Мелетинский Е. Средневековый роман. Происхождение и классические формы

ОГЛАВЛЕНИЕ

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие................ 3
Введение. Греко-византийский роман.
Античное наследие в средневековом романе ............... 9
Часть I. Западноевропейский «бретонский» куртуазный роман XII в. 28
1. Предпосылки.............. 28
2. Теории происхождения............ 39
3. Преобразование источников и формирование жанра .... 67
4. Романы о Тристане и Изольде Беруля и Тома.
Полемика с ними в творчестве Кретьена де Труа . ........ 90
5. «Бретонские» романы Кретьена де Труа и их структура . . 105
6. Немецкие версии «бретонских» романов . . . . . . . 138
Часть II. Романический эпос Ближнего Востока и Закавказья ... 151
1. Предпосылки .............. 151
2. Персоязычный романический эпос Нрава XI в...... 158
3. Персоязычный романический эпос Азербайджана XII в. . . 175
4. Грузинский романический эпос XII в........ 197
Часть III. Средневековый роман на Дальнем Востоке.
Японский куртуазный роман XI в. ........... 219
Заключение................... 270
Литература . . ............ . . 287
Указатель . . . ........... 296
Summary . . . ........ . . . 301

ПРЕДИСЛОВИЕ

В виде романа повествовательная литература впервые выступает в качестве чисто
художественного творчества, как плод поэтического вымысла, не претендующего всерьез на
историческую или мифологическую достоверность. Этим роман отличается от мифа, героической
песни, легенды, исторического предания, древнейшей дидактики и тому подобных жанров,
сохраняющих синкретическую связь с религиозным или светским поучением, с древней
«мудростью». В рамках фольклора свобода вымысла достигается в сказке (по мере ее отделения от
мифа), которая во многих отношениях является фольклорным эквивалентом рыцарского романа (и
других его архаических форм) н поэтому широко с ним взаимодействует; неудивительно, что
сказка отчасти порождает его, а отчасти сама совершенствуется под его влиянием.
Истоки формирования романа в том или ином культурно-историческом ареале могут быть
чрезвычайно разнообразными. Роман может, например, возникнуть в результате трансформации
своего национального эпоса — или, напротив, иноземного,— воспринимаемого как сказочный
вымысел; он может развиться н как плод разбухания и известной переработки сказки (волшебной,
новеллистической) или предания, легенды. Процесс вызревания жанра романа, как' правило,
ферментируется дополнительным воздействием лирических, лирико-драматических или
риторических жанров.
Независимо от истоков формирования роман в качестве большой повествовательной формы не
может не противостоять к эмпирически (диахронно или синхронно) и, так сказать, теоретически
героическому эпосу или тем жанровым образованиям, которые выполняют его функции
(например, летописным сводам или историко-героическим повестям).
Роман противостоит эпосу не только отходом от предания как сферы достоверного и
одновременно прошлого, т. е. уважаемой, может быть сакрализованной, старины. Роман также в
отличие от героического эпоса ориентирован на изображение самодовлеющей личности, уже не
столь органически связанной ,с этническим коллективом (и оппозицией «свой/чужой»), личности
в какой-то мере эмансипированной. Главный интерес романа состоит в личной судьбе
(испытаниях или приключениях) героя и в изображении его внутренних переживаний, его «част-
ной жизни», более или менее выделенной из общественного «эпического» фона.
Интерес к личной судьбе героя как раз роднит роман со сказкой, но изображение душевной
жизни — сфера чисто романическая. Это очень существенная грань, обычно остающаяся
незамеченной при рассмотрении ранних форм романа, порой тяготеющих к сказке.
Средневековый роман представляет собой важнейшее звено в истории повествовательного
искусства народов мира. Ему предшествует античный роман, но средневековый роман лишь в
некоторой степени опирается на него как на своего «предшественника», в основном
формируясь заново из различных гетерогенных истоков (проблема античного наследия в
средневековом романе специально рассматривается во Введении). Средневековый роман
представлен в Византии (XII в.) новыми, частично стихотворными образцами традиционной
греческой романной формы, на романо-германском Западе — так называемым куртуазным,
или рыцарским, романом (он возник и достиг высшего расцвета в стихотворной форме в XII
— начале XIII в., впоследствии возобладала проза), на Ближнем и Среднем Востоке —
стихотворным романическим эпосом XI—XII вв., на Дальнем Востоке (в Японии X—XI вв.)
— придворным романом, который также можно было бы назвать «куртуазным» (но не «ры-
царским») .
Средневековые формы романа в Европе и на Ближнем и Среднем Востоке продолжали
создаваться до XVI в. (собственно, и роман французского барокко XVII в. можно считать за-
вершением первых), но уже не достигали таких художественных высот, да и сама специфика
романного жанра не получила в них дальнейшего углубления. Соответственно и в настоящей
монографии будут рассмотрены только генезис средневекового романа и его классические
формы, созданные в XI—XIII вв. Берулем и Тома, Кретьеном и Вольфрамом фон Эшенбахом,
Гургани, Низами, Руставели, Мурасаки Сикибу и др. Очень многие ученые XIX—XX вв.
склонны резко отделять средневековый роман от романа нового времени и только последний
считать полноценным проявлением жанра. В англоязычных странах подобное представление
поддерживается терминологическим различением romance/novel.
Со времен «Эстетики» Гегеля стало популярным представление о романе как о «буржуазной
эпопее» нового времени, по отношению к которой ранние формы романа, и прежде всега
роман средневековый, можно считать романом только условно или рассматривать его как
эмбриональную форму этого жанра. Разумеется, последователи Гегеля правы в том, что в но-
вое время, в условиях буржуазного общества, невозможно создание героической эпопеи и что
ведущим повествовательным жанром, стремящимся к решению общеэпических целей, стано-
вится роман; правы они и в том, что роман достигает этих целей парадоксальным образом,
оставаясь эпосом частной жиз-
ни, поскольку глубинные общественные отношения теперь скрыты под поверхностью игры
частных интересов. Это, конечно, определяет известное своеобразие романа XVIII—XIX вв.
Отсюда, однако, вовсе не следует неполноценность средневекового романа.
В советской науке представление о полном проявлении специфики романа в романе только
нового времени подкрепляется авторитетом М. М. Бахтина (Бахтин, 1975), считавшего
главной стороной романной специфики столкновение различных художественно-языковых
стихий и подчеркивавшего роль «менип-пейных» и «карнавальных» жанров в генезисе
романа. Однако феномен «полифонизма» в самом широком смысле, которым М. М. Бахтин
блистательно объяснял своеобразие романа Достоевского, вовсе не является ключом к жанру
романа, как такового; что касается «мениппейности» и «карнавальности», то не случайно oHif
так ярко представлены в произведении Рабле, которое никак не может считаться
классическим образчиком романа. Одна из последних формулировок специфичности романа
нового времени и неспецифичности средневекового романа — в книге В. В. Кожинова
«Происхождение романа» (Кожинов, 1963), с которым справедливо полемизируют А. Д.
Михайлов в своей монографии о французском рыцарском романе (Михайлов, 1976, II, с. 6) и
П. А. Гринцер в теоретической статье «Две эпохи романа» (Гринцер, 1980, с. 5).
Один из тезисов предлагаемой монографии будет заключаться в том, что классические формы
куртуазного романа и романического эпоса полностью удовлетворяют современному
представлению теоретической поэтики о сущности жанра романа (кроме разве своей
стихотворности), но что в сознании средневекового человека эти классические формы не были
достаточно отделены от других разнообразных произведений, к которым термин «роман» в
его современном значении приложим лишь с оговорками. Мы бы могли некоторые из этих
произведений назвать квазироманами (в синхроническом их рассмотрении) или предроманами
(исходя из диахронической перспективы), а другие — полностью отделить от романа. Само
слово «роман» во французской средневековой литературе включало и многочисленные
псевдоисторические или легендарные повествования на народном языке; персоязычные
романические эпо-сы объединялись со стихотворной дидактикой в рамках жанра поэмы
(масневи), грузинский романический эпос был трудно отделим от панегирической поэзии
(кебани), а японские моно-гатари подразумевали придворный роман наряду со сказочными и
лирическими повестями. В какой-то мере все эти средневековые «жанры» можно объединить
наличием некоторой доли вымысла и сознательной установкой авторов на художественное
«украшение».
Рассматривая генезис средневекового романа, я постараюсь
показать и значение предроманных форм, и их ограниченность в плане жанровой специфики.
Не входя пока в подробности, скажу, что в предроманных формах преобладает "сказочная и
сказочно-авантюрная стихия. В этом смысле я позволю себе начать с примера из древних
литератур. Переход от «Илиады» к «Одиссее» или от «Махабхараты» к «Рамаяне» есть уже
шаг в сторону романа, но только самый первый шаг, поскольку речь здесь идет лишь об
обогащении эпоса сказочными мотивами. Тем более это относится к популярным (начиная с
эпохи, эллинизма) и на Западе, и на Востоке сказочно расцвеченным описаниям походов
Александра, к бесконечным приключениям героев в арабских «жизнеописаниях», в дастанном
эпосе, в .японских сказочных повестях и т. д. Замечу, кстати, что не только героические и
фантастические приключения, но и поиски суженой, свадебные испытания, похищения
женщин (такое похищение встречается не только в «Рамаяне», оно по крайней мере
подразумевается и в «Илиаде») и т. п.— это тоже сказочные мотивы, и наличие этих мотивов
еще не делает то или иное произведение романом. Даже античный роман, а тем более
средневековый переступают границы не только героического эпоса, но и сказки.
Сказочно-авантюрная стихия есть и в куртуазном романе, и она придает ему характерный
колорит, но по сравнению с фольклорной традицией она сильно модифицирована.- Фанта-
стика значительно рационализирована, а мифологические архетипы преобразуются в свою
собственную романную Художественную мифологию личности и любви, формирующую но-
вую модель мира и составляющую фон для рыцарских авантюр. Развертывание действия в
рыцарском романе и романическом эпосе в виде набора приключений (авантюр) иногда
создает ложное впечатление, что роман распадается, рассыпается на авантюры, что отдельные
эпизоды-приключения составляют независимые, самодовлеющие композиционные и
идеологические звенья; рыцарский роман как бы сводится к приключенчеству. В
действительности авантюрность есть некая общая черта нарративного построения, но более
самоцельной она является либо в предроманных формах, либо в постклассических образцах
средневекового романа. Классические же формы средневекового романа (например,
произведения Кретьена, Вольфрама, Низами или Мурасаки) обладают высокой степенью
структурного .единства на всех уровнях, что нисколько не исключает относительной
самостоятельности отдельных- эпизодов в рамках целого. Заметим мимоходом, что смена
«структурности» «серийностью» (термин Леви-Стросса) — признак жанровых переходов не
только в пределах средневекового романа. Самое же существенное заключается в том, что.
сказочно-авантюрная стихия в куртуазном романе дополняется изображением душевных
переживаний героев — любовных и-иных —
и постановкой вопроса о соотношении личных чувств и социальных обязанностей. В эпосе
личные страсти имеют непосредственно общественный смысл, а в средневековом романе
отношения личности и социума становятся проблемой; открытый в образе героя «внутренний
человек» осознает возможность существования здесь определенной коллизии и ищет путей ее
разрешения. Как это все происходит, мы увидим в соответствующем месте книги, а здесь я
считаю нужным подчеркнуть наличие глубинной специфики романа в романе средневековом.
Средневековый роман (в отличие от античного и от французского романа XVII в.) ни в коем
случае не является периферийным жанром; это центральное явление средневековой светской
литературы, сфера постановки и разрешения важнейших проблем человеческой личности и ее
отношений с миром. Водораздел между ранними формами романа, прежде всего романом
средневековым, и романом нового времени, однако, существует. В частности, в
средневековом романе герой проходит через трудные испытания, укрепляя и доказывая свою
доблесть и вежёство. Он вынужден одолевать и внутренние свои недостатки, и
многочисленных противников, в том числе фантастических существ иного мира, он совершает
путь познания и самопознания. Но он не сталкивается с многоликой или даже безликой
'житейской прозой, как герои романов нового времени, начиная с «Дон Кихота» Сервантеса.
Не находит обычно герой средневекового романа и непреодолимых противоречий, неизбыв-
ного Осадка в своей собственной душе, как это имеет место с героями психологических
романов нового времени.
Эрих Ауэрбах совершенно прав в том, что рыцарский роман, самая популярная форма
средневекового романа на Западе, не охватывает действительности сколько-нибудь полно, что
он ее ограничивает сословными рамками рыцарства, темой подвигов и любви, причем
поэтический идеал заслоняет собой реальную общественную функцию сословия, что внешне
выглядит как бегство в сказку. Все благородное и значительное всячески отделяется в
рыцарском романе от низменной действительности (Ауэрбах, 1976; с. 36—53). Рыцарский
роман, как и вся средневековая литература, не ориентирован на «подражание природе»; если
он реалистичен, то скорее в смысле средневекового философского реализма, который
приписывал реальность общим понятиям. Как тонко заметил М. Верди, средневековое
искусство есть внесение порядка в царство слов под эгидой духовного смысла, а не
подражание внешним образцам (Верли, 1962, с. 44—45).
Персонажи, события и ситуации средневекового романа имеют прежде всего символический,
знаковый характер, являются носителями определенных функций (часто нескольких сразу) в
системе целого. Герои романов — не столько цельные, живые характеры, сколько
художественные конструкции, оперируя кои-
ми автор решает некоторые нравственные проблемы, в частности проблему личности. Перенос
интереса с внешних приключений на внутренние переживания, характерный для классических
образцов средневекового романа, способствует развитию психологического анализа, но
психологический анализ в большинстве случаев умозрителен.
Средневековый роман ориентирован не на внешние образцы, непосредственно почерпнутые из
окружающей жизни, а на традиционные, в конечном счете архетипические, образы и отношения.
Используя богатое архетипическое наследие сказок и легенд — своих, иноземных, античных,— он
постепенно создает нечто вроде собственной романной художественной мифологии. При этом
используемые различные традиции, различные художественные стихии сталкиваются между
собой. М. М. Бахтин, Э. Ауэрбах, М. Верли и др. считают такое столкновение художественных
стихий характерным для романа вообще. Но в романе средневековом сочленяемые стихии
сглаживаются, унифицируются благодаря единой повествовательной тональности, как правило
господствующей в нем. Эти и другие особенности средневекового романа, отличающие его от
романа нового времени, не ослабляют жанровой романной специфики.
Настоящая монография может служить введением в сравнительно-типологическое изучение
куртуазного романа/романического эпоса трех культурных регионов —- западноевропейского,
ближне (средне) восточного и дальневосточного. При этом нам придется коснуться творчества
таких великих художников, как Кретьен де Труа, Вольфрам фон Зшенбах, Низами Гянджеви,
Шота Руставели, Мурасаки Сикибу и некоторые другие., составляющих гордость своих
национальных литератур.
Работая над этой книгой, я не мог не вспоминать с глубокой благодарностью своего дорогого,
ныне покойного учителя — академика Виктора Максимовича Жирмунского, так много сделавшего
для сравнительно-типологического изучения средневековых литератур Запада и Востока.

Монография посвящена сравнительно-типологическому рассмотрению генезиса и классических форм средневекового романа Запада и Востока XI—XII вв. Анализируются средневековые формы романа французского, немецкого, византийского, персидского, азербайджанского, грузинского, японского. Выявляются основные этапы развития средневекового романа, национальная специфика отдельных памятников

Москва. Издательство "Наука",PDF .

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел литературоведение