Омилянчук С.П. Текстология

Система основных терминов и понятий теории и практики текстологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТЕКСТОЛОГИИ НОВОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Основные процессы возникновения, формирования, развития приемов и методов текстологической подготовки произведений новой русской литературы протекали в виде процессов эдиционной подготовки собраний сочинений писателей-классиков отечественной литературы XVIII - первой трети XIX столетий, т.е. параллельно с разработкой существенных параметров, признаков и характеристик изданий этого вида.

В истории русской издательской практики первым изданием собрания сочинений по праву считается «Собрание разных сочинений в стихах и прозе Михайлы Ломоносова» 1751 года. Оно было прижизненным, произведения для него отбирал сам автор. В свет однотомник вышел не только без предисловия, но и без оглавления. Содержание делилось на четыре части: «Оды духовные», «Оды похвальные», «Похвальные надписи», «Похвальные слова». В него вошли лишь те произведения, которые он считал наиболее совершенными, достойными включения в собрание своих сочинений по эстетическому признаку или из числа тех, что были посвящены наиболее значительным событиям жизни государства, двора. Произведения этого рода помещались в начале соответствующих жанровых разделов, остальные - по хронологии.

Существует мнение, что, начиная с данного издания, расположение произведений по жанрам стало в России общепринятым. Но вышедшее вслед за ним собрание сочинений Василия Тредиаковского 1752 года, преследуя те же просветительские цели, а потому, также не претендуя на научность, строилось иначе.

Готовя это издание, В.К. Тредиаковский заново переписал силлабо-тоническим стихом все свои произведения 1720 - 1730 гг. Первый том начинался теоретической работой «Наука о стихотворении и поэзии». Затем шли «Рассуждения о стихе вообще», за ними басни - жанр, отнюдь не возвышенный. Второй том открывался речью «О чистоте российского языка». Вслед за ней помещены «Оды похвальные» и лишь позже «Оды божественные». Кончался том, вопреки нормативному делению на роды, «Плачем о кончине блаженныя и вечно достойные памяти Государя Императора и Самодержца Всероссийского Петра Великого, Отца Отечества».

Объяснить столь явное нарушение лишь случайностью нельзя. Причину следует искать в борьбе двух основных тенденций новой русской литературы, определившей особенности ее развития в XVIII веке: в объективном противоречии между нормативной поэтикой классицизма и индивидуальностью художественного творчества. Об остроте этого противоречия свидетельствует и то, что следующее издание своих сочинений «Собрание разных сочинений в стихах и прозе господина коллежского советника и профессора Михаилы Ломоносова») Ломоносов открыл теоретической работой «О пользе книг церковных в российском языке», посвященной обоснованию «Теории трех штилей». Если сама идея о трех (высокий, средний, низкий) «штилях» литературы, жанрах и нормах языка произведений художественного творчества, сыгравшая столь значительную роль в истории мировой культуры, и не была тогда уже новой (идею эту высказывал еще Аристотель), то о необходимости построения композиции изданий по принципу отражения в ее структуре иерархии «штилей» речь шла впервые.

Двухтомник 1757-1759 гг. был первым русским изданием, на практике реализовавшим эту структуру. От «Собрания…» 1751 г. он отличался переработкой отдельных произведений, отбор и расположение которых по-прежнему объяснялось задачами чисто просветительскими, но отказ от хронологии стал в нем нормой композиции. В издание вошли лишь лучшие, образцовые, по мнению автора, произведения как по их соответствию литературным нормам, так и по тематике. Изменились и расположение разделов: «Оды духовные», «Оды торжественные», «Надписи», «Слова и речи публичные». Второй том содержал лишь «Риторику». Таким образом, сформулированный Ломоносовым принцип построения композиции изданий («Богу, царю, отечеству, людям»), расположения в нем его частей, разделов, включаемых в них произведений, стал в этом издании не только определяющим, но и единственным. С него, а не с однотомника 1751 года, начались у нас издания просветительского типа, основные в русской издательской практике вплоть до 40-х годов XIX столетия, полностью соответствовавшие не только требованиям поэтики тех лет, ее нормативности, но и идеологии империи, социальным и правовым отношениям в ней, мировоззрению людей, национальному общественному сознанию тех лет. Рассматриваемое издание иллюстрирует это хотя бы тем, что в нем произведение низкого жанра («Риторика») было выделено в отдельный (второй) том. Да и включено оно было, вероятнее всего, по той причине, что двухтомник был изданием учебным, предназначался прежде всего студентам.
Синкретичный, двойственный характер изданий просветительского типа, решавших задачу просвещения, образования различных социальных слоев общества, задачу знакомства читателей с творчеством писателей и, в то же время, отражавшим специальную научную оценку (на уровне развития науки о литературе тех лет, разумеется) их творчества, проявился, таким образом, изначально, уже в первом издании просветительского типа.

Отсюда и задачи текстологии того периода: установление лучшего, образцового текста и толковательное, пояснительное комментирование его. Ни о какой истории текста, своде его вариантов, редакций и разночтений, истории публикации или издания, истории создания произведения речи не было, да и не могло быть, поскольку печати подлежал текст образцовый. И задача текстологии тех лет состояла в установлении его. Рассмотренные выше издания произведений М.В. Ломоносова и В.К. Тредиаковского были, как о том уже и говорилось, прижизненными, готовились самими авторами и потому никаких текстологических проблем при их выпуске не возникало. В новой русской литературе проблемы эти впервые заявили о себе при издании произведений Феофана Прокоповича 1760-1774 годов. Осуществлено оно было преподавателем словесности в названном корпусе С.Ф. Наковальниным и стало первым русским собранием сочинений, подготовленным и выпущенным после смерти автора.

Готовя обычное для того времени издание просветительского типа и потому не стремясь к исчерпывающей полноте, а отбирая произведения по эстетическому и тематическим принципам, редактор, «сверх того, в надежде, что многие любопытно ведать захотят, нет ли еще других каких разума Феофанова плодов, прилагает... Оглавление всем его на российском языке известным печатным и письменным сочинениям, которые расположены по разностям материи и годы, где возможно было, сочинению их означены».
Это издание важно еще и потому, что в предисловии к нему впервые в русской издательской практике четко сформулированы задачи и цели его выпуска, указаны принципы подготовки текстов произведений, вошедших в него. Важно и то, что задача сбора и публикации произведений автора органически сочеталась уже и с проблемой выпуска научно подготовленных текстов его произведений в будущем: «гораздо исправнее... выходить будут...». Не менее четко определена собирательная задача четырехтомника. Издатель ничего не говорит о просветительских и политических задачах «Собрания…». Но если учесть, что выбор его пал на политическое и публицистическое наследие ближайшего соратника Петра I, что в издании нет ни одного художественного произведения и ни одной чисто религиозной работы Феофана Прокоповича, а вошли в него лишь те работы, в которых догмы христианства служат лишь средством, своего рода философским и моральным обоснованием реформаторских идей, военных, экономических, социальных и политических преобразований царя, то истинный смысл «Слов и речей поучительных...» станет ясен.

Этот четырехтомник в материальной форме выразил не только совокупность основных принципов и характеристик эдиционной подготовки просветительских изданий, получившую свое полное выражение уже во второй половине XVIII - первой трети XIX столетий, отразил приемы и методы отбора и расположения произведений в изданиях данного типа, но и выразил систему идей русской дворянско-разночинной интеллигенции того периода, их просветительскую природу. Переоценка значения отдельных жанров, кризис общей теории и поэтики классицизма, его эстетики, отказ от их канонов и нормативности не могли, конечно, не влиять соответствующим образом на здиционную практику страны, ее издательское дело, в которых структура изданий, принципы их отбора и текстологической подготовки отражали состояние литературы, общей теории ее, уровень их развития. В 1762 году Императорская Академия наук выпустила «Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Дмитриевича Кантемира».
Выпуск однотомника Кантемира сознательно предпринимался не столько с просветительскими, сколько с научными целями: собрать произведения поэта и установить их текст. Принципиально иной вопрос: почему И.С. Барков, в обязанности которого вменялось наблюдение за точностью воспроизведения авторской рукописи, «улучшил» стихи поэта и его комментарий к ним. Исходя из известного, но нигде строго не обоснованного и не соответствующего фактическому историко-литературному материалу тезиса о безымянности новой русской литературы, факт этот объясняют по аналогии с другими, известными науке случаями переработки чужих сюжетов и произведений, ссылаясь на отсутствие развитого авторского начала. Однако к 1762 году безымянность литературы в России была уже фактом истории отечественной культуры, а не ее действительности. В то время не только художественные произведения, журнальные статьи, теоретические научные труды, но и сборники фольклорных произведений выходили с указанием фамилии автора, составителя, издателя.

Вместе с тем даже в середине XIX столетия некоторые издатели считали возможным «исправлять» слог классиков, так сказать, «доводить» их произведения до новой литературной нормы, собственных литературных вкусов, «осовременивать» стиль. В.Г. Белинский, издавая в 1846 году «Стихотворения» A.В. Кольцова, по схожим причинам редактировал «неудачные» строки поэта. А В. Брюсов уже в начале XX в. пытался теоретически обосновать необходимость «подновления» произведений А.С. Пушкина, чтобы они стали доступными рабоче-крестьянскому читателю. Речь, таким образом, идет о возникновении и первом практическом проявлении идеи о праве редактора на активное вмешательство в текст произведения писателя-классика. Одним из побочных результатов развития этой идеи в какой-то степени стало общепринятое теперь право составителя при выпуске изданий массового типа применять относительно свободную от авторской воли жанрово-хронологическую, жанрово-эстетическую или чисто эстетическую композиции. И.С. Барков стремился дать текст «исправный во всех отношениях», а значит, и отвечающий новым требованиям к литературной стилистике художественных произведений, и считал необходимым улучшить его соответствующим образом, устранив устаревшие и уже тогда малопонятные читателям слова и выражения. Влиял, конечно, и опыт переработки произведений древней литературы, но он, скорее, давал редактору большую свободу, чем был первопричиной правки.

И.С. Барков, к сожалению, ни словом не обмолвился о причинах, методах и границах своих «исправлений», но сличение его вмешательств с авторским текстом убеждает, что вызваны они стремлением к осовремениванию, устранению архаизмов, достижению большей доступности и ясности изложения. Редактор не стремился переписывать или переделывать произведения Кантемира, он лишь «подновлял» их язык, подгоняя его под новую литературную норму, исправлял фактологические неточности. Особенно ярко эта тенденция проявилась в его переработке авторских примечаний, вмешательства в текст которых составляют подавляющее большинство случаев исправления текстов поэта редактором. К тому же выводу пришла Г.Н. Моисеева в статье «Иван Барков и издание сатир Антиоха Кантемира 1762 года». От всех предшествующих русских изданий «Сатиры...» Кантемира отличались и явным стремлением к полноте состава. В разрешении К.Г. Разумовского говорилось лишь о произведениях, содержащихся в рукописи, находящейся у Тауберта. В издание же вошли почти все художественные произведения А.Д. Кантемира.

За его рамками остались лишь IX Сатира, четыре эпиграммы и два перевода. О них редактор, скорее всего, ничего не знал или не располагал их точным текстом. Научная, собирательская задача издания, проблема установления точного текста произведений потребовали, таким образом, сознательного нарушения редактором одного из важнейших принципов подготовки и выпуска изданий произведений писателей-классиков того времени - отбора и выпуска лучших, образцовых произведений автора. Рассматриваемое издание обладает и еще одной, не менее важной характеристикой: документы, письма, деловые бумаги к литературному наследию в то время еще не относились. И потому в издании этих материалов нет. Но «Письмо к приятелю», в котором содержится характеристика рукописи, положенной в основу «Сатир...», было уже использовано в качестве авторского предисловия. Решение это, обычное для сегодняшней текстологической практики, в следующий раз встретится лишь в 40-е годы XIX в. Если добавить к сказанному, что начиналось издание со вступительной статьи «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира» - первой научной, литературоведческой работы о жизни и творчестве поэта, в которой подробно и объективно рассматривался творческий путь А.Д. Кантемира, перечислялись все основные русские и зарубежные издания его произведений, указывались произведения, оставшиеся в рукописях, или малоизвестные русскому читателю, то качественное типологическое отличие «Сатир...» от всех изданий XVIII и подавляющего большинства изданий первой трети XIX столетия станет очевидно. В нем научные задачи, если еще и не преобладали над просветительскими, то, во всяком случае, объективно имели не меньшее значение. И проявились они в авторских примечаниях и композиции издания. Следует, однако, учесть, что речь идет об авторских примечаниях, в которые редактор активно вмешиваться не мог. Что касается композиции, то жанровый характер ее был также определен автором, тем порядковым номером, который был поставлен им. И потому трудно утверждать, что хронология играла основную роль. Традициями изданий просветительского типа следует объяснять и наличие в издании двух специальных разделов, в которых помещены стихи, воспевающие талант поэта. Разделы эти, как и «Посвящение Государине Елизавете Петровне», открывают отдел поэтических текстов.

Особого внимания заслуживают примечания. Они, как уже говорилось, написаны самим автором, но исправлены и дополнены редактором, впервые в нашей издательской практике попытавшимся дополнить основной текст историко-литературным комментарием, рассказать читателю о замысле всех произведений, вошедших в издание, об их идее. Кроме того, в комментарий был введен целый ряд ссылок на произведения и авторов, под влиянием которых появились те или иные строки поэта, поэтические аналогии, указания на вероятное творческое переосмысление отдельных мест и сюжетов классических произведений античной и новой западной литератур, так же как и авторские разъяснения конкретных исторических фактов, деталей из старого русского быта, которые не только расширяют значение проделанной работы, но и сегодня, через 200 с лишним лет, придают ей известную научную, историко-литературную ценность. Все примечания помещены на той же странице, что и строки, к которым они относятся, и занимают в издании примерно втрое больше места, чем сами стихи. И это не случайно: имеющая основное значение просветительская, толковательная цель комментария заставляла рассматривать его в качестве элемента, равнозначного основному тексту, так как он в одинаковой с ним степени воспитывал и просвещал читателя. Нет сомнения, что обилие примечаний, методика их написания, стремление к однозначному и окончательному объяснению каждого слова поэта были следствием традиций толкования церковных и богословских текстов. К такому же пониманию проблемы редактора подводило и состояние методов изучения античной и древних литератур, требование обязательного всестороннего разъяснения спорных, так называемых «темных мест» в произведениях древних авторов. Подобные разъяснения считались к тому же обязательным и при цитировании или пересказе. Изложенный материал позволяет сделать следующий вывод: хотя комментарий «Сатир...» в значительной степени и содержит в зачаточном виде характеристики комментария изданий научного типа, но по основным своим параметрам, он все же просветительский.