Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли. Политическая мысль в России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Кареев Николай Иванович

(1850—1931)— русский историк. В 1873 г. окончил Московский университет. В 1879—1885 гг.—профессор Варшавского, затем Петербургского университетов. С 1910г.— член-корреспондент Российской Академии наук, с 1929 г.—почетный член АН СССР. В юности находился под воздействием идей просветительства, в частности Д. И. Писарева. Позднее испытал сильное влияние народнической идеологии П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского. Знал “Капитал” К. Маркса. В курсе лекций по истории Западной Европы, доведенном до начала первой мировой войны, ставил вопрос не только о политической и культурной истории, но и об их социально-экономических детерминантах. В своей философии истории исповедовал позитивизм и эволюционизм. Противопоставлял основные понятия истории как идеальный мир норм, должного, истинного и справедливого действительной истории. Центральным социальным вопросом русского общества в условиях демократического подъема 70-х годов считал крестьянский вопрос. В политических воззрениях Кареев разделял убеждения либералов пореформенного поколения — конституционалистов, сторонников социальных реформ. В 1899 г. он был уволен из Петербургского университета за поддержку студенческих волнений. В годы первой русской революции стал членом кадетской партии. Был избран депутатом 1 Государственной Думы. Рассматривая конституционное государство как особый политический тип, Кареев исходил из того, что многие страны перестроили свой политический порядок, опираясь на идеалы конституционализма. В истории конституционного строя идея предшествовала реальности, “государственное устройство создавалось на основании теории”. Для Кареева “конституционное государство” и “правовое государство” — понятия тождественные. Право есть регулятор общественной жизни, ограждающий свободу человеческой личности от покушения на нее государственной власти. (Тексты подобраны Е. Л. Петоенко.)

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО НАРОДНО-ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА

Глава 1. ОБЩАЯ ПОСТАНОВКА ВОПРОСА

(...) Общая идея типологического изучения, которая была положена в основу... исторических обзоров, применяется к рассмотрению новейшего типа государственного устройства, носящего название конституционного с отнесением к нему одинаково, как монархий, в которых рядом с властью наследственного государя существует и народное представительство, так и республик, не знающих никакой наследственной власти, но одинаково с конституционными монархиями пользующихся народным представительством.

Для краткого обозначения основных особенностей этого политического типа мы могли бы на основании только что сказанного назвать современное конституционное государство и государством представительным. Представительная система отличает этот тип в одинаковой мере и от монархий, и от республик прежнего времени, если только исключить из них сословно-представительные монархии и республики, в которых тоже было представительство, но не всей нации, а только отдельных сословий. Говоря об отличии современных конституционных монархий и конституционных республик от прежних монархий и республик, я имею здесь в виду главным образом, с одной стороны, абсолютные монархии, ни в какой форме не допускавшие народ к участию в государственных делах, а с другой — республики, в которых, как это было в античном мире, весь народ, в политическом значении слова, принимал участие во власти. Признак представительства таким образом... роднит [современное конституционное государство.— Сост.] с сословно-представительной монархией (и таковой же республикой), которая исторически повсеместно предшествовала абсолютизму.

Мы можем, далее, назвать современное государство не просто представительным, но именно народно-представительным в отличие от государства сословно-представительного, какое выработалось к концу средних веков и в новое время сменилось абсолютной монархией. В сословной монархии нацию составляли отдельные, резко между собою разобщенные сословия, представители которых составляли в государственных сеймах особые сословные палаты, тогда как в конституционном государстве новейшего времени господствует антисословная тенденция, отчасти уже осуществленная, отчасти осуществляемая, и нацию составляют не отграниченные одно от другого сословия, а бессословное гражданство. Истинным идеалом современного конституционного государства, так сказать, предметом его развития из начал, положенных в его основу, является всеобщее политическое равенство, никогда еще и нигде раньше не осуществлявшееся, но даже в тех случаях, когда в конституционном государстве не все граждане пользуются правом избрания представителей, в области гражданских отношений все-таки господствует принцип равенства перед законом, которого не было в средневековой сословной монархии и в сменившей ее монархии абсолютной. Это отсутствие в общественном строе сословных перегородок, — хотя бы к представительству и были допущены только некоторые общественные классы,— и составляет вторую основную черту современного конституционного государства. Линия его эволюции может быть обозначена словом “демократизация”, беря термин и в смысле падения сословности, заключающейся в неравенстве перед законом отдельных категорий населения, и в смысле распространения активного и пассивного избирательного права на всех совершеннолетних граждан без какого бы то ни было имущественного ценза, являющегося, в сущности, в современном конституционном государстве лишь пережитком прежнего сословного строя.

Третья существенная особенность современного конституционного государства, особенность, отличающая его от всех государственных устройств прежнего времени, это то, что оно признает за своими подданными известные личные права, которые должны всегда оставаться священными и неприкосновенными для всякой власти. Эта черта конституционного государства так важна, что даже сама представительная система может рассматриваться лишь как один из способов обеспечения личной свободы и вообще прав личности. Дело в том, что кому бы ни принадлежала верховная власть государства, одному ли лицу, сословию ли какому-нибудь, всей ли совокупности граждан, государство одинаково может не признавать за отдельной личностью никаких прав по отношению к самому себе, государству, и по отношению к представляющим его властям. За подданными и гражданами со стороны государства признавались личные права лишь по отношению к другим частным лицам, но не по отношению к государству, власть которого над личностью и фактически была безусловною, неограниченною, и признавалась таковою в теории. В особенности это безграничное всемогущество государства во всех проявлениях его власти над отдельными индивидуумами развивалось в абсолютных монархиях как древнего, так и нового мира, но и там, где государство принимало другие формы, и народ так или иначе принимал участие в делах правления, равным образом в силе был принцип неограниченности прав государства и ничтожности прав отдельной личности: участие народа во власти отнюдь само не гарантирует того, что права личности не будут нарушены. Еще Монтескье указывал на необходимость не смешивать свободу народа с властью народа, а критики Руссо, проповедовавшего абсолютизм народной воли, характеризовали его учение как перенесение на весь народ той неограниченной власти, которой пользовались абсолютные монархи и которая во имя общего блага считала себя в полном праве делать все, что только находила нужным.

Только что отмеченная черта новейшего конституционного государства настолько еще бросается в глаза, что в истории и в политической науке возникло и долго потом держалось представление о полной противоположности как в понимании, так и в осуществлении свободы в древнем и в новом мире. (...)

(...) Древний мир понимал свободу исключительно в смысле самого широкого и именно непосредственного участия во власти, хотя бы при этом права граждан были донельзя стеснены, тогда как для нового мира свобода заключается главным образом в беспрепятственном следовании личным склонностям и в беспрепятственном пользовании личными способностями, хотя бы и при самом ограниченном, сведенном до призрачности участии в государственных делах. Конечно, для образования такого взгляда были свои основания, но далеко не все в области взаимных отношений личности и государства может быть подведено под эту формулу... История учит нас, что и в древнем мире, и в новом на известных ступенях культурного развития, при господстве известных форм политического устройства указанные отношения складывались то менее благоприятно, то, наоборот, более благоприятно для личности. В эпоху наибольшего развития афинской демократии гражданин пользовался такой широкой свободой, какая не всегда встречается в иных современных государствах, называющихся конституционными... да и вообще чем менее государство отделяется от общества, т. е. чем более оно отдаляется от абсолютной монархии, где такое отделение достигает наивысшей точки своего развития, тем скорее можно ожидать, что государство не будет претендовать на отнятие у граждан всякой независимости и самостоятельности.

Таковы три основных черты современного конституционного государства: народное представительство, гражданское равноправие и индивидуальная свобода. В каких бы фактических отношениях ни находились между собою эти три черты, в принципиальном смысле первенство между ними, несомненно, принадлежит той, которая названа последнею. Современное государство признает за личностью известные ей, как таковой, присущие, прирожденные, а потому и неотъемлемые права, откуда теоретически выводится, с одной стороны, равенство всех перед государством, а с другой — и право всех на участие в государственных делах. Выше конституционное государство было названо народно-представительным, но оно может быть названо и просто народным. Оно народно в том смысле, что не является делом исключительно государя и приставленных им к управлению чиновников, а составляет дело и самого народа. Оно народно и в том смысле, что в нем есть народ как некоторое национальное целое, а не отдельные сословия, имеющие неодинаковые права, то наделенные ими сверх всякой меры, то, наоборот, лишенные даже наиболее элементарных прав. Оно, современное государство, народно, наконец, и в том еще смысле, что постепенно осуществляет принцип демократического равенства в таком широком понимании, какое и не снилось античным народоправствам.

Это — сторона дела, которой тоже следует здесь коснуться несколько подробнее. Только что было отмечено различное, по часто высказывавшемуся мнению, понимание свободы в древнем и новом мире. Гораздо более оснований существует для такого же противоположения между античным и новым пониманием гражданского равенства, или демократии, взятой в смысле именно равенства. Известно, что демократические государства-города древнего мира, даже в периоды наибольшего развития в них демократии, никогда не осуществляли принципа гражданского равноправия по отношению ко всему населению своих территорий... (...) Каждая античная демократия на нашу современную мерку была своего рода аристократией, ибо членами государства признавался лишь один класс людей, носивший имя граждан... и властвовавший над остальным населением государственной территории. Современное понимание принципа демократии требует распространения равноправия на все население государства и уже никоим образом не допускает в стране существования таких форм юридической зависимости одних людей от других, какими были рабство и крепостничество. Правда, новейшая история знает пример долговременного существования большой демократической республики, терпевшей на своей государственной территории настоящий институт невольничества, но, во-первых, это — исключительный случай, а во-вторых, в конце концов, эта республика отделалась от столь противоречивого установления, коим по отношению к ее внутренним порядкам было рабство. Как общее правило; наоборот, можно выставить положение, что введение в государстве конституционного строя всегда сопровождалось падением остатков крепостничества. Средневековая сословная монархия была представительством лишь духовенства, дворянства и верхнего слоя городского населения, крестьянская же масса в громадном большинстве случаев была исключена из права посылать своих сословных представителей на собрания государственных чинов, совсем не участвовала в выборах...(...) Другое дело — современное конституционное государство: те общественные движения, которые приводили к этому строю одну за другою отдельные страны, не отделяли одного требования от другого, т. е. требования свободных государственных форм от требования распространить и на крестьянскую массу блага личной свободы и гражданского равноправия. (...)

Задача наша заключается именно в том, чтобы выяснить происхождение и развитие народного представительства в связи с вопросом о его составе и компетенции и с теориями, которые на этот счет высказывались в политической литературе, изобразить вместе с тем переход от прежнего сословного строя общества к бессословному гражданству новейшего времени и дать общую картину постепенных завоеваний, сделанных принципом индивидуальной свободы, лежащей, в свою очередь, в основе всех так называемых общественных ей обод. (...) В истории политических движений, какие только имели место в прошлом разных стран, перешедших к конституционному режиму, весьма большую роль играл момент политических заимствований. Какое бы значение ни имели внутренние для каждой отдельной страны причины ее перехода к конституционному строю, несомненно, что страны, совершившие этот переход раньше, оказывали очень сильное влияние на те, которые лишь впоследствии могли приступить к внутреннему своему переустройству на новых началах. В этом отношении существует большая разница между средневековыми сословно-представительными и современными народно-представительными учреждениями: первые возникли, так сказать, параллельно в разных странах из внутренних особенностей сословного строя, заключавшихся в основных чертах феодального и коммунального быта (...) В истории новейших конституций наблюдается элемент подражания или заимствования, позволяющего говорить о “рецепции” политических форм извне. История этой рецепции конституционных форм началась для материка Западной Европы с 1789 г., когда Франция сделала первую попытку перейти от абсолютизма к народному представительству, какое уже существовало в Англии, и тем подала первый пример, которому потом одна за другою стали следовать и остальные страны. Эта историческая преемственность в весьма значительной степени облегчает именно типологическое изучение современного конституционного строя, так как здесь наблюдается некоторое единство основной идеи, лежащей в основе этого строя, раз в разных странах он создавался по некоторым общим образцам. В связи с этой важной особенностью политического типа, рассматриваемого в настоящей книге, находится и другая, тоже весьма важная и даже прямо имеющая право считаться наиболее существенной.

О средневековых сословно-представительных учреждениях можно сказать, что они создавались под натиском чисто практических потребностей государства и общества, постепенно, одна часть за другою, на какой-либо ранее существовавшей основе, не в силу какой бы то ни было отвлеченной теории, не по какому-нибудь общему плану, не на совершенно, так сказать, незастроенном месте. Процесс, создавший средневековые государственные сеймы, если можно в данном случае так выразиться, был органически-эволюционный. Эта черта особенно наблюдается в истории английского парламента, строившегося из ранее существовавших материалов часть за частью, без всякого заранее придуманного плана, под непосредственным давлением жизненных потребностей, а не каких-либо теоретических соображений и лишь постепенно, целым рядом переходных ступеней превратившегося из сословно-представительного в народно-представительное собрание... Англия, как известно, никогда не имела и до сих пор не имеет писаной конституции, тогда как все другие конституционные государства имеют свои основные государственные акты, определяющие все существенно важные внутренние отношения политического характера в каждой отдельной стране. Дело в том, что Англия — одна из очень немногих западноевропейских стран, где представительство средневекового происхождения не погибло, как это случилось в других странах... Почти повсеместно на материке Европы восторжествовала абсолютная монархия, истребившая почти всякую общественную самодеятельность и тем самым уничтожившая какую бы то ни было возможность чисто органического развития представительных учреждений... Когда абсолютизм пережил самого себя и нации стали требовать своей доли участия в государственных делах, это участие пришлось создавать вновь и сразу, на пустом, так сказать, месте, пришлось воздвигать совершенно новое государственное здание по имевшимся уже образцам, на основании известных теоретических соображений, сколько бы обстоятельства места и времени и данное для каждой страны соотношение реальных сил ни вносили отступлений от принятого образца и отступлений от усвоенной теории. Как-никак все современные конституции имеют свой прототип в государственном устройстве Англии и являются лишь отдельными случаями практического применения, в сущности, одной и той же конституционной теории, в основу которой была положена своего рода идеология опять-таки английской же конституции. Вот почему историю развития современного конституционного строя нам и приходится-начинать с изображения английской конституции, какой она была накануне начала рецепции представительного образа правления континентальными странами и как ее теоретически понимали в это время. С другой стороны, кроме английского образца на конституционные движения в разных странах Европы, начиная с Франции 1789 г., оказали немаловажное значение и вообще политические и общественные теории, в которых еще в XVIII в., в эпоху полного господства абсолютной монархии, сословных привилегий И порядков, отрицавших за человеческой личностью всякую самостоятельность, нашел свое наиболее яркое выражение протест против произвола, несправедливости и рабства во имя естественного права и отдельных личностей, и целых народов на свободу и на равенство.

Все только что сказанное, конечно, должно утвердить читателя в той мысли, что, рассматривая в настоящей книге конституционное государство, как особый политический тип, автор не мог не стать на ту точку зрения, в силу которой сходство в учреждениях отдельных стран в данном случае рассматривается как результат не того, что одинаковые условия создают и одинаковые формы быта, а того, что разные страны, перестраивая свой внутренний быт, подчинялись влиянию одних и тех же образцов и идей; здесь, в этом случае мы имеем дело не столько с органически-эволюционною стороною исторического процесса, сколько со стороною преднамеренно творческою, что дает нам еще большее право на конструирование данного политического типа, чем мы имеем в том случае, когда сходство учреждений совершенно не может быть объяснено существованием какого-либо прототипа, какой-либо идейной традиции. Когда мы говорим о типе государства-города, обобщая сходные черты Афин, Спарты, Рима и т. п., или когда мы говорим о типе сословной монархии, тоже обобщая сходные черты, представляемые английским парламентом, французскими генеральными штатами, немецкими ландтагами, мы имеем дело с историческими явлениями, сходства которых между собою объясняются общим положением о возникновении аналогичных результатов из аналогичных условий, но ни в первом случае государства-города, ни во втором — сословной монархии и речи быть не может о том, чтобы отдельные города и страны устраивали свою жизнь по какому-либо образцу-прототипу и на основании какого-либо теоретического плана, сколько бы частных заимствований, может быть, там или здесь ни делалось, сколько бы частных изменений и ни было произведено на основании отвлеченных соображений.

Вопрос о значении заимствований извне вообще и в государственном быту в частности есть вопрос очень интересный, как и вопрос о влиянии идей на самое жизнь, но, конечно, не здесь его решать. Ограничусь только указанием, что, наприм., история абсолютной монархии, как в древности, так и в новое время, дает массу материала для решения этого вопроса в положительную сторону, какими бы оговорками положительный ответ ни сопровождался...(...)

(...) Если мы видим, что одна за другой разные страны стали переходить к конституционному строю, как бы он в отдельных странах ни разнообразился, то первая мысль, которая нам по этому поводу приходит в голову, должна заключаться в том, что, значит, на это в каждой стране, в отдельности взятой, были свои внутренние причины, приблизительно одинаковые с внутренними причинами, действовавшими и в других странах. Фактическая история подтверждает это предположение. Абсолютизм повсеместно, где он ни действовал, приводил приблизительно к одинаковым результатам собственного разложения, гибельно отражавшегося на всем государстве, и возбуждения оппозиционных стремлений в обществе, перераставшем эту политическую форму, которая только тормозила его правильное развитие. Вот почему и переход к конституционному режиму почти повсеместно совершался приблизительно одинаковым образом.

Если мы возьмем историю Западной Европы со времени образования в провинциях западной половины Римской империи варварских королевств, то во всех бывших в ней переменах, какие только происходили в государственном строе, мы найдем, как некоторое общее правило, известную и притом медленную постепенность. (...) Варварские королевства феодализировались, феодальные сеньории слагались в монархии, в которых возникали сословно-представительные учреждения, уступавшие место абсолютизму, во всех этих своих изменениях путем эволюции, вернее, путем более или менее медленного накопления и постепенного закрепления мелких изменений. Наоборот, замена абсолютной монархии конституционным государством совершалась главным образом путем революций, путем полного ниспровержения старого строя для воздвижения на его развалинах совершенно нового здания. Нет нужды, что в отдельных случаях не было насильственного переворота и что цели, которые ставились себе отдельными революциями, не всегда и не вполне достигались, революционное происхождение современного конституционного строя не подлежит сомнению, ибо это общий исторический факт. Не говоря о нидерландской революции второй половины XVI в„ о двух английских революциях XVII в. и об американской революции второй половины XVIII в„ имевших свое значение в общей истории конституционализма, мы главным образом имеем в виду французскую революцию 1789 г., недаром получившую название великой, и все революционные потрясения первой половины XIX в., которые содействовали распространению -представительного образа правления по всему Западу. Русские события 1905 г.—лишний пример того же общего положения.

(...) В настоящем историческом обзоре конституционного .государства читатель не найдет изложения прагматических фактов, т. е. событий, и, следовательно, не найдет изложения фактического хода разных революций, о которых приходится упоминать в истории конституционных форм и идей. Именно политические формы и идеи, а не события составляют главное содержание и этого типологического обзора, как и других, ему подобных... (...)

(...) Каждая политическая форма не только имеет фактическое существование в известных реальных отношениях общества, но, кроме того, так или иначе отражается еще и в общественном сознании, где получает известную идейную формулировку и принципиальное вместе с тем обоснование. Во всех своих типологических обзорах, весьма естественно, я считал нужным дополнить то, что можно назвать политической морфологией, соответственными данными из истории политической идеологии, шла ли речь о государстве-городе и монархии древности или о сословной и абсолютной монархии новой Европы... Каждый развитой государственный строй имеет свою идеологию, а конституционный — более, чем какой бы то ни было другой, ибо... в истории конституционного строя очень часто (для многих стран, по крайней мере) идея задолго предшествовала факту, и само государственное устройство создавалось на основании теории. Возникнув в эпоху абсолютизма, идея государства, осуществляющего требования естественного права, стала играть в общественном сознании роль руководящего принципа в деле политического творчества, сама претерпевая, конечно, изменения в этом процессе воплощения в политических формах отвлеченных начал свободы и равенства. Мы называем нередко конституционное государство государством правовым, так как в основу понимания его сущности кладется идея права, перед которым должна склоняться всякая власть, хотя бы даже и власть самого народа... Главным признаком гражданина свободного государства является в настоящее время не участие во власти, как во времена Аристотеля... а возможно наибольшей независимости от какой бы то ни было власти, обеспечиваемой в свою очередь подчинением и самой власти праву. Конечно, это господство права, как таковое, есть только идеал, к которому должно стремиться государство,—а идеал всегда идет впереди действительности, но весьма важно, что идеология современного конституционного государства строится на идее права, имеющего свой источник в нравственном достоинстве человеческой личности. Конституционное государство... есть государство народное, но мы можем сказать еще, что оно есть и государство правовое. Оно мыслится как существующее для народа и через народ, причем народ понимается в смысле бессословного гражданства, и мыслится, как подчиненное праву, которое в свою очередь понимается в смысле высшего регулятора жизни, ограждающего человеческую личность от покушений на нее хотя бы и со стороны самого государства. В связи с этим современное народно-правовое государство — в понимании передовых представителей политической мысли — совершенно отказывается от фикции “государства для государства”, какой одинаково жили и античные демократии, и абсолютные монархии всех времен... государство всегда служит чьим-либо интересам, и кто распоряжается государством, тот из существования данной политической формы и извлекает для себя выгоду. В понимании передовых представителей политической мысли нашего времени выгодами государственности должны пользоваться все, чем на государство возлагается задача социального законодательства, имеющего целью коренное преобразование всей общественной жизни, начиная с ее экономической основы и кончая ее юридическими нормами. Такой задачи не могли себе поставить государственные формы былых времен: об аристократических республиках древнего и нового мира, о феодальной и сословной монархии, равно как и о бюрократическом государстве и говорить нечего, но то же самое относится одинаково и к античной демократии с ее замкнутостью, исключительностью и властолюбием, и к просвещенному абсолютизму, оправдывавшему свое существование служением общему благу. Только народно-правовое государство, складывающееся в наше время, в своем дальнейшем развитии призвано участвовать в разрешении великой социальной проблемы, поставленной XIX веком.

Печатается по: Кареев Н. И. Происхождение современного народно-правового государства: Исторический очерк конституционных учреждений и учений до середины XIX века. СПб., 1908. С. 2—15.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Кареев Н. И. Очерк истории французского крестьянства. М., 1881; Он же. “Падение Польши” в исторической литературе. СПб., 1888; Он же. Общие вопросы философии истории. М., 1883; Он же. История Западной Европы в новое время. Т. 1 — 7. СПб., 1892—1917. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология