Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Ваш комментарий о книге Почепцов Г. Теория и практика коммуникации (от речей президентов до переговоров с террористами)ОГЛАВЛЕНИЕГлава 4. Методы анализа текстов политических лидеров.Какие характеристики лидеров важны и почему? Что их формирует? Как они соотносятся со сходными характеристиками у населения в момент выборов? Какие лидеры легче могут начать военные действия против соседней страны? Все это лишь некоторые из вопросов, на которые сегодня пытается отвечать наука, в первую очередь психология, точнее политическая психология (см., к примеру, Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. — Ростов-на-Дону, 1996). Эти проблемы во многом однотипно решались в истории человечества во все времена. К примеру, касаясь силового разрешения конфликта, А. Назаретян пишет: “почти все культуры были в большей или меньшей степени ориентированы на периодические силовые конфликты и нуждались в потенциальном противостоянии для воспроизводства своей духовной идентичности. Фигуры героя, богатыря, воителя, стилизованные национальными писателями XIX века в “защитников отечества”, относятся к числу стержневых образов едва ли не каждой традиционной культуры. Память о звенящих мечах и победных литаврах актуализируется в критические моменты, подсказывая испытанные способы решения проблем” (Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры (Синергетика исторического прогресса). — М., 1996. — С. 137). Общество сегодняшнего дня также повторяет мифологемы прошлого. Так, к примеру, Александр Невский, громящий немецких рыцарей, появляется в киноварианте именно тогда, когда это необходимо. Владимир Крючков, рассуждая о советско-китайском конфликте, также подчеркивает важность личностного фактора: “все же доминирующими были именно субъективные факторы, которые мы, к сожалению, привыкли почему-то недооценивать. А ведь несовершенство общественно-государственных систем во всем мире волей-неволей обусловливает первостепенную роль и значение личности, особенно оказавшейся во главе государства” (Крючков В. Личное дело.—Ч.1,—М., 1996.—С. 102). Дэвид Винтер предложил три возможных варианта моделей лидера (Winter D. Leader appeal, leader performance and the motive profiles of leaders and followers: a study of American presidents and elections //Journal of personality and social psychology. — 1987. —N 1). Подходить к классификации следует, считает он, строя анализ лидера по таким трем составляющим: характеристики лидера, соответствие лидера и ситуации, соответствие лидера и его сторонников. Характеристики лидера. В личностные характеристики лидера попадает понятие харизмы, введенное М. Вебером. Вебер называет такие факторы, которые оправдывают господство одного над другими. Во-первых, это авторитет традиционных норм. Во-вторых, это легальный авторитет, которому подчиняется современный служащий. В третьих, это харизма — авторитет внеобыденного личного дара: “полная личная преданность или личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого-то человека: откровений, героизма и других, — харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или — в области политического — избранный князь-военачальник, или плебисцитарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь” (Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избр. произ. — М., 1990. — С. 646). Грег Кешмен говорит о том, что доминирующие личности, американскими примерами которых являются Линдон Джонсон, Ричард Никсон или Генри Киссинджер, скорее оправдывают применение силы, чем усилия по примирению (Cashman G. What causes war? An introduction to theories of international conflict. — New York etc., 1993. —P. 41). Анализируя предполагаемые действия американских президентов на основании этого параметра, в 77% случаях удалось предсказать правильно, применит ли силу данное лицо. Другим таким параметром, который проверялся в аспекте отношений Америки к Советскому Союзу, стало следующее наблюдение: экстраверты скорее выходили на политику сотрудничества, чем интраверты. С этой точки зрения, экстраверт Президент России Б. Ельцин интереснее для Украины, чем приход на смену ему какого-нибудь интраверта. Из вышесказанного следует, что сочетание таких двух факторов, как доминирование и экстраверт, создает самое взрывоопасное сочетание. В американском списке таких лиц стоят Джон Даллес, Вудро Вильсон, Герберт Гувер. Еще один параметр — нарциссизм — это эгоизм, эксплуатация других, чувствительность к оценкам других. Нарциссизм также коррелируете агрессивностью и враждебностью. Такой особенностью обладает Саддам Хуссейн, ставящий себя в список выдающихся личностей типа Нассера, Мао, Кастро. И еще один пример, в анализе личности Гитлера встречаются такие слова: “его прежние коллеги, с которыми нам удалось войти в контакт, а равно и громадное количество иностранных корреспондентов, — все до единого твердо убеждены в том, что Гитлер действительно верил в свое величие. По словам Фуша, Гитлер спросил у Шушнигга во время встречи в Берхтесгадене: “Вы чувствуете, что все это время находитесь рядом с величайшим из немцев” (Лангер B.C. Гитлер // Архетип. — 1995. — №1.— С. 131). Он также приводит такое высказывание Гитлера: “Я не могу ошибаться. Все, что я делаю и говорю, принадлежит истории”. Зигмунд Фрейд видит общее в организации таких искусственных масс, как церковь и войско в том, что там "культивируется одно и то же обманное представление (иллюзия), а именно, что имеется верховный властитель (в католической церкви — Христос, в войске — полководец), каждого отдельного члена массы любящий равной любовью" (Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого “я” // По ту строну принципа удовольствия. — М., 1992. — С. 278). Соответствие лидера и ситуации. Эрик Хоффер (Hoffer Е. The true believer. — New York, 1951) считал, что массовое движение проходит цикл из ряда типов лидеров. Оно начинается с людей слова, материализуется фанатиками и консолидируется людьми действия. “Обычно плюс для движения и, возможно, предпосылка его продолжительности, если эти роли играют разные люди, последовательно сменяющие друг друга, когда этого требуют условия. Если же одно лицо или лица (или тот же тип лиц) ведут движение от его начала до зрелости, это обычно завершается бедствием” (Р. 134). С этой точки зрения смена человека слова (Горбачев) человеком действия (Б. Ельциным) в случае России была лучше, чем снова человеком слова (Л. Кравчук) в случае Украины. В число фанатиков Э. Хоффер вписывает Сталина и Гитлера. Некоторые люди проходят подобные изменения в себе. К примеру, Л. Троцкий как человек слова сменился Л. Троцким-фанатиком. Дж. Барбер в своей книге “Пульс политики” (цит. по Winter D. Leader appeal, leader performance...) построил модель выборов американских президентов в виде следующего цикла: сначала идет акцент на конфликте сил, затем — на совести, а потом — на примирении всех сил. В год конфликта в качестве президента побеждает тот, кто выглядит победителем, в год примирения — тот, кто пообещает посадить всех вместе за стол переговоров. Интересно, насколько быстро после своего переизбрания президент России Б. Ельцин заговорил о примирении всех сил, признав даже подобным праздником 7 ноября. Вспомним, кстати, как и в период перестройки возник мотив покаяния, которого стали требовать предположительно от власти с подачи академика Д. Лихачева. Соответствия лидера и его сторонников. Подойдем к проблеме как бы с обратной стороны, с исключений. Д. Винтер считает, что Авраам Линкольн, который был одним из двух величайших американских президентов, был избран из четырех основных кандидатов с небольшим преимуществом. Это говорит о том, что его мотивационный профиль не совпадал с большинством населения в 1860-х. Ряд других американских президентов, которые также далеко не во всем совпадали со своим населением в период выборов, а это такие, как Вашингтон, Рузвельт, Трумен и Кеннеди, очень высоко оцениваются историками. Трое из четырех президентов, чьи мотивационные профили совпадали с населением (Бухенен, Грент, Хардинг, Кулидж), считаются наихудшими президентами США в истории. Исходно Э. Эриксон, изучая личности таких лидеров, как Лютер, Ганди, Гитлер, предложил теорию, в соответствии с которой требуется совпадение (конгруэнция) характеристик лидера и характеристик его последователей. Рассмотрев общие проблемы политического поля, в котором функционирует лидер, перейдем теперь к некоторым конкретным видам анализа его личности. Психологический анализ Тексты призваны дать нам выход на личность лидера, что является особо важным при таких четырехусловиях (сформулированных Ф. Гринстайном цит. по Winter D.G. Personality and foreign policy: historical overview of research //Political psychology and foreign policy. — Boulder, 1992): 1) когда действующее лицо занимает стратегические позиции; 2) когда ситуация является неоднозначной и нестабильной; 3) когда нет четких прецедентов или рутинных требований кроли; 4) когда требуется импровизационное поведение. Реально, занимаясь изучением текстов, мы хотим предсказать поведение лидера на основании его прошлого поведения. Кстати, так можно определить и все это направление — попытка выйти на невербальные характеристики лидера, опираясь на вербальные характеристики его текстов. Особенно это важно для нас, конечно, тогда, когда лицо занимает стратегические позиции, и когда в неоднозначной ситуации у него не будет подсказок в виде рутинных операций. Дэвид Винтер строит следующую таблицу личностных характеристик лидеров, ведущих к войне или миру (р. 93):
Предрасположенность к войне Одной из первых работ по политической психологии лидеров стал анализ американского президента Вудро Вильсона, проделанный классиком психоанализа 3. Фрейдом и американским послом Уильямом Буллитом (Фрейд 3., Буллит У. Томас Вудро Вильсон. Двадцать восьмой президент США. Психологическое исследование. — М., 1992). Буллит знал Вильсона лично и работал под его руководством, что особо подчеркивает в своем предисловии 3. Фрейд. В книге достаточно много интересных фактов, раскрывающих характер президента. Вплоть до таких подробностей, что он отказался позировать художнику Орпену, после того как обнаружил, что художник не так изобразил его уши. Вильсон не мог простить Теодору Рузвельту его слова, что он слишком похож на аптекаря, чтобы быть избранным президентом США. Авторы, к примеру, описывают его внешность следующим образом: “Его уродливые черты еще больше портили очки, которые не примыкали ни к одной стороне его выдающегося вперед носа, и удивительно плохие зубы. Он никогда не курил, но его зубы быстро разрушались; так что, когда он улыбался, выставляя их напоказ, были видны желтые, коричневые и голубые пятна с проблесками золота тут и там. Его кожа по цвету напоминала замазку, к тому же она была покрыта нездоровыми пятнами. Его ноги были слишком короткими для его тела, так что сидя он выглядел лучше, чем стоя” (С. 47). В психологический портрет президента вписываются такие характеристики: 1) Вильсон отождествлял себя с Христом, а отца с Богом. 2) У него было сильное Супер-Эго (“Супер-Эго никогда не удовлетворяется достигнутым. Оно постоянно требует: ты можешь сделать невозможное возможным! Ты являешься любимым сыном Отца!” — с. 56). Все это приводит к оправданности любого поступка: “Томми Вильсон мог оправдать многие свои странные действия вследствие такого бессознательного убеждения. Что бы он ни делал, должно было быть правильным, так как это делал Бог. Иногда он признавал, что заблуждался. Но никогда не признавал, что поступал несправедливо” (С. 75). 3) Отсюда вытекает определенная пассивность Вильсона по отношению к отцу. И становится ясно, почему Вильсон так любил произносить речи. “Когда он говорил, он делал то, что хотел от него отец, но, посредством отождествления он становился также своим отцом” (С. 77). И еще: “Всю свою жизнь он наслаждался ежедневно актами подчинения Богу: утренние молитвы, вечерние молитвы, хвалы Богу перед каждым принятием пищи и ежедневное чтение Библии” (Там же). Авторы пишут: “Томми Вильсон думал мыслями отца, повторял его слова, подражая ему, произносил речи с церковной кафедры перед воображаемыми прихожанами, одевался в юности так, что его ошибочно принимали за пастора, и женился, подобно отцу, на женщине, рожденной и воспитанной в доме пресвитерианского пастора” (С. 73); 4) Он отождествлял себя и с матерью, давая выход своей пассивности по отношению к отцу: “Несмотря на свое сознательное желание быть похожим на отца, Вильсон походил на свою мать не только в физическом отношении, но также и характером. Он не только имел ее тощее слабое тело, но также ее жестокость, робость и отчужденность. Его чувства часто “походили на чувства матери”, и он знал это” (С. 78). 5) После рождения младшего брата, он чувствовал себя “преданным” отцом и матерью. Он не нашел контакта со своим младшим братом, и когда, будучи президентом, ему предложили сделать брата секретарем в сенате, Вильсон отказался, поскольку считал, что брат не заслужил этого. Так как Вильсон не был доступен для прямого психоаналитического наблюдения, З.Фрейд и У. Буллит исследовали написанные и произнесенные им тексты, и, как считает Дэвид Винтер, “представили полезную иллюстрацию клинического метода интерпретации поведения лидера в области внешней политики с помощью анализа личности лидера, проведенной с расстояния” (Р. 83). Дэвид Винтер представляет еще более конкретный вариант модели личности политика. Он во многом опирается на вербально зафиксированные ситуации, объективность анализа которых строится на подсчете элементарных языковых проявлений (типа частота употребления “я” или “мы”). Так Д. Винтер проанализировал советско-американский кризис 1962 г., связанный с размещением на Кубе советских ракет. После объявления блокады Кубы советское посольство жгло свои архивы, а министр обороны США Р. Макнамара думал, что 27 октября станет последней субботой в его жизни. Политическая психология пришла к выводу о роли стремления к власти как коррелирующего со вступлением в войну. Изучение членов политбюро, проведенное в 1980 г., показало, что те из них, кто поддерживают разрядку, оценивались низко по уровню власти, но высоко по налаживанию близких отношений с другими. Д. Винтер строит такую модель циклической смены мотивов (Winter D.G. Power, affiliation and war: three tests of a motivational model //Journal of Personality and Social Psychology, —1993. —N 3.— P. 535): Смена мотива высокий уровень власти, высокий уровень отношений Психологический анализ мотивов Дж. Буша и М. Горбачева показал их близость как друг другу, так и Ричарду Никсону (Winter D.G. а.о. The personalities of Bush and Gorbachev: procedures, portraits and policy//Political Psychology. —1991.—N 2). При этом Горбачев определяется как “социалистический Никсон”. По мнению исследователей он также напоминает короля Хуссейна из Иордании, лидера итальянских коммунистов Энрико Берлингуэра, аргентинского генерала, затем президента Видела и бразильского генерала, в дальнейшем президента Гизела. Горбачев, как Никсон, спас страну от войны со страной “третьего мира”, восстановил отношения с долговременными врагами. Как Хуссейн и Берлингуэр он нашел прагматический курс компромисса. Мотивационные профили Буша и Горбачева описывают их как заинтересованных в рациональном сотрудничестве, в максимализации общих результатов, а не эксплуатации другого (низкий уровень власти). В состоянии стресса они становятся ощетинившимися и защищающимися, особенно когда другая сторона ощущается ими как эксплуатирующая и угрожающая. Буш и Горбачев высоко оцениваются по национализму, недоверию и концептуальной сложности. Если обычно подозрительный национализм реализуется в виде упрощенной черно-белой модели, то у Буша и Горбачева эта тенденция преодолевается из-за их высокой концептуальной сложности. Горбачев также получил оценку как имеющий ориентацию на развитие политического процесса. Такие лидеры стремятся улучшить положение своих наций в экономической или военной сферах. Но поскольку они не уверены в том, что их нации Операционные коды двух лидеров предстают в следующем виде (в скобках частота альтернатив): Компонент
Операционные коды отражают модель мира лидера, то, каким он видит политический мир — конфликтным/бесконфликтным. Вербальные характеристики этих двух лидеров описывают их межличностный стиль (много прямых отсылок и риторических вопросов), высокий объем негативов и “мне”-местоимений предполагает, что в стиле Буша есть оппозиционные и пассивные тенденции. У Буша высокая экспрессивность (высокое соотношение я/мы). Горбачев использует контролируемое выражение эмоций. Оба лидера экспрессивны, увлечены, импульсивны. Следующая таблица показывает частоту использования на 1000 слов: Послевоенные американские президенты
Как интерпретируются эти данные? С точки зрения эмоционального стиля Буш и Горбачев очень экспрессивны, но в разных плоскостях. У Буша наблюдается личностные вербальные экспрессивные характеристики (высокий уровень соотношения я/мы, выражение чувств и низкие неличностные отсылки). Экспрессивность Горбачева идет не в личностном ключе, а использует интенсификацию (оценки, интенсификацию с помощью наречия, прямые отсылки и риторические вопросы). Вывод авторов: “Горбачев реализует контролируемое выражение эмоций; он, говоря вкратце, совершенный актер-политик” (Р. 235). По отношению к проблеме принятия решений Буш выглядит импульсивным политиком (у него низкий уровень квалификаторов, а они вносят сомнение в ситуации; высокий уровень отступлений от только что сказанного — именно так Д. Винтер (личное сообщение) понимает этот тип указателей — как бы “забирание назад” того, что только что прозвучало). У Горбачева уровень таких отступлений умеренный (Буш — 10,9, Горбачев — 7,4). Низкий уровень квалификаторов предполагает импульсивные тенденции, хотя одновременно это просто могут быть ответы на заранее подготовленные вопросы. Однако Д. Винтер (личное сообщение) считает, что импульсивному человеку не нужны квалификаторы потому, что он сразу принимает решение, человек, который занят поиском аргументации как раз и нуждается в порождении квалификаторов. И очень интересно творческое использование (куда подпадают новые слова, новые комбинации слов, метафоры). Уровень Буша — 4,0 при норме американских президентов — 2,0, Горбачев же показал — 1,3. Вывод авторов: “Горбачев больше полагается на других для получения новых идей и решений проблем” (Р. 235). Оба они признаются стабильными экстравертами, при этом Горбачев чуть больше, а Буш — чуть меньше. Люди, мотивированные силой, движутся к конфликту. Буш и Горбачев стремятся к сотрудничающим переговорам. Лидеры, стремящиеся к достижениям, но не имеющие силовой мотивации, принимают личную ответственность за последствия. “Чтобы сохранить чувство личного контроля за последствиями, они могут сделать одну из трех следующих вещей: 1) делать демагогические призывы к “людям” через головы “политиков” (как делал Вильсон); 2) принимать этические решения (как делал Никсон); 3) слишком глубоко входить в мелкие детали (как делал Картер)” (Winter D. а.о., ор. cit.—Р. 2 39). Когда два лидера, направленных на отношения, ведут переговоры (а они одновременно отличаются недоверием и национализмом), особенно важно, чтобы первое впечатление оказалось благоприятным. Так, в 1989 г. во время встречи на Мальте Горбачев был недоволен тем, что Буш говорил о том, что Советский Союз принимает “западную” модель демократии, заявляя, что демократия носит универсальный характер. В продолжение этого исследования были выстроены следующие портреты Буша и Горбачева (Winter D.G. а.о. The personalities of Bush and Gorbachev at a distance: follow-up on predictions // Political Psychology. -1991.-N 3.-P. 458): Область личности Эмоционально экспрессивный Не тревожен Подвержен депрессии Чувствителен к критике Реагирует с гневом Импульсивен Относительно стабильный экстраверт
Как авторам при таком портрете Буша удается объяснить войну в Персидском заливе? Поскольку у Буша высок уровень национализма и важны темы опасности и конфликта в его операционном коде, то соглашение с Горбачевым и конец холодной войны не уничтожили эти характеристики, а перевели их на нового врага — Саддама Хусейна. Буш назвал Хуссейна другим Гитлером, восстанавливая в памяти свой военный опыт. Сумма невысокой самоуверенности, высокой пассивности и высокой чувствительности к критике (высокое использование “меня”, негативов и оценочных слов) создают хрупкое чувство самооценки. “Проведение, как и создание, политики в Персидском заливе Буша выражают его высокую мотивацию к достижениям, как и другие аспекты его личности. Его исходное намерение возникло после длительной встречи с британским премьер-министром Тетчер” (Ibid. —P. 461). Модель авторов, кстати, позволяет объяснить непринятие Бушем Украины как исходящее от Горбачева. Отдельное исследование было посвящено мотивационным профилям лидеров во время войны в Персидском заливе (Winter D. Personality and leadership in the Gulf War // The political psychology of the Gulf War. — Pittsburgh, 1993). В рамках него Хуссейн и Буш получили следующие оценки в рамках стандартизированной шкалы, определенной по всем американским президентам в случае Буша и выступлений двадцати двух лидеров в случае Саддама Хуссейна, где средней является оценка 50: Стандартизированные мотивационные имиджи Достижения Как видим, Хуссейн имеет большую тягу к власти, чем Буш. Люди этого типа могут рисковать ради своего престижа и часто слабо оценивают реальные шансы на успех. Они также любят, чтобы им льстили, поэтому часто в конце жизни оказываются окруженными льстецами, не получая реальной информации о происходящих событиях. В случае успеха они становятся творчески активными, но в случае неудачи способность к новым идеям покидает их. Буш выступает на “тропу войны” по другим причинам. Он находился в ситуации, когда возникли сомнения в его силе, была боязнь того, что его недолюбливают — все это вытекает из высоких оценок по мотиву достижения. В ответ на подобные угрозы Буш может “взрываться” проявлением силы. “Отличный от Буша по культуре, социальному классу, семейному происхождению, религии, языку, целям и личностному стилю, Саддам Хуссейн был идеальной потенциальной целью такого агрессивного ответа” (Р. 114). Люди с мотивацией к достижениям могут обучаться на своих ошибках, уделяя внимание отрицательному опыту. И еще одна важная характеристика: они стремятся к таким теплым, дружеским отношениям только с теми людьми, которых рассматривают как близких себе и только в случае, если они ощущают себя в безопасности. Саддам Хуссейн, как имевший оценки выше средних по близости, в состоянии угрозы стал действовать по-другому, предпочев войну. “Война имеет множество причин, начиная от географии и ресурсов, сквозь экономическое развитие и соревнование до структуры военных союзов, — пишет Д. Винтер. — Политические психологи принимают во внимание только малую часть этих вариантов, и еще меньшая часть из них может быть связана с личностью лидера” (P.I 15). Дэвид Винтер (совместно с Лесли Карлсон) создает психобиографическое исследование Ричарда Никсона (Winter D.G., Carlson LA. Using motive scores in the psychobiographical study of an individual :the case of Richard Nixon / /Journal of Personality.—1988.—N 1). В начале своей работы авторы формулируют 5 парадоксов Никсона: 1. В 10 лет он объявил матери, что станет честным юристом, которого никто не сможет подкупить. 51 год спустя он уходит с поста президента под давлением того, что его обвиняют в ряде криминальных действий. 2. Выйдя из колледжа, он описывает себя как очень либерального. Десять лет спустя его политическая карьера начинается с атаки на либерального оппонента и против коммунистов. Двадцать пять лет спустя он посещает красный Китай, встречается с Мао-Цзе-дуном. 3. Никсон проигрывает президентство 1960 г. и губернаторство в 1962 г., когда он говорит, что это его последняя пресс-конференция. В 1968 г. его избирают президентом — первым кандидатом после Гровера Кливленда, который выигрывает президентские выборы после проигрыша. 4. В мае 1970 г. он расширяет агрессию во Вьетнаме, начав вторжение в Камбоджу, После этого он делает 51 телефонный звонок, посещает протестующих студентов, говоря с ними об архитектуре, футболе, американских студентах, но не о войне. Как объяснить такое разнообразие поведения за столь короткий отрезок времени? 5. После февраля 1971 г. Никсон записывает на кассеты все свои встречи и телефонные разговоры и не уничтожает все это, зная про угрожающую отставку. Используя те же мотивы, что и выше (достижения, отношения, сила), авторы строят таблицу профиля мотивов Никсона (за сравниваемый стандарт принимаются первые выступления 34 американских президентов). Никсон имеет высокие оценки по достижениям и отношениям и средние по силовой мотивации. Поскольку тексты пишутся “спичрайтерами”, то какова их часть в этой оценке? Никсон однако сам писал многие выступления и тщательно проверял написанное другими. В другой работе Д. Винтер приводит следующий набор доводов, подтверждающих, что выступление президента, особенно инаугурационное, может служить достоверным объектом для получения его мотивационного профиля (Winter D. Leader appeal, leader performance and the motive profiles of leaders and followers: a study of American presidents and elections //Journal of personality and social psychology. — 1987. —N 1): I, Хороший спичрайтер должен писать так, чтобы слова и имиджи соответствовали словам и имиджу его клиента. 2. Своему инаугурационному выступлению президенты должны уделять много внимания, проверяя и изменяя текст. 3. Достоверность также подтверждается совпадением выводов, сделанных на основании анализа, и реального поведения президента. На следующем этапе авторы изучили мемуары периода Никсона, чтобы отобрать образцы поведения, соответствующие мотивам. В результате с тремя мотивами было ассоциировано 65 моделей поведения. Авторы следующим образом объясняют отмеченные ими парадоксы: 1, “Честный юрист “ и Уотергейт. Будущий честный юрист отражает мотивацию на достижения. Однако и Уотергейт сориентирован так же, поскольку представляет незаконные методы достижения цели переизбрания. 2. Изменяющиеся политические представления. Такая тактика характерна для мотивации на достижения, чтобы модифицировать действия на основании результатов предыдущих действий. Однако если такая гибкость хороша в бизнесе, в политике она скорее внушает подозрения. 3. Участие в кампаниях. Подобная настойчивость также является отражением ориентации на достижения. При этом Никсон действительно изменился за это время. 4. Камбоджа. Это действительно было агрессивным действием, но для Никсона было характерно достижение отношений, что отражает его выход к протестующим студентам. Это типично для людей отношений: взаимодействовать с другими, обладающими совершенно иными представлениями и интересами. 5. Записи. Никсон увидел в уничтожении записей признание своей вины, сохранение их спасало его перед человечеством. Д. Винтер завершает свое рассмотрение словами о том, что описание личности является как искусством, так и наукой (Р. 99). Одной из основных задач в таких исследованиях становится поиск характеристик лидера, ведущих к агрессивности и войне. Одним из таких параметров является когнитивная сложность, измеряемая как соотношение определенных слов и фраз, идентифицированных в свою очередь как сложные, к словам и фразам, получившим низкую оценку ( Winter D.G. Personality and foreign policy: historical overview of research // Political psychology and foreign policy. — Boulder, 1992. — P. 90-91). Одновременно учитывается позитивное отношение глав стран к другим странам и получение столько же позитивной обратной связи. Американские исследователи установили низкий уровень когнитивной сложности в речах свои лидеров в преддверии трех кризисов, приведших к вооруженному конфликту (в том числе, высадка в заливе Свиней и вьетнамская война), чего не было, например, в случае кубинского кризиса 1962 г. или берлинского кризиса 1948 г. Изучение речей в ООН по поводу Ближнего Востока за тридцать лет также показало существенное падение интегративной сложности в периоды, предшествующие началу войн в 1948, 1956, 1967 и 1973 гг. Хотя этот же феномен имел место и в 1976 г., а войны не было. Исследуя внезапные атаки типа нападения на Пирл-Харбор (девять подобных случаев), удалось обнаружить, что нападающая нация демонстрирует падение интегративной сложности уже в период от трех месяцев до нескольких недель до атаки, в то время как подвергшаяся нападению страна демонстрирует, наоборот, увеличение сложности за месяц до атаки и резкое падение сразу после атаки как это имеет место в период войны. Д. Винтер завершает свое рассмотрение словами: “Политические психологи сделали обнадеживающий старт в решении задачи трансформации клинических наблюдений психобиографии к объективные и повторяющиеся результаты систематических исследований личности и внешней политики” (Ibid. — P. 96). Мотивационный анализ Мотивационный анализ является подразделом анализа психологического. Безусловно, мотивы предопределяют наше поведение. “Изменение в мотивации является показателем фактически происходящей перестройки в психологии личности”. — пишет В.И. Ковалев (Ковалев В.И. Мотивы поведения и деятельности. — М., 1988.-С. 175). Д.Винтер предложил оценивать политических лидеров по содержащимся в их речах указателям на три вида мотивов: достижений, близости (отношений) и власти, о чем частично говорилось ранее. Определения данных мотивов выглядят следующим образом (Winter D. G. Power, affiliation and war: three tests for motivational model //Journal of personality and social psychology. — 1993. —N 3.— P. 537): тип
Эта же методология была применена к анализу всей президентской кампании 1992 года (Winter D.G. Presidential psychology and governing styles: a comparative psychological analysis of the 1992 presidential candidates // The Clinton Presidency: Campaigning, Governing and the Psychology of Leadership. — Boulder, 1995). Здесь мы сталкиваемся с четким определением мотивов, идущих от Джона Аткинсона, как “стабильных и прочных диспозиций, возникающих от определенных классов стимулов и ситуаций” (Р. 115). Буш получил высокие оценки мотивации в достижениях и отношениях и чуть выше средних по уровню власти. Клинтон — не намного выше среднего по достижениям и отношениям и ниже среднего по власти. Перо был достаточно высоко оценен по достижениям, ниже — по отношениям и немного ниже среднего по власти. При этом Д Винтер в своих предыдущих исследованиях обнаружил корреляцию между уровнем мотивации к достижениям и процентом голосов на выборах. Но на большом объеме выборов от 1796 до 1964 г. появилась новая тенденция: успех в выборах определяется степенью соответствия всех мотивов большинству американского общества на тот период, который устанавливается с помощью контент-анализа популярной литературы. Если вернуться к оценкам Клинтона и признать их за норму общества того времени, то низкие оценки Перо по уровню отношений уменьшили его поддержку избирателями, как и возросшие силовые мотивации Буша. При этом данные оценки позволяют давать те или иные предсказания на будущее поведение. Так, Ричард Никсон получил следующий набор оценок на основании своих выступлений, которые затем были стандартизированы исходя из обработанных инаугурационных обращений 32 американских президентов (Winter D.G. Measuring personality at a distance: development of a integrated system fro scoring motives in running text // Perspectives in personaliry: approaches to understanding lives. — London, 1991): год достижение Дэвид Винтер вывел соответствующую корреляцию мотивных величин с определенными поведенческими характеристиками. На основании такого сопоставления можно было сделать следующие предсказания по “будущему поведению”(с точки зрения времени инагурационного послания президента). В случае Ричарда Никсона было сделано пять таких предсказаний: 1. Властная мотивация коррелирует с развязыванием войны и агрессивностью, у Никсона она средняя. Поэтому выводом стало: Соединенные Штаты, скорее всего, не вступят в войну, В реальности Никсон продолжал вьетнамскую войну, но он ее получил в “наследство”. 2. Американские президенты, имеющие низкие оценки по власти и высокие по близости, отличались заключением договоров по разоружению. У Никсона высокая оценка по близости и средняя по власти. Вывод: Соединенные Штаты, вероятно, заключат соглашение по сокращению вооружений, что собственно и было. 3. Уязвимость по отношению к возможным скандалам связана с президентами, имеющими высокую оценку по близости, поскольку часто они не хотят ссориться со своими советниками, а также подвержены влиянию. Никсон имеет высокие оценки в этом плане, а также его средние оценки по властной мотивации не смогут защитить его от скандальной ситуации. Вывод: будет скандал достаточного уровня, который приведет к отставке сотрудников или членов кабинета. Соответственно, Уотергейт стал самым большим политическим скандалом за всю американскую историю. 4. Лидеры с высокой властной мотивацией могут привлекать на себя убийц, поскольку их харизма порождает ответные сильные эмоции в людях. У Никсона властная оценка не была высока, вывод: не будет попытки покушения на президента. Реально в Никсона не стреляли, как это было в случае Кеннеди, Форда и Рейгана. 5. Президенты, мотивированные властью, любят работать и достаточно активны. Президенты, мотивированные достижениями, могут стать разочарованными и беспокойными. Им лучше руководить компанией, а не страной. По достижениям Никсон имеет большие оценки, а по власти средние. Вывод: Никсон будет политиком активно-негативного типа, а не активно-позитивного. В реальности Никсон и оказался “активно-негативным”: он был активным и энергичным в работе, но у него оказалась сильная нелюбовь к политическим играм. Была также проделана работа по выделению типовых поведенческих ситуаций из жизни Никсона (всего 65), пользуясь в том числе двумя его автобиографиями, и сопоставление их с тремя мотивами, что суммируется в следующей таблице: Корреляция с поведением В целом Никсон проявил больше вариантов поведения, выражающих достижение и близость, но не власть. В последнем случае подчеркнем, что речь здесь уже идет о реальных событиях, которые были осуществлены на практике. Вероятно, такого рода ситуации представляют гораздо большую ценность. Собственно и определение мотивов у Д. Винтера идет через ситуацию. Ср.: “мотивационным имиджем является действие (прошлое, настоящее, будущее или гипотетическое), желание, озабоченность или любое другое внутреннее состояние, которое выступающий (пишущий, характер в драме, автор литературного произведения, группа, институт, внеличностное существо или абстракция, которая персонализируется) приписывает себе, другим людям, группе или институту (включая коллег или соперников) или народу в целом” (Winter D.G. Manual for scoring motive imagery in running text. — 1994. — P. 4). При этом важным моментом подсчета становится то,что отрицаемые мотивационнные имиджи не принимаются во внимание. Однако есть одно примечание: они учитываются тогда, когда при этом выражается оценка. Например, не принимается Она убила его, но принимается Она убила его, и затем поняла, что это плохой поступок. Какой тип текста представляет наибольший интерес для анализа? Скорее это интервью, но не фактологический или описательный доклад, поскольку в последнем случае маловероятно появление отсылок личностного характера. Д. Винтер предлагает более подробный список элементов, которые следует подсчитывать (Ibid.). Рассмотрим их с примерами: Мотив “достижений” Его выражают следующие типы высказываний: 1. Прилагательные, которые позитивно оценивают проведение действий. Например: хорошо, лучше. 2. Цели, которые предполагают позитивную оценку. 3. Упоминание побед и соревновательности с другими. Например: Мы достигли высокого уровня развития сравнительно с другими странами. 4. Плохо проведенные действия, если при этом выражаются негативные ощущения, желание сделать лучше. Например: Каждый гражданин должен чувствовать неудовольствие от того, что наша страна становится страной третьего мира. 5. Уникальные достижения Например: Она мечтает открыть лекарства от рака. Мотив “близости (отношений)” 1. Выражение позитивных, дружеских, интимных чувств по отношению к другим, нациям и т.п. Например: Мы хотим утверждать дружеские отношения между нашими странами. 2. Негативные чувства отделения, разрыва дружеских отношений, желание восстановить их Например: Отмена моего визита вызывает сожаление, поскольку это не даст возможности укрепить наши отношения. 3. Совместные действия, фиксирующие любые действия, предполагающие добрые, теплые отношения Например: Наши народы будут работать вместе над претворением в жизнь этой программы. 4. Дружеские действия (помощь, забота и т.п.) Мотив “власти” 1. Сильные действия, которые влияют на других людей или мир в целом. Рутинные действия подсчитываются; когда в них подчеркивается этот мотив, например: Я предлагаю новую политику, которая изменит жизнь людей. 2. Контроль и управление с помощью сбора информации, проверки других людей. Например: Мы стараемся определить, нуждаются ли они в нашей финансовой помощи. 3. Попытки влиять, убеждать, доказывать свою точку зрения. Например: Мы постараемся убедить его в важности этих переговоров. 4. Предоставление помощи, совета, поддержки, когда о них и не просили. 5. Влияние на других и мир в целом, упоминание (забота о) славы, престижа, репутации. Например: К сожалению, престиж нашей страны низок. 6. Сильная эмоциональная реакция (позитивная или негативная) на чужие действия. Например: После выступления волна энтузиазма охватила толпу. Д. Винтер предлагает также такие дополнительные замечания: 1. Отдельное предложение можно посчитать только один раз для одного мотива, и несколько для разных мотивов. 2. Если один и тот же мотив встречается в двух соседних предложениях, он подсчитывается только один раз. 3. Если же этот повтор разделен появлением нового мотива, тогда все употребления подсчитываются. 4. В интервью каждый ответ-вопрос рассматриваются как отдельный текст, поэтому вышеприведенные правила не работают. Как пишет Д Винтер: “Все эти правила предназначены для того, чтобы отделить мотивы, которые повторяются просто для того, чтобы разъяснить позицию (или по техническим причинам), от мотивов, которые повторяются, поскольку говорящего или пишущего особо интересуют данные мотивы” (Ibid. —Р. 2 2). В случае обработки записанного на магнитофон материала, он первоначально разбивается на пятнадцатиминутные отрезки. И каждая такая единица подсчитывается на предмет наличия мотивов. Вероятно, отталкиваясь от наблюдений Д Винтера можно построить соответствующие подсчеты, основываясь на невербальном материале. Так, в своей работе (Winter D.G., Stewart A.J. Content analysis as a technique for assessing political leaders // A psychological examination of political leaders. — New York, 1977) он предлагает мотивировку для отбора среди сотрудников лидером. Высокие уровни по близости предполагают отбор сотрудников, которые близки президенту. В то же время президенты с высоким уровнем власти отбирают советников по другим параметрам, разрешая разнообразие, не боясь выступить в роли арбитра в своем кабинете. Президенты с высоким уровнем власти отбирают к себе больше юристов, высокие по близости президенты — меньше. Высокие по власти президенты отбирают советников с прошлым опытом в конгрессе или на уровне законодателей штатов, высокие по достижениям — с опытом в соответствующей отрасли исполнительной власти. То есть в одном случае требуется опыт власти, в другом — опыт работы в соответствующей сфере. По этой причине президенты с высоким уровнем оценок по достижениям получают хорошие профессионально советы, но они оказываются наивными или “непроходимыми”. Президенты с высоким уровнем власти выдвигают идеи, которые смогут пройти сквозь законодателей, но они будут невысоко оценены экспертами соответствующих отраслей. Президенты с высоким уровнем по близости могут попадать в скандальные ситуации, поскольку они часто находятся в зависимости от эгоистического поведения других. Сюда можно отнести таких американских президентов, как Хардинг, Трумен, Эйзенхауэр, Никсон. Президенты с высоким уровнем власти ассоциируются с войной и отсутствием договоров о сокращении вооружений. Президенты с высоким уровнем мотивации по близости и достижениям вступают в соглашения по сокращению вооружений. В целом достижения связаны с рациональным сотрудничеством, близость — с сотрудничеством при определенных условиях, власть — с эксплуатацией и конфликтом. Когнитивное картирование и операционное кодирование Теперь мы остановимся на когнитивном моделировании политики. Проблема когнитивного моделирования формулируется как поиск корреляции “междулингвистическими структурами текста и структурами представлений его автора” (Паршин П.Б. Лингвистические методы в концептуальной реконструкции // Системные исследования— 1986.—М., 1987.—С.398).Под концептуальной реконструкцией автор понимает “выявление того, каким образом в структурах семиотических объектов проявляются структуры представлений об устройстве внешнего мира, присущие использующим семиотические объекты лицам” (Там же). Ранние работы этого направления (Leites,1951,1953) выросли из анализа повторяющихся тем в сочинениях Ленина и Сталина, где были обнаружены следующие высказывания: “политика — это война”, “нажимать до предела”, “не бывает нейтралов”, “избегать авантюр”, “сопротивляться с самого начала”, “отступить перед превосходящими силами”, “война с помощью переговоров”. Операционный код большевиков в этом подходе получил представление в виде следующих мотивационных имиджей: 1. Вопрос “кто — кого”, касающийся правильной оценки существующего соотношения сил. 2. Боязнь уничтожения. 3. Принцип стремления к власти (цит. по Walker S.G. The motivational foundations of political belief systems: a re-analysis of the operational code construct // International Studies Quaterly. —1983.—Vol. 27.—P. 180). Оле Хольсти предложил следующую классификацию возможных представлений о сути политической жизни (Ibid. — P. 182): Каковы фундаментальные источники конфликта ? Гармоничность (конфликт является временным) В конфликте типа А условиями мира становятся лучшее знание, образование; типа В — реформы, устранение агрессивных деятелей; типа С — трансформация международной системы; типа D — поддержание баланса международной системы, профессиональные и просвещенные лидеры; типа Е — поддержание баланса между политическими частями с помощью союзов, коллективной безопасности; типа F — разработка механизмов мирных изменений внутри международной системы. Соответственно наблюдается сближение мотивационных имиджей, рассмотренных выше, с данными типами конфликтности. Президенты с высокой потребностью в близости и низкими стремлениями по власти и достижениями будут иметь тип А системы представлений. Президенты с высокой потребностью к власти и достижениям в сочетании с низкой потребностью в близости должны иметь систему представлений типа В. Президенты с высокой потребностью к власти и низкой потребностью к достижениям и близости будут иметь тип представлений DEF. Разные мотивационные профили и операционные коды приведут к порождению разного типа риторики в период международных кризисов. Лица типа А в своей риторике в период кризиса покажут меньшую степень власти и большую близость, чем риторика кризиса в случае типа В или типа DEF. Тип А также скорее будет использовать тактику умиротворения, тип В — запугивания, тип DEF- тактику взаимных ответов. Можно привести такой пример подобного анализа. X. Олкер и др. анализируют речи Н. Хрущева, Э. Шеварнадзе,Д. Раска, чтобы найти когнитивные механизмы, стоящие за порождением этих речей (Alker H.R. a.o. Retelling cold war stories: uncovering cultural meanings with linguistic discourse analysis. —1991, ms.). В результате они приходят к интересному выводу о том, что советская ментальность рассматривала ситуацию как объективный процесс, а не как субъективные действиях тех или иных лидеров. Например: “Анализ мировой обстановки, как она сложилась к началу шестидесятых годов XX века, не может не вызвать у каждого бойца великого коммунистического движения чувства глубокого удовлетворения и законной гордости”. В английском же переводе исчезает фраза “как она сложилась”, поскольку она является избыточной для непроцессного представления. Предложены два варианта такого подхода: когнитивное картирование и операционное кодирование. Когнитивная карта представляет собой графическую репрезентацию, где представлены политические альтернативы, разнообразные причины и следствия, цели. Все это изображено графически в виде узлов, связанных между собой стрелками (см. Абельсон Р. Структуры убеждений // Язык и моделирование социального взаимодействия. —М., 1987; Херадствейт Д., Нарвесен У. Психологические ограничения на принятие решений // Там же; Олкер Х.Р. Волшебные сказки, трагедии и способы изложения мировой истории //Там же; Сергеев В.М. Когнитивные методы в социальных исследованиях // Там же; Сергеев В.М., Цымбурский BJI. Когнитивные механизмы принятия решений: модель и приложения в политологии и истории // Компьютеры и познание: очерки по когитологии. — М., 1990; Цымбурский В.М. Метаистория и теория трагедии: к поэтике политики // Общественные науки и современность. — 1993. — № 5; Паршин П.Б. Об использовании лингвистических методов при анализе политической концепции автора текста // Математика в изучении средневековых повествовательных источников. — М., 1986; Сергеев В.М. Структура политической аргументации в “Мелийском диалоге” Фукидида // Там же). Современные исследователи считают подобный когнитивный стиль определенным “гипотетическим конструктом”, который может объяснить переход от стимула к реакции, описывая то, как индивид концептуально организовывает модель реальности (Farnen R.F. Cognitive political maps: the implications of internal schema (structure) versus external factors (context and context) for cross-national research.—1991,ms.). Когнитивная карта представляет собой ориентированный граф, в котором совокупность узлов связана стрелками. Стрелки и выражают каузации: положительные, отрицательные, нулевые. Тогда аргументом становится “цепочка вершин, соединенных каузальными связями, и заканчивающимися в вершине, которую можно рассматривать как связанную с позитивной или негативной ценностью” (Сергеев В.М. Структура политической аргументации в “Мелийском диалоге” Фукидида. — С. 57). Когнитивная карта, как считает П.Б. Паршин, делинеаризирует текст, представляя его в виде “картинки”, однако при этом отражается только одна из возможных текстовых макроструктур — структура каузального рассуждения. Общая схема существующих методов предстает в следующем виде (Паршин П.Б. Об использовании лингвистических методов при анализе политической концепции автора текста. — С. 68): Анализируется система В рамках когнитивной карты возникает понятие центральности каузальной цепочки, которое определяется по критерию частотности: чем большее количество стрелок входит в узел и выходит из узла. Это важно знать, так как “человек выбирает в качестве базиса для принятия политического решения наиболее “центральную” цепочку” (Херадствейт Д., Нарвесен У. Психологические ограничения на принятие решений. — С. 388). В целом авторы определяют когнитивное картирование следующим образом: “Когнитивная карта — это способ репрезентации мыслительных структур, ориентированный на конкретную проблему и позволяющий моделировать процесс мышления политика при обдумывании им действия, которое способствует идентификации будущих событий” (С. 384). То есть на основании принятия решения в прошлом, определения решающих факторов, способствующих принятию того или иного решения моделируется и предсказывается будущее решение политика. Если когнитивная карта дает конкретные представления об индивидууме по тем или иным проблемам, то операционный код дает такие предсказания в более свободной манере. “Операционный код обеспечивает основу для отбора когнитивных ориентаций, занимающих центральное место в когнитивной структуре индивидуума — представлений, которые он использует в оценке событий политической жизни” (Херадствейт Д, Нарвесен У. Психологические ограничения на принятие решений. — С. 386). Эти представления определяются по материалам прошлой истории лидера. Для определения центральности важно знать, какие из них стабильны, а какие изменяются. Операционный код работает со следующими вопросами, отражающими подход того или иного лица (Там же.-С.382-383): 1) Конфликтен или гармоничен мир политики? Как оцениваются политические противники? 2) Оптимистичен или пессимистичен лидер по отношению к достижению соглашения? 3) Можно ли предсказывать будущее в политике? 4) Можно ли контролировать историю? 5) Какова роль “случайности” в политике? Операционный код и когнитивная карта представлены в следующей результирующей таблице (С. 397): ОПЕРАЦИОННЫЙ КОД При этом когнитивная карта пытается смоделировать сам процесс принятия решений. “Когнитивное картирование предлагает объяснение/предсказание выбора, совершаемого политиком” (С. 398). Дэвид Винтер говорит, что операционные коды подобны портретам: они отражают индивидуальность изображаемого, но разные портреты разных лидеров не так легко сравнивать (Winter D.G. Personality and foreign policy: historical overview of research // Political psychology and foreign policy. — Boulder, 1992) В целом мы видим, что вербальные характеристики лидеров дают ключ к их когнитивным моделям, что позволяет с определенной степенью достоверности осуществлять предсказание их будущего поведения. При этом специально проведенные исследования показали, что лидеру очень сложно менять сложившиеся стереотипные представления. И чтобы их не менять мы используем специальные техники, позволяющие законсервировать эти представления надолго. “Вместо того, чтобы поменять свой имидж Советского Союза, многие американские политические аналитики в конце 1980-х прибегли к разнообразным ухищрениям, желая сохранить уже существующие когнитивные структуры. Политика Горбачева была вначале дискредитирована как уловка в области паблик рилейшнз, цинично задуманная для того, чтобы изменить западный имидж СССР” (Cashman G. What causes war? An introduction to theories of international conflict. — New York etc., 1993.-P. 54). Оле Хольсти исследовал систему представлений об СССР Джона Фостера Даллеса. Этот вариант имиджа был негибок. Информация, которая соответствовала имиджу, легко использовалась им. Но в случае, когда она не совпадала с его стереотипным представлением, он мог дискредитировать источник сообщения, мог реинтерпретировать его, чтобы он стал соответствовать его представлениям, или же начинал искать новую информацию, которая больше соответствовала его представлениям. (Вспомним, как в свое время не воспринимались “наверху” донесения советских разведчиков, которые сообщали о начале военных действий со стороны Германии). Позитивные сдвиги, исходящие от Советского Союза, воспринимались Даллесом как приметы внутренней слабости, но он никогда не пересматривал своей общей негативной оценки. Подобное негативное представление практически невозможно изменить, так как фактически для любого позитивного действия можно найти свою реинтерпретацию. Стивен Уолкер проанализировал принятие решений в области внешней политики сквозь операционный код президента Вудро Вильсона (Walker S.G. Psychodynamic processes and framing effects in foreign policy decision-making: WoodrowWilson's operational code // Political Psychology. — 1995. — Vol. 16.—N 4), показывая, какие чувства влияли на принятие им решений. “Его мотивационные образы сместились с простого использования силы, ассоциированных с операционным кодом типа DEF, в более сложную связь власти и достижений, согласующихся с операционным кодом типа В” (Р. 715). Уолкеру также удалось проанализировать различные циклы холодной войны и разрядки с помощью изменений в операционных кодах советских и американских лидеров (Walker S.G. National Security Roles and Operational Codes in the Political Discourse of the United States and the Soviet Union //Working papers on security discourse in the Cold war era. — [s.l.] [s.a.] ). Нарративный анализ Хейуорд Олкер предложил использовать для описании международных событий инструментарий нарративного анализа, ведущий свой происхождение в том числе и от работ такого советского исследователя, как В. Я. Пропп, исследовавший сказки (Олкер Х.Р. Волшебные сказки, трагедии и способы изложения мировой истории // Язык и моделирование социального взаимодействия. — М., 1987, последнее англ. переизд. в Alker H.R. Rediscoveries and reformulations. Humanistic methodologies for international studies. —Cambridge, 1996). Повествовательные грамматики, предложенные для описания литературных текстов, как он считает, можно применить и для описания реальных исторических событий. В другой своей работе он вводит даже более сильное утверждение: определенный сказочный каркас дает не просто описание, а являются существенным элементом структуры определенных событий: “экономические, социальные и политические деятельности обычно структурируются при помощи (...) “мифов”, “сказок”, “нарративов” или “рассказов”; они передают своим рассказчикам и реципиентам смысл, порядок, идентичность и практические уроки о идеальных, типических возможностях или же о тех из них, которых следует избегать” (Alker.H.R. Beneath Tit-for-Tat: the contest of political economy fairy tales within SPD protocols //Alker H.R. Rediscoveries and reformulations. Humanistic methodologies for international studies. — Cambridge, 1996. — P. 304). Владимир Пропп (Пропп В.Я. Морфология сказки. — М., 1969) анализировал строение сюжета волшебной сказки. Открытием его исследований стало понятие функции как поступка действующего лица, значимого для дальнейшего хода действия. При этом удалось снять разграничение, кто выполняет этот поступок. Например, такая функция, как запрет — для сюжета как теоретического конструкта все равно, кто наложил этот запрет (но, конечно, не для конкретной сказки). Примеры иных функций: отлучка (герой отлучается из дома), нарушение (нарушение запрета), выведывание (антагонист пытается произвести разведку) и др. Всего В. Пропп для описания сказок предложил 31 функцию. Идея Олкера состоит в попытке описания исторических ситуаций в терминах современного когнитивного моделирования типа сценариев Р. Шенка (Шенк Р. Обработка концептуальной информации. — М., 1980; Schank R.C. Conceptual information processing. — Amsterdam etc., 1975). Существенной чертой этого направления стала необходимость добавления знания о мире в виде разнообразных сценариев для моделирования понимания. Идею перехода к подобным глубинным структурам X. Олкер объясняет следующим образом: “глубинные семантические структуры, действующие в качестве мотиваций, — это и есть то, что побуждает людей, истолковывая мир, создавать и пересоздавать “царство политики” (С. 421). Он ставит вопрос, почему такие простые формулы, графы, грамматики работают? И отвечает: “простые сказки являются распространенной частью многих различных культур, потому что они особо значимы и построены так, чтобы их особенно легко было запомнить. Приведенные же формулы и схемы представляют различные версии исключительно простых и запоминающихся структур” (С. 427). Кстати, значимость сказочных персонажей подтверждают и эксперименты В. Ф. Петренко, который просил студентов оценить в рамках ряда факторов как реальных преподавателей вуза, так и сказочных героев. К примеру, в случае первого фактора, где были представлены такие характеристики, как “решительный”, “смелый”, “уверенный” ... и “послушный”, ”плакса”, “усталый”, был получен следующий вывод. “Большинство сказочных героев более решительны, энергичны и предприимчивы, чем реальные люди (преподаватели), большинство из которых оказались ближе к отрицательному полюсу этого фактора, не достигая, однако, пессимизма Пьеро и ослика Иа-Иа” (Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. — .,„ 1988. — С. 81). X. Олкер считает, что мировая история управляется социальными или политическими целями символического (мифологического) характера, ради которых законно убивают или умирают и которые предопределяют наиболее существенные политические акции. Мы можем даже усилить предложенное X. Олкером сопоставление исторического и литературного текста тем, что современное общество еще дальше продвинулось в аспекте влияния символизаций из-за воздействия на реальные политические процессы такого явления как масс-медиа, которое часто существенным образом предопределяет те или иные события. К примеру, президенты часто приурочивают время своего визита к выходу телевизионных новостей, чтобы “прозвучать” в прямом эфире. Все это связано с тем, что поле воздействия теперь формируется масс-медиа. Именно там — на страницах газет, на экране телевизоров — происходит формирование существенных для любой страны решений. Вот что пишет Ли Сигельман о кампании по выдвижению кандидатов в президенты США: “Кампании по выдвижению являются по многим параметрам событиями масс-медиа. Они, среди другого, режиссируются в основном для масс-медиа. При этом затрачиваются значительные усилия на то, чтобы достичь знания имени как можно раньше и получить постоянное благоприятное освещение. Кандидаты представляются публике в основном с помощью масс-медиа; в наши дни, когда кандидаты попадают в некоторый город, очень часто их визит сводится к ускоренной пресс-конференции в аэропорту, откуда следует перелет в другой аэропорт на другую пресс-конференцию” (Sigelman L. Introduction: nominating the president — an overview // Nominating the president. — Knoxville, 1991. — P. xvii). Моделированием поведения политических лидеров в Советском Союзе в свое время занималась Лаборатория моделирования принятия военно-политических решений Института США и Канады (В.М.Сергеев и др.). В открытой печати они публиковали статьи, анализировавшие поведение Отто фон Бисмарка, что, однако, предполагало совсем другие объекты в иной исследовательской продукции. Дж. Олкер с коллегами также попытались смоделировать действия Иисуса Христа (Alker H.R. а.о. Two reinterpretations of Toynbee's Jesus: explorations in computational hermeneutics // Artificial Intelligence and text-understanding: plot units and summarization procedures. —1985). Поскольку ни один текст в истории не имеет значения, равного Библии, авторы пытаются дать ответы на ряд вытекающих из него вопросов: какую мотивационную силу или харизму содержит данный “миф”, какие основные структуры объясняют его силу, каким образом самые глубинные тексты переписаны в поверхностные. Для этого была построена модель сюжета. Был создан граф, состоящий из 109 позитивных состояний ментальности, 57 — негативных и 149— нейтральных. Было выделено 504 сюжетных единицы. США имеет также другую группу исследователей в области нарративного анализа (Эндрю Эббот, Ларри Гриффин и др.), основой методологии которой есть близкие постулаты. Например, нарратив понимается как набор событий, расположенный внутри ограничивающих их структур (Abbot A From causes to events. Notes on narrative positivism // Sociological methods & research. — 1992. — N 4). При этом , как и у Олкера, нарратив представляется анализом процесса. Э.Эббот предложил три характеристики нарратива. Первая — это сцепка, нарратив строится шаг за шагом. Вторая — порядок, соответствие четкому порядку событий. Третья — конвергенция, степень совпадения социального события со стабильным состоянием, к которому уже применимы ненарративные методы. Существенной проблемой нарративного описания становится то, что любое событие может иметь множество нарративных причин и множество нарративных последствий. В результате предстает целая сеть нарративных связей. Тем самым нарративное значение становится функцией настоящего и прошлого контекстов. Об этом же писал в свое время X. Олкер: “Определение действия как угрожающего, обещающего или насмехающегося определяется восприятиями, интерпретациями, обязательствами и разделяемыми всеми участниками мнениями. Правильное описание социального действия является больше, чем просто достоверным совпадением точек зрения кодировщика и дипломата; его значение и идентичность задается множеством интерпретационных перспектив основных действующих лиц этих событий” (Alker H.R. Making peaceful sense of the news: institutionalizing international conflict management events reporting using frame-based interpretive routines. —1991, ms. — P. 5). П. Абелль предложил восемь глобальных типов деятельности, создаваемый пересечением трех дихотомий: делание с намерением/без намерения, активное делание/ воздержание от действия, действуя при этом позитивно или предотвращая. Ларри Гриффин определяет нарратив как аналитический конструкт, объединяющий ряд действий в единое целое (Griffin LJ. Narrative, event-structure analysis and causal interpretation in historical sociology//American Journal of Sociology. — 1993. — N 5).Нарративы должны иметь начало, серию последующих действий и конец. Процессный характер нарратива существенным образом соответствует социологическому объекту. Важной характеристикой нарративного описания становится встроенная в него темпоральность, которой нет в большинстве социологических объяснений. В целом, нарративный анализ, являясь качественным, а не количественным анализом, представляет социальные феномены как организованные во времени последовательности. Эти последовательности могут завершаться ничем. Некоторые могут даже повторяться, не идя к завершению. Л. Гриффин отмечает: “хотя предыдущие действия устанавливают или другим образом формируют возможность будущего действия, они обычно не предопределяют будущее действие или то, как событие будет развертываться” (Griffin LJ. Temporality, events and explanation in historical sociology // Sociological methods & research. —1992. —N 4.—P. 413). И вновь возникает проблема неоднозначности. “То же самое действие может иметь разные причины и следствия, если порядок его появления отличается от одного набора к другому” (Р. 416). При этом вводится понятие коллигации как конструкта, объединяющего некое число прошлых и нынешних событий в единое целое, которое может дать значение и объяснить любой из составляющих его элементов. Чтобы превратить событие в нарратив, следует представить его как коллигацию взаимозависимых, развертывающихся действий с единой центральной темой. Нарратив становится особой логикой объяснения, ибо то, как происходят события, может объяснить, почему эти события происходят (Аминзаде из Griffin LJ. Temporality, events and explanation in historical sociology. — P. 419) Двухфакторный вариант контент-анализа Ли Зигельман и Эрик Ширяев предложили свой упрощенный вариант контент-анализа для исследования языка политических лидеров (Shiryaev Е., Sigelmen L. Analysing political rhetoric: a two-dimensional approach. — 1996, ms.). В существующих вариантах анализа главным являются параметры оценки (“хороший-плохой”), потенции (“сильный-слабый”) и активность (“активный-пассивный”). Поскольку люди реагируют в первую очередь в рамках оценки “хороший-плохой”, именно этот параметр предопределяет впечатление, которое остается от лидера. Авторы же предлагают обратить внимание на параметр удовлетворенность/неудовлетворенность. При этом, как они считают, любое высказывание несет в себе в имплицитном виде такую оценку. Статическая констатация “Завтра будет дождь” может быть связана с удовлетворением или нет в зависимости от негативного или позитивного впечатления, которое несет для говорящего это высказывание. В случае динамики говорящий выказывает оптимизм, если говорит о желаемом развитии событий, или пессимизм, если о нежелаемом. Пессимизм как бы задерживает, блокирует желания и интенции коммуникатора. Из сложного предложения оценке подлежит только его часть, где эта оценка высказывается. Так, в предложении Дж. Форда “Наши отношения с Китайской Народной Республикой основаны на шанхайском коммюнике 1972 г., а это коммюнике призывает к нормализации отношений с Соединенными Штатами и КНР” первая часть не несет никаких оценок. Вторая часть может рассматриваться как говорящая о том, что Форд приветствует нормализацию. В сумме измеряется общий баланс удовлетворения, неудовлетворения, оптимизма и пессимизма. При 36 высказываниях неудовлетворенности в сообщении из 120 оценочных высказываний частота неудовлетворенности составит 36/120, то есть. 30. Относительная частота может принимать значения от 0, если этот тип оценки не встречается до 1, если только он один упоминается. Вводится также понятие доминирующего отношения. Например, если удовлетворенность имеет частоту .60, а остальные частоты принимают значение —.20,.20 и. 10, то удовлетворенность является доминирующей оценкой. Две оценки в сумме в состоянии стать доминирующими, даже если каждая из них в отдельности не может стать индивидуально доминирующей. Например, удовлетворенность — .35, неудовлетворенность — .20, оптимизм — .35, пессимизм —. 10, при этом удовлетворенность и оптимизм могут быть названы совместно доминирующими. Так, выступление Франклина Делано Рузвельта в декабре 1941 г. можно проанализировать следующим образом: Пропагандисты держав оси пытались различными негативными путями разрушить наше предназначение и нашу мораль (Н). Не преуспев в этом (У), они пытаются теперь разрушить нашу веру в союзников (Н). Они говорят, что британцы выдохлись (Н) — что русские и китайцы собираются сдаться (П). Патриотические и понимающие американцы должны отвергнуть эти абсурдные предположения (О). И вместо того, чтобы слушать эту грубую пропаганду, они должны вспомнить некоторые вещи, которые нацисты и японцы говорили и продолжают говорить о нас (О). С тех самых пор как наша нация стала залогом демократии (У) - со времен ленд-лиза — была одна повторяющаяся тема во всей пропаганде держав оси. Этой темой является высказывание, что американцы явно богаты (У) и что у американцев есть значительная индустриальная мощь (У) — но американцы являются незакаленными и находятся в упадке (Н) , что они не могут и не будут объединяться, работать и сражаться (Н). В сумме в этом отрывке на 12 оценочных высказываний четыре (.33) выражают удовлетворенность, пять (.42) — неудовлетворенность, два (.17)— оптимизм, одно (.08) — пессимизм. Здесь совместно доминирующими являются неудовлетворенность и удовлетворенность, а пессимизм — подчиненной тенденцией. Результаты подсчетов других текстов, которые проделали авторы, имеют следующий характер. Хью Лонг, оппонент Рузвельта, являвшийся радикальным критиком большого бизнеса и социального неравенства, в своей речи 1935 г. показал следующие результаты: неудовлетворенность (.44), пессимизм (.29) стали совместно доминирующими, оценка по оптимизму была (.21), что тоже достаточно высоко, а подчиненную тему представили собой удовлетворенность (.06). Исследование двух ранних речей А. Гитлера показали следующее. В речи 1923 г. доминирующей оценкой была сумма оптимизма (.46) и пессимизма (.34). Такая комбинация характерна для агрессивных, конфронтационных высказываний. Неудовлетворенность проявлялась редко (.13), а подчиненной оценкой стала удовлетворенность (.07). В завершающей речи на своем суде в 1924 г. доминирующей оценкой Гитлера стал пессимизм (.55), он выказал также равные доли оптимизма (.19) и неудовлетворенности (.19), а подчиненной оценкой вновь была удовлетворенность (.07). Речь Никиты Хрущева (1958) на митинге польско-советской дружбы дала доминирующую оценку удовлетворенности (.57). А удовлетворенность с оптимизмом совместно получили (.90), став совместно доминирующими. Неудовлетворенность (.05) и пессимизм (.05) были почти незначимы. В случае кризиса лидер предположительно должен выражать оптимизм, чтобы объединить свою аудиторию, но также неудовлетворенность и пессимизм, поскольку ситуация является серьезной. После разрешения кризиса в его речи обязаны оминировать удовлетворенность и оптимизм. В 193 3 г. Гитлер, став канцлером, в своей речи перед рейхстагом хотел показать, что хотя Германия и находится в кризисе, он как лидер может ее спасти. Его доминирующей оценкой стал оптимизм (.47), далее следовали неудовлетвореннорть (.21) и пессимизм (.21). Удовлетворенность ситуацией заняла лишь минимальное внимание (.11). В 1960 г. во время телевизионных дебатов Дж. Кеннеди и Р. Никсона два кандидата показали следующие результаты. Дж. Кеннеди — неудовлетворенность внешней политикой администрации Эйзенхауэра заняла (.47), он выказал оптимизм (.33), говоря о том,что проблемы могут быть решены в случае его прихода к власти. Пессимизм (.17) и удовлетворенность (.11) не играли значимой роли. Р. Никсон, наоборот, выказав удовлетворенность внешней политикой (.43), показал оптимизм (.33)— все будет так идти и дальше. Он избежал пессимизма (.18), и совершенно ушел от неудовлетворенности (.Об), которая более явно была представлена у Дж. Кеннеди. Характер отношения анализировался телевизионной программы “Время” в Америке в 30 случайно отобранных программах в 1991 г ив 30 программах 1994-1995 гг. В 1991 г. доминирующим отношением к США была удовлетворенность (.48), неудовлетворенность получила частоту (.25). Удовлетворенность с частотой оптимизма в 1991 г.были более негативного отношения в соотношении два к одному. В 1995 г. суммарная частота негативизма возросла с (.33) до (.5б),соответственно,позитивное отношение упало с (.67) в 1991 до (.44) в 1995 г. Таким образом, мы видим, что даже ограниченный объем параметров дает достаточно представительные результаты. Ролевой анализ Ролевой анализ также дает возможность предсказывать варианты человеческого поведения. Роль определяется как “стандартизованная единица поведения, локализованная в общей системе действия” (Уолш Д. Функционализм и теория систем // Новые направления в социологической теории. — М., 1978. — С. 120). Практически то же определение дает и Нейл Смелзер в своем терминологическом словаре: “Роль — поведение, которое ожидается от человека, занимающего определенный статус” (Смелзер Н. Социология. — М., 1994. —С. 658). Социологический словарь говорит о том, что поведение людей определяют в большей степени ожидания, связанные с их должностью, чем их индивидуальные характеристики (Dictionary of Sociology. — London, 1994). При этом Э. Гоффман ввел термин “отделения от роли”, позволяющий включить в рассмотрение варианты индивидуального поведения. Каждый из нас имеет нормированное/ненормированное представление о том, как ведет себя президент, милиционер или преподаватель. Роли тем самым как бы реализуют для нас социальные нормы. Стивен Уолкер определяет роли как репертуар поведения, выводимый и из ожиданий других и своих собственных представлений (Walker S. Symbolic interactionism and international politics: role theory's contribution to international organisation // Contending dramas: a cognitive approach to international organisations. — New York, 1992. —P. 23). Рассматривая войну в Персидском заливе, Уолкер, например, считает, что за точку отсчета следует принять прекращение огня между Ираном и Ираком в августе 1988 г. Ирак определил свою роль как защитника арабских стран Персидского залива от двойной угрозы исламского фундаментализма и иранских сил. В войне с Ираном у Ирака погибло 12 0 тысяч, 300 тысяч было ранено, а его долг достиг 70 миллиардов долларов. Лидеры Ирака обладали соответствующими ролевыми ожиданиями. Выход из войны в Персидском заливе объясняется тем, что чем больше ролевое напряжение, тем легче осуществлять выход из этой роли, тем меньше нормативные изменения, связанные с выходом из этой роли. Однако Ираку не помогли осуществлять этот выход, поскольку Соединенные Штаты не заставили Кувейт сделать заявления, которые бы облегчили достижение целей Ираком, а также США не предупреждали Ирак о предполагаемых последствиях после вторжения в Кувейт. Израиль, США и Кувейт также предоставляли конфликтующие между собой подсказки по поводу того, какой должна быть роль Ирака. Кувейт же полагался на свою роль донора и спокойно строил город на острове, который был спорной территорией. Для Саддама Хусейна Кувейт оказался решением сразу двух проблем — долга и спорного пространства. Ирак, управляемый Хуссейном, играл ту роль, которая соответствовала самому Саддаму Хуссейну. Ему нравилась роль объединителя всех арабских стран, поэтому воинственная позиция оказалась столь привлекательной. И эта роль будет сохраняться до тех пор, пока Хуссейн останется у власти, а внутренние проблемы экономического возрождения Ирака не будут решены. Ролевая парадигма позволяет ставить и решать определенные задачи в области политического поведения. Так, Александр Лебедь вошел в политическое пространство с явной ролью “отца солдатам”. Затем ему пришлось осваивать иные роли, чтобы быть избранным, рассуждать на темы, которые до этого были вне его. Поездка А. Лебедя в США в свою очередь была направлена на смягчение образа военного в глазах американцев. Мы можем проанализировать восприятие его в рамках ролей, предложенных Эриком Берном (Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. — Л., 1992): родителя, взрослого, ребенка. Так, воспринимая Лебедя как генерала, мы сами как бы попадаем в позицию ребенка, который хочет доверить все свои проблемы взрослому, — генералу Лебедю. Д. Ранкур-Лаферриер попытался построить психоаналитический анализ Сталина. Исходя из его поведения в частной жизни, он попытался объяснить факты жизни общественной. Психологические способы защиты, объясняющие элементы доверия/недоверия Сталина к Гитлеру, автор суммирует следующим образом: 1) отождествление с агрессором (Гитлером); 2) проекция своих черт на этого агрессора; 3) отрицание обоснованности предупреждений; 4) различного рода рационализации (Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина. — М., 1996. — С. 147). Такого рода защиту также можно трактовать как сочетание разных ролевых измерений. Методы, представленные в данной главе, вероятно, требуют усиления по следующим направлениям: необходим дополнительный учет национального и контекстного аспектов. Эти факторы могут помочь более точно интерпретировать те или иные ситуации как выражающие тот или иной мотив. Они могли быть незначимыми в случае исследований проф. Д. Винтера из-за относительно стабильной среды чисто американских выборов президента, но в то же время в иных ситуациях подобные контекстные или национальные составляющие могут существенным образом влиять на конечный результат исследования. К примеру, малый разрыв между претендентами, как было в случае российских президентских выборов в 1996 г. в сильной степени влиял на избранный тип пропагандистской кампании в России. И данный контекст, и данные национальные особенности позволяли вести активную негативную кампанию против Г. Зюганова, которая была бы невозможной, к примеру, в другой стране. То есть методы мотивационного анализа, возможно, требуют коррекции включением дополнительных составляющих. Одним из существенных возражений может служить коллективный характер создания докладов, к примеру, советскими лидерами. В. Крючков, например, вспоминает, как создавался доклад для выступления на торжественном собрании после его избрания членом Политбюро. В. Крючков начал работу с того, что попросил всех членов Политбюро сообщить ему, что именно нужно отразить в докладе. Практически все ответы членов Политбюро, которые он приводит, построены по “ведомственному” принципу. К примеру, Д. Язов просил побольше об армии и т.п. Затем следует еще один этап. “В конце октября материалы доклада были готовы, и по установившейся практике я разослал их членам и кандидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК КПСС. Показал их также на товарищеской основе тем, кого хорошо знал лично: журналистам, ученым, общественным деятелям. Вскоре получили отзывы — в основном положительные, доброжелательные, с конструктивными замечаниями. Одобрил материалы Горбачев, даже кое-что ужесточил” (Крючков В. Личное дело. —Ч.1. М., 1996. — С. 277). С другой стороны все это было трансформацией уже существующего текста, который в основе своей был сохранен. Таким образом, мы не “расшатываем” достоверность рассматриваемых методик. Играет также роль и тип текста, который анализируется. Инаугурационные выступления президентов представляет собой отдельный жанр, как считает Ли Зигельман (Sigelman L. Presidential inaugurals: the modernization of a genre // Political Communication. —1996. —P. 81-92). Степень легкости понимания этих текстов оценивалась по формуле читабельности Флеша, основанной на подсчете среднего числа слогов на слово и среднего числа слов на предложение. Результирующая цифра показывает уровень образования, необходимый для понимания такого текста, где 10 соответствует десяти годам обучения в школе. Средняя цифра для всех американских президентов с 1789 г. равняется 16,4. То есть достаточно узкая группа людей в состоянии понимать эти типы текстов. Однако с каждым годом этот уровень снижается. Инаугурационный текст Дж. Буша уже имел оценку 9. Задачи, которые ставят перед собой инаугурационные выступления, состоят в объединении нации и акцентировании традиционных ценностей. Это определяет и соответствующий выбор слов. Употребление “мы”, “нас”, “наш” служит такому единению. Есть около пятидесяти слов, которые повторяются в каждой 1000 слов. Это слова “Америка”, “американский”, “американцы”, “гражданство”, “граждане”, “страна”, “нация”, “национальный”, “наш”, “народ”, “вместе”, “союз”, “Соединенные Штаты”, “единство”, “нас”, “мы” и др. Употребление этого набора слов с каждым президентом растет. Так, на каждую тысячу слов Джордж Вашингтон употребил только 15,5 из вышеназванного набора, а Билл Клинтон уже 91,6. То есть перед нами еще один параметр, ограничивающий разнообразие таких текстов. Есть еще одно ограничение, которое, вероятно, необходимо учитывать при анализе. Это огромная зависимость от аудитории. Текст президентского выступления в сильной степени сориентирован на тех, кто его слушает. Зигельман и Миллер, перефразируя Маклюэна, считают, что сама аудитория является сообщением-. “содержание политического высказывания частично формируется аудиторией, перед которой делается это высказывание, или, по крайней мере, аудитория избирается на основе ожидаемой от нее реакции на сообщение. В любом случае можно ожидать, что “ястребиность”, выраженная во вьетнамских высказываниях, президента Джонсона будет меняться в непосредственной зависимости от “ястребиности” его аудитории” (Sigelman L„ Miller L. Understanding presidential rhetoric, the Vietnam statements of Lyndon Johnson // Communication research. — 1978. —N 1.—P. 36). Это также можно считать контекстным параметром. Выводы Проблемы анализа текстов первых лиц являются серьезной проблемой для ряда научных исследований, начиная с области национальной безопасности, где лидеры оцениваются по их способности начинать агрессивные действия. Лидеры также интересуют сферу паблик рилейшнз для возможностей политического прогноза, а также в целях поиска наиболее эффективных видов воздействия на аудиторию.
Ваш комментарий о книге |
|
