Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Брокгауз и Эфрон. Энциклопедия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Дуб

(Quercus L.) . - Деревья и кустарники из семейства блюдценосных (Cupuliferae) и подсемейства дубообразных. Сюда относится 200, а по Бентаму и Гукеру даже 300 видов. Многие виды этого рода принадлежат к числу так называемых вечнозеленых, т. е. снабжены листьями кожистыми и остающимися на растении по несколько лет. У других листья опадают ежегодно или, высыхая, остаются на дереве и разрушаются, постепенно. У одних, у большинства вечнозеленых, листья цельные, у других лопастные. Цветы мелкие, однополовые: мужские и женские на одном и том же растении. Женские цветы образуют небольшие пучочки или сережки, мужские собраны висячими или стоячими, часто длинными сережками. Цветочные покровы простые, слабо развитые, во при основания женских цветов образуется множество чешуевидных листочков, сидящих на кольчатом валике, который есть не что иное, как разросшееся цветоложе. При созревании плодов этот валик вместе со своими чешуями разрастается еще больше и таким образом формируется то характерное блюдце, которое облекает снизу дубовый плод или желудь. У разных видов Д. величина желудей и форма чешуек крайне разнообразны: у одних, как у наших, чешуйки весьма малы, у других, как у венгерского Д. - они длиною почти в сантиметр, отвернуты и т. д. Завязь цветов Д. почти всегда 3-гнездая, но во время созревания плодов разрастается только одно гнездо и получается односемянный плод с крепким, кожистым околоплодником, причисляемый справедливо к числу орехообразных плодов. Разные виды Д. распространены в умеренных и теплых странах обоих материков; в жарких странах - в горах. В Южной Америке, за исключением ее оконечности, нет ни одного; нет их также в Австралии; в Африке только в странах при Средиземном море. В средней Европе их до 20. В коренной России значительно распространен только 1 вид - Q. pedunculata - обыкновенный Д. с двумя разновидностями, хорошо и до сих пор не установленными: различие между ними заключается в том, что одна цветет в середине или в конце весны - это летний Д., а другая - двумя или тремя неделями позже, - это зимний Д. Дуб доходит в сев.-зап. России, в Финляндии, до 60? и даже 61? с. ш. В восточном направлении северный предел распространения Д. постепенно спускается к Ю., и, подходя к Уральскому хребту, понижается до 57? и несколько южнее. За Уралом Д. исчезает. Во всей Сибири его нет. Но в приамурских странах появляется совершенно другой вид - Q. mongolica. В зап. России попадается весьма распространенный в остальной Европе вид Q. sessilifolia. Вероятно, он растет и в других местах средней России, но распределение его точно еще не выяснено. Оба эти Д. составляют главный состав дубовых лесов и рощ наших, число и обширность которых с каждым годом уменьшаются. Дубовый строевой и поделочный лес дают главным образом названные русско-европейские виды. Из остальных Д. всего важнее пробковые: Q. occidentalis и Q. suber, растущие в южной Франции, Испании и Алжире. Они замечательны необыкновенно толстым слоем пробки, образующимся в их коре. Слой этот бывает в несколько см. толщины и идет на приготовление бутылочных пробок. Снятие этого пробкового сдоя начинается с 10-ти или 15-летних деревьев. Первая пробка не годится, но через 8 - 12 лет нарастает новая, которая и идет в дело. После второй съемки снимается через известный промежуток времени третий сдой и т. д. Вечнозеленый Д. Q. Ilex L., растущий в Италии и в средиземной области вообще, дает сладкие желуди, употребляемые в пищу. Тем же отличаются многие Д. на В и в теплых странах Америки, особенно в Калифорнии. Желуди наших Д. идут только на приготовление желудевого кофе. Дубовая кора содержит много дубильной кислоты, а потому идет на дубление кож. Наконец, некоторые виды Д. посещаются насекомыми из рода Cynips, определяющими своим уколом и кладкою яиц образование на листьях так называемых чернильных или дубильных орехов, служащих для дубления и приготовления красок. Такие орешки образуются и на наших Д., на малоазиатском и греческом Д. - Q. infectoria и пр. В тех же странах растет Q. aegilops, плодовые блюдца которого идут также на дубление и составляют предмет значительной торговли.

А. Бекетов.

Дублин

(Dublin, по-ирландски Ballyath-cliath или Dubhlinn - черная лужа; Eblana Птоломея) - столица Ирландии, резиденция вице-короля, при впадении р. Лиффи в Дублинский зал. Ирландского моря. Средняя годовая температура 9, 5?С, зимняя 4? С, летняя 15? С. Дублинский замок - здание в стиле всевозможных эпох; в нем арсенал, оружейная палата. Великолепное здание биржи, собор св. Патрика; памятники в честь Вильгельма III, Георгов I и II, Нельсона, Веллингтона. В здании ирландского банка помещался прежде ирландский парламент. Дублинский протестантский унив., в здании Тринити-колледж, основанный в 1591 г., с библиотекой в 220000 том.; рим. католич. унив., с медицин. школой, королевский унив. (основ. 1880) - высшее экзаменационное учреждение для всех колледжей Ирландии; королевская академия наук; медицинская коллегия; школа фармацевтов; королевская ирландская и ибернийский академ.; королевский колледж прикладных наук; Александра-колледж (высшие женские курсы) ; 240 народн. школ, с 27000 учен. Общество ирийских древностей, зоологическое, геологическое, земледельческое и садоводства; музей ирландской промышленности, национальная картинная галерея. В Феникс-Парке зоологический сад. Окрестности города очень живописны. Д. - древний город, существовавший еще во времена Птолемея. В начале IX в. был взят датчанами, удерживавшими его за собою в течение нескольких столетий. В 1169 г. взят англичанами; с 1541 г. сделан резиденцией вице-короля Ирландии. Жителей 361891 (1891) . Гавань, с обширными верфями и доками, защищена от наводнения гранитными дамбами, длиною до 7000 м. Усиливающееся в последнее десятилетие обмеление вызвало устройство нового рейда Кингстон, южнее Д.; но после обширных работ по углублению (до 1891 г., около 500 тыс. фунт. ст.) в гавань Д. входят свыше 10000 судов ежегодно, преимущественно каботажного судоходства. Ввоз в 1889 г. 2, 28 милл фунт. ст.; вывоз 1, 6 милл. фунт. ст. Известны водочные (виски) и пивоваренные (портер) заводы; есть литейные машиностроительные заводы, но, за недостатком воды, промышленность фабричная не особенно развита.

Дукат

- золотая монета, ценою около 3 рублей. Уже в 1100 г. в Сицилии и Италии название это давали византинам, так как импер. Константин Х-ый и сын его Михаил VII помещали на этой монете свою фамилию, Дука. В XII веке стали чеканить Д. и в Италии, а в конце XIII в. они появляются в Венеции, кажется впервые при доже Дандоло (около 1279 г.) . В Италии Д. получили название "цехинов" (от "zecca" - монетный двор) . Венецианские Д., отличаясь своею чистотою (около 993 1/18 тыс. чистого золота) , быстро распространились в Европе и после конвенции 1559 г. чеканились почти всеми государствами. В Австрии она существуют и доныне. Из Зап. Европы Д. перешел и в Россию, где получил название "червонца".

Думы

- песни вольного размера, исполняемые под звуки бандуры или кобзы, произведения малорусского казацкого эпоса, одно из замечательнейших явлений славянской поэзии. Д. резко отличаются от великорусских былин. Былины уже издавна забывались народом и сохранились только в захолустьях, незатронутых исторической жизнью; Д. до последних десятилетий оставались фактом народной жизни, хотя и были достоянием не всего народа, а кобзарей, странствующих певцовслепцов. Д. выросли из живых событий, еще свежих в народной памяти, изображенных с неостывшим еще возбуждением народной борьбы. При всем поэтическом колорите этих произведений, в них нередко с точностью может быть указан исторический факт, послуживший им основанием, лицо, выбранное в герои, наконец, общественные и бытовые отношения эпохи казачества. Д. рассказывают о борьбе с турками и татарами в степях и на Черном море, о войнах с Польшей, рисуют одинокую смерть раненого казака в степи, бедствия невольничества; с особенной любовью описываются образы народных героев, которые каким-либо необычным способом избавили себя и товарищей от ужасной неволи, как, напр., в Д. о Самойле Кошке или Кишке, замечательнейшей и по своему объему, и по своим поэтическим достоинствам. Главный мотив в Д. - идея свободы личности от всякого рода насилий. В Д. воспроизводится тот момент в истории казачества, когда оно не выделилось еще в привилегированное сословие. Одна только Д. о Ганже Андыбере изображает сословную рознь в среде самого казачества; все ее симпатии на стороне казака-нетяги (неудачника) , презираемого "дуками-серебряниками".

В Д. ярко отражается душевный склад малороссиян, заключающийся в лирическом отношении к явлениям жизни и выражающийся то в элегическом, то в сатирическом настроении, то в соединении того и другого. В полном соответствии с этим внутренним строем Д. находится стихотворная их форма, поддающаяся всем оттенкам господствующей над нею мысли. В этой неразрывной связи вольного стихотворного размера и внутреннего строя Д. и кроется тайна их поэтической привлекательности. В Д. редко встречаются стихи, равномерные по объему: есть стихи более чем в 40 слогов, и стоять они рядом со стихами в 7 и 8 слогов; иногда стих в 20 слогов стоит рядом с 10-сложным, а этот последний - с 5 и 4-хсложным. Каждый стих Д., каков бы ни был его объем, заключает в себе одно риторическое ударение. Для более отчетливого отличения одного стиха от другого служит рифма, преимущественно глагольная, причем одна и та же рифма соединяет иногда более десятка стихов. От однообразия рифм получается впечатление текучей, плавной речи. Все Д. поются одним заунывным напевом, чрезвычайно типичным, но по музыкальному рисунку очень незамысловатым (А. С. Фаминцин "Домра и сродные ей музыкальные инструменты", СПб., 1891, затронувший вопрос о музыке Д., находит, что мелодии их "основываются по большей части на своеобразных гаммах, хроматически украшенных. Эти гаммы, с их напряженными чрезмерными интервалами, совсем неизвестны и чужды великорусскому слуху и мало свойственны малорусскому народному пению". Нет, однако, оснований предполагать непосредственные иноземные влияния на стиль бандуристов-слепцов, так как в самом быту южнорусск. казачества было не мало вост. элементов, начиная хотя бы с кобзы, заимствованной у татар) . Пользуясь подвижностью стиха, для которого необязательна соразмерность частей, исполнитель Д. является его истолкователем, придавая ему то или другое выражение, сообразно с настроением собственного чувства. Отсюда лирический, страстный тон, который вносит особую задушевность в музыкальное исполнение Д. Нередко в самом конце Д. певец прерывает нить рассказа, чтобы высказать свою мысль, обыкновенно содержания нравоучительного. Логическим требованиям мысли, стремящейся к выражению всестороннему, законченному, вполне соответствует и периодическая речь, которая преобладает в Д., постоянное употребление сложных предложений, переполненных предложениями придаточными и всякими пояснительными словами, отчего течение речи замедляется, и она делается тягучей. Встречаются часто образцовые периоды, как будто составленные по всем правилам риторического искусства: только неподдельная искренность, присущая народному слову, заставляет верить, что эти периоды созданы народом, а не написаны рукой опытного стилиста. В самом языке Д., который позднейшие кобзари сами не считали языком простым, обыкновенным, замечаются черты, сближающие Д. с произведениями старинной южнорусской письменности (книжные, церковнославянские элементы речи, постановка глагольных сказуемых в конце предложения) . Эти отражения книжных влияний, давно уже подмеченные исследователями, но с особенною силою выставленные Н. Житецким ("Мысли о народных Д.", Киев 1893) , проливают некоторый свет на происхождение Д. Певцы Д. стояли на высоте национального самосознания, представителем которого было в свое время казачество. Д. вышли из той полународной, полукнижной среды старцев или дидов и странствующих школьников, которая сосредоточивалась в шпиталях и школах старинной Малороссии, стоявших под попечением церкви. Эта среда и послужила почвой для взаимодействия песенного и виршевого творчества, на которой выработалось своеобразное поэтическое творчество Д., народное по мировоззрению и языку и в то же время книжное по особенному складу мысли и способам ее развития и выражения. Самый язык Д. представляет замечательное приспособление книжных. элементов речи к народным. Д. предназначались для широкого круга слушателей, которые искали в них серьезного ответа на вопросы жизни семейной, общественной и политической. Вот почему творцы Д. и облекали свою мысль в поэтические образы, почерпнутые из близкого народу песенного материала. Влияние песни наиболее сильно в Д. более ранней эпохи. Если событие, изображенное в Д., было совсем не заурядное или же слишком известное поэту, который мог быть очевидцем и даже непосредственным участником его, то песни теряли свое значение: творец. Д. предоставлен был самому себе и должен был искать вдохновляющего настроения в самом событии. Таковы, напр., Д., изображающие эпоху Богдана Хмельницкого: они отличаются ярким колоритом, так как слагались под непосредственным впечатлением событий, и в то же время сухим реализмом, в котором слышится жесткий смех над побежденным врагом; нет в них почти ничего, что напоминало бы тонкий и нежный рисунок народных песен. В XVIII в. быстрый натиск кровавых событий заставил, по-видимому, певцов перейти к более подвижной форме поэзии, чем Д., да и в сознании самих гайдамаков помутились уже старые идеалы казачества; поэтому и деяния их не могли быть воспроизведены в Д. с их обычным окончанием прославлением героев. Д. сохранились в гетманщине, где в среде мелкого хуторного панства не утратились поэтические предания казацкой старины, воспетой в Д.; здесь приютились певцы народных Д., но в XVIII в. они уже не обладали творческой силой: ни одно событие XVIII в. не воспето в Д. Лишь из первых годов этого ст. мы имеем полу-песню, полу-думу о популярнейшем герое старинной Малороссии - Семене Палии; но уже в самом смешении двух разных стилей выразилось падение творчества Д.

Впервые о Д. упоминается в анналах Сарницкого под 1506 г., т. е. почти в одно время с первыми литературными известиями о самом казачестве. Ныне название это почти неизвестно в народе; позднейшие кобзари называли Д. псалмами или же песнями про старовину. Первый опыт собирания Д. сделан кн. Н. А. Цертелевым в 1819 г.; затем Д. появились в сборниках Максимовича, Срезневского, Лукашевича, Метлинского, Костомарова, Антоновича и мн. др. При издании Д. не обошлось дело без обмана: вместе с подлинно-народными Д. пущено было в обращение и несколько подложных, но последние были окончательно выделены Костомаровым ("Вестник Европы", 1874 г., ? 12) . В Галиции слово Д. сохранилось в древнем южнорусском значении, в смысли песни вообще. Указания на литературу см. в вышеназванном соч. И. Житецкого, который приводить и исследует варианты Д. по замечательной рукописи А. А. Котляревского. Ср. еще Neyman, "Dumy ukraiuskie" (Odbitka z "Ateneum", 1885) ; Лисовский, "Опыт изучения малорусских Д." (Полтава, 1890) . Музыка Д. записана Лисенко в "Записках юго-западного отдела Имп. русск. географ. общ." (т. I, Киев, 1874) и в "Киевской Старине" (1888 г., ? 7) . Думные дворяне - третий разряд (чин) постоянных членов боярской думы, впервые упоминаемый в 1572 году. По мнению Соловьева, Сергеевича ("Русские юридические древности". т. I) и Ключевского ("Боярская дума") , Д. дворян нужно разуметь в под боярскими детьми, "которые живут в думе" и которые упоминаются в статейных списках с 1534 г. По положению в думе и при встречах с государем Д. дворяне стояли ниже введенных бояр и дворян с старинными знатными фамилиями. Шереметевская боярская книга сохранила имена 12 Д. дворян XVI в. Из списка их видно, что в это звание назначались как лица старинных княжеских и боярских фамилий, так и люди совершенно новые (последних - гораздо больше) . То же замечается и в XVII в. Из 42 фамилий, члены которых были возведены в это звание в первые 75 лет этого века, только две (Собакиных и Сукиных) принадлежат к старым и известным, достигшим окольничества и даже боярства в XVI в.; все остальные незнатного происхождения. Д. дворянам удавалось иногда достигать окольничества и боярства (напр. С. И. Заборовский, А. С. Матвеев, К. И. Нарышкин) . Упоминания о Д. дворянах прекращаются в самом начале XVIII в.

В. Р.

Думный генерал

- чин, существовавший до Петра Вел. Д. генерал заседал в думе, считаясь выше постельничего и ниже думных дворян и окольничих. Оклад его равнялся окладу крайчего и постельничего. За отличие Д. генералов возводили в окольничих.

Дунс Скот

(Johannes Dunsius Scotus) - по прозванию Doctor subtilis, также Dr Marianus) - последний и самый оригинальный представитель золотого века средневековой схоластики и в некоторых отношениях предвестник иного мировоззрения, род., по всей вероятности в г. Дунсе (в южн. Шотландии) , по другим предположениям - в Нортумберленде или в Ирландии; показания о годе рожд. колеблются между 1260 и 1274 гг. Сведения о жизни Д. Скота имеют наполовину легендарный характер. Несомненно, что он с большим успехом преподавал теологию в Оксфорде, а потом в Париже. Здесь в 1305 г. он защитил докторскую диссертацию, в которой отстаивал (против доминиканцев-томистов) изначальную непорочность Пресв. Девы (Immaculata Conceptio) . По легенде, в этом диспуте произошло чудо в пользу Д. Скота: мраморная статуя Богородицы одобрительно кивала ему головою. Исторически достоверно, что парижский факультет признал доводы Д. Скота настолько убедительными, что тогда же постановил требовать впредь ото всех, ищущих ученой степени, клятвенного исповедания веры в непорочное зачатие (за пять с половиной веков до провозглашения этого догмата папою Пием IX) . Вызванный в К?льн по церковным делам, Д. Скот скончался там от апоплексического удара, как полагают, в 1308 г. - По преданию, Д. Скот казался в первой молодости чрезвычайно тупоумным и лишь после одного таинственного видения стал обнаруживать свои богатые духовные силы. Кроме богословия и философии, он приобрел обширные сведения в языкознании, математике, оптике и астрологии. В свою непродолжительную жизнь он написал очень много; полное собрание его сочинений (издание Ваддинга, Лион, 1639 г.) заключает в себе 12 томов in folio. Главные его соч. - комментарии на Аристотеля, Порфирия и в особенности на Петра Ломбарда. - Чем был Фома Аквинский для доминиканцев (привилегированным учителем ордена) , тем же сделался Д. Скот для францисканцев, полагают, поэтому, что он сам был из монахов св. Франциска, но это не доказано; существенная противоположность его учения томизму достаточно объясняет приверженность к нему францисканцев. Насколько допускали общие пределы схоластического миросозерцания, Д. Скот был эмпириком и индивидуалистом, твердым в религиозно-практических принципах и скептиком относительно истин чисто умозрительных (в чем можно видеть одно из первых проявление британского национального характера) . Он не обладал, да и не считал возможным обладать стройною и всеобъемлющею системою богословскофилософских знаний, в которой частные истины выводились бы а priori из общих принципов разума. С точки зрения Д. Скота, все действительное познается только эмпирически, чрез свое действие, выпытываемое познающим. Внешние вещи действуют на нас в чувственном восприятии, и наше познание со стороны реальности своего содержания зависит от предмета, а не от субъекта; но с другой стороны, оно не может всецело зависеть от предмета, ибо в таком случае простое восприятие предмета или его присутствие в нашем сознании составляло бы уже совершенное познание, тогда как на самом деле мы видим, что совершенство познания, достигается лишь усилиями ума, обращаемыми на предмет. Наш ум не есть носитель готовых идей или пассивная tabula rasa; он есть потенция мыслимых форм (species intelligibiles) , посредством которых он и преобразует единичные данные чувственного восприятия в общие познания. То, что таким образом познается или мыслится умом в вещах, сверхчувственных данных, не имеет реального бытия отдельно от единичных вещей; но оно не есть также наша субъективная мысль только, а выражает присущие предметам формальные свойства или различия; а так как различия сами по себе, без различающего ума, немыслимы, то, значит, объективное, независимое от нашего ума существование этих формальных свойств в вещах возможно лишь поскольку их первоначально различает другой ум, именно ум божественный. Каким образом в действительном (актуальном) познании формальные свойства вещей (не исчерпываемые единичными явлениями) совпадают с соответствующими формальными идеями нашего ума, и где ручательство такого совпадения - на этот вопрос о сущности познания и о критерии истины мы не находим у Д. Скота, как и у проч. схоластиков, вразумительного ответа. Резче других схоластиков различая веру от знания, Д. Скот решительно отрицал подчиненное отношение наук к теологии. Теология, по Д. Скоту, не есть наука умозрительная или теоретическая; она изобретение не для избежания неведения; при ее обширном объеме, она могла бы содержать гораздо больше знаний, чем теперь в ней содержится; но ее задача не в этом, а в том, чтобы посредством частого повторения одних и тех же практических истин побудить слушателей к исполнению предписанного. Теология есть врачевание духа (medicina mentis) ; она основана на вере, имеющей своим прямым предметом не природу Божества, а волю Божию. Вера, как пребывающее состояние, а также самые акты веры и, наконец, последующее за верой "видение" суть состояния и акты не умозрительные, а практические. Теоретические познания о Божестве мы имеем лишь настолько, насколько это необходимо для нашего духовного благополучия; при этом Божество познается нами эмпирически чрез испытывание Его действий, частью в физическом мире, частью в историческом откровении. Бога мы не можем понимать, а только воспринимать в Его действиях. Соответственно этому Д. Скот отвергал априорное онтологическое доказательство бытия Божия, допуская только космологическое и телеологическое. Рассматривая мир и мировую жизнь в их положительных и отрицательных свойствах, разум познает Божество как совершенную первопричину, целесообразно действующую, но о собственной индивидуальной действительности Божией мы можем иметь лишь смутное познание. Внутренние определения божества (троичность и проч.) , сообщаемые в христианском вероучении, не могут быть выведены или доказаны разумом; они не имеют также характера истин самоочевидных, а принимаются лишь в силу авторитета их сообщающего. Однако, эти данные откровения, будучи свыше сообщены человеку, становятся затем предметом разумного мышления, извлекающего из них систематическое знание о вещах божественных. На этом основании и Д. Скот предается умозрениям о предметах веры, первоначально недоступных разуму. Хотя Бог сам по себе есть существо абсолютно простое (simpliciter simplex) , невыразимое ни в каком понятии, и следовательно Его атрибуты или совершенства не могут иметь в Нем особой реальности, однако, они различаются формально. Первое такое различие - разума и воля. Разумность Божия явствует из Его совершенной причинности, т. е. из всеобщего порядка или связи мироздания; воля Его доказывается случайностью единичных явлений. Ибо если эти явления в своей реальности не суть только следствия общего разумного порядка, а имеют независящую от него собственную причинность, которая однако подчинена Богу, как первой причине, то. следовательно, сама первая причина, помимо своего разумного действия, имеет еще другое, произвольное, или существует как воля. Но как существо абсолютное, или совершенное в себе, Бог не может иметь разум в волю только по отношению к другому, тварному бытию. В Нем самом существуют две вечные внутренние processiones: разумная и волевая ведение и любовь; первою рождается божественное Слово или Сын, второю изводится Дух Св., а единое начало обоих есть Бог Отец. Все вещи находятся в уме Божием как идеи, т. е. со стороны своей познаваемости, или как предметы дознания; по такое бытие не есть настоящее или совершенное, ибо по Д. Скоту идеальность меньше реальности. Для произведения настоящей реальности к идеям ума (божественного) должна привходить свободная воля Божия, которая и есть окончательная причина всякого бытия, не допускающая дальнейшего исследования.

В философской метафизике Д. Скота характерны его взгляды на материю и его понимание индивидуального бытия (principium individuationis) . Д. Скот понимает всеобщность отрицательно - не как полноту всех определений, а напротив, как их отсутствие: самое общее бытие для него есть самое неопределенное, пустое; таковым он признает материю самое по себе (materia prima) . Он не разделяет ни Платонова взгляда, по которому материя есть не сущее (to mh on) , ни Аристотелева, по которому она есть только потенциальное бытие (to dunmei on) : по Д. Скоту материя актуально выделяется из ничего и есть действительный предел творения. Вс? существующее (кроме Бога) слагается из материи и формы. Существование материи или ее реальность независима от формы, которою определяется только качество материального бытия. Различные подразделения материи, различаемые Д. Скотом, выражают только различные степени определенности, которую материя получает от своего соединения с формой; сама она везде и всегда одна и та же. Таким образом понятие материи у Д. Скота совпадает с понятием всеобщей субстанции, единого реального субстрата всех вещей. Неудивительно, поэтому, что, вопреки всем схоластическим авторитетам, Д. Скот приписывал материальность человеческим душам и ангелам. Весьма замечателен следующий аргумент: чем какая-нибудь форма совершеннее, тем она действительнее (актуальнее) , а чем она актуальнее, тем сильнее внедряется она в материю и прочнее ее с собою соединяет; но формы ангела и разумной души суть совершеннейшие и актуальнейшие, и, следовательно, всецело соединяют с собою материю, а потому и не подвергаются количественному распадению, так как имеют свойство силы единящей.

Полагая в основу всего существующего в мире единую неопределенную материю или субстанцию и понимая совершенство как форму всецело овладевшую материей и определившую ее, Д. Скот представлял себе мироздание как постепенное восхождение от общего к индивидуальному, от слитного к раздельному, от неопределенного к определенному, от несовершенного к совершенному. Невольно соединяя схоластические понятия с древними образами северной мифологии, он сравнивает вселенную с огромным деревом, которого корень - первая материя, ствол - видимое вещество, ветви - физические тела, листья - организмы, цветы человеческие души, а плоды - ангелы. Д. Скот первый из философов христианского мира стал в космологии на точку зрения генетическую, ясно и решительно высказал ту идею постепенного развития (снизу вверх) , которая во всей своей односторонности была в наши дни разработана его соотечественником Гербертом Спенсером. Представление вселенной как самостоятельного, из себя развивающегося целого, есть философ. заслуга Д. Скота, хотя он не сумел связать этой идеи с основными истинами теологии, в которые искренно верил. В каком действительном отношении формы природного бытия находятся к соответствующим идеям божественного ума? И далее: если идеи божественного ума становятся действительными вещами чрез привхождение к ним актов божественной воли, а с другой стороны, основа всякого реального бытия в мире есть всеобщая субстанция или первая материя, то спрашивается: в каком же отношении между собою находятся эти два первоначала всякой реальности? Удовлетворительного, в философском смысле, решения обоих этих допросов мы не находим у Д. Скота. Отожествляя всеобщее с неопределенным в своей materia prima и видя в ней низшую ступень, minimum бытия, Д. Скот естественно признавал положительный полюс бытия, maximum реальности, за существованием единичным или индивидуальным, как представляющим высшую степень определенности. Вопреки большинству своих предшественников и современников в философии Д. Скот понимал индивидуальность не как что-то привходящее (accidens) к сущности, а как нечто существенное, само по себе (entitas) . Совокупность свойств, характеризующих Сократа и отвечающих на вопрос, что есть Сократ - так назыв. у схоластиков quidditas - еще не составляет индивидуального существа Сократа, как этого лица, ибо вся эта совокупность мыслимых свойств могла бы принадлежать нескольким субъектам в следовательно не есть настоящая индивидуальность этого субъекта, действительного Сократа. Эта последняя не есть что-либо качественно определимое, она не может быть высказана как что-нибудь, а только указана как это. Эта неизреченная индивидуальная сущность не есть ни материя, ни форма, ни сложное из обоих, а крайняя реальность всякого существа (ultima realitas entis) . Ученики Д. Скота изобрели для его principium individuationis название haecceitas в противоположность с quidditas.

В антропологии Д. Скота особенно замечательны следующие положения: человек есть совершеннейшее соединение совершеннейшей формы с совершеннейшею материей. Души творятся непосредственными актами воли Божией. Бессмертие души не может быть доказано разумом и принимается только верою. Душа не отличается реально от своих сил и способностей; они - не ассidentia душевной субстанции, а сама душа, в определенных состояниях и действиях или в определенном отношении к чему-либо. Между известными мыслителями, не только средневековыми, но и всех времен, Д. Скот - единственный, который вполне решительно и отчетливо признавал свободу воли, с исключением всякого детерминизма (Из менее известных схоластиков предшественником его индетерминизма был Вильгельм Овернский (умер 1249) , которому принадлежит определение: voluntas sui juris suaeque potestatis est) . Воля есть причина, которая может сама себя определять. В силу своего самоопределения воля есть достаточная или полная причина всякого своего акта. Поэтому она не подлежит никакому принуждению со стороны предмета. Никакое предметное благо не вызывает с необходимостью согласия воли, но воля свободно (от себя) соглашается на то или другое благо, и таким образом может свободно соглашаться на меньшее, как и на большее благо. Наша воля не только есть настоящая причина наших действий, но и единственная причина самих хотений. Если воля в данном случае хотела того или другого, то этому нет никакой другой причины, кроме той, что воля есть воля, как для того, что тепло согревает, нет иной причины, кроме той, что тепло есть тепло, Замечательна по своей безукоризненной точности следующая краткая формула "утонченного доктора": не иное что, как сама воля, есть полная (или цельная) причина хотения в воле (nihil aliud a voluntate est causa totalis volitionis in voluntate) . С учением о свободе воли тесно связано учение о первенстве (примате) воли над умом. Воля есть сила самоопределяющаяся и самозаконная, она может хотеть и не хотеть, и это зависит от ее самой, тогда как ум определяется к своему действию (мышлению и познанию) с троякою необходимостью: 1) собственною природою, в силу которой он есть только способность мышления, я не в его власти мыслить или не мыслить; 2) данными чувственного восприятия, определяющими первоначальное содержание мышления, и 3) актами воли, обращающей внимание ума на тот или другой предмет и тем определяющей дальнейшее содержание и характер мышления. Согласно с этим, Д. Скот различает первое разумение или мышление, определяемое природой ума и первоначальными предметными данными (intellectio s. cogitatio prima) , и второе, определяемое волей (i. s. с. secunda) . Акт ума должен находиться из власти воли, дабы она могла отвращать ум от одного мыслимого и обращать его к другому, ибо иначе ум остался бы навсегда при одном познании предмета, первоначально ему данного. Ум (в "первом мышлении") лишь предлагает воле возможные сочетания идей, из которых водя сама выбирает желательное ей и передает его уму для действительного и отчетливого познания. Таким образом, если ум бывает причиною хотения, то лишь причиной служебною относительно воли (causa subserviens voluntati) . Все свои психологические рассуждения Д. Скот старается оправдать эмпирически, обращаясь к внутреннему опыту, как к высшей инстанции. "Что это так - говорит он, - явствует из достоверного опыта, как всякий может испытать в себе самом". Признание первенства воли над умом существенно предопределяет и этическое учение Д. Скота. Основание нравственности (как и религии) есть наше желание блаженства. Это желание удовлетворяется не в теоретической, а в практической области духа. Окончательная цель нравственной жизни или верховное благо (summum bonum) заключается не в созерцании абсолютной истины или Бога, как полагал Фома, с большинством схоластиков, а в известном аффекте воли, именно в совершенной любви к Богу, реально нас с Ним соединяющей. Норма нравственности есть единственно Божья воля, предписывающая нам законы деятельности, как естественные, так и религиозно-положительные. Праведность состоит в исполнении этих законов; грех есть функциональное нарушение праведности, а не какое-нибудь существенное извращение нашей души. Ничто, кроме Бога, не имеет собственного достоинства, а получает положительное или отрицательное значение исключительно от воли Божией, которую Д. Скот понимает как безусловный произвол. Бог хочет чего-нибудь не потому, что оно добро, а напротив, оно есть добро только потому, что Бог его хочет; всякий закон праведен лишь поскольку он принимается божественною волею. Единственно от произволения Божия зависело поставить условием нашего спасения воплощение и крестную смерть Христа; мы могли бы быть спасены и другими способами. В христологии своей Д. Скот, при всем желании быть правоверным, невольно склоняется в несторианскому и адоптианскому воззрению: по его представлению Христос, рожденный как совершенный человек Пресв. Девою (которая т. о., по Д. Скоту, несмотря на свое непорочное зачатие, не была в собственном смысле Богородицею) , достигает совершенного единения с божественным Логосом и становится Сыном Божиим. Только скептические оговорки Д. Скота о бессилии разума в вопросах веры не дозволили ему сделаться формальным еретиком. Впрочем, и относительно веры он допускает сомнение, отрицая только сомнение побеждающее.

Учение Д. Скота имеет положительные достоинства, поднимающие его над общим уровнем средневековой схоластики. Сюда относятся: его разумный эмпиризм, не дозволяющий выводить конкретную действительность из общих принципов; его несогласие с девизом схоластиков: philosophia theologiae ancilla; его более реальное понимание субстанции вообще и духовных сущностей в особенности; его представление мира как имманентно развивающегося целого, признание самостоятельности и безусловного значения за индивидуальным бытием; наконец, его более верное духу Христову, нежели духу Аристотелеву, убеждение, что истинная жизнь не сводится к мышлению ума и что любовь выше созерцания. Но все эти важные достоинства не могут искупить коренного греха Скотовой системы - ее безусловного волюнтаризма, который приводить "утонченного доктора" к заключениям нелепым и запутывает его философию в безысходные противоречия. Ясно, в самом деле, что безусловная самопричинность человеческой воли несовместима с таковой же причинностью воли Божией; что нравственное безразличие и безусловный произвол, приписанные Богу, противоречат понятию божества, как верховного Разума и совершенной Любви; наконец, что принцип чистой произвольности как со стороны человеческой, так и со стороны Божией совершенно разрушает всякое понятие о целесообразном мировом строе и о генетическом естественном развитии вселенной. Ученики Д. Скота: Johannes a Landuno (сближавший мнения своего учителя с идеями Аверроэса) , Franciscus de Mayronis (dr. illuminatus, или magister acutus abstractionum) , Antonius Andreae (doctor dulcifluus) , Johannes Bassolius, Walter Berlacus (doctor planus et perspicuus) , Nicolaus de Lyra, Petus de Aquila (doctor ornatissimus) . Ничего существенного к учению Д. Скота эти писатели не прибавили.

Литература. Многочисленные биографии Д. Скота (Matthaeus Beglensis, Wadding, Ferchi, Guzman, Janssen, Colganus) принадлежат к XVII в. и не имеют значения достоверных источников. Об учении Д. Скота: Albergoni, "Resolutio doctrenae Scoticae" (1643) ; Hieron. de Fortino, "Summa theologica ex Scoti operibus"; Johann. de Rada, "Controversiae theol. enter Thom. et Sc." (Вен., 1599) ; Bonaventura Baro, "J. D. S. defensus" (1664) ; Ferrari, "Philosophia rationibus J. D. S." (Вен., 1746) . В новейшей литературе только K. Werner, "J. D. S." (Вена, 1881) , и Pluzanski, "Essai sur la philosophie de Duns Scot" (Пар., 1887) .

Владимир Соловьев.

Дурман

(Datura) - род растений из семейства пасленовых; крупные травы, редко древовидные растения. Цветы большие, венчик воронковидный. Завязь 2-гнездая прич?м гнезда нередко еще разделены каждое на 2 полугнезда; плод - крупная, по большей части 4-гнездная коробочка, совершенно высыхающая при созревании или мясистая, распадающаяся на 4 створки, или же и вовсе не раскрывающаяся. Сюда относятся до 15 видов, распространенных в умеренных и степных странах повсюду. Наш европейский вид D. stramonium L. попадается уже начиная с прибалтийских земель, восточнее доходит к северу приблизительно до 55? 69? с. ш.. в Сибири - до Алтая. Это - высокие травы с цельными листьями, несущими по краям крупные зубцы. Цветы большие, ворончатый складчатый венчик белый. Коробочка усажена шипами. Растет преимущественно на сырых местах. Вс? растение сильно ядовито, особенно семена. Содержит особый алкалоид датурин. В садоводстве известны D. fastuosa L., D. suaviolens R. Вг. и D. arborea (оранжерейное растение) . Они также ядовиты.

А. Б.

Дурова

(Надежда Андреевна; известна также под именем Александра Андреевича Александрова) - кавалерист-девица и писательница. Род. Д. в 1783 г. (а не в 1789 или 1790 г., который обыкновенно указывают ее биографы, основываясь на ее же "Записках") , от брака гусарского ротмистра Д. с дочерью малороссийского помещика Александровича, вышедшей за него против воли родителей. Д. с первых дней должны были вести скитальческую, полковую жизнь. Мать, страстно желавшая иметь сына, возненавидела свою дочь, и воспитание последней было почти всецело поручено гусару Астахову. "Седло", говорит Д., "было моею первою колыбелью; лошадь, оружие и полковая музыка - первыми детскими игрушками и забавами". В такой обстановке ребенок рос до 5 лет и усвоил себе привычки и наклонности резвого мальчика. В 1789 г. отец Д. поступил в г. Сарапул, Вятской губ., на место городничего. Мать стала приучать ее к рукоделию, хозяйству; но дочери не нравилось ни то, ни другое, и она втихомолку продолжала проделывать "военные штуки". Когда она подросла, отец подарил ей черкесского коня Алкида, езда на котором скоро стала ее любимым удовольствием. Восемнадцати лет Д. была выдана замуж и через год у нее родился сын (об этом в "Записках" Д. не говорится) . Она сблизилась с есаулом казачьего отряда, стоявшего в Сарапуле; возникли семейные неприятности, и она решилась осуществить свою давнишнюю мечту поступить в военную службу. Воспользовавшись отправлением отряда в поход, в 1806 г., она переоделась в казацкое платье и поскакала на своем Алкиде за отрядом. Нагнав его, она назвалась Александром Дуровым, сыном помещика, получила позволение следовать за казаками и в Гродно поступила в конно-польский уланский полк. Она участвовала в битвах при Гутшадте, Гейльсберге, Фридланде, всюду обнаруживала храбрость, была награждена солдатским Георгием и произведена в офицеры, с переводом в мариупольский гусарский полк. Государь, до которого дошли слухи о ее поле, позволил ей называться Александровым и обращаться к нему с просьбами. Вскоре после этого Д. уехала в Сарапул, к отцу, прожила там более двух лет и в начале 1811 г. вновь явилась в полк (уланский литовский) . В Отечественную войну она участвовала в сражениях под Смоленском, Колоцким мон., при Бородине, где была контужена в ногу, и уехала для лечения в Сарапул. В мае 1813 г. она снова появилась в действующей армии и приняла участие в войне за освобождение Германии, отличившись при блокаде крепости Модлина и гг. Гамбурга и Гарбурга. Только в 1816 г., уступая просьбам отца, она вышла в отставку, с чином штабротмистра и пенсионом и жила то в Сарапуле, то в Елабуге. Ходила она постоянно в мужском костюме, сердилась, когда обращались к ней, как к женщине, и вообще отличалась большими странностями, между прочим - необыкновенною любовью к животным. Скончалась в 1866 г.

Литературная деятельность Д. началась появлением в свет нескольких отрывков из ее "Записок" (в "Соврем." 1836, ? 2) . Пушкин глубоко заинтересовался личностью Д., писал о ней хвалебные, восторженные отзывы на страницах своего органа и понуждал ее к писательской деятельности. В том же году (1836) появились в 2-х частях "Записки" Д., под заглавием "Кавалерист-Девица". Прибавление к ним ("Записки") вышло в 1839 г. Они имели большой успех, побудивший Д. к сочинению повестей и романов. Со следующего же года она стала печатать свои произведения в "Современнике", "Библиотеке для Чтения", "Отеч. Записках" и др. журн.; затем они появлялись и отдельно ("Гудишки", "Повести и рассказы", "Угол", "Клад") . Все они в свое время читались, вызывали даже хвалебные отзывы со стороны критиков, но литературного значения не имеют и останавливают внимание только своим простым и выразительным языком. Ср. ст. в "Энциклопед. Лексиконе" Плюшара (т. XVII) ; "Биография Д." (в "Вятских Губерн. Ведом." за 1866 г., ? 28) ; Суворин. "Кавалерист-девица и Пушкин" (в "Новом Времени" за 1887 г., по поводу выхода в свет книга Байдарова: "Кавалерист-девица Александров-Дурова") ; Биография Д. во "Всемирной Иллюстрации" 1887 г.; Блинов; "Кавалерист-девица и Дуровы" (в "Историч. Вестн.", 1888, ? 2) ; Лашманов, "Надежда Андр. Дурова" (в "Русск. Стар.", 1890 г., ? 9) В. Рудаков Духоборцы - русская секта рационалистического направления. Думают, что она получила начало от неизвестного по имени иностранца-квакера, жившего в 1740 - 50 г. в селе Охочем, Харьков. губ., учение которого было отголоском проповеди Кульмана и Тверитинова, связанной, в свою очередь, с ересью Косого и Башкина. Дальнейшее развитие этого учения принадлежит Силуану Колесникову, жившему в Екатеринославской губ. (1750 - 75) , большому начетчику, знакомому с сочинениями Эккартсгаузена и Сен-Мартена. Продолжателями Колесникова были в 1755 - 85 г. однодворец Илларион Побирохин и отст. унт.-офиц. Капустин, оба - жители Тамбов. губ. Затем секта обнаружена была во мн. др. губерниях. По официальным исчислениям в 1826 г. Д. было в России 27000, а в 1841 г. - 29000. В первый раз обращено было внимание правительства на Д. в 1773 г.; затем они подвергались гонению в 1793 - 94, 1797 - 1800 гг. Часто им удавалось избегать преследований, так как Колесников учил наружно покоряться церкви и правительству и только Капустин воспретил Д. это притворство. Посланный в 1801 г. для собирания сведений о секте Д., И. В. Лопухин (масон) , дал о ней самый хороший отзыв. Известный Г. С. Сковорода составил для них своего рода катехизис: "Исповедание веры Д. Екатеринославских", поданное губернатору. По мысли Лопухина состоялся закон о переселении всех Д., в Мелитопольский уезд (Таврич. губ.) , на берега р. Молочной; многие из сектантов остались на прежних местах. В 1811 г. Д., в числе 4000 чел., просили о позволении поселиться на новозавоеванном берегу Дуная; по причине войны 1812 года им это не было разрешено, а в 1817 г. прекращено было переселение Д. из других мест и на Молочные воды, где им жилось как нельзя лучше, так как, при большом обилии земли (79000 дес.) , они перенимали от поселенных в соседстве с ними менонитов много полезных нововведений в сельском хозяйстве. С 1819 г. благосклонное внимание правительства к Д. прекращается. В 1837 г. последовал указ о переселении их с Молочных вод в Закавказский край. В 1843 г. известный Гакстгаузен посетил Д., еще остававшихся на Молочных водах. Его заметки о них - очень ценный источник сведений о Д. - У Д. нет письменного изложения их учения: между ними очень мало было грамотных, а лиц образованных и вовсе неизвестно. Поэтому сведения о их учении заимствуются исключительно из записей и рассказов, сделанных посторонними им лицами. Исходным пунктом учения Д. была квакерская идея: в душе человека пребывает сам Бог и сам Он наставляет человека Своим словом. Памятью человек уподобляется Богу Отцу, разумом - Богу Сыну, волею - Духу Св.; Отец - свет, Сын - живот, Св. Дух - покой; Отец высота, Сын - широта, Св. Дух - глубина. Чувственно Бог существует в природе, а духовно - в человеческой душе. Это учение вполне аналогично доктринам еретиков - Савелия и Павла Самосатского. Душа человека, по учению духоборцев, существовала до сотворения мира и пала вместе с павшими в то время духами; души посылаются на землю и облекаются в тела в наказание за падение. Первородного греха Д. не признают: "всяк сам по себе грешен и спасен". После смерти душа благочестивого человека переходит в тело живого праведника или новорожденного, а душа беззаконника - в животное. Небо и ад нужно понимать духовно; небес семь: 1-е - смирение, 2-е - разумение, 3-е - воздержание, 4-е - братолюбие, 5-е - милосердие, 6-е - совет, 7-е - любовь. Разница между теперешнею и будущею жизнью праведников только в том, что в последней они будут жить без грешников. Воскресения тел не будет, и самая кончина мира ограничится истреблением грешников. И. Христос, по понятию Д., был простой человек, в котором с особенною силою выражался божественный разум. И его душа подлежит переселению, как всякая душа: она обитала в Колесникове, в Капустине. Распялся Он плотию; чтобы показать нам пример страдания. Вообще историю Христа нужно разуметь духовно: Христос должен в нас зачаться, родиться, возрастать, учить, умирать, воскресать и возноситься. Д. признают 10 заповедей; в псалмах их обличаются пороки и всякая неправда; лишь 5-я заповедь ими изменена. Настойчиво проповедуется у них благочестие в мыслях и делах. Все люди по естеству равны между собою; внешние отличия, каковы бы они ни были, ничего не значат. Чада Божии сами исполняют что следует, без принуждения; власти нужны не для них, а разве для укрощения злых, татей и разбойников. Непозволительна клятва и присяга; не следует носить оружие и сражаться с врагами. В 1841 г. (при переселении за Кавказ) Д. показывали полную покорность властям, говоря: "царя почитаем, милостивым властям повинуемся: кто безвинно бьет и мучит, тот антихрист, кто милостиво судит, уподобляется Богу. Ходить в церковь совесть нам не велит, в ней святости не чаем... Везде церковь, где два или три собраны во имя Христово". К составу этой "церкви", по Колесникову, принадлежат все высокоодаренные Божественным разумом, не исключая евреев и турок. Библию Д. признают данною от Бога, но берут из нее "только полезное" для них, а остальное отметают или толкуют иносказательно, в своем смысле. Главное значение они усвояют своей "книге животной", т. е. сохраняющемуся в их среде преданию, живому слову (писанное слово - мертвое) . "Животная книга" слагается у них из их "псалмов", которые представляют или перифраз псалмов Давида, или их собственную импровизацию. О преемниках апостольских (священстве) Д. говорят: "тот преемник, кто чист делом и телом, смирен и кроток, добрым делам покорен, а от дурных удален". Исповедоваться нужно не одному какому-либо человеку, а Богу небесному, пред всеми, прося у всех прощения. Причащение понимается ими духовно, в смысле внутреннего восприятия в себя слова Божия. Брак таинством у них не считается и совершается единственно по взаимному согласию брачующихся: кто хочет - венчается в церкви. Пост, по их понятию воздержание от злых мыслей, слов и дел. Святых и Богородицу Д. почитают, но их на помощь не призывают, хотя и справляют праздники храмовые в своих селах; за умерших не молятся, икон и уставов св. отцов не признают. Богослужение Д. совершается в комнате, посреди которой стоит стол с хлебом и солью, или на открытом поле, и состоит в чтении псалмов, пении молитв и взаимном целовании; иногда наставники их при этом говорят поучения. Управление делами общины у духоборцев принадлежит мирской сходке стариков. Для души, по мнению Д., безразлично, в каком теле ей приходится обитать; у нее один отец - Бог, и одна мать - природа. Поэтому они родителей своих не называют отцом и матерью: сын называет отца просто по имени или же, если он стар - старичком, а мать - "няней" или "старушкой". Мужья называют жен сестрами, а жены мужей - братьями. О жизни Д. одни отзываются с большою похвалою, говорят об отсутствии у них воровства и пьянства, об исправной уплате податей; по другим, у них господствуют разврат и жадность к деньгам, ненависть и ссоры доходят до кровавых истязаний и убийств. Хотя об этой секте есть монография О. Новицкого, "Духоборцы" (2 изд. 1882) , но нельзя сказать, чтобы она была исследована вполне. В печатных сведениях о ней, как и в официальных донесениях, она часто смешивается с молоканами и даже с хлыстами. В архиве и особом музее министерства внутренних дел хранится большое количество сведений о Д. (в виде производившихся о них дел и разных записок) , доселе не разработанных. Список печатных статей о Д. см. в "Указателе статей о расколе и сектах", изд. Св. Синодом, СПб. 1890 - 92 г.

Н. Б

Духовные стихи,

в народной словесности, возникли под непосредственным влиянием христианства и, главным образом, из материала, доставляемого духовной письменностью. Принимая новую религию, народы новой Европы находились на той ступени умственного развития, когда песня есть наиболее обычный способ выражения внутренней жизни. Лучшим людям, не формально, но искренно принявшим христианство, их старая поэзия казалась греховной, а между тем формы ее были единственно доступными и приятными народу. В его среде нашлись поэты, сейчас же воспользовавшиеся новыми сюжетами, но обрабатывавшие их по старинному. С другой стороны, само духовенство, понимавшее, что мирян нельзя лишить песни, спешило дать им поэзию на родном языке, с новым, христианским содержанием. Эти две струи христианской поэзии (на Западе, где осталось больше документов, представителем первой может служить англо-саксонец Кедмон, представителем второй - Отфрид Вейсенбургский) долгое время текут параллельно, то сливаясь, то разделяясь; народ, разумеется, отдает предпочтение той поэзии, которая ближе к нему; позднее из его среды вырабатывается особый класс певцов, распевающих исключительно песни духовного содержания. На Руси они называются каликами или калеками или старчиками; до настоящего времени эти старчики, большею частью слепцы, ходят небольшими партиями по деревням, на церковные праздники и на ярмарки, и, опершись на свои клюки или усевшись на земле в кружок, поют Д. стихи этического и эпико-лирического характера; но цикл их становится все уже и уже. Д. стихи, по всей вероятности, появились у нас уже с первых веков христианства. Даниил Заточник намекает на существование стиха о плаче Адама; позднее его цитирует Василий, архиеп. новгородский. Содержание свое Д. стихи заимствовали из Св. Писания, из житий св., из церковных поучений и песнопений, а также и из апокрифов, обильных поэтическими подробностями. Невозможно определить с достоверностью, в каком веке сочинен тот или другой стих: еще менее можно узнать об его авторе; но почти всегда можно указать книжный источник стиха. Начальный стих стоит ближе к книге, а позднейшие певцы вс? более и более придают ему форму и характер народной песни. К числу древнейших стихов принадлежит космогонический стих о Голубиной книге и один из стихов о Георгии Храбром, повествующий об устроении христианского порядка на Руси. Вопросу о конце мира посвящен стих о страшном суде, строго говоря, это не один стих в разных редакциях, а несколько стихов, сочиненных в разное время, в разных местностях и под влиянием различных источников. Некоторые из них дошли до нас как в редакции искусственной по форме, близкой, по содержанию, к книге, так и в свободных переделках народных певцов. Из стихов общего содержания выделились стихи эпизодические (о Михаиле архангеле, о грешной душе, прощание души с телом, плач земли, о суете жизни и пр.) . Стихи о страшном суде были популярны с древнейших времен (ср. рассказ начальной летописи об изображении страшного суда, предъявленном кн. Владимиру) , а преобразовательное движение XVII - XVIII вв. еще более способствовало усилению мрачного взгляда на жизнь и уверенности в скором конце греховного мира. Раскольники-старообрядцы, убегавшие от новшеств в пустыни, были убеждены, что время антихристово уже настало; стихи о страшном суде переделывались ими применительно к обстоятельствам. Другие Д. стихи можно разделить на эпические и лирические. Из эпических ветхозаветных более других распространены плач Адама, стих об Иосифе Прекрасном (искусственные, по складу близкие к церковным песням "Плач Иосифа" вошел в некоторые редакции народного стиха, как часть в целое) и песня о царе Соломоне, по форме обратившаяся в былину. События евангельские вызвали массу книжных лирических стихов, из которых весьма немногие были усвоены народом. Из эпических новозаветных стихов большою популярностью пользуется стих о жене милосердой, которая, чтобы спасти Христа от преследователей, взяла его на руки вместо своего младенца, а последнего бросила в растопленную печь, где, однако, он остался жив и невредим. Припев: "аллилуйя", которым заканчивался этот стих, дал повод назвать безымянную жену Аллилуевой, а основной факт - сожжение за Христа - привел к тому, что сектанты "глухой нетовщины" усвоили его, как стих "исторически" объясняющий самосожигательство, причем в уста Спасителя вложил и повеление спасаться огнем от прелести антихристовой и брадобрития. Столь же распространен стих о сне Богородицы, заключающий в себе краткое изложение событий жизни Спасителя до его крестной смерти. Стих о богатом и Лазаре пользуется огромной популярностью, благодаря, прежде всего, тому, что певцыкалики видели в Лазаре, угнетаемом на земле болезнями и бедностью, свой первообраз; кроме того, этой притчею очень охотно пользовались старинные проповедники, чтобы побуждать людей к делам милости. Стих обставил притчу многими вымышленными подробностями. Лазарь стал родным братом богачу; богач изображен человеком дерзким и самонадеянным, Лазарь - идеалом смирения; в момент смерти ангелы вынимают его душу "честно и хвально, через сахарные уста", а душу богатого - "нечестно, нехвально, железным крюком через левое ребро" и т. д. К евангельскому же циклу относятся стих о Вознесении, в котором к краткому указанию на событие присоединяется разговор между нищими, Христом и Иоанном Богословом (по нар. - Златоустом или Предтечею) о том, чем питаться нищей братии; стих, по-видимому, составлен самими каликами в современном значении этого слова. Из житийных стихов популярнее всех стих об Алексее Божьем человеке, если убогий Лазарь был прототипом калек, то св. Алексей, добровольный нищий, подвергающий себя всевозможным унижениям в доме богатого отца своего, был для них недосягаемым, но в высшей степени привлекательным идеалом. Стих о Димитрии Солунском не касается жития его, но искусно соединяет два его чуда, изложенные в Минеях, Четиях и Прологах, и вскользь касается третьего; самая важная перемена в стихе - та, что безымянный враг источника ("поганые") обратился в Мамаяневерного, которого сближало с солунским чудом имя его исторического победителя, Димитрия же Донского. Стих записан только в 3-х вариантах, но, по словам издателя, поется в губерниях Пермской, Новгородской, Симбирской и Смоленской. Житие высокочтимого на Руси св. Николая Чудотворца, сравнительно мало распространенное в письменности, не породило стиха; зато калеки воспевают его чудо об Агриковом сыне Василии, часто встречающееся в прологах и сборниках. Стих о Федоре Тироне существует в двух редакциях: краткой (Бесс. ?? 121 и 123) и полной. Краткая излагает, с некоторыми эпическими украшениями и дополнениями, апокрифическое чудо св. Феодора Тирона, освобождающего мать свою, похищенную драконом; к полной редакции присочинено вступление, в котором герой оказывается 12-летним богатырем, истребляющим целое вражеское войско; в обеих редакциях прибавляются кит-рыба, по которой переходит Феодор, и кровавый потоп, угрожающий богатырю и сильно напоминающий битву Добрыни со змеем; этот стих представляет переход к богатырской былине. Целую семью стихов, распеваемых ныне калеками, но тесно связанных с книгою, породил духовный роман о Варлааме и Иоасафе. Уже в послесловии кутеинского издания мы находим "Песнь св. Иоасафа, когда вышел на пустыню"; ее встречаем мы в распространенном виде, с рифмами или по крайней мере с ассонансами, и в рукописях, и в устах певцов, которые почти не изменяют текста. Она же легла в основу стиха о Иоасафе царевиче и пустыне, который распространился чрезвычайно сильно, благодаря основной теме и прекрасной обработке. При устной передаче имя героя искажается; некоторые варианты выдают его за сына Давида; пустыня олицетворяется сильнее и называется "мать прекрасная пустыня", что дало повод одному из вариантов (Бесс. ? 54) вывести на сцену новое лицо - мать царевича, и т. д. Иосаф-пустынножитель, с появлением раскола, стал идеалом раскольников, спасавшихся в пустыне, а песнь его: "в пустыню входяща" дала основную мысль и некоторые выражения раскольничьему по духу, чисто лирическому стиху (Варенц. стр. 190 и след.) . Из событий русской церковной истории обратили на себя внимание составителей стихов немногие. Стихи об Александре Невском, будто бы победившем татар, о Михаиле и Федоре Черниговских, которым тоже приписывается победа, за которой следует, однако, мученическая смерть в Орде, и о Петре митрополите - принадлежат, судя по размеру и манере, одному и тому же автору. Степень распространенности этих стихов очень невелика; также мало распространился стих о Дмитровской субботе, излагающий интересное видение Димитрия Донского, и раскольничий стих об осаде Соловецкого монастыря. Стих о Борисе и Глебе, князьях-мучениках, пользуется большою известностью. Варианты его распадаются на две группы, книжную и устную. Все книжные стихи исходят из одного источника, а стихи устные суть пересказы стиха книжного, более или менее отходящие от оригинала, иногда вставляется письмо Святополка, речь матери к Борису и Глебу, речь ликующего после братоубийства Святополка и пр. К Д. стихам по складу и по содержанию относится песня об Анике-воине и его борьбе со смертью. А. Н. Веселовский доказал ("Вестн. Евр." 1875, апр. "Отрывки византийского эпоса в русском") , что этот Аника есть герой старой византийской поэмы Василий Дигенис Акрит, борьбу которого с Хароном воспевает новогреческая песня; наш стих значительную часть своего содержания заимствует из очень распространенного в рукописях XVII и XVIII вв. "Прения Живота со Смертью", западный источник которого указан проф. И. Ждановым ("К литературной истории русской былевой поэзии", Киев, 1881) . Стих "О грешной матери" (Киреевский ? XXIX) , заимствованный из Зерцала Великого, близко следует источнику, но объяснения мук в сказании и стихе различаются систематически: первое указывает главным образом грехи нравственные и общечеловеческие, стих же переносит нас на русскую почву и ставит муки исключительно в связь с женским туалетом и тщеславием. Вообще духовный стих всегда стремится к поэтической полноте и картинности, усиливает краски, резче определяет характеры, исключает подробности, ослабляющие впечатление, прибавляет подробности эффектные и рельефные. Лирические стихи калек в огромном большинстве представляют самостоятельные отрывки из вышеуказанного обширного цикла о страшном суде и загробной жизни; через перечень грехов с ним связан и эпико-лирический стих о Пятнице, вне его стоят запевы, которыми калики просят милостыню, благодарят за нее, восхваляя подавших, высказывая им благие пожелания и умоляя Бога за их покойных родителей (они сочиняются самими певцами экспромтом) ; не принадлежит к нему и чисто искусственная так назыв. "Евангелистая песнь" о значении чисел, заимствованная юго-западной письменностью с латинского. Из лирических стихов выделяется особая группа стихов раскольничьих. Русские сектанты много способствовали сохранению и распространению духовной поэзии: в свои сборники они охотно вносят стихи об Иосифе, Плач Адама, канты (Д. стихи чисто искусственные, школьного происхождения) о потопе и пр., так, как они распевались старцами; другие стихи, напр. о царевиче Иоасафе, об Аллилуевой жене и в особенности о страшном суде и о пришествии антихриста они видоизменяют сообразно своим идеям; наконец, они сами сочиняли и сочиняют массу стихов, отчасти пользуясь не только образами, но и формою старых стихов, св. Писания и церковных гимнов, отчасти пуская в ход звучную рифму и новый, искусственный размер. Общий тон их произведений чисто лирический. "Фантазия сектантов", говорит Буслаев, "уже не способна к спокойному эпическому творчеству. Оторопелая от мнимых страшил антихристова века, наскоро схватывает она несколько смутных, мрачных образов и тревожных ощущений и передает их то в жалобных воплях изнемогающего мучения, то в грозных криках отчаяния, то наконец в торжественной песне какого-то символического обряда". Служа выражением внутреннего мира людей глубоко восторженных, но уже удаленных от первобытной наивности и непосредственности, раскольничья поэзия чувствует естественное влечение к символике. Богатство последней доходит до поразительной степени: иногда эти символы довольно красивы (напр. в песне о старце, потерявшем златую книгу) , иногда безобразны и натянуты (напр., в песнях так наз. людей Божиих) . Чаще всего раскольники поэты пускали в ход образы апокалипсические; иногда они пользовались внешней формой и мелодией светских народных песен, чтобы подставить под них религиозное содержание. Близкие к нашему времени движения в сектантстве вызывают новые песни, сочиненный, по большей части, правильным тоническим размером, разговорным языком и с богатыми рифмами. Так, скопцы при Александре I воспевали своего отцаискупителя Селиверстова в тоне и размере плясовой песни, популярной среди солдат и фабричных ("Как во Питере во граде") ; но к тому же Селиверстову прилагаются и формулы древнейших Д. стихов.

Сборники Д. стихов: И. Киреевского ("Чтения в общ. ист. и др." 1848, ? 9) ; П. Якушкина ("Летоп. русской лит." 1859, кн. 2, и "Отеч. Зап." 1860, ? 4) . Значительно полнее их: "Сборник русских Д. стихов", сост. В. Варенцовым (СПб., 1860) и особенно: "Калеки перехожие", сборник стихов и исследование П. Бессонова" (М., 1861 - 64) . О Д. стихах см. Ф. И. Буслаева; "Русская народная поэзия" (СПб., 1887) ; Н. С. Тихонравова в 33-ем присуждении Демидовских наград; статьи И. И. Срезневского (в "Изв. Имп. акд. наук", т. IX) , И. Я. Порфирьева (в "Православном Собеседн." 1869, ? 9) , А. Н. Веселовского, "Опыты по истории развития христианской легенды" ("Ж. М. Н. Пр." 1875, ?? 4 и 5; 1876, ?? 2, 3, 4 и 6; 1877, ?? 2 и 5) ; А. Кирпичникова, "Источники некоторых Д. стихов" ("Ж. М. Н. Пр." 1877, ? 10) ; его же, во 2-м изд. "Истории русской словесности Галахова, "О Д. стихах"; И. Я. Порфирьева, "История русской словесности". А. Н. Веселовского, "Разыскания в области русских духовных стихов" (в "Записках имп. акд. наук" 1879 - 1889) . Об отдельных стихах см. Дашкова, "Об Алексее Божьем человеке" (в "Беседах общ. любит. росс. слов.", II, 1868, стр. 20 - 52) ; о страшном суде и загробной жизни - в кн. В. Сахарова: "Эсхатологические сочинения и сказания" (Тула 1879) ; о Димитрии Солунском - А. Кирпичникова, "Особый вид творчества в древнерусской литературе" ("Ж. М. Н. Пр." 1890, ? 4) ; об Аллилуевой жене - А. Д. Карнеева, "Мелкие разыскания в области Д. стиха" ("Ж. М. Н. Пр." 1892, М 6) . Для сравнения Д. стихов с произведениями западной поэзии см. Hoffmann v. Fallersleben, "Kirchenlied" (1857) ; Paul Piper, "Die geistliche Dichtung des Mittelalters" (в "Deutsche National Litteratur", изд. Иосифа Кюршнера, Берл. и Штутгардт) .

А. Кирпичников.

Духовно-учебные заведения

православного ведомства в России, как специальные учреждения, ведут свое начало лишь со времени издания Духовн. Регламента в 1721 г. хотя в древней Руси всякого рода школы существовали главным образом при церквах, монастырях и архиерейских домах, и хотя образование в них имело характер исключительно религиозно-богословский, но они признавались, и были для своего времени, общеобразовательными и всесословными. В священники поставлялись не исключительно лица, в них получившие образование, но также и обучавшиеся у книжных мастеров из частных лиц. Такое значение и характер имели даже такие учебные заведения допетровской Руси, как киевская акад. и московские ЗаиконоСпасские школы, позже образовавшие москов. славяно-греко-латинскую акад. Постановлениями Духовного Регламента повелено было "всякому епископу иметь при доме своем школу для детей священнических и прочих в надежду священства определенных". Все ученье в этих школах ограничивалось сначала "Начальным ученьем отроком", составленным Феофаном Прокоповичем, и славянскою грамматикою, и лишь по мере возможности предоставлялось обучать риторике, логике и прочему. Сам составитель этих правил Духовн. Регламента, Феофан Прокопович, учредил при своем доме в Петербурге духовную "семинарию", которая должна была представлять образец учебных заведений этого рода. Здесь преподавались науки как богословские, так и общеобразовательные; в числе учителей был известный датчанин Адам Селлий, ученик знаменитого германского богослова Фр. Буддея. Из провинциальных "архиерейских школ", позднее также получивших название семинарий, первыми по времени были черниговская, ростовская, новгородская и тобольская, устроенные по несколько измененному типу киевской и московской славяно-греколатинской академий. Архимандрит Александро-Невского монастыря, Феодосий Яновский, учредил в этом монастыре "славянскую или грамматическую школу", в которой преподавались грамматика, арифметика, музыка, живопись, языки латинский и греческий. В 1725 г. эта школа получила название славяно-греко-латинской Александро-Невской семинарии; к ней была присоединена (1738) семин. О. Прокоповича; преподавателями здесь были известные ученые Селлий, Гавриил Кременецкий, Афанасий Скияда, Амвросий Зертыс-Каменский (впоследствии архиепископ моск.) и др. В 1730 г. эта семин. существовала уже в составе восьми классов, в которых, кроме элементарного общеобразовательного курса, проходили полный круг наук богословских. Преимущественно из воспитанников этой семин. набирались в XVIII стол. члены акад. наук, российской акад., академического университета. В 1788 г. она была преобразована в "главную семинарию", в которую присылались лучшие воспитанники семин. провинциальных. В 1797 г. главная семин. переименована в Александро-Невскую акад. Подобную же историю имела архиерейская школа в Казани учрежденная в 1723 г., в 1732 г. преобразованная в семин., а в 1797 г. - в академию; по типу киевской и московской. Еще императрица Екатерина II находила, что "архиерейские семинарии состоят в весьма малом числе учеников, в худом учреждении наук и в скудном содержании". Отсутствие одного общего начала в организации преподавания и хорошо подготовленных учителей, преобладало формализма и схоластики в обучении, господство латыни, материальная необеспеченность в т. п. недостатки духовных школ замечались многими авторитетными лицами, и еще в XVIII в. митрополиты московск. Платон и спб. Гавриил представляли проекты преобразования Д. учебных заведений. В 1807 г. учрежден был с этою целью комитет, в состав которого вошли, между прочим, Сперанский и князь А. Голицын. Рассмотрев ранее составленные проекты (Братановского и Болховитинова) , комитет представил в 1808 г. "Доклад об усовершении духовных училищ", составленный, главным образом, Сперанским. Все Д. учебные заведения предполагалось разделить на четыре разряда: 1) духовные академии, для высшего духовного образования будущих священнослужителей, а также учителей Д. учебных заведений; 2) духовные семин., со средним курсом, для приготовления священников, а также воспитанников для акад.; 3) училища уездные - для приготовления в семин. и вообще для низшего образования; 4) училища приходские, для распространения однообразного обучения в самих селах (приходские училища в позднейшее время были большею частью соединены с уезд ними) . Все эти категории училищ были соединены в одну общую организацию, по началу подчинения низших высшим, и с новым составом наук, на половину богословских, на половину общеобразовательных. Все епархии России разделены были на четыре духовно учебных округа, каждый под ведением своей дух. акад., которая, через "внешнее академическое правление", управляла семинариями не только в учебном, но и в административном отношении. Семинарское "правление", в свою очередь, заведовало духовными училищами епархии. В каждой епархии полагалось по одной семинарии (всех 36) и по несколько духовн. учил. (уездных 10, приходских - до 80) . На содержание их назначено было 1669450 р. из средств Синода. По утверждении, в 1809 г., этого проекта; учреждена была для его осуществления комиссия духовных училищ. Наибольшее внимание обращено было на академию петербургскую, для которой собраны были лучшие ученые силы: на кафедру философии выписан был Сперанским из Германии Фесслер, впоследствии ее занимал известный Фишер; в числе профессоров богословия были Филарет (впоследствии митрополит московский) , Иннокентий (впоследствии архиепископ херсонский) , Г. П. Павский, И. С. Кочетов и др. В семинариях, в течение шести лет, разделенных на три двухгодичных класса, кроме среднего курса наук богословских, преподавались науки общеобразовательные, в размере соответствовавшем курсу гимназий (старших четырех классов) , с присоединением логики, психологии, естеств. истории, сельского хозяйства и медицины (шла речь о введении в семинариях преподавания краткого курса законоведения) . В 1867 - 69 гг. Д. учебные заведения подвергнуты были новому преобразованию: Д. учебные округи были отменены, административная власть академий по отношению к семинариям и семинарий по отношению к духовн. учил. уничтожена. В академиях, в виду невозможности, при современном состоянии наук, изучения их всеми студентами в полном их составе, общеобязательными для всех студентов признаны лишь некоторые науки, остальные же разделены на три группы, из которых лишь одну, по собственному выбору, должны были изучать студенты. Семинарии из трехклассных обращены в шестиклассные (по одному году в каждом классе) ; медицина и сельское хозяйство исключены из числа учебных предметов, а вместо них введено изучение педагогики, с устройством при каждой семинарии воскресной школы. Для управления всеми Д. учебными заведениями учрежден учебный комитет при Синоде. В 1884 г. устав и штаты Д. учебных заведений подвергнуты новому пересмотру, при чем в управлениями академиями усилена власть епархиальных архиереев и ректоров. Деление академий на факультеты - богословский, церковноисторический и церковно-практический - отменено; восстановлено наблюдение академий над семинариями и семинарий над низшими училищами. В духовных академиях существуют в настоящее время, кроме кафедр богословских, три кафедры философии (логики, психологии и метафизики, истории философии) ; две кафедры всеобщей гражданской истории, и по одной кафедре: русской истории теории словесности и истории иностранных литератур, русского и церковнославянского языков (с палеографией) и истории русской литературы, и языков греческого, латинского, еврейского, немецкого, французского и английского. Программа курса, дух. семинарий, вместе с духовными учил., содержит в себе полный курс классических гимназий, с присоединением к нему психологии, а также начальных оснований и краткой истории философии. В некоторых семинариях к этому присоединяется преподавание медицины и сельского хозяйства. Д. учебные заведения православного ведомства в России - все общесословные; в них могут обучаться, на одинаковых условиях с детьми клира, дети всех сословий государства.

Всего в России в настоящее время четыре духовных академии, 55 семинарий и 18 духовных училищ. В 1891 г. учащихся в академиях было 769 (в том числе 21 иностранец - из болгар, сербов, черногорцев, румын, греков, сирийцев и японцев) . Большая их часть (в 1891 г. - 455) содержатся в академиях на казенные средства. В 55 семинариях в 1891 г. обучалось всего 17246 воспитанников. В 185 духовных училищах в 1891 г. учащихся было 29619. Учащих и начальствующих лиц в семинариях и училищах в 1891 г. было 8124. На содержание всех мужских духовно-учебных заведений в 1891 г. израсходовано всего 5211411 р. Эта сумма составилась из процентов с духовно-учебного капитала - 1341469 р., процентного церковного сбора 1669200 р., пособия от государственного казначейства 1576231 р. и разных специальных источников духовного ведомства.

Н. Барсов.

Для подготовления римско-католического духовенства в России учреждены в каждой римско-католической епархии семинарии, состоящие под ведением епископов, а в СПб. - академия (I, 257 - 259) , состоящая в ведении архиепископа могилевского. Для поступления в римско-католич. духовное учебное заведение требуется разрешение губернатора. Протестантское духовенство получает образование на богословском факультете юрьевского (дерптского) университета. Армяногригорианское духовенство получает образование в духовных семинариях) состоящих в каждой из 6-ти русских армяно-григориан. епархий, а также в учрежденной в 1874 г. эчмиадзинской армянской духовной академии, подготовляющей и преподавателей для семинарий (первоначально для этой последней цели существовало духовное отделение при Лазаревском институте восточных языков) . Духовные семинарии зависят от своих епархиальных начальств, а эчмиадзинская акд. находится под главным начальством патриарха - католикоса всех армян. Эчмиадзинская академия состоит из 6 семинарских классов и трех высших академических; преподавание на армянском языке; кроме богословских и церковных предметов, преподаются педагогика, логика, психология, история философии, армянская история и география, история и география России, математика, физика и космография, естественная история, армянский язык и история литературы, языки русский; латинский, греческий, ненемецкий, французский, еврейский и библейская археология, черчение и рисование (преимущественно церковное) . Армяногригорианские Д. учебные заведения содержатся на счет церковных сумм и добровольных приношений.

Дуччо ди Буонинсенья

(Duccio di Buoninsegna) - основатель венской школы живописи. Полагают, что он род. около 1260 г., а ум. около 1320 г. Оставаясь верен преданиям византийских миниатюристов, он, однако, старался оживить мертвенные типы их изображений нужною грацией, спокойным величием и выражением душевных движений, а колорит - ясными, дающими мягкие переходы тонами, и таким образом создал особый стиль, которого держались после него сиенские живописцы в течение целого столетия. До нас дошло лишь одно, несомненно принадлежащее ему, произведение - алтарная икона, написанная в 1308 - 11 г. для сиенского собора. Она была исполнена на доске, с обеих ее сторон; лицевая сторона представляла Богоматерь, сидящую на престоле, с Младенцем-Христом на руках, и окруженную ангелами и святыми, а задняя изображала, в 26 отделениях, различные, полные драматизма, эпизоды Страстей Господних. Впоследствии доска была распилена надвое, так что каждая сторона составила отдельную картину. Обе части выставлены теперь, одна возле другой, в зале комиссии строения сиенского собора. Принадлежность Д. других, приписываемых ему, работ в большинство случаев сомнительна.

А. С - в.

Душа

(в этнологическом отношении) . Верование или убеждение, что наша мысль, чувство, воля, жизнь обусловливается чем-то отличным от нашего тела, хотя и связанным с ним или имеющим в нем свое местопребывание, свойственно, повидимому, всему человечеству, и может быть констатировано на самых низких ступенях культуры, у самых первобытных племен. Происхождение этого верования может быть сведено, в конце концов, к самочувствию, к признанию своего "я", своей индивидуальности, более или менее тесно связанной с материальным телом, но не тождественной с ним, а только пользующейся им как жилищем, орудием, органом. Это "я", это нечто духовное, или, в более примитивном представлении, это движущее начало; эта "сила", находящаяся в нас - и есть то, что первобытный человек соединяет с представлением о "душе". Но подобное же движущее начало представляют, кроме человека, животные, растения, даже многие предметы неорганической природы. Волнующееся море, сверкающая молния, завывающий ветер, бегущее по небу облако, горящий огонь, низвергающийся с горы камень - точно также, как и тикающие часы, играющая табакерка, движущийся пароход, - все это способно вызывать представление о двигающей или проявляющейся силе, а так как сила, по аналогии с человеческой, предполагает ее производителя, некоторую действующую личность, то во всех этих формах или проявлениях силы и движения можно тоже предполагать некоторое "я", некоторое движущее начало или "душу". И действительно, многие дикари пользуются одним и тем же словом, обозначающим у них "Д.", для названия всего выказывающего известную силу или движение, но невидимого или непонятного, как напр. механизма часов и т. п. В приложении к человеческой Д. убеждение в ее отдельности от тела и способности покидать последнее могло возникнуть и укрепиться на основании наблюдений над явлениями сна, обморока, смерти. Человек во сне недвижим; не видит, не слышит, но может чувствовать себя в различных положениях, посещать различная местности, говорить с различными лицами, даже давно умершими. После обморока человек "приходит в себя", т. е. Д. его возвращается в тело. Наконец, в случае смерти Д. покидает тело окончательно. Эту расстающуюся с телом субстанцию народная мысль представляет себе как дыхание, дуновение, легкое облачко, пар, тень, летающую бабочку или птичку; но особенно распространено сравнение с дыханием, следы которого сохранились и теперь в языках культурных народов (anima, греч. anemos, санск. atman - дух, дыхание, Д.: spiritus, yuch, pnuma и т. д.) . По вопросу, где именно имеет Д. свое местопребывание в теле, мнения народов разнятся между собою. Полинезийцы считали местопребыванием ее полость живота. Караибы, сиамцы помещали Д. в сердце и жилах; папуасы и евреи - в крови (подобно тому, как и Цицерон полагал, что spiritus diffunditur per arterias, а Цельзий, что venae spiritui accommodatae sunt) ; другие - в груди, голове, печени. При смерти Д. выходит из тела (через рот) , но дальнейшая судьба ее различными народами также понимается различно. Д. может оставаться по близости тела, бродить около него, находиться в окрестностях, или она может уходить далеко, на горы, в пустыню, плыть вниз по реке, удаляться за море, спускаться в недра земли или подниматься вверх, за облака, на небо; наконец, она может переселяться в другие существа, воплощаться, напр., в различных животных. В конце концов, она может соединиться с телом, если последнее сохранилось, или тело составляло для ее только бренную оболочку, покинув которую, Д. достигает высшего, блаженного состояния, соединяется с общей мировой Д. и т. д. Все подобные верования, усложняясь и развиваясь с ходом культуры, оказывают влияние на отношение к умершим, на погребальные обряды. Вообще не только дикари, но в народы, достигшие уже довольно значительной культуры, склонны воображать себе загробный мир по аналогии с настоящим, чем и объясняется погребение умерших в одежде, с украшениями, орудиями, оружием, пищей, посудой, домашними животными, рабами и т. д., помещение их в могиле и гробнице, похожей на пещеру, землянку, шатер; снабжение их лодкой, лошадью, оленями, собакой - для дальнего пути и пр. Животные и рабы при этом убиваются, да и неодушевленные предметы (напр., посуда, оружие) часто ломаются, так как в данном случай важны не они, а так, сказать, "души" их, которые, предполагается, будут служить душе их владельца. При веровании в вознесение Д. на небо, приличным способом похорон является трупосожжение, когда пламя уносит вверх возгорающиеся элементы тела и положенных с ним предметов; при веровании в переселение Д. подходящим является предоставление трупа на съедение животным и птицам; при развитии убеждения в конечном оживлении тела - сохранение последнего путем мумифицирования. Во всех этих заботах об умерших можно видеть доказательство верования в загробную жизнь, в душу, а вместе с тем и проявление чувства почтения к умершему; но последнее не всегда основано на альтруизме, а во многих случаях скорее на эгоизме, на стремлении обезопасить себя от мести и злых действий покинувшего тело духа. На это указывает целый ряд погребальных обрядов и поверий, следы которых сохранились отчасти и в народных массах культурных племен, напр. вынесете покойника не через дверь (чтобы не вернулся) , а через окно или нарочно проделанное отверстие; шествие на кладбище окольным путем; связывание и пеленание умершего; очищение после похорон огнем в т. д. Некоторые кочевые дикари, в случай смерти родича, оставляют труп и перекочевывают на другое место; другие, как только наступает агония, задушают умирающего, набрасывают на него кожи и крепко обвязывают ремнями и веревками. Покинувшая тело Д. становится по воззрению многих нардов, духом, сохраняющим известную волю и силу и способным проявлять их по отношению к живым. Отсюда страх перед душами умерших (особенно бывших сильными воинами или мощными шаманами) , почитание и умилостивление Д. предков, даже отожествление их с злыми духами. Впрочем, понятие о Д. часто осложняется смешением первобытных верований с позднейшими философскими воззрениями или комбинацией различных представлений. Д. подразделяется на несколько, напр. на две, одну выхождение которой констатируется сном, и другую - оставляющую тело при смерти; у китайцев одна Д. остается хранительницей дома, другая - могилы, третья невидимо принимает жертвенные дары; из тройной Д. римлян manes уходили в преисподнюю, anima или spiritus возносилась на небо, a umbra оставалась в гробнице, и т. д. Различные виды или части Д. считались иногда пребывающими в различных частях тела: вест-индские индийцы помещали Д. в сердце, голове и руке, как познавание, чувство и волю; Платон полагал, что познавание имеет пребывание в голове, чувство - в груди, желания - в животе.

Дуэт

(Duetto, Duo) - музыкальное сочинение для двух инструментов или двух голосов, с инструментальным сопровождением. Каждая партия дуэта имеет самостоятельный характер. Форма инструментального Д. обширнее, вокального - более простая. Вокальный Д. пишется как самостоятельный концертный номер или входит в состав вокально-инструментального сочинения, напр. оперы.

Дынное дерево

(Carica Papaya L.) - дерево из рода Carica, куда относятся до 20 видов тропической Америки. Оно имеет колоннообразный ствол, вышиною в 2 или 3 саж., который вовсе не ветвится и нес?т только на верхушке большой пучок крупных 5 или 7-милопастных лапчатых листьев с очень длинными черешками. Во всех частях растения находится млечный сок. Цветы одно-половые и собраны длинными кистями, выступающими из углов листьев. Плоды подобны плодам дыни, бывают иногда длиною в 1 фут и в 1/2 фута толщиною. Растение это замечательно тем, что представляет единственное дерево, разводившееся туземцами с древнейших времен. Теперь его разводят во всех тропических странах. Плоды употребляются в пищу сырыми и в разных приготовлениях; млечный сок в короткое время смягчает самое жесткое мясо: для этого довольно прибавить к воде несколько капель. Можно смягчать мясо даже завертывая его в листья Д. д. Ствол хотя и идет на поделки, но древесина его крайне мягка, так как он растет очень быстро. В особых приспособленных к тому полостях ствола живут муравьи, не только не вредящие растению, но охраняющие его от нападения врагов, против которых они выползают массами при малейшем прикосновении.

А. Б.

Дыня

(Cucumis melo L.) - растение из семейства тыквенных и из рода огурцов (Cucumis) . Однолетняя трава с лежачими стеблями и крупными листьями на длинных черешках. Цветы однополовые. Всем известные плоды бывают необыкновенно разнообразны по величине, форме, цвету, нежности мякоти и вкусу. Первоначальное отечество Д. не вполне выяснено. Всего вероятнее, что все необыкновенно многочисленные разновидности и породы, которые возделываются в садах и огородах теплых и умеренных стран всего мира, происходят от нескольких диких видов, из коих один растет в Индии, другой - в тропической Африке.

А. Б.

Кажется, греки (Гиппократ) были уже знакомы с Д., а Плиний упоминает о ней под теперешним ее именем "melo". Уже в V ст. появилось первое наставление к разведению Д., но до начала нынешнего культура Д. распространялась медленно. В России Д. разводились уже в XVI ст., как видно из записок Герберштейна; однако культура их в Западной Европе стоит гораздо выше, в особенности относительно разнообразия сортов. Последние могут быть подразделены на три группы: канталупы, сетчатые и гладкокожие. а) Канталупы имеют форму сплюснутого шара, по поверхности которого идут широкие ребра, разделенные узкими и глубокими бороздами; кожица очень толстая, морщинистая или даже бородавчатая; мясо преимущественно оранжево-красного цвета, тающее и очень сладкое, б) Сетчатые Д. большей частью правильно шарообразной, изредка продолговатой формы и покрыты сероватою сеткою; ребристость слабая; мясо оранжево-желтое или красное, а иногда зеленое или белое. Наконец, в) гладкокожие или мальтийские Д. составляют переходную форму между двумя упомянутыми группами, не очень резко от них различающуюся; они большею частью продолговаты; кожица тонкая, гладкая, с едва заметными следами ребер или сетки; мясо зеленоватое или белое (лишь у немногих сортов красное) , нежное, тающее и сладкое, с сильным запахом, не столь пряное, как у предыдущих групп. Из канталуп наилучшими считаются: прескот, весом 10 фн., как и гибрид его - малый прескот, весом 2 1/2 фн., очень выносливый и скороспелый сорт, созревающий на баштанах Полтавской губ. при разных климатических невзгодах: сюда же можно причислить превосходный франц. сорт - черную кармелитскую Д. (Noir des Carmes) и недавно введенный сорт воклюз, русские сорта - кочубей и оранжевый крем. Между сетчатыми наилучшими считаются: обыкновенная садовая Д., разводимая в огромном количестве в Париже под названием Tete de more, и превосходная и очень выносливая турская сахарная, а равно очень выносливые английские сорта: зеленомясая Джильберта, ранняя Давенгама, Тренамова помесь, золотая драгоценная и замечательная новинка колорадская Д., весом до 60 фн. Наконец, из гладкокожих Д. наилучшие: ананасная зеленая - вполне вынослива в Полтавской губ.. кавальон зеленомясый, зеленая ползучая, манго, зеленомясая кочанка и превосходные русские сорта: князь Воронцов (беломясая кочанка) , крымская американка, гетманша, украинский ананас, абрикос Лесевицкого, дубовка озимка, дубовка арбузная и туркестанская Д. цамка. Культура Д. особенно усовершенствована в Персии, где выработаны для этого совсем особые приемы, употребляемые отчасти в Закавказье.

Знатоки предпочитают бухарские сорта европейским за их чрезвычайно нежный вкус, не уступающий лучшим сортам груши. В Полтавской губ. были произведены весьма удачные опыты разведения бухарской Д., отчего и можно рекомендовать эти сорта. Для разведения Д. на открытом воздухе требуется вообще довольно теплый климат, но уже в Тульской и Рязанской губ. можно с успехом разводить некоторые сорта. Особенность этой культуры состоит в согревании почвы навозом, для чего уже с осени на хорошо обработанной и удобренной земле вырывают небольшие ямки, которые весною наполняют настолько навозом, чтобы, утоптав последний, оставалось еще его над почвою на 1 1/2 - 2 врш.; на навоз кладут слой парниковой земли в 3 врш., располагая его в виде конуса с основанием в 5 1/2 четв. арш. На вершине такого "дынного холмика" делают углубление, в которое сажают в начале июня дынную рассаду и покрывают ее или стеклянным колпаком или же укрепленным на обруче колпаком из ситца, или экраном из промасленной бумаги - приспособление, известное французам еще в прошлом столетии. По временам приподнимают колпаки для проветривания, а затем и совершенно их снимают. Когда растения дадут четвертый или пятый лист, их обрезают до второго листа, чтобы вызвать появление побочных ветвей, которые после образования на них плода, также подвергаются обрезке до нового сидящего над плодом листа. При таком способе культуры Д. лежат на земле, а потому один бок у них не вполне созревает и не получает надлежащего аромата и вкуса. В странах с очень теплым климатом можно избегнуть этого неудобства посредством расстилки плетей Д. по шпалеру, поставленному над посадным холмиком, при чем, вследствие полного доступа воздуха и света, качество плодов значительно улучшается, но срывать их приходится заблаговременно, чтобы не дать Д. оторваться под влиянием собственной тяжести и падая повредиться. Для шпалерной культуры годятся мелкие сорта сетчатой Д. и зеленая ананасная, малый прескотт, особенно же Вильморенова вьющаяся. Выгонка Д. в парниках применяется чаще, чем бахчевая культура. Парники их должны быть расположены на солнце, в защите от холодных ветров и иметь землю сильно удобренную и часто поливаемую. Главная трудность культуры состоит в необходимости поддерживания высокой температуры и частого проветривания. Кроме того, требуется большое внимание при обрезке, производимой 2 - 3 раза, для побуждения растения к образованию цветочных ветвей; когда же появятся цветы, то нужно снимать пыльцу с мужских цветков и переносить ее кисточкою на рыльце женских для облегчения оплодотворения, а по появлении плодов, необходимо умение выбрать из них 5 - 6 более надежных, срезав остальные, чтобы выбранные могли успешно развиться. Сбор Д. делается в полузрелом их состоянии; признаки достижения этого состояния довольно неопределенны и основываются, главным образом, на некотором пожелтении плода, развитии им аромата и появлении трещин у оснований плодоножки. Сохранять Д. необходимо в сухом помещении, подвешивая в сетках. Д. употребляются преимущественно в сыром виде, но многие сорта с зеленым и белым мясом идут на приготовление цукатов. Не вполне вызревшие маринуются и дают превосходный салат.

А. Рудский.

Дьячок,

уменьшительное от дьяк, диакон - название лиц, не входящих в состав церковной иерархии, но поставленных на церк. служение (у греков anagnvsthV - чтец и yalthV - певец) . Так как чтецы и певцы носят одну и ту же богослужебную одежду с дьяконами - стихарь, то их могли первоначально называть одним и тем же именем; когда же нужно было диакона отличить от чтецов и певцов, то к слову дьяк прибавляли титул "огарный". В древнее время у нас в России Д., по самой своей должности люди грамотные, соединяли со своим церковным званием обязанности писарей; потом дьяками начали называть вообще писарей и приказных чиновников. С 1868 г., когда церковнослужители перестали составлять часть духовного сословия, место Д. заступили псаломщики; права прежнего духовного состояния сохранены были только за теми Д., которые служили при церквах до 1868 г.

Дюма

(Alexandre Davy de La Pailleterie Dumas) - знаменитый французский романист (1803 - 70) . Отец его был генералом; в жилах его матери текла отчасти негритянская кровь. Оставшись вдовой в 1806 г., мать Д. могла дать сыну весьма скудное образование. Унаследовав от отца атлетическое сложение и много занимаясь физическими упражнениями, Д. приобрел железное здоровье и никогда не изменявшую ему бодрость, духа и жизнерадостность, объясняющую как его неутомимость в работе, так и эпикуреизм. Был сначала нотариальным клерком, потом получил место в канцелярии герцога Орлеанского. В 1829 г., следовательно еще раньше представления "Эрнани" В. Гюго, он дебютировал, как драматург, большой романтичной драмой "Henri III et sa cour", имевшей блестящий успех, главным образом благодаря обилию сценических эффектов, преувеличенному изображению страстей и необузданности языка, т. е. всем внешним чертам романтизма. Посвятив себя исключительно литературе, Д. поставил на сцену целый ряд драм и комедий (изд. в 1834 - 36 и 1863 - 74 гг.) : "Christine", "Antony" (наиболее способствовавшую славе Д., как драматурга) , "Napoleon Bonaparte", "Charles VII chez ses grands vaissaux", "Richard Darlington", "Teresa", "La Tour de Nesle", "Catherine Howard", "Angele", "Don Juan de Marana", "Kean", "Caligula", "Mademoiselle de Belle Isle", "Un mariage sous Louis XV" и др. В этих многочисленных пьесах, далеко не все принадлежит на самом деле его перу. Д. сам любил говорить, что у него было в течение его литературной карьеры столько же сотрудников, сколько было генералов у Наполеона. Какова была роль этих сотрудников - дело далеко не разъясненное; по мнению защитников Д. (Жюля Жанена, Б. де Бюри) , он пользовался только чужими набросками сюжетов и создавал из них совершенно оригинальные пьесы; другие же, в особенности Мирекур, доказывают документально, что, за исключением "Christine", "Henri III", "Charles Vll" и "Antony", заимствованных самим Д. из различных источников, Д. не принадлежит ни одна из пьес, подписанных его именем. Мнение Мирекура подтверждается отчасти процессом, возникшим по поводу "Tour de Nesle" между Гальярде, Жаненом и Д. Каждый из них предъявлял авторские права на пьесу, над которой каждый, поочередно, работал, а между тем Д. поставил ее на сцену под одним своим именем. Каково бы ни было, впрочем, участие Д. в авторстве известных под его именем пьес, несомненно, что в общей сложности они представляют цельный тип драматических произведений, приближающихся к романтизму только внешними приемами, стремлением к яркости языка и исторического колорита, к воспроизведению обстановки изображаемой эпохи; внутреннего же содержания, анализа душевной жизни, характеров и вообще живых лиц, в пьесах Д. очень мало.

Несмотря на громкий успех некоторых. пьес Д., затмивший, на время, даже славу В. Гюго, главный источник популярности Д. кроется, однако, не в них, а в его бесчисленных романах, повестях, дневниках, путевых заметках и т. д. Он написал громадное количество томов о своих путевых впечатлениях, причем не стеснялся давать подробные отчеты о путешествиях по странам, в которых никогда не был. Известнейшие из этих путевых заметок: "Impressions de voyage (en Suisse) ", "Excursions sur les bords du Rhin", "Le Speronare", "De Paris a Cadix", "Le Caucase", "De Paris a Astrakan" (много величайших курьезов) . Как романист, Д. дебютировал короткими новеллами: "Le Cocher de cabriolet", "Blanche de Beaulien" и др., за которыми последовали более длинные повести: "Le Capitaine Paul", "Ascanio", "Sylvandire" etc. и, наконец, его знаменитые многотомные романы: "Les trois mousquetaires", с двумя продолжениями: "Vingt ans apres" и "Dix ans plus tard ou le Vicornte de Bragelonne", "Le Comte de Monte-Christo", "La Reine Margot", "Le Chevalier de la Maison Rouge", "La Dame de Monsorean" (1846) , "Le Batard de MauIeon" (1846) , "La Comtesse de Charny" (1853 - 1855) и др. Огромное количество вышедших за подписью Д. томов романов и повестей выдвигает в еще более острой форме вопрос о так называемых сотрудниках Д. Несколько процессов, возбужденных против Д., обнаружили феноменально легкомысленное и бесцеремонное отношение романиста к своим произведениям: выяснено, напр., что он выставлял свое имя на обложке книг, которых он даже не читал, а в процессе 1847 г. доказано было, что за один год Д. напечатал под своим именем больше, чем самый проворный переписчик мог бы переписать в течете целого года, если бы работал без перерыва днем и ночью. Из бесконечной массы написанного Д. (насчитывается приблизительно 1200 т. его произведений) Мирекур оспаривает у него самое лучшее: "Trois Mousquetaires", "Monte-Christo", "Chevalier de la Maison Rouge" он приписывает О. Макэ, "Ascanio", "Amaury" - Мерису, "Georges" - Мальфилю и т. д. Нельзя не заметить, однако, что, как и пьесы Д., романы его имеют несомненное "фамильное сходство". Помимо смены вечно новых и разнообразных инцидентов, в них чувствуется общий характер удали, веселья и беззаботности, вполне отражающий личность самого Д. Лучшим романом Д. считается его героическая эпопея о похождениях трех (или, вернее, четырех) мушкетеров, в которой Д. создал (почти единственный среди его произведений) вполне определенный тип д\'Артаньяна, остроумного, вес?лого и храброго гасконца, беззаветно преданного друзьям и вместе с тем отлично охраняющего свои интересы. Любимые герои Д. доблестные искатели приключений, гордые красавцы, любители вина, карт и женщин, смелые и здоровые, хватающиеся за рукоять шпаги при каждом удобном и неудобном случае. Этот тип, с небольшими видоизменениями, повторяется во всех романах Д. и составляет центр интриги. В сравнении с ним женские фигуры в романах Д. слабы и бледны, также как и в его драмах. Исторические романы Д. ("Balsamo", "Collier de la Reine", "Ange Pitou", "Chevalier de la Maison-Rouge") столь же фантастичны, как и романы похождений, в роде Монте-Кристо; исторический сюжет служит ему только, по его собственному выражению, гвоздем, чтобы повесить на него картину. Много зарабатывая, Д. еще больше тратил; он то строит себе великолепный замок Монте-Кристо, то должен скрываться от кредиторов. В 1847 г. он сделался директором "Theatre Historique", на котором ставил много своих пьес; особенный успех имела "Chevalier de la Maison Rouge", из которой заимствована революционная песня 1848 г.: "Mourons pour lа patrie". После 1848 г. он издавал очень недолго жившую газету "Mois" и вздумал заняться политикой, но его кандидатура в депутаты не имела успеха. В 1864 - 60 г. он был редактором "Le Mousquetaire", переименованном потом в "Monte-Christo". В своих мемуарах Д. с большой откровенностью, доходящей до цинизма, рассказывает подробности о себе и о жизни своего сына, с которым он был в большой дружбе. Старость Д. была печальная; он был очень стеснен в средствах, обременен долгами и жил в уединении. См. Blaze de Bury, "A. Dumas"; Dubarry, "4 celebrites" (1874) ; Mirecourt, "Les Contemporains". A. de Boissieu, "Lettres d\'un passant" (1869) ; Jules Janin, "A. D.".

З. Венгерова.

Дюма-сын

(Alexandre Dumas fils) сын предыдущего, знаменитый франц. драматург, член франц. акд. Род. в 1824 г. Мать его была простая парижская работница, от которой Д. унаследовал любовь к аккуратному и спокойному образу жизни, так резко отличающую его от чисто цыганской натуры отца. Разорвав связь с кроткой, непритязательной гризеткой Jenny, Д. отец узаконил своего сына и дал ему хорошее воспитание. 18-ти лет он начал писать стихотворения в периодических изданиях; в 1847 г. появился его первый стихотворный сборник: "Peches de jeunesse"; за ним последовал ряд мелких повестей и рассказов, на которых отчасти отразилось влияние отца ("Aventures de quatre femmes et d\'un perroquet", "Le Docteur Servans", "Cesarine", "Le Roman d\'une femme", "Trois hommes forts" etc.) , а потом и более оригинальные романы и повести: "Diane de Lys", "Un paquet de lettres", "La dame aux perles", "Un cas de rupture" и др. Талант Д. сказался в полном объеме только тогда, когда он перешел к психологическим драмам. В них он затрагивал наболевшие вопросы общественной и семейной жизни и решал их по своему, со смелостью и талантом, делавшими из каждой его пьесы общественное событие. Серию этих блестящих драм "a these" открыла "La Dame аuх Саmelias" (написанная первоначально в виде романа) , представленная впервые на сцене в 1852 году, после упорной борьбы автора с цензурой, не допускавшей представлений пьесы, как слишком безнравственной. В "Даме с камелиями" Д. выступил защитником "погибших, но милых созданий" и сделал из своей героини, Маргариты Готье, идеал любящей до самопожертвования женщины, стоящей несравненно выше осуждающего ее света. Прототипом М. Готье послужила актриса Marie Daplessis, первая исполнительница "Dame aux Camelias" и других героинь Д. За первой драмой последовали: "Diane de Lys" (1851) , "Demi-Monde" (1855) , "Question d\'argent" (1857) , "Fils Natarel" (1858) , "Pere Proaigue" (1859) , "Ami des femmes" (1864) , "Les Idees de m-me Aubray" (1867) , "Princesse Georges" (1871) , "La femme de Claude" (1873) , "Monsieur Alphonse" (1873) , "L\'Etrangere" (1876) . Во многих из этих пьес Д. - не просто бытописатель и психолог, исследующий явления душевной жизни своих героев; он вместе с тем моралист, нападающий на предрассудки и устанавливающий свой кодекс нравственности. Он занимается чисто практическими вопросами нравственности, поднимает вопросы о положении незаконнорожденных детей, о необходимости развода, о свободном браке, о святости семьи, о роли денег в современных общественных отношениях, и т.д. Своей блестящей защитой того или другого принципа Д. несомненно придает большой интерес своим пьесам; но предвзятая мысль, с которой он приступает к своим сюжетам, вредить иногда эстетической стороне его драм. Они остаются, тем не менее, серьезными художественными произведениями, благодаря неподдельной искренности автора и некоторым истинно поэтическим, глубоко задуманным фигурам - Маргариты Готье, Магсеline Delaunay и др. Издав собрание своих драм (1868 - 1879) , с предисловиями, ярко подчеркивающими их основные мысли, Д. продолжал писать для сцены. Из его новейших пьес наиболее известны: "Princesse de Bagdad" (1881) , "Denise" (1885) , "Francillon" (1887) ; кроме того, он написал "Comtesse Romani", в сотрудничестве с Фульдом (под общим псевдонимом G. de Jalin) ; "Les Danicheff" - с П. Корвином (подписана P. Nevsky) . Задетые им в драмах социальные вопросы Д. разрабатывал также в романах ("Affaire Clemenceau") и полемических брошюрах. Из последних особенно известны "L\'homme-femmine", "La Question du divorce"; "Recherche de la paternite" и др.

З. Венгерова.

Дюма

(Jean Baptiste A. Dumas) - французский химик (1800 - 84, Д. был в молодости аптекарем в Женеве. Знакомство с Пикте, Декандолем, Деларивом и др. учеными побудило его к научной деятельности. Умелое участие в химико-физиологических исследованиях Прево обратило на Д. особенное внимание его ученых друзей. По совету А. Гумбольдта Д. отправился в 1823 г. в Париж, где нашел сочувственный прием со стороны выдающихся химиков. В Париже Д. скоро устроился, получив место репетитора, а после и профессора химии в Атенее (Athenee) , в Ecole centrale des arts et manufactures в в Сорбонне. Лекции Д. были замечательно увлекательны. В 1832 г. Д. основал свою частную лабораторию, где и работал со своими многочисленными учениками, соперничая в создании школы химиков с знаменитым Либихом. С 1843 г. общественная деятельность часто отрывала Д. от кафедры и лабораторного стола. Ему приходилось участвовать в работах по снабжению водой Парижа, в борьбе с болезнью шелковичного червя, с филлоксерой и пр. С 1849 1852 г. Д. был министром земледелия и торговли. С 1868 г. на Д. легли еще новые обязанности: он был избран непременным секретарем акд. наук, членом которой он был уже давно. Своими трудами Д. оказал большое влияние на ход развития органич. химии. Исходя из известного Гей-Люссаку и др. факта, что хлор может становиться в химич. соединениях на место водорода, Д. исследовал целый ряд случаев такого замещения (болотный газ - хлороформ, альдегид - хлорал, уксусная - трихлоруксусная кислота) . Опираясь на эти исследования, Д. создал учение о металепсии (замещении) и теорию типов химич. соединений. Несмотря на ожесточенное сопротивление Берцелиуса и Либиха, теория типов Д., одержала верх над дуалистической теорией и теорией радикалов и тем проложила путь современным унитарным воззрениям. Д. установил понятие о гомологии органич. соединений, чему способствовали его работы с Пелиго над древесным (метиловым) спиртом и над эталем, гомологами винного спирта. Д. первый получил нитрилы органич. кислот непосредственным отнятием воды при помощи фосфорного ангидрида из аммонийных солей этих кислот. Д. принимал участие в решении вопроса о величине атомных весов элементов, производя вместе со Стасом точнейшие определения атомного веса кислорода, углерода, хлора и кальция. Д. был замечательным химиком-аналитиком; как классич. пример анализов можно привести определения состава воздуха, произведенные Д. и Буссенго. Предложенный Д. способ определения азота в органич. соединениях получил всеобщее распространение, равно как и его способ определения плотности пара. Кроме многочисленных мемуаров, напечатанных в Comptes reudus и в Annales de Chimie et de physique (одним из издателей которых Д. был с. 1840 г.) Д. написал следующие сочин.: "Traite de chimie appliquee aux arts" (1828) - курс технологии, служивший образцом многим позднейшим сочинениям этого рода; "Lecons sur la philosophic chimique" (1837) , где он излагает историю развить химич. теорий; особенною известностью и распространением пользовалась книга "Essai de statique chimique des etres organises" (вмести с Буссенго, 1841) , в которой жизнь животных и растений, обмен и круговорот веществ в природе рассматриваются с химич. точки зрения. Следует упомянуть также о многочисленных некрологахречах, посвященных памяти Пелуза, Балара, Реньо, Фарадея и др. Под редакцией Д. было издано полное собрание сочинений Лавуазье. Биографию Д. см. А. В. Гофман в "Ber. des Deut. Chem. Gesel.".

В. Я.

Дюнан

(Жан Анри Dunant) швейцар. филантроп и путешественник. Род. в 1828 г.; пользуется широкой известностью как ревностный поборник международного соглашения в попечении о раненых, получившего осуществление в Женевской конвенции. Соч. Д.: "Un souvenir de Solferino" (5 изд. 1871) , "Fraternite et charite internationales en temps de guerre" (изд. 1864) , "L\' empire romain reconstitue" (1859) , "La regence de Tunis" (1858) , "L\'esclavage chez les muslmans et aux Etats-Unis de l\'Ameriqne" (1863) , "La renovation de l\'Orient" (1865) и др.

Дюрер

(Альбрехт Durer) , знаменитый немецкий живописец и гравер, сын золотых дел мастера, родился в Нюрнберге, 21 мая 1471 г. До 15-тилетнего возраста обучался у своего отца его ремеслу, а с этой поры поступил учеником к художнику франкской школы М. Вольгемуту, у которого и занимался до 1490 г., после чего пустился путешествовать. В эту первую поездку Д. добрался, между прочим, и в Венецию, как то подтверждается его рисунками за эту пору, носящими явные следы влияния на него итальянских мастеров. Возвратившись через четыре года на родину, Д. женился. Неустанно работая, он старался расширить несколько узкий и ремесленный кругозор тогдашних немецких художников. Находясь в постоянном общении с нюрнбергскими гуманистами, в тесных дружеских отношениях с знаменитым Пиркгеймером и в родстве с известным типографом Кобургером, он получал достаточно умственной пищи, чтобы перерабатывать ее в те духовные, полные глубокого содержания, образы, которые мы встречаем в его гравюрах на дереве и на меди и в рисунках этого времени. Он открыл в Нюрнберге собственную мастерскую и, пользуясь отчасти помощью учеников, исполнил здесь значительное количество алтарных образов, каковы напр.: "Оплакивание Христа" (1500, в мюнх. Пинакотеке) , триптих для Виттенберга (1501, в Дрездене) , "Распятие" (1502) , Паумгертнеровский алтарный образ (в мюнх. Пинакотеке) и др. В то же время он написал портреты: свой собственный (1498, в Мадриде) , Тухерна (1499, в Касселе) , Осв. Кремля (в мюнх. Пинакотеке) и др. После вторичного путешествия в Италию, не произведшего большой перемены в уже окрепших германских идеалах и вкусе молодого художника, наступили для Д. годы, наиболее богатые творчеством. К этому времени относятся его лучшие живописные произведения: "Адам и Ева", отличающееся свободою, живостью и пластичностью; "Мученическая кончина 10000" (1508, в Вене) ; Геллеровская алтарная икона (1509, Франкф. на М.) , хотя и сильно пострадавшая от времени, но сохранившая печать строгой обдуманности, естественной простоты и драматизма, Образ всех святых (1511, в Вене) , отлично сохранившийся и замечательный глубокомысленным и прочувствованным исполнением отдельных фигур, и общим своим впечатлением и гармоничным колоритом, выдержанным в нежном золотистом свете; Мадонна с лилией (в Праге) и Мадонна с разрезанной грушей (в Вене) Д. собрал в одно издание свои гравюры и опытами новых приемов гравирования произвел коренной переворот в этой отрасли искусства. В 1512 г. он работал для императора Максимилиана, который заставил гор. Нюрнберг платить художнику с 1515 г. по 100 гульд. в год, а в 1518 г. послал его на рейхстаг в Аугсбург. Путешествие Д. по Нидерландам в 1521 - 1522 гг. было для него непрерывным рядом торжеств; везде, где он ни останавливался, его ожидали почести и предложения остаться в этом месте на продолжительный срок. Оно дало новый толчок его деятельности, как живописца. Находящиеся в мюнхенской пинакотеке и первоначально подаренные им своему родному городу, т. наз. "Четыре Апостола", написанные на двух узких и высоких досках, могут быть причислены в лучшим работам, вышедшим в 1526 г. из-под его кисти. В них выказал он все свое теоретическое знание и все уменье, приобретенное долгими годами. По старинному преданию, кроме задачи художественной, он хотел решить здесь и психологическую задачу, представив характеристические особенности четырех темпераментов" (картина известна также под этим именем) . Из портретов Д., сверх поименованных выше, назовем: императора Максимилиана (1519, в Вене) , М. Вольгемута (1516, в Мюнхене) , Ганса Имгофа (1523, в Мадриде) , Клебергера, Муффеля, Гольцшуера, Фуггера и др. По возвращении своем на родину, художник неутомимо работал до самой смерти, которая произошла в Антверпене 6-го апреля 1528 г. Все богатство творческой фантазии и обилие мысли Дюрера открывается нам в его рисунках и гравюрах. Первые, начиная с легких набросков карандашом и пером, и кончая тщательно исполненными акварелями, имеются в берлинском музее (напр. "Мельница") , в Вене ("Костюмы" и "Страсти Господни") , Лондоне, Мюнхене ("Молитвенник импер. Максимилиана") , Брауншвейге, Бремене и др. местах. Значение Д. в искусстве гравирования - громадно. Он внес в технику гравюры на дереве, ограничивавшейся до него почти одним очерком, который потом подвергался раскраске, новые приемы, давшие возможность получать оттиски, не нуждающиеся в иллюминовке. Главнейшие из его гравюр на дереве: "Апокалипсис" (1498, 16 листов) , большие "Страсти Господни" (1500 1610, 12 лист.) , "Житие Богоматери" (1504 - 1505, 20 л.) , малые "Страсти Господни (1509 - 1510, 37 д.) , "Триумфальные ворота импер. Максимилиана" (1515, огромный лист, величиною около 3 м в квадрате, печатанный с 92 отдельных досок) ; между отдельными листами: "Св. Троица" (1511) , "Купанье мужчин" я др.. Гравюры Д. на меди, точно так же, как и ксилографические, отличаются разнообразием и глубиною мысли, светлым, ясным настроением, отражением всестороннего таланта и неиссякаемостью фантазии. Соединяя в своих произведениях приемы гравирования грабштихелем и иглою, он довел их технику до высокой степени совершенства, и мелкий серебристый тон его гравюр и тонкость работы затмили все, созданное в этом роде до его появления. До нас дошло больше 100 его гравюр на меди. Назовем некоторые, лучшие из их числа: "Богоматерь" (1511 и 1518) , "Б. с грушей", "Б. с Младенцем", "Меланхолия" (1514) , "Рыцарь, смерть и дьявол" (1518) , Портреты: кардинала Альбрехта Бранденбургского, курфюрста Фридриха Мудрого, Вилибальда Паркгеймера, Меланхтона, Эразма Роттердамского и др. Д. оказал немаловажную пользу искусству и как писатель-теоретик. Его "Underwegsung der messung, mit zirckel and richtscheydt, in Linien ebnen und gantzen corpore" (Нюрнб. 1526) дает прекрасные наставления по перспективе. "Von der menschlicher Proportion еtс" (Нюрнб. 1528) , сочинение по фортификации и многие другие сочинения, оставшиеся в рукописях, имели, в свое время, большое значение. В своих трактатах о живописи Д. старается свести рисунок к известным математическим принципам. Значение Д. не ограничивается, однако, художественною областью. Его гуманная, строго нравственная личность, его датская наивность, высокое благородство его идеалов, не только отражавшихся во всем им созданном, но и подтверждаемые свидетельством его знаменитых друзей и современников, Пиркгеймера, Меланхтона и Камерария, столь сильно влияли облагораживающим и воспитывающим образом на человечество, что Д. можно причислить к крупнейшим личностям, способствовавшим прогрессу и носившим в себе высоте культурные идеалы. Heller, "Das Leben u. die Werke A. D-s (Лпц. 1831) ; F. Campe, "Reliquien von D." (Нюрнб. 1828) ; von Eye, "Leben u. Wirken A. D-s" (Н?рдл. 1860) ; A. v. Lahn, "D\'s Kunstlehre u. sein Verhaltniss zu Renaissance" (Лпц. 1866) ; Thausing, "D., Geschichte seines Lebens u. seiner Kunst" (Лпц. 1876) ; Ephrussi, "Albert D. et ses dessins" (Пар. 1882) ; A. Leitschuh, "D-s Tagebuch der Reise in die Niederlande" (Лпц. 1883) ; Kaufmann, "A. D." (Фрейбург in. Bv. 1887) ; Burckhardt, "A. D\'s Aufeiithalt in Basel" (Мюнх. и Лпц. 1892) ; Springer, "A. D." (Берл. 1892) .

А. Н-в.

Дюссельдорф

(Dusseldorf) - гор. в прусск. Рейнской пров. на прав. берегу Рейна, при впадении реки Дюссельбах. 144642 жит. (1890) . Церковь с гробницами герцогов Юлих и Берг; бронзовая конная статуя курфюрста Иоанна Вильгельма, которому Д. обязан своим цветущим состоянием; мраморная статуя того же герцога. На месте старого замка, разрушенного фр. бомбардировкой 1795 г., художественнопромышленная школа и исторический музей. Академия живописи, основанная в 1767 г., Картинная галерея Д., основанная в 1690 г. перенесена в 1805 г. в Мюнхен; в Д. академии художеств осталась только драгоценная коллекция 14500 оригинальных рисунков и 24000 гравюр на меди и гипсовых слепков. Вновь основанная городская картинная галерея состоит из картин дюссельдорфской школы (Лессинг, Ахенбах, Кнаусс и др.) . Много учебных и благотворительных заведений, библиотека в 50000 т., сады ботанический и зоологический. Железная промышленность, обойное производство, фабр. табака, химических продуктов, кожевенные заводы и пр. В окрестностях разведение овацией в обширных размерах; славится Дюссельдорф, горчица. Большая экспедиционная торговля и судоходство по Рейну. Свободная с 1829 г., гавань Д. - одна из наиболее посещаемых на Рейне. Близ Д. Дюссельталь, учреждение для покинутых детей. Историческую известность имеет сад Якоби, где философ этого имени принимал Гете, Виланда, Гердера; сад принадлежит теперь обществу художников. Д. стал городом в 1288 г.

Дягиль.

Под этим именем подразумевается несколько различных растений из сем. Зонтичных, а именно: Antbriscus разных видов, борщи или борщевики (Heracleum) , но чаще всего Angelica. Дягельник, дягель, дяглица, дудел, дудник, дудка (волчья и луговая) , подраница (Архангельской) (Angelica Archangelica L.) . Корни Д. (radix Angeliceae) употребляются для спиртовой настойки и, в молодости, для варенья, а "беленные" стебли - в пищу, как приправа кушаний; в Англии их едят с честерским сыром. С этою целью белят Д. высоким окачиванием землею во время роста, и срезывают с него побеги в 4 - 6 верш. Не срезанные растения приносят изобильно семена, которые, спадая, густо засевают почву.

С.

Дятлы

(Pici) - отряд птиц, прежде причислявшихся к лазающим. Клюв прямой, длинный, долотообразный, без восковицы; язык тонкий и далеко выдвигающийся; кроющие перья крыла коротки; маховых первого порядка 10 (первое мало) ; два пальца направлены вперед, два назад; когти большие; плюсна покрыта спереди рядом поперечных щитков, сзади сетчатой кожей или длинными роговыми пластинками; рулевых перьев 12, крайние коротки. Подъязычная кость чрезвычайно развита, рога ее окружают череп и доходят до основания клюва; с помощью особых мускулов они далеко выдвигают язык изо рта. Распространены по всему земному шару, кроме Австралии и Мадагаскара; особенно обильны в неотропической и индейской областях (см. геогр. распространение животн.) . Всего известно более 350 видов (1891 г.) . Почти все - лесные птицы; отлично лазают, по земле движутся неуклюжими прыжками; питаются преимущественно насекомыми; некоторые едят также ягоды и семена. Гнездятся в полостях стволов деревьев; птенцы слабы и неразвиты. Кроме сем. вертишеек и мягкохвостых Д. (Picumnidae) , сюда принадлежат настоящие Д. (Picidae) отличающиеся: многогранным, на конце долотообразным, клювом, который редко бывает короче головы (рис. 4) ; языком, спереди заостренным и снабженным обращенными назад остриями, а в задней части - гибким и цилиндрическим; средней длины крыльями; клиновидным хвостом из очень жестких, на концах растрепанных, перьев. Известно около 300 видов, распространенных там же, где и весь отряд. Все - лесные птицы, лазающие всегда по стволам снизу вверх, подпираясь хвостом; летают низко и обыкновенно на короткие расстояния. Питаются главным образом насекомыми и их личинками, которых добывают, долбя кору и древесину и всасывая в проточенные насекомыми ходы свой необыкновенно подвижный и гибкий язык; некоторые питаются также ягодами и семенами; так, наш большой пестрый Д. очень любит семена хвойных дерев и добывает их, защемляя зрелые шишки в отверстия в стволах деревьев и разбивая их клювом. Дятлы считаются чрезвычайно полезными лесными птицами, хотя некоторые исследователи считают их вредными, преувеличивая значение повреждений деревьев, истребления семян хвойных деревьев и полезных для леса муравьев. Д. - оседлые или кочующие птицы, живущие обыкновенно по одиночке и вне периода размножения лишь иногда собирающиеся в стада. Самец в период спаривания издает своеобразный трещащий звук, барабаня клювом по сухой ветке или сильно ударяя по ней и приставляя к ней затем свой клюв. Гнездятся в полостях, выдолбленных ими самими в стволах деревьев; самка кладет 3 - 8 белых блестящих яиц и насиживает их вместе с самцом; подстилкой для яиц служат щепки. В Петербургской губернии высиживание в мае. В таких же пустотах Д. ночуют. Д. подразделяются на несколько родов. Самый крупный вид - Д. королевский (Picus s. Campephilus principalis, рис. 3) , блестящего черного цвета с белыми полосами и красными висками, хохлом на затылке и верхней части шеи у самца; у самки хохол черный; длина равна 55 см. Центральная Америка и южная часть Сев. Америки. У нас водятся: 1) Черный Д. или желна (Picus s. Dryocopus martius) черного цвета; у самца темя и затылок, у самки только затылок красного цвета; длина 48 см. (Европа и Азия до северного склона Гималаев) . Предпочитает хвойные леса. 2) Большой пестрый Д. (Picus s. Dendrocopus major) ; темя, спина, надхвостье и полоски, идущие вниз от углов рта, черные; подхвостье карминно-красное, остальные части и 5 полос на крыльях белые. У самцов затылок красный, у самки черный, у молодых вся верхняя часть головы красная; длина равна 24 см. Вся Европа, Сибирь, Япония. Преимущественно в хвойных лесах. 3) Белоспинный Д. (P. s. D. leuconotus) ; нижняя часть спины и надхвостье белые; брюхо и подхвостье розово-красные с черными продольными пятнами; плечи черные; на крыле 6 белых полос; самец с красной, самка с черной верхушкой головы; длина 28 см. Северная и северо-восточная Европа и северная Азия. Лиственные леса. 4) Средний пестрый Д. (P. s. D. medius) ; спина, надхвостье и черные полоски, начинающиеся под ухом, черные; подхвостье и часть брюха розово-красные с черноватыми продольными пятнами; темя карминно-красное (у самца красный цвет простирается дальние) , плечи и 6 полос на крыльях белые; длина 21 см. Европа, особенно лиственные леса. У нас встречается лишь в западных губерниях. 5) Малый пестрый Д. (P. s. D. minor) ; середина спины с черными и белыми полосками; нижняя сторона белая с черными продольными пятнами; крылья с 5 белыми полосками; у самца красное, у самки белое пятно на макушке; длина 16 см. сев. и средняя Европа и Сибирь и северо-восточная Африка; лиственные леса. 6) Трехпалый Д. (Picus s. Apternus s. Picoides tridactyhus) ; оперение представляет смесь белого и черного цветов; темя у самца желтое, у самки серебристо-белое; три пальца; длина 18 см. Северная и северо-восточная Европа и высокие горы южной и средней и вся Азия до Тянь-Шаня. 7) Зеленый Д. (Picus viridis) , сверху яркого оливково-зеленого, снизу желтозеленого цвета; темя, а у самца и пятнышка на черных полосках углов рта красные; длина 31 см. Европа (кроме Испании) и Персия; на востоке становится реже; предпочитает не сплошные леса. 8) Седой Д. (P. canus s. viridicanus) ; голова серая, лишь у самца красное пятно на лбу; сверху оливково-зеленого, снизу зеленовато-серого цвета; длина 30 см. Водится во всей Европе, кроме Великобритании, и во всей Сибири.

Н. Книпович.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Наука












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.