Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Федосюк Ю. Что непонятно у классиков, или энциклопедия русского быта

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МЕРЫ И ВЕСА

Меры длины

До введения в 1925 году метрической системы мер и международной системы единиц в России действовали так называемые русские меры, которые постоянно встречаются в произведениях дореволюционной литературы. Нередко эти термины при чтении не вызывают у современного читателя никакого определенного представления.
Очень полезно разобраться и в них. Начнем с мер длины.
Слово «ВЕРШОК» знакомо каждому – нечто короткое, незначительное. О человеке незрелом, малыше до сих пор говорят: «От горшка два вершка». Слово происходит от «верх», то есть росток, всход – стебелек, пробившийся из земли. Мера вершка равна приблизительно 4,45 см.
Отправляясь к старухе-процентщице, «чтобы подвесить топор к пальто изнутри, Раскольников из рубашки выдрал тесьму в вершок шириной и вершков в восемь длиной». Такая тесьма тяжелый топор удержала (роман Достоевского «Преступление и наказание»).
Гринев, пишет Савельич его родителям, «ранен в грудь на полтора вершка», то есть более чем на шесть с половиной сантиметров.
О каторжниках в «Записках из мертвого дома» Достоевского: «На спине у каждого вышит черный круг вершка два в диаметре», то есть 9 сантиметров.
В романе «Воскресение» Л. Толстого в дверях тюремных камер «дырочки-глазки – в полвершка в диаметре».
Все это понятно. Но почему же тогда в «Муму» Тургенева о глухонемом богатыре дворнике Герасиме говорится, что он был «мужчина двенадцати вершков роста»? Стало быть, рост Герасима едва превышал полметра?
Но такая «несуразность» встретилась не только у Тургенева! Вот и в «Идиоте» Достоевского читаем о том, что в компании Рогожина явился «какой-то огромный, вершков двенадцати, господин».
Рослая сестра старухи-процентщицы Лизавета в «Преступлении и наказании» была «по крайней мере, восьми вершков росту».
В этом же романе Раскольников насмешливо называет своего приятеля, долговязого Разумихина, влюбленного в Дуню, «Ромео десяти вершков росту».
В «Сказке для детей» Лермонтова о величавом старике – хозяине большого дома говорится: «Он ростом был двенадцати вершков».
Двенадцати– и пятнадцативершковые гиганты обнаруживаются в русской литературе в изобилии. В «Что делать?» Н.Г. Чернышевского: «Никитушка Ломов, бурлак, был гигант 15 вершков росту, весил 15 пудов». О Головане, герое рассказа Лескова «Несмертельный Голован», узнаем: «В нем было, как в Петре Великом, пятнадцать вершков».
В чем тут секрет?
Дело в том, что в старину рост человека часто определялся в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (то есть 1 м 42 см). Таким образом, рост Герасима в «Муму» постигал 1 метра 95 см, рост Никитушки Ломова почти 2 м 09 см и т. д. Остальные примеры нетрудно перевести в сантиметры с помощью несложных арифметических действий по формуле: вершки в сантиметрах плюс 142 см.
В пьесе Горького «Мещане» машинист Нил притворяется, что не знает этого общеизвестного в те времена правила. Издеваясь над Еленой, которая хвалится тем, что муж ее «был двенадцати вершков роста», Нил замечает: «Он был так низок?» Современному зрителю смысл этой насмешки уже неясен.
Это же правило касалось и роста лошадей. «Лошади были крупные, четырехвершковые», – пишет С. Т. Аксаков в «Детских годах Багрова-внука». Разумеется, это не значит, что рост их равнялся 18 сантиметрам.
ПЯДЬ равнялась расстоянию между концами растянутых большого и указательного пальцев. Конечно, у разных людей это расстояние было разным, мера пяди не могла быть точной. Договорились, чтобы пядь принимать за 4 вершка или за четверть аршина, но в практике эта мера применялась редко. Поэтому слово «пядь» и его вариант «пядень» в литературе встречается не в прямом, а в переносном значении, например, в поговорках «семи пядей во лбу», то есть высоколобый, очень умный, «ни пяди не уступлю» – не уступлю даже в самом малом и т.п. В драме А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» Борис Годунов говорит: «Королю ни пяди / Не уступили русской мы земли». Пугачев в «Капитанской дочке» Пушкина восклицает: «Кто из моих людей смеет обижать сироту?.. Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдет».
Гораздо шире была распространена такая мера длины, как АРШИН, равный 16 вершкам (четырем пядям), или 71 сантиметру. Слово было заимствовано у татар, в чьем языке означает локоть как меру длины. Знание длины аршина в сантиметрах поможет представить нам многие описания у классиков.
«Молодые отпрыски, еще не успевшие вытянуться выше аршина, окружали своими тонкими, гладкими стебельками почерневшие, низкие пни» (Тургенев. Касьян с Красивой Мечи).
У Некрасова: «Наши реченьки водой / Налились на три аршина» – половодье весьма значительное.
У Пушкина в «Сказке о царе Салтане» о царевиче Гвидоне сказано: «Сына Бог им дал в аршин». Тут, конечно, сказочное преувеличение: рост новорожденного ребенка редко превышает 55 см.
Мать Смердякова («Братья Карамазовы» Достоевского) «была очень малого роста девка, „двух аршин с малым“, как умилительно вспоминали о ней после ее смерти многие из богомольных старушек… города».
Сейчас ткань в магазинах отмеряют метровой линейкой, до революции меряли линейкой длиной в аршин с нанесенными на ней делениями – вершками. Такая линейка тоже называлась аршином. Отсюда выражение «как аршин проглотил» – о человеке, который держится неестественно прямо. «На свой аршин мерить» – оценивать что-либо по собственным критериям. О том, что аршины-линейки бывали разной длины, свидетельствует и рассказ Горького «Нилушка», где торговец Вологонов «стучит в переборку обмызганным аршином, в котором не более пятнадцати вершков». Теперь мы твердо знаем, что законная длина аршина – 16 вершков.
В «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина говорится, что в имении Головлевых «караси больше чем в пол-аршина есть» – явное преувеличение. А пастух в рассказе Чехова «Свирель» хвалится: «В нашей Песчанке, помню, щука в аршин ловилась…»
Помните сцену скачек в «Анне Карениной»? Там препятствия на ипподроме – запруженная река в три аршина шириною, канавка с водою в два аршина… При скачке через канавку Вронский сделал неправильное движение, повлекшее его падение с лошади.
В романе Л. Толстого «Воскресение» описано свидание в тюрьме: заключенных от посетителей отделяют две сетки, расстояние между которыми три аршина (то есть более двух метров). Неудивительно, что при общем гуле расслышать слова собеседников очень трудно.
САЖЕНЬ равна трем аршинам, или 2,13 метра.
Младший сын Тараса Бульбы – Андрий был ростом «ровно в сажень». Такой рост очень редок, туг, бесспорно, преувеличение, нередкое у Гоголя. Собакевич хвалится своим умершим плотником Степаном Пробкой, который якобы был трех аршин с вершком ростом.
Еще более сильное, образное преувеличение в характеристике, которую Хлестова в «Горе от ума» дает полковнику Скалозубу: «…Трех сажень удалец…» Три сажени – почти шесть с половиной метров.
Весьма важно представить себе при чтении «Войны и мира» «пустое пространство сажен в триста», отделявшее русский эскадрон от французских войск.
Помня, что такое сажень, мы легко представим себе меткость одного из персонажей романа «Евгений Онегин» Зарецкого, который в молодости «в туз из пистолета / В пяти саженях попадал». Именно его Ленский пригласил быть своим секундантом на печально закончившейся дуэли.
Кто не знает с детства стихотворения Некрасова «Дедушка Мазай и зайцы»! Там есть такие строки:

С каждой минутой вода подбиралась
К бедным зверкам: уж под ними осталось
Меньше аршина земли в ширину,
Меньше сажени в длину.

Положение и в самом деле катастрофическое: представьте себе островок площадью менее чем 0,71 Х 2,13 метра! Дедушка Мазай пришел на помощь косым как нельзя вовремя.
Особый драматизм приобретает сажень как вертикаль – преодолеть ее нелегко, даже спрыгнуть с саженной, а тем более с двухсаженной высоты страшновато. В повести Лермонтова «Вадим» на пути к уединенной пещере находится обрыв высотой в две сажени: «Должно надеяться на твердость ног своих, чтобы спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка».
По требованию своенравной Зинаиды юный герой повести Тургенева «Первая любовь» прыгает со стены около двух саженей вышины: «Я пришелся о землю ногами, но толчок был так силен, что и не мог удержаться; я упал и на мгновенье лишился сознанья».
Неудивительно: ведь это прыжок с высоты второго этажа!
В «Тамани» Лермонтова не умеющий плавать Печорин чуть было не был вытолкнут из лодки на расстоянии около 50 саженей (то есть более 100 метров) от берега.
До сих пор о широкоплечем говорят: «У него КОСАЯ САЖЕНЬ в плечах». Умерший сын Касьяновны в стихотворении Некрасова «В деревне» был «Росту большого, рука что железная, / Плечи – косая сажень». В отличие от обычной сажени, равной трем аршинам, косая сажень равнялась расстоянию от конца большого пальца правой ноги до конца среднего пальца поднятой вверх левой руки. Таким образом, косая сажень была несколько более обычной, но выражение это не следует понимать буквально, столь широких плеч, конечно, ни у кого не бывало, тут гипербола.
ВЕРСТА – самая крупная русская мера длины, измерялись ею не предметы, а большие расстояния, дороги, реки и т.п. Поэтому называли ее путевой мерой.
Верста составляла 500 саженей, или 1,06 километра. Имение Простаковой в «Недоросле» Д.И. Фонвизина находилось в трех верстах от города. Учителя Митрофанушки приходили к нему на уроки пешком, то есть проделывали в день туда и обратно более шести километров.
Но это пустяки, если вспомнить сухопарого мужичка – посыльного Лаврецких («Дворянское гнездо» Тургенева), умевшего ходить в сутки по 60 верст, то есть почти по 70 километров.
Имение Манилова («Мертвые души») – в 15 верстах от городской заставы. От имения Одинцовой до имения Базаровых («Отцы и дети») – 25 верст. «До Мокрого было 20 верст с небольшим» («Братья Карамазовы»).
Вовсе не рекомендуется каждый раз браться за карандаш и подсчитывать точное расстояние в километрах. Абсолютная точность здесь не нужна. Достаточно запомнить, что верста лишь немногим более километра, поэтому проще уподобить старую меру новой, что облегчит представление о названных расстояниях.
Слово «верста» имело и другое значение – ВЕРСТОВОЙ СТОЛБ. Для того, чтобы лучше их заметить, красились они обычно косыми полосами в две краски – белую и темную, чаще всего черную, а между ними проходила узкая оранжевая полоса. Именно о таких верстах писал Пушкин в стихотворении «Зимняя дорога»:

Глушь и снег… Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.

Отсюда же выражение КОЛОМЕНСКАЯ ВЕРСТА – об очень рослом человеке. Происходит оно от высоких верстовых столбов, расставленных по указу царя Алексея Михайловича между Москвой и селом Коломенским, где находился его дворец.
В заключение – небольшая таблица перевода русских линейных мер в метрические (без пяди).
1 вершок = 4,45 сантиметра.
1 аршин = 16 вершкам = 71 сантиметру.
1 сажень = 3 аршинам = 2,13 метра.
1 верста = 500 саженям = 1,06 километра.

Меры площади

Русские квадратные меры по названиям аналогичны линейным мерам: квадратный аршин, квадратная сажень и т.п., но определение «квадратный», как правило, отсутствовало, оно само собой подразумевалось.
Тесноту в камере, куда заключили Катюшу Маслову в «Воскресении» Л. Толстого, можно представить себе, переведя старые меры в метрические: «Камера Масловой была длинная комната в 9 аршин длины и 7 ширины». Подсчитаем: это 30 с небольшим квадратных метров. Сидело же в камере 15 человек: два квадратных метра на человека.
В том же романе хатка старухи Матрены, которую посещает помещик Нехлюдов, «была шести аршин», то есть около трех квадратных метров.
Точно такой же площади «черная, смрадная» избенка многодетного крестьянина Чуриса в рассказе Л. Толстого «Утро помещика», которого помещик хочет переселить в десятиаршинную избу. Шестиаршинную избенку Давыдки Белого в том же рассказе «всю занимали печь с разломанной трубой, ткацкий стан, который, несмотря не летнее время, не был вынесен, и почерневший стол с выгнутою, треснувшею доскою».
Особняком стоит такая мера площади, как ДЕСЯТИНА, постоянно встречающаяся в старой русской литературе при определении величины землевладения. Десятина равнялась 2400 квадратным саженям, или 1,092 гектара. Одним словом – и это полезно запомнить, – десятина почти то же самое, что гектар.
Теперь нам станет ясна гигантская разница между количеством земли у крепостного крестьянина и помещика. Земельный надел крестьянина состоял обычно из двух-трех десятин, совсем нищенским считался надел в десятину. Вспомним строки А.В. Кольцова из «Песни пахаря»: «Ну, тащися, сивка, / Пашней, десятиной». Эта площадь была совершенно недостаточной для того, чтобы прокормить в год многодетную, как правило, крестьянскую семью, тем более что помещик наделял крестьянина худшей землей, дававшей низкую урожайность. Зато количество земли у помещика исчислялось сотнями и тысячами десятин.
У Константина Левина («Анна Каренина») – 3000 десятин в Калязинском уезде.
Мать Нехлюдова («Воскресение» Л. Толстого) «получила в приданое около 10 тысяч десятин».
У князя Лиговского тяжба с казной о 20 тысячах десятин лесу («Княгиня Лиговская» Лермонтова).
Таких данных в русской литературе множество.
После крестьянской реформы 1861 года помещичьи земли стали переходить в руки предприимчивых и оборотистых кулаков. В повести Горького «Фома Гордеев» миллионер Щуров говорит: «…был я в молодости мужик, а земли имел две с четью (четвертью. – Ю.Ф.) десятины, а под старость накопил одиннадцать тысяч десятин и все под лесом».
Полезно представить себе и величину усадебных садов, в которых происходит действие русских классических произведений. Сад, окружающий дом Федора Карамазова, «был величиной с десятину или немногим более». Зато у Шелестовых («Моя жизнь» Чехова) «сад был большой, на четырех десятинах».
Впрочем, десятина не всегда равнялась 2400 квадратным саженям. В старину была и ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕСЯТИНА, поболее, – в 3200 или 3600 квадратных саженей. О такой-то и мечтает Иудушка в «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина: «Тогда десятина-то хозяйственная была, против нынешней в полтора раза побольше».
Если речь шла не о сельскохозяйственных угодьях, то площадь обычно исчислялась не в десятинах, а в квадратных верстах. В «Молохе» Куприна читаем: «…открылась огромная панорама завода, раскинувшегося на пятьдесят квадратных верст».

Меры веса

Сначала приведем таблицу:
Золотник = 4,26 грамма.
Лот = 3 золотника = 12,79 грамма.
Фунт = 32 лота = 410 граммов.
Пуд = 40 фунтов = 16,38 килограмма.
Берковец = 10 пудов = 163,8 килограмма.
ЗОЛОТНИК стал мерой веса на основе одноименной золотой монеты, которая использовалась как гирька. Отсюда – «мал золотник, да дорог». Так говорят о чем-то на вид незначительном, а по существу ценном. На золотники продавались товары, употреблявшиеся в домашнем хозяйстве в небольших количествах, – чай, сахар. Чепурин в пьесе Островского «Трудовой хлеб» получает два куска сахара – «два золотника – рафинад нынче в цене». Анна Павловна в «Пошехонской старине» Салтыкова-Щедрина «проводит пальцем черту на комке масла и долго спорит из-за лишнего золотника, который выпрашивает повар». В рассказе Горького «В степи» упоминается «кусочек хлеба золотников в пять весом», то есть очень небольшой, чуть тяжелее 20 граммов.
ЛОТ. Забытыми ныне лотами измерялись цветочные семена, почтовые отправления, ценные и полудрагоценные камни и т.п. В «Преступлении и наказании» Достоевского читаем: «Письмо от матери Раскольникова было большое, плотное, в два лота: два большие почтовые листа были мелко-мелко исписаны». Итак, вес письма составлял почти 26 граммов. «Вот, смотри, Верочка, это твое, а то Марфинькино – ни одной нитки жемчуга, ни одного лишнего лота ни та, ни другая не получит», – говорит бабушка в «Обрыве» Гончарова, деля свои драгоценности.
ФУНТ. Фунтами измерялись хлеб, конфеты, масло, почти все продовольственные товары, и даже керосин – полторы копейки стоил фунт керосина. Схимник Ферапонт в «Братьях Карамазовых» «ел всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более». В тяжелое военное время в Павлоградском полку – узнаем из «Войны и мира» – «растягивали последние сухари: выдавали только полфунта на человека», то есть двести граммов в сутки, очень немного.
В «Господах Головлевых» говорится о дынях «по 20 фунтов весу – вот какие дыни!». Дыни действительно изрядные – по 8 с лишком килограммов каждая.
Восьмая часть фунта, то есть 50 граммов, в обиходе называлась ОСЬМУШКОЙ. Эта мера упоминается в автобиографической трилогии Горького: «Мы покупали три золотника чая, осьмушку сахара…»
Очень часто в старой литературе встречаем выражения «шестериковая сальная свеча», «пятериковая свеча» и т.п. В рассказе Глеба Успенского «Примерная семья» герои жалуются на оплывающие свечи и обмениваются такими репликами: «Вы ЧЕТВЕРИК палите?» – «Четверик». Догадаться, как выглядела такая свеча, без исторических источников невозможно. А связаны эти бытовые названия с тем же фунтом: шестериковых свечей продавалось по шесть за фунт, пятериковых – по пять на фунт и т.п. Чем легче были свечи, тем меньше они оплывали.
ПУД. Слово знакомое, только недавно вышедшее из официального употребления, примерно – 16 килограммов. В классической литературе оно нередко употреблялось гиперболически. Гоголевский Тарас Бульба «вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст». Бессмысленно, однако, переводить вес Бульбы в килограммы – храбрый казак не мог весить 327 килограммов. Это обычная для Гоголя гипербола.
То же – в «Горе от ума», где Фамусов говорит: «…При государыне служил Екатерине. / А в те поры все важны, в сорок пуд…» Здесь сорок пуд, конечно, не мера веса, а, если можно так выразиться, мера важности.
Были и редкие местные меры веса, например БАТМАН на Волге – 10 фунтов. В повести Горького «В людях» работник Мишка на спор съедает за два часа батман окорока, то есть 4 килограмма.
Вспоминая, как объедались блинами на масленицу в старой Москве, Куприн с усмешкой пишет: «…цифры тут астрономические. Счет приходилось бы начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли».

Меры емкости для сыпучих товаров

Это – меры объема, в старину ими отмеряли зерно, реже – муку и крупу. Из-за различия в кондиции и степени влажности они не могли быть абсолютно едиными и точными, по этой причине такие меры постепенно были вытеснены мерами веса. Однако в классической литературе меры емкости встречаются постоянно, ставя современного читателя в нелегкое положение: представить себе объем товара мы не в состоянии.
В самом деле – много это или мало, если из летописи дьячка в «Истории села Горюхина» Пушкина мы узнаем, что Белкин приобрел это село за четверть овса. Щедринский Иудушка Головлев одалживает нищему мужику «четверть ржицы и осьминку». «У нас старик тоже три осьминки посеял», – читаем в «Анне Карениной». В водевиле Чехова «Медведь» помещица велит отсыпать для коня Смирнова «осьмушку овса» и т.д.
Наиболее крупной мерой сыпучих тел была четверть, или куль – рогожный мешок, вмещающий это количество зерна. В старых справочниках узнаем: «В торговле принято, что в четверти заключается 9,5 пуда пшеницы, 6,25 пуда ржи, 7,25 пуда ячменя, 6 пудов овса». Далее следовали:
ОСЬМИНКА, или ОСЬМИННИК, – полчетверти, или 105 литров;
ЧЕТВЕРИК, или МЕРА, – одна восьмая четверти, или 26,24 литра; по весу примерно пуд зерна;
ГАРНЕЦ, или ОСЬМУШКА, – одна восьмая четверика, или 3,3 литра.
В рассказе П.И. Мельникова-Печерского «Балахоновы» сказано: «И ходила молва про Балахоновых, что в кладовых своих они деньги четвериками пересыпают, а жемчуг гарнцами меряют».
«Богачи-то, богачи, а овса всего три меры дали… Что же три меры? Только закусить», – жалуется кучер Филипп после пребывания Долли в гостях у Вронского и Анны Карениной.
Важно также не смешивать четверть с четвериком, а осьмину с осьмушкой – слова сходные, а меры совершенно разные.
Все эти старинные меры, содержание которых, как указывают исследователи, в разных местах варьировались, постепенно отмирали, заменяясь мерами веса, а с введением метрической системы сыпучие товары стали измеряться килограммами, центнерами и тоннами.

Меры объема жидкости

Начнем с таблицы:
Шкалик, или косушка = 0,06 литра.
Чарка = два шкалика = 0,12 литра.
Четушка, или четверть штофа, или сороковка = 0,31 литра.
Полуштоф, или мерная бутылка = 0,6 литра.
Штоф (на Украине кварта) = 1,23 литра.
Осьмуха = 1/8 ведра = 1,55 литра.
Четверть, или четвертная, или сороковушка = 1/4 ведра = 3,1литра.
Ведро = 10 штофов = 12,3 литра. Бочка = 40 ведер = 492 литра.
ШТОФОМ назывались не только 1,2 литра жидкости, но и бутылка, эту меру содержащая, обычно четырехгранная.
Нередко в старой литературе можно встретить странное на нынешний взгляд выражение: «Он попросил выпить на крючок».
КРЮЧКОМ иногда при продаже вина в розлив назывался черпак емкостью в чарку, укрепленный на длинной рукоятке с крючком, с помощью которого он подвешивался на край бочки или ведра. Чарка иногда называлась ЧЕПОРУХОЙ, полштофа – СКЛЯНКОЙ.
Большинство этих мер относится к спиртным напиткам и в этой роли встречается в русской литературе. Слово КРУЖКА, под которым сегодня подразумевается емкость в пол-литра, в старину обозначало меру жидкости (пива, молока), гораздо большую, равную штофу, то есть 1,23 литра. К XX веку объем кружки уменьшился и стал равняться полуштофу, то есть 0,6 литра.
На вечере у Фамусова в «Горе от ума» распространяется слух, будто бы Чацкий – пьяница, что он «пил не по летам» (словно можно пить в соответствии с возрастом!). «Шампанское стаканами тянул», – заявляет Хлестова, Наталья Дмитриевна поправляет: «Бутылками-с, и пребольшими». А Загорецкий с жаром утверждает: «Нет-с, бочками сороковыми». Сплетня доходит до абсурда.

Температурная шкала

Сейчас для измерения температуры воздуха, воды, тела и т.п. мы пользуемся шкалой ЦЕЛЬСИЯ, в которой один градус равняется 1/100 разности температур кипения воды и таяния льда. Существует еще и шкала РЕОМЮРА, в которой градус равен 1/80 той же разности. В XIX и в начале XX века в России действовали обе шкалы, условно обозначаемые С или R. В литературе того времени шкалы часто не указываются, мы склонны воспринимать градусы по Цельсию, но это неверно: следует учитывать, что в дореволюционной России преобладала шкала Реомюра. Разница несущественна, но все же рекомендуем читателю для точности понимания каждый раз делить указанное число градуса на 0,8 – температура покажется нам холоднее (если ниже нуля), или теплее (если выше). Так, 24 градуса холода по Реомюру окажутся 30 градусами по Цельсию, и мы искренне посочувствуем героям. Ноль градусов в обеих шкалах совпадает.
В стихотворении Некрасова «О погоде» есть строки:
Двадцать градусов, ветер притом,
Бескаретные ходят пешком.
По шкале Цельсия это 25 градусов – погода не для прогулок.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел литературоведение
Список тегов:
система мер 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.