Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Ольминский (Александров) Михаил Степанович

(1863—1933). Родился в Воронеже в многодетной семье мелкого чиновника из дворян. Обучался в гимназии и затем поступил в Петербургский университет. В 1887— 1889 гг. отбывал воинскую повинность. В 1894 г. подвергся аресту по делу группы народовольцев в Петербурге. За арестом следует длительное тюремное заключение (до осени 1898 г.) и затем ссылка в г. Олекминск Якутской области. В Олекминске началась литературная деятельность Ольминского. С 1898 г. он член российской социал-демократической партии. Член редакции ряда большевистских газет “Вперед”, “Пролетарий”, “Новая жизнь”, “Наша власть”, “Казарма”; также принимал активное участие в газетах “Звезда”, “Наша газета”, был сотрудником “Правды”. Часто писал под псевдонимом “Галерка”. С 1916 г.— член Московского областного бюро ЦК РСДРП. С марта 1917 г.—член Русского бюро ЦК РСДРП(б), председатель Калужской думы (Замоскворецкий район). Делегат и один из председателей VI съезда РСДРП (б). С декабря 1917 г.— член коллегии Наркомфина. В 1918—1920 гг.— член редколлегии “Правды”. С 1920 г. он на научной работе. Его труды посвящены истории становления российской государственности, анализу абсолютизма и бюрократии. В центре внимания Ольминского были также проблемы зарождения и деятельности российской социал-демократии, противоборство меньшевиков и большевиков, формирование пролетарской партии. (Тексты подобраны 3. М. Зоновой.)

ГОСУДАРСТВО, БЮРОКРАТИЯ И АБСОЛЮТИЗМ В ИСТОРИИ РОССИИ

1. ГОСУДАРСТВА В ГОСУДАРСТВЕ

(...) Требования экономического развития, постепенно назревая, сплошь и рядом получают себе окончательное признание только путем насильственного акта — политического переворота, завоевания. И наоборот: завоевание, политический переворот только тогда оказываются жизненными, когда они отвечают новым потребностям хозяйственной жизни. И ошибка поверхностного наблюдения заключается в том, что оно видит только внешний акт, например завоевание, там, где источником перемены политических отношений являются малозаметные изменения в потребностях хозяйственной жизни. (...)

3. ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСУДАРЕЙ

(...) Поступая на службу Москвы, князья и бояре составляли ближайшую среду, окружавшую царя. Прежде князья правили по своим уделам, поодиночке; теперь правят все вместе как единое, организованное целое. Правительственное значение их зависело не от пожалования и не от выслуги; оно принадлежало им по праву, как родовитым людям и, главное, крупнейшим землевладельцам. (...)

Мы видели, что высшим правительственным органом “втихомолку стакнувшагося” правящего круга была Боярская Дума. Владеющие классы после смуты спешили упрочить и расширить свои права на счет крестьянства. Но в период смуты обнаружилось противоречие интересов отдельных землевладельческих групп: боярства, московских дворян, провинциального дворянства; тогда же обнаружилось и некоторое политическое значение или возможность политической роли торгового сословия. Высшему правительственному органу в период, следовавший за смутой, надлежало так или иначе, хотя бы временно, сгладить противоречия и уладить конфликты, особенно между центром и провинцией.

Встречая финансовые и другие затруднения в своей деятельности, Дума, чтобы не обострять конфликтов и не вызывать на свою голову недовольства, вынуждена была прибегать к так называемым земским соборам. За время царствования Михаила собор созывался до 10 раз. Часть членов соборов была выборная. В политический обиход начали входить новые выражения: “совет всей земли”, “общий земский совет” и т. п. Однако же земский собор, или совет всей земли, вовсе не представлял собою собрания представителей действительно всех классов населения. На собор 1648 г. выборные от сельских и уездных обывателей вовсе не были призваны. Вскоре по воцарении Михаила 85% (ас дворцовыми крестьянами 95%) сельского населения было исключено из состава свободных людей, и выборные этого населения уже не призываются на соборы. (...) Таким образом мы вправе рассматривать земские соборы скорее всего как дворянские съезды с некоторой примесью духовенства и торгового люда. Эти съезды, по общему признанию, сильно облегчали положение центральной власти. (...)

5. САМОПОПОЛНЕНИЕ ДВОРЯНСТВА. ВОЙСКО. АБСОЛЮТИЗМ

(...) В московском государстве бояре и дворяне — в принципе обособленный, наследственный класс землевладельцев — организовались вокруг ратного дела. Они стояли во главе воинских отрядов, собственнолично защищая свою собственность и от внешнего врага, и от внутренней крамолы. Податей, т. е. денежных взносов на поддержание своей организации, они не уплачивают. Несмотря на денежное обложение подвластных классов, дворяне еще не в состоянии организовать достаточную наемную ратную силу для своей защиты. Интересом самозащиты они вынуждены раздавать часть земельных владений, ту часть, которая еще не разделена на вотчины и составляет общедворянскую (государственную) собственность, раздавать вместо денежного вознаграждения под условием военной службы лицам, не владеющим вотчинами. Таково происхождение поместий. (...)

Правда, дворяне стали потом получать и денежное пособие из общедворянской кассы (“государственной казны”), но в размере, достаточном нередко лишь на военное снаряжение в поход. (...)

Абсолютизм тесно связан с регулярной армией. Сила абсолютизма внешне проявляется в выступлениях этой армии. Юридически распоряжение этой армией находится в руках абсолютного монарха. Отсюда и делается обыкновенно заключение, что абсолютный монарх самовластен. Действительно, можно вынести такое впечатление, если посмотреть на воинский парад в королевском присутствии. Но те, кто судит об армии только по парадам, обыкновенно горько разочаровываются в своих суждениях. Вне парадов регулярная армия не стоит вне классов. Чтобы доказать, что на смену московского землевладельческого государства с появлением регулярной армии пришло что-то новое, нужно было бы доказать, что с Петром или после Петра эта армия в своей командующей части, в офицерстве ушла из рук землевладельческого класса. А так как ничего подобного не произошло в действительности, то и о замене связанного “силою сословий” и проч. московского самодержавия императорским “самовластием” говорить не приходится. (...)

6. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ

С воцарением Романовых волнения в Московском государстве не прекратились. Но они имели уже несколько иной характер. Смута внесла известное просветление в политическое сознание масс. Прежде государство, по словам В. Ключевского, мыслилось в. народном сознании только при наличности государя, воплощалось в его лице и поглощалось им. В смуту, когда временами вовсе не бывало государя или когда не знали, кто он, сами собою стали разделяться неразделимые прежде понятия: московское государство, даже без государя, продолжает существовать. Мысль о государстве начинает отделяться от мысли о государе. (...) Но и в государстве, отделенном от государя, продолжалась борьба интересов, борьба классов. Естественно, что эти классы стали противостоять друг другу более непосредственно, без ссылки на государеву волю и государевы интересы. (...)

Народные движения XVII века не вносили, таким образом, ничего нового собственно в сферу политической организации верховной власти. Ничего не вносили они и в смысле реорганизации социальных отношений. В начале века Болотников рассылал прокламации, призывая холопов избивать своих господ и брать себе в награду за это их жен и имения, обещая восставшим боярство и воеводство. Мысль восстающих в самом крайнем случае не шла дальше того, чтобы в случае успеха восстания бунтовщики сами могли занять места угнетателей и пользоваться утехами за счет не поспевших. Понятно, что такой успех не создал бы ничего нового ни в строе хозяйства, ни в существе политических отношений: он бы только насадил новых дворян или бояр на место старых.

Неуменье выработать политические формы, ограждающие экономически угнетенные классы от притязаний класса, экономически и политически господствующего, то есть неспособность, в конечном счете, политически организоваться, с особенной яркостью проявилась в московских стрелецких бунтах. (...)

Но, оставаясь бунтами, московские и провинциальные восстания того времени имели все-таки немаловажное значение социальное. Как это ни парадоксально звучит на первый взгляд, однако остается несомненной истиной, что бунты того времени сплачивали и укрепляли государство. Они заставляли дворян объединяться, давать в своей среде перевес центростремительным тенденциям над центробежными. Но главное, они одни спасали массу населения от вырождения и вымирания, спасали страну от запустения, являющегося неизбежным результатом классового господства в том случае, когда аппетиты господствующего класса, втянутого в денежное хозяйство, не встречают никакой сдержки, никакого протеста со стороны классов подвластных, угнетаемых и обираемых. (...)

Но если господствующий класс первоначально, по естественному ходу вещей, неизбежно предпочитал для себя организацию иерархического типа, то все же нельзя отрицать, что в XVII веке сохранению этого типа в значительной мере способствовала идеология низов. Бороться против юридического полновластия главы государства боярам и дворянам не было никакой надобности: юридическое полновластие оставалось юридическим, а фактическое и без борьбы уже принадлежало землевладельческому классу. (...)

7. ПОЛИТИЧЕСКАЯ СВОБОДА

Что такое политическая свобода в обществе, разделенном на классы?

Это — свобода экономически господствующего класса. Буржуазия, достигнув господства, старается уверить нас, будто ею начался и ею кончится мир. Только буржуазную политическую свободу она считает политической свободой. Послебуржуазную свободу, освобождение от буржуазии, о которой говорят идеологи пролетариата, она уже окрестила именем грядущего рабства.

Русское дворянство, обуржуазившееся после 1861 года, стало уверять, будто в старой России не было политической свободы, а было закрепощение всех сословий, в том числе и дворянства. Дворяне трогательно единодушны в своих уверениях: кающиеся вторят нераскаянным.

Что же говорят факты?

Мы уже познакомились с тем, как бояре или дворяне воевали друг с другом, а общедворянская (государственная) организация оставалась во свидетелях. Мы узнали, что помещичье село было государством в государстве; что в это маленькое государство только с большим трудом могли проникать агенты государства большого. Мы узнали далее, что все землевладельцы были и назывались государями, а один из них, в отличие от других, стал именоваться царем-государем. Естественно, что по мере роста денежного хозяйства и укрепления общей землевладельческой организации отдельный владелец должен был встречать больше внимания со стороны своей организации, а сама организация получала больше возможности защитить каждого своего члена от нападений со стороны другого члена. Таким образом власть отдельного государя несколько умалялась в своей самостоятельности, за то как власть представителя организации усиливалась на счет других классов, на счет “подданных”. (...)

14. БЮРОКРАТИЯ

Слова “бюрократия”, “бюрократизм” употребляются в разных смыслах. Обыкновенно бюрократизм как форма организации противополагается другим принципам, или формам организации: коллегиальности, выборности. Тогда о бюрократии говорят как об организации известной части населения, сложенной по определенному принципу; в таком случае можно будет выразиться, например, о боярстве, что оно организовано по бюрократическому типу; при этом конечно предполагается, что боярство все же остается боярством.

Иногда слово “бюрократия” употребляется просто для того, чтобы отметить наличность вообще какой бы ни было правительственной организации. (...)

Но в политической, а отчасти и в исторической литературе мы чаще всего встречаем упоминание о бюрократии, не как о форме организации, а как о чем-то, существующем самостоятельно, отдельно от всех прочих классов населения.

По такому представлению всякий член всякого класса может, при известных условиях, вступить в ряды бюрократии; при этом он теряет свое прежнее классовое естество и становится внеклассовым бюрократом. (...)

Следовательно на вопрос, что такое бюрократия, приходится отвечать: это — правящая, стоящая вне общества куча физических лиц, объединенных только чинопроизводством. (...)

Экономически господствующий класс землевладельцев-дворян был политически организован преимущественно по иерархическому, или, если угодно, бюрократическому, типу. Никакой бюрократии вне поместного дворянства не существовало; не существовало также и землевладельческого класса вне бюрократии. Короткое время, в первой четверти XIX века, в дворянстве, собственно, в очень небольшой его части, замечается склонность выйти из бюрократической организации своего класса. То было явление временное. Господствующий класс еще не настолько поднялся экономически, чтобы бить только рублем. Приходилось бить и дубьем и быть настороже против угнетенных крестьян, находиться постоянно в более или менее мобилизованном состоянии. Такому состоянию наиболее соответствовал тип организации по военному образцу — централистический, иерархический тип. Бюрократическая организация — сколок с организации военной. Поэтому вольность дворянства, провозглашенная юридически, так спешила найти себе противовес в повышении денежных окладов жалованья и опровергалась практикой. Только с переходом в XIX век не служащий дворянин перестает быть редкостью. (...)

15. О ФОРМАХ ДВОРЯНСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

(...) По типу бюрократического поместного управления отдельного дворянина, с его царственным колоритом, строилось и бюрократическое управление абсолютной монархии *.

* Подобно этому государство развитого капиталистического хозяйства строится по типу акционерного предприятия.

Но этой внешней формой и ограничивается сходство. Было бы грубой ошибкой смешивать положение крепостной бюрократии с положением бюрократии дворянской, а положение абсолютного монарха — с положением каждого отдельного дворянина-государя. Дело в том, что государь-дворянин в случае непокорства своих подданных — крепостных бюрократов или сидевших на земле крестьян — имел в своем распоряжении силу общедворянской организации, которая всегда готова была к его услугам и всегда обладала способностью приводить непокорных к повиновению. Что же касается абсолютного монарха, то к его услугам для борьбы с непокорными бюрократами-государями не имелось никакой организации абсолютных монархов, спешащих помочь друг другу. (...)

Землевладельческий класс был организован по типу абсолютной монархии. Чем объяснить предпочтение, которое отдавали дворяне именно этому типу организации? Прежде всего приходит на мысль ответ, что это был исторически сложившийся тип так называемой политической надстройки и что в силу исторической традиции надстройки продолжали самостоятельное, может быть уже оторванное от своей экономической основы существование. (...)

16. О ФОРМАХ ВНУТРИДВОРЯНСКОЙ БОРЬБЫ

Борьба между различными группами внутри класса — явление более или менее неизбежное. Класс сам по себе величина очень сложная; в нем переплетаются интересы разнообразные, доходящие временами до полной противоположности. Сверх того, в каждый отдельный момент могут выступить на первый план интересы той или иной группы. Наконец, поскольку речь идет о политическом выражении интересов класса, нужно иметь в виду, что иногда возможно со стороны центральной политической организации уклонение в сторону от прямого служения интересам класса в силу ли неправильного понимания этих интересов или по каким-либо особым мотивам руководителей. Форма политической организации класса может считаться удовлетворяющей своему назначению только в том случае, когда налицо имеются способы исправить всякое уклонение, вернуть руководителей политики на путь прямого и правильно понятого служения интересам класса.

Имеются ли такие способы при политической организации экономически господствующего класса по типу абсолютной монархии?

Конечно, при всякой форме организации возможны конфликты, выходящие из рамок легальности. Конституционный строй не предохранил Францию XIX века от революций 1830 и 1848 года, от революционных конфликтов внутри буржуазного класса. Но в настоящей главе мы имеем в виду не революционные, а легальные способы разрешения конфликтов.

При конституционном строе внутриклассовая легальная борьба разыгрывается обыкновенно на арене буржуазных парламентов. Там, как на центральном пункте, она сосредоточивается на вопросе о составе министерства. Критике подвергается деятельность министров. Конституционный монарх предполагается стоящим вне партий; о его личности не принято упоминать в парламентских прениях. Этот обычай — прямое продолжение формы партийной борьбы в абсолютной монархии, подобно тому, как цензовое избирательное право является продолжением и видоизменением политических сословных привилегий.

Как в конституционных, так и в абсолютных монархиях борьба бывает направлена против министров и вообще главнейших представителей исполнительной власти — советников короны. (...)

Разделение на классы и наличность классовой борьбы на протяжении истории — один из основных законов социального развития. Этого закона не может отменить никакая человеческая воля, как никакая воля не может превратить мужчину в женщину. Таким же неотменимым законом является и политическое господство класса, господствующего экономически.

Противополагать “правительство” абсолютной монархии всем классам населения (“народу”, “обществу” и т. п.) или противопоставлять интересы такого правительства интересам всех классов мы можем ничуть не с большим правом, чем противопоставлять интересы правительства и всего населения при всякой иной форме правления (конституционной монархии, республики). При изложении истории стран с представительной формой правления о действиях правительства говорят, как о выражении организованной воли класса. В истории абсолютных монархий картина моментально меняется: забывают о борьбе классов и противопоставляют правительство всем классам.

Такое противопоставление не имеет никакого серьезного основания. Оно является результатом примитивного понимания сущности социального процесса. (...)

19. УЧЕНИЕ О ЗАЧИНЩИКАХ

(...) Учение об абсолютизме, стоящем между классами и будто бы более или менее враждебном всем классам, в конечном счете сводится к учению о внеклассовой бюрократии. Историческими фактами это учение безусловно опровергается. В чем же его теоретическая ошибка? Именно в предположении, что чиновник — только чиновник, и ни в коем случае не собственник. Предполагается, что каждый министр начинает свою бюрократическую карьеру с должности писца уездного полицейского управления, рядом с другими такими же писцами: ни у кого из них нет собственности, кроме носильного платья; карьера каждого зависит исключительно от его способностей и усердия; от двадцатого до двадцатого числа все чиновники проживают решительно до последней копейки все, что получают; умирая, министр не оставляет своим сыновьям ничего, кроме поношенных костюмов, и сыновья министров в свою очередь начинают, подобно отцу, карьеру с должности писца в уездном полицейском правлении и т. п. Но так как все подобные предположения — чепуха, то такой же чепухой является и учение о безличных и послушных чиновниках, о внеклассовой бюрократии, о присоседившемся между классами абсолютизме, враждебном будто бы всем классам.

Отвергая учение о внеклассовой бюрократии, мы тем самым отвергли и первые два пункта формулированного нами учения о внеклассовом абсолютизме. (...)

Печатается по: Александров М. Государство, бюрократия и абсолютизм в истории России. СПб., 1910. С. 10— II, 20, 25, 35—36, 42, 44, 46, 50—54, 93—94, 106, 112—113, 137, 144, 172.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Ольминский М. С. Борьба за партию после II съезда РСДРП: Сб. статей 1904—1905. М., 1933; Он же. Соч. В 2 т. М., 1935; Он же. Из эпохи “Звезды” и “Правды”: статьи 1911— 1914. М., 1956. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология