Сакай Д. Поселенцы. Мифология белого пролетариата

ОГЛАВЛЕНИЕ

III. НАЦИОНАЛЬНЫЕ И КЛАССОВЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

1. Кризис рабовладельческой системы

Рабство хорошо послужило Америке, но по мере того как эта нация сеттлеров взрослела, ее рабовладельчество все больше становилось препятствием к дальнейшему росту новой Евроамериканской Империи. Рабовладельческая система, когда-то совершенно необходимая для жизни белого общества, теперь стала хуже чем анахронизмом; она стала угрожать благополучию сеттлерской жизни. Массы поселенцев и их буржуазные лидеры по-прежнему намеревались эксплуатировать угнетенных до предела, но они все яснее понимали, что одной специфической форме угнетения – рабству африканцев – должен быть положен конец.
За все приходится платить. Пусть труд их африканских рабов представлялся плантаторам «естественным» и «посланным Богом», но великие богатства, созданные этим трудом, были присвоены ценой растущей угрозы всему сеттлерскому обществу. Рабовладельческая система привела к появлению огромной вражеской армии угнетенных в чреве белого общества. В этом заключалось фатальное противоречие системы рабовладельческой власти, столь очевидное для ее первых критиков из сеттлерской среды. Бенджамин Франклин, например, не только отказался от владения рабами, но уже в 1755 г. писал, что необходимо запретить рабство и разрешить селиться в Северной Америке только европейцам 70 . Двадцать лет спустя, во время обсуждения конституции Конфедерации, конгрессмен от Южной Каролины Томас Линч заявил, что поскольку африканцы являлись собственностью вроде овец, их нельзя облагать налогами. На что Франклин ядовито возразил: «Овцы не делают восстаний!» 71 .
Нагляднее всего это противоречие воплощал в себе, наверное, Томас Джефферсон. В написанных сеттлерами учебниках истории он изображается либеральным плантатором, который все время твердит своим друзьям, как его мучает аморальность рабства. Как правило он предстает исключительной личностью, наделенной великим состраданием и умом. На самом деле его капиталистический ум и душу раздирало противоречие между страстью к стяжательству ради легкой жизни рабовладельца и страхом за судьбу своей сеттлерской нации 72 .
Он сознавал, что успешная революция против господства сеттлеров была вполне возможна, и что их судьба в стране, управляемой бывшими рабами, будет нелегкой. Как он писал: «...поворот колеса фортуны, переворот в положении сторон возможен... (в оригинале непереводимая игра слов «revolution of the wheel of fortune»: английское revolution – от латинского revolutio – имеет также значение поворота колеса – пер.). Вот почему, будучи президентом США, он в 1791 г. рассматривал великую Гаитянскую Революцию под предводительством Туссена Лавертюра как чудовищную опасность. Его правительство быстро получило из казны денежные средства для субсидий французским плантаторам, убегавшим с острова.
С его пытливым умом Джефферсон быстро нашел теоретическое решение «негритянской проблемы» - постепенный геноцид. Он подсчитал, что возвращение всех рабов в Африку обошлось бы Америке в 900 миллионов долларов в потерянном капитале и стоимости транспортировки. В то время эта сумма была в 45 раз выше годовой выручки от экспорта товаров всей сеттлерской экономики! Невозможная цена, которая обанкротила бы не только плантаторов, но и все поселенческое общество. Президент Джефферсон нашел следующее решение этой дилеммы. Всех африканский детей будут отбирать от родителей и большими партиями отправлять в Вест-Индию и Африку, взрослых же продолжать держать в рабстве для поддержания американской экономики до их естественной смерти. Теоретически это должно было обеспечить необходимые прибыли на время перестройки капиталистической экономики, одновременно двигаясь в направлении желанной цели – Америке только для белых. Джефферсон мечтал, что «существующие запасы будут уменьшаться по мере естественной убыли... вплоть до своего полного исчезновения». Эту достойную Гитлера фантазию президент считал «практичным» и «богоугодным» планом. Легко понять, почему этот фантастический план не был реализован: угнетатели никогда не выпускают своих жертв из когтей, пока из них можно выжать прибыль. Сам Джефферсон покупал все больше и больше рабов, чтобы поддержать свой псевдо-греческий образ жизни. В качестве президента он подписал закон 1808 года, который должен был остановить импорт новых рабов в США, что, мы подозреваем, отчасти было вызвано его желанием поднять цены на рабов, которых он разводил на продажу.
Мысль о росте его богатства за счет рождения новых рабов приводила Джефферсона в восторг: «Я считаю, что ценность женщины в детородном возрасте заключается не в ее труде, и что ребенок, которого она будет рожать каждые два года принесет куда больше прибыли, чем труд самого выносливого мужчины». Не удивительно, что Джефферсон, убеждавший других, что плантаторы должны ограничить и, в конце концов, полностью ликвидировать африканскую колонию в Америке, закончил свою жизнь, владея бОльшим числом рабов, чем в молодости 73 .
Северные штаты начали отменять рабство уже 1777 г. (Вермонт) в надежде, что это поможет задержать рост африканского населения. Среди сеттлеров бытовало мнение, что, в небольшом количестве, “похожие на детей ” негры после освобождения будут вести себя смирно и ими будет нетрудно управлять. Но этим иллюзиям пришел конец с резким ростом числа африканских рабов и, как результат, вспышки борьбы последних во всех сферах жизни.
Гаитянская Революция 1791 года стала переломным моментом в политическом сознании как рабовладельцев, так и рабов. Успешное восстание африканских рабов в Санто-Доминго, создание ими новой нации – все это произвело огромное впечатление на Западное полушарие. Особенно, когда стало ясно, что армия африканцев под руководством 50-летнего батрака разгромила профессиональные армии старых европейских держав.
Последствия великой победы на Гаити не заставили себя ждать. Гаитянские рабы, изгнанные с острова вместе с со своими французскими хозяевами, помогли разнести весть, что революция и независимость были возможны. Новая гаитянская республика гордо предложила гражданство любому индейцу или африканцу, и тысячи свободных негров воспользовались этим предложением. Этот великий прорыв одушевлял угнетенных на борьбу за национальное освобождение, но он также укреплял решимость сеттлерского общества защищать свою власть над ними самым диким и открытым террором.
Восстание Габриэля в Виргинии девятью годами позже, а также восстание Тернера в 1831 г привлекли на свою сторону тысячи африканцев и заставили законодательное собрание штата начать обсуждение вопроса о запрещении рабства. В восстании 1831 г. погибло 60 сеттлеров. Это настолько испугало поселенцев, что в Западной Виргинии прошли митинги с требованием сделать штат исключительно белым. Губернатор Флойд открыто высказал поддержку требованию убрать из Виргинии всех африканцев. 5 Если такого рода предложения могли серьезно рассматриваться в сердцевине рабовладельческой системы, мы можем себе представить, какой популярностью они должны были пользоваться среди сеттлеров северных штатов.
Проблема, стоявшая перед сеттлерами, не сводилась к угрозе восстаний на плантациях. Африканские пленники повсюду старались порвать свои колониальные путы. С ростом капиталистической урбанизации и индустриализации ситуация обострялась еще больше. В начале 19 века африканское население многих городов росло быстрее, чем евроамериканское. В 1820 г. африканцы составляли 25% всего населения Вашингтона, Луисвилля, Балтимора и Сент-Луиса и по меньшей мере 50% населения Нью-Орлеана, Ричмонда, Мобила и Саванны. Процент белых рабовладельцев в городах был выше, чем в сельской местности. В таких городах, как Луисвилль, Чарльстон и Ричмонд африканских рабов имели 65-75% евроамериканских семей. Торговля и промышленность этих городов соединяли и образовывали массы африканского колониального пролетариата на текстильных и табачных фабриках, железных дорогах, в шахтах, доках, и т.д. 74
Такая концентрация часто позволяла африканцам выходить за установленные рабством рамки. Все больше и больше рабов оставались без тесного надзора. В городских трущобах плодились нелегальные винные лавки (конечно, принадлежавшие белым) и неформальные клубы. В городских толпах не могли соблюдаться даже ограничения на передвижение африканцев в дневное время суток.
Современные белые путешественники часто писали, как беспокоило их большое число африканцев на улицах городов Юга. Один историк так описывал улицы Нью-Орлеана: “Нередко по ночам рабы собирались на углах улиц и с вызовом приглашали белого прохожего пройти мимо них... призвать их к порядку было небезопасно, так как у многих были ножи и пистолеты, которые закон запрещал им иметь” 75 . В 1835 г. редактор одной газеты в Луисвилле жаловался, что “негры, кажется, не понимают, что они рабы... так нагло и несговорчиво они ведут себя” 76 .
Естественно, в условиях городского скопления побеги рабов все учащались становились обычным делом. Африканские общины в городах были как человеческие леса - трудно проникаемые для глаз сеттлеров. В этих лесах и находили убежище беглые рабы с плантаций. В 1850-х гг., в течении одного 16-месячного периода полиция Нью-Орлеана арестовала 982 “беглых раба” – что равнялось примерно 7% всего рабского населения города. В 1837 г. сеттлерская полиция Балтимора арестовала почти 300 африканцев как явных или подозреваемых беглецов – что составляло более 9% всех рабов в городе 77 .
И это, конечно, только те, кого смогли поймать. Многим удавалось избежать полицейской машины сеттлеров. Фредерик Дуглас, как мы помним, был плотником и корабелом в Балтиморе до того, как он убежал на Север, чтобы начать там свою агитацию. За те годы на Север и в Канаду убежали по меньшей мере 100 тысяч рабов.
Нельзя забывать и о том, что некоторые из самых крупных вооруженных восстаний и заговоров того времени включали городской пролетариат. Восстание Габриэля в 1800 году опиралось на пролетариат Ричмонда. (Сам Габриэль был кузнецом и почти все его помощники – квалифицированными рабочими). В этом спланированном восстании участвовало так много африканцев, что одна южная газета заявила, что приговоры должны быть остановлены, чтобы не обанкротить капиталистов Ричмонда “уничтожением черных в этой части страны” 78 .
Заговор 1822 года в Чарльстоне под руководством Денмарка Веси (свободного плотника) организовали городские пролетарии – грузчики, рабочие мельниц и лесопилок, кузнецы и т.д. Также и большой заговор 1856 года был организован среди шахтеров, доменных и заводских рабочих Кентукки и Теннесси. В результате его провала только на литейном заводе сенатора Белла было убито около 65 африканцев. Особенно тревожило сеттлеров то, что те африканцы, которые наслаждались удобствами городской жизни и были квалифицированными рабочими, использовали свою относительную мобильность, чтобы тем больнее ударить по колониальной системе 79 .
Из числа свободных африканцев, живших за пределами Юга, вышли мужественные организаторы, которые как партизаны перемещались по южным штатам, ведя своих братьев к свободе. И речь идет не только об исключительных лидерах вроде Гэрриета Табмена. Мы знаем, что в 1860 г. на Юг приехало 500 подпольных организаторов только из Канады. На плантациях сопротивление африканских масс было сознательным, росла их политическая культура. В письме плантатора из Чарльстона, Южная Каролина рассказывается как все рабы в этом районе тайно празднуют каждое 1 августа – годовщину отмены рабства в британской Вест-Индии.
Чаще всего в ответ на эту усиливающуюся нестабильность колониальной системы предлагалось отменить рабство. Однако, трудно было ожидать, что сеттлерская буржуазия, чей капитал был вложен в рабов, добровольно пойдет на такой шаг. Одним из средств, которое применили в 1830-х гг., было расчленить африканские общины в городах. Например, после заговора Веси городской совет Чарльстона призвал к “значительному уменьшению” числа африканских рабов мужского пола в городе, что и было сделано 80 .
По всему Югу большая часть городских рабов-африканцев отправлялась на плантации. Их число уменьшалось с каждым годом вплоть до Гражданской войны. В Новом Орлеане число африканцев упало с 50% до 15% всего населения; в Сент-Луисе с 25% до 2% 81 . Потребности новой индустриальной экономики были куда менее важны для буржуазии, чем стремление рассеять опасные скопления угнетенных и снова обеспечить себе безопасность и физическое господство над ключевыми городскими центрами.
В 1859 г. один северянин, путешествуя по Югу, отмечал, что африканцы слишком многому учились в городах: “Это встревожило их хозяев, и они высылают их прочь, как можно скорее, на плантации, где, как в гробнице, до них не сможет дойти ни грана знания” 82 . Важно понять, что вдобавок к физическим ограничениям и массовому террору сеттлерская Америка отреагировала на рост сознания африканцев попытками изолировать и физически расчленить скопления угнетенных. Растущая угроза Революции со стороны африканской нации была так велика, что заставила сеттлеров в ответ перестроить свое общество. Относительная отсталость экономики Юга отражала живые противоречия рабовладельческой системы.

ПРИМЕЧАНИЯ

70 Hofstadter, op. cit., p. 4.
71 Ottley, op. cit., p. 57.
72 См. Ronald T. Takaki. Iron Cages. N. Y., 1979. p. 42-45; Winthrop D. Jordan. op. cit, p. 429-440.
73 Takaki, op. cit. p. 44.
74 Richard C. Wade. Slavery in the Cities. NY., 1964. p. 1-27.
75 J. G. Tregle, Jr. “Early New Orleans Society: A Reappraisal.” Journal of Southern History. Feb., 1952. p. 34.
76 Wade, Slavery..., p. 245.
77 Ibid., p. 219.
78 Ottley, p. 83.
79 Robert S. Starobin. Industrial Slavery in the Old South. NY., 1975, p. 88; Herbert Aptheker. To Be Free. NY., 1969, p. 73.
80 Wade, Slavery..., p. 235.
81 Ibid., p. 16-19.
82 Ibid., p. 264