Берн Э. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть четвертая. НАУЧНЫЙ ПОДХОД К СЦЕНАРНОЙ ТЕОРИИ

Послесловие

Главная цель, которую преследовал Э. Берн в своих книгах, заключается в том, чтобы научить человека анализировать характер своего общения, научить использовать слова, мысли, интонации, выражения применительно к целям коммуникации (парадным, деловым или эмоциональным), помочь человеку в его умении анализировать свои слова и поступки, постоянно осмысливая их истинную суть и их восприятие собеседником. Э. Берн делает это с помощью ярких, остроумных образов, «взрывая» рутинные ситуации общения, которые чаще всего не замечаются нами в потоке повседневной жизни.
Э. Берн опирался на традиционный психоанализ, которым долгое время у нас серьезно не занимались. Это не значит, что сейчас в России, как и во многих других странах, психоанализ воспринимается как абсолютно правильная теория (на оценке психоанализа мы остановимся ниже). Однако общий тон перестройки в нашей стране, демократизация, коснувшаяся науки, позволили и в зарубежных учениях отбирать рациональные зерна, даже если они произрастают на «чужих полях». Вполне понятно, что многие примеры и ситуации, рассматриваемые Э. Берном, относятся к далеким от нас реалиям, основываются на американском стиле поведения, на специфических для западного общества отношениях между родителями и детьми.
Мы видим ценность настоящего издания в том, что автор помогает вдумчивому читателю находить скрытый смысл межличностных взаимодействий, распознавать мотивы собственных действий, поступков своих близких и других окружающих людей. Концепция, предлагаемая Э. Берном, в определенной степени спорна, требует дальнейших исследований и обоснований. Она не представляется нам принципиально новой (особенно в философском смысле), но мы считаем ее безусловно оригинальной, разумной и полезной.
Трансакционный анализ, основателем которого был Э. Берн, представляет собой систему групповой психотерапии, где взаимодействие индивидов анализируется с точки зрения трех основных состояний Я. Об этом достаточно подробно говорилось в настоящем издании.
Э. Берн полагал, что каждый человек имеет свой жизненный сценарий, модель которого намечается в ранние детские годы. В соответствии со своим жизненным сценарием люди играют в различные игры, которыми заполнена в основном вся
382
жизнь человечества. Самой страшной игрой на Земле, по выражению самого Берна, является война. В связи с этим очень важно отметить, что групповая психотерапия (по Э. Берну) должна складываться на уровне «Взрослый — Взрослый». Цель состоит в том, чтобы научиться выделять состояния «Взрослого» как в своем собственном сознании и поведении, так и в сознании и поведении других людей, добиваясь общения на уровне «Взрослый — Взрослый».
Достоинство концепции Э. Берна заключается также и в том, что она ставит своей целью формирование искренней, честной, доброжелательной личности.
Каждый человек представляет собой хранилище стереотипов, обусловленных спецификой воспитания в самом широком смысле этого слова. И одновременно есть в каждом человеке нечто такое, что толкает его на спонтанные поступки и действия, обусловленные детским «хочу» или «не хочу» (эмоции, импульсы и т. д.). В реальной жизни люди пытаются соотносить «хочу» и «должно», причем те, кому это удается сделать в наилучшей степени, более гармонично вписываются в окружающий мир. Они предстают перед окружающими чаще всего разумными и преуспевающими людьми, могут занимать в жизни хорошее социальное положение. Эти исходные позиции достаточно тривиальны, и вряд ли можно считать абсолютной новизной тот факт, что совокупность устоявшихся стереотипов Э. Берн называет состоянием «Родитель», эмоциональную часть Я каждой личности — «Ребенок», а трезвого «весовщика», соизмеряющего «хочу — нужно», — словом «Взрослый».
Однако последующий ход мысли Берна представляется более интересным и весьма плодотворным не только для психотерапевтической практики, но и для углубленного самоанализа. В каждом человеке самым сложным образом переплетены эти три состояния: «Взрослого», «Родителя» и «Ребенка». Общение с людьми (начальником на работе, продавцом в магазине, другом, сослуживцем и т. д.) может строиться по-разному, в зависимости от психологического состояния человека, от темы общения и — что очень важно — от того, является ли взаимодействие бескорыстным или человек хочет чего-то добиться от своего собеседника. Надо учитывать, что при этом включаются различные психологические механизмы, которые вызывают у человека доминирование того или иного состояния, каждое из которых «пользуется» своим особенным «языком» слов, жестов и поступков.
383
Коммуникация может быть эффективной в том случае, если она ведется на одном и том же «языке», то есть (по терминологии Э. Берна), когда «Ребенок» разговаривает с «Ребенком», «Родитель» с «Родителем», а «Взрослый» со «Взрослым». Ажурная конструкция общения приобретает хаотические черты Вавилонской башни, если один из собеседников говорит на языке «Родителя», а другой — на языке «Ребенка» или один — на языке «Взрослого», а другой — на языке «Родителя» и т. д. Например, если один из собеседников, будучи типичным бюрократом, говорит на языке «Родителя», а другой — на языке «Взрослого», причем с учетом изменившихся в нашей стране демократических реалий, то будет вполне естественным взаимное непонимание. Оно может быть разрешено двумя способами: либо «Родитель» поймет, что язык стереотипов безнадежно устарел, и попытается (может быть, и безуспешно) приблизить свое мышление и высказывания к реальности, либо (это пессимистический вариант) «Взрослый» во избежание конфликта сумеет найти в себе «Родителя» и постарается на родительском языке закончить беседу, для того чтобы благополучно выйти из сложной ситуации. В жизни людей, особенно в семейной сфере, в кругу дружеских контактов, часто бывают столкновения «Ребенка» и «Взрослого». «Ребенка» и «Родителя». Например, бесстрастный разговор супругов после длительной разлуки, постоянные упреки со стороны любимого человека — примеры подобных столкновений.
Состояния «Родителя» и «Ребенка» включают в себя крайне важные для культурного общения аспекты. Если бы не было твердых жизненных правил, начиная с заповеди «не укради», кончая поведением за столом, человечество, наверное, не могло бы существовать. Культурные традиции так же необходимы, как и постоянное их обновление. Ни одно общество не может существовать без прописных истин и устоявшихся правил. И в этом огромная важность того состояния, которое Э. Берн называл «Родитель». Безусловно, что «Родитель» далеко не всегда постоянен, и не так уж много сохранилось заповедей в различных культурах, которые пережили бы все превратности истории. Так, некоторые аспекты, входившие в состояние «Родитель» многих наших людей в 70-е — начале 80-х годов, изгоняются ныне «Взрослым» не без участия «Ребенка». Способствует этому чудесный эмоциональный фон, созданный настроением огромного числа людей в нашей стране, которым так надоел оторвавшийся от реальности «Родитель».
384
Игры, представленные Э. Берном в настоящем издании, как мы уже отмечали, освещаются на основе американских реалий:
прагматичного образа мышления, соответствующих условий быта и работы, специфики общения в семье и между близкими людьми. Неудовлетворенный такой отдаленностью от нашей действительности, вдумчивый читатель, возможно, захочет приспособить описанные игры к тем людям и ситуациям, в которых живет он сам. Наверное, в современных условиях нашего общества можно было бы представить немало ситуаций в виде игр, например «Имитация трудовой деятельности», «Игра в обслуживание», «Выдача справок», «Проблемы бюрократии» и т. п. Думается, что превращение различных ситуаций в игру может стать действенной формой искоренения многих недостатков, потому что в процессе разыгрывания ролей можно с помощью трансакционного анализа выявить, например, степень бюрократизма или деловитости, честности и искренности, настоящего чувства любви или его суррогата. Игра поможет извлечь то живое, творческое начало, которое заложено в каждом человеке. В будущем Э. Берн предполагал полный отказ человечества от игр.
Среди читателей Э. Берна найдутся, наверное, люди, которые смогут разглядеть «игровой» характер многих обычаев, навыков, традиций. Осмелимся дать им несколько советов, которые будут полезны и всем тем, кто хочет лучше понять замысел Э. Берна.
Далеко не всегда целью коррекции коммуникации должен явиться перевод общения на язык «Взрослого». Напротив, нередки случаи, когда важно уйти от состояния «Взрослого» к состоянию «Родителя» или «Ребенка». Скованность или излишняя серьезность многих детей, чрезмерная парадность отдельных мероприятий, заорганизованность работы некоторых наших общественных организаций как бы оттеняют то обстоятельство, что «Ребенок» — прекрасное состояние эмоциональности, веселья и раскованности. Это состояние надо по возможности чаще «включать» в процесс как деловых, так и личных взаимоотношений. «Ребенок» — это прежде всего суть стремления «хочу». Если люди будут стараться многие важные дела тесно связывать с состоянием «хочу», то деятельность человека будет осуществляться с большей радостью и с большим эффектом.
В настоящей книге читатель найдет много полезных советов, которые помогают понять природу человеческого общения. Книга будет полезна психиатрам, психотерапевтам, педагогам
385
и врачам, брачным консультантам, всем, кто занимается коррекцией человеческого общения, помогает людям адекватно общаться, пытается вместе с ними выяснить причины возникающих у них проблем в понимании других людей и истоки производственных и семейных конфликтов. Одновременно практика психиатров многих стран показывает, что подходы Э. Берна также полезны и в их деятельности, так как выявленные им игры используются для снятия психических напряжений и для обучения сложным навыкам общения.
В общем, концепция Э. Берна оказывается своего рода прикладной философией жизни, применимой для анализа разных жизненных ситуаций, в том числе и углубленного самоанализа. Дело в том, что многие ситуации, связанные с конфликтами в семье, психологическими трудностями, перестройкой жизненной программы, направленной на рациональное поведение (здоровое питание, занятия физкультурой, отказ от курения и потребления алкоголя и т. д.), создают весьма сложные коллизии, для которых можно применить древний лозунг «врачу — исцелись сам». Важность самоисцеления, психотерапии постепенно возрастает, так как для современного человека, включенного в систему массовых коммуникаций, многие принципы межличностного, а также собственного рационального поведения, основанного на внутреннем диалоге между «надо» и «хочу», крайне актуализируются. Парадокс состоит в том, что максимальное количество межличностных конфликтов усиливается именно у более образованных слоев населения, которые имеют ярко выраженную сферу духовных интересов. Вполне закономерно, что они являются самыми широкими потребителями информации о способах разрешения такого рода конфликтов. Поэтому нередко люди ведут изощренную игру с «надо» и «хочу», при этом они хорошо знают, что именно «надо», однако «хочу» представляет для них большую ценность.
Предполагая, что специалисты извлекут немало нового из предлагаемого издания, мы все же адресуем книгу широкому кругу читателей. В связи с этим обращаем внимание на то, что первый раздел книги, названный «Игры, в которые играют люди», имеет более прикладной характер, чем второй — «Люди, которые играют в игры», в котором в большей степени освещаются теоретические основы предложенной концепции, психоаналитические предпосылки трансакционного и сценарного анализа, с которыми наш читатель, наверное, знаком меньше, чем западный читатель книги Э. Берна. Язык труда Э. Берна в
386
определенной степени создает ту реальность, в которой разыгрываются описанные драмы и конфликты героев игр и сценариев. Это очень важный момент, на котором стоит остановиться особо. Например, возьмем сюжет о Красной Шапочке — персонаже известной сказки. «Биографию» Красной Шапочки, эпизод ее встречи с волком и всю ее последующую жизнь Э. Берн последовательно, хотя и не без иронии, истолковывает как обусловленную изначальной психической травмой, в основе которой лежали сексуальные мотивы. Красная Шапочка — не единственный пример. Чем глубже психотерапевт «забирается» в психику пациента, тем однозначнее вырисовывается перед ним феномен детской сексуальности — краеугольный камень, на котором, исследуя уже ход взросления, автор выстраивает картину индивидуальной психики.
В этом — суть психоаналитического подхода. Одним из открытий 3. Фрейда считается его открытие воздействия полового влечения на человеческую психику, в особенности на ее становление. Основополагающий конфликт, о котором идет речь, — это половое влечение ребенка мужского пола к матери (имеется в виду ранний период детства) и ревность его к отцу (соответственно у девочки — влечение к отцу и ревность к матери). Под знаком этого конфликта, который по мере взросления индивида и под влиянием общепринятых норм социальной жизни «вытесняется», загоняется в подсознание, формируется характер, темперамент индивида, весь его психологический облик. 3. Фрейд назвал этот вытесненный конфликт «Эдиповым комплексом». В драме древнегреческого драматурга Софокла «Царь Эдип», созданной на основе мифов, герой трагедии Эдип — невольный преступник, убивший своего отца и женившийся, сам того не подозревая, на своей матери. У Софокла Эдип, узнав о своих невольных преступлениях, в отчаянии ослепляет сам себя. Психологическую драму, сочиненную 3. Фрейдом, можно было бы назвать «Преступления периода раннего детства индивида». В ней повествуется о поступках, причина которых — недозволяемые обществом влечения. Поступки эти всю жизнь терзают совесть человека. Всю жизнь он борется с роковыми влечениями, а они тем не менее прорываются, реализуясь в его взаимоотношениях с другими людьми.
«Эдипов комплекс» (у женщин — «комплекс Электры») — это, по 3. Фрейду, всего лишь голый сюжет всякой индивидуальной психологической драмы, сюжет, закладывающийся в
387
раннем детстве, в специфике взаимоотношений каждого ребенка с родителями разного пола. В реальной человеческой жизни, в зависимости от ее конкретных обстоятельств, от особенности взаимоотношений в социальной среде, от психофизиологических особенностей индивида, сюжет может бесконечно усложняться и варьироваться, но тем не менее он остается, как утверждает 3. Фрейд, тем же самым сюжетом.
Если выразить составляющие сил, участвующих (по 3. Фрейду) в становлении человеческой психики, на языке формальных понятий, можно увидеть три главные силы. Первая: бессознательно реализующая сексуальные по своей природе влечения. Вторая: силы социальных норм, обычаев, установок, препятствующих свободной реализации влечений. Третья: силы индивидуального человеческого Я, в каждом случае своеобразно «координирующие» (сочетающие) силы, принадлежащие к двум первым источникам. Это и есть структура личности по 3. Фрейду. Три ее главных компонента основатель психоанализа назвал «Оно», «Я» и «Сверх-Я». В этих трех структурных компонентах, согласно идеям 3. Фрейда, и реализуется история психики.
Отвлечемся, однако, от собственно фрейдовских идей и обратимся к концепции, представленной на страницах книги Э. Берна. По Берну, структура личности также трехкомпонентна. Термином «Я» («Эго») он обозначает личность. Каждое Я может проявляться в каждый момент времени в одном из трех состояний, которые, как мы уже говорили, Э. Берн назвал: «Ребенок», «Взрослый», «Родитель». «Ребенок» — это источник спонтанных, архаичных, неконтролируемых импульсов. «Родитель» — педант, знающий, как надо себя вести, и склонный к поучениям. «Взрослый» — своего рода счетная машина, взвешивающая баланс «хочу» и «надо». В каждом человеке эти «трое» живут одновременно, хотя и проявляются в каждый момент поодиночке.
Связь с фрейдовской триадой («Я», «Оно» и «Сверх-Я») здесь неоспорима. Однако было бы неправильно отождествлять эти два представления о структуре личности. Главное различие заключается в том, что «Ребенок» в человеческой душе не сводится у Берна к бессознательным влечениям. Это не изначальная, биологическая по своей природе сила (как «Оно» у Фрейда). Ребенок есть результат множества взаимодействий, начиная с раннего возраста, поэтому он сам уже в определенном смысле является социальным продуктом.
388
Изменилась у Э. Берна (по сравнению с фрейдовской) и трактовка других компонентов структуры Я. Однако преемственность сохранилась, поэтому идеи Э. Берна можно безошибочно отнести к психоаналитической, фрейдовской традиции в психологии и психиатрии. В этом смысле концепция Э. Берна становится в один ряд с концепциями многих других известных ученых-неофрейдистов, таких, как Альфред Адлер (1870—1937), Карл-Густав Юнг (1875—1961), Эрих Фромм (1900—1980) и др.
