Ольшанский Д. Основы политической психологии. Учебное пособие для вузов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 3. ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ XIX ВЕКА

Начиная с периода Великой Французской революции, в силу ее гигантских масштабов и огромного количества вовлеченных в нее людей с их политическими действиями, политическая психология уже просто никак не могла ускользать от специального внимания исследователей и быть всего лишь отдельным аспектом неких более общих описаний. Именно в этот период она начинает становиться самостоятельной наукой, хотя пока еще не обладающей соответствующим статусом. Соответственно, именно от этого времени ведут многие авторы отсчет реальной истории данной науки, несмотря на то, что формализация ее статуса произошла только во второй половине XX века.

Великая Французская революция и последовавшие за ней события (в частности, промышленная революция) привлекли внимание к двум огромным пластам политико-психологических проблем. С одной стороны, буквально-таки вырвавшаяся наружу психология масс особенно заинтересовала обществоведов. С другой стороны, предметом не меньшего интереса стала психология политических режимов.

Многие исследователи обращались в своих произведениях к вопросам массовой психологии, однако, с профессионально-психологической точки зрения, феномен «массы» и, в частности, поведение толпы были изучены лишь в конце XIX века. Это понятно: требовалось время для научного осмысления исторического опыта и гигантских исторических потрясений. Эти исследования были связаны с тремя теперь уже классическими именами Г. Тарда, Ш. Сигеле и Г. Лебона.

Г. Тард изучал толпу как «нечто одушевленное (звериное)» и приписывал ей такие особенные черты, как «чрезмерная нетерпимость, ...ощущение своего всемогущества и взаимовозбудимость» людей, находящихся в толпе . Он различал два основных встречающихся в политике типа толпы: а) толпа «внимательная и ожидающая», и б) толпа «действующая и выражающая определенные требования» . Несколько преувеличивая, в соответствии с популярными тогда психологическими теориями, роль «массовых инстинктов», Г. Тард как бы демонизировал толпу и, прежде всего, через эти ее «зверино-демонические» свойства, определяющие массовое поведение, пытался понять роль психологии в политике вообще. Говоря современным языком, это была откровенно редукционистская позиция сведения сложного к слишком простому. Вот почему имя Г. Тарда хотя и упоминается обычно среди «отцов-основателей» политической психологии, но конкретные рефераты его работ и изложения его взглядов и позиций становятся с течением времени все короче.

Примерно та же судьба ждала в науке и Ш. Сигеле. Это парадоксально, но его имя известно практически всем социальным и политическим психологам, однако, конкретные его работы, фактически, неизвестны никому. Он же, между прочим, отличался крайне любопытными взглядами. Так, среди прочего, Ш. Си-геле считал, что «интеллектуальная вульгарность и нравственная посредственность массы могут трансформироваться в мысли и чувства» . Он утверждал, что в толпе все политико-психологические процессы подчинены в первую очередь «влиянию количества людей, которое будоражит страсти и заставляет индивида подражать своему соседу» . Он знали совершенно конкретные вещи — что, например, если «оратор попытается успокоить толпу, результат будет противоположным — те, кто удалены, не услышат слов, они увидят только жесты, а крик, жест, действие не могут быть интерпретированы правильно» . Следовательно, рационально и целенаправленно контролировать поведение толпы невозможно, делал вывод III. Сигеле. В политике, заключал он, «с ней приходится просто мириться».

Обратим внимание на то, как много открытий в поведении толпы было сделано полузабытыми Г. Тардом и Ш. Сигеле. А ведь они сделали и описали их раньше, чем о них написал значительно более известный и популярный ныне Г. Лебон. Однако таков почти неумолимый закон истории науки: Г. Лебон опирался на находки Г. Тарда и Ш. Сигеле так же, как позднее на него самого оперся 3. Фрейд: отреферировал, кое-где процитировал, и использовал как фундамент для основания собственной пирамиды анализа психологии масс и человеческого «я» в политике.

Уже упомянутый Г. Лебон считал, что «с психологической точки зрения толпа формирует единый организм, который оказывается под влиянием закона ментального единства толпы; чувства и мысли составляющих толпу людей ориентированы в одном и том же направлении» . Г. Лебон выделил отличительные признаки личности, включенной в толпу. Подробнее мы их рассмотрим в последующих главах. Пока же приведем лишь основной вывод Г. Лебона: «Таким образом, как составная часть толпы, человек опускается на несколько ступеней вниз по шкале цивилизации» . Наиболее очевидно, считал Г. Лебон, это проявляется в политике, особенно в той политике, которая требует «коллективных действий», то есть предпочитает не отдельную личность, а «массового человека» — человека в толпе. В качестве примера Лебон обрушивался на «демократию» и, особенно, на социализм как на политический строй и течение политической мысли .

Пожалуй, именно этими своими работами Г. Лебон и заслужил свое совершенно особое место в истории политической психологии, фактически, он стал основоположником совершенно особенного и самостоятельного жанра: политико-психологического анализа политических режимов и течений политической мысли. К сожалению, этот жанр в дальнейшем оказался почти заброшен.

Г. Лебон не полюбил социализм. Не любил он и толпу, политическими услугами которой как раз и предпочитали пользоваться социалисты. Он откровенно стоял на позициях той элиты, которую мечтали свергнуть социалисты. Однако это совсем не мешало ему быть прозорливым и достаточно объективным (особенно это ясно теперь, задним числом, после краха социалистического эксперимента в мировом масштабе) исследователем.

Он писал почти предельно жестко: «Ненависть и зависть в низших слоях, безучастие, крайний эгоизм и исключительный культ богатства в правящих слоях, пессимизм мыслителей — таковы современные настроения. Общество должно быть очень твердым, чтобы противостоять таким причинам разрушения» , которое, естественно, готовят социалисты. И Г. Лебон точно знает, как это происходит именно с политико-психологической точки зрения: «Мы знаем, каково было в момент французской революции состояние умов...: трогательный гуманитаризм, который, начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной. Это самое настроение, с виду столь безобидное, в действительности столь опасное, вскоре привело к расслаблению правящих классов. ....Народу оставалось лишь следовать по указанному ему социалистами пути» .

Согласно Г. Лебону, такая иррациональная заразительность социалистических идей, представляющих собой скорее «умственное настроение», чем ясную и логичную теорию, может увлечь массы на восстание против прежнего строя, однако не способна удержать их своей конструктивно-созидательной силой. Отсюда следует базовый парадокс социализма, который не миновал в свое время и СССР. Восстание толпы — это во многом именно взрыв эмоций и настроений, носящих недолговечный характер, считал Г. Лебон. И был абсолютно прав. Активный участник февральской революции 1917 г . в Петрограде С.Д. Мстиславский описывал: «Создавшееся на заседании Совета настроение не рассеялось и тогда, когда депутаты, окончательно утвердив резолюцию, толпою влились в заполнившую Екатерининский зал ожидавшую массу. В этот вечер Таврический дворец был переполнен в той же мере, как и в первый день восстания. Тем резче бросалось в глаза огромное различие настроений «тогда» и «теперь» .

Такие порывы, которые приводят к восстаниям толпы, иссякают по мере осуществления деструктивных действий, и тогда верх начинает брать консервативно-охранительная сущность массовой психологии. Любой разрушительный, ниспровергающий порыв рано или поздно оборачивается тягой к реставрации хотя бы части того, что было недавно разрушено. Л.Д. Троцкий подтвердил правоту Г. Лебона. В 1926 г . он писал в дневнике: «Было бы неправильным игнорировать тот факт, что пролетариат сейчас гораздо менее восприимчив к револ. перспективам и широким обобщениям, чем во время октябрьского переворота, и в первые годы после него. Рев. партия не может пассивно равняться ко всякой смене массовых настроений. Но она не может также и игнорировать перемену, поскольку эта последняя вызвана причинами глубокого исторического порядка» . Уточним оценку политика и политико-психологического порядка.

Анализируя политико-психологическую природу социализма, Г. Лебон объяснял его эмоциональную заразительность тем, что социализм представляет собой особую разновидность вероучения. Любое вероучение имеет своих «апостолов» — соответственно, Г. Лебон рисует и обобщенные политико-психологические портреты социалистических вождей. Из таких «вождей», в случае прихода социалистов к власти, образуются новые правящие касты, прикрывающиеся понятием «демократии». Г. Лебон жестко анализирует природу и следствия демократии. «На самом же деле демократический режим создает социальные неравенства в большей степени, чем какой либо другой... Демократические учреждения особенно выгодны для избранников всякого рода, и вот почему эти последние должны защищать эти учреждения, предпочитая их всякому другому режиму. ...демократия создает касты точно так же, как и аристократия. Единственная разница состоит в том, что в демократии эти касты не представляются замкнутыми. Каждый может туда войти или думать, что он может войти, ...демократические учреждения благоприятны лишь для групп избранников, которым остается лишь поздравить себя с тем, что эти учреждения с такою легкостью все забирают в свои руки» . Так описывает Г. Лебон естественную мотивацию политического поведения, если говорить современным языком, «депутатов всех уровней».

Еще раз подчеркнем: Г. Лебон представил первый и практически единственный опыт политико-психологического анализа таких феноменов, как политический режим, способ организации политической жизни, и даже избирательное право. «Грустный пример показывает, какая судьба ожидает демократию у народов безвольных, безнравственных и неэнергичных. Самоуправство, нетерпимость, презрение к законности, невежество в практических вопросах, закоренелый вкус к грабежу тогда быстро развиваются. Затем вскоре наступает и анархия, за которой неизбежно следует диктатура» .

Torde G. L'opinion et la foule. — P., 1989. — С. 32.

Там же – С. 54.

Там же – С. 56 и далее.

Sighe l e Sc. La foule crimine l le. – P., 1898. – C. 62.

Там же. — с. 79.

Там же. — с. 77 76.

Le Bon G. Psychologie des follies. — P., 1988.- С. 11, 9.

Там же. — С. 11—5.

См.: Ольшанский Д.В. Густав Лебон: каким виделся социализм на рубеже XIX—XX веков. // Литературное обозрение. — 1991.— № 6.— С.76—78..

Лебон Г. Психология социализма. — СПб., 1908. — С. VII.

Там же.— С. 365.

Мстиславский С.Д. Пять дней. Начало и конец февраль­ской революции. — М., 1932. — С. 37.

Троцкий Л.Д. Письма и дневники. - М., 1986.— С. 15.

Цит. по: Литературное обозрение. -1991, - № 6. – С. 82.

Цит. по: Литературное обозрение. — 1991. — № 6. — С.83.