Руднев В.П. Характеры и расстройства личности

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть I. ПАТОГРАФИЯ ХАРАКТЕРА

Глава 4. ЭПИЛЕПТОИДНЫЙ ДИСКУРС

УТОНЧЕННЫЙ ЭПИЛЕПТОИДНЫЙ ДИСКУРС: "МАДАМ БОВАРИ" ФЛОБЕРА

Поэтика эпилептоидного дискурса в знаменитом романе Флобера, за который автору пришлось претерпеть судебные преследования, - это поэтика редукции, корпоральной редукции, так же как и в "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина, но только на тонком психологическом уровне. По сути, вся история, рассказанная Флобером, это история тел. По-видимому, именно этим она была необычна и вызвала общественный протест.
Уже в начале роман задается характерная императивная редуцированная речь, диалог между маленьким Шарлем и учителем:
- Встаньте, - повторил учитель, - и скажите, как ваша фамилия.
Новичок, запинаясь, пробормотал что-то совершенно неразборчивое.
- Повторите!
Снова послышалось бормотание, заглушенное хохотом и улюлюканьем всего класса.
140
- Громче! - закричал учитель. - Громче!
И тогда новичок непомерно широко разинул рот и с отчаянной решимостью, во все горло, словно он звал кого-то, кто был далеко, завопил: "Шарбовари!"
Когда Бовари знакомится с Эммой, они почти не разговаривают. Его впечатление от будущей жены - ее тело:
Шарля поразлила белизна ее ногтей. Они были блестящие и узкие на концах, отполированные лучше дьеппской слоновой кости и пострижены в форме миндалин. Однако руки у девушки были не очень красивы, - пожалуй, недостаточно белы и слишком сухи в суставах; да вообще они были длинноваты, лишены мягкой округлости в очертаниях.
Про контрасту дается восприятие тела первой жены Шарля:
К тому же вдова была сухопара, зубы у нее были лошадиные, во всякую погоду она носила коротенькую тонкую шаль, и кончик топорщился у нее между лопатками. Она скрывала свой костлявый стан старомодными платьями, напоминавшими покроем чехол и такими короткими, что из-под юбки постоянно были видны лодыжки в серых чулках, на которых переплетались завязки неуклюжих туфель.
А вот тела гостей на балу у маркиза, авторитарные тела аристократов:
Шеи этих людей покойно поворачивались в длинных галстуках; длинные бакенбарды ниспадали на отложные воротнички: губы они вытирали вышитыми платками с большими монограммами, и платки издавали чудесный запах. Те из мужчин, которые уже старели, казались еще молодыми, а у молодых лежал на лицах некий отпечаток зрелости. В их равнодушных взглядах отражалось спокойствие ежедневно утоляемых страстей; сквозь мягкие манеры просвечивала та особенная жесткость, какую прививает господство над существами, покорными лишь наполовину, упражняющими в человеке силу и забавляющими его тщеславие: езда на кровных лошадях и общество продажных женщин.
Тело Шарля глазами Эммы:
И вообще Шарль все больше раздражал ее. С возрастом у него появились вульгарные манеры: за десертом он резал ножом пробки от выпитых бутылок, после еды обчищал зубы языком, а когда ел суп, то хлюпал при каждом глотке; он начинал толстеть,
141
и казалось, что его пухлые щеки словно приподняли и без того маленькие глаза к самым вискам.
Дисфория Эммы постепенно начинает возрастать:
И вот плотские желания, жажда денег, меланхолия страсти - все слилось в единой муке; и вместо того чтобы отвращаться от нее мыслью, Эмма все больше тянулась к ней, возбуждая себя к страданию, и повсюду искала к нему поводов. Ее раздражали и плохо поданные блюда, и неплотно закрытая дверь, она вздыхала по бархату, которого у нее не было, по счастью, которого ей не хватало, стонала от слишком высоких своих мечтаний и слишком тесного своего дома.
Дисфория Эммы перерастает в ненависть к мужу:
И Эмма перенесла на него одного всю многообразную ненависть, рождавшуюся из всех ее несчастий; и всякая попытка ослабить это чувство только увеличивала его, ибо такое тщетное усилие становилось тщетной причиной отчаяния и еще больше усугубляло разрыв.
Ненависть переходит на дочь, рожденную от нелюбимого мужа:
...она попыталась подойти к матери и ухватиться за тесьму ее передника.
- Оставь меня! - сказала Эмма, отстраняя ее рукой.
Но вскоре девочка еще ближе подошла к ее коленям; упершись в них ручками, она подняла большие голубые глаза, и струйка прозрачной слюны стекла с ее губ на шелковый передник Эммы.
- Оставь меня! - раздраженно повторила мать. Выражение ее лица испугало Берту; ребенок раскричался.
- Ах, да оставь же меня! - И Эмма толкнула девочку локтем. Берта упала около комода и ударилась о медную розетку. Первый любовник Эммы Родольф описывается как животное:
Г-ну Родольфу Буланже было тридцать четыре года. Человек грубого животного темперамента и сметливого ума, он имел много любовных приключений и отлично разбирался в женщинах.
Объяснение между Эммой и Родольфом смонтировано с выступлением советника на Земледельческом съезде, где речь идет тоже преимущественно о животных:
142
- Сто раз я хотел удалиться, а между тем я последовал за вами, я остался...
- "За удобрение навозом..."
- ... как останусь и сегодня, и завтра и во все остальные дни, и на всю жизнь!
- "господину Карону из Аргейля золотая медаль!"
- ибо никогда ни в чьем обществе не находил я такого полного очарования...
- "...Господину Бэну из Живри-Сен-Мартен!"
- ...и потому унесу с собой воспоминание о вас...
- "За барана-мериноса..."
- Но вы забудете меня, я пройду мимо вас словно тень...
- "Господину Бело из Нотр-Дама..."
- О нет, ведь как-то я останусь в ваших воспоминаниях, в вашей жизни!
- "За свиную породу приз делится ex aequo между господами Леэриссэ и Кюллембуром. Шестьдесят франков!"
Между тем на фоне измены жены Шарлем Бовари обуревает сверхценная идея сделать операцию по исправлению стопы слуге аптекаря Ипполиту. Операция оказывается неудачной, нога распухает, и приехавший хирург делает Ипполиту ампутацию. Нога, как мы показали в работе [Руднев 2001а], является обычным субститутом мужских гениталий. Таким образом, неудача обманутого Шарля расценивается - в том числе и Эммой - как символическая профессиональная кастрация.
Заданное стилистически вышеприведенным фрагментом переплетение любви и денег, закручивается все туже, и, потеряв надежду распутать этот узел, Эмма кончает собой. Лишь после значительной редукции ее умирающего тела Эмму оставляет ненависть:
Кончились, думала она, все мучившие ее обманы, все низости, все бесчисленные судорожные желания. Она перестала ненавидеть кого бы то ни было, смутные сумерки обволакивали ее мысль, и из всех шумов земли она слышала лишь прерывистые, тихие, неясные жалобы этого бедного сердца, словно последние звуки замирающей симфонии.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология