Травин Д., Маргания О. Европейская модернизация

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 5. АВСТРИЯ: В ПОИСКАХ СЕБЯ

По всем бесспорным признакам эта страна, искусственно созданная государствами-победителями, не могла существовать независимой и (все партии: социалистическая, клерикальная, национальная - твердили это в один голос) даже не хотела самостоятельности. Впервые, насколько мне известно, за всю историю случился такой парадокс, чтобы к самостоятельности принуждали страну, которая бы упорно тому противилась. Австрия хотела объединения либо с прежними соседями, либо с исстари родственной Германией, но ни в коем случае не желала вести в таком изуродованном виде унизительное, попрошайническое существование. Соседние государства, напротив, не желали оставаться с подобной Австрией в экономическом союзе, отчасти потому, что считали ее нищей, отчасти опасаясь возвращения Габсбургов; с другой стороны, включению в состав побежденной Германии противились союзники, чтобы тем самым не усилить ее. В результате решили: немецкая республика Австрия должна существовать и дальше. Стране, которая не желала этого,- явление уникальное в истории! - было приказано: "Существовать!"
Стефан Цвейг

После распада Австро-Венгрии всем наследникам погибшей империи пришлось вести чрезвычайно трудную борьбу за независимое существование. Для Австрии эта борьба к настоящему времени завершилась вполне успешно. Уже несколько десятилетий страна пребывает в числе наиболее развитых государств мира, обладающих стабильно функционирующей

8
рыночной экономикой и высоким уровнем дохода на душу населения. Столь быстрое и благополучное завершение модернизации, казалось бы, делает австрийский пример менее интересным для россиян, чем, скажем, пример тех стран, которые побывали в так называемом "социалистическом лагере".
Однако австрийский путь представляется гладким лишь на первый взгляд. В действительности же успех Австрии был абсолютно неочевиден. Более того, совершенно неочевидным было даже то, что этот осколок империи вообще представляет собой независимое государство, а не случайно образовавшуюся в центре Европы и формально обособленную от соседей территорию. Неочевидным было и то, что австрийцы представляют собой единый народ, а не просто некую германо-язычную общность людей.
Венгрия, Чехословакия, Югославия, Польша вполне отчетливо представляли себя в качестве независимых государств. Населяющие их народы на протяжении многих лет стремились к тому, чтобы перестать быть просто составными частями империй, не обладавших ярко выраженным национальным лицом. Австрия, напротив, всегда видела себя в сердце огромного государства.
На разных этапах развития упор мог делаться на устранении различий между всеми населявшими его - вплоть до самых дальних окраин - людьми (при Иосифе II), на превращении Австрии в центр большого немецкого государства (в середине XIX столетия) или на достижении максимально возможного компромисса с теми народами, которые волей судьбы оказались в границах державы Габсбургов (после 1867г.).
Когда же Австрия оказалась одна, возник вопрос: может ли она вообще существовать в подобном виде и есть ли в этом существовании хоть какой-то смысл? В той или иной форме подобный вопрос стоял и перед некоторыми республиками, образовавшимися после распада СССР.
Конечно, Российская империя (и впоследствии Советский Союз) отличались от Австро-Венгрии явным численным и территориальным доминированием одного народа - русских. Поэтому для России после распада СССР вопроса, аналогичного тому, который стоял перед Австрией после распада

9
дуалистической монархии, не возникло. Однако для Белоруссии, Молдовы и Азербайджана в большей или меньшей степени проблема определения собственной идентичности должна была существовать. Ведь языковая, историческая и культурная общность с Россией, Румынией и Турцией соответственно не могли не повлиять на менталитет переходной эпохи. Да и для части населения Украины или Казахстана, где проживает очень много русских, естественным образом возникал вопрос о том, является ли их новое, внезапно возникшее государство действительно государством или же просто некой случайно образовавшейся территорией.
В этом смысле австрийский пример завершения длительного процесса модернизации представляет собой значительный интерес. Австрия должна была сначала найти себя, а затем уже предпринять соответствующие усилия для построения национальной экономики, обеспечения ее эффективности и достижения высоких темпов роста ВВП. До тех пор пока с определением национальной идентичности сохранялись серьезные проблемы, проблематичным было и завершение модернизации. Когда же Австрия нашла себя, успех не заставил долго ждать.

ПОД ЗНАМЕНЕМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО АНШЛЮСА

Как ни покажется это парадоксальным, но в экономическом смысле наименее приспособленной для независимого существования после распада дуалистической монархии оказалась Австрия. Формально эта страна, образовавшаяся непосредственно в центре бывшей империи и сохранившая высокую культуру населявшего ее германского населения, должна была, казалось бы, преуспевать в хозяйственном отношении. Однако на практике она в наибольшей степени стала жертвой структурных проблем, возникших из-за распада державы Габсбургов.

10
Территория Австрии оказалась отрезана от многих важнейших источников снабжения природными ресурсами: от угля, добываемого в Силезии и в Богемии, от нефти, добываемой в Галиции. Образовавшиеся на развалинах империи молодые государства недружелюбно относились к Австрии, видя в ней старого своего угнетателя, а потому, как отмечали политики того времени, "чтобы получить один поезд с углем из Чехословакии, требовалось провести пять дипломатических встреч" [368, с. 93].
Но даже не это было для Австрии самым страшным. Частично природные ресурсы остались, а то, чего не хватало для производства, можно было, хоть и с большим трудом, купить на внешнем рынке. Хуже обстояло дело с ресурсами трудовыми.
В старой империи Австрия не столько специализировалась на промышленном производстве, сколько на управлении огромным бюрократическим "хозяйством" Габсбургов. Соответственно в этой стране было непропорционально много чиновников, привыкших получать жалованье из имперской казны, а не зарабатывать себе на жизнь использованием рыночных методов.
Бремя содержания всех этих чиновников, предназначенных для управления 30-милионной империей, поначалу просто легло на бюджет маленькой страны с 6,5 млн населения, фактически не имеющей возможности осуществлять столь большие непроизводительные расходы. При 1,6 млн рабочих и 1,4 млн крестьян в государстве насчитывалось 530 тыс. чиновников, служащих и лиц свободных профессий [200, с. 157-158]. Если учесть еще почти три миллиона детей, стариков, иждивенцев, то Австрия как бы представляла собой маленького и физически слабого человечка с огромной головой.
Положение Вены было еще хуже, чем положение Австрии в целом. Как финансовый центр монархии этот город возбуждал вражду самых разных групп населения. Всюду, где раньше столица имела влияние, теперь она оказывалась в полной изоляции. Даже в самой Австрии многие испытывали подобные же чувства по отношению к Вене.
Во времена империи Вена снабжалась продовольствием в основном из Венгрии, ныне оказавшейся по иную стороны

11
границы. Австрийские провинции не привыкли к тому, чтобы кормить своими продуктами столь крупный город. Да у них и не было такого объема продовольствия. В частности, потребность Австрии в зерне составляла 6,7 млн т в год, а собственное производство - только 1,8 млн т [200, с. 146].
Не было у провинций и финансовых стимулов для того, чтобы расширять производство. Поэтому теперь они выставляли всевозможные барьеры для осуществления поставок товаров в собственную же столицу.
"Очень мало общих черт и очень много антагонистических противоречий было,- отмечает Э. Баркер,- между западными землями - сельскохозяйственными, традиционистскими, ортодоксально католическими, управляемыми сильными местными администрациями - и Веной, имперским городом с двухмиллионным населением, крупным финансовым, промышленным и культурным центром, вычурным, космополитическим, населенным проникнутыми социалистической идеологией рабочими, а также богатыми и бедными евреями" [269, с. 11].
Но не лучше обстояло дело и на востоке страны. Плохо складывались отношения между Веной и ближайшими к ней населенными пунктами, расположенными на территории Нижней Австрии. "Даже те районы, которые были видны невооруженным глазом с башни собора святого Стефана, отказывались разделить имеющееся у них продовольствие с голодающими жителями столицы" [368, с. 88].
Положение Вены еще ухудшилось в связи с притоком большого числа австрийцев, которые раньше занимали административные и иные должности в тех частях империи, которые теперь отделились. Хотя этот приток компенсировался оттоком тысяч чехов, поляков, венгров, хорватов и т.д., стремившихся воссоединиться со своими освободившимися соотечественниками, все же в столице население заметно увеличилось за счет обнищавших беженцев [459, с. 96].
Голодные люди рыскали по стране, отыскивая возможность приобрести хоть какое-нибудь продовольствие. Зародилось мешочничество. Но рыночные механизмы, с помощью которых товары можно приобретать за деньги, давали сбой в условиях зарождающейся высокой инфляции. Власти отдельных

12
земель и даже округов стремились полностью закрыться от соседей, охраняя имеющееся у них продовольствие. С весьма похожими проблемами столкнулась, кстати, и Россия в самом начале 90-х гг., когда дефицит продуктов и товаров широкого потребления дошел уже до крайней степени, а рыночные механизмы еще не заработали по-настоящему.
Но в Австрии первых послевоенных лет ситуация была все же значительно более сложной, нежели в России конца XX века. Гражданам новой республики требовались паспорта и даже специальные доморощенные визы для того, чтобы ездить по своей собственной стране, перебираясь из одной провинции в другую. "Во время путешествий,- отмечал К. Макартни, современник тех событий,- карманы тщательно обыскивали, но не ради кошелька или бриллиантов, а ради картошки и муки. Один человек вспоминал, как он четырнадцать часов сидел на железнодорожной станции в Граце, ожидая разрешения на право войти в город" [432, с. 96].
Кордоны, правда, далеко не всегда помогали устранить рынок и удержать продовольствие от вывоза в столицу. Нищих австрийских чиновников, спешно брошенных местными властями на работу в новоявленных таможнях, нетрудно было подкупить, чем мешочники постоянно и занимались. Если же добром сторговаться не удавалось, спекулянты, неплохо вооруженные и закаленные в окопах Первой мировой, прорывались в богатые хлебом регионы с боем. На границах отдельных австрийских земель регулярно возникали кровопролитные стычки [227, с. 667].
В этой ситуации австрийская политическая элита проявила полную беспомощность, совершенно растерявшись под бременем свалившихся на неожиданно образовавшуюся маленькую страну проблем. Вместо того чтобы искать способы адаптации к новым условиям, политики практически всех мастей пришли к выводу о невозможности автономного существования своей страны. Априори считалось, что структурные проблемы австрийской экономики абсолютно неразрешимы. Поэтому политикам данной страны единственным возможным вариантом выживания государства виделось вхождение Австрии в состав единой Германии.

13
Бесспорно, в этом была своя логика, как политическая, так и экономическая.

Во-первых, в сторону Берлина тянули немецкие национальные чувства, пробудившиеся еще в первой половине XIX столетия, но несколько подмороженные после того, как Пруссия сумела отодвинуть Австрию в сторону при объединении Германии. Идея формирования собственного национального очага, выразившаяся у других народов распавшейся Австро-Венгрии в стремлении обособиться, у австрийцев, в силу специфики их своеобразного исторического развития, нашла воплощение, напротив, в желании присоединиться к другому государству.
Во-вторых, к объединению с Германией подталкивало желание сохранить возможности для сбыта производимых в Австрии товаров. Поскольку возможность сбыта своей продукции на востоке теперь зависела от того, насколько жестким будет протекционизм в новых государствах, естественным было стремление маленькой страны оказаться в составе другого крупного государства, обладающего емким внутренним рынком. Если в настоящее время вопросы создания общего рынка и объединения государств принципиально разделены (например, Евросоюз представляет собой общий рынок для целого ряда политически независимых государств), то после Первой мировой войны они были теснейшим образом связаны между собой. Чтобы свободно торговать друг с другом, надо было политически объединяться.
Однако на практике объединиться с Германией было невозможно. Победившие в войне союзники (в первую очередь Франция) стремились в максимально возможной степени ослабить проигравшую сторону, а потому отвергали даже попытки поставить данный вопрос на обсуждение. Парадокс развития межвоенной Австрии состоял в том, что разумная в общем-то идея объединения была выдвинута в неподходящих внешнеполитических условиях - следовательно, вместо того чтобы способствовать развитию страны, она лишь тормозила ход стабилизации. Австрийцы ждали решения своих проблем со стороны и не были готовы к тому, чтобы действовать самостоятельно.
Настроения в пользу аншлюса поддерживались еще и доминированием в австрийской послевоенной политической

14
элите социал-демократов, завоевавших на выборах 1919 г. более 40% голосов населения и возглавивших первое коалиционное правительство независимой австрийской республики. После 1938 г. сравнительно привычным для нас стало представление о том, что аншлюс - идея национал-социалистическая. Однако исторически это было совсем не так.
Все пошло, в первую очередь, от социал-демократов. Некоторые из них, например Отто Бауэр, открыто призывали к вхождению страны в состав Германии для того, чтобы усилить позиции немецкого социализма [269, с. 18]. Любопытно, что лидеры социал-демократов ссылались для обоснования своей позиции на лозунг "великой Германии", выдвинутый в период германской революции 1848 г., который в то время характеризовался Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом как национальная цель освободительной борьбы немецкого пролетариата.
Тяга к объединению с Германией охватывала не только лидеров. Аншлюс представлял собой не просто позицию отдельных наиболее "продвинутых" марксистов, а официальную точку зрения партии. В резолюции съезда социал-демократической партии от 1 ноября 1918 г. говорилось: "Немецкая Австрия, предоставленная самой себе, не является экономически жизнеспособным образованием" [163, с. 114].
В одинаковой степени идеей неспособности самостоятельного выживания Австрии были заражены деятели как федерального, так и регионального масштаба, хотя на местах задачи политиков были совершенно другими, нежели в Вене. Богатые западные провинции, не желавшие разделять трудности деградировавшей столицы, готовы были при необходимости поодиночке присоединяться либо к Германии, либо к Швейцарии [488, с. 19-21]. Неудивительно, что при подобном настрое экономические проблемы, порожденные войной и спецификой послевоенного государственного устройства, могли только усугубляться.
В течение первых лет существования австрийской республики ключевой проблемой стала несбалансированность бюджета. Доходов не хватало для покрытия даже половины расходов государства. Причиной возникновения подобной ситуации были трудности со сбором налогов и крупные прави-

15

тельственные траты. Социальное бремя, взятое на себя правительством, оказалось для него непосильным. Оно определялось безработицей, нехваткой продовольствия, искусственно поддерживаемыми с помощью субсидий низкими ценами на товары, низкими тарифами, установленными на государственных железных дорогах, а также содержанием большого числа чиновников, оставшихся еще от старого аппарата.
Трудности определялись объективно возникшими проблемами, но немаловажным фактором усиления нестабильности было и то, что возглавлявшие вначале коалиционное правительство социал-демократы (в частности, канцлер Карл Рен-нер) считали большой объем государственных расходов, предназначенных для поддержки трудящихся, необходимым с точки зрения проведения в жизнь своих принципиальных партийных идей. Не слишком сильно отличались от них в плане развития популистских идей и представители другой ведущей партии - христианские социалисты.
Кроме того, имелись и другие социально-политические факторы, определявшие (как тогда считали) необходимость поддержания высокого уровня государственных расходов. Многие уже в 1919 г. понимали, что с бюджета нужно снимать непосильную для него нагрузку, но опасались прихода коммунизма российского образца, который находился уже совсем рядом - за венгерской границей, где образовалась советская республика. Немногим лучше положения за восточной границей Австрии было, кстати, и положение за ее западной границей - в "красной" Баварии.
При такой критической ситуации любые возможные стабилизационные действия в экономической сфере вызывали у властен страх, поэтому проще всего было ничего не делать. Настроение, овладевшее элитой общества, прекрасно иллюстрируют слова одного полицейского комиссара: "Если я закрою завтра венские кафе, то уже на следующий день у нас будет Революция" [390, с. 74].
В результате положение дел в производстве и потреблении было весьма странным. Например, по имеющимся у историков оценкам рабочие, вырабатывающие в день продукции, скажем на 320 крон, получали в виде заработной платы 300 крон,

16
а кроме того выигрывали еще порядка 100 крон за счет субсидирования заниженных цен на продовольствие [368, с. 150]. Трудно было надеяться на нормализацию хозяйства страны при подобном подходе к делу.
Правительство Австрии находилось в удивительном положении. Министр финансов вообще не контролировал расходы различных министерств. Формально процветала демократия, и бюджеты принимались парламентом, но они ничего не значили.
Был год, когда бюджет, принятый парламентом, истратили уже в течение первого месяца. После этого правительство существовало за счет системы экстраординарных кредитов. Информация об ожидаемом дефиците докладывалась один или два раза в неделю Министерству финансов, которое обеспечивало его финансирование посредством печатания новых банкнот, поставляемых эмиссионным банком. При этой хаотической системе не только не было возможно предпринять попытки хоть как-то обуздать расходы, но не было даже толком известно, сколько истратило правительство в данном месяце, пока в следующем другие министерства не представляли свои отчеты в Минфин.
Аналогичным образом ситуация складывалась и со сбором налогов. В условиях слабой политической власти их никто толком не платил, а то, что все же взималось с населения, быстро обесценивалось. "В 1922 г. министр финансов еще собирал подоходный налог за 1920 г. и даже не приступал к его оценке за 1921 г." [390, с. 74].
Бюджетный дефицит и беспорядочная денежная эмиссия породили инфляцию, масштабы которой существенно превзошли те, что были во время войны. Если германская инфляция была доведена до своего пика необходимостью осуществления репарационных выплат и оккупацией части территории, то австрийская - практически полностью определялась действием внутренних проблем.
Сен-Жерменский мирный договор, заключенный между победившими в войне союзниками и Австрией (аналог Версальского, заключенного с Германией), обязал Вену к уплате репараций. Однако конкретная сумма платежа договором не

17
была определена. Дискуссии о том, сколько денег причитается с австрийцев и стоит ли вообще с них что-то брать, продолжались в общей сложности около десяти лет. Печальный пример Германии, которую первые же платежи довели до глубочайшего кризиса, фактически сделал невозможным жесткий курс в отношении Австрии, тем более что эта маленькая страна объективно не имела даже тех возможностей мобилизации ресурсов, которые были у северных немцев.
Таким образом, Австрия реально не платила репарации. С формальной точки зрения экономика страны не была обременена этим грузом, но, естественно, постоянно висящий над страной дамоклов меч репараций, которые вот-вот могли быть взысканы, создавал тяжелую психологическую обстановку на финансовом рынке. Долгое время имело место недоверие к кроне. Все ждали ее окончательного падения, и подобные рациональные ожидания становились важнейшим фактором ускорения инфляции. Иностранный капитал не был готов к инвестициям в австрийскую экономику, и его пассивность тормозила выход из длительного кризиса [276, с. 185].
Тот факт, что нарастание инфляции в Австрии было связано не с выплатой репараций, а с проведением социальной политики и с психологическими ожиданиями, не отрицает, впрочем, объективного характера возникшего в стране экономического кризиса, поскольку внутренние ее проблемы были унаследованы от прошлого. Если во Франции времен революции этим "прошлым" был государственный долг, а в Германии - наследие имперской политики кайзера, то в Австрии - распад монархии и возникновение серьезных структурных проблем, требующих перестройки всей экономики.
Методы борьбы с ростом цен были анекдотичными. Поначалу власти не находили ничего лучшего, чем фиксировать цены на ряд товаров и услуг. В частности, был установлен максимальный размер квартирной платы. Это означало, что съемщики квартир жили в них в период высокой инфляции практически бесплатно. Год проживания стоил меньше, чем один обед [227, с. 668]. Естественно, в поддержании заниженных цен и господстве дефицита была заинтересована многочисленная государственная бюрократия. Низкие заработки и

18
невозможность прокормиться официальным путем стимулировали коррупцию в ее рядах [368, с. 92]. Бюрократы всячески стремились сохранить свое значение для общества даже в тех условиях, когда их услуги уже не требовались.
В известной степени власть была заложницей бюрократии. Неспособность правительства предпринять решительные шаги в экономической и политической области оказалась более серьезной проблемой, чем даже многолетнее ведение боевых действий.
Быстро нарастающая инфляция, в свою очередь, породила бегство от австрийской кроны и резкое падение курса национальной валюты, темпы которого из-за инфляционных ожиданий населения даже превосходили темпы роста цен. Крестьяне переходили на бартер, что ставило многочисленное население Вены в особо тяжелое положение. Многие граждане старались приобретать иностранные деньги. Примерно так же, как впоследствии в России первой половины 90-х гг., в Австрии 1922 г. "даже школьники имели несколько швейцарских франков, американских долларов или чехословацких крон, добытых тем или иным путем" {488, с. 26].
Широкое распространение иностранной валюты способствовало развитию черного рынка. На доллары, франки и кроны можно было купить все. Подобное положение дел раздражало сторонников равенства. Левые социал-демократы, поддержанные коммунистами, заявляли, что "железная метла" пролетарской диктатуры способна быстро покончить с черным рынком, но лидеры австрийских левых все же были людьми образованными и понимали, какие последствия можно получить, использовав "железную метлу" для решения сложных хозяйственных проблем. Так, например, О. Бауэр отмечал, что всякому, кто хоть немного знаком с экономикой, ясно, что незаконная торговля есть результат нехватки продовольствия, и она исчезнет, как только продовольственная ситуация улучшится 1368, с. 92]. Таким образом, до репрессий в Австрии дело не дошло, что позволило черному рынку сохраниться и выполнять свои функции в условиях, когда все другие механизмы продовольственного снабжения работали плохо.

19
В наилучшем положении на рынке оказывались иностранцы - законные обладатели большого количества твердой валюты. Они скупали в Австрии все, что только могли. Иностранцы не ограничивались предприятиями и производственным оборудованием, но в первую очередь вывозили художественные ценности, произведения искусства, которыми были столь богаты венская буржуазия и старая австрийская аристократия. Немало предметов национальной культуры было потеряно для страны в годы высокой инфляции.
В Германии гиперинфляция развилась несколько позже, чем в Австрии, и это позволяло немцам скупать у соседа на марки дешевые товары. В западных австрийских землях процветал своеобразный пивной туризм, плоды которого наблюдал в Зальцбурге Стефан Цвейг. Оставленное им описание представляет картину, очень напоминающую знаменитый финский водочный туризм в Ленинграде-Петербурге.
Баварские бюргеры толпами валили через границу, накачивались пивом, которое им практически ничего не стоило, и тут же отправлялись к себе домой даже без ночевки. Некоторых наиболее активных туристов приходилось доставлять к поезду на тележках для багажа, так как их бесчувственные тела уже не способны были передвигаться самостоятельно. Любопытно, что после того, как в Австрии была обеспечена финансовая стабильность, а в Германии, наоборот, кризис дошел до нижней точки, направление пивного туризма изменилось на 180 градусов. Теперь уже из Зальцбурга ехали в Баварию для того, чтобы выпить по дешевке [227, с. 670-671].
Попользоваться местной дешевизной приезжали в Австрию "туристы" и из более отдаленных, нежели Германия, мест. С. Цвейг был свидетелем того, как отель-люкс "Европа" в Зальцбурге долгое время был целиком заполнен английскими безработными. Выплачиваемое им гуманными британскими властями пособие оказывалось благодаря обесценению австрийской кроны столь велико в пересчете на местные деньги, что жить в лучшей гостинице Зальцбурга было дешевле, чем в трущобах Ист-энда [227, с. 669-670].
В какой-то степени курс национальной валюты еще поддерживался за счет предоставляемых Австрии разовых иностранных

20
займов (даже Чехословакия нашла возможность поддержать свой бывший имперский центр), но в конце концов стало ясно, что это страну не спасет [459, с. 109, 114].
Впрочем, нет худа без добра. Сложное финансовое положение предотвратило широкомасштабную социализацию (национализацию) промышленности, занимавшую важное место в планах австрийской социал-демократии. Рядовые партийные депутаты требовали ее осуществления, и даже христианские социалисты вроде бы не возражали против того, чтобы ряд важнейших предприятий (шахты, транспорт, некоторые ведущие промышленные концерны) был передан в руки государства. Но, как справедливо заметил К. Реннер, нельзя социализировать долги (цит. по: [368, с. 134-135]). Если успешно работающие предприятия еще могут пребывать в государственной собственности, то предприятия, нуждающиеся в серьезной структурной перестройке и в финансовых вливаниях, национализировать бессмысленно. Они должны находиться в частных руках. Это, кстати, хорошо показало развитие экономики Австрии после Второй мировой войны, когда сначала промышленность развивалась в рамках государственной собственности, но впоследствии подверглась широкомасштабной приватизации.
На деле социализация затронула лишь очень узкий круг предприятий. Постепенно все влиятельные политические силы пришли к выводу о ее несвоевременности, а после того, как миновала непосредственная опасность расширения революционных действий и выхода ситуации из-под контроля, любые попытки обращать предприятия в государственную собственность сошли на нет [368, с. 141]. Промышленности требовались инвестиции, а не "новые порядки".
Если в области финансов царил полный развал, то ситуация в производственной сфере была куда сложнее. Поначалу прекращение военных действий, налаживание мирной жизни, стимулирующее экспорт и ограничивающее импорт падение национальной валюты, а также некоторые другие факторы стимулировали рост производства. Экономика частично восстановилась после разрухи. Примерно к середине 1920 г. безработные, которых было очень много сразу после окончания войны, в основном нашли себе занятие. Торговля шла

21
особенно бойко: каждый потенциальный покупатель стремился как можно быстрее потратить имеющиеся у него деньги, пока они не обесценились в условиях быстро набирающей темпы инфляции [432, с. 107].
Однако "процветание" в Австрии, как и в Германии того времени, было лишь кажущимся. Так, в частности, обеспечение полной занятости вряд ли было реальным, поскольку еще с 1919г. власти, не способные профинансировать полную выплату пособий по безработице, требовали от предприятий держать процентов на двадцать больше рабочих, чем требовалось исходя из нужд производственного процесса [368, с. 192].
Но самым важным свидетельством продолжающегося кризиса было то, что экономика, в которой нарастали нестабильность и неопределенность, не имела перспектив дальнейшего развития. Нужно было создавать условия для того, чтобы в стране начался нормальный инвестиционный процесс, который позволил бы обеспечить механизмы осуществления долговременного экономического роста(1).
Первую попытку провести финансовую стабилизацию в Австрии предпринял еще в 1919 г. один из крупнейших ученых-экономистов XX столетия Йозеф Шумпетер, который в течение шести месяцев занимал пост министра финансов(2). Он не был в отличие от коллег сторонником аншлюса и значительного увеличения социальных расходов. Как квалифицированный

(1).О том, почему послевоенный стимулировавшийся инфляцией экономический рост был бесперспективным, подробнее см. в главе, посвященной Германии.
(2).Шумпетер был одним из представителей австрийской экономической школы, основы которой закладывал еще К. Менгер - наставник принца Рудольфа Габсбурга (подробнее см. главу об Австро-Венгрии). Он окончил Венский университет, где учился у Е. Бем-Баверка, ас 1911 г. был профессором в Граце. Написанная в 1912 г. "Теория экономического развития" принесла ему мировую славу. В 1918 г. Он занялся практической деятельностью в Германии, куда его пригласили социалисты для подготовки реформ в комиссии, возглавлявшейся Карлом Каутским.

22

специалист Шумпетер прекрасно понимал необходимость приведения в порядок бюджетной и кредитно-денежной политики, но социалистический настрой в правительстве в целом не создавал условий для того, чтобы идти по пути обеспечения макроэкономической сбалансированности.
Шумпетер пытался балансировать, с одной стороны, учитывая тенденции, доминировавшие в социалистической элите страны, а с другой - пытаясь находить разумный выход из положения. В результате у него рождались не слишком реалистичные планы осуществления финансовой стабилизации с использованием зарубежной помощи.
Министр финансов хотел установить высокий подоходный налог, что позволяло бы обеспечить увеличение поступлений в бюджет, но в то же время он был готов идти навстречу крупным налогоплательщикам, предлагая им компромиссный вариант. Чтобы избежать слишком высокого налогообложения, они должны были привлекать внешние займы на свое имя, а затем предоставлять правительству возможность пользоваться этими деньгами. Таким образом Шумпетер пытался посредством хитроумной комбинации, с одной стороны, использовать сильные стороны правительства (возможность надавить на богатых граждан), а с другой - нивелировать его слабые стороны (низкий авторитет в международных финансовых кругах). Однако этот план был не слишком практичен, и до его реализации дело так и не дошло.
Пытался Шумпетер налаживать связи с потенциальными зарубежными кредиторами и напрямую, т.е. минуя частных лиц. Согласно некоторым источникам он вступил в непосредственный контакт с британским финансовым экспертом Френсисом Оппенгеймером, чтобы обсудить возможный проект ре-

23
Формы, которую Запад готов был поддержать с помощью крупного внешнего займа. В качестве составной части этого соглашения предполагалось установить западный контроль за австрийским центральным банком. Такого рода контроль, естественно, не мог понравиться гражданам маленькой, но гордой республики, которая еще недавно находилась в состоянии войны со своими потенциальными контролерами. И хотя план Шумпетера-Оппенгеймера вроде бы предполагал, что национальные чувства австрийцев должны быть каким-то образом учтены, практического воплощения эта затея также не имела [328, с. 17-18].
Еще одним способом, с помощью которого Шумпетер пытался добыть деньги для страны, была продажа акций предприятий зарубежным инвесторам (в частности, итальянцам). Но против такой продажи возражал О. Бауэр, поскольку в 1919 г. еще живы были идеи социализации промышленности [368, с. 139].
Итак, у Шумпетера ничего не получалось, и это предопределило его скорую отставку. Однако надо признать, что сам по себе подход Шумпетера, в соответствии с которым финансовая стабилизация должна быть основана на привлечении серьезной зарубежной помощи, был вполне реалистичным. Через несколько лет, когда положение дел столь усугубилось, что о национальных чувствах маленького и гордого народа уже почти никто не вспоминал, экономическая реформа была осуществлена примерно таким образом, как хотел сделать Шумпетер в 1919г.
Но пока это время не пришло, трудности нарастали, и в октябре 1921 г. даже в социал-демократических кругах стала доминировать идея осуществления финансовой стабилизации. Первый план, предполагающий сокращение расходов и увеличение доходов бюджета, был представлен О. Бауэром. Дела в стране шли так плохо, что план Бауэра оказался поддержан даже его политическими противниками, хотя внутри самой партии оставалось немало сторонников левых взглядов, не желавших идти на какое-либо ущемление кошельков трудящихся [368, с. 159-161](1).

(1).Естественно, против плана финансовой стабилизации оперативно выступила российская газета "Правда", критикуя Бауэра за соглашательство с буржуазией [200, с. 280].

24
В результате обретения некоторого подобия политического согласия относительно необходимости экономить деньги появились реальные изменения в финансовой политике Австрии. В конце 1921 г., когда одни лишь субсидии на продовольствие определяли более половины всего бюджетного дефицита страны, новому коалиционному правительству во главе с Шобе-ром - полицейским чиновником, не принадлежавшим ни к одной из политических партий, пришлось все же сократить многочисленные дотационные расходные статьи. Цены на товары из-за инфляции издержек стали быстро расти, и в Вене произошли массовые беспорядки. Кроме того, усилились инфляционные ожидания. Тем не менее к началу 1922 г. отмена субсидий была доведена до конца, что несколько улучшило состояние бюджета. Если в 1919 г. дефицит составлял 67% государственных расходов, то в 1922 г.- только 40% [488, с. 24].
Но и это положение дел было неприемлемо для нормального развития экономики. Рост цен и падение курса кроны, происходившие по причине нарастания инфляционных ожиданий, существенно превышали масштабы денежной эмиссии. А сами масштабы этой эмиссии тоже нарастали, несмотря на попытки нормализовать бюджетные дела.
По сравнению с уровнем 1914 г. цены к январю 1919 г. увеличились в 28 раз, к январю 1920-го - в 50 раз, к январю 1921-го - в 92 раза, к январю 1922-го - в 830 раз, к августу 1922-го - в 7422 раза, к сентябрю 1922 г.- в 14 153 раза. В то же время темпы роста денежной массы были хоть и немалыми, но все же не столь впечатляющими. К марту 1919 г. количество выпущенных банкнот возросло по сравнению с 1914 г. в 16 раз, к январю 1920-го - в 24 раза, к январю 1921-го - в 61 раз, к январю 1922-го - в 365 раз, к декабрю 1922 г.- в 6957 раз [488, с. 25].
Мы видим, что, во-первых, темпы инфляции быстро нарастали и определялись текущими проблемами страны, а не просто наследием войны. Во-вторых, из-за паники рост цен шел опережающими темпами по сравнению с ростом денежной массы.

Страна вошла в острый экономический кризис, выход из которого был найден уже иными политическими силами, не-

25
жели те, что приняли в свои руки власть сразу после распада империи. Благоприятствовало ситуации то, что в 1921 г. идея аншлюса стала постепенно отступать. Австрийцы начали все пристальнее присматриваться к возможности получать кредиты на Западе. Однако время шло, и страну постигало одно разочарование за другим. Серьезные кредиты так и не появились [432, с. 114].