Брандес Х. Держаться прямо: о мужском габитусе

Хольгер Брандес - с 1 сентября 1996 года профессор психологии Евангелической Высшей Школы Социальной Работы в Дрездене (до августа 2002 года был проректором). Получил образование в области психологии, педагогики и социологии в Университете Мюнстера (Германия), а затем терапевтическое образование в качестве группового аналитика в Мюнстере и Хейдельберге. С 1980 до 1995 года работал психотерапевтом, ведущим и инструктором при проведение различных групповых тренингов (в основном с мужскими группами).

Брандес считается одним из лучших специалистов по маскулинности. С начала 90х он проводит различные групповые тренинги для мужчин, выступает на конференциях, и уже опубликовал несколько книг на темы, связанные с мужской идентичностью (Flexibilitaet und Qualifikation (1980); Ein schwacher Mann kriegt keine Frau. Maenner unter sich. Therapeutische Maennergruppen und Psyhologie des Mannes (1992); Handbuch Maenner Arbeit (1996); Maennernormen und Frauenrollen (1998); Der maenlichen Habitus, Bd.1, Maenner unter sich (2001); Der maenlichen Habitus, BD.2, Maennerforschung und Maennerpolitik (2002)). С точки зрения Брандеса, мужчины, не следуя в точности признанным в обществе образцам "мужского" поведения, тем не менее, всегда стараются на них ориентироваться.

Публикуемый ниже текст дается по источнику:

Holger Brandes, Der maennliche Habitus. Band 1: Maenner unter sich,

Maennergruppen und maennliche Identitaeten; Leske+Budrich, Opladen 2001.

Текст является близким к тексту пересказом с некоторыми дополнениями, сделанными переводчиком. Перевод выполнен Ивановой Т.С.

Во вступление дается краткое описание основных идей Пьера Бурдье и его теории габитуса, подробный анализ которой делает Хольгер Брандес в своей статье.

Вступление

Пьер Бурдье (1930-2002) - один из самых выдающихся социологов 20 столетия. В начале 1950-х гг. посещал престижный педагогический колледж в Париже - Высшую педагогическую школу, где и получил диплом. Однако он отказался писать там диссертацию, так как принятая в школе твердая коммунистическая ориентация вызывала у него отторжение. С 1956 года он четыре года прослужил в Алжире в составе французских войск, после чего вернулся на родину и работал ассистентом в Парижском университете. В это время он посещал лекции Леви-Стросса в Коллеж де Франс и сотрудничал с Раймоном Ароном. В 1964 году Бурдье занял влиятельную должность директора-исследователя в Высшей практической исследовательской школе [L'Ecole des Hautes Etudes], а с 1968 возглавил центр Европейской социологии и стал директором журнала "Ученые труды в социальных науках" [Actes de la recherche en sciences sociales]. В последние годы жизни был заведующим кафедрой социологии в Коллеж де Франс.

Бурдье автор более 25 монографий и многочисленных статей, а его книга "Практический смысл" считается классическим трудом социологии XX века. Воззрения Бурдье сформировались под глубоким влиянием марксистской теории, что и послужило причиной стремления совместить в своей социологии теорию и (исследовательскую) практику. В творчестве Бурдье прослеживается также влияние других известных теоретиков и их идей, особенно социологии Вебера и Дюркгейма, экзистенциализма Сартра, антропологии Леви-Стросса, диалектики Гегеля, феноменологии Гуссерля. Широко известны труды Бурдье по социологии политики и его книга "Начала", в которой излагаются идеи о необходимости критического анализа средств социологического познания и связи социальной позиции социолога с его исследовательской стратегией.

Согласно Пьеру Бурдье социальная реальность есть социальное пространство, которое он объясняет с точки зрения "конструктивистского структурализма или структуралистского конструктивизма", имея в виду, что в реальной социальной действительности существуют объективные структуры, не зависящие от сознания и воли агентов (носителей социальных отношений и их групп), способные направлять их деятельность. При этом сами агенты "строят" для себя социальный мир посредством восприятия социальной реальности, своей позиции в ней, а также диспозиций и интересов. Таким образом, социальная реальность - это мир, построенный по принципам дифференциации и распределения.

По своей сути, социальное пространство - это пространство отношений. А социальное пространство взаимодействия агентов условно подразделяется, по крайней мере, на два измерения: "символическое" (непосредственно социальное) и "физическое" (географическое). Так как социальная дистанция между агентами строится на принципах различения, для агента важно не только ощущать эти различения, но и признавать их значимыми в социальном пространстве. Различения, вписанные в структуру социального пространства, выражаются в разделении, дифференциации агентов. Например, "рабочий класс", такой, каким он нам видится сегодня через слова, описывающие его, - "рабочий класс", "пролетариат", "трудящиеся", "рабочее движение" и т.д., через организации, предназначенные для его выражения, через обозначения, бюро, секретариат, знамена и т.п., именно благодаря этим всем хорошо известным признакам отличий, становится таким, каким его воспринимают члены данного общества. Такая система различий обуславливает определенный социальный порядок и помогает каждому агенту определить собственную позицию в обществе. "Агенты классифицируют сами себя и позволяют себя классифицировать, выбирая в соответствии с собственным вкусом различные атрибуты - одежду, напитки, спорт, друзей"

В этой связи значимой для построения социального пространства на основе различий становится концепция габитуса. Это понятие вводится для объяснения упорядоченности социального мира, его воспроизводимости, исторической протяженности и изменчивости. Габитус находится "вне" индивида, являясь продуктом исторических условий, и представляет собой взаимосвязь схем восприятия, мышления и действия. Он "внедрен" в сознание индивида и тем самым составляет неотделимую его часть. Поэтому габитус с одной стороны, обозначает необходимость, предопределенность, а с другой - это система организующих принципов действия. Габитус - это воплощаемое в поведении, речи, походке, вкусах человека прошлое (его класса, среды, семьи). В то же время габитус формирует и будущее агента на основании "субъективной оценки объективных вероятностей", соразмерения желаемого и возможного - того, на что можно рассчитывать. Габитус наиболее полно отражает ту совокупность признаков, которая присуща той или иной социальной общности. Таким образом, говоря о дифференциации социального пространства, о социальных отношениях агентов, построенных по принципу различений, мы не можем не обратиться к, пожалуй, самому основному разделению всех агентов - разделению на мужчин и женщин. Ниже речь пойдет о мужском габитусе, то есть о том, что люди вкладывают в понятие "настоящий мужчина" и как отдельные агенты индивидуально интерпретируют это понятие и выстраивают свое поведение в соответствии с этим пониманием.

Держаться прямо: о мужском габитусе
"Противопоставление мужского женскому воплощается в манере вести себя, держать свое тело, в поведении, а именно: в оппозиции между прямым и наклонным, между твердостью, прямотой, честностью (смотрящего прямо в глаза и дающего отпор, смотрящего или бьющего прямо в цель), с одной стороны, а, с другой - сдержанностью, скрытостью, гибкостью" (Bourdieu 1987, S. 129).

Как получается, что мужчины, никогда не видевшие друг друга, проявляют такое большое сходство в реакциях на ситуацию, в которой находятся. Совершенно очевидно, что они чувствуют себя примерно одинаково в незнакомой ситуации и что в результате этого чувства у них возникают сходные мысли и ассоциации.

Этот феномен неосознанного взаимопонимания в более или менее выраженной форме проявляется во всех группах, независимо от их состава. В группе мужчин это явление объясняется общностью, связанной с маскулинностью, с ее ощущением и пониманием.

Под половой идентичностью подразумевается нечто большее, чем просто сознание того, что ты мужчина или женщина. Например, половая идентичность мужчины включает в себя целый комплекс признаков и свойств, соответствуя которым, он расценивает себя и других не просто как мужчин, а как более или менее мужественных, то есть в смысле оценок "настоящий мужчина" или "слабак" и "слюнтяй". В моем понимании, в случае половой идентичности речь идет о глубинной структуре личности, о единстве осознанных, но большей частью несознательных составляющих, которые объединяют индивидов одного пола в рамках определенного общества и в то же время помогают им отделить себя от другого пола.

Чтобы объяснить такое понимание половой идентичности, мне необходимо начать издалека, вновь обратившись к анализу отношений между мужчинами и женщинами в разных деревнях Кабилии (Алжир), выполненному Пьером Бурдье.

Основными, фундаментальными разграничителями (разделяющими понятиями), используя которые, мы упорядочиваем нашу повседневную жизнь и окружающий мир, а также выстраиваем отношение к самим себе и своему телу, являются такие противоположные категории как высокий и низкий, верхний и нижний, светлый и темный, активный и пассивный, внутренний и внешний, влажный и сухой, холодный и теплый, чистый и нечистый, прямой и кривой, прямой и наклонный, а также день и ночь, лето и зима, маскулинность и феминность, жизнь и смерть и так далее.

Кому бы мы ни предложили упорядочить подобный список категорий, он или она, следуя правилам, сделают это, скорее всего, так, что маскулинность будет связана с высоким, верхним, активным, внешним, прямым, честным, сухим и светлым, а феминность будет ассоциироваться с влажностью, согнутостью, интровертностью, униженностью, пассивностью, кривизной, и склоненностью, а также с ночью, зимой и смертью.

На примере общества Кабилии Бурдье (1976, 1987) рассматривал значимость именно такой системы классификаций и символов для повседневных, практических действий индивидов, живущих в этой системе.

Таким образом, речь идет о взаимосвязи объективных и субъективных структур, то есть о том, что собственное тело воспринимается таким же образом, что и пространство, в котором человек находится, или даже весь космос. При этом "схожести" отнюдь не являются четко определенными и понятными, они скорее неточны, как говорит Бурдье. В этой неточности, соответствующей логике повседневных действий, как раз и кроется вся сила этих установок, позволяющая поддерживать связь между противоположными категориями, благодаря чему мы так или иначе получаем возможность интерпретировать практически все формы поведения человека в обществе.

Начиная с пространственного порядка, например, передняя и задняя часть жилого дома, с восприятия времен года и отношения к господству в общей системе мировоззрения жителей Кабилии, узнаваем тип мышления, основанный на противопоставлении полярных категорий, что выражалось непосредственно и в отношениях между мужчинами и женщинами, а также в том, как человек воспринимал собственное тело. Подобно тому, как дождливые времена года ассоциируются с плодородием, а засуха - со смертью, все виды социальной деятельности (ритуалы, игры, труд) организованы на основе системы таких полярных категорий, которые условно соответствуют левому и правому, переднему и заднему, внутреннему и внешнему, прямому и искривленному, и, не в последнюю очередь, мужскому или женскому, причем учитывается даже взаимосвязь и взаиморасположение частей тела человека.

При этом человеческое тело, которое не может восприниматься независимо от таких дихотомий как верх-низ, активность-пассивность, открытость-закрытость, влажность-сухость и т.д., одновременно и само может выступать в качестве непосредственного примера такой символической системы классификаций.

"Противопоставление центробежной мужской ориентации центростремительной женской, лежащее в основе организации внутреннего пространства дома, несомненно, является основополагающим и для отношения каждого пола к своему телу, а точнее, к сексуальности" (Bourdieu 1987, S. 143). Это касается как восприятия собственного тела, выражающегося в том, что мужчин волнует слишком маленькое тело, в то время как женщин беспокоят слишком большие части тела, так и особых манер разговаривать и двигаться. Таким образом, нет ни одной позы, которая бы не имела определенного символического значения. Прямая осанка является признаком мужественности, а наклон означает подчиненность и поэтому женственность.

"Мужественный человек идет прямо и до конца, без каких-либо обходных маневров; это тот, кто, исключая взгляды, слова, жесты, ложные удары и хитрые ходы, встает прямо напротив и смотрит в лицо тому, кого хочет принять или против кого выступить; всегда наготове, поскольку всегда в опасности, он не упускает ничего вокруг него. От женщины, если она хорошо воспитана, ждут, чтобы она была слегка согнута, глаза опущены, чтобы остерегалась всякого жеста, всякого неуместного движения тела, головы или рук: Короче, собственно женское достоинство -lah'ia- стыд, осторожность, сдержанность, направляет все женское тело книзу, к земле, внутрь, к дому, в то время как мужская доблесть -nif- утверждается в движении вверх, вовне, к другим людям" (Bourdieu 1987, S. 130). Такое противопоставление может быть объяснено своеобразной "секретоманией", присущей людям и определяющей сферу интимных отношений. Существуют мужской и женский миры, которые четко разграничены на основе целого набора определенных признаков. Мир женщин - "это мир тайн, мир замкнутого пространство дома, противоположный открытости, движению к свободе и общению, свойственному мужчинам" (Bourdieu 1976, S. 35).

Для представителей обоих полов объединение в рамках этой многослойной полярной системы классификаций равным образом обязательно, но и для тех и других означает одновременно и принадлежность к одному из полов, и соответственно исключение из числа представителей другого. "Утверждение, что женщина буквально заперта в доме, может считаться справедливым и обоснованным только в том случае, если одновременно признается, что мужчина в свою очередь, наоборот, из дома исключается, по крайней мере, днем. Мужчина (муж, например), который проводит слишком много времени дома днем, вызывает подозрения или насмешки: это "домашний мужчина" который вертится под ногами у женщин, который "сидит дома как курица на яйцах". Уважающий себя мужчина постоянно должен быть виден другим, встречаться с людьми, не бояться проявить свой характер, заявить о своей точке зрения, и открыто противостоять другим" (Bourdieu 1976, S. 54).

Таким образом, Бурдье, изучая общество Кабилии, теоретически обосновал взаимосвязь объективной социальной структуры и субъективной структурирующей способности, назвав это явление габитусом.

Понятие габитуса мы встречаем не только у Бурдье; примерно этот же смысл в него вкладывал Норберт Элиас. Под габитусом он подразумевал определенный стандарт регулирования поведения, расцениваемый как личное принуждение в противоположность принуждению извне. Я приведу наглядный пример из теории Элиаса, который в то же время поможет понять и позицию Бурдье.

"Несколько лет тому назад время от времени я встречал на улицах Лондона пожилого индийца. Его жена, согласно индийским обычаям, была одета в сари и шла на два-три шага позади мужа. Они держались спокойно и естественно и достаточно оживленно разговаривали, не обращая внимания на прохожих. Индиец беседовал с женой, не оборачиваясь, и казалось, что он разговаривает с пустым местом перед собой. Ее голова была слегка опущена, и она отвечала, не поднимая глаз, даже тогда, когда говорила весьма эмоционально. Как я понимаю, это был наглядный пример неравноправия между мужчинами и женщинами, хотя возможно именно такие отношения обычно называют "гармоничным неравенством". На этом примере особенно хорошо заметно, что речь идет о неравенстве, которое было канонизированном в вышеупомянутом обществе, и даже в некотором роде позволило внешнему принуждению со стороны социальной традиции стать второй натурой человека, индивидуальным принуждением в рамках социального габитуса" (Elias 1986, S.425).

С точки зрения Бурдье и Элиаса, биологическое начало в человеке нельзя противопоставлять социальному окружению, скорее наоборот надо стараться увидеть связь между ними.

Не существует "досоциальной телесности", то есть ни одно человеческое тело не существует независимо от общества. Еще находясь в утробе матери, ребенок становится членом общества, так как в сознании родителей и окружающих уже сформирован его психологический портрет. Даже первые, простейшие жесты, движения и чувства - это уже результат воспитания. То, что в психоанализе определяется как естественный инстинкт и объясняется как явление прямо противоположное внешнему принуждению, также почти всегда является социальным, представляя собой результат примитивной интеракции.

Человеческое тело это не только средство для производства чего-либо, но и средство для коммуникации и выражения чувств. Например, такие социальные отношения как иерархия и родственные связи проявляются в определенных движениях, жестах и мимике. Это позволяет людям угадывать намерения других, предсказывать их поведение и либо продолжать взаимодействий, либо обрывать контакт. Таким образом, любое проявление телесного поведения человека (жесты, поза, мимика) имеет символический смысл, более или менее отчетливо ясный другим членам общества. Но тело является носителем смысловой информации и еще в более фундаментальном смысле, так как все категории его восприятия суть то же что и категории, характеризующие мировоззрения, дифференциацию и упорядоченность мира. "Отношение к собственному телу всегда является социально опосредованным: фундаментальные и, в конечном счете, наиболее общие телесные практики - понимаемые лишь в том и только том смысле, что нет обществ, которые могли бы избежать того, чтобы занять позицию в их отношении - определяются обществом и тем самым подвержены изменениям" (Bourdieu 1976, S. 193).

Габитус, с точки зрения Бурдье, представляет собой не просто "поведение", "привычку" или "установку", а способен формировать определенное понимание различных жизненных ситуаций. Габитус проявляется даже не в сознании человека, а скорее в его телесном поведении. Габитус - это приобретенные ценности, которые неизбежно усваиваются человеком в процессе взаимодействия и общения с окружающими. При этом сознание в этом процессе играет второстепенную роль; взаимосвязь объективных структур, габитуса и образцов действия, мышления и поведения большей частью несознательна. Поэтому Бурдье говорит, что габитус - это "спонтанность, не обладающая сознанием и волей" (1987, S. 105). Сознание само по себе эффективно только в рамках перспективы действительности, которая зафиксирована в телесной символике.

При этом, хотя габитус и имеет отношение к определенной социальной группе, являясь в этом смысле всегда социальным, он не исключает возможность индивидуального истолкования и понимания определенных ситуаций. Иными словами, габитус подразумевает не абсолютные образцы и модели поведения и мышления для отдельного человека, а позволяет производить достаточно большое количество практик, все-таки ограниченных в своем разнообразии. Все возможные вариаций в понимании реальности не будут выходить за строгие рамки, установленные в конкретной социальной группе. Поскольку габитус есть способность свободно порождать мысли, восприятия, выражения чувств и действия, а продукты габитуса всегда лимитированы "историческими и социальными условиями его собственного формирования" (Bourdieu 1987, S. 103), то даваемая им свобода не вызывает простого механического воспроизводства изначально заданного.

Габитус проявляется уже в самых первых опытах общения, в особенности в общении детей со взрослыми, близком к телесному. Это, прежде всего, отношения в семье (формы разделения труда между полами, мир предметов, способы потребления, отношение к родителям и т.д.), которые формируют структуры габитуса для подростка, "которые в свою очередь лежат в основе восприятия и оценивания всякого последующего опыта" (Bourdieu 1987, S. 101). В этом смысле габитус обеспечивает "активное присутствие прошлого опыта", который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мышления и действия, более верным способом, чем все формальные правила и явно предписываемые нормы, дает гарантию сохранения и постоянства практик во времени.

С развитием самостоятельности и в процессе "телесного" общения со взрослыми ребенок усваивает в первые месяцы и годы жизни основополагающие социальные образцы и символы, определяющие взаимосвязь между представителями различных полов, отношения господства и подчинения, близости или отчужденности, порядка и хаоса, активности и пассивности. Считается, что в первые два года жизни дети не имеют четких представлений о различиях между полами. Несмотря на это, они ведут себя уже с учетом определенной системы категорий, в рамках которой разделение труда, манера одеваться и восприятие собственного тела имеют половую специфику. Таким образом, дети бессознательно научаются различиям между полами еще до того, как они могут действительно их осознавать.

Это происходит при телесных контактах между взрослыми и ребенком, когда тот, подражая их поведению, мимике, жестам и движениям, усваивает еще и психологические установки. В исследованиях социальной природы габитуса Бурдье близок к предположению о том, что на ранней стадии развития ребенок приобретает навыки телесного общения таким образом, что они соответствуют социальному положению родителей и естественно полу самого ребенка. Таким путем тело обретает социальный опыт общения, который в дальнейшем будет служить основанием для выстраивания собственной идентичности и формирования мировоззрения, вкусов, привычек и даже политических взглядов.

Когда взрослые следят за осанкой ребенка и корректируют его телесное поведение, они обучают его манерам, принятым в обществе, которые потом сыграют значительную роль в процессе идентификации своего пола и даже формировании личности в целом. Такие корректировки и исправления, проявляющиеся изначально в телесных контактах, принимают вербальную форму, по мере того как ребенок учиться говорить. Воспитывая мальчика, родители учат его держать спину ровно, быть осмотрительным, обдумывать и четко выражать свои мысли, защищать себя и не быть "плаксой" и т.д.

Чем раньше начинается процесс усвоения социальной символики, тем более телесным он является, соответственно, тем сложнее будет потом ребенку различать бессознательные реакции и осознанные действия. Соответственно, тем больше тело само по себе будет представлять средство коммуникации, тем тяжелее ребенку будет научиться осознавать свое поведение. Другими словами, чем меньше задействована речь в этом процессе, тем более бессознательными будут эти усвоенные установки, и тем сложнее будет ребенку их осознать и при необходимости исправить или изменить. Заученное телом - это не что-то такое, что можно нести перед собой, это то, чем тело и является.

