
обыденного мышления на естественном, "разговорном" языке в контексте практик
и внутри осуществленной им интерпретации социального мира54.
Как возможно доксическое или практическое (первичное, дорефлективное,
нететическое, допонятийное) знание социолога о мире? Необходимым и
достаточным условием его возможности является гармония55, непосредственная
общность субъективных и объективных структур, практических схем и социальных
отношений [24]. Такое согласование категорий перцепции социального мира и
структур самого социального мира обеспечивает его восприятие как чего-то
очевидного, само собой разумеющегося56, позволяет утверждать, не рефлектируя
и даже не подозревая об этом, множество положений о социальном мире.
Определение интенционального предмета познавательных практик служит
рефлективным переходом от обосновывающей возможности доксического отношения
к предметной действительности социологического опыта. Отсюда ясно:
неинтенциональный предмет доксического опыта обладает определенным
потенциалом понятийной артикуляции. Непосредственно достоверное и
непосредственно осознаваемое присутствие есть - в терминологии Э. Гуссерля -
данность или репрезентация доксического опыта социолога. Ближайшим образом,
допонятийная или "естественная" "понятность" социальной действительности
является бытийственной определенностью присутствия (см.: [25, с. 12]). В
доксе социальные структуры (объективные и субъективные) предстают как
естественная реальность. Докса может быть уподоблена историческому a priori
М. Фуко [26]: она выступает не условием истинности суждений о социальном
мире, но "условием реальности", являющимся их необходимой основой. То
познание, которое М. Хайдеггер определяет как укорененный в бытии-в-мире
(in-der-Welt-Sein) модус бытия сознания (Dasein) (см.: "Бытие и время" 13, а
также [27]), и есть собственно доксическое познание. Все "непосредственно
данное" социологу опосредствованно социальными отношениями, в которые он
интегрирован. Присутствие принадлежит не столько социологическим, сколько
социальным практикам. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология