Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Луппол Иван Константинович

(1896—1943)—советский философ, академик АН СССР. Родился в Ростове-на-Дону. Обучался на юридическом факультете Московского университета, который окончил в 1919 г. В 1932 г. окончил Институт красной профессуры (ИКП). Работал в Институте Маркса и Энгельса (1924). С 1925 по 1931 г. был профессором МГУ, с 1938 г.—профессором ИКП, с 1935 по 1940г.—директор Института мировой литературы им. М. Горького. Необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно. Основные труды — по истории философии, эстетике, литературе. И. К. Луппол — один из первых исследователей философского наследия В. И. Ленина. Ему принадлежат также статьи о творчестве А. Н. Радищева, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, М. Горького, В. В. Маяковского, И. В. Гёте, П. Беранже, Г. Гейне, А. Франса и др. Под редакцией И. К. Луппола вышли сочинения Д. Дидро, Ж. О. Ламетри, П. Беранже, А. Н. Радищева, Г. Гейне. (Тексты подобраны Б. Н. Бессоновым.)

ЛЕНИН КАК ТЕОРЕТИК ПРОЛЕТАРСКОГО ГОСУДАРСТВА

II

(...) Над выяснением радикальных отличий пролетарского государства от буржуазного особенно потрудился Ленин. Он в нескольких местах усиленно подчеркивает, что "ввести" коммунизм нельзя, коммунизм приходит сам, но необходимо “ввести” пролетарское государство, как первый шаг, исключительно открывающий возможность появления коммунизма. Чем характеризуется пролетарское государство? Как и всякое государство, оно есть насилие. Понятие государства коррелятивно понятию насилия. Пока есть государство, нет свободы; когда есть свобода, уже нет государства. Государство есть зло, по наследству от буржуазии переходящее к пролетариату. Государство пролетариата не есть для него самоцель, каким было государство для буржуазии, но лишь средство вовсе покончить с государством, как формой общежития, вовсе покончить с разделением общества на классы.

Что такое пролетарское государство? Это — “организовавшийся в господствующий класс пролетариат”. Организуясь в господствующий класс, начиная подавление буржуазии как класса, пролетариат тем самым делает первый шаг к уничтожению себя как класса, первый шаг к бесклассовому, безгосударственному обществу. Аппарат государства в руках пролетариата, обращаясь против буржуазии, тем самым обращается против государства вообще. Но чтобы этот аппарат работал хорошо по своему назначению, он должен быть хорошо организован. “Технически” пролетарское государство должно быть организовано не хуже, а еще лучше, чем буржуазное. Его функции насилия, подавления противоположного класса должны выполняться более быстро, более метко и с большим полезным эффектом, ибо дело идет не об удерживании подавляемого класса в известных рамках угнетения и о воспроизведении его в тех же рамках, как это делала в своем государстве буржуазия, но о полном уничтожении противоположного класса. (...)

(...) При всех “издержках” революции экономика переходного от капитализма периода социально выше экономики капитализма. В той же мере политическая надстройка первого выше политической надстройки второго.

Это расположение государств по лестнице их социальных типов есть ленинское приложение диалектики к вопросам государства, есть дальнейшее развитие и обогащение теории марксизма. Относительно можно говорить, что демократическая республика выше, например, конституционной монархии... (...) Для Ленина конституционная монархия, парламентарная монархия, демократическая республика имеют значение, но все это — лишь формы правления внутри одной формы государства, внутри одной политической структуры общества. Между указанными формами правления разница лишь количественная, между формами государства — разница качественная. (...)

(...) Между демократической республикой как формой правления буржуазного государства и между пролетарским государством — скачок, который совершает пролетарская революция. Буржуазная демократия не может быть ни фактически, ни логически формою пролетарского государства.

III

(...) Пролетарское государство не только не может утвердиться без насилия, но и само оно, поскольку оно государство, есть насилие, орудие, как сказано, для подавления. И если буржуазное государство было, по существу, диктатурой буржуазии, в какие бы демократические оболочки оно ни облекалось, то государство пролетариата не может быть не чем иным, как диктатурой пролетариата. Эти два понятия вполне идентичны и могут с полным правом заменять одно другое. (...)

Что такое диктатура? В этом понятии вовсе не кроется тот смысл, что диктатором может быть лишь одно лицо и что, следовательно, нельзя говорить о диктатуре, как о политическом господстве класса... (...) Власть, не признающая никакой другой нормы, кроме своей, есть диктатура. Но в то время, как диктатура буржуазии опирается, говоря коротко, на вооруженную силу против масс, диктатура пролетариата опирается на народную массу, на вооруженную силу самих масс. (...)

Диалектик Ленин не берет явления абстрактно: государство, демократия, но конкретизирует понятия: какое государство, какая демократия. Поставленный конкретно вопрос уже предопределяет ответ: буржуазная демократия оказывается диктатурой против пролетариата, диктатура последнего против буржуазии оказывается демократией для пролетариата и беднейшего крестьянства, ибо, пока существуют различные классы, можно говорить только о классовой демократии. “История знает буржуазную демократию, сменяющую средневековье, и пролетарскую демократию, которая идет на смену буржуазной”.

Но очевидно, что демократия для буржуазии, для меньшинства, уже, уродливее, чем демократия для трудящихся, для большинства. Вопрос, значит, ставится так: может ли быть в классовом обществе установлена демократия и для буржуазии, и для пролетариата? При единственно возможном отрицательном ответе вопрос изменяется так: может ли быть демократия сохранена и для богатых, и для эксплуататоров в исторический период уничтожения их как общественной группы? Но не менее очевидно, что пролетариат не может победить, не подавив насильственно своих противников, а там, где есть насилие, не может быть свободы для насилуемых, не может быть, значит, для них и демократии. (...)

IV

(...) “Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве” — таков исходный пункт его [В. И. Ленина. — Сост.] наблюдений и принцип его анализа. Революции могут совершаться так, что сопротивление общественной группы, стоявшей у власти, быстро ослабевает, и государственная власть почти мгновенно переходит в руки новой господствующей группы. (...)

(...) Две власти в одном государстве, две государственные власти, означают две диктатуры, а диктатура по самому понятию своему есть власть, ни с кем не разделяемая. В наличии временного правительства, с одной стороны, и советов депутатов — с другой, Ленин усматривал еще в апреле 1917 г. переплетение двух диктатур. И он ставил прогноз: так долго продолжаться не может. “Двух властей в государстве быть не может. Двоевластие выражает лишь переходный момент”. Из двух властей одна должна победить и, очевидно, победит сильнейшая. Эта победа знаменует начало нового государства. Победа советов в России означала победу пролетарского государства, как победа национального собрания во Франции 1789 г. означала шаг к победе буржуазного государства. (...)

Категории большинства и меньшинства вовсе не предполагают точного подсчета голосов при выборах в представительные учреждения в условиях диктатуры буржуазии. Базироваться исключительно на итогах выборов — значит заниматься “позорной игрой в формальность”, значит пытаться, само собой понятно, безуспешно формально-логическим методом охватить диалектическую действительность. Большинство голосов, отданных кандидатам пролетариата, должно быть последним учтено как показатель возможности и необходимости приступить к более решительным действиям. Большинство в парламенте как и легальное условие его проявления — всеобщее избирательное право — есть лишь, говоря словами Энгельса, “показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве”. (...)

(...) Выводы Ленина, сделанные на канве русской революционной действительности, не есть нечто индивидуальное, только в данной обстановке и в данное время имеющее ценность. Это — формулы первого уравнения в задаче о пролетарской революции. Когда он говорит, что “ждать “формального” большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет”, — слово “большевики” выражает общее понятие, алгебраическую величину авангарда революционного класса. (...)

Этот принцип нащупывания большинства не в цифрах, а в реальном соотношении сил и в среде самого революционного класса, как один из устоев ленинского учения о пролетарском государстве, был выведен им из опыта Парижской Коммуны, в которой в конце концов формальное большинство было за мелкой буржуазией. И, тем не менее, Энгельс называл ее диктатурой пролетариата по делам ее, имея в виду идейно-руководящее участие в ней представителей пролетариата в революционном правительстве Парижа... Точно так же и Советская Россия не перестает быть диктатурой пролетариата, если на ее съездах советов формальное большинство оказывается за трудовым крестьянством.

Указанный принцип был заострен и отточен при октябрьском захвате власти и еще раз проверен с успехом на практике при устранении второго, запоздавшего двоевластия, при ликвидации Учредительного Собрания. Выборы в столицах, в промышленных районах, в армиях Северного флота, находившихся под идейным воздействием пролетариата, дали подавляющее большинство большевистских депутатов. Значительное количество их пришло вообще из армии, т. е. из крестьянской среды, ставшей во время войны более сознательной, и из губерний Северо-Западного края, опять-таки находившихся под идейным влиянием пролетариата Питера и Москвы. Это было большинство, достаточное для устранения нового двоевластия и увлечения за собой и руководства громадной массой населения, крестьянством, мелкой буржуазией, полупролетариями. И двоевластие было устранено.

Тут же осуществился и тот принцип, о котором мы говорили выше: революция “совершенствует” старое государство, доводит его верховный орган до высшего предела, когда “исполняется мера”, чтобы вовсе уничтожить его.

V

(...) Прежде всего вопрос о государственном строении... Каким должно быть принципиально пролетарское государство, государство революции, единым централизованным или федеративным децентрализованным? В данном контексте нас, конечно, не интересует отличие принципа автономии от принципа федерации и последнего от принципа конфедерации. По этому вопросу Ленин-теоретик следует за Энгельсом, Ленин-политик останавливается на одной из возможностей, не альтернативных, а директивных, указанных также Энгельсом.

С точки зрения пролетариата и пролетарской революции, Ленин, как и Маркс и Энгельс, отстаивает принцип демократического централизма, единую и нераздельную республику. Федеративная республика возможна как исключение, ибо она, в сущности, является помехой развитию-отмиранию пролетарского государства, помехой развитию коммунизму, а скорее способствует идеалу анархизма. (...)

(...) Корректив к крайности централизма вносится его демократизмом: выборностью вышестоящих органов власти органами нижестоящими вплоть до полноправных граждан. Этот принцип применялся Лениным в партии до революции, он же переходит в пролетарское государство после революции.

Но принципиально централизованное пролетарское государство допускает исключения ввиду особых условий. Единственным, пожалуй, таким условием является наличие внутри одного государства нескольких наций. Ленин вслед за основоположниками марксизма не отмахивается от национального вопроса; напротив, при наличии различных наций он допускает изъятие из принципа единства. Принципы пролетарского государства в глазах Ленина не прокрустово ложе, в которое должны быть так просто, “ради самого принципа”, уложены нации. Больше того, провозглашается и Лениным-политиком проводится в жизнь требование самоопределения наций. “Мы не сторонники мелких государств,— пишет Ленин в 1917 году, признавая за Украиной так же, как и за Финляндией, право на определение, — но дружбу нельзя навязывать; ее можно завоевать дружественным же расположением, но ее нельзя захватить”.

Иное дело, когда пролетариат двух наций, совершив в двух национально-территориальных единицах революцию, соединяется в одном, таким образом, более крупном и сильном, пролетарском государстве. Поскольку налицо национальные различия, постольку подобное государство, очевидно, конституируется как государство федеративное.

Вопрос о федерировании не стоит в прямой связи с вопросом о большей или меньшей “свободе” в государстве. Единое государство, построенное на основе демократического централизма, может предоставить больше “свободы”, чем, скажем, федерация наподобие бывшей Германской империи, т. е. когда автономная от общефедеральной власти местная власть сама не демократична. Эту точку зрения высказывает Ленин в 1917 году в небольшой статье с показательным заглавием: “Один принципиальный вопрос”. Итак, централизованное государство может быть демократическим, федеративное может им не быть; федерация пролетарских государств, как изъятие из общего правила вследствие национальных различий государств, из которых каждое будет построено по принципу демократического централизма, будет самым демократическим государством, предоставит трудящимся больше всего свободы, поскольку можно говорить о свободе при государственной форме общежития.

Более конкретно поставленный вопрос о демократии соприкасается с вопросом о системе избирательного права. Очевидно, что в сколько-нибудь крупном государстве прямое народоправство невозможно. Значит, органы власти и в пролетарском государстве должны строиться по типу представительных учреждений. Опять-таки иное дело, как именно строятся эти учреждения, как они многочисленны, сколь широкие массы привлекаются к участию в них, какова пропорция между делегатами и делегирующими.

Представительные учреждения переходят как форма по наследству от буржуазного государства к пролетарскому, подобно тому как они, тоже лишь как форма, перешли от сословно-представительной феодальной монархии к буржуазной парламентарной республике. (...)

Представительные учреждения, как органы власти, — форма; тип государства определяет их содержание. Но представительные учреждения предполагают определенно построенную избирательную систему. Ленин считает вопрос об избирательном праве частным, не принципиальным; по его мнению, “теория, т. е. рассуждение об общих (а не национально-особых) классовых основах демократии и диктатуры”, не должна заниматься таким специальным и второстепенным вопросом, как проблема избирательного права. Его мысль такова: для пролетариата, как для класса, вопросы избирательного права в такой же мере зависят от обстоятельств, места и времени революции, как для буржуазии вопрос, скажем, о саботаже пролетарской власти.

“Лишение буржуазии избирательных прав не составляет обязательного и необходимого признака диктатуры пролетариата. И в России большевики, задолго до октября выставившие лозунг такой диктатуры, не говорили заранее о лишении эксплуататоров избирательных прав. Эта составная часть диктатуры явилась на свет не “по плану” какой-либо партии, а выросла сама собой в ходе борьбы”... В этих своих положениях Ленин не совсем прав. Детальное построение избирательной системы, ее “техника”, действительно, не является принципиальной проблемой. Конструкция и техника самих выборов в Советской Венгрии отличалась от таковых же у нас. Но избирательное право и в пролетарском государстве имеет свои принципиальные, теоретические стороны. Заслуга русской революции, между прочим, в том, что она эти стороны оттенила и подчеркнула. (...)

Советская избирательная система существенно характеризуется лишением буржуазии избирательных прав, т. е. разрушением принципа всеобщего избирательного права. Подавляемая при диктатуре пролетариата буржуазия не может не ущемляться и в своих политических правах, а одним из таких прав и является всеобщее избирательное право. В последнем счете, конечно, безразлично, каким способом буржуазия будет отставлена от пролетарских представительных учреждений, как органов власти, но всякое ее отсюда изъятие фактически будет изъятием всеобщего избирательного права из сферы государственного оборота. Оно возвратится в общество тогда, когда оно не будет уже публично-правовой институцией, т. е. в обществе безгосударственном. Пролетарское же государство в данном случае является диалектическим антитезисом, поскольку оно “возвращается” к цензовому избирательному праву, именно к трудовому цензу.

Ленин прав, когда он изъемлет из теоретического рассмотрения детали пролетарского избирательного права. При несомненном возникновении новых пролетарских государств в них возможны различные построения избирательных систем, — теория революции не есть застывшая догма, — но что опыт и достижения Советской России будут учтены западноевропейским пролетариатом, это несомненно, как показывает пример самой системы советов.

Эти советы, впервые ставшие органами власти пролетарского государства в октябрьской революции, теоретически считаются Лениным продуктом русской революции. Советы, с точки зрения Ленина, не единственная “форма правления” пролетарских государств, хотя в самой России они выявили себя таковыми уже в революции 1905 года. Быть может, в какой-либо иной стране революционный класс создаст иную форму для пролетарской диктатуры (форму,— содержание ее в общем будет повсюду одинаково), ибо органы власти стихийно создаются революцией.

Таким образом Ленин не определяет положительно властные органы пролетарского государства, но дает это определение в отрицательной форме, он говорит, чем не могут быть такие органы. Они не могут быть парламентами буржуазных государств. “Представительные учреждения (в пролетарском государстве) остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет”.

Не совсем точно Ленин видит характерный признак парламентарной системы в так называемом разделении властей. Но важно то, что он не находит места принципу разделения властей при диктатуре пролетариата, принципу, сопутствующему принципу парламентаризма. Буржуазия находит для себя более удобным провести разделение властей; пролетариат находит для себя возможным провести лишь распределение функций внутри единой власти, но считает необходимым соединение властей. По существу, конечно, и “разделение властей” не может означать наличие нескольких различных государственных властей; это — лишь юридическая формальная организация буржуазного государства. В Северо-Американских Соединенных Штатах, где, казалось бы, принцип разделения властей проведен наиболее последовательно и до конца, все “власти” соединены в руках одного класса капиталистов. Пролетариат же даже внешне, формально, не дробит суверенитета.

Отказ от принципа разделения властей знаменует соединение в пролетарских представительных учреждениях власти законодательной и исполнительной; власть судебная также принадлежит им, и они из себя только выделяют соответственные подерганы. Российские советы были законодательными и исполнительными учреждениями еще тогда, когда они были “неофициальными” органами власти. Эти советы, в одно и то же время законодательствующие и проводящие в жизнь свои законы, по мысли Ленина, должны заменить парламентарно-представительные учреждения; об этом он пишет еще до захвата власти, в апреле 1917 года, в проекте изменений программы партии.

Отделение исполнительной, административной, “управленческой” функции от парламента знаменует превращение его в учреждение “говорящее”, каково и самое филологическое значение слова “парламент”. Парламенту, в лице его членов, принадлежит лишь законодательная инициатива, обсуждение и принятие того или иного законопроекта. Непосредственное применение закона на практике, проверка его на опыте изъемлется при системе разделения властей из функций членов парламента; как правило, им запрещается даже совмещение депутатства с выполнением иной государственной работы. В этом качестве парламента, как “говорильни”, Ленин видит зло, равно как и в депутатском иммунитете. Эти принципы так называемого правового государства отметаются Лениным. Не “говорящими” только должны быть органы власти при диктатуре пролетариата, а и “работающими”. Члены советов и их высших соединений должны, кроме депутатских полномочий, стоять на той или иной практической работе, сопряженной с известными правами и обязанностями. Депутат не может почитаться лицом неприкосновенным, застрахованным от своих избирателей на весь срок своих депутатских полномочий. Ленин выставляет требования, провозглашенные еще Великой Французской революцией, права отзыва депутатов в любое время. Таким образом парламентаризм заменяется Лениным иной системой властных учреждений, для России — советской системой. (...)

Совмещая законодательные функции с исполнением законов, советы совмещают в себе выгоды парламентаризма, представительных учреждений с выгодой непосредственной и прямой демократии. “По сравнению с буржуазным парламентаризмом, это — такой шаг вперед в развитии демократии, который имеет всемирно-историческое значение”. Как видим, здесь Ленин уже перестает считать советы “особо-национальной”, специфически российской формой диктатуры пролетариата. Он не выставляет советы как некий императив для всякого пролетарского государства, но он признает именно за этой формой всемирно-историческое значение. (...)

Советы являются органами... диктатуры; они не органы самоуправления трудящихся, не органы местного самоуправления вообще, вернее, не только органы самоуправления, но и органы управления, органы власти. Еще в недрах старого государства, при своем рождении, при указанном нами двоевластии, советы являлись уже органами борьбы за власть. Создавать советы—значит создавать органы непосредственной борьбы пролетариата за власть. (...)

Советы теряют всякий смысл, если они отказываются от власти, от борьбы за власть. Это — их жизнь, специфическая жизнь одной из форм рабочего движения. Не борющиеся за власть советы — не советы. “Развиться настоящим образом, развернуть полностью свои задатки и способности советы могут, только взяв государственную власть, ибо иначе им нечего делать, иначе они либо простые зародыши (а слишком долго зародышем быть нельзя), либо игрушки”. (...)

Печатается по: Луппол И. К. Ленин как теоретик пролетарского государства. Л., 1924. С. II, 12, 14—16, 18, 19,25—32,34—45.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Луппол И. К. Наука и реконструктивный период. Л.; М„ 1931; Он же. Историко-философские этюды. М., 1935. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология