Черниловский З. Всеобщая история государства и права

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть вторая. Феодальное государство и право

1. Феодальные государства в странах Западной Европы

Глава четвертая. Раннефеодальное государство и право

Б. Варварские правды

1. "Варварскими правдами" называют обыкновенно раннефеодальные юридические кодификации германских народов - записи их обычного права. Наиболее известны Салическая правда (по точному наименованию - "Салический закон" - Lex Salica), Рипуарская и Бургундская правды, составленные в V-VI веках н. э. К варварским правдам относятся и те англосаксонские судебники, о которых говорилось выше, а также некоторые другие германские и кельтские юридические сборники, например, ирландский, аллеманский, баварский и др.

Первоначально и греки и римляне называли варварами всякого чужака. Но уже Аристотель сближает понятия "варвар" и "раб". Употребление слова "варвар" по отношению к германцам было для римлян обыкновенным.

"Правдами" принято называть указанные кодификации по аналогии с известной Русской правдой, названной так ее составителями. В Древней Руси слово "правда" означало то же, что мы сейчас называем "правом".

Наше преимущественное внимание мы сосредоточим на Салической правде, самой древней. Временем ее возникновения принято считать конец V столетия - момент расселения франков на завоеванных землях.

2. Юридические обычаи, зафиксированные в Салической правде, касаются главным образом жизни и быта обыкновенной франкской деревни. Мы видим, как неохотно и даже враждебно встречают общинники всякое новое лицо. Достаточно возражения одного из общинников, и чужак должен покинуть селение. Нераспаханные пустоши, леса и выгоны принадлежат всем сообща. Это - седая старина.

Длинные ряды заборов, окружающих пахотные наделы, - это уже новое. "Огороженное место" неприкосновенно, пока не убран хлеб. Только после сбора урожая будет снята изгородь и скоту будет позволено пастись повсюду. Частное и общинное уживаются здесь на основе временного компромисса.

Было бы, однако, преждевременным полагать, что огороженная земля стала частной собственностью. Против этого говорит следующее многозначительное правило: если в семье не остается наследника, пахотный участок возвращается общине (и та передает его тому, кто в нем нуждается).

Не случайно и то, что Салическая правда ни единым словом не упоминает о купле-продаже земли (как это сделает столетием спустя правда Рипуарская).

Германское средневековье сохранило очень сложные и, конечно, старинные формы перехода недвижимости, под которой понималась земля - единственный вид собственности, который "не может погибнуть в огне". Малейшая ошибка в обряде вела к потере права. Из этого следует, что исключительное положение земельной собственности, вызвавшее к жизни манципацию, не было специфическим свойством одной только римской истории. Переход земли из рук в руки (например, от одной общины к другой) был, конечно, возможен и в эпоху Салической правды. Условия его нам неизвестны.

Зато с особым рвением стремится законодатель оградить от посягательств частное хозяйство крестьянина. Судебные штрафы, назначенные за кражу вещей, разработаны так тщательно, что, кажется, не остается ничего, что ускользнуло бы от внимания.

Правда не знает, например, "кражи птиц". Они назначает особые штрафы за кражу ястреба, петуха, курицы, голубя, журавля и т. д. Если говорится о краже свиней, то не иначе как с различением их возраста.

3. Движимое имущество сын и дочь наследовали в равной доле. Но земля переходила только к сыну.

Во всем этом не было намеренной дискриминации женщин. Хотели одного: сохранить земельную собственность в данном роде'.

Когда же рода не стало, отпало и указанное ограничение; эдиктом короля Хильперика (561-584 гг.) устанавливалось, что при отсутствии у умершего сыновей наследует дочь, а если и ее нет - брат или сестра умершего, но не "соседи", как это было раньше.

Салический закон не был общим установлением германцев. Обычаи вестготов допускали женщин к наследованию наравне с мужчинами. У саксов наследство переходило к сыну, но если сына не было, дочери получали все.

4. Древние обычаи германцев допускали установление брака покупкой жены, а еще более древние не исключали похищения (умыкания). Через покупку муж приобретал власть над женой. После его смерти эта власть переходила к свекру, поскольку выкупная плата давалась им. Они оставались в семье. Жена должна была явиться в дом мужа, принося приданое. Разводы, вначале допускаемые, были запрещены по мере усвоения христианства (капитулярием 744 г .)

Ко времени Салической правды эти обычаи уже отмирали. Место выкупной платы заняли вещи или деньги, которые муж приносил жене в качестве так называемого утреннего дара (в награду за невинность)

В Русской Правде (Простр. ред.), ст. 90: "Если умрет смерд наследство князю: если у него в дому будут дочери то им дать выдел; если они будут замужем выдела им не давать".

5. Среди разного рода сделок особое место принадлежит займу. Долгового рабства Салическая правда уже не знает. Зато имущественная ответственность должника становится очень строгой. После просрочки платежа кредитор трижды являлся к должнику (со свидетелями), и каждый раз сумма долга возрастала на три солида. Конфискация имущества должника производилась графом.

6. У всех народов земли с незапамятных времен существовал (а кое-где существует и до сих пор) обычай кровной мести.

Объяснение ее не так просто, как может показаться, но несомненно одно: в догосударственном обществе защита жизни, имущества и чести может осуществляться только членами того коллектива (рода или племени), к которому принадлежит или принадлежал пострадавший.

Несмотря на различия в формах осуществления и способах мести, свойственных разным народам, общим является убеждение в том, что без мести нет вечного покоя убитому. Традиции и соответствующее воспитание поставили кровную месть выше всех других человеческих чувств. Для нее не существует препятствий, и никакая опасность не может ее остановить.

Мстя за смерть Патрокла, Ахиллес убивает Гектора. Напрасны мольбы. Герой не хочет выкупа даже за мертвое тело. Ему кажется недостаточным выбросить его на растерзание псам. "Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части, тело сырое твое пожирал бы".

В скандинавской "Эдде" жена, мстя за смерть братьев, убивает детей, рожденных от убийцы-мужа и во время торжественного пира угощает его их сердцами.

Не только старинные хроники, но даже рыцарские романы германского средневековья наполнены описанием непомерных жестокостей, совершаемых из мести.

Возникнув как средство самозащиты, кровная месть надолго переживает эпоху и условия, сделавшие ее необходимой.

Ничто не доказывает так ярко, как кровная месть, что обычай, возникнув из определенных материальных условий, обладает такой степенью самостоятельности, такой способностью оторваться от своей причины, что оказывается возможным передавать его в качестве священного завета многим будущим поколениям, живущим в других условиях.

Подобно тому, как всякий, кто принадлежал к одному роду, мог сделаться мстителем, так всякий, кто принадлежал к другому роду, мог сделаться жертвой мщения. У многих народов, например, у древних норвежцев считалось особенным достоинством убить именно лучшего из вражеского рода. Ничем не сдерживаемая месть превращалась в войну, которая велась до тех пор, пока не сравняется число жертв с обеих сторон.

Германские правды были составлены в то время, когда кровная месть была уже пережитком. Она стала особенно страшной с переходом к оседлости, с усовершенствованием оружия, с распадением старых родовых коллективов. Самосуд и государство находились в явном противоречии. Тем не менее правды хотя и ограничивают, но не вовсе запрещают кровную месть.

"Кто мстит за причиненный всем нам ущерб, - говорит составленный в Х веке Судебник Лондона, - пусть делает то, что делает".

Составленная пятью столетиями раньше, Салическая правда, конечно, содержит указания на кровную месть. Если преступник настолько беден и настолько "безроден", что не может собрать денег для своего выкупа, "он должен уплатить своей жизнью".

Тем не менее как Салическая, так и другие правды скорее запрещают, чем поощряют месть. Она во всех случаях запретна, когда нет умысла, а значит, и вражды. С этого, по-видимому, начинается ограничение кровной мести вообще. Где нет вражды, там достаточно возмещения ущерба.

Наряду с этим запрещается кровная месть за ранение, а затем обычай убивать лучшего в роде.

Единого правила, конечно, не было. Саксонские обычаи ограничили круг ответчиков убийцей и его- сыновьями: бургундские обычаи исключают уже и сыновей - только убийца должен ответить смертью.

Ограничивается и круг мстителей. Ими оказываются теперь самые близкие к убитому - отец, сын, брат. Наконец, наступает ограничение кровной мести во времени.

Исландские обычаи разрешали месть до ближайшего народного собрания; после того приносилась жалоба в суд. Наоборот, английские законы (законы Эдмунда) отсрочивали месть на 12 месяцев, с тем чтобы унять страсти и дать возможность убийце собрать деньги для штрафа.

7. Пока человек потреблял все то, что добывал, для кровной мести не было замены. Единственной платой за жизнь и страдание оставались жизнь и страдание.

Новая эпоха в системе наказаний открывается с накоплением богатств внутри рода, а затем и семьи. На смену кровной мести приходит штраф.

Переход к штрафу взамен мести происходил непросто. Первые акты подобного рода встречались нескрываемым презрением. Принимать деньги за кровь ближнего, в особенности отца или брата, считалось несмываемым позором.

Соглашение о штрафе прикрывалось разнообразными формами примирения сторон. Центральным пунктом его становятся унизительные формы "покоры", обязательные для виновного. В славянской Далмации, например, убийца должен был ползти до могилы убитого с саблей на шее. Нечто подобное имело место в Польше и Чехии. Германская форма покоры производила большое впечатление. Могила убитого оставалась раскрытой. Рука его отрезалась и хранилась в семье. Виновный трихады просил прощения. Только после этого ему отдавали руку. На нем лежала обязанность бросить ее в могилу и закопать тело.

В самое раннее время размер штрафа должен был в каждом отдельном случае устанавливаться соглашением сторон. Многие народы сохраняли этот порядок, не зная никакого другого.

Германские правды знают уже только твердо фиксированные суммы штрафов по всем тем видам правонарушений, которые они упоминают.

Штраф за убийство они называют вергельдом - "ценой человека".

Русская правда называет такой штраф "вирой", Литовский статут - "годовщиной", польские законы - "гловой" и т. д. Римское "капут" точно так же означало "голова" - "цена головы".

При первобытнообщинном строе он выплачивался скотом'. Салическая правда назначает штраф в римских монетах - "денариях" и "солидах".

Убийство свободного франка искупалось уплатой 200 солидов. На эти деньги можно было купить не менее 100 быков.

8. Как и некоторые другие германские сборники права, Салическая правда назначает неодинаковые штрафы за убийство свободного мужчины, свободной женщины и свободного мальчика. В двух последних случаях вергельд повышается в три раза.

Имеется в виду женщина, после того как она стала рожать. За убийство женщины, которая рожать не может, назначается 200 солидов.

Саксонская и Рипуарская правды варьируют тот же принцип, Первая назначает двойной вергельд за убийство девушки, которая еще не рожает (но будет рожать), одинарный - за убийство женщины, переставшей рожать.

Баварская правда пытается подвести под это правило моральный критерий: женщина "не может защищаться с оружием в руках"; "если же по смелости сердца пожелает бороться как мужчина - не будет двойной ее композиция" (возмещение, штраф).

Объяснение это показывает, что составителям Баварской правды дифференциация штрафов по признаку пола была столь же неясна, как и нам: настолько древним был этот обычай. Тем более что убийство "лишних" новорожденных девочек не воспрещалось ни у германцев, ни у славян.

Тацит так и пишет о германцах: "Даже убийство может быть искуплено известным количеством скота крупного и мелкого".

Весьма вероятно, что помимо определенных моральных критериев, на которые указывает Баварская правда, сказывалось стремление к восполнению угрожающей убыли в мужчинах, вызванной войнами и кровной местью.

У вестготов - другого германского племени - наибольший штраф назначался за убийство мужчины от 20 до 50 лет и женщины от 15 до 40 лет.

9. Обычай, предусматривавший разный вергельд в зависимости от общественной ценности лица, таил возможность дальнейшей дифференциации по признаку его общественного положения. А это не одно и то же. Указанная возможность была широко использована государством.

Прежде всего короли стали добиваться повышенной защиты для себя и своих слуг - администрации, дружинников, всех "верных" вообще. Реализуя соответствующий интерес, Салическая правда устанавливает за их убийство тройной вергельд.

Всякий же, кто стоит ниже свободного франка -римлянин или полусвободный, - защищается значительно меньшим вер-гельдом. Убийство раба влечет за собой лишь возмещение его рыночной стоимости.

10. Необычайная детализация имеет место при оценке ранений. В некоторых правдах предусматривается, что размер штрафа зависит от величины раны, измеряемой в дюймах. Общим принципом является то, что за более тяжкое повреждение следует больше платить. Большой палец правой руки дороже всякого другого, а самый дешевый - средний. Если отнято ухо, назначается одна цена, если утерян слух - вдвое большая (Рипуарская правда); когда глаз выбит, говорит Аллеманская правда, - 40 солидов, если поврежден, -20 и т.д.

Если ранение повлекло за собой искалечение, потерю трудоспособности и воинских качеств, назначалась известная часть вергельда, обычно половина. Если в результате ранения наступала смерть, назначался полный вергельд, хотя бы между ранением и смертью лежит значительный срок (по лангобардскому праву - даже год).

II. Внимание юриста в особенной степени привлекали те статьи правд, которые содержат попытку поставить наказание в зависимость от таких обстоятельств, как умысел и неосторожность, прямой и косвенный умысел (субъективная сторона), отягчающие и смягчающие вину обстоятельства. В этой крайне важной области современного уголовного права законодатель древности делает лишь самые первые шаги.

В одном из англосаксонских кодексов различение умышленного и неумышленного убийства сводится лишь к постановке вопроса. Наказание в обоих случаях одинаково, ибо есть закон: "Кто не ведая преступает, ведая платит". Тот, кто, целясь в одного, убил другого, платит полный вергельд или умирает сам.

Законы германского племени фризов повелевают то же: кто убил случайно выпущенной стрелой, платит, как за убийство. Так же было и у тюрингов,

Проблема возникала, но решение ее долгое время не давалось. Система композиций преследовала возмещение вреда, а вред не зависел от субъективной стороны преступления.

Саксонская правда не составляет исключения. Если, говорится в ней, меч выскользнул и ранил, платят, как обычно. Но, как уже говорилось, и Салическая, и Рипуарская правды признают одно исключение: кто убил без умысла, не подлежит кровомщению.

Как ни старались судьи держаться старины, жизнь была неумолима в постановке новых вопросов. Один погнался за другим с намерением ограбить, а тот поскользнулся, упал и разбился насмерть. Другой отнял у человека меч, а тот сделался объектом нападения и, будучи безоружным, не смог защитить свою жизнь и т. д.

Германское право отвечало на них с первобытной простотой: основанием для назначения вергельда должно считать ве намерение виновного, а конечный результат.

Судьи, конечно, видели, что прямого умысла здесь нет. Преступник не хотел того, что произошло. Но система композиций вынуждала все это игнорировать.

В том, что касалось внешних обстоятельств (объективной стороны) преступления, германские правды обнаруживают большее богатство содержания. Грабеж карается строже кражи, изнасилование скопом - тяжелее обычного и т. д. Законодателю уже не безразлично, какими средствами совершено преступление (например, кража со взломом влечет больший штраф, чем простая, и т. д.).

12. В самое раннее время судебный штраф - композиция - шел в пользу семьи пострадавшего и его рода. С переходом судебных функций к государству обыкновенно одна треть штрафа стала уплачиваться ему.

Уплата штрафа была первоначально делом рода. С конца VI века преступник был обязан платить сам. Последствия этой меры были трагическими для простого народа. Там, где знатный и богатый откупался, крестьянин платился головой.

Следы системы композиций до сих пор сохраняются в нашем языке. Мы говорим "искупить вину". Само слово "вина" означало, должно быть, долг, обязанность. Отсюда "повинность", отсюда выражение "повинен платить". То же самое германское "шульд" - и долг, и вина.

13. В период родового строя верховные судебные функции должны были, как уже говорилось, принадлежать собранию рода; и виновный отвечал непосредственно перед ним.

В эпоху Салической правды многое изменилось. Действительная судебная власть оказалась в руках коллегии, состоявшей из семи избранных народом рахинбургов.

С усилением королевской власти старинный председатель судебных собраний - тунгин - уступает место графу. При Карле Великом перестают избирать и самих рахинбургов. На смену им приходят назначенные властями скабины. Исчезает последний оплот народной свободы.

14. Старинные обычаи германцев, равно как и других народов, требовали, чтобы судебное дело возбуждалось не иначе как по заявлению потерпевшей стороны. На ней же лежало формулирование обвинения и представление доказательств. Такой процесс получил название обвинительного.

Исключение из этого правила делалось только ради таких преступлений, которые существенным образом затрагивали общий интерес (измена, бегство с поля боя и т. д.). Виновные в этих преступлениях наказывались по инициативе властей. Изменников, по обыкновению, вешали на дереве, трусов топили в болоте и забрасывали хворостом.

Никакого предварительного расследования, конечно, не было. Судья должен был ограничиться доказательствами, которые представляли стороны. При этом он знал, что не может полагаться на достоверность свидетельских показаний: что бы ни случилось, родич не станет показывать против родича, а человек, принадлежащий к враждебному роду, говорить в пользу противника.

Когда не удавалось добиться признания - на чем сосредоточивались основные усилия, - судьи апеллировали к богу. В этом сказывались, с одной стороны, бессилие, неспособность суда установить истину "земными средствами" и, с другой - вынесенное из прошлой (дохристианской) эпохи убеждение, что знающий правду бог укажет на виновного. Не прямо, а косвенно, каким-нибудь знаком, который надо разгадать.

Так рождается ордалий - "суд божий", состоящий в испытании (не пытке!) соответствующей стороны в процессе. Наиболее распространенными способами ордалия в праве германских народов были испытания водой, железом и огнем. Особой формой ордалия был судебный поединок.

При испытании водой обвиняемого бросали в реку, связав по рукам и ногам. Если он тонул, то признавался невиновным. Считалось, что вода как чистая стихия не принимает виновного. Даже и много позже существовало убеждение, что "ведьма не тонет".

Другое испытание состояло в следующем. Надо было достать из котелка с кипятком какой-нибудь предмет, часто кольцо. К этому виду ордалия примыкает испытание железом. Взяв в руки раскаленный кусок железа, следовало сделать с ним несколько шагов. В обоих этих случаях руку, поврежденную испытанием, смазывали жиром, бинтовали и давали заживать. Через несколько дней "сведущие люди" осматривали ее. Если рубцы заживали хорошо - человек считался невиновным.

Большое распространение имел судебный поединок. Он назначался во всех тех случаях, когда ответчик обвинял истца в намеренной лжи.

"Раз человек объявил, что будет драться, - пишет Монтескье,- он уже не мог отступать, в противном случае суд приговаривал его к наказанию. Отсюда возникло правило, что, если человек дал слово, честь не позволяет взять его назад". Трудно сказать, насколько такое объяснение верно.

С возникновением феодальных отношений поединки между лицами, принадлежащими к противоположным классам, стали невозможны (за редким исключением). Дворяне дрались на конях и своим оружием, крестьяне - на дубинках.

Лесной стражник донес как-то королю Гунтрамну, что некий знатный франк по имени Хундо осмелился стрелять дичь в королевских лесах. Хундо обвинил лесника во лжи, и им обоим был назначен поединок. Как знатный Хундо имел привилегию выставить вместо себя "чемпиона" - профессионального бойца. Бой состоялся, чемпион уже побеждал лесника, когда последний ударом кинжала решил дело в свою пользу. Хундо был тотчас схвачен и казнен: поединок "подтвердил" его виновность.

Своеобразным видом ордалия служила клятва, выступавшая в форме соприсяжничества: обвиняемый отрицал обвинение клятвой, но вместе с ним должны были клясться и те, которых он приводил с собой в качестве своих соприсяжников. Число последних различалось в зависимости от важности дела. Салическая правда назначает в одних случаях 6, в других - 72 соприсяжника.

Соприсяжник не свидетель (нельзя ведь заранее установить число свидетелей). В его задачу входит одно - удостоверить клятвой (присягой), что тот, кого обвиняют, не мог совершить преступление.

Вот как это описывает французский историк О.Тьерри: "Обвиняемый в сопровождении всех людей, которые присягали вместе с ним, должен был войти в круг, образуемый скамьями судей. Из сопровождавших его тридцать шесть становилось по его правую сторону, а тридцать шесть по левую. Затем, после вопроса главного судьи, он вынимал из ножен меч и клялся на оружии, что он не виновен, после чего присягающие вместе с ним одновременно обнажали свои мечи и приносили такую же клятву".

Если хоть один из соприсяжников, а тем более обвиняемый, сбивался, дело считалось проигранным.

Когда Карл Великий приказал короновавшему его папе очиститься от тяготевших над тем обвинений, было проделано следующее. Папа присягал вместе с 28 соприсяжниками, стоявшими взявшись за руки. После произнесения текста присяги все они должны были несколько минут простоять в неподвижности: малейшие движения (как и оговорка) служили признаком виновности. С распадением родовых связей и ростом бедности крестьянину все труднее становилось прибегать к рискованной помощи соприсяжников. Но тем легче это было сделать знатному сеньору, окруженному вассалами и дружиной.

Христианство прибавило к старинным испытаниям несколько новых видов: клятву на Евангелии, на святых мощах, испытание крестом.

Последнее заключалось в следующем: обвинитель и обвиняемый стояли в церкви, держа руки "на уровне плеч". Тот, кто раньше опускал их, признавался виновным.

Христианские клятвы на священных предметах в силу простоты и легкости их стали орудием бесчестных людей. Ложно присягая, они завладевали чужим имуществом и оставались безнаказанными. Поэтому судьи предпочитали старинные способы доказывания.