Алексеев С. С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕОРИЯ ПРАВА

Глава пятая. ПРАВО. РЕГУЛЯТОР

3. ПРАВО И МОРАЛЬ

1. Право и мораль (как элементы социального регулирования)

Путь понимания в общественном мнении и в науке взаимоотношений между правом и моралью оказался довольно сложным, порой - причудливым с переносом центра тяжести то на одну, то на другую категорию и даже с действительными или кажущимися "поворотами назад".
С давних пор в общественном и индивидуальном сознании людей утвердилось представление о приоритете морали над правовыми критериями поведения . Идеалы добра, взаимопомощи, а также моральные ценности и нормы (равного общественного бремени, родительской любви, уважения к старшим и др.) почитались как нечто более высокое и значимое, чем формальные установления закона, судебные решения, легистские рассуждения и требования неукоснительного соблюдения "буквы". Довольно часто право под таким углом зрения рассматривалось и нередко рассматривается сейчас в качестве всего лишь известного "минимума морали".
Подобные представления обрели глубокие корни в России. Определяющую роль здесь сыграли не только устойчивость общинного сознания и общинного, соборного образа жизни, но и постулаты той ветви восточно христианской культуры, которая в византийском обличье утвердилась на российской земле в виде православия. Особенно - позднего православия, слившегося с идеологией имперской державности. И хотя в самом наименовании этой культуры, казалось бы, присутствует "право" ("православие"), такого рода "право" понималось и в немалой степени понимается ныне в качестве приоритета и абсолютной значимости религиозных канонов, церковных законоположений, а в житейских делах - приоритета совести, веры, милосердия.
Время глобального сдвига в истории человечества - время перехода от традиционных к либеральным цивилизациям - потребовало переосмысления утвердившихся представлений о соотношении права и морали, такого переосмысления, которое отвечало бы объективно назревшим и объективно происходящим процессам возвышения права в жизни общества, в жизни людей.
Утверждение и развитие общетеоретических и философских взглядов на право в немалой степени связано с процессом высвобождения правопонимания от узко-этического истолкования и узко-этических оценок явлений правовой действительности, придания им самостоятельного, "суверенного" значения.
Сначала - вот какие уточнения. Как и при истолковании феномена права в целом, характеристика морали в ее соотношении с правом требует в первую очередь того, чтобы с необходимой строгостью различать те или иные стороны и внутренние подразделения рассматриваемых явлений. Иначе - так же, как и при истолковании права, - ориентировка на одну лишь, нередко абсолютизированную их сторону лишает возможности выработать обобщенные характеристики, необходимые для последовательно научных разработок.
Прежде всего следует держать в памяти то своеобразное, что характерно для двух близких, частично перекрещивающихся категорий - морали и нравственности. С позиций юридической догматики, казалось бы, для правовой науки преимущественное внимание должно быть обращено непосредственно на нравственность (она, освещая "нравы", сосредоточена на самих этических категориях: справедливость, добро, зло и др.). Однако при нацеленности на рассмотрение современного права, все более связывающего свое бытие с автономной личностью, ее внутренним миром, на первый план выступает мораль, которая через "эгоцентризм", "мое телесное"2 выводит философско-правовой анализ на плоскость жизненных реалий, весьма значимых для права на современной стадии развития общества.
В самой же морали представляется крайне существенным различать ее уровни (причем - так, что "уровень" вовсе не предопределяет большую или меньшую значимость морали для права; соотношение здесь - как мы увидим - нередко парадоксальное, обратное очевидному).
В морали решающее значение имеет уровень элементарных моральных (нравственных) требований, императивов, максим, заповедей3 . Ядром их являются христовы заповеди-откровения, сконцентрировавшие в предельно кратких формулах сокровенные ценности истинно-духовной человечности.
Как это ни покажется странным, настороженное, а в чем-то и критическое отношение должны вызывать моральные ценности и идеалы, часто получающие религиозную интерпретацию и соответствующую оценку в качестве "высоких", "высших"; такие, как Спасение, Освобождение от зла, иные, порой мессианские определения. Их соотнесение с правом - острая проблема, требующая более подробного разбора (об этом - дальше).
Необходимо держать в поле зрения и дифференциацию в праве, своеобразие его структурных подразделений.
В литературе с давнего времени взаимосвязь рассматриваемых нормативно-ценностных регуляторов освещается главным образом под углом зрения уголовно-правовой проблематики. Действительно, с генетической стороны именно уголовно-нормативная регламентация людских поступков и уголовное преследование, наиболее тесно - по сравнению с иными подразделениями системы права - связаны с моралью. Условия нормальной жизнедеятельности людей, требующие ответственности человека за свое поведение, ближайшим образом выражаются в морали, и лишь потом в морально отработанном виде воспринимаются государством, в результате чего и образуется "криминалистическая часть" правовой материи - уголовное право и примыкающие к нему правовые подразделения (в том числе - исполнительное, пенитенциарное право).
К сожалению, при этом не обращается внимание на то, что данное подразделение правовой материи в большей мере относится непосредственно к государству, его запретительно-карательной деятельности, является ее юридизированным продолжением, когда закон, иные правовые формы, их регулятивные особенности только используются в соответствии с требованиями государственно-признанной морали и государственными интересами. Возникающие здесь отрасли и институты имеют публично-правовую природу, выявляющую с предельной отчетливостью свои властно-принудительные черты. Применительно к данной, публично-правовой сфере, действительно, есть известные основания усматривать в юридических запретительно-карательных установлениях только "минимум морали" и вообще видеть в морали "основу права".
Между тем вся сложность проблемы соотношения права с моралью, а отсюда выработка самой концепции философии права, на самом деле касается его первородных, исконно-правовых подразделений, призванных. В первую очередь - тех подразделений, в которых закрепляются основные институты жизнедеятельности людей, нормальной жизнедеятельности социальной системы, в первую очередь (конституционное и частное право, а также отрасли и институты, посредством которых осуществляется независимое правосудие).
С точки зрения общей системы ценностей, сложившихся в современном обществе, право должно отвечать требованиям морали4 . Но - далеко не всем и не всяким и тем более - не идеологизированным (таким, как требования средневековой инквизиции, расового превосходства, "коммунистической морали"), а общепринятым, общечеловеческим, элементарным этическим требованиям, соответствующим основным началам христианской культуры, - или культуры, однопорядковой по моральным ценностям с христианской, в том числе - культуры буддизма, ислама.
При этом элементарные общечеловеческие требования , основанные на христовых заповедях ("не укради", "не убей" и т. д.), не сводятся к ним одним, а представляют собой более конкретизированные и развернутые нормативные положения; такие связанные с современным уровнем цивилизации, как добросовестность, вера в данное слово, чувство персональной ответственности за свои поступки, открытое признание своей вины и другие, из того же ряда.
Решающим постулатом, определяющим сам феномен права, остается воплощение в правовой материи, во всех его подразделениях требование справедливости, равной меры и равного юридического подхода, которое в юридической области трансформируется в важнейшее правовое начало - необходимость равновесности, а отсюда справедливого права и справедливого его торжества в практических делах - правосудия.
Моральность права, и в первую очередь, выражение в нем начала справедливости, - этико-юридическое требование, которое со всей очевидностью "выдает" генетическую общность того и другого - то обстоятельство, которое свидетельствует о наличии у них единого прародителя в самих основах человеческого бытия.
Эта общность, единство относятся не только к содержанию права как нормативно-ценностной регулятивной системы, т. е. к содержанию законов, иных нормативных юридических документов, но и к практике их реализации. Немалое число нормативных положений, содержащихся в этих документах и имеющих оценочный характер (таких, как "грубая неосторожность", "исключительный цинизм", "оскорбление" и другие аналогичные положения), могут приобрести необходимую определенность и реальное юридическое действие только на основе моральных критериев и моральных оценок. На основании этих же критериев и оценок решаются принципиально важные юридические вопросы при рассмотрении юридических дел, связанных с назначением мер юридической ответственности, размера возмещения за причинение нематериального вреда, расторжением брака, лишением родительских прав и т. д.
Во всех этих и им подобных случаях перед нами не только конкретные случаи взаимодействия морали и права, но и свидетельство того, что право по своей органике представляет собой явление глубоко морального порядка и его функционирование оказывается невозможным без прямого включения в ткань права моральных критериев и оценок.
Надо заметить вместе с тем, что при характеристике соотношения права и морали нельзя упускать из вида встречного влияния права на мораль и в этой связи то обстоятельство, что реальность господствующей морали, ее фактическое воплощение в жизненных отношениях в немалой степени зависят от того, насколько действенными являются правовые установления. Факты ( и наших дней, и прошлого) свидетельствуют о том, что общество, в котором в результате целенаправленных усилий утвердился устойчивый правопорядок, входящий в кровь и плоть общественной жизни, - это общество, в котором получают развитие и начинают доминировать также и соответствующие моральные принципы. Причем - как свидетельствуют исторические данные, - в самом понимание моральных принципов (в том числе - религиозно-моральных) начинают сказываться утвердившиеся в обществе правовые начала.
При всем глубоком взаимодействии морали и права, получивших жизнь от одного и того же социального прародителя и одинаково являющихся нормативно-ценностными регуляторами, необходимо вместе с тем видеть, что то и другое - это две самостоятельные, значительно отличающиеся друг от друга, "суверенные" нормативные системы.
Три характерные черты, отличающие мораль и право, являются наиболее существенными:
во-первых, мораль целеустремлена на то, чтобы идеалы справедливого, добра, иные моральные требования воздействовали на человека преимущественно изнутри, через его сознание, его духовный мир при помощи стимулов сознания и общественного мнения. Право же - преимущественно регулятор внешний, он призван регламентировать людские поступки главным образом путем установления формально-определенных, писаных норм, содержащихся в законах, иных нормативно-обязательных документах, поддерживаемых властью;
во-вторых, мораль - это область чистого сознания, замкнутая на духовной жизни людей и не требующая обязательного внешнего, объективированного выражения ( хотя закрепление моральных требований в известных документах, прежде всего - религиозных писаниях, канонах усиливает силу их воздействия). Право же - институционный регулятор; оно в развитом обществе выступает как писаное право, входящее в жизнь общества в виде объективированной реальности, устойчивой догмы, не зависящей от чьего-либо усмотрения (что является предпосылкой самой возможности стабилизирующего действия права - предпосылкой законности );
и в третьих, содержание морали ближайшим образом сосредоточено на долге, обязанностях, ответственности людей за свои поступки. Право же призвано в первую очередь "говорить о правах", оно сфокусировано на субъективных правах отдельных лиц, нацелено на то, чтобы определять и юридически обеспечивать статус субъектов, их юридические возможности или напротив юридически недопустимые, юридически невозможные формы и случаи поведения.
На последней из указанных особенностей морали и права хотелось бы сделать ударение. Ведь широко распространено и порой считается чуть ли не аксиоматическим, общепринятым мнение о том, что мораль - регулятор более мягкий, более человечный, уступчивый и покладистый, нежели право с его суровыми процедурами и санкциями. И будто бы только она, мораль, достойна высоких, даже превосходных оценок. И будто бы именно морали уготована наиболее значительная перспектива в будущем, в решении судьбы человека и человечества.
В действительности же, картина здесь иная.
Как это ни парадоксально, на самом деле суровые и жесткие черты права во многом коренятся не в чем ином, а как раз в морали, в ее бескомпромиссных, нередко максималистских, предельных требованиях, безоглядных императивах. Все дело лишь в том, что эти требования и императивы, когда они "выходят" на власть, получают карательное подкрепление от власти, которая использует - нередко по вольному усмотрению, по максимуму - свои карательные, принудительно-властные прерогативы, облекая свои веления в юридическую форму. Не меньшую жесткость, во всяком случае в историческом плане, получает мораль в церковно-религиозной сфере. И именно тут, в области карательной деятельности государства и церковной непреклонности, когда вступают в действие уголовное и административное право, другие примыкающие к ним подразделения системы права (а в прошлом - средневековое каноническое право карательно-инквизиторского толка), оказывается, что право в рассматриваемом ракурсе, напомню - в основном уголовное право, действительно, выступает в виде некоего "минимума морали".
Напротив, если уж уместно говорить о праве, со стороны его гуманистического, человеческого предназначения, его миссии в утверждении либеральных начал в жизни людей, то эта сторона юридического регулирования находится в ином измерении, в иной плоскости по отношению к той, где право ближайшим образом, хотя и через власть, контактирует с моралью. Причем именно в том измерении, в той плоскости, которые являются исконными для права, относятся к его первородной сути.
Это и есть "право как право", призванное выражать и обеспечивать упорядоченную и оцивилизованную поведение людей, высокий статус и достоинство личности во всех сферах жизни общества. Эта же сторона юридического регулирования, хотя и является предметом оценки с точки зрения общепризнанных элементарных моральных норм, все же не может быть выведена из морали, не может быть охарактеризована в качестве такого регулятивного явления, основой которого является мораль .
Таким образом, мораль и право - это две особые, духовные, ценностно-регулятивные социальные области, занимающие самостоятельные ниши в жизни общества. То есть - такое положение в комплексе социальных явлений, когда главными принципами их соотношения являются взаимодействие "на равных" и взаимодополнительность.
И в этой связи - такой еще вывод. Бытующий взгляд о неком превосходстве морали, о якобы присущем ей первенстве в отношении права5 не имеет сколько-нибудь серьезных оснований. Более того, нужно отдавать ясный отчет: негативные стороны характерны не только для юридического регулирования (в частности, крайняя, порой предельная формализация правовых установлений, их зависимость от усмотрения власти), но в не меньшей мере и для морали как нормативно-ценностного регулятора. Наряду с общепринятой и передовой моралью, существует и порой сохраняет крепкие позиции мораль отсталая, архаичная, фиксирующая порядки, отвергнутые историей и прогрессом. Главное же - идея первенства морали, ее безграничного господства может внести неопределенность, а порой и хаос в общественную жизнь, стать оправдательной основой для произвольных действий.
Увы, следует признать, что этическая идеология, непомерно возвеличивающая мораль как регулятор человеческих поступков, остается в сегодняшней действительности серьезной и в чем-то тревожной реальностью. В науке и общественном мнении еще не осознано то решающее обстоятельство в соотношении права и морали, в соответствии с которым первое (право) является естественной и надежной обителью прав, а второе (мораль) обителью обязанностей - долга, долженствования, ответственности.
С учетом этого обстоятельства, а также - максималистской императивности морали, ее известной неопределенности, расплывчатости, ее прямой зависимости от многих факторов духовной и политической жизни - с учетом всего этого сама идея приоритета морали над правом может вести и на практике ведет к ряду негативных последствий - к утверждению идей патернализма, вмешательства всесильного государства во имя добра и справедливости в частную жизнь, милости вместо строгого права и правосудия. С этих позиций справедливы суждения Ю.Г.Ершова в отношении "моралистической законности", когда "нравственные представления о принципах права способны подменить право разнообразными и противоречивыми представлениями о добре и зле, справедливом и несправедливом"6.
Впрочем, некоторые другие выводы из идеологии превосходства морали, а также некоторых своеобразных, парадоксальных сторонах их соотношения - предмет особого разговора, и об этом - дальше, в третьей части книги.
А сейчас следует сказать о другой стороне проблемы. Сказать еще раз в связи с рассматриваемым вопросом о высоком, незаменимом значении права как регулятора. В том числе - и при сопоставлении с моралью. Не случайно, государственная власть, поддерживая своей карательной мощью определенный круг моральных требований и императивов, облекает их в юридическую форму. Таким путем не только приводятся в действие достоинства права (всеобщая нормативность, определенность содержания, государственная гарантированность), но и при режиме законности упорядочивается властно-принудительная деятельность государства и плюс к тому - всей карательно-репрессивной политике, утверждающей жесткие моральные требования, дается престижное "правовое оправдание".
На весьма примечательную сторону достоинств права обратил внимание Фихте. По его обоснованному мнению, право способствует усвоению основополагающих начал морали вот с какой стороны: "Если он (человек) и не постигает морального мира путем сознания своих обязанностей, но он все же его несомненно постигает путем требования осуществления своих прав. То, чего он от себя, может быть, никогда не потребует, он потребует от других по отношению к себе"7.
Есть пункт в сложном лабиринте соотношения морали и права, на котором, продолжая предшествующее изложение, следует остановиться особо. Это самые, пожалуй, тяжкие из тех негативных последствий, которые могут наступить в условиях узко-этической идеологии - признание приоритета и доминирования морали в ее соотношении с правом.
Очевидно, что право, в том числе и преимущественно "силовые" отрасли (уголовное и административное право, к ним примыкающие отрасли и институты) способствуют внедрению в реальную жизнь элементарных, общечеловеческих моральных норм и требований - того "минимума", на котором они при идеальном варианте основаны.
Но, спрашивается, допустимо и оправдано ли использование права, его возможностей и достоинств для того, чтобы с помощью правовых средств и юридических механизмов утверждать в жизни, делать твердыми и общеобязательными "высокие" моральные принципы и идеалы? Такие, как Добро, Милосердие, Спасение и им подобные?
На первый взгляд, такого рода нацеленность права на воплощение в жизнь высоких нравственных начал и идеалов может показаться вполне обоснованной. И даже - возвышенной. Уж слишком велико значение в жизни людей этих начал и идеалов, чтобы не воспользоваться для их реализации всеми возможностями, которые дает общество, существующий в нем социальный инструментарий.
Подобная настроенность характерна для ряда церковных конфессий, в том числе - католической церкви, использовавшей в условиях средневековья мощь власти и закона для претворения в жизнь высоких христианских принципов и целей в их средневековом католическом понимании.
Вопрос о соотношении морали и права в рассматриваемой плоскости стал предметом обсуждения и в русской философско-религиозной и юридической литературе. По мнению видного приверженца религиозной философии В.С.Соловьева, право является инструментом "всеобщей организации нравственности", выступает в качестве "принудительного требования реализации определенного минимального добра"8, определенного "минимума нравственности"9.
Нетрудно заметить, что в данном случае сама формула о праве как о "минимуме морали" существенно меняет свое содержание. Оно обозначает здесь не нормальную, вполне оправданную функцию права (в известном круге его отраслей) - защищать юридическими средствами и механизмами известный, минимальный круг нравственных требований, карать за их нарушение, а совсем другое - некое мессианское назначение права, утверждение в жизни общества земного абсолюта, земного Спасения, определенных стандартов, в первую очередь, по мнению В.С.Соловьева и его сторонников, (как выражения минимального добра) "права на достойное существование"10.
Уже в ту пору, когда увидели свет приведенные суждения, они встретили серьезные возражения у правоведов либеральной ориентации.
И это вполне обосновано. Практическое осуществление задачи по "всеобщей организации нравственности", моральных требований и критериев (неважно - "минимума" или "максимума") при помощи юридических средств и механизмов неизбежно сопряжено с применением государственного принуждения, государственно-властной деятельностью, которая в практической жизни при неразвитых юридических отношениях далеко не всегда отделена строгой гранью от насилия.
Об этом свидетельствует и исторический опыт. Насильственное внедрение в общественную жизнь требований Добра и составляет суть властного насаждения Царства Божьего на земле, образующего содержание теократических устремлений католического средневековья, в том числе беспощадных крестовых походов, инквизиции.
Одна из характерных черт подобной правовой этики состоит в том, что она смыкается с юридическим этатизмом, приданием всеобъемлющего значения в жизни людей государственным началам и в конечном итоге открывает путь к государственной тирании. В этой связи важно отметить подмеченное русскими правоведами единство между идеями католической теократии и государственного социализма11, марксистского коммунизма. Характерно при этом, что сама идеология "социалистического права" в немалой степени опиралась на этические критерии "морали трудового народа", "коммунистической нравственности".
Словом, как еще в начале ХХ века показали русские правоведы, высокоморальные добрые устремления, идеалы Спасения и вечного блага, которым будто бы должно подчиниться право, с неизбежностью приводят к идеологии жертвоприношения во имя будущего, к оправданию террора и насилия величием исторических задач, а в конечном счете - к утверждению общества тирании, самовластной диктатуры, бесправия личности.
Следует присоединиться к справедливому мнению А. Б. Франца: "Когда говорят, например, о цивилизованном значении права, лично я вижу его величайшую миссию в ограничении безграничных самих по себе притязаний морали. Хотите еще пару синонимов в противопоставлении демократического и тоталитарного общества? Извольте, - Это правовое и моральное общество. Ибо тоталитаризм есть язык морали в той же степени, в какой морализирование есть язык тоталитарной политики "12.
Разумеется, надо быть достаточно корректным в формулировании и в отстаивании приведенных положений, указывающих на опасность узко-этической идеологии, признания приоритета морали по отношению к праву. Нельзя абсолютизировать эти положения, упускать из поля зрения величие и незаменимость истинно человеческой морали, необходимую "моральность права", взаимное благотворное влияние права и морали, их тесное взаимодействие, взаимодополнительность и взаимопроникновение, прежде всего на уровне основных моральных требований христианской культуры.
Было бы неоправданным также не видеть того глубокого человеческого смысла, который заключен в формуле "право на существование". Но это - как и "всеобщая организация" жизни людей - дело именно права, а не морали.
И во всех случаях взаимное благотворное влияние, взаимодополнительность и взаимодействие морали и права не должны подменяться их взаимной подменой, когда разрушается целостное и одновременно двустороннее, морально-правовое обеспечение упорядоченного функционирования их глубоко человеческой первоосновы, предупреждает против превращения важнейшей ее составляющей - свободы в произвол, в хаос вседозволенности. Так что при всей важности моральных начал в жизни людей, последовательно философское понимание права требует того, чтобы оно получило самостоятельную, "суверенную" трактовку и обоснование.