Смирнов А.А. Период полового созревания

А. А. СМИРНОВ

ПЕРИОД ПОЛОВОГО СОЗРЕВАНИЯ

Подросток уже не только наблюдатель реальной жизни. Он - ее непосредственный участник...

Однако было бы ошибочно думать, что сейчас перед нами уже взрослый в миниатюре. Вся структура личности и организма еще чрезвычайно своеобразна. Первые шаги на новом поприще крайне неудачны. Равновесие физических и психических сил, гармония и целостность которых мирно процветали до этого времени, сразу же исчезают, как только организм вступает в начальную полосу действительного созревания. С этого момента и до окончательной зрелости жизнь будет полна самых разнообразных противоположностей. Дисгармония тела, его органов, его функций, дисгармония мысли, переживаний, настроения, поведения пройдут красной нитью через всю эпоху. Они коренным образом сразу же изменят подростка в глазах окружающих. Родители перестанут узнавать своих детей и, забыв свое детство, будут приходить в уныние, глядя на резкость всех проявлений и общую неуравновешенность своих питомцев.

243

Постараемся вскрыть более подробно основные черты нового периода, предварительно, однако, заметив, что, хотя, по существу, он должен быть, в свою очередь, разбит на две отличные друг от друга стадии, тем не менее мы ограничимся сейчас лишь общей характеристикой, так как его основная особенность - дисгармония - наблюдается и у подростка, и у юноши.

В сфере физической мы должны указать ряд крупных перемен.

Заметно изменяются пропорции всего тела. Замедлившийся было рост вновь вступает в свои права, причем большое увеличение падает не только на длину туловища, но и конечностей (особенно верхних - рук). Благодаря этому фигура подростка получает неуклюжий, нескладный вид. Отдельные части тела кажутся недостаточно пригнанными друг к другу. Отсюда и движения являются также недостаточно правильно координированными.

Рост мускульной силы, усилившийся в конце предыдущего периода, продолжается сейчас еще резче.

Несмотря на это, организм подростка обнаруживает большую утомляемость, обусловленную другими переменами в нем, и в частности усиленной затратой энергии для роста.

Сердце увеличивается в два раза, диаметр же артерий дает значительно меньший прирост; соответственно этому усиливается кровяное давление.

Мозг, достигший уже достаточного веса, подвергается дальнейшему качественному улучшению: начинается усиленная деятельность ассоциационных волокон.

Самыми значительными, однако, являются изменения в сфере желез внутренней секреции, и в частности половых желез. Их усиленная деятельность обусловливает ряд внешних перемен, легко подмечаемых самим подростком во второй стадии периода: появление вторичных половых признаков (волосы на кожном покрове, иная форма груди у девочек), менструации и умышленное (при онанизме) или непроизвольное (поллюции) извержение семенной жидкости.

Все это вызывает резкий перелом в психической жизни.

Мы не замечаем обычно общего состояния своего организма. Но стоит нам подняться на высокую гору или же пролежать некоторое время на низком изголовье, как сейчас же измененное дыхание обнаружит себя: мы обратимся к своему самочувствию. Совершенно аналогичную картину имеем мы и у подростка. Пока в его теле царила гармония, организм не привлекал к себе внимания. Но как только в нем произошел ряд перемен и, в частности, усиленно заработали железы внутренней секреции, физическое состояние заняло немаловажное место. Мало того, появился прямой интерес к физическому Я, мощно поддержанный подмечани-ем ряда внешних изменений.

Но колебания самочувствия не только притягивают к себе наше внимание. Они заставляют нас настораживаться, делают

244

особенно чуткими к изменениям в теле, вызывают иногда необоснованную тревогу и подавленное настроение. Инстинкт самосохранения вступает здесь в свои права: мы боимся за свое существование. Аналогично этому и у подростка мы видим частое преувеличение опасностей, навязчивые мысли о каком-нибудь заболевании, гнездящемся в теле. Вместе с тем усиливается потребность в чисто физическом удовольствии. Сладости и вообще еда, отошедшие было на задний план, сейчас вновь занимают существенное место в сфере его интересов. Появляется забота об укреплении здоровья, увлечение атлетикой и спортом.

Наряду с этим перемены в деятельности половых желез пробуждают совершенно новые, дотоле никогда неизведанные, переживания: какие-то странные ощущения, таинственные влечения. Все это в сильной мере вызывает интерес уже к психическому Я. Внутренний мир, ранее не занимавший почти никакого места в сознании ребенка, для юноши приобретает особенную ценность. Возникает своеобразное удовольствие погрузиться в самого себя, уйти для этого от остальных людей, подолгу оставаться в сладостном уединении.

Внешние перемены в теле, так легко подмечаемые самим подростком и в значительной мере стирающие различие между ним и взрослым, возвышают его в собственных глазах. Появляется интерес к своему социальному Я. Подросток становится особенно чутким к всякой оценке его личности. Самолюбие, гордость, а весьма часто и тщеславие, принимают болезненные формы. Собственная оценка своей личности обычно бывает неправильной: свое Я переоценивается. Признание общего авторитета, подчинение дисциплине и в особенности послушание взрослым становятся невыносимыми. Поднимается сначала глухой, а затем открытый протест против стеснения своей свободы, своих желаний и стремлений. Начинается словно месть за то повиновение, которое выказывалось раньше.

Половое созревание пробуждает и половое чувство. Вместе с ним рождается интерес и тяготение к другому полу. Однако обычно они не идут слишком далеко. Их наиболее частая форма - легкая влюбленность, простое желание быть поблизости от виновника чувства, в крайнем случае в какой-нибудь примитивной форме выразить свое преклонение перед ним.

Развернуться этому тяготению мешает у юноши особый характер его проснувшегося полового влечения. Это - не вожделение, которое проникает взрослого человека, и не страсть к определенному лицу. Это еще совершенно неясный позыв, молодой росток пока непонятных желаний, слишком общая устремленность на "что-то". Чаще всего она и не сознается отчетливо. Обычно даже нельзя сказать, что его возбуждает какое-либо определенное лицо. И когда последнее имеется, оно играет несущественную роль. Оно лишь случайный повод для выявления чего-то нового, что бродит

245

уже самостоятельно. Поэтому, вместо определенных лиц из конкретной действительности, это туманное и безотчетное тяготение часто направляется на предметы фантазии, мечту, созданную поэтическим воображением, иногда на героя или героиню художественного произведения.

Даже среди живых реальных лиц предпочтение нередко отдается "далеким", каким-либо случайным встречам или взрослым.

"В полнолуние я часто целые ночи напролет проводил, сидя на своем тюфяке, вглядываясь в свет и тени, вслушиваясь в тишину и звуки, мечтая о различных предметах, преимущественно о поэтическом сладострастном счастье, которое мне тогда казалось высшим счастьем в жизни... При каждом звуке босых ног, кашле, вздохе, толчке окошка, шорохе платья я вскакиваю с постели, воровски прислушиваясь, приглядываясь, и без видимой причины прихожу в волнение... Но вот являлась она, с длинной черной косой, высокой грудью, всегда печальная и прекрасная, с обнаженными руками, с сладострастными объятиями. Она любила меня, я жертвовал для одной минуты ее любви всею жизнью" (Л. Н. Толстой)¹ .

М. Ю. Лермонтов²

Такие стремления, не получающие удовлетворения, являются благодатной почвой для полетов фантазии, которая одновременно черпает силу и из другого источника: переоценки подростком и юношей своей психической и социальной личности. Ведь такая переоценка обычно не находит признания в действительной жизни. Зато воображение может дать много в этом направлении. Оно легко позволит представить себя героем, великим борцом, руководителем человечества, бесстрашным спасителем человеческих жизней, гениальным актером, великим оратором. Отсюда еще более понятна потребность в уединении с его волнующими размышлениями и бодрящими чувствами. Отсюда и страсть к чтению, дающему обильную пищу для работы воображения, и собственное

246

поэтическое творчество, глубоко лиричное по своему настроению. В это время бывает поэтом каждый. Сейчас творит самый практичный делец в будущем.

Если и у взрослого проявления полового влечения тесно связаны с состоянием стыда, то для подростка и в особенности юноши это имеет наибольшую силу. Ведь то, что поднимается в нем откуда-то из глубины, еще так ново и непонятно. Все, что он знает про половую жизнь, что возбуждало раньше одно лишь нездоровое любопытство, так мало похоже на "это", только что пришедшее. Отсюда понятны некоторая робость, удивление, смущение даже перед самим собой. Тем более хранит он свое новое от людей, от постороннего глаза. Застенчивость - одна из основных черт этого возраста. "Моя застенчивость была так велика, что я не мог ни сесть, ни поздороваться, чтобы лоб мой не покрылся потом" (Анатоль Франс)¹ .

Так же как и мечтательность, она питается, однако, и из других источников. Первые выступления на социальном поприще после осознания своей личности, повышенного к ней интереса, после признания себя уже не ребенком, а чем-то иным, приближающимся к взрослому, не могут не вызывать некоторого страха, страха за оценку себя другими. Вместе с тем недостаток опыта лишает необходимых навыков социального общения: каждый шаг должен браться с боя, продумываться, а где есть рефлексия, там всегда и сомнение, неуверенность. Поэтому-то так и приятно уходить от людей.

Таковы подросток и юноша при беглом взгляде на их поведение. Но всмотримся в них глубже, и мы сейчас же заметим, что наша картина лишь одностороннее отражение их личности. Она - только одна сторона какой-то сложной многогранной действительности.

Интерес к своему Я, переоценка собственной личности, глухое и сдерживаемое половое влечение, мечты и грезы, склонность к уединению, застенчивость - все это раскрывается далеко не всегда. Это лишь фон, на котором выступают совершенно иные красочные пятна, иногда сплошь его закрывающие. Чуть ли не любая черта этого периода имеет свою оборотную сторону, свою противоположность.

Повышенные заботы о физическом Я! Но разве мы не видим иногда безудержной смелости, грозящей нанести непоправимый ущерб всему организму? И разве храбрость не кажется этому возрасту одним из высших достоинств человека? А увлечение атлетикой, физическими упражнениями? Ведь они так не похожи на заботы больного о поддержании своего здоровья. Это просто бьющая через край энергия, бодрость молодого тела.

Переоценка собственной личности! Но ведь мы же указали и на застенчивость, на робость при первых самостоятельных шагах на социальном поприще. Непризнание авторитетов и бунт против

247

духовного насилия! Но разве наряду с этим нет преклонения перед героями, историческими и литературными? А из самой действительности разве не извлекается подростком какой-нибудь Ванька или Петька, который является высшим авторитетом и законодателем, в то время как прежние "наставники" не признаются? И как будто бы мы не наблюдаем "на деле" иногда даже рабского следования какому-либо образцу, хотя "на словах" он и отрицается?

Безотчетное половое влечение! Смущение из-за него перед самим собой! Но наряду с ним мы видим и повышенный интерес к подробностям сексуальной жизни, их смакование, а у некоторых - онанизм.

Мечты и грезы! Поэзия из книг и поэзия в собственном творчестве! Задушевная лирика! Но разве похожи они на грязь тех сальных анекдотов, запас которых приобретается именно в этом возрасте? И разве не случается после мечтательного разговора с другом о высоком назначении человека, тут же, под покровом звездной ночи, сообщить новую услышанную скабрезность? И можно ли сказать, что вернулся вновь отрыв от реальной действительности? Как же быть тогда с большой долей практицизма, с повышенным интересом к технике?

Застенчивость! А откуда же тогда выражение "юный задор", сравнение с молодым петухом? Или уже отмеченное выше непризнание всяких авторитетов? И разве застенчивость сейчас не сопровождается настойчивым желанием казаться развязным, что приводит иногда к исключительной грубости и резкости?

Склонность к уединению! Но мы видим у подростка и сильную потребность быть среди взрослых. Мы отмечаем у юноши повышенный интерес к общественно-политической жизни, к социальным взаимоотношениям. Именно в этом возрасте закладывается фундамент социального самоопределения. А дружба? Не есть ли она все же преодоление одиночества? Между тем "друг" сейчас есть тот, без кого обычно не обходятся, кому вверяются затаенные мысли, чья потеря переживается очень глубоко. "Печалью было омрачено сердце мое, - говорит по поводу утраты друга философ Августин, - и на что бы я ни смотрел, везде была смерть. И была мукой для меня отчизна и тяжелым горем отцовский дом. И все, что начал я вместе с ним, превратилось в непрестанное мучение. Везде искали его глаза мои, но он не появлялся. Все становилось мне ненавистным, где не было его"¹ .

Итак, всюду есть свой антитезис, везде дисгармония, противоречие. Даже обычное настроение отражает этот излом. Оно само надорвано: то молодой беззаботный, заразительный смех, то меланхолия и пессимизм. <...>

Желания и идеалы неустойчивы. То мечты быть артистом, то политиком, то инженером, то путешественником. И каждый раз

248

они принимаются всерьез, увлекают до того, что малейшее сомнение или ирония по их поводу со стороны окружающих считается глубокой обидой. Подробно разрабатывается план, как достичь намеченного идеала. "Буду делать нарочно движения, как можно больше, - мечтает Николенька Иртеньев, - гимнастику каждый день, так что, когда мне будет двадцать пять лет, я буду сильнее Раппо. Первый день буду держать полпуда вытянутой рукой пять минут, на другой - двадцать один фунт, на третий - двадцать два фунта и так далее, так что, наконец, по четыре пуда в каждой руке" (Л. Н. Толстой)¹ .

Даже в одно и то же время иногда борются совершенно противоположные тенденции. Порой они вместе приемлются как рисующие одинаковые удовлетворения безграничной жаждой деятельности: "Я хочу приносить добро, или быть дьявольски скверным".

Импульсивность, раздражительность, легкая возбудимость лишают подростка и юношу внутреннего мира и спокойствия, а в окружающих вселяют тревогу за их "изменившийся характер".

В отношениях к людям проскальзывает тот же "надрыв". С одной стороны, мечты о самопожертвовании, борьба за права всякой человеческой личности, негодование по поводу допущенной несправедливости, желание отдать всего себя на служение человечеству. С другой - холодный эгоизм, пренебрежение чужими интересами, оскорбления близким, родным, горькая фраза, бросаемая матери: "Незачем рожать детей, если нельзя давать им на удовольствия".

Таково поведение, такова жизнь стремлений и настроения. Какое же своеобразие может быть отмечено в интеллектуальной сфере?

Основным в этой области являются успехи систематизации. Правда, мы отметили только что склонность к мечтам, но это не есть разрыв внутри единого целостного мира. Фантазия не смешивается с реальностью. Она достаточно осознается, и ей отводится соответствующее место. Реальный же мир приводится, наоборот, в систему. Возникает своя философия действительности. Но она еще слишком недостаточна. Противоречивые стремления врываются и в нее. Они незаметно делают мышление непоследовательным, нелогичным. Одна система быстро сменяется другой, совершенно противоположной, принимаемой с таким же жаром и увлечением. Здесь имеют наибольшее применение слова.

И.С. Тургенев²

249

Наряду с этим и схематизация получает обильные толчки к действию. Сейчас возникают отвлеченные понятия как результат обильных размышлений об основах социальной жизни, о связи природных явлений. Первоначально они, однако, еще слишком общи и неточны. Необходимые для них различения производятся поверхностно.

Сильные интеллектуальные интересы, страсть к чтению сочетаются с поверхностным усвоением чужих мыслей, часто со стремлением к красоте формы больше, чем к содержанию. Иногда "вся интеллектуальная сила сосредоточивается на словах" (Пэйо)¹ .

Легкая утомляемость сказывается и на общей умственной продуктивности. Настойчивость в мыслительной работе исчезает. Подросток иногда кажется "поглупевшим".

Внешний мир одновременно и притягивает его к себе, и отдаляется от него. Подросток жадно ловит проявления окружающей жизни в технике, искусстве, политике, науке, но "взор его постепенно затуманивается; между его способностями наблюдения и им самим, с одной стороны, между его критическим умом и обществом, с другой, пролагается облако. Область сознания заполняется смутными мечтами, высокими порывами, не имеющими определенной цели" (там же).

Смирнов А.А. Психология ребенка и подростка //
Избр. психол. тр.: В 2 т. - М, 1987. -
Т. 1.-С. 176-180.

250