История английской литературы

Том I. Выпуск первый

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. ЛИТЕРАТУРА РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ОТДЕЛ IV. ЛИТЕРАТУРА XV В.

Глава 1. Эпигоны Чосера

2

Джон Лидгейт был натурой более даровитой, чем Окклив. В ранний период
его деятельности ему было свойственно более острое чувство жизни, более
сильный поэтический темперамент" большая широта литературного горизонта. Из
всех "чосерианцев" Лидгейт был, во всяком случае, наиболее значительной и
ценимой его современниками фигурой. Это один из плодовитейших английских
поэтов всего средневекового периода. Им написано свыше ста сорока тысяч
стихов, составляющих такое внушительное литературное наследие, что
разобраться в нем, произвести его тщательное исследование, оказалось не под
силу ни одному поколению его читателей и критиков. Значительная часть его
произведений осталась в рукописях до наших дней и не могла быть издана даже
в научных целях. Перечень его произведений все еще не окончательный,
обнимает свыше 160 названий, а хронология их и связанные с ними
многочисленные текстологические вопросы и поныне еще во многих случаях
являются спорными или вовсе невыясненными.
Джон Лидгейт (John Lydgate, 1370?-1450? гг.) был почти ровесником
Окклива; точные даты его рождения и смерти не могут быть установлены. Он был
родом из одноименного местечка неподалеку от Ньюмаркета в Суффольке и с
ранней юности был монахом бенедиктинской обители св. Эдмунда в
Сент-Эдмундсбери; монастырь этот имел некоторые сношения с королевским
двором, и благодаря этому литературные труды Лидгейта могли получить
известность в придворных кругах. Монахом Лидгейт оставался всю свою жизнь,
впрочем поднимаясь все выше по иерархической лестнице, пройдя длинный путь
от простого послушника вплоть до дьякона и священника (1397 г.). Далее о
Лидгейте нет никаких сведений до 1415 г. Вероятно, он бывал в Лондоне, но не
часто, наездами, однако с 1426 г. он, несомненно, был в Париже, о чем мы
знаем из его собственных признаний. Пробыв некоторое время приором в одном
эссекском местечке, он возвратился затем в родной монастырь, где, вероятно,
жил до самой смерти. Последнее документальное известие о нем относится к
1446 г. Лидгейт обладал большой ученостью, приобретенной в монастыре, знал,
кроме латинского, также французский язык, прочел много сочинений на этих
языках, например, произведения Петрарки и Боккаччо, и не гнушался
переводами.
Ранние произведения Лидгейта отличаются б_о_льшей живостью,
занимательностью, непосредственностью, чем позднейшие. Это объясняется,
повидимому, не только б_о_льшей свежестью его жизненных впечатлений,
притупившихся, в конце-концов, в обстановке монастырской кельи и библиотеки,
но и б_о_льшей легкостью и разнообразием мелких поэтических форм, которые он
в то время охотнее всего разрабатывал. Впоследствии место лирических
стихотворений, басен, сатир, посланий и т. д. заняли объемистые эпические
произведения, для которых характерны назидательный, моралистический склад и
сугубо книжная сюжетная основа. Кругозор поэта суживался, а живое
поэтическое чувство превращалось в педантизм. Долгая жизнь, проведенная им в
монастыре, оказалась роковой для его творческого развития, главным образом
потому, что он не сожалел о своем отрыве от действительности, но, напротив,
как многие его современники, считал его для себя спасительном как в
нравственном, так, вероятно, и в литературном смысле. В старости Лидгейт
сделался суровым ригористом. В стихотворении "Завещание Джона Лидгейта" (The
Testament of dan John Lydgate) автор сожалеет о своей греховной юности, но
его признаниям нельзя придавать значения вполне достоверных свидетельств,
каковыми они являются, например, у Окклива. Главный "грех" Лидгейта,
вероятно, не до конца побежденный, - склонность к вину, которая ни одному из
членов обители, наверное, не доставляла серьезных укоров совести.
Легенда о личной дружеской близости Лидгейта к Чосеру в настоящее время
отвергнута. Можно считать установленным, что лично с Чосером он знаком не
был и ни разу с ним не встретился. Но несомненно, что одним из покровителей
Лидгейта был Томас Чосер, предполагаемый сын поэта: в его честь Лидгейт
сочинил, между прочим, "балладу", относящуюся к тому времени, когда Томас
Чосер отправился послом во Францию (1417 г.). Знал Лидгейт, вероятно, и
других членов чосеровской семьи. Значительно важнее то, что Лидгейт хорошо
знал большинство произведений Чосера и любил вспоминать их. В своих
произведениях он называет Чосера около пятнадцати раз. Эти упоминания
свидетельствуют о том, что произведения Чосера произвели на него сильное
впечатление и что он сразу же понял превосходство своего учителя над другими
поэтами его времени. Постоянный и внимательный читатель Чосера - Лидгейт,
однако, не смог понять его до конца и свое "ученичество" у него понимал,
вероятно, не в полном смысле, а с некоторыми ограничениями; возвысится до
своего образца он, во всяком случае, никогда не был в состоянии. Секрета
стихотворной, мелодической обаятельности Чосера Лидгейт не постиг: как поэт
он тяжеловат, склонен к метрическим ошибкам, перебоям ритмам чосеровские
обороты речи или даже его целые отдельные стихи, попадающиеся в
произведениях Лидгейта, чужеродны своему окружению и блестят там значительно
ярче. Свободная непринужденность изложения Чосера превращается у Лидгейта в
чрезмерное многословие, простота - в притворную жеманность или плоскость,
рефлексия - в педантический дидактизм.
Лидгейт писал во всевозможных жанрах; из-под его пера вышло большое
количество "баллад" (в том французском смысле этого слова, в котором оно
чаще всего употреблялось в Англии в эту пору), басен, "жалоб", небольших
сатирических стихотворений, религиозных гимнов, стихотворных посланий,
легенд, рассказов и т. д. То он писал набожную молитву, то сочинял сатиру на
модные дамские прически, то воспевал некое знатное лицо, то излагал житие
какого-нибудь святого или трудился над английской "пляской смерти";
разнообразие жанров, в которых он пробовал свои силы, позволило приписывать
ему разнообразные анонимные поэтические произведения первой половины XV в.
Группа стихотворных сатир, относящихся к раннему периоду творчества
Лидгейта, содержит особенно много произведений, которые не всегда могут быть
достоверно приписаны его авторству. К таким спорным произведениям
принадлежат даже наиболее популярные из них. Так, например, можно считать
доказанным, что Лидгейту не принадлежат до последнего времени печатавшийся с
его именем "Рассказ о госпоже настоятельнице и ее трех поклонниках" (The
Tale of the Prioress and her three Suitors), восходящий к французскому
фаблио, а также известная сатира "Лондон, поглощающий деньги" (London
Lyckpenny), существующая и в русском переводе.
В своих сатирах Лидгейт предает осмеянию общественные пороки своего
времени. В одной из таких стихотворных сатир (The deserts of theevish
millers and bakers) он издевается над ворами и обманщиками - мельниками и
булочниками, заслужившими выставление у позорного столба, в другой -
"Балладе о Джеке Зайце" (The Ballad of Jack Hare) подробно описывает некоего
рослого детину, лентяя, обжору и пьяницу, который обкрадывает своего хозяина
на каждом шагу, кутит в трактире и играет в кости на деньги, вырученные им
от продажи корма для лошадей, и спит, храпя во всю мочь, целыми днями вместо
того, чтобы работать. Лидгейт пользуется также излюбленной в средние века
формой сатиры - описанием воображаемого "ордена", "братства" или "монастыря"
глупцов (A Ballad wherin the Author enumerateth many sorts of fools, and
feigneth a couvent of Fraternity of 63 such). Основателем такого
воображаемого им братства он называет Марколя, т. e. "демона" Маркольфа,
Морольфа (иногда Сатурна) средневековых произведений из цикла сказаний о
Соломоне; следует несколько утомительная характеристика глупцов 63 видов,
причем каждая заканчивается варьирующимся рефреном - проклятием по их
адресу. Его "Пляска смерти" (1425 г., ст. в 84 октавы) является переводом
аналогичного французского стихотворения.
Особую группу ранних сатир Лидгейта составляют его сатиры против
женщин. "Баллада о рогатых женских головных уборах" (Ballad on the forked
head-dresses of ladies) направлена против вошедших в XV в. в моду во Франции
и Англии высоких головных уборов. Рога, по мнению Лидгейта, более пристало
носить диким зверям, чем нежным созданиям. Еще более резкий характер носит
"Сатирическое описание возлюбленной" (A Satirical description of his lady),
в котором с головы до пят описана некая дородная красавица, причем в
сопровождающей это описание подробной характеристике ее совершенств автор
сознательно выбирает и самые нелестные для нее, и самые нескромные
сравнения. Моралистом монашеского склада, начитанным в средневековых
аскетических трактатах о "злобе женской", Лидгейт выступает также в своем
"Совете старому джентльмену, желавшему посвататься к молодой женщине"
(Advice to an old Gentleman who wished for a young Wife); это стихотворение
интересно своими прямыми и косвенными указаниями на чосеровские
"Кентерберийские рассказы". Лидгейт всецело стоит на стороне хулителя
женского пола и в этом смысле гораздо архаичнее Чосера.
Влиянием Чосера проникнуто также аллегорически-мифологическое
стихотворение Лидгейта "Жалоба Черного рыцаря" (The Complaint of the Black
Knight); таково его название в старинных изданиях; более правильным,
впрочем, является, повидимому, то заглавие, которое встречается в рукописях:
(Complaynte of a Loveres Lyfe). Здесь отчетливо видны реминисценции из
"Романа о Розе" и таких поэм Чосера, как "Книга герцогини" и "Птичий
парламент".
К числу наиболее известных стихотворений Лидгейта относятся "Крестьянин
и птица" (The Chorle and the Bird, 1430-е гг.) и "Лошадь, гусь и овца"
(Horse, Goose and Sheep, после 1436 г.). В первом автор смеется над
доверчивым и глуповатым крестьянином, выпустившим из силков пойманную им
птицу, которая и произносит ему соответствующее житейское наставление. Это
стихотворение посвящено Чосеру и действительно напоминает его своим юмором,
легкостью, житейской наблюдательностью; однако, как и почти всегда у
Лидгейта, оно не самостоятельно и восходит, вероятно, к французскому
источнику (фаблио Le lais de l'oiselet) или, через его посредство, к Петру
Альфонсу (Disciplina clericalis). Стихотворение "Лошадь, гусь и овца"
восходит к средневековым "спорам". Оно начинается длинным монологом лошади,
которая считает себя самым полезным для человека животным, вспоминает о
своих знаменитых предках - конях Александра, Гектора и Персея - и о
современном применении лошадей как на войне, так и в мирном труде. Вслед за
лошадью гусь также утверждает, что он всего нужнее для человека: он - лучший
предсказатель погоды, жир его - целебное средство, без его перьев нельзя
было бы писать, а тело его - вкусное жаркое; не обходится дело и без ученых
и мифологических подробностей: ведь именно гуси спасли Рим. Овца, в свою
очередь, вспоминает и Язона с золотым руном, и христианский символ агнца,
которым столь часто пользуются отцы церкви, и то широкое практическое
употребление, которое имеет в жизни овечья шерсть. Судьи спорящих животных,
в конце-концов, находят, что все они одинаково нужны и ценны и не имеют друг
перед другом никаких особых преимуществ.
Многочисленны у Лидгейта и стихотворения религиозного содержания. Среди
них находятся гимны, стихотворные молитвы, и пересказы легенд и житий
святых. Образцами служили Винцент из Бовэ, монастырские хроники и опять-таки
- произведения Чосера. "Легенда о св. Маргарите" носит на себе следы
воздействия рассказа старой монахини о св. Цицилии у Чосера, с тем, однако,
отличием, что у Лидгейта клерикальная тенденция стоит на первом плане. Одно
из последних произведений Лидгейта в назидательно-аллегорическом жанре -
перевод трактата Псевдо-Аристотеля "Тайная тайных" (Secreta secretorum): В
одной из рукописей этого стихотворного перевода Лидгейта стоит пометка: "Тут
скончался наш, переводчик и благородный поэт; его юный продолжатель начал
так...". Этим юным учеником, закончившим труд своего учителя, был Бенедикт
Бург (Benedict Burgh, около 1413-1483 гг.), которому, возможно, принадлежат
и некоторые произведения, дошедшие до нас с именем Лидгейта.
Наиболее важными с исторической точки зрения и наиболее ценившимися как
современниками Лидгейта, так и ближайшими к нему поколениями его читателей
были три больших поэмы: "Книга о Трое", "Осада Фив" и "Падение государей", в
которых отчетливее всего сказались все характерные особенности его
творчества.
Написанная между 1412-1420 гг. по заказу "достойного принца Уэльского",
будущего короля Генриха V, "Книга о Трое" (Troy-Book, 30170 стихов) является
в значительной степени переводом написанной около 1287 г. на латинском языке
"Троянской истории" итальянца Гвидо делле Колонне, в свою очередь восходящей
к еще более раннему французскому "Роману о Трое" Бенуа де Сен-Мора (около
1160 г.). Показательно, что Лидгейт не воспользовался ни Боккаччо
("Филострато"), ни чосеровской поэмой "Троил и Хризеида", а предпочел
обратиться к их средневековым первоисточникам. "Книга о Трое" Лидгейта,
конечно, представляет собой перевод, но в особом, средневековом, смысле
этого термина. Как показывает пролог к "Осаде Фив", Лидгейт понимал задачу
переводчика не как дословное воспроизведение чужеземного оригинала, но лишь
как следование "сюжету", "сущности" и "суждению" переводимого текста;
готовую сюжетную схему он расцвечивал риторически, уснащая собственными
мыслями. Прежние исследователи подчеркивали отклонения Лидгейта от
гуманистической трактовки троянских событий и героев у Боккаччо и Чосера и
его близость к средневековому освещению этих событий: новейшие, напротив,
пытаются найти в "Книге о Трое" новые элементы складывающегося буржуазного
мировоззрения и морали, равно как и отрицание многих сторон куртуазной любви
или рыцарского нравственного кодекса. Лидгейт критикует рыцарство (например,
в эпизоде о Гекторе и Аяксе), слишком легкое отношение правящих классов к
жизненным вопросам, приверженность к этикету, внешней форме, беззаботное,
веселое существование, суетное и бессодержательное. Характерно, что в своем
произведении Лидгейт уделяет много внимания техническим вопросам ведения
вода, стратегии и дипломатии; хороший, храбрый солдат, тонкий и осторожный
посредник между воюющими сторонами значат для Лидгейта больше, чем рыцарь,
сражающийся во имя абстрактных идеалов церкви или ради прекрасной дамы. В
"Книге о Трое" рассеяно много рассуждений, отступлений, замечаний, которые
превращали ее в довольно злободневное в XV столетии произведение, чем и
можно объяснить ее широкую и продолжительную популярность. "Книга о Трое"
написана "героическими двустишиями", не всегда построенными по чосеровским
правилам; однако Лидгейта не покидает здесь, как в его более поздних
произведениях, чувство ритмической мелодии, и его стихи довольно красивы.
Если "Книга о Трое" косвенно связана с чосеровской поэмой о "Троиле",
то замысел "Осады Фив" прямо восходит к "Кентерберийским рассказам", в
особенности к "Рассказу рыцаря". Эту поэму (объемом в 4716 героических
двустиший) Лидгейт задумал как своего рода продолжение "Кентерберийских
рассказов". В прологе Лидгейт рассказывает, что он встретил чосеровских
паломников в Кентербери. Его приветствовал хозяин саутваркской гостиницы
Гарри Бэйли и предложил ему присоединиться к паломникам, а на следующее
утро, когда все поедут в обратный путь, рассказать какую-нибудь историю;
таким образом, рассказ об осаде Фив должен был сопровождать возвращение
паломников в Лондон, подобно тому, как рассказ рыцаря (из которого сделаны
некоторые заимствования) открывал собой серию повествований на пути в
Кентербери.
Сюжет "Осады Фив" заимствован из "Фиваиды" Стация через посредство
французских прозаических переработок и пересказов XIII столетия; наряду с
этим у Лидгейта местами чувствуется влияние латинских произведений Боккаччо
(например, "Генеалогии богов"); в технике повествования Лидгейт явно
подражает "Кентерберийским рассказам", в особенности же "Рассказу рыцаря". В
его стихотворном пересказе история фиванской осады оказалась слишком
растянутой, суховатой и монотонной; к недостаткам построения прибавились
промахи стихосложения: перебои ритма, однообразие стиля и т. п. Лидгейт не
умеет придавать индивидуальные черты обликам своих героев и героинь; они
чрезвычайно похожи друг на друга. Он весьма склонен к повторениям. У него
очень часты синтаксические параллелизмы, употребляющиеся не столько как
стилистическое средство, сколько вследствие присущей ему многословности. Эти
особенности присущи также и самому последнему, наиболее крупному по объему
стихотворному произведению Лидгейта, его "Падению государей" (The Falls of
Princes, 36316 стихов), над которым он трудился по заказу герцога Гемфри
Глостерского между 1430-1438 гг.
В основу "Падения государей" положено позднее латинское сочинение
Боккаччо "О несчастиях славных мужей" (De Casibus virorum illustrium,
1355-1360 гг.); задача Лидгейта состояла в том, чтобы изложить его
английскими стихами. Он знал, однако, и переводил не столько латинский
подлинник трактата Боккаччо, сколько его французский прозаический перевод,
выполненный между 1405-1409 гг. клириком из Труа, Лораном де Премьефэ. Здесь
Лидгейт вновь воспользовался стихотворной формой Чосера (семистрочная
строфа, местами заменяемая восьмистрочной). Произведение это полно глубокого
пафоса. Вопрос о непрочности счастья, о бедах, которые навлекают на себя
властители своей неправедной жизнью, о жестокой переменчивости судьбы был не
только отвлеченной морально-философской темой, выраставшей из учений
христианской этики, но вопросом прямо злободневным в период начавшегося
распада феодальной системы, менее чем за двадцатилетие до начала
междоусобных войн Алой и Белой Роз. Переняв у Боккаччо в его французского
переводчика, вместе с большей частью содержания, учение о добродетели как
единственном мериле счастья, назидательность, стремление обратить сильных
мира сего к нравственной, добропорядочной жизни, Лидгейт, тем не менее,
нередко дает иную оценку героям и событиям, о которых повествуют его
источники. Такие герои древности, как Леонид, Алкивиад или Юба, получают у
него более положительную, а Ганнибал или Цезарь - менее положительную
оценку, чем у Боккаччо. Философов Лидгейт считает более великими людьми, чем
завоевателей; его сочувствие вызывают к себе все, кто отличался
действительной любовью к отечеству и твердостью духа; он строит как бы целую
теорию общественного блага, и характерно, что средневековые черты уживаются
в ней с гуманистическими. "Падение государей" - одно из первых произведений
английской литературы XV столетия, в котором можно усмотреть некоторые
ростки гуманистической мысли; в нем есть следы подлинного увлечения античным
миром, античной героикой, вне зависимости от теологической точки зрения;
последнее подтверждается, например, явно сочувственными характеристиками
многих самоубийц древности: Иокасты, Лукреции, Дидоны, жены карфагенского
царя Газдрубала, Митридата, Катона и др. Все они подлежали бы бесповоротному
осуждению, если бы вместо общего нравственного критерия Лидгейт
руководствовался исключительно церковной этикой. Популярность "Падения
государей" в XV и XVI вв. поэтому не должна казаться нам удивительной.
Именно благодаря этому произведению в сознании читателей этих веков Лидгейт
стал рядом с Чосером. Влияние "Падения государей" продолжалось вплоть до
"Зерцала правителей" - аналогичного по теме обширного стихотворного сборника
середины XVI в.