Ашин Г. Курс истории элитологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 4. Эволюция элитологии и ее типология

Возможности типологизации элитологии. Творчество основателей элитологии (а все они, как мы видели, были и элитистами), приходится, главным образом, на первую четверть ХХ века. В дальнейшем элитология претерпевает сложную, временами весьма причудливую эволюцию и в настоящее время представляет собой весьма пестрый конгломерат различных направлений и течений, порой остро полемизирующих друг с другом. Поэтому систематизация, классификация, типологизация этих направлений представляет собой сложную научную проблему.

Эту типологизацию можно проводить по разным основаниям. Одним из таких оснований может быть хронология; тогда мы можем вычленить следующие этапы развития элитологии:

1) конец XIX – первые три десятилетия XX века – творчество отцов-основателей элитологии, которое мы уже отчасти рассмотрели;

2) вторая половина 20-х – первая половина 40-х годов – формируется фашистский вариант элитаризма и, одновременно, либеральный и консервативно-аристократический. Вместе с тем, в 30-х – 40-х годах делаются первые попытки реконструкции элитизма в плане совмещения его с ценностями буржуазной демократии (которые получат наибольшее развитие в послевоенный период);

3) со второй половины 40-х г.г. до начала ХХ1в. наибольшее влияние получает либерально-демократическая трактовка элитизма, теории элитного плюрализма. Вместе с тем возникает радикально-демократический вариант элитологии, пафосом которого является страстное обличение недемократичности, элитарности политических систем западных демократий, прежде всего, политсистемы США;

4) 70-е г.г. – начало ХХ1 в. Продолжающемуся господству политического плюрализма (в частности, теориям элитного плюрализма и полиархии) бросает вызов неоэлитизм, утверждающий элитарную структуру политической системы США и других западных стран (равно как и недемократических политсистем, что, собственно, само собой разумеется), причем атаки на плюрализм ведутся не только радикал-демократами, но и рядом консервативных политологов.

Однако приведенная нами классификация по хронологическому принципу страдает многими существенными недостатками. Руководствоваться этим принципом при написании книги - значило бы обречь себя на неминуемые повторы, поскольку одни и те же или близкие методологические установки элитаристов продолжают существовать из десятилетия в десятилетие, лишь несколько модифицируясь в различные исторические периоды.

Возможна классификация элитологических теорий и по иному основанию, например, по способам обоснования элитаризма (и тогда вычленить биологическое, психологическое, технологическое и другие типы аргументации), по методологическим установкам и принципам построения элитологических концепций (вычленить ценностную и структурно-функциональную модели элиты).

Представляется оправданным и деление элитологов по политическим ориентациям и приверженностям. И тут мы увидим (порой не без некоторого удивления), что в элитологии представлены практически все направления и оттенки современного политического спектра. Попытаемся перечислить их (справа налево): фашистский вариант элитаризма, консервативно-аристократический, либерально-демократический, леворадикальный (иногда переходящий в антиэлитаризм, иногда – стыдливо прячущий свой элитаристский авангардизм), коммунистический элитаризм. Последний еще более тщательно, чем это делают левые радикалы, маскирует свой элитаризм и поэтому по праву может быть назван скрытым элитаризмом: он уверяет, что при "реальном социализме" элита не существует и существовать не может, тогда как на деле номенклатурная элита обладает полнотой власти и институциональными привилегиями.

Наконец, возможно деление элитологии и по географическому, точнее, по региональномоу признаку. Тут можно вычленить Западную Европу как колыбель элитологии, затем элитологию США, куда после второй мировой войны смещается центр разработки элитологии. Своими особенностями обладает элитология развивающихся стран, где в центре исследований находятся традиционные элиты и элиты модернизации. И несомненной спецификой обладает элитология в России. В условиях тоталитаризма и строжайших идеологических запретов она была преимущественно подпольно-диссидентской или эмигрантской, во всяком случае в отношении исследования советских элит, а ныне, выйдя из подполья, она быстро набирает темпы, компенсируя потерянные в тоталитарные времена годы.

Представляет интерес сравнительный политологический анализ западноевропейской и североамериканской элитологических школ. Если для европейской элитологии в большей мере характерен ценностный подход, то для североамериканской - структурно-функциональный. Говоря об элитологии развивающихся стран, необходимо подчеркнуть особую роль латиноамериканской элитологии как наиболее продвинутой и развитой

Так какое же основание для классификации элитологических направлений следует предпочесть? Увы, ни одно из делений по одному из указанных оснований не будет полным и исчерпывающим. И поэтому как бы ни заманчиво было осуществить деление по какому-либо одному основанию, это не представляется возможным, точнее, такое деление страдало бы неполнотой и односторонностью. Поэтому мы вынуждены проводить деление по нескольким основаниям, понимая, что хотя это делает рисуемую нами панораму направлений элитологии более пестрой и менее стройной, но зато более полно отражающей реальную картину.

Таким образом, классификация направлений элитологии с необходимостью оказывается многоизмеримой, то есть осуществленной по нескольким основаниям, исходя из нескольких критериев. При этом мы отдаем себе отчет в том, что проведение классификации по разным основаниям делает ее более громоздкой и приводит к тому, что вычленяемые нами направления оказываются частично перекрещивающимися. Итак, предлагаемое нами деление оказывается многоизмеримым, точнее, отталкиваясь от хронологического принципа, мы будем дополнять его иными критериями, прежде всего, исходными методологическими установками того или иного направления элитологии, а также политическими ориентациями.

Фашистский вариант элитаризма. Расизм и элитология . Прежде чем мы перейдем к описанию фашистской интерпретации элитаризма, следует выяснить вопрос о связи теорий Моски, Парето, Михельса, Сореля с фашистской идеологией. Вот уже полстолетия этот вопрос обсуждается в западной и российской политологической литературе. При этом выявились не только различные, но и противоположные точки зрения – от утверждений о прямой связи между элитаризмом и фашизмом до полного отрицания какой-либо связи между ними. Последняя точка зрения представляется нам наименее убедительной.

Приведем мысли сторонников первой точки зрения. Известный итальянский политолог Ф.Ферраротти пишет: "Идеи Моски, подобно идеям Парето и Михельса, ...оказались в области политики пригодными для оправдания фашизма, независимо от позиций этих авторов" . Еще более определенно пишет американский социолог Цандер, утверждая, что фашизм - "это осуществление идей Парето на практике" . Столь же категорично суждение американского леворадикального социолога Р.Баркли, который писал: "Генеалогия теорий элиты такова: от Платона и Ницше к Парето и Моске и далее - к фашизму, а в послевоенный период - к неоконсерватизму" . В этих суждениях есть доля истины, правда, выраженная слишком прямолинейно, категорично, а потому и несколько односторонне.

Теперь выслушаем и другую сторону и приводимые ею аргументы. Известный американский политолог Дж.Сартори занимает иную позицию по этому вопросу. Он пишет: теории элиты "либо верны, либо неверны, но, с моей точки зрения, бессмысленно спорить, являются ли они фашистскими или антифашистскими" . Еще более известный французский политолог Р.Арон решительно возражает против наличия связи между теориями Моски и Парето и фашизмом, ссылаясь на то, что Парето "колебался между авторитаризмом и интеллектуальным либерализмом". Арон считал, что любые политические режимы олигархичны, только фашистский – явно, открыто, в наибольшей степени, а конституционно-плюралистические режимы – в меньшей степени .

В конце 70-х годов в английском журнале "Политикл стадиз" развернулась характерная дискуссия по вопросу о взаимосвязи элитизма и фашизма. Ее открыли две статьи Д.Битхэма , в которых автор достаточно аргументировано утверждал, что симпатии Михельса к фашизму в 20-х годах не случайны, что они прямо связаны с его теоретическими концепциями, развернутыми в знакомой нам книге "Политические партии". Битхэму возражал Р.Беннет, который утверждал, что "эволюция Михельса от социализма (имеются в виду его симпатии в раннем возрасте к социал-демократии) к фашизму является фактом его индивидуальной биографии", а не следствием логической связи его концепций с фашизмом. По Беннету, "нет необходимой связи" между теориями элиты и фашистской идеологией. "Главный вопрос, поднимаемый элитарными теориями, делает вывод Беннет, – это вопрос не о том, являются ли они просто тщательно разработанным прикрытием для фашистской идеологии, но о том, совместимы ли современные индустриальные общества и политические партии с целями демократии". Беннет придерживается той точки зрения, что теории элиты политически нейтральны, что они "не указывают определенно на какое-либо политическое направление" . Подведем итог приведенной выше полемике. Имеется ли связь между трудами основоположников элитаризма и фашизма или же она полностью отсутствует? Думается, определенная связь существует, вопрос скорее можно поставить так: прямая эта связь или непрямая? И справедливым будет последний ответ.

Теперь мы можем непосредственно перейти к фашистскому варианту элитаризма. В писаниях теоретиков фашизма элитаризм принял наиболее уродливые, человеконенавистнические формы. Многие современные элитологи объявляют фашистскую доктрину "вульгарным" вариантом элитаризма, пишут о фашизме как "плебейском искажении подлинного элитаризма", занимая при этом консервативно-аристократическую позицию (ссылаясь, в частности, на то, что при фашистском режиме в Германии работы теоретика "аристократического" варианта элитаризма Ортеги-и-Гассета находились под запретом). Отметим, что ряд элитологов часто нарочито игнорируют ее фашистский вариант, стыдливо замалчивают его. Подавляющее большинство современных теоретиков элиты стараются по возможности либерализировать элитаризм. Теоретик современного "демократического элитизма" П.Бахрах сетует на то, что термин "элитаризм" непопулярен в демократических странах, поскольку "фашизм и другие антидемократические движения" придали ему "специфический оттенок" . Мы не можем игнорировать фашистский вариант элитаризма не только потому, что "из песни слова не выкинешь", но и потому, что попытки регенерировать эти концепции имеют место в ряде стран, в том числе, к сожалению, и в России.

Многие объективные исследователи теорий элиты (тот же Б.Битхэм) констатируют, что элитаризм составляет сердцевину фашистской идеологии. Доктрина фашизма прямо опирается на принцип элитарной структуры общества, принцип фюрерства, предполагающий неконтролируемую власть правителей и абсолютное бесправие управляемых. Гитлер в "Майн Кампф", наиболее циничном выражении расистского элитаризма, провозглашал, что "историю мира творит только меньшинство", обосновывал социальное неравенство в первую очередь расовыми различиями. Яростно нападая на принцип подчинения меньшинства большинству, называя этот принцип "еврейским", он по существу перефразировал основную установку элитаризма: "Принцип принятия решений большинством, отрицая авторитет личности и ставя на ее место толпу, грешит против основной идеи, заложенной в природе – идеи аристократии". И далее: "Марксизм есть не что иное, как политика евреев, заключающаяся в том, чтобы добиться систематического уничтожения роли личности во всех областях общественно жизни и заменить ее ролью "большинства". Действительным благодетелем рода человеческого было немногочисленное творческое меньшинство. Обеспечить решающее влияние за этими головами... будет в интересах всего общества... Лучшей формой государства, лучшим государственным устройством будет то, которое естественно и неизбежно будет выдвигать на самые высокие места самых выдающихся сынов народа и будет обеспечивать им бесспорное руководящее влияние" . Большинство – это "толпа бездарностей", меньшинство – "сверхчеловеки". Элита вправе попирать волю этого "неисторического" большинства. Мнение Гитлера о психологии толпы свидетельствует о том, что он читал Лебона и ненавидимого им "еврея Фрейда". Для Гитлера "масса - нетерпима, но послушна авторитету, требует от своих героев силы, даже насилия". Гитлер признавал: "Масса, народ - для меня это как женщина. Любой, кто не понимает присущего массе женского характера, никогда не станет фюрером. Что хочет женщина от мужчины? Ясности, решимости, силы, действия. Ради этого она пойдет на любую жертву...". Элитаризм Гитлера тесно переплетен с расизмом. "Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать таким образом своей силой... Все, чему мы изумляемся в этом мире – наука и искусство, техника и открытия – все это только продукт творчества немногих народов, а первоначально, быть может, только одной расы» .

Фашистские теоретики Розенберг, Конер, Леман противопоставляли "неполноценную" массу арийской элите, пытаясь обосновать "аристократический принцип" социальной структуры. А.Розенберг обвинял французскую революцию в том, что она провозгласила право большинства господствовать в обществе, "разлагая народы этим безответственным парламентаризмом".

Расизм (не только в его фашистском варианте) обычно тесно связан с элитаризмом. В литературе расизм обычно характеризуется в качестве идеологического обоснования угнетения и ограбления империализмом народов Азии, Африки, Латинской Америки. Но это касается только одно стороны расизма – внешнеполитической. У расизма есть и внутриполитический аспект. Расисты обычно утверждают связь расовой принадлежности людей с социально-классовой структурой общества. Представители расово-антропологической школы О.Аммон, Ж.Ляпуж утверждали прямую зависимость между классовой принадлежностью индивида и его расовыми характеристиками. Обычно расисты утверждают, что на вершине социальной пирамиды должны находится лучшие представители расы, наиболее "чистые" в расовом отношении. Чтобы подтвердить этот тезис, достаточно обратиться к такому "авторитету", как А.Гитлер, который писал: "Раз мы объявляем непримиримую войну марксистскому принципу "человек равен человеку", раз мы оцениваем человека с точки зрения принадлежности его к определенной расе, то мы должны уметь сделать из этого все необходимые логические выводы до самого конца. Раз мы исходим из того, что решающее значение имеет раса, то есть степень чистоты крови, то мы должны этот критерий приложить и к каждому отдельному человеку. Как мы подразделяем целые народы в зависимости от того, к какой расе они принадлежат, так приходится подразделять и отдельных людей внутри каждого народа... это значит, что не каждый человек равен другому человеку... ибо и тут ту же роль играет степень чистоты крови" .

Обычно расисты изображают представителей господствующего класса как наиболее ценные в расовом отношении элементы. Двигателем истории они объявляют "цвет расы" – элиту, третируя народные массы как "бесцветных личностей". Смешивая биопсихические и социальные различия людей, расисты наделяют расу, эту биологическую категорию, несвойственными ей социальными чертами и, напротив, биологизируют такие социальные категории, как класс. Еще в конце XIX - начале ХХ века Ц.Ламброзо, М.Норддау и др. выступали с теориями о биологической природе господствующего класса. В.Ляпуж утверждал генетическую детерминированность элиты, которая формируется из долицефалов (длинноголовых), прежде всего, представителей арийской расы, тогда как брахицефалы (короткоголовые) образуют низшие слои общества. Двигателем истории он объявлял "евгенические элементы" нации.

Расистский вариант элитаризма пропагандируют ультраправые организации в США и западноевропейских странах. В одной из американских ультраправых газет " Attack !" помещен доклад ее главного редактора У.Пирса под названием "Элитаризм или расизм?", сделанный на собрании членов "Национального альянса" – откровенной расистской организации. Пирс заявил, что в американских университетах, на страницах научных изданий идет дискуссия по расовым проблемам. Вот какова, по Пирсу, расстановка сил: на одной стороне – "подлинные биологи, антропологи, обосновывающие расовое неравенство"; на другой – "псевдоученые", приверженцы "либеральной догмы" о равенстве людей. "Либеральная ложь" проникла в среду преподавателей и студентов вузов, телевизионных обозревателей и журналистов, а через них - отравляет сознание широких масс, подтачивая "расовую чистоту". Пирс оговаривается, что ничего не имеет против негров, чиканос (иммигрантов из стран Латинской Америки) и прочих представителей "низших рас", при условии, что те "знают свое место". Но беда в том, что представители этих рас рвутся в элиту общества и делают это при пособничестве тех, кто забыл о "чистоте расы".

Пирс критикует сторонников "космополитического элитаризма", всех тех, для кого важен прежде всего социальный статус человека, уровень его достижений, а не то, какой он расы. Подобные люди – о ужас! – выбрали бы в качестве соседа скорее негра – рок-звезду, чем белого мусорщика. (Пирс провел социологический опрос среди белого населения крупных американских городов. В его опросном листе был, в частности, такой вопрос: "Кого бы Вы выбрали в качестве своего соседа: 1) белого мусорщика, 2) еврея-нейрохирурга, 3) негра - рок-звезду". Ответы были для Пирса обескураживающими. Респонденты выбрали в своем большинстве второй и третий варианты, обнаружив себя "предателями" белой расы). "Космополитический элитаризм" относит к элите выдающихся людей, отвлекаясь от их расовой принадлежности, для него "элита - открытый клуб". Но ведь так, опасается Пирс, в элиту могут попасть евреи или негры. Пирс отнюдь не против элитаризма, это - "естественная и здоровая идея", разумная альтернатива эгалитаризму. Но "подлинная элита" для него – это элита лилейно-белая, а не космополитическая.

Корни и пороки "космополитического элитаризма" Пирс видит, во-первых, в индивидуализме, принимающим в расчет только достижения индивидуума, а не его социальную и этническую принадлежность (весьма вольная интерпретация индивидуализма); во-вторых, в принципе меритократии, который должен применяться только в "расово-гомогенном обществе". А для расово-гетерогенного общества это кратчайшая дорога в ад", ибо с неизбежностью ведет к утере "чистоты расы". Он заключает: "Мы должны предпочесть белого мусорщика черному знаменитому рок-музыканту или еврею–профессору психологии. Мы должны быть, иными словами, расистами в большей мере, чем элитаристами" . Элитаризм желателен только "после того, как мы разрешим наши расовые проблемы". "Подлинной элитой" оказывается элита расово-сегрегированного общества, такого, какое было в ЮАР во времена господства расистов.

Справедливости ради заметим, что наряду с белым расизмом существует и "черный расизм", или расизм наоборот - теории негритянской исключительности, восхваляющие негритянскую элиту, доказывающие, что по типу психобиологической организации негр выше представителей других рас. Существует также сионистский элитаризм, утверждающий "богоизбранность" еврейства. Называя элитой "тех, кто обладает превосходящим талантом к лидерству", американский социолог Н.Вейл в книге "Творческие элиты в Америке" пишет о значительных различиях в этом таланте у лиц разных национальностей и рас. Он пытается с помощью многочисленных статистических выкладок доказать, что состав творческой элиты США не соответствует национальной и расовой структуре страны: одни группы вносят в развитие американской культуры непропорционально большой вклад, другие - малый или нулевой. Исследуя научную, художественную, политическую элиту США, Вейл утверждает, что "выдающимся элементом интеллектуальной элиты США являются евреи". Как видим, расизм и шовинизм многолики. И любая их разновидность прямо или косвенно связана с элитаризмом.

Расистский элитаризм (или хотя бы его элементы) присущ и ряду фашистских группировок (пусть даже немногочисленных) в России в последние годы. Им заражены праворадикальные элементы "Памяти", ряд фашистских групп в Москве, Санкт-Петербурге и в ряде субъектов Российской Федерации.

Аргументы "от биологии". С самого начала ХХ века распространенным способом обоснования элитаризма являлись ссылки на законы биологии. В 30-е - 40-е годы биологический подход оказался скомпрометированным его фашистскими проповедниками и к середине века утратил былую популярность. Однако в последние десятилетия"биологический элитаризм" в несколько модифицированном виде стремится обрести "второе дыхание". Опираясь на успехи генной инженерии, он усиленно рекламируется в ряде стран прежде всего Европы и Америки. Английский социолог С.Дарлингтон считает, что различие между массой и элитой носит генетический характер и определяется в конечном счете "прочным материалом наследственности", причем ход истории определяется "объединенным генофондом" людей с лучшей наследственностью, т.е. элитой. Американский социолог Р.Уильямс также полагает, что различия между творческим меньшинством и нетворческим большинством обусловлены генетически; от рождения предопределено, в элиту или массу попадет человек (разумеется, с поправкой на статистический разброс).

Но, было бы грубой ошибкой зачислять в расисты всех тех элитологов, которые используют аргументы "от биологии" для доказательства вечности и естественности элитизма. А эти аргументы становятся в последние годы все более распространенными. Хотелось бы сослаться при этом на книгу В.М.Кайтукова "Эволюция диктата. Опыт психофизиологической истории",–книгу, интересно освещающую ряд вопросов о соотношении законов биологии и социальной жизни, и вместе с тем содержащую ряд положений, вызывающих возражения. Прежде всего, автор демонстрирует неисторический подход к феномену социальной структуры, считая, что во все времена неизбежно выделение властвующего меньшинства и угнетенного большинства, пишет об "имманентной необходимости системы диктата". Иерархия внутри социума, включающая существование немногих власть имущих и множество подчиненных, представляется ему инвариантом в историческом процессе, что определяется психофизическим генотипом подавляющей части людей, конформистски ориентированных. Выделение властвующего меньшинства – "глобальный закон живого, осуществляемый в природе с помощью естественного отбора, в мире гуманного социума претворяется в жизнь с помощью социально-сексуального стимулирования: поощрения сильнейших... любовью лучших женщин и не только качественно, но и количественно... Неравенство заложено в биологической основе человека" .

Ссылки на биологические законы стали обычными на Западе при обосновании элитаризма, и ими пользуются не только социологи, но и журналисты и политики. Так, бывший президент Франции В.Жискар д'Эстен, обосновывая социальное неравенство и иерархическую структуру западного общества, ссылается на то, что "среди животных существует иерархия". Впрочем, он тут же пишет, что Франция движется к большей социальной однородности" . Биологический элитаризм прочно перекочевал и в научно-фантастическую литературу. Прежде всего хотелось бы назвать знаменитую антиутопию английского писателя О.Хаксли "Бравый новый мир", который сатирически изобразил возможные социальные последствия биологического элитизма. В этом романе люди разделены на касты; низшие касты, исполняющие примитивную работу, даже не нуждаются в принуждении - им на генетическом уровне запрограммировали любовь к рабству. Массы манипулируются элитой при помощи "гипнопедии" (гипнотическое внушение людям мыслей о том, что они счастливы, удовлетворены своим положением) и "сомы" – напитка счастья. Хаксли обнаруживает движение к "бравому новому миру" в современной ему действительности. Это – усовершенствованная техника внушения, развитие науки о социальных различиях, которая дает возможность правительственным чиновникам находить для определенного индивида соответствующее ему место в системе социальной и политической иерархии, евгеника, направленная на выведение элитных человеческих особей и стандартизацию остальных человеческих существ, чтобы облегчить правительственным чиновникам их задачи.

Любопытно описание Хаксли процесса искусственного выведения различных каст людей ("процесс Бакановского"). Для этого производится облучение эмбриона рентгеновскими лучами и регулирование продолжительности воздействия

кислородом на эмбрион. Чем ниже каста, тем короче воздействие кислородом. В эпсилонах – низшей касте – человеческий интеллект вообще не нужен. Так осуществляется промышленное получение миллионов идентичных близнецов. Это принцип массового производства, примененный в биологии. При этом важно внушить людям мысль о неизбежности их социальной судьбы, более того, сделать так, чтобы их предназначение им нравилось. Для этого и используется "гипнопедия". Представителям каждой касты внушается, что они довольны своим положением и счастливы. Вот образец внушения детям из касты бета: "Дети гамма носят одежду цвета хаки. О, нет, я не хочу играть с детьми гамма. А эпсилоны еще хуже, они слишком глупы, не умеют ни читать, ни писать. Я так рада, что я бета. А дети альфа носят серую одежду. Их работа тяжелей моей, потом они так пугающе умны. Я искренне рада, что я - бета, потому что я не хочу так тяжело работать. И к тому же мы значительно лучше, чем гамма и дельта, а эпсилоны еще хуже...". Элитной кастой является альфа. Впрочем, даже не все альфа знают правду о мире и, если знают больше, чем коллеги, не смеют делиться с ними – это опасно для системы. "Правда - велика, но еще более великим является, с практической точки зрения, молчание о правде" Таков "бравый новый мир", тенденции к которому Хаксли видит в настоящем. Недаром летоисчисление в этом мире ведется со времени запуска Фордом конвейера.

Есть и "ослабленные" варианты антиутопий об элитарном обществе. В романе Ф.Корсака "Бегство Земли" человечество делится на два класса: текнов и триллов. Текны, составляющие ничтожное меньшинство населения – это ученые, инженеры, исследователи. Это не наследственная каста. Каждый ребенок, в зависимости от его способностей и наклонностей, к 16 годам получал звание текна или трилла. Считалось, что "тайны науки" ни в коем случае нельзя доверять людям сомнительной нравственности. Каждые юноша и девушка, отнесенные к текнам, должны были торжественно поклясться, что они никогда никому не откроют научных знаний, кроме тех, которые можно распространять. Зато внутри класса текнов никаких ограничений не существовало . Вариацией на близкую тему является антиутопия Курта Воннегута "Механическое пианино". Город Илиум распадается на две части – грязный поселок для рабочих и роскошные кварталы менеджеров и инженеров. Преодолеть барьер между ними можно было только при условии успешной сдачи экзаменов, на которых проверялись умственные способности людей. Удачливые могли перейти в элиту. Внешне все выглядело демократично: экзамен проводится по шкале "безошибочных показателей", не было никаких социальных перегородок. Но экзамены почему-то выдерживали только выходцы из элиты, лишь у них обнаруживались способности стать менеджерами, инженерами... Антиутопии эти интересны тем, что дают наглядное представление о будущем, которое хотели бы подготовить человечеству сторонники биологического и технократического элитаризма.

Общим для биологического элитаризма является абсолютизация деления общества на высшие и низшие классы на том основании, что различия между людьми носят генетический характер, что элита - люди, обладающие "более ценным генным капиталом", что "благо человечества требует селективно-элитарного подхода к воспитанию людей" ( разного для элиты и масс). Академик Н.П.Дубинин отмечал, что социальная биология подменяет общественные законы биологическими и поэтому неспособна раскрыть сущность первых. Механически перенося на человека законы генетики животных, социобиология не может объяснить феномен человека. Нет сомнения в том, что генетическая наследственность играет важнейшую роль в жизни человека, но она проявляется как бы в "снятом" виде, как подсистема в системе более высокого порядка. Становление индивида осуществляется под определяющим воздействием социальной, а не генетической программы. Человек обретает свою сущность, впитывая в себя социальные отношения, пропуская их через себя, активно участвуя в них; именно в процессе социализации личности развиваются (и формируются) ее человеческие свойства и качества; социальная позиция и поведение личности определяется не генетической программой, но социальными условиями его жизни. Н.П.Дубинин пишет: "Социальное содержание... не записано в генетической программе человека. Мозг обладает безграничными возможностями для восприятия разносторонней социальной программы, обеспечивающей универсальную готовность новорожденного подключаться к общественной форме движения материи". В условиях изменчивой социальной среды мозг обнаруживает пластичность, лабильность. Попытки доказать, что различия нормальных людей по интеллекту зависят от "генов интеллектуальности", не нашли убедительных подтверждений. Поэтому Н.П.Дубинин делает вывод о том, что "элитизм есть не что иное, как дискриминация путем намеренного развития одних людей за счет других" , это классовая позиция идеологов эксплуататорского меньшинства.

Многие социологи отвергают аргументы социобиологии, обвиняя ее в непонимании специфики общественных законов, игнорировании роли культуры. Биологический редукционизм в трактовке социальных процессов, односторонний натуралистический подход к человеку и обществу, безусловно, слабое место в социобиологии. Тем не менее вопрос о социобиологии решается не столь однозначно. В социобиологии есть моменты, которые "работают" при объяснении некоторых социальных феноменов (если не сказать сильнее: являются эвристическими при их объяснении). Многие ученые считают плодотворной идею синтеза биологических и общественных наук, считая, что описываемые ими закономерности поведения животных проясняют генезис поведения человека. Они стараются объяснить ряд явлений коллективного поведения животных, прежде всего, явлений альтруизма, которые генетически наследуются и способствуют выживанию данной популяции (см., в частности, работы акад. В.П.Эфраимсона).

Нас прежде всего интересует проблема воспроизводства элиты (известно, кстати, что сам этот термин начиная с середины XIX века широко используется в генетике, семеноводстве для обозначения лучших, отборных семян, растений, животных, полученных в результате селекции для дальнейшего разведения), нет ли тут общих – в биологии и социологии – закономерностей. В этом плане определенный интерес представляет гипотеза А.Ефимова о механизмах формирования и функционирования элиты, которая, по его утверждению, основана на учении академика Н.И.Вавилова и представляет собой социальную интерпретацию биологического "закона элитного ряда": многие виды растений и животных существуют и успешно развиваются лишь при условии выделения у них элитных групп, как бы обеспечивающих жизнь популяции . В случае же гибели или вырождения этих элитных групп и особей деградирует, а порой и исчезает вся популяция. А.Ефимов считает, что с учетом специфики общественных явлений этот закон можно приложить и к обществу. Можно согласиться с тем, что если в том или ином обществе уничтожаются, "выбиваются" элитные группы и особи, происходит и деградация всего данного общества, прежде всего, его культуры. Достаточно вспомнить, что когда после Октябрьской революции (которая нанесла огромный ущерб генофонду нашего народа) на наиболее квалифицированных, выдающихся представителей российской интеллигенции были обрушены страшные репрессии, они были частично высланы из страны или вынуждены были эмигрировать, что неминуемо привело к деградации культуры, науки (особенно общественных наук). А интеллигенция, из которой выбиваются лучшие элементы, неизбежно деградирует, на место подлинной культурной элиты приходят клики, группировки, которые формируются по принципу семейственности, протекционизма, угодничества перед власть имущими.

Можно упрекнуть представителей социобиологии в возрождении евгеники, которую расисты пытались использовать для обоснования своих построений. Но, с другой стороны, та или иная теория и ее авторы не могут считаться ответственными за неадекватную интерпретацию их концепции. В понятие и предмет евгеники можно вложить и иное, гуманное содержание в плане борьбы с наследственными заболеваниями, с улучшением наследственного, в том числе и психического здоровья человечества. Однако все эти проблемы – весьма дискуссионные, требующие специальных исследований.

Но вернемся к проблеме фашистского и расистского элитизма, которую мы ни в коем случае не отождествляем с социобиологией. Хотелось бы завершить эту тему словами выдающегося русского социолога П.А.Сорокина: "... теория чистых рас оказалась мифом, их нет... В наше время чистота крови сохраняется разве только на конных заводах, да в хлевах йоркширских свиней, да и там, кажется, не этим "расовым" признаком обеспечивается "симпатия" одного коня к другому" .

"Аристократический" и консервативный варианты элитизма . Начиная с конца 20-х годов развивался и ряд альтернативных фашизму трактовок элитаризма. И с разгромом фашизма элитизм не умер. Фашизм убедительно продемонстрировал миру, во что на практике может вылиться осуществление идей расистского элитизма. Уже во второй половине 40-х - начале 50-х годов в Европе, в том числе и в Германии стал популярен тезис о том, что с разгромом фашизма потерпел крах не элитизм как таковой, а лишь его тоталитарный вариант. Немецкий социолог Э.Ракк объявляет проблему элиты "наиболее насущной германской и европейской проблемой", Г. Драйцель - "центральной проблемой индустриального общества" . Ярым сторонником элитизма выступил бывший министр обороны ФРГ, один из лидеров опоры немецкого консерватизма - ХДС Г.Шредер. В 1955 г . он писал: "Ни общие социальные рассуждения, ни страшные деяния национал-социалис-тической элиты не могут увести нас на ложный путь и заставить придать понятию "элита" только негативное значение". Для Шредера элита - это "меньшинство, которое чувствует себя объединенным общей социальной ответственностью и способно на действия высшего порядка

Еще ранее сформировался так называемый "аристократический" вариант элитаризма, представленный наиболее полно и ярко знаменитым испанским философом, социологом и культурологом Хосе Оргетой-и-Гассетом. Генетически этот вариант восходит к Ницше с его критикой "вульгарной массы", Буркхарду, Шпенглеру. В своей известной книге "Восстание масс" Ортега утверждал, что "человеческое общество по самой сути своей всегда аристократично, хочет оно того или нет; оно лишь постольку общество, поскольку аристократично, и перестает быть обществом, когда перестает быть аристократичным". Собственно, всякое общество представляет собой динамичное единство двух факторов – меньшинства и массы. "Меньшинство – личности особой квалификации. Масса – это собрание средних, заурядных людей... Это люди без индивидуальности, представляющие собой обезличенный "общий тип". Общество, управляемое элитой, и масса, "знающая свое место" – условия "нормального" функционирования общества. Но этой нормы общество придерживалось в прошлом, когда "каждый специальный род деятельности (искусство, политика) выполнялся квалифицированным меньшинством". Масса не претендовала на участие, "она знала, что ей для этого не хватает квалификации, знала свою роль в нормальной динамике социальных сил". Но вот ХХ век взорвал эту норму, массы вышли из повиновения элите, восстали против нее. "...Вся власть в обществе перешла к массам. Так как массы, по определению, не хотят и не могут управлять даже собственной судьбой, не говоря уже об обществе, из этого следует, что Европа переживает сейчас самый тяжелый кризис, какой только может постигнуть народ, нацию, культуру" . Массы вытеснили элиты из традиционных сфер ее деятельности, они "вторглись в изысканные уголки нашей культуры", ранее доступные только ничтожному меньшинству. Ранее массы занимали "задний план социальной сцены, теперь они вышли на авансцену к самой рампе, на место главных действующих лиц. Герои исчезли, остался хор .

Та консервативная идиллия, которая, по представлению Ортеги, имела место в прошлом, окончилась. Законное место избранных занимают варвары, чтобы насладиться тем, что было достоянием лишь немногих. "Масса захватывает место меньшинства. Сегодня мы присутствуем при триумфе супердемократии, когда массы действуют непосредственно, помимо закона, навязывая всему обществу свою волю и свои вкусы при помощи материального давления. Масса, вообразившая себя элитой, несет разрушение". Ибо в обществе есть сферы деятельности, которые "по самой природе своей требуют специальных качеств, дарований, талантов. Таковы государственное управление, судопроизводство, искусство, политика". Упадок элит – трагедия ХХ века. Книга Ортеги – это изложение одного из вариантов доктрины "массового общества» .

Ортега жалуется (и не без оснований) на то, что сам смысл термина «элита» опошлен. "Когда речь заходит об "избранном меньшинстве", лицемеры сознательно искажают смысл этого выражения, притворяясь будто они не знают, что "избранный" – вовсе не "важный", т.е. тот, кто считает себя выше остальных, а человек, который к самому себе требовательней, чем к другим... деление общества на массы и избранное меньшинство – деление не на социальные классы, а на типы людей; это совсем не то, что иерархическое различие "высших" и "низших". Конечно, среди "высших" классов, если они и впрямь высшие, гораздо больше вероятности встретить людей "великого пути", тогда как "низшие классы" обычно состоят из индивидов без особых достоинств. Но, строго говоря, в каждом классе можно встретить и "массу", и настоящее "избранное меньшинство" . Таким образом, дихотомия элита – масса – норматив социальной жизни, нарушение этого норматива, вторжение масс в сферы творческой деятельности – сферы элиты – трагедия общества; "когда масса претендует на самочинную деятельность, она тем самым восстает против собственной судьбы, против своего назначения... я и говорю о восстании масс» .

Если попытаться квалифицировать Ортегу по политической ориентации, то правильнее всего было бы охарактеризовать его позицию как либерально-консервативную. Было бы естественным предположить, что к его взглядам на соотношение элиты и масс ближе всего – современные консерваторы. Но это не совсем так. Прежде всего дело в том, что современная консервативная идеология не представляет собой нечто единое. Следует различать праворадикальный консерватизм, традиционный консерватизм, неоконсерватизм. Что касается консерватизма праворадикального, он достаточно далек от рафинированного интеллектуализма Ортеги. Его воинствующий элитаризм достаточно примитивен, его политическая программа – твердая власть, сильная элита, способная расправиться с экстремистами и прочими "смутьянами", не очень связывая себя рамками демократических процедур, поставить "на место" иммигрантов, негров, цветных, а также "ленивую чернь". Они бичуют либеральную элиту, которая, как они утверждают, узурпировала политическую власть в странах Запада, контролирует государство и перераспределяет национальные богатства в свою пользу, в то же время бросая подачки низам, как в древнем Риме патриции подкармливали "клиентов"; которая делает "неоправданные уступки расовым, национальным и социальным меньшинствам в ущерб "великому среднему классу". Они за "честную конкуренцию" для вхождения в элиту (а пока больше шансов у выпускников закрытых частных школ и престижных университетов). Лидеры праворадикальных организаций могут позволить себе осуждать элиту "большого бизнеса", разоряющего немонополизированную буржуазию, элиту владельцев средств массовых коммуникаций – "медиакратию". Некоторые ультраправые выступают за то, чтобы "достойная элита" сломала "санитарный кордон" демократии , которая не более, чем "один из мифов ХХ века".

Гораздо респектабельнее элитаризм консерваторов. Американские социологи П.Вирек, Ф.Уилсон утверждают, что основа социальной справедливости - неравное вознаграждение за неравные социальные функции. Элита, таким образом, должна быть вознаграждена в достаточной мере как меритократия - элита заслуг. Очень близки к этим рассуждениям взгляды Д.Белла, Н.Глязера, выступавших против того, что они назвали "чрезмерным эгалитаризмом" современного общества, т.е. необоснованных, с их точки зрения, притязаний масс на равенство с элитой. Этот эгалитаризм, утверждают они, мешает элите эффективно функционировать, и от этого страдает все общество. Опасность массовых эгалитаристских движений видится в том, что их участники требуют равенство результатов, а не удовлетворяются равенством возможностей, провозглашаемым западными демократиями. Власть элиты заслуг представляется им воплощением идеи "справедливого равенства". Консервативный западногерманский социолог Г.Шельский выступает за традиционную элиту" как хранителя порядка и вечных ценностей" против "либеральных новых элит" . Близкие идеи развивает французский консервативный социолог М.Алле, который утверждает: "Элита - группа людей выдающихся способностей, обеспечивающих прогресс". Неравенство, утверждает он, вечно, но "несчастье" в том, что "массы, ослепленные демагогами, увлекаются стремлением добиться тех же прав, что и элиты" . Один из лидеров французских "новых правых" Л.Повель выступает в защиту сильной элиты и строгой социальной иерархии, которые только и могут обеспечить "устойчивый порядок". В своем романе – консервативной утопии "Блюмрок великолепный или завтрак сверхчеловека" он пишет о том, что судьбы человечества направляются "высшими существами, одаренными космической мудростью и напрямую связанными с бесконечным вселенским разумом"; они-то и образуют элиту. По Повелю, неравенство предопределено природой: элитарность и гениальность передаются по наследству и никакая революция не может поколебать элитарную структуру общества; а равенство – это несправедливость по отношению к способным, к элите, ее преступная недооценка. В другой своей работе Повель утверждает, что меритократия, основанная на отборе лучших, была бы наиболее совершенной социальной формой. «Никакое человеческое общество не жило без элиты».

Откровенный элитаризм демонстрировала в США неоконсервативная администрация Р.Рейгана и Дж.Буша ставшего. "Рейганомика" была нацелена на сокращение налогообложения состоятельных граждан, прежде всего экономической элиты, урезывании социальных программ помощи малоимущим, сворачивании контроля над элитой крупного бизнеса. Близкую внутреннюю политику проводил кабинет М.Тэтчер, которая неоднократно предупреждала против "противоестественного равенства", выступая за "здоровый элитаризм" .

Леворадикальный американский социолог И.Горовиц связывает консерватизм с элитаризмом, поскольку тот "стремится утвердить элитаризм как основной социальный закон... Элитаризм, отстаиваемый неоконсерватизмом, лишь количественно отличается от биологической стратификации, пропагандируемой фашизмом... Большая часть населения удобно исключается из политики, право управления естественно выпадает на долю уже правящих классов. Схема элитаризма становится тщательно разработанным оправданием существующего положения вещей" .

Либеральный, леворадикальный элитаризм. Марксизм и элитаризм.

Поскольку среди элитаристов мы находим практически все оттенки современного политического спектра и ультраправых, и консерваторов, и либералов, и левых радикалов, и социалистов, коммунистов, троцкистов и маоистов, сам термин "элитист" порой искусственно объединяет совершенно разнородных авторов. Но в отношении к проблеме элиты у них часто обнаруживается много общего.

В послевоенный период в западной социологии либерально-демократическая трактовка элитаризма стала наиболее влиятельной и распространенной. Для нее характерно реформирование элитаризма в сторону сближения его с классической демократической теорией. Начало этого реформирования относится еще к предвоенному периоду. Его инициаторами были эмигрировавший из Германии в Англию К.Маннгейм и эмигрировавший в США Дж.Шумпетер. Именно им удалось показать, что элитаризм и демократия при известных условиях совместимы.

Кстати, тут, может быть, уместно сказать о некоторых изменениях в географии элитологии. Если до второй мировой войны центр элитологических исследований находился в Европе, а США были ее периферией (труды Моски, Парето, Михельса начали переводиться там только в 30-е годы, они и послужили стимулом развития элитологии на американском континенте), то после войны положение изменилось: этот центр прочно переместился в США. Там сложилось несколько школ элитизма: "макиавеллиевская", возглавлявшаяся профессором Нью-Йоркского университета Дж.Бернхэмом, и либеральная, возглавленная крупнейшим американским политологом Г.Лассуэллом, выступившая с идеями элитного плюрализма, который она рассматривала как синоним современной демократической теории. К 60-м годам в США сложился структурно-функциональный вариант элитаризма (С.Келлер и др.), в 70-х - 80-х годах - так называемый неоэлитизм. Среди либеральных элитаристов мы также находим большую пестроту точек зрения и позиций. Среди них есть и последовательные монетаристы, рыночники, считающие, что рынок естественно формирует элиту победителей в честной конкурентной борьбе. Однако элитаризм характерен и для неолибералов, сторонников государственного регулирования экономики, которую может спасти от кризисов элита квалифицированных менеджеров и чиновников, способных стабилизировать сложившиеся социальные и политические отношения и институты. Все современные либеральные и большая часть консервативных трактовок элитизма исходят из того, что существование элиты совместимо с демократией, и последняя зависит скорее от качества элиты, от ее открытости и доступности. Поскольку именно Лассуэлл и его школа, объединившая виднейших послевоенных американских элитологов, опубликовавших серию трудов о политических элитах США, об элитном плюрализме и демократическом элитизме, наиболее влиятельна в американской политологии, мы будем ниже специально анализировать эти концепции. Здесь же мы хотели бы обратить внимание на некоторые, так сказать, "периферийные" для элитологии течения – леворадикальный и марксистский варианты элитаризма.

Казалось бы, представители правого политического спектра – это наиболее рьяные элитаристы, а левого и особенно крайне левого – антиэлитаристы. Но эта точка зрения поверхностна, она принимает видимость за реальность; в действительности же все значительно сложнее и запутаннее. Часто левые и ультралевые, которые охотно выдают себя за антиэлитаристов и сделали себе имидж на критике элитаризма, в действительности являются скрытыми элитаристами (и в этом отношении не уступают многим либеральным демократам). Возьмем таких признанных идеологов левых, как Сартр, Маркузе, Фонтэн, Иллич, Роззак. Они охотно мечут громы и молнии против истеблишмента, против привилегий властвующей элиты, которая, обладая собственностью на средства массовых коммуникаций, манипулирует миллионными народными массами, обуржуазивая из сознание. Все это так. Вопрос только в том, кто будет субъектом предполагаемых ими радикальных революционных преобразований? Обуржуазившиеся массы, квалифицированные рабочие, многочисленный средний класс? Нет, массы консервативны, они "вписались" в существующий социальный строй и "безнадежны" как носители революлюционных изменений. Этим субъектом оказывается ничтожное меньшинство общества, радикальная интеллигенция, которая поведет за собой всех угнетенных "обществом потребления" – люмпен-пролетариат, дискриминируемые нацменьшинства, студенчество, не вписавшееся в истеблишмент, одним словом, аутсайдеров этого общества. Но разве это не новый элитаризм а, может быть, достаточно старый элитаризм, ставший идеологией новой элиты или контрэлиты "потребительского общества".

Специфика леворадикального элитаризма, таким образом, заключается прежде всего в том, что это – замаскированный элитаризм, ибо пафосом его является протест против капиталистического истеблишмента. Западные социологи стали писать даже об "антиэлитарном элитаризме", имея в виду, в частности, "новых левых". Известно, что критический заряд "новых левых" направлен против потребительских идеалов, мещанского "довольного сознания", таких черт современного капитализма, как бюрократизация, манипулирование массовым сознанием, бездуховность. Они критикуют правящую элиту капиталистических стран и социально-политическую систему, обрекающие массы на пассивность. Но закономерен вопрос, с каких позиций ведется эта критика? И социологическая расшифровка оппозиционности "новых левых" дает любопытный результат: это критика с позиций тех слоев интеллигенции, которые разочарованы утерей своего былого привилегированного положения, былой элитарности.

Идеология "новых левых" возникла под воздействием таких социальных процессов, порожденных научно-технической революцией, как огромный количественный рост интеллигенции, ее "массовизация", ее все большее расслоение, причем верхушечный слой интеллигенции становится частью правящей элиты, тогда как подавляющее большинство ее все более сближается с низшими соцйиальными стратами. Функции, которые раньше были окружены ореолом исключительности, стали массовидными со всеми вытекающими отсюда последствиями – утратой их носителями былых привилегий (достаточно указать, что заработная плата некоторых крупных групп интеллигенции, например, учителей, значительно уступает плате квалифицированных рабочих). Интеллигенция пролетаризируется, лишается былой автономии, оказывается подчиненной иерархической организации монополистического капитализма. В писаниях многих представителей левой интеллигенции отчетливо звучат мотивы ностальгии по утере былой эзотеричности, исключительности интеллектуала, протесты против его "омассовления". И левый радикализм в значительной мере проявляет себя в качестве идеологии "технократии без власти", элиты аутсайдеров, элиты оппозиционных слоев общества. Ее представители рассматривают народные массы как отсталые, косные, инертные, порой отзываются о них с элитарным презрением, считают, что борьбу с системой, с истеблишментом ведет лишь "критически мыслящий авангард". Не случайно в леворадикальной идеологии двигателем социального прогресса оказывается "активное меньшинство", противостоящее "интегрированной массе" (эта точка зрения характерна для Г.Маркузе, Ж.-П.Сартра, Д.Кон-Бендита, Р.Дебре ).

До эпохи НТР интеллигенция в целом не была включена непосредственно в процесс производства прибавочной стоимости и в значительной мере состояла из лиц "свободных профессий"; с этим было связано осознание ею себя как политически "неангажированного" слоя (отсюда и психология элитарной исключительности). В условиях НТР буржуазная интеллигенция претерпевает серьезнейшую трансформацию: бывший "свободный художник", гордившийся своей исключительностью, превращается в винтик поточного производства. Омассовление интеллектуального труда, ведущее к утере былых материальных привилегий (в сравнении с рабочим классом в первую очередь), вызывает недовольство широких слоев интеллигенции, будущей интеллигенции – студенчества, перспективы которого, прежде всего, в периоды экономического спада и перепроизводства лиц интеллектуальных профессий особенно неясны.

Леворадикальные мыслители фиксируют процесс концентрации экономической, политической, военной власти в руках властвующей элиты, превращающей народ в объект манипуляций, и протестуют против него. Мелкая буржуазия, интересы которой они в значительной мере выражают, недовольна государственно-монополистическим капитализмом, разоряющим многие ее слои и урезывающим демократию (центр принятия политических решений переходит от парламента, где вес мелкой буржуазии значителен, к исполнительным органам, где ведущая роль принадлежит финансовой олигархии и обслуживающей ее технократии). Противоречивость этого идеологического течения заключается в том, что оно, с одной стороны, борется с истеблишментом, допускающим лишь "прирученную оппозицию", функциональную по отношению к системе и снижающую реальную угрозу системе, с другой стороны, ему присущ элитаризм, презрение к "отсталой массе", вера в то, что лишь бунтарский авангард осуществит ломку системы, не останавливаясь перед насилием и по отношению к массам.

Отметим, что левый радикализм порой тесно смыкается с правоконсервативным элитаризмом и переходит в последний. Не случайно некоторые леворадикальные теоретики эволюционируют в сторону консерватизма, как это произошло с так называемыми "новыми философами" во Франции, эволюционировавшими от крикливого антиэлитаризма к достаточно традиционному элитаризму. Один из них, Б.А.Леви в традициях классического элитаризма утверждает, что политическая власть – не надстройка, а основа общества и что поэтому власть элиты вечна. Другой "новый философ", А.Глюксман воспроизводит знакомую нам концепцию о том, что власть элиты опирается прежде всего на идеологию, которую она выработала и в которую слепо уверовала масса.

Марксистские социологи обычно считают, что теории элиты – идеология эксплуататорских классов. Более конкретно высказался Е.Готтшлинг: "элитарные теории - идеологическое выражение господства крупной монополистической буржуазии" . Думается, что их социальная база значительно шире: питательной почвой для них может явиться и мелкая буржуазия, и определенные слои интеллигенции, и шовинистически настроенные "социальные низы", и "рабочая аристократия". Так, некоторые мелкобуржуазные слои и представители среднего класса рассматривают свое положение как привилегированное по сравнению с "низшими слоями" и вырабатывают мировоззрение, которое можно охарактеризовать не столько как элитарное, сколько полуэлитарное или субэлитарное . Ряд представителей этих социальных слоев с завистью смотрят на элитарное положение "верхов" и с презрением на "социальные низы". Из этих социальных слоев правящая элита вербует свою социальную опору.

Мы рассмотрели с позиций элитологии взгляды "новых левых". Но в политическом плане важнее позиция "старых левых", социалистов, социал-демократов на проблему элиты. Эта позиция неоднозначна. Некоторые социал-демократы критикуют элитаризм как недемократическую теорию. Но гораздо большее число социал-демократов признает, что реалии сегодняшнего дня требуют наличия политической элиты, и что разумная позиция социал-демократов – формирование из своей среды политических лидеров, которые могут и должны войти в состав политической элиты. Ряд лидеров социал-демократии, в частности, СДПГ, отмечали близость своих взглядов со взглядами одного из выдающихся философов ХХ века К.Поппером. Нужно сказать, что последний подчеркивал важность контроля общества над элитой. Он писал, что "проблема контроля за контролерами, за опасной концентрацией власти" в государстве в руках элиты - фундаментальная проблема политики, претендующей на демократизм, критикуя при этом марксистов, которые "так и не осознали всего значения демократии как единственного хорошо известного средства осуществления такого контроля" . И этим словам не откажешь в справедливости.

Проблема отношения марксизма и особенно коммунистов к идеологии элитаризма требует специального исследования. С одной стороны, коммунисты прокламировали свой антиэлитаризм. Собственно, их идеология и была направлена против капиталистической элиты. Но, как не раз утверждали российские и западные элитологи, это была идеология контрэлиты, которая в борьбе за власть делала ставку на поддержку рабочего класса. Действительно, этот антиэлитаризм был на уровне пропагандистских лозунгов. В отношении к проблеме элиты особенно явно был виден разрыв между словом и делом, пропасть между "высокой теорией" и "низкой" практикой, между провозглашенными нормативами и действительностью. Поэтому нам придется жестко развести эти элементы "реального социализма". В официальной пропагандистской литературе советского периода картина рисовалась следующим образом: элита (причем сам термин находился под подозрением, предпочитались эвфемизмы) – часть господствующего эксплуататорского класса. Следовательно, она существует лишь в классово-антагонистических обществах. Социализм – общество без эксплуататорских классов, следовательно, общество без элиты. Для существования элиты нет и не может быть социальной базы. Государственные и партийные руководители – это подлинные выразители воли народа, его слуги, они пользуются беззаветной поддержкой масс. Получалось все очень идиллично и супердемократично. Беда лишь в том, что эти построения разительно отличались от действительности. Эта "социалистическая" действительность заключалась в отчуждении народа от политики, которая вершилась номенклатурной элитой, обладавшей огромными привилегиями и фактически бесконтрольно распоряжавшейся судьбами миллионов людей. Итак, в теории – отсутствие эксплуататорской элиты, на практике – тотальная власть партийно–государственной бюрократической элиты, престиж которой в глазах народа катастрофически падал, особенно в 80-х – начале 90-х годов (потому-то в августе 1991 г . никто не встал на защиту разгоняемых чиновников ЦК КПСС и других номенклатурных структур).

Правда, марксистские теоретики признавали, что при социализме – первой фазе коммунистической формации – еще не преодолено социальное разделение труда, что отрицательно влияет на личность, включенную в социальный процесс прежде всего через выполнение своих производственных функций; эта односторонность должна компенсироваться другими формами социальной деятельности – участием в управлении производством и другими социальными институтами. Но в перспективе, с вступлением общества в стадию полного коммунизма, отчуждение масс от политики преодолевается, происходит переход к коммунистическому самоуправлению. Эти положения – в лучшем случае лишь норматив, устремленный в далекое будущее, и его приложение к близкой перспективе – типичное мышление "не в масштабе", а в худшем случае – всего лишь камуфляж всевластия тоталитарной элиты.

Парадоксальность ситуации заключается еще и в том, что хотя концепции элиты возникли и широко распространились в современной западной политологии, дихотомия элита–масса как раз не может раскрыть сложную социально–классовую структуру этих стран, она неминуемо симплифицирует ее, не раскрывает глубину переходов, оттенков. В то же время социальная структура стран так называемого "реального социализма", идеологи которого отрицали применимость к нему категории "элита", как раз была наиболее приближена к схеме элита - массы.

Еще одно уточнение. Сказать, что официальной советской идеологии чужд элитаризм, который существовал лишь де-факто, было бы по меньшей мере неточным. И не случайны вполне элитарные откровения Ленина о "тончайшем слое" партийных лидеров и Сталина о партийных руководителях как об "ордене меченосцев". Теоретической основой нового элитаризма было ленинское учение о партии нового типа, где существует ядро – профессиональные революционеры, партийные лидеры (Джордж Оруэлл назовет затем в своей антиутопии "1984" их "внутренней партией") и руководимые ими рядовые члены, большинство ("внешняя партия", по Оруэллу). В своей работе «Что делать?», заложившей теоретический и организационный фундамент партии нового типа, Ленин упрекает в «наивном демократизме» тех, кто «подчеркивает не необходимость строжайшей конспирации... а "широкий демократический принцип"! Это называется попасть пальцем в небо» . Далее Ленин продолжал: "...организационным принципом для деятелей нашего движения должна быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров. Раз есть налицо эти качества – обеспечено и нечто большее, чем "демократизм" . Вспомним, что в этой же работе Ленин развивал вполне элитаристский тезис о том, что рабочий сам по себе не может подняться выше тред-юнионистского уровня сознания, что социалистическая идеология должна быть привнесена в рабочий класс извне, и внести ее может только партия и ее теоретики. И стоит ли удивляться, что в партии "нового типа" в полном соответствии с известным нам законом Р.Михельса сформировался элитный слой руководителей. А когда партия пришла к власти, элитарная партийная структура была воспроизведена в масштабе огромной страны.

Прав был М. Джилас, который видел именно в слое профессиональных революционеров, лидеров партии зародыш и ядро нового класса партийно-номенклатурной элиты" . Впрочем, позже М. Восленский утверждал, что изобретение номенклатуры - профессионального аппарата для управления страной – "заслуга" Сталина, который и превратил его в орудие неограниченной власти. Так или иначе, но генетическая преемственность тут явно прослеживается.

См.: Шестопал А.В. Миражи Эльдорадо в ХХ веке. Критические очерки буржуазной социологии в Латинской Америке, М.,1974, его же: Леворадикальная социология в Латинской Америке. М.,1981.

Цит..по: Беккер Г.,Босков А. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении. М .,1961, с ..802.

The American Journal of Economics and Sociology? 1960, ? 4, р . 404.

В arkly R. The Theory of the Elite and the Mythology of Power, Science and Society, 1955, Spring, p.97.

Sartory G. Democratic Theory. Westpoint, 1976, p.41.

Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М ., 1993, с .121.

В eetham D. From Socialism to Fasism // Political Studies, 1978, vol.. XXV, part 1, p.p.3–27; part 11, p.p.161–168.

Bennett D. The Elite Theory as Fascist Ideology A Replay to Beetham. // Political Studies, 1978, vol.XXVI, p.p.474,475,487.

Elites in a Devocracy. Ed. By P. Bachrach, 1971, p. 14.

Гитлер А. Моя борьба. Ашхабад, 1992, с.с. 374–376.

Там же, с.с. 239–376.

Там же, с. 370.

Attack ! 1979, № 57, р.р. 3-4.

Кайтуков В.М. Эволюция диктата. Опыт психофизиологии истории. М., 1991, с.с.6, 76.

См .: Giscard d'Estaing V. Democratie Francaise. Paris, 1976, p.145.

Huxley A. Brave New World. L ., 1980, p . p .4, 18, XII , 69.

Корсак Ф. Бегство Земли. М., 1972, с. 219.

Дубинин Н.П. Наследование биологическое и социальное.// Коммунист, 1980, № 11, с.67.

См.: Ефимов А. Элитные группы, их возникновение и эволюция. // Знание – сила, 1988, № 1, с.с. 56–64.

Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество, М., 1992, с. 245.

Dreizel H. Elitebegriff und Sozialstrrktur, Stuttgart, 1962, S.8.

См .: Schrittenreihe der Bundeszentrale fur Heimatdienst. 1955, Heft 12, S . S . 6,9.

Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. Вопросы философии. 1989, № 3,с.119.

Там же, с. 120.

См.подробнее: Ашин Г. Доктрина «массового общества», М.,1971.

Ортега-и-Гассет Х. Цит. соч.,с.121.

Там же, с.122.

Позиция неофашистской партии Итальянское социальное движение (см.: Rinascita ,1979, p .6.).

Schelsky H. DieArbeittun die Anderen. Oplagen,1975.

Allais M. Classes sociales et civilisations/ / Economies et socieles, t.8, P., 1974, p. 285, 377.

См : Murray P. Margaret Thatcher, L., 1980.

Science and Society, 1956, vol. XX., ? 1, p.p. 11, 15.

Marcuse H. An Essay on Liberation. Boston, 1969, p.p.52-64; Debray R. La critique des armes. P.,1974.

Цит . соч ., с . с . 10–11.

Этот термин использует американский социолог А . Сингхэм (Singham A. The Hero in a colonial History. New Haven ,1968)

Поппер К. Открытое общество и его враги. М.,1992, т.11, с 151.

Ленин В.И. ПСС, т.6. с.с. 138, 139.

Ленин В.И. ПСС. т.6. с.141.

Джилас М. Лицо тоталитаризма. М.,1992