Нартов Н. Геополитика: Учебник для вузов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел 1. Теоретические основы геополитики

Глава 4. Русская школа геополитики

История евразийского движения • Понятие “месторазвития” • Евразия как особый географический мир • Концепция культуры Евразии • Экономическое и политическое единство Евразии • Геополитическая концепция русской истории • Русские геополитические истоки

Русская школа геополитики имеет несколько течений. Наиболее мощное из них — евразийское. Его центральной задачей было отстаивание самобытных основ российской истории и культуры, разработка новых взглядов на русскую и мировую историю. Евразийцы рассматривали Россию как особый этнографический и культурный мир, занимающий срединное пространство Азии и Европы.

4.1. История евразийского движения*

* Параграф подготовлен доцентом Л. И. Чернышовои.

Евразийское движение возникло в среде русской послеоктябрьской эмиграции в начале 20-х годов. Период его становления и распространения евразийства охватывает 1921—1926 гг. Зародилось оно в Софии, но вскоре переместилось в Прагу и затем в Берлин. Основателями евразийства были лингвист и филолог Н.С. Трубецкой (1890—1938), географ и экономист П.Н. Савицкий (1895—1968), православный богослов, впоследствии священник Г.В. Флоровскнй (1893—1979) и искусствовед П.П. Сувчинскчй (1892-1985).

В 1921 г. в Софии вышел первый евразийский сборник “Исход к Востоку. Предчувствия и свершения”, а в 1922 г. — второй сборник “На путях. Утверждения евразийцев”. В них в сжатой форме излагались основные принципы нового движения. Евразийство сразу же привлекло к себе внимание нетрадиционным анализом традиционных проблем, дерзкими проектами

Преобразования существующего общественного строя России. В евразийском движении на разных его этапах принимали участие лучшие интеллектуальные силы русского зарубежья в лице философа Л.П.Карсавина (1882—1952), историка Г.В.Вернадского (1887—1973), правоведа Н.Н. Алексеева (1879—1964) и ряда других.

Расцвет движения связан с изданием “Евразийского временника”, а позже, в 1926г., — программного документа “Евразийство. Опыт систематического изложения”, большая часть которого написана П.Н. Савицким, бесспорным лидером и идеологом евразийства, основоположником русской геополитики как науки. На втором этапе (1926—1929 гг.) центр движения перемещается в Париж, где продолжают выходить “Евразийские хроники” и начинает издаваться газета “Евразия”. Издание газеты было организационным оформлением “левого” крыла движения. Пражский центр евразийства, главным теоретиком которого был Л.П. Карсавин, ориентировался на идейно-политическое сближение и сотрудничество с советской властью. Н.С. Трубецкой и П.Н. Савицкий назвали это самоликвидаторством. В тридцатые годы евразийство как движение перестало существовать. Идеи евразийства были возрождены в 60-х годах Л.Н. Гумилевым.

Наиболее ранние источники своих идей сами евразийцы относят к концу XV и началу XVI вв., периоду осознания русским народом его роли защитника Православия и наследника византийской культуры. Таким источником, указываемым евразийцами, являются “послания старца Филофея”. После падения Константинополя в 1453 г. Русь осталась единственной великой православной страной, хранительницей восточно-христианской традиции. Именно в этом качестве старец Елизарова монастыря Филофей называл Русь третьим Римом:

Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя согласно пророческим книгам, и это — российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит. А четвертому не бывать".

Мессианская идея высокого исторического предназначения России, сформулированная Филофеем в XVI в., получила развитие в русском историософском мышлении XIX в., прежде всего в русле славянофильства (А. Хомяков, И. Киреевский, С. Аксаков и др.), оказавшем непосредственное влияние на формирование геополитических взглядов евразийцев:

С точки зрения причастности к основным историософским концепциям, “евразийство”, конечно, лежит в общей со славянофилами сфере2.

Евразийцы разделяли основную мысль славянофилов о самобытности исторического пути России и ее культуры, неразрывно связанной с православием. Вслед за славянофилами они утверждали, что культура России по системе своих духовных ценностей радикально отличается от западно-европейской.

Однако отношение евразийства к славянофильству нельзя сводить к простой преемственности идей. Основания этих идей у евразийцев и славянофилов носили принципиально разный характер. Евразийцы считали, что в общей постановке проблемы, связывая культуру с религией, а русскую культуру — с судьбами православия, славянофилы были правы. Но, решая проблему России и русской культуры, они пошли по ложному пути “романтической генеалогии”, обращаясь к славянству как к тому началу, которое определяет культурное своеобразие России. В связи с этим П. Н. Савицкий отмечает, что нет оснований говорить о славянском мире, как о культурном целом, а русскую культуру отождествлять со славянской. Культура России не является ни чисто славянской, ни преимущественно славянской. Своеобразие русской культуры определяется сочетанием в ней европейских и азиатских элементов, что составляет ее сильную сторону. В этом плане культура России сопоставима с культурой Византии, которая, сочетая западные и восточные элементы, тоже обладала “евразийской” культурой. В отличие от славянофилов евразийцы утверждали примат духовного, культурного родства и общности исторической судьбы над этнической общностью.

Более близкими для евразийцев были идеи К. Н. Леонтъева, который сформулировал мысль о том, что славянство есть, а общеславянской культуры нет. К. Н. Леонтьев отошел от узкого этнокультурного национализма славянофилов и первым обратился к восточным корням русской культуры, отнеся ее к византийскому типу. Идеи К. Н. Леонтьева об органической связи Православной церкви с русской культурой и государственностью нашли развитие во многих программных документах евразийцев, особенно в трудах Л. П. Карсавина.

Наиболее существенное влияние на становление евразийской концепции оказали идеи Н. Я. Данилевского. Выделение евразийцами особого типа “евразийской” культуры базировалось на его теории культурно-исторических типов, разработанной в труде “Россия и Европа”. Если сравнить работу Н. С. Трубецкого “Европа и человечество”, давшую интеллектуальный толчок евразийскому движению, с трудом Н.Я. Данилевского, то идейное влияние последнего на концептуальные построения евразийцев становится очевидным.

Н.Я. Данилевский сформулировал теорию культурно-исторических типов как антитезу универсалистским концепциям истории, которые носили ярко выраженный европоцентристский характер. В основе европоцентризма лежала рационалистическая теория прогресса с ее трактовкой истории как одномерного линейного процесса. Европоцентризм выражался в отождествлении судеб человечества с судьбами западноевропейской цивилизации. Главное возражение Н.Я. Данилевского против евроцентризма заключалось в том, что этот подход не давал объяснения ни истории России, ни истории народов Востока, превращая их

в приложение к европейской истории. Вместо моноцентризма европейской цивилизации Н.Я. Данилевский предложил концепцию полицентризма типов культур, вместо линейности — многовариантность развития. И для Н.Я. Данилевского, и для евразийцев прогресс — это реализация разнообразных возможностей, заложенных в различных культурах. Расхождение во взглядах евразийцев и Н.Я. Данилевского проявлялось в том, что евразийцы относили Россию к особому типу евразийской культуры, а Н.Я. Данилевский — к славянскому культурно-историческому типу. Н.Я. Данилевский предвосхитил геополитический подход к анализу взаимоотношений России и Европы и одним из первых пришел к выводу, что политические интересы России и Европы не только не совпадают, но и противоположны по своей сути:

... сопредельность России с Европой — причина того, что интересы России не только иные, чем интересы Европы, но что они взаимно противоположны, что, следовательно, в политическом смысла Россия не только не Европа, но Анти-Европа.3

Он показал, что Россия неизбежно втягивалась в бессмысленные войны за чуждые ей политические интересы европейских государств, а ее собственные интересы, несмотря на военные успехи, постоянно ущемлялись. Отсюда, заключает ученый:

России ничего не остается, как... открыто, прямо и безоговорочно осознать себя русской политикой, а не европейской, и притом исключительно русской без всякой примеси, а не какого-нибудь двойственного русско-европейского или европо-русского, ибо противоположности не совместимы.4

Евразийцы под этот тезис Н.Я. Данилевского подвели геополитические обоснования.

4.2. Понятие “месторазвития”

В основе геополитического тезиса евразийцев, сформулированного П.Н. Савицким, согласно которому “Россия есть ни Азия, ни Европа, но представляет собой особый географический мир”5, лежит понятие “месторазвития”. Это понятие, введенное первоначально в рамках естествознания для обозначения взаимосвязи живых организмов и среды их обитания, П.Н. Савицкий применил к анализу взаимосвязи и целостности социально-исторической и географической среды. Это географический индивидуум, или ландшафт, аналогичный термину “Raum” в немецкой геополитике.

Понятие географического пространства, считает П.Н. Савицкий, в отличие от геометрического является не только количественным, но и качественным. Социально-историческое развитие народов протекает не в каком-то обезличенном пространстве, а в неповторимой географической среде. По своему геологическому устройству, климату, качеству почвы и растительности географическая среда может быть различных типов. Народы в своей социально-исторической жизни приспосабливаются к определенной географической среде и в свою очередь приспосабливают ее к себе. Географическая среда определяет формы хозяйственной жизни народов.

“Месторазвития” — это многочленный ряд, в котором меньшие месторазвития включаются в большие. В пределе месторазвитием человеческого рода выступает вся планета. П.Н. Савицкий видит преемственную связь между понятием “месторазвития” и понятием “культурно-исторического типа” Н.Я. Данилевского и полагает, что концепция месторазвития закономерно ведет к признанию множественности форм человеческой истории и жизни народов. По его мнению, с географической точки зрения разделение Старого Света на Европу и Азию научно несостоятельно, поскольку объединяются в единое целое различные типы месторазвития, а единый тип месторазвития разделяется по разным частям света.

По географическим критериям естественным является деление на Европу, Азию и Евразию, представляющих собой различные типы месторазвития. Евразия есть такое месторазвитие, которое является интегральной формой существования многих более мелких месторазвитий. Понятие Евразии как месторазвития по содержанию совпадает с понятием Grossraum, введенным немецким геополитиком К. Шмиттом (1888—1985).

4.3. Евразия как особый географический мир

Евразия в своих границах приблизительно совпадает с Россией. Необходимость различать в пределах территории Старого Света не два, как делалось традиционно, а три материка, не была открытием евразийцев. Это утверждение высказывалось и раньше, в частности, профессором В. И. Паманским в 1892 г. Евразийцы же дали ему название “Евразия”.

В понимании евразийцев пространство Европы исчерпывается “Западной Европой”, географические условия которой являются океаническими, а “Восточная Европа”, будучи континентальной, есть часть Евразии, а не Европы. Нельзя отождествлять Евразию с Азией. Территорию Евразии составляют Восточно-Европейская, Западно-Сибирская и Туркестанская равнины и окаймляющие их с востока, юго-востока и юга горы:

Средний мир Старого Света можно определить таким образом как область степной и пустынной полосы, простирающейся непрерывной полосой от Карпат до Хингана, взятой вместе с горным ее обрамлением (на юге) и районами, лежащими к северу от нее (лесная и тундровая зоны). Этот мир евразийцы и называют Евразией в точном смысле этого слова6.

Для евразийцев Европа, Азия и Евразия являлись прежде всего географическими понятиями, обозначающими “географические миры”, пространства, поддающиеся географической характеристике по определенным признакам. Евразия составляет особый мир, географически отличный как от стран, лежащих к западу, так и от стран, лежащих к востоку и юго-востоку от него. Евразия состоит из тундровой, лесной, степной и пустынной полос, непрерывно тянущихся с запада на восток, пересекаемых системами больших рек и с преимущественно широтным простиранием горных хребтов. Она характеризуется отсутствием выхода к открытому океану и отсутствием типичной для Западной Европы, Восточной и Южной Азии изрезанной береговой полосы. Климат Евразии не морской, а континентальный, с резкими температурными колебаниями между зимой и летом. Таким образом, она представляет собой географическое единство, обособленное от Европы и Азии, целостное “месторазвитие”, “географический индивидуум”, где Россия-Евразия выступает как центр Старого Света. Вводя в научный оборот термин

“Россия-Евразия”, П. Н. Савицкий подчеркивал континентальность России и ее отличие от океанических цивилизации.

Россия-Евразия, расположенная на срединной континентальной части Старого Света, “имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться “срединным” государством”7. “Срединность” России отличается от “срединности” Германии, выделяемой в западно-европейской геополитике. “Срединность” Германии ограничивается Европой, которая представляет собой лишь “западный мыс” Старого Света. Россия же является центром всего Старого Света:

Устраните этот центр, и все остальные его части, вся эта система материковых окраин... превращается как бы в рассыпанную храмину8.

По отношению к России-Евразии все остальные земли и государства континента являются прибрежными. Центральным положением России обусловлены особенности ее культуры, политики и экономики.

4.4. Концепции культуры Евразии

В евразийской концепции культуры углубляются и развиваются идеи, высказанные в теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского и теории органического развития К.Н. Леонтьева. В работах Н. С. Трубецкого культура определяется как

.... исторически непрерывный продукт коллективного творчества прошлых и современных поколений данной социальной среды9.

Вслед за Н.Я. Данилевским он не просто констатирует невозможность существования так называемой “общечеловеческой культуры”, отождествляемой с западно-европейской, но и дает строгое географо-этнологическое обоснование этому утверждению.

Культура, присущая той или иной социальной общности, нивелирует индивидуальные различия между членами этой общности, своеобразно их усредняет. Это усреднение должно происходить на основе общих для всех членов данной среды потребностей. Люди, различаясь в своих духовных устремлениях, обусловленных национально-культурными различиями, общи в своих материальных потребностях. Примат материальных потребностей в унифицированной человеческой культуре неизбежен, вследствие чего наступит духовная примитивизация культуры.

Главный и основной грех западной культуры, претендующей на “общечеловечность”, евразийцы видели в ее стремлении нивелировать и упразднить все индивидуальные различия, ввести всюду единообразные формы быта и общественно-государственного устройства, основанные на рыночной экономике и либерально-демократических формах правления. Европеизация для неевропейских народов гибельна. Народы, приспосабливаясь к своему месторазвитию, развивают свои культуру и формы жизни. Ломая духовные устои жизни и культуры, европейская цивилизация производит небывалое опустошение в душах народов, делая их в отношении духовного творчества бесплодными, а в отношении нравственном — одичавшими: “Братство народов”, купленное ценой духовного обезличения всех народов — гнусный подлог”10, — считал Н. С. Трубецкой.

“Общечеловеческая культура” достижима лишь при предельном упрощении национальных культур. Упрощение же системы ведет к ее гибели. Система, по определению К.Н. Леонтьева, предвосхитившего определение системы в общей теории систем, — это “одинаково в многообразии”, “высшая степень сложности, объединенная неким внутренним деспотическим единством”11

Такими же системами, обладающими значительным числом элементов, являются национальные культуры. Из национальных культур составляется радужная сеть, единая гармоническая в силу непрерывности и в то же время бесконечно многообразная в силу своей дифференцированности12.

Система культурных ценностей создается в результате творчества, которое немыслимо без личности. Поэтому народ в качестве творца культуры рассматривается евразийцами как многочеловеческая симфоническая личность.

Личности многочеловеческие могут быть как частнонарод-ными, так и многонародными. Субъектом культур, имеющих мировое значение, выступает

совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства13.

На территории Евразии в ходе ее тысячелетней истории сформировалась многонародная нация, именуемая Н.С. Трубецким евразийской. Народы Евразии явились творцами особой культуры — евразийской, соизмеримой по своему мировому значению с культурами Запада и Востока, но имеющей свое значение. Культура России — не славянская и не европейская, а евразийская: в нее вошли элементы культур Юга, Востока и Запада. Влияние Юга на Россию в лице Византии было основополагающим в X— XII вв. Влияние Востока в облике “степной цивилизации” с его духом государственности было особенно сильным с XII по XV вв. С XVI в. начинает сказываться влияние западноевропейской культуры, достигшее максимума в XVII—XIX вв. Но культуру России нельзя рассматривать как вторичную, поскольку она не сводится к суммированию или опосредованию западных и восточных тенденций. Культура России, определяемая формулой “ни Восток, ни Запад”, а “Евразия”, есть нечто третье, нечто самостоятельное и особое, что не имеет выражения ни в терминах Востока, ни в терминах Запада.

Евразийцы решительно отказываются от культурно-исторического “европоцентризма” и рассматривают Евразию как возглавляемый Россией особый культурный мир, единый в противоречивом многообразии своих проявлений. Культура Евразии подобно другим многонародным культурам, индивидуализирует человечество, являя его единство. Высшая духовная задача России — сохранение любой ценой ее уникальности, отстаивание ее самобытности перед вызовом океанической культуры Запада и традициями Востока.

Культура, согласно взглядам евразийцев, рождается и развивается как единое целое, проявляясь в социально-хозяйственных и политических формах, в этническом типе и в бытовом укладе. Целостность культуры органически связана с целостностью ее месторазвития. Естественные условия равнинной Евразии, ее почвы и особенно ее степная полоса определили политические и социально-хозяйственные процессы евразийской культуры.

4.5. Экономическое и политическое единство Евразии

Форму организации мирового хозяйства евразийцы видели как систему автаркических, т. е. хозяйственно самодостаточных миров, связанных с географическими особенностями их месторазвития. Они утверждали, что хозяйственно-экономические процессы Евразии должны определяться ее объективными географическими условиями, ее континентальностью — это “особый внутренний мир”. Окраины России-Евразии обращены преимущественно к соучастию в океаническом хозяйстве14.

По мнению евразийцев, единое мировое хозяйство создается как океаническое. Для континентальных стран при условии их интенсивного вхождения в мировой океанический обмен перспектива стать “задворками мирового хозяйства” становится основополагающей реальностью, поскольку континентальные страны находятся в изначально невыгодных условиях в силу громадности расстояний, отдаленности территорий от мирового океана. Значит надо создавать собственную автаркическую экономику.

Для России-Евразии важны также интересы окружающих ее континентальных стран, поскольку только в экономическом обмене с ними она сможет преодолеть экономически невыгодные условия континентальности. Возможности противостояния России-Евразии мировому океаническому хозяйству заложены в необходимом экономическом взаимодополнении и взаимотяготении пространственно соприкасающихся друг с другом континентальных областей:

не в обезьяньем копировании “океанической” политики других, во многом к России неприложимой, но в осознании “континентальности” и в приспособлении к ней — экономическое будущее России.15

В трудах евразийцев мир Евразии рассматривался как единое геополитическое пространство, государственное объединение которого диктовалось географическими особенностями. Становым хребтом ее истории выступала степная полоса в ее открытости. Степное пространство способствовало широким геополитическим комбинациям и взаимодействию народов, населявших Евразию. История оставила ей скифскую, гуннскую, монгольскую, русскую державы. Мир Евразии отличается своим постоянным стремлением к политическому объединению. П.Н. Савицкий справедливо констатирует, что “Евразийское месторазвитие” по основным свойствам своим приучает к общему делу”, к внутреннему единству народов, к политическому объединению. Историческую задачу, поставленную самой природой Евразии, впервые выполнил Чингисхан, подчинивший себе все кочевые племена евразийских степей и создавший мощное государство с прочной военной организацией. В империи Чингисхана евразийский культурный мир впервые предстал как целое:

Монголы сформулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя16.

Политическое единство Евразии проявляется не только в стремлении к государственному объединению, но и в особенностях ее политического устройства, обусловленных географией. Для Евразии всегда было характерно сочетание этатизма, т. е. принудительно-государственных начал социальной жизни, с величайшей национальной и религиозной терпимостью. Евразийское государство, будь то империя монголов или Российская империя, всегда понимало себя как “собор национальностей” или “собор вер”, его природе было чуждо стремление заставить какую-либо часть населения изменить веру или национальность. В этом — суть политики многонациональной империи. Отказ от терпимости свидетельствовал о внутреннем разложении власти.

Политическая власть в евразийских государствах была авторитарной. Сухопутное могущество континентальной Евразии могло быть обеспечено не либерально-демократическими формами правления, характерными для торговой океанической цивилизации Запада, а авторитарной идеократией. Термином “идеократия” евразийцы обозначали все формы нелиберального правления, создающиеся в согласии с высшей организационной идеей и воплощающиеся в многообразных конкретно-исторических формах, таких, как самодержавная монархия, национальная диктатура, партийная государственность советского типа и возможных других.

Государственность Евразии всегда носила идеократический, авторитарный характер, основывающийся не на прагматическом коммерческом подходе, а на изначальном духовном импульсе, когда физический мир органически включается в единый духовно-созидательный процесс.

4.6. Геополитическая концепция русской истории

Евразийцы критиковали традиционный взгляд на историю России, согласно которому основа русского государства была заложена в Киевской Руси и позднейшее русское государство было ее продолжением. Общим между Киевской Русью и Россией, — замечает Н.С. Трубецкой, — является только название “Русь”, но с географической и хозяйственно-политической точек зрения это были разные государства, между которыми не существовало исторической преемственности17.

Евразийцы единодушны в парадоксальном на первый взгляд выводе, согласно которому “без татарщины не было бы России”. Монголо-татарское иго они рассматривают как военно-политический союз Древней Руси с Великой Степью, объединенной в государстве татаро-монголов. Этот союз был выгоден для Руси и в военном, и в финансовом, но более всего в геополитическом отношении:

Великое счастье Руси, что она досталась татарам, а никому другому — полагает Савицкий.

Монгольскими завоеваниями Русь была втянута в общий ход евразийских событий. Включение России в общегосударственную систему монгольской монархии привело к усвоению не только техники государственности, но и самого духа государственности. Великая идея единого многонационального государства пришла на смену удельно-вечевым понятиям государственности Киевской Руси. Осваивая монгольскую идею государственности, русская национальная мысль обратилась к духовно более близкой государственности Византии, где нашла образцы для обрусения и оправославления монгольских идей.

Евразийцы показывают, что если в духовном плане Русь была тесно связана с Византией, то для геополитического бытия Руси Византия выступала как посторонняя сфера. После монгольского завоевания Русь была полностью включена в геополитическую сферу монгольской державы. Поэтому евразийцы приходят к выводу, что в геополитическом плане уместно говорить не о византийском, а о монгольском наследстве: “Россия — наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиса и Тимура, объединительница Азии...”18.

Вдохновляясь идеей единого государства. Великие князья Московские стали “собирателями земли русской”, а затем перешли к “собиранию земли татарской”. До XV в. русская история была историей одного из провинциальных углов евразийского мира и только после XV в. Россия стала играть общеевразийскую роль. Процесс русской истории евразийцы определяют как процесс создания России-Евразии как целостного месторазвития, геополитический синтез Леса и Степи. Государственность России превосходила монгольскую, поскольку опиралась на прочное религиозно-бытовое основание, на взаимопроникновение православной веры и бытовой жизни, которое Н.С. Трубецкой называет бытовым исповедничеством. Это основание русской государственности было разрушено, по его мнению, в эпоху реформ Петра I.

Государственность России, сложившаяся в результате Петровских реформ, определяется Н.С. Трубецким как “антинациональная монархия”. В этот период Россия изменила своему геополитическому призванию и попыталась стать великой европейской державой, которой она в принципе не могла быть. Россия уклонилась от предначертанного ей самой природой исторического пути великой континентальной державы, “срединной земли”, и пошла по пути подражания политике европейских государств. Ради реализации европейских проектов Россия вела самоубийственные для нее войны на стороне естественных геополитических противников и против своих естественных геополитических союзников.

Оценивая последствия “европеизации” России, евразийцы заключают, что революция, положившая конец императорскому периоду в истории России, была исторической неизбежностью.

4.7. Русские геополитические истоки*

*Параграф подготовлен О. В. Савочкинои.

Мощное евразийское течение в геополитике питалось многими духовными истоками, берущими начало в лоне гуманитарных, естественных наук России. Об универсальности научных интересов Н.Я. Данилевского, оказавшего сильное влияние на формирование взглядов евразийцев, уже сказано выше. Нельзя не отметить и статьи В.Ф. Головачева “О значении флота для России на основании истории”, работы С.А. Скрегина “Мореходство и его влияние на развитие российского государства”. Решающее значение на формирование геополитических идей оказала география. Сочинения крупных русских ученых-географов А.И. Воейкова (1842—1916) “Будет ли Тихий океан главным морским путем земного шара?”, географа и демографа П.П. Семенова-Тян-Шанского (1827—1914) “Значение России в колонизационном движении европейских народов”, Л.И. Мечникова “Цивилизация и великие реки. Географическая теория развития современных сообществ”, военного географа Д.А. Милютина и других ученых подготовили хорошую теоретико-методологическую базу для формирования отечественной геополитической школы. Ее основателями можно считать военного географа, статистика Д.А. Милютина, а также А. Вандама, издавшего в 1912 г. геополитический труд “Наше положение”. Но наиболее крупным представителем русской геополитической школы по праву считается Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский.

Генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин (1816—1912) является автором многих трудов, но наиболее важным считается “Критическое исследование значения военной географии и военной статистики”. Это своего рода идеологическая, теоретическая предтеча геополитики. Войны Французской республики и Наполеона, их огромный пространственный размах дали толчок к осмыслению роли пространства (географического фактора) в военных операциях. Первый русский учебник по военной географии был написан для русской Академии Генерального штаба полковником Языковым. Он впервые поставил вопрос о влиянии на военные действия не только топографии, но и состава населения, экономики, государственного устройства, военной администрации, этнологии, климата, философии и даже богословия.

Черту под дискуссией о предмете военной географии подвел тогда еще полковник русской армии Дмитрий Алексеевич Милютин, опубликовав в 1846 г. работу, указанную выше. Блестящий офицер (генерал в 40 лет), ученый с обширными познаниями, обладающий мощным аналитическим умом, в 1860 г. он назначается заместителем (товарищем) военного министра. Военное министерство, а в последние годы жизни Александра II, после отставки канцлера Горчакова в 1878 г., и министерство иностранных дел фактически возглавлял последний генерал-фельдмаршал России Д.А. Милютин.

Он быстро определил геополитические приоритеты России. Основным ее противником назвал Британскую империю. Но предпринимать активные действия против Великобритании Милютин считал преждевременным. Россия еще не залечила раны Крымской войны 1853—1856 гг. Для поддержания равновесия в Европе и на Ближнем Востоке, по его мнению, нужен был военно-политический Союз России и Германии.

В Средней Азии Россия стремилась подчинить себе огромный Туркестанский край, где необходимо было ликвидировать феодальную зависимость среднеазиатских городов от полудиких племен кочевников. По сути Милютин делал все для того, чтобы занять исходные позиции, с которых можно было бы угрожать Индии — основе могущества и ахиллесовой пяте Британской империи.

Сложны и противоречивы были и геополитические отношения с Турцией. По плану военного министра турок нужно было изгнать из Европы и создать Балканскую конфедерацию под общим покровительством Европы. Проливы должны получить нейтральный статус.

Персия и Китай должны были гарантироваться Российской империей от всех превратностей политики. Их Милютин, как и США, считал естественными союзниками'9.

Плоды политики (геополитики) военного министра Россия собрала уже в 1877—1878 гг. Русские войска тогда били турок на Балканах, а английская эскадра смогла решиться только на маневрирование в проливе Дарданеллы. Британию больше беспокоили казачьи полки, расквартированные в Мерве и Ташкенте, нацеленные на Индию. Таким образом, за 10—11 лет в Европе, на Балканах создалась совершенно иная геостратегическая и геополитическая ситуация. Все это стало возможным в силу ряда объективных условий и субъективных факторов. Одним из последних было практическое применение знаний по военной географии, разработанной русскими офицерами-учеными Языковым и, в большей степени Д.А. Милютиным. Его предшественник определял военную географию как науку теоретическую, отрасль или часть военной стратегии.

Последний генерал-фельдмаршал России справедливо критиковал сочинения Языкова и некоторых европейских писателей, “старавшихся военной географии придать некоторое значение специальное и самостоятельное”. Он отмечает, что

ни один не достиг этой цели в самом исполнении и что в немногих сочинениях, служащих образцами отдельных описании театров войны, все исследования к другим эпохам применены быть не могут20.

Предмет военной географии и военной статистики, по мнению Д.А. Милютина, составляют общие и частные закономерности функционирования и развития государства:

политическая система, экономическая и военная мощь, территория, географическое положение и общие топографические свойства: очертания границ, включая соседей (иное государство растянуто на большое протяжение или разбросано отдельными частями, другое округлено и составляет сплошную массу); одно по своему положению есть государство исключительно континентальное, другое исключительно морское; одно принуждено иметь для обороны сравнительно гораздо больше войска, чем другое; одно обращает главное внимание на сухопутные войска, другое на флот.21

А далее Д.А. Милютин рассуждает в русле науки геополитики:

Производительность почвы, климат и другие свойства местности определяют собственные средства государства.... Наконец, сообщения водные и сухопутные, искусственные и естественные... облегчают или затрудняют перевозку...22.

Под углом зрения основных принципов геополитики рассматривает Д.А. Милютин роль народонаселения, государственного устройства в геополитических, геостратегических отношениях.

Если в работах Милютина геополитические идеи были похожи на вкрапления в военную географию и статистику, то в начале XX в. появились оригинальные геополитические работы. К их числу можно смело отнести упомянутый выше солидный труд А. Вандама “Наше положение”. Давая характеристику местоположения России, он, в частности, пишет:

Несмотря на большие размеры своей территории, русский народ по сравнению с другими народами белой расы находится в наименее благоприятных для жизни условиях23.

И далее, развивая эту мысль, констатирует:

Страшные зимние холода и свойственные только северному климату распутицы накладывают на его деятельность такие оковы, тяжесть которых совершенно незнакома жителям умеренного Запада. Затем, не имея доступа к теплым наружным морям, служащим продолжением внутренних дорог, он испытывает серьезные затруднения в вывозе за границу своих изделий, что сильно тормозит развитие его промышленности и внешней торговли и таким образом отнимает у него главнейший источник народного богатства24.

Отсюда, отмечает ученый, в народных массах хранится инстинктивное стремление “к солнцу и теплой воде”, что определило положение русского государства на театре борьбы за жизнь25.

Вандам полностью разделяет точку зрения Д.А. Милютина, что главным геополитическим, геостратегическим противником России является Англия. Это противостояние, по его мнению, определяет облик мира. Если пользоваться понятиями геополитики, то он говорит о противостоянии морской и континентальной держав. По этому поводу он пишет, что главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ. И главные цели их — оттеснить русских от Тихого океана в глубь Сибири, вытеснить Россию из Азии на север от зоны между 30-м и 40-м градусами северной широты26.

Для того чтобы противостоять англосаксонской экспансии, нужно создать баланс сил. Противником Британской империи должна стать “коалиция сухопутных держав против утонченного деспотизма Англии”. На взгляд русского геополитика такую коалицию должны составить Россия, Франция и Германия27.

Геополитические работы В.П. Семенова-Тян-Шанского, сына знаменитого путешественника, географа и демографа П.П. Семенова-Тян-Шанского, многими специалистами, учеными различных отраслей знания считаются классическими. В очерке по политической географии “О могущественном территориальном владении применительно к России”, вышедшем в 1915 г., автор рассмотрел много вопросов, представляющих большой интерес и в конце XX в. Первым их них был вопрос “Об естественных границах”, охватывающий земные оболочки для сгущения органической жизни, миграцию и стихийное переселение, естественные границы, главное развитие человечества вне площади Тихого океана. В этой главе Семенов-Тян-Шанский во многом соглашается с идеями немецкого геополитика Ф. Ратцеля. Но уже в следующей главе: “О формах могущественного территориального владения вообще” виден оригинальный, глубоко продуманный научный подход. Обстоятельно проанализированы проблемы первоначального ареала человечества, значение ледниковой эпохи для развития человека, три средиземноморских моря на земле, три территориальные системы политического могущества — кольцеобразная, от моря до моря, и клочкообразная, и результаты их применения. Он выделял на земной поверхности обширную зону между экватором и 45° северной широты, где расположены три большие океанические бухты: Европейское Средиземное море с Черным, Китайское (Южное и Восточное) море с Японским и Желтым, Карибское море с Мексиканским заливом28. Географ пишет:

Здесь, у трех средиземных морей и двух полуостровов между ними — Индостанского и Малоазийско-Аравийского выросли наиболее сильные и оригинальные человеческие цивилизации и государственности арийцев-семитов, монголов-малайцев и ацтеков-инков.... в то время как остальные слабые племена и расы рода человеческого большею частью застыли в неолитическом веке29.

В этой зоне, по мнению В.П. Семенова-Тян-Шанского, сформировались наиболее сильные цивилизации и религиозные системы. А господином мира, полагал он, будет тот, кто сможет владеть одновременно всеми тремя морями, или тремя “господами мира” будут те три нации, из которых каждая в отдельности завладеет одним из этих морей.

Семенов-Тян-Шанский описывает три исторически сложившиеся системы геополитического контроля под пространством. Первая — кольцеобразная — появилась на Средиземноморье в незапамятные времена: сухопутные владения державы — метрополии представляли собой кольцо, которое позволяло контролировать внутреннее морское пространство. Замыкали в кольцо свои владения греки, карфагеняне, римляне, венецианцы, генуэзцы. Их примеру следовали в XVII в. шведы, в XIX в. — Наполеон. Эта идея реализуется сейчас блоком НАТО в Атлантике. Вторая система — клочкообразная, или точечная, — применяется европейцами начиная с эпохи Великих географических открытий. Порты, пункты, военные базы построены по морям и океанам в стратегически важных географических точках планеты. Эту систему создавали португальцы, испанцы, голландцы, французы. Но наиболее преуспели в этом англичане, особенно в XIX в. Клочкообразную систему они дополнили важными элементами государств-буферов. В XX в. с разной степенью эффективности ее пытались реализовать СССР и США. Третья система геополитического контроля — континентальная. Таковой она является, если владения господствующей державы охватывают территорию “от моря до моря”. Наибольшего успеха в создании такой системы добились русские и американцы. Анализируя плюсы и минусы русской континентальной системы, Семенов-Тян-Шанский отметил ее главный недостаток: растянутость территории, а также ее резкие перепады в степени освоения центра (он хорошо развит) и периферии (она значительно уступает центру и напоминает сравнительно отсталую колонию). Как полагал ученый, такую систему можно сохранить только в случае, если удастся “подтянуть” периферию по плотности населения, развитию инфраструктуры до уровня центра. Сделать это можно двумя способами: перенести центр в Екатеринбург или создать в азиатских владениях культурно-экономические “колонизационные базы” — анклавы ускоренного развития. Он полагал важным создать четыре такие базы: Урал, Алтай с горной частью Енисейской губернии, Горный Туркестан с Семиречьем, Кругобайкалье30.

В конце XX столетия предложения этого ученого выглядят как никогда кстати.

Размышляя о форме могущественного территориального владения в России, В.П. Семенов-Тян-Шанский указывает на недостаток системы от моря до моря, на необходимость приближения государственного центра территории к ее географическому центру, отмечает неправильность разделения России на Евразийскую и Азиатскую, подчеркивает роль культурно-экономических колонизационных баз для дальнейшего освоения территорий31.

В сравнительно небольшой статье “Географические соображения о расселении человечества в Евразии и о прародине славян”, написанной в 1916 г., В.П. Семенов-Тян-Шанский подчеркивает, что между явлениями географии форм земной поверхности и явлениями антропогеографии существует полная аналогия. Далее он высказывает любопытную мысль о том, что результатом медленных внедрений человечества является более или менее обширное географическое распространение его племен, а результатом завоеваний — их расчленение на государства32.

Ученый говорит о двух основных видах освоения географических пространств: внедрении и завоевании. По этому поводу он пишет:

Внедрения и завоевания двигались всегда в стороны наименьшего сопротивления, причем, если при завоевательном движении не слишком истощались внутренние силы народа-завоевателя, то образовывалось долговечное и сильное государство с последующим медленным внедрением его господствующего племени во все углы территории; если же они при этом слишком истощались, то государство быстро распадалось, оставив лишь известный след на культуре аборигенов тех территорий, которые оно занимало33.

Мирное внедрение народов оставляет, по мнению ученого, большие следы на территории. Мирное внедрение — многовековая земледельческая колонизация прежде всего ищет удобных и привычных почв ... и подходящих топографических условий34. Население, как полагает Семенов-Тян-Шанский, пришло по рекам и оседало по сухим водоразделам с удобными почвами... и о реках в значительной части забыло.

Географическая среда, по его мнению, распределяла и разделяла народы на менее выносливые и более выносливые к природным невзгодам, делила их на ведущих оседлый и кочевой образ жизни.

Идеи, высказанные Семеновым-Тян-Шанским в указанных выше двух работах, были развиты им в солидном труде “Район и страна”, опубликованном в 1928 г. Но отдельно рассматривать ее мы не будем, так как концептуальный подход ученого дан выше.

Немалый вклад внес в копилку геополитических идей русский философ И.А. Ильин (1882 — 1954). Его взгляды перекликаются с “органической теорией” отца термина “геополитика” шведского ученого Рудольфа Челлена. Как и последний, Ильин считал, что государство, страна с ее населением — “живой организм”. Россия как “живой организм” складывалась веками не как “механическая сумма территорий”, а как “органическое единство”. В формировании этого единства решающую роль, считал он, играет земля, географическая среда. По этому поводу он пишет:

С первых же веков своего существования русский народ оказался на отовсюду открытой и лишь условно делимой равнине. Ограждающих рубежей не было; был издревле великий “проходной двор”, через который валили “переселяющиеся народы”, — с востока и юго-востока на запад. Поэтому Россия была “организмом, вечно вынужденным к самообороне35.

И.А. Ильин определял Россию как “географический организм больших рек и удаленных морей” и считал вполне нормальной политику русских государей выйти к морям, овладеть низовьями рек. Современная Россия по большому счету на Западе отрезана от морей, как и в допетровские времена. Но ее западным друзьям — атлантистам этого мало, они стремятся во что бы то ни стало расчленить Россию. Ильин, как будто предвидя это, в середине 1950 г. в статье “Что сулит миру расчленение России” писал следующее:

Россия есть не случайное нагромождение территорий и племен,... но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся организм, не подлежащий произвольному расчленению.

И далее особо подчеркивает, что этот организм есть государственное и стратегическое единство, доказавшее миру свою волю и свою способность к самообороне: он есть сущий оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия.

Ученый особо подчеркивает, что расчленение организма на составные части всегда было болезненным распадом, процессом разложения, брожения, гниения и всеобщего заражения. Великий мыслитель предостерегает:

И в нашу эпоху в этот процесс будет втянута вся вселенная36.

И.А. Ильин предупреждал, что в таком случае распри и гражданские войны в России будут постоянно перерастать в миро-

вые столкновения, что державы всего мира будут вкладывать свои деньги, интересы, стратегические расчеты во вновь возникшие малые государства и станут соперничать друг с другом, “добиваясь преобладания” и “опорных пунктов”, будут покушаться на прямое или скрытое “аннексирование” неустроенных и незащищенных новообразований. Он пророчески предсказал, куда будут направлены взгляды Германии, Англии, Японии при условии расчленения России, и тогда она превратится в вечный источник войн.

Вопросы для повторения

1. Выделите основные положения евразийства и дайте характеристику истории евразийского движения.

2. Каковы теоретические истоки евразийства?

3. Раскройте основные категории: “месторазвитие”, “Евразия”.

4. Покажите особенности евразийской культуры.

5. Дайте характеристику географического, политического и экономического единства Евразии.

6. Назовите ключевые положения работ Д.А. Милютина, А. Ван-дама, В.П. Семенова-Тян-Шанского.

7. Раскройте основные идеи геополитических работ И.А. Ильина.

1 Памятники литературы Древней Руси. Конец XV — первая половина XVI вв. — М.: Худож. литература, 1984. — С. 453.

2 Савицкий П.Н. Утверждения евразийцев// Петр Савицкий. Континент Евразия. —М.: Аграф. 1997. — С. 96.

3 Данилевский Н.Я. Горе победителя м//Сборн и к политических и экономических статей. -Спб., 1890. - С. 173-174.

4 Там же, с. 195.

5 Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства. Указ. соч. - С. 297.

6 Там же, с. 229.

7 Там же, с. 295.

8 Там же, с. 296.

9 Трубецкой Н.С. Вавилонская башня и смешение языков//История, культура, язык. - М.: Прогресс, 1995. — С. 329.

10 Там же. с. 331.

11 Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. Т. 1. —М., 1885. — С. 140.

12 Трубецкой Н.С. Указ. соч. — С. 334.

13 Трубецкой Н.С. Об идее — правительнице идеократического государства. // Указ. соч. — С. 441.

14 Савицкий П.Н. Степь и оседлость. //Указ. соч. — С. 337—339.

15 Савицкий П.Н. Континент — океан. //Указ. соч. — С. 418.

16 Там же, с. 45.

17 Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. //Указ. соч. — С. 212.

18 Савицкий П.Н. Степь и оседлость. //Указ. соч. — С. 212.

19 Морозов Е.Ф. Последний фельдмаршал//Русский геополитический сборник. - 1997. - № 2. - С. 36.

20 Милютин Д.А. Критическое исследование значения военной географии и военной статистики// Русский геополитический сборник. — 1997. — №2. — С. 43.

21 Там же, с. 46.

22 Там же, с. 47.

23 Вандам А. Наше положение. — Спб., 1912. — С. 5.

24 Там же, с. 5—6. 23 Там же, с. 6.

26 Там же, с. 99—100.

27 Там же, с. 203.

28 Семенов- Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. — Спб., 1915. — С. 433.

29 Там же, с. 433-438.

30 Там же ,с. 16-19.

31 Там же, с. 442.

32 Семенов-Тян- Шанский В.П. Географические соображения о расселении человечества в Евразии и о прародине славян. — Спб., 1916. — С. 2.

33 Там же, с. 1—2.

34 Там же, с. 4.

35 Ильин НА. Наша задача. Собр. соч. в 10 т. — Т. 2, кн. 1—2, — М., 1993. — С. 297.

36 Там же, с. 326-327.