Основные положения психоанализа были сформулированы 3. Фрейдом в конце прошлого, XIX века. Преимущественное внимание к половой, сексуальной стороне жизни человека стало причиной того, что психоанализ был принят в штыки как научными кругами того времени, так и господствующим общественным мнением. Ведь идеи 3. Фрейда предполагали существенное изменение не только научных понятий и теорий, они влекли за собой целый переворот в общественной морали и в представлениях о месте человека в мире. Действительно, господствующая в то время религиозная мораль считала человека венцом творения, располагала его на верхней ступени в иерархии сущностей (выше были только ангелы и сам Бог). Фрейд же настаивал на том, что человек — в значительной своей части — животное, что им движут неконтролируемые, биологические по своей природе влечения. Человек — не царь природы, но ее часть. Следовательно, ему нужно отказаться от непомерно завышенной самооценки и по-новому взглянуть на свое место в мире.
Сам Фрейд не очень скромно называл свое учение коперниковым переворотом в науке. Как Коперник, писал он, отнял у Земли имя центра Вселенной и предписал ей место одной из многих планет Солнечной системы, так и мое учение отнимает у человека венец царя природы и делает его частью природы, а существование его — сложным и проблематичным. Это был сильный удар по человеческому честолюбию (даже если не принимать во внимание честолюбие отдельных ученых, научные труды которых учение Фрейда опровергало).
Неудивительно, что психоанализ встретил в то время мощное противодействие. Однако удивительным было другое — необычайная быстрота его распространения в первые десятилетия XX века. Очевидно, сказался его мощный иконоборческий пафос. Психоанализ сыграл роль своего рода психологического фермента в период войн, крушения старых культурных традиций. Под его воздействием оказались многие крупные мастера
389
культуры, такие, например, как Стефан Цвейг, Томас Манн, Сергей Эйзенштейн. Рушились патриархальные, традиционные политические и культурные системы, и на их развалинах стал утверждаться психоанализ с его специфической философией и видением мира. Иногда его влияние оказывалось преходящим, как, например, в нашей стране.
В первые десятилетия XX века психоанализ имел огромный успех и множество влиятельных сторонников. В большинстве случаев фрейдизм воцарялся всерьез и надолго. Так это случилось в Соединенных Штатах Америки, во многих странах Западной Европы и других районах мира. Иногда говорят об «империи царя Эдипа». «Империя» в данном контексте — не только географическое понятие. О ней можно говорить по крайней мере в трех смыслах. С одной стороны, это человеческая психика, как она видится сторонникам психоанализа. Это уж подлинно «царство Эдипа», точнее, «Эдипова комплекса». С другой стороны, это широкое и разнообразное «психоаналитическое» движение, включающее в себя множество школ и направлений. В нем происходят бесконечные «перевороты», пересмотр и изменение теоретических взглядов. Буквально все крупные последователи 3. Фрейда выдвигают свои альтернативные идеи, основывают свои школы, иногда весьма влиятельные. Назовем их диадохами, наместниками в «империи Эдипа». Эрик Берн с его трансакционным анализом — один из таких «наместников».
Но, наверное, самый важный аспект влияния психоанализа заключается в том, что «империя Эдипа» простерлась в сознании многих миллионов людей, которые под воздействием пропаганды (целенаправленно осуществляемой психоаналитическими обществами, различными журналами, лечебными учреждениями, а также художниками, писателями, кинематографистами психоаналитической ориентации) нередко рассматривают свою жизнь, судьбу, общение с другими людьми сквозь «Эдиповы» очки, через призму психоаналитических понятий и теорий.
Теория не только описывает реальность, но и в известной степени ее формирует. Обратимся в связи с этим к примеру, приведенному Э. Берном в настоящей книге. К психотерапевту записалась на прием женщина, жалующаяся на головные боли, депрессию, бессонницу, которые были следствием мучительных неразрешимых проблем ее личной жизни. После многочасовых бесед (не просто разговоров, а исследовательских расспросов, регулируемых канонами психоаналитической терапии) психо-
390
терапевт приходит к выводу, который и внушает своей пациентке: все ее проблемы вызваны стремлением найти в мужчинах, встречающихся на ее пути, образ дедушки, который когда-то, еще в ее детстве, стал играть для нее роль сексуального символа. С образом дедушки, глубоко запечатлевшимся в детском сознании, она стала соразмерять реально встреченных мужчин и отвергать их претензии как несостоятельные. В этом психотерапевт увидел источник всех ее неудач в личной жизни и нарушений в здоровье. Хотя объяснение может показаться по-своему логичным, все же человеку, незнакомому с методами и понятиями психоаналитической терапии, оно может показаться в лучшем случае несколько экзотическим, в худшем — просто диким. Но если представить, что подобного рода объяснениями мир человека заполняется с раннего детства, когда они фигурируют на страницах прессы, в романах и кинофильмах, то можно вообразить, что они отвечают реальностям жизни. Кроме того, пациент знает, что методы, которыми пользуется психотерапевт, официально признаны, что он — глубоко уважаемый обществом эксперт, гуманность и полезность действий которого не подлежат сомнению. В этом случае объяснение принимается с готовностью и благодарностью, а «влечение» к образу дедушки, так же как «комплексы», прочего рода психоаналитические конструкции рассматриваются не как теоретические интерпретации, вербальные конструкции (которым неизвестно еще, что соответствует и соответствует ли вообще что-нибудь в жизни), а как стопроцентные факты, с которыми нужно сосуществовать. Именно так они начинают рассматриваться пациентом, и он строит свою жизнь, поступки и действия, исходя из их наличия.
Таковы сложные процессы трансформации субъективных взглядов, теоретических представлений в объективную реальность. Проще всего было бы отмахнуться от психоаналитических образов, сказав, что все это выдумка, миф, а потому не заслуживает никакого внимания. Но при этом не учитывается, что миф — не просто досужая выдумка или специальное изобретение для одурачивания легковерных. Миф — это в определенном смысле картина мира. Некоторые люди воспринимают миф как истину, так же реально, как и конкретные жизненные явления. По воздействию на жизнь человека образы психоанализа могут быть реальными, сколь реальными, например, были боги Олимпа в жизни древних греков.
391

Экскурс в историю возникновения и распространения психоанализа мы предприняли для того, чтобы показать читателю, в какой духовной и культурной традиции возникли книги Э. Берна и на какое читательское восприятие они в принципе были рассчитаны. Именно по причине специфики психоанализа, особенностей (в значительной мере с его помощью сформированной) культурной среды многие суждения и объяснения Э. Берна могут показаться нашему читателю, выросшему в иной культурной традиции, непонятными, недостаточно убедительными, а иногда неприятными и даже шокирующими. Автор сам осознает эту специфичность, неоднократно отмечая в своих рассуждениях, что он приводит примеры применительно только к США.
Но не стоит и преувеличивать существующие культурные различия, делая вид, что все здесь шокирует и все непонятно. В свое время успех психоанализа объяснялся тем, что 3. Фрейд и его последователи едва ли не первыми в истории психологической мысли обратились к изучению основополагающих вех человеческой жизни: рождения, взросления, любви и смерти. Это, конечно, было прорывом к новым горизонтам. 3. Фрейд разрушил стену между реальностью жизненных проявлений и как бы камуфлирующей, затушевывающей остроту их проявлений общественной моралью, по-своему выражающейся в науке, философии, в религиозной мысли и в других формах общественного сознания.
Апелляция к универсальным фактам человеческой жизни сделала труды Фрейда и его последователей интересными и важными для любого человека. Любовь есть любовь, смерть есть смерть — это понятно каждому, точно так же как и слова «родитель», «ребенок», «взрослый». Темы эти вечны, хотя это, разумеется, еще не залог вечности написанных на эти темы трудов. Но это уже вопрос индивидуального научного и литературного таланта. А в книгах Эрика Берна, смеем утверждать, талант присутствует. Кроме того, не следует преувеличивать трудности восприятия книги Берна с иных культурных позиций. В связи с этим возникает мысль, которая может показаться неожиданной, возможно, даже кое-кому кощунственной: это определенное родство психоанализа как зондирования человеческой психики с традицией русской литературной классики. Речь, конечно, идет не о теоретическом аппарате, а о направленности подхода. Ведь слово «психоанализ» — это калька с древнегреческого понятия «разложение души» (psyche —
392
душа, analysis — разложение, расчленение). Поэтому психоаналитическое изучение личности пациента иногда производит шокирующее впечатление. Психотерапевт буквально лезет в душу пациенту, извлекая на свет такие ее глубины, что третьей стороне — читателю — становится иногда неловко. Но тогда вспоминаешь исследовательское бесстрашие Федора Достоевского, а иногда — и Льва Толстого, выворачивающих буквально наизнанку мятущуюся человеческую душу, вытягивая на свет такие ее влечения и стремления, в которых человек никогда не в силах был бы признаться сам себе.
Неоднократно высказывалось мнение, что русская классика была одним из важных побудительных мотивов возникновения психоанализа. Во всяком случае, сам Фрейд в течение всей своей жизни питал неистощимый интерес к творчеству Достоевского, а герои Достоевского и сам их создатель многократно становились предметом исследования для самого 3. Фрейда.
Возможно, отдельные страницы книги Э. Берна и произведут шокирующее впечатление, но не столько потому, что это «чуждо» нашей культуре, а скорее потому, что с «нелегкой руки» некоторых блюстителей общественной морали в последние десятилетия у нас считалось не очень-то уместным отыскивать «вечные проблемы», ставить «последние вопросы» в литературе, науке, искусстве.
Однако следует подчеркнуть, что мы говорим о проблемах и направленности их исследования, а не о конкретных, «технических» в определенном смысле слова, специфичных для психоанализа решениях и методах. Наверное, мы уже достаточно сказали об истории психоанализа и о месте работ Э. Берна в психоаналитическом движении. Но у читателя может возникнуть вопрос: в конечном счете верна или не верна психоаналитическая концепция вообще и, в частности, выраженная в этой книге концепция человеческого общения и человеческой судьбы, принадлежащая Эрику Берну? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным, так как суть проблемы гораздо сложнее, чем она может показаться на первый взгляд, ответ можно было бы сформулировать так: психоаналитическая концепция человека и человеческих взаимоотношений, в частности концепция Эрика Берна, теоретически неверна, но в то же время цели ее автора гуманны и благородны, а некоторые его теоретические соображения интересны и полезны. Такое суждение нуждается, конечно, в уточнениях и разъяснениях. Прежде всего — о теоретической стороне дела. Если в первые
393
десятилетия существования психоанализа критика его велась в основном с моральных или абстрактно-идеологических позиций (это-де покушение на самое святое, разрушение моральных и идейных устоев и т. д. и т. п.), то последние двадцать лет ознаменовались и в нашей стране, и на Западе усилением чисто научной критики.
Итоги критики обычно сводят к следующему. Во-первых, «тройственная» структура психического аппарата, как она изображалась 3. Фрейдом («Я», «Оно», «Сверх-Я») и как она, с соответствующими изменениями, изображена Берном («Взрослый», «Ребенок», «Родитель»), представляет собой весьма примитивную конструкцию, не находящую никакого соответствия в изучаемом невропсихологами материальном субстрате человеческой психики и в происходящих в ней процессах. Во-вторых, биофизики показали, что созданная 3. Фрейдом и усвоенная многими из позднейших психоаналитиков теория влечения (любой из человеческих мотивов представляет собой в конечном счете превращенную форму полового влечения) ориентирована на чересчур простую «гидравлическую» модель. Это устаревший, давно пройденный наукой уровень понимания биологической энергии. В-третьих, современные психологи с помощью самых тонких экспериментов не смогли обнаружить сколько-нибудь устойчивых доказательств того (как это считали 3. Фрейд и Э. Берн), что содержание снов обнаруживает суть вытесняемых бессознательных стремлений. В-четвертых, 3. Фрейд, а за ним буквально все представители психоанализа (как показали долговременные эмпирические исследования в рамках возрастной психологии) непомерно преувеличили роль ранних детских переживаний в становлении человеческой психики. Они далеко не всегда оказывают «судьбоносное» влияние. Этот факт подрывает едва ли не главные составные части психоанализа — учение о неврозах и концепцию психоаналитической терапии.
В-пятых, большинство современных психологов и психиатров видят в психоаналитических терминах, таких, как «Эдипов комплекс» (Берн пополняет этот перечень терминами «сценарий», «футболка» и др.) не столько научные понятия, пригодные для описания психических структур и функций, сколько цветистые метафоры, более приличествующие художественному словоупотреблению. В-шестых, социологи справедливо указывают, что психоанализ, претендующий на создание общей концепции человека и человеческой судьбы (Берн в этом отноше-
394
нии не менее амбициозен, чем сам основатель психоанализа), абсолютно упустил из виду формирующее влияние на человека крупномасштабных социальных структур, по-своему отражающихся в приемах воспитания, механизмах социализации и т. п.
