Гозман Л. Психология эмоциональных отношений

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава III

Эмоциональные отношения в развитии от симпатии к любви

§ 1. Динамика эмоциональных отношений

Закономерности эмоциональных отношений на первом этапе их развития могут быть описаны, хотя и с известными потерями, без апелляции к активности субъекта, к процессу взаимодействия между ним и партнером. Эмоциональное отношение формируется еще как индивидуальный, а не диадический феномен, практически не зависящий от воли и действий субъекта.
Но положение коренным образом меняется буквально в следующее мгновение. В условиях, когда у человека есть возможность выбора партнеров, продолжение отношений зависит от его решения. В каждый момент взаимодействия субъект осуществляет выбор между продолжением или прекращением отношений. Необходимо понять, каковы закономерности такого выбора, какие сочетания внешних и внутренних условий заставляют отношения продвигаться вперед, чем детерминируется сохранение или исчезновение чувства симпатии уже не на первых, а на последующих этапах развития отношений.
Полезным здесь может оказаться подход, известный как теория или концепция фильтров [134, 162, 177]. Согласно этой концепции отношения проходят в своем развитии ряд своеобразных фильтров, психологическое содержание которых определяется как типом отношений (супружеские, приятельские и т.д.), так и этапом развития взаимодействия. Если пара не прошла через какой-либо фильтр, взаимоотношения в ней прекращаются или сохраняются вынужденно. Положительные же чувства партнеров друг к другу либо исчезают, либо сменяются неприязнью и враждебностью.
Конечно, такая фильтрационная модель не учитывает ряд принципиальных для феномена общения
93
Моментов, прежде всего того, что общение в каждой паре развивается своим, индивидуальным и во многом уникальным способом. Представление о том, что все пары, несмотря на огромные различия между ними, проходят одинаковый путь, (в частности одни и те же фильтры) явно упрощает реальную картину [157]. Кроме того, в концепцию фильтров с трудом вписывается факт изменения в процессе сколько-нибудь длительного общения и самих взаимоотношений, и их участников. На последующих этапах развития взаимоотношений общаются фактически уже другие люди, не те, что вначале [169]. Следовательно, и сами фильтры для них должны измениться.
Но, с другой стороны, любая теория является известным упрощением реальности, а психологические модели, которые всегда ориентированы на выявление общих закономерностей, совсем не обязательно должны полностью соответствовать каждому конкретному случаю. Поэтому представление о последовательных фильтрах или барьерах, которые должны преодолевать пары при своем продвижении от поверхностного знакомства к глубокому межличностному общению, весьма полезно для изучения процесса развития эмоциональных отношений.
Прежде чем перейти к характеристике этих последовательных фильтров, отметим одно обстоятельство. Если представить себе процесс развития взаимоотношений как состоящий из ряда стадий, то число пар, «дошедших» до стадии ««+1», будет меньшим, чем число пар на стадии ««». Если в какой-то момент времени познакомились определенное число пар, то, даже не зная ничего о закономерностях процесса общения, можно с уверенностью сказать, что через определенный период времени отношения сохранятся лишь в некоторой части первоначальной совокупности. Каждый фильтр «отсеивает», не пропускает через себя определенный процент пар.
Исходя из сказанного процесс развития эмоциональных отношений можно схематически представить себе как продвижение по сужающемуся коридору, перегороженному системой барьеров или фильтров, каждый из которых должен быть преодолен для того, чтобы можно было двигаться дальше. Глубоких и устойчивых отношений могут достичь только те па-
94
ры, которые последовательно преодолели все фильтры (рис. 4). Из такой схемы, кстати, следует, что детерминанты аттракции будут изменяться в зависимости от того, на каком этапе в данный момент находятся отношения (какой фильтр проходят). Одни и те же факторы могут на одном этапе оказывать положительное воздействие на аттракцию — способствовать возникновению симпатии, на другом — отрицательное воздействие или действовать только в сочетании с какими-либо другими факторами, или не

Рис 4
действовать вовсе. Видно также, что отношения в паре, прошедшей ряд фильтров, не гарантированы от распада: предстоящий фильтр не менее опасен для существования пары, чем те, которые она уже благополучно преодолела. Его прохождение может детерминироваться факторами, коренным образом отличающимися от тех, которые обеспечили благополучное преодоление всех предыдущих барьеров.
Продвижение по этому коридору является следствием активности самих членов пары, без их целенаправленных действий отношения развиваться не могут. Благоприятное или неблагоприятное для прохождения очередного фильтра сочетание внешних и внутренних условий просто не проявится, если у участников общения не будет активного желания преодолевать возникающие трудности и стабилизировать свои отношения. В ходе развития общения члены пары удовлетворяют какие-то свои потребности, решают определенные задачи. Взаимоотношения могут быть стабильными только тогда, когда их сохранение предстает перед субъектом как одно из условий достижения значимых для него целей.
Активное стремление к оптимизации отношений проявляется, в частности, в ориентации субъекта на стереотипы «хороших отношений». Дело здесь не столько в ригидности, сколько в стремлении к прогно-
95
зу дальнейшего развития своих отношений, обеспечении их стабильности. .Это видно и на стабильных ' и на развивающихся отношениях. Например, как уже отмечалось, физические данные партнеров не влияют на успешность длительных отношений. Существующие же представления на этот счет требуют близости партнеров по критерию внешней привлекательности. По-видимому, ориентируясь на эти представления, люди в ходе брачного выбора формируют пары с довольно высоким внутрипарным сходством по уровню физической привлекательности. Например, в исследованиях Б. Мурстейна [177] испытуемые должны были распределить по парам 99 фотографий -мужчин и столько же фотографий женщин, подавших незадолго до того заявление о вступлении в брак. Испытуемые не знали, кто к какой паре принадлежит, и ориентировались только на внешнюю привлекательность изображенных на фотографиях людей. Оказалось, что степень угадывания, т. е. составления пар в соответствии с реальностью, значительно превышала случайную.
В развивающихся отношениях опыт общения с партнером опосредствует восприятие и оценку его действий. Каждый поведенческий акт становится важен не только сам по себе, но и в контексте всего взаимодействия. Это было продемонстрировано в ряде советских и зарубежных исследований. Так, четыре группы испытуемых в эксперименте А. А. Бодалева и Л. И. Криволап [19] получали серию оценок со стороны другого человека —• партнера экспериментатора; Эти оценки были: для первой группы — только положительными, для второй — только отрицательными, для третьей — сначала положительными, потом отрицательными, для четвертой — сначала отрицательными, потом положительными. Оказалось, что, хотя суммарная оценка была максимальной в первой группе, наибольшую симпатию к партнеру испытывали респонденты четвертой группы, получившие сначала отрицательную, потом положительную оценку. Аналогично наибольшую враждебность парт-
1 Терапевтическая практика показывает, например, что источником недовольства семьей могут быть не только конкретные аспекты внутрисемейного взаимодействия, но и несоответствие семьи субъекта его представлениям о норме [30].
нер вызвал к себе не во втором, а в третьем случае, когда его оценки менялись от положительных к отрицательным. Этот результат можно объяснить именно тем, что субъект реагирует не на отдельные поведенческие акты, а на отношения как на целое, имеющее и прошлое и будущее. Эмпирически обоснованными представляются следующие интерпретации полученной зависимости аттракции от характера последовательности положительных и отрицательных оценок: во-первых, аттракция здесь может возникать как следствие снижения тревожности, вызванной начальными отрицательными оценками; во-вторых, изменение отрицательного мнения на положительное может восприниматься испытуемым как его личная заслуга; в-третьих, положительные оценки могут быть особенно значимыми на фоне отрицательных, т. е. здесь действует эффект контраста. Той же самой логикой объясняется и проявляющаяся в этом эксперименте враждебность [111].
Итак, в развивающихся отношениях субъект ориентируется не столько на подкрепление само по себе, сколько на градиент этого подкрепления, эмоционально реагируя на его превышение или принижение по сравнению с привычным уровнем. На основе этого вывода Э. Аронсон сформулировал «закон супружеской неверности» [111], отражающий, несмотря на шутливый характер названия, весьма серьезную проблему, возникающую в контексте близких, в частности, супружеских отношений. Складывающаяся в ходе таких отношений привычка к взаимным высоким оценкам снижает сенситивность партнеров к положительным подкреплениям, исходящим друг от друга, зато делает их чрезвычайно чувствительными к малейшему проявлению неодобрения. В то же время в общении с партнерами, не столь близкими или посторонними, люди достаточно толерантны к негативным оценкам (поскольку у них не сформировано ожидание позитивных оценок), зато склонны испытывать сильную симпатию даже в ответ на небольшое по абсолютной величине подкрепление. Близкому человеку труднее, чем постороннему, вызвать положительные чувства в ответ на свои действия, в то же время у него больше шансов вызвать отрицательную реакцию партнера. Практика семейной терапии показывает,
4 Л. Я. Гозман                               97
что «закон супружеской неверности» действительно отражает определенный аспект взаимоотношений во многих семьях, особенно в конфликтных.
Попытаемся теперь охарактеризовать те фильтры, последовательное преодоление которых необходимо для развития и продолжения эмоциональных отношений. Первый фильтр — закономерности детерминации аттракции на начальном этапе развития отношений — был описан нами во второй главе данной работы. Фактически на этом этапе объект предстает в качестве стимула, обладающего определенными характеристиками (внешность, склонность к кооперативное™ и т. д.), которые оцениваются субъектом в зависимости от их социальной ценности, параметров ситуации, в которой происходит взаимодействие, и состояния и свойств самого субъекта. При неблагоприятном сочетании этих переменных аттракция не возникает и общение не продолжается.
Второй фильтр состоит, по-видимому, в требовании определенного уровня сходства между собой и партнером. Мы видели, что принцип сходства действует и в начальный период знакомства как основание для выбора партнера. Здесь же речь идет об одном из важнейших условий поддержания отношений. Так, в упоминавшемся уже эксперименте Т. Ньюкома с семнадцатью студентами [66] было обнаружено, что через две-три недели после знакомства «экологические» переменные, игравшие (вначале) ведущую роль, стали терять свое значение, а на первый план в качестве детерминанты уровня аттракции вышло предварительно замеренное сходство установок по различным вопросам. Аналогичные данные были получены и другими авторами (см., например, [120], [124], [154]). Отметим, что доминирующий характер сходства установок для продолжения отношений — явление временное. Во многих работах было показано, что начиная с определенного периода (обычно после нескольких месяцев общения) степень сходства между партнерами, по крайней мере сходства установок, перестает оказывать существенное влияние на их эмоциональные отношения [42, 162, 177].
Можно предположить, что основной задачей, решаемой субъектом при прохождении первых двух фильтров, является задача обеспечения психологи-
98
ческой безопасности, создание комфортной и нетревожной ситуации, гарантирующей ему определенный уровень принятия со стороны партнеров по общению. Прохождение следующих фильтров мотивируется актуализацией других задач, связанных уже не просто, с обеспечением безопасности, но с достижением каких-то важных для субъекта целей. Следующий фильтр требует возможности включения членов пары в совместную деятельность.
На операциональном уровне эта возможность предстает в виде такого сочетания личностных и поведенческих характеристик, которое Б. Мурстейн, автор получившей широкое распространение в области исследования развития эмоциональных отношений теории «Стимул — Ценность — Роль» [177], назвал ролевым соответствием. Речь идет как о соответствии друг другу взятых на себя членами пары межличностных ролей, так и о наличии базы для совместного взаимодействия с другими людьми, социальными системами или предметным миром. База эта видится обычно в определенном сочетании личностных характеристик членов пары. В разные периоды развития экспериментальной социальной психологии выдвигались различные гипотезы относительно того сочетания личностных свойств, которое является условием стабильного и продуктивного общения. Так, Р. Винчем [207] был выдвинут принцип дополнительности потребностей, согласно которому условием стабильного взаимодействия является такое сочетание систем потребностей двух людей, при котором удовлетворение потребности одного будет одновременно и удовлетворением потребности другого. Примером такого дополнения могут служить потребность в доминировании у одного из партнеров, сочетающаяся с потребностью в подчинении у другого. Предположение Винча получило подтверждение в его собственных эмпирических исследованиях, а также в ряде работ других авторов, в частности в работе А. Керкофа и К. Дависа [162], которые обнаружили,, что после 18 месяцев знакомства принцип дополнительности действительно играет существенную роль в детерминации взаимоотношений. До истечения этого срока, по их данным, важнее соответствие систем установок.
4*                                                99
Однако в большинстве посвященных этой проблематике работ принцип дополнительности не получил эмпирической поддержки. Не исключено, что это связано с временным характером его действия так же, как и действия других детерминант развивающихся эмоциональных отношений. Для того чтобы зарегистрировать действие какой-либо из детерминант, необходимо проводить замер в строго определенный момент времени, в который действие данного фактора максимально выражено. Естественно, «поймать» такой момент при проведении эмпирических исследований удается далеко не всегда.
Не останавливаясь на перечислении других моделей сочетания личностных характеристик членов пары, которые должны обеспечивать стабильность эмоциональных отношений (принципы сходства, дополнения и т. д. — см. об этом [177]), отметим, что ни одна из этих моделей не получила широкого подтверждения в эмпирических исследованиях. На наш взгляд, дело здесь не только в методологических трудностях, возникающих при изучении этой проблемы, но и в том, что продуктивное сотрудничество и участие в совместной деятельности возможно не при одном, а при самых разных сочетаниях личностных характеристик членов пары. Представление же о «совместимости» не как о результате процесса развития отношений в паре, а как об автоматическом следствии определенного сочетания инвариантных личностных свойств двух людей, часто встречающееся в популярной и, к сожалению, в специальной литературе, не имеет эмпирического обоснования 2.
Таким образом, третий фильтр — ролевое соответствие — носит для каждой пары свой, сугубо индивидуальный характер. Возможности прогноза его прохождения поэтому весьма ограничены. Здесь проявляется тот факт, что по мере развития отношений они все более индивидуализируются, оснований же
2 Надо сказать, что такое представление является и безусловно вредным, способствуя тому, что ответственность за свои неудачи в сфере общения (прежде всего семейного) передается безличным психологическим законам. Вера в наличие людей, «предназначенных" друг для друга, приводит к тому, что люди пытаются решать свои проблемы неактивной перестройкой своих отношений, а путем перебора вариантов.
100
для формулирования общих для всех пар закономерностей становится меньше. Говоря о длительно существующих отношениях, мы можем выделять детерминанты лишь самого общего порядка, такие, например, как системы личностных конструктов двух людей [133]. Они не только определяют в существенной мере восприятие человеком других людей (см. Т. В. Снегирева [84]). Их сходство, способствуя выработке не просто общей позиции по отдельным вопросам, но общего или сходного мироощущения, не только обеспечивает сотрудничество в рамках какой-либо конкретной деятельности, но облегчает возможность совместного решения важнейших жизненных проблем.
* *
S
Итак, эмоциональные отношения в своем развитии проходят через систему фильтров, которые характеризуются все большим «учетом» внутреннего мира другого человека. Аналогично развитию отношения к другому в онтогенезе [27] партнер воспринимается вначале как объект, носитель определенных свойств, и лишь потом формируется отношение к нему как к субъекту, с которым создается общая (совместная) картина мира.
По мере развития отношений их детерминация все более индивидуализируется, четкие и более или менее общие для всех пар связи уступают место уникальным для каждой пары зависимостям.

§ 2. Внутренняя структура эмоциональных отношений — факторно-аналитическое исследование

До сих пор речь шла о детерминантах эмоциональных отношений и их изменении во времени, вопрос же о внутренней динамике самих отношений, т. е. об изменении их содержания, не ставился. Мы уже говорили о том, что предположение об одномерной структуре межличностной аттракции, присутствующее имплицитно или эксплицировано в большинстве исследований, носит целиком априорный характер, существенно обедняет реальность и не дает возможности понять специфику эмоциональных отношений различных типов.
101
Мы попытались прояснить вопрос о внутренней структуре эмоциональных отношений и об изменениях этой структуры во времени, а также их зависимости от пола субъекта и объекта аттракции в ходе специального факторно-аналитического исследования. Работа велась по трехфакторной схеме. Варьируемыми переменными были пол субъекта аттракции, пол ее объекта, а также степень их знакомства — партнеры либо хорошо знают друг друга, либо едва знакомы 3. Последняя переменная была выбрана в качестве референта фазы или этапа общения. Для этого во многих исследованиях используется просто время знакомства, но этот показатель может оказаться неадекватным, так как не учитывает особенностей процесса общения в данной конкретной паре. На наш взгляд, использовавшийся нами показатель — субъективная оценка испытуемым степени знакомства с партнером — лучше репрезентирует этап общения.
Эксперимент строился следующим образом. Сначала испытуемые, мужчины и женщины, должны были вспомнить человека своего пола, которого они плохо знают, но который тем не менее вызывает у них симпатию, затем — столь же малознакомого, тоже своего пола, но несимпатичного человека. Имена или иные «коды» обоих людей испытуемые записывали. Потом надо было вспомнить двух человек противоположного пола, также малознакомых — симпатичного и несимпатичного. Аналогичная процедура повторялась и для хорошо знакомых испытуемым людей — надо было вспомнить и записать имя хорошо знакомого симпатичного и хорошо знакомого, но несимпатичного человека своего пола. То же самое — для людей противоположного пола. Таким образом, каждый испытуемый записывал имена восьми знакомых ему людей, две пары своего пола и две — противоположного, одну, состоящую из близко знакомых, другую — из тех, знакомство с кем было лишь поверхностным. Из каждой пары экспериментатор по случайному закону вычеркивал одного, либо вызывающего аттракцию, либо нет, руководствуясь при
3 В последующих исследованиях можно при необходимости ввести более дробную градацию этапов общения. В данном случае мы сочли возможным ограничиться двучленной шкалой.
102
этом только тем, чтобы общее число аттрактивных и неаттрактивных одного типа (например, малознакомые своего пола) по всем испытуемым одного пола было одинаковым. Каждый испытуемый впоследствии описывал свое отношение к четырем людям, оставшимся в его списке после вычеркивания.
Такой необычный выбор объекта аттракции (общепринятым является предъявление единого для всех испытуемых эталона) позволяет, во-первых, выйти на реальные отношения, так как испытуемые оценивали людей, общение с которыми развивалось независимо от эксперимента, во-вторых, обеспечивает большой разброс данных (оценка не только симпатичных, как в большинстве ранее проводимых исследований, но и неприятных для испытуемого людей), что необходимо при выбранном нами способе анализа.
После того как объекты оценки были идентифицированы, испытуемый получал четыре набора вопросов, по одному на каждого из четырех оставшихся в списке людей. Наборы состояли: для малознакомых — из 40 вопросов, для хорошо знакомых — из 55 вопросов каждый. Таким образом, испытуемый отвечал на 190 вопросов о двух людях своего и двух — противоположного пола. Ответы испытуемые записывали на специальных ответных листах, на которых регистрировалась степень их согласия или несогласия с данным высказыванием об оцениваемом человеке.
Наборы были составлены из различных вербальных индикаторов аттракции на основе существующих методик: шкал Д. Бирна [118], 3. Рубина [186], П. Райта [208], Ч. Кислера и Г. Голдберга [163] и некоторых других. Часть вопросов была сконструирована автором самостоятельно; заимствованные, в тех случаях, когда в этом возникала потребность, подвергнуты переработке. В наборы включены как вопросы, апеллирующие к оцениваемому человеку как к партнеру по совместной деятельности, так и вопросы, содержащие внешнюю, поверхностную оценку. Психометрическая проверка вопросов была осуществлена в пилотажном исследовании, в котором приняли участие 84 испытуемых обоего пола.
Испытуемыми в нашей работе были 141 мужчина и 141 женщина, студенты МГУ и других москов-
103
ских вузов. Обследование проводилось в студенческих строительных отрядах и в академических группах, причем опрашивались все члены этих подразделений. Это делалось с целью повышения репрезентативности. Выборочный опрос добровольцев мог бы привести к значительным искажениям. Испытуемые пилотажной серии были набраны аналогичным образом. Случаев отказа от участия в работе практически не было. Работа в пилотажной серии проводилась индивидуальным методом, в основной — как индивидуальным, так и групповым. Участие в эксперименте занимало в среднем один час.
Полученные результаты были подвергнуты факторному анализу методом главных компонент. Обработка шла отдельно для мужчин и для женщин. В результате было получено восемь факторных структур, каждая из которых отражает внутренние характеристики аттракции с учетом пола участников общения и степени знакомства между ними. Была также проведена ротация.
Каждая факторная структура содержит одиннадцать факторов, исчерпывающих в совокупности порядка 80% дисперсии4.
Перейдем теперь к тем выводам, которые позволяет сделать анализ содержания факторных структур и отдельных факторов 5.
1. В первую очередь обращает на себя внимание
4  Подробное описание данных см. Гозман [29].
5  Содержание факторных структур и психологическое содержание каждого из факторов в значительной степени определяется самим набором первичных переменных. В использовавшийся нами набор вошли те корреляты аттракции, тесная статистическая связь которых с этим феноменом была неоднократно проверена в литературе. Однако психологическое содержание этой связи заранее проверить невозможно. В ряде случаев эта связь определяется содержательными моментами, тем, что данная переменная действительно репрезентирует какие-то важные стороны феномена межличностной аттракции. В других случаях эта связь может определяться тем, что данная переменная часто сопутствует аттракции, не будучи с ней связанной содержательно. Группы таких переменных могут выделиться в отдельные факторы, которые, являясь (формально) факторами аттракции, по своему содержанию от нее далеки. Никакого операционализируемого алгоритма для выявления таких факторов среди других, к сожалению, не существует. Так же, как и при интерпретации психологического содержания факторов, здесь приходится полагаться на опыт и интуицию.
104
большое сходство полученных структур аттракции между собой. Во всех структурах присутствуют Общие факторы, факторы Экстенсивного общения и факторы Социальной ценности. В семи из восьми структур выделяется фактор Аттракции к подчиненному, причем в структуре аттракции мужчины к хорошо знакомой женщине есть фактор Деловых способностей, который в значительной степени включает в себя и фактор Аттракции к подчиненному. Фактор Физической силы встречается в семи структурах, отсутствуя лишь в одной — аттракция женщины к хорошо знакомому мужчине. Принципиально важно, что в большинстве случаев эти факторы встречаются как до, так и после ротации, т. е. проявляются при разных поворотах системы координат. Это значит, что они носят неслучайный характер и репрезентируют существенные закономерности межличностных отношений.
Совпадение или близость структур аттракции в различных ситуациях свидетельствуют о том, что выделенные факторы не являются случайными, а действительно представляют собой компоненты межличностной аттракции. О том же свидетельствует и близость полученных результатов с фактами, обнаруженными в ряде других исследований общения. Так,, в работе И. С. Кона и В. А. Лосенкова [47], изучавших дружеские отношения молодых людей, были выделены факторы Экстенсивного общения с представителями противоположного пола и общий фактор Экстенсивного общения. Аналогичные факторы есть и в наших структурах.
Наши результаты близки и к данным В. В. Столина [85], выделившего в структуре отношения к другому человеку факторы симпатии, уважения и близости. Факторы, аналогичные по содержанию первым двум, присутствуют у нас во всех факторных структурах, похожие на фактор близости — в структурах аттракции хорошо знакомых людей. Отсутствие факторов близости в структурах аттракции малознакомых объясняется, по-видимому, тем, что при восприятии малознакомого человека входящие в этот фактор переменные практически не дают разброса.
2. Как уже отмечалось, Общие факторы выделились во всех восьми случаях, причем, их содержание
105
в различных структурах практически совпадает. Они выражают глубокую эмоциональную связь с объектом или стремление к такой связи. При этом в них не входят признаки, отражающие оценку респондентом объекта по свойствам, важным для общения с другими людьми (например, по замкнутости), по социально значимым качествам, таким, как интеллект, образование, а также и по другим, не связанным непосредственно с отношением объекта к респонденту. Но ведь именно такие свойства, как интеллект, компетентность, красота, коммуникативные навыки, не вошедшие в Общие факторы, обыденное сознание считает «причинами» возникновения аттракции. Такое содержание Общих факторов подтверждает данные о том, что эмоциональные отношения не являются функцией свойств участников общения, а определяются другими причинами.

Судя по структуре Общих факторов, аттракция не связана непосредственно со свойствами ее объекта (иначе, признаки, характеризующие глубокую эмоциональную связь, попали бы в один фактор с оценками свойств объекта) 6. Но тогда для объяснения детерминации эмоциональных отношений нужно либо вернуться к идее теле, выдвинутой Дж. [Морено 160], либо предположить, что они обусловливаются такими причинами, как параметры ситуации, характер совместной групповой деятельности и т. д., что соответствует выводам, сделанным во второй главе.
Интересно отметить, что в структуру Общих факторов не вошел признак, характеризующий оценку респондентом уровня знания объекта. По-видимому, в общении с глубоко симпатичным человеком всегда есть некоторый субъективный элемент неясности, объект аттракции не должен быть понятным до конца. Напомним, что речь здесь идет лишь о самооценке знания, которая определяется не только степенью
6 Непосредственно из наших результатов следует то, что эмоциональное отношение к человеку не связано с восприятием его свойств, но может быть, связано с тем,- в какой степени они выражены у ' него в действительности. Но, поскольку формирующийся в процессе общения образ другого человека обладает достаточно высокой степенью адекватности, можно, на наш взгляд, говорить и об относительной независимости эмоциональных отношений от инвариантных характеристик объекта.
106
реальной информированности, но и притязаниями в этой сфере.
3.   Оценки объекта по различным качествам, таким, как интеллект, образованность, общительность и т. д., выделились в отдельные факторы (например, Социальной ценности или Экстенсивного общения), которые, во-первых, имеют значительно меньший вес, а следовательно, и играют меньшую роль в общении, чем Общие факторы; а во-вторых, не включают в себя в большинстве случаев признаков, выражающих эмоциональный контакт с объектом и стремление к общению с ним. Эти факторы, по-видимому в меньшей степени, чем Общие, репрезентируют феномен эмоциональных отношений.
4.  В нашей работе варьировались три переменные: пол субъекта аттракции, пол ее объекта и степень развития их отношений (операционально — уровень знакомства с оцениваемым человеком). Четкое и непротиворечивое влияние на аттракцию оказала лишь последняя. Это влияние выразилось прежде всего в том, что вес Общего фактора — в наибольшей степени отражающего содержание феномена эмоциональных отношений — в структурах аттракции хорошо знакомых людей вне зависимости от пола оказался значительно больше, чем вес его в отношениях малознакомых. Соответственно аттракция хорошо знакомых может быть в принципе описана меньшим числом переменных, так как в этом случае больший процент дисперсии, чем тогда, когда участники общения плохо знают друг друга, исчерпывается одним и тем же числом факторов 7.
Большее влияние на структуры аттракции переменной, характеризующей этап общения, по сравнению с половой принадлежностью субъекта и объекта аттракции, по-видимому, не случайно. Ведь увеличение времени знакомства (что в данном случае выступало показателем этапа общения) означает увеличение времени совместной работы, развлечений, разрешения
7 Процент дисперсии, необходимый для того, чтобы факторная структура могла считаться завершенной, не является строго определенной величиной и задается обычно самим автором исходя из целей работы. В большинстве случаев он не превышает 50—60% [7]. В нашем случае эта величина исчерпывается для знакомых людей 4—5 факторами,- для незнакомых — 6^7,
107
конфликтов — одним словом, опыта совместной деятельности. Особая роль этой переменной еще раз подтверждает деятельную опосредованность межличностной аттракции.
Большой вес Общего фактора в структуре аттракции хорошо знакомых людей позволяет сделать некоторые выводы о развитии процесса общения в диаде. В частности, этот результат опровергает распространенное представление о том, что на первых этапах знакомства восприятие другого человека целостно, а на последующих начинается процесс детализации образа. В действительности процесс знакомства развивается, по-видимому, в противоположном направлении: наиболее детализирований другой человек воспринимается на первых этапах знакомства, затем формируется некий образ, включающий в себя и когнитивные и эмоциональные компоненты, который подчиняет себе восприятие отдельных деталей. Сформировавшееся в конце концов представление о другом человеке связано уже не столько с его объективными свойствами, сколько с особенностями ситуации общения и потребностями субъекта восприятия. Этот результат хорошо согласуется с идеей целостности образа восприятия вообще и образа межличностного восприятия, в частности.
Может создаться впечатление, что межличностное восприятие по мере развития отношений становится менее объективным. На наш взгляд, это не так8. Восприятие знакомого человека подчиняется совершенно другим закономерностям по сравнению с восприятием незнакомого, так как значимыми для совместной деятельности становятся другие параметры, не важные для незнакомых людей. Так, в структуре аттракции знакомых людей появляется фактор Знания, отсутствующий в структуре малознакомых. Фактор Спокойствия или близкий ему по содержанию фактор Социальной надежности встречается во всех структурах аттракции хорошо знакомых людей, и лишь в одной — малознакомых (аттракция муж-
8 Такой вывод противоречил бы результатам эмпирических исследований, в которых был продемонстрирован рост адекватности межличностного восприятия в ходе совместной деятельности. В качестве примера можно привести результаты диссертационного исследования Ш. В. Саркисян [80].
108
чины к малознакомому мужчине), в которой его информативность очень мала. И так далее. Этими различиями можно объяснить, например, субъективную важность оценки со стороны хорошо знакомого человека. Отношение друга не просто более доброжелательно, он оценивает близкого ему человека по другим критериям, которые посторонний не принимает во внимание. Подобным образом и отношение врага качественно отличается от отношения поверхностно знакомого человека. Что же касается восприятия инвариантных свойств партнера, не связанных непосредственно с общением в диаде, то они выделяются в отдельные факторы, вес которых в структуре аттракции и соответственно влияние на отношения по мере углубления знакомства уменьшается.
5. Половая принадлежность субъекта и объекта аттракции не оказала такого четкого воздействия на факторные структуры, как степень знакомства между членами пары. Как уже говорилось, все обнаруженные структуры обладают большим сходством друг с другом. Из этого, однако, не следует, что структура аттракции не обладает половой спецификой.
Прежде всего ряд факторов входит только в одну структуру. Так, фактор Романтической любви встречается лишь в структуре аттракции женщины к малознакомому мужчине, фактор Интеллектуального общения — только в структуре аттракции мужчины к хорошо знакомому мужчине, фактор Когнитивной поддержки — только в структуре аттракции женщины к хорошо знакомой женщине и т. д. Некоторые факторы входят в несколько структур. Например, фактор Эмоционального сходства встречается в структурах аттракции к хорошо знакомому мужчине со стороны мужчины и женщины соответственно. Таким образом, появление этого фактора определяется лишь полом объекта аттракции и степенью знакомства участников общения, пол субъекта значения не имеет. Фактор Неосознаваемой симпатии встречается лишь в структуре аттракции мужчины к женщине независимо от степени знакомства и не выделяется в других случаях. Фактор Ожидания хорошего отношения к себе, который присутствует во всех структурах аттракции малознакомых людей, у хорошо знакомых выделяется только в одной (аттракция женщины к
109
хорошо знакомому мужчине). Присутствие его говорит о том, что именно в этом классе случаев субъект более всего неуверен в отношении к себе со стороны партнера и это отношение является наиболее значимым. Итак, факторов, свидетельствующих о половой специфичности структуры межличностной аттракции вполне достаточно, но систематизировать их, понять логику половых различий в аттракции — задача будущих исследований. Мы же пока можем ограничиться их констатацией.
* * *

Итак, мы рассмотрели изменения внутренней структуры и характера межличностной аттракции по мере развития взаимоотношений в паре. Разумеется, чувство симпатии или антипатии является лишь одним из аспектов общения в паре, поэтому динамика детерминант этого чувства не исчерпывает закономерностей развивающихся межличностных отношений, проходящих по мере своего роста ряд качественно различных этапов или стадий [69]. В ходе этого процесса меняется внутренняя структура отношений, образ партнера становится более целостным. На всех этапах развития эмоциональных отношений они сохраняют относительную независимость от таких свойств их объекта, как интеллект, компетентность и т. д., которые на уровне обыденных представлений считаются главными причинами возникновения и поддержания симпатий и антипатий.

Конкретный набор и содержание стадий определяются спецификой состава и характером жизнедеятельности пары — влияние оказывают возраст, пол, контекст общения, особенности субкультуры и т. д.
Не имея возможности анализировать эмоциональные отношения на всех этапах развития общения, мы остановимся на одном нетрадиционном для отечественной психологии явлении — на феномене любви.

§ 3. Психологический анализ любви

Любовь — исключительно сложный объект для психологического анализа. О любви сказано очень много — частотные словари современных языков сви-
110
детельствуют, что это одно из самых употребительных слов. При этом, как отмечают Дж. Каннингем и Дж. Антил, «все сказанное верно хотя бы для кого-нибудь» [127, стр. 27]. Кроме того, любовь еще меньше, чем какой-либо другой аспект реальности, может быть с достаточной полнотой описана в рамках какой-либо одной науки, ее познание требует междисциплинарного исследования, включающего в себя данные и приемы не только психологии, но и социологии, биологии, этнографии, истории, искусствоведения и многих других дисциплин. Не ставя перед собой задачу синтеза всех фактов и идей, касающихся феномена любви, мы остановимся лишь на некоторых результатах и проблемах ее психологического исследования.
Прежде всего надо выяснить, отражает ли понятие «любовь» какую-то психологическую реальность, отличается ли синдром связанных с ней чувств и поведенческих образцов от тех, которые ассоциируются с другими понятиями (например, дружба, секс и т. д.) и обладает ли этот синдром достаточной конкретностью? В целом на эти вопросы можно ответить положительно. Например, Дж. Форгос и П. Добоц [139] показали, что большинство респондентов отличают в своем собственном опыте любовь от сексуальных отношений, с одной стороны, и от дружбы — с другой. По мнению опрошенных авторами людей,, каждое из этих явлений может существовать независимо от другого, что не противоречит и достаточно частому сочетанию их в рамках одних и тех же взаимоотношений. С любовными переживаниями связаны вполне определенные ощущения, принадлежность которых именно к любви не вызывает сомнений у их носителей. Так, проанализировав описания 240 респондентами своих ощущений, К. Дайон и К. Дайон [130] пришли к выводу о том, что в набор связанных с любовью переживаний входят эйфория, депрессивные ощущения, склонность к фантазиям, нарушение сна, общее возбуждение и трудности в концентрации .внимания.
Существуют и четкие поведенческие корреляты любви, не характерные для других типов чувств и отношений (см. [157]). В ходе лабораторных исследований это проявляется, например, в иной структуре
111
общения влюбленных в сравнении с испытуемыми, которых не связывает это чувство — влюблённые в два раза больше говорят друг с другом и в восемь (!) раз больше времени проводят, глядя друг другу в глаза [143]. Есть, конечно, и масса различий на уровне «внелабораторного» поведения.
Интересно, что любовные переживания и связанное с ними поведение обладают известной половой спецификой, причем направление различий далеко не всегда соответствует традиционным представлениям о психологических особенностях мужчин и женщин. Так, вопреки сложившимся стереотипам, мужчины в целом характеризуются большим уровнем романтизма, чем женщины, легче и быстрее влюбляются, в большей степени разделяют романтические представления о любви [204]. «Желание влюбиться» для мужчин более сильное основание для начала взаимоотношений, чем для женщин [149]. У женщин любовь проходит быстрее, чем у мужчин, они чаще выступают инициаторами разрыва и легче его переживают [187]. В то же время в период установившихся любовных отношений женщины склонны к большему самораскрытию по поводу своих чувств (которые, кстати, носят более соответствующий романтическому канону характер, чем у мужчин) и склонны выше оценивать своего партнера, чем он их оценивает [127]. Отношения любви, судя по результатам использования Шкал любви и симпатии (см. § 2 главы I), для женщин более специфичны, чем для мужчин, — корреляции между оценками любви и симпатии у них значимо ниже [186]. Эти различия являются результатом большой половой специфики развития близких отношений в онтогенезе. Дружба девочек, например, характеризуется большей интимностью и избирательностью, чем дружба мальчиков, общение в парах девочек носит другой характер, чем в парах мальчиков и т. п. [44, 193]. Надо сказать, что проблема половых различий в любви не может решаться вне временного и социального контекста. Так, меняются сами представления о половых различиях, которые в значительной степени эти различия и поддерживают (так как люди стремятся соответствовать сложившемуся стереотипу). Например, в проведенном в 1978 г. опросе
112
900 мужчин и женщин было установлено, что большинство респондентов не отдавали преимущества в романтизме женщинам, как это следовало ожидать, ориентируясь на традиционные представления [180].
Отметим, что в представлениях о любви не связанных с наукой людей существует куда больше определенности, чем в психологических лабораториях — лишь 16% мужчин и 10% женщин выражают сомнение в том, знают ли они, что такое любовь, остальные в этом смысле вполне в себе уверены [159, 160].
Очевидно, что термином «любовь» объединяются качественно различные отношения. Так называют и чувство матери к ребенку, и отношения молодых людей. С равным основанием можно говорить и о супружеской любви, и о любви к чему-то безличному, например, к своему делу. В психологии существует много попыток выделения качественно специфичных типов любви. Наиболее известной из таких типологий является классификация, предложенная Э. Фроммом [142]. Он выделяет пять типов любви: братскую, материнскую, эротическую, любовь к самому себе и любовь к Богу.
Подавляющее большинство философских и психологических типологий любви носят сугубо априорный характер, механизм выделения в них тех или иных типов обычно не просматривается, а принадлежность различных типов к одному классу любовных переживаний зачастую теряется. Тем больший интерес представляют те типологии, в которых логика выделения вариантов любви эксплицирована и поддается хотя бы теоретической проверке.
Попытка создания такой типологии была предпринята Т. Кемпером е рамках разрабатываемой им социально-интерактивной теории эмоций [158]. В любых взаимоотношениях (не только межличностных, но и тех, субъектами которых выступают целые социальные системы, например государства) Кемпер выделяет два независимых фактора — власть, т. е. способность силой заставить партнера сделать то, чего ты хочешь, и статус — желание партнера по общению идти навстречу требованиям субъекта. Искомый результат во втором случае достигается таким образом не силон, а благодаря положительному отношению партнера.
5 Л. Я. Гозман                               J13
Базируясь на этих двух факторах, Т. Кемпер выделяет семь типов любовных отношений в паре (см. рис. 5) :
1)   романтическая любовь, в которой оба члена пары обладают и статусом, и, поскольку каждый из них может «наказать» другого, лишив его проявлений своей любви, властью по отношению к партнеру;
2)   братская любовь, основывающаяся на взаимном высоком статусе и характеризующаяся низкой
Высокая
властью — отсутствием возможности к принуждению;
3)   харизматическая любовь, в которой один партнер обладает и статусом и властью, другой — только статусом. Примером таких отношений в ряде случаев могут быть отношения в паре учитель — ученик;
4)   «измена» — один партнер обладает и властью и статусом, другой — только властью. Примером таких отношений, давшим название этому типу, может быть ситуация супружеской измены, когда для партнера, вступившего в новые отношения, супруг сохраняет власть, но уже не вызывает желания идти ему навстречу, т. е. теряет статус;
Ъ) влюбленность — один из партнеров обладает и властью, и статусом, другой — не пользуется ни тем, ни другим. Иллюстрацией таких взаимоотношений может быть односторонняя, или «безответная» любовь;
6) «поклонение» — один партнер обладает статусом, не обладая властью, другой не обладает ни статусом, ни властью. Такая ситуация возникает при отсутствии реального взаимодействия между членами пары, например, при влюбленности в литературного героя или в актера, знакомого лишь по фильмам;
114

7) любовь Между родителем и маленьким ребенком. Один партнер здесь обладает высоким статусом, но низкой властью (ребенок), другой (родитель) — низким статусом, так как любовь к нему еще не сформировалась, но высоким уровнем власти.
Данная типология представляется весьма полезной для анализа эмоциональных отношений. Конкретные взаимоотношения могут быть описаны в соответствии с тем, в какой степени в них представлена любовь каждого из семи выделенных здесь типов (нет необходимости объяснять, что речь шла о чистых типах, любые же реальные отношения носят комплексный характер и к одному типу практически никогда не сводятся).
С традиционными представлениями о любви в разнополой паре близких по возрасту людей связываются прежде всего отношения, характеризующиеся взаимно высоким статусом. По данной классификации это отношения первых двух типов: романтическая и братская любовь (третий — харизматическая любовь — характеризуется обычно значительным возрастным и социальным неравенством). Первая из них — романтическая, связанная с выраженностью сексуального компонента и задающаяся как норма отношений юношей и девушек в определенный период развития их взаимодействия, представляет в контексте обсуждающихся проблем особый интерес. В дальнейшем в этом параграфе будем говорить именно о феноменологии и закономерностях романтической любви.
Романтическая любовь является весьма непростым образованием со сложной и противоречивой внутренней структурой. При ее анализе необходимо учитывать множество переменных как психологического, так и непсихологического плана. Желательно также различать два сходных, но не совпадающих круга феноменов — установки субъекта на любовь и любовные переживания, с одной стороны, и собственно феноменологию любви — с другой. Опыт показывает, что установки на любовь не просто реализуются в любовном поведении, — как и при изучении других областей человеческого поведения, здесь обнаружены большие установочно-поведенческие несовпадения. Так, в проведенном под нашим руковод-
5*                                                     115
ством дипломном исследовании Ё. Ё. Ширяевой (1984) было показано, что представления о любви могут существовать сравнительно независимо от реальных отношений, которые классифицируются самими участниками как любовь. При этом степень близости представлений и реального поведения оказалась отрицательно связанной со степенью четкости и структурированности поведения в рассматриваемых ситуациях стереотипных «настоящего мужчины» и «настоящей женщины» — там, где эти представления достаточно жестки, установки на любовь и реальное поведение оказались несвязанными. В то же время, как будет показано ниже, интериоризация субъектом определенных представлений о любовных переживаниях является необходимым условием развития чувства любви.
Вопрос о внутренней структуре или составляющих любви решался, как и вопрос о типах любви, на разных уровнях. И здесь одной из первых и наиболее цитируемых структур является структура, предложенная Э. Фроммом [142]. Он выделяет следующие составляющие любви: заботу, ответственность, уважение и знание. Отметим, что в более поздних исследованиях эта структура подверглась критике за отсутствие в ней фактора удовольствия, радости — любовь, по Э. Фромму, получается чувством сугубо рассудочным и аскетичным.
Сомнения на первый взгляд вызывает также и фактор знания. Дело в том, что в большинстве описаний любви в качестве одного из ее признаков выделяется склонность к идеализации партнера, к переоценке присущих ему положительных качеств и частичном игнорировании отрицательных. Такая же особенность наблюдается и в других эмоциональных отношениях, например, в дружеских [44].
Идеализация долгое время рассматривалась как свидетельство определенной дефицитарности любовных отношений. Соответственно предполагалось, что любовь, реализуемая зрелой личностью, не нуждается в завышении качеств партнера, и, следовательно, межличностное восприятие в этих случаях будет более адекватным.
На наш взгляд, идеализацию недостаточно рассматривать просто как нарушение в системе межлич-
116
ностного восприятия. Надо отличать неадекватность восприятия тех или иных черт партнера, с одной стороны, и отношение к этим качествам, т. е. оценку их как важных или неважных в структуре личности партнера, терпимых или нетерпимых, сугубо временных или имманентно ему присущих — с другой. Ряд эмпирических исследований показывает, что идеализация как нарушение восприятия не может считаться существенной особенностью любовных отношений, по крайней мере стабильных (см., например, [157,204]). Что же касается идеализации как иного, более позитивного отношения к адекватно воспринимаемым свойствам другого человека, то она играет существенную роль в жизни индивида и в функционировании пары как целого.
Можно предположить, что отношение к кому-то с восхищением, приписывание ему различных экстраординарных достоинств обслуживает удовлетворение каких-то важных человеческих потребностей. Как считал Т. Рейк [182], у человека есть три возможные реакции на осознание своих несовершенств — закрыть на них глаза, влюбиться в идеал, возненавидеть идеал. Способность к восхищению другим человеком, которая составляет важный компонент способности к любви вообще, помогает человеку идти по второму из этих трех путей, что является, несомненно, более продуктивной реакцией, чем первая и третья. Т. е. способность к идеализации является непременным условием личностного роста. Слова «Мне нужно на кого-нибудь молиться» свидетельствуют о личностной зрелости поэтического героя Б. Окуджавы и никак не могут быть истолкованы как его неспособность к адекватному построению образа другого человека.
Идеализация способствует и оптимизации отношений в паре, вселяя в партнеров уверенность в отношении к ним другого человека и повышая их уровень самопринятия. В. С. Соловьев [83], например, считал, что идеализация — это не неправильное, но другое восприятие, при котором влюбленный видит в объекте своей любви не только то, что там есть на сегодняшний день, но и то, что там будет или по крайней мере может быть. На такую возможность указывают и наши эмпирические результаты, приве-
117
денные в предыдущем параграфе, — близкий человек оценивается в другой системе координат по сравнению с малознакомым.
Интересно, что в дружеских отношениях именно ожидание завышенной оценки себя обозначается молодыми людьми как понимание, которое и отличает дружбу от других типов отношений [47]. Не случайно, по-видимому, что, как обнаружила в своем диссертационном исследовании М. А. Абалакина, склонность к идеализации партнера свойственна людям с более высоким уровнем личностного развития.
Идеализация может выступать и важным фактором формирования отношений. Повышение «ценности» партнера в глазах субъекта служит дополнительным стимулом преодоления трудностей, которые неизбежно возникают в процессе общения9. Отметим, что, по данным М. А. Абалакиной, мужчины более склонны к идеализации своих партнеров, чем женщины. Это может быть связано с тем, что традиционно мужчина в любовных отношениях занимает более активную позицию, чем женщина, должен преодолевать больше трудностей и больше поэтому нуждается в идеализации партнера.
Итак, идеализация не противоречит знанию, знание влюбленным объекта своей любви — это действительно другое и, может быть, более точное знание. Вспомним, что исторически смысл слов «познание» и «любовь» во многих языках был близок.
Предпринимались и попытки эмпирического изучения структуры любви. Для иллюстрации назовем дипломное исследование Ю. Е. Алешиной (1980), выделившей романтический и рационалистический стили любви, и работу Р. Хаттисса [147], получившего в качестве составляющих любви шесть факторов: уважение, положительные чувства по отношению к партнеру, эротические чувства, потребность в положительном отношении со стороны партнера, чувство близости и интимности, чувство враждебности.
Последний из выделенных Р. Хаттиссом факторов заслуживает особого внимания. Присутствие негативных чувств в синдроме любовных переживаний,
9 На возможность такой функции идеализации указал В. С. Магун.
118
хотя и противоречит романтическому канону, представляется вполне закономерным. Любовные отношения исключительно значимы для их участников, они предполагают тесный контакт между людьми и их взаимную зависимость (хотя бы на бытовом уровне). Объект любви не может в этой ситуации не вызывать время от времени отрицательных чувств, например' раздражения. Многие же люди, как показывает пси-хокоррекционная практика, отказываются принять закономерный характер периодического появления отрицательных переживаний и либо оправдывают их, приписывая партнеру даже и не свойственные ему негативные проявления, и как следствие проводят переоценку и партнера, и своих с ним отношений, либо вытесняют эти чувства, что, естественно, также имеет деструктивные последствия для отношений в паре. На наш взгляд, факт закономерного проявления взаимного негативизма на фоне и в рамках любовных отношений достоин широкой популяризации.
Следует остановиться еще на одной структуре, которая была предложена 3. Рубиным [186]. Он выделил в любви привязанность, заботу и интимность (доверие) и создал на основе этой структуры специальный вопросник (см. § 2 главы I). Дальнейшие исследования показали, что фактор интимности (доверия) имеет меньше оснований для вхождения в структуру любви, чем факторы привязанности и заботы. Распространенность методики 3. Рубина, однако, приводит к тому, что многие авторы фактически пользуются именно предложенной им структурой любви.
Изучение структуры любовных переживаний дает определенный градиент в понимании феномена любви, но не отвечает на вопрос о механизме возникновения этого чувства. Многими авторами база способности к любви виделась в филогенезе человека как существа стадного, выживание которого было возможно лишь в сотрудничестве с себе подобными.
Существование филогенетических корней любви не вызывает сомнений. Они проявились, например, в получившей широкую известность серии исследований Г. Харлоу [148], который, воспитывая шимпанзе в изоляции от матери, «заменяемой» либо проволочным каркасом с рожком, служившим источником пищи, либо таким же каркасом, обтянутым шкурой
119
обезьяны, показал, что удовлетворение потребности в ^тактильном контакте в раннем детстве является необходимым условием формирования в дальнейшем способности к установлению аффективных связей.
К этим результатам примыкают и данные, свидетельствующие о роли раннего онтогенеза в формировании способности к любви. Так, Т. Рейк [182] подчеркивал, что, проявляя любовь к матери, ребенок демонстрирует ей, как к нему следует относиться, как бы учит ее на своем примере. (В связи с широкой известностью взглядов по этому вопросу 3. Фрейда мы не останавливаемся здесь на их характеристике. Отметим только, что в его работах идеи филогенетической и онтогенетической обусловленности любви взрослого человека проводятся наиболее последовательно.)
Но, на наш взгляд, полностью выводить любовь из филогенеза и раннего онтогенеза нет оснований. Как показал Д. Кэмпбелл [50], высшие человеческие чувства вообще развиваются не благодаря, а как бы вопреки биологическим законам. Надо найти «человеческое» объяснение присущей человеку способности к любви.
Таким обращением для объяснения любви к собственно человеческим феноменам является теория романтической, или страстной, любви, разработанная Э. Уолстер [204]. Эта теория базируется на ряде современных теорий эмоций, в которых подчеркивается момент самоинтерпретации своего состояния как составной части эмоционального переживания (см., например, [173]). Непосредственно эта теория связана с так называемой двухкомпонентной моделью С. Шехтера, согласно которой эмоции возникают лишь при одновременном сочетании двух факторов: физиологического возбуждения и возможностью для субъекта интерпретировать его для себя в терминах эмоций. В ставшем классическим эксперименте, который послужил основой для создания этой модели, С. Шехтер и Дж. Сингер [191] с помощью инъекции возбуждающего препарата в одном случае, и плацебо — в другом, варьировали уровень физиологического возбуждения респондентов. Особым образом организованная ситуация эксперимента способствовала либо эмоциональному, либо неэмоциональному, сугубо фи-
120
зиологическому, объяснению респондентами своего состояния. Оказалось, что наиболее сильные эмоции переживали те испытуемые, которые были подвергнуты инъекции возбуждающего препарата и имели возможность объяснить себе свое состояние в эмоциональном ключе10. (Подробнее об этом см. [90, 102J.)
Базируясь на представлениях С. Шехтера, Э. Уолстер предположила, что романтическая любовь возникает в определенных ситуациях как наиболее приемлемое объяснение самому себе состояния своего физиологического возбуждения. Тогда становится понятным, что в качестве предпосылок любви могут выступать как положительные, так и отрицательные эмоциональные состояния, например, страх. Важно лишь, чтобы они обеспечивали определенный уровень физиологического возбуждения. Если вспомнить рассматривавшийся нами в § 4 главы 2 эксперимент Д. Даттона и А. Арона [136], то можно сказать, что большая симпатия к девушке-интервьюеру испытуемых, находящихся на висячем мосту, по сравнению с теми, кого опрашивали на стационарном мосту, вызывалась тем, что они таким, более благоприятным для себя образом интерпретировали возбуждение, вызванное раскачиванием моста. Более адекватной, по-видимому, была бы категоризация этого возбуждения как страха. В тех же случаях, когда в качест-
10 Отметим, что различия между группами в этом эксперименте были невелики и даже не всегда достигали уровня значимости. Сами же результаты допускают и иную, не связанную логикой двухкомпонентной модели интерпретацию [158]. Тем не менее именно этот эксперимент послужил базой для многочисленных социально-психологических исследований, в том числе и исследований любви. С момента опубликования результатов Шехтера и Сингера прошло уже без малого четверть века, а их работа продолжает быть одной из самых цитируемых в рамках экспериментальной социальной психологии. Можно предположить, что такое сильное и продолжительное влияние этой работы на современную науку связано не столько с самими результатами, которые являются, как отмечалось, весьма уязвимыми, сколько с рядом других, вненаучных моментов. На наш взгляд, двухкомпонентная модель, подчеркивающая роль самого человека, роль сознания в детерминации собственного психологического состояния, обладает определенной этической ценностью, поскольку противостоит концепциям, в которых человек предстает пассивным реагентом на внешние обстоятельства.
121
ве интервьюера выступал мужчина, симпатия к нему на обоих мостах была одинаковой. Это объясняется тем, что согласно существующим нормам, испытуемые не имели возможности в этой ситуации интерпретировать свое возбуждение, как романтический или эротический интерес к интервьюеру 1J.
Отметим, что связь любви и отрицательных переживаний закреплена и в этимологии слов, обозначающих сильные эмоции. Так, слово «страсть» обозначает одновременно и чувство любви и (в современном языке, впрочем, довольно редко) страдание. Любовь и смерть, любовь и опасность сосуществуют и на страницах художественных произведений. Например, любовь между Ромео и Джульеттой, представляющая собой один из признанных в европейской культуре образцов любовных отношений, разворачивается на фоне смертельной опасности, вызванной враждой Монтекки и Капулетти. Реальность описанной Шекспиром ситуации была, кстати, подтверждена в исследовании Р. Дрисколла и К. Дависа{131], которые обнаружили, что оппозиция родителей общению молодых людей со своими избранниками является фактором, способствующим возникновению романтической любви. Правда, вторая часть «эффекта Ромео и Джульетты», как назвали авторы свои результаты, состоит в том, что через несколько месяцев инициированные таким «внешним» образом чувства затухают или даже сменяются на противоположные.
Оказалось, что склонность к эмоциональной или, в нашем случае, «любовной» интерпретации даже важнее, чем наличие состояния возбуждения. Так, в одном из экспериментов [201] испытуемым-мужчинам предъявились фотографии полуобнаженных девушек. В ходе эксперимента испытуемые получали фальсифицированную обратную связь относительно частоты ударов своего сердца — в действительности частота выводившихся на метроном ударов задава-
11 Надо сказать, что этот эксперимент, как и все работы, апеллирующие в своих выводах к двухкомпонентной модели, имеет и другие объяснения, связанные, например, с приписыванием девушке вследствие ее спокойного поведения на висячем мосту положительных личностных свойств, субъективным кодированием ситуации, как ситуации «женщина в беде» и т, д. [124, 174].
122
лась экспериментатором. На одну из фотографий «пульс» изменялся. Оказалось, что вне зависимости от направления изменения (учащение или урежение) именно эта фотография вызывала, по данным последующих замеров, максимальную аттракцию.
Возможность интерпретации своего состояния как любви связана и с наличием в тезаурусе субъекта определенных лингвистических конструкций, и с овладением правилами их использования. Человек должен знать, какие ситуации следует, а какие не следует интерпретировать тем или иным образом. Это обучение осуществляется и в период раннего онтогенеза, и в течение всей последующей жизни. Наиболее важными же ситуациями такого обучения представляются ситуации, названные Ю. А. Шрейдером ритуальными [100]. Такими по отношению к любви будут ситуации легкого флирта, в которых, с одной стороны, действия партнеров достаточно жестко заданы традициями и нормами их субкультуры, а с другой — остается достаточная свобода для самовыражения и эксперимента. Примером могут быть балы прошлого века, строившиеся, по словам Ю. М. Лотмана как «театрализованное представление, в котором каждому элементу соответствовали типовые эмоции» [57, с. 81], и одновременно дававшие возможность для достаточно свободного общения между мужчинами и женщинами. Важной чертой таких ритуальных ситуаций и в прошлом, и в настоящем является их относительная психологическая безопасность — прямое и резкое отвержение партнера, в этих ситуациях представляет собой поведение неконвенциональное и поэтому достаточно редкое. Это также дает партнерам возможность для своего рода тренировки.
Выявление роли момента самоинтерпретации в генезисе чувства любви делает более понятной и отмечавшуюся многими авторами близость различных видов любви между собой и их взаимную обусловленность. Как говорил А. С. Макаренко, «любовь не может быть выращена... из недр полового влечения. Силы «любовной» любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей» (Макаренко, [59, с. 246] ). По-видимому, эта
Ч       IM
общность связана с тем, что, хотя объекты любви в течение жизни меняются, сам принцип — объяснение себе своего состояния как любви, а не как, скажем, корыстной заинтересованности, остается неизменным. Если человек в детстве научился такой интерпретации, он будет использовать ее и в принципиально различных ситуациях.
Большинство людей имеют опыт любовных переживаний. Так, опрошенные У. Кепхартом [160] студенты влюблялись в среднем шесть-семь раз, из них два раза, по выражению респондентов, серьезно. Около половины испытуемых были, хотя бы раз, влюблены в двух людей одновременно. В рамках такой интенсивности существует, однако, большое разнообразие: есть люди с экстраординарно большим романтическим опытом, но есть и такие, которые не испытывали чувства любви никогда. Есть, по-видимому, определенные личностные особенности, которые способствуют тому, что, говоря языком двухкомпонентной модели, люди в разной степени склонны интерпретировать происходящее с ними как любовь.
Долгое время в психологии была популярна мысль о том, что склонность к любви должна быть связана с выраженностью патопсихологических свойств (основанием для таких гипотез служили представления о любви как о манифестации слабости и дефицитарности субъекта — подробнее об этом будет сказано ниже).
Однако факты опровергли такие представления. Например, в работе У. Кепхарта [160] было показано, что ни уровень влюбленности в момент исследования, ни число романов, ни романтические установки не обнаружили в своих средних значениях связи с патологическими чертами личности. Крайние же значения этих характеристик, например очень большое число романов или полное их отсутствие, оказались связаны с недостаточным уровнем эмоциональной зрелости.
Наличие такой криволинейной взаимосвязи между интенсивностью романтического поведения, с одной стороны, и уровнем эмоциональной зрелости, с другой, позволяет сделать вывод о том, что в ряде случаев любовь действительно выполняет  своего рода защитную функцию — об этом свидетельствует со-
124
четание максимальной интенсивности романтического синдрома и низкой эмоциональной зрелости. Однако, поскольку отсутствие любовного опыта у взрослого человека тоже сопровождается низкой эмоциональной зрелостью, достигающей максимума лишь при его возрастании, можно предположить, что любовные переживания являются не помехой, а необходимым условием высокого личностного развития.
Склонность к переживанию чувства любви оказалась связанной с такими чертами, как уровень романтизма и локус контроля, причем экстернальному локусу соответствуют большие значения романтического поведения [127]; обнаружены и другие зависимости. Можно предположить, что связь между склонностью к любви и личностными характеристиками опосредуется представлениями людей о желательных и соответствующих их полу, возрасту и другим параметрам формах поведения. Так, в проведенном нами совместно с Ю. Е. Алешиной [31] исследовании связи отношения к себе и отношения к другим было обнаружено, что высокая самооценка сочетается с высокоинтенсивным романтическим поведением у мужчин и с низкоинтенсивным — у женщин. Это можно объяснить тем, что нормативный образ «настоящего мужчины» требует значительно большей романтической активности, чем вообще менее определенный стереотип «настоящей женщины».
Мы рассматривали сейчас личностные корреляты склонности к романтическому поведению. Вопрос же о личностной предрасположенности к сильным и глубоким любовным переживаниям (склонность к романтическому поведению и способность к глубоким переживаниям — вещи, разумеется, разные) стоит особо. Здесь фактических данных очень мало. Общепринятой является та точка зрения, что высокий уровень принятия себя обеспечивает возможность любви к другому человеку. Как говорил 3. Фрейд, «нарцистическое либидо, или либидо «я», кажется нам большим резервуаром, из которого высылаются привязанности к объектам и в который они снова возвращаются» [93]. Именно в отношении к самому себе оттачивается то искусство любви, о котором говорил Э. Фромм [142].
Явно недостаточны пока и знания того, какие ка-
125
чества делают человека привлекательным не в кратковременных (вопрос об этом мы подробно обсуждали ранее), а в долговременных любовных отношениях. Есть основания предполагать, что главными детерминантами выступают здесь не отдельные личностные свойства объекта [94], а его интегральные характеристики, такие, как уровень психического здоровья, самопринятие, компетентность и т. д.
Такая зависимость, кстати, заставляет предполагать наличие одной закономерности, с трудом, к сожалению, поддающейся экспериментальной проверке. Субъект с благополучно развивающимися эмоциональными отношениями получает подтверждение своей самооценке, и общий уровень принятия себя у него возрастает. Это делает его в глазах других людей более привлекательным как партнера в любовных отношениях. Однако сам он в данный момент к установлению новых эмоциональных связей не склонен. С другой стороны, в период распада близких отношений субъект особенно заинтересован в новой любви, но из-за падения уровня самопринятия вследствие неудач в сфере эмоциональных отношений он становится менее привлекательным. Привлекательность максимальна, когда она «не нужна», и минимальна в тот момент, когда потребность в ней выражена наиболее остро. Интересно, что в большинстве фильмов и литературных произведений о любви описывается иная ситуация — привлекательный герой «свободен> от каких-либо привязанностей и потому готов к установлению эмоциональных отношений с незнакомым или мало знакомым ему ранее человеком.
Существующие в психологии модели любви резко различаются еще по одному, оценочному, параметру. Часть авторов говорит о любви как о свидетельстве слабости и несовершенства человека, другие указывают на конструктивный характер этого чувства.
К моделям первой группы может быть отнесена, например, теория Л. Каслера [123]. Он: считает, что существуют три причины, заставляющие одного человека полюбить другого. Это, во-первых, потребность в подтверждении своих установок и знаний о мире. Любимый человек служит источником их валидизации. Во-вторых, только по любви можно регулярно удовлетворять сексуальную потребность, не испы-
128
тывая при этом чувства стыда. В-третьих, любовь, по мнению Л. Каслера, является конформной реакцией по отношению к нормам общества. Подчеркивая, что любовь как эмоция не имеет специфических, свойственных только ей физиологических проявлений, Л. Каслер объясняет это тем, что она представляет собой сплав различных эмоций, доминирующую роль среди которых играет страх, в данном случае — страх потери источника удовлетворения своих потребностей. Таким образом, влюбленность в кого-то (т. е. постоянный страх потерять его) делает человека несвободным, зависимым, тревожным, мешает его личностному развитию. Влюбленный человек относится к объекту своей любви крайне амбивалентно. Он одновременно испытывает к нему и позитивные чувства, например благодарность как к источнику жизненно важных благ (прежде всего психологических), и негативные — ненавидит его, как того, кто имеет над ним власть и может в любой момент прекратить подкрепление. Действительно свободный человек, по Л, Каслеру, это человек, не испытывающий любви.
Общей логике подобного пессимистического взгляда соответствуют и некоторые эмпирические данные, свидетельствующие о консерватизме межличностной аттракции (ее возникновение в соответствии с принципом сходства, например, и т. д.).
Однако, как уже было показано, в некоторых ситуациях аттракция может играть не только консервативную, но и конструктивную роль, способствуя расширению знаний человека о мире. Это позволяет предположить, что и высшая форма межличностной аттракции, любовь, может быть описана в более оптимистическом духе. Примером является теория А. Маслоу [175]12. Любовь психически здорового человека характеризуется, по А. Маслоу, прежде всего снятием тревожности, ощущением полной безопасно-
12 Эта теория выработана в русле исследований гуманистической психологии — направления, одним из основателей которого является А. Маслоу. Идеи гуманистической психологии, предпосылки ее возникновения, ее связь с различными философскими системами получили широкое освещение в советской психологической литературе (см., например, работы Л. И. Анцыферовой [11], Б. В. Зейгарник [37], М. Г. Ярошевского [106]), поэтому останавливаться на том научном контексте, в котором создана данная теория, мы не будем.
122
сти и психологического комфорта. Она никак не связана с исходной враждебностью между полами (это положение Маслоу вообще считает ложным). Свою модель он построил на эмпирическом материале — анализе отношений нескольких десятков людей, отобранных по критерию близости к уровню самоактуализации 13. Явное и намеренное нарушение репрезентативности оправдано здесь тем, что задачей автора было описание не статистической нормы, а нормы возможности.
Любовь в описании A. Маслоу резко отличается от тех феноменов, которые наблюдают, используя то же название, другие исследователи. Так, с его точки зрения и по его данным, удовлетворенность психологической и сексуальной стороной отношений у членов пары с годами не уменьшается, как обычно, а увеличивается. Вообще, увеличение срока знакомства партнеров оказывается связанным с ростом удовлетворенности. Партнеры испытывают постоянный и растущий интерес друг к другу, заинтересованность в делах друг друга и т. д. Они очень хорошо знают друг друга, в их отношениях практически нет элементов искажения восприятия, свойственного романтической любви. Им удается сочетать трезвую оценку другого, осознание его недостатков с полным принятием его таким, какой он есть, что и является основным фактором, обеспечивающим психологический комфорт. Они часто любили и оказались влюблены в момент обследования. Они не стесняются своих чувств, но в то же время сравнительно редко употребляют слово любовь для характеристики отношений (по-видимому, это связано с высокими критериями в межличностных отношениях). Сексуальные связи доставляют испытуемым А. Маслоу очень большое удовлетворение, и они всегда связаны у них с близким эмоциональным контактом. При отсутствии психологической близости они в сексуальную связь не вступают. Интересно, что, хотя секс играет большую роль в отношениях об-
13 Самоактуализация — одно из центральных понятий гуманистической психологии. В самом общем виде самоактуалнзирующийся субъект — это человек, который в полной мере использует все свои потенциалы. Наиболее подробный анализ этого понятия проведен в советской психологии И. М. Палеем и В. С. Магуном [69].
128
следованных А. Маслоу пар, они легко переживают фрустрацию сексуальной потребности. Отношения этих людей подлинно равноправны, у них нет разделения на мужские и женские роли, нет двойных стандартов и других предрассудков. Они хранят верность друг другу, что проявляется, как в повседневной жизни, например, в отсутствии супружеских измен, так и в период трудностей и болезней. По выражению А. Маслоу, болезнь одного становится болезнью обоих. ¦
Описанная А. Маслоу ситуация может быть иллюстрацией одной важной особенности любви, которая, в идеале всегда должна присутствовать в любовных отношениях. Фактически, устойчивая долговременная любовь есть всегда любовь несмотря на недостатки, несовершенства партнера, как бы вопреки им. Длительное и близкое общение не дает человеку возможности не видеть отрицательных качеств партнера — согласно обыденной логике, выводящей любовь и симпатию из наличия у объекта экстраординарных достоинств, это делает любовь невозможной. Умение же принимать окружающих, характерное для психически здоровых людей, позволяет им сохранить чувство любви несмотря на осознание объективных несовершенств друг друга.
Говоря о любви, крайне трудно отделить любовь как субъективное переживание, оценку своих отношений с другим человеком от любви как специфического процесса взаимоотношений с ним. Интимный характер любви, малодоступность ее для изучения неизбежно приводят к фрагментарности наших знаний об этом явлении. Тем не менее можно сказать, что понятие «любовь» репрезентирует для большинства людей определенную психологическую реальность, не смешивается с другими близкими понятиями. Выделены различные типы любви и структуры любовных переживаний. Склонность к переживанию чувства любви связана с рядом личностных характеристик субъекта, в частности, с высоким уровнем самопринятия. Опыт любви и любовных отношений
129

§ 4. Эмоциональные отношения и социальный контекст

Хотя симпатия, дружба и любовь встречаются в любом обществе и являются общечеловеческими феноменами, необходимость поиска детерминации этих явлений определенными социальными условиями очевидна. Как отмечает Г. М, Андреева, механизм реализации общих, свойственных любому обществу явлений «лишь относительно независим от социальной реальности; «материал», из которого создан этот механизм, существенно изменяется в зависимости от типа общественной структуры и общественных отношений» [8, с. 219].
Существенным недостатком многих исследований эмоциональных отношений является то, что подавляющее большинство авторов рассматривают аттракцию в отрыве от реальных условий жизнедеятельности человека. Это проявляется, например, в том, какие именно переменные включаются в исследование в качестве возможных причин возникновения аттракции. В большинстве случаев подобному анализу подвергаются личностные и даже индивидные характеристики участников общения. Не отрицая важности этих параметров, следует сказать, что число детерминант аттракции, по-видимому, ими не исчерпывается. Более того, противоречивость эмпирических результатов свидетельствует о том, что это, может быть, и не самые важные детерминанты и что какие-то неучитываемые факторы оказывают на аттракцию большее воздействие: межкультурные исследования убеждают в том, что в различных культурах воздействие на аттракцию сходных характеристик обычно опосредуется различными переменными. По всей вероятности (и это подтверждено рядом исследований), на роль таких переменных могут претендовать параметры самого общения и условий, в которых оно протекает. Однако остается проблема выбора исследователем значимых параметров общения: в большинстве исследований они определяются только схемой эксперимента и не связаны, как это бывает в реальной жизни, с ситуацией в широком смысле, т. е. с тем социальным контекстом, в котором общение развивается. Важнейшими с точки зрения психологического анализа характеристиками социального контекста являются особенности совместной деятельности участников общения и внешние условия, в которых разворачивается взаимодействие.
Нельзя сказать, что в современных исследованиях аттракции эти два класса переменных игнорируются полностью. Однако совместная деятельность представлена в исследованиях лишь своими процессуальными, а не содержательными характеристиками (например, фиксируется наличие конкуренции или кооперации). Это приводит, в частности, к недооценке специфики качественно различных отношений. Так, очевидное различие между общением старых друзей, с одной стороны, и общением, например, покупателя и продавца — с другой, в эмпирических исследованиях зачастую не просматривается. Что же касается внешних условий общения, то в экспериментах учитываются обычно лишь «экологические» факторы, к которым эти внешние условия, однако, не сводятся. Общаются люди, принадлежащие к определенному обществу, интериоризовавшие нормы и представления своей культуры, получившие определенное воспитание и т. д. Иными словами, их общение протекает в том самом социальном контексте, который до сих пор в социальной психологии аттракции абсолютно не учитывается. Невнимание к социальному контексту проявляется, в частности, в определении цели исследования, которая видится прежде всего в установлении зависимости между переменными. Доминирование такого стиля мышления диктует изоляцию изучаемого феномена и приводит к тому, что многие интересные работы остаются, по сути дела, незавершенными, так как авторы их считают свою задачу выполненной, ответив на вопрос «как?», и даже не ставят вопросов «почему?» и «зачем?».
Итак, постановка проблемы связи аттракции с параметрами широкого социального контекста вполне правомерна. Подходы к решению этой проблемы можно обнаружить, обращаясь к уже имеющимся в науке фактам [109].
Такие подходы наиболее ярко проявлялись в социологически ориентированной социальной психологии, где делались неоднократные попытки изучения зависимости аттракции от социального контекста [161, 185]. Однако объектом анализа в этих работах является общество в целом, группа или некий абстрактный, среднестатистический индивид. В результате вместо ответа на вопрос о способах влияния социального контекста на аттракцию одного человека к другому предлагается решение другой, сходной, но все же несовпадающей проблемы связи параметров социума с усредненными параметрами аттракции — феноменом, психологическое содержание которого практически выхолощено.
Из социологически ориентированного анализа ясно, например, что отсутствие широкого круга общения со сверстниками в маленькой африканской деревне снижает роль любви как детерминанты заключения брака. Этот вывод, однако, распространяется лишь на деревню в целом и даже не на конкретную деревню, а вообще на деревни такого типа. Он абсолютно неприменим к реальной паре жителей этой деревни, которые, могут, не подчиняясь статистическим закономерностям, полюбить друг друга и пожениться.
Можно сказать, что жители большого города имеют больше шансов пожениться по любви, чем жители отсталой провинции, что, однако, не исключает неэмоционального брака горожан. Социальный контекст аттракции оказывается таким образом внешней по отношению к общающимся индивидам переменной, которая либо способствует, либо мешает взаимодействию, но не влияет, по-видимому, на его содержание.
На наш взгляд, таким внешним воздействием влияние социального контекста на аттракцию не ограничивается. Он должен непосредственно проявляться в содержании человеческого общения. Если вернуться к примеру о полюбивших друг друга юноше и девушке из африканской деревни, то их чувства должны с большой степенью вероятности отличаться по содержанию от тех, которые связывают пару молодых москвичей. Следовательно, необходим более конкретный анализ условий того общества, в рамках которого
132
только и можно понять специфику содержательных компонентов общения.
Наиболее надежным способом выявления связи содержания эмоциональных отношений с социальным контекстом была бы прямая экспериментальная проверка — сравнение параметров аттракции в разных обществах. К сожалению, современный уровень развития психологии не дает возможности провести такую работу. Сравнимое измерение интенсивности эмоций в разных культурах и субкультурах — задача еще не решенная. Вербальные методики помимо того, что они несут на себе огромный груз недостатков, крайне трудно адаптировать к другой культуре. Что же касается невербальных, то они связаны с эмоциями не непосредственно, а через другие переменные. Поэтому, даже если тот или иной показатель адекватен для определенной совокупности, предсказать степень его валидности для другой крайне трудно.
Перспективным в этом плане представляется контент-анализ произведений искусства, философских и социологических работ разных культур. При этом в первую очередь обращает на себя внимание универсальность человеческих чувств. Доказательством этому служит сам факт понимания представителями одной культуры литературных произведений другой. Не исключено, однако, что эта универсальность объясняется моментами сходства разных культур, вызванного, во-первых, взаимовлиянием и, во-вторых, наличием некоторых общих исторических закономерностей. О том, что вывод о независимости содержания эмоциональных компонентов общения от социального контекста преждевременен, говорит, например, глубокий историко-психологический анализ дружеских отношений, проведенный И. С. Коном [44]. Он показал, что дружба возникла как отношение к значительной степени институциализированное: так, в древности выбор друга отнюдь не был свободным, он диктовался различными экономическими и политическими соображениями, интересами рода и т. д. На этом основании можно было бы сделать вывод об относительной по сравнению с сегодняшней неэмоциональности, холодности дружбы древних. Но, очевидно, что этот вывод был бы преждевременным. Из приведенных данных следует лишь, что содержание, психологиче-
133
ский смысл дружбы в античности отличался от того, что стоит за этим понятием сейчас. Вполне возможно, что глубоко личностное, интимное чувство, совпадающее по содержанию с современными дружескими чувствами, существовало и раньше, но не играло такой важной роли в обществе, не было столь распространено и поэтому не попадало или попадало редко в поле зрения философов и художников. Для нас в данном случае важно то, что и контент,  и историко-психологический анализ не позволяют в полном объеме продемонстрировать влияние социального контекста на аттракцию.
Другой путь состоит, на наш взгляд, в теоретическом анализе самого феномена аттракции с привлечением данных, полученных в ходе ее экспериментального исследования, что преимущественно характеризует работы «психологически ориентированной» социальной психологии. Как уже отмечалось выше, прямых сопоставлений между аттракцией и параметрами социального контекста до сих пор не проводилось. Поэтому придется ориентироваться на косвенные данные, прежде всего на противоречивые и труднообъяснимые факты, неструктурированность которых может быть связана с отсутствием адекватного объяснительного принципа.
Таким труднообъяснимым фактом является отсутствие связи (или наличие лишь слабой связи) между аттракцией и свойствами личности ее субъекта. Эти данные приходят в противоречие с представлением о спонтанности и внутренней детерминированности эмоциональных компонентов общения и заставляют предположить, что в действительности эти компоненты довольно часто являются внешнедетерминирован-ными.
Интересно, что во многих теоретических работах выдвигаются положения, согласующиеся с таким представлением. На нормативную обусловленность эмоциональных компонентов общения указывают, например, работы советских авторов, проведенные на детских и юношеских коллективах, такие, как исследования В. А. Лосенкова [56], А. В. Мудрика [61], И. С. Полонского [73] и ряда других. Их данные дают основание предположить, что аттракция не только внешне детерминирована, но и носит нормативный
il
характер, а связанное с ней поведение является в значительной степени ролевым.
Признание нормативного характера эмоциональных отношений (а значит, и их прямой связи с социальным и групповым контекстом) позволяет объяснить не только многие научные факты, но и ряд жизненных наблюдений, таких, например, как «эпидемии романов» в школах. В одном классе могут практически одновременно влюбиться почти все девушки, причем многие из них — в одного и того же человека. Это происходит, несмотря на огромные личностные различия между ними, разный уровень физической и интеллектуальной зрелости и т. д. Их влюбленность и связанное с ней поведение и переживания представляют в данном случае не что иное, как ролевое поведение, диктуемое стремлением соответствовать каким-то популярным в данный момент образцам.
Нормативную обусловленность межличностной аттракции подтверждают и существенные межкультурные различия в детерминации и мотивации эмоциональных отношений. Так, в проведенной под руководством автора дипломной работе А. Матьяш (1985) сравнивались паттерны романтического поведения советских и венгерских студентов. Были обнаружены большие различия между исследовавшимися популяциями как на уровне установок и мотивации, так и на поведенческом уровне. В частности, венгерские студенты чаще склонны интерпретировать свои отношения как любовь, более уверены в чувствах своего партнера, их отношения чаще начинались по взаимной инициативе (в то время как у советских студентов инициатором чаще выступал мужчина). В анализ была включена наряду с группой венгерских студентов, обучающихся на родине, и группа венгров, находящихся на обучении в СССР. Оказалось, что паттерны романтического поведения этой последней группы испытуемых претерпевали вследствие их временной включенности в другой культурный контекст существенные изменения, причем характер этих изменений зависел от пола респондентов. Мужчины были более склонны принимать советские образцы ухаживания, женщины — предпочитали придерживаться привычных для них форм взаимоотношений. Это, конечно, связано не с большим консерватизмом женщин, а е
135
тем, что, судя по данным А. Матьяш, в студенческой среде венгерский стиль ухаживания носит более эгалитарный характер, а советский - более традиционный. Переход на него, следовательно, «выгоден» мужчинам, но не «выгоден» женщинам.
Отметим, что, несмотря на явные положительные стороны нормативного подхода к аттракции, его вряд ли стоит абсолютизировать. Нельзя отрицать существования наряду с ролевыми, безличными проявлениями подлинно межличностных эмоциональных отношений, с которыми справедливо связывается представление о высших человеческих ценностях.
Рассмотрим теперь конкретные механизмы связи аттракции с параметрами широкого социального контекста. Механизмы до сих пор не ясны: в эмпирических исследованиях, где аттракция изучалась преимущественно на уровне диады, и в общежитейских представлениях обычно подчеркиваются уникальность и непредсказуемость аттракции, а значит, и отсутствие связи с какими-либо другими явлениями. Вместе о тем имеющийся эмпирический материал дает основание не только подтвердить факт наличия искомых связей, но и выдвинуть некоторые гипотезы относительно их механизма.
Для выяснения вопроса о механизме связи эмоциональных отношений с параметрами социального контекста воспользуемся двухкомпонентной моделью, описанной в предыдущем параграфе. До сих пор эта модель использовалась лишь в исследованиях любви, но, на наш взгляд, нет никаких оснований считать ее нерелевантной и другим видам аттракции.
Основываясь на двухкомпонентной модели, можно представить себе два пути воздействия социального контекста на аттракцию. Первый — это детерминация факторов физиологического возбуждения, состоящая прежде всего в санкционировании или препятствии распространению возбуждающих стимулов и ситуаций. Например, законодательства большинства стран содержат стать», направленные против распространения наркотиков. Мораль во многих обществах осуждает использование искусственных стимуляторов активации или создание ситуаций, приводящих к экстраординарному возбуждению большого числа людей, возникающему, например, иногда на концертах
130
поп-музыки. Распространение нефармакологических возбуждающих стимулов, например эротических, также регламентируются либо законами, либо традициями общества.
Второй, более непосредственный способ воздействия социального контекста на аттракцию состоит, во-первых, в определении самого алфавита чувств, с помощью которого человек может интерпретировать свои состояния, и, во-вторых, в создании некоторых правил использования этого алфавита. Человек с бедным алфавитом, в котором отсутствует, например, любовь, чувства любви испытывать" просто не может. Если даже сам алфавит достаточно объемен и включает в себя широкий класс переживаний и чувств, но субъект считает, что любовь — чувство, не доступное ему или «таким, как он», или что оно возникает лишь при определенных, достаточно редких условиях, — иными словами, если он не умеет пользоваться этим алфавитом, соответствующая эмоция не возникает (или, по крайней мере, не осознается).
Алфавит так же, как и правила его использования, задаются' искусством, средствами, массовой коммуникации и т. д. Через эти каналы общество воздействует на каждого индивида, определяя тем самым содержание аттракции.
Прямой экспериментальной проверки реальности этого механизма до сих пор проведено не было, есть, однако, косвенные данные. Это, во-первых, результаты ряда сравнительных исследований, демонстрирующих связь между эмоциями и наличием соответствующих лингвистических конструкций в различных культурах. Так, известно по крайней мере одно племя ману в Новой Гвинее, в словаре которого нет слова «любовь» и в общении членов которого отсутствуют соответствующие эмоциональные компоненты. Во-вторых, аналогичные выводы можно сделать из анализа субкультурных, в частности межполовых, различий. Как, например, объяснить большую по ряду параметров романтичность женщин по сравнению с мужчинами? Выводить ее из физиологических особенностей  полов нет оснований. Существуют многочисленные данные, свидетельствующие о том, что половые различия в человеческих отношениях есть следствие прежде всего социальных, а не биологических факто-
137
ров [45]. Нам представляется более обоснованным объяснять разницу в уровне романтизма наличием так называемого двойного сексуального стандарта, согласно которому мужчине в большинстве культур разрешается иметь до- и внебрачные связи, для женщин же это считается недопустимым. Согласно этой традиции мужчины в соответствующей ситуации могут интерпретировать свое возбуждение как сексуальное, женщины же должны искать другие, более приемлемые для них объяснения, в частности эмоциональные, романтические 14.
Наконец, третьим косвенным свидетельством в пользу адекватности схемы влияния социального контекста на аттракцию является признание многими психологами прямой связи между богатством самих эмоций и богатством соответствующих лингвистических конструкций. Так, сторонники тренинга сензитивности считают одним из Доказательств эффективности групповой работы расширение у их участников активного словаря эмоций [70]. При этом предполагается, что расширение словаря связано с расширением диапазона чувств. Но ведь субъектом этого словаря является общество, культура, и, следовательно, именно параметры широкого социального контекста есть' та общая база, на которой выстраиваются потом индивидуальные различия.
Набор фактов и логических построений, приведенных здесь с целью обоснования выдвинутой гипотезы о механизме влияния социального контекста на аттракцию, мог бы быть расширен. Однако и приве-
14 Отсюда можно сделать некоторые выводы о характере влияния знания о психологических и физиологических процессах на эмоции. Мужчины в этом примере не испытывают потребности в эмоциональной интерпретации возбуждения, ибо могут объяснить его, не прибегая к эмоциональным терминам. Женщины же такой возможности не имеют. Таким образом, получается, что некоторая субъективная неясность ситуации является необходимым условием эмоционального общения. В контексте рассматриваемой нами проблемы это означает, что распространенные в обществе научные или псевдонаучные модели человеческих отношений могут воздействовать на аттракцию по-разному. Образно говоря, положительно воздействует на аттракцию лишь то знание, которое, снимая некоторую неопределенность, одновременно создает новую. Знание, объясняющее «все», делает эмоциональный компонент в человеческом общении ненужным.
138
денного материала достаточно для того, чтобы считать гипотезу о влиянии социального контекста на эмоциональные отношения достаточно продуктивной.
Отсюда следует вывод, касающийся конкретного механизма воздействия на аттракцию произведений искусства. Согласно использовавшейся здесь логике искусство (имеются в виду его вербальные формы) способствует расширению алфавита эмоциональных переживаний и задает правила его использования. Это может быть достигнуто, например, через идентификацию читателя или зрителя с героем, самая возможность которой является, очевидно, одним из признаков подлинно художественного произведения. Идентификация с героем позволяет встать на его точку зрения, принять его схемы окружающего и разделить его представления о способах решения конфликта, в котором он находится. Это воздействие на когнитивные структуры реципиента. Идентификация дает, кроме того, возможность почувствовать то же самое, что чувствует герой, т. е., говоря языком двухкомпонентной модели, научиться определенному способу интерпретации своих состояний.
Есть две причины, по которым второй аспект влияния произведений искусства представляется даже более важным, чем первый. Во-первых, когнитивная структура, изменившаяся под воздействием книги или спектакля, может прийти в прежнее состояние под влиянием более сильных аргументов другого произведения. Расширение же своего эмоционального алфавита или новый способ его использования — приобретение устойчивое, не исчезающее под влиянием но« вой информации. Во-вторых, и это главное, чувства и переживания героя, которые становятся и чувствами зрителя или читателя, всегда выражают в той или иной степени мироощущение автора произведения. Талантливый художник — это не только профессионал высокого класса, но всегда и высокосензитивный человек, наделяющий своего героя широким спектром чувств. Тем самым художник дает своим современникам и потомкам образцы чувств, образцы эмоционального реагирования на других людей.
Можно предположить наличие и других механизмов влияния широкого социального контекста на аттракцию. Так, отношение к одному человеку есть в ка-
139
Кой-то степени конкретизация представлений о «людях вообще». Процесс этой конкретизации сложен и противоречив, тем не менее можно с уверенностью сказать, что имеющиеся у субъекта представления о человеческой природе, привычные способы атрибуции не могут не влиять на его восприятие другого человека. Но взгляды на природу человека, на наиболее вероятные причины его поведения, на человеческие мотивы задаются в значительной степени обществом. Этой цели служат искусство, публицистика, фольклор. Санкционированные обществом образцы поведения и мотивации распространяются по каналам системы массовых коммуникаций, включаются в систему образования. Они распространяются по межличностным каналам в виде сказок, песен и т. д.
Некоторые косвенные данные позволяют предположить наличие прямой связи между представлениями о том, насколько свойственны людям положительные черты личности и поведения, с одной стороны, и степенью доброжелательности отношения к конкретному человеку — с другой. Эти результаты получены прежде всего в экспериментах по альтруистическому поведению. Так, в одном из них [152] испытуемые, слушая радио, получали информацию или о благородном, или об эгоистическом поступке, якобы совершенном в этот день (как было показано авторами, такая информация меняет представление о человеческой природе соответственно содержанию сообщения). После этого испытуемые участвовали в эксперименте, организованном по схеме «дилеммы узника». Оказалось, что те, кто получал более благоприятную с точки зрения оценки человеческой природы информацию, значительно чаще реагировали кооперативно.