Мизес фон Людвиг. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность

ОГЛАВЛЕНИЕ

Свобода и западная цивилизация

ТЕ, кто критикует правовое и конституционное понятие свободы и институты, созданные для ее практического осуществления, правы в одном: защищенность индивидуума от произвола властей сама по себе недостаточна, чтобы сделать его свободным. Но подчеркивать эту бесспорную истину означает ломиться в открытую дверь. Никто из поборников свободы никогда и не утверждал, будто гарантия от произвола властей -- достаточна для освобождения. Единственное, что дает гражданину всю полноту свободы, которая только совместима с жизнью в обществе, -- это рыночная экономика. Никакие конституции и билли о правах сами по себе не создают свободы. Они лишь защищают от посягательств полицейской власти ту свободу, которую дает индивидууму экономическая система, основанная на конкуренции.

При рыночной экономике каждый имеет возможность добиваться такого положения в структуре общественного разделения труда, какого он желает. Он волен выбирать профессию, которая кажется ему наиболее подходящей для служения обществу. Этого права у человека нет в условиях планового хозяйства. Здесь власти решают, чем человек будет заниматься. По их усмотрению он будет либо выдвинут на более высокий пост, либо, напротив, оставлен в прежней должности. Индивидуум целиком зависит от милости власть предержащих. При капитализме же любой может вызвать на соревнование любого. Если тебе кажется, что ты можешь предложить людям товар лучшего качества или по более дешевой цене, чем другие, ты вправе доказать свои способности. Твоим планам не грозит отсутствие средств: капиталисты постоянно заинтересованы в людях, которые смогут с максимальной выгодой использовать их фонды. Успех деятельности бизнесмена зависит только от того, как будут вести себя потребители, которые всегда покупают то, что им нравится больше всего.

Рабочий также не зависит от произвола нанимателя. Предприниматель, который не сможет нанять наиболее квалифицированных рабочих и удержать их достаточно высокой зарплатой от перехода в другие места, расплачивается за свою нерасторопность сокращением чистого дохода. Вербуя работников, наниматель отнюдь не оказывает им милость. Они для него такое же необходимое средство достижения успеха, как сырье или заводское оборудование. Рабочий же имеет возможность выбирать занятие, которое ему по душе.

При рыночной экономике не прекращается процесс социального отбора, определяющего положение и доход каждого индивидуума. Случается, что большие богатства уменьшаются и вовсе сходят на нет, в то время как люди, вчера еще бывшие бедняками, добиваются высокого положения и приобретают состояние. В условиях, когда ни у кого нет привилегий и правительство не защищает ничьи личные интересы от угрозы со стороны более работоспособных и деловитых новичков, тем, кто приобрел капитал, приходится каждый день отвоевывать его вновь и вновь в конкуренции с другими.

В рамках общественного сотрудничества при разделении труда каждый зависит от того, насколько высоко предлагаемые им услуги оцениваются потребителями, к которым, кстати сказать, принадлежит и он сам. Приобретая или, напротив, не приобретая товар или услуги, каждый как бы выступает членом верховного суда, присуждающим любому -- не исключая и самого себя -- определенное место в обществе. Каждый участвует в процессе определения размеров дохода каждого -- у кого-то более высокого, у кого-то -- более низкого. Любой вправе внести такой вклад в общее дело, за который общество вознаградит его более высоким заработком. Свобода при капитализме означает: ты зависишь от чьей бы то ни было оценки не больше, чем другие зависят от твоей. Когда в производстве существует разделение труда и нет ничьей абсолютной экономической автаркии, не может быть иной свободы, кроме этой.

Нет необходимости напоминать, что основной аргумент в пользу капитализма и против социализма -- даже не то, что социализм предполагает непременную ликвидацию всех "пережитков" свободы и превращение людей в полных рабов, а то, что социализм неосуществим как экономическая система, так как в социалистическом обществе исключается возможность экономического расчета. [Л. Мизес первый доказал в начале 20-х гг., что вне свободной рыночной экономики невозможен расчет эффективности конкретных производств, технических нововведений, капиталовложений, а следовательно, общество лишится хозяйственного компаса.] Поэтому социализм вообще нельзя рассматривать как систему экономической организации общества. Это -- средство разрушения общественного сотрудничества, путь к бедности и хаосу.

Говоря о свободе, мы не касаемся основных экономических противоречий между капитализмом и социализмом. Отметим только, что европеец отличается от азиата именно тем, что он привык к свободе и сформирован ею. Цивилизации Китая, Японии, Индии, исламских стран Ближнего Востока даже до их знакомства с западным образом жизни нельзя, разумеется, считать цивилизациями варваров. Эти народы уже много столетий, даже тысячелетий тому назад добились огромных успехов в промышленности, архитектуре, литературе, философии и образовании. Они основывали могущественные империи. Однако позже их движение вперед остановилось, их культуры потеряли жизненность, и они разучились успешно справляться с экономическими проблемами. Их интеллектуальный и художественный гений сошел на нет, художники и писатели стали слепо копировать традиционные образцы, богословы, философы и юристы, все как один, занялись толкованием древних источников. Памятники, воздвигнутые некогда предками, рушились, империи распадались. Люди потеряли жизненную силу и равнодушно взирали на продолжающийся упадок и обнищание.

Философские работы и поэтические памятники народов древнего Востока могут соперничать с самыми ценными произведениями Запада. Однако вот уже в течение многих веков на Востоке не появилось ни одной значительной книги. Интеллектуальная и литературная история нашего времени едва ли помнит имя какого-либо восточного автора. Восток перестал участвовать в интеллектуальных исканиях человечества. Ему так и остались чуждыми и непонятными проблемы и противоречия, волновавшие Запад. В Европе было сотрясение, на Востоке -- застой, леность и равнодушие.

Причина такого положения ясна. На Востоке не было самого важного: идеи свободы человека от государства. Восток никогда не поднимал знамени свободы, не пытался противопоставить права индивидуума власти правителей. Никто здесь не возмущался произволом тиранов и поэтому, естественно, не разрабатывал юридические уложения, которые защищали бы имущество граждан от конфискации по прихоти тирана. Напротив, введенные в заблуждение мыслью о том, что богатство одних является причиной нищеты других, люди даже одобряли обычай тиранов отбирать у наиболее удачливых купцов их имущество. Это исключало крупные накопления капитала и закрывало путь к тем преимуществам, которые возникали при наличии значительных капиталовложений. Это препятствовало возникновению "буржуазии" и, следовательно, появлению людей, способных покровительствовать писателям, художникам, изобретателям. Выходцам из народа были отрезаны все пути к продвижению, кроме одного: добиться чего-либо можно было только службой князьям. Западное общество было сообществом индивидуумов, соревнующихся в борьбе за высшие награды, восточное -- сборищем ломаных, целиком зависящих от милости царя. Энергичный молодой человек на Западе смотрит на мир как на поле своей деятельности, где он может добиться всего: известности, почестей, богатства -- для его честолюбия нет ничего недостижимого. Его ровесник, вялый и расслабленный юноша Востока, способен только повторить путь, предписываемый средой. Благородная уверенность в себе, присущая европейцу, нашла блестящее выражение в Софокловском хоровом гимне в "Антигоне", воспевающем человека и его предприимчивость, в Девятой Симфонии Бетховена. Ничто подобное никогда не звучало на Востоке.

Мыслимо ли, чтобы потомки людей, создавших европейскую цивилизацию, отказались от свободы и добровольно отдали себя во власть всесильного государства? Чтобы они согласились быть винтиками в гигантской машине, изобретенной и приводимой в движение всемогущим вождем? Неужели по примеру остановившихся в своем развитии цивилизаций они откажутся от идеалов, ради достижения которых была принесена не одна тысяча жертв?

Ruere in servitium, они погрузились в рабство, печально констатировал Тацит, говоря о римлянах времен Тиберия.

"Антикоммунизм" против капитализма

НИГДЕ и никогда во Вселенной не было стабильности и неподвижности. Изменение и переход из одного состояния в другое -- основные черты жизни. Любое положение дел не вечно, любая эпоха -- эпоха перехода. Нет покоя и неподвижности и в жизни человека -- это процесс, а не пребывание в одном и том же состоянии. Однако человеческий ум всегда вводила в заблуждение иллюзия возможности неизменного существования. Цель утопистов, как признаются они сами, состоит в том, чтобы покончить с историей и установить окончательный и вечный покой.
Психологические мотивы этого стремления очевидны. Любая перемена преобразует внешние условия жизни и заставляет человека вновь приспосабливаться к изменениям, происходящим в окружающей среде. Это угрожает его личным интересам, а также традиционным способам производства и потребления.

Это не на пользу и тем, кто интеллектуально малоподвижен и не склонен обновлять свой стиль мышления. Консерватизм противоречит самой природе человеческой деятельности. Однако он всегда был и остается излюбленной тактикой инертного большинства, тупо сопротивляющегося попыткам улучшить его же собственные условия жизни, которые предпринимает энергичное большинство. Термином "реакционный" обычно обозначают аристократию и жречество, которые поэтому называют свои партии консервативными. Однако яркие примеры реакционности дают другие социальные группировки: гильдии ремесленников, препятствующие притоку новых людей; фермеры, требующие тарифной защиты, субсидий и "паритетных цен"; рабочие, сопротивляющиеся технологическим новшествам, искусственно снижающие производительность труда, чтобы не допустить сокращения числа рабочих мест, и прибегающие к другим подобным приемам.

Ни на чем не основанное самомнение литераторов и богемных художников позволяет им клеймить деятельность бизнесмена как бездуховное "делание денег". На самом же деле предприниматель или учредитель акционерного общества проявляет гораздо больше интеллектуальных способностей, чем средний писатель или художник. Ошибка многих людей, претендующих на интеллектуальность, как раз и состоит в том, что они не в силах понять, сколько способностей и трезвого ума требуется для того, чтобы начать и успешно вести предприятие в мире бизнеса.

Возникновение довольно многочисленного класса подобных безответственных интеллектуалов является одним из самых отрицательных явлений эпохи современного капитализма. Их навязчивость и суетливость отпугивают от них людей мыслящих. Они всем помеха. Человечество ничего не потеряло бы, если бы оно немного умерило пыл этих людей, а то и вовсе ликвидировало бы их кружки и группы.

Однако свобода -- это свобода для всех. Любая попытка ограничить свободу этих декадентов-литераторов и горе-живописцев означала бы, что властям дается право решать, что хорошо, а что плохо. Это было бы равносильно социализации интеллектуальных и художественных исканий. Неизвестно, позволило бы это избавиться от бесполезных и одиозных личностей, но уж наверняка поставило бы непреодолимые препятствия на пути развития творческого гения. Сильные мира сего -- не любители свежих идей, веяний, стилей в искусстве. Они вообще против всяческих новшеств. Их власть всегда означает строгую регламентацию всего, а это порождает застой и упадок.

Моральное разложение, распущенность и интеллектуальное бесплодие класса не очень нравственных писателей и художников -- это та цена, которую должно заплатить человечество, чтобы дать возможность подлинным творцам-первопроходцам сказать свое слово. Свобода должна быть гарантирована всем, даже самым недостойным людям, чтобы ненароком не помешать тем немногим, кто сумеет воспользоваться ею во благо человечеству. Та свобода, доходящая до безнравственности, которой пользовались полунищие обитатели Quartier Latin в Париже, была одной из предпосылок появления нескольких поистине великих писателей, художников, скульпторов. Первая потребность гения -- дышать воздухом свободы.

Да ведь и не сам легкомысленный образ жизни богемы виноват в падении нравов, а только то, что общество благосклонно его принимает. Реакция на псевдофилософские взгляды богемы со стороны людей, формирующих общественное мнение и вкусы, а также сбитых с толку масс, в результате порождает зло. Люди стремятся воплотить в жизнь теории, которые считаются в данный момент модными, чтобы только не прослыть тупыми ретроградами.

Самой вредной идеологией последних шестидесяти лет явился синдикализм Жоржа Сореля и пропагандируемая им тактика "прямого действия". Плод разочарованного в жизни интеллектуала, эта теория быстро завладела умами литераторов во всех европейских странах. Она сыграла важнейшую роль в радикализации различных движений, разрушительных для общества: роялизма, милитаризма и антисемитизма -- во Франции, большевизма -- в России, фашизма -- в Италии, в Германии -- молодежного движения, которое, в конечном счете, вылилось в нацизм. Оно превратило политические партии, прежде добивавшиеся влияния путем выборов, в группировки, опирающиеся на вооруженные банды. Это учение всячески дискредитировало представительное правительство и "буржуазное спокойствие" и разжигало военную истерию как у себя в стране, так и за ее пределами. Главным лозунгом движения была насилие и еще раз насилие. Сегодняшнее положение дел в Европе -- в значительной мере результат влияния теорий Сореля.

Первыми теории Сореля приняли интеллектуалы, они же сделали их модными. Однако учение было, в сущности, направлено против интеллектуалов. Оно отвергало всякое трезвое рассуждение. Для Сореля смысл имеет только действие, то есть акт насилия ради самого насилия. Он призывает к борьбе за миф, неважно, что это будет за миф. "Когда становишься на почву мифа, тебе уже не грозит никакое критическое опровержение" <J. Sorel, Reflexions sur la violance, 3d ed., Paris, 1912, p. 49>. Замечательная философия, не правда ли: разрушать ради самого разрушения? Не трать слов, не рассуждай, просто убивай! Сорель отбрасывает "умствования", даже если речь идет о сторонниках революции в полном смысле слова. Основная цель мифа, по его мнению, в том, чтобы "готовить человека к борьбе за разрушение существующего" <J. Sorel, Ibid., p. 46>.

Однако виноват в распространении псевдофилософии разрушения не сам Сорель или его ученики, Ленин, Муссолини, Розенберг не безответственные литераторы и художники. [Розенберг Альфред (1893--1946) -- теоретик нацизма, с 1933 г. -- руководитель внешнеполитического отдела гитлеровской партии, а с 1941 г. -- министр оккупированных восточных территорий. Казнен как военный преступник по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге.] Вся беда в том, что в течение многих десятилетий почти никто не отваживался критически проанализировать и разоблачить теории этих фанатиков, которым нечего терять и которые поэтому готовы на все. Даже те теоретики, которые не поддались увлечению идеями безудержного насилия, все же с готовностью нашли оправдание самым отчаянным эксцессам диктаторов. Первые робкие -- впрочем, довольно запоздалые -- возражения против учения Сореля стали появляться только тогда, когда идеологические приверженцы его теорий начали сознавать, что воплощение в жизнь идеологии тоталитаризма не гарантирует от пыток и казней даже самых рьяных ее поборников.

Считается, что в наши дни существует антикоммунистический фронт. Цель этого движения, участники которого называют себя "либералами-антикоммунистами" (объективные наблюдатели именуют их более точно "антиантикоммунистами"), состоит в достижении коммунизма, но без внутренне присущих ему обязательных черт, которые все еще являются неприемлемыми для американцев. Эти люди ошибочно разграничивают коммунизм и социализм и -- что весьма парадоксально, -- рекомендуя некоммунистический социализм, они ссылаются на документ, известный как "Коммунистический Манифест". Они верят, что положение все еще можно спасти, стоит лишь вместо слова "социализм" употреблять "планирование", "общество всеобщего благоденствия". На словах они отвергают революционные и диктаторские устремления "красных", на деле же превозносят в книгах, в прессе, в школах и университетах К. Маркса, как поборника коммунистической революции и диктатуры пролетариата, как одного из величайших экономистов, философов, выдающегося благодетеля и спасителя человечества. Они хотят заставить нас поверить в то, что нетоталитарный тоталитаризм, нечто вроде треугольного квадрата, является панацеей от всех бед. У них есть, правда, некоторые робкие возражения против коммунизма, но в адрес капитализма они разражаются откровенной бранью, используя при этом терминологию из словаря Маркса и Ленина. Они подчеркивают, что капитализм гораздо более ненавистен им, чем коммунизм, и они готовы оправдать любые, даже самые неприглядные действия коммунистов, так как это все равно лучше, чем "невыразимый ужас" капитализма. Короче говоря, они делают вид, что борются с коммунизмом, пытаясь при этом обратить человека в веру, сущность которой изложена в "Коммунистическом манифесте".

На самом деле эти так называемые "либералы-антикоммунисты" сражаются не против коммунизма как такового, а только против коммунистической системы, в которой они сами не играют ведущей роли. Их цель -- социалистическая, а значит, коммунистическая система, при которой они сами вместе с ближайшими единомышленниками находились бы у власти. Было бы, пожалуй, преувеличением утверждать, что они горят желанием уничтожать других, но ведь и собственное уничтожение тем более никак не входит в их планы. А ведь при социалистическом строе только верховный самодержец и его приспешники могут чувствовать себя в полной безопасности.

Движение, исключительно направленное против чего-либо, -- это вообще всегда чисто деструктивное и негативное явление, не имеющее никаких шансов на успех Яростные нападки на какое-либо учение, в сущности, только создают ему дополнительную рекламу. Люди должны бороться за то, чего хотят добиться, а не просто отрицать зло, каким бы ужасным оно ни было. Они должны поэтому без всяких оговорок осуществить программу рыночной экономики.

Теперь, после разочарований в результате политики Советского Союза и прискорбных неудач всех остальных социалистических экспериментов, коммунизм имел бы очень мало шансов на успех в странах Запада, если бы он не появился под обманчивой личиной антикоммунизма.

Единственное, что может спасти цивилизованные народы Западной Европы, Америки и Австралии от порабощения варварством по московскому образцу -- это открытая и ничем не ограничиваемая поддержка свободного капитализма.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология