Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Венгеров А. Теория государства и права

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая. ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ НАУКА

Предмет теории государства и права. Место и функции теории государства и права в системе наук, изучающих государство и право. Современное состояние теории государства и права. Общая теория государства как часть теории государства и права. Эволюция отечественной теории государства и права. Современная методология теории государства и права. Значение теории государства и права для формирования современного юриста.
Наука, как важная область человеческой деятельности, имеющей своей целью получение и систематизацию объективных знаний о действительности, обладает сложной структурой. Прежде всего она делится на естественные и общественные науки по характеру изучаемых ею явлений и процессов. Как известно, различают три вида таких явлений и процессов, иначе – законов, действующих в природе и обществе. Естественные законы, действующие в природе независимо от воли и  осознания человека с неумолимой регулярностью и постоянством, – предмет изучения, определения и обозначения таких естественных наук, как физика, химия, математика и т.п. Социальные законы, которые действуют в обществе как поведение и деятельность многих социально организованных человеческих масс, но уже с определенной степенью регулярности и вероятности, и то в определенных условиях, – предмет занятий общественных наук. Сюда входит описание, объяснение и предсказание явлений и процессов, относящихся к человеческому обществу, протекающих в этом обществе. Они и составляют сферу интересов, предмет занятий общественных наук.
В свою очередь общественные науки также по предмету изучения делятся на более дробные сферы научного знания: социологию, политическую экономию, этику, психологию, эстетику, политологию, социальную синеретику и т.д.
К общественным наукам относится и юридическая наука – область человеческой деятельности, изучающая государство и право как самостоятельные, но органично взаимосвязанные между собой важные сферы жизни общества. Кроме того, есть и третья группа явлений и процессов, которая также обозначается понятием «закон». Это те законы, которые разрабатываются и принимаются, признаются специально созданными в государстве структурами, по установленной процедуре – парламентами, законодательными собраниями, конгрессами, думами и т.п. Это – нормативные законы и изучение их появления, необходимого качества, реализации, обеспечения, словом, многих связанных с ними характеристик, также предмет специального внимания и заботы юридической науки.
Как и каждая наука, юридическая наука также имеет своей задачей получение новых объективных знаний о своем предмете, т.е. о государстве и праве, систематизацию этих знаний, описание, объяснение и предсказание на основе открываемых ею социальных законов различных государственно-правовых явлений и процессов. Она пользуется своими собственными понятиями и категориями, в которых закрепляются добытые ею знания о различных сторонах государственно-правовой жизни общества, о возникновении, развитии и функционировании таких социальных институтов, как государство и право.
Развитие юридической науки идет сложным путем, составляя переход от одной парадигмы к другой, от одного уровня знаний к другому.
Определяется динамика юридического знания вечно живым, развивающимся, изменяющимся во времени характером таких социальных институтов как государство и право. Сохраняя свою незыблемую основу и характерные признаки, свое социальное назначение и социальную ценность, государство и право на протяжении тысячелетий выступает перед учеными во всем многообразии политических, структурных, территориальных устройств, способов осуществления власти, во всей многовариантности взаимодействия с личностью, коллективами, обществом. Уровень юридических знаний все более повышается, он наполняется новыми данными о государственно-правовых явлениях и процессах, изменяя и углубляя многие привычные научные положения и представления. Юридическая наука имеет и свою собственную структуру, опять же организованную по предмету изучения. Ее можно представить следующим образом:
1. Общетеоретические и исторические науки. Сюда относятся теория и история государства и права, история политических и правовых учений, политология.
2. Отраслевые юридические науки. Это науки конституционного права, государственного права, гражданского права, уголовного права, трудового права, семейного права, гражданско-процессуального права, торгового права, налогового права и т.д.
3. Науки, изучающие структуру, организацию, порядок деятельности государственных органов. Например, организация суда и прокуратуры, прокурорский надзор и др.
4. Науки, изучающие международное право  международное публичное право, международное частное право, международное гуманитарное право, космическое право, право, регулирующее новые способы мировых коммуникаций, основанных на современных информационных технологиях, средствах массовой информации и т.д.
5. Прикладные юридические науки. К ним относятся судебная статистика, судебная медицина, судебная психиатрия, криминология и т.п.
Следует обратить внимание, что к юридическим наукам относятся не государственное право, а наука государственного права, не гражданское право, а наука гражданского права, не государство и право, а теория государства и права, т.е. теоретические знания о государстве и праве.
Например, само гражданское право – это совокупность правовых норм, их более крупных объединений (например, правовых институтов), которые регулируют имущественные отношения и связанные с ними личные неимущественные отношения. Изучение этих норм, их совокупности – предмет науки гражданского права. Так же обстоит дело и с другими отраслевыми науками.
А наука – это всегда систематизированное знание о какой-то области жизнедеятельности человеческого общества или об обществе в целом. В данном примере с гражданским правом это знания об имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношениях, о нормах (правилах), которые регулируют эти отношения.
Это принципиальное положение следует усвоить, с тем чтобы не допускать смешение науки и ее предмета.
Как видно из схемы, к общетеоретической части юридической науки относится теория государства и права, которая имеет свой собственный самостоятельный предмет занятий, сферу собственных научных интересов. Этот предмет – прежде всего наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства и права.
Следовательно, теория государства и права прежде всего имеет своим предметом, т.е. изучает, не какие-либо отдельные общественные законы, относящиеся к отдельным сторонам государства и права, а именно всю систему этих законов, взятых в комплексе и в самом общем, абстрактном виде. Она, таким образом, изучает закономерности, общие для всех государственно-правовых явлений и процессов, рассматривает государство и право как целостные социальные институты.
Но это вовсе не означает, что предмет теории государства и права как науки не может включать и изучение отдельного, важного в конкретно-исторических условиях государственно-правового процесса. Например, современному российскому юристу важно знать и понимать перемены, происходящие в нынешнем Российском государстве, эволюцию бывшего Советского государства в новые государственные формы. Поэтому рассмотрение на теоретическом уровне этих перемен, их осмысление также становится предметом отечественной теории государства и права.
К предмету теории государства и права могут быть отнесены не только собственно государственно-правовые явления и процессы, но и те, органически связанные с ними, сопутствующие им стороны общественной жизни, которые позволяют лучше понять эти явления и процессы, оценить воздействие государства и права на другие социальные институты общества. Это относится к таким сторонам общественной жизни, как политическая система общества, правовое и политическое общественное сознание, нравственное состояние общества и т.д.
Таким образом, предметом теории государства и права выступают наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства и права, а также органически связанные с ними и сопутствующие им иные социальные явления и процессы.
Сама же теория государства и права как юридическая наука представляет собой систему объективных знаний об этих наиболее общих закономерностях и органически связанных с ними, сопутствующих явлениях и процессах.
В последнее время по всему спектру общественных наук происходит дальнейшая дифференциация научного знания.
Затронула эта тенденция и теорию государства и права. В рамках этой тенденции в относительно самостоятельные части выделились теория государства и теория права.
Предыдущий подход, при котором подчеркивалось, что право и по происхождению, и по функциям является порождением государства, его инструментом, не выдержал испытание временем, пришел в противоречие с новыми знаниями. Поэтому возникла необходимость рассматривать государство и право не только и их органической связи, но и как относительно самостоятельные социальные институты.
Теория государства рассматривает наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования государства. Теория права, соответственно, изучает общие закономерности, относящиеся к правовой жизни общества.
Этот новый методологический подход реализуется, как указывалось выше, и в настоящей книге. Но при этом учитывается, что хотя государство и право являются самостоятельными социальными институтами, между ними существовали и существуют органические, реальные связи – и в процессах их возникновения, и в процессах функционирования. Но все это обсуждается только в рамках реальных исторических процессов, а не по надуманным и вульгаризированным схемам, существовавшим на предыдущем этапе отечественной теории права и государства.
Кроме того, формируются общая теория государства, охватывающая теоретико-государственные аспекты, характерные для всех государственно-организованных обществ, и специальные теории государств, охватывающие особенности государственности у тех или иных народов.
Знание предмета теории государства и права позволяет оценивать ее место и функции в системе наук, изучающих государство и право. Разумеется, каждая юридическая наука имеет свою теоретическую часть, свою систему понятий и категорий. Например, наука уголовного права изучает такие явления, как преступление и наказание, и закрепляет на теоретическом уровне принципы и формы этих социально-правовых явлений. А теория государства и права, изучая и определяя основные государственно-правовые явления и процессы, такие, как государство, право, государственная власть, государственный орган, правотворчество, правоприменение, правонарушение, юридическая ответственность, правоспособность, дееспособность и т.п., выступает теоретической базой иных юридических наук, в том числе науки уголовного права, дает этим наукам ряд теоретических отправных положений.
В свою очередь знания о многих сторонах государственно-правовых явлений и процессов теория государства и права черпает из теоретических и эмпирических (опытных) знаний других юридических наук. Происходит, таким образом, процесс взаимообогащения и взаимовлияния теории государства и права и других юридических наук.
Теория государства и права является также методологической основой для других юридических наук. Иными словами, систему методов, с помощью которых изучаются на теоретическом уровне государство и право, творчески используют и другие юридические науки, прежде всего отраслевые.
Особые взаимосвязи существуют у теории государства и права с историей государства и права. История государства и права изучает конкретные государственно-правовые явления и процессы, развертывающиеся в пространстве и времени, в разных странах, в разное время. Теория государства и права обобщает эти знания, систематизирует их, придавая им новое теоретическое качество. Следовательно, теория государства и права – это логическое обобщение конкретно-исторических данных о возникновении, развитии и функционировании государства и права.
Без осмысления конкретно-исторических данных о государстве и праве, в отрыве от них теория государства и права становится умозрительной, схоластической наукой.
Поэтому принцип историзма является одним из основных принципов теории государства и права. Этот принцип означает, что государственно-правовые явления и процессы надо изучать в развитии, т.е. рассматривать то, как возникают государство и право, какие основные этапы проходят в своем развитии, чем они стали в настоящее время, каковы их дальнейшие перспективы.
Теория государства и права – это тот логический уровень знаний, который может существовать только в неразрывной связи с историческим уровнем знаний, обобщая его, очищая от частностей, выделяя и закрепляя основные закономерности государственно-правового развития общества.
Новые фундаментальные исторические данные, новый исторический опыт в социальной сфере (непосредственно), в естественнонаучной сфере (опосредованно) влекут и не могут не повлечь за собой определенные уточнения, а в некоторых случаях и изменения отдельных положений теории государства и права. Эту взаимосвязь нельзя забывать, т.к. в противном  случае теория государства и права превратилась бы в навсегда установленный, неизменный, но не соответствующий реальной действительности, набор отдельных понятий, категорий и т.п. К сожалению, именно такое окостенение и произошло на предыдущем этапе развития отечественной теории государства и права, когда она вся была пронизана марксистско-ленинской догматикой.
Принцип историзма потому и обладает методологической значимостью, что он всегда предполагает наличие конкретно-исторически определенного предмета исследования, требует выделения связей этого предмета и рассмотрения его развития во времени. Причем диапазон времени, который позволяет делать правильные научные выводы, увеличивается, расширяются и ареалы изучения государства и права. К концу XX века диапазон времени в некоторых ареалах достигает 10 – 12 тыс. лет, а в целом ареал становится общепланетным.
Вместе с тем теория государства и права во взаимодействии с историей является самостоятельной областью знаний и выполняет свои специфические функции, т.е. имеет самостоятельные направления в исследовательской деятельности.
Прежде всего это гносеологическая функция, т.е. познание и объяснение сущности, содержания и форм государства и права, а также иных, органично связанных с государством и правом явлений и процессов.
Далее, это – методологическая функция, когда система методов познания, разрабатываемых в теории государства и права, творчески используется другими отраслевыми юридическими науками.
Это социальная (прикладная) функция, когда знания, полученные теорией государства и права, используется для предсказаний, прогнозов развития государственно-правовых явлений и процессов. Например, как будет эволюционировать форма государства, какой характер примет политико-правовой режим, будут ли иметь успех правовые реформы, что надо конкретно делать, чтобы сформировать правовое государство и т.п. Иногда в юридической литературе эту социальную (прикладную) функцию теории государства и права именуют прогностической. Эта функция может включать как критическое, так и поддерживающее, временами даже апологетическое содержание по отношению к тем или иным сторонам конкретных государств и правовых систем. Те или иные теоретические положения используются разными социальными силами либо для критики и даже разрушения существующих институтов государственности и права, либо для их поддержки, оправдания, развития.
Поэтому теория государства и права является объективно весьма политизированной общественной наукой, но, подчеркнем, никак не конъюнктурной, приспособленной для тех или иных конкретных целей, областью знаний, хотя, конечно же, попытки приспособить ее под конкретные нужды тех или иных политиков имели место в истории государственности и права. Эту реальную опасность надо отчетливо видеть и всячески ей противостоять в понимании и развитии теоретического юридического знания.
Весьма важна и идеологическая функция теории государства и права.
Длительное время отечественная теория государства и права пропагандировала марксистско-ленинское понимание государственно-правовых явлений и процессов, внедряла в общественное сознание вульгарно-классовый подход к государству и праву, гиперболизируя при этом роль насилия, принуждения в функционировании государства и права, подчеркивая служебный характер этих социальных институтов в руках господствующего класса и т.п.
В современной теории государства и права идеологическая функция заключается в другом. С одной стороны, происходит отказ от ограничений и догм марксистско-ленинского этапа развития общественной юридической науки, а с другой – утверждение общедемократических, гуманистических идеалов. Только на этом пути возможно достичь нового научного уровня познаний и объяснений государства и права, реализации ее подлинной идеологической функции.
В настоящее время действительно происходит эволюция отечественной теории государства и права – переход от ее марксистско-ленинского содержания и формы, особенно в описании и объяснении государства, к одному из немарксистских направлений научного изучения государства и права. Подчеркнем, процесс этот противоречивый и трудный, требующий овладения новыми знаниями прежде всего преподавателями, аспирантами, студентами общественных вузов.
Обстоятельства такого перехода имеют не субъективный, а объективный характер.
Произошло обогащение теории государства и права новыми знаниями о происхождении государства и права, сочетании классового и общечеловеческого в сущности государства и права. Появились новые знания и о функционировании и эволюции социалистических государств. По-новому стали осмысливаться современные буржуазные государства. Появились и новые знания о гуманистических и демократических ценностях в развитии современной государственности. Стала понятна демократическая ценность конституционной законности и верховенства законов в борьбе с произволом, тоталитаризмом. По-новому встал и вопрос о социальном правовом государстве как одной из перспективных и прогрессивных целей развития российской государственности. По-иному выглядит и вся проблематика прав и свобод человека, приоритет прав отдельного индивида, личности над правами коллективных образований – государства, нации, народа.
В новых конкретно-исторических условиях произошла перемена взглядов многих обществоведов на марксизм-ленинизм, в том числе на его роль и значение в описании, объяснении и прогнозе государственно-правовых явлений и процессов.
Такие, казалось бы, неоспоримые на предыдущем этапе его положения и догмы, как вывод об определяющем классовом факторе в возникновении государства и права, о прямой связи государства и права с общественно-экономической формацией, о последовательной смене типов государств–от рабовладельческого к социалистическому и о социалистическом типе как  высшем, об «отмирании» государства и права и ряд других, не выдержали  испытание временем, оказались несостоятельными и утопическими.
При этом, однако, надо учитывать, что марксистско-ленинский этап в развитии отечественной теории государства и права был обусловлен как уровнем государственно-правовых знаний XIX – начала XX века, так и конкретно-историческими условиями общественной жизни России, политической борьбой, иными объективными и субъективными факторами.
Особенно это проявилось во взглядах сталинизма и неосталинизма на государство и право. Подчеркивание роли государства как главного орудия строительства социализма и коммунизма привело в конечном счете к становлению тоталитарного, антидемократического государства, поглощению государством общества и личности, к появлению режима личной власти с его произволом, массовыми нарушениями прав и свобод граждан. Упор на принудительную силу государства и права придал карательным государственным органам непомерное значение и вызвал чудовищные формы их использования для укрепления режима личной власти.
Определение главной задачи социалистической законности как защиты государственной собственности (и ничего более, по определению Сталина) вообще вывело из сферы деятельности правоохранительных органов защиту прав и свобод человека, отодвинуло гражданина на самый задний план государственно-правовой жизни.
Перечень этот можно было бы продолжить, но главное все же заключается не столько в критическом осмыслении отдельных положений сталинизма и неосталинизма по вопросам государства и права, сколько в понимании глубокой социальной порочности всей теоретической государственно-правовой концепции Сталина и его единомышленников. Доведя до абсурдных, догматических форм отдельные, весьма спорные теоретические положения Маркса, Энгельса, Ленина (об определяющей роли насилия в развитии общества, о формах и интенсивности классовой борьбы, отмирании классов, о диктатуре пролетариата, руководящей роли коммунистической партии и т.д.) и, самое главное, применив эти догмы на практике, Сталин и его сторонники создали тоталитарные социалистические государства, причинившие неимоверные духовные, материальные, нравственные страдания народам, в том числе и российскому народу. И, как показал исторический опыт, сталинизм и неосталинизм вообще дискредитировали коммунистические идеалы в жизни общества, в том числе и в государственно-правовой сфере.
Избавляясь от этих догм и положений, современная отечественная теория государства и права учитывает, что наряду с марксистско-ленинскими взглядами на государство и право всегда существовали и существуют немарксистские теории.
Они имеют разное содержание, используют разную методологию, делают разные выводы о государственно-правовых явлениях и процессах. Диапазон их весьма широк. Например, в отношении функционирования и развития права можно выделить несколько концепций: психологическую, социологическую, нормативистскую, нравственную (естественно-правовую).Возникновение права объясняли по-разному: теологическая (религиозная) концепция, историческая школа права, позитивизм и т.д.
Большое значение для понимания сущности и форм демократии, функционирования государства имела и имеет концепция разделения властей Монтескье. Богатые по содержанию, яркие по форме концепции характеризовали в XVIII – начале XX века и российскую теоретическую государственно-правовую мысль.
Основные из этих концепций будут подробно рассмотрены в дальнейшем, при освещении конкретных теоретических государственно-правовых вопросов.
Здесь же надо подчеркнуть следующее. Длительное время в рамках марксистско-ленинской теории государства и права все они отвергались как ненаучные, идеалистические, метафизические, обслуживающие интересы эксплуататорских классов – приклеивались к ним и иные уничижительные ярлыки.
Главную задачу ортодоксальные представители марксистско-ленинской теории государства и права видели и видят в критике, даже разоблачении этих немарксистских теорий.
Разумеется, было бы неверным утверждать сейчас, что все эти концепции, возникшие в разные времена, у разных народов, в конкретно-исторических условиях, являются безусловно верными, что их надо безоговорочно принимать, что они не подлежат критическому осмыслению и т.п.
Вместе с тем современная теория государства и права должна извлечь и из этих теорий все то позитивное, что они содержат, что помогает глубже понять природу таких сложных социальных институтов, как государство и право, а не отвергать их с порога, как это делалось раньше только потому, что они были немарксистскими. Таким образом, наряду с обновлением должна существовать и определенная преемственность в развитии государственно-правовой мысли.
Особенно большие перемены в этой связи происходят в методологии теории государства и права.
Если знание предмета теории государства и права позволяет четко отвечать на вопрос, что изучает эта наука, то знание методологии позволяет дать ответ на другой важнейший вопрос: как наука это делает, с помощью каких методов и приемов.
Дело в том, что методология любой науки также не является произвольно придуманным, привнесенным извне набором способов и приемов изучения. Методология является объективно определяемой предметом изучения, вытекающей из общих концептуальных подходов, уровня научного знания, частью каждой науки, ее существенным элементом. Методология представляет собой систему методов, набор способов и приемов исследовательской деятельности, знания о них. Но объективно эта система, этот набор задаются природой изучаемых явлений и процессов, вытекает из общего методологического состояния научного знания, научных интересов.
Своей методологии объективно требует и получает ее современная теория государства и права.
Это приходится подчеркнуть, т.к. на предыдущем, марксистско-ленинском этапе своего развития отечественная теория государства и права, разделив все методы на основной и частные, использовала главным образом лишь так называемый основной метод  материалистическую диалектику.
И если бы опять же не было догматизации и вульгаризации диалектико-материалистического метода, в таком подходе не было бы ничего страшного. Ведь в рамках этого метода государство и право рассматривается как развивающиеся, динамичные социальные институты. Причины их развития коренятся в материальных условиях жизни общества. Противоречивый характер этого развития также признается материалистической диалектикой.
Словом, все бы ничего, если бы этот метод не противопоставлялся всем иным, которым придавалась роль вспомогательных, частных, второстепенных методов. И их умаление лишало теорию государства и права знаний реальных государственно-правовых явлений и процессов, придавало ей схоластический, умозрительный характер, снижало научную обоснованность ее рекомендации. Особенно это касалось социалистического типа государства, когда неиспользование социологического, сравнительного, статистического методов, правового эксперимента затушевывало научные знания об этом типе государства, приводило к его необоснованной апологетике.
В свою очередь гиперболизация материалистической диалектики превращала методологию в искусственные поиски «восхождения» научного знания от конкретного к абстрактному, к схоластичным рассуждениям об отсутствии в социалистическом государстве антагонистических противоречий и т. д.
Надо отчетливо понимать, что кризис социалистической идеи в том виде, в каком она была осуществлена в тоталитарном социалистическом государстве и его правовой сфере, одновременно означал и кризис догматизированной материалистической диалектики. Ведь, опираясь на такие догмы диалектики, как, например, единство и борьба противоположностей, Сталин и его единомышленники утверждали о бесконечной и все усиливающейся классовой борьбе в социалистическом обществе. Известно, к каким геноцидным формам борьбы с собственным народом привел этот перенос «диалектического» знания в 20–30-х годах в России на процессы коллективизации, устранение творческой интеллигенции из общественной жизни и т.п. А что стоили российскому обществу «диалектико-материалистические» утверждения об определяющей роли общественного бытия в его соотношении с общественным сознанием, в каких чудовищных, извращенных формах принялись приводить индивидуальное сознание многих людей в соответствие с социалистическим тоталитарным бытием. Да и до сих пор положение о том, что «общественное бытие определяет общественное сознание», как бы спорно оно ни было, подменяется расхожим утверждением, что «бытие определяет сознание». При таком подходе, по сути, утверждается, что сознание индивида (его установки, стереотипы, догмы, мифы и т.п.) должны определять только то бытие, та среда, в которой он живет. Разумеется, нет ничего более вульгарного, чем определение духовного мира конкретного человека исключительно его бытовыми, в том числе жилищными, трудовыми, семейными условиями. Их, разумеется, нельзя игнорировать, но нельзя и сводить исключительно к ним все многообразие духовной и нравственной жизни каждого конкретного человека. Кроме того, из положения «бытие определяет сознание» можно выводить самые разные, в том числе и самые вздорные, требования. Но, к счастью, как часто сознание индивида не соответствует его конкретному бытию, да и конкретное бытие не соответствует индивидуальному сознанию.
Но главное заключалось все же в том, что под вульгаризированные и пронумерованные Сталиным в «Кратком курсе ВКП(б)» догмы материализма и диалектики подгонялась и методология всех иных наук, в том числе и юридической науки. При этом игнорировались многие направления и oco-бенности методологии теории государства и права.
А ведь широкое использование только одного сравнительного метода, при котором идет сопоставление правовых систем, отраслей права и других структурных элементов государственно-правовой жизни разных обществ, сразу бы показало, какие пробелы, недочеты и упущения существуют при социалистическом государстве в сфере защиты прав и свобод граждан. Правдивая правовая статистика сразу бы позволяла на основе ее анализа и обобщения получить научные знания о причинах и формах правонарушений, преимущественно репрессивной роли правоохранительных органов и т.д. Социологический метод позволил бы установить и измерить роль социальных факторов, их влияние на государственно-правовое развитие общества.
Только в 70-80-х годах положение с методологией юридической науки несколько изменилось: были предприняты серьезные усилия ряда ученых-юристов поднять методологическую основу отечественной теории государства и права за счет активного и широкого использования социологического и статистического методов при изучении эффективности действия права. Получили развитие и этот период и взгляды о необходимости использовать кибернетический метод, правовой эксперимент и ряд других.
Теория государства и права тесно связана и с такими общественными науками, как философия, социология, политическая экономия, политология, этнография – и связь эта главным образом проходит именно в методологической сфере научного познания. Поэтому использование социологического, сравнительного, формально-логического метода существенно обогащает методологию теории государства и права.
Правовой эксперимент – опытная проверка закона на ограниченной территории – использовали в правотворчестве России еще в XIX веке. Разумеется, может быть полезным и творческое использование материалистической диалектики – важного методологического арсенала философии. Также значимо было бы использование кибернетических методов (например, подход к управляемым процессам с учетом обратной связи, обязательного соответствия «разнообразия» управляющей и управляемой систем и т.п.). Но в настоящее время происходит и дальнейший процесс усиления собственно методологической базы теории государства и права.
Во-первых, надо учитывать, что наука имеет свои собственные, присущие только ей методы познания государственно-правовой действительности, она начинает выдвигать их на передний план, развивать и совершенствовать.
Одним из таких методов является догматический (от «догма» – правило, установленное положение), или формально-логический метод. Он особенно хорош при изучении нормативных сторон правовых систем (законов и других нормативных актов, их системы). Этот метод позволяет выявить несоответствие тех или иных правовых норм реалиям общественной жизни, противоречия правовых актов между собой и т.д. И, следовательно, позволяет на научной основе поставить вопросы о принятии новых законов, изменении или отмене действующих правовых актов.
Во-вторых, теория государства и права постепенно начинает впитывать и методологию, идущую от синергетики – формирующейся новой науки о самопроизвольных, самоорганизационных, случайностных процессах. Эти методологические идеи позволяют лучше понять различные процессы самоуправления и управления в государственно-правовой сфере, особенно при развитии демократических начал в местном самоуправлении, в структуре исполнительной власти. Новые данные о конструктивной роли случая в общественном развитии глубоко объясняют субъективный фактор в государственно-правовой жизни общества, позволяют наряду с закономерными причинно-следственными связями учитывать и случайностные, вероятностные связи.
В-третьих, теория государства и права, усиливая свою материалистическую методологию, избавляется от вульгаризованных идей о решающем влиянии экономического базиса на все стороны государства и права. Она начинает привлекать в свой методологический арсенал знания о роли экологического фактора в жизни общества, в том числе влиянии многих природных процессов на государственно-правовую жизнь, раскрывает глубокую взаимосвязь не только государства и общественно-экономического строя, но и государства и экологии. В теории государства и права требования современного экологического императива (сохранение сферы обитания человека) начинают преломляться в оценке многих государственно-правовых явлений и процессов по этому, экологическому, критерию.
Таким образом, можно сделать вывод, что метод теории государства и права представляет собой объективно существующую большую совокупность (систему) способов и приемов, с помощью которых познается предмет этой науки.
На этой новой многогранной методологической основе и формируется принцип научности в изучении государства и права. Этот принцип предполагает избавление от мифотворчества, утопизма и вульгаризма, утверждает примат объективного научного знания над сиюминутными интересами тех или иных классов, социальных групп или отдельных ученых. Научная истина при описании, объяснении и прогнозировании государственно-правовых явлений и процессов должна быть превыше всего. Только так раскрывается современное содержание принципа научности.
В этом своем качестве принцип научности противостоит так называемому принципу партийности, который длительное время объявлялся основным принципом марксистско-ленинской теории государства и права.
Утверждалось, что только та теория государства и права будет научной, которая будет подходить к государству и праву с позиции интересов рабочего класса, программных положений коммунистической партии, т.к. эти классовые интересы выражают основные тенденции общественного развития, а программные положения содержат объективные научные знания,  полученные марксизмом в государственно-правовой сфере, их высший и за конченный научный уровень.
Разумеется, государство и право, эти действительно социальные институты, органично связанные и по происхождению, и по развитию с различными классовыми интересами, представляют арену столкновения и согласования социальных, классовых, национальных интересов. Но сводить только к этим интересам и положениям, их отражающим, сущность государства и права, как это делалось в марксистско-ленинской теории государства и права, было бы принципиально неверно.
По существу, вся марксистско-ленинская государственно-правовая концепция была идеологизирована, базировалась на принципе партийности, на том уровне догматизированных конкретно-исторических знаний, который был характерен для XIX – начала XX века, соответствовал условиям политической борьбы. Разумеется, вообще отказаться от связи теории государства и права с обобщением и осмыслением роли классов и партий в возникновении и развитии государства и права также было бы неверным.
Но на современном этапе развития теоретического знания несостоятельность принципа партийности, который требовал оценки тех или иных положений теории государства и права в зависимости от того, нужно ли это было, выгодно ли это было субъективно истолковываемым интересам рабочего класса, коммунистической партии, стала совершенно очевидной.
Словом, получение объективно достоверного знания – такова та основная методологическая задача, которая стоит сейчас перед теорией государства и права и начинает реализоваться в ее исследовательской деятельности. Необходимо отметить также, что новое, современное состояние теории государства и права позволяет ей выступать мощным средством формирования нового юридического мировоззрения российского общества, столь необходимого ему в условиях политических, экономических и правовых реформ. Теория государства и права также способствует и формированию российского юриста в духе демократических, гуманистических тенденций и традиций, необходимой политической и правовой культуры. Без специально подготовленных юристов не может функционировать правовая система – это знали еще в Древнем Риме. И для современной российской действительности эта проблема становится особенно актуальной. Только юрист, эрудированный, имеющий прочные правовые базовые знания, ориентированные на демократию, социально ориентированную рыночную экономику, на защиту прав и свобод человека, будет в состоянии продуктивно работать в современном мире. И не случайно профессия юриста стала самой престижной среди молодежи – ей отдает ныне предпочтение значительная часть поступающих в вузы.

Глава вторая. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

Первобытное общество. Власть в первобытном обществе, организация и формы ее осуществления. Переход от присваивающей к производящей экономике («неолитическая революция») как фактор социального расслоения общества, появления классов, собственности, государства. Закономерности возникновения государства. Города-государства. Государство как социальный институт, обеспечивающий производящую экономику. Типичные и уникальные формы возникновения государства. Государство как политическая, структурная, территориальная организация раннеклассового общества. Признаки государства. Неравномерность развития государственности у разных народов. Государственная власть, ее происхождение и структура, способы и формы осуществления. Работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и ее современные оценки. Лекция В. Ленина «О государстве» и ее современные оценки. Обзор теорий о происхождении государства.
Познание государства и права следует начинать с вопроса о происхождении государства – всегда ли в истории человеческого общества существовал этот социальный институт или же оно появилось на определенном этапе развития общества. Только такой методологический подход, реализующий принцип историзма, позволяет уяснить причины и формы появления государства, его характерные, сущностные черты, отличие от предыдущих организационных форм жизни общества.
Вот почему начинать приходится с характеристики сторон первобытного общества, использовать данные археологии и этнографии, непосредственно изучающих это общество.
В настоящее время благодаря успехам археологии и этнографии знание о первобытном обществе, этапах и тенденциях его развития существенно обогатилось. Если в XIX – начале XX века историческое знание об общественном развитии охватывало период примерно в 3 тысячи лет, а все, что было до этого, определялось как предыстория (из-за отсутствия письменных и других надежных источников), то теперь, к концу XX века, история многих регионов насчитывает 10-12 тысяч лет, существует вполне достоверное знание об этом историческом диапазоне в жизни человечества.
Кроме того, если для XIX – начала XX века был характерен в основном евро-центристский взгляд на историю, т.е. использовались знания истории Европы и некоторых прилегающих к ней регионов, а затем эти знания искусственно распространялись на весь остальной мир, то в XX веке в орбиту научного осмысления оказалась вовлеченной история всех регионов земного шара. Теория государства и права становится, таким образом, действительно логическим обобщением истории всепланетного государственно-правового развития общества.
В этом новом понимании первобытного общества прежде всего следует выделить знания, характеризующие развитие этого общества, периодизацию первобытной истории. Иными словами, речь идет о том, что само это общество никогда не было статичным, оно развивалось, проходило различные этапы. Выделяют несколько видов такой периодизации – общеисторическую, археологическую, антропологическую. Особую методологическую ценность представляет для теории государства и права периодизация, базирующаяся на новых данных археологии и выделяющая в качестве одного из основных рубежей развития первобытного общества «неолитическую революцию» (от «неолит» – новый каменный век).
Это понятие в историческую науку ввел английский археолог Г. Чайлд в середине XX века, характеризуя тот принципиальный качественный переворот, который произошел во всех сферах жизни человечества при переходе в неолите (примерно VII-III тыс. до н.э.) от присваивающего к производящему хозяйству, т.е. от охоты, рыболовства и собирательства к земледелию, скотоводству, металлургии и металлообработке, керамическому производству. Этот переход начался в различных районах земного шара (Ближний Восток, Месоамерика, Горный Перу и др.) приблизительно 10–12 тыс. лет назад и занял несколько тысячелетий.
Поскольку этот переход изменил всю материальную основу жизни первобытного общества, ее социальную и духовную организацию, постольку он справедливо обозначается как революция, хотя и растянувшаяся на несколько тысячелетий.
Эта периодизация позволяет четко обозначить, о каком первобытном обществе идет речь, в каких временных рамках оно существовало, какова была социальная и духовная организация общества, какие формы воспроизводства и существования использовало человечество. Для теории государства и права появляется наконец возможность также четко определять, какие формы организации власти и социально-регулятивные системы функционировали в обществах присваивающей экономики, а какие  в обществах производящей экономики.
Действительно, длительное время наш предок – кроманьонский человек (его появление датируется 40 тыс. лет назад) занимался охотой, рыболовством, собирательством плодов и корней растений, т.е.  занимался присвоением готовых животных и растительных форм. Для этого он использовал кремневые, костяные и некоторые другие орудия, которые изготавливал также из готовых природных материалов (кремневых конкреций, костей, дерева), т.е. занимался орудийной деятельностью.
Социальная организация кроманьонцев характеризовалась семейной общиной (малой локальной группой, кланом), которой руководили ее члены – наиболее авторитетные и опытные добытчики пищи, знатоки обычаев и обрядов. В основе семейной общины лежали родственные отношения, объединявшие, как правило, несколько поколений: родителей, молодых мужчин и женщин, детей. Характерным был и их относительно кочевой образ жизни на определенной территории.
Семейные общины могли объединяться, но только на родственной основе, в более крупные образования для защиты от нападений, для организации военных походов, коллективных охот. Поскольку в основе социальной организации первобытного общества лежали родственные отношения, постольку эту организацию определяют как родовой строй.
В этом обществе существовала строго фиксированная система половозрастного разделения труда, распределения пищи, брачно-семейных отношений. Последние варьировались в зависимости от соотношения мужчин и женщин, их возраста, сложившихся форм брака – от моногамных до гаремных форм семей.
Разумеется, такая организация знала и властные институты: власть предводителя, совета старейшин. Причем существовала выборность, сменяемость вождей, предводителей, совета старейшин. Форма власти в первобытном обществе называется, в отличие от власти в государственно организованном обществе, потестарной (от лат. «potestas» – власть, мощь).
Например, потестарная власть предводителя семейной общины, базировалась не только на его авторитете, но и на возможности жесткого принуждения. Нарушитель сложившихся правил поведения мог быть строго наказан, вплоть до лишения жизни.
Знало такое общество и различные организационные формы разрешения споров – состязания самих спорящих, когда победитель считался выигравшим спор, суд родственников, посредников, предводителя, совета старейшин.
Словом, такая социальная организация первобытного общества тысячелетиями воспроизводила присваивающую экономику, обеспечивала гармоничное взаимодействие человека и природы, была первым, отличным от всех последующих способом существования человеческого общества, полностью соответствовала его потребностям.
10–12 тыс. лет назад возникли экологические кризисные явления, которые, по мнению некоторых ученых, угрожали существованию человечества как биологического вида.
Произошли неблагоприятные изменения климата, началось вымирание мегафауны (мамонтов, шерстистых носорогов и др.), бывшей основным источником питания человека в некоторых районах.
Человечество ответило на эти кризисные явления переходом к новому способу существования и воспроизводства – к производящей экономике, произошла «неолитическая революция».
Постепенно от охоты, рыболовства и собирательства, а также архаичных форм земледелия, скотоводства человечество переходит к развитым формам земледелия (подсечно-огневому, неполивному, поливному, в том числе ирригационному) и скотоводства (пастбищному, отгонному, а затем и кочевому). Эти новые формы организации хозяйственной жизни стали играть основную экономическую роль в жизни общества.
Сельское хозяйство позволяло создавать запасы и переживать тяжелые времена года, прежде всего, зиму (в определенных регионах).
На этапе перехода к производящей экономике в разных районах были одомашнены многие растения и животные. Северная Америка –  индейка, обычная фасоль, подсолнечник; Месоамерика – какао, хлопок, маис (кукуруза), тыква, картофель, помидоры; Южная Америка –  лама, морская свинка, арахис, обычная фасоль, картофель; Африка – кофе, просо, рис, арбуз;
Европа –  капуста, виноград, свекла; Ближний Восток – крупный рогатый скот, осел, коза, свинья, овца, ячмень, финик, инжир, лен, овес, чечевица, лук, горох, груша, рожь, пшеница; Средняя Азия – буйвол, огурец, баклажан; Юго-Восточная Азия – банан, хлебное дерево, кокосовый орех, сахарный тростник, чай; Дальний Восток – лук, персик, соевые бобы, капуста.
