Мизес фон Людвиг. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность

ОГЛАВЛЕНИЕ

Возражения неэкономического порядка, выдвигаемые против капитализма

Спор о счастье
Материализм
Несправедливость
"Буржуазные предрассудки" в отношении свободы
Свобода и западная цивилизация

Спор о счастье

ПРОТИВ капитализма выдвигаются обычно два основных обвинения. Первое: само по себе обладание мотоциклом, телевизором и холодильником не делает человека счастливым. Второе: есть все еще люди, у которых нет ни того, ни другого и ни третьего. Оба положения верны, но они не означают, что винить во всем следует капиталистическую систему общественного сотрудничества.

Люди, проводя жизнь в труде, не могут все же надеяться на достижение полного счастья, они стремятся лишь, насколько это возможно, устранить испытываемое ими психологическое беспокойство и, таким образом, почувствовать себя лучше, чем прежде. Например, человек, покупающий телевизор, тем самым как бы признает, что обладание этим предметом повысит его благополучие и сделает его более счастливым, чем он был до приобретения. Если бы дело было не так, он не стал бы покупать телевизор. Врач не может поставить перед собой задачу сделать пациента счастливым, он способен лишь устранить боль и привести больного в лучшую форму, чтобы он мог вести важнейшую для любого живого существа борьбу против всего, что угрожает его жизни и спокойствию.

Вполне возможно, что среди бродячих буддистских нищих, живущих на подаяние, в грязи и нищете, есть люди, чувствующие себя вполне счастливыми и не испытывающие зависти к самому богатому набобу. Но для большинства людей такая жизнь кажется просто невыносимой. Для этих людей стремление постоянно совершенствовать внешние условия существования является врожденным. Кому придет в голову ставить азиатского нищего в пример среднему американцу? Одним из самых замечательных достижений капитализма можно считать понижение уровня детской смертности. Можно ли отрицать, что это устранило, по крайней мере, одну из причин несчастья множества людей?

Не менее абсурдно второе обвинение, выдвигаемое против капитализма, что технологические и медицинские изобретения приносят пользу не всем людям, а только избранным. Изменения в жизни людей порождаются инициативой наиболее умных и энергичных индивидуумов. Они уверено ведут за собой остальное человечество. Любое нововведение -- сначала роскошь небольшого числа людей и только постепенно оно становится доступным каждому. Тот факт, что ботинки или вилки распространялись по миру очень долго и до сих пор еще многие люди обходятся без них, не может служить аргументом против их использования вообще. Элегантные люди и джентльмены, первыми начавшие пользоваться мылом, явились зачинателями массового производства мыла для обычных людей. Если бы те, кто имеет возможность купить телевизор, не стали бы покупать его на том основании, что некоторые не могут позволить себе эту покупку, это никак не способствовало бы, а, напротив, препятствовало популяризации данного изобретения.

Материализм

ЧАСТО капитализм упрекают за якобы присущий ему грубый материализм. Невозможно не признать, что капитализм обнаруживает тенденцию улучшить жизнь людей. Однако, как утверждают его критики, он отвлекает людей от более высоких и благородных целей. Он питает тело, но ничего не дает душе и уму. Он вызвал упадок искусства. Прошло время великих поэтов, живописцев, скульпторе", архитекторов. Наш век способен дать только китч.

Оценка достоинств любого произведения полностью субъективна. То, что превозносят одни, у других вызывает скуку. Не существует общего критерия для определения эстетической ценности поэмы или здания. Человек, восхищающийся Шартрским собором или "Менинами" Веласкеса, склонен считать любого, кто не разделяет его восторга, грубым мужланом. Многие школьники в отчаянье, когда им приходится читать "Гамлета". Лишь люди, наделенные искрой художественного вкуса и мышления, способны оценить творение художника и наслаждаться им.

В числе тех, кто претендует на образованность, всегда много лицемеров. Напуская на себя вид ценителей, ежи разыгрывают восторг перед искусством прошлого и давно умершими художниками. Подобного сочувствия они отнюдь не испытывают к современным художникам, все еще борющимся за признание публики. Неуемное восхищение старыми мастерами у них -- способ выразить пренебрежение к новым художникам, отклоняющимся от традиционных канонов и создающим новое, а также -- подвергнуть их осмеянию

Дж. Рескина всегда будут помнить -- наряду с Карлейлем, Веббами, Б. Шоу и другими -- как одного из могильщиков британской свободы, цивилизации и культуры. Этот скверный -- и в частной, и в публичной жизни -- человек славил войну и кровопролитие и безудержно клеветал на политэкономические учения, которые он был не в состоянии понять. Он оставался фанатичным противником рыночной экономики и романтически воспевал традиции средневековых гильдий. Рескин преклонялся перед искусством мастеров прошлого. Но увидев однажды работу своего великого современника Уистлера [Уистлер Джеймс (1834--1903) -- американский живописец, по манере близкий к импрессионистам], он разразился такой бранью в адрес художника, что был привлечен к суду за оскорбление и признан виновным. Именно в трудах Рескина популяризуется ложное представление о том, что якобы капитализм -- кроме того, что он является неудачной экономической системой -- еще и способствует замене красоты упорством, величия -- ничтожеством, а искусства -- ширпотребом.

Поскольку люди отнюдь не единодушны в оценке произведения искусства, невозможно столь же категорически, как это делается при необходимости опровергнуть логические ошибки или факты опыта, утверждать, что с точки зрения художественного выражения век капитализма стоит ниже других эпох. И все же ни один человек в здравом уме не возьмется принижать художественные достижения эпохи капитализма.

Самым выдающимся видом искусства в этот век "грубого материализма и погони за наживой" явилась музыка. Вагнер и Верди, Берлиоз и Бизе, Брамс и Брукнер, Хуго Вольф и Малер, Пуччини и Рихард Штраус -- какая славная плеяда! Эпоха, в которой даже таких мастеров, как Шуман и Дониццети, затмевали собой еще более выдающиеся гении.

А были ведь еще и блестящие романы Бальзака, Флобера, Енса Якобсена, Пруста, поэмы Гюго, Уитмена, Рильке, Йитса. Как бедна была бы наша жизнь, если бы мы лишились творчества этих гигантов, а также множества не менее крупных писателей.

Не будем забывать французских художников и скульпторов, научивших нас по-новому видеть мир и наслаждаться светом и цветом

Бессмысленно отрицать, что эта эпоха поощряла и поощряет также все отрасли науки. Но, не унимаются критики, все эти достижения -- дело рук узких специалистов, а вот обобщающего "синтеза" так и не подучилось. Едва ли можно более абсурдно исказить учения современных наук, таких как математика, физика, биология. А как же быть с трудами философов Кроче, Бергсона, Гуссерля, Уайтхеда? [Кроче Бенедетто (1866--1952) -- итальянский философ и историк, создатель влиятельной этике-политической школы в историографии, крупный специалист в вопросах эстетики. Бергсон Анри (1859--1941) -- французский философ, видный представитель интуитивизма -- течения, признающего интуицию единственно достоверным средством познания. Гуссерль Эдмунд (1859--1938) -- немецкий философ, основоположник современной феноменологии как метода анализа чистого сознания. Уайтхед Алфред Норт (1861--1947) -- английский логик и философ, труды которого сыграли большую роль в развитии математической логики и философии математики.]

Каждая эпоха отличается собственным характером и своими художественными достижениями. Подражание шедеврам прошлого -- это не искусство, а работа по шаблону. Ценность произведению придают как раз те черты, которые отличают его от других работ. Именно это называется стилем эпохи.

В одном отношении люди, превозносящие прошлое, по-видимому, правы. Последние поколения не оставили потомкам таких памятников, как пирамиды, греческие храмы, готические соборы, церкви и дворцы эпохи Возрождения и Барокко. За последние сто лет было построено много церквей и даже соборов и еще больше правительственных дворцов, школ, библиотек. Но все они не представляют собой ничего оригинального: они либо имитируют старый стиль, либо сочетают элементы нескольких старых стилей. Только в архитектуре жилых домов и зданий офисов проглядывает нечто напоминающее то, что можно обозначить как архитектурный стиль нашей эпохи. Хотя, справедливости ради, следовало бы отдать должное величественности некоторых современных городских видов, как, например, силуэт Нью-Йорка, в целом, нужно признать, современная архитектура не может сравниться по великолепию с архитектурой прошлого.

Причин здесь много. Что касается культовых построек, то подчеркнутый консерватизм церквей исключает всякие новшества. С уходом со сцены королевских династий и аристократии исчезло и стремление воздвигать новые дворцы. К тому же, что бы ни утверждали настроенные против капитализма демагоги, средства предпринимателя и капиталиста так ничтожно малы по сравнению с богатством королей и принцев, что он просто не в состоянии позволить себе столь дорогостоящее строительство. Сегодня нет человека богатого настолько, чтобы заказать дворцы подобные Версальским или Эскуриалу. Распоряжения на строительство правительственных зданий отдают сегодня тоже не самодержцы, которые могли назначить архитектора по своему вкусу, пусть даже наперекор общественному мнению, или финансировать проект, который шокировал бы непросвещенные массы. Всяческие комитеты и советы едва ли пойдут навстречу замыслам смелых новаторов. Они предпочтут не рисковать.

В истории еще не бывало, чтобы широкие массы по достоинству оценили современное им искусство. Лишь небольшие группы умели отдавать должное великому писателю или художнику. Для капитализма характерно не то, что массы отличаются дурным вкусом, а скорее то, что они, добившись определенного достатка, становятся "потребителями" литературы -- и, конечно же, самой низкопробной. Книжный рынок наводнен дешевой прозой для весьма невзыскательного читателя, почти полудикаря по своим литературным вкусам. Однако это не мешает большим художникам создавать бессмертные творения.

Критики капитализма проливают слезы по поводу явного упадка прикладного искусства. Они сравнивают старую мебель, сохранившуюся в европейских аристократических домах и в музейных коллекциях, с дешевой мебелью, изготавливаемой массовым производством. При этом забывают, что вещи, попавшие в музей, делались исключительно для имущих классов. Резных сундуков и мозаичных столов не было в жалких хижинах бедноты. Предлагаю придирам, кому не нравится дешевая мебель американского рабочего, пересечь Рио-Гранде дель Норте и посетить лачуги мексиканских пеонов, которые вообще живут без мебели. [Рио-Гранде дель Норте -- река, отделяющая США от Мексики (название устаревшее: ныне в США она именуется Рио-Гранде, а в Мексике Рио-Браво дель Норте). Пеоны -- крестьяне, находящиеся в долговой зависимости от помещиков или предпринимателей и тем самым превратившиеся в их бесправных батраков.] Когда современная промышленность только начала снабжать массы атрибутами лучшей жизни, ее задачей было производить, возможно, более дешевую мебель без учета каких бы то ни было эстетических критериев. Позже, когда развитие капитализма подняло уровень жизни масс, постепенно начали производить вещи, не лишенные утонченности и вкуса. Разве что уж человек очень романтически предубежденный против капитализма станет отрицать, что все больше и больше людей в капиталистических странах живут в интерьере, который при всем желании невозможно назвать безвкусным.

Несправедливость

САМЫЕ ярые критики капитализма -- это те, кто порицает его за якобы порождаемую им несправедливость.

Праздное занятие -- рассуждать, как должен быть устроен мир и почему он не таков, каким должен быть, а повинуется неумолимым законам реального мироздания. Такие фантазии -- вещь безобидная до времени. Но когда люди перестают понимать разницу между фантазией и действительностью, они становятся серьезной помехой на пути к улучшению внешних условий существования.

Наиболее вредное из всех заблуждений -- иллюзия о том, что "природа" наделила каждого человека определенными правами. По этому учению природа -- доброжелательна и щедра к любому, родившемуся на свет. Всем достаточно всего. Следовательно, у каждого есть неотъемлемое право требовать от ближнего и от общества всю свою долю, предназначаемую ему природой. Вечные законы естественной и божественной справедливости требуют, чтобы никто не присваивал себе того, что по праву принадлежит другому. Бедные влачат жалкое существование лишь потому, что неправедные люди лишили их всех благ, предназначенных им по рождению. Задачи церковных и светских властей -- не допустить подобного грабежа и, таким образом, сделать всех богатыми и счастливыми.

Эта теория неверна от начала и до конца. Природа отнюдь не раздает свои блага направо и налево, она, наоборот, очень скупа. Она ограничила количество всего необходимого для поддержания человеческой жизни. Она населила Землю животными и растениями, у которых стремление наносить вред человеческой жизни и здоровью является врожденным. Она имеет в своем распоряжении силы и стихии, опасные для человека. Только благодаря своему умению использовать основное орудие, данное ему природой, то есть разум, человек смог выжить и добиться благосостояния. Богатство, которое фантазеры-романтики считают бесплатным даром природы, в действительности завоевано людьми, сотрудничающими в общей системе разделения труда. Что касается "распределения" этого богатства, нелепо было бы ссылаться на какой-либо божественный или природный принцип справедливости. Дело здесь не сводится к распределению доли из общего фонда, предоставляемого человеку природой. Скорее речь идет о том, чтобы развивать те социальные институты, которые позволяют продолжать и расширять производство всего необходимого человеку.

Всемирный Совет Церквей, экуменическая организация Протестантских Церквей, заявил в 1948 году, "Справедливость требует, чтобы жители Азии и Африки, к примеру, в большей мере могли пользоваться продукцией машинного производства" <см. The Church and the Disorder of Society, New York,. 1948, p. 198>. [В двадцатые годы нашего века в протестантизме возникло движение за объединение всех христианских церквей, получившее название экуменического. С 1948 г. экуменическое движение возглавляет Всемирный Совет Церквей.] Такое заявление имеет смысл, если предположить, что Господь дал человечеству определенное количество машин с расчетом, чтобы эти блага были равномерно распределены между народами. Однако капиталистические страны вероломно завладели большей частью запасов, чем им полагалось, и, таким образом, жители Азии и Африки остались обездоленными. Какое безобразие!

На самом же деле, накопление капитала и вложение его в машины, источник относительно более высокого благосостояния народов Запада, возможны исключительно благодаря тому самому свободному капитализму, сущность которого вышеупомянутый документ немилосердно искажает и который он отвергает по моральным соображениям. Не капиталисты виновны в том, что азиаты и африканцы не приняли идеологию и политику, которая позволила бы развить местный капитал. Невиновен капитализм и в том, что политика лидеров этих стран не дает возможность иностранным вкладчикам снабдить их "продукцией машинного производства". Никто не станет отрицать, что миллионы в Азии и Африке прозябают в нищете потому, что они придерживаются примитивных методов производства и отказываются от тех выгод, которые предоставило бы им использование более совершенного оборудования и современных технологий. У них есть только один способ облегчить невеселую участь -- безоговорочно принять свободный капитализм. Им нужно частное предпринимательство, накопление нового капитала, нужны капиталисты и предприниматели. Нелепо ставить в упрек капитализму и капиталистическим нациям Запада то плачевное состояние, которое избрали для себя отсталые народы Азии и Африки. Исправить дело может не апелляция к "справедливости", а замена тупиковой политики политикой здравого смысла, то есть свободного капитализма.

Отнюдь не праздные рассуждения об абстрактной "справедливости" позволили поднять благосостояние простого человека на его сегодняшний уровень, а деятельность людей, на которых наклеивали ярлыки "закоренелых индивидуалистов", "эксплуататоров". Нищета отсталых народов -- результат проводимой ими политики экспроприации, дискриминационного налогообложения, контроля над иностранной валютой, мешающего инвестициям иностранного капитала, в то время как внутренняя политика препятствует накоплению местного капитала.

Все, кто отрицает капитализм по нравственным соображениям как несправедливую систему, просто не понимают, какова природа капитала, как он появляется и сохраняется, а также какие выгоды можно иметь при использовании его в производственных процессах.

Единственным источником появления дополнительных средств производства является сбережение. Если все производимые товары потребляются, новый капитал не возникает. Но если потребление отстает от производства и избыток вновь произведенных товаров над потребленными товарами используется в дальнейших производственных процессах, эти процессы отныне осуществляются с помощью большего количества средств производства. Все средства производства -- это промежуточные товары, ступеньки на пути, ведущем от первоначально используемых исходных факторов производства, то есть природных ресурсов и человеческого труда, к конечным, готовым к употреблению продуктам. Все эти средства производства рано или поздно изнашиваются в процессе производства. Если все продукты потребляются и при этом средства производства, использованные при их изготовлении, не заменяются, то капитал тоже оказывается "потребленным". В этом случае дальнейшее производство может быть осуществлено только на меньшем количестве средств производства и, следовательно, оно будет давать меньше продукции на единицу природных ресурсов и использованного труда. Чтобы не допустить подобного убыточного производства и предотвратить сокращение капиталовложений, надо перебросить часть средств на сохранение капитала, на замену средств производства, потребленных при производстве используемых товаров.

Капитал -- это не бесплатный дар Бога или природы. Он -- результат сознательного ограничивания своего потребления. Он создается и умножается посредством экономии и сохраняется при воздержании от растрачивания.

Ни капитал, ни средства производства не способны сами по себе повысить эффективность природных ресурсов и человеческого труда. Только при условии разумного использования и инвестирования сэкономленные средства способны повысить выпуск на единицу затрат природных ресурсов и труда. В противном случае эти средства рассеиваются или растрачиваются.

Накопление нового и сохранение ранее накопленного капитала, а также использование его для повышения производительности труда -- все это плоды целенаправленных человеческих усилий. Это заслуга людей, которые экономят средства и не позволяют расходу превышать приход, то есть капиталистов, получающих проценты, и предпринимателей, то есть людей, сумевших использовать имеющийся капитал для наилучшего удовлетворения нужд потребителя и получающих за это прибыль.

Но ни капитал, ни средства производства сами по себе, как и манипуляции капиталистов и предпринимателей с капиталом не могли бы улучшить жизнь остальных людей, если бы эти люди не реагировали на все действия капиталистов определенным образом. Если бы рабочий вел себя так, как хотят представить дело сторонники "железного закона заработной платы" [сформулированное немецким социалистом Фердинандом Лассалем (1825--1864) положение, что средний размер заработной платы при капитализме сводится к минимуму, необходимому для поддержания жизни и размножения], у него хватило бы фантазии только на то, чтобы тратить свой заработок на еду и производство потомства; накопление капитала соответствовало бы росту населения. Вся прибыль, приносимая накоплением дополнительного капитала, поглощалась бы увеличивающимся числом людей. Однако человек не реагирует на улучшение внешних условий жизни так, как это делают грызуны или микробы. У него есть иные потребности помимо пищи и потомства. В капиталистических странах увеличение накопленного капитала опережает рост населения. Это приводит к тому, что маргинальная, то есть близкая к пределу производительность труда повышается по сравнению с маргинальной производительностью материальных факторов производства. Отсюда возникает тенденция к повышению заработной платы. Доля общего выпуска продукции, идущая на удовлетворение нужд рабочих, увеличивается по сравнению с той долей, которая достается в виде процентов капиталистам и в виде ренты -- землевладельцам. <Прибыли при этом не страдают. Они являются доходом от умения приспособить использование материальных средств производства и труда к изменениям в спросе и предложении. Они зависят только от того, сколь велико было бы несоответствие без соответствующего приспособления и насколько удалось его преодолеть. Эти изменения временны и исчезают сразу после устранения несоответствия. Но поскольку изменения в спросе и предложении происходят вновь и вновь, также постоянно возникают и новые источники прибылей.>

О производительности труда можно говорить, только имея в виду предельную производительность труда [согласно теории предельной (маргинальной) полезности ценность создается тремя факторами: трудом, капиталом и землей; участие каждого фактора определяется его предельной производительностью, то есть величиной прироста продукции, полученного за счет увеличения (на единицу) данного фактора при неизменности двух других], то есть сокращение чистого выпуска продукции, которое получилось бы в результате отстранения от производства одного работника. Только тогда она соотносится с определенной экономической величиной, с определенным количеством товаров или его денежным эквивалентом.

Понятие производительности труда, к которому обращаются, когда говорят о якобы естественном праве рабочего приписывать повышение производительности труда только себе самому, лишено всякого смысла и не поддается определению. Оно основано на ошибочном представлении, что возможно исчислить долю физического участия каждого из разнообразных взаимодополняющих факторов производства в выпуске продукции. К примеру, если человек разрезает бумагу ножницами, невозможно оценить вклад, внесенный в достижения конечного результата самими ножницами (или каждым из двух лезвий) или человеком, работающим ими. Для выпуска автомобиля нужны самые разнообразные станки и инструменты, различное сырье, труд множества разных рабочих и, прежде всего, инженерный проект. Но невозможно определить, какую долю участия в изготовлении автомобиля следует физически приписать каждому из участников, сотрудничество которых для этого потребовалось.

Итак, мы можем на время абстрагироваться от всех соображений, которые доказывают неверность такой трактовки проблемы, и задать себе вопрос какой из двух факторов вызывает повышение производительности, труд или капитал? И если мы поставим вопрос так категорично, то вынуждены будем ответить: капитал. Общий объем производства США (на единицу рабочей силы) в настоящее время именно потому больше, чем в предшествующие эпохи или в экономически отсталых странах (например, Китае), что современный американский рабочий имеет в своем распоряжении больше машин и приборов, к тому же лучшего качества. Если капитальное оборудование (на одного рабочего) оставалось бы на том же уровне, на каком оно было три века назад в США, или на каком оно находится в современном Китае, объем производства (на одного рабочего) не мог бы увеличиться. Единственное, что способно увеличить объем промышленной продукции в Америке -- при сохранении общего числа занятых в производстве рабочих -- это вложения дополнительного капитала, который, в свою очередь, может быть накоплен только путем сбережения и экономии. Именно тем, кто накапливает и инвестирует капитал, мы обязаны повышением производительности труда всех, кто занят в производстве.

Поднять зарплату рабочим и позволить им пользоваться все большей долей продукции, объем которой удается увеличивать за счет дополнительного накопления капитала, можно только благодаря тому, что темпы накопления капитала превосходят темпы роста населения. Официальная доктрина либо обходит этот факт молчанием, либо категорически отрицает его. Однако политика профсоюзов ясно свидетельствует о том, что их лидеры прекрасно осознают правильность теории, которую публично клеймят как нелепую буржуазную апологетику. Поэтому-то они и пытаются ограничить законами против иммигрантов число искателей работы и воспрепятствовать притоку новых людей на всех участках рынка рабочей силы.

Что повышение заработной платы зависит не от "производительности" индивидуального рабочего, а только от предельной производительности труда, наглядно подтверждается тем фактом, что зарплата растет даже в такой сфере деятельности, где "продуктивность" индивидуума совершенно не изменилась. К примеру, цирюльник бреет клиента точно так же, как это делал его коллега двести лет назад. Дворецкий так же ждет у стола премьер-министра Великобритании, как когда-то дворецкие, обслуживавшие Питта и Пальмерстона. И в сельском хозяйстве некоторые виды работ производятся теми же орудиями, что и много веков назад, однако заработная плата таких работников значительно выросла по сравнению с прошлым. Это стало возможным только благодаря росту предельной производительности труда. Наниматель дворецкого удерживает его таким образом от работы на заводе и должен, следовательно, платить эквивалент того увеличения объема продукции, которое дало бы использование еще одного человека на заводе. Ростом зарплаты дворецкий обязан не собственным заслугам, а только тому, что увеличение вложенного капитала превосходит увеличение численности рабочих рук.

Любые псевдоэкономические доктрины, преуменьшающие роль сбережения и накопления капитала, нелепы. Именно тот факт, что в капиталистическом обществе имеется в наличии больше средств производства, чем в некапиталистическом, делает первое общество богаче второго. Рабочие смогли улучшить свою жизнь благодаря тому, что увеличился объем капитального оборудования на каждого потенциального рабочего. В результате все большая часть произведенных потребительских товаров достается рабочим. Пожалуй, ни Маркс, ни Кейнс, ни кто-либо другой из менее известных противников капитализма не смог бы опровергнуть следующее утверждение: существует только один способ увеличивать размеры заработной платы постоянно и на благо всех желающих трудиться, а именно -- ускорить темпы увеличения капитала по отношению к росту населения. Если же считать такое положение дел "несправедливым", то винить во всем следует природу, но не человека.

"Буржуазные предрассудки" в отношении свободы

ИСТОРИЯ западной цивилизации -- это история непрекращающейся борьбы за свободу.

Общественное сотрудничество в условиях разделения труда является главным и единственным условием успеха человека в борьбе за выживание и в стремлении улучшить свое материальное благосостояние. Но поскольку человеческая природа такова, какова она есть, общество не может существовать, если в нем не действуют законы, препятствующие "непослушным" совершать деяния, несовместимые с жизнедеятельностью общества. В целях сохранения мирного сотрудничества нужно быть готовым прибегнуть к насильственному подавлению того, кто нарушает спокойствие. Обществу не обойтись без аппарата принуждения, то есть без государства и правительства. Но здесь возникает другая проблема: ограничить полномочия людей, выполняющих правительственные функции, дабы они не вздумали злоупотребить властью и низвести остальных до положения рабов. Цель всякой борьбы за свободу -- держать вооруженных защитников мира, правителей, полицейских в определенных границах. Политическое понятие свободы индивидуума означает: свобода от полицейского произвола.

Идея свободы всегда была характерна для Запада. Восток от Запада отличает, прежде всего, то, что народы Востока никогда не разрабатывали идею свободы. Непреходящая заслуга древних греков состоит в том, что они первыми поняли значение институтов, охраняющих свободу. Новейшие исторические изыскания позволяют установить происхождение некоторых научных достижений, которые прежде приписывались эллинам, из восточных источников. Однако, идея свободы, бесспорно, зародилась в городах Древней Греции. Из трудов греческих философов и историков она перешла к римлянам, а затем -- к европейцам и американцам. Она стала основным пунктом всех представлений людей Запада о справедливо устроенном обществе. Именно она породила философию свободной инициативы, которой человек обязан всеми дотоле невиданными достижениями эпохи капитализма.

Цель всех современных политических и юридических институтов -- оградить свободу индивидуума от посягательств со стороны правительства. Представительное правительство и правовое государство, независимость судов и трибуналов от вмешательства администрации, закон о свободе личности, судебное разбирательство и возмещение ущерба в случае незаконных действий администрации, свобода слова и прессы, отделение государства от церкви и многие другие институты преследовали всегда одну и ту же цель: ограничить всесилие должностных лиц и оградить индивидуума от произвола. Эпоха капитализма освободила человека от всех пережитков рабства и крепостничества. Она покончила с жестокими расправами и свела наказания за преступления к минимуму, необходимому для того, чтобы отпугнуть нарушителя от совершения проступка. Она положила конец пыткам и другим недостойным методам обращения с подозреваемыми и преступниками. Она, наконец, отменила все привилегии и провозгласила равенство всех перед законом Вчерашние подданные тиранов превратились, таким образом, в свободных граждан.

Материальные улучшения жизни явились результатом проведения этих реформ и новшеств в правительственной политике. Когда все привилегии были ликвидированы и каждому было предоставлено право вступить в соревнование с законными интересами других, это развязало руки тем, кто достаточно изобретателен, чтобы развивать новые отрасли промышленности, которые сегодня столь необходимы для нормальной жизнедеятельности. Население увеличилось, но даже увеличившись, оно стало жить лучше, чем предки.

В странах западной цивилизации также всегда были апологеты тирании, то есть полного произвола самодержца или аристократии, с одной стороны, и абсолютного бесправия остального народа, с другой. Однако с эпохи Просвещения их число стало уменьшаться. Восторжествовало дело свободы. В начале XIX века казалось, что остановить победное шествие принципа свободы невозможна. Самые выдающиеся философы и историки верили, что историческое развитие ведет к установлению институтов, гарантирующих свободу, и никакие ухищрения и козни сторонников рабства не способны воспрепятствовать тенденции к либерализации.

Касаясь вопроса либеральной социальной философии, часто упускают из виду важной фактор, который способствовал развитию идеи свободы, а именно, исключительную роль, которая отводилась в воспитании элиты древнегреческой литературе. Среди греческих авторов были и сторонники всемогущей государственной власти как, например, Платон. [Платон (428--348 или 427--347 до н. э.) -- древнегреческий философ. В своих работах, особенно позднего периода, выступал с восхвалением мощного государства. В идеальном обществе, по Платону, нет места частной собственности, а государство должно взять на себя даже регулирование браков, воспитание детей и т. п.] Но основное содержание греческой идеологии составляло осуществление принципа свободы. Греческие полисы, если их сравнивать с современными социально-политическими институтами, были олигархиями. Свобода, которую государственные деятели, философы и историки воспевали как высшее благо человека, была привилегией меньшинства. Отказывая в свободе метекам и рабам, греки, по существу, выступали за деспотию наследственной касты олигархов. [Метеки -- жители древнегреческих полисов (городов-государств) лично свободные, платящие налоги, обязанные нести военную службу, но лишенные политических и гражданских прав. Метеками были, в основном, переселенцы из других полисов и отпущенные на волю рабы.] Однако было бы серьезной ошибкой считать, что их дифирамбы были неискренними. В восхвалении свободы и борьбы за нее они были не менее бесхитростны, чем те американские рабовладельцы, которые две тысячи лет спустя совершенно искренне и с готовностью поставили свои подписи под Декларацией Независимости. [Декларация Независимости была принята 4 июля 1776 г. Конгрессом представителей английских колоний, восставших против английского владычества. Декларация провозглашала не только образование суверенного государства -- США, но и право всех людей на жизнь, свободу, равенство. Однако под давлением рабовладельцев не прошел пункт проекта Декларации, осуждавший рабство.] Именно политическая литература Древней Греции породила идеи тираноборцев, философию вигов, учения Альтузия, Греция, Дж. Локка, создателей современных конституций и биллей о правах. [Виги -- политическая партия, существовавшая в Англии в XVII--XIX вв. Виги выступали против королевского абсолютизма, за верховенство парламента. Альтузий Иоганн (1557--1638) -- нидерландский политик, теоретик права. Провозглашал идеи суверенитета и верховенства народа, ответственности правительства перед народом. Граций Гуго де Гроот (1583--1649) -- нидерландский юрист, обществовед и государственный деятель. Один из основоположников учения о естественном праве, основывающемся на природе человека, стремящегося к мирному общению. Локк Джон (1632--1704) -- английский философ, развивавший, в частности, идеи общественного договора как источника власти, обязанной охранять естественные права людей на личную свободу и собственность.] Именно изучение классического наследия, основная отличительная черта образования в эпоху либерализма, не давало выветриться духу свободы в Англии времен Стюартов, во Франции времен Бурбонов и в Италии, раздираемой междоусобными распрями. [Королевская династия Стюартов правила в Англии с 1603 по 1649 гг. и с 1660 по 1714 гг. Династия Бурбонов занимала французский престол с 1589 по 1792 гг. и с 1814 по 1830 гг. Италия была раздроблена на протяжении многих веков, вплоть до 1870 г.] Никто иной, как Бисмарк, являвшийся вместе с Меттернихом самым заклятым врагом свободы среди всех государственных деятелей XIX века, признается, что даже в Пруссии Фридриха-Вильгельма III гимназия, в которой образование основывалось на грекоримской литературе, была оплотом республиканцев <см.: Bismarck, Gedanken und Erinnerungen, New York, 1898, Vol. I, p. 1>. [Фридрих-Вильгельм III (1770--1840) -- король Пруссии с 1797 г. Проводил, особенно после крушения Наполеона, реакционную внутреннюю политику, направленную на подавление демократического движения и укрепление военщины.] Отчаянные попытки исключить классические штудии из программ либерального образования и таким образом уничтожить сам его дух явились одним из проявлений возрождающейся рабской идеологии.

Еще каких-нибудь сто лет назад очень немногие представляли себе, какую мощную силу приобретут вскоре идеи, направленные против свободы. Казалось, идеалы свободы так прочно укоренились в сознании людей, что никакое движение вспять не смогло бы их уничтожить. Конечно, было бы бесполезно нападать на свободу открыто, призывать к возвращению в рабство. Но антилиберализм завладел умами людей, будучи загримирован под сверхлиберализм, то есть осуществление и воплощение самих идей свободы. Он пришел под личиной социализма, коммунизма, планирования.

Любому здравомыслящему человеку с самого начала было ясно, что цель апологетов социализма, коммунизма, планирования состоит в уничтожении свободы индивидуума и установлении всемогущества государственной власти. Однако большинство интеллектуалов, примкнувших к социалистам, было убеждено, что, выступая за социализм, они борются за свободу. Они называли себя "левым крылом" и "демократами", а в настоящее время они претендуют еще и на определение "либеральные".

Мы уже упоминали о психологических факторах, которые помешали интеллектуалам и следующим за ними массам правильно оценить ситуацию. Они -- хотя подсознательно -- явственно ощущали, что если не смогли выполнить свои далеко идущие честолюбивые планы, то лишь по собственной вине. Они просто оказались либо недостаточно умны, либо недостаточно изобретательны. Однако им очень не хотелось сознаваться в собственной бездарности ни себе самим, ни своим товарищам, лучше уж найти козла отпущения. Они убедили самих себя и попытались убедить других в том, что причина их неудач лежит не в них самих, а в несправедливости экономической организации общества. При капитализме, утверждают они, только очень немногие имеют возможность самореализоваться. "В обществе, живущем по принципу "laissez faire", свободы могут добиться только те, кто в состоянии ее купить" <Н. Laski, article "Liberty" in the "Encyclopaedia of the Social Sciences", IX, p. 443>. [Laissez faire -- часть выражения "Laissez faire, laissez passer" (фр.) -- "позволяйте делать (что хотят), позволяйте идти (куда хотят)". Впервые прозвучало в 1758 г. на ассамблее физиократов из уст французского экономиста Ж. К. Гурне для обозначения политики свободного, ничем не регламентируемого развития рыночного хозяйства.] Следовательно, заключают они, государство должно вмешиваться в жизнь общества, чтобы вершить "социальную справедливость", то есть, по их представлениям, чтобы давать неудовлетворенной своим положением посредственности "по потребностям".

До тех пор пока вопрос о социализме оставался лишь предметом теоретических споров, люди, не способные мыслить здраво и ясно, могли всерьез поверить, что при социалистическом режиме сохранение свободы возможно. Но эти иллюзии развеялись, когда опыт СССР показал всем, каковы условия жизни при социалистической системе. Отныне апологеты социализма вынуждены извращать самоочевидные факты и манипулировать словами, силясь доказать совместимость социализма и свободы.

Покойный ныне профессор Ласки -- при жизни знаменитый член и председатель Лейбористской партии, называвший себя "некоммунистом" и даже "антикоммунистом", -- заявлял нам, что "в Советской России коммунист, несомненно, вполне ощущает свободу, но так же ясно он сознает и то, что в фашистской Италии у него этой свободы не будет"<H. Laski, article "Liberty" in the "Encyclopaedia of the Social Sciences", IX, p. 445--446>. Действительно, русский имеет право подчиняться приказам своего начальства, но стоит ему хоть на одну сотую отклониться от "правильного" образа мысли, который определили власть предержащие, он подвергается безжалостному уничтожению. Все политики, чиновники, писатели, музыканты, ученые, оказавшиеся жертвами "чистки", не были -- строго говоря -- антикоммунистами. Напротив, они были ярыми коммунистами, старыми членами партии, которым в знак признания их верности советской идеологии верховное руководство доверило высокие посты. Их единственная вина состояла в том, что они не успели мгновенно подстроить свои идеи, политические взгляды, содержание своих книг и симфоний к идеям и вкусам Сталина. Трудно поверить, что все эти люди "вполне ощущали свободу", если только не придать слову свобода смысл, прямо противоположный тому, в котором оно обычно употребляется.

В фашистской Италии, конечно, никакой свободы не было вовсе. Она переняла пресловутый советский образец "однопартийности" и в полном соответствии с ним уничтожила всякое инакомыслие. Но даже в осуществлении этого принципа между большевиками и фашистами все же огромная разница. Так, например, жил в фашисткой Италии бывший член парламентской группы депутатов-коммунистов профессор Антонио Грациадеи, оставшийся до смертного часа верным своим коммунистическим убеждениям. [Грациадеи Антонио (1873--1952) -- итальянский экономист, член компартии с 1921 г. В 1928 г. как один из лидеров "правого крыла" был исключен из компартии. После освобождения Италии от фашизма вновь стал членом Итальянской компартии.] Как почетный профессор он получал правительственную пенсию и имел возможность публиковать в самых известных итальянских издательствах свои труды, являющиеся образчиками ортодоксального марксизма. Его несвобода была, по-видимому, менее жесткой, нежели свобода коммунистов в России, которые, по выражению Ласки, "несомненно, вполне ощущали свободу".

Профессор Ласки с особым удовольствием несколько раз повторяет известный трюизм о том, что свобода на практике означает всегда лишь свободу в рамках закона. Закон же, продолжает он, стремится "обеспечить незыблемость того образа жизни, который признается желательным теми, кто управляет государственной машиной" <Ibid., p. 446>. Именно так функционируют законы свободной страны: они защищают общество от попыток разжигания гражданской войны и насильственного свержения правительства. Но Ласки делает серьезную ошибку, заявляя, будто в капиталистическом обществе "стремление бедных радикально изменить имущественные права богатых сразу же ставит под угрозу все перспективы свободы" <Ibid., p. 446>.

Возьмем, к примеру. Карла Маркса, который, кстати, является кумиром самого профессора Ласки и его единомышленников. Когда в 1848--1849 годах он принимал активное участие в организации и проведении революции (сначала в Пруссии, потом в других германских государствах), то -- являясь по существу иностранцем -- он был выдворен и переселился с женой, детьми и своей служанкой в Париж, а позже в Лондон. <О деятельности Маркса в 1848--1849 гг. см.: Karl Marx, Chronik Seines Lebens in Einzeldaten (Карл Маркс, Хроника жизни в датах), изд. Института Маркса, Энгельса и Ленина в Москве, 1934, с. 43--81.> Некоторое время спустя после того, как неудавшиеся революционеры были амнистированы, ему разрешили вернуться в любое место Германии, и он неоднократно пользовался этим разрешением. Отныне он не был изгнанником и добровольно избрал местом жительства Лондон. <В 1845 г. Маркс добровольно отказался от прусского гражданства. Позже, в начале шестидесятых годов, он собирался начать политическую карьеру в Пруссии, но просьба о возвращении ему гражданства не была удовлетворена, и, таким образом, карьера стала невозможна. По-видимому, именно это побудило его остаться в Лондоне.> Никто не препятствовал ему при основании Международной Ассоциации Рабочих (1864 г.), организации, целью которой, как он сам признавался, была подготовка великой мировой революции. Никто не мешал ему в интересах этой организации ездить по европейским странам. Он преспокойно писал и издавал книги и статьи, которые, если использовать выражение Ласки, откровенно призывали к "радикальному изменению имущественных прав богатых". Маркс мирно почил в Лондоне, в своей квартире на Мэйтленд Парк-Роуд 41, 14-го марта 1883 года.

Или возьмем Британскую партию лейбористов. Их попытки "радикально изменить имущественные права богатых" -- как хорошо известно самому Ласки -- никогда не встречали противодействия, несовместимого с принципом свободы.

Маркс, будучи оппозиционером, мог преспокойно жить, писать и призывать к революции в викторианской Англии, так же как и лейбористы могли беспрепятственно заниматься политической деятельностью в послевикторианской Англии. В Советской России не потерпели бы ни малейшей оппозиции. Вот в чем разница между свободой и рабством.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология