Омельченко О. Всеобщая история государства и права. В 2-х т.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Учебный предмет «Всеобщая история государства и права» («История государства и права зарубежных стран») уже около 60 лет составляет обязательную часть общего юридического образования в России. За эти десятилетия сложилась своя особая традиция построения курса, свои научные и профессиональные его задачи. Общепризнанно, что именно Всеобщая история государства и права играет основную роль в знакомстве будущих юристов с традициями и опытом мировой политической и правовой культуры, юридического знания.
Предлагаемый учебник написан в соответствии со значительно обновленной программой общего курса «Всеобщей истории государства и права». Возможности такого обновления, освобождения курса от не свойственной ему социально-экономической и социально-политической проблематики открылись в связи с общим процессом обновления гуманитарной мысли в новой России и высвобождением вузовского преподавания из-под глобального государственного контроля. В основе учебника – лекционные курсы, читавшиеся на протяжении ряда лет в нескольких специализированных высших учебных заведениях Москвы. Чтобы сделать учебник практически полезным для возможно более широкой учащейся аудитории, в книге сохранена в основном страноведческая схема. Вместе с тем введены комплексные, проблемные темы, которые охватывают несколько или многие страны и народы, которые посвящены европейски или всемирно значимым явлениям истории государства и права. Только такой подход в перспективе способен создать действительно всеобщую историю права и государственности. Проблемное построение курса особенно важно в связи с задачами юридического образования, в том числе с необходимостью сравнительно-исторического освещения государственных форм и правовых институтов разных народов. Особая важность этого неоднократно подчеркивалась в рекомендациях международных юридических органов по развитию действительно современного и международно значимого юридического образования. В учете этого последнего обстоятельства, в данном учебнике использован опыт построения курсов «Истории институтов» и «Всеобщей истории права», преподаваемых в крупнейших европейских странах в рамках юридического образования (поскольку полностью аналогичного Всеобщей истории государства и права курса западное образование не знает).
И преподаваемый курс, и предлагаемый учебник, конечно, не могут считаться подлинно всеобщей историей, охватывающей все страны и народы во все эпохи. Необходимый в учебных целях отбор государственных и правовых традиций для изучения определился, во-первых, сложившейся традицией, во-вторых, реальной важностью политического или правового опыта изучаемых стран для развития всеобщей юридической культуры. В-третьих, следует признать, что этот отбор не может не быть до известной степени субъективным. В том числе связанным со степенью изученности в России государственной или правовой истории того или другого народа. Закономерно, что в других странах на мировую историю государственных институтов и права будут смотреть несколько иначе. Представленная в данном учебнике всеобщая история – это история глядя из России и для России, история стран в наибольшей степени соприкасавшихся с государственной и правовой историей России и наиболее повлиявших на нее. Хотя и здесь некоторые ограничения (например, отсутствие специального изложения правовой истории скандинавских стран) были в большей степени вынужденными, а не вызванными научной логикой предмета. Традиционно не вошла в курс правовая история России, так как ей посвящен особый учебный курс.
Содержание отдельных разделов в настоящем учебнике определено новым, своего рода методическим алгоритмом. Отбор теоретических и фактических сведений унифицирован по каждому разделу и крупному вопросу, сделан максимально полезным с практической точки зрения. Это касается объема материала, дат, иных фактических сведений. Учебный материал представлен в учебнике исчерпывающе, с тем чтобы освоение его хотя бы на 2/3 в пропорциональном соотношении обеспечило качественное усвоение предмета.
Учебник содержит прежде всего сумму понятий, сведений и фактов, важных для юридического образования и формирования профессиональной юридической культуры. Его целью никак не было, упаси Бог, «научить пониманию истории», «прониканию в смысл истории права» и т.п. Это задача специального исторического, историко-правового знания. Вместе с тем учебник - это помощь в понимании корней развития современных правовых традиций и происхождения современной политической и правовой культуры, в том числе преимущественно европейской политической и правовой культуры, в которой сегодня протекает профессиональная юридическая деятельность.
Традиционно Всеобщая история государства и права изучается в вузах на первом году обучения. Это и ставит некоторые трудности перед студентами, и создает дополнительные проблемы в учебнике. Некоторые впервые встречающиеся понятия и определения, термины приходилось истолковывать более описательно, чем строго юридически. Добавлены факты, имена и т. п., которые должны позволить студентам взглянуть на историю права с культурно-исторической и культурно-юридической точки зрения. Цитаты, иногда значительные по объему, должны познакомить с крупнейшими памятниками права, политической мысли, юридической науки. Хотя в учебнике намеренно исключена всякая двойственность в изложении учебных вопросов и разные точки научного воззрения на один и тот же предмет – это не вызывается нуждами профессионального юридического образования.
Учебник направлен прежде всего к учебной, практической пользе. Это не занимательная книга для чтения по истории права. Это и не самоучитель. В процессе освоения курса необходимы самостоятельная работа с документами истории права, разъяснения и консультации преподавателя. Но автор старался избежать нарочитой сложности и теоретичности в освещении предмета. Как и всякий учебник, эта книга представляет до некоторой степени кодификацию знания по предмету – на данный момент и в данных обстоятельствах. Естественно, он напрямую зависит от тех научных разработок, которые есть в современной науке истории права – по пристальном рассмотрении оказавшейся весьма небогатой в ряде вопросов.

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. Предмет и научные задачи истории государства и права

Предмет истории государства и права.

История государства и права не составляет особую и самостоятельную науку, по своему научному содержанию и задачам она одновременно входит в области и исторической науки, и правоведения. По тому, что изучает история государства и права, на познание какого социального объекта (а государственная организация и право существуют только как социальные явления, как формы человеческого общежития) направлено ее внимание, она может считаться преимущественно юридической научной дисциплиной. По тому, какими методами и на основании каких взаимосвязей изучается этот объект, как устанавливаются закономерности и своеобразие функционирования этих явлений, история государства и права – дисциплина преимущественно историческая; она направлена на понимание не только ныне существующих форм государственной организации и правовых систем, но и исторических, давно не существующих полностью или в большей своей части, на понимание их возникновения, развития и исчезновения.
В самом общем определении, история государства и права изучает историческое развитие государства и права. В конце концов к такой простой и даже как бы объясняющей саму себя формуле сведутся любые самые хитросплетенные объяснения того, что же составляет предмет этой научной дисциплины, примерно с конца XIX века сделавшейся обязательным элементом университетского юридического образования в рамках европейской культуры. Однако сами явления – государство и право – не допускают такого же простого определения, они могут быть объяснены только через длинный ряд сопоставлений с другими формами общественной организации и человеческой культуры.
И в повседневном обиходе, и в научных определениях под словом «государство» понимают минимум два взаимообусловленных, но не совпадающих явления общественной организации и истории. Во-первых, государство – это географическое и политическое понятие, страна с самостоятельной властью, существующая в определенных границах и, как правило, в законченный исторический период. Во-вторых, государством принято упрощенно называть государственную организацию, совокупность учреждений, правовых правил, традиций и принципов, общественных установлений и, в конечном счете, форм реализации власти в обществе (конечно, также в конкретных географических и временных границах). История государств в первом случае – это предмет общей политической истории. Историю государства и права, имея в виду ее юридическую нацеленность, интересуют формы реализации власти в обществе, административные учреждения и закрепляющие их полномочия и принципы деятельности, правовые институты – словом, государство как государственная организация в эволюции ее форм и принципов деятельности. Конечно, стремясь установить социальные предпосылки изменений этих форм и принципов, реальное их общественное содержание, социальные и исторические причины, повлиявшие на эти изменения, история государства и права не может не соприкасаться с общей политической историей (историей событий), с социальной историей, изучающей государственный быт и отношения классов в обществе, – однако специальная задача истории государства и права всего этого прямо не подразумевает и могла бы игнорировать эти условно посторонние связи, если бы в истории общества возможно было отделить одни явления от других. К тому же специальная задача истории государства и права важнее и в первом отношении: государство как историческая и территориальная форма возникает в результате общественной деятельности государства как организации, как аппарата власти.
Вторая часть объекта изучения – право – едва ли не более сложна в ее определении. Достаточно многогранного и общепринятого определения, что такое право в его роли в обществе, пожалуй, доныне не сложилось. В обществе право предстает как совокупность правил (и общих принципов, и особых конкретных норм), регулирующих особую сферу правовых отношений людей по поводу их имущественных и неимущественных прав, причем воспроизводящихся в правоприменительной практике государственных и других юридических учреждений, и как идеал, присутствующий в общественном сознании в отношении этих правил и этой практики; кроме того, полагают необходимым, чтобы право по своему содержанию воплощало общественно целесообразную и разделяемую большинством меру нравственности. Из этой характеристики видно, как сложно разделить подчас историю права с социальной историей, историей общественного быта, с историей культуры и, в особенности, с историей идеологии и общественного сознания, одной из форм которого предстает и право. Собственный, только ей присущий предмет научного внимания история государства и права обретает, рассматривая право и государственную организацию в их исторических взаимодействиях.
Исторически государственная организация и право развиваются параллельно, каждая под воздействием своих социальных факторов (хотя некоторые из них, например идеология, и совпадают). Однако в общественной деятельности государство и право самым тесным образом переплетены и обуславливают одно другое. Реализация государственной власти возможна только в виде принуждений, запретов и разрешений – индивидуальных («по случаю») или превратившихся в традицию; это и есть право. И в обратном отношении: для того чтобы установления права были действенными, чтобы его требованиям люди подчинялись, в интересах общежития нередко даже против своей воли, необходима особая организация, стоящая как бы над обществом, т. е. государство. Состояние государственной организации, ее формы и принципы (монархия или республика, тоталитарное или либеральное государство и т. д.) не могут не находить соответствия в принципах права своего времени (жесткая регламентация или гражданская свобода и т.д.). Это соответствие форм государства и права в истории составляет закономерность социальной жизни. Конкретное сочетание государственных институтов и правовых форм в исторический период образует особую структуру, которую можно обозначить как право-государственный уклад. В этом укладе отражены и особенности цивилизации и культуры народа в общем, и степень его социального развития, и ход политической истории. В изучении качества, отдельных свойств и форм, направления и причин эволюции этих право-государственных укладов в истории народа (а именно национальное государство в истории человечества стало основным политическим объединением*) и состоит свой, специальный интерес истории государства и права.

История государства и права, таким образом, представляется общественной научной дисциплиной. Однако общество и правила его функционирования интересны для нее только в особом отношении: не как гражданское общество вообще, но как политико-правовое сообщество, возникающее только на достаточно высокой степени истории цивилизации. Так называемое первобытное состояние общества интересно для истории государства и права лишь постольку, поскольку в нем оформляются предпосылки того, что с определенного исторического времени можно называть правом и учреждениями государства. По той же причине далеко не все народы, составлявшие когда-либо или составляющие человечество, входят в предмет изучения истории государства и права.
Главенствующая задача истории государства и права: осмыслить историческое, т.е. минувшее, изменение – делает ее преимущественно теоретической научной дисциплиной. Вместе с тем особые свойства ее объектов изучения – государства и права – предопределяют значение истории и как неотъемлемой части общей, практической юриспруденции.

Историческое в праве.

Историческое начало, неразрывная связь с прошедшим своим состоянием, заключено в основном свойстве права и юридических установлений. Задача права в обществе – обеспечить стабильное его существование согласно однажды принятым правилам, поэтому право консервативно по своей сущности. Но та же общественная задача заставляет право меняться, приспосабливаться к новым условиям жизни, приобретать новые черты, порой мало похожие на прежние его качества, иначе функционировать, даже сохраняя свои неизменные формы. Понять закономерности и случайности такого изменения и приспособления, уяснить все богатство содержания того или другого юридического правила или института (например, собственности, преступления, наказания), иногда вообще установить наличие в праве, создававшегося не один год, а десятилетиями или столетиями, этого правила или института может только история права. Она – естественное продолжение общих приемов изучения такого сложного, самостоятельного и в значительной степени независимого от других сторон общественной жизни, органически (т.е. по собственным правилам и, может быть, даже законам) развивающегося явления как государство и право.
«С трех точек зрения исследует правоведение свой объект, – замечал один из видных правоведов и историков права России начала XX в. Ф. В. Тарановский, – с точки зрения истории, догмы и политики права. Эти три точки зрения вполне соответствуют естественному интересу человека к вечно текущей и движущейся общественной жизни: человек стремится познать прошедшее для того, чтобы постигать и направлять настоящее и прокладывать лучшие пути будущего». Чисто юридическими приемами можно установить только значение правила (например, библейских нравственно-правовых заповедей «Не убий!» или «Не укради!»). Но понять содержание правила и вытекающих из него требований для поведения, запретов или дозволений, можно, лишь узнав, как в жизни применялось правило (скажем, что нарушение его возможно и даже обыкновенно, но влечет наказание, или что наказание, хоть и обязательно подразумевается, но далеко не всегда настигает виновного). Юридическое по цели изучение становится историческим по содержанию и приемам.
Практически в любом из известных истории политико-правовых сообществ право и юридические установления (институты) не возникли в какой-то один момент; даже революции, меняющие политическую власть, не способны зараз переделать все в государственных традициях и в праве. В большинстве же сообществ единовременно действуют правила и юридические традиции, применяются юридические акты и законы, создававшиеся десятилетиями, даже веками. В таких случаях действующее право сталкивается с необходимостью правильно понять, истолковать смысл давно принятого документа. Поскольку, как точно отметил один из старых французских правоведов, «никакое законодательство не дает полного объяснения относительно самого себя». История права становится продолжением самого отвлеченного и самостоятельного юридического приема – истолкования права.
В еще большей степени пропитана историческим началом правоприменительная практика, использование права государственными институтами и сообществом. Иногда сложившиеся приемы этой практики настолько своеобразны, настолько обязаны своим возникновением обстоятельствам минувшего времени, что юстиция продолжает формально следовать им, не особенно вдаваясь в смысл, и любой неожиданный случай, казус, ставит применение права в тупик. Это в особенности относится к уяснению права другой страны, другого народа, международных юридических институтов, с которыми даже самому изолированному государству современности так или иначе приходится соприкасаться, а для большинства современных государств представляет нормальное явление. Нередко замечают, что без знания истории права даже компаративисты (специалисты по сравнительному изучению права разных народов) не могут понять иностранные судебные решения*. В таких случаях «история права, соединяя эпохи, делает актуальным прошлое» (X. Миттайс).

Становясь неотъемлемой частью практической юриспруденции, история государства и права принимает на себя дополнительные теоретические задачи. Они состоят в том, чтобы (1) понять истоки и юридические предпосылки современного состояния государственной организации и права, (2) увидеть историческую преемственность развития и степень этой преемственности, (3) понять, какие социальные причины и факторы и в каком соотношении определяли развитие права и юридических институтов, (4) выяснить, собственно, формы и приемы, которыми государство и право организуют сами себя и, через их посредство, влияют на жизнь общества.
«История и право теснейшим образом взаимопереплетены, – отмечал один из современных правоведов, – и современные историки права стремятся высветить неправовые аспекты и скрытые стимулы развития права. Роль истории права не ограничивается поэтому рамками собственно предмета. Она вносит свой вклад в критическую оценку правовой политики, что в конечном счете является основной целью сравнительной правовой науки».

Методология истории права.

Как общественная наука, история государства и права описывает, исследует и осмысляет исторический процесс развития права и юридических институтов, следуя общим методологическим правилам, установившимся на данный период в социологической, юридической и исторической науке. Сущность этих правил обусловлена общефилософским подходом науки к познанию и объяснению явлений истории и общественной жизни. Принадлежа области исторической науки, история государства и права в качестве одного из главных своих методов изучения прошедшего состояния политико-правового сообщества и юридических явлений следует принципам историзма. Историзм, или исторический взгляд на общественные явления, заключается в том, что все они оцениваются только как принадлежность конкретного исторического времени, имели свое возникновение и исход, приобрели только собственный исторический вид и форму, в том, что явления эти оценивают во взаимосвязи с другими, принадлежащими своей эпохе, в том, что исторический процесс объективен, не зависит от оценок людьми его положительных или отрицательных следствий и не имеет цели воплотить какие-либо ценности людских чувств или идеологии. По отношению к праву и государственной организации требование историзма прежде всего предполагает, что причины, по которым они приняли тот или другой вид у народа, всецело связаны с собственной историей данного народа и ее конкретными обстоятельствами. А очевидное сходство или даже родство многих юридических институтов связано с общностью исторического или социального развития. Изучение этого сходства стало содержанием другого главного метода истории права – сравнительно-исторического.
К сравнению государственной организации разных народов прибегал еще древнегреческий философ Аристотель (IV в. до н. э.) в целях, правда, не исторических, но для познания путей наилучшего воплощения идеального государственного устройства. С конца XVIII – начала XIX в. сопоставление юридических институтов и в целом права разных народов стало правилом в правоведении Западной Европы, которое стремилось познать общие принципы некоего единого, абстрактного Права, только по-разному оживающему в законах и традициях разных народов.
В середине XIX в. сравнительно-исторический метод показал свою научную плодотворность в такой науке как языкознание. Сопоставляя языки разных народов и разных эпох, даже по-разному сохранившиеся, науке удалось расшифровать ранее не читаемые языки, понять закономерность их общей эволюции, выделить языковые группы, к которым принадлежат все языки мира. Затем этот метод стал основой для новых подходов в изучении литератур разных народов. Тогда же основатели современной социологии О. Конт и Г. Спенсер выдвинули идею об обязательных стадиях, через которые исторически проходит жизнь народов. Стало очевидным, что юридический быт, законы, памятники права, правовые институты, сформировавшиеся у одного народа на определенной исторической и социологической стадии развития, в общем не могут не сходствовать с бытом, законами и установлениями другого народа. И с помощью одних можно узнать и лучше понять содержание других, особенно если многое затемнено древностью, а иные памятники права сохранились хуже других. Общие закономерности развития права у нескольких народов вместе помогали лучше увидеть особенности каждого. Сопоставляя разные исторические периоды, можно было увидеть сходство стадий правового и государственного развития. Это был настоящий научный прорыв в исследовании и понимании истории права с помощью сравнительно-исторического метода, который заключается в выяснении типических черт и сходства юридических институтов у разных народов в разные исторические периоды, но относящиеся к родственным стадиям развития их цивилизации и политико-правового сообщества. Только сравнительно-исторический метод позволяет увидеть в истории государства и права человечества определенное единство, превращает ее во всеобщую историю права и государства.

Системы права.

Сравнительно-исторический метод позволил открыть в том числе некоторые устойчивые внутренние взаимосвязи юридических институтов разных народов, характеризующихся общностью цивилизационного и культурного развития. В этом состоял важный вклад истории в общую юридическую науку. «Наука о праве, – замечал один из основателей современного исторического правоведения французский ученый Р. Даррест, – сбивается с истинного пути, если предается одному отвлеченному мышлению; она только видит, но не понимает, если ограничивается изучением одного какого-нибудь законодательства... Полное понимание станет для нее доступным лишь тогда, когда ей будет знаком каждый законодательный памятник, когда она сравнит их между собою и обнимет их во всей своей совокупности. Только при помощи этого метода она будет в состоянии отличить во всяком учреждении элемент безусловный, происходящий из самой природы человека и имеющий свое основание в разуме, от элемента относительного, изменяющегося до бесконечности под влиянием внешних условий».
Обобщая и поневоле упрощая безграничный материал всеобщей истории права, правоведение как наука стало выделять наиболее типические правовые системы, существующие в современности, но своей обособленностью и собственными внутренними качествами столько же обязанными вековой истории права, как и специфической законодательной политике властей. Эти системы объединяют в крупные правовые «семьи», которых относительно немного и которые уже более резко различаются в своих принципах и юридических институтах*. Современное правоведение выделяет 7–8 таких «семей», сформировавшихся исторически:

1. Романо-германская семья, выросшая из традиции древнего римского права, ставшего общей основой для права подавляющего большинства народов Европы, а также Латинской Америки;
2. Англосаксонская семья «общего права», основанная на традиции средневекового права Англии, оказавшего определяющее, влияние на право Соединенных Штатов Америки, Канады, Австралии и других стран;
3. Мусульманское право, развившееся из особой религиозной традиции народов, принявших в свое время мусульманство, охватившее большую часть Азии и Африки;
4. Дальневосточная семья, объединяющая право Китая и Японии, характеризующихся крайним своеобразием исторического развития и содержания традиционных принципов;
5. Индусско-арийская семья, представленная главным образом именно историческими системами права Индии, только в преломленном виде существующими ныне;
6. Еврейское право, основанное на Библии и особой традиции юридической практики, по которому в древности и средневековье жили приверженцы религии иудаизма и ныне действующему в Израиле;
7. Социалистическое право, охватившее целый ряд народов Восточной Европы, России, Азии в XX в., под влиянием особой идеологии и особой политики государственной власти.
Специальная задача изучения современного состояния этих правовых систем и «семей» входит в предмет особой юридической дисциплины – сравнительного правоведения. Однако, поскольку корни различия этих систем и «семей» – в подавляющем большинстве исторические, то изучение правового развития этих «семей» и традиций составляет еще одну специфическую задачу для истории государства и права. Внимание к правовым «семьям» вносит системную упорядоченность в историю права, позволяя ей выделять главное в изменениях юридических институтов. Хронологическую упорядоченность дает единая периодизация истории государства и права.

Периодизация истории государства и права.

Важный элемент любой исторической дисциплины, периодизация по-особому значительна в истории права. История государства и права менее всего событийна, это история принципов и установлений, т.е. по преимуществу институционная история. Представить юридический институт достаточно полно и правильно можно только в неподвижном, статическом, его представлении – это предполагает догматическое, чисто юридическое по своим приемам, изображение, следуя правилам только логики и принятой системы. Такое изображение не может не быть ограниченным во времени, периодическим. «Историк-юрист, – писал Ф. В. Тарановский, – не может обойтись без завершения своего исследования юридической конструкцией, иначе он не достигнет понимания исторического процесса в его целом, и самой его работе может угрожать опасность погружения в микрологию разрозненных единичных фактов и бесконечно малых изменений... Сочетание обоих элементов – статического и динамического – и создает историческую периодизацию, которая в применении к истории правовых, общественных и политических учреждений не может быть облечена в другую форму, кроме юридической конструкции... Отдельные периоды истории права – это установленные для прошедшего законченные системы права». Именно историческая и юридическая взаимосвязь изученных государственных и правовых институтов позволяет выделить то или другое время в истории государства и права народа в законченный период: «Цельность и законченность исторического периода определяются для юриста непрекращающейся возможностью сводить совокупность разрозненных правовых явлений, норм и институтов к нескольким руководящим юридическим принципам, по которым может быть построена единая, исключающая внутренние противоречия система права».
Конечно, такое последовательное систематизирование истории вполне доступно и осуществимо в границах истории одного государства или одного народа, приверженного единой правовой традиции. В масштабах всеобщей, мировой истории государства и права сделать это неизмеримо сложнее, если вообще возможно. Возможность эта сомнительна еще и потому, что развитие права есть результат непредвидимых усилий и фактов, законность или незаконность которых не подлежит изучению, и потому нереально определить какие-либо непреложные, обязательные законы этого развития, единственно способные придать объективно научное содержание тем периодам, которые желает выделить берущийся за изучение истории права. Значительную часть общего времени мировой истории государственная организация и правовые системы разных народов развивались в разном темпе, переживая, может быть, и сходные стадии развития, но разделенные веками, нисколько не соприкасаясь друг с другом (например. Западная Европа и Китай или Япония); многие полностью закончили свою самостоятельную историческую жизнь тогда, когда история государств других народов только зарождалась (Древний Египет и франки или германцы). В глазах многих современных исследователей история мира предстает только как совокупность отдельных цивилизаций, существующих каждая в своем пространстве и своем времени, активное соприкосновение которых начинается всего два-три века назад. При таких обстоятельствах какая-то жесткая периодизация всей мировой истории будет либо очень личным взглядом, либо по своей излишней обобщенности станет попросту маловажной для понимания исторических явлений.
Таким излишним обобщением истории разных народов в единую жесткую схему была периодизация, до недавнего времени господствовавшая в историко-правовой науке России и связанная с марксистским учением о так называемой социально-экономической формации. (Этой периодизации следуют практически все доныне изданные учебники и учебные пособия и по всеобщей истории государства и права.) Согласно ее принципам история государства и права разбивалась на периоды: (1) рабовладельческий – до 1-й пол. I тысячелетия н. э., (2) феодальный – до XVII –XVIII вв., (3) буржуазный – до серед. XX в. и (4) период общего кризиса буржуазного общества и начала социалистического общественного строя (с 1917 г.). В основу изменений явлений государства и права был положен критерий социально-экономического строя общества, истолкованного, весьма упрощенно на основе примитивного деления на антагонистические (противоположные по своим интересам) классы. Ту очевидность, что далеко не все перемены в государстве и праве можно связать с глобальными сдвигами в экономическом и даже социальном строе, эта периодизация игнорировала.

§ 2. Развитие историографии всеобщей истории государства и права

Зарождение историко-юридических знаний.

Попытки познать, объяснить причины исторических перемен в политическом строе и праве начинаются с рождением исторических и политических знаний в истории мировой культуры. Это не были еще законченно научные знания, и они не отделялись поначалу от общей историографии. (Основателем ее традиционно считают древнегреческого писателя Геродота, с книгой которого появляется и само слово «История» – повествование.) Познание собственной для каждого народа истории права и учреждений шло своими путями *, всеобщая же, мировая история права формировалась в большей степени под влиянием философско-исторических концепций.

Самый ранний интерес к историческим формам государства был политическим. Тот же Геродот (V в. до н. э.) связал победы афинян над персами, причины которых он искал в «Истории», с их образом правления и постоянной борьбой за собственное благо. Для Аристотеля (IV в. до н. э.) истинное понимание государственного строя, конституции, возможно только через историю. Первая единая концепция государственной истории появляется во «Всеобщей истории» древнегреческого писателя Полибия (II в. до н. э.). Для него было ясным, что общий ход истории и культуры подчиняется в том числе и эволюции форм государства. «Силой каких учреждений римляне покорили мир?» – спрашивалось в его труде. Ответ получался непростым: народы вырабатывают свои моральные ценности, эти ценности рождают стремления нации и ее силу, сила реализуется в учреждениях, которые расцветают с силой народа и приходят в упадок вместе с ее исчерпанием; формы власти живут циклами – от возвышения к упадку. Тогда же, почти современник Полибия, древнекитайский историк Сыма Цянь (II в. до н. э.) трактовал государственные перемены иначе. Древнекитайская мысль не знала идеи прогресса истории. Поэтому для Сыма Цяня формы правления меняются по тому, какое из трех вековечных начал больше или меньше в них выражено: традиции легендарных мудрецов, добродетельное законное правление или насильственная узурпация власти.
С утверждением в европейской культуре христианства на государство стали смотреть по-новому. Все формы государства преходящи, они изменяются в том направлении, чтобы лучше выразить ценность Христова правления – появляется идея христианской монархии как смысла истории. Св. Иероним (IV в. н. э.), знаменитый писатель и проповедник, усмотрел в мировой истории жесткие этапы на пути к всемирной монархии: 1) Вавилонское царство, 2) Персидская держава, 3) Империя Александра Македонского, 4) Римская империя. Позднее признали, что Империя Карла Великого и, наконец, Священная Римская империя германской нации, возникшие в Средние века, – следующие и, возможно, заключительные этапы этого всеобщего пути государств.
С началом эпохи Возрождения такая чисто религиозная предначертанность всей эволюции государств стала вызывать сомнения. Французский правовед и философ Ж. Боден (XVI в.) в трактате «Шесть книг о государстве» (1576) связал изменения учреждений в государстве с тем, насколько его формы следуют правильным, правовым представлениям, не сразу утверждающимся в истории. Государство последовательно меняется от раздробленной, сеньориальной, монархии через тиранию к законной монархии, которая становится благодетельной формой власти. Важность для государственных перемен приверженности праву отмечал и английский правовед и философ Ф. Бэкон (XVII в.): если учреждение перестает быть годным для целей его существования – т.е. для блага общества и государства, – то оно излишне и ненормально в существе.
Возрождение с его вниманием к юриспруденции дало толчок появлению специальной истории права. Под влиянием потребности в истолковании старых законов, особенно древнего римского права, вошедшего в Средние века вновь в употребление в Европе, в XVI в. появляются специальные историко-юридические исследования. По своим задачам они разделяются на (1) историю законов и (2) древности права, где изучали учреждения, юридический быт с тем, чтобы понять, о чем идет речь в старом законодательстве. Одним из первых таким историческим изучением классического римского права занялся французский правовед Ж. Куяций (XVI в.).
К исходу XVII в. сложились предпосылки перерастания историко-юридических знаний в науку, становление которой приходится на эпоху Просвещения.

Начало научной истории права и государства.

На исходе XVII в. немецкий философ Г. Лейбниц в трактате «Новый метод изучения и обучения юриспруденции» (1667) сформулировал новые задачи общего изучения истории права: они заключаются в общем разъяснении правового развития. Потому и по содержанию историография права может быть различной: внутренней историей права (историей собственно юридических форм одного или нескольких народов) и внешней историей, помогающей уразуметь движение права. Но что влияет на перемены в государстве и праве? – законченные для своего времени ответы на этот вопрос, поставившие юридическую историю на основу науки, дала философско-политическая мысль Просвещения.
Теоретики английского Просвещения (Дж.Харрингтон, А. Смит) полагали, что в истории формы правления приспосабливаются к отношениям собственности, французский правовед и литератор Ш. Монтескье в своем трактате «О духе законов» (1748), едва ли не самом знаменитом произведении европейской правовой мысли, связал формы правления и законодательства с нравами народа, степенью его просвещенности, с географическим положением: государств, гибнут, когда нравы в народе, в том числе дух свободы, приходят в упадок. Эти рассуждения, хотя более философско-политического, чем собственно исторического смысла, получили тогда европейское распространение.
Под влиянием концепций Монтескье и, возможно, не без полемики с ним появился труд, который можно назвать собственно первым опытом всеобщей истории государства и права, – книга малоизвестного французского историка А. Л. Гоке «О начале законов, искусств и науки у древних народов» (в 3 т. 1758). Законы и правление, замечал он, – часть общей культуры народа, но едва ли не самая важная, ибо они есть история человеческого разума. Древнейшее из видов правления – монархическое: оно подобно родительской власти и потому же оно благое; деспотизм рождается со стремлением к обширным империям. Для блага общества нужны нормы – так появляются законы (в Египте, Вавилоне, Иудее, Греции – о чем шла речь в книге). Просвещение, переход к земледелию усложняет право; но оно может и рушиться: «Всякое государство, где народ судит и решает, по сути порочно».
Если Франция эпохи Просвещения отличалась более философским представлением о задачах истории права, то в Германии того времени формировалась истинно ученая историография права. С именем выдающегося юриста И. Я. Мозера, автора многочисленных трудов по конституции германских государств от эпохи средневековья, связано рождение исторического государствоведения. С середины XVIII в. в германских университетах при занятиях юриспруденцией стал обязательным курс истории права. Представители особой юридической научной школы, названной геттингенской (по университету в Геттингене), выдвинули идею об обусловленности правовых систем прошлого духом времени, т. е. особым сочетанием духовных и культурных начал и политических стремлений. На перемены в государстве влиял реальный ход политической истории, т. е. сам процесс ее, отмечал в «Новом опыте юридической энциклопедии» (1767) немецкий правовед И. С. Пюттер.
В стремлении ученых и философов Просвещения объяснить все явления прошлых времен с позиций некоего единого и неизменного Разума было, по сути, много неисторического. Это была история условного прогресса (или, напротив, регресса) разума, но не реальная история. Реакцией на такое представление стало формирование исторической школы права.

Историческая школа права.

Воззрения целой плеяды ученых Западной Европы, главным образом Германии, объединяемых названием исторической школы права, вернее было бы определить школой исторического права (в сопоставлении с внеисторическим правом как воплощением разума эпохи Просвещения). Народы, по учению этой школы, живут своей исторической жизнью, вовсе не стремясь подчиниться каким-то отвлеченным стремлениям разума; каждый народ создает свое национальное право со своими особенностями, выражающими его историю. И формы права развиваются органически: что присуще одному народу не может быть в любую эпоху воспринято без потерь другим. Вместе с тем право одних народов далеко не равнозначно другим в своих ценности и значимости для истории. Есть народы – виртуозы права, полагал германский правовед Ф. К. Савиньи, и только их история имеет научный интерес (к таким он относил римлян, германцев и церковное право). Поэтому, в частности, совокупная всеобщая, или всемирная, история права представлялась нереализуемой. Книга Савиньи «История римского права в средние века» (в 6 т. 1815-1831) тем не менее стала едва ли не первым опытом в научной истории государства и права проблемной истории, охватившей целый ряд правовых систем Западной Европы.
С именем другого представителя исторической школы – немецкого правоведа Г. Гуго – связывается принятое и в современной науке разделение истории права на внешнюю (или историю памятников, источников, права) и внутреннюю (или историю отдельных юридических принципов и институтов). Абсолютизируя внутреннее органическое движение права, Гуго (вместе со всей исторической школой) стремился оправдать любые правовые принципы (если они появились у народа, значит, они выражали его дух и стремления), тем самым отрицая субъективное влияние и, особенно, нужды политики права и влияния власти на правовое развитие.
Основоположники исторической школы предприняли издание первого в мире специального историко-правового ежегодника «Журнал исторического правоведения», первый выпуск которого вышел в 1815 г. В предисловии, написанном Савиньи и посвященном обоснованию исторических задач правоведения, указывалось: «История более не является собранием примеров, но цельным путем к подлинному познанию нашего собственного состояния». Исследования, помещаемые в ежегоднике (Савиньи, К. Эйхгорна, Я. Гримма и других), должны были показать историческое возникновение современного правопорядка, в том числе и «забвение» политиками исторических, единственно подлинных его начал.
Под влиянием исторической школы в первой половине XIX в. начались специальные исследования, посвященные национальной истории права и всеобщей сравнительной истории. Одним из выдающихся образцов была «Немецкая государственная и правовая история» (в 4 т. 1808 – 1823) К. Ф. Эйхгорна. Идею всемирного органического развития государства и права попытался провести во «Всеобщей истории народов и государств» немецкий историк Г. Люден (в 3 т. 1814 – 1822).
И последователи, и критики исторической школы, обратившись к специальным историко-юридическим исследованиям, в кратчайшее время завершили превращение всеобщей истории права в специальную научную дисциплину.

Развитие научной истории государства и права в XIX в.

С оживлением внимания к национальным историям правового развития, историческому изучению права древних народов, прежде всего Древнего Рима, в науке Европы развернулась специальная работа по критическому исследованию памятников древнего права. В первой половине XIX в. начинаются фундаментальные издания исторических источников, вначале главным образом памятников древнего права: «Памятники германской истории» (с 1826 г., свыше 100 томов), «Неизданные документы об истории Франции» (с 1835 г., более 400 томов), итальянские «Памятники истории отечества» (с 1836 г.), «Государственные документы Америки» (в 38 томах, 1832 – 1861) – некоторые из них продолжаются и доныне. Германские историки Б. Нибур и К. Г. Брунс осуществили первые научные издания памятников классического римского права, в том числе знаменитых Законов XII Таблиц. Труды французского археолога и языковеда Ж. Шампольона открыли историкам и правоведам путь в совершенно новый мир – египетской культуры и египетского права, до тех пор известных только по сведениям Библии и античных авторов. История государства и права удлинилась более чем на 2 тысячи лет. Еще в 1776 г. английские ученые опубликовали древнеиндийские Законы Ману. Теперь всеобщая история государства и права расширялась и географически: Персия, Индия, древний и новый Китай. Первым подлинно научным по приемам исследования опытом всеобщей истории государства и права в духе новых концепций и требований, пожалуй, стал многотомный труд французского историка и государственного деятеля К. Э. Пасторе «История законодательства» (в 11 тт. 1817 – 1837). Исследование было неокончено и доведено только до начала римской эпохи, но в нем впервые по-новому освещалась история права древних народов, даже его отдельных отраслей. Другим, более протяженным по исследованному времени трудом стал «Трактат о законодательстве» (в 4 т. 1827) французского литератора-правоведа Ш. Ф. Конта. Специальные работы появились по истории наследственного права, по истории брачно-семейного права.
История права в то время была обособлена от изучения исторических форм государственной организации. Второму большее внимание уделяли юристы-государствоведы. Под влиянием социальной философии Гегеля и его школы, где государство ставилось на первое место среди причин эволюции юридических институтов, в трудах государствоведов исторический элемент изучения становился все более важным: именно в истории постепенно проявляется значение государственной власти в обществе. Правда, иногда история форм государства не отделялась от истории воззрений на государство – все это традиционно называлось историческим государственным правом. В русле такой школы возникли историко-государственные труды Ф. Виелькера и Р. Моля в Германии, К. Блюнчли в Швейцарии. Согласно концепции Р. Моля, например, новейшему государству, «основанному на идее права», предшествуют исторически: (1) патриархальное, (2) теократическое, (3) патримониальное, или феодально-ленное, (4) классическое античное, (5) деспотическое государство; причем форма осуществления власти (монархия, демократия) несущественна – главное, насколько государство воспринимает свои задачи по обеспечению прав своих граждан.

Социологическое направление историографии.

В первой половине XIX в. под влиянием общей исторической науки и быстро развивающейся тогда политической экономии в историографии государства и права сформировался новый подход к оценке закономерностей изменений историко-юридических явлений. Согласно ему, формы государства и права живут не самостоятельной жизнью – они всецело подчинены другим, более масштабным переменам в социальной жизни народов в отношениях собственности и экономическом строе. Такой подход, зародившийся еще в английской правовой науке XVIII в., быстро развился в целое социологическое направление, с середины XIX в. захватившее историографию государства и права и доныне оказывающее большое влияние на ее оценки и выводы; так правоведы и историки желали найти быстрые ответы на глубинные вопросы истории права.
Начало направления связано с французской историографией первой половины XIX в. – главным образом с трудами знаменитых историков и политиков Ф. Гизо, О. Тьерри, Ж. Мишле. В своих исследованиях по истории становления национальных государств в Европе, по истории Французской революции XVIII в. они стремились показать влияние классовой борьбы буржуазии («третьего сословия») с дворянством на изменения форм государства, на правовую политику власти, а в конце концов и на вообще крушение старого и формирование нового правопорядка в Европе. Это была уже вполне отчетливая идея классовой борьбы в истории как определяющего фактора развития права и государственной организации.
Эта идея классовой борьбы стала основополагающей для социальной философии и историко-юридической концепции марксизма сложившегося в 1840-е г. под мощным воздействием социалистической идеологии. В трудах основателей школы – немецкого экономиста и философа К. Маркса, публициста и общественного деятеля Ф. Энгельса, – а также их ближайших научных последователей Ф. Лассаля, Ф. Меринга, П. Лафарга, К. Каутского и других роль классовой борьбы была представлена уже как главный фактор всех перемен в мировой истории, включая изменения государственных форм, правовых институтов, культуры и даже идеологии. В работе «Немецкая идеология» (1843) Маркс и Энгельс впервые в законченном виде обосновали свой вывод о том, что государство есть лишь форма организации экономически господствующего в данный момент в обществе класса. Позднее так же будет расценено и право: как возведенная в закон воля господствующего класса. Само происхождение государства и права, как попытается обосновать Ф. Энгельс в специальной работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884), написанной по очень условным данным американского этнографа Г. Моргана, связано с образованием классов в обществе и необходимостью политически оформить господство одной части общества над другой; право станет инструментом этого господства. Согласно марксистской концепции, государственная организация и правовые институты в истории не самостоятельны, они следуют изменениям в отношениях собственности и в экономическом строе, образуя вместе с ними целенаправленный ряд общественно-экономических формаций; итогом этого общественно-исторического процесса должно стать наступление коммунизма с отмиранием государства и права.
Марксизм был лишь крайним воплощением социологического подхода к истории государства и права. Однако и другие исследователи стали рассматривать юридические явления только как продолжение экономического строя. Так, английский историк права Ф. В. Мэтланд полагал, что экономические отношения – «основа, из которой развиваются все государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления».

Сравнительно-историческая школа.

Развитие в середине XIX в. науки социологии, а затем появление сравнительно-исторического метода (см. § 1) изменили исследовательские задачи историографии всеобщей истории права. Правоведы и историки стали искать общие пути развития правовых и государственных систем разных народов и таким путем устанавливать общие закономерности перемен историко-юридических институтов. Всеобщая история государства и права стала пониматься только как сравнительная история: то, что одинаково у разных народов, – это предмет всеобщей истории права, то, что различно, – узконациональной.
Из всеобщей истории права стали выделять особую историческую, сравнительную этнологию, которая должна была установить происхождение государства и права у всех народов земли. Это происхождение должно быть единым, потому что, как замечал один из основателей этого направления немецкий историк и правовед А. Г. Пост в «Очерках по всеобщей сравнительной истории государства и права» (1878), в самые различные эпохи у разных народов проявляется замечательное согласие в юридических обычаях и институтах и по новым данным истории и этнографии «становится возможным открыть общую историю развития человеческого права». Сравнительная история сделала важные наблюдения не только о тождестве юридических институтов у разных народов в разное время, но и о влиянии развития государства и права одних народов на другие, о возможном существовании когда-то единого права и общего государственного строя у многих индоевропейских народов, позднее распавшихся на отдельные системы. Примеры такого исследования всеобщей истории государства и права дали работы известного английского правоведа и историка Г. Мэна, посвященные праву древних народов и древнейшим формам государственности.
Большой вклад в сравнительно-исторические исследования права внесли также работы французского правоведа Р. Дарреста. В его исследовании всеобщая история права включила в себя правовые системы древней Скандинавии, славянских народов даже до XIX в., кавказских народов, Венгрии, Персии. По его инициативе было начато издание общеевропейского по значению «Журнала истории французского и зарубежного права», выходившего десятилетия.
Сравнительно-историческая школа, конечно, не исчерпывала всех направлений историко-правового изучения во второй половине XIX – начале XX в., но она была определяющей в Европе. Классическая юридическая школа исследования истории права также ознаменовалась важными новыми трудами и концепциями. Знаменитый немецкий историк Т. Моммзен, помимо известной «Истории Рима» (в 4 т.), опубликовал обширные собрания памятников римской истории, в том числе надписей, которые вводили ученых в многовековую, не только литературную, но реально правовую жизнь древнего римского общества. Его перу также принадлежат доныне классические труды по римскому государственному и римскому уголовному праву. Своеобразием концепционного взгляда на историю государственных и правовых институтов отличался труд О. Гирке по правовой истории германских народов. Согласно общей идее, вся история права есть установление и развитие традиций «товарищественности», в которой находят согласие и идея свободы личности, и интересы государства и общества. В трудах европейски знаменитого германского правоведа Р. Иеринга на основе исследований тысячелетнего взаимодействия римского права с правовыми системами других народов была раскритикована позиция исторической школы права на развитие права как тихий и безмятежный процесс: за утверждение новых правовых принципов, выделял Иеринг, идет настоящая политическая и идейная борьба. О влиянии на развитие форм государства международных отношений, военного давления на страну в истории писал в своих исследованиях О. Хинтце.

Изучение истории государства и права в России.

В дореволюционной России всеобщая историография государства и права существовала по преимуществу в виде двух параллельных дисциплин: сравнительного (или сравнительно-исторического) государствоведения и всеобщей истории права. Кроме этого, в курсах по специальным юридическим дисциплинам большое место занимали исторические сведения о законодательстве разных стран и отдельных юридических институтах. Первым обстоятельным обзором всеобщей истории законодательства в связи с философией права стал 2-й том «Энциклопедии законоведения» К. А. Неволина (1840). История законов от древности до XIX в. была представлена в духе философии Гегеля, как раскрытие духа правды.
Всеобщая история государственных учреждений не рассматривалась как предмет с самостоятельными познавательными задачами: в истории государственного строя важнейших государств следовало видеть не более чем предпосылки современного конституционного правопорядка. Исторически значимым представлялось только то, что содействовало поступательному движению конституционных учреждений. Такую цель, например, ставил в обширном историческом очерке к «Государственному праву важнейших европейских держав» (1886) один из самых известных государствоведов А. Д. Градовский.
Одной из самых первых попыток создать специальный сводный курс всеобщей истории права был труд М. Н. Капустина «История права» (1872). В нем, однако, был дан обзор преимущественно древнего законодательства, хотя и под влиянием сравнительно-исторического метода. Активным сторонником сравнительно-исторических исследований государства и права выступил знаменитый русский ученый, социолог и правовед, академик М. М. Ковалевский. Им был создан целый ряд трудов не только по истории государственных учреждений и политических институтов отдельных стран Европы, но и комплексные работы по истории всего современного государственного порядка. Для трудов Ковалевского, как и других ученых начала XX в., было характерно то, что историю государственных и правовых институтов они не разделяли с историей идеологии, считая ее важным фактором изменений и реформ в праве. Поэтому, например, «Всеобщая история права» (в 4 вып., 1907) В. Г. Щеглова стала в большей степени историей философско-правовых концепций, чем историей юридических институтов и учреждений.
В послереволюционное советское время систематическое изучение и исследование всеобщей истории государства и права возобновилось только в конце 30– начале 40-х гг. в связи с восстановлением нормального юридического и исторического образования. В 1940 г. вышли первая программа и лекции нового учебного курса, составленные П. Н. Галанзой. В 1944 – 1947 гг. коллективом авторов был опубликован первый в России (и в СССР) курс всеобщей истории государства и права в 4 томах. Советская историография государства и права, как и вся историческая и юридическая наука той поры, находилась под полным влиянием идеологии марксизма, в освещении и оценке явлений истории права определяющим был социологический классовый подход, больше места в трудах отдавалось вопросам общественного строя, чем развитию юридических институтов. Стремлением к сравнительному изучению государства и права был отмечен учебный курс 3. М. Черниловского «Всеобщая история государства и права» (1970, 4-е изд., с изм. – 1995).

Современное состояние историографии.

В современной, прежде всего западной историографии государства и права трудно выделить какие-либо внутренне направления; невозможны из-за обширности накопленного за два века исторического материала стали и труды в полном смысле слова по всеобщей истории. В теоретическом плане на правовую историографию более всего в XX в. повлияли концепции немецкого социолога и историка М. Вебера, которому удалось показать исключительность всей западной модели права и ее институтов и несводимость всеобщей истории права к ценностям только европейской юстиции, и английского историка А. Тойнби, предпринявшего беспримерный авторский труд по всемирной истории цивилизаций («Опыт исследования истории» в 10 т. 1934 – 1957). Согласно взгляду Тойнби и его последователей, мировая история не составляет единого поступательного процесса, а есть совокупность самостоятельных в своих основах цивилизаций (их насчитана 21); исторические формы каждой – и государственные институты – присущи только ей и не переходят во времени. Важным новым приобретением, вместо социологического детерминизма, стало в науке признание права самостоятельным фактором истории «как одной из причин, а не только одного из результатов целого ряда общественных, экономических, политических, моральных и религиозных явлений»*.

В содержательном отношении – и в научных трудах, и в преподавании права – история государственных институтов разделена с собственно историей права (которую в свою очередь объединяют с проблемами истории юриспруденции и правовых воззрений). История институтов охватывает, однако, и эволюцию форм государственной организации, и правового положения классов населения, и памятники законодательства (например, выдающийся по охвату материала и скрупулезности курс французского правоведа Ж. Эллюля «История институтов» в 5 т. 1969). История права стала по преимуществу историей развития так называемого частного права (гражданского) и распространения правовых учений в законодательстве разных народов. Европейскую известность здесь получили труды немецких историков X. Тиеме о влиянии идей естественного права в Новое время, Ф. Виаккера по истории правовых систем Нового времени. С 1967 г. во Франкфурте (Германия) работает специальный исследовательский институт по сравнительной истории права Нового времени, издающий несколько серий трудов: «Общее право» («Jus commune»). Примечательным опытом действительно общеевропейской истории государства и права, включая Россию, стал обширный учебный курс шведского правоведа Э. Аннерса «История европейского права» (в 2 тт. 1974-1980; есть сокр. рус. пер.). В целом же история права несколько уступила свое значение в общей юридической науке сравнительному правоведению, которое в силу особенностей развития большинства западных систем права становилось историческим.
Проблемное исследование всеобщей истории государства и права возобладало и в современной российской историографии. История формирования современного государственного строя в связи с историей политических идей представлена в многотомной, написанной коллективом ученых Института государства и права «Истории буржуазного конституционализма» (1983 – 1986). Опытом сравнительно-исторического исследования одного важного элемента политической системы общества стал труд «Институты самоуправления» (1995). Специальные исследования посвящались также истории государства и права отдельных стран и исторических периодов, которые шли в русле своих научных традиций.

§ 3. Становление государственной организации и права

Проблема возникновения государства и права.

Происхождение государства и права в обществе – вопрос более философский, чем исторический. Научные ответы на него зависят от того, какое в целом социальное значение приписывают праву и государственной организации, от того, какое из явлений считают определяющим – государство или право. Первенство философского подхода определяется и двумя объективными (заключающимися в самой природе явления и путей его познания) обстоятельствами. Во-первых, формирование государства и права исторически пришлось на время самой ранней культурной жизни человечества. Как заметил английский философ Д. Локк, «государственный строй повсюду предшествует летописям, и литература редко появляется у народа прежде, нежели длительное существование гражданского общества при помощи других более необходимых искусств не обеспечит безопасность, удобства и изобилие для народа, и люди только тогда начинают интересоваться историей основателей своего государства и ищут его источник, когда в их памяти уже изгладилось воспоминание о нем». Развитие государственной организации реально проявляется в возникновении или исчезновении каких-то учреждений, в деятельности определенных лиц, в усилении или умалении их прав или обязанностей – т.е. в политическом по своей исторической форме процессе. Политическая история не может не быть событийной, т. е. связанной с конкретными историческими происшествиями: изданием закона или назначением должностного лица. И вот об этой-то стороне жизни народов того времени, когда у них формировалось государство и право, практически не сохранилось никаких исторических известий, а в большей мере и не могло сохраниться из-за отсутствия письменной истории. Богатейшие данные современной археологии (занимающейся изучением добытых в ходе раскопок древних культур материальных остатков прошлой жизни) могут здесь помочь очень мало.
Во-вторых, самый процесс формирования государственной организации и, в особенности, права – это процесс, исторически неуловимый, растянутый на длительное время. Ни об одном известном обществе прошлого нельзя сказать, что вот, до такого-то года или числа государства у народа не было, а с такого-то числа оно существует. В еще большей мере это относится к праву. Когда и как начинается выделение права из обычаев первобытного общества, когда из области внешне расплывчатых дозволений или осуждений морального и религиозного характера формируются нормы права, да и чем вообще отличается право от обычаев до эпохи появления письменных законов – ответы на эти вопросы, наверное, никогда не приобретут желаемой конкретности и определенности. Все, что известно сегодня о становлении (появления из малого и наполнения по мере роста новым содержанием) государства и права из данных общей историографии, письменных памятников наиближайших к тем временам эпох, из, главное, данных этнографии (изучающей быт и культуру народов) с использованием сравнительно-исторического метода – все это не более чем историческая реконструкция этого процесса. Степень ее точности, вероятно, никогда нельзя будет проверить. Правильнее было бы говорить о наиболее типических условиях, в которых происходит формирование государства и права в то время, когда первобытная историческая общность людей, насчитывая несколько сот тысяч лет биологической и социальной эволюции, вступает в эпоху резкого ускорения своего культурного развития через неолитическую революцию. С этого времени можно насчитать не менее шести условных стадий социальных и культурных перемен, сопровождающихся шагами по пути становления государственной организации и права. У разных народов эти стадии приходятся на разное хронологическое время истории, но содержание стадий и их последовательность можно считать закономерностью становления государства и права.

Формирование политико-правового сообщества.

Упрощенно исходной основой формирования государства и права следует считать человеческий коллектив с устоявшимися социально-культурными связями в нем; коллектив этот должен быть исторически длительным, т.е. история его в данной среде обитания и в сложившемся культурном облике должна насчитывать более десятка поколений, а также самовоспроизводящимся, не вымирающим, и в этом смысле прогрессирующим. Из того, что известно о первобытных коллективах, развивавшихся в направлении государственной их организации, следует, что такой коллектив должен составлять этническую общность и в этом отношении быть в значительной степени обособленным от других соседских коллективов. Этническая общность создавалась кровнородственными связями безусловно всех ее членов и выражалась – к началу эпохи неолита (VIII – V тыс. до н. э.) – в том, что у членов коллектива был общий язык, единый религиозный культ и связанные с ним обряды, единые приемы культурного обихода. Это был род – основная ячейка первобытного человеческого общества.
Под влиянием неолитической революции (перехода к обработке металлов, гончарному производству, выделке тканей и в целом к совершенно новому уровню материальной, а затем и духовной культуры) род меняется в своей внутренней организации значительно более быстрыми темпами, чем это было предусмотрено его социально-биологической природой. Биологическое самосохранение требует совершенно новых организационных форм жизни коллектива – такие формы может дать только обособление функции управления и разрешения конфликтов в коллективе. Из-за того, что люди в значительно большей степени разнообразны и не равны друг другу, чем это допускается в примитивных коллективах животного мира, это обособление перерастает в традиционное наделение разных индивидов разными полномочиями. Они закрепляются самыми разными обстоятельствами, начиная с общего психологического признания полезности этого до самых своекорыстных личных интересов, далеко не чуждых и самому что ни на есть первобытному человеку.
1-я стадия эволюции этнической общности (с какой и начинается род как социальный коллектив) – это оформление социально-биологической иерархии. На основе естественного размежевания в роде по поколениям в нем складываются и воспроизводятся разные как бы уровни-группы индивидов, каждый из которых выполняет равно важные для жизни рода дела, но влияние которых на эти общие дела и выгоду с них различно. Биологической эту иерархию можно считать потому, что старшинство возраста (связанных с ним силы, опыта, случайных обстоятельств) создано природой человека. Социальной – потому что она имеет и культурное значение и даже происхождение. Существенную роль в культурном закреплении этой иерархии, превращении ее в общепризнанный институт, покушение на стабильность которого стало рассматриваться как враждебный вызов всему роду, сыграла религия: отправлением культа, безразлично, в женской или мужской вариациях, традиционно занимались старейшие и долгоживущие. На этой стадии все члены рода, этнической общности, безусловно равны друг другу в правах и обязанностях по выполнению общих дел рода (ни в коем случае нельзя применять к этому порядку термин развитой политической культуры – демократия). Но в этой общности уже существуют устойчивые культурные лидеры. Роль лидера именно культурная: она может исполняться объективно по качествам индивида (знахарство, военное предводительство, охотничье мастерство), но может и играться, поскольку главное в восприятии лидера общностью, чтобы он умел что-то особенное и выделяющее его и был щедрым в раздаче членам рода коллективно добытого продукта.
Закрепление в коллективной жизни этой иерархии и ролевых функций лидеров (что бесповоротно происходит через два-три десятка поколений) характерно для 2-й стадии развития этнической общности – формирования социально-культурной иерархии. Биологические основания разделения на старших и младших забыты, они подразумеваются, но заменены разделением на высших и низших. Правда, это разделение еще не носит имущественного характера, оно только принадлежность культуры и поэтому может уже несколько различаться у разных, даже этнически близких родов. Высшие пользуются привилегиями в отправлении общих дел рода, их распределительные, религиозные или военные полномочия несомненны. В этом смысле эта стадия характеризуется устойчивым неравенством. Попытки недовольных членов рода сгладить неравенство, устранить грани иерархии вызывают общественную неприязнь и осуждение (высмеивание, организация состязаний, особые обряды, известные у северных народов, например). Лидерство превращается в общественную функцию, существующую уже независимо от желаний отдельных своих членов, причем роль лидера вынужденно играется в роде даже тогда, когда нет вполне подходящего на нее члена общности – например, женщинами.
На этой стадии в общности создается устойчивая основа для социально-культурных (а не чисто биологических – из-за еды и т.п.) конфликтов. По-видимому, создаются предпосылки для появления обычаев, правила которых призваны охранять целостность рода в брачной сфере и сфере межличностных отношений (столкновений) – зародыш права*. Незыблемость иерархии охраняется главным образом религией и религиозными полномочиями лидеров, а также общественным мнением. Это уже вполне общественная власть, способная принудить отдельных своих членов поступать в интересах общности вопреки личным желаниям. (Немецкий социолог и историк М. Вебер именно так и определил власть как возможность для субъекта власти осуществить свою волю даже вопреки сопротивлению других – неважно, путем ли открытого насилия или использования культурного фона деятельности власти.) Но цель этой власти должна еще с абсолютностью разделяться и поддерживаться большинством, потому что никаких серьезных рычагов для узурпации, для насилия еще не существует.

И первая, и вторая стадии полностью проходят в условиях неолита – примерно VIII – IV тыс. до н. э. у разных народов Востока (или до I тыс. до н. э. у северных народов).
3-я стадия развития этнической общности – формирование экономически-социальной иерархии. Неравенство, ставшее устойчивым, приводит к устойчиво неравному распределению продуктов потребления внутри общности. На этой стадии в особенности становится очевидной главная функция власти в коллективе – перераспределение продуктов, произведенных или иначе приобретенных всем коллективом. Если раньше лидер общности, присваивая все добытое родом, тут же раздавал это обратно на пиру или главам отдельных семей, то теперь общественная власть отчуждает часть добытого продукта, раздает его по случаям родовых празднеств (или чрезвычайных событий) с обещанием возвратного дара, которого требуют обычай и общественное мнение. Присвоение уже индивидуально, и это способствует началу отчуждения тех, кто отправляет общественную власть, от коллектива. В их руках впервые отныне реальное орудие власти: накопленный продукт – то ли в чистом виде, то ли в превращенном (набор орудий, оружия, украшений и т. п.). На этой стадии помимо распределительно-организационной возникает и вторая древнейшая функция власти: охрана установленного порядка и общих принципов. В этой стадии этническая общность выступает, как правило, на этапе укрупнения в племя (до этого общность могла существовать только в малом коллективе: до 40 – 50 членов). Допустимы и более широкие объединения. Возможность их тем больше, чем радикальнее люди группы перешли от собирательных видов обеспечения к оседлому земледелию или регулярному скотоводству. Ускоряет процесс накопления продукта в общности и тем самым отчуждение высшего эшелона иерархии, например, отделение ремесла, случайные обстоятельства доступа к каким-то ценным предметам. На этой стадии уже достаточно отчетливы и грани будущего права: правила изгнания и приема чужаков, восстановления конфликтов поколений, соблюдения требований общины, брачно-семейное право.
При благоприятных условиях переход общности в 4-ю стадию – становления надобщинных властных структур – осуществляется довольно быстро. Особая благоприятность обстоятельств играет важную роль. Только при устойчивом, прогрессирующем производстве продуктов, перераспределяемом властью, при нормальном уровне демографического развития (упрощенно: только при достижении общностью определенного количественного показателя – в несколько тысяч членов 3-4 поколений), при соответствующих экологических условиях возможно объединение в большую племенную общность. Объединение усиливает соподчинение малых общностей-родов, вынуждает сделать это соподчинение организационным (в особенности, соподчиняя культы отдельных родов). Лидеры-старейшины наделены устойчивыми и конкретными функциями. Их определяют либо выборным путем, либо состязанием, но уже становится возможной и узурпация. Орудием этой узурпации часто становятся отряды юношей, которые для прохождения процедуры совершеннолетия на время отдаются во власть религиозному или военному вождю. В прямом смысле слова богатство еще не влияет на доступ к власти, и стремление к власти еще не есть стремление к богатству, главное – престиж. Но участие в распределении уже важно и для самого лидера, и для тех, кто выражает ему в этом поддержку. На исходе стадии оформляются отчетливые родовые-клановые (племенные) структуры во главе с иерархией вождей, с религиозными символами, с едиными культурными правилами и обрядами. Общественная власть институализировалась (превратилась в постоянно существующее, не зависящее в принципе от воли отдельных членов общности установление, стабильно подчиняя всех своей воле). В это время можно говорить уже о народе, о политико-правовой его общности, из которой неминуемо вырастают ранние государственные формы.

Протогосударство – чифдом.

На следующей, 5-й стадии эволюции этнической общности надобщинные властные структуры приобретают вид протогосударства (прототипа государства, еще не государства по форме, но уже исполняющего функции политической власти). Грань, разделяющая протогосударство от предыдущей стадии, – весьма незначительна, и в историческом процессе они могли практически, сливаться. Наиболее важным в новом этапе эволюции стало то, что через него прошли безусловно все народы на пути государствообразования. С этой стадией приходит эпоха уже реальной, фиксированной истории, иногда даже с именами правителей, названиями народов и областей, с точной характеристикой культурного быта, в котором можно видеть отдельные черты политико-правовой общности (для восточных народов – это IV – I тыс. до н. э., для североевропейских – до первых веков н. э., для народов Африки или Океании – вплоть до XVIII - XIX вв.).
По своему главному признаку – наличию власти одного вождя – протогосударство получило в современной науке второе наименование чифдом (от английского chief-dom); в общем виде чифдом представлял объединение общин (прежних родов или племен) на определенной территории под властью одного правителя, а эти общины соподчинялись в иерархию в зависимости от того, ближе или дальше были они от вождя*.

Протогосударство объединяет несколько поселений (групп поселений) вокруг одного крупного центра – как правило, это культовый храмовый центр, имеющий религиозное значение для всей новой общности. Центр этот значителен по размерам – в наиболее типичных проживало до 5 – 6 тыс. человек. Центр служит средоточием богатства общности (реально богатство еще невелико, а такие храмовые города, как в древнем Шумере, считают исключениями. Центр подавляет, подчиняет себе периферийные поселения, устанавливает вассальные отношения с соседями – уже нередко в ходе активной военно-завоевательной политики.
В начале XX в. немецкий политолог Ф. Оппенгеймер выдвинул теорию о безусловно определяющем значении войны для формирования государства. Эта теория получила большое распространение, так как якобы удачно вписывалась в исторические сведения о многочисленных походах и войнах, которые почти постоянно вели древние государства. Но, по-видимому, чтобы вести длительную, тем более постоянную войну, должны были сформироваться силы и структура, способная это делать. Протогосударство формировалось иным путем, саморазвитием общественной организации. Но сформировавшись, война стала для него важным фактором дальнейшего сплочения народов и упрочения иерархии. А кроме того, наилучшим путем быстрого экономического обогащения, поскольку древнее производство продолжало оставаться рисковым и не могло предоставить в распоряжение власти много избыточного продукта.
Глава центрального доминирующего поселения возглавляет округ, сложившийся по периферии; он носит особый ранг-титул. Главное его право – мобилизация членов общин на объединенные работы, хозяйственную пользу от которых определяет он и которые служат основой для появления избыточного продукта, перераспределяемого затем между членами общин. На Востоке особую неизбежность таких работ определяла необходимость ирригации. Следующий уровень политической иерархии составляли главы подчиненных общин (они также уже могут быть сложными). При них постоянно существуют военные отряды. Особый слой элиты представляют лица, связанные с религиозно-культовыми церемониями и обрядами, хотя главы культов, как правило, – те же вожди и правители.
Такая организационно-политическая структура упрочивается постольку, поскольку в ней усиливается централизация, а автономия отдельных общин слабеет. От силы центра в конечном счете зависит выживание всей общности. Это приводит к укреплению политического единоначалия как единственного в тех ранних исторических условиях способа утвердить сильную организацию (все без исключения древние общества формируют монархии). Это еще ранние монархии: они редко наследственны, путь к власти лежит через клановую борьбу, открытую узурпацию. Единоличная власть легче приобретает религиозно-священный характер – так открывается и путь к правовому обоснованию этой власти.
Разумеется, административно-экономические задачи власти, деятельность правителей возможны только в том случае, если опираются на осознанное или молчаливое согласие большинства. Если власть поддерживается, как писал английский философ Д. Юм, общественным мнением в отношении интереса и в отношении права, с которыми она действует. Обеспечивается это, между прочим, еще и опорой на слои обиженных, маргиналов, которые умышленно противопоставляются в политике правителей элите.
Процесс управления с этой стадии уже безусловно воспроизводит и укрепляет социальное неравенство, это неравенство становится историческим фактором, которое по-своему влияет на эволюцию власти. Экономическую основу управления составляет общий контроль над ресурсами, становящимися как бы неизменным обладанием государственной организации (о собственности говорить еще преждевременно). Перераспределение этих ресурсов правителями превращается в регулярные раздачи по частям и обратное получение в виде дани как государственной повинности. Полюдье, известное большинству народов Азии, Африки и Европы на этой стадии, становится первым установлением регулярного взимания государством ренты-налога; другой формой становятся отработки разного вида. Материальные выгоды с этой ренты извлекаются уже не всем народом, а теми слоями, кто более причастен к политической структуре, кто начинает рассматривать коллективный продукт, часть которого достается ему, как свою собственность; развивается устойчивое престижное потребление верхов (украшения, одежда, возможность содержать наложниц и т. п.). Это уже классы, различающиеся по мере присвоения общественного продукта и по мере причастности к управлению. Собственность придает политико-правовой общности территориальную стабильность, наличие воспроизводящихся из поколения в поколение классов – стабильность историческую. Разрыв в социальном статусе становится политическим: чифдом неизбежно эволюционирует в раннее государство.

Раннее государство.

Раннее государство составляет заключительную, 6-ю стадию эволюции этнической общности. Развитие государственной организации приводит к отчетливому политико-географическому обособлению объединения от других – появляется традиция государственности (прервать которую могут, что нередко и случается, лишь особо гибельные внешние или внутренние факторы: завоевание, нашествие кочевников, многолетний голод, восстания).
Раннее государство – уже более многочисленная общность: до нескольких сотен тысяч жителей; это дает нужный количественный уровень труда и продуктов, отчуждаемых в пользу государства. На этом этапе население может быть разнородно этнически, особенно если имело место завоевание; этнические различия могут и дополнять социально-политическую иерархию.
Администрация государства представлена, как минимум, тремя уровнями – каждый со своими задачами и функциями. (1) Администрация в государственном центре (прежнем доминирующем округе – клане протогосударства) представляет полностью самостоятельную институцию, оторвавшуюся от родов, общин, кланов и занятую самодовлеющей общегосударственной деятельностью. (2) Администрация областей вполне наследует организацию и задачи прежних чифдом; как правило, она даже стоит в клановой преемственности к ним. (3) Общинная администрация – наиболее традиционная и древняя по происхождению, и в это время она еще не разделима с традиционно общинным самоуправлением (выборностью, коллективными органами), но полномочия ее стали более элементарными: главное – исполнить решения высшего уровня. Распределение по уровням закрепляется, как правило, образованием профессиональных классов-сословий: жрецов, воинов, писцов, ремесленников, сборщиков податей и т. д.
Развитие раннего государства проходит в условиях упрочения городской жизни (без городов формирование развитой государственности вообще невозможно). Городская жизнь закрепляет классовое обособление, престижное потребление эволюционирует в другой образ жизни – начинается расслоение на культуру верхов и низов. Индивидуализированное на предыдущей стадии присвоение продукта рождает стремление к приватизации общегосударственного контроля над ресурсами; товарный обмен подталкивает образование частной собственности, в обособлении которой наиболее заинтересованы сложившиеся господствующие слои. Этот хищнический по древним формам процесс лишь несколько тормозится традиционной политикой высших правителей, периодически восстанавливающих на местном уровне прежние отношения якобы «справедливости» (переделами, отменой долгов). Вместе с тем оформляется принудительно-карательная функция государства, полицейская деятельность. И рядом с этим развивается сфера права, охраняющая эти отношения.
Необходимость в традиционно устойчивом централизованном управлении этим уже довольно сложным производственно-административным комплексом с внутренними неоднозначными, иногда даже почти противоположными интересами заставляет менять свой облик прежнее право обычая – возникает необходимость в законах, сначала изустных, затем письменных. Законы стимулируют формирование правильной судебной деятельности, суд вливается в государственную организацию.
Религиозная идеология обособившейся в государство общности закрепляет культурное противопоставление другим народам: наши боги – величайшие в мире, их представители на земле – священны и неприкосновенны, народ наш избран... Такая идеология по-особому и в собственных интересах объективно используется господствующим слоем, она становится политической идеей власти.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Право и Юриспруденция