Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лосский Николай Онуфриевич

(1870—1965) — философ, представитель персонализма, основатель интуитивизма в России. В 1891—1898 гг. учился в Петербургском университете, окончил физико-математический и историко-филологический факультеты. С 1900 г.—приват-доцент, с 1916 г.— профессор Петербургского университета. В 1922 г. выслан из страны. С 1922 по 1945 г. жил в Чехословакии, преподавал в университетах Праги, Братиславы, Брно. В 1946 г. переехал в США, с 1947 г.— профессор Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. Вплоть до 1961 г. продолжал активную научную и публицистическую деятельность. Свою интуитивистскую философию Лосский считал попыткой преодоления крайностей субъективистской и объективистской установок в познании. Он развивал аргументы в защиту концепции иерархического персонализма, продолжившего традиции монадологии Лейбница, обосновывающей плюрализм бытия и мира. Применительно к социально-политической сфере иерархический персонализм был призван обосновать единство и многообразие общественной, государственной жизни, взаимосвязь и взаимообусловленность всех социальных явлений. Лосский исходил из того, что человечество должно отказаться от идеалов “анархического капитализма” и радикального социализма; выработать некий синтез положительных сторон этих систем. Политическое кредо Лосского — демократическая реформа современного общественного порядка, позволяющая достигнуть общества социальной справедливости, функционирующего на основе двух систем хозяйствования — “государственно-общественной” и частной. Высшая цель государства: обеспечить каждому члену общества духовные и материальные условия развития, “ведущие к порогу Царства Божия”. Лосский осуждал все разновидности политического авантюризма и нигилизма, высказывался за реформирование общества сверху, что позволило бы “избежать разрушения достигнутого ранее добра”. (Тексты подобраны Е. Л. Петренко.)

ОРГАНИЧЕСКОЕ СТРОЕНИЕ ОБЩЕСТВА И ДЕМОКРАТИЯ

Демократия стала в наше время предметом отрицательной критики. Лица, всегда питавшие отвращение к ней, начинают самоуверенно бранить ее, полагая, что после пережитых нами испытаний вряд ли кому, кроме завзятых революционеров, придет в голову защищать демократический государственный строй.

Серьезных доводов у противников демократии два. Во-первых, они утверждают, что демократия имеет неорганический, механический характер: избрание народных представителей и принятие решений по большинству голосов есть продукт борьбы множества социальных атомов и арифметического перевеса одной суммы единиц над другими, но не выражение единой разумной воли. Отсюда, во-вторых, следует, что демократия в своем поведении и развитии не опирается на единую систему истин и принципов, признаваемых абсолютными; проводя в жизнь изменчивые мнения изменчивого большинства, демократия должна понимать истину как нечто относительное; практически она стоит на стороне гносеологического и этического релятивизма.

Этому многоголовому беспринципному множеству, раздираемому центробежными силами, противопоставляют открыто или в тайниках души абсолютную монархию, в которой граждане спаяны воедино разумной волей монарха. Предполагается при этом, что воля монарха опирается на незыблемую скалу абсолютной истины, данной религией; под религией разумеется, конечно, высшая достигнутая человечеством форма ее — христианство *.

* Противопоставляя демократию монархии, я буду в дальнейшем иметь в виду везде абсолютную монархию. Что же касается ограниченной монархии, она может быть одним из видов демократии; мало того, при известной степени и форме ограничения власти монарха она может почти не отличаться от республиканской демократии.

Рассматривать вопрос, насколько основательны нападки на демократию, я буду не как политик, а как метафизик, исходя из учения об онтологической природе общества, в частности государства. Такая точка зрения кажется отвлеченной, далекой от жизни; между тем в действительности она в значительной мере руководит нашими политическими симпатиями и антипатиями, оставаясь однако скрытой в неопознанной сфере сознания.

Монархисты в общем тяготеют к органическому мировоззрению и нередко обладают им в разработанном виде, именно в форме христианского миропонимания: мысля о мире и всяком целом, они идут от целого к элементам его и понимают элементы как нечто способное к бытию, осмысленное и ценное не иначе, как в составе целого. Подчеркивая значение целого иногда даже в ущерб элементам, они подвергаются опасности впасть в односторонний универсализм и не впадают в него лишь в том случае, если, например, ими подлинно усвоен христианский принцип абсолютной ценности всякой человеческой души.

Демократы, наоборот, увлекаясь борьбой за свободу и интересы индивидуума, склонны в большинстве к неорганическому, атомистически-механистическому миропониманию: для них целое есть только продукт суммирования элементов. Общество для них есть лишенное самостоятельной ценности средство для обеспечения нужд индивидуума. Они склонны к тому или иному виду одностороннего индивидуализма.

Односторонние онтологические и аксиологические учения всегда оказываются результатом каких-либо ложных предпосылок, мешающих выработать сложное мировоззрение, сочетающее без противоречий разнородные виды бытия и ценности. Искание такого синтеза есть плодотворная задача. Для нас в связи с поднятым нами вопросом эта задача состоит в том, чтобы найти синтез универсализма и индивидуализма, т. е. выработать мировоззрение, в котором было бы показано, как возможна относительная онтологическая самостоятельность целого и вместе с тем относительная самостоятельность элементов, точно так же абсолютная ценность целого и вместе с тем абсолютная ценность элементов; в частности, такое понимание нам нужно установить в применении к государству и входящим в его состав человеческим личностям. Эта задача может быть решена, мы полагаем, не иначе, как на основе органического миропонимания и именно той его разновидности, которую можно назвать иерархическим персонализмом. (...)

Наличность единой целестремигельной деятельности, своеобразной по роду и ценности, с совершенной очевидностью обнаруживается в жизни государства. Поэтому, если в силу общих философских оснований (исходя из учения об отношении вообще, в частности о причинности и т. п.) мы пришли к убеждению, что источником таких деятельностей может быть лишь единое онтологическое начало, единый субстанциальный деятель, естественно попытаться рассматривать и государственное целое в духе этих учений. В таком случае граждане государства суть личности менее высокой ступени развития, усваивающие отчасти сознательно, но еще в большей мере безотчетно целестремительные тенденции целого и способные стать органами выполнения того или иного момента их, вроде того, как клетки тела человека, напр. мускульные волокна, способны быть органами осуществления целей человеческого я.

Такое объединение многих деятелей есть одна из ступеней конкретизации единосущия, творящая новый вид реального бытия. В самом деле, война, международные договоры, судебный процесс и т. п., государственные акты образуют особую сферу бытия — не психического и не физиологического, а именно социального. Как всякая высшая форма бытия, оно опирается на низшие процессы, в данном случае на психические и на физиологические процессы человеческой особи, включая их в себя, как свои подчиненные моменты, но не исчерпываясь ими.

Такое учение о социальном бытии можно назвать органическим с оговоркой, что под этим словом здесь разумеется не биологическое понятие организма, а весьма общее философское понятие органического целого, т. е. целого, определяющего свои элементы и непроизводного из суммы их. (...)

Правильный путь поведения есть путь к Царству Божию. Эта идеальная цель одинаково предстоит перед всеми деятелями; каждый из них есть носитель абсолютной ценности и потому не может быть низведен на степень лишь средства. Имея в виду эту ценность личности и идеал ее развития, можно установить правильное отношение между человеческой личностью и обществом, в частности государством. Возрастание в добре может быть только свободным; поэтому государство должно предоставить человеку формальную свободу, т. е. свободу избрания не только пути добра, но и зла в тех пределах, поскольку эта свобода не вторгается в область деятельности других лиц и не разрушает общественного целого. Кроме этой отрицательной задачи перед государством стоит положительная задача — обеспечивать человеческой личности духовные и материальные средства для поднятия ее материальной свободы, т. е. для возрастания ее творческой активности, осуществляющей добро, красоту и обретение истины; эту обязанность общественное целое должно выполнять, конечно, в различной степени в зависимости от размера его собственных творческих сил, сообразно данной ступени культуры в среде, ослабленной наличием враждебных отношений, далекой от конкретного единосущия. Исходя из того же идеала, можно определить и обязанности повиновения в определенных пределах гражданина государству как объемлющей его личности высшего типа. Однако эти разнообразные и сложные вопросы мы оставим в стороне и сосредоточимся лишь на своей теме, на рассмотрении монархического и демократического строя, исходя из установленных положений.

Иерархический персонализм есть учение о монархическом строении вселенной. Однако этот онтологический монархизм совсем не похож на политический монархический строй человеческого общества. Во всяком органическом целом высшее начало, подчиняющее и объединяющее свои элементы, стоит всегда онтологически на высшей ступени бытия, чем его элементы: так, человеческое я не есть одна из клеток человеческого организма, дух народа не есть один из граждан государства. Бог не есть один из элементов мирового бытия и т. п.

Этот монархический строй стоит незыблемо и без наших усилий: пока государство сохраняет жизненность и настолько, насколько оно жизненно, во главе его находится начало, которое можно назвать Душою народа (объективный дух Гегеля). Но уж во всяком случае очевидно, что ни один человек, даже и монарх, не может быть в точном онтологическом смысле Душою народа. (...) Лишь в редких, исключительных случаях государь (Петр Великий) или какой-либо другой гениальный государственный деятель (Бисмарк) до некоторой степени приближается к тому, чтобы воплощать в себе, да и то лишь некоторые отдельные устремления своего государства. Фактически даже наиболее самовластный монарх принимает большинство решений в согласии с правительственным целым, т. е. так, что они вырабатываются сверхчеловеческим единством. Однако это сверхчеловеческое единство подорвано в своей органичности, если один из членов правительства имеет неограниченную власть. Понятно поэтому, что по мере усложнения жизни и возрастания дифференциации общества, по мере усовершенствования техники государственного управления и законодательства верховная власть все более и более отчетливо понимает характер сверхчеловеческого единства, что и выражается или в ограничении власти монарха, или в установлении республиканской формы правления.

Таким образом, именно чистота следования монархическому принципу строения вселенной требует в государственной жизни соборного строя власти. Монарх, решающийся провозгласить “Государство — это я!”, дерзко пытается присвоить себе сверхчеловеческое достоинство и подрывает подлинное монархическое начало государственного единства. (...)

Строй демократической республики или демократически ограниченной монархии есть один из способов созидания соборного, сверхчеловеческого единства власти, в котором по возможности погашаются эгоистические, т. е. не гармонирующие с целым, стремления отдельных лиц. Такое единство мы находим не только в организации верховной власти, но уже и в избирательной борьбе, когда избиратель достигает своей цели избрания представителя лишь в том случае, если он выступает носителем той или иной общественной идеи, и голосует впустую, если вздумает руководиться только своими исключительными интересами.

Никому, вероятно, в наше время не придет в голову утверждать, что современная демократия с ее избирательной борьбой есть идеально совершенный способ организации государства. (...)

По словам И. А. Ильина, демократия хороша лишь постольку и тогда, когда она осуществляет аристократию, т. е. отбор в ряды верховной власти лиц, наиболее духовно одаренных для государственной деятельности. Творческая изобретательность человека и общества может найти много новых путей для усовершенствования техники этого отбора, например путем организации корпоративных, профессиональных и т. п. форм представительства. Возможно, что этот отбор будет где-либо производиться не в формах демократической избирательной борьбы, а на основании объективных, точно установленных признаков, например на основании услуг, оказанных обществу и свидетельствующих о нравственной и умственной способности к государственной деятельности. Во всяком случае, однако, очевидно, что такая аристократия духа не будет возвратом к абсолютной монархии, а будет движением вперед в какое-то новое, неизвестное еще будущее.

Отрицая механичность демократии, я не менее решительно отрицаю, будто она ведет к беспринципному релятивизму. (...)

Вспышка разочарования в демократии, характерная для нашего времени, объясняется не столько давно известными недостатками, присущими этому строю, сколько новизной и трудностью задач, вставших перед современным культурным обществом и опасных одинаково для всякого старого государственного порядка, как демократического, так и недемократического. Этих задач две: внутренняя и внешняя.

Высокое развитие хозяйства и наличность сильного рабочего класса, сознающего свое человеческое достоинство, понимающего свое значение в общественной жизни и требующего себе соответственного положения, выдвигает задачу выработать новый социально-экономический порядок, в котором был бы осуществлен синтез ценных сторон индивидуалистического (капиталистического) хозяйства с ценными сторонами идеала коллективистического хозяйства, идеала, вырабатываемого социализмом. Рядом с этой внутренней задачей стоит задача внешняя. По мере развития духовной и материальной культуры взаимоопределение и взаимозависимость различных государств возрастают в такой степени, что требуют себе организованного выражения в форме сверхгосударственного объединения человечества. (...)

Для решения стоящих на очереди проблем необходимо небывалое напряжение социального творчества, а также исключительное самоотвержение всех классов общества и всех народов, чтобы найти приемлемые для всех, наиболее безболезненные способы примирения и совмещения разнородных ценностей (ценность национального самоопределения и ценность сверхгосударственного единства, ценность свободной хозяйственной инициативы и ценность служения хозяйства общественному целому и т. п.). (...)

Современное общество с каждым днем все резче разделяется на два враждебных лагеря — людей, увлеченных революционным социализмом и воображающих, будто они ничего не могут потерять среди революционного крушения старой жизни, но много могут выиграть, и людей, боящихся утратить свое выгодное теперешнее положение. Такое разделение общества ни к чему, кроме гражданской войны и гибели всей современной культуры, привести не может. Для мирного разрешения кризиса есть только один путь: не бояться социального творчества, преобразующего жизнь планомерно сверху, а не хаотически революционно снизу. Каждый гражданин с чуткой совестью и прозрением в будущее обязан во внутренней экономической жизни общества творчески разрабатывать или по крайней мере поддерживать проекты и мероприятия, сочетающие в себе сохранение хозяйственной инициативы с устранением эксплуатации человека человеком, а во внешней жизни общества приветствовать всякий шаг в направлении к тому времени, когда деньги, ассигнуемые теперь на сооружение дредноута, изнашивающегося через 10 лет, можно будет употребить хотя бы на постройку десяти тысяч дешевых квартир, где 50 тысяч скромных тружеников получат светлое, сухое и теплое жилище вместо гнилых, сырых подвалов, в которых хиреют и мрут теперь их дети от туберкулеза, рахита и других болезней.

Кого не тревожат эти проблемы, пусть идут к тем пророки и властно зовут их к покаянию. Всякий день промедления опасен. Если преобразование жизни не будет произведено сверху, придет “внутренний варвар” и опрокинет все государства, как демократические, так и недемократические, и это разрушение будет не творческим обновлением жизни, а бичом Божиим в наказание за косность и своекорыстие.

Печатается по: Лосский Н. О. Современные записки. Кн. 25. Париж, 1925. С. 343—355.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Лосский Н. О. Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма. СПб., 1903; Он же. Мир как органическое целое. М., 1917; Он же. Свобода воли. Париж, 1927; Он же. Условия абсолютного добра. Париж, 1949 (М., 1991); Он же. Характер русского народа. М., 1990 (Франкфурт-на-Майне, 1957). Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология