Кертис Л. Все та же старая история: корни антиирландского расизма

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть 2.

Кромвель

Кромвель преследовал как стратегические, так и экономические цели.

С одной стороны, он старался не допустить превращения Ирландии в плацдарм для иностранных противников и роялистов, а с другой – сделать ее "прибыльной частью Содружества" (имеется в виду "Соединенного Королевства" в отсутствие монарха – прим. перев.).

Принадлежность к английской расе и протестантизм укрепили веру Кромвеля и его сторонников в собственное превосходство над всеми остальными народами мира.

"Господь посылает нам новую, великую эру, - писал поэт Джон Мильтон. – Он волю Свою открывает нам, угодным Ему англичанам."

По мнению ведущего историка Кристофера Хилла, "большинство образованных англичан, принадлежащих к высшим слоям общества семнадцатого века, высказывались об ирландцах в том же ключе, что и, например, фашисты о славянах или же белые южноафриканцы о коренном населении – во всех этих случаях презрение являлось оправданием потребности эксплуатировать."

Кромвель представляет свой поход в Ирландию как культурно-религиозную миссию.

Перед отправлением из Бристоля он напутствовал своих солдат, говоря, что им предстоит, подобно народу Израилеву, войти в "землю Ханаанскую" и изгнать обитающих там нечестивцев-идолопоклонников.

По прибытии Кромвель обращается к жителям Дублина со словами о том, что "Провидение послало" его сюда, и что он со своими солдатами "продолжит великий труд по искоренению кровожадных ирландцев и их приспешников и доброжелателей", и, таким образом, "вернет заблудший народ на путь истинный."

Тем не менее, кампания Кромвеля не только не способствовала возвращению ирландцев на путь истинный, но, более того, поставила значительную часть населения на грань уничтожения.

В Дрогиде – там, где находился гарнизон англичан-роялистов, бывших к тому же католиками – войска Кромвеля учинили резню, уничтожив сам гарнизон, а также нескольких церковнослужителей и жителей города.

То же затем начинается в Уэксфорде – убито около 2000 человек.

Кромвель сообщает о своих деяниях: "Господу было угодно благословить труд наш в Дрогиде... Силы врага достигали там 3000 человек. Не думаю, что и 30 из всего этого числа остались в живых, [одновременно] избежав какого бы то ни было преследования. Прочие же вверены надежной охране и отправлены на Барбадос.

И да восславят Господа лучшие из душ человеческих за великую эту милость.

Я полагаю, что такова кара Божия, ниспосланная этим варварам, на чьих руках столько невинной крови; так мы предотвратили будущее кровопролитие – и это есть достойное оправдание нашим действиям, о которых в любом другом случае мы сожалели бы."

Левеллеры

В Англии ирландская кампания Кромвеля не находила всеобщей поддержки – возникло даже серьезное оппозиционное движение, куда входили и некоторые из его собственной армии.

Ядро оппозиции составляли так называемые левеллеры (букв. "уравнители" – прим. перев.) , выступавшие в защиту беднейших слоев английского общества и стремившиеся к реформам, намного более радикальным, чем реформы Кромвеля.

Сам Кромвель считал, что левеллеры "немногим отличаются от животных" и говорил, что "их нужно истреблять, пока они не истребили вас самих".

В мае 1649 года левеллеры, реагируя на существующие политические и экономические проблемы, восстали. Кромвель без труда подавляет это выступление и в августе отбывает в Ирландию.

Левеллеры сочувствовали ирландским повстанцам и принципиально противились повторному завоеванию Ирландии.

Уильям Уэлвин говорил, что "дело ирландской освободительной борьбы... во многом сходно с нашими устремлениями к избавлению от угнетателей здесь."

Одна из левеллерских листовок, посвященная принятому закону о смертной казни за государственную измену, коей считалось подстрекательство армии к восстанию, ставит 18 вопросов следующего плана:

- Имеем ли мы право лишать людей земли, посланной им Господом и природой, и устанавливать [собственные] законы без их на то согласия?

- Как можно считать завоеванных [вероломными] повстанцами, если они всего лишь используют всякую возможность освободиться и вернуть свое?

- Разве Юлий Цезарь, Александр Великий, Уильям – герцог Норманнский, или любые другие завоеватели не есть всего лишь величайшие грабители, творившие величайшие беззакония, и разве не так поступаем и мы, лишая свободы собственных соседей и забирая у них все самое лучшее?

- Разве те, кто стремится к свободе (как англичане сейчас) считает справедливым лишать свободы других, и разве не правилах истинного патриота бороться за свободу не только своего народа, но и всех людей в мире?

- Разве англичане вели бы себя по-другому [чем ирландцы], если бы и их, как ирландцев, лишили земли и установили бы над ними тиранию?

Сторонники Кромвеля не оставили эту листовку без детального ответа, где постоянно ссылались на тот факт, что ирландцы – убийцы, и должны понести наказание, и что они, кроме того, "еще более неотесанны, чем индейцы (возможно и индийцы – прим. перев.) ", а посему первейший долг англичан – "образумить этих животных".

Памфлетист-левеллер критикует не только то, "как англичане преследуют бедных ирландцев", но также и европейскую экономическую экспансию в целом:

" Наши торговцы проделывают долгий путь по суше и по морю, дабы насаждать повсюду веру христианскую – и особенно те, что связывают нас с Индией.

Но как должно относиться к бесчестным их принципам, позволяющим нам получать выгоду? Сначала они отнимают у несчастных индийцев то, что послано им Богом, а затем привозят сюда, к нам, дабы мы могли процветать, укрепляясь в своей гордыни, и пожирая диковинные излишества."

Ад или Коннахт

К 1650-му году Кромвель завоевал большую часть Ирландии, оставив после себя лишь руины. Затем он отправился в Шотландию с целью подавить вспыхнувшее там восстание. В 1652-53 годах английский парламент утверждает один из жесточайших в истории политических курсов, известный как "Ад или Коннахт".

В планы правительства входило полное подчинение трех четвертей Ирландии и передача местной конфискованной земли солдатам Кромвеля в качестве платы за верную службу; население Ольстера, Мунстера и Лейнстера предполагалось выселить к западу от реки Шеннон, на территории Коннахта и графства Клэр. Если к 1-му мая 1654 года кто-либо из переселенцев вдруг оказывался к востоку от Шеннона, его ждала смертная казнь.

Ирландский поэт, в одном из своих стихотворений, позднее переведенных Томасом Кинзеллой, сравнивает ирландцев с израильтянами – также, как и Кромвель англичан – но в несколько ином аспекте:

"Взгляните: и израильтяне,
Тот богоизбранный народ,
Что захватили египтяне,
Не покорившись, восстает.
Друзья мои, не поддавайтесь
Всей тягости своих скорбей:
Настанет день – и нам воздастся
Чего добился Моисей.
Пусть называют вас "паписты" –
Храните это имя гордо:
Христос нам завещал терпенье –
Deo Gratias - запомним твердо!"

Хотя замысел Кромвеля выселить всех ирландцев на запад страны не был реализован полностью, сама кампания и ее последствия опустошили страну.

В 1641 году население Ирландии составляло приблизительно 1 млн. 500 тысяч человек; спустя десять лет оно уменьшилось вдвое. Погибло около 616 тысяч (из них мирного населения - 504 тысячи и 112 тысяч поселенцев и военных). Около 40 тысяч человек отправилось в Европу – служить в армии. Еще 100 тысяч, из которых многие - нищие, были собраны и переправлены на Карибы и в Америку в качестве рабов.

Политика Кромвеля в Ирландии составляла часть принятого им общего империалистического курса: в частности, вслед за покорением Ирландии он планировал приступить к завоеванию Вест-Индии. Англия уже имела колонии на Карибах – в 1620 году английский флот высадился на острове Св. Киттса и Барбадосе – и план Кромвеля, под названием "Устройство Запада", был нацелен на смещение абсолютного испанского владычества в регионе и создание там постоянной базы.

В 1655 году его войска захватили Ямайку, которой в течение последующих 150 лет суждено было стать основным опорным пунктом работорговли, что во многом имело решающее значение для внешней политики Британии и ее империалистических устремлений.

Нехватку людей для работы на плантациях восполняли за счет массовых похищений в Ирландии. Памфлет, опубликованный в 1660-м, осуждает голуэйского губернатора за то, что тот, с помощью своих войск, берет ирландцев в плен и затем выгодно перепродает их на Барбадос: "У полковника Страббера, как и у других правителей вышеназванной колонии, вошло в привычку вытаскивать среди ночи людей из постелей и продавать их в рабство в Вест-Индию. Таким образом из страны вывезли и продали уже около тысячи душ".

Когда солдаты под командованием Генриха, сына Оливера Кромвеля, захватили еще тысячу "ирландских варваров" для продажи на Барбадос, он оправдал эти действия, говоря, что, "хотя для их пленения потребовалась значительная сила", все было сделано "для их же пользы и с возможной выгодой для общественности." Он полагал, что следует захватить также еще две тысячи мальчиков-ирландцев в возрасте от 12 до 14 лет с теми же целями – "ибо, кто знает – не исключено, что это единственный способ сделать из них англичан...".

Из Ирландии английские методы перекочевали в обе Америки.

В Ирландии английскому солдату платили 5 фунтов за голову "бунтаря или священника" и 6 фунтов - за волчью.

Колонисты Новой Англии, во времена войн с индейцами в 1660 – 70-х годах, рубили головы побежденным или продавали их в рабство в Вест-Индию. За скальпы бунтующих соплеменников индейцам обещали различные выгоды; снятие скальпа избавляло от необходимости приносить головы целиком.

Фактически, именно белым принадлежит идея снятия скальпа, хотя до сих пор это и приписывалось индейцам.

Управляющие

Ирландская судьба, кажется, ненадолго сменила гнев на милость во время реставрации монархии в Англии и правления династии Стюартов. Однако вскоре, во время созыва парламента, Уильям Оранский, протестант из Голландии, пришел к власти, а Джеймс II Стюарт, король, вступивший в союз с Францией, был вынужден скрываться в Ирландии. Уильям, заручившись поддержкой Рима и короля Испании, последовал за ним и разбил его силы в 1690-м году (в битве при Бойне – прим. перев.).

Власть в Ирландии теперь принадлежит представителям нового класса землевладельцев, протестантов по вероисповеданию, сторонников английской политики, известных как "управляющие". В руках католиков – ирландцев и староанглийских поселенцев – лишь 20% земли; большая часть из них едва сводит концы с концами.

Ирландский ученый Руари О'Флайэрта писал: "Я был изгнанником души собственной, которому оставалось лишь смотреть, как другим богатство доставалось по праву рождения; несчастный, который мог только рыдать над собой и над другими, глядя, как они рыдают надо мной."

В период правления Уильяма, как только англиканская церковь была признана, католики и пресвитеране лишились всех гражданских прав.

С 1691 года один за другим начинают выходить так называемые "карательные законы", направленные против представителей обеих этих религиозных групп. "Карательные законы" лишили католиков и протестантов, не принадлежащих к англиканской церкви, свободы вероисповедания, права на образование, на голос и на получение места в правительстве. Законы также значительно ограничивали права католиков на землю: к 1775 году они владели лишь 5-ю процентами.

Английские историки по-прежнему не признавали того факта, что правление Англии опустошило Ирландию. Напротив, они продолжали называть ирландцев неполноценными и осуждать их за неспособность воспользоваться "выгодами" английского правления.

Ричард Кокс, в своем произведении "Ирландия англичан", увидевшем свет в 1689 году, изображает ирландскую историю в виде последовательных варварских выходок:

"Междоусобица, сопровождаемая адской гордыней, дьявольским честолюбием и пылающая невыносимой жаждой отмщения, повлекшая за собой суд неправедный, тиранию, грабеж, разорение, невиданные предательства, восстания, заговоры, измены и убийства, длилась почти двести лет... И никогда еще не приходилось нам читать о людях столь непреклонных, неумолимых и твердых в своем решении истреблять друг друга... Ирландцы имеют более чем достаточно причин благодарить Господа Бога и англичан за установление над собой более цивилизованного и организованного правительства."

Натаниэль Кроуч, чей вариант ирландской истории появился в 1693 году, пишет: "Англичане взяли на себя труд окультурить этих людей: ввести английские законы, язык, обычаи и традиции. Те, однако, оказались настолько неисправимо грубы и склонны к восстаниям и угрозам против англичан, что никакими способами не удавалось обуздать их или приучить к маломальской покорности.

И так во всякое время – и когда они были подданными нашими, и когда считались врагами нашими – использовали они любую возможность восстать и погрузить руки свои в кровь соседей-англичан; долго еще была Ирландия настоящим царством Аидовым и склепом для народа Англии."

Мечты

Ирландцы продолжали хранить надежду на возвращение королевской династии Стюартов. Поэты слагали песни-ашлинги (ирл. "видения" – прим. перев.), в которых обычно описывался сон барда, встречающегося с прекрасной, но печальной женщиной, олицетворяющей Ирландию, пребывающей в ожидании своего возлюбленного короля-Стюарта, который должен спасти ее от тирана-англичанина.

Перу одного из известнейших ирландских поэтов Эгана О'Рэхили принадлежит стихотворение "Светлейшая", переведенное впоследствии на английский язык Фрэнком О'Коннором:

"Светлейшую встретил я,
По дорогам бродя одиноко:
Взгляд горного хрусталя
И кровь с молоком – ее щеки.
И мне сказала она,
Свою тайну любви доверив,
Что великого ждет короля,
Чей титул в забвеньи утерян.
И много еще говорила,
Того, что не вымолвить песне.
Сказал ей правду в ответ я
Со стыдом и горестью в сердце,
Что видеть ее в объятьях
Любовника-чужестранца
Нам также невыносимо,
Как великим и гордым шотландцам,
И что трижды прекрасное имя
Шотландские горы пропели,
В мечте о кончине изгнанья
И о его возвращении."

«Все наше богатство отсылается»

Ирландия превратилась в источник дешевого продовольствия и сырья для Англии – в колониальную экономику. К началу 18 века каждый год из Ирландии в карманы помещиков, живущих в Англии, выкачивалось свыше миллиона фунтов стерлингов арендной платы, и в середине этого века около трети произведенного в Ирландию попадало туда же. Торговля с Ирландией была наиболее важной отраслью внешней торговли Англии. Ирландское промышленное производство, конкурирующее с английским, было подавлено, и Ирландии запретили торговать с другими Английскими колониями. Спрос Англии на говядину приводил к «очищению» и обезлюживанию обширных территорий.

Результаты для ирландских крестьян были катастрофическими. Они жили в жалкой нищете, не имевшей себе равных в Европе (думаю, в Западной Европе – пер.) . Голод был постоянным явлением. После голода 1727 года Джонaтан Свфт, англиканский настоятель собора святого Патрика в Дублине и автор Путешествий Гулливера, написал два ядовитых памфлета. Первый назывался «Краткое обозрение государства ирландского» - в соответствии с названием книги Эдмунда Спенсера. Он писал: «Треть ирланской арендной платы тратится в Англии, что вместе с прибылями, пенсиями и прочим составляет добрую половину доходов королевства, все – чистая прибыль для Англии. Эта арендная плата выжимается из крови, жизненно важных органов, одежды и жилищ арендаторов, которые живут хуже, чем английские нищие».

Свифт писал, что чужестранец, путешествующий по Ирландии, может подумать, что он в Лапландии или Исландии, а не в стране, столь щедро одаренной природой, как наша. Жалкая одежонка, пища и жилища народа, общее запустение в больше части королевства, былые замки знати и дворян в руинах и ничего нового взамен; семьи фермеров, платящих огромную арендную плату, живут в грязи и убожестве на картошке и пахте, без башмаков и чулок, в домах, таких же удобных, как английский свиной хлев – все это очень приятное зрелище для англичанина, который приезжает на короткий срок и возвращается в Англию, куда все наше богатство отсылается».

«Скромное предложение»

В 1729 году Свифт написал свою знаменитую и жуткую сатиру – «Скромное предложение», в котором он снова пытается привлечь внимание к ужасающим условиям жизни ирландских бедняков. Памфлет, как будто написанный «прожектером», предлагает способ решить ирландские экономические проблемы путем откармливания младенцев бедных родителей и продажи их на мясо : «Меня уверял хорошо знакомый с этим вопросом американец, с которым я познакомился в Лондоне, что здоровый малыш, хорошо упитанный, около годовалого возраста – самая вкусная, питательная и полезная еда; в жарком, зажаренный, запеченный или варенный; и я не сомневаюсь, он окажется не хуже в виде фрикасе или рагу. Я уверен, что такая еда будет очень цениться, и поэтому вполне подойдет помещикам, которые уже поглотили большинство родителей, и поэтому имеют преимущественное право на их детей. Этот план имеет массу преимуществ, поскольку он «резко снизит число папистов, которые плодятся в неимоверном количестве и являются нашими злейшими врагами». Более того, мы ни коим образом не причиним неудобства Англии, поскольку такой сорт товара невозможно экспортировать – он слишком нежен, чтобы его можно было засолить, хотя я могу назвать страну, которая с радостью пожрет весь наш народ даже без соли».

Шуточки Тигулэнда

Для английской знати и буржуазии, тем не менее, ирландские крестьяне были, буквально, посмешищем. Анти-ирландские шутки («ирландские буллы») были так распространены, что печатались их сборники. «Булл» определяется оксфордским словарем, как «предложение, противоречащее себе» или «выражение, содержащее явное противоречие или включающее смехотворную непоследовательность, незамеченную говорящим».

Книги анекдотов часто появлялись под именем «Джо Миллер» - обозначающем юмор в целом. Книга Джо Миллера «Шуточки Тигулэнда и болотные мудрости», опубликованные в 1749 году, имела подзаголвок: «Буллы и перлы мудрости, которые слишком часто слетают с ирландских уст, сделали их развлечением в любом общесте. Ничто больше не характеризует Тига и его соотечественников, чем их прирожденная тупость».

Эти шутки по темам ничем не отличаются от популярных ныне. Например, про ирландца, которого англичанин спросил – как далеко от Уотерфорда до Корка. Пэдди задумался, потом ответил : «Ей-богу! Не могу сказать, сколька миль ат Уотерфорда до Корка – но ат Корка до Уотерфорда окала восьмидесяти миль».

Чтобы бороться с этими повсеместными шутками, англо-ирландская писательница Мария Эджворт, автор «Замка Ракрент» и других романов и ее отец Ричард Лоуэлл Эджворт написали свое «Эссе об ирландских буллах». Книга была впервые опубликована в 1802 году и выдержала несколько изданий. Эджвуды исследовали вопрос остроумно и иронично, привели массу примеров в доказательство, что многие «ирландские» шутки первоначально рассказывались о других народах, и что можно рассказать массу историй о глупости англичан. Они пришли к выводу : «Раньше по закону убийство ирландца не было преступлением, и сейчас это не противно хорошим манерам издеваться над любым экземпляром той же породы».

К тому же времени «театральный ирландец» стал постоянным персонажем на английской сцене. Первый известный нам пример – шекспировский глупый и буйный капитан Макморрис в «Генрихе Пятом», написанном в 1598 году. Макморрис ведет себя в соответствии с описанием другого офицера, валлийца Флуэллена : «Клянусь богом, он осел, он не больше понимает в истинной военной науке, понимаешь, в римской науке, чем щенок».

В последующие 300 лет англо-ирландские и английские драматурги изображали ирландцев или неблагодарными мерзавцами – ленивыми, хитрыми и часто пьяными – или бывшими солдатами, хваставшимися небывалыми подвигами. Такие роли часто исполнялись ирландскими актерами, зарабатывающими на жизнь издевками над своим народом.

Сокрытая правда

Подобный взгляд на ирландцев – со временем ставший стереотипным – служил удобным предлогом для оправдания эксплуатации Ирландии.

Существование той точки зрения, что англичане во всем превосходят ирландцев, нашедшей свое отражение даже в популярных развлечениях, свидетельствует об определенной позиции высших слоев общества: английское завоевание стало для отсталой Ирландии благом.

На самом же деле это мнение использовалось лишь в качестве прикрытия для той очевидной истины, что завоевание, как отмечал Свифт, принесло огромную выгоду Англии и оказалось катастрофой для Ирландии. Гораздо удобнее было полагать, что та крайняя нищета, в которой пребывали ирландцы – это их собственная вина.

Образованные круги британского общества продолжали выставлять ирландцев в самом невыгодном свете.

Шотландский философ Дэвид Хьюм призывал правительство "запретить ирландские традиции, которые занимают место законов, и которые создавались как особое средство удержания людей в состоянии варварства и беспорядка."

В своей известной книге "История Англии", впервые опубликованной в 1750-х годах и выдержавшей в последующие сто лет 36 изданий, Хьюм излагает ирландскую историю теми же словами, что и Спенсер и прочие историки-англичане.

"С начала времен ирландцы пребывали в самом беспросветном невежестве и варварстве, которое только можно себе представить, - считает он. - И, поскольку, они так и не были до конца завоеваны и покорены римлянами, несшими цивилизацию всей Западной Европе, им оставалось лишь и дальше вращаться в своей дикости, все глубже погрязая в пороках, к которым – увы! – склонна не развитая образованием человеческая природа."

Хьюм утверждал, что ирландцы не отказались от католической веры по той причине, что их "грубость и невежество невообразимы", и, следовательно, "по уровню своего развития они стояли настолько низко, что обыкновенная любознательность и тяга к новизне, посетившие жителей Западной Европы в начале века, просто обошли их стороной. Древние предрассудки, срастаясь и переплетаясь с самыми нецивилизованными взглядами, довлели над ними абсолютной властью.

Сам по себе пример англичан мог бы сподвигнуть несчастных ирландцев на реформу, направленную против их собственных предрассудков. Странный спор обычаев, законов и интересов возобновился, подогретый религиозной неприязнью, и подчинение и окультуривание этой страны становились все труднее день ото дня."

Ирландские трактовки

В восемнадцатом веке все большее число ирландцев – и протестантов, и католиков – спорят с подобной постановкой вопроса в отношении ирландской истории и сложившегося стереотипного образа нации, награжденной всевозможными пороками.

Таково было частное проявление процесса, затронувшего высшие слои ирландского общества, стремившегося защитить и утвердить свои позиции перед Британией.

Ирландия, как и Америка, где в 1776 году была провозглашена независимость, выступала против политических и экономических ограничений, введенных Британией.

В 1798 году произошло восстание, во главе которого стояли члены организации "Объединенные ирландцы". Британия потопила восстание в крови и в 1800-м году вынудила ирландский парламент расформироваться и принять Акт об Унии (т.е. о воссоединении – прим. перев.).

Эдмунд Берк, философ-политик, уроженец Дублина, чьи жена и мать исповедовали католицизм, а отец был протестантом, вдохновил узкий круг историков на пересмотр истории Ирландии.

"Если возможно было бы показать, - писал Берк, - что крупнейшие восстания в Ирландии коренятся в попытках [англичан] довести ирландцев до того самого состояния, в котором те сейчас и пребывают, стало бы ясно, что пытаться оставить все без перемен нам просто небезопасно."

Один из любимых учеников Берка, Джон Керри, католик, написал книгу, изданную в 1775 году. В предисловии он критикует британских историков:

"На протяжении темного и тягостного века ирландская история неизменно представляла собой список преступлений ирландцев. Клеветнические утверждения Темпла, Борлейса, Кокса, Кэмптона и Керью в Англии были возведены в статус непреложной истины и получили широкое распространение.

Затем, перекочевав в историю Хьюма, они обрели должный блеск, философическую изысканность и соответствующее положению признание.

Таким образом, система порабощения и репрессий, преобразовавшись в букву закона, была оправдана (ибо в оправдании этом, по характеру своему, нуждалась чрезвычайно).

Оскорбления и гнев слились воедино.

В ирландцах отказывались видеть людей и поистине бесчеловечна была система, подавляющая их."

Среди осуждавших стереотипы, был и знаменитый английский агроном Артур Янг.

В своей книге "Путешествие в Ирландию", вышедшей в 1780 году, он писал:

"Путешественнику не пристало, запершись в собственном доме, сочинять сатиру на местное население. Возможно, они не так уж безнадежны, а благодетели их заслуживают не меньшего внимания, чем пороки".

Англичанин-исследователь Ричард Твисс в своем трактате "Путешествие по Ирландии", появившемся в 1775 году и моментально раскупленном, прославляет ирландцев, напротив, несколько оригинально.

Вот несколько замечаний:

"Все то малое, что мужчины получают за свою работу, а женщины – за свою пряжу, идет на виски, алкогольный напиток, напоминающий джин.

Они [ирландцы], кажется представляют собой совершенно особую расу.

Говоря об их происхождении как вида, стоит упомянуть лишь примечательную толщину ног, особенно у женских особей низшего сословия."

В ответ на все это дублинский умелец изготовил ночной горшок с подобием портрета Твисса на дне, чтобы, как пишет Мэри Кэмпбелл, "негодующие читатели-ирландцы, могли, не стесняясь, выплеснуть все свои эмоции по поводу книги".

Великое британское гостеприимство

Презрение англичан к ирландцам основывалось также и на общей нелюбви к иностранцам, что отмечают и выходцы из других стран, посетившие Англию.

Де Соссюр, швейцарец, в 1727 году писал:

"Не думаю, что найдется раса, более погруженная в свои достоинства и более высокомерная, чем британцы. Они даже позволяют себе демонстрировать это чувство собственного превосходства в манерах и тоне. Они с презрением относятся к иностранцам в целом и считают, что ни в какой стране ничто не может сравниться по качеству с их собственным".

Высшие слои английского общества мало обращали внимание на рабочий класс.

Рассуждая о конце восемнадцатого века историк Дж. Х. Пламб упоминает, что "рабочих считали скотиной – грубой и безнравственной."

Англичане приписывали свое мнимое превосходство "крови" или "происхождению".

Даниэль Дефо едко высмеивает эту убежденность в свoей поэме "Англичанин до мозга костей", увидевшей свет в 1701 году и, видимо, полюбившейся читателям – книга переиздавалась множество раз.

Дефо сочинил поэму в защиту Вильгельма Оранского, постоянно подвергавшемуся нападкам за свои голландские корни.

В предисловии сказано: "Эта сатира нацелена на тех, кто кичится древностью своего рода, судит о себе лишь по собственной родословной и гордится своим "правильным" происхождением. В то же время этого "правильного" происхождения не существует, а если бы и существовало, мы бы сразу же продали его."

В своей поэме Дефо углубляется в "дни юности почтенной Британии", перечисляя всех тех, кто когда-либо обитал в Англии:

"Вот римляне пришли – и Цезарь с ними,
С народами, известными и ныне:
Ломбардцы, греки, галлы – как положено,
И с ними слуги наций всевозможных.
Пришли с Хенгистом саксы, с Свено – даны,
Чья слава – это слезы, кровь и раны,
Ирландцы, пикты, скотты - иберийцы,
Затем Вильгельм и норманны-арийцы.
И отпрыски всех наций этих –
Причудливее крови не сыскать на свете –
Смешались с теми, кто до них здесь жил,
И нравы чьи Уэльс нам сохранил."

Работорговля

Английское тщеславие и наглость росли по мере того, как Англия побеждала своих европейских конкурентов и становилась ведущей торговой державой, быстро индустриализирующейся. Основой английскoго процветания была торговля с колониями, и особенно, торговля африканскими рабами.

Вначале сельскохозяйственные рабочие в Карибском регионе доставлялись из Европы : ссыльные, осужденные и кабальные рабочие из Ирландии, Шотландии и самой Англии. Но в конце 17 века система белой рабочей сила была разрушена. Белых обычно освобождали через 3-10 лет и давали им участок земли, но по мере роста плантаций, поглощавших все пригодные земли, «белых бедняков» оставили ни с чем. Плантаторы все больше использовали новый источник рабсилы – африканских рабов, остававшихся рабами пожизненно.

В 18 веке развитие плантаций на Карибах и в Америке способствовало росту работорговли, около 60 000 африканцев перевозили через океан каждый год. Англий стала крупнейшим государством-рабовладельцем в Европе, получая огромные прибыли от «торгового треугольника» : промышленные товары везли в Африку в обмен за пленных африканцев, которых отправляли в Вест-Индию (Америку –пер.) и меняли на сырье и продовольственные продукты.

Почти невообразимый ужас

Рабы, в отличие от многих других обществ (речь идет о так называемом «традиционном рабстве» до начала массового производства – пер.) , не имели никаких прав и считались вещами. Их объявляли к продаже наряду с лошадьми и другими товарами. Олауда Эквиано, украденный из родного дома в Нигерии в возрасте 11 лет и привезенный в Вест-Индию, ставший со временем лидером черной общины Британии, вспоминает кошмарный «средний переход» из Африки на Карибы.

«Меня скоро поместили в трюм, где меня встретила такая вонь, какой я никогда в жизни не встречал: так что там, среди этой невыносимой вони и воплей, я почувствовал себя таким больным и несчастным, что не смог ничего слышать, и потерял малейшее желание есть. Я ждал только последнего друга – смерть, которая освободила бы меня ...

Я никогда не встречал такой жестокости среди людей, и не только по отношению к нам, чернокожим, но и к некоторым белым...

Ужасное положение ухудшалось ссадинами от цепей, ставшими нетерпимыми и грязью сточных труб, в которые часто попадали дети. Вопли женщин и стоны умирающих превращали весь этот ужас во что-то почти невообразимое».

Европейцы оправдывали свое варварство ставя все с ног на голову, утверждая, что они «цивилизованные», а африканцы – «дикари».Первых европейских путешественников поражало величие африканских цивилизаций. Голландцы, посетившие западноафриканский город Бенин в начале 18 века, сообщают : «Это огромный город. Входя в него, попадаешь на широкую улицу, не мощенную, в 7-8 раз шире улицы Вармус в Амстердаме... Королевский дворец – группа зданий, занимающих площадь, равную площади города Гарлема... Там находятся многочисленные квартиры министров и прекрасные галереи, большинство такой же величины, что на Бирже в Амстердаме... Их подпирают деревянные колонны, окованные медью, на которых изображены их победы, и которые поддерживаются в образцовой чистоте. В горде тридцать главных улиц, очень прямых , шириной около 36 метров, не считая бесчисленных маленьких улиц. Дома стоят близко друг к другу, в образцовом порядке. Эти люди моют и чистят свои дома так хорошо, что они сияют, как зеркало».(напомню, это пишут голландцы, славящиеся своей чистоплотностью – пер.)

Но такая картина Африки не годилась для работорговли.

Англичане обзывали африканцев словами, подобными тем, что они использовали для ирландцев, но еще более гнусными. Ирландцев презирали за их «второсортное» христианство, но африканцы были даже не христиане, а «язычники». И африканские обычаи представляли как даже более «варварские», чем ирландские. Более того, африканцы были темнокожими – и черный цвет вызывал крайне негативные ассоциации в традиции белых христиан-европейцев.

Философ 18 века Дэвид Хьюм, писавший с таким высокомерием об ирландцах, также клеветал на африканцев. В позорно известном примечании к эссе «О национальных характерах» он писал : «Я подозреваю, что негры и в целом все другие виды людей (потому, что всего есть четыре или пять разных сортов) от природы ниже белых. Они никогда не были цивилизованными более, чем белые, и даже никто из них лично не проявил себя в деяних или мышлении. У них нет своего производства, искусства или науки. С другой стороны, самые грубые и варварские обычаи древних германцев или современных татар до сих пор их отличают»...

Такие взгляды, разумеется, были очень удобным обоснованием для крайне выгодного рабовладения. Как ядовито заметил французский философ Монтескье: «невозможно позволить неграм быть людьми, потому, что если они люди, то мы – не христиане». Оттоба Кугоано, похищенный в Гане в возрасте 13 лет и привезенный в Вест-Индию, затем в Англию, затем освобожденный, очень горько писал о двойных стандартах британских законодателей: «Не странно ли, что те, кого почитают самыми учеными и цивилизованными в мире, вершат такую варварскую жестокость и несправедливость, и что многие ... настолько развратились, что не считают рабовладение, грабеж и убийство преступлением?»

Те, кто выступали против рабства, также боролись против мнения, что африканцы изначально низшие существа. Томас Кларксон ответил Юму, перечисляя имена бывших рабов, добившихся успеха в разных сферах и заметил: «Если бы дух африканцев не был сломлен рабством, если бы они имели те же возможности для усовершенствования, те же перспективы, что другие..., они были бы равны, в разных разделах науки, европейцам... утверждение, что они «низшие звенья в природной цепи и созданы для рабства», основанное на их слабых способностях, совершенно недобросовестное и лживое».

С английской точки зрения, ираландцы были гораздо ниже их самих, чуть повыше африканцев. Их часто сравнивали, как в этих стишках из Панча 1848 года:

Двухметровй Пэдди, разве ты выше –
Ты, кто платишь папе дань,
Умственно, чем беднейший ниггер,
Для кого бог – истукан.
Тебя я подобным Самбо вижу,
Под гнетом предрассудков,
Лежащего во прахе как жалкий болван.

Радж

(инд. Власть – пер.)

Англичане подобным образом принижали обитателей других частей их обширной империи. Когда в Индии были основаны первые поселения английских торговцев, они (согласно историку Дж.Х. Пламбу) «предприняли искренние попытки поладить с индийцами, исходя из интересов дела». Они ели индийскую пищу, одевались по-индийски и часто женились на местных женщинах. «Они были купцами, - пишет Пламб, - гордыми своей расой, решившими нажить деньги как можно скорее, но совершенно лишенными идеи, что судьба призвала их править местными жителями».

Но с ростом политической мощи, английский радж стал все более высокомерным. К концу 18 века всех индийцев изгнали с государственной службы и английская община стала крайне изолированной и фанатичной. Англичане оправдывали свою власть тем, что индийцы были «язычники» и «отсталые» и поэтому неспособны к управлению своими делами. В 1813 году лорд Хастингс, демонстрируя полнейшее невежество в вопросах индийского общественной жизни и истории, писал: «Эти индийцы ограничены, почти как животные, несколькими несложными задачами, и даже к ним они равнодушны. Их ловкость и умение в некоторых делах, которыми они ограничены, несколько больше проворства любого животного с подобным устройством, но их разум не выше того, на что способны собака, слон, обезьяна. Достаточно увидеть это, чтобы понять, что они ни за какой срок не способны продвинуться по пути цивилизации».

«Самый оскорбительный документ»

Сундуки британских купцов и фабрикантов наполнялись за счет колонизированных народов, и британское самомнение продолжало раздуваться. Историк Томас Бэбингтон Маколей хвалился, что британцы «стали величайшим и самым цивилизованным народом в истории человечества», и в 1834 году он сделал свое пресловутое замечание, что «единственная полка хорошей английской библиотеки стоит всей литературы Индии или Аравии». Поэт-лауреат, лорд Тениссон, подпевал ему:

«Сквозь тень земного шара скользим мы в новый день,
Лучше полвека Европы, чем китайский век».

Такие расистcкие взгляды выражались самым гнусным образом в трудах историка Томаса Карлайла, предтечи фашизма, враждебного свободе, демократии и равенству как в Англии, так и за ее пределами. Его позорно известный «Трактат по случаю ниггерского вопроса», 1849 года, Эрик Вилльямс - историк и премьер министр Тринидад-и-Тобаго назвал «самым оскорбительным документом во всей мировой литературе о рабстве и Вест-Индии».

Карлайл требует, чтобы недавно освобожденных рабов заставили работать на белых: «Разумеется, вы должны быть слугами тех, кто рожден умнее вас, кто рожден вашими господами, слугами белым, если они (и кто из смертных может в этом сомневаться?) рождены умнее вас».

Он затем рисует злобную карикатуру: «На пенни постного масла, и Кваши превратиться в замечательную блестящую вещичку, если в нем не убита душа. Проворный, гибкий парень, веселое, ухмыляющееся, танцующее, поющее создание»... ( Рабству в английских колониях, с упоминанием Карлайла, Чернышевский посвятил статью «Леность грубого простонародья» - пер.) .

Карлайл также поносит ирландцев, которые ему противны. Он побывал в Ирландии вскоре после голода и наполнил свой дневник обвинениями против тех, кого он именует «драчливый неразумный народ». Ирландия, писал он – «гигантский нарыв», «человеческий свинарник», «мерзость запустения» и «черный воющий Вавилон дикарей, исполненных предрассудков».

Голод и рассеяние

По всему земному шару Британская империя оставляла руины на пути своей экспансии. В Ирландии голод следовал за голодом, пока не наступил Великий Голод (1845-1849), во время которого полмиллиона умерли голодной смертью и миллион эмигрировали.

Это не было «стихийное бедствие»: Ирландия производила достаточно продовольствия, чтобы накормить голодающих, но крестьянам приходилось продавать урожай, чтобы платить арендную плату, и во время голода от берегов острова отплывали корабли груженные ячменем, овсом и скотом (такая же картина наблюдается сейчас в Аргентине – и это только один пример – пер.).Джон Мактетчел, лидер революционного движения «Молодая Ирландия», был в отчаянии: «огромные стада коров, овец и свиней... отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию, и сотни бедняков ложаться и умирают вдоль дорог от недостатка пищи».

«...Мы вошли в хижину. В дальнем углу, едва видные сквозь дым и покрывающее их тряпье, лежали обнявшись трое детей, с запавшими глазами, без голоса, в последней стадии дистрофии...

Над остатками горящего торфа скорчилась еще одна фигура, дикая, почти нагая, почти нечеловеческая с виду. Жалобно стеная, иссохшая старуха умоляла нас дать ей что-нибудь, показывая руки, на которых кожа свисала с костей...

Мы посетили свыше 50 арендаторов. Всюду одна и таже картина, единственное различие – количество страдальцев. Они редко жаловались. Когда их спрашивали, они отвечали «Та шейн охрас» (я голоден). Мы постигли истинное значение печального слова «охрас». (Вилльям Беннет, посетивший Северное Майо в 1847 году).

В Индии, где Англия проводила ту же политику уничтожения местного промышленного производства и вынуждения крестьян произодить на экспорт сырье, результаты были те же. Во второй половине 19 века 20 миллионов индийцев умерли с голоду, в то время как других отправили на положении полурабов в Вест Индию, Малайзию и Африку. Как и в Ирландии, здесь были частые бунты и восстания против английского правления.

Голод в Ирландии привел к массовой эмиграции в течении веков (стоит заметить, что без существования колоний, открытых для европейской эмиграции, результаты власти Англии в Ирландии могли быть совершенно иными – колонизированные на родине могли стать колонизаторами на чужбине и это, несомненно, снижало накал антиколониальной борьбы в Ирландии: даже в расистской и лживой книге «Унесенные ветром» отец героини – плантатор-рабовладелец – бывший ирландский бунтовщик – пер.)

С дней завоевания Елизаветой, эмиграция стала образом жизни – по сдержанным оценкам, около 24 миллионов граждан стран всего мира ведут свое происхождение из Ирландии. Лишенные возможности использовать свои способности на родине, многие ирландские эмигранты стали знамениты на новом месте жительства. Некоторые стали президентами, премьер-министрами, миллионерами, а другие – рабочими вожаками и революционерами. Среди их потомков – такие разные люди как Джон Ф. Кеннеди и Эрнесто Че Гевара (фамилия матери его отца – Линч). (США и Латинская Америка, где они стали теми, кем стали, разумеется – бывшие европейские колонии –пер.)

Борьба угнетенного народа

Меньшинство англичан, в том числе чартисты и некоторые выдающиеся интеллектуалы,как Джордж Пуле Скроуп и Джон Стюарт Милль, считали бедность и насилие в Ирландии результатом не «отсталости» ирландцев, а английской эксплуатации. В памфлете, впервые изданном в 1834 году, Скроуп призывал правительство урезать почти неограниченную власть помещиков, если оно желает предотвратить голод и революцию: «Невозможно сомневаться..., в том, какова настоящая причина подрывного духа и аграрных бунтов ирландских крестьян. Это борьба угнетенных, умирающих с голоду людей за существование! Это – грубые попытки воплотить свое рода дикарскую справедливость... Это естественные и неизбежные результаты законов, которые позволяют помещикам одновременно поощрять рост населения в своих владениях, и в то же время, по прихоти лишать имущества все население, и выгонять их на большую дорогу без пищи и убежища».

Но большинство английских политиков, редакторов газет и интеллектуалов были абсолютно слепы, когда речь шла о связи между английской политикой и положением в Ирландии. Они предпочитали списывать ирландсую бедность и насилие на самих ирландцев, недостатки их кельтского характера, которые доказывали их низшую натуру. Англичане, с другой стороны, изображались образцами добродетели. Молодой Бенджамен Дизраэли заявил в статье в Таймс в 1836 году, что ирландцы «ненавидят наш свободный и плодородный остров. Они ненавидят наш порядок, нашу цивилизацию, нашу промышленность, наше постоянное мужество, нашу приличную свободу, нашу чистую религию (Дизраэлли был крещенный еврей – пер) . Эта дикая, безрассудная, ленивая, неуверенная и погрязшая в предрассудках раса не имеет ничего общего с английским характером»... (Кажется, в этой тираде – источник знаменитого объяснения Буша после 11 сентября 2001 «почему они ненавидят США» Но скорее всего, подобную наглую чушь может сочинить любой империалист, не только бесспорно одаренный Дизраэли, но и Буш, которого советница канадского премьер-министра в заявлении не для печати назвала «слабоумным», за что и была уволена –пер.)

Журнал Фрэзера, популярный среди английской мелкой буржуазии пускается в рассуждения о разнице между англичанами и ирландцами (1847 год): «Англичане от природы трудолюбивы – они предпочитают честную работу безделью. Они – бережливая и энергичная раса, по большей части точно понимающая свои интересы и упорно их преследует. И из всех кельтских племен, известных повсеместно за их лень и непостоянство, ирландцы признаны самыми праздными и самыми непостоянными. Они не будут работать, если смогут прожить без этого.

Таймс спрашивала в тот же год: «Для чего создан англичанин, как не для работы? И для чего создан ирландец, как не для того, чтобы сидеть на пороге своей хижины, читать речи О'Коннела и поносить англичан?»

Дошло до заявлений, что ирландцы довольны своей нищетой – удобное объяснение, снимающее с Англии всякую ответственность за смягчение последствий голода. Бэквуд Мэгэзин проповедовал в 1846 году: «истина заключается в том... что хотя в Ирландии гораздо больше отвратительной грязи и оборванцев (таковы их национальные вкусы), в ней гораздо меньше настоящего горя или страданий, чем в Англии».

В том же году Таймс бессердечно заметила «С нашей точки зрения мы считаем картофельную чуму (непосредственную причину Великого Голода – пер.) благословением. Как только кельты перестанут быть пожирателями картошки, они начнут есть мясо. Когда они узнают его вкус, они будут готовы зарабатывать его».

«Племена дикарей»

Точно так же, как английские правящие классы считали ирландскую бедность следствием кельтской лени, ирландское насилие они объясняли кельтской склонностью к анархии. В английских умах бедность и аграрные беспорядки оставались ничем не связанными. В книге, опубликованной в 1824 году путешественник писал об ирланцах, что «само их веселье воинственно, драки – препровождение времени, которым они по большей части наслаждаются... Если их не вынуждает необходимость, они бездельничают целый день, или с удовольствием бунтуют»...

В 1844 году другой путешественник заявил, что «убийцы этой страны были бы позором самых дикарских племен, когда-либо бродивших по Азии, Африке или Америке». В 1846 году Таймс заключила, что ирландское насилие невозможно объяснить: «Ирландец совершает убийство как малаец, одержимый амоком. В некоторых обстоятельствах от него этого ожидают и посчитают негодяем и трусом, если он от этого уклонится. К сожалению, эти обстоятельства невозможно определить. Обстоятельства, вынуждающие малайца выхватить свой крис (кинжал – пер.) или японца – к принесению себя в жертву, достаточно хорошо известны всем, знакомым с их характером, и позволяют принять предосторожности. Даже в Мадриде или Венеции оскорбления, могущие быть смытыми только кровью, определены с некоторыми мерами безопасности. Но невозможно составить список обид, которые среди ирландцев считаются основанием для убийства или тайного покушения».

Отказываясь признать реальные причины ирландских обид, англичане клеветали даже на движение Дэниэла О Коннела «Репил» (Отмена унии между Англией и Ирландией – пер.) , направленное на реформы конституционными средствами. Только в одной статье в Таймсе в 1836 году его назвали «грязью ирландских болот», «алчным Сатаной» и человеком, «чьи принципы нам омерзительны, худшее их воплощение в образе человека, когда-либо позорившее стены английского парламента». О Коннела изображали эксплуатирующего по-детски несмышленных кельтов для своих собственных корыстных целей. Как писала Таймс в 1843 году: «Народ, сильно чувствующий и с живыми страстями, более быстрый в ощущении несправедливости, чем в разумном объяснении, смягчении или устранении ее – они так же легко поддаются на призывы восстать против предполагаемого угнетения как успокаиваются счастливой добротой – равно готовые к благодарности за лицемерное сочувствие как и к раздражению на невольно причиненный или воображаемый вред – не менее порывистый в уплате добром за добро, чем в мести – таков народ, чьи добродетели и пороки О Коннел так гнусно эксплуатирует».

Двойные стандарты

Утверждение, что ирландцы – низшие существа, дало англичанам удобный предлог для разных стандартов юстиции в Ирландии и дома. Со времен Акта об Унии 1800 года 2 страны стали политически едины – Объединенным Королевством. Но в то время, как Ирландия подчинялась жестоким законам и подавляющим властям, в Британии дело обстояло иначе. Англичане оправдывали этот разрыв, заявляя, что ирландцы – нецивилизованные и вообще – неангличане! Как Таймс провозгласила в 1846 году : «Великое препятствие спокойствию Ирландии – национальный характер – характер масс, средних классов и старейшин Ирландии... Когда ирландцы будут действовать как цивилизованные люди, ими будут управлять по законам цивилизованных людей».

Британское подавление и эксплуатация Ирландии, более «нецивилизованное», чем любые действия ирландцев, конечно, не принималось в расчет.

Несколько месяцев спустя «Таймс» продолжила ту же тему: «Для англичан законность конституции в том, что они всегда реагируют адекватно на чрезвычайные ситуации или опасность. Было бы жестоко и несправедливо предлагать ирландцу политику, которая будет насмешкой над собой. Мы должны подчиняться обстоятельствам. Если преступления неанглийские – если английские способы расследовать и наказать их не действуют, почему нельзя применять неанглийские меры в кварталах, где насилие и убийство шныряют безнаказанно и беспрепятственно?»

Эти подходы остаются теми же самыми, что очевидно из действий Англии в Северной Ирландии.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Примечание переводчика. Не могу считать себя знатоком ирландской истории, но что поражает с первого взгляда – это сходство действий колонизаторов, независимо от того, кого они оккупируют и грабят. И оправдания они находят те же самые. Замените только «Англию» на «Израиль» и «Ирландию» на «Палестину» - и можно считать статьи в Таймс и сочинения путешественников переводом с иврита.