"Такого рода усвоенные образцы поведения бессознательны, тем самым защищены от обдуманных и преднамеренных исправлений, от того чтобы стать ясными и четко определенными" (Bourdieu 1976, S. 200).

В исследованиях общества Кабилии Бурдье затрагивал тему мужского и женского габитуса, который в рамках социального расслоения несомненно является специфическим и формирует тот или иной тип отношений между мужчинами и женщинами в обществе. В этом смысле габитус, соотнесенный с разницей анатомических характеристик обоих полов, влияет на такие социальные отношения как: насилие, власть, господство или подчинение, представляя их как естественные. Иными словами, половой акт как простейший биологический и в тоже время социальный акт является лучшим примером организации социального подчинения в обществе.

Отношение к телу не сводится к "образу тела", к субъективному пониманию его, то есть речь идет не об индивидуальных представлениях, интерпретациях и воображении, как это принято трактовать в психоанализе. Собственно говоря, имеется в виду даже не четко сформированные представления о маскулинности и феминности, о которых можно прочитать в литературе, касающейся вопросов отношений между полами. "Нельзя доверять социальной психологии", считает Бурдье, "когда она помещает диалектику инкорпорирования на уровень представлений" (1987, S. 1 134). Нельзя понимать и объяснять этот процесс только с точки зрения подражания образцам и создания представлений об образе тела, производимых другими и получаемых извне, правильнее будет воспринимать это как формирование тела самого по себе; имитируются не "модели", а действия других. "Телесный экзис говорит напрямую с моторикой, в качестве схемы поз" (1987, S. 136), - пишет Бурдье, предполагая, что телесный контакт и отношения "тела к телу" напрямую связаны с символикой и ценностями. Только на первый взгляд может показаться, что речь идет исключительно о том, что человек, подвергаясь давлению общепринятой идеологии, выстраивает свою половую идентичность путем притворства и подражания определенным образцам и моделям, принятым в какой-либо социальной группе, на самом деле, напротив, этот процесс требует полной телесной интеграции: "тело верит в то, во что играет: мы плачем, когда изображаем печаль. Оно не осознает, что играет, и не запоминает прошлое, а приводит его в действие, и, уничтожая его таким образом, начинает жить заново. Заученное телом - это не что-то такое, что можно как знание нести перед собой, это то, чем тело и является" (Bourdieu 1987, S. 135).

Все примеры, образцы и эталоны, которые ассоциируются в обществе со словом "мужчина", являются ни чем иным, как лишь возможными трактовками этого понятия в рамках мужского габитуса. То есть габитус - это способность свободно производить практики, понимания и определения, но в то же время это жесткий каркас, ограничивающий эту производительную способность. Именно поэтому понятие "быть настоящим мужчиной" может иметь разные оттенки в зависимости от того, в каком контексте оно употребляется. В пределах габитуса совмещаются даже такие категории, которые на первый взгляд могут показаться прямо противоположными и никак не относящимися друг к другу.

Согласно логике Бурдье, в интерпретации габитуса субъективное понимание маскулинности или феминности определяет не только соответствующую полу роль, но и целую систему элементарных категорий, которая в свою очередь является не менее основательной, чем сформированное мировоззрение.

Поэтому субъективная ориентация и определение места в системе социальной классификации, как описал ее Бурдье, имеет основополагающее значение не только для половой идентичности, но и для всей психической организации субъекта.

"Легко можно вообразить, - пишет Бурдье, - как велико давление на конструирование образа себя и мира со стороны оппозиции между маскулинностью и феминностью, когда та лежит в основе фундаментального деления как социального, так и символического мира" (1987, S. 145).

Половая идентичность как основополагающая часть того образа себя, который человек выстраивает, общаясь с окружающими, определена габитусом, специфическим для разных полов, и тем, как в процессе накопления жизненного опыта конкретный человек сам усваивал этот габитус. Однако следует учесть, что это, как правило, происходит спонтанно, "само по себе" и лишь отчасти может быть осознанно. Индивидуальное понимание габитуса, субъективное отношение к тому, что значит "быть настоящим мужчиной" связано с тем, насколько независимо и полно человек способен проявить свой собственный стиль, стараясь при этом либо "понравиться" окружающим и быть понятым ими, либо встать с ними в оппозицию. В том случае, если эти проявления "личного" лишь частично отклоняются от общепринятого, то индивидуальный габитус мужчины может отчасти приобрести черты феминности и выглядеть надуманным или пародийным. И в том, и в другом случае подобная конструкция половой идентичности неустойчива и воспринимается как сомнительная.

Специфический для данного пола индивидуальный габитус и основанная на нем половая идентичность человека во многом зависят от отношений между мужчинами и женщинами, принятыми между родственниками в семье, где он вырос. Таким образом, индивидуальная интерпретация габитуса зависит от того, как он традиционно понимался в семье. При этом у членов семьи не будет возникать проблем в общении с окружающими до тех пор, пока общество принимает их семейную интерпретацию габитуса как нормальную, допустимую и адекватную. Другое дело, когда в рамках семьи смысл общепринятого габитуса интерпретируется нетрадиционно (сексуальные меньшинства, ортодоксальный матриархат или патриархат). Так как в этих случаях для сохранения внутрисемейного равновесия (включая особо ригидные формы), как правило, требуется приспособление к этому социально отклоняющемуся образцу, и для взрослеющего субъекта имеется слишком мало свободы действий для образования габитуса, соответствующего его индивидуальности и социально приемлемого для него. Другими словами, допустимым в таких семьях считается только один образец "настоящего мужчины", следуя которому, человеку чрезвычайно трудно найти свое место в более широкой среде социально одобряемых форм маскулинности.

В этой теории важно то, что половая идентичность во многом неустойчива и может изменяться, но в то же время является основой нормального функционирования психики человека. Любые признаки психических расстройств, проявляются прежде всего в изменении половой идентичности человека. У женщин это проявляется в ненормальном отношении к еде (булимия или патологическое стремление к похуданию). В специальной литературе такие изменения в поведении женщины связываются с изменениями психики и собственной идентичности. У мужчин это выражается несколько иначе в невротических страхах, состоянии депрессии, раздражительности. Можно предположить, что на разрушение половой идентичности влияют процессы психических изменений. Например, не пристало мужчине постоянно чего-то бояться или быть в депрессии, при хорошем самочувствии. Важна обратная связь этих процессов: так как половая идентичность и согласование различных свойств, предпочтений и склонностей к тому или иному полу является фундаментальной и коренится в самом теле в качестве габитуса, то каждая неуверенность, например на основе биографического опыта, которые выходят за рамки социально терпимых отклонений от "нормы", всегда ведет одновременно к значительным последствиям в различных сферах жизни человека.

Подобное явление можно заметить в вышеупомянутых группах мужчин, где отсутствие женщин было позволяло обсуждать различные формы страхов и опасений, а, в конечном счете, того, что же значит быть "настоящим мужчиной" и каким образом они сами ориентируются на эту модель маскулинности, естественно не всегда следуя ей в повседневной жизни. Однако такой образ маскулинности не может восприниматься как абсолютно идеальный, а должен служить лишь примером, на который вынуждены ориентироваться мужчины, воспринимая его изначально как групповую норму и в то же время индивидуально в своем габитусе явно отклоняясь от социально одобряемой картины мужественности. Подобным образом была сконструирована и вышеописанная группа, где отдельные участники в основном на почве своих отклонений от общепринятого мужского габитуса, выделялись, и по сути образовывали свою собственную специфическую группу.

Литература

Bourdieu, Pierre:
Entwurf einer theorie der praxis auf der ethnologishen Grundlage der kabylishen Gesellschaft, Frankfurt/M, 1976
Die feine Untershiede. Kritik des gesellschaften unteilskraft, Frankfurt/M, 1982
Sozialer sinn, Kritik der theoretischen Vernunft, Frankfurt/M, 1987
Die maennliche Herrscheft in: doelling, Irene/Krais, Beate (Hrsg), 1997, S. 153-217
Elias, Norbert: Ueber den Prozess der Zivilisation, 2 Bde., Frankfurt/M, 1976
Бурдье П., Начала. М., 1994
Бурдье П., Практический смысл. М., 2001
Ритцер Д., Современные социологические теории, 5-е издание, СПб., 2002
Сурина И.А., Ценности. Ценностные ориентации. Ценностное пространство, М., 1999

Источник: http://www.soc.pu.ru/