Это, разумеется, далеко не все критические претензии, которые можно высказать в адрес психоанализа. Но это, пожалуй, главные из них. Все они могут быть отнесены и к берновскому варианту психоанализа (к его сценарной теории). Сам автор, разбирая в заключительных главах настоящей книги критические упреки в адрес своей теории, именно на такие научные возражения ничего не отвечает, предпочитая дискутировать на довольно абстрактном философском уровне. Но следует ли из этого, что мы должны отвергнуть все конкретные выводы и практические результаты, полученные на основе этой теории, а также научные сочинения, возникшие в ее рамках? Здесь ответ будет, безусловно, отрицательным.
История науки неоднократно показывала, как научные теории, будучи опровергнуты фактами и, казалось бы, навсегда похороненные, воскресали порой через весьма солидный период времени. Одним из самых ярких примеров могут быть идеи пифогорейцев, выдвинутые в IV веке до н. э., о том, что Земля не занимает центрального положения среди планет. Эти идеи не могли восприниматься всерьез, ибо противоречили теории геоцентрической системы мира, по которой общим центром Вселенной считалась Земля. И лишь через две тысячи лет Николай Коперник (1473—1543) восстановил справедливость, подтвердив гениальную догадку древнегреческих ученых.
В истории науки известно множество ошибок ученых и значительно меньше гениальных прозрений. Недалеко бы ушло наше познание человека и мира, если бы главной нормой суждения в науке стала нетерпимость — нетерпимость к ошибкам, альтернативным мнениям, к отличающейся от общепринятой форме изложения материала.
Все эти соображения применимы и к книге Эрика Берна, с которой предстояло познакомиться читателю. Мы считаем в основном неверными принципиальные теоретические положения, которые легли в основу психоанализа. Но это еще не повод пренебрегать трудами Берна. Ведь, отвергнув его сценарную теорию, мы откажемся от одного из способов ближе подойти к решению «вечных проблем» и «последних вопросов». Современная психология дает нам в этом отношении слишком мало. Поэтому, пускаясь в плавание по бурному морю челове-
395
ческой жизни, полезно иметь хотя бы приблизительную, «рабочую» карту. Дальнейшие исследования внесут в нее поправки, а при необходимости будет изменена и сама система координат.
Кроме того, мы хотим обратить внимание на весьма немаловажный момент. Эрик Берн обязан успехам своих книг не столько психоаналитической теории, сколько собственному уникальному таланту наблюдателя, систематизатора и рассказчика. Он меньше всего похож на педанта-теоретика, которого в первую очередь заботит обоснование своих взглядов путем включения их в логическое целое какой-то более крупной теории (в данном случае психоанализа). Идеи Берна сочетаются с психоанализом, но отнюдь не сводятся к нему. А гуманистический пафос его книг, стремление наделить человека ясным пониманием своей жизненной ситуации, помочь ему стать честным с самим собой и с другими людьми, пройти жизнь рыцарем без страха и упрека — разве это само по себе не искупает недостатков его труда? Это относится прежде всего ко второму разделу книги, имеющему подзаголовок «Психология человеческой судьбы». Но эти слова справедливы и по отношению к первому разделу («Игры, в которые играют люди»), цель которого — научить человека меньше «играть», а больше быть самим собой, искать подлинной интимности и подлинной
свободы.
Моральный пафос книг Берна характеризуется его непроизвольным восклицанием: «Только ради бога, не бейте ребенка!» Теория, ведущая к такому выводу, не может быть вредной. Иногда людям не хватает целой жизни, чтобы прийти к такой вроде бы немудреной истине. А иногда они приходят к ней слишком поздно. Для того чтобы как можно больше людей скорее поняли эту и многие другие истины, необходимые для более полной и счастливой жизни, и писал свои книги Эрик Берн.
Ионин Л. Г., доктор философских наук
Мацковский М. С., доктор философских наук

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология