Переслегин С. Самоучитель игры на мировой шахматной доске

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть II. Четырехмерные шахматы

Глава 9. Кризис индустриального общества и когнитивная фаза развития

Формально эта глава находится вне круга тем, затрагиваемых «Самоучителем». Теория когнитивной фазы развития за последние годы обрела свои контуры, и для сколько-нибудь содержательного описания этого параграфа фазовой модели нужна отдельная книга. С другой стороны, современная геопланетарная структура мира есть результат ожесточенной борьбы нескольких постиндустриальных проектов, часть которых имеет когнитивную на правленность. Поэтому события, которые произойдут в ближайшие года и десятилетия на мировой шахматной доске, не могут быть предсказаны, изучены и использованы вне контекста представлений о динамике индустриального общества вблизи фазового барьера.

Фазовые барьеры

Если продолжать аналогию между эко– и социо-системами, то фаза будет соответствовать даже не геологической эре, а эону. Иными словами, фазовые переходы происходят очень редко: это самое редкое повторяющееся событие в истории человечества.
Нам известно лишь два фазовых перехода, и только один из них вполне изучен. Постараемся тем не менее выделить общие, типологические черты таких переходов.
Прежде всего, граница фаз маркируется общим экономическим кризисом. Такой кризис – и именно вследствие своей всеобщности – развивается достаточно медленно, и ухудшение ситуации становится заметным лишь на достаточно больших временных промежутках. Но это ухудшение происходит с пугающей необратимостью, причем любые принимаемые меры лишь усугубляют проблему . Экономическая отдача социосистемы непрерывно снижается, возникает впечатление, что работающие веками хозяйственные механизмы функционируют все более и более неуверенно.
Разрушение архаичной фазы развития сопровождалось быстрой экологической деградацией преимущественной зоны дислокации экосистем – лесостепи; людей стало слишком много, и используемые ими техники охоты (физические и магические) стали слишком совершенными. В результате началось резкое сокращение кормовой базы социосистемы. И уже не помогали ни всеядность человека, ни надежно обеспеченный верхний трофический уровень в любой экосистеме, с которой люди взаимодействовали, ни способность распаковывать информацию, превращая ее в пищевой ресурс.
Проще говоря, мезолитические технологии достигли своего физического предела, большего из них было не «выжать», а растущему человечеству требовалось много, много больше. Какое-то время социосистемы могли существовать за счет интенсификации труда охотников, но эта возможность быстро оказалась исчерпанной, как и возможность регулировать экологическое давление за счет войн.
Нарастающее усложнение обстановки снизило устойчивость социосистемы, что потребовало совершенно других механизмов управления, нежели были инсталлированы в мезолитических обществах. Кризис хозяйствования усугубился кризисом управления. Опосредованно сложности с управлением вместе со снижением эффективности хозяйствования вызвали проблемы в сфере образования.
Но, может быть, самыми грозными были процессы, происходящие на информационном плане, в области познания. В памяти человечества – в сказках и мифах – остались лишь слабые следы неолитического информационного коллапса. В скандинавских, индийских, греческих, египетских мифах скупо и обиняками говорится о войнах между Богами .
Случилось то, что должно было случиться: как и подобает «абсолютному хищнику», мезолитическая социосистема «проела» биоту насквозь и столкнулась с всеобъемлющем, системным кризисом. В следующие тысячелетия численность человечества сократилась (по некоторым данным – в несколько раз). Какие-то группы вымерли полностью, какие-то были отброшены в палеолит. Но нашлись и те, которые смогли принести с информационного плана комплекс неолитических технологий, образующий производящую экономику, а затем инсталлировали соответствующие формы организации общества и коды управления им. Практически сразу возникает новый класс социосистем (настоящие города), создаются механизмы обучения, использующие мифологемы, рождаются первые профессиональные армии, развивается новая трансценденция. Начинается долгая история традиционной фазы развития.
Итак, первый фазовый переход был спровоцирован невозможностью увеличить нагрузку на эксплуатируемые человечеством экосистемы и информационные структуры. Переход сопровождался глобальной катастрофой, которая привела к значительному снижению численности человечества. Катастрофа имела форму медленно, но неотвратимо развивающегося кризиса хозяйствования, индукционно порождающего кризис управления, а затем и образования. К созданию следующей фазы развития оказались способны лишь некоторые общества, причем комплекс неолитических технологий эти общества получали практически сразу и целиком.
Зона, непосредственно предшествующая катастрофе, отличается политической, экономической, экзистенциальной нестабильностью, быстрым ростом характерных частот событийных рядов (эффект сгущения истории).
Аналогичные процессы на следующем этапе привели к размонтированию Римской Империи и Темным векам. Экономический кризис поздней Империи был вызван прежде всего падением реального плодородия земель и прогрессирующей деградацией инфраструктуры. Кризис управления привел сначала к разделению Римской Империи на Западную и Восточную, затем – к варварским завоеваниям, распаду единого мкра и созданию доменной структуры Средневековья. Экологические аспекты катастрофы проявились на этот раз в форме чумных эпидемий. Создание индустриальной фазы произошло первоначально в одной стране – в форме инсталляции принципиально нового типа мышления (натурфилософии Ф. Бэкона).
Быстрое распространение индустриальной фазы (всего за пятьсот лет – с XV по XIX столетие – промышленная цивилизация приобрела всеобщий характер) дает возможность воочию проследить эффект фазового доминирования. Опыт показывает, что старшая фаза ассимилирует любые культуры младшей фазы, причем не только в военном, но и гражданском отношении. Это в ранних версиях «Цивилизации» С. Мейера фаланга могла сражаться с линейной пехотой. В реальности индустриальное войско проходит через доиндустриальное как нож сквозь масло, индустриальное производство либо вытесняет традиционные промыслы, либо подчиняет их себе. Если рассмотреть фазовое доминирование как общий исторический закон (а исключения нам не известны), приходится признать, что с системной точки зрения структура социосистемы, относящейся к старшей фазе, более сложна, более динамична, более насыщена информацией/энергией, нежели предыдущие фазы. А это значит, что построение новой фазы требует преодоления потенциального барьера, величина которого равна разности социальных энергий, запасенных в базовых структурах обществ до и после фазового перехода.
Разумеется, современники никогда не воспринимают фазовый барьер как вызов со стороны Реального Будущего. Всякий раз он обретает форму очередного местного кризиса, отличающегося лишь тем, что попытки его разрешить последовательно сужают Пространство Решений и в конце концов заводят общество в «воронку», из которой нет приемлемого выхода.
Суть фазового барьера состоит, в частности, в том, что расплачиваться за новые возможности приходится авансом. Англия еще не стала промышленной державой, но «овцы уже съели людей», то есть страна лишилась естественной для традиционной культуры возможности обеспечивать себя зерном.
Социомеханика утверждает, что вблизи фазового барьера характер исторического движения резко меняется, динамика социосистемы обретает кризисный, бифуркационный характер. Поток событий утрачивает ламинарность, в результате чего существующие социальные структуры теряют способность поддерживать традиционный жизненный уклад. Общество теряет управление, связность между ускоряющими и управляющими технологиями резко падает. Естественным системным откликом на этот процесс оказывался рост инновационного сопротивления: социум отказывался воспринимать инновации.
Иными словами, при приближении к фазовому пределу цивилизационные пределы смыкаются, что увеличивает вероятность первичного упрощения, то есть катастрофической социальной динамики. Лишь очень немногие общества преодолевают границу раздела фаз, обретая – на данном историческом уровне – статус сверхцивилизации.

Кризис индустриальной фазы развития

Наличие «внутреннего круга экономического кровообращения» (производство средств производства) обусловливает инфляционный характер индустриального производства.
Дело в том, что три независимых параметра: потребление, производство средств потребления и производство средств производства, – не могут быть сбалансированы одновременно. Следовательно, индустриальная экономика является принципиально нестабильной. Она либо коллапсирует, либо должна экспоненциально расти, все время требуя новых источников сырья и рынков сбыта.
Расширение производства, освоение новых территорий, создание инноваций (новых видов товаров и форм услуг), – все это требует предварительных капиталовложений: деятельность, которая может когда-то принести прибыль (а может и не принести) должна быть оплачена уже сейчас. В индустриальную фазу товар обретает стоимость раньше, нежели полезность.
Это означает, что промышленная экономика обречена быть кредитной: рост производства не может превышать ставки рефинансирования. Это означает также, что в индустриальную фазу всякое развитие приводит к инфляции в современном значении этого термина, то есть к росту совокупной денежной массы. Заработная плата старших офицеров трансатлантических лайнеров начала XX века составляла около 40 долларов, сейчас она примерно в сто раз больше. Следовательно, по отношению к традиционным ценностям (земля, продукты питания, золото и т. п.) цена доллара снизилась на два порядка. С другой стороны, на доллар образца 2004 года можно купить огромное число товаров и услуг, которые в принципе не могли быть оплачены долларом образца 1904 года, поскольку в то время просто не существовали. То есть в индустриальную фазу инфляция есть оборотная сторона всякой инновации: промышленная экономика производит ценности, отягощенные кредитными обязательствами.
А это означает, что индустриальная экономика нуждается в свободном, не охваченном еще промышленной мета-структурой производства-потребления пространстве. Всякий раз исчерпание очередного слоя такого пространства провоцирует кризис, поэтому параметры, описывающие индустриальную экономику, меняются циклически. Выделяются годовые колебания, среднесрочные циклы, изученные К. Марксом, долгопериодические ритмы А. Кондратьева.
Развернувшаяся во второй половине XIX века борьба со стихийностью экономики, то есть с принципиально циклическим ее характером, привела к резкому усилению государственного вмешательства в механизмы производства и товарообмена. Естественным ответом индустрии на такое вмешательство стало корпоративное строительство: образование крупных монополистических объединений, способных защищать свои интересы в государственных структурах. Наметившийся на рубеже столетий переход от свободной торговли к протекционизму резко повысил транспортные издержки и обусловил появление транснациональных корпораций (ТНК).
Переход от капиталистической к госмонополистической формации сопровождался структурным кризисом, принявшим форму мировой войны 1914–1945 гг. Эта война привела к гибели десятков миллионов людей, массовому разрушению городов, уничтожению произведений искусства, распаду и реконфигурации мировых экономических связей, созданию государственных систем и производственных объединений принципиально нового типа, но – главное – она обусловила слияние всех областей, не охваченных индустриальной экономикой, в единое планетарное пространство.
К началу нового тысячелетия это пространство оказалось исчерпанным. Экономические модели, разработанные для «бесконечной плоскости», столкнулись с ограниченностью земного шара.
Впервые эта проблема была поставлена в 1960-е годы исследовательской группой Д. Форрестера. Созданный Медоузом «по мотивам» работ Форрестера [Форрестер, 2003] призрак экологической катастрофы был внедрен в общественное сознание, что привело к существенным изменениям в индустриальной экономике. По существу речь шла о создании нового огромного рынка, тщательно охраняемого не только государством, но и всем обществом. Рынка ресурсосберегающих и природоохраняющих технологий.
Некоторая часть экологических мероприятий была полезной – в том смысле, что она обеспечивала удовлетворение каких-то осмысленных человеческих потребностей. В своей основе, однако, природоохранительная деятельность носила сугубо иллюзорный характер: производственные цепочки индустриальной фазы в принципе не могут быть сделаны замкнутыми, следовательно, индустриальная экономика всегда будет потреблять природные ресурсы и загрязнять среду продуктами своей деятельности. Еще более бессмысленной была борьба за спасение природных экосистем, значительная часть которых была уничтожена или же радикально преобразована Человеком еще в традиционную фазу.
Всякая оплачиваемая иллюзорная деятельность приводит к увеличению коэффициента инверсии экономики и соответственно к падению ее коэффициента полезного действия. Проявляется это, прежде всего, в росте инфляции. Однако, как бы то ни было, емкость нового, искусственно сконструированного рынка оказалась достаточно велика, чтобы его хватило на целых двадцать пять лет. Сейчас они подошли к концу.
Можно предложить только два выхода из этого положения.
Во-первых – космическую экспансию с экономическим освоением иных небесных тел. Такой вариант развития описан в тысячах фантастических произведениях и десятках экономических и философских трактатов, однако, по-видимому, он невозможен как экономически, так и философски. Уровень технического развития, поддерживаемый индустриальной фазой, недостаточен для включения космического пространства в экономический кругооборот. При самых оптимистических предположениях о перспективах космической техники (а для оптимизма нет ни малейших экономических обоснований) эта техника в течение ближайшего столетия не сможет обеспечить достаточную связность между земной метрополией и космической периферией. А это значит, что даже в фантастической версии появления уже завтра ядерных или фотонных космолетов, емкость внеземного рынка будет пренебрежимо мала и попытки работать на этом рынке лишь спровоцируют экономическую катастрофу .
Вторая версия была испытана группой Форрестера – экспансия в семантическое пространство, создание искусственных «знаковых» рынков. Однако это пространство только кажется бесконечным. В действительности индустриальная фаза может оперировать лишь индустриальными смыслами: только из них она может конструировать рынки. А эти смыслы – подобно географической карте – уже освоены.
В рамках социомеханики отсутствие решения – это тоже решение, хотя, как правило, и катастрофическое. Речь идет о глубоком кризисе индустриальной фазы и предстоящем завершении эпохи промышленного развития (см. карту 10).
Проявлением этого кризиса может служить пресловутая глобализация. Метафорическое содержание этого процесса предельно просто: бегущая волна экономической экспансии отразилась от условных границ земного шара и устремилась обратно, вследствие чего в физическом и смысловом пространствах образовалось что-то вроде «стоячей волны». Ин-финитное движение стало финитным, экспоненциальное развитие превратилось в синусоиду, а те силы, которые раньше придавали индустриальной экономике пассионарность, теперь разрушают эту экономику.
Вполне очевиден и физический смысл происходящего. Глобализация есть политика предельного снижения трансакционных издержек во имя вовлечения в индустриальное производство/потребление последних остатков свободного экономического пространства Ойкумены . Все социальные системы, препятствующие достижению этой цели, подлежат нейтрализации.
Прежде всего, это привело к тяжелому кризису национальных государств. Данная организующая структура, некогда базовая для индустриальной экономики, стремительно утрачивает значение. Национальный суверенитет все более и более ограничен; ряд прав, неизменно бывших прерогативой государства, перешли к международным организациям или спешно конструируемым интегративным блокам. «Политику стран сменила политика регионов», – говорят на европейском Западе (см. карту 11).
Однако регионы представляют собой не столько географическое, сколько проектное понятие. Перекраивая их границы и упорядочивая информационные, финансовые, материальные и людские потоки через эти границы, можно произвольно манипулировать хозяйственной жизнью целой совокупности народов. С одной стороны, это опять-таки повышает локальную эффективность индустриальной экономики и способствует ее проникновению в ранее недоступные области. С другой – подрывает саму основу индустриальной фазы развития, поскольку способствует хаотическому перемешиванию (людей, смыслов, организующих структур) и разрушению «человеческого муравейника». Оборотной стороной интегрирования стран в регионы оказался распад мира на регионы (не обязательно те же самые!) с последующей автаркией локалитетов и их выключением из мирового (индустриального) хозяйства. Такое «завтра» глобализации предопределено ее сегодняшним днем.
Сугубо формально кризис промышленной эпохи может быть подтвержден медленным падением производительности капитала (способность денег делать деньги) и возрастанием нормы эксплуатации в наиболее успешных регионах Запада и Востока. И тот и другой процесс устойчиво наблюдается с середины 1970-х годов.

Карта 10. Карта фаз

Предчувствие конца индустриальной эпохи вызвало к жизни немало странных общественных движений. Кроме упоминавшихся выше «зеленых», стремящихся остановить промышленное развитие во имя сохранения среды обитания, это «антиглобалисты», призывающие отказаться от индустриальной экономики во имя традиционных культурных ценностей, и «интегристы», проектирующие царство Божие в одном отдельно взятом регионе. Все эти группы сначала ставят перед собой заведомо неосуществимые цели, а затем пытаются реализовать их априори недопустимыми средствами. В общем и целом их деятельность лишь повышает социальную температуру да способствует хаотическому характеру общественной и политической жизни. Вспомним в этой связи, что на грани фаз интенсивность социальных процессов должна нарастать.
Интересно, что риторика всех перечисленных движений (а они образуют базис социального спектра современной западной Европы) построена на концепции отказа, она не подразумевает привнесения никаких новых сущностей. Иными словами, вместо активного «живого времени», определяемого как мера инновационных процессов в системе используется «мертвое время», вычисляемое через повторяющие события: время, для которого нет и не может быть ничего нового.
Таким образом, одним из проявлений глобализации является нарастание интенсивности противоречия между «живым» и «мертвым» временем индустриальных социосистем. Невозможность синхронизировать времена приводит к тому, что эти системы «теряют настоящее»: в них сосуществуют и взаимодействуют структуры, относящиеся и к абсолютному прошлому, и к абсолютному будущему. Интенсивность взаимодействия тем выше, чем дальше разнесены времена, то есть чем больше энергии «отсроченного будущего» запасено в системе.
Для индустриальной фазы характерна крайняя неравномерность развития, обусловленная наличием цепочек положительных обратных связей в локальных экономиках . Эта неравномерность привела к стратификации мира, который раскололся на великие державы, развитые государства европейского типа и колонии. Деление проходит через всю историю индустриальной фазы, хотя конкретные формы, разумеется, менялись. Вопреки распространенному мнению, «вертикальная мобильность» индустриальной фазы мала: социосис-тема, попавшая в привилегированную группу, остается в ней до конца времен. Хотя всякий индустриальный бум с неизбежностью сменяется кризисом и часто сопровождается переходом гегемонии к другой локальной экономике, накопленные за время процветания богатства позволяют прежнему лидеру оставаться в игре. Теоретически при особо благоприятных обстоятельствах колониальная или полуколониальная страна может «подняться наверх» и обрести статус «державы европейского класса», но за всю эпоху это удалось только Японии, которая заплатила за свой успех очень дорого.
Итогом индустриальной эпохи оказалось разделение Ойкумены на «черный» и «золотой» миллиарды, причем последний, составляя около одной пятой населения Земли, потребляет свыше 2/3 ресурсов всех видов. Понятно, что такое распределение воспринимается большинством населения планеты как крайне несправедливое: во всяком случае, поддерживать его можно лишь неоспоримым превосходством в силах. Формально развитые страны это превосходство сохраняют (в некоторых отношениях оно даже возросло: так, американский флот отвечает сегодня «мультидержавному стандарту» – он сильнее всех остальных флотов мира, вместе взятых), но военная мощь Запада обесценивается низкой пассионарностью «привилегированного населения». Кроме того, доминация «золотого миллиарда» подрывается вторичными эффектами глобализации.
Речь идет о резком увеличении связности мира и его перемешанности. Современные глобализированные социосистемы носят фрактальный характер: они настолько проникают друг в друга, что между двумя произвольными элементами одной из них обязательно находится элемент другой. В таких условиях использование стратегических вооружений затруднено. А поскольку глобализация привела к существенному уменьшению информационного и транспортного сопротивления мира, тактические возможности сторон быстро выравниваются. Лишь инертность военного мышления «третьего мира» поддерживает сейчас иллюзию абсолютного превосходства Запада. Заметим в этой связи, что первое же применение «черным миллиардом» (или силами, стоящими за ним) более или менее адекватной тактики привело к огромным человеческим жертвам, вызвало в странах Запада психологический шок и спровоцировало удивительно неэффективные попытки ответа.
Показательно стремление США – и шире всех представителей Евроатлантической цивилизационной общности – связать события 11 сентября 2001 года с исламским фундаментализмом и конкретно организацией Усамы Бен Ладена. Противоречия между мирами-экономиками усугубляются расовыми, национальными, религиозными мотивами, но в данном случае оно, скорее всего, ни при чем. Чтобы это понять, достаточно привести график зависимости от времени эффективности террористических актов со стороны мусульманских организаций.

Карта 11. Рынки и валютные зоны

Будем понимать под эффективностью террора среднее число погибших граждан в расчете на одного погибшего или необратимо выведенного из строя боевика. Статистика показывает, что этот показатель для исламского террора достаточно устойчиво держится около единицы (от 0,75 до 1,5 в наиболее удачные для мусульманских фундаменталистов годы), причем переход к использованию смертников практически не повлиял на результаты. Значительно выше показатели у европейских «Красных бригад» (4–5) и у японских камикадзе, хотя перед последними стояла неизмеримо более сложная задача воздействия на вооруженного противника, находящегося в полной боевой готовности.
Нетрудно видеть, что террористический акт против Всемирного Торгового центра выделяется из общего ряда исламского террора как по статистике, так и по уровню подготовки операции. Более чем сомнительно, что такую атаку мог организовать Бен Ладен, чье мышление, насколько можно судить по его предыдущей деятельности, не выходит за чисто тактические рамки.
Но в реакции американцев, однозначно связавших разрушение башен-близнецов с «Аль-Кайедой» и даже не исследовавших альтернативные версии, есть глубокий цивилизационный смысл. Именно такие операции, неизмеримо лучше подготовленные и осуществленные, станут основой стратегии Юга в его войне против «золотого миллиарда». Именно таким способом будет, вероятно, демонтирована индустриальная фаза развития.
Итак, одним из структурообразующих противоречий индустриальной фазы является неравенство в распределении ресурсов между богатыми нациями, принадлежащими преимущественно к европеоидной расе и христианскому вероисповеданию (Евроатлантическая цивилизационная общность), и нациями-изгоями, группирующимися в Афроазиатскую цивилизацию Ислама. Ход и исход конфликта будет зависеть от позиции стран Востока, не определившим своего места в глобальном противостоянии. Однако вне всякой зависимости от окончательных результатов такой цивилизационный конфликт будет означать банкротство стратегии глобализации и, следовательно, разрушение кредитной индустриальной экономики. Заметим в этой связи, что учетные ставки, ограничивающие сверху темпы экономического роста индустриальной экономики, уже снижены в ряде развитых стран до одного-двух процентов годовых.
Мы предсказываем войну Севера против Юга, которая будет вестись прежде всего террористическими, затем – юридическими и финансовыми средствами. Эта война будет направлена не против какого-либо отдельного государства (хотя первоначальные атаки будут, вероятно, сконцентрированы на Соединенных Штатах), но против глобальной индустриальной социосистемы в целом.
Необходимо еще раз со всей определенностью подчеркнуть: проблема вовсе не в том, что Западу нечего противопоставить «наступательной партизанской войне» и «юридическому террору». Просто в условиях глобализации любая осмысленная стратегия за Запад выводит социосистему из индустриальной фазы – либо «вниз», с разрушением существующих организационных структур и откатом к традиционной экономике (это означает немедленную утрату «золотым миллиардом» своих привилегий и, скорее всего, его физическое уничтожение в течение двух-трех поколений), либо «вверх» – с созданием новой фазы развития.
Итак, индустриальная экономика вступила в полосу нарастающих затруднений и пока что реагирует на происходящее в соответствии с принципом Ле-Шателье: увеличивает норму эксплуатации (людей и экосистем) и актуализует все доступные геопланетарные ресурсы. Тем не менее отдача капитала продолжает снижаться, а показатель экономической инверсии – увеличиваться.
Медленный, но неуклонный экономический спад сопровождается, как и на границе мезо– и неолита, экологическими проблемами . Коллапс управления носит на сей раз самостоятельный характер и проявляется как неадекватность Вестфальской системы международного права реалиям современного глобализованного мира, кризис корпоративных форм организации бизнеса, автокаталитическое перепроизводство информации в административных структурах .
Как и в эпоху позднего мезолита, наиболее серьезные проблемы складываются в области образования и познания. Эти важнейшие социальные инструменты практически перестали функционировать в реальном пространстве, в то время как иллюзорная составляющая их деятельности неуклонно возрастает и поглощает все большую долю совокупных ресурсов социосистемы.

Постиндустриальный барьер

Мы не знаем, возрастает ли со временем величина фазового барьера (из общих соображений, скорее – да). Во всяком случае, исходить надо из того, что постиндустриальный барьер выше и круче индустриального.
Построение новой фазы человеческой цивилизации предполагает создание особых организованностей, по-новому структурирующих социосистемы. Это подразумевает в качестве первого шага преобразование индивидуальной психики в направлении, адекватном задаче преодоления постиндустриального барьера. В семантике Лири-Уилсона: пятый нейросоматический контур сознания инсталлирован у значительной части населения, в то время как элиты должны овладеть техниками шестого, нейрогенетического контура. Эти задачи далеки от разрешения, поскольку на сегодняшний день даже не поставлены, более того, не осознаны.
Изменение фазы развития подразумевает перенастройку всей совокупности общественных связей (личных, профессиональных, конфессиональных и пр.), что означает, в частности, полный слом не только юридической системы, но и положенной в ее основу морали. Такая эволюция социума требует от личности развитой инновационной толерантности.
Информационная революция с неизбежностью будет сопровождаться насыщением обыденной жизни виртуальными конструктами. Рано или поздно это приведет к созданию мира высокой виртуальности. В таком мире выполняется принцип относительности: невозможно каким-либо экспериментом установить, находится ли наблюдатель в Текущей Реальности или в Текущей Виртуальности. Насколько можно судить, подобное смысловое перемешивание будет восприниматься обывателем как острая форма утраты идентичности.
Суть проблемы состоит в том, что постиндустриальному обществу отвечает только постиндустриальный человек. Нет никаких оснований считать, что обучить и воспитать носителя постиндустриальной культуры проще, нежели строителя коммунизма.
Фазовый барьер, как и любой острый системный кризис, характеризуется тем, что естественные действия людей и гомеостатические реакции систем оказываются направленными не на разрешение, но на развитие кризиса. Вместо инновационной толерантности во всех наблюдаемых обществах растет инновационное сопротивление, вместо борьбы за связность пространства технологий усугубляется пропасть между естественными и гуманитарными научными исследованиями. Вместо уникальности культивируются самые архаичные формы идентичности. Вместо поиска новой трансценденции повсеместно возрождаются старые религиозные культы.
Напряженность в жизнеобеспечивающих структурах со-циосистем нарастает, и постепенно эти структуры начинают сдавать. С начала 1970-х годов весь рост экономики носит либо случайный, либо спекулятивный характер. Инвестиционный «перегрев» индустрии знаний привел к упадку промышленных отраслей экономики в развитых странах и переносу индустриальной «камбиевой» зоны в Китай. Огромные средства, вложенные в развитие системы образования, обернулись прогрессирующим снижением качества этого образования до уровня, не обеспечивающего поддержание индустриальных производств .
Это явление обернется острым «кадровым голодом»: постиндустриальные технологические цепочки, создаваемые ныне в США, Японии, Западной Европе, будут потреблять высококвалифицированный потенциал во всевозрастающем количестве, в то время как система образования не сможет обеспечить грамотными выпускниками даже традиционные области производства.
Не приходится сомневаться, что этот кризис будет разрешен за счет импорта кадров. Это, однако, приведет к ослаблению цивилизационной идентичности Европы. В конечном счете где-то и кем-то обязательно будет произнесена фраза К. Еськова:

«Страны, не способные обеспечить себя человеческими ресурсами, не могут считаться серьезными военными противниками» [Еськов, 2000].

«Постиндустриальный барьер» обретет форму почти хантингтоновской войны цивилизаций.
В наиболее вероятной версии Реальности эта война будет проиграна, а индустриальное общество демонтировано (см. карту 12.1).
Однако поражение не является фатальной предопределенностью. Существует вероятность того, что Евроатлантический Мир-экономика сумеет изыскать достаточные ресурсы и устоять в войне цивилизаций.

Когнитивный мир вместо постиндустриального

Индустриальная фаза столь насыщена противоречиями, что ее преходящий характер очевиден. Первая попытка очертить контуры следующей фазы была предпринята Ф. Энгельсом, который при содействии К. Маркса предложил концепцию пролетарской революции и бесклассового общества [Энгельс, 1937–1938]. Модель Ф. Энгельса, длительное время остававшаяся теоретической основой социального конструирования, сыграла значительную роль в переходе от капиталистической к госмонополистической формации.
Этот переход сопровождался мировыми войнами и привел к институциализации векового конфликта между евроатлантической (прежде всего американской) и социалистической советской культурой. Поскольку противоборствующие стороны овладели оружием массового поражения, развитие конфликта вызвало острую тревогу, в том числе и на уровне элит.
Попыткой выйти из пространства векового конфликта стала разработанная в 1960-е годы (как несколько запоздалый ответ на модель Ф. Энгельса) теория постиндустриального общества (У. Ростоу, 3. Бжезинский и др.).
Теория опиралась на концепцию первичного, вторичного и третичного производств. Под первичным производством понималось непосредственное изготовление материальных благ, прежде всего продуктов питания. Вторичное производство создавало условия для такого изготовления: орудия труда в самом широком смысле этого слова, в том числе промышленные предприятия и обеспечивающие их работу инфраструктуры.

Карта 12.1 Версия катастрофы

Наконец, для третичного производства характерен переход к удовлетворению нематериальных потребностей. Речь шла прежде всего о преимущественном развитии сферы услуг. Позднее под третичной экономикой стали понимать создание информационного обеспечения любых форм производственной и непроизводственной деятельности.
В социальном плане концепция постиндустриализма предусматривала господство корпоративных структур, создание единого правового и административного пространства, преодоление прямых и явных форм классового антагонизма.
В последние десятилетия XX века концепция постиндустриализма приобрела популярность, что вызвано быстрым прогрессом вычислительной техники и возникновением представлений о виртуальной реальности. В настоящее время ряд развитых государств и межгосударственных объединений поставили своей задачей преодоление противоречий индустриального мира и переход к постиндустриальному обществу.
Представляется тем не менее, что теория постиндустриального общества неадекватно отражает особенности наступающей фазы развития.
Начнем с того, что крайне неудачным является название. Понятие постиндустриальный можно понять буквально. В этом случае оно означает то, что находится за индустриальной фазой. Иными словами, семантический спектр оказывается вырожденным: предлагаемый термин фактически не несет в себе информации. Индустриальную фазу можно назвать посттрадиционной; с формальной точки зрения это верно, но такое название не содержит отсылки к ключевым особенностям фазы.
Если читать термин постиндустриальный в категориях постмодернизма, что наверняка не подразумевалось ни Ростоу, ни Гэлбрейтом, ни Бжезинским, он означает: «то, что заключает в себя все формы индустриализма и все индустриальные смыслы». Такое определение информативно и емко, но совершенно недостаточно. Не подлежит сомнению, что следующая фаза содержит все индустриальные смыслы, подобно тому как индустриальная фаза содержала в себе все традиционные смыслы. Однако сутью следующей фазы являются новые, неиндустриальные смыслы, чего термин постиндустриальный не отражает, вне всякой зависимости от того, в какой понятийной системе его воспринимать.
Концепция постиндустриализма, как в значительной степени и представления Ф. Энгельса о бесклассовом обществе, есть взгляд на будущее с позиции индустриальной фазы. С методологической точки зрения это означает ограниченность всех построений теории рамками индустриализма. Иными словами, находясь внутри индустриальной фазы, аналитик способен правильно выстроить проекцию следующей фазы на индустриальное пространство. Само по себе это только полезно, но зачастую приводит исследователей к отождествлению такой проекции и самой фазы.
Представим себе, что на рубеже Высокого Средневековья и Возрождения хороший европейский аналитик осознает ограниченность традиционных способов хозяйствования и попытается представить себе следующую фазу развития как способ преодоления этой ограниченности.
Очень быстро он просчитает структурообразующее противоречие между владеющей землей аристократией и обрабатывающими землю крестьянами. Это противоречие проявлялось в массовых крестьянских восстаниях и, что гораздо важнее для аналитика, в неэффективности хозяйствования, слабой освоенности ряда земель, медленном внедрении новых культур и образцов техники. Особое внимание теоретик обратил бы на то, что любые эксперименты по введению товарного монокультурного производства сопровождались деградацией всех форм экономической жизни в регионе.
Это приведет аналитика к концепции: «земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает» – со всеми сопутствующими смыслами: ликвидации сословий, равенства людей перед законом, понятия о естественных правах человека, ликвидации цеховых ограничений и цеховой структуры в ремесле. Заметим, однако, что ведущую роль во всех этих процессах, будет, по мнению теоретика, играть Римская католическая церковь.
Понимая всю выгодность и даже необходимость монокультурного земледелия, ученый придет к выводу об активизации товарообмена. Вероятно, он сможет даже вычислить необходимость всепланетной системы обмена денежного кредита, соответствующей транспортной сети. Гениальный теоретик сможет додуматься до ассигнаций и банковских структур. При тщательном анализе экономического обеспечения крестовых походов подобные прозрения вполне возможны.
Иными словами, он сумеет разработать концепцию сельскохозяйственного капитализма и выстроить модель аграрного капиталистического государства с ведущей ролью Церкви, равенством граждан перед церковным законом и свободной торговлей.
Нет никаких сомнений в том, что подобное исследование вскрывает важные особенности индустриальной фазы развития и даже строит проекцию индустриального мира на традиционную экономику. Однако с нашей сегодняшней точки зрения в подобной «крестьянской утопии» отсутствует главное: представление о крупном фабричном производстве и его господстве в промышленности. То есть именно то, что делает индустриальную фазу индустриальной и структурирует все ее существование.

Глобальный проект ЕС

Хотя глубина и всеобщность кризиса индустриальной фазы развития в полном объеме не осознана мировыми элитами, демографическая, экономическая и социальная динамика последней четверти XX столетия внушает им серьезное беспокойство (см. карту 12.2). Рефлексия возникших и возникающих проблем была положена в основу нескольких альтернативных стратегических замыслов, которые ныне и определяют положение на мировой шахматной доске. Эти замыслы удобно рассматривать в проектном пространстве .
Будем называть проект одной из национальных элит глобальным, если он оперирует не только с собственными (национальными) ресурсами и смыслами, но и с заимствованными.
Будем называть проект когнитивным, если он работает с экзистенцией (трансцендентными смыслами, уникальностями). При этом локальные когнитивные проекты работают только с собственной экзистенцией – пример, еврейский национальный когнитивный проект, в то время как глобальные «втягивают» в себя и преобразовывают чужие трансценденции.
Поскольку работа с чужими трансценденциями подразумевает рефлективное отношение к собственным, разумно предположить, что глобальный когнитивный проект подразумевает тензорную трансценденцию.
Практически невозможно регистрировать локальные когнитивные проекты. Глобальных же, насколько можно судить, всего четыре, причем два из них носят скорее постиндустриальный характер.
Строго в рамках индустриального когнитивизма действует геоэкономический Запад. Для лидеров ЕС содержанием происходящих в мире изменений является переход от государств к негосударственным, региональным структурам, преобразование высших форм индустриальной экономики (хай-тек) в первичные формы экономики постиндустриальной (хайест-тек), отказ от идентичности в пользу социальной коммунабельности. Эти задачи Германия, являющаяся сердцем и двигателем глобального европейского проекта, выполняет последовательно и методично.
Немецкие конструкторы Единой Европы, разумеется, понимают, что ЕС экономически неэффективен в долговременном масштабе и политически неустойчив. Но эта геополитическая структура позволяет Германии выиграть время и усиливает ресурсную базу глобального проекта. Распад ЕС, когда он произойдет, также будет утилизирован и использован во благо постиндустриализации.

Карта 12.2. Европейская версия

Следует иметь в виду, что, хотя Германия и считает себя единственным субъектом проекта, ситуация в Европе достаточно сложная и в развивающейся игре все имеют свои шансы. Ирландия создала лучшую в Европе инновационную систему и ввела у себя законодательство, практически освобождающее от налогов когнитивные формы деятельности. Великобритания дальше всех продвинулась в биоинженерии. Франция и страны Бенилюкса сосредоточили в своих руках управленческие технологии ЕС, Германия имеет наиболее развитую экономику и наиболее пассионарное население. Одна из этих стран реализует постиндустриальный проект, присвоив ресурсы остальных.
Само создание ЕС не слишком впечатляет: и правовая, и административная система Союза подчеркнуто ортодоксальны и в конечном итоге малопригодны для практической эксплуатации. Однако в воспитании социальной коммуникабельности архитекторы Единой Европы добились впечатляющих результатов. Им, например, удалось естественно включить инвалидов в социальную ткань. «Определенный социальный шок у меня вызвала картина, когда компания молодежи гуляла в обществе двух девушек в колясках, причем нормально себя чувствовали и сопровождающие, и инвалиды. Проблема инвалидов решается их полной интеграцией в общество и деятельность и наличием удобных способов передвижения на колясках во все пространства, куда обычные люди могут зайти на своих ногах. Дети-инвалиды не чувствуют себя одинокими и брошенными, напротив, они „вынуждены“ участвовать в жизни общества, потому что для них все условия созданы, и никто не воспринимает их неполноценными» .
Другим достижением европейцев может считаться компетентность и доброжелательность властей, довольно высокий уровень доверия к гражданам, стремление полиции решать проблему, а не наказывать виновных.
В рамках теоретической стратегии глобальные проекты отличаются очень высокой нагрузкой на операцию и, следовательно, содержат в себе огромный риск. Для Германии – это риск утраты национальной идентичности вследствие прогрессирующего демографического спада, нарастающей стихийной миграции, острой нехватки специалистов, вынуждающей плановую миграцию. Стремление ограничить хотя бы плановую миграцию приводит к необходимости спроектировать и осуществить реформу в среднем и высшем образовании. В более или менее отчетливой форме этот вопрос сейчас встает перед любой страной, являющейся геопланетарным субъектом.

ПРИМЕРНЫЕ ПАРТИИ (18)

Сколько будет девятью шесть?
Это тайна, которая сокрыта от меня, ибо еще ни
разу в моей жизни не было у меня нужды познавать ее,
и, не имея надобности познать ее, я ее не познал!
М. Твен

Стратегия образования

У человечества нет опыта действий в условиях постиндустриального барьера и когнитивного мира. Любая включающая когнитивные элементы стратегия оказывается тем самым умозрительной и ненадежной. Она представляет собой скорее рассуждения на тему, нежели ответственный документ, пригодный для штабной обработки и последующей реализации. Но планирование преодоления постиндустриального барьера необходимо с чего-то начинать.
«Примерные партии» этой главы построены на российском материале. Предполагается, однако, что часть выводов имеет отношение к любому глобальному когнитивному проекту.

Условия задачи: кризис высшего образования

Убеждение, согласно которому образование представляет собой ключ к дальнейшей судьбе, начало формироваться в 1930-х годах с их знаменитым (и совершенно правильным для той эпохи) лозунгом: «Кадры решают все». Окончательное закрепление жизненной схемы «школа с отличием – ВУЗ с красным дипломом – хорошая работа – карьера» произошло в 1950-х – начале 1960-х годов, когда осуществлялся глобальный ракетно-ядерный проект.
Уже к концу десятилетия эта схема начала давать первые сбои.
Формально они были вызваны перепроизводством научных работников. На самом деле, конечно, ресурс в принципе не может быть избыточным. Речь шла о дефиците проектности: государство оказалось не в состоянии выработать стратегию, конвертирующую образование в развитие. Задача эта есть частный случай проблемы капитализации человеческого потенциала и не решена до сих пор.
«Перепроизводство» научно-технической интеллигенции вызвало прогрессирующее падение цены молодого специалиста и послужило причиной глубокого кризиса высшего образования. До поры до времени этот кризис компенсируется двумя социальными институтами: конскрипционной армией и модой.
Поскольку армия начала деградировать гораздо раньше образования (да и процесс развивался быстрее), перед сколько-нибудь талантливыми выпускниками школ встает задача уклониться от воинской повинности. ВУЗ был и остается наиболее простым и естественным выбором: прямо или косвенно он обеспечивает отсрочку от военной службы. И в этом смысле армия играет роль «контура турбонаддува»: она повышает социальное давление на входе системы «высшее образование» и опосредованно в старших классах средней школы.
Заметим, что «угроза армии» поддерживает исходную жизненную схему: «школа–ВУЗ–работа», хотя побудительным мотивом становится уже не «стремление к…» (красный диплом – путь к карьере), а «бегство от…» (не будешь учиться, пойдешь в армию).
В последние пять-семь лет сформировалась и в известном смысле институциализировалась мода на высшее образование. Прилично – для уважающего себя руководителя – иметь секретаршу с дипломом уважаемого ВУЗа. Престижно, когда начальник отдела или федеральный инспектор имеет два высших образования, стажировку в Великобритании и майкрософтовский сертификат. Не повредит, когда редактором в издательстве работает дипломированный историк или филолог .
Но, заметим, и первое, и второе, и третье – совершенно бесполезно. Секретарше требуется не высшее гуманитарное (тем более не естественнонаучное) образование, а гражданский аналог годичного штабного колледжа. Начальник отдела нуждается в опыте практической деятельности. Редактор должен любить свою работу, а не рассматривать ее как каторгу. Рано или поздно рационализм, присущий рыночной экономике, разрушит российскую привычку ставить офицеров на сержантские должности. Рано или поздно страна перейдет от конскрипционной к наемной или добровольной армии. Давление в обоих «контурах турбонаддува» упадет до нуля. И что тогда будет с российским высшим образованием?
Как институт профессиональной подготовки она уже не функционирует. Полной статистики нет, но выборочная проверка показывает, что лишь около пяти процентов выпускников советских/российских ВУЗов связывают свои жизненные устремления с полученной специальностью . То есть система высшего образования исправно накачивает людей знаниями, которые никогда не будут востребованы. С точки зрения интересов страны она работает вхолостую.
Определенные надежды внушает проявившийся в последние годы тренд.
Все больше специалистов, вполне удовлетворенных своим доходом, своей работой и своим положением – речь идет о представителях малого и среднего бизнеса, администраторах, наемных работниках элитных категорий, – стремятся к получению высшего образования (иногда второго, но нередко и первого) в рамках осуществляемой ими деятельности. Иными словами, происходит постепенная модификация жизненной схемы: вместо линейки «школа – ВУЗ – работа – карьера» приобретает права гражданства формула «школа – работа – карьера – ВУЗ».

Условия задачи: медленное умирание школы

К несчастью, кризис ВУЗов является лишь отражением куда более грозных социальных процессов, протекающих в начальной и средней школе. Деградация школьного образования уверенно диагностируется как общемировой тренд с середины 1980-х годов. Проявляется этот тренд прежде всего в неэффективности капиталовложений в систему образования, затем – в росте функциональной неграмотности и, наконец, в непрерывном увеличении информационного «зазора» между минимальными требованиями ВУЗа и максимальными возможностями школы. Как следствие, в наиболее развитых странах мира все более острой проблемой становится нехватка высококвалифицированных кадров – притом практически во всей деятельностной сфере.
Оценим складывающуюся кадровую ситуацию на примере России. Изучение рынка рабочей силы показывает, что наибольшим спросом пользуются неквалифицированные работники (диапазон ежемесячных зарплат до 200 долларов). Сравнительно велика также потребность в специалистах элитного уровня, труд которых оценивается в 1000 долларов в месяц и выше.
Напротив, для среднеквалифицированной рабочей силы (зарплата 300–600 долларов в месяц) предложение значительно превышает спрос. Но специалистов именно такого класса поставляет средняя школа и зависимые от нее «линейки»: «школа – ВУЗ» и «школа – техникум». Другими словами, система образования, сообразуясь со своей жизнесодержащей функцией – интеграцией ребенка в социум и притом в «минувший» социум, отвечающий системе деятельностей полувековой давности, ориентирована на некий средний уровень, в то время как востребованными являются низший и высший уровни.
«Двугорбая» форма кривой зависимости отношения спроса на рабочую силу к предложению от цены этой рабочей силы, возможно, свидетельствует о трансформации системы деятельностей вблизи фазового барьера. В обществах, реализующих ту или иную форму постиндустриального проекта, должно происходить «вымывание» массовых промышленных специальностей и пауперизация соответствующих категорий работников. Единая индустриальная экономика расщепляется на традиционную, нуждающуюся в неквалифицированном труде, и когнитивную, подразумевающую креативность, мобильность, мультипрофессиональность, системность восприятия.
Современная школа не в состоянии готовить кадры ни для традиционной, ни для когнитивной экономики. Те же кадры, которые она может производить (по крайней мере, в принципе), недостаточно востребованы. Тем самым экономическая функция школы обесценена. Этот вывод в одинаковой мере касается как России, так и западных стран. Несколько иная ситуация складывается на геоэкономическом Востоке, куда сейчас перенесен центр тяжести мирового производства низкотехнологической индустриальной продукции.
С социальной функцией среднего образования дело обстоит еще хуже, нежели с кадровой. Современная школа восходит к позднесредневековым прототипам, то есть – ко времени генезиса индустриальной фазы развития. Ее целевой функцией является интеграция человека, во-первых, в определенную систему индустриальных деятельностей и, во-вторых, в определенную систему индустриальных организованностей. Для того чтобы стать членом общества, необходимо ориентироваться в характерном для этого общества «тоннеле Реальности», разделять господствующую аксиологию, соответствовать общепринятой трансценденции. Абсолютно необходимы также некоторые элементарные навыки (умение читать, писать, считать и пр.).
Вплоть до начала XX столетия плотность глобального информационного поля оставалась невысокой, и необходимость школы не вызывала никакого сомнения. Ситуация начала меняться с появлением радиовещания – возник новый канал получения информации, не связанный со школой и – в отличие, например, от любых форм печатной продукции – не подразумевающий наличие у пользователя каких-либо априорных навыков.
В 1960-е годы в связи с распространением телевидения школа утратила свое главное преимущество перед СМИ – наглядность. К концу десятилетия, то есть еще до повсеместного перехода к многоканальному цветному вещанию, телевизор взял на себя большую часть социальных функций, ранее выполняемых системой образования.
В последующие годы СМИ, как институт социализации, практически вытеснили школу. На сегодняшний день задача интеграции человека в текущую систему общественных отношений решается рекламой, телевидением (причем все большую роль играют интерактивные и «реальные» каналы), электронными СМИ, таблоидами. Роль школы в процессе социокультурной переработки пренебрежимо мала.
Однако определенные социальные функции за системой образования все же остаются Будучи неэффективным инструментом решения позитивных задач (формирование тоннеля Реальности, включение в систему деятельностей и организованностей, создание горизонтального – внутрипоколенческого и вертикального – транспоколенческого коммуникационного слоя), школа, по крайней мере, препятствует интеграции детей в антиобщественные и внеобщественные структуры . Эту работу современное образование выполняет механически – занимая время детей и подростков. С информационной точки зрения перегрузка детей – это миф – ребенок получает от телевизора и рекламы больший объем информации, нежели от школы. Но формально обучение занимает практически все свободное время старшеклассника , не оставляя ему практической возможности приобретать какие-то альтернативные знания и навыки. В этом плане школа не столько предоставляет информацию, сколько блокирует ее.
Весьма важна следующая социальная функция, пока что вполне успешно выполняемая системой образования: школа в течение ряда лет искусственно удерживает биологически, информационно, социально взрослого человека в позиции ребенка. С одной стороны, это облегчает последующую адаптацию подростка для службы в армии или для учебы в ВУЗе, с другой – заметно снижает социальную и экономическую активность наиболее креативного и пассионарного слоя населения. В этом отношении можно сказать, что школа повышает стабильность и управляемость общества ценой заметного роста инновационного сопротивления и падения уровня подготовки элит.
Заметим, что все формы общественно значимой деятельности, в которых школа преуспела, описываются метафорой «бегство от…», а не «стремление к…». Само по себе это свидетельство кризиса – причем того же самого, с которым столкнулось высшее образование. Похоже, обе эти системы уже не могут нормально функционировать без «турбонаддува» – искусственно созданного социального напряжения.
Последней по счету, но не по важности задачей среднего образования является воспроизводство информации. Школа всегда рассматривалась как основание пирамиды познания, вершиной которой является триединство науки, искусства, религии. И в этом отношении правомочен характерный для интеллигенции подход к школе как к подготовительному отделению ВУЗа. Поскольку познание в объективной, субъективной и трансцендентной формах является атрибутивной функцией социосистемы, никакие общественные усилия, направленные на решение креативных задач, не могут считаться чрезмерными.
Увы, именно в области воспроизводства информации кризис среднего образования проявляется наиболее отчетливо. В начале 1980-х годов было проведено исследование эффективности школы как обучающей системы. Старшеклассникам предлагалось ответить на ряд исключительно простых вопросов из программы предшествующих лет обучения. Выбирался только тот материал, незнание которого оценивалось в соответствующем классе на двойку (например, нужно было назвать год, в котором произошла Куликовская битва, или перечислить столицы ряда европейских государств). Исследование показало, что для элитных ленинградских школ коэффициент усвоения знаний составлял от 10% до 30% при средневзвешенном значении около 15%. Уже эти цифры выглядят достаточно тревожными, тем более что старшеклассники продемонстрировали полное отсутствие системного подхода к информации .
За последующие двадцать лет ситуация ухудшилась и, судя по всему, значительно Сейчас можно говорить о коэффициенте усвоения знаний 3–10%, причем последняя цифра характеризует высшую элиту учащихся. Особенно пострадали физика, математика и почему-то география. Я далеко не убежден, что все восьмиклассники санкт-петербургских школ способны показать на карте мира Британские острова , и сомневаюсь, что хотя бы один из класса быстро отыщет Боссов пролив.
Конечно, качество преподавания в российских школах за эти десятилетия ухудшалось, но, как сказал бы шварцевский Бургомистр, «не до такой же степени». Кроме того, указанное явление – деградация среднего образования как социального информационного «усилителя-повторителя» – отнюдь не является прерогативой России. Напротив, российская ситуация, когда выпускники школ по крайней мере умеют читать и грамотно писать, считают устно и «на бумажке», оперируют с дробями и процентами, знают (в принципе), что такое часовые пояса, и могут объяснить, откуда в розетке берется электричество, на общемировом фоне выглядит даже благополучно.
Одинаковая динамика таких разных образовательных структур, как российская/советская, американская, французская, британская, и равная неэффективность вложений в эти структуры указывают на наличие некоего единого, то есть носящего общесистемный характер, фактора деградации. Поскольку прослеживается отчетливая положительная корреляция между глубиной кризиса образования и уровнем развития телекоммуникационных систем в регионе, есть искушение связать дегенерационные процессы в обучении с распространением сериально-клиповой культуры.
Действительно, клиповое мышление оперирует только смыслами фиксированной длины: оно даже теоретически не поддерживает протоколы работы с семиотическими структурами произвольной сложности. Как следствие, в «клиповых» странах происходит первичное упрощение информационного пространства, что с неизбежностью приводит к утрате связности индивидуального мышления и последующей деградации образования.
В последние годы в отдельных странах стала осознаваться опасность клипового мышления. Это привело к созданию ряда тренингов, где учат сосредоточивать внимание на одном предмете и удерживать состояние концентрации в течение длительного времени. Неясно, насколько действенны применяемые методики. Для коррекции индивидуальной психики они могут быть достаточно эффективны, но как социальный институт тренинговая техника, видимо, бесполезна, поскольку представляет собой попытку противопоставить развитой машинной технологии ручное производство.
При всей опасности сериально-клиповой культуры проблема кризиса образования не сводится к одному только этому фактору Дело в том, что современные школьники-старшеклассники теряют навык работы и с такими понятиями, которые умещаются в один смысловой домен.
Как известно, молодежь перестала читать книги. Менее очевидно, что это явление не компенсируется ростом интереса к кино/видео/интернету/электронным играм – соответствующее общественное убеждение представляет собой обычный социальный миф. В действительности информационные инновации привносятся в современную семью скорее родителями, чем детьми. Иными словами, в последние десятилетия инновационное сопротивление растет от поколения к поколению.
Весьма тревожным обстоятельством является наличие отрицательных корреляций между социальной и информационной развитостью школьника. «Исключительные» дети, которые с удовольствием читают, хорошо учатся в школе, проявляют высокую креативную активность, как правило, социально абсолютно беспомощны: они могут существовать только в искусственной среде, созданной родителями. Понятно, что рано или поздно эта среда разрушается – обычно с катастрофическими для личности ребенка последствиями.
Хотелось бы подчеркнуть, речь идет не о том, что примерные ученики становятся изгоями в детском коллективе: современная школа выделяется скорее снижением, нежели повышением социального давления на отличников. Проблема в ином: нынешний отличник вообще не бывает в реальном мире и не способен там выжить. Он знает и (теоретически) умеет больше своих сверстников, но производит впечатление менее развитого, менее взрослого, значительно более зависимого.
Следует подчеркнуть, что комплексных социологических исследований на тему деградации образования не проводилось, и речь идет, конечно, об отдельных наблюдениях, которые могут быть интерпретированы различными способами. Не приходится, однако, сомневаться в медленном ухудшении качества школьного обучения (этот процесс зафиксирован всеми приемными комиссиями ВУЗов), а также в снижении его уровня «с мирового Востока на мировой Запад».
Сформулируем гипотезу, согласно которой основной причиной «информационного кризиса» современной школы является прогрессирующее снижение возраста потери познавательной активности при приближении к фазовому барьеру.
Традиционная возрастная психология связывает падение познавательной (и креативной) активности с так называемым переходным возрастом, то есть с половым созреванием. Действительно, в течение ряда поколений резкое падение дисциплины (реакция эмансипации), ухудшение успеваемости, рассеивание внимания, ухудшение способности быстро запоминать и перерабатывать информацию происходило в возрасте 14-16 лет, и связь этих процессов с «гормональной бурей» пубертатного периода казалась очевидной . После 1960-х годов критический возраст сдвинулся на год вперед, что было интерпретировано в терминах акселерации.
Само по себе падение познавательной активности старшеклассников уменьшало эффективность школы как информационного «усилителя-повторителя». До поры до времени, однако, этот процесс оставался контролируемым. Дело в том, что критический возраст оставался достаточно большим. До его наступления школьник успевал усвоить большой объем знаний и импринтировать ряд принципиально важных для дальнейшей учебы навыков. Кроме того, в возрасте 14-16 лет уже вполне ощущается эффект «социального турбонаддува» – учись, иначе попадешь в армию. И старшеклассники учились: отсутствие всякого интереса к этому процессу частично компенсируется осознанием его жизненной необходимости.
Однако в последнее десятилетие возраст потери познавательной активности упал до 10-11 лет и продолжает неуклонно снижаться.
Это означает, во-первых, что возникает зазор в четыре-пять лет, когда ребенку уже неинтересно учиться, но он еще не способен понять, зачем это ему нужно. Во-вторых, когда осознание все-таки приходит, оказывается, что пропущено слишком много – притом не только знаний, но и умений . Современные педагогические техники непригодны для преодоления «познавательной ямы» глубиной более чем в два года.
Причины снижения возраста потери познавательной активности неизвестны. Строго говоря, не доказано даже, что такое снижение действительно произошло. Наблюдения практикующих учителей, однако, свидетельствуют о серьезных отклонениях развития современного школьника от периодизации, предлагаемой классической возрастной психологией.
Представляется естественным связать эти отклонения с резким возрастанием на границе раздела фаз совокупных информационных потоков через социосистему . Как следствие, у ребенка очень быстро формируется адекватный, то есть взрослый, тоннель Реальности. Это приводит к подавлению в психике ребенка характерных детских информационных структур, отвечающих, в частности, и за повышенную познавательную активность. Иными словами, дети теряют способность быстро усваивать новые сведения просто потому, что становятся информационно взрослыми.

Оргпроект: «Корпорация «Образование»»

Создавая стратегию за образование, прежде всего необходимо выстроить целевую рамку. Определенным достоинством современной реформы является как раз наличие такой рамки. Греф, Фурсенко и Филиппов исходят из того, что образование должно быть дешевым, всеобщим, отвечать демократическим принципам и соответствовать трендам, заданным ЕС. Начальное, среднее и высшее образование рассматривается как единый комплекс, причем деятельность этого комплекса ориентирована исключительно на повышение управляемости социума. Поскольку на это же направлена стратегия Русской православной церкви, реформа де-факто (а сегодня уже и де-юре) нарушает принцип отделения школы от церкви. Определенное влияние на позицию «реформаторов» оказывает военное лобби.
С подходом «реформаторов» можно было бы согласиться, если бы не тяжелое геоэкономическое положение страны. Поскольку индустриальное производство в России неконкурентоспособно, страна может развивать либо сугубо сырьевые отрасли (причем предпочтительно «запрещенные» в контексте современного международного права ), либо же – высокоинтеллектуальное информационное постиндустриальное производство. Иными словами, в геоэкономическом пространстве Россия разделена между «Крайним Югом» и «Крайним Севером». Принципы реформы, предложенные Грефом и Филипповым, не соответствуют в общем ни «северному», ни «южному» направлению развития экономики. Однако экономика «Крайнего Юга» малочувствительна к уровню образования, поэтому, следуя путем реформы, Россия окажется в лагере стран-изгоев , таких как Афганистан, Таджикистан, Бирма.
Если Россия ставит своей целью осуществление глобального когнитивного проекта (а альтернативы этому не видно), стране необходима совершенно иная образовательная реформа.
Прежде всего необходимо разделить систему образования на внутренний и внешний круги обращения информации.
Задачей «внутреннего круга» является интеграция жителей страны в когнитивный мир – то есть в ту социосистему, которая должна быть создана в России. Это подразумевает, в частности, массовое производство постиндустриальных кадров и формирование когнитивных элит (и, конечно, контрэлит).
Задача «внешнего круга» состоит в подготовке специалистов на экспорт – для участия в индустриальных и, возможно, постиндустриальных проектах ЕС и США. Понятно, что эта задача значительно более проста. В значительной мере она даже решена, поскольку реликтовое советское образование, пока еще функционирующее в России, выигрывает по сравнению с евро-американским.
Однако на сегодня экспорт образования не оплачивается конечным потребителем. Англосаксонское право настаивает на праве человека самому выбирать, где ему жить и в какой стране работать. Логика: «создайте у себя соответствующие условия, и люди не будут покидать вашу страну» выглядит неопровержимой (тем более что она импринтирована в сознание граждан и даже элит с помощью социальной рекламы).
В действительности эта правовая концепция представляет собой обычный обман. Проиллюстрируем это на простейшем примере шахматной игры.
Всякое умение/знание, в том числе шахматное, группируется в социальную пирамиду. На вершине этой пирамиды находится один чемпион мира. Далее располагается очень узкий слой претендентов на корону (5-10 человек). Ниже – гроссмейстеры мирового уровня – их десятки, просто гроссмейстеры – сотни, международные мастера… и так далее. В самом низу пирамиды находятся детские шахматные школы и местные клубы, где занимается шахматами несколько миллионов человек. Примерно так выглядит пирамида и в любой другой области деятельности, например в китайской традиционной гимнастике У-шу: миллионы людей в основании, единицы на вершине.
Чтобы получить вершину, приходится выстраивать всю пирамиду. При этом основная доля затрат приходится на нижние ее этажи – просто потому, что там очень много людей.
Реальную ценность для внешнего потребителя представляет только элита, вершина пирамиды. За тех, кто находится на этой вершине, можно дорого заплатить – все равно дешевле, нежели строить пирамиду самому.
В стоимость чемпиона мира по шахматам должны быть включены расходы на создание всей пирамиды шахматного образования. Но его цена – это цена одного человека, пусть и относящегося к высшей элите. Понятно, что тот, кто платит только за одного человека, всегда сможет предложить этому человеку лучшие условия, нежели тот, кто вынужден содержать всю пирамиду. Так что разница уровней жизни между страной – эмитентом образования и принимающей страной не имеет отношения к делу. «Перекачка мозгов» всегда выгодна экономически, так как представляет собой получение продукта по цене, значительно меньшей, нежели себестоимость.
Заметим тем не менее, что даже бесплатный экспорт образования выгоден стране-эмитенту. Во-первых, такая страна занимает позицию в системе мирового разделения труда: она необходима верхушке мирового сообщества и потому неприкасаема. Во-вторых, при сколько-нибудь разумной организации взаимодействия между метрополией и диаспорой эмигранты играют роль «агентов влияния» во внешнем мире, что выгодно как политически, так и с позиций борьбы за мировые рынки.
Однако эти позитивные эффекты будут проявляться и в том случае, если принимающей стране придется платить полную цену за образование иммигрантов. Тем самым желательно сделать экспорт образования формально прибыльным. Для этого разумно использовать лазейку, существующую в англосаксонском праве.
Речь идет о законах, регулирующих деятельность корпораций. При всей приверженности принципу свободы личности, Запад признает, что работа на корпорацию подразумевает определенные ограничения прав (как правило, оформленные в виде договора). Химик-парфюмер не может продать корпорации-конкуренту созданную им формулу. Футболист не имеет права перейти в другой клуб, пока не будут согласованы все детали сделки между его прошлым и новым хозяином. Сотрудник, чье обучение оплачено корпорацией, должен вернуть кредит, если он покидает корпорацию.
Разумно тем самым оформить российскую систему образования как совокупность корпоративных структур с привлечением как частного, так и государственного капитала. Деятельность таких структур должна базироваться на системе договоров, четко определяющих взаимные права и обязанности эмитента образования и лиц, пользующихся его услугами. Понятно, что в отношении большинства детей будут заключены договора кредитного типа. Такие договора могут быть со временем выкуплены (в том числе третьей стороной). При этом юридические отношения между эмитентом образования и клиентом разрываются, что дает клиенту право продавать свою рабочую силу на свободном рынке.
Речь идет о создании национальной корпорации «Образование», поставляющей на внешний рынок вполне определенный, пользующийся спросом товар – образованных людей. Данная корпорация, как и любая другая, получает прибыль и платит налоги. Ее отношение с государством регулируются специальным законом; кроме того, государству должен принадлежать контрольный пакет акций корпорации.
Предпочтительно, чтобы «Закон об образовательных корпорациях» получил международный статус, для чего желательно создать организацию стран – экспортеров образования (Россия, Китай, Южная Корея, Индия, Украина).

Стратегия: образование взрослых

Внешний круг информационного кровообращения не требует существенных содержательных реформ – речь идет только об иной организационной и юридической формуле. Значительно более серьезной задачей является создание стратегии внутреннего круга образования.
Сведем воедино рассмотренные выше проблемы:
Современное образование не обеспечивает карьерного роста и потому недостаточно востребовано.
Все образовательные цепочки готовят специалистов среднего уровня, в то время как рынок рабочей силы нуждается преимущественно в неквалифицированном труде и в услугах профессионалов высшего класса.
Функции образования, как системы, интегрирующей личность в социум, перешли к телевидению, рекламе, таблоидам.
Эффективность образования как системы воспроизводства информации неуклонно падает, что обусловлено, в частности, снижением возраста потери познавательной активности.
Из перечисленных проблем наиболее существенна последняя, поскольку зачеркивает целую группу образовательных стратегий.
Действительно, начальная школа находится в самом низу образовательной пирамиды, и системный сбой на этом уровне разрушает пирамиду в целом. Теоретически можно переключить усилия на дошкольное образование, но, во-первых, неясно, каким образом этого добиться, и, во-вторых, есть все основания утверждать, что такой ход в случае успеха только увеличит величину «образовательной ямы». То же самое можно сказать и о проекте создания сверхплотной информационной среды (если такой проект вообще осуществим по финансовым и кадровым соображениям).
Тем не менее выход оказался довольно очевидным. Все проблемы современного образования связаны с тем, что оно представляет собой воспитание детей. Речь идет не только о возрасте, но и об определенном позиционировании: по Э. Берну, учащийся – в том числе студент-старшекурсник – занимает позицию ребенка, преподаватель же всегда находится по отношению к нему в позиции родителя.
Потеря познавательной активности, однако, обозначает, что тоннель Реальности ученика пришел в информационное равновесие с социально усредненным тоннелем Реальности. Это означает, что в наши дни, в начале XXI столетия (или, иными словами, на пороге Когнитивной фазы развития), ребенок в 10-12 лет становится социально взрослым.
Следовательно, и школьное образование должно быть ориентировано на взрослых.
На взрослых в формальном смысле этого слова – жизнь меняется очень быстро, и система знаний, трудолюбиво выстроенная школой двадцать лет назад, оказывается малопригодной для проблем сегодняшнего дня. Тем самым «Снова в школу» должно стать всеобщим лозунгом старших поколений.
На взрослых в смысле самоопределения, берновской коммуникативной позиции. Это, естественно, подразумевает совершенно новую модель обучения, которую еще предстоит создать. Такая модель должна получить свое отражение в юридическом пространстве, поскольку ситуация, когда уголовная ответственность наступает с 14 лет, гражданские обязанности – с 16, а полнота прав приходит только в 18 лет (в то время как человек оказывается социально взрослым в 10 лет, а биологически взрослым в 13), выглядит во многих отношениях абсурдной.
Заметим здесь, что стратегия образования взрослых подразумевает разделение начальной школы (где сохраняется коммуникационная линия «родитель – ребенок», а ученик не пользуется полнотой гражданских прав) и средней школы. Заметим также, что эта стратегия приводит к мультивозрастной средней школе, то есть к появлению важнейшего социального института перемешивания поколений.

Стратегия: деятельностный подход

Стратегия образования взрослых означает безусловный отказ от общественного убеждения: «школа – ВУЗ – работа – карьера». Уже отмечалось, что сегодня эта схема часто модифицируется как «школа – работа – карьера – ВУЗ – работа» (или «школа – ВУЗ – работа – второй ВУЗ – карьера»). Придется, однако, ввести деятельную рамку и в школе.
Логика: «начальная школа – работа – средняя школа – ВУЗ – работа – второй ВУЗ – карьера», выглядит непривычной. Она, однако, полностью отвечает концепции примата деятельности. В рамках этой логики образование рассматривается не как дополнительный контур системы обеспечения социальной стабильности, но как часть системы деятельностей.
Прежде всего, из школы уходит «обязаловка». Когда учеба кажется интересной, она важнее – и в конечном счете социально полезнее – любого труда. Но когда она воспринимается как нудная и бессмысленная обязанность, любой труд лучше такой учебы: он, по крайней мере, кому-то нужен. И, кстати, за него платят деньги.
Кроме того, человек, вернувшийся в систему образования после знакомства с реальной системой реальных деятельностей, с действительными, а не выдуманными взаимоотношениями, с правами и обязанностями взрослого человека, обычно очень хорошо знает, что именно ему нужно от учебы. Его позиция по отношению к системе образования становится рефлективной.
Иными словами, в контур образования встраивается дополнительная рефлексивная цепь, что соответствует когнитивному тренду.

Тактика: второе высшее образование

Этот момент – привнесение рефлексии – тем более важен для высшего образования. Парадоксом этого образования (к сожалению, толком до сих пор не исследованным) является то обстоятельство, что лишь человек, уже имеющий высшее образование, может его осмысленно получить.
Современная школа знакомит учащегося с некоторой совокупностью мифов. Все школьное знание ущербно (лишь отдельные навыки могут оцениваться как некий конечный продукт). Все оно подлежит полному переосмыслению во время учебы в ВУЗе. Формула «забудьте школу, как кошмарный сон» вовсе не является шуткой.
Следует сразу сказать, что школа в таком положении дел неповинна. Мир слишком сложен, чтобы его можно было объяснить с листа. Школа может делать лишь то, что делает. А делает она, говоря метафорическим языком, лишь «рамку» последовательной, самосогласованной, динамической, соотносящейся с накопленным социосистемой знанием картины мира.
ВУЗ вставляет в эту рамку «холст». Он уже имеет возможность учить не всему и не сразу. Он может пользоваться навыками, привнесенными студентами из школы. И даже – крупицами знания, рассыпанного среди зазубренных в школе мифов.
По окончании ВУЗа хороший студент начинает различать миф и текущую Реальность и иногда обретает умение ориентироваться в такой Реальности. Но именно в этот важнейший момент, когда уже можно нарисовать на холсте картину, образование завершается.
Между тем именно закончив ВУЗ и начав работать, человек встает по отношению к этому ВУЗу в рефлективную позицию. Он вдруг начинает понимать, какой выученный им материал нужен, какой не нужен. А на какой – совершенно необходимый – когда-то не хватило времени, или терпения, или сил. Он видит всю картинку целиком и может решить, какие ее элементы особенно важны.
Возникает естественная схема второго (часто повторного) высшего образования. Следует подчеркнуть – не курсы повышения квалификации, но новое прохождение курса – вместе с более молодыми студентами. Иного курса, или того же, или курса, смешивающего несколько образовательных модулей.
Разумеется, такая система выглядит громоздкой. В принципе она может быть компактифицирована за счет вневузовского образования. Тогда второе высшее образование может быть начато раньше, нежели закончено первое, – например, новый первый курс совмещается с прежним четвертым, причем обратная связь и поддержание рамки деятельности возлагается на внешнюю по отношению к ВУЗу образовательную структуру.
Так или иначе, кадровая политика когнитивного мира подразумевает необходимость повторного высшего образования.

Тактика: импринтный метод

Проектируемая нами система содержит значительный разрыв между начальной и средней школой. Тем самым провоцируется значительный информационный зазор: средняя школа должна научиться работать с учениками, не имеющими необходимых для этой школы навыков.
Проблема эта актуальна и сейчас, не теряет она своего значения даже в рамках грефовской реформы образования.
Интересным – и довольно простым – путем ее решения является модель импринтирования навыков.
Эта модель подразумевает отказ от классической возрастной психологии с ее довольно четкой градацией стадий развития ребенка. Примем в качестве гипотезы, что каждый ребенок имеет свою собственную «карту развития», обусловленную его менталитетом, типом информационного метаболизма, особенностями приоритетных каналов восприятия и иными причинами, в том числе случайными.
Соотнесем эту карту с той среднестатистической схемой, которую предлагает классическая возрастная психология. Выявим опережающие импринты и отставшие импринты.
Наложим на «индивидуальную карту развития» импринтные требования текущего курса образования. Если тот или иной предмет подразумевает наличие у ребенка навыков, которые на самом деле не импринтированы, изучение данного предмета абсолютно бесполезно и представляет собой бессмысленную трату времени. Необходимо вернуться в прошлое и импринтировать недостающие навыки. Как правило, сделать это достаточно легко.
Возможно, послереволюционный всплеск культуры (1920-е годы) был порожден именно вынужденным возвратом к «образованию взрослых» и реимпринтированием забытых или не усвоенных в детстве навыков.

Рамка геокультуры: дистантное обучение и закон о всеобщем высшем образовании

Итак, стратегия за образование должна строиться на следующих принципах:
• «Образование взрослых».
• Отделение начальной школы от средней.
• Деятельный подход к образованию.
• Повторное (или второе) высшее образование.
• Система реимпринтирования навыков.
Стремление сделать эту систему достаточно дешевой приводит нас к весьма необычной схеме глобального дистантного обучения.
В наше время системы обучения через интернет достаточно распространены, хотя эффективность их оставляет желать лучшего. Собственно, они просто неэффективны. Большинство таких систем дорого стоят (если они сертифицированы), включают очные установочные сессии и очные экзамены и выпускают специалистов умеренной квалификации.
Альтернативой является игровой подход. Взаимоотношения учителя и ученика могут быть рассмотрены в терминах стратегической игры с ненулевой суммой. Такая игра подразумевает взаимную рефлексию (интроекцию), менеджмент ресурсов, проектное управление в рамке выстроенной цели. Но подобные задачи приходится решать в ряде компьютерных игр, причем современные компьютеры играют в «стратегии» на достаточно приличном уровне.
Речь идет, по сути, о создании военной игры, в которой единицами планирования являются знаниевые модули – обобщенные тексты, содержащие ту или иную информацию. Игра эта продолжается до тех пор, пока программа не капитулирует. Факт выдачи соответствующего диплома регистрируется через интернет .
Такой виртуальный университет может предложить очень дешевое (порядка 100 долларов в год) повторное, или альтернативное, или даже основное высшее образование. Это дает возможность поставить в качестве одной из стратегических целей реформы образовательной системы в Российской Федерации концепцию всеобщего высшего образования.

Рамка геокультуры: школа и ВУЗ вблизи фазового перевода

В ходе ОДИ (организационно-деятельностной игры) 18-27 января 2003 года В. Н. Княгининым была предложена следующая динамическая модель типологии мышления и социальной организации.
Если понимать современность, как момент формирования третьего типа мышления и соответствующих ему общественных организованностей, можно составить подробную «карту разрывов» в социальной ткани. Понятно, что все эти разрывы можно рассматривать как следствия основного.
Прежде всего, укажем на потерю целостности сознания и нарастающую угрозу истончения идентичности. Образ-pattern может быть только маской, за которой отнюдь не стоит какая-либо подлинность. Как следствие, исчезают ценностные ориентиры, утрачивается общий язык, пропадает содержание и рассыпается коммуникация.
Мышление становится фрагментарным (что подразумевает невозможность сконцентрироваться на конкретном предмете) вневременным, внепространственным, внемасштабным. Утрачивается всякая способность к перспективному планированию, а в пределе – и к деятельности вообще.
Данная схема неочевидна: остается, в частности, вопрос, следует ли рассматривать третий тип мышления как самостоятельный, характерный для новой фазы развития общества, либо же как «болезнь» централизованного мышления второго типа? Не подлежит, однако, сомнению, что важнейшие изменения, происшедшие в когнитивной сфере за последнее десятилетие, таблица В. Княгинина схватывает верно.
Это подразумевает необходимость как-то соотнести с ней предложенную выше группу образовательных стратегий.
Прежде всего, на смену традиционно-индустриальному подходу, предполагающему единое целостное образование, соотнесенное с культурой, приходит система субобразований, соотнесенных с локальными субкультурами.
Далее, привычное нам образование подчеркнуто сюжетно: оно «упаковывает» даже два сюжета – внутренний, создающийся самим учебным курсом, и внешний, включающий в себя процесс обучения с обязательным экзистенциальным испытанием в конце (экзаменом). Таблица В. Княгинина рекомендует переход к формату, а не сюжету, как содержанию образования.
Это, в частности, предполагает решение задачи форматирования учебной коммуникации: вместо монолога преподавателя (исходная схема) или двустороннего диалога учителя с учеником (современная модель развивающего обучения) возникает конференция, как организованная мыследеятельность, вовлекающая всех участников учебного процесса.
Интересной версией такой конференции может стать рефлективная игра, тем более что язык нового обучения подразумевает встроенную рефлексию.
Локальность превращает образование из проекта в сценарий, причем не только на уровне государства, но и на уровне конкретного челозека. В этом смысле стратегии образования в привычной нам форме исчезают и заменяются на метаисторический сценарий, своеобразную «стратегию без стратегии».
Сценарное образование по построению более субъектно, нежели «проектное». Это обусловливает необходимость выстраивать его в онтологических координатах «мотив – разум – воля». Но метаисторический характер процедуры сценирования заставляет внести дополнительную компоненту – вероятностную. Эта компонента по своей сути рефлексивна и называется везением. Тем самым возникает неочевидная задача современного образования как научения везению.

Рамка геоэкономики: компетенция против квалификации

Определим квалификацию как систему навыков, позволяющих совершать некоторую работу с некоторым качеством за фиксированное время. Ранее именно наличие присвоенной квалификации позволяло судить о получении образования.
Определим компетентность как единство (1) способности к действию, (2) правомочности к совершению этого действия и (3) нахождения в каноническом пространстве этого действия.
Современная школа вынуждена работать с компетенциями, а не с квалификациями (что, заметим, непосредственно вытекает из деятельностной рамки, заданной концепцией «образования взрослых»).
Всякое новаторство есть некомпетентность по определению . Но тогда внедрение инновации есть форма образования: и то и другое есть формальное превращение некомпетентности в компетентность.
Таким образом, деятельностная рамка позволяет замкнуть друг на друга образовательную и инновационную стратегии общества, что весьма перспективно, поскольку позволяет повысить общую связность современного стратегирования.
Кардинальные изменения парадигмы образования, подобные предлагаемым в этой статье, требуют создания нового антропного проекта, с которым должны будут соотнестись все существующие и проектирующиеся социальные институты. Может быть, наиболее интересным является вопрос о том, что может являться единицей подобного проекта. Культуры Запада ставят во главу угла человека, индивидуума, личность. Организованности Востока центрируют социум, систему, группу.
Как правило, социальная проектность ориентируется на один из этих двух полюсов, хотя между ними существует целый спектр возможностей. Соответственно единицей антропопроекта может стать семья, домен или иной локалитет. Но в таком случае именно локалитет и оказывается субъектом образовательной системы .
Предложенная схема интересна тем, что в ней совпадают понятия социального капитала, определяемого через запасенную обществом способность совершать обобщенную работу, и человеческого капитала, рассматриваемого как самовозрастающая стоимость. Мы приходим к выводу, что именно трансформация индустриальных характеристик, таких как способности, квалификация, уровень образования, в постиндустриальную категорию человеческого капитала есть главная задача современного образования.
А человеческий капитал отличается от общеизвестных политэкономических детерминантов способности человека совершать определенную работу и, следовательно, производить стоимости, тем, что может быть не только продан или отдан, но и инвестирован.

Когнитивная фаза развития. Социальные тепловые двигатели

В данной работе не будет дано последовательного определения когнитивной фазы развития (прежде всего потому, что для такого определения необходимо изложить теорию информационных объектов и выстроить вслед за последовательностью проекций фаз развития на материальный план последовательность инфо– и социофаз). Также мы не затронем вопрос о «крови» когнитивной экономики, характерных скоростях и энергиях фазы, структуре фазы.
Речь будет идти только об описании отдельных ярких проявлений когнитивизма, о некоторых существенных чертах новой фазы.
Понятно, что с практической точки зрения фазы различаются прежде всего типами господствующих со-организованностей, образующих социосистемы. С этой точки зрения когнитивная фаза – это время перехода от естественных форм человеческого общежития (нуклеарная семья, нация, административная пирамида, локальные гомовозрастные сети) к искусственно конструируемым организованностям. Весьма важным частным случаем таких организованностей являются социальные тепловые двигатели, которые в следующей фазе будут широко использоваться в науке, искусстве, управлении, производстве.
Состояние социосистемы можно представить в виде точки в некотором формальном пространстве параметров {R}. Социальным процессом называется изменение со временем хотя бы одного из параметров. Если параметрическая кривая замкнута, процесс является социальным циклом.
Любая социосистема характеризуется числом носителей разума N, площадью локализации в физическом пространстве V, социальным давлением Р, которое определяется через отношение обобщенной силы , действующей на границу самой социосистемы, ее областей или подсистем к длине этой границы. Интеграл обобщенной силы вдоль параметрической кривой называется обобщенной работой А. Для потенциальных взаимодействий работа за социальный цикл равна нулю, однако большинство социальных взаимодействий носят диссипативный (вихревой) характер, и для них характерно превращение упорядоченного движения социосистемы, как целого, в беспорядочное тепловое движение отдельных ее элементов. Будем называть социальной температурой Т меру беспорядочности социального движения.
Формально изменение социальной температуры вычисляется по отклонению возрастно-половой пирамиды данной социосистемы от «правильного» псевдогауссового распределения. На практике социальный нагрев измеряется по росту проявлений неспровоцированного насилия в социосистеме.
Рассмотрим два состояния социосистемы – переохлажденное, характеризующееся максимальной степенью когерентности поведения элементов, и перегретое, в котором когерентность полностью отсутствует. Большинство современных социосистем находится в нормальных условиях, что подразумевает упорядоченную деятельность в масштабах социальных доменов, но не общества в целом.
Для анализа социосистем, далеких от равновесия, удобно пользоваться таким параметром, как социальная энтропия S, как меры социальной энергии, связанной диссипативными процессами. Социальную энтропию увеличивает всякая затраченная, но не реализованная на достижение какой-либо конечной цели социальная работа. Механизмами повышения социальной энтропии являются заведомо недостижимые групповые или общественные цели, конфликты интересов, трансляционные ошибки, негативно окрашенные эмоции.
В замкнутых социосистемах энтропия не убывает. В открытых системах можно регулировать социальную энтропию за счет отвода социального тепла наружу (обычно передавая его внешнему или внутреннему врагу).
Социальные «машины» имеют ту же принципиальную схему, что и обычные тепловые двигатели, иными словами, они состоят из рабочего тела, нагревателя и холодильника. В качестве рабочего тела используется социосистема. Нагреватель сообщает ей некоторое количество теплоты, для чего могут использоваться механизмы «разогрева под давлением», конфликта идентичностей и плавления идентичностей. Холодильник включает в себя канал когерентной актуализации социальной активности и «свалку» избыточного тепла, в качестве которой может использоваться окружающая среда или же – переохлажденная социосистема.
Рассмотрим некоторые примеры социальных тепловых машин.

а) Турбодетандер

В этом простейшем двигателе разогрев рабочей среды происходит под внешним давлением, источником которого может выступать прямое насилие, страх, корысть, честолюбие, зависть.
Рабочим телом турбодетандера является замкнутая искусственная социосистема, причем к ее элементам – людям – обязательно предъявляется требование наличия профессиональной подготовки в запланированной области актуализации (воины, ученые, инженеры и т. п.).
Эта социосистема помещается в обедненную информационную среду и доводится до перегретого состояния, не поддерживающего никаких форм общественной организации. Уровень человеческого страдания задается настолько высоким, чтобы сама жизнь потеряла для «элементов рабочей среды» свою ценность. Затем в системе инсталлируется возможность целенаправленной общей деятельности, направленной вовне и имеющей целью некий значимый конечный результат.
Турбодетандерный эффект приводит к быстрому охлаждению социосистемы – вплоть до ее перехода в когерентное состояние.
Турбодетандер является распространенным социальным двигателем. В своих простейших формах он использовался уже в Древнем Китае:
У-цзы сказал:

«Предположите, что Вы спрятали на обширной равнине всего одного разбойника, но готового умереть. Тысяча человек станут ловить его, и все будут озираться во все стороны, как совы, оглядываться по сторонам, как волки. Ибо каждый из них будет бояться, что тот внезапно выскочит и убьет его. Поэтому достаточно одного человека, решившего расстаться с жизнью, чтобы нагнать страх на тысячу человек. А я сейчас таким решившимся на смерть разбойником сделаю всю массу в пятьдесят тысяч человек. Если я поведу их и ударю с ними на противника, ему будет поистине трудно устоять».

Турбодетандерный эффект был реализован в сталинских лагерях (прежде всего в шарашках). В начале эпохи Хрущева этот эффект удалось – скорее всего, непреднамеренно – вызвать в масштабах всего государства. Заметим, что турбодетандерный эффект широко используется для «промывки мозгов» в тоталитарных сектах.
Основными недостатками социального турбодетандера являются:
• принципиальная незамкнутость цикла (повторное использование рабочего тела в подобных схемах исключено, ввиду психической и физической деградации человеческого материала) ;
• критичность к профессиональной подготовке элементов социосистемы;
• сравнительно низкая удельная мощность.
Последнее обусловлено большим временем «нагрева», в течение которого никакой полезной деятельности не совершается.
Рабочий цикл турбодетандера может быть изображен следующим образом:

В точке (1) создается социосистема, для чего в замкнутый объем помещается свежий человеческий материал. На участке (1)–(2) система подвергается сильному внешнему давлению. На этой стадии над ней совершается работа и ей передается тепло (говоря термодинамическим языком, система находится в контакте с нагревателем).
В точке (2) в системе проявляется «стэнфордский эффект» и начинаются процессы саморазогрева (участок (2)– (3)), за счет которых социосистема переводится в перегретое состояние. Рост давления на этом этапе носит вспомогательный характер и связан обычно с мерами безопасности.
В точке (3) социосистема деградирует, ее элементы находятся в состоянии фрустрации и «готовы на все».
На участке (3)–(4) система, находясь в контакте с холодильником, передает ему тепло и совершает полезную работу. В точке (4) происходит самоорганизация когерентных социальных процессов и система переходит в переохлажденное состояние, также совершая при этом полезную работу. В точке (5) социосистема разрушается, использованный «человеческий материал» выбрасывается из нее. Цикл искусственно замыкается за счет объемлющей системы, поставляющей новые кадры.
Турбодетандер совершает полезную работу мощными, но короткими и редкими импульсами.

б) Закрытые города как «пароатмосферная машина»

Интересным примером социального турбодетандера являются так называемые закрытые города, активно создаваемые в СССР в период второй индустриализации. За счет качественного подбора кадров в таких городах создавалась искусственно обогащенная информационная среда. Замкнутость социосистемы достигалась административными методами (но не прямым принуждением): подписка о неразглашении ограничивала все возможные профессиональные контакты специалиста вне искусственной среды города. Иными словами, раз попав в закрытый город, специалист был обречен оставаться там – либо же менять профессию.
В закрытых городах роль «нагревателя» играет внешняя среда, по отношению к городу перегретая. В качестве холодильника используется, как и в турбодетандере, бесконечная когнитивная вселенная. Когерентные коммуникативные эффекты возникают в процессе совместного познания.
Поскольку в закрытых городах не создается избыточного «стэнфордского» разогрева, «рабочим давлением» социосистемы является давление объемлющего социума. Такая социальная тепловая машина может быть названа пароатмосферной – по аналогии с первыми двигателями Ползунова и Папена . Понятно, что ее коэффициент полезного действия мал, равно как и развиваемая удельная мощность. С другой стороны, закрытый город представляет собой макроскопическое социальное образование, превосходящее шарашку по размерам на два-три порядка. За счет столь значительного объема «рабочего тела» город способен производить большую полезную работу.
К недостаткам подобного социального двигателя следует отнести потребность в развитой инфраструктуре и склонность системы к самопроизвольному «разогреву». Создавая зоны концентрации интеллекта, государство берет на себя обязанность утилизировать в реальном времени создаваемые учеными смыслы. Если этого не происходит, город перестает производить полезную работу и превращается в очаг массового недовольства. Этот эффект аккумулируется по мере существования города, достигая максимума во втором-третьем поколениях.
Наши выводы относительно того, что глобальный германский проект носит когнитивный характер, обусловлен, в частности, тем, что ЕС представляет собой огромную тепловую машину пароатмосферного типа. Границы создаются Шенгенскими соглашениями, разогрев происходит за счет высокой зарегулированности жизни. Целенаправленная деятельность носит экономический характер и заключается в «захвате» геоэкономического потенциала в Восточной Европе, формировании геопланетарного потока и его «срыве» на границе с Атлантикой. Цикл незамкнут, что вынуждает ЕС к непрерывному расширению.

в) Организационно-деятельностная игра

Развитием идеи турбодетандера может служить схема организационно-деятельностных игр (ОДИ), предложенная Г. Щедровицким и работающая по замкнутому трехдневному циклу [Щедровицкий, 1986].
«Рабочим телом» ОДИ также является искусственно созданная замкнутая социосистема. Эта система погружается в обогащенную информационную среду с переменным коэффициентом обогащения. Такая среда создается экспертным сообществом, действия которого жестко модерируются Игромастерами.
В ОДИ не используются внешние источники давления. Разогрев «рабочего тела» происходит за счет эффекта «плавления» господствующей Идентичности.
Дрейф аксиологии вызывается сочетанием измененного состояния сознания, вызванного нехваткой времени на сон и отдых, а также прогрессирующим непониманием людьми происходящего с ними, с контролируемостью любых транзакций и постоянным перемешиванием социосистемы с разрушением спонтанно устанавливающихся связей.
На вторые сутки Игры начинается «разогрев», причем в отличие от схемы турбодетандера стимулируется не столько аутоагрессия внутри социосистемы, сколько агрессия, направленная на экспертов и модераторов. Тем не менее процессы внутри «рабочего тела» носят отчетливо «стэнфордский» характер (пусть схема ОДИ и не предусматривает отчетливого перегрева системы с последующей ее деградацией).
Плавление Идентичностей в искусственно обогащенной среде приводит к спонтанной генерации новых смыслов, вдоль которых модераторы создают канал актуализации. На третьи сутки игры «стэнфордский» разогрев сменяется когерентным охлаждением, температура резко падает, вследствие чего Идентичности игроков кристаллизуются вновь (обычно с небольшими отклонениями).
На закрытии Игры модераторы предъявляют играющим свою Идентичность в явной форме, что приводит к локальному конфликту, небольшому нагреву и замыканию цикла.
«Цикл Щедровицкого» выглядит примерно так же, как турбодетандерный цикл, однако рабочие значения температуры и давления в ОДИ много меньше.

Точка (1) соответствует началу ОДИ. На участке (1)– (2) происходит разрушение убеждений (первые сутки игры). Точка (2) отвечает моменту «личного кризиса» играющих. Участок (2)–(3) представляет собой «стэнфордский» разогрев (вторые сутки игры), точка (3) является рабочей точкой игры. Участок (3)–(4) отражает совершение социосистемой полезной работы с передачей накопленного тепла холодильнику (утро третьих суток игры). Точка (4) индицирует момент «сшивки» – перехода Игры в когерентное состояние с совершением основного объема полезной работы.
На участке (4)–(5) совершается обычное турбодетандерное охлаждение (день и вечер третьих суток игры).
Точка (5) соответствует энергетическому минимуму социосистемы. Участок (5)–(1) отображает возврат социосистемы к исходному состоянию.
ОДИ критичны к рабочему материалу, хотя и в значительно меньшей степени, нежели турбодетандер. Одна и та же социосистема (при тех же модераторах и аналогичном экспертном сообществе) может использоваться многократно; кроме того, в промежутках между играми креативность игроков остается довольно высокой, что может быть утилизировано пользователем .
Следует, однако, иметь в виду, что структурообразующей Идентичностью ОДИ и эквивалентных ей схем является Идентичность модераторов, которая со временем истончается. Может быть также исчерпан информационный потенциал экспертов, что приведет к уменьшению коэффициента обогащения рабочей среды ОДИ и падению КПД двигателя. Кроме того, к недостаткам ОДИ следует отнести высокую ресурсоемкость, значительный психический, а иногда и физический риск для участников всех категорий, длительность и дороговизну подготовки экспертов и Игромастеров.
Экономическая эффективность организационно-деятельностной игры как креативного генератора и обучающей системы, вероятно, достаточно высока. К сожалению, на протяжении всей тридцатилетней истории ОДИ эта эффективность не измерялась и не рефлексировалась .

г) Ролевые игры

Интересный подход к социальным «тепловым машинам» предложен движением ролевых игр (РИ). При всей внешней схожести с ОДИ здесь используется несколько иной цикл.
В ролевых играх замкнутая социосистема погружается в обогащенную эмоциональную среду, создаваемую игромастерами и проектировщиками Миров, в качестве которых обычно выступают писатели.
РИ допускают использование практически любого рабочего материала. У играющих разрушается только одна, но фундаментальная Идентичность – убеждение, согласно которому существует принципиальная разница между Реальностью и Воображаемыми мирами. Плавление этой идентичности, во-первых, резко понижает инновационное сопротивление личности и, во-вторых, ставит под сомнение всю ее аксиологию. Иногда это приводит к возникновению тензорных представлений о действительности (концепции Текущей Реальности, Тоннелей Реальности и пр.). Во всех остальных случаях позволяет формировать и затем расплавлять в ходе той или иной игры временные ролевые Идентичности.
Термодинамическую схему РИ удобно описывать в терминах Миров-Отражений. Тогда «нагревателем» является игровая Реальность, в которой изначально задана высокая социальная температура (как правило, РИ проводятся по таким неблагополучным Реальностям, как Средиземье, Аквитания в период альбигойских войн, Палестина в эпоху крестовых походов, Европа во Второй Мировой войне), в качестве холодильника используется текущая Реальность . Игромастера обеспечивают последовательный контакт рабочей среды с нагревателем – вход в игру – и с холодильником – выход из игры. Заметим, что если выхода не произошло, РИ не производит полезной работы. Заметим также, что в отличие от ОДИ техника РИ не предполагает императивного модерирования.
Возможны два способа утилизации социоглюонной энергии , высвобождающейся в ролевой игре. В простейшем случае работа производится на самой Игре – в ее когерентной фазе. Фактически это означает, что схема РИ редуцируется до турбодетандера – с той существенной разницей, что разрушению подвергаются не базовые личности, а временные игровые роли, вследствие чего термодинамический цикл замыкается, а рабочее тело использовано многократно.

В альтернативной модели вся Игра является затратной стадией, полезная работа в форме креативной генерации или эффективного обучения производится после игры – в ходе медленного восстановления игроками исходной Идентичности (сопричастности Текущей Реальности).
Цикл РИ может быть представлен следующим образом. (1) – начало игры. (1)–(2) – стадия создания Игровой Реальности, (2) – точка отождествления личности с ролью. (2)–(3) – разогрев рабочего тела за счет контакта с перегретой игровой реальностью, (3) – отождествление собственной субъективной реальности с игровой. (3)–(4) – «сборка игры», разрушение ее пространства, (4) – объективное завершение игры. (4)–(5) – формальный выход из игры, (5) – субъективное разотождествление с ролью. (5)–(1) – реальный выход из игры. Полезная работа совершается на стадии (3)–(4) или, что предпочтительнее, на стадии (5)–(1).

Основным недостатком социальных тепловых машин, построенных на цикле РИ, является крайняя нестабильность работы. В действительности, начиная игру, нельзя гарантировать заранее, что удастся создать Игровую Реальность и игроки начнут отождествлять себя с ролью. То есть цикл может зависнуть, не дойдя до точки (2): не прошло включение в Игру. Он может остановиться также в точке (5): не прошел выход из Игры. В обоих случаях получить полезную работу не удастся.
Кроме того, РИ, хотя они и дешевле ОДИ, достаточно ресурсоемки. Велика опасность физических и психологических рисков. Уже отмечалось, что в некоторых отношениях Игра схожа с турбодетандером, и различие состоит в том, что РИ приводит к разрушению не базовой личности, а роли (игро-личности). Понятно, что в определенных условиях связь роли с базовой личностью достаточно глубока, тогда игроку будет нанесена серьезная психическая травма.
РИ достаточно широко используется как обучающая система и как генератор креативной активности.

д) Психические тренинги «с погружением»

Психические тренинги с глубоким погружением («Город Чудес», «Фиолетовый Тренинг», «Лайф Спринг» и т. п.) используют обращенный «цикл Щедровицкого», реже обращенный «цикл РИ». В рамках нашей терминологии такие тренинги являются не «тепловыми машинами», совершающими некую полезную работу за счет утилизации социальной тепловой энергии или социоглюонной энергии, а «холодильными машинами», которые за счет произведенной работы «охлаждают» тренинговую группу, иногда приводя ее в когерентное состояние.
Рабочим телом тренинга являются его инструкторы и лица, ранее прошедшие этот тренинг в качестве участников (мастера). Воздействие на тренинговую группу осуществляется за счет глубоких преобразований Идентичности мастеров либо за счет наличия у мастеров тензорной Идентичности.
Как правило, происходит индуктивное расплавление Идентичностей у тренинговой группы, затем формируется новая, смещенная Идентичность, соответствующая более когерентному поведению. Тем самым тренинговая группа «охлаждается».

е) Организационно-деятельностная «двойка»

ОД(2) относятся к несколько иному виду социальных «тепловых машин». В этих системах происходит непосредственное преобразование социоглюонной энергии в полезную деятельность (без предварительной стадии «разогрева»). Нагревателем ОД(2) служит общество, холодильником – внешняя Вселенная .
«Двойка» представляет собой организационную систему с нечеткой логикой: функциональные обязанности ее компонентов формально не разграничены. Как правило, полезная работа, совершаемая «двойкой», носит информационный характер: управленческий или креативный. В отдельных случаях, однако, «двойки» используются и в сугубо деятельностной сфере.
Впервые бинарные механизмы управления возникли и были отрефлектированы в дореспубликанском Риме. Такие системы оказались весьма жизненными и были институализированы в римском обществе, которое смогло, таким образом, сочетать контроль над принятием ответственных решений с принципом единоначалия. После крушения царской власти принцип парности высших магистратов распространяется на все сферы управления. Наиболее известны примеры консульской власти (два консула избирались сенатом на календарный год) и командование легионом.
В XIX столетии Г. Мольтке-старшим и А. Шлиффеном была инсталлирована бинарная система управления войсками. Обладая функцией информировать и подготавливать решения для командира, начальник штаба формировал понятийное понятие для выработки решений. Это обстоятельство, вкупе с отсутствием надлежащим образом зафиксированного (то есть прописанного в соответствующем Уставе) разделения полномочий, породило структуру управления с нечеткой логикой: начальник штаба получил формальное право отдавать приказы от имени командира в случае отсутствия или занятости последнего.
Принципиальной особенностью «двоек» является возможность постоянной рефлексии: ОД(2) позволяет в любой момент времени одному из членов пары занимать рефлексивную позицию по отношению к производимой деятельности. В этой связи правомочен подход к «двойке» как к компактифицированной ОДИ, некоему «кванту мыследействия».
С формальной точки зрения «двойка» работает по «циклу Щедровицкого», причем разрушению подвергаются не базовые и не ролевые, а виртуальные идентичности – методологические позиции. В некотором смысле деятельность «двойки» есть непрерывная упорядоченная смена таких позиций.
Поскольку ОД(2) не подразумевает опасного «перегрева» рабочего тела, этот компактный и безопасный социальный «тепловой двигатель» может работать не только в импульсном, но и в непрерывном режиме, что обеспечивает высокий КПД и дает возможность применять «двойки» в критических узлах контуров управления.
С другой стороны, само существование «двоек» сопряжено с определенными трудностями.
Во-первых, качество взаимодействия в «двойке» зависит от степени взаимного доверия. То есть уже на стадии проектирования ОД(2) следует учитывать не только индивидуальные деловые качества партнеров и особенности их информационного взаимодействия, но и психологическое соответствие, и с этой точки зрения критичность «двойки» к поставляемому человеческому материалу много выше, нежели в РИ, ОДИ или схемах турбодетандера.
Во-вторых, не следует пренебрегать потерями на взаимодействие внутри пары (внутренний паразитный «нагрев», угрожающий разрушением «бинарного эффекта»).
В-третьих, как мы уже говорили, «двойка» обладает инертностью в поведении, притом – гораздо большей, нежели у отдельного человека. Данная особенность часто приводит к потере гибкости или к информационному замыканию «двоек» («цикл Щедровицкого» зависает в одной из рабочих точек).
В заключение следует сказать об одном принципиальном свойстве «двойки», способным быть как ее достоинством, так и недостатком. Использование «двоек» вносит элемент случайности в организованную деятельность. Эффективность «двойки» во многом основывается на психологических особенностях составляющих ее людей и не может быть предсказана: «двойка» представляет неаналитическую информационную систему. ОД(2) может успешно решать задачи, вообще не имеющие решения, но может и показать нулевую эффективность, затратив все рабочее время на согласование внутреннего языка. Различные методики позволяют отсечь особо неблагоприятные случаи, но даже уже испытанная и показавшая прекрасные результаты «двойка» может дать системный сбой в той или иной конкретной ситуации.
Иными словами, «двойки» представляют собой «тепловой двигатель» с неопределенной эффективностью.

ж) Информационная фазированная решетка

Достоинства организационно-деятельностных «двоек» (компактность, безопасность в эксплуатации, сравнительная дешевизна в проектировании и изготовлении, формальное соответствие жестким этическим стандартам европейской цивилизации) привели к конструированию мощных социальных «тепловых двигателей», использующих принцип мультипликации бинарного эффекта.
Простейшим обобщением ОД(2) является рефлексивная «тройка» (ABC), которая может быть представлена как суперпозиция трех двоек (АВ, АС, ВС). Иными словами, каждый элемент «тройки» используется вдвое более интенсивно, нежели в ОД(2): при увеличении системы в полтора раза выходная мощность возрастает втрое.
В рефлексивной «тройке» – Р(3) – достоинства и недостатки ОД(2) усугубляются.
Производство Р(3) – весьма сложный процесс, относящийся скорее к искусству, нежели к науке: известен целый ряд трудновыполнимых необходимых условий, которым должны отвечать элементы «тройки», но эти условия не являются достаточными.
До сих пор не удалось создать более сложные рефлексивные схемы, нежели «тройка». Потери на организацию группового взаимодействия растут как факториал числа членов группы, в результате уже в «четверке» все тепло, выделяющееся при преобразованиях виртуальных Идентичностей, расходуется на паразитный разогрев.
Возможно, проблема потери когерентности может быть решена созданием высокоупорядоченной структуры взаимодействия в рефлективной группе – информационной фазированной решетки – ИФР(N).
Подобно ОДИ, информационные фазированные решетки эксплуатируют искусственные управляемые коммуникативные слои. В ОДИ модерирование коммуникации используется главным образом для фиксирования позиций и инсталляции рефлексивных механизмов. В ИФР(N) рабочими подсистемами являются «двойки», то есть рефлексия задана в этой схеме «аппаратно» и не требует удержания позиции. Соответственно модерирование коммуникативных слоев используется для охлаждения «рабочего вещества» до сверхпроводящего состояния.
Конструктивно ИФР(N) может быть использована только для креативной деятельности и решения некоторых стратегических задач управления. В этом смысле говорят, что в ОДИ коммуникативный слой служит для управления мыследеятельностью, а в фазированных решетках – для улавливания и распаковки рассеянной информации.
ИФР(N) используют геометрический характер взаимодействия в «двойках», где места партнеров и их взаимное расположение обычно строго фиксировано, при сдвиге (физическом) одного из партнеров «бинарный эффект» ослабляется.
Таким образом, ИФР(N) – это еще одна, более сложная, нежели «двойка», компактификация идеи ОДИ: управляемый коммуникативный слой, в котором и происходят информационные эффекты, создается системой парных взаимодействий, причем источники взаимодействия жестко закреплены в физическом пространстве. Внешние рамки решетки, с одной стороны, задаются проблемой, а с другой – геометрией пространства коммуникации. В идеале структура решетки должна быть задана архитектурой здания, и действительно элементы ИФР(N) можно наблюдать в храмах, мечетях, в некоторых эзотерических построениях (пентаграммы, магические круги и т. п.).
Антенную решетку можно построить экспериментальным способом: в ее узлах люди меняются внутренне и внешне (дыхание, пульс, размер зрачков и т. п.), что нетрудно зафиксировать обычным наблюдением.
Термодинамическая схема ИФР(N) включает в себя nx X (N-0/2 «двоек», работающих по «циклу Щедровицкого» (без «стэндфордского» перегрева), и дополнительный контур охлаждения, привязанный к физическому пространству.
«Тепловые двигатели» на базе фазированных решеток представляют собой очень сложные, капризные и уязвимые системы, работающие только в импульсном режиме. Об уровне требовательности к человеческому материалу говорит хотя бы то, что все элементы, входящие в решетку, должны иметь опыт функционирования в «двойках».

з) «Двухконтурные» двигатели

Проблема потери когерентности разрешается, если «зашить» тесно связанную рефлективную группу в рабочее тело ОДИ или РИ. При этом когерентность рефлексивной группы обеспечивается внешним давлением, процессы самоорганизации в рефлексивной группе способствуют дополнительному «разогреву» остальной рабочей среды.
Соответствующий социальный «тепловой двигатель» (ОДИ/РГ) состоит из двух контуров.
Внешний контур представляет собой обычную ОДИ, внутренний – тесно связанную рефлексивную группу. Оба контура взаимодействуют: рабочее тело передает давление модераторов рефлексивной группе, группа, осуществляя рефлексивное «охлаждение под давлением», передает избыточное тепло рабочему телу.
При правильном подборе параметров циклы обоих контуров синхронизированы. Система способна к совершению огромной полезной работы, причем как в импульсном режиме (в пространстве Игры), так и в непрерывном режиме (вне пространства Игры).
Следует, однако, иметь в виду, что двигатели, собранные по схеме ОДИ/РГ, опасны в эксплуатации. Связано это с практически неизбежной конфронтацией между двумя рефлексивными структурами, находящимися на одном уровне развития: модераторами и когерентной группой. Это взаимодействие с неизбежностью приведет к разрушению фундаментальных Идентичностей хотя бы одной из конфликтующих структур и выделению огромного количества энергии, утилизация которой не представляется возможной .
Возможно, более перспективной, нежели ОДИ/РГ, является иерархическая креативная группа (ИКГ). Такая группа состоит из рефлексивного ядра (Р(3) или массово-габаритный аналог ИФР) и слабо структурированной периферии. Ядро работает по обычному термодинамическому циклу. Периферия, находясь в информационном поле, созданном ядром, утилизирует неиспользованные ядром смыслы, обрывки мыследеятельности, элементы рефлективных цепочек. Такое использование «отходов» креативного цикла не только повышает КПД «двигателя»; но и приводит к плавлению Идентичностей элементов периферии.
В термодинамической схеме ИКГ четко выделяются два контура. Для когерентного ядра нагревателем является социальная среда, в качестве холодильника используется периферия. Для периферии ядро служит нагревателем, а роль холодильника играет объемлющая Вселенная.
Первоначально почти вся работа ИКГ создается ядром. Со временем периферия включается в процесс все более активно, и на каком-то этапе термодинамические циклы ядра и периферии синхронизируются – ИКГ выходит на рабочий режим. С увеличением отдаваемой мощности в системе нарастают центробежные процессы. В конце концов, меньшая часть рабочего тела периферии падает на ядро, большая – рассеивается в пространстве .

ПРИМЕРНЫЕ ПАРТИИ ©

Российский инновационный проект

Это – последняя «примерная партия», которая рассматривается в «Самоучителе…». По существу она не является учебной – речь идет о вполне реальной российской инновационной программе, ее элементы обсуждались на экспертном и правительственном уровне, и она, возможно, будет реализована.
Конструируя инновационный модуль российской экономики, необходимо учитывать следующие долговременные тенденции:
• Нарастание этноконфессиональной неоднородности страны и, как следствие, прогрессирующая утрата единого образовательного стандарта.
• Медленное, но неуклонное снижение образовательного уровня населения.
• Рост оттока из страны высококвалифицированного человеческого ресурса.
• Возрастание притока в страну малоквалифицированного персонала.
Понятно, что эти тенденции носят объективный характер и не зависят от выбора того или иного сценария развития.
Современное историческое время обладает всеми чертами переходной эпохи, причем необходимо принимать во внимание несколько равновозможных, но взаимоисключающих версий развития:
Человечество (во всяком случае, некоторые страны и народы) может вступить в когнитивную фазу развития, что приведет к переформатированию многих, может быть даже всех, установившихся государственных и общественных институтов.
Мир может задержаться в индустриальной фазе, причем эта версия существует в двух вариантах: открытом геоэкономическом и закрытом геополитическом.
Наконец, цивилизация может вступить в полосу затяжного фазового кризиса, завершающегося постиндустриальной катастрофой и форматирования неофеодального мира.
Необходимо отдавать себе отчет в том, что вблизи фазового барьера позитивной стратегии может и не существовать. Если вероятность преодоления современной цивилизацией постиндустриального барьера упала ниже некой критической величины, то все мыслимые стратегии будут вести к катастрофической деструкции мира и форматированию неофеодальной структуры. В этом случае проект создания инновационного модуля российской экономики (как и многие другие мировые проекты) либо никогда не будет реализован, либо же его реализация приведет к «горячей войне», как одной из форм постиндустриальной катастрофы.
Таким образом, государственная стратегия должна быть оформлена в двух взаимодополняющих вариантах: как управляемая деструкция (неофеодальный проект) и как управляемое развитие (когнитивный проект).
Развитие процессов глобализации, злоупотребление международным правом со стороны США и некоторых других стран, изменение статуса границ, возрастание антропотока при одновременном ослаблении способности индустриальных структур к социокультурной переработке мигрантов, сокращение титульного населения в абсолютных и относительных цифрах, – все это поставило под сомнение суверенитет национального государства над собственной территорией. Поскольку указанные процессы сопровождались прогрессирующим снижением статуса ООН и других международных организаций, можно говорить о надвигающемся кризисе управления территориями. Транснациональные корпорации не предотвратят этот кризис, поскольку не могут и не стремятся взять на себя государственные функции.
Соединенные Штаты, возможно, и хотели бы сосредоточить в своих руках управление миром, но при существующих каналах связи такое развитие событий едва ли возможно.
Таким образом, мы должны прогнозировать полное или частичное восстановление роли, функций и возможностей современного национального государства. Само по себе это делает более вероятной геополитически замкнутую картину мира.
Разумно предположить, что такое государство (во всяком случае, применительно к России) обретет двойное полагание, осуществляя суверенитет над метрополией и взаимодействуя в культурном, экономическом, политическом, юридическом, финансовом пространстве с диаспорой.
Жизнесодержащей функцией современного российского государства должно стать управление развитием через установление и поддержание системы проектных и институциональных балансов. Речь идет, в частности, о балансировке инновационного и индустриального модулей российской экономики.
На сегодняшний день нельзя с полной определенностью сказать, ограничится ли эта балансировка сугубо экономическими методами или потребует – при определенном стечении обстоятельств – внеэкономического принуждения.
Задачи, встающие перед российской государственностью, подразумевают существенное изменение системы администрирования (уже сейчас, вероятно, одной из лучших в мире), причем речь идет скорее о содержательных инновациях, нежели о существенных структурных перестройках. Представляется, что управленческие инновации, пригодные для государства, бизнеса, общественных организаций, станут первым продуктом российской инноватики.
Современный российский бизнес недостаточно заинтересован в создании инновационного сектора экономики, а российское государство не имеет сегодня необходимых рычагов воздействия на производственную сферу. В связи с этим предлагаемая концепция федеральной инновационной системы построена как управление балансами.
Считается, что в экономической области современное российское государство напоминает королеву Великобритании: оно царствует, но не правит. Вероятно, в действительности государство пока еще сохраняет за собой некоторые позиции, но существенного значения это не имеет.
Для инсталляции инновационной деятельности и управления ею возможностей английской королевы совершенно достаточно. Напомним, что к неотъемлемым прерогативам верховной власти относятся следующие права:
• Право быть информированным (1).
• Право предостерегать (2).
• Право рекомендовать (3).
• Право награждать (4).
Кроме того, в распоряжении государства остаются политические рычаги влияния (5), ограниченная способность воздействовать на курс национальной валюты (6) и некоторые возможности в налоговой области (7). Функции государства в юридической области (а именно право придания легитимности (8) и право гарантии (9)) необходимо упомянуть отдельной строкой.
Данный объем прав, по-видимому, минимален: в геополитически замкнутом мире прерогативы государства значительно возрастут (вследствие увеличения транспортного сопротивления границ), но и в предельно открытой геоэкономической версии развития какое-то управление территориями необходимо.
Таким образом, при любом уровне либерализации экономики государство сохраняет за собой возможность если не прямого, то контекстного управления экономикой. Речь идет о следующих управленческих действиях:
• Управление через проектную деятельность.
• Управление через рекомендацию .
• Управление через влияние .
• Управление через информационное регулирование.
• Управление через воздействие на юридическое пространство.
• Управление через прямое воздействие на финансовое пространство.
Предполагается, что последний управленческий рычаг останется в резерве на случай критической ситуации.
Схема балансного управления опирается в основном на проектирование и легитимизацию как на управленческие действия.
В рамках создания российской инновационной экономики важнейшими задачами государственного и корпоративного административного аппарата являются:
• Управление наукой, и прежде всего, балансом естественнонаучного и гуманитарного познания (тем самым – опосредованно, балансом естественных и гуманитарных инноваций).
• Управление познанием, то есть балансом объективного, субъективного и трансцендентного знания.
• Управление идентичностями – выстраивание обобщенных межсоциального, межконфессионального, межпарадигмального балансов.
• Управлением балансом инновационного и сырьевого модулей экономики.
• Установление соразмерности между инновационными и социокультурными процессами в обществе (управление общественной связностью).
• Управление балансом между геоэкономическим, геополитическим, геокультурным инновационными императивами (в простейшей форме между инновационной экспансией и инновационной автаркией).
На сегодняшний день основой российской экономики является сырьевой комплекс (нефть, газ, черная и цветная металлургия, лес). Именно сырьевые производства определяют положение дел в регионах, управляют международными связями страны, обеспечивают основной объем местных и федеральных налогов.
При всей важности сырьевых отраслей для России необходимо понимать, что экономическая стратегия, построенная только на них, недостаточно устойчива.
До тех пор пока российский бюджет всецело определяется колебаниями цен на нефть, российская политика (а равным образом и российская экономика) будет управляться извне. Необходимо также принимать в расчет внутриполитические реалии: при наличии единственного экономического центра силы государство не способно в полной мере контролировать рычаги управления. Это приводит к нарушению нормальных отношений Власти и Бизнеса: не только государство утрачивает часть своих функций, но и Большой Бизнес обретает несвойственные, не имманентные ему задачи.
Эти проблемы могут быть решены построением в России «двухскатной» экономической модели. В такой модели сырьевому комплексу сопоставляется – и вместе с тем противопоставляется – столь же мощная, но альтернативная система производств.
Представляется, что Россия не сможет стать конкурентом Китаю в выпуске промышленной продукции. Развитие высокотехнологических производств несколько более реалистично, но международный рынок такой продукции поделен, и получить значительный сектор такого рынка достаточно трудно. В этих условиях естественно сделать ставку на инновационный комплекс, тем более что такое решение соответствует общемировому постиндустриальному тренду.
Решение этой задачи сопряжено с рядом трудностей, но, во всяком случае, не подразумевает необходимость догонять ушедших далеко вперед конкурентов. Ни одно государство пока не смогло создать у себя полноценной инновационной экономики. В этой ситуации шансы есть у всех, и положение России, которая имеет значительный научный и технологический потенциал вкупе с национальной традицией инновационного мышления, представляется значительным.
Основой российской экономики во второй четверти XX столетия должен стать динамический баланс инновационного и сырьевого производственных комплексов.
Только сырьевая Россия – это территориальная и демографическая деградация страны, сокращение России до нескольких нефте– и газодобывающих областей (через «сжимающуюся» карту), власть нескольких монополистических объединений, быстро приобретающих транснациональный характер и уходящих из России (тоже картинкой).
Инновационная Россия – это рискованное развитие, это участие страны в мировом конкурсе постиндустриальных проектов (наряду с проектами США, ЕС, Японии), это восстановление ее международного статуса, это управление мировыми балансами, это присутствие страны на мировом рынке Будущего.
Определим инновацию как форматированный укрупненный распакованный смысл, не актуализированный ранее и обладающий заданным юридическим статусом на определенной (не обязательно связной) территории в пределах определенного промежутка времени.
Здесь форматирование означает, что смысл представлен в форме, допускающей трансляцию, то есть передачу неопределенному числу лиц.
Распаковку следует понимать как установление семантического спектра всей системы понятий, ассоциированных с данным смыслом.
Использование фундаментального информационного понятия смысл подразумевает, что инновация имеет деятельностное содержание и обладает способностью устанавливать связи.
Юридический статус инновации устанавливается в определяемом законом порядке. Легитимизация, разумеется, не сводится к патентованию. И не только потому, что гуманитарные технологии не могут быть запатентованы, но и ввиду пассивности, недеятельности патента. Легитимизация описывает пространство, где данная инновация имеет право на реализацию.
Не все инновации могут обращаться на рынке. Часть инноваций допускает непосредственное или опосредованное субъектное применение (существует физическое или юридическое лицо или группа лиц, которым эта инновация нужна, и они готовы – в той или иной форме – за нее платить), такие инновации могут быть потреблены и оплачены. К ним относятся:
• Изобретения (кубик Рубика).
• Технологии (непрерывная выплавка стали).
• Ноу-хау (программное обеспечение).
• Бренды (рекламный дискурс).
Инновации альтернативного типа могут быть утилизированы, но не потреблены. Они не допускают субъектного применения и не могут быть оплачены в рыночном смысле этого слова:
• Гуманитарные технологии (майорат).
• Идеи (полет).
• Социальные практики (прямое прописывание религиозной трансценденции в обыденной жизни – шариат).
• Цивилизационные принципы (развитие).
Таким образом, инновации – это новые вещи, новые способы действия, новые образы мышления, новые языки коммуникации.
Заметим, что инновации первого типа связаны преимущественно с индустриальными формами деятельности (вещи и физические технологии), в то время как инновации второго типа постиндустриальны (идеи и гуманитарные технологии).
Инновационная система должна поддерживать функцию работы с инновациями всех типов , хотя, конечно, прежде всего речь идет об обращении инноваций рыночного типа.
Традиционно будем понимать инновационную деятельность как производство инноваций, инноватику как науку, описывающую морфологическое, онтологическое, функциональное содержание инновационной деятельности и ее конкретно-исторические формы, инновационную систему как социальную машину, реализующую процесс расширенного воспроизводства инноваций.
Будем понимать под инновационной системой совокупность инновационных институтов, действующих в связном юридическом пространстве, вместе с форматами, описывающими их деятельность. Целевой рамкой такой системы является создание и утилизация инноваций, функциональным содержанием – управление инновационной деятельностью.
Создание российской инноватики рассматривается как интеграционный мегапроект, позволяющий управлять балансами ряда российских проектов. Само это создание мыслится как проектирование и инсталляция инновационных институтов, то есть как преобразование в определенном (а именно когнитивном) направлении социокультурной среды.
Изучение материалов, посвященных национальным инновационным системам развитых государств, приводит к парадоксальному выводу: ни одна из этих систем не стимулирует творческую, креативную, инновационную активность. Речь идет, скорее, об учете уже созданных технологических новаций и вписывании их в существующую экономическую структуру.
Как правило, включение осуществляется путем присоединения к системе производства изолированного функционального блока – инновационной отрасли. В физическом пространстве эти блоки тоже изолированы (технополисы, Силиконовая долина и пр.). В результате инновационный модуль экономики носит все черты анклава или даже гетто.
Такая государственная система удовлетворительно решает проблему внедрения инноваций; по крайней мере допустимых. Она обеспечивает оплату некоторых форм инновационной активности и успешно поддерживает индустриально-когнитивный баланс. К ее недостаткам следует, в первую очередь, отнести прогрессирующую потерю связности между инновационным анклавом и остальной экономикой.
Это с неизбежностью приводит, во-первых, к периодическим кризисам традиционных отраслей экономики и, во-вторых, к нарастанию противоречий между экономико-географическими областями страны. В конечном итоге инновационная анклавизация вступает в противоречие с «транспортной теоремой». До поры до времени данная проблема маскируется транснациональным характером современной глобализированной экономики. Тем не менее, проектируя инновационную систему для России, где равновесие между центростремительными и центробежными тенденциями весьма непрочно, следует при любых обстоятельствах отказаться от создания инновационных анклавов, противопоставленных окружающим территориям.
Альтернативой является инновационная экономика, в каждой точке фазового пространства соприкасающаяся с индустриальной (применительно к России – с сырьевой). Простейшим решением, автоматически обеспечивающим индустриально-когнитивный баланс, являются индустриально-информационные кластеры как новые субъекты российской экономики.
Будем понимать под таким кластером дуальную систему, «сшивающую» онтологическое и информационное пространства. Речь идет о территориально-производственном комплексе, построившем самодостаточную информационную оболочку. Или, напротив, об инновационно-когнитивном комплексе, «привязавшем» себя к конкретному ландшафту и фиксированной производственной базе.
Индустриально-информационный кластер есть инноватика, закрепленная в пространственном развитии страны.
С формальной точки зрения дуальный кластер возникает как результат слияния информационного капитала с промышленным вместо объединения с финансовым капиталом, что характерно для западной версии «knowledge based society» («инноватика, прописанная на бирже»). В зависимости от геополитического контекста и геоэкономической конъюнктуры кластер образует ту или иную бизнес-конфигурацию: традиционную, инновационную или информационную. Это придает ему устойчивость по отношению к системному давлению со стороны индустриальной экономики: подвергнувшись воздействию, кластер не разрушается, но лишь переконфигурируется, как бы поворачиваясь в объемлющем пространстве. (Несколько упрощая, можно сказать, что давление рынка переводит кластер в информационную форму, информационное давление возвращает его в производственную плоскость).
Кластер, географически «привязанный» к апробированной производственной базе, является агентом инновационного пространственного развития. Понятно, что это развитие будет идти вдоль дорог, нефте– и газопроводов, постепенно создавая когнитивную карту России.
Общие принципы создания гетерогенных корпораций приведут к интеграции кластеров в региональные информационно-индустриальные агломерации, часто построенные поверх старых советских территориально-производственных комплексов.
Западные национальные инновационные системы (НИС) имеют дело практически только с естественнонаучными или чисто техническими инновациями. Ни гуманитарные, ни социальные инновации не являются предметом их деятельности. Между тем ни компьютерные технологии, ни производство программного обеспечения, ни биотехнологии не остановили падение эффективности капитала. Уже из этого следует заключить, что технические инновации (во всяком случае, сами по себе) не носят прорывного характера и не способствуют преодолению постиндустриального барьера.
Здесь необходимо заметить, что проблема технических и технологических инноваций была решена в общем виде созданием ТРИЗа (Г. Альтшуллер, СССР, 1960-е годы). На данный момент массовое производство таких инноваций тормозится только отсутствием их востребованности.
Возникают обоснованные сомнения в необходимости как-то стимулировать со стороны государства изобретательскую и рационализаторскую деятельность. С функциональной точки зрения такая деятельность достаточно технологизирована и при наличии хоть какого-то оплаченного спроса будет доведена до автоматизма. Проблема же внедрения инноваций носит скорее психологический, нежели организационно-функциональный характер.
В истории известны (и неоднократно описаны в литературе: Ньютон, Петр I, Лоуренс Аравийский) гениальные люди, для которых инновационная деятельность носила встроенный и едва ли осознанный характер. Столкнувшись с той или иной проблемой, они «на ходу» из подручных средств мастерили инновацию – техническую, информационную, гуманитарную, социальную, словом, какую нужно, – применяли ее к проблеме и, использовав, немедленно забывали о ней. Работать рядом с подобными людьми очень трудно, но именно они добиваются результатов, лежащих за пределами как гауссианы случайного распределения событий, так и экспоненты индустриального развития.
Альтернативой инновационной системы, эксплуатирующей массовую личную гениальность (что как минимум предполагает переформатирование образовательной системы с полной ее переориентацией на инновационный производственный модуль), является значительно более дешевая схема, предусматривающая широкое использование социальных тепловых двигателей. Подобно тому как энергетика является двигателем индустриальной экономики, социальная энергетика может служить локомотивом инновационных форм производства.
Основой креативного генератора является «социальная машина», оптимизированная по критерию производства информации (распаковки смыслов). Базовым процессом в «двигателе» является информационная генерация.
Подобных «двигателей», исправно создающих новые смыслы, в России очень много. Однако производимая ими информация слабо структурирована, плохо передается по существующим коммуникативным каналам, не отвечает современным требованиям к формату сообщения и поэтому бесцельно рассеивается в окружающей среде.
В креативном генераторе информация, созданная «двигателем», поступает на вход специальной рефлексивной группы, задачей которой является генерализация смыслов и представление их в адекватном формате. Рефлексивная группа рафинирует смысл, превращая его в инновацию.
Рефлексивная структура, представляющая собой инновационный усилитель, также может быть «собрана на социальных тепловых двигателях. Допустима двухтактная схема», в которой одна и та же «двойка» последовательно используется сначала как генератор информации и затем как рефлексивная (штабная) структура.
Таким образом, принципиальная схема креативного генератора, структурной основы российской инновационной системы, выглядит следующим образом:

Инновационная Россия: открытость или автаркия?

Принимая инновационный выбор России за политическую и экономическую необходимость, мы встаем лицом к лицу с важной исторической развилкой, которая может быть обозначена как «растяжка» НИС–РИМ.
Эти альтернативные схемы исходят из различных предположений о тенденциях развития глобальной экономики, и, следовательно, о месте и роли России в мировых процессах обращения инноваций.
Обе они тем не менее обеспечивают возможность управления балансом между сырьевой, индустриальной и инновационной составляющими российской экономики.
Современный подход к мировым проблемам, основанный на дискурсе геоэкономической открытости, подразумевает свободное обращение товаров, информации, финансовых и человеческих потоков и рассматривает Россию через призму приоритетов глобальной мировой экономики. В рамках этого подхода российская Национальная инновационная система (НИС) должна с самого начала создаваться как модуль Всемирной инновационной системы.
Геоэкономический подход предусматривает открытость и даже прозрачность российской инноватики (и экономики в целом), подтвержденную законодательно. Основной функциональной задачей НИС является придание российским инновационным продуктам той формы, которая максимально облегчит их интеграцию в мировые экономические процессы. Для этого институты НИС должны проектироваться как структурные подразделения региональных, например европейских инновационных учреждений.
Конструируя российскую НИС как один из инновационных модулей глобальной экономики, необходимо иметь в виду, что при таком подходе инновации, произведенные в России, будут использоваться в основном за ее пределами – прежде всего в США и странах ЕС. Неизбежно появление инновационной составляющей антропотока: изобретения будут уходить за рубеж вместе с их авторами .
Участие в мировом инновационном процессе тем не менее будет выгодно для России, которая, став источником инноваций и инновационного антропотока, займет уникальное место в системе геоэкономического разделения труда и, следовательно, начнет получать свою долю мировой ренты. Кроме того, страны Запада будут оплачивать выполнение российской НИС необходимых сервисных функций (форматирование, лицензирование инноваций, подгонка их под определенный стандарт). Наконец, сам по себе инновационный антропоток улучшит материальное положение части россиян, что следует считать положительным фактором, тем более что экономические и культурные связи инновационной (пятой) волны эмиграции с метрополией будут, по-видимому, достаточно прочными.
К недостаткам геоэкономически открытой Национальной инновационной системы следует отнести консервацию современного статуса России как страны с переходной экономикой. В известной мере НИС – это получение Россией ренты развития ценой отказа от суверенности. Применительно к российским элитам это означает вхождение в состав мировой управляющей корпорации, но на четко очерченных Западом подчиненных условиях.
Следует иметь в виду, что глобальная инновационная система заинтересована в развитии в России лишь некоторых типов инноваций (предметного и технологического инновационного «сырья») и лишь в определенных географических областях. В результате с неизбежностью возникнут структурные напряжения между инновационными округами – Центральным, Северо-Западным и Поволжским – и остальной Россией.
Альтернативный подход ставит во главу угла Российский инновационный мегапроект (РИМ), созданный по образцу наиболее успешных глобальных советских проектов .
Концепция РИМ предусматривает инновационную автаркию РФ: инновации создаются и потребляются внутри страны, обеспечивая прежде всего перевооружение российской армии и затем рост конкурентоспособности российской экономики.
При реализации Инновационного мегапроекта Россия закрывает границы для «критических инноваций» и соответствующих «критических специалистов». Каким бы образом это ни было оформлено с юридической точки зрения (а современное международное право позволяет обосновать подобные действия суверенного государства), закрытие границ приведет в среднесрочной перспективе к экономической и политической изоляции России и отнесении ее к «государствам-изгоям, где нарушается неотъемлемое право человека на свободу передвижения и выбор страны обитания». Иными словами, концепция РИМ приводит РФ к статусу Советского Союза, причем складывающиеся различия в большинстве своем не в пользу современной России.
Итак, выбор концепции РИМ позволяет при определенных условиях укрепить безопасность и конкурентоспособность государства ценой его международной изоляции. В этом случае российские правящие элиты не допускаются в мировую управляющую корпорацию, но могут создать действенную альтернативу такой корпорации, что в значительной мере подорвет ее влияние.
Соотношения между Национальной инновационной системой и Российским мегапроектом могут быть представлены в виде следующей таблицы:

продолжение таблицы

Обе стратегии инновационного развития России ситуационно уязвимы: при определенных условиях каждая из них может привести к национальной катастрофе. Проблема усугубляется тем обстоятельством, что выбор между геоэкономически открытым и геополитически замкнутым миром (предопределяющий позиционирование России на шкале НИС – РИМ) будет сделан за пределами РФ и без консультаций с ней. Другими словами, та или иная инновационная модель может быть навязана России особенностями протекания глобальных мировых процессов.

Федеральная инновационная система

Это обстоятельство побуждает к разработке принципиально новой концепции, рассматривающей Федеральную инновационную систему (ФИС) как институциональную конструкцию, разрешающую противоречие НИС – РИМ.
Формально ФИС представляет собой систему расширенного воспроизводства инноваций.
В политэкономической рамке ее можно рассматривать как механизм управления балансом между национальной и транснациональной составляющими российской инноватики (позиционирование России в координатах НИС – РИМ).
С функциональной точки зрения ФИС – это социальная «машинка» для производства инновационных мегапроектов .
Идеология ФИС основана на предположении о сравнительно высоком инновационном сопротивлении развитых стран Запада. Баланс НИС – РИМ может быть выстроен в том и только том случае, если Россия будет производить в единицу времени больше востребованных инноваций, нежели мировая экономика способна переварить. В этом случае с неизбежностью возникает два круга инновационного обращения.
Во внешнем круге произведенные в России инновации утилизируются вне страны; этот круг, следовательно, функционирует как Национальная инновационная система, то есть является одним из модулей Всемирной инновационной системы.
Однако значительная часть произведенных инноваций не попадает во внешний круг из-за высокого инновационного сопротивления глобализированной экономики. Эти инновации обращаются во внутреннем круге, питая собственные российские инновационные проекты: внутренний круг тем самым образует РИМ.
Понятно, что ФИС будет нормально функционировать, только если инновационное сопротивление России окажется ниже инновационного сопротивления остального мира. Это должно быть обеспечено группой гуманитарных инноваций (образовательных, психотехнических, коммуникативных), массовая инсталляция которых является необходимым звеном создания ФИС.
Позиционирование РФ на шкале НИС-РИМ определяется величиной выходного инновационного потока: чем выше разница между давлением этого потока и инновационной проводимостью (величина, обратная инновационному сопротивлению) глобализованной мировой экономики, тем больше ресурсов остается для российского инновационного мегапроектирования.
При подобном подходе Россия удерживает за собой не те или иные критические инновации, но критический поток инноваций. Формально Федеральная инновационная система полностью открыта. В действительности она частично закрыта, поскольку производство инноваций поддерживается в ней на уровне, не допускающем его полную утилизацию внешним потребителем.
ФИС, разумеется, открыта по антропотоку и порождает «инновационную» волну эмиграции. Это обстоятельство приводит к необходимости связать работу ФИС с российскими миграционными и образовательными институтами.
Одним из процессов, сопровождающих работу ФИС, оказывается информационное обогащение антропотока:

Источником традиционного антропотока в течение ближайших десятилетий будут оставаться бывшие советские территории, сток придется на развитые страны Европы и США. Следовательно, рабочим пространством ФИС оказывается не только Российская Федерация, но и создаваемая ныне фрактальная геополитическая общность Русского Mipa: в известном смысле, позиционирование РФ на оси НИС – РИМ достигается через управление балансом между российской метрополией и русской диаспорой.

Итак, функционирование ФИС как механизма позиционирования РФ в координатах НИС – РИМ подразумевает:
• Высокий уровень производства инноваций в России.
• Низкое инновационное сопротивление российского общества в целом и российской экономики в частности.
• Работоспособность российских механизмов социокультурной переработки.
В структурной «рамке» ФИС представляет собой административную систему, прямо управляющую процессом обращения инноваций и опосредовано влияющую на балансы НИС – РИМ и «Сырьевая Россия – Инновационная Россия».
Воздействие ФИС на инновационный модуль носит внерыночный, прежде всего финансовый характер. Государство в лице ФИС осуществляет:
• Прямое финансирование инновационной деятельности через ЦБ РФ, зависимые от него структуры или иные банковские учреждения, связанные с государственной инновационной политикой.
• Финансирование инновационной деятельности через коммерческие банки под государственную гарантию.
• Финансирование через венчурные фонды с частично государственным капиталом.
• Давление на негосударственные венчурные фонды (инновационное страхование).
• Легитимизацию инноваций и форм инновационной деятельности через судебные инстанции.
• Управление патентами (скупка, укрупнение, конфискация) и иными формами юридических прав на продукты инновационной деятельности.
В наиболее простой форме структура инновационного процесса может быть представлена следующим образом:

На стадии производства смысла базовым процессом является креативная творческая деятельность, происходящая обычно в деятельностно-коммуникативном слое. Традиционно такой деятельностью занимаются НИИ, КБ, в том числе отраслевые университеты. Не следует игнорировать деятельность изобретателей и иных творцов, функционирующих в составе локальных общественных организаций или даже в качестве одиночек-любителей.
Форматирование является базовой стадией всего процесса обращения инноваций. Распакованный смысл превращается в инновацию, он принимает форму, допускающую и предполагающую трансляцию неопределенному кругу лиц (в том числе экспертным и научным сообществам, общественности), – первый шаг форматирования. Затем данный смысл проходит процедуру легитимизации, и инновация обретает правовой статус, допускающий обращение на рынке авторских и патентных прав. Это – второй и важнейший шаг форматирования: формат есть придание инновации определенного юридического содержания.
На третьем шаге могут создаваться инновационные пакеты (генерализованные смыслы). Этим или иным способом правовой статус капитализируется. Четвертым шагом должна стать практическая апробация инновации. Пятым – включение ее в международную или внутрироссийскую систему стандартов.

Стадия утилизации подразумевает существование как рыночного, так и нерыночного сектора потребления инноваций. Инновации рыночного типа могут быть реализованы на внутреннем или внешнем рынке (через корпоративные структуры). Все типы инноваций могут быть утилизированы и в некоторых случаях оплачены государством.
Для инновационной деятельности стадия утилизации инновации и стадия оплаты за нее не являются функционально связанными. Общество (как целое) всегда оплачивает все инновации. Но оплата может быть сдвинута по времени на столетие и больше, и, кроме того, она, как правило, поступает не тем людям или юридическим лицам, которые создавали и форматировали данную инновацию.
Утилизация инновации и оплата за нее разобщены: платят «не тогда» и «не тем».
Эта ситуация носит принципиальный характер и должна учитываться при создании Федеральной инновационной системы.
Инновация может быть оплачена в денежной форме (плательщик: бизнес, то есть внутренний и международный рынок, возможно, через частные банки и венчурные фонды; плательщик: государство, то есть бюджет и внебюджетные фонды; плательщик: общественные организации, то есть внегосударственные фонды; фундаментальных исследований, меценаты). Инновация может быть капитализирована, привести к увеличению «цены» ее создателя/держателя прав. Формой оплаты инноваций могут быть общественные связи, те или иные формы Public Relation. В некоторых случаях оплату инновации осуществляет исторический процесс .
Неотложные мероприятия в институциональной области .
Необходимость включения российских инновационных механизмов в общий контур развития диктует важнейшее институциональное решение – создание Стратегической администрации, центра перспективного планирования, обладающего реальной властью. Стратегическая администрация устанавливает, в частности, приоритеты государственной политики в области создания, форматирования, утилизации и оплаты инноваций, выступая в качестве Центра инновационной политики.
Проблема согласования процессов обращения инноваций порождает целую группу менее амбициозных инновационных институтов, а именно:
• Инновационный Банк.
• Патентный Банк.
• Бюро стандартизации.
• Федеральную инновационную корпорацию.
Кратко осветим задачи создающихся инновационных институтов.
Стратегическая администрация должна быть создана как независимая управленческая структура (ветвь власти) и ориентирована на информационную поддержку лиц, принимающих решения.

Содержанием деятельности этой административной структуры является стратегический менеджмент мирного времени, подразумевающий, в частности, управление глобальными инновационными проектами. Поскольку такие проекты представляют собой системные шаги развития государства, военное и политическое государственное планирование должно осуществляться в рамках, намеченных Стратегической администрацией.
Стратегическая администрация осуществляет связь Федеральной инновационной системы с законодательной, исполнительной, судебной, финансовой и индустриальной властями России. Инновационному департаменту Стратегической администрации (Центру инновационной политики) должны быть непосредственно подчинены финансовая, информационная и корпоративная организационно-деятельностные группы, в роли которых выступают федеральные институты инновационной экономики.

Неотложные мероприятия в законодательной области

В законодательной области Россия нуждается прежде всего в объединении патентного права с авторским правом в единое свободно конвертируемое инновационное право. Возникновение такого права с неизбежностью повлечет за собой создание соответствующей судебной инстанции (инновационного суда) в рамках общей системы гражданского судопроизводства.
Важным шагом на пути к практическому запуску Федеральной инновационной системы является инсталляция в России трех юридических норм.
Первая из них весьма очевидна и представляет собой «Закон о статусе инновации», прописывающий инновацию как юридическое понятие и задающий рамки для создания инновационного права и построения Федеральной инновационной системы.
Вторая может быть охарактеризована как создание в стране «инновационного оффшора»: Россия берет на себя обязательство беспошлинной юридической регистрации инноваций всех типов при условии первичной реализации их на российском рынке. Одновременно продукты творческой деятельности освобождаются от тех или иных (или даже всех) форм налогообложения .
Наконец, третьей обязательной юридической нормой должен стать «Закон об использовании инновации». Речь идет о согласовании патентного права с практикой авторского права. По российскому законодательству покупка авторских прав Издателем подразумевает их обязательное использование, то есть выпуск соответствующего продукта и продажа его на свободном рынке. Если Покупатель в течение оговоренного срока не использовал свое право, то все права возвращаются владельцу, компенсации Издателю не выплачиваются и претензии не принимаются. При этом авторские права продаются на срок не более трех лет.
Принятие аналогичного закона в отношении любых типов инноваций способствовало бы прекращению практики «скупки патентов» с целью блокирования возможного использования их конкурентами.
Весьма важным и ответственным является следующий шаг, предполагающий некоторое изменение механизмов работы Государственной Думы. Речь идет о переходе законодательной ветви власти на проектный уровень управления (при неукоснительном соблюдении текущей российской Конституции).
И Стратегическая администрация, и Федеральная инновационная система (в той мере, в которой она представляет собой скрытую форму РИМа) оперируют в своей деятельности системными средне– и долгосрочными проектами, характерные длительности которых превышают срок полномочий текущего созыва Думы.
Понятно, что такие проекты в обязательном порядке должны проходить через Думу и не могут осуществляться без ее одобрения. Понятно также, что они не могут выполняться наполовину, иными словами, их реализация не должна зависеть от исхода текущих выборов.
Противоречие может быть разрешено, если Дума своим голосованием придает проекту юридический статус, действительный в течение заявленного срока осуществления проекта.
Такая практика выглядит необычной, но она опирается на ряд исторических прецедентов. Именно так принимались кораблестроительные программы в императорской Японии, кайзеровской Германии, да и в дореволюционной России. Похожая организационная система существовала (и поныне существует) в Соединенных Штатах Америки.
Проблема «переформатирования Думы» облегчается наличием общероссийского тренда повышения рефлексивности управления. В условиях, когда исполнительная власть в лице Кабинета Министров или президентская власть в лице Аппарата Президента РФ и аппаратов Полпредов переходит на ситуационно-сценарный уровень управления, законодательной власти – для того чтобы сохранить свое влияние на событийные и финансовые потоки – необходимо овладеть проектным мышлением и проектным действием .
Конституционно изменение форматов работы Думы может быть оформлено в виде «Закона о Российской проектности».

Когнитивные формы капитала

Наиболее общим является социофизическое (потенциальное) определение капитала: системный капитал есть способность системы к деятельности/развитию, которая может быть обменена на рынке (продана, куплена, растрачена) или инвестирована в иную систему.
Всякая социосистема производит капитал в процессе своего функционирования.
Капитализация есть изменение способности системы производить капитал. Может меняться как производительность системы, так и форма капитала, создаваемая системой.
В геопланетарной рамке естественно возникает следующая классификация форм капитала:

Традиционный торгово-обменный
структурный
земельный (основная форма)

Индустриальный торгово-промышленный
аграрно-промышленный
финансовый
промышленный (основная форма)

Когнитивный финансово-информационный
индустриально-информационный
человеческий
социальный
культурный
цивилизационный

Необходимо иметь в виду, что вблизи фазового барьера различные формы капитала смешиваются, что приводит к возникновению и недолгому господству спекулятивного капитала.
Мы относим к спекулятивному знаниевый (информационный) и символьный (имиджевый, брендовый) капитал.
Определим человеческий капитал как способность индивидуума к деятельности/развитию, которая может быть не только присвоена, куплена или растрачена, но и инвестирована. Определим социальный капитал как способность общества к целенаправленной деятельности/проектно-институциональному развитию, которая также может быть предметом инвестиции. Поскольку социосистемы обладают свойством эмержентности, социальный капитал всегда больше, нежели сумма человеческого капитала. Заметим, что превышение социального капитала над суммарным человеческим капиталом характеризует эффективность общества.
Построенная система определений позволяет предсказать существование неизвестных ранее форм капитализма. Наряду с торговым, финансовым, промышленным капитализмом могут также существовать социальный, культурный, цивилизационный капитализм.
Концепция социального капитализма основана на капитализации человеческого и социального потенциала. Предполагается, что через тот или иной инвестиционный механизм этот капитал может быть непосредственно, то есть без обязательного обращения к другим формам капитала, использован для извлечения прибыли (скорее всего, в форме ренты развития). Культурный капитализм подразумевает не туризм и не распродажу музейных реликвий, но конвертацию в капитал форматов, регулирующих жизнь социума. В действительности вся так называемая «штабная экономика» выстроена на ресурсах культурного капитализма. Возможно, экономические успехи ЕС также обусловлены капитализацией культурного формата.
Аналогично цивилизационный капитализм предусматривает превращение в самовозрастающую стоимость структурообразующих принципов цивилизации. На сегодняшний день капитализация цивилизационного потенциала происходит только в форме постиндустриальных мегапроектов.

США: страна со скрытой когнитивностью

Государственный бюджет ничем принципиально не отличается от семейного. Доходная часть его определяется тем, как вы работаете (для страны – это уровень производительности труда). Расходная состоит из необходимых затрат, желательных затрат и затрат на развлечения. Остаток, если он есть, идет в фонд накопления. Тратить больше, чем зарабатываешь, можно лишь взяв кредит, что чревато. (Для государства, правда, есть возможность «нарисовать» внутренний кредит, который можно и не отдавать – напечатать дополнительные деньги и взвинтить инфляцию. Последствия – за свой счет.) Ну, еще можно поторговать. Однако невосполнимые ресурсы рано или поздно кончаются, а торговый баланс при обмене продуктами труда в конечном счете опять-таки определяется производительностью этого труда. Короче, экономического вечного двигателя в природе не существует.
Принято считать, что государственная валюта обеспечивается всем достоянием нации, однако кто и когда видел и считал это достояние? Наверное, только в фильмах о Джеймсе Бонде всерьез утверждается, что в подвалах Форт Нокса действительно лежат золотые слитки…
Современные финансы – динамическая категория, устойчивая только при детальном равновесии производства и потребления. Как интуитивные построения, так и конкретный анализ наводит на мысль, что данное равновесие в экономике США давно и необратимо нарушено (см. карту 12.3).
Заметим прежде всего, что производительность труда в США сегодня заведомо уступает японской и, скажем так, не превосходит западноевропейскую. Так что уровень государственных доходов в США и, скажем, Великобритании должен быть сравним (хотя бы по порядку величины). Разберемся в расходах.

Карта 12.3. Версия США

Флот США отвечает мультидержавному стандарту: он превосходит флота всех остальных государств земного шара, вместе взятые. Только одних ядерных авианосцев в этом флоте девять штук. С полными авиагруппами, с системой базирования по всему миру, с высокооплачиваемыми наемными экипажами. Причем, что характерно, последняя серия из пяти экземпляров строилась уже после распада Союза, когда стало ясно, что реального боевого применения этим авианосцам не найдется. Строили «с жиру». По уровню затрат (с учетом технического и экономического прогресса) такой спрут что-то вроде дредноутной гонки начала столетия. Дредноутная гонка, однако, была обусловлена по крайней мере наличием реального противника. И она привела, сейчас это более или менее очевидно, к разорению и упадку Великобритании .
Кроме надводного флота американцы полностью переоснащают подводный. Одновременно авиация переходит на новые типы боевых самолетов, созданных по стеллс-технологии. Резко меняется техническое обеспечение сухопутных сил. Ведутся колоссальные антитеррористические операции по всему миру. В 2001–2003 гг. эти операции вылились в две большие войны. Все это требует денег и – с учетом очень высокого уровня жизни в США и обусловленной этим значительной доли заработной платы в общем объеме расходов – денег немалых.
Но военными расходами дело не ограничивается.
США немало тратят на космос. В США очень дорогое (и, если верить исследователям ЮНЕСКО, поразительно неэффективное) школьное образование. Кто-нибудь подсчитает доллары, валящиеся в эту финансовую «черную дыру»? Наконец, дешевый бензин в Америке. Это притом, что привозная нефть стоит столько же, сколько она стоит в Западной Европе, переработка в США – дороже (все тот же высокий уровень жизни), а сверх того, США часть нефти добывает у себя дома, и эта нефть стоит заметно больше привозной. Иными словами, сырая нефть в США дороже, переработка тоже, а вот очищенный бензин оказывается дешевле.
Заметим, что дешевый бензин Штатам необходим, поскольку вся их транспортная система основана на автомобильном транспорте. Но даже страны-экспортеры нефти разорялись, когда пытались поддерживать у себя цены на бензин много ниже мировых. Пример СССР достаточно показателен.
Может быть, американцы экономят деньги на сверхэффективности своей экономики? Любая страна тратит часть своего труда совершенно непроизводительно, поэтому КПД экономики всегда меньше единицы. (Например, реальный продукт изготавливает рабочий, вытачивающий детали. Но предприятие не может обойтись без более или менее раздутого штата администрации, которая деталей не делает, но необходима для регулирования процесса производства. В данном примере КПД завода определяется долей затрат на содержание администрации в общей стоимости продукта. Для страны неизбежные, но непроизводительные – то есть не удовлетворяющие никаких, даже самых извращенных человеческих потребностей – затраты, связаны с содержанием государственных органов и налоговой службы.)
Так вот, США имеют высокие прямые налоги, и ее фискальная система весьма развита. Что же до администрации, то с учетом дублирования всех управляющих органов на уровнях Штатов и Федерации она просто безобразно раздута.
Сверх того, в США очень и очень высокие и совершенно непроизводительные расходы на медицинское обслуживание и на поддержание безбедного существования «паразитических» сословий юристов и психоаналитиков .
(Понятно, что я не призываю вернуться в каменный век и вообще отказаться от психологического и медицинского обслуживания или от правового обеспечения общественной жизни. Речь идет о выходе за рамки здравого смысла, когда, обратившись к врачу по поводу элементарной ангины, получаешь назначение на рентген позвоночника или операцию аппендицита.)
В этом разделе навязчиво повторяются слова большие, огромные, значительные, «недостаточные и им подобные эпитеты, хотя говорят, что финансы любят конкретный счет, а не общие рассуждения.
С этим не приходится спорить, но у меня нет никаких оснований доверять официально публикуемым бюджетным цифрам больше, нежели представленному в российскую налоговую инспекцию балансу очередного мертворожденного общества с ограниченной ответственностью. Определить сколько-нибудь точно совокупный общественный доход весьма трудно. На этом основано само существование современной мировой финансовой системы, которая вся держится на необеспеченных ничем, кроме доброго имени того или иного государства, кредитах.
В общем, мы не можем подтвердить цифрами интуитивный вывод, согласно которому Штаты не могут сводить концы с концами в экономике. Зато мы можем подтвердить это фактами. Фактами реального существования девяти ядерных авианосцев, дешевого бензина и сотен тысяч никому не нужных юристов.

Притча о системе автоматического наведения

1935 г. Вы узнаете, что гитлеровская Германия разрабатывает ракеты «воздух-воздух» с автоматическим наведением на цель. Вы – грамотный инженер и представляете, как будет выглядеть этот электронный блок на шестернях, реле и вакуумных лампах, запитанных от кислотного аккумулятора. Вы отдаете себе отчет, что система эта громоздка, дорога и ненадежна, что от маневров носителя и толчка при включении двигателя будут вылетать из гнезд лампы, отрываться контакты, заклинивать шестерни. И со спокойной совестью вы докладываете начальству, что практического значения эта разработка не имеет.
Начинается война и оказывается, что ракеты с завидной точностью поражают цель. Наконец удается захватить неповрежденный экземпляр. Вы вскрываете блок управления и видите примерно то, что ожидали: битое стекло ламп, сломанные шестерни и путаницу оборванных проводов. Однако головка ракеты следит за вашими движениями и отслеживает их, отклоняя рули. Вы пытаетесь разобраться и наконец находите среди хлама маленькую черную коробочку сантиметр на сантиметр с двумя десятками выводов и около нее продолговатый цилиндрик с надписью «энерджайзер 1,5 вольта».
Для того чтобы быть гегемоном мира индустриальной экономики, достаточно иметь в своем распоряжении совсем небольшие производительные мощности экономики насыщающей. Внешний наблюдатель, рассматривающий ситуацию на индустриальном уровне, вообще ничего не заметит, кроме бьющего в глаза процветания. Битое стекло и жгуты проводов – и микросхема с батарейкой… по сути вся традиционная экономика оказывается призраком, фата-морганой, «муляжом для публики и иностранных разведок», и США может строить не несчастные девять, а все девятьсот ядерных авианосцев, только они никому не нужны (как впрочем, не нужны и девять, но по инерции мышления этого еще не заметили).
Но – откуда в Штатах насыщающая экономика?
Есть основания предполагать, что в условиях векового экзистенциального города, вызванного жизнью среди примитивных информационных структур, американский народ оказался обреченным на свободу и попал в условия теоремы Айзека Бромберга, персонажа романа А. и Б. Стругацких «Волны гасят ветер». В соответствии с этой теоремой социум неизбежно расслаивается на две подгруппы – большую и меньшую, причем меньшая группа необратимо опережает большую по уровню развития. Иными словами, в Соединенных Штатах Америки реальная власть принадлежит люденам, субъектам когнитивной фазы развития, использующим плоды высоких психологических технологий для обеспечения функционирования насыщающей экономики.
В шестидесятые годы США пережили тот психологический бум, который сейчас только начинается в России. Разумеется, тогда Россию/СССР это не интересовало: коммунистический эгрегор решал проблемы межличностной коммуникации автоматически и в целом лучше, чем первые американские психотерапевты и конфликтологи начала шестидесятых. Так первые пароходы безоговорочно проигрывали парусникам и признавались годными лишь в качестве буксировщиков в портах. Но возможности эгрегориальной регуляции оказались все-таки ограниченными…
Отдельные когнитивные личности появлялись с той или иной частотой всегда, но лишь в Америке конца пятидесятых (или начала шестидесятых) они осознали себя: АУМ либо какая-то иная группа сумела разрешить «проблему скачка».
Усвоение человеком новых умений происходит только скачкообразно. Имеет место переход между двумя психическими состояниями: «я никогда не пойму, как это делается, и не смогу этого делать» и «это настолько очевидно, что я не могу понять, что здесь можно объяснять». Если не говорить о первых годах жизни ребенка, скачки данного типа происходят:
– при овладении чтением,
– при овладении письмом,
– при всех стандартных расширениях множества чисел (дробные, отрицательные, рациональные числа, но не комплексные числа),
– при овладении понятием бесконечно малой величины и следствий из него (пределы),
– при овладении дифференцированием,
– при овладении интегрированием,
– при овладении комплексом специфических умений, образующих специальность,
– при овладении комплексом специфических умений, образующих явление информационного генерирования (иначе говоря, при переходе от изучения науки или искусства к осознанному профессиональному творчеству).
Заметим, что на любой из этих стадий по причинам, которые нам не вполне ясны, скачка может не произойти. Это означает, что некоторое умение не перешло в стадию неосознаваемого профессионального применения и не может произвольно использоваться личностью для решения возникающих перед ней проблем. При этом необходимый алгоритм вполне может быть известен. Иными словами, человек знает буквы. Он знает, как их писать. Он может складывать из них слова. Он может написать предложение. Но! Эта работа потребует от него напряжения всех умственных и большей части физических сил. В связи с тем что все ресурсы мозга расходуются на процедуру письма, неизбежны ошибки. Очевидно, что, несмотря на формальную грамотность (знание алгоритма есть), человек не может заниматься какой бы то ни было деятельностью, для которой одним из базовых или хотя бы значимых навыков является умение писать. Подобное состояние личности широко известно в современной педагогике и называется функциональной неграмотностью. Точно так же можно говорить о функциональном неумении интегрировать (весьма частая причина отчисления студентов с 1-го, 2-го курсов физико-математических специальностей).
Любопытно, что на более высоких ступенях скачок не происходит настолько часто, что это даже считается нормальным. Формула: «Отличный студент, но неудачно выбрал себе призвание. Ну, не физик он по мышлению – что тут поделать?» (не произошел скачок, позволяющий автоматически применять определенный – в данном случае физический – стиль мышления). Что же касается автоматического творчества, то эти понятия вообще считаются несоединимыми, а людей, для которых процесс создания новых сущностей в науке и культуре есть обыденная профессиональная работа, не требующая особого напряжения сил, называют гениями. Однако же ребенку, больному функциональной неграмотностью, сверстник, овладевший письмом настолько, что он даже в состоянии писать, не глядя в тетрадь, тоже покажется гением!
Тем самым мы приходим к выводу, что творчество на уровне простой гениальности в принципе доступно каждому.
Современное образование транслирует учащемуся знания (90% которых, как показали исследования, благополучно и почти немедленно забываются) и очень ограниченное количество навыков, скачкообразно переводящих личность на следующую ступень интеллектуального или физического развития. Следует четко осознать, что бесконечные школьные упражнения и домашние задания, изнуряющие спортивные тренировки – все это не более чем бесконечные «броски кубика» в надежде на выпадение счастливой цифры – в надежде на «щелчок». А «щелчок» может произойти с первой попытки. Может не произойти никогда. Соответственно принцип «повторение – мать ученья» (или, что ближе к истине: «если зайца долго бить, он научится курить») в сущности сводится к давно и справедливо заклейменному ТРИЗовцами «методу проб и ошибок». В общем, хочется вспомнить группенфюрера Мюллера: «Разведчик или ломается сразу, или не ломается никогда – за исключением довольно редких случаев, когда его удается расколоть, используя специальные методы». Те 3-5%, на которые удается повысить характеристики обучаемого за счет долгих тренировок, как правило, не стоят и десятой доли затраченных усилий.
По сути, скачкообразный характер перехода между ин– и аут-состояниями при «щелчке» наводит на мысль, что речь идет о структурном преобразовании психики. То есть «щелчок» требует разрушения структуры (образа мышления, картины мира) и создании другой, в которую новый навык включен «аппаратно», чтобы использоваться автоматически. Отсюда вытекает педагогическое значение процедур временной смерти (инициационные процедуры), помещения в обедненную/обогащенную/регулируемую информационную среду, приема лекарственных средств, снижающих входное сопротивление психики. Другой вопрос, что все эти приемы в лучшем случае относятся к низким технологиям, в худшем – лежат на дотехнологической стадии…
Если не отбросить гипотезу американских метагомов по разряду «бога из машины», придется признать, что она довольно легко объясняет все отмеченные противоречия.
Низкая эффективность образования? Люденам оно вообще не нужно. Огромные затраты на образование? Скорее всего, в реальности это – затраты на механизм отсева. И с точки зрения возможностей люденов – умеренные.
Сверхэффективная экономика? Да, насыщающая, базирующая на технологии скачка, и, наверное, не на ней одной.
Противоречие между слоем люденов и остальной Америкой обеспечивает развитие и самое существование этого социума. За это нация платит катастрофическим оглуплением основной части населения и неспособностью выжить в отсутствие контроля и помощи со стороны люденов. Зато «народ» является носителем идеи величия Америки, которое не им создана и не за его счет существует (строго говоря, люденам – а они и есть Америка, основная масса только мешает, но существование их необходимо для процветания самих люденов, а их деградация – для дальнейшей эволюции люденов). Вместе людены и народ образуют два полюса социального двигателя.
Если эта модель верна, то Соединенные Штаты Америки уже осуществили важнейшее звено когнитивного проекта, выстроив «общество со скрытой когнитивностью». Сейчас в этой стране идет речь об изменении масштаба преобразования, о переходе через определенный масштабный порог, за которым фазовое преобразование станет неустранимым и начнет лавинообразный рост.
Следует заметить, что платой за возникновение очень тонкого (сотни, едва ли первые тысячи людей) когнитивного слоя оказалось вытеснение остальной «белой Америки» в пространство еще более жестокого, нежели в колониальную эпоху экзистенциального голода. Поэтому американский глобальный когнитивный проект не столько работает сейчас со своей трансценденцией, сколько пытается ограничивать чужие трансценденции.

Японский когнитивный проект

Япония – единственная страна, в которой когнитивный проект отрефлектирован правящими элитами и представлен в виде государственного программного документа (см. карту 12.4.)
Японский проект базируется на высочайшем научном и техническом уровне страны, сохранении в стране элементов до– и внеиндустриальных организованностей, исторически сложившемся тензорном характере религиозной идентичности , восточных корпоративных структурах, функционирующих в режиме ОДИ-подобных тепловых двигателей.

Карта 12.4. Японская версия

Важнейшими элементами проекта является опережающее технологическое развитие, управление сном и сновидениями, использование в качестве проводника национальной трансценденции обобщенную культуру анимэ, распространенную в интернет и в кинематограф, «культуру смерти», как основу квантовой (шестиконтурной) психологии.
Корни японского когнитивного проекта лежат во Второй Мировой войне. В 1942 году в Токио состоялся закрытый просмотр американских фильмов «Унесенные ветром» и «Белоснежка» на правительственном уровне. Было сделано заключение о превосходстве американского кино над японским. Молодой кинематографист А. Куросава присутствовал на этой встрече. На развитие японского кино выделено необходимое финансирование. Уже в 1943 году выходит фильм Куросавы «Гений дзюдо», появляется фантастический комикс «Робот науки приходит в Нью-Йорк», во многом определивший дальнейшее развитие сюжетов манги и аниме.
В это же время создается две ортогональные государственные программы. Первая предусматривает спасение, по крайней мере части, военной элиты страны , а вторая – создание института камикадзе. Следует подчеркнуть, что камикадзе не относились к «народным массам, доведенным до потери инстинкта самосохранения» . Напротив, от воинов специальной атаки требовалась высокая рефлексия, умение действовать индивидуально и самостоятельно принимать решение о самоубийственной атаке или о возвращении на базу.
С военной точки зрения отряды камикадзе останутся примером поиска Японией любых, даже фантастических и нечеловеческих шансов на сопротивление многократно превосходящему врагу. С политической точки зрения – специальные атаки были лучшим способом подготовить страну к капитуляции: практически все способные организовать сопротивление такому решению со стороны правящей элиты погибли в последних атаках против американских авианосцев. Наконец, с когнитивной точки зрения это был масштабный социальный эксперимент, направленный на изучение и преодоление страха смерти. Насколько можно судить, такое преодоление является необходимым звеном любых форм когнитивной трансценденции. Такая многоуровневая стратегия характерна для японского стиля мышления.
Предполагалось, что после поражения будет установлен оккупационный режим с запретом всего «довоенного своего». В этих условиях начала формироваться японская анимационная культура. Проект финансировал, судя по всему, флот.
После войны начались еще большие чудеса. Молодые и не очень японцы бросали свою работу в городах и шли по деревням с деревянными ящиками с картинками. Что это было? Миссия? Тайная идеология? Но они тем не менее несли японцам глубинки то, чему могли радоваться в городах, несли в смысле ознакомить и просветить. В это же время начинается производство комиксов.
Сюжеты комиксов: фантастика о будущем, о том, как обустраивается послевоенная жизнь, например приключение мальчика-робота в будущем Японии .
А роботы-то были в то время разве только чапековские, азимовские появились позже, берроузовские зомби вряд ли послужили японцам аналогом.

До начала 1960-х, кстати, выходило довольно много вещей, основанных на японской традиционной литературе и средневековой истории. Потом – как отрезало на 30 лет.
1979-1980 годы – первый качественный скачок в графике, в ее усложнении.
К 1979 году японцы смогли сделать графику, превосходящую диснеевскую.
В 1980 году начался расцвет – появление анимэ во всех жанрах. Если быть совсем точным – все жанры были созданы в течение пяти лет. Быстрее, видимо, показывать не успевали – пропускные возможности телеканалов все же ограничены.
Появляется, в частности, жанр новой космической оперы: Super Dementional Fortress Macross, Mobile Suit Gandam, Spase Battleship Jamato. В первом сериале оружием против традиционных инопланетян оказывается музыка.
Музыка – один из важнейших реперов когнитивного мира, роль музыки в коммуникации с Богом, инопланетянами, с собой признается в когнитивном мире очень высокой. Музыка понимается как разновидность условного ритмического языка Вселенной. Страна, не создавшая новой музыки, то есть не распаковавшая новых посланий Неба, едва ли добьется успехов в проектировании когнитивной фазы развития.
Культура анимэ способствует повышению социальной связности и по каким-то еще не вполне ясным причинам позволяет поддерживать более высокий уровень образования вблизи постиндустриального барьера.
С 1945 по 1950 г. Япония восстанавливала разрушенную бомбардировками промышленность. База для этого была очень удачная, поражение в войне, посыпание головы пеплом, готовые кадры – ведь в Японии даже сельское хозяйство было до войны вполне индустриальным.
В настоящее время индустриальный вектор японского глобального когнитивного проекта выглядит следующим образом:
Мобильные сети 3-го поколения развернуты.
Япония опережает Запад в компьютерной технике, причем новые модели сразу входят в обращение: японцы по три года с одним «палмом» не ходят, старую технику сдают и тратят деньги на ее утилизацию. В стране господствует лозунг: новинка должна быть приобретена в первый же день продажи.
Уровень жизни высок, значительное количество людей образуют «гедонистическую элиту» Лири–Уилсона, способную к импринту высших контуров мышления. По данным последних социальных опросов, в Японии 85% считают себя средним классом, 10% – богатыми и 5% – бедными.
В японской деловой сфере снижено информационное сопротивление, оно вынесено за скобки работы. Активно применяются технологии оптимизации, например безскладовые магазинчики все, что нужно жителю данного района (так называемые удобные магазины), остатки считаются с точностью до единицы, создается список всех предпочтений покупателя. Логистика идеальная.
С 1942 года в японской истории отчетливо видна фигура Проектанта. В свое время задача сохранения идентичности и японской культуры была сформулирована вполне серьезно и аппарат, который вырос на ее решении, пригодился и для когнитивного проектирования. С 1944 года проект был четко осмыслен как постиндустриальный.
В современной массовой культуре Японии смысл имеет больше значение, чем знак (форма). «Аниматрица» перешагнула структуру киберпанка и декларирует инаковость и даже демонстрирует фигуру Проектанта. Это позволяет вспомнить такие культовые фильмы, как «Звонок». В японской культуре постоянно читаются намеки на то, что существуют и прорываются к нам миры то умерших, то будущего; такой «танец отражений» рано или поздно превратит психику отдельного человека в сложную многомирную структуру.

Заключение: основания российского когнитивного проекта

Четвертым глобальным проектом, оказывающим влияние на распределение геопланетарных потоков в Ойкумене, является российский (см. карту 12.5). На Западе это обстоятельство учитывается только очень опытными и очень пристрастными геополитиками, такими как 3. Бжезинский или С. Хантингтон. Для остальных Россия – это недавно потерпевшая тяжелое военно-политическое поражение страна, окруженная базами вероятного противника, внутренне разобщенная, практически лишившаяся индустрии (менее 0,9% мирового производства), слабо участвующая в мировой торговле (около 1% мирового оборота). Существует, однако, ряд обстоятельств, заставляющих всерьез рассматривать версию наличия у России глобального когнитивного проекта.
Во-первых, экономическая слабость страны отнюдь не является противопоказанием к проектной деятельности. Россия уже прошла через тот коллапс индустриальных отраслей экономики, который странам Запада еще только предстоит испытать в связи с приближением к постиндустриальному барьеру.
Во-вторых, Россия чрезвычайно удачно расположена географически: она не только контактирует с тремя мировыми цивилизациями, но и взаимодействует с глобальным проектным пространством. В таких условиях в России высока вероятность инсталляции когнитивной по своему содержанию тензорной идентичности. Будучи страной-посредником цивилизаций и проектов, Россия имеет не только возможность, но и необходимость оперировать с чужими смыслами и чужими трансценденциями. Наконец, при высоком уровне информационного взаимодействия с Западом, Японией, США возможно сугубо индуктивное постиндустриальное проектирование.

Карта 12.5. Русская версия

Во-вторых, Россия получила в наследство от СССР грамотное население, ориентированное на приобретение высшего образования. Скорость деградации образования в РФ ниже, чем на Западе, что может быть использовано в различных геополитических играх.
В-третьих, Россия – одна из немногих стран, сохранивших в современном мире полную культурную самостоятельность: собственные книги (включая научную литературу и фантастику), театр, кинематограф.
В-четвертых, в России сложилась та гедонистическая элита, которая, согласно Т. Лири и Р. Уилсону [Уилсон, 1998], способна к инсталляции высших контуров психики.
В-пятых, население страны не удовлетворено своим положением и перспективами, что может быть использовано в качестве энергетического ресурса когнитивного перехода . Дополнительным ресурсом является сравнительно высокое качество современного российского управленческого аппарата, как на государственном, так и на региональном уровне.
В-шестых, в СССР/России на базе диалектического и исторического материализма были созданы такие сильные и действенные инструменты гуманитарного познания, как ТРИЗ и РТВ Г. Альтшуллера [Альтшуллер, 1986], мыследеятельностная методология Г. Щедровицкого, модель информационного метаболизма А. Аугустиневичуте.
Вызов со стороны Реального Будущего был практически одновременно воспринят экспертными элитами ведущих мировых культур. Осознание проблемы привело в Японии к конструированию концепции «Конца истории», а в США – к логике «Войны цивилизаций». Россия отрефлектировала вызов созданием социомеханики и теории когнитивной фазы развития.
Необходимо, однако, иметь в виду, что в отличие от Японии Россия не оформила свою когнитивную проектную деятельность в виде обязывающего официального документа, в отличие от США – не создала в стране сферу бесспорного и беспрецедентного процветания, в отличие от Германии – не сумела эффективно реорганизовать окружающее геополитическое пространство.
Проектируемая сейчас транспортная система России – лучшая в мире, но пока она существует только на бумаге. Российский инновационный проект носит все черты когнитивного, но сейчас он лишь очень осторожно обсуждается на уровне экспертных сообществ. Потребуется время – и огромное везение – чтобы продвинуть эти и подобные им проекты на уровень властных структур. И понадобятся усилия всей страны, чтобы реализовать когнитивные проекты «в правовых нормах», «в земле», «в камне и металле».
Впрочем, с точки зрения классической стратегии задача, для решения которой нужны лишь время, силы и везение, не представляет серьезных трудностей.