В специальной литературе отмечается, что одомашнивание касалось тех растений и животных, которые произрастали или находились в соответствующих регионах, в диком виде.


В Европе были одомашнены овцы и козы, в Азии и Африке – коровы, в Северной и Южной Америке – ламы и морские свинки, дикие свиньи жили в более обширных зонах – от Турции до Китая, а уж собаки водились просто повсюду. Не случайно, что собака – самый первый одомашненный спутник человека*.

*Нора Мокони. Археология. М.: Росмэн, 1996. С. 47.

Для европейцев в течение тысячелетий главным источником растительной пищи оставались пшеница и ячмень. В Америке – кукуруза и фасоль, в Азии – рис и просо.
Занятие сельским хозяйством привело человечество к оседлости – еще одному крупному перевороту в бытии этого необычного биологического вида.
Социально-экономическая и экологическая сущность «неолитической революции» заключалась в том, что с целью удовлетворения своих потребностей человек от орудийной деятельности, связанной с присвоением готовых животных и растительных форм, перешел к подлинно трудовой деятельности, направленной на преобразование природы и производство пищи: созданию новых растительных и животных форм и замещению ими природных, естественных форм. Этот переход сопровождался не только селекционной деятельностью, которая легла в основу земледелия и скотоводства, но и иной производственной деятельностью – прежде всего изготовлением керамических изделий, а также металлургией и металлообработкой.
Производящая экономика к IV-III тыс. до н.э. стала вторым и основным способом существования и воспроизводства человечества.
В основе перехода к производящей экономике лежат кризисные явления, которые поставили под угрозу само существование человечества. Ответив перестройкой всей своей социальной и хозяйственной организации, человечество смогло выйти из глобального экологического кризиса. В эту перестройку входит и новая организация властных отношений – появление государственных образований, раннеклассовых городов-государств, в связи с чем неолитическую революцию иногда называют «городской революцией».
Эта «кризисная» теория происхождения государства имеет и современное преломление. Формирующийся ныне новый глобальный экологический кризис также требует ответной реакции человечества, в том числе новой перестройки социальной и хозяйственной организации жизни общества. И такая перестройка, по существу, уже началась: новая роль международных организаций – прежде всего Совета Безопасности, в целом ООН  появление международных сил «быстрого реагирования», «голубых касок» и т.п. В этих условиях по-новому должны решаться вопросы суверенитета государств, их сотрудничества, разрешения конфликтов.
Угрозу существованию человечества несут этносы, не приспособившиеся к новым, острым технологиям, прогрессу в сфере наук и другим полезным и опасным продвижениям человечества.
В перспективе совместные формы давления со стороны держателей достижений цивилизации могут стать реальностью нового миропорядка, современной перестройки государственной организации общества.

 Но вернемся к истокам кризисной теории происхождения государства.
Итогом «неолитической революции» явилось возникновение в некоторых регионах земного шара ранних земледельческих обществ (например, в районе Ближнего Востока оно относится примерно к VII тыс. до н.э.). На следующем этапе социально-экономического развития (примерно к IV–III тыс. до н.э.) происходит расцвет раннеземледельческих обществ. На их основе возникают первые цивилизации – происходит становление раннеклассовых обществ. Они возникали, как правило, в долинах крупных рек: Тигра и Евфрата, Нила, Инда, Янцзы и других, приблизительно между 20-40 градусами северной широты, т.е. в наиболее благоприятных для земледелия климатических и ландшафтных условиях, и составили к III-II тыс. до н.э. настоящий пояс первичных цивилизаций, простиравшийся от Средиземного моря до берегов Тихого океана. Этапы становления и развития раннеземледельческих обществ по своему социально-экономическому значению и характеристиками занимают особое и самостоятельное место в общем процессе развития человечества.
Переход к производящей экономике обеспечил рост человечества («демографический взрыв»), необходимый для существования и расцвета цивилизации.
Расчеты показывают, что охотнику, вооруженному луком и стрелами, чтобы прокормиться, нужно около 20 км2 территории. Этой площади хватило бы для того, чтобы прокормить по меньшей мере несколько сот земледельцев. Согласно другим расчетам, в результате перехода к производящему хозяйству население Земли, насчитывавшее в конце мезолита (VII тыс. до н.э.) 10 млн человек, возросло в конце неолита (II тыс. до н.э.) до 50 млн человек. Несмотря на некоторую условность, эти расчеты убедительно говорят о резком увеличении численности населения после перехода к земледелию и скотоводству. Следовательно, производящая экономика уже на первых этапах своего становления характеризуется таким обменом между человеком и природой, при котором человек стал первоначально создавать избыточный продукт. И действительно, селекция растений, поливное земледелие, особенно ирригация, привели на первых порах к необыкновенным урожаям.
Так, урожайность зерновых в раннеземледельческом обществе составляла в Египте, Средней Азии (I тыс. до н.э.) сам-пятнадцать – сам-двадцать (для сравнения: Италия (II-I и. до н.э.) – сам-четыре – сам-десять, Франция-Англия (XIII-XV вн.) – сам-три – сам-четыре, Франция (XX в.) – сам-двадцать).
Производящая экономика объективно вела к организации производства, появлению новых управленческих, организационных функций, становлению нового типа трудовой деятельности, связанной с производством пищи и тем самым к необходимости регламентировать сельскохозяйственное производство, хранение и распределение прибавочного продукта. Возникла необходимость нормировать и учитывать трудовой вклад каждого члена общества, результаты его труда, его участие в создании общественных форм, выдачи ему из общественных фондов.
Эта экономика объективно привела к дальнейшему разделению труда. Выделяются группы организаторов производства, работников информационных систем, в которых осуществляется учет труда и распределения его результатов, а также работников систем контроля за соблюдением регламентирующих норм.
Возникновение и присвоение прибавочного продукта ведет к становлению новых форм собственности: коллективной, групповой, частной; к дальнейшему социальному расслоению общества. Новая организация производственной деятельности (ее усложнение, появление новых управленческих функций) также способствует социальной дифференциации общества: происходит отделение верхушки общества от основной массы производителей, неучастие верхушки в материальном производстве. Начинается становление классов, новых организационных форм управления обществом, зарождение государства.
Таким образом, «неолитическая революция» – переход человечества к производящей экономике – приводит первобытное общество объективно в силу своего внутреннего развития к финальному рубежу – социальному расслоению общества, появлению классов, зарождению государства.
Как правило, древнейшие государственные образования закономерно возникают на социально-экономической основе раннеземледельческого общества и характеризуются как раннеклассовые государства. Эти первичные государства возникают к IV-III тыс. до н.э. в Месопотамии, Месоамерике, в Горном Перу, в некоторых других районах разновременно и независимо друг от друга.
Первоначально они возникают как города-государства. Поселок (селение), в котором живут свободные общинники-земледельцы, представляет теперь не родовую (семейную), а соседскую общину. Он выделяется из группы первоначальных селений в хозяйственный и религиозный центр, постепенно перерастает в административно-хозяйственный и религиозный центр-город. Этот город с прилегающей к нему небольшой сельскохозяйственной местностью и становится городом-государством. В таком городе постоянно проживают вожди и жрецы, он становится местом, где происходят заседания советов и собраний.
Город-государство знает уже четкую социальную дифференциацию, имущественное расслоение, разделение труда здесь закрепляется территориально – появляются кварталы горшечников, медников, других ремесленников, выделяется знать, формируется первоначальный аппарат управления: лица, занимающиеся организацией производства, учета, организацией общественных работ, выдачами из общественных фондов и т.п.
В городе-государстве организуются три центра управления, административного и идеологического лидерства: городская община, дворец и храм. В частности, храмы начинают выступать как религиозные, организационно-хозяйственные, распределительные и информационные системы.
Город начинает выполнять по отношению к другим прилегающим селениям функции государственного управления. Эти функции весьма многообразны: управление общинными земледелием и землевладением; выполнение общественных ритуальных обрядов; осуществление межгосударственного продуктообмена, который со временем развивается в товарообмен (продуктообмена внутри города-государства почти не существует: каждая «большая семья» – родители, их дети, молодые мужчины и женщины с их женами и мужьями, внуки, другие родственники – обеспечивает себя полностью, за исключением украшений, керамики, некоторых орудий, и лишь на последующих этапах возникают рынки, т.е. торговля); защита от военных нападений и организация военных походов для покорения других городов-государств, взимание дани или налогов; создание и распределение общественных фондов, в основном продуктов на случай стихийных бедствий, военных нападений и т.п.; создание институтов для рассмотрения споров, поддержания соответствующих традиций, обычаев, установления светских и религиозных правил (при переплетении таковых); развитие ремесла и торговли и ряд других функций.
Таким образом, государство как новая организационная форма жизни общества возникает объективно, в итоге неолитической революции, перехода человечества к производящей экономике, т.е. в процессе изменения материальных условий жизни общества, становления новых организационно-трудовых форм этой жизни. Оно не навязывается обществу извне, а возникает в силу внутренних факторов: материальных, организационных, идеологических. Первоначальная форма – город-государство – также обусловлена финальным, в основном земледельческим развитием «неолитической революции».
Таким образом, первичное государство возникает, чтобы организационно обеспечить функционирование производящей экономики, новые формы трудовой деятельности, которая становится отныне условием выживания и воспроизводства человечества, т.е.  чтобы обеспечить само существование человечества в новых условиях.
Так, в качестве одной из важных первоначальных функций города-государства появляется функция информационного обслуживания общества. Необходимость учитывать потребность «больших семей» свободных земледельцев-общинников – основной социальной и производительной силы раннеземледельческого общества – в земельных угодьях, в воде, ирригационных сооружениях, необходимость учитывать вклад в общественные работы – строительство каналов, мостов, потребность создавать и учитывать общественные фонды, поступления дани, налогов, организовывать учет запасов и многое другое объективно приводили к возникновению в первых городах-государствах разветвленных информационных систем. В этих системах фиксировались самые разнообразные сведения, вплоть до данных о каждом члене соответствующей семьи (это было, например, в государстве инков), о выходах и невыходах на работу (у шумеров, египтян) и т.д.
Записи писцов, прочитанные в XX веке, о невыходах работников на работу дают нам знание причин весьма своеобразного социального поведения. Так, в Древнем Египте во II тыс. до н.э., т.е. 4000 лет назад, одной из причин были... забастовки. Впрочем, наряду с болезнями и укусами скорпионов. Если работникам на строительстве, обустройстве гробниц не выдавали вовремя заработанное (ячмень, пшеницу, пиво, материю), они не выходили на работу до тех пор, пока не получали все сполна. Существовали специальные структуры, которые рассматривали возникавшие трудовые споры. Записи писцов показывали представителям фараона, которые периодически посещали некрополи, сооружение которых было важным религиозным и социальным занятием египтян. Эти работники не были рабами, имели семьи, жилища, получали за свою работу достаточное вознаграждение, могли иметь и «приусадебные участки» для выращивания овощей и других продуктов.
Словом, раннеклассовые государства имели разветвленные информационные системы, сложную социальную структуру, обеспечивали многие общесоциальные интересы.
Функцию создания и управления информационной системой берет на себя выделяющаяся из общества специальная группа «информационных работников» – жрецы, писцы, держатели «кипу» – у инков («кипу» – специальное веревочное письмо). Эта группа монополизирует знание, осуществляет контроль над общественными фондами, выполняет судебные и карательные функции, контролирует информационные потоки, служит социальной интеграции.
Иные сферы деятельности первичного государства также были направлены на обеспечение производящей экономики.
Словом, возникающее первичное государство, как социальный институт, обслуживает и организационно обеспечивает именно производящую экономику раннеземледельческих, раннеклассовых обществ.
Сделаем один общий важный вывод. Изложенная выше концепция происхождения государства существенно отличается от доминировавших ранее в отечественной теории государства и права взглядов на эту проблему. Вместе с тем она сохраняет материалистический, классовый подход. В этой концепции используются новые знания, основной упор делается на организационные функции первичных городов-государств, на взаимосвязь происхождения государства и становления производящей экономики. При этом особое значение придается крупному, экологическому кризису на рубеже неолитической революции, переходу на этом рубеже к производственной, прежде всего селекционной деятельности, т.е.  к производящей экономике. Замечу, что человечество достигло таких успехов в этой области (появление крупного рогатого скота, новых и более продуктивных зерновых культур, прежде всего ячменя, пшеницы, кукурузы и т.п.), что и в XX веке все не может остановиться, а некоторые ученые даже предлагают распространить селекционную деятельность и на самого человека (евгеника).
Всесторонний учет современной теорией государства и права крупного кризиса, разразившегося в истории человечества, несколько тысячелетий назад, позволяет обозначать эту теорию и как «кризисную» теорию. Она учитывает как крупные, общезначимые кризисы, так и кризисы локальные, например те, которые лежат в основе революций (французской, октябрьской и т.п.).
Ранее в вульгаризированной и догматизированной отечественной теории государства и права происхождение государства объяснялось по иной схеме. На этапе перехода к цивилизации в первобытном обществе появляются прибавочный продукт, частная собственность, оно раскалывается на классы, возникает господствующий класс, который создает государство с тем, чтобы с его помощью, путем насилия, принуждения держать в подчинении эксплуатируемый класс. Происходят войны. И поскольку пленников, которых раньше убивали или даже съедали, стало выгодно использовать на работах, этим первым эксплуатируемым классом становятся рабы-пленники, а затем и собственные впавшие в нищету и зависимость граждане. Поэтому первыми государствами были рабовладельческие государства, а само государство являлось машиной для поддержания господства одного класса над другим. Словом, утверждалась схема «прибавочный продукт – частная собственность – классы – господствующий класс – государство – насилие, принуждение – рабовладение».
Современное знание внесло существенные коррективы в эту схему, прежде всего в вопрос о роли классов в создании государства.
Действительно, многочисленные функции города-государства привели уже на первых этапах его возникновения к созданию разветвленного бюрократического аппарата: в некоторых древнейших небольших городах-государствах IV–III тыс. до н.э. насчитывается, по письменным источникам, от 80 до 130 должностей и профессий. Ранние классовые структуры делят общество на знать, зажиточных горожан, свободных лиц. Первичный аппарат городов-государств, как правило, складывался из социальных структур управления земледельческой общины (собрание земледельцев, совет старейшин, вождь, предводитель), но постепенно по своим функциям и отношению к общине, к прилегающим селениям он становится уже аппаратом управления города-государства. При этом выделяются три центра: управление городской общиной, дворец и храм.
Классовая природа первичных государств четко определялась лишь с течением времени, когда расслоение общества, классообразование приводили к захвату государства тем или иным классом и приспособлением его к своим интересам, нуждам.
Следовательно, процессы образования классов и государства нельзя понимать упрощенно, будто сперва возникли классы, затем их антагонизм привел к появлению государства. Эти процессы идут параллельно, независимо, взаимодействуя друг с другом.
Так, не только классообразование стимулирует появление первичных государств – у шумеров, майя, ацтеков, инков, в Древнем Египте, Индии, Китае и т.д. Само первичное государство выступает мощным катализатором классообразования, способствует возникновению раннеклассового общества.
В раннеклассовом государстве происходит дальнейшее выделение общинной знати, присвоение общественных должностей с помощью династического механизма (передачи этих должностей от родителей к детям) и главным образом на этой основе обогащение определенных групп.
В свое время Ф. Энгельс указал на два пути образования политически и экономически господствующих классов: во-первых, через присвоение должностей с помощью наследственного механизма и обогащения на этой основе и, во-вторых, с помощью присвоения прибавочного продукта. Первый путь оказывается исторически наиболее распространенным, типичным.
Таким образом, в конкретно-исторической действительности раннеклассовое государство не возникало как результат деятельности только господствующего класса. Оно – результат определенного развития общества на этапе становления производящей экономики, финального развития земледельческих культур. Но, разумеется, тот или иной класс, захватив государство, мог стать при помощи государства и господствующим классом.
При этом деформируются предыдущие структуры раннеклассового, первичного государства, постепенно исчезает практика выборности, сменяемости вождей, военачальников, членов городских магистров, советов. Эти институты выборности, сменяемости первоначально закреплялись в сакральной форме в легендах и мифах. Пришедшая на смену им иная практика – присвоение должностей и передача их своим потомкам – привела к тому, что выборность и сменяемость остаются только в легендах и мифах, а в реалиях происходит узурпация государственной власти наиболее сильным экономическим классом и превращение его в политически господствующий класс.
В раннеклассовом городе-государстве особая роль принадлежит жрецам (священникам), обеспечивающим знание и соблюдение религиозно-регламентирующих норм, действующих прежде всего в организации сельскохозяйственного производства, в иных сферах хозяйственной деятельности. Неразвитость «силовых» государственных структур (армии, полиции) компенсируется в раннеклассовых государствах сакральным характером санкций, применяемых к нарушителям этой регламентации.
Кроме того, правитель в раннеклассовом обществе, как правило, соединяет светскую и религиозную власть, считается посредником между предками и народом, между населением и верховными религиозными существами (существом). Такие первоначальные теократические формы государственной организации общества вырастали из организационно-религиозных сторон финальных этапов первобытных обществ (родового строя) и получили воплощение в идеологии, структурах, практике раннеклассовых государств.
Усилия и время, которое затрачивается на сооружение египетских пирамид, Стоунхенджа (Англия) и других мегалитических сооружений, показывают, что эти сооружения имели важнейшее религиозное, социальное, астрономическое значение. Строить и использовать 2000 лет Стоунхендж, передавая план и смысл из поколения в поколение, могли только в организованном обществе. И, если оно уже знало государственные формы, как в Древнем Египте, то, безусловно, это были теократические формы ранней государственности. Так, в Древнем Египте стремление спроецировать на расположение основных пирамид расположение основных звезд созвездия Орион наполняло смыслом существование древнеегипетского общества времен фараонов Джосера, Миккерина, Хеопса и других*.

*См.: Бьювел Р., Джилберт Э. Секреты пирамид. М., 1996.

В Англии, кроме астрономических функций, Стоунхендж выполнял и религиозные функции, а в целом также наполнял смыслом жизнь строителей этого величественного сооружения. И это опять же было «овеществление» накопленных для нужд земледелия и первичного государственного образования знаний жрецов. Теократическая государственность была первичной во многих регионах.
Теократической была, например, и государственность инков на американском континенте, которые также создавали мегалитические сооружения для религиозных и социальных нужд, цементирующих в единое общество группы людей, вышедших из разрозненного первобытного состояния.
Новые знания изменяют ответ и на другой вопрос: можно ли классовую природу первичного государства определять как рабовладельческое по своей социально-экономической сущности?
Во-первых, исторические данные свидетельствуют, что общинников-земледельцев – основную социальную и производительную силу раннеклассовых обществ – нельзя приравнивать к рабам. Их зависимость не была ни рабством, ни крепостничеством. Многие ученые определяют эту форму зависимости как такую, когда земледелец имеет дело непосредственно с государством, применяющим свою неограниченную власть для организации и использования экономики страны в интересах правящего класса.
Во-вторых, примером возникновения рабовладельческого государства в ходе разложения первобытнообщинного строя всегда были Афины и Рим. Ими оперировали Энгельс и Ленин, когда обосновывали свои взгляды на происхождение государства. Однако установлено, что греческим государствам предшествовали более древние, ахейские, классовые структуры, которые походили на структуру переднеазиатских государств.
Таким образом, рабовладельческое государство, характерное для определенного этапа античной истории, является не универсальным в истории человечества, а уникальным, тем особенным государством, которое характерно для конкретно-исторической ситуации Греции и Рима. Более того, античные рабовладельческие государства – это лишь этап в истории государственности Греции и Рима, которому предшествовал иной этап – первичных форм государственности, имеющих все те же характерные черты раннеклассовых государств.
Итак, не рабовладельческое государство было тем типичным государством, которое пришло на смену социальной организации первобытнообщинного строя, а раннеклассовое город-государство, со сложной социальной структурой, многочисленными общественными функциями, обеспечивающими дальнейшее развитие производящей экономики.
Это раннеклассовое государство в своем дальнейшем развитии переросло в государство так называемого азиатского способа производства, подробный теоретический анализ которого дается в главе о характеристике и понятии государства. Государства же рабовладельческие возникли в силу весьма конкретных исторических обстоятельств в Греции и Риме  (некоторые историки указывают на особое значение в этом процессе победы демоса в Греции и плебса в Риме) и являются уникальными государствами. Многие народы, в том числе российский народ, создавали свою государственность, не зная рабовладельческого этапа. А вот государства азиатского способа производства оказались типичными, распространенными во многих регионах Земли и существовали сотни лет.
Итак, государство не имеет вечной природы, оно не существовало в первобытном обществе, появилось лишь на финальном этапе развития этого общества в силу вполне ясных причин, связанных с новыми организационно-трудовыми формами существования и воспроизводства человечества.
И не рабовладельческое, а раннеклассовое государство с последующим развитием в государство азиатского способа производства (типичное явление), в рабовладельческое государство (уникальное явление), в феодальное государство (главным образом в Европе) было той первой формой государственности, в которую эволюционно, в силу внутреннего развития, переросла социальная организация первобытного общества.
И, следовательно, раннеклассовое общество занимает самостоятельное место в общем процессе развития человечества, а раннеклассовые государства – это самостоятельный этап в развитии государственности, первичная форма новой социальной организации человечества.
В отличие от социальной организации первобытнообщинного строя раннеклассовое общество получило в форме государства новое политическое, структурное и территориальное образование.
Политическое потому, что стало выражать и защищать интересы всего общества, классовые интересы, интересы иных социальных групп, осуществлять крупные внешние и внутренние акции: военные походы, завоевания, взимание дани – словом, стало заниматься политикой.
Например, политическими становятся отношения между городами-государствами, союзы и войны между ними. Известные из истории завоевания одних городов-государств другими ведут к расширению территории государств, превращают их в многонаселенные и значительные по своим территориям империи.
Если в первобытном обществе социальная организация имела дело с относительно малыми группами (исключения составляли объединения некоторых групп, родов для совместных ритуалов, военных набегов, для обороны), то государство имеет уже дело с многочисленным населением, его акции затрагивают массы людей и становятся в силу этого политикой.
Государство стало и новой структурной организацией общества, т.к. выделился из общества особый слой людей, основным занятием которых стали государственное управление, организационная деятельность. Выше уже упоминалось, что даже в небольшом по численности первичном городе-государстве насчитывалось до 130 управленческих должностей: руководители работ, военачальники, смотрители за состоянием ирригационных сооружений, учетчики, писцы, гонцы и т.д.
Этот слой людей составил новое структурное образование – аппарат государства, первичную бюрократию, которая возникает объективно и выполняет весьма ценные и полезные управленческие функции. Другое дело, что в конкретной исторической обстановке бюрократия, так же как и иные социальные группы, может захватывать государство, т.е. использовать его в своих интересах, стать самостоятельной социальной силой, работать на себя, быть паразитирующим слоем общества.
Аппарат государства имеет уже с самого начала разветвленную и сложную структуру, нуждается для своего содержания в определенных средствах, которые в виде налогов, дани, иных формах поступают ему от общества. Любое государственно организованное общество нуждается в хорошем управлении, и дальнейшее развитие государственности связано с поисками этого хорошего управления.
Для выполнения своих функций этот особый слой людей – аппарат государства – наделяется властью, т.е.  возможностью с помощью принуждения, насилия, когда возникает необходимость, подчинить другие слои населения своей воле, обеспечивать осуществление тех или иных интересов. Для этого в первичном государстве, также в отличие от социальной организации первобытного общества, появляются такие специфические социальные инструменты, как суды, тюрьма, полиция, армия, другие органы государства, ориентированные на возможность принуждения.
Однако не следует преувеличивать роль принуждения и специальных органов в функционировании раннеклассового государства. Основными в нем были все же органы, ориентированные на выполнение общесоциальных функций, управление новой трудовой, производственной деятельностью, новой духовной жизнью общества, на обеспечение необходимого религиозного поведения.
Эта нормальная деятельность раннеклассового общества осуществляется в основном добровольно (вплоть до участия десятков тысяч работников в строительстве грандиозных ирригационных сооружений, гробниц и т.п.), хотя, разумеется, фактор принуждения всегда мог быть задействован в отношении тех, кто отклоняется от социально установившегося, социально регламентированного поведения.
Необходимое поведение обеспечивалось также ранними формами религиозных воззрений и культовой практикой, вплоть до того, что в некоторых обществах были распространены жертвоприношения, в том числе, впрочем, весьма редко, человеческие (особые ритуалы). Жертвы приносились, чтобы обеспечить, как считалось, благосклонность верховных религиозных существ, их поддержку, и по сути были направлены на то, чтобы обеспечить благоденствие всего общества.
Наконец, в отличие от первобытного общества государство было территориальным образованием. Если, как отмечалось выше, первобытнообщинный строй в своей основе имел родовую, т.е.  основанную на родстве, организацию – совокупность семейных общин (кланов, локальных групп), то государство постепенно путем перерастания этих общин в соседские, переходом в основном к оседлому образу жизни, которого объективно требовало земледелие, сформировалось на территориальной основе. Первым этапом территориальной организации стал город, объединявший уже не столько родственников, сколько население, проживающее на определенной территории.
Дворцы, храмы, иные здания для коллективных празднеств, выполнения обрядов, строения для производства работ, сельскохозяйственные угодья, рудники и т.п. – все это сооружалось на определенной территории, которая отныне становилась территорией государства.
Отныне и аппарат государства ориентировался не только на управление теми или иными группами, но и на управление территориями. Территориальная организация государства имела разные формы в зависимости от способов включения тех или иных территорий в состав государств, этнического состава проживающих на ней людей, отношений с центром и т.д., но всегда отныне характеризовала государство как новую, по сравнению с первичным обществом, социальную организацию раннеклассового общества.
Территория становилась неотъемлемым атрибутом, собственностью государства, и многие войны в III-II тыс. до н.э., т.е. в то время, когда возникают первичные, раннеклассовые государства, велись ради приобретения территорий или их защиты.
Таким образом, из анализа новой, государственной формы организации общества можно сделать вывод, что признаками государства, отличающими его от социальной организации первобытнообщинного строя, являются единое территориальное пространство, на котором осуществляется хозяйственная жизнь (в связи с чем некоторые ученые добавляют к единому территориальному пространству и единое экономическое пространство); наличие особого слоя людей – аппарата управления, выполняющих разнообразные общесоциальные функции, но имеющих и возможность осуществить в необходимых условиях государственное принуждение, осуществить публичную власть; единая система налогов и финансов.
К этим признакам следует добавить и те, обязательность которых также подтвердило дальнейшее развитие государственности. Это единый язык для общения на территории того или иного государства. Это единая оборона и внешняя политика, транспортная, информационная, энергетическая системы; это, наконец, наличие определенных единых прав и обязанностей личности, охраняемых государством.
В совокупности эти признаки характеризуют государство, т.е. их наличие в социальной организации общества свидетельствует, что это общество – государственно организовано. Поэтому не может существовать государство, не имеющее этих признаков или имеющее их ограниченный набор (например, оборону, транспорт, энергетику). Такое социальное образование не будет государством.
Не выдерживают критики в этой связи и иные классификации признаков государства. Например, так называемая теория трех элементов: территория, народы, власть. В этой классификации под территорией понимается пространство, на котором проживает определенная нация или несколько наций, а также действует публичная политическая власть. Эта территория признается принадлежащей конкретному государству другими государствами. В теории «трех элементов» государство – это форма организации публичной власти, которая первична, является основой государственного образования. Народ понимается как общность людей, самоопределившихся до государственной организации.
Однако, как подчеркивалось выше, такая узкая трактовка признаков государства является недостаточной, весьма схематичной и абстрактной. Кроме того, если власть – это признак государства, а государство – это организация власти, то мы сталкиваемся с очевидной тавтологией.
Особый вопрос при рассмотрении признаков государства возникает в связи с характеристикой слоя людей, выполняющих функции управления.
Ведь отдельные функции управления выполнялись и в первобытном обществе, например функции организации загонной охоты, когда требовалось скоординировать действие многих людей. В чем же их отличие от функции управления в раннеклассовом государстве?
Этих отличий несколько. Прежде всего в государстве функции управления выполняет специально выделенный слой людей, которые профессионально становятся управленцами, посвящают этому свои знания, занятия, жизнь. В первобытном обществе такого разделения труда не существовало. И хотя и там были лица профессионально занятые управлением (например, такая функция была у шаманов), но это были отдельные лица, а не специальный слой, аппарат управления.
Далее в государстве этот аппарат осуществляет властные полномочия, по существу и форме принципиально отличающиеся от власти в первобытном обществе.
Власть имеется в каждом обществе, но только в государственно организованном обществе эта власть приобретает черты государственной власти.
Иными словами, если власть вообще – это способность и возможность оказывать определенное воздействие на деятельность, поведение людей с помощью каких-либо средств: воли, авторитета, подчинения, регламентирующих актов и т.п., то государственная власть – это способность и возможность оказывать подобное воздействие с помощью государственного принуждения. Государственная власть структурно – это государственно организованная система чиновников, армии, администрации, судей и других лиц, обеспечивающих выполнение общесоциальных функций, защищающих соответствующие общие и классовые интересы. Государственная власть распространяется на всю территорию государства, вертится от имени государства, она одна из форм политической власти.
Разумеется, не следует понимать государственную власть как способ воздействия исключительно с помощью насилия. В свое время хорошо определил ошибочность такого взгляда Талейран, когда заметил: «Штыки, государь, годятся для всего, но вот сидеть на них нельзя». Государственная власть обеспечивается идеологически, обладает высоким авторитетом, ее предписания, как правило, исполняются добровольно. Но вместе с тем ее отличительным признаком является возможность жесткого государственного принуждения в необходимых обстоятельствах.
Государственная власть, ее происхождение – важный объект теоретического изучения. Особенно следует подчеркнуть, что в современной теории государства надо проводить, как было сказано выше, различие между властью, ее организацией и формами осуществления в обществах присваивающей экономики и обществах производящей экономики, в доклассовых и классовых обществах.
Между тем в рамках некоторых современных общественных наук на Западе, которые эквивалентны отечественной теории государства и права, например, в рамках политической антропологии, такое различие не всегда учитывается, стираются грани между властью в первобытном и раннеклассовом обществе. Так, недостаточно учитывается, что власть в раннеклассовых обществах становится государственной, может закреплять отношения эксплуатации, устанавливать и обеспечивать привилегии меньшинства, что с ее помощью утверждается собственность определенного класса на основные средства производства и этот класс становится господствующим. Следовательно, недостаточно учитывается, что в отличие от доклассовых эгалитарных обществах (от фр. egalite – равенство) в классовых обществах власть становится политической.
Обосновывается это подчас тем, что не существует, мол, принципиальной разницы между властью в доклассовых и классовых обществах. Повсюду происходит обмен труда по управлению на труд непосредственных производителей, и речь может идти лишь об организационных формах этого обмена, вознаграждении за труд по управлению.
Однако такой подход политической антропологии к происхождению власти становится весьма уязвимым и на теоретическом, и на историческом уровнях.
На теоретическом уровне, как уже отмечалось, власть в раннеклассовых обществах, хотя и связана генетически с общинными структурами, но по своей направленности, формам организации, лицам, ее осуществляющим (особый слой людей), способам обеспечения принципиально отличается от власти в первобытном обществе.
Новые же исторические данные также подкрепляют этот теоретический подход.
Действительно, современные научные знания по-новому раскрывают и вопрос о происхождении государственной власти. Так, открыта новая форма, которая предшествует государственной власти. Это так называемое вождество или чифдом (от англ. chiefdom – вождество, главенство), в связи с чем раннеклассовые государства в некоторых научных работах называют предгосударственными или государствам и – чифдом.
Власть вождя, предводителя, главаря общины формируется путем выборности, особенно в период военных действий (военных походов, защиты от нападений и т.д.). Выбрать вождя может либо вся община, либо дружина, которая формируется и сплачивается вокруг определенного лица.
В этих условиях может происходить и отчуждение власти от общества, дружины, ее узурпация ограниченным числом лиц или даже одним лицом. Происходит переход военно-демократических форм организации власти в военно-иерархические структуры, в вождество, а от вождества уже в государственную власть, если процесс формирования военно-иерархических структур идет параллельно с формированием раннеклассового государства (расслоением общества на классы, новые производственные, подлинно трудовые формы деятельности, появление чиновников-управленцев, разных видов собственности, становление храмов как центров религиозной жизни и т.д.).
Наконец, с происхождением государства связана еще одна важная особенность общественного развития, которую следует учитывать при познании государства.
Речь идет о неравномерности общественного развития, т.е. разновременности прохождения различными отрядами человечества определенных исторических этапов, о влиянии на этот процесс не только объективных, но и субъективных факторов, что является одной из самых фундаментальных закономерностей. Эта закономерность ведет и к разновременному возникновению государственности, т.е. процессу появления и развития государства у разных народов.
Эта возможность способствует и возникновению контактов между обществами, находящимися на разных этапах развития, прежде всего между классовыми обществами и периферией. К ним относятся торговля, военные, культурные, технологические контакты. Сюда же включаются и государственные заимствования. Но они лишь тогда выполняют свою роль, когда могут быть адаптированы обществом, когда общество уже подготовлено к восприятию тех или иных государственных заимствований и в них заинтересованы определенные социальные силы.
В этой связи в современной теории государства выдвигается и концепция первичных, вторичных, третичных государств. Ее суть в том, что первичное государство складывается там, где существовали условия для сравнительно быстрого роста общественного производства, прежде всего земледельческого хозяйства.
В таких зонах складывались центры классообразования и государственного образования, в дальнейшем распространившие свое влияние, а с ним и отношения эксплуатации и формы ее обеспечения на окружающие их общества. В таких окружающих обществах возникали уже вторичные государства.
Процесс этот имеет важное значение, т.к. появление в каком-либо центре нового типа государства, например буржуазного или социалистического, также приводит к ускорению процессов становления аналогичных «вторичных» государств в обществах, окружающих этот центр.
Государственные заимствования, которые, конечно же, не следует абсолютизировать, могут иметь самое различное значение – от прогрессивного до регрессивного. Известны в настоящее время и такие регрессивные движения, как возвращение от государственности к первобытнообщинному строю и затем новое появление государства. Например, такой процесс имел место в Греции. Здесь во II тыс. до н.э. развилась яркая цивилизация бронзового века с очень сложной социальной культурой и высокоорганизованным государством. На рубеже II и I тыс. до н.э., в период перехода от бронзового к железному веку, здесь происходит падение этих государств и возврат к первобытному строю. Только через несколько веков начинается вновь процесс классообразования и формирования государства.
Следовательно, процесс появления государственности в жизни тех или иных народов нельзя считать прямолинейным, знает он и возвратные движения, подвержен различным субъективным, в том числе и случайностным, воздействиям. А там, где условий для организованной земледельческой деятельности было мало, там и процесс возникновения государства был существенно затруднен. Например, аборигены Австралии, насчитывающие много тысячелетий своего существования, так и не стали на путь государственного развития. Присваивающее хозяйство существует у аборигенов уже более 40 тыс. лет и стало разрушаться только в результате колонизации Австралии белыми поселенцами. Одно из объяснений феномена Австралии предложил в шутливой форме известный ученый, заметив, что «нельзя выращивать колючую траву и доить кенгуру». Иными словами, отсутствие определенных растений для селекции, отсутствие подходящих животных для одомашнивания, отсутствие водных ресурсов и другие географические условия не создали условий для перехода коренного населения Австралии к производящему хозяйству.
Таким образом, географический фактор играл определяющую роль на этапе неолитической революции в том смысле, что для перехода к производящей экономике необходимо было прежде всего наличие подходящих растений и животных, а также климатических и других природных условий.
Длительное время в отечественной теории государства и права происхождение государства и права определялось в соответствии со взглядами Энгельса и Ленина на этот процесс. В основу были положены книга Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», написанная им в 1884 году, и лекция В. Ленина «О государстве», прочитанная им в 1919 году.
Наличие такого этапа эволюции теории государства и права обусловливает необходимость хотя бы вкратце остановиться на этих работах и привести современные их оценки. При этом следует избегать как огульного, конъюнктурного их осуждения и отрицания, так и захлебывающейся апологетики, которая существовала ранее.
В основу своей работы Ф. Энгельс положил труды американского этнографа, археолога и историка первобытного общества Л.-Г. Моргана, опубликованные в 1877 году в его книге «Древнее общество». Основной заслугой Энгельса была не только систематизация взглядов Моргана и некоторых других этнографов на первобытное общество, но и утверждение материалистического, в том числе классового, подхода к появлению частной собственности и государства. Он сделал попытку, местами весьма удачную, показать определяющую роль материальных условий жизни первобытного общества – форм трудовой деятельности, ведения хозяйства, разделения труда, собственности – на появление и развитие государства. Он сумел уловить некоторые общие процессы в развитии первобытного общества и использовал знания о родовых связях североамериканских индейцев, изученных Л.-Г. Морганом, для объяснения аналогичных процессов в греческой, римской и германской истории. В частности, ценным для того времени являлось понимание разложения родового строя и перерастание его в государственную форму организации общества.
Вот почему и сейчас, хотя прошло уже более 100 лет со времени выхода в свет работы Ф. Энгельса, знакомство с ней полезно для каждого, кто хотел бы изучить происхождение государства.
Вместе с тем надо знать и те недостатки и даже ошибки, которые имеются в этой работе. Часть из них вытекала из ошибок Л.-Г. Моргана, на которые опирался Ф. Энгельс.
Так, сама периодизация первобытной истории имела весьма искусственный, схематичный характер, хотя некоторые догадки были подтверждены дальнейшим развитием науки в XX веке. Энгельс писал вслед за Морганом о развитии человечества через ступени дикости и варварства к цивилизации, связывая дикость с присваивающим хозяйством, варварство – с производящим, а цивилизацию – с промышленностью.
Современная периодизация, изложенная выше, хотя и подтверждает два самостоятельных способа существования человечества, отнюдь не характеризует их как дикость или варварство, а цивилизацию четко связывает именно с расцветом производящей экономики – становлением земледельческих обществ, раннеклассовых государств.
Энгельс весьма вульгарно, схематически привязал развитие первобытного общества к «решающим орудиям», характеризующим, якобы, главные эпохи: «лук и стрелы для дикости, железный меч для варварства, огнестрельное оружие для цивилизации». Но не развитие оружия – здесь налицо явное догматизированное преувеличение роли так называемых производительных сил – привело к крупнейшей  в истории человечества неолитической революции, а, как было показано выше, всеобъемлющий, главным образом экологический кризис, затронувший все стороны жизни первобытного общества.
Ошибки Энгельса касаются также многих представлений о происхождении семьи, ее формах, развитии. В частности, попытка представить развитие семьи в связи с появлением частной собственности как процесс, идущий от матриархата к патриархату, оказалась ошибочной, т.к. матрилинейные и па-трилинейные связи вовсе не замкнуты на зарождающуюся частную собственность. Убедительно доказано, что у многих народов не только патриархальные формы семьи сменяют матриархальные, но имеют место и прямо противоположные процессы. Могут также одновременно существовать и те и другие формы, и факторы, их определяющие, имеют демографический, культовый, а подчас и субъективный характер. Еще одна ошибка связана с семьей «пуналуа». Дело в том, что не существовало никогда такой формы семьи, как «пуналуа» (сведения о ней Морган подчеркнул из россказней полинезийских миссионеров). Допущены были Энгельсом ошибки и в конструировании группового брака – и Морганом, и им не было понято значение классификационного родства. Имеется и ряд других ошибок.
Но главная, заключается в том, что уникальным процессом возникновения государственности у греков и римлян – разложению родового строя и появлению рабовладения – было придано универсальное значение и рабовладельческое государство было признано первичной формой государства, имеющей всеобщий характер.
В работе Энгельса были сделаны также ошибочные выводы о природе государства – от силы, стоящей над классом, примиряющей их, до машины, созданной господствующим классом, для подавления эксплуатируемого класса, – а также выводы о его судьбе. Утверждалось, что поскольку государства не было при первобытном коммунизме, постольку оно будет отправлено в музей, когда установится коммунистическое общество.
Словом, уровень знаний XX века, исходная догматизация некоторых положений материалистического понимания истории способствовали определенным ошибкам этой работы. Но следует подчеркнуть, что это никак не умаляет ее конкретно-исторического значения, роли, которую сыграла эта книга в понимании происхождения государства, вообще в истории духовной жизни XX века.
Примерно так же следует оценивать и лекцию В. Ленина «О государстве». Опираясь на работу Ф. Энгельса, в лекции он повторил ряд его ошибок и заблуждений, например о том, что через общество рабовладельцев прошла вся Европа, громадное большинство народов остальных частей света, хотя, например, даже история возникновения российского государства никогда не знала рабовладельческих форм.
Но лекцию В. Ленин читал в 1919 году, когда шла гражданская война. В этих конкретно-исторических условиях он делал упор на принудительной, насильственной стороне государства. Он называл государство аппаратом для систематического применения насилия и подчинения людей насилию, подчеркивал, что государство – это машина для поддержания господства одного класса над другим, что первое государство – рабовладельческое – это аппарат, который давал в руки рабовладельцев власть, возможность управлять всеми рабами.
Понятно, что такая трактовка происхождения государства и его первичных форм определялась главным образом потребностями политической борьбы, гражданской войны, когда надо было идеологически обосновывать разрушение предыдущего буржуазного типа государства и объяснить жестокие принудительные меры, осуществляемые вновь возникающим – пролетарским, т.е. социалистическим, типом государства.
Поэтому знакомство с лекцией В. Ленина весьма поучительно, т.к. она представляет определенный этап в эволюции теоретических знаний о происхождении государства, демонстрирует не столько принцип научности, сколько принцип партийности, когда отбрасывают знания об общесоциальных функциях государства, а на службу сиюминутным, политически конъюнктурным обстоятельствам и интересам ставят лишь отдельные стороны государства, придавая им универсальный характер. Эта лекция свидетельствует и о мощи идеологической функции теории государства и права, когда представления о машиноподобном, запугивающем граждан, образе государства десятки лет господствовали в общественном сознании, тиражировались из поколения в поколение.
Машина, аппарат, орудие – эти характеристики, данные Лениным государству, – оказали негативную идеологическую роль, и освобождение от них становится одной из новых, актуальных задач современной теории государства.
Взгляды Энгельса, Ленина, других их сторонников характеризуют марксистскую теорию происхождения государства. Ее основные положения представляют определенную комбинацию из верных и неверных, ошибочных и даже утопических положений. К достоверным относится материалистический и диалектический подход к развитию первобытного общества, утверждение о взаимосвязи становления классового общества и государства, потому эта теория может быть названа и классовой теорией происхождения государства. Верным являются положения о политической, структурной (аппаратной), территориальной характеристике государства, о внутренних объективных факторах возникновения государства и ряд других.
Ошибочным является преувеличение роли классов в создании государства, особенно господствующего класса, о принудительных, насильственных формах первичных государств, придание рабовладельческому государству первичного универсального, типичного характера. Ошибочными являются многие утверждения о первобытном обществе, о происхождении и развитии семьи. Энгельс также прошел мимо крупных антропологических открытий XIX века, свидетельствующих об эволюции человека как биологического вида, о разных типах людей и разных в связи с этим характеристиках их общественной организации.
Вместе с тем эта теория выделила в происхождении государства те черты, которые либо не были замечены в иных теоретических представлениях, особенно связь государства с классообразованиями, либо были сознательно закамуфлированы опять же в угоду определенным идеологическим представлениям и интересам.
Что же это за иные теории? Следует остановиться на основных. Традиционно выделяются теологическая, патриархальная теория, договорная теория, теория насилия. К ним следует прибавить и ирригационную теорию.
Казалось бы, истинной может быть только одна теория, не случайно латинское изречение гласит: «error multiplex, veritas una» – истина всегда одна, ложных суждений может быть сколько угодно. Однако такой схематичный подход к столь сложному социальному институту, как государство, был бы неверным. Многие теории охватывают лишь те или иные стороны происхождения государства, хотя и преувеличивают, универсализируют эти стороны. Важно в общей характеристике у этих теорий, часть из которых зародилась в глубокой древности или в средние века, наряду с критическим отношением выделять и то позитивное, что они содержат.
Теологическая теория настаивает на божественном происхождении государства, государственной власти, утверждает и защищает тезис «вся власть от бога». Несмотря на свое религиозное содержание, и эта теория, возникшая еще в древности (Иудея), отражала определенные реальности, а именно теократические формы первичных государств (власть жрецов, роль храма, разделение власти между религиозными и административными центрами).
Следует также учитывать при оценке этой теории, что освещение власти божественным, а это имело место во многих первичных городах-государствах, придавало власть и авторитет, и безусловную обязательность. Не случайно, что эта теория была весьма распространена в средние века. В XVI – XVIII веках теологическую теорию использовали для обоснования неограниченной власти монарха. А сторонники королевского абсолютизма во Франции, например Жозеф де Местр, рьяно ее отстаивали в начале XIX века.
Получила она своеобразное развитие и в трудах некоторых современных ученых, которые, признавая рубежное значение неолитической революции, утверждали, что переход к производящей экономике, начавшийся 10 – 12 тыс. лет назад, имел божественное начало. При этом теологи отмечают, что, по их мнению, точных естественных причин этого качественного перелома в истории человечества наука до сих пор не установила, а вот религиозное обоснование содержится еще в Библии.
Разумеется, теологическая теория исходит из религиозных воззрений, не является научной, но отражает отдельные реальные процессы, действительно имевшие место в процессах становления государств (теократических).
Патриархальная теория рассматривает возникновение государства непосредственно из разросшейся семьи, а власть монарха конструируется из власти отца над членами его семьи.
Так же, как и теологическая теория, патриархальная была направлена на обоснование неограниченности власти царя, монарха, но истоки этой власти видела уже не столько в ее божественном происхождении, сколько в тех формах семьи, где существовали неограниченная власть главы семьи, патриарха.
Зародилась эта теория в Греции, обоснование получила первоначально в трудах Аристотеля, но свое развитие нашла в XVII веке в сочинении англичанина Фильмера «Патриарх». Фильмер, сторонник неограниченной королевской власти, пытался, опираясь на Библию, доказать, что Адам, который, по его мнению, получил власть от бога, передал затем эту власть своему старшему сыну – патриарху, а тот уже своим потомкам – королям.
Сочинение Фильмера было самой экзотической работой, выражавшей идеи патриархальной теории. Уже современники Фильмера обратили внимание не несуразность многих ее положений. Например, из теории Фильмера следовало, что монархов должно было быть столько, сколько было отцов семей, или в мире должна была существовать одна монархия. Естественно, такого исторически никогда не было, да и быть не могло. Однако многие другие юристы и социологи более глубоко рассматривали роль семьи в возникновении государства, а также других социальных институтов.
И современное состояние научных знаний о происхождении государства, хотя и привязывает этот процесс к новому способу экономической, трудовой деятельности в раннеклассовых обществах, к организационно-управленческим функциям, связанным с земледелием, к городской цивилизации, к возникновению частной собственности, вместе в тем отнюдь не умаляет и первоначальной роли семьи. С одной стороны, появление на финальных этапах неолитической революции «больших семей» общинников-земледельцев – основного звена раннеклассового общества, с другой – династическое присвоение должностей в раннеклассовых первичных городах-государствах – это вполне реальные, научно установленные процессы, которые по-новому позволяют взглянуть как на содержательные, так и на ошибочные положения патриархальной теории. Словом, и эта теория также «схватывала» и отражала какие-то реальные, сущностные стороны перехода человечества от социально-организованной жизни в первобытном обществе к государственным формам в раннеклассовом обществе, но – и в этом основной недостаток этой теории – преувеличивая их, придавала этим сторонам универсальное и определяющее значение. А это уже было теоретически и исторически неверным.
Значительной теорией происхождения государства является договорная теория, получившая широкое распространение в XVII-XVIII веках. В Голландии в XVII веке сторонниками этой теории были Гуго Гроций и Спиноза, в Англии – Локк и Гоббс, во Франции в XVIII веке – Руссо.
В России представителем договорной теории был революционный демократ А.Н. Радищев (1749 – 1802), который утверждал, что государственная власть принадлежит народу, передана им монарху и должна находиться под контролем народа. Люди же, входя в государство, лишь ограничивают, а вовсе не теряют свою естественную свободу. Отсюда он и выводил право народа на восстание и революционное ниспровержение монарха, если тот допускает злоупотребление властью и произвол.
В договорной теории государство возникает как продукт сознательного творчества, как результат договора, в который вступают люди, находившиеся до этого в «естественном», первобытном состоянии. Государство – это сознательное объединение людей на основе договора между ними, в силу которого они передают часть своей свободы, своей власти государству.
Общественный договор, создающий государство, понимался как согласие между изолированными до того индивидами на объединение, на образование государства, превращая неорганизованное множество людей в единый народ. Но это не договор-сделка с будущим носителем власти, а договор, имеющий конститутивный (устанавливающий) характер, создающий гражданское общество и государственное образование – политическую организацию – государство.
В договорной теории в связи в этим различали первичный договор объединения и вторичный договор подчинения, договор народа с князем или иными государственными органами.
Следует подчеркнуть, что при этом общественный договор мыслился не как исторический факт подписания всеми какого-либо конкретного документа, который лег в основу появления государства, а как состояние общества, когда люди добровольно объединились в его государственно-организованную форму, как принцип, обосновывающий правомерность государственной власти.
Договорная теория использовалась в разных целях. Руссо, Радищев обосновывали начала народовластия, народного суверенитета, поскольку первично власть принадлежала объединившемуся в государство народу и могла им быть отобрана от недобросовестного, некомпетентного правителя, у которого таким образом, была лишь производная от народа власть. Гоббс, наоборот, доказывал, что коль скоро власть добровольно передана правителю, например, князю, то он – князь – отныне обладает неограниченными полномочиями. Локк обосновывал конституционную монархию, т.к. общественный договор, по его мнению, представлял собой определенный компромисс между народом и правителем, определенное ограничение свободы и народа, и монарха.
Сторонники договорной теории разработали и естественно-правовую концепцию прав и свобод человека и гражданина, которая будет подробно рассмотрена в следующей главе.
Как следует оценивать всю сумму теоретических представлений о договорной природе государства исходя из современных научных знаний?
Безусловно, договорная теория была крупным шагом вперед в познании государства, т.к. порывала с религиозными представлениями о происхождении государства и государственной власти. Она уловила и некоторые реалии в возникновении отдельных государственных образований. Например, переход от первобытного общества, где власть принадлежала всем общинникам, их собранию, избранному ими совету, военачальнику, вождю – к государству, где власть принадлежала уже государственным органам, царю, особому слою людей, выделившемуся для управления народом.
Отражала эта теория и договорную практику многих феодальных городов, заключавших договор с князем о его материальном обеспечении в обмен на управление городом, на защиту города.
Имела эта теория и глубокое демократическое содержание, обосновывая естественное право народа на свержение власти негодного монарха, вплоть до революционного восстания.
Даже в XX веке эти идеи получали свое распространение и воплощение, например, когда было заключено соглашение («поразумение») в кризисный период 80-х годов между польской «Солидарностью», представлявшей как бы польский народ, и властью.
В то же время договорная теория грешит крупными недостатками, в том числе вневременным, абстрактным представлением о первобытном обществе, его состоянии. По мнению Гоббса, это первобытное состояние представляло собой войну всех против всех, а по мнению Локка, Руссо – золотой век всеобщего мира и благоденствия, свободы и равенства. Ныне наука располагает данными об ограниченности и схематичности, умозрительности как тех, так и других представлений.
В договорной теории основная фигура – это абстрактный, изолированный человек, этакий Робинзон, который вступает в соглашение и образует государство. Но такого изолированного человека как субъекта исторического процесса создания государства никогда не существовало. Человек выступал в различных социальных объединениях: общинах, кланах, больших семьях, классах, в обществе, которые и были реальными субъектами этого процесса.
Однако позитивное содержание договорной теории происхождения государства было столь значительным, как подчеркивалось выше, что оно и сейчас используется во многих демократических, либеральных движениях, хотя, разумеется, и в новых, современных формах.
Теория насилия основой происхождения государства полагает акт насилия, как правило, завоевание одного народа другим. Для закрепления власти победителя над завоеванным народом, для насилия над ним и создается государство.
«История не представляет нам, – писал Л. Гумплович в конце XIX века, – ни одного примера, где бы государство возникало не при помощи акта насилия, а как-нибудь иначе. Государство всегда являлось в результате насилия одного племени над другим; оно выражалось в завоевании и порабощении более сильным чужим племенем более слабого уже оседлого населения».
Таким образом, сторонники теории насилия утверждали, что первобытные племена при встречах между собой воевали и победители превращались в господствующую часть общества, создавали государство, использовали государственную власть для насилия над покоренными народами. Государство, по мнению представителей этой теории, возникало из силы, навязанной обществу извне. Классовое деление общества имело этническое, даже расовое, происхождение.
Например, К. Каутский, который также склонялся в объяснении происхождения государства к теории насилия, считал, что и первые классы, и государство образуются из племен при их столкновениях, при завоеваниях. Причем утверждалось, что, как правило, кочевники-скотоводы покоряют мирных оседлых земледельцев.
«Племя победителей, – писал он в книге «Материалистическое понимание истории», – подчиняет себе племя побежденных, присваивает себе и всю их землю и затем принуждает побежденное племя систематически работать на победителей, платить им дань или подати. При всяком случае такого завоевания возникает деление на классы, но не вследствие деления общины на различные подразделения, но вследствие соединения в одно двух общин, из которых одна делается господствующим, другая угнетенным и эксплуатируемым классом, принудительный же аппарат, который создают победители для управления побежденными, превращается в государство».
Как видно, и К. Каутский считал, что государство – не результат внутреннего развития общества, а навязанная ему извне сила, что первобытная родовая демократия сменяется государственной организацией только под внешними ударами.
Как относиться к этой теории? Нетрудно видеть, что и она, улавливает отдельные явления в образовании государства, преувеличивает их, придает им универсальный характер.
Действительно, завоевания одним народом другого имели место, отражались и на социально-этнической структуре вновь возникающего общества. Однако это были уже вторичные процессы, когда первичные, раннеклассовые государства уже существовали как города-государства, когда завоеванные народы или имели уже свои органично возникшие государственные образования, или достигали в своем развитии уровня, при котором были готовы воспринять государственно организованные формы общественной жизни. Кроме того, теория насилия опять же имеет вневременной, абстрактный характер, соответствует представлениям и уровню знаний XIX – начала XX века.
Вместе в тем «завоевательный» фактор в образовании государства отбрасывать не следует, помня, однако, и о том, что история дает множество примеров поглощения, растворения побежденным народом завоевателей, сохранение и усвоение завоевателями государственных форм побежденных народов. Словом, теория насилия не раскрывает сущностных причин происхождения государства, только открывает отдельные его формы, главным образом вторичные (войны городов-государств между собой, формирование территориально более обширных государств, отдельные эпизоды в истории человечества, когда уже существующие государства подвергались нападению народов, не знавших еще государственной организации, и либо разрушались, либо использовались победителями (например, нападения германских племен на Рим).
То же можно сказать и об ирригационной теории, которую связывают с именем современного немецкого ученого К.А. Виттфогеля. В его работе «Восточный деспотизм» возникновение государств, их первые деспотические формы связываются с необходимостью строительства гигантских ирригационных сооружений в восточных аграрных областях. Эта необходимость приводит к образованию «менеджериально-бюрократического класса», порабощающего общество. К.А. Виттфогель деспотизм называет «гидравлической» или «агро-менеджериальной» цивилизацией.
Действительно, процессы создания и поддержания мощных ирригационных систем происходили в регионах образования первичных городов-государств, в Месопотамии, Египте, Индии, Китае, других областях. Также очевидны и связи этих процессов с формированием многочисленного класса управленцев-чиновников, служб, защищающих каналы от заиливания, обеспечивающих по ним судоходство и т.п.
Оригинальна и идея К.А. Виттфогеля, пытающаяся связать деспотические формы государств азиатского способа производства с ведением грандиозных ирригационных строительств. Эти работы диктовали необходимость жесткого, централизованного управления, распределения, учета, подчинения и т.п.
И вместе с тем ирригационная теория (ее еще называют гидравлической) улавливает также лишь отдельные связи, отдельные стороны процесса государствообразования, но опять-таки гиперболизирует и универсализирует их.
Да, действительно, в некоторых регионах формирования государственных образований и ведение крупных ирригационных работ шли параллельно, влияя друг на друга. Однако и в этих процессах возникновение государства было первичным. Именно его наличие позволяло организовывать столь крупные и скоординированные работы. Но в других регионах города-государства возникали в процессах становления производящей экономики, опирающейся на иные формы трудовой, производственной деятельности: разработку рудников, металлургию, металлообработку, развитие мореплавания и ведение на этой основе морской торговли.
Поэтому привязка государствообразования не к каким-то отдельным сторонам становления производящей экономики, а по всему ее спектру, к ее социально-экономической и экологической сущности является методологически верным – и на абстрактном, теоретическом, и на историческом уровне. И государство, возникшее на определенном этапе развития человечества, является не чем-то искусственным, механистическим, навязанным обществу извне, или результатом действия отдельных людей, классов, или проявлением божественных предначертаний. Государство – это одна из объективно необходимых, важнейших организованных форм существования и воспроизводства человечества, возникшая органически в определенной экономической, социальной и духовной среде, играющая весьма значительную политическую роль и имеющая большую социальную ценность.

Глава третья. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА

Социальные нормы первобытного общества. Регулятивная роль мифов, обрядов, ритуалов. Переход от мононорм присваивающей экономики к правовым и моральным нормам производящей экономики. Закономерности возникновения права. Его признаки. Функции права в раннеклассовых обществах. Общесоциальное и классовое в содержании права. Право как основа и средство осуществления государственной власти в раннеклассовых обществах. Обзор теорий происхождения права.
Понимание неолитической революции как рубежа, делящего всю историю человечества на два способа его существования и воспроизводства – на присваивающую и производящую экономику – является также и методологическим ключом к изучению происхождения права, научного познания этого не менее сложного, чем государство, социального института. И в данном случае необходимо стать на позиции принципа историзма и сначала заняться рассмотрением первобытного общества, но уже в несколько ином ракурсе.
Если при изучении процессов происхождения государства основное внимание уделялось обобщению истории организационных форм и социальных структур, существовавших в первобытном обществе, в том числе на этапе его перехода в раннеклассовые общества, а также при функционировании раннеклассовых обществ, то при изучении происхождения права основное внимание должно уделяться регулятивным началам в жизни этих обществ.
Что и как определяло и обеспечивало поведение человека и его различных объединений: общин, кланов и т.д.? Всегда ли существовало право как одно из мощнейших социально-регулятивных средств, или право точно так же, как и государство, возникает лишь на определенном этапе развития человеческого общества? Чем отличаются регулятивные системы догосударственных и государственных обществ? – вот основные вопросы, которые приходится решать теории государства и права, чтобы познать причины появления и сущность права, выполнив тем самым свою основную исследовательскую задачу.
Обратимся в этой связи вновь к социально-экономической сущности присваивающей системы хозяйства. Эта система объективно не нуждалась в учете вклада каждого члена общества в результаты конкретной охоты, занятия рыболовством, в другие способы добывания пищи, и обеспечение жильем и т.п. Не было в присваивающем хозяйстве и какого-либо нормирования затрат времени на участие того или иного члена общины в этих процессах обеспечения жизнедеятельности локальной группы.
Регулятивным фактором для таких затрат выступали только половозрастная структура общины, клана, локальной группы, экологическое состояние среды, возможности и потребности самих общин охотников, рыболовов и собирателей, умение и опыт отдельных членов общины. Самоорганизация, иные самопроизвольные процессы – вот главное, что характеризует в целом взаимодействие человека и природы в присваивающей экономике на протяжении многих тысячелетий.
Вместе с тем широкое распространение и использование приобретают в таких обществах и peг-улятивные начала, формировавшиеся в ходе самоорганизации человечества. Эта регуляция обеспечивает существование и воспроизводство конкретных общин, кланов, групп. Это правила смягчения агрессивных столкновений между группами, организации семейно-брачных отношений, закрепления половозрастного деления, взаимопомощи, организации совместных охот, рыболовного промысла, распределения пищи, санитарно-гигиенические правила, нормы функционирования потестарных органов управления, процедуры разрешения споров и т.п. Эти регулятивные начала осуществляются в разных формах, но и суть их одна: они направлены на поддержание присваивающих экономик, на гармоничное существование человека в природной среде, на его воспроизводство как биологического вида.
Более того, в некоторых районах, где сформировались высокоспециализированные общества охотников и собирателей, главным образом ведущие морской промысел и на этой основе получающие регулярный избыточный продукт, возникла потребность и в нормировании деятельности членов общества. Однако это был не магистральный, а побочный путь существования и развития первобытного общества, своеобразное «экологическое» исключение, которое не приводило к становлению производящей экономики. В этих и некоторых других регионах нормирующим фактором выступала и забота отдельных общин о сознательном поддержании необходимого экологического состояния среды их обитания, что обеспечивалось подчас весьма экзотическими регулятивными приемами, например своеобразной «Красной книгой» – тотемной системой, включающей виды животных, запрещенных для охоты.
Отметим сразу, что в производящем хозяйстве дело обстоит принципиально иначе. К IV–III тыс. до н.э. самоорганизационные процессы взаимодействия человека и природы, поддержание равновесия между ними сменяются сознательным регулированием организации сельскохозяйственного производства, ремесла, скотоводства, мореплавания, ирригационного строительства и т.п.
Как отмечалось, на этом этапе происходит усложнение организации производства, появляются новые управленческие функции, происходит становление подлинно трудовой деятельности, ее нового типа, связанного с производством пищи. Возникает необходимость регламентировать сельскохозяйственное производство, хранение, распределение и обмен уже появившегося прибавочного продукта и возникающих на этой основе отношений собственности. Появляется объективная необходимость нормировать, а следовательно, и учитывать, трудовой вклад каждого члена общества, результаты его труда, его участие в создании общественных фондов, выдачи ему из общественных фондов. Без такого нормирования и учета общества производящей экономики попросту не смогли бы существовать.
Эта экономика объективно ведет и к дальнейшему разделению труда. Половозрастное деление, хотя и сохраняет свое значение, но дополняется уже иным, социальным, классовым делением. Появляются группы организаторов производства, работников информационных систем учета труда и распределения его результатов, систем контроля за соблюдением регламентирующих норм, лиц и организаций, обеспечивающих, – а если надо, то и с помощью принуждения, насилия, – выполнение этих регламентаций, этой нормировки. Появляется тот самый особый слой людей, выделившийся из общества, о котором шла речь выше в связи с происхождением государства и осуществлением государственной власти. В данном же ракурсе следует подчеркнуть, что появление и функционирование этого слоя людей было связано с появлением не только публичной власти, но и иной системы регулирования, вызванной к жизни становлением производящей экономики и призванной объективно обеспечить ее функционирование и развитие.
Таким образом, на теоретическом уровне следует выделять не только наличие в историческом развитии человечества двух способов хозяйствования – присваивающей и производящей экономики, но и наличие двух принципиально отличных систем регулирования, привязанных четко к сущности, экономическим и экологическим характеристикам этих способов хозяйствования, ко всему комплексу материальных, социальных и духовных отношений, существовавших в них.
И в этой связи надо отметить, что социальные нормы присваивающей экономики имели свое особое содержание, формы выражения, способы реализации и защиты, составляли достаточно сложную регулятивную систему.
В структуре этой регулятивной системы или системы социальных норм первобытного общества можно выделить следующие элементы.
Содержание. Социальные нормы, как отмечалось, были направлены на обеспечение присваивающей экономики, гармоничного существования и воспроизводства конкретных общин в природной среде. Так, одним из важных факторов такого существования было закрепление за соответствующей группой, кланом той или иной территории, на которой она перемещалась. Однако если какая-либо другая, как правило, родственная группа в силу природных условий не могла пользоваться своей территорией (например, пересыхали источники), то ей предоставлялась возможность жить и на территории другой группы.
В социальных нормах закреплялась и тотемная система (тотем – идеализированное существо – покровитель отдельного члена группы или всей группы, как правило, вид животного или растения, которых нельзя убивать и употреблять в пищу). Эта система выполняла функции экологического регулятора, была, как упоминалось, своеобразной «Красной книгой».
Важнейшим вопросом существования человечества является его воспроизводство как биологического вида. Для воспроизводства конкретных групп, кланов необходимо было наличие в них определенного количества женщин, детей. Социальные нормы регулировали в этой связи брачно-семейные отношения, способы приобретения женщин в других группах, в том числе в некоторых ситуациях и их похищение. Но в целом эти нормы были направлены на смягчение агрессивного поведения как членов общины, кланов, так и этих коллективных образований в целом, на установление необходимого сотрудничества и взаимопомощи между ними. Процесс социализации (сотрудничества, взаимопомощи, коллективизма, организации определенной духовной жизни, полезного управления и т.п.) в обществах присваивающей экономики набирал силу, заменял и вытеснял чисто биологическую эволюцию человека, и нет ничего более далекого от современных этнографических и археологических данных о жизни первобытных обществ, чем изображать их как средоточием агрессивности, взаимоистребления, «войны всех против всех». Уже на самых первых этапах существования человечества использовались социальные формы добычи и дележа пищи. Так, существовала организация дележа пищи на стоянках между членами группы (клана) – и это один из самых первых признаков социализации. Уже наши далекие предки по некоторым предположениям относили туши убитых или найденных мертвыми животных на свои стоянки и там их коллективно съедали. Изготовлением кремневых орудий, которые использовали для охоты, занимались мастера, которые передавали свои навыки детям. И это тоже было одной из форм обучения, что также характерно для социализации.
А неверные представления о далеких первобытных временах, в том числе, кстати, и о неандертальском прошлом человечества, весьма распространены и используются для формирования взглядов об изначальной агрессивности человека, его злобном характере и тому подобном вздоре. Человек был агрессивен не более и не менее, чем ему это было нужно для обеспечения воспроизводства и существования.
Разумеется, и апологетика прошлого, представления о нем как о «золотом веке», также являются неверными. Но стоит заметить, что присваивающая экономика и ее регулятивная система обеспечивали два основных условия – существование и воспроизводство человеческого рода – на протяжении десятков тысячелетий. А производящая экономика уже к исходу пятого тысячелетия поставила под реальную угрозу взаимного самоистребления все человечество.
Словом, по содержанию нормы первобытного общества обеспечивали социализацию жизни общин, кланов, групп, экологическое состояние и ряд других необходимых условий жизнедеятельности присваивающих обществ.
Способы регулирования. Здесь можно выделить три основных способа – запреты, дозволения и позитивное обязывание (в зачаточной форме).
Запреты существовали главным образом в виде табу, т.е. в виде подкрепленной религиозными верованиями недопустимости определенного поведения, например, браков между кровными родственниками. Люди очень давно догадались о биологическом, а следовательно, и социальном вреде кровнородственных связей и запрещали их под страхом тягчайших наказаний уже на самых древних этапах своего существования. Эти запреты инцестов (кровнородственных браков) «работали» на нормальное воспроизводство общин, кланов, других групп.
Дозволения (или разрешения) также определяли поведение человека или объединений людей в присваивающей экономике, указывая, например, на виды животных и время охоты на них, на виды растений и сроки сбора их плодов, выкапывания корней, на пользование той или иной территорией, источниками воды, на допустимость добрачных половых связей (в некоторых обществах) и т.д. Дозволялось также охотиться и собирать пищу на отведенных участках; отдавать для распределения среди членов общины и для подарков членам других общин туши больших животных; распределять туши самим добытчикам согласно установленному порядку; участвовать в коллективных акциях, мщении за вред, причиненный члену общины. Запрещалось нарушать разделение функций в общине между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми; запрещались убийство, телесные повреждения, каннибализм, кровосмешение, колдовство (им могли заниматься лишь специальные лица – колдуны); запрещались похищение женщин и детей, применение оружия на стоянках, воровство, нарушение правил супружеского союза (в том числе эквивалентности между общинами при обмене женщинами для брака), систематическая ложь, нарушение супружеской верности, соблазнение чужих жен и т.п.
Позитивное обязывание имело своей целью организовать необходимое поведение в процессах приготовления пищи, строительства жилищ, разжигания костров и поддержания огня, изготовления орудий, средств передвижения, например лодок. Однако все эти способы регулирования не были направлены на изменение природных условий и выделение человека из природы, а обеспечивали лишь наиболее эффективные формы присвоения предметов природы и их переработки, их приспособления для удовлетворения потребностей человека.
Формы выражения. Социальные нормы присваивающей экономики находили свое выражение в мифологических системах, в традициях, обычаях, ритуалах, обрядах и иных формах.
Обратимся в этой связи к мифологической нормативной системе – одной из древнейших мощных форм социального регулирования.
В современных исторической и этнографической науках давно преодолено отношение к мифам первобытного общества как к суевериям и заблуждениям. Все в большей степени выделяется и изучается идеологическая и нормативно-регулятивная функция мифов, которые существовали в обществах охотников, рыболовов и собирателей. В работах по этнографии можно прочесть, что мифы поддерживают и санкционируют определенные нормы поведения. У. Макконел, одна из известных собирательниц австралийских мифов, видит основную функцию мифов в их нормативно-информационном содержании, считает, что это набор хороших и дурных примеров. Она полагает, что мифы являются руководством к действию, диктуют способы поведения, которым должны следовать аборигены в своих взаимоотношениях с природой и друг с другом.
Успехи этнографической науки в изучении и реконструкции жизни некоторых народов, находящихся на уровне каменного века (прежде всего аборигенов Австралии, но не только), позволяют правильно оценить социально-нормативное значение мифов и их «художественное» отображение в наскальных (настенных, если речь идет о пещерах) росписях, а также в обрядах, ритуалах, «священных» предметах, которые органически связаны с мифами.
Мифы в единстве с обрядами, «священными» предметами, ритуалами, местностями играли основную социально-нормативную и информационную роль в жизни обществ охотников, рыболовов, собирателей. В мифах закреплялись способы изготовления орудий, сведения о маршрутах кочевий, местах для стоянок, о всех географически значимых местах (источники воды, горы, реки, леса и т.п.), о нормах семейно-брачных отношений, о классах родства, тотемическая идеология, половые, пищевые и возрастные табу, имевшие важное экологическое и медицинское значение. Множество способов – от обрядового воспроизводства мифов до наказания «нарушителей» в соответствии с установленными и закрепленными в мифах образцами – обеспечивали эту регулятивную функцию мифов.
Юноши при прохождении инициации, т.е. в процессе перевода в группу взрослых (брачно-способных), изучали и усваивали социальные нормы общества, знакомясь при этом с мифами и с сопровождающими их обрядами.
В настоящее время в этнографической литературе отмечается, что не физические испытания юношей составляют главную цель инициации. Во время инициации, а также в процессе подготовки к ним идет обучение подростков социальным нормам жизнедеятельности общества, а различные психофизиологические испытания, сопровождающие инициации, направлены на то, чтобы наилучшим способом закрепить в памяти подростков социальные нормы, опыт, знания своего общества. Таким образом, инициации – это также неотъемлемый элемент нормативной системы, воплощенной в мифах. Можно заметить, что кое-где и в обществах производящей экономики, еще в XIX веке, сочеталось обучение социальным, в том числе правовым нормам, с физическими испытаниями, а не только с системой экзаменационных отметок. Но продолжающаяся социализация человечества все-таки отвергла инициативный способ воспитания подрастающих поколений.
Разумеется, мифы, аккумулируя и распространяя социальный опыт, были не только нормативной, но и определенной идеологической системой, даже способом мышления первобытного человека. Именно в мифологических обрядах и действиях он постигал и закреплял в своем сознании природные явления, социальные процессы. Лишь со временем, с трудами Аристотеля, а затем Гегеля, разработавших категории логики, человечество перешло окончательно от мифологического к логическому сознанию. Но до этого переворота в структуре и способах мышления человечество пользовалось образной мифологической системой познания действительности, да и сама эта система также знала различные этапы развития. Мифологическое сознание человека присваивающей экономики существенно отличается от мифологического сознания человека раннеклассового общества, оперирующего иной системой мифов, отношениями их героев, но общее у них нее то же – мифологические формы сознания.
Мифы содержали глубокие знания человека присваивающего общества об окружающей его среде, о месте человека в природе. Очень важно подчеркнуть, что, как правило, человек и мифах выступал частью природы, а не в качестве «господина», «творца», «преобразователя» и т.п.
Конечно, мифы наряду с экологическими знаниями содержали в себе и примитивные, фантастические представления об образовании Земли, происхождении человека, были примитивной формой общественного сознания, его образной формой. Но все же главное в мифах – это их нормативная, предписывающая часть, которая аккумулировала тысячелетний практический опыт человечества и доводила его до сведения каждого члена общества.
Но не только мифы были формой выражения социальных норм в первобытном обществе.
Такой формой было и классификационное родство, при котором конкретные люди включались в определенные конкретные группы (классы) родственных отношений. От этих родственных отношений, которые в основе имели брачно-семейные нормы, зависели властные отношения (отношения подчинения одних групп, одних индивидов другим), распределительные отношения (какие продукты, какую пищу, кто и кому должен поставлять). Классификационное родство, характерное для присваивающего общества, регулировало таким образом социальные связи людей, демографические процессы и даже пользование земельными участками, в частности охотничьими угодьями.
В обществе присваивающей экономики не было всеобщего уравнительного пользования участками территории. Это общество знает экономическую и «религиозную» собственность на определенные территории, которая вытекала из объединения членов одной и той же общины в хозяйствующие и клановые, тотемические группы.
Формой выражения социальных норм были также самопроизвольно складывающиеся традиции, обычаи, в связи с чем эти общества называют в литературе традиционными обществами.
Следование традициям и обычаям, которые также были полезным обобщением коллективного или локального опыта, осуществлялось в силу подражания, привычки поступать так, как поступают другие, как поступают все. Механизм имитативности (подражания) – один из древнейших психологических пластов общественного сознания, и именно он лежит в основе появления традиций и обычаев, следования им.
Процедуры. Формирование и осуществление социальных норм в присваивающих обществах также имело самостоятельные, отличные от раннеклассовых обществ, процедуры. Наряду с самоорганизационными процессами формирования традиций, обычаев, обрядов присваивающая экономика на некоторых этапах своего развития знала и сознательное, творческое создание норм.
В доклассовом обществе были дополитические, властные (потестарные) органы, которые тоже вырабатывали нормы. Эти нормы можно по объекту регулирования условно делить на нормы земельные, имущественные, уголовные, а по субъектам – на нормы родственных отношений, брачно-семей-ные, групповые, межгрупповые. Были в этом обществе и своеобразные «процессуальные» нормы. Например, нарушение разбиралось и наказание назначалось самим коллективом, причем не только в лице старейшин и вождей, но и ближайшими родственниками виновного или пострадавшего.
В уже упоминавшейся западной политической антропологии, не стремящейся провести различие между разными нормативными системами, сделан вывод, что можно говорить всего лишь о «двоичных» и «троичных» процедурах таких разбирательств. При «двоичных» споры решаются и наказание определяется самими враждующими и спорящими сторонами, а также их родственниками. При «троичных» этим занимается специально назначенное лицо, либо выделенный для этих целей орган – словом, внешняя, посторонняя для конфликтующих сторон или нарушителя сила. Тем самым в политической антропологии как бы стирается разница между «третичным» органом и судом, который якобы существовал и в первобытном обществе. Однако собственно суд как специально созданный и работающий по установленным правилам орган появляется все же на этапе становления раннеклассовых государств. Он входит в тот самых специальный аппарат, который уже характеризует государство как организацию, способную принудить к исполнению установленных норм, правил поведения с помощью государственного насилия.
Санкции. Это еще один важнейший элемент регулятивной системы присваивающих обществ. Хотя и на сегодня остается бесспорным вывод о добровольном выполнении правил поведения в присваивающих обществах в силу привычного понимания полезности этих правил, подражания, но вместе с тем и эти общества знали различных нарушителей брачно-семейных отношений, пользования участками территорий, тотемных систем и строгое их наказание. В этих случаях к нарушителям применялись и суровые меры наказания, вплоть до лишения жизни. Причем санкции не очень четко дифференцировались на реальные и сверхъестественные. И поскольку нарушения всегда затрагивали религиозную сторону жизни общества, постольку санкции всегда как бы освящались, поддерживались религиозными, сверхъестественными силами.
Санкции имели свою структуру: общественное порицание, изгнание из общины, нанесение телесного повреждения, смертная казнь – вот наиболее типичные их формы.
Такой была структура регулятивной системы присваивающих обществ, которая и в целом по своему содержанию, и в своих элементах была совершенно иного типа, чем та, которая возникла в производящей экономике. Это главное, и это следует подчеркнуть.
Но, может быть, и эту регулятивную систему следует назвать правом? Может быть, социальные нормы имели и правовой, и моральный характер? Может быть, различия имеют всего лишь терминологическое значение?
На этот ключевой вопрос по-разному отвечают различные теоретико-правовые школы. Диапазон взглядов здесь весьма широк: от отрицательного ответа на этот вопрос (отечественная теория государства и права) до положительного (некоторые представители западной политической антропологии). Имеются и промежуточные позиции, когда первобытную нормативную систему определяют как протоцраво и предправо.
Чем же обосновывает свои положения теория государства и права?
В ее концепции утверждается о качественном отличии двух нормативных систем, порожденных разными способами существования человеческого общества. Но при этом не отрицается некоторая формальная преемственность самих норм присваивающей и производящей экономики: их свойство меры, Масштаба поведения, многократности использования, неперсонофицированности адресатов, обязательности, возможности принудительного исполнения.
Однако правила (нормы) поведения в доклассовом, догосударственном обществе не могут быть отнесены ни к категории правовых, ни к категории моральных норм. Они, по выражению известного историка первобытности и этнографа А.И. Першица, имеют характер мононорм, т.е. единых, еще нерасчлененных специфических норм первобытного общества. Эти мононормы отличаются от права, которое как иное состояние регулятивной системы появляется лишь на следующем этапе развития общества, в его классовой, государственной организационной форме. Отличаются они и от морали. В частности, их исполнение обеспечивается не только общественным порицанием, что характерно для морали, но и наказанием на основе твердо фиксированных санкций.
Нельзя мононормы делить и на институциональные, т.е. выработанные и санкционированные особыми органами, и неинституциональные, т.е. выработанные и выполняемые одними и теми же общностями. Мононормы содержат и те и другие основы своего появления, тогда как право – продукт в основном институционального, а мораль – неинституционального происхождения.
Мононормы находятся в органичной связи с экономикой и идеологией присваивающего общества, в котором человек еще является частью природы. Он присваивает готовые естественные формы – и именно это закрепляется прежде всего идеологически и в социально-регулятивной системе.
Новая организация производственной деятельности (ее усложнение, появление новых управленческих функций), возникающая на этой основе новая социальная дифференциация общества, становление раннеклассовой структуры, при которой происходит отделение верхушки от рядовых общинников, от массы производителей, неучастие верхушки в материальном производстве, новые формы собственности, а также возникновение и присвоение прибавочного продукта ведут у появлению новых качеств регулятивной системы.
Зародившееся сначала в зачаточной форме в раннеземледельческих обществах позитивное обязывание (в частности, правила ведения сева, ухода за урожаем, его сбора, распределения и т.п.) становится одной из основных характеристик регулятивной системы раннеклассового государства.
Как верно отметил Ф. Энгельс, «на известной, весьма ранней ступени развития общества возникает потребность охватить общим правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, распределения и обмена продуктов и позаботиться о том, чтобы отдельный человек подчинился общим условиям производства и обмена».
Мононормы присваивающих обществ под воздействием социально-экономических и политических условий классового общества перерастают в нормы права и морали производящих обществ как путем «расщепления» на эти нормы, так и путем появления новых, позитивно-обязывающих норм, обусловленных организацией земледелия, скотоводства и ремесла.
Регулятивная система раннеклассовых обществ получает новую структуру, отличающуюся и по содержанию, и по способам регулирования, и по форме выражения, и но процедурам, и, наконец, по средствам обеспечения – санкциям – от предшествующей регулятивной системы. В ней возникает специальный и весьма мощный пласт норм, которые по всем характеристикам отличаются от социальных норм присваивающих обществ. Иными словами, появляется право.
Отличие права от предшествующих мононорм можно проследить по многим направлениям.
По содержанию. Становление производящей экономики приводит к качественному изменению всех сторон жизни общества, в том числе идеологии, а также связанной с ней регулятивной системы. Так, для новой идеологии становится характерным изменение культов. На смену охотничьему мифическому и магическому мировоззрению приходит религиозно-земледельческое – с культом Солнца, умирающего и воскрешающего бога, олицетворяющего земледельческие циклы, смену сельскохозяйственных сезонов, т.е. изменяется мифологическое сознание. Уже мифы Древней Греции и Древнего Рима по содержанию и функциям существенно отличаются от мифов присваивающих обществ.
В этом процессе изменения идеологии, повлиявшем и на регулятивную систему, важную роль играет то обстоятельство, что после посева земледелец, как правило, три месяца был обречен на пассивное ожидание результатов своей трудовой деятельности и находился в жесткой зависимости от погодных условий. Для орошаемого земледелия хозяйственная ситуация также сводилась к пассивному ожиданию необходимого уровня воды.
Вот эти специфические обстоятельства сельскохозяйственного производства и быта начинают формировать правовую часть регулятивной системы. С одной стороны, она содержит разветвленные правила проведения сельскохозяйственных работ и распределения их результатов, а с другой, она – эта правовая часть – еще очень сильно окрашена в религиозные цвета, связанные со специфическими и не зависящими от человека условиями сельскохозяйственного производства. Попытки «управлять» с помощью права этими условиями (прежде всего, пытаясь путем проведения обрядов, культовых служб умилостивить те силы, от которых, как считали, зависело благополучие общества) легли в основу бытовой, культовой, обрядовой стороны регулятивной системы производящей экономики. Первичное право, таким образом, еще имело и материальное, и религиозное содержание. Например, амбары, являющиеся первоначально общественными хранилищами зерна, стали постепенно считаться местом пребывания бога зерна, плодородия, т.е. стали превращаться в храмы, святилища, а их хранители – жрецы – стали выполнять роль хранителей культов. Новые правовые нормы обеспечивали обрядность, связанную с храмами, их отношения с общинами, роль жрецов как хранителей новых правил поведения, а также иные функции храмовой системы.
На следующем этапе правила производящего хозяйства, возникшие первоначально на основе сельскохозяйственной деятельности, культовой, обрядовой стороны, новых форм собственности, прежде всего на землю, постепенно получают все более четкое классовое содержание (политизируются). Постепенно и городах-государствах все больше разрушается социальное, экономическое, информационное равенство, возникает частная собственность, в том числе на землю, эксплуатация. И именно эти классовые отношения закрепляет и выражает, т.е. начинает обслуживать, нормативная система, приобретая иные качества. Эти новые содержательные качества и становятся характерными для основного пласта регулятивной системы – для права.
Способы регулирования. Продолжает развиваться, приобретая новый уровень, система запретов, дозволений, и позитивных обязываний, происходит «расщепление» мононорм. Позитивное обязывание занимает все больший и больший объем.
Как это происходит? Вести земледелие невозможно без астрономических знаний. Одним из первых вкладов в общую сокровищницу человеческой культуры явилось создание календарей, т.е.  системы исчисления времени, в основе которой лежит периодичность явлений природы, зримо представленная движением небесных светил. Агрокалендари по дням расписывали всю жизнь каждого члена раннеземледельческой общины.
Неукоснительное соблюдение агрокалендарей становится основой всей производственной, общественной, да и личной жизни членов раннеземледельческой общины. Возникает аппарат контроля за соблюдением агрокалендарей (жрецы), культовые способы обеспечения агрокалендарей (агрокалендари объявляются и считаются священными), их толкователями выступают жрецы, нарушение предписаний календаря считается оскорблением богов, которые суть действующие лица агрокалендарей, представители сословных, половозрастных и профессиональных групп населения. Подражание их действиям и есть исполнение нормативных указаний календаря.
Вот что отмечает Ю.В. Кнорозов – один из крупнейших исследователей раннеземледельческого общестна майя (Месоамерика): «Переход к высокопродуктивному (дающему прибавочный продукт) земледелию у майя был связан с достижением в двух областях – в области селекции растений (выведение гибридных, высокоурожайных сортов маиса и других полезных культур) и в области четкой регламентации всего сельскохозяйственного цикла в рамках точнейшего солнечного календаря».
Аналогичные процессы создания и использования агрокалендарей наблюдаются и в других раннеземледельческих обществах во всех регионах Земли.
Появляются, таким образом, способы, регулирующие поведение человека путем указания на то, что обязательно надо делать («должно»), что разрешено делать («можно»), что запрещено делать («нельзя») или что безразлично для общества, т.е. можно поступать по своему собственному усмотрению. Этот новый способ регулирования и характеризует право.
А нормы морали, появившиеся и ходе расщепления мононорм, содержат указания на то, к какому виду поведения можно отнести соответствующие поступки: добро это или зло, честно, справедливо или постыдно, не по совести, – словом, содержат указания, что «хорошо», а что «плохо».
В воздействии этого содержания правовых и моральных норм на человека, на его психику и через нее на поведение и заключено, в сущности, регулятивное значение правил поведения, социальных норм. Многочисленные сложные взаимосвязи права («можно») и обязанностей («должно»), запретов и разрешений, позитивного обязывания, обеспеченного принуждением, пронизывают всю социальную структуру раннеклассового общества, города-государства.
Таким образом, способы регулирования были прежде всего ориентированы на общесоциальные функции, на обеспечение нового типа трудовой деятельности.
На предыдущем этапе развития теории государства и права основной упор при изучении происхождения права делался на то, что право возникает там и тогда, где и когда возникают классы, государство – появляется возможность осуществлять государственное принуждение, классовое насилие. В возможности принуждения видели основной способ регулирования поведения членов классового общества, эксплуатации. Общесоциальное значение, ценность права как системы поддержания нового состояния общества уходила на задний план, если вообще замечалось. Государственное принуждение объявлялось водоразделом между доправовой и правовой организацией общества. Такой подход хорошо корреспондировал с марксистскими представлениями о роли насилия в жизни общества, о государстве как машине классового насилия, о праве как инструменте, придатке этой машины, форме этого насилия. Однако от этого такой подход не становился более убедительным.
Новые исторические данные, теоретически обобщенные, не позволяют ограничиваться хотя и важными, но все же частными сторонами правообразования. Эти данные свидетельствуют о более глубоком, качественном отличии регулирования поведения людей в раннеклассовых обществах от регуляции в первобытном обществе, и не только по содержанию и способам регулирования, но и по другим характеристикам.
Например, по форме выражения. И эта сторона регулятивной системы в раннеклассовых обществах принципиально отличается от предыдущей.
Выше отмечалось, что подражание действиям богов, закрепленным в агрокалендарях, явилось исполнением нормативных указаний этих календарей.
Таким образом, в социально-регулятивной системе в IV-III тыс. до н.э. появляется новый элемент – четкое фиксирование в письменных источниках норм, регулирующих производственную деятельность земледельческого общества. С появлением нормативных агрокалендарей мы встречаемся с принципиально новым способом фиксации норм, их новым выражением, распространением. Становление собственно права и начинается с агрокалендарей в раннеземледельческих обществах Месопотамии, Египта, Индии и других регионах примерно в IV-III тыс. до н.э. И если и жизни человечества появление первичных государств» упорядочивало пространство, то первичное право прежде всего стало упорядочивать время (событийное время стало календарным). А это огромное достижение и продвижение человеческого разума, т.к. пространство и время – два основных условия существования человечества.
На последующем этапе развития города-государства возникают и иные письменные источники, выражающие систему запретов, дозволений, позитивного обязывания, по-прежнему сохраняющие связь с религиозными воззрениями, но переводящие всю регулятивную систему в ее более доступную информационную, всеобщую, «земную» форму. Возникают на этом этапе законы, кодексы, своды законов (первый известный нам свод законов – это свод царя Ур-Намму, который жил в Шумере в III тыс. до н.э.), возникает систематизация законодательства, судебной практики (в городе-государстве Ла-гаш) и т.д.
Многие законы раннеклассового общества, которые до нас донесла история, выражали лишь идеалы устройства первых государств, социальные обязательства царей, социальную критику, а вовсе не ту практику, которая действительно складывалась во всех сторонах жизни этих первых политически образованных обществах. Об этом свидетельствуют ставшие известными судебные и иные письменные источники, прочитанные историками. Попытки ограничить богатство, ростовщичество, закрепить справедливые цены – к этому подчас сводились прогрессивные реформы царей раннеклассовых государств. Однако эти попытки подрывались товарным производством, распространением денежных систем, которые развивались в раннеклассовом обществе. Именно такая характеристика законов Хаммурапи, Ману и некоторых других законов является наиболее правильной, соответствующей новым историческим знаниям.
Объясняется появление «прогрессивных» законов уже на самых первых этапах правового развития тем, что борьба народных масс временами тормозила процесс правообразования, направленный на усиление эксплуатации. Такая борьба и находила отражение и древнейших юридических актах (законы Хаммурапи, реформы Солона, законы XII таблиц). Именно в этой связи в некоторых западных политико-антропологических работах и делается вывод с преимущественно организаторской роли раннего государства, о «взаимной эксплуатации» работников и управителей, о понимании раннего права как системы регулирования, одной из функций которой было установление правды и справедливости, социального мира.
Однако такой подход был бы также идеализацией и преувеличением некоторых реальных процессов преобразования, поскольку право уже на самых первых этапах своего возникновения наряду с выполнением общесоциальных функций выступало и в роли нормативно-классового регулятора, т.е. регулятора общественных отношений с позиций интересов господствующего класса.
Процедуры. Формы обеспечения и осуществления правил поведения в раннеклассовых обществах, т.е. процедуры, также приобретают качественно новый характер. Прежде всего формируются новые способы социального контроля за выполнением норм раннеклассового общества. Если раньше таким контролером выступало общество в целом, группы, общественные лидеры, то теперь это специально назначенные должностные лица (например, учетчики выхода на работу и организации труда общинников-земледельцев), специально созданные социальные институты: полиция, армия. А для разрешения споров создается и специальный государственный орган – суд. Он же используется для поддержания законов, наказания их нарушителей.
Появляются и люди, профессией которых становится удостоверение тех или иных соглашений, доверенностей и иных производных документов. Следовательно, отныне государство вмешивается в экономический оборот, договорные отношения. Тем самым процедурная сторона регулятивной системы раннеклассового общества приобретает все более формализованный, институциональный характер.
В раннеклассовых обществах, т.е. на ранних стадиях развития древневосточных античных обществ, еще действуют обычаи, перерастая затем в обычное право, если эти обычаи начинает признавать и защищать аппарат государства, в том числе суд.
Обычное право имеет свою специфическую процедурную сторону. Здесь еще весьма сильны пережиточные формы: этнически окрашенные ритуалы, символы, сценарии судопроизводства, не полностью отслоившиеся от религиозных представлений, нравственных начал и даже фольклора (нормы –рассказы о казусах, пословицы). С перерастанием раннеклассовых обществ в собственно классовые (становлением государств азиатского способа производства, рабовладельческих, феодальных государств европейского типа) обычное право все больше уступает место прецедентному, но и правовой прецедент учитывает местную конкретику, этнокультурную специфику конкретного дела, классовую конкретику. И только статутное право (законы), постепенно дополняющие, а порой и вытесняющие обычное и прецедентное право, все более отходит от этнокультурных процедур.
Подчеркнем также, что новая система регулирования требовала и иной процедуры, обучения правилам поведения, и новых способов информирования населения. Так, законы Хаммурапи, определяющие справедливые цены, выбивали на каменных стелах и устанавливали возле рынков.
Санкции. На рассматриваемом этапе они также приобретают существенное отличие от предыдущего этапа.
Санкции раннеклассового права обеспечивают уже возникающее имущественное и социальное неравенство. Это проявляется в резком ужесточении санкций, защищавших собственность социальной верхушки, во введении дифференциации наказаний за преступления против личности в зависимости от статуса личности (свободный, раб, мужчина, женщина, ребенок), в легализации привилегий. Например, в Библии утверждалось: «Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти»; «А если кто ударит раба своего или служанку своею палкою, и они умрут под рукой его, то он должен быть наказан». Подобная дифференциация наказаний была широко распространена во всех раннеклассовых обществах. Более того, в раннем праве, по одному из социологических подсчетов, выявляется, что в семи раннеклассовых обществах из десяти за одни и те же преступления рядовые общинники наказывались строже, чем представители социальной верхушки, в одном – одинаково и только в двух дело обстояло наоборот.
Санкции раннего права становятся жестко фиксированными – касается ли это имущественных взысканий, денежных штрафов, телесных повреждений, смертной казни. Правило поведения (норма) приобретает все более четкую логическую структуру по типу «если-то-иначе», «Если» – это указание на условия, когда должна действовать, применяться норма. «То» – само правило поведения: что надо делать или от чего воздержаться. «Иначе» – указание на те неблагоприятные последствия, т.е. на санкции, которые могут иметь место, если не будет выполнено «то» (не будет осуществлено регламентируемое поведение). Так санкции избавляются от религиозных элементов. При этом «иначе» (санкции) могут быть уже осуществлены государством, его специальным аппаратом, а не жрецами и другими служителями культов.
Увязка условий, самого правила и последствий в одной норме знаменует большой успех в развитии регулятивной системы о становлении права.
Следовательно, лишь взятые в совокупности такие характеристики права, как его содержание, способы воздействия, формы выражения, процедуры, способы обеспечения, а также система информирования о правовых нормах, позволяют провести различие между этим регулятором и социальными нормами присваивающего общества, а также между правом и другими регуляторами (моральным, групповым и т.д.), действующими в обществе. Этот последний аспект будет рассмотрен ниже в соответствующей главе.
Таким образом, право объективно возникает на этапе становления раннеклассового общества как нормативный способ регулирования производящего хозяйства, свободного труда общинников-земледельцев и ремесленников. Становление права идет путем образования специальных правил, регламентирующих организацию и процесс сельскохозяйственного труда и распределения его результатов. Эти правила получают специфическое закрепление в форме агрокалендарей, и одновременно развивается самостоятельная система, информирующая об этих нормах, контролирующая их исполнение.
В длительном диалектическом процессе становления городов-государств, классов право становится способом осуществления функций города-государства. С расслоением раннеземледельческого общества, развитием классового общества, возникновением частной собственности, товарно-денежных отношений право получает четкий классовый характер, т.е. начинает служить экономическим и другим интересам определенных социальных групп (это осуществляется прежде всего ужесточением санкций, защищающих собственность). Взаимодейстсвие двух правовых подсистем – позитивного обязывания и разрешений-запретов, первоначально выраженных в религиозных формах или получающих религиозную санкцию, –  характеризует социально-нормативный регулятор ранних государств.
Можно выделить три основные фазы в развитии права. Первая – фаза зарождения, относится по преимуществу к тем обществам, где происходит лишь становление производящих форм экономики. Вторая фаза знаменует оформление данного пласта регулятивной системы в некую систему правил (норм). Эта фаза увязывается с такими обществами, где налицо полная победа различных форм производящей экономики. И, наконец, третья фаза связана с письменной кодификацией права в ряде раннегосударственных образований.
Обобщая развитие права, его отличие от иных социальных норм, можно сформулировать признаки права, т.е. те существенные характеристики права, которые позволяют утверждать о его появлении и функционировании в обществе, о его отличии от иных социальных норм. Это следующие признаки.
Социальность. Этот признак характеризует первичное содержание права, обеспечивающее общесоциальную и классовую функции: организацию производства, распределение и перераспределение производимого или добываемого продукта, нормирование индивидуальных затрат труда на общественные нужды, господство классов или социальных групп в обществе, распределение и закрепление социальных ролей в обществе, должностей в государстве, организацию и осуществление государственной власти, регламентацию товарно-денежных отношений и отношений собственности, обеспечение эксплуатации и привилегий, а также другие сферы, связанные с организационно-трудовой и социальной жизнью общества.
Нормативность. Право выступает как система норм (правил поведения), характеризуемых логической структурой («если-то-иначе»), установлением масштаба, меры поведения, определяющих границы, рамки дозволенного, запрещенного, предписанного (позитивное обязывание). Эти свойства регулятивной системы (дозволения, запреты, позитивное обязывание) зародились еще в обществах присваивающей экономики, но на этапе становления права приобретают новое содержание, формы выражения, способы обеспечения.
Обязательность. Правовые нормы обеспечиваются возможностью государственного принуждения, т.е. наделяются не только идеологическим механизмом (авторитет, справедливость, религиозная поддержка), но и возможностью неблагоприятных последствий при их нарушении, имеющих характер имущественных ущемлений, физических, моральных страданий.
Формализм. Правовые нормы, как правило, фиксируются в письменном виде в специальной форме: законы и их сборники, прецеденты и т.д. Формализм составляет особую ценность права, защищая право от произвольного изменения, закрепляя необходимую обществу устойчивость этого регулятора. Формализм права определяется порядком создания законов, их изменений, отмены, что действительно «работает» на стабилизацию общества, на точность применения, исполнения, соблюдения и использования правил поведения.
Процедурность. Право как система норм включает в себя четкие процедуры создания, применения, защиты. Процедурные правила, процессуальный порядок – характерный признак права, определяющий его связь с государственным аппаратом, прежде всего со специализированными органами -судом, полицией и т.п.
Неперсонифицированность. Этот признак подчеркивает то качество права, что его нормы не имеют, как правило, конкретно определенного, индивидуального, персонифицированного адресата, а направлены неопределенному, абстрактному кругу лиц. Если какое-либо конкретное лицо оказывается в условиях, предусмотренных структурой соответствующей нормы, он и оказывается адресатом нормы. С этим признаком связана и неоднократность действия нормы права, ее протяженность во времени.
Институциональность. Появление права связано с определенным сознательным процессом создания норм права – с правотворчеством, которое осуществляют определенные органы государства с признанием государством тех или иных возникших самоорганизационно правил поведения (обычаев) правовыми, с деятельностью уполномоченных на это судов (прецедент).
Объективность. Этот признак характеризует закономерный характер появления права на этапе перехода общества к производящей экономике, естественный результат внутреннего развития регулятивной системы. Право, таким образом, не даруется какой-либо внешней силой обществу, не появляется по велению каких-либо культурных героев. Оно, также как и государство, одно из условий существования политически организованного общества на этапе производящей экономики, и также, как государство, имеет большую социальную ценность.
Право в различных теоретико-юридических концепциях наделяется и иными признаками, но теоретически обобщенные новые исторические данные позволяют именно в системе указанных признаков определить право. При этом следует подчеркнуть, что правильную характеристику новому основному пласту регулятивной системы раннеклассового общества дает только вся совокупность этих признаков. Только в совокупности они определяют и социальную ценность права.
Действительно, эта закономерность появления и ценность права вытекают и из тех функций, которые право выполняет уже на самых первых этапах своего становления в раннеклассовых обществах.
Во-первых, право выполняет важную регулятивную функцию, обеспечивая нормальную организационно-трудовую, производственную деятельность общества, нормальный экономический оборот, производство, распределение, обмен и потребление продуктов (товаров). Во-вторых, право выполняет охранительную функцию, защищая государственный строй, социальную структуру общества, организацию экономической жизни, господство определенных классов или социальных групп, идеологические основы, жизнь, свободу, собственность общинников-земледельцев, других членов общества. В-третьих, право выполняет гуманистическую функцию, смягчая противоречия (путем закрепления компромиссов), социальные столкновения, классовую непримиримость, произвол и иные социальные напряжения в обществе. В-четвертых, право выполняет идеологическую функцию, вводя в общественное сознание набор представлений о необходимых принципах и правилах поведения, духовных и моральных ценностях. И, наконец, в-пятых, право выполняет важную воспитательную функцию, подготавливая молодые поколения, и не только их, к восприятию правовых и моральных ценностей, идеалов социального общежития, целей существования общества.
Но возникает дискуссионный вопрос о еще одной функции права. Как, например, быть с использованием права для обоснования и обеспечения господства тиранов, государственного, классового насилия, военных захватов и тому подобных антисоциальных действий? Является ли такая направленность права также осуществлением его функций или это что-то отличное, чуждое праву, превращающее его в неправо?
Это один из ключевых вопросов появления права, который по-разному решается в теоретико-правовых школах. Его анализ будет дан ниже, при обзоре теорий о сущности права. Здесь же следует отметить, что право уже на этапе своего возникновения выполняет и функцию оформления (обеспечения, обоснования) государственного, классового насилия, принуждения, приобретая подчас весьма произвольные формы создания и осуществления. Безусловно, юридически оформляется функция насилия – такова реальность правового бытия. Однако эта функция не характеризует основное социальное значение и назначение права, она возникает спорадически в определенных, как правило, экстремальных, внешних и внутренних условиях жизни общества. Ее проявление и появление, результат ненормального взаимоотношения правовой системы и государственной власти, результат действия не только объективных, но и субъективных факторов.
Иными словами, хотя и функцию оформления «насилия» также нельзя затушевывать, все же основными являются действующие функции, определяющие социальную ценность права, закономерности его появления, те, которые приведены выше: регулятивная (организационная), охранительная, гуманистическая, идеологическая и воспитательная функции.
Раннеклассовое общество нуждалось для своего существования в таких функциях, но их могла выполнять только по-новому организованная регулятивная система. Поэтому социальная потребность в новых функциях явилась также фактором, вызвавшим к жизни право, способствовавшим его появлению.
Рассматривая процессы происхождения права и его функций, нельзя обойти и вопрос о взаимосвязи права и государственной власти. Право уже в ранних государствах на первых этапах своего появления выступает основой организации государственной власти, устанавливая и закрепляя структуру этой власти: органы государства, их полномочия, сферу действий и т.п. Все это закрепляется уже в самых первых законах раннеклассовых обществ. Право определяет порядок и процедуры занятия и выполнения общественных должностей, их передачу, обеспечивая при этом и династические способы их присвоения.
Таким образом, с одной стороны, право – это необходимый элемент структурной организации государства. А с другой – право выступает как форма осуществления государственной власти, как средство государственного управления. Государственная власть, как правило, функционирует, принимая законы, иные юридические акты, обеспечивает их исполнение – и это нормальные, правовые формы осуществления государственной власти. Там же, где государственная власть функционирует без этой правовой формы, царят произвол, личные усмотрения, бюрократия, возникают большие социальные беды для населения. Поэтому облачение государственной власти в правовые формы – это одна из основных тенденций создания и функционирования государственной власти. А для права это еще один объективный фактор и стимул. Однако, отмечая этот фактор и стимул, опять же следует подчеркнуть, что основным является не он, а все же та главная потребность общества, которая связана со становлением нового способа его существования – переходом к производящей экономике, с обеспечением при помощи новых качеств регулятивной системы новой организационно-трудовой, социальной, духовной жизни.
Таким образом, право действительно предстает перед теорией государства и права как весьма сложный – по крайней мере не менее сложный, чем государство, – социальный институт со всей совокупностью факторов, вызвавших его появление и формы осуществления. И осмысление происхождения этого института занимает значительную часть всех теоретико-правовых концепций.
Прежде всего это все та же договорная, или естественно-правовая, теория, о которой шла речь при обсуждении образования государства.
Сторонники этой теории полагали, что кроме права, которое устанавливает государство, существует естественное право, присущее человеку от рождения. Их никто – ни общество, ни государство – человеку не даруют, они – эти права – являются условиями существования человека и его жизнедеятельности. Среди них – право на жизнь, свободу, равенство, собственность и ряд других, и, следовательно, утверждала эта теория, естественное право (сумма естественных, вечных, неотчуждаемых и неизменимых прав человека) – это высшее право по отношению к действующему праву (законы, обычаи, прецеденты), это право, воплощающее в себе разум и вечную справедливость.
Теория естественного права, таким образом, снимала, по существу, проблему происхождения права, делая упор на изначальном присутствии у человека как у социального существа определенной суммы прав. Она разрывала взаимосвязь между возникновением государства, классовых и иных социальных структур, потребностей общества и самою права как объективного результата развития регулятивной системы, появляющегося па определенном этапе. Тем самым она уходила от изучения и объяснения объективных процессов возникновения суммы прав у каждого человека, в ее абстрактное признание.
Вместе с тем эта теория несла в себе социальный заряд большой мощности, т.к. позволяла с позиций справедливости, гуманизма, либерального демократизма, просто разумности оценивать и, соответственно, критиковать действующее право, если последнее становилось тормозом общественного развития, преградой к благоденствию общества.
Не случайно в XVII – XVIII веках теория естественного права явилась идеологическим обоснованием революционных акций молодой буржуазии, рвущейся к власти. Опираясь на естественные, основные права человека (свобода, равенство, собственность), идеологи буржуазии подвергли жесточайшей и сокрушительной критике действующее в то время право, защищавшее сословные привилегии, абсолютистские монархии, цеховую организацию производства, внеэкономическое принуждение, все то, что мешало становлению нового, прогрессивного буржуазного строя.
И в XX веке, когда во многих социалистических странах возникла необходимость перейти от административно-командной, жестко централизованной, опирающейся на государственную собственность системы власти и управления к либерально-демократичным режимам, рыночной экономике, утверждению и защите прав человека, многообразия форм собственности, в том числе и частной, теория естественного права показала всю свою социальную значимость. Многие ученые-юристы встали на естественно-правовые позиции, утверждая так называемое «широкое понимание права».
Что при этом имелось в виду? Прежде всего, отличие права от закона, от действующего законодательства, несостоятельность этого законодательства, которое закрепляло и защищало социалистическую административно-командную экономическую систему и соответствующий ей политико-правовой режим. Критика «закона», т.е. действующего права, шла с позиций естественных прав человека, в которые теперь вкладывался социальный опыт и цивилизационный уровень XX века. Таким образом, теория естественного права, или права справедливости, права моральных начал, имеет и глубокое содержание, и большое социальное значение.
Теория естественного права допускает также свое обоснование и с религиозных позиций, смыкаясь с теологической теорией происхождения права.
Действительно, если естественные права принадлежат человеку от рождения, то они могут иметь и божественное происхождение. Иными словами, не быть дарованными человеку ни обществом, ни государством, но быть дарованными тем самым божественным началом, которое по религиозному мировоззрению сотворило и вообще самого человека.
В теологической теории, особенно со времен Фомы Аквинского (XII– XIII вв.) утверждается о существовании высшего божественного закона и естественного права, которые и составляют основу действующего права. Теологическая теория опиралась в своем объяснении происхождения права на религиозные книги, прежде всего Библию, где утверждалось, что основные законы (заповеди Моисея) были даны человечеству Богом.
Вот как об этом, например, говорится в Библии: «Моисей возошел к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода стала сладкой. Там Бог дал народу устав и закон, и там испытывал его».
И хотя эти законы были детищем своего времени, обобщали и закрепляли опыт социальной и экономической жизни раннеклассовых обществ, отдельные стороны рабовладения, теологическая теория придает им всеобщее, универсальное значение, освещает авторитетом божественного разума.
В отличие от естественно-правовой и теологической теории историческая школа права обращается к реальным процессам возникновения права. Она сложилась в первой половине XIX века в Германии.
В работах Савиньи (ставшего впоследствии министром юстиции прусского короля), его сторонников основное внимание уделялось обычному праву, множеству локальных правовых систем тогдашней Европы. Савиньи и его сторонники утверждали, что право не создается законодателем, оно появляется самопроизвольно в результате развития народного духа, примерно так же, как появляется язык. Ученые-правоведы должны уметь схватить и выразить проявления правового народного духа, изложить его положения в юридических формулах, а законодатель, найдя готовое право, должен его превратить в действующее законодательство.
Точно так же, как и право, государство, по Савиньи, – продукт развития народного духа. «Государство, – писал Савиньи, – это естественное целое, телесное выражение духовной общности народа, органическое проявление народа, продукт закономерного исторического развития».
Таким образом, следует признать, что историческая школа права стояла на позициях историзма. Правильно утверждение, что государство и право – объективный результат исторического развития. Весь вопрос заключается лишь в том, что же понимать под «народным духом», т.е. что является первопричиной этого развития.
И на предыдущем этапе со стороны отечественной теории государства и права Савиньи и в его лице исторической школе права «доставалось» за то, что он якобы в понятие «духа» вкладывал националистические и мистические мотивы.
Вместе с тем современная оценка концепций происхождения права, высказанных исторической школой права, должна быть освобождена от такой вульгаризаторской критики. Историческая школа права – это крупное продвижение теоретико-правовой мысли в изучении происхождения права, т.к. она уловила роль и значение глубинного этнокультурного пласта возникновения права и особенности этого процесса у разных народов.
Вместе с тем перенос «первопричины» из сферы хозяйственно-трудовой, культурно-бытовой жизни обществ и сферу «духа», «общественного сознания» является, разумеется, все той же гиперболизацией отдельных сторон сложного процесса происхождения права и должен быть отвергнут.
В системе различных теорий происхождения права следует отныне рассматривать и марксистскую теорию происхождения права. Упомянутая теория, хотя и основывается на правильном материалистическом подходе к этому процессу, вместе с тем преувеличивает связь права с государством, с экономическим строем, с классовыми структурами, с принуждением и насилием. Так, именно в рамках этой теории утверждалось, что право – ничто без аппарата, способного принудить к исполнению норм права. Тем самым исключалась самоценность права как глубинного пласта регулятивной системы, обеспечивающей жизнедеятельность общества, насаждалась репрессивная, карательная, принудительная функция права («функция насилия», о которой шла речь выше).
В марксистской теории утверждается, что классовый характер норм права, вытеснивших собой родовые обычаи, был ярко и открыто выражен в них. С появлением частной собственности и образованием классов правила поведения стали отражать и закреплять общественное неравенство. А с возникновением классового деления общества и образованием государства появились правила поведения, исполнение которых обеспечивалось всей силой государственного принуждения.
Все это, разумеется, имело место в реальности и может подтверждаться примерами из истории отдельных народов и государств. Однако преувеличение этих процессов, затушевывание иных более глубинных и общих факторов правообразования является искажением действительности, уходом от познания и объяснения общесоциальных закономерностей происхождения права.
Однако перечеркнуть на этом основании все достижения марксистской теории происхождения права также было бы неверно. Принцип историзма, подход к появлению права как социального института, рожденного потребностями материальной жизни общества, связь права с классовыми структурами и классовыми интересами и ряд других положений составляют, несомненно, большое продвижение теоретико-правовой мысли и на этом марксистском направлении.
Отдельные вопросы происхождения права рассматриваются и в таких теориях, как психологическая, позитивистская (нормативная), социологическая, и в ряде других. Но их целесообразно осветить при рассмотрении сущности права. Отмечу, что современная теория государства и права различает, таким образом, две категории теоретических воззрений. Одну – объясняющую происхождение государства и права, вторую – раскрывающую их сущность, описывающую их характеристики, дающую им определение. Первая рассматривалась в главах второй и третьей, вторая будет рассмотрена в последующем изложении.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Право и Юриспруденция












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.