Сорокин Б. Философия филологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
"СИСТЕМА-СТАНОВЛЕНИЕ-СОСТОЯНИЕ" В ОБЩЕЙ ЛИНГВИСТИКЕ ФЕРДИНАНДА ДЕ СОССЮРА И ПОЭТИКЕ ЦВЕТАНА ТОДОРОВА

ВВЕДЕНИЕ

Для того, чтобы дать объективный анализ структуралистскому толкованию понятий: "система-становление-состояние", необходимо, на наш взгляд, осуществить его следующим образом:

1. Рассмотреть фрагменты теоретических исследований, в которых авторы-структуралисты непосредственно обращаются к термину "состояние".

2. Выяснить, в каких познавательных ситуациях они его используют.

3. Какую когнитивную функцию оно (или его синонимы) выполняет.

4. Какие формальные и содержательные свойства они в нем обнаруживают.

5. Какие разновидности состояний они выделяют.

6. Всесторонне исследовать высказывания ученых структуралистского направления, в которых они продолжают раскрывать свою точку зрения на понятие "состояние", но уже опосредованно.

7. Определить, что нового вносит структуралистская интерпретация в современное понимание состояния.

8. Какие связи сосуществующих и разновременных состояний рассматривают структуралисты.

9. Как трактуется ими соотношение понятий: "система", "становление", "состояние".

10. Какими скрытыми и явными недостатками, обусловленными философской позицией, страдает структуралистская концепция состояния, а вместе с тем и понятий: "связь состояний", "становление", "система".

Философское основание структурализма, как известно, неоднородно. Тут и кантианство (прежде всего априоризм)" неокантианство, в особенности Кассирер с его идеалистическим толкованием понятия "отношение" (главной категории онтологии и гносеологии этого мыслителя), как формы "чистой" мысли; с его интерпретацией языка, как простейшей ступени систематизации и опредмечивания мира субъекта; с его пониманием искусства, определяемого им как "изначального проявления человеческой внутренней жизни".

Существенное влияние на структуралистское литературоведение оказали идеи Э. Гуссерля ("интенциональное сознание", "жизненный мир"), пришедшие в структурализм опосредованно через гештальтпсихологию;

Значительное методологическое воздействие на структуралистское литературоведение (непосредственное и опосредованное) оказал неопозитивизм, в особенности логический и постпозитивизм. Как для неопозитивизма, (и постпозитивизма), так и для структурализма характерна абсолютизация методов специальных (прежде всего естественных) наук; общим для них является некоторый набор логико-методологических процедур, применяемых в научном исследовании. Непоследовательность структурализма, заимствованная у позитивизма, проявляется, в частности в том, что он то необоснованно сужает предмет своего анализа, то неправомерно расширяет его.

Отношение структурализма к материалистической диалектике (с позиции которой мы рассматриваем предложенную в данной работе проблему) главным образом негативное. Его гносеология телеологична и являет собой один из новейших типов "чистого идеализма".

Социологическая основа структурализма столь же недиалектична. "Область социальных явлений, - пишет Ян Мукаржовский, (видный представитель Пражского кружка структуралистов), частью которых является литература, складывается из множества рядов (структур), каждый из которых имеет свое автономное развитие; таковы, например, наука, политика, экономика, социология, язык, мораль, религия и т.д. Но несмотря на свою автономность, отдельные ряды воздействуют друг на друга. Если мы возьмем в качестве исходного пункта любой из них, чтобы исследовать его функции, то есть воздействие на другие ряды, то выясняется, что и эти функции представляют собой структуру, что они постоянно перегруппируются и уравновешивают друг друга. Поэтому ни одна из них не может априорно предпочитаться остальным, так как в их взаимоотношениях наступают в процессе развития разнообразные изменения; но нельзя также упускать из виду основополагающее значение и особый характер специфической функции данного ряда,.. потому что при полном невнимании к этой стороне вопроса ряд перестает быть самим собой... Специфическая функция того или иного ряда возникает не благодаря его воздействию на другие ряды, а наоборот, в тяготении к автономности данного ряда" (5. с. 34).

Таким образом, структуралистская социология,опирающаяся на то философское утверждение, которое разрывает, по сути дела, "бытие-для-себя" и "бытие-для-другого", отлучает указанные ряды от их общественного основания, от общественного человека; она представляет все отношения в обществе, как отношения вещей (экономический фетишизм), давящих на человека, а не как плод социальной активности людей, создающих вещи. Структурализм рассматривает отдельные части общественного целого как изолированные научные дисциплины, а не как сферы деятельности общественного человека. Так что все явления представляются замкнутыми областями. Материалистическая диалектика не отрицает относительной автономности социальных сфер (рядов, структур), которая определяется особенностями того или иного ряда (структур);

Материалистическая диалектика также разделяет положение структурализма о том, что во взаимодействии рядов имеет место обратное воздействие этих рядов на свое основание - на экономику.

Итак, структурализм настаивает на равноправности всех социальных сфер, из которых ни одна не должна априорно "главенствовать" над остальными; А материалистическая диалектика выделяет системообразующую инстанцию, пробивающуюся в разных формах, как определяющее начало социального взаимодействия - экономическую необходимость.

Структурализм справедливо требует, чтобы изучалось не только развитие вещей, но и сами вещи; однако нельзя отделить предмет от его движения; нельзя отделить его от общественного фактора, который сообщает этому предмету энергию движения и развития.

Нельзя не согласиться с возражением структуралистов против поляризации содержания и формы; однако они допускают категорическое противопоставление предмета и его движения, поскольку субстрат и его способ бытия неразделимы, взаимосвязаны: предмет есть материальный субстрат движения, подобно тому, как содержание есть субстрат формы. "Дурная релятивистская тотальность" структурализма по своей сути примыкает к современной гештальтпсихологии, исходящей из аристотелевского положения о том, что целое существует прежде, чем его части, наполнив это положение новым содержанием: всякое духовное и материальное восприятие это прежде всего восприятие целого (определенной структуры), в котором только затем выступают отдельные элементы. Целое определяет свои части - это утверждение структуралистов совпадает с диалектическим принципом, применяемым в современной психологии познания. Однако материалистическая диалектика отвергает искажения в толковании соотношения целого и его частей, возникающие в связи с абстрагированием пpодуктов в человеческой деятельности от самой этой деятельности, от деятеля. Так, например, Ян Мукаржовский убежден, что "дурная тотальность" открывает новый взгляд на историю литературы: "...таким образом становится возможным учесть и закономерное развитие поэтической структуры, определяемое постоянной перегруппировкой элементов и вмешательством извне, которое хотя и не способствует развитию, но явственно определяет его новую фазу" (5. сс. 33-34).

Конечно, художественная литература, как общественно-духовное явление, обладает и собственными внутренними закономерностями функционирования и развития, специфической структурой. Но как возможно упустить из виду то, что художественная литература и ее творцы - суть социально-генетические феномены, возникшие на определенной ступени развития общества и удовлетворяющие такие, исторически сформировавшиеся потребности его, как-то: коммуникативную, апеллятивную, поэтическую, эмоциональную (эмотивную), эфатическую (направленность на контакт) и метаязыковую.

Иначе говоря, общество, как "вмешательство извне", не только определяет фазы (то есть состояния) художественной литературы, но в конечном счете ее имманентную структуру и законы, которые являются лишь специфическим проявлением общественно-системных законов и структур.

Следовательно, гносеология структурализма и его "релятивистская дурная тотальность" сливаются в нерасторжимое целое с формалистической эстетикой. Структуральный формализм, берущий свое начало от Канта, вообще исключает разум из сферы эстетического воздействия. Так, Ян Мукаржовский приписывает эстетическую восприимчивость некоторому эстетическому чувству, которое априорно присутствует в нашем сознании; это усиливает, идущее от В. Шкловского, категорическое разъединение видения, восприятия, с одной стороны, и познания, - с другой. Новый формализм не говорит о прекрасном в кантовском априористском смысле, но переносит абсолютное существование прекрасного в человеческую психологию, в восприятие, так что сама способность эстетического восприятия, эстетического понимания, эстетического чувства становятся не менее априористскими и абсолютными по своему характеру, даже если речь идет не об абсолютно прекрасном, а только о способности человека воспринимать это прекрасное.

Для сторонника диалектического материализма эстетическая потребность не априорна и не является биологической данностью, предшествующей общественному развитию. Эта потребность есть исторический продукт долгого развития материального и духовного производства. Однако, справедливости ради, следует сказать,что новый формализм отличается от формализма в духе Шкловского, поскольку отвергает механистическое противопоставление содержания и формы,стремясь установить их диалектическое единство. В то же время, новый формализм, признавая это единство, настаивает на примате формы.

Материалистическая диалектика разделяет критику со стороны структуралистского формализма в адрес тех материалистов, которые, правильно оценивая содержание,как определяющую сторону единства содержания и формы, ошибочно считают, что форма есть нечто внешнее, присоединенное к содержанию. Научная диалектика выступает за органическое единство формы и содержания, но видит в содержании формообразующее начало.

Формализм Шкловского-Тынянова настаивал на абсолютной автономности литературы и искусства по отношению к общественной системе; новый формализм пытается заключить компромисс (причем, компромисс ложный) с историзмом: он принимает социальный элемент как "вмешательство извне; но это включение социологического момента так же не диалектично,как и прежние формалистские представления, поскольку грубо изолируется внутреннее развитие литературы и искусства (как форм) от их определяющего детерминанта - общественного развития. Это - механистическое расторжение диалектического единства на два полюса, которые предстают как чуждые друг другу и только внешне смыкающиеся элементы.

Для структурализма характерно резкое разграничение эстетической ценности художественного произведения и его содержательного, тематического значения. Это приводит к радикальным экспрессионистским экспериментам: соединению лишенных смысла звуков в стихотворениях и к автоматическим текстам сюрреалистов. Новым формалистам присуща тематическая атомизация (меризмы фонем, фонемы, монемы, предложения, эпизоды, пучки отношений), а потому поверхностное, эмпирическое понимание действительности. В художественном произведении структуралисты различают материал и форму. Под материалом они понимают тему (представления, чувства, мысли, заключенные в произведении). Художественная форма для них есть способ, с помощью которого материал используется в произведении для возбуждения эстетического впечатления; он создается в основном посредством двух приемов (по Мукаржовскому):

11. Деформации отдельных моментов действия и взаимодействия изобразительных приемов;

12. организации, т.е. систематизации результатов деформирующей деятельности.

Мукаржовский, к примеру, так анализирует понятие "тема": Слово он считает элементарной единицей значения - что-то вроде атома значения; "синтагма" у него - это содержательная, семантическая молекула, состоящая из определенного и определяющего слова. Под синтагмой структуралисты понимают интонационно - смысловое единство, которое выражает в данном контексте и в данной ситуации одно понятие и может состоять из одного слова, группы слов и целого предложения. В этом единстве Л.В. Шерба считал ведущей, определяющей смысловую сторону. Отношения между фонемами и семами синтагмы являются последовательно-линейными, или "отношениями в присутствии". Связь определенных синтагм создает мотивы, из которых складывается тема. Слова, синтагмы, мотивы, по Мукаржовскому, - это эстетические элементы, нейтральные с точки зрения содержания. Следовательно, элементы темы лишаются всякой материальной основы и подвергаются изоляции, атомизации. Форма становится единственным принципом связывающим бессодержательные синтагмы, лишенные связи с мотивами (а также сами мотивы, логически не связанные с темой), в художественное произведение. Путем постепенного разложения понятий новые формалисты уничтожают реальные отношения между элементами темы, базирующимися на отношениях реальной действительности. А в итоге атомизированные синтагмы и не связанные мотивы ничего не говорят о теме, о содержании художественного произведения в целом.

Автор монографии разделяет ту точку зрения, что содержание является высшей реальностью и не представляет собой совокупность мотивов, как утверждает Мукаржовский, упрощающую реальную действительность; но ее нельзя произвольно деформировать. Поэтому содержание имеет не случайный, но закономерный характер, и ему подчиняются все элементы темы.

Итак, в ходе анализа случаев употребления структуралистами понятий: "состояние", "процесс", (а вместе с последним понятий: "изменение", "движение", "развитие", "целое", "субстанция", "система"), а также рассматривая структуралистскую интерпретацию соотношения между тремя основными элементами данной группы понятий, а именно: "система-процесс-(становление)-состояние", следует, на наш взгляд, учитывать, что:

1. Под структурой современные структуралисты понимают модель, принятую в лингвистике, в математике, физике, логике, биологии и т.д., отвечающую тpем условиям:

а) целостности: подчинение элементов целому и независимость последнего;

б) трансформации: упорядоченный переход одной структуры в другую на основе правил порождения;

в) саморегулированию: внутреннее функционирование правил а пределах данной системы (Ж. Вьет. Ж. Пиаже). Бенвенист дает следующее разграничение понятий "структура" и "система": "Трактовать язык как систему, значит анализировать его как структуру. Поскольку каждая система состоит из единиц, взаимообусловливающих друг друга, она отличается от других систем внутренними отношениями между этими единицами, что и составляет структуру" (3. с. 64).

Л. Ельмслев представляет структуру как "автономное единство внутренних зависимостей" (там же, с. 65).

Основная тенденция в понимании структуры у современных структуралистски сориентированных французских литературоведов заключается в том, что составляющие ее элементы рассматриваются как функции.

Структура художественного произведения выявляется новыми формалистами посредством абстрагирования, идеализации и формализации, а потому побочным или даже неизбежным продуктом такой процедуры может стать доминанта схемы над живым художественным произведением, его содержанием. А это - возврат к формализму Шкловского-Тынянова. Структурно-типологический (как и системно-функциональный) подход, рассматриваемый в качестве аспекта диалектического метода, плодотворен в литературоведении, что убедительно показал В.Я. Пропп еще в 90-е годы, применив структурно-типологический метод к русской волшебной сказке. Он не ограничился выведенной им структурной формулой сказки, но дополнил ее историческим исследованием самого процесса формирования данной структуры.

2. Отрыв абстрактных структур от процесса их выведения и их абсолютизация нередко приводят структуралистов к серьезной гносеологической ошибке: к превращению этих структур в нечто гносеологически первичное, что возвращает к формализму старого типа, к идеалистическому априоризму.

3. Для современного структурализма присуща склонность к антипсихологизму, как аспекту формализма, суть которого в стремлении исключить из искусства все, кроме самого произведения искусства. Субъект искусства (и прежде всего художник) оказывается для структуралистов несущественным, а потому предметом нестрогих наук - социологии, психологии. Таким образом, за пределами науки о литературе остаются важнейшие гносеологические, социальные и эстетические закономерности. Предмет литературоведения из относительного может быть превращен в замкнутую в самой себе сущность, безличный, бессубъектный текст.

4. Новый формализм склонен к противопоставлению синхронии и диахронии, то есть к противопоставлению логического и исторического в исследовании, что нередко приводит к полному поглощению диахронии синхронией.

Мы отдаем себе отчет в том, что все вышеизложенные положительные иотрицательные стороны концепции структурализма, во-первых, требуют от нас методологической осторожности и критического уважения к данной концепции, а во-вторых, - должного профессионального уровня знаний специфического материала исследования. Только такой подход позволит дать познавательно полезный ответ на те вопросы, которые мы поставили перед своей монографией.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

"СИСТЕМА-СТАНОВЛЕНИЕ-СОСТОЯНИЕ" В ЯЗЫКОЗНАНИИ ФЕРДИНАНДА ДЕ СОССЮРА

Решение задачи по определению философско-методологического потенциала понятий "состояние" и "связь состояний" связано, в частности, с выявлением познавательной функции, места и роли этих понятий а категориальном аппарате частнонаучного знания. В этой связи значительный теоретический интерес, на наш взгляд, представляет исследование данных понятий по материалам работ известного швейцарского лингвиста, Ф. де Соссюра. Ведь общепризнано, что этот ученый внес существенный вклад в разработку лингвистической методологии; кроме того, он явился предтечей частнонаучных структуралистских концепций, опосредованно оказав влияние и на философский структурализм.

§1. Понятие "состояние" в лингвистике Ф. де Соссюра

Швейцарский лингвист рассматривает состояние как универсальную, фундаментальную, метаязыковую категорию, применяя ее как по отношению к языку в целом (семье языков, национальному языку), так и по отношению к значимым языковым единицам (фонемам, морфемам, словам, словосочетаниям и предложениям). "Разрабатывать лингвистическую теорию, - пишет Соссюр, - не различая событий и состояний также невозможно, как невозможно изучать свойства геометрических фигур, не учитывая большой важности различения горизонтальной и вертикальной плоскости" (7. с. 16). И в другом месте: "Вот до чего дошла лингвистика, - замечает он. Состояния и события для нее безразличны, они даже не разграничиваются и нигде не упоминаются как имеющие свою особую значимость (там же, с. 115).

Для Соссюра понятие "состояние" и его отличие от понятия "событие" методологически настолько важно, что он даже формулирует четыре лингвистических принципа по этой проблеме.

Первый принцип заключается в том, что необходимо отличать событие от состояния.

Второй принцип состоит в том, что их нужно противопоставлять или даже подчинять одно другому.

Суть третьего принципа в том, что их необходимо разделять и делать это надо настолько решительно, что возникает вопрос: можно ли рассматривать сам язык как нечто единое.

Наконец, четвёртый принцип заключается в том, что всякое разграничение, не являющееся следствием предыдущего, абсолютно незаконно и недействительно (см.: там же, с. 119).

Проблема состояния явилась, очевидно, следствием сформулированного Ф. де Соссюром постулата о "синхронии/диахронии", то есть в результате введения в исследование языка фактора времени. Постулат этот состоит в следующем: Совокупность существенных отношений между сосуществующими элементами языковой системы, взятой в некотором пространственно-временном срезе, названа автором постулата синхронической осью языка . Она противополагается оси последовательности во времени, по которой каждый из элементов синхронической оси располагается со всеми своими историческими изменениями; это - диахроническая ось. "С наибольшей категоричностью, пишет Соссюр, - различение это обязательно для лингвиста, ибо язык есть система чистых ценностей (значимостей) ничем не определяемая, кроме как наличным состоянием входящих в ее состав элементов (7. с. 113).

Ф. де Соссюр, верно, с нашей точки зрения, понимает "Время" как универсальную форму бытия языковой системы, содержанием которой является процесс. Осуществляя мысленный эксперимент с абстрактной языковой системой, он заключает, что два временных среза этой системы (если временной интервал, их разделяющий, будет достаточным) обязательно различаются друг от друга, и это различие возникает в результате изменений. Какую роль в жизни языка (и в языковой теории Соссюра) играют эти его "оси"? Соссюр убежден в том, что познание истории всякого состояния языка способствует постижению его природы, но не является самоцелью. Субъект актуальной языковой деятельности совершенно, по его мнению, безразличен к предшествующему временному ряду языковых фактов, поскольку он оперирует современным ему состоянием языка. Поэтому, считает швейцарский учёный, исследующий это состояние не должен касаться вопроса о его происхождении, его диахронической оси. "...нельзя ни описывать его (язык), ни устанавливать нормы его применения, не отправляясь от одного, определённого его состояния" (7. сс. 114-115).

Однако Соссюр стремится предупредить поверхностный взгляд на соотношение синхронической и диахронической осей, на соотношение их истин, "...поскольку ни одна из этих истин не исключает другую" (7. с. 125). Еще ранее, в "Заметках по общей лингвистике" находим; "Каждое слово находится на пересечении диахронической и синхронической перспектив (6. с. 159). И все-таки правы те ученые (лингвисты, семиотики, литературоведы и философы языка), которые считают, что синхроническая ось языка для Соссюра является определяющей. Подтверждением правильности такой оценки могут служить многочисленные утверждения швейцарского лингвиста: например: "Всякий статический факт (читай: синхронический ) в противоположность диахроническим, - замечает Соссюр, сопровождается значением (которое является другим его фундаментальным признаком). И наоборот,- продолжает он, - всё то. что как-то содействует созданию значения, является статическим" (6. с. 122). И в другом месте: "...при нынешних тенденциях в науке безо всякого опасения можно настаивать прежде всего на неисторическом аспекте языка" (6. с. 92). И наконец: "Однако в языке именно состояния и только они обладают способностью к означиванию, к тому же язык без этой способности означивания неизбежно перестал бы существовать как таковой" (6. с. 116).

Уже сам язык, как социально устанавливаемая система, является, по Соссюру, элементом-состоянием более обширной семиологической системы. "Семиология, - пишет Соссюр, - это наука о знаках, которая изучает, что происходит, когда человек пытается передать свою мысль с помощью средств, которые неизбежно носят условный характер. Язык - одна из таких систем, которая основана на традиции, носящей императивный характер" (6. с. 196). Далее он замечает, что процесс передачи языка от поколения к поколению должен стать предметом философского исследования, чего, по его мнению, к сожалению, еще не произошло.

В качестве универсальных общесемиологических свойств языкового состояния Соссюр называет:

- системность,

- условность,

- знаковость,

- двойственность (слово и понятие).

- немотивированность и

- относительность.

К специфическим внутренним свойствам языкового состояния семиологической системы он относит:

- традиционность,

- императивность,

- линейность,

- непрерывность во времени и пространстве и

- постоянство изменений.

Видимо, к особым свойствам языкового состояния следует присовокупить такие бинарные свойства языка, которые выражены в постулатах лингвистики:

- тождество/различие,

- синтагматика/парадигматика,

- синхрония/диахрония,

- произвольность/непроизвольность языка.

Указанные свойства языкового состояния стягиваются в единое целое посредством отношений, которые играют определяющую роль в общелингвистической теории Фердинанда де Соссюра.

Вполне может быть, что нами названы не все, известные и неизвестные лингвистам свойства языкового состояния знаковой системы; но мы (как не специалисты в сфере языкознания) и не ставим такой цели. Язык, как и всякий объект, обладает бесчисленной совокупностью свойств; и для нашего исследования важно отметить прежде всего то, что формально-содержательными элементами любого состояния являются существенные свойства и столь же существенные связи между ними.

Общесемиологические исобственно языковые существенные свойства в своей взаимосвязи и взаимодействии образуют основание различных аспектов языкового материала (фонетического, лексико-семантического и грамматического), обусловливающего как функционирование языка в целом (а также его подсистем), так и его развитие. Поэтому указанным свойствам следует дать хотя бы краткую характеристику, а вместе с тем отметить ту роль, которую отводит им Соссюр в жизни языка.

Системность языка

Приведем несколько утверждений автора "Заметок...", касающихся рассматриваемого свойства.

"Тенденция к системности, упорядоченности никогда не ослабевает в языке. Можно отсечь от языка лучшую часть его системы, и на следующий день мы увидим, что оставшаяся часть будет упорядочена логически в каком угодно направлении; и эта упорядоченная совокупность будет способна функционировать вместо утраченной - 102 части,.." (5. с. 200). "В любой данный момент:

1. "Язык представляет собой систему, внутренне упорядоченную во всех своих частях" (5. с. 112).

2."Язык есть система, части которой могут и должны рассматриваться в их синхронической обусловленности" (6. с. 20).

3. "Что значит возникновение нового слова и особенно трудность его введения в оборот, если не подтверждение системных связей между всеми составными частями языка" (6. с. 146).

Следовательно, Соссюр толкует свойство системности языкового объекта в целом правильно: как внутреннюю упорядоченность его частей, нацеленную на реализацию определенной совокупности общих существенных функций. То есть любой элемент выходит на отношения с окружающей систему средой не непосредственно, но только через целое, которое есть больше, чем аддитивная сумма своих частей. Ведь всякая целостная система, наряду с ее составляющими частями, содержит еще и системообразующее отношение.

Он диалектически, на наш взгляд, понимает определяющую роль системного состояния в его взаимодействии с событием, воздействующим на это состояние. "Одно и то же частное событие. подчеркивает Соссюр, - влечет за собой такие следствия, которые в свою очередь могут быть общими или частными, и это зависит исключительно от того, каково исходное состояние, на которое оказывает воздействие событие" (6. с. 20)

Однако его системная концепция имеет, как мы полагаем, значительные метафизические недостатки:

- Системность признается только за синхроническим срезом, то есть за состоянием. Диахронические факты, по Соссюру, не образуют между собой внутреннюю, устойчивую существенную связь, характерную для системы. Таким образом, история языка представляет собой нечто вроде детской пирамиды, в которой на общий стержень (соссюровский принцип непрерывности) нанизаны разновеликие "кружки" - синхронические и диахронические срезы (состояния и события). Любое языковое состояние Соссюр рассматривает как случайное, что усиливает эффект пирамидоподобия.

- Швейцарский лингвист непоследовательно проводит идею самодетерминации языкового состояния, относя все события вовне системы.

- В содержание языкового состояния он вносит не только существенные (общесемиологические и собственно языковые) свойства, но и несущественные; а это, по сути дела, сводит к нулю им же предложенное фундаментальное разграничение состояния и события, поскольку, как считает Соссюр, самые мельчайшие и ничтожнейшие изменения ведут к возникновению нового состояния (см.: 6. с. 99).

- Недиалектическое, сугубо синхроническое понимание системности языка не позволило ему правильно представить процесс причинения в языковой системе.

Знаковость языка Произвольность/непроизвольность. Немотивированность. Двойственность.

Исходной значимой единицей языка является слово-знак, который рассматривает Ф. де Соссюр, опять-таки, с точки зрения разграничения понятий "состояние/событие".

Этот знак, по Соссюру, не есть связующее звено между реальной вещью и ее названием, но представляет собой единство (психическую ассоциацию, отношение) акустического образа (который тоже психичен), или означающего и психического образа, то есть означаемого (понятия)" (см.: 6. с. 162).

Иначе говоря, все элементы знака психичны (чего нельзя сказать о речи, котоpая невозможна без фонации или графического способа существования).

Следует отметить, что соссюровская интерпретация знака отличается от современной, идущей от Фреге (его семантического треугольника); этот учёный, наряду с означающим (или фонетическим словом) и означаемым (понятием), различал в слове и третий элемент - психический образ предмета (денотат), который также выступает означаемым. Мы разделяем эту точку зрения.

Итак, языковый знак есть двусторонняя психическая сущность. Напомним, что Соссюр рассматривает отношение как определяющий компонент языковой системы, включая слово-знак. Он пишет: "...в принципе невозможно, чтобы какая-либо языковая сущность (знак) была односоставной, поскольку язык предполагает сочетание двух объектов, между которыми нет связи,- сочетание понятия с символом, лишенным всякой внутренней связи с этим понятием" ( 6. с. 94).

Мы будем анализировать "слово-знак", исходя из современного его толкования, что сделает эксплицитным недостатки соссюровской точки зрения на знак.

Конкретное, определенное отношение (а у Соссюра - психическая ассоциация) означающего (или акустического образа, как у Соссюра, или фонетического слова, с одной стороны, и психического образа (который еще не есть соссюровское понятие, но представление о реальном предмете), - с другой, как раз выражается в понятии значение, смысл (или, по Соссюру, понятие). Таким образом, уже у швейцарского лингвиста, правда, имплицитно присутствует семантический треугольник:

1. акустический образ"

2. психический образ" - (но не как понятие, а как представление о реальном предмете)

Психическая ассоциация, или отношение между первым и вторым элементами знака, которое порождает значение, или понятие , - по Соссюру. Внутризнаковое означающее отношение, мы полагаем, следует понимать как внутреннюю форму,- или структуру слова-знака; а обе стороны знака и отношения между ними, на наш взгляд, являются элементно-структурным строением состояния знака, точнее говоря, его внутреннего состояния. Это отношение динамично, то есть оно переходит от одного своего состояния к другому. Русский лингвист, А. Потебня понимал этот процесс как движение слова-знака от ближайшего своего значения к дальнейшему (см. 2. с. 19).

Следовательно, можно предположить, что значение слова-знака и понятие, как его элемент, совпадают только в пределе, а потому значение следует понимать как состояние понятия, которых у него может быть бесчисленное множество.

Значение слова (тождественное его понятию,или как его состояние, обнаруживает себя и специфицируется во внешних отношениях с иными словами-знаками (или парасемами- Соссюр), становясь значимостью, которая является конкретным состоянием значения слова-знака. Соссюр считает серьезной теоретической ошибкой игнорирование внешнего аспекта бытия знака и требует не забывать о том, что слово окружено другими словами, или парасемами. "...Для любого слова данного языка другое слово, даже если оно не состоит с ним ни в каком родстве является парасемой. Единственным элементарным свойством парасемы является вхождение в ту же психологическую систему знаков" (6. с. 50).

Парасемическое окружение слова, то есть взаимодействие значения исследуемого знака со значениями окружающих его знаков, порождает их общее значащее состояние, в котором каждый из соотнесенных знаков-слов участвует своей значимостью, то есть своим внешним состоянием значения. Так возникают новые языковые знаки, большие, чем слово: словосочетания, предложения. Следовательно, "Синхронное состояние,- заключает Соссюр, - складывается из определенного числа членов, которые распределяют между собой материю, подлежащую означиванию" (6. с. 151).

"Связь, соединяющая означающее с означаемым произвольна". замечает Соссюр. (6.с .100). "Истоки произвольности языка, - по Соссюру, в коллективной привычке, в соглашении, что делает язык самой сложной системой. Быть произвольным, - это не значит, что говорящий может свободно выбирать означающее; быть произвольным - это означает лишь то, что означающее немотивированно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи" (7. с. 101).

Означающее в то же время непроизвольно по отношению к языковому коллективу, который не имеет власти ни над одним словом; общество принимает язык таким, какой он есть. Основание непроизвольности Соссюр видит в том, что язык есть наследие, традиция. "Любое данное состояние языка всегда есть продукт исторических факторов, - пишет Соссюр, - которые и объясняют, почему знак неизменчив, то есть почему он не поддается никакой произвольной замене" (7. с. 105).

Наряду с произвольностью, неизменчивость языкового знака зиждется также на множественности знаков языка, слишком сложном характере языковой системы, на сопротивлении коллективной косности любым языковым инновациям" (7. с. 106). И в то же время Соссюр утверждает, что горизонтальный срез языка, или его состояние является причиной круговорота знаков в вертикальном (диахроническом) измерении и не позволяет превратить их в застывший или условный язык, поскольку последний является беспрерывно обновляющимся результатом деятельности социальных сил и навязывается говорящему без всякого права выбора" (6. с. 146).

На первый взгляд данное положение швейцарского ученого содержит логическое противоречие:

1. Состояние языка есть причина его круговорота по вертикали (во времени);

2.Язык навязывается говорящему без всякого права выбора, мы считаем, что это - видимость логического противоречия; она легко устранима, если обратить внимание на то, что навязывается язык как система в целом, а произвольно изменяются лишь отдельные его элементы. Это по Соссюру, вносит в развитие языка элемент случайности.

§2. Синхроническая связь состояний

"Связь состояний" играет в лингвистике Ф. де Соссюра, на наш взгляд, исключительную роль, найдя свое выражение в постулате о "синтагматике/парадигматике". Связь языковых единиц-состояний содержательно и логически вытекает из ранее затронутого вопроса о внешнем состоянии знака, из его значимости. Действительно, значимость - это продукт связи значения некоторого знака со значениями окружающих его знаков (парасем). "Итак, в каждом данном состоянии язык, - подчеркивает Соссюр,- всё покоится на отношениях. Что же представляют собой эти отношения?" (7. с. 155).

Все внешние отношения знака Соссюр дифференцирует на две группы:

1. Синтагматические и

2. Парадигматические (ассоциативные).

Пеpвые отношения основаны на линейности языка. Звеном синтагматической цепи является общее для двух смежных языковых единиц внешнее состояние. Элементами-носителями этого внешнего состояния могут быть как слова, словосочетания, предложения и более сложные языковыеобразования. Этот тип отношений впоследствии получил наименование "отношений в присутствии". "Синтагма, - замечает Соссюр, - сразу же вызывает представление о последовательности и определённом числе сменяющих друг друга элементов" (7. с. 15). Что дает для исследования проблемы состояния и связи состояний указанная разновидность отношений? Синтагматический тип отношений, по сути дела, имплицитно ставит саму проблему связи сосуществующих состояний, намечая ряд ее аспектов.

Так, Ф. де Соссюр отмечает три группы словосочетаний:

а) "Свободное словосочетание", сформированное свободными, неустойчивыми связями единиц-состояний, которые (эти единицы) могут входить в сочетание и с другими многими единицами. Данную связь сосуществующих, самостоятельных языковых единиц-состояний, выражающуюся в правилах синтаксиса и грамматических категориях, современная лингвистика именует "переменной", различая в ней, наряду со свободными, и относительно устойчивый тип связи.

б) "Синтагматические единства", в основании которых лежит относительно устойчивая связь сосуществующих единиц-состояний. "Как правило, - замечает Соссюр, - мы говорим неизолированными знаками, но сочетаниями знаков, организованными множествами, которые, в свою очередь, тоже являются знаками" (7. с. 161). Необходимыми условиями возникновения таких синтагматических единиц и соответствующих связей состояний Соссюр считает:

- языковую традицию, которая навязывает новому поколению говорящих вполне готовые речения,.. воспрещает что-либо менять даже в том случае, если по зрелом размышлении в них можно различать значимые части" (7. с. 57).

- К устойчивым синтагматическим единствам Соссюр относит типы синтагм, которые построены по определенным правилам. "Эти типы, - пишет он, - могут существовать лишь в том случае, если в языке зарегистрировано достаточное количество их образцов" (там же). В современной лингвистике указанный тип синтагматических единств, видимо, отнесен к "фразеологическим сочетаниям" и "фразеологическим выражениям". Фразеологическое сочетание - это такой тип фраз, который образуется словами в их несвободном значении ("Беспросыпное пьянство"; "Досада берет"). В этом типе одно слово входит в словосочетание в своём связанном значении, тогда как значение второго свободно. Связь состояний, формирующую подобное единство, можно было бы определить как "односторонне-устойчивую", или "односторонне-избирательную". Л. Ельмслев называл такой тип отношения селекцией.

"Фразеологические выражения" - это традиционно-устойчивые сочетания слов; ("Горячий привет"; "Принять меры"); и связь, их образующую, вполне можно определить как "традиционно-устойчивую".

в) Немотивированные" (не имеющие естественной смысловой связи), "непроизводные", "эквивалентные словосочетания". Связь, их образующую, можно назвать "произвольно-устойчивой". Этот вид словосочетаний в своей типологии фраз В.В.Виноградов именует "фразеологическим сращением".

г) Внутренней разновидностью синтагматического единства, эквивалентного слову, является "фразеологическое единство", Однако оно - мотивированно-устойчивое сочетание. Так что связи состояний подобных синтагматических единств могут бить одноименными: "мотивированно-устойчивыми".

д) Мы полагаем, что к немотивированным словосочетаниям следует отнести и те, которые возникают посредством агглютинации , то есть в процессе постепенного и сложного усиления устойчивости связи между самостоятельными языковыми знаками, приводящего к слиянию в одно слово, с единой фонетической оболочкой, ударением и смыслом. Агглютинация, по Соссюру, имеет три фазы:

- сочетание нескольких элементов в одной синтагме. - синтез синтагмы в новую языковую единицу. - Фонетиеское и акцентуальное изменения в новой языковой единице. Например: (Спаси бог!) - это первая фаза. Здесь видимо, действует избирательно-устойчивая связь. Вторая фаза: "Спасибог?" ( я лишь предполагаю) - здесь "словотворческая" связь, которая по сути дела, исчезает как внешняя связь, преобразуясь в "связь-значение", подобную той, которая стягивает в знак означающее и означаемое в слове. Третья фаза: "Спасибо"- эта связь произвольна, хотя и не всегда немотивированна.

В случаях возникновения устойчивых синтагматических единств Соссюр считает, что "Недостаточно рассмотреть отношения, объединяющие отдельные части синтагмы между собой; "...можно также принимать во внимание то отношение, которое связывает целое с его частями" (7. с. 156). И в другом месте: "Значимость целого определяется его частями, значимость частей - их местом в целом; вот почему синтагматическое отношение части к целому столь же важно, как и отношения между частями целого" (7 .с. 160).

Таким образом, Соссюр подсказывает необходимость изучения как "субординирующей", так "координирующей" связей языковых состояний, намечая вместе с тем рассмотрения трех существенных аспектов исследования.

1. Генезис более сложной языковой системы из ранее самостоятельных языковых систем-состояний.

2. Превращение значимостей этих (более простых) систем-состояний (то есть их внешних состояний) в функции некоторого целого.

3. Качественное преобразование связей сосуществующих, относительно самостоятельных единиц-состояний во внутреннюю форму целого, или в его структуру, порождающую новую лексико-семантическую единицу.

Из этих двух типов системно-структурных связей определяющими являются субординирующие (подчиняющие). Если координирующие связи соподчиняют языковые единицы,- образуя системное означающее, или фонетическую оболочку, то субординирующая связь наполняет ее единым смыслом. Этот смысл мотивирован, поскольку обусловлен смысловой сочетаемостью входящих в систему элементов. Однако системно-субординирующая связь окончательно редактирует системное значение, выходя с этим значением на внешние отношения.

Ассоциативная, или парадигматическая связь состояний.

Этот тип отношений чаще всего сегодня называют систематическими, или парадигматическими. Он возникает между словами, находящимися вне речи и имеющими что-либо общее:

а) акустическое сходство;

б) общее как по смыслу, так и по форме;

в) либо только по смыслу;

г) либо только по форме.

Такие отношения получили наименование "отношения в отсутствии". "...члены, составляющие ассоциативную группу, не даны в сознании ни в определённом количестве, ни в определённом порядке" (7 с. 158). Ассоциативный тип отношений обусловливает многозначность и многозвучность синтагматической цепи. Синтагматическая и парадигматическая оси органически связаны между собой, и глубинным основанием этой связи является (с точки зрения диалектического материализма) многокачественность реальных вещей, их свойств и отношений. Через всякое слово, как элемент синтагмы, выражающее некоторое понятие, как бы "просвечивают" другие слова, которые означают многообразные моменты содержания этого понятия. Все эти внутрипонятийные знаки-состояния должны не просто классифицироваться, как, например, утверждает Ролан Барт (1. с. 140), но на наш взгляд, упорядочиваться соответственно принципу существенности,то есть действительному соотношению выражаемых в словах вещей и их признаков. Парадигматическая система должна означивать действительный объект-систему в его движении и развитии.

Оба плана языка связаны между собой таким образом, что синтагма может разворачиваться только тогда, когда она черпает все новые и новые единицы из ассоциативного плана. А координация в пространстве (синтагматика - Б. С.) способствует созданию ассоциативных координаций, которые,в свою очередь, оказываются необходимыми для выделения составных частей синтагмы (там же). Мы полагаем, что ассоциативное поле того или другого элемента синтагмы ограничивается тем или иным типом сочетаемости данного слова с парасемами, то есть со значимой оппозицией.

Лексико-семантическая концепция сочетаемости разрабатывалась еще при жизни Соссюра. В 90-е годы XIX века существенный вклад в исследование этой проблемы внёс М.М. Покровский. "Поля Покровского" построены посредством совместного применения трех критериев:

- тематическая группа - слова относятся к одному и тому же кругу представлений;

- синонимия;

- морфологические связи.

Под последним понимаются группировки, формируемые по принципу названий деталей, орудий, способов действия и т.д. Слова, сформированные таким образом, имеют общие показатели в своей форме (суффиксы, префиксы и др.). Существуют и более сложные отношения отглагольных имён существительных к глаголам. Систему сходных представлений М. Покровский связывал с системами явлений общественной жизни (см.: 7. сс. 47-48). В 30-е годы XX в Й. Трир разделил поля на:

- лексические, образуемые одним словом и его "семьей" слов.

- понятийные - обширная система взаимосзязанных понятий, организованных вокруг центрального понятия, например, "ум, разум".

Лексическое поле покрывает только часть понятийного; другая часть понятийного поля покрыта другим лексическим полем и т.д.

"Элементарное семантическое поле" В. Порцига, ядром которого всегда являются либо глагол, либо прилагательное. Данный тип поля основывается на достаточно определенной избирательности того или иного глагола, того или иного прилагательного: "схватить - рука", "хмурить - глаза", "белокурые- волосы".

Итак, понятие "синхроническая связь состояний" выражает, на наш взгляд, совокупность существенных, необходимых, относительно устойчивых отношений между синтагматическими единицами; формами проявления указанных свойств этого типа связи являются:

- синтаксические правила; законы словообразования; лексико-семантические поля; концепция сочетаемости (поскольку эта концепция не исчерпывается элементарным семантическим полем В. Порцига).

Наше толкование содержания понятия "связь состояний" и его познавательной функции, в частности, в лингвистических исследованиях, находит свое подтверждение в концепции Соссюра, в которых это понятие имеет определяющее значение. Однако мы не можем разделить утверждение швейцарского ученого относительно "неимпеpативности синхронического закона. "Синхронический закон, пишет он, - это общий закон, но не императивный; попросту отражая существующий порядок, он только констатирует некое состояние (6. с. 125).

Отрицание императивности синхронических законов, по нашему убеждению, противоречит тому значению, которое Соссюр придаёт структуре, имеющей решающее значение в лингвистике этого ученого, Основанием отрицания императивности синхронического закона, по Соссюру, служит факт его изменчивости. "Мы ведь понимаем слово императивный, - замечает он, - не в смысле обязательности по отношению к говорящим; отсутствие императивности означает, что в языке нет никакой силы, гарантирующей сохранение регулярности, установившиеся в каком-либо пункте" (7. с. 125). Закон, как существенный элемент условий бытия любого (в том числе и языкового) объекта, несомненно, реагирует на изменение системы условий своего функционирования, изменяя механизм своего действия; когда же эти условия претерпевают качественное преобразования, тогда данный закон уступает свое место другому.

§3. Диахроническая связь состояний

Уже на уровне синхронического среза бытия языка возникает проблема соотношения состояния и изменения, как проблема диалектического единства таких бытийных существенных моментов, как устойчивости и изменчивости. "Языковое состояние,- пишет Ф. де Соссюр, - это не математическая точка, но более или менее продолжительный промежуток времени (10 лет, жизнь одного поколения, столетие или более)" (7, с. 133). Например, могут происходить, так сказать, внутрисостоянческие изменения в меризмах или фонемах, изменения в смыслах слова; следствием фонетической эволюции может стать ослабление, но не разрыв грамматической связи. Так что позволительно говоpить о возникновении новых языковых состояний на уровне микроподсистем данного языкового состояния, которые не выходят за пределы его качества. "Изменения, - замечает Соссюр, - никогда не пpоисходят во всей системе в целом, а лишь в том или в другом из его элементов" (6. с. 120).

Поэтому все изменения можно представить в виде двух разнокачественных процессов:

1) Процесс функционирования языковой системы;

2) Процесс pазвития этой системы.

Соссюр, подчёркивая диалектическую связь этих процессов, пишет: "..переходы от одного состояния к другому вызываются теми же факторами, которые действуют в пределах отдельных состояний" (6. с. 94).

Таким образом, требуя решительного разграничения состояния и события, он имплицитно намечает два аспекта их соотношения:

- внешний, когда процесс соединяет предшествующее состояние с последующим;

- внутренний процесс простого самовоспроизводства состояния.

Однако накапливающиеся внутрисостоянческие изменения приводят к лексико-семантическим изменениям, к изменениям грамматических категорий, а также тех форм, которые служат для их выражения; все это, в конечном счете, ведет к возникновению качественно иного языкового состояния.

Предшествующее и последующее состояния языка находятся в некоторой связи. И Ф. де Соссюр отмечает наличие этой связи; он пишет: "Часто утверждают, что нет ничего более важного, чем познать генезис данного состояния; это в некотором смысле верно: условия, создающие данное состояние, проясняют нам его истинную природу..." (7. с. 123). Но Соссюр и здесь подчёркивает определяющую роль состояния в жизни языка, замечая: "но этим (обращением к диахронии - Б.С.) как раз и доказывается, что диахрония не является самоцелью" (там же, с. 123). Еще более категорически Соссюр умаляет значение последовательно-разновременных связей состояний в "Заметках...": "Непременным условием понимания того, - утверждает он, - что происходит или хотя бы, что имеется в определенном состоянии языка, является отвлечение от всего того, что ему предшествовало, (подчеркнём - "особенно того, что предшествовало")" (6. с. 100).

И все же мы, опираясь на вышеприведённую мысль Соссюра о важности изучения генезиса состояния языка, а также на его утверждение: "Разве не очевидно, что всё, что есть в состоянии, содержится в предшествующем ему событии" (6. с. 115), предпримем попытку исследовать диахроническую связь состояний и доказать ее объективную познавательную значимость.

Мы считаем, что субстратом (носителем) последовательно-разновременной связи языковых состояний является промежуточное или переходное состояние, содержание которого определяет тип и характер этой связи. Поэтому мы остановимся, хотя бы вкратце, на анализе содержания переходного состояния.

"Если мы возьмем любые индоевропейские языки, - пишет Соссюр, - то каждый из них будет представлять собой как раз промежуточное звено между двумя соседними языками к западу и востоку. И мы можем констатировать некоторые важные и совершенно сходные явления. Непрерывность, дивергенция (расхождение Б.С.)". - заключает Ф. де Соссюр (6. сс. 60-61). Существенными свойствами переходного состояния, по Соссюру, являются:

1. Наличие признаков предшествующего языкового состояния в последующем; причем, эти признаки существенные для обоих. Например, могут одновременно функционировать две, различающиеся фонетические формы (возникающие как в ходе фонетической эволюции, так и агглютинации), но имеющие один и тот же смысл. Сосуществование подобных форм имеет место и в случаях новообразований по аналогии. Новообразования методом аналогии швейцарский лингвист не относит к изменениям. Эти языковые факты, считает Соссюр, возникают с использованием аналогического метода из морфем, на которые разлагаются слова и прежде всего сложные. Каждый факт аналогии, - пишет Соссюр, - это событие, в котором участвуют три действующих лица:

- Традиционный, законный, наследственный тип;

- Конкурент;

- Коллективный персонаж, образованный теми формами, которые создали этого конкурента (см.: . с. 197).

Следует заметить, что словообразование по аналогии, требующее творческой активности субъекта языковой деятельности, всегда сопровождается сосуществованием форм, предшествующего и последующего состояний, то фонетическая эволюция характеризуется, как правило, значительно меньшей уживчивостью старой и новой фонетических оболочек. Поэтому Соссюр полагает, что новообразования по аналогии и исчезновение старой формы - это два независимых языковых явления. В факте аналогии, по Соссюру, всё синхронично и грамматично; он начинается случайно, с говорящего индивида, с речи. Этому факту "...должно, - подчёркивает Ф. де Соссюр, предшествовать бессознательное сравнение данных, хранящихся в сокровищнице языка, где производящие формы упорядочены согласно своим синтагматическим и ассоциативным соотношениям" (7. с. 202). Относительно всех видов изменений, а также новообразоаний по аналогии швейцарский лингвист утверждает, что "...ни психологическая, ни фонологическая реальность в отдельности никогда не могут обусловить возникновение даже мельчайшего языкового факта. Чтобы возник языковой факт, необходимо объединение двух видов явлений" (6. с. 146). Таким образом, Соссюр отмечает ещё один сложный тип связи состояний - связь психической и физиологической языковой деятельности, которую (связь), следует отметить,что он затем перечеркнул своей дихотомией "Язык/речь"; но об этом несколько ниже.

2. Соссюр понимает переходное состояние как соединительную ткань последовательно-разновременных языковых состояний. Оно возникает в недрах предшествующего относительно устойчивого языкового состояния. Это - первая стадия переходного состояния, подсказываемая самой логикой становления нового языкового состояния, - это стадия равновесия, когда прежние и вновь возникшие признаки одновременно и равноправно функционируют.

Можно привести пример из русского языка: Так, во времена Даля В. И. прилагательные" симпатичный" и "симпатический" употреблялись как однозначные; Когда Ожегов С.И. создавал свой Словарь, то столь же однозначными были прилагательные "симптоматичный" и "симптоматический".

Однако мы не можем полностью согласиться с Ф. де Соссюром, что "Нельзя найти такой язык, который находился бы в состоянии покоя и неподвижности" (6. с. 47); и в другом месте: "Не существует постоянных языковых особенностей, все они преходящи и ограничены во времени. Имеются только такие состояния языка, которые представляют собой непрерывный переход от вчерашнего состояния к завтрашнему" (6. с. 55). Разумеется, Соссюр прав, на наш взгляд, формулируя свой принцип постоянного изменения языка, как следствия его непрерывного существования во времени и пространстве. Но мы убеждены в том, что он не прав, отрицая относительный его покой. Какой же смысл оставляет тогда Соссюр понятию состояние? Ведь он требует отличать его от понятий "событие", "изменение"; и в то же время им отрицается относительное равновесие, покой в языке. Понятие "состояние" выражает именно устойчивый вид движения, который воспроизводит существенные признаки в пределах одного и того же качества. Именно на основании этого становятся различными такие способы бытия языкового объекта, как его функционирование и развитие, мы не находим у Соссюра аргументов, которые давали бы ему право изъять языковую систему из сферы действия универсальных законов диалектики, в частности из сферы действия закона перехода количественных изменений в качественные и обратно. Абсолютизация Соссюром принципа постоянного изменения языка ведёт языкознание к самоликвидации, поскольку еще со времен Кратила известно, что в одну и ту же реку (читай: языковой материал) нельзя войти и однажды!

Третью стадию (стадию зрелости, развитости) переходного состояния следует в то же время рассматривать как превращение его в тело нового состояния. Это - стадия становления последующего языкового состояния. И всё-таки гениальное профессиональное чутье и выдающееся владение предметом позволяют Ф. де Соссюру преодолевать порой свою непоследовательность (антидиалектичность) и адекватно толковать переходное языковое состояние как процесс постепенного превращения одного языкового состояния в другое. Переходное состояние, по Соссюру, существует не только между национальными языками, но и между диалектами одного и того же языка. Так, если восстановить все промежуточные формы, то французский язык есть лишь особое состояние латинского языка (см.: 6. сс. 59-60).

Ф. де Соссюр правильно, на наш взгляд, считает, что существенной характеристикой переходного состояния языка является не определенность, приблизительность; "...понятие языка, - замечает он, - неопределенно во временном отношении..." (6. с. 60). А поскольку ...в сущности, варьирование во времени неотделимо от варьирования в пространстве, постольку приходится брать небольшую территорию и один единственный момент времени, чтобы выразить свою мысль о каком-то конкретном языке (6. с. 179; см.: сс. 56, 134).

К приведенным суждениям Соссюра следует, видимо, добавить только то, что степень неопределённости (или определенности) зависит еще и от того, на какой стадии переходного языкового состояния выясняется эта степень. Разумеется, степень опредёленности будет возрастать от стадии возникновения пеpеходного состояния к ее развитой стадии.

§4. Типы диахронической связи состояний и их детерминанты

Проблема связи последовательно разновременных языковых состояний в трудах Ф. де Соссюра излагается противоречиво и потому путано. С одной стороны, он утверждает, что кризисы и состояния, из которых складывается история языка, не абсолютно противопоставлены друг другу. С другой стороны, он отрицает историчность языка, потому что "Знание предшествующей истории не помогает понять или выяснить внутренние отношения между знаком и понятием в данный момент" (6. с. 91). Основанием такого утверждения Соссюр считает произвольность и немотивированность языкового символа (см.: 6. сс. 92, 99, 111; 7. сс. 100-103, 163-167).

Следовательно, позицию Соссюра можно выразить в двух, взаимоисключающих друг друга суждениях:

- Язык не есть исторический факт.

- Язык есть продукт истории.

Эту языковую антиномию швейцарский лингвист пытается разрешить или смягчить своей центральной дихотомией: "Язык/речь".

Язык, как систематизированная совокупность правил, необходимых для коммуникации, безразлична к материалу тех сигналов, из которых она состоит. Язык - это одновременно и социальное установление и система значимости.

Речь - сугубо индивидуальна; она есть фонация, реализация правил и возможных комбинаций языковых знаков.

Эта дихотомия может и должна быть понята диалектически, как единство двух внутренних и противоположных характеристик языковой деятельности:

1. Язык как процесс - это Речь.

2. Язык как продукт этогопpоцесса - это язык-состояние.

Поэтому без речи-процесса нет Языка-состояния; Но и без языка-состояния не может быть и речи-процесса. Таким образом, диалектика требует снятия противоположности в третьем, как в их изначальном единстве, в конкретном тождестве, коим, на наш взгляд, является Язык, как система.

Так, выкристаллизуется методологически важная группа понятий, представляющая собой диалектическое целое с его внутренними различиями {Язык-система)-(язык-становление)-(язык-состояние)}.

Иначе говоря, Язык, как абстрактное тождество, (абстрактная возможность того и другого), отрицается Речью (становлением, процессом). Это - первое отрицание. Любой синхронический срез бытия Языка-системы представляет собой конкретное единство Языка-системы и Языка-речи; это - второе отрицание.

Лингвистика XX века предпринимала попытки преодолеть дихотомию "Язык/речь" в ее соссюровской формулировке и "поднять" дихотомию до диалектического единства. Так, например, Ролан Барт рассматривает исследования Луи Ельмслева, В результате которых их автор выделил в языке три плана:

1) Языковая схема - это Язык в его соссюровском понимании, или Язык, как чистая форма.

2) Языковая норма, или Язык, как материальная форма, определяемая условиями своей социальной реализации, но не зависимая от деталей этой реализации.

3) Языковой узус, или Язык как совокупность языковых привычек данного коллектива.

Следовательно, Л. Ельмслев заменяет соссюровскую дихотомию "Язык/pечь" на дихотомию "схема/узус". Мы именуем эту пару ельсмлевских понятий дихотомией потому, что в своем основании антиномия соссюра не преодолена, поскольку она лишь поменяла уровень субъекта языковой (или речевой) деятельности: с уровня национального Субъекта на уровень Субъекта, как социальной группы. Несомненно, такое понимание соотношения Языка и Речи было шагом вперед от их метафизического разрыва; ведь Речь теперь не есть сугубо индивидуальный акт: она социализуется, а Язык расширяет свои возможности к формализации; к тому же в Языке, как системе, подчёркивается его универсальность и дифференциальный характер. Кроме того, ельмслевская пара "Схема/Узус" позволяет, во-первых, решительно различать Язык и Код, а также Речь и Сообщение; во-вторых, она утверждает, что не только Речи, но и Языку присущи синтагмы (устойчивые синтагмы); в-третьих, и для Языка и для Речи характерна комбинаторность. Иначе говоря, тут противоположности сближаются, но это еще не есть, на наш взгляд, их диалектическое единство. Внутреннее противоречие Языка-системы это универсально-системное противоречие, а потому оно должно, по нашему мнению, разрешаться на универсально-системном уровне, но не на уровне смены субъектов.

С точки зрения Языка-системы - его история и есть Речь. А поскольку, говоря понятийным аппаратом диалектики, истина есть процесс, постольку Речь - это определяющая сторона Языка, как системы. Ведь Язык, как продукт, преходящ, и значение его состоит в том, что именно в синхроническом срезе, или в рамках его (Языка) состояния происходят изменения Языка-системы.

Дихотомия Язык/речь получила свою пространственно-временную форму выражения в дихотомии синхрония/диахрония. "...синхронический аспект превалиpует над диахроническим , - замечает Соссюр; и это, по его мнению, верно не только для говорящего, но и для лингвиста: ...если он примет диахроническую перспективу, то увидит отнюдь не язык, а только ряд видоизменяющих его событий" (7. с. 123). Мы полагаем, что дихотомия синхрония/диахрония еще более усиливает антиномию Языка-системы. "...синхроническое явление, - замечает швейцарский лингвист, - не имеет ничего общего с диахроническим: первое есть отношение между одновременно существующими элементами, второе - замена во времени одного элемента другим, то есть событие" (7. с. 124). В "Заметках.." Соссюp утверждал прямо противоположное: "Разве не очевидно, что всё, что есть в состоянии (синхронический срез - Б.С.), содержится в предшествующем ему событии" (6. с. 115). И в другом месте: "...состояние является причиной круговорота знаков в вертикальном измерении" (6. с. 146). Следовательно, с одной стороны, состояние, по Соссюру, питает диахронию изменившимися знаками, с другой же стороны, - в состоянии нет ничего того, чего раньше не было бы в предшествующем ему событии. А выше мы цитировали его мысль о взаимоисключении того и другого срезов бытия Языка.

Для того, чтобы упорядочить всё то, что столь противоречиво (с точки зрения формальной логики) высказано Соссюром, следует, видимо, выяснить:

- Как соотносятся состояние и событие?

- Система и событие?

- Система и состояние?

- Существует ли связь между последовательно-разновременными состояниями? - Что определяет типы связей состояний? Какова точка зрения Ф. де Соссюра на указанные выше аспекты соотношения понятий: "система", "событие","состояние".

Мы уже отмечали, что швейцарский лингвист требует решительного разграничения состояния и события. И в то же время он утверждает, что в состоянии содержится эффект события.

"Итак, диахронические факты, - подчёркивает Соссюр, - носят частный характер. Сдвиги в системе происходят в результате событий, которые не только ей чужды, но сами изолированы и не образуют в своей совокупности системы" (7. с. 127; см.: также с. 132). Зту же мысль, но более развернуто, он излагал уже в "Заметках...": "...диахронический факт является самодовлеющим событием, и те конкретные синхронические последствия, которые могут из него проистекать, ему совершенно чужды. Диахронические факты вовсе не стремятся изменить систему... перемена касается не упорядоченного целого, но только отдельных элементов его" (7. с. 117). Таким образом, Соссюр, признавая системность языка в целом, (а также системность синхронического среза его бытия, то есть его состояния) отказывает в системности языку во времени; в частности, он не признает системность процесса причинения изменений в языке. Исходя из принципа Соссюра о непрерывности языка во времени и пространстве, а значит, и непрерывности его свойства системности, следует также признать, что не существует ни одного момента во времени, когда бы язык терял это свое свойство. Поэтому - язык во времени системен; и изучать его в этом срезе необходимо посредством структурно-генетического метода.

Отсюда вызывает сомнение интерпретация Соссюром причинности во времени. Исходный факт изменения "...не находится ни в какой внутренней связи с... последствиями для целого" (7. с. 132). Но исходный факт, как причина, требует времени для превращения в своё следствие; то есть этот факт становится процессом. Поэтому действительный результат воздействия причины на объект-систему не исчерпывается началом действия этой причины; он с необходимостью включает в себя и все последствия, им вызванные, находясь с ними во внутренней связи, которую отрицает швейцарский лингвист.

Если язык есть система, то по каналам системообразующих отношений между элементами языка изменение, затронувшее одну точку, с необходимостью повлияет и на другие её точки; и эффект этого влияния зависит от степени данного воздействия, с одной стороны, и от степени устойчивости подвергаемого воздействию элемента, - с другой. Причем, система, являясь устойчивой, консервативной, максимально сопротивляется этому воздействию, решающим образом детерминируя конечный результат процесса причинения; более того, может иметь место случай, когда исходный факт ограничивается изменением первой точки, а далее гаснет натолкнувшись на достаточную устойчивость других элементов системы. Поэтому исходный факт не может исследоваться вне системы, как требует того Соссюр, поскольку это противоречит его же признанию системности языка.

Таким образом, мы утверждаем, что свойство системности присуще как синхроническому, так и диахроническому срезам бытия языка.

Кстати, следует сказать, что Соссюр предпочитает говорить лишь о действии причины, но не о самой причине, которая, по его мнению, - сложна и запутана, "Когда речь идет об изменении во времени, - пишет он, - лучше говорить об общем смешении соотношения членов и ценностей и отказаться от выявления апpиоpи степени неизбежности изменения" (6. с. 188).

3) Соссюр считает, что свойство системности характерно только для состояния.

4) Итак, диахронические факты, не образуя, по Соссюру, системы, однако, по его мнению, "...определенным образом упорядочены и имеют известную направленность (6. с. 201). Поэтому Соссюр вынужден признать связь между событиями, но отрицает таковую между последовательно разновременными языковыми состояниями.

5) Соссюр считает, что всякое состояние случайно, потому что чужды и внешни их вызывающие события. Разумеется, здесь налицо логическое противоречие. Во-первых, если события определённым образом упорядочены и имеют известную направленность (что утверждает сам Соссюр), то обусловленные ими состояния языка столь же упорядочены и направлены. Поэтому между предшествующим и последующим состояниями существует связь. Во-вторых, эта связь может существенно отличаться от связи диахронических фактов, потому что она есть прежде всего продукт самодетерминации языкового состояния как системы. Таким образом, связь последовательно разновременных языковых состояний носит внутренний и необходимый характер настолько, насколько эта связь есть результат самодетерминации. И в этом суть нашей точки зрения. Мы изложим ее вкратце также в пяти пунктах:

1) В первом параграфе было выяснено, что состояние есть содержание пространственно-временного (синхронического) среза бытия языковой системы. Мы предложили выделить, два основных типа состояний:

а) устойчивое и

б) переходное или промежуточное.

Событие Соссюр понимает как акт изменения; иногда термин изменение он заменяет термином "кризис". Мы полагаем, что кризис следует рассматривать как развитую стадию переходного состояния или как стадию возникновения нового относительно устойчивого состояния.

Следовательно, изменения можно различать на:

- изменения, являющиеся содержанием относительно устойчивого состояния, или содержанием процесса функционирования языковой системы;

- изменения, как содержание переходного состояния, выражаемые в понятии "развитие". Конечно, эти два процесса частично тождественны, ведь всякое переходное состояние возникает в недрах устойчивого.

Отсюда мы заключаем, что состояние и событие диалектически взаимосвязаны: состояние - это устойчивый вид события, а событие - это функционирующее состояние.

2) Язык, как система в целом, включающая в себя (как важнейший элемент) субъект языковой деятельности, то есть говорящего, испытывает воздействия как внешних (заимствование, навязывание языка победителя), так и внутренних факторов и прежде всего творческой активности субъекта речевой деятельности. Нельзя сомневаться в том, что определяющим причиняющим фактором в жизнедеятельности языка является внутренний. Таким образом, доминирующая часть событий-изменений внутрисистемна. А поэтому такие события могут быть лишь существенными, хотя и в различной степени. Отсюда мы склонны утверждать, что в функционировании и развитии языковой системы господствует самодетерминация. Следовательно, изменения системы также системны ; то есть Язык системен и во времени.

3) Мы разделяем положение Ф. де Соссюра, что состояние языка-системы также системно.

4) Сказанное в двух первых пунктах, позволяет сделать вывод, что между предшествующим и последующим языковыми состояниями существует внутренняя, необходимая, существенная связь, которую мы выражаем в понятии "связь состояний". Ее можно именовать и "системно-генетической", или "структурно-генетической" связью.

5) Что является основанием связи языковых состояний? Основанием в данном случае является, на наш взгляд, диалектическое единство тождества и различия. Конкретное соотношение этих моментов детерминируется, в свою очередь, конкретным соотношением двух основных видов изменения языковой системы;

а) внутрикачественные (изменения простого воспроизводства) состояния и

б) изменения, выталкивающие содержание данного относительно устойчивого состояния за пределы его специфического качества.

Если в содержании и в форме двух смежных временных срезов

бытия языка-системы обнаруживается (как превалирующий) момент существенного тождества, то между такими состояниями превалирует "связь тождества", или "трансформативная связь состояний". Если же указанные состояния существенно различны, скажем, последующее является лексико-семантически существенно более содержательным, то между этими языковыми состояниями доминирует связь "существенного различия", или связь развития, или прогрессирующая связь языковых состояний.

Определяющим видом последовательно-разновременной связи состояний является закон.

Какова соссюровская концепция языкового закона? "Диахронический закон", описывающий историческое языковое событие, является, по Соссюру императивным, но не всеобщим; то есть он управляет только данным фактом. Иллюзия всеобщности этого закона, как считает щвейцарский учёный, возникает оттого, что диахронический факт "...осуществляется в системе; строгая упорядоченность этой последней и создают иллюзию, будто бы диахронический факт подчиняется тем же условиям, что и синхронический" (7. с. 126). Напомним, что синхронический закон Соссюр понимает как связь всеобщую, но неимперативную.

Возникнет вопрос: "Как обеспечивается действие принципа непрерывности языка, если диахронический закон частичен? Соссюр отвечает на него следующим образом: "...существуют законы в том смысле, как их понимают науки физические и естественные, то есть отношения, обнаруживающие свою истинность всюду и всегда? Иначе говоря, нельзя ли изучать язык с точки зрения панхронической? Разумеется, - продолжает Соссюр, - можно.,. всегда происходили и будут происходить фонетические изменения, постольку можно рассматривать это явление вообще как одно из постоянных свойств языка - это, таким образом, один из его законов... есть правила, переживающие асе события. Но это лишь общие принципы, независимые от конкретных фактов; в отношении же частных и осязаемых фактов никакой панхронической точки быть не может (7. 127-128).

То же самое можно экстраполировать на лексико-семантические

и грамматические изменения: они характерны для всей истории языка; здесь они синхроничны; но в то же самое время эти явления всегда проявляются конкретно (синхронически), а поэтому непанхроничны. Следовательно, Соссюр вновь впадает в антиномию, поскольку не может овладеть диалектикой "всеобщего-особенного-единичного", то есть диалектической связью между всеобщим языковым законом и специфическими формами его проявления в диахронических и синхронических фактах.

Выводы:

Ф. де Соссюр правильно, на наш взгляд, отмечает фундаментальную, методологическую роль понятия "состояние" в сфере языкознания. Он, хотя и имплицитно, указывает на то, что состояние представляет собой единство моментов устойчивости и изменчивости, дискретности и континуальности; однако в этом единстве, по сути дела, Соссюр абсолютизирует либо момент устойчивости, либо момент непрерывности; а это не позволяет ему понять то, что процессы функционирования языка (в конкретном состоянии), накапливающие изменения, в конечном итоге ведут к возникновению нового языкового состояния. Соссюр выделяет два основных вида состояний:

- Устойчивое,

- Промежуточное, или переходное.

Он определяет их специфические функции в жизнедеятельности языка.

2. Синхроническая связь состояний в исследованиях швейцарского лингвиста наиболее всесторонне и глубоко разработана. Конечно, это объясняется прежде всего тем, что в его понятийном аппарате понятие "отношение" занимает определяющее место. Им рассмотрены как синтагматическая, так и парадигматическая (ассоциативная) разновидности связи сосуществующих языковых состояний. Методологически значимо для нас то, что Соссюр верно толкует их диалектическое единство, а также их роль в функционировании и развитии языка.

Однако следует подчеркнуть, что Соссюр, признавая всеобщность синхронических законов, отрицает их императивность; а поскольку языковый закон есть определяющий тип связи состояний, постольку остальные виды языковой связи состояний теряют свою "опору", ведь все прочие связи сосуществования есть лишь формы проявления синхронического закона.

3. Ф. де Соссюр исследует разнообразные виды изменений, приводящих к возникновению новых языковых состояний:

- фонетические.

- лексико-семантические.

- грамматические.

- новообразования по аналогии.

Однако недиалектический подход к пониманию соотношения Языка и Речи, синхронии и диахронии не позволили Соссюру дать формально-содержательный анализ промежуточного состояния, как носителя одного из двух главных видов изменений; можно сказать, что он обошел творческим вниманием и проблему изменений внутри относительно устойчивого состояния. Хотя в его трудах имеется чрезвычайно богатый материал для выявления места и роли переходного состояния в функционировании и развитии языка, а также для выявления познавательной функции этого типа состояния.

4. Диахроническая связь языковых состояния и в языковом потоке, а потому и в понятийном аппарате соссюровского языкознания имеет очень зыбкое основание. Диахронические законы, с точки зрения Соссюра, управляют лишь одним, отдельным языковым фактом. Эти факты-события языкового потока лишь упорядочены и имеют определенное направление. Остается только предполагать, что эти упорядоченность и направленность диахронических фактов в конечном счете подчиняются панхроническим законам. Но детерминирующая функция этих законов настолько ослаблена, по Соссюру, что диахронический закон только иллюзия. Таким образом, события, будучи внешними, чуждыми и случайными по отношению к языковому состоянию, имеют между собой только случайную связь, лишь несколько усиленную панхроническим законом.

Многочисленные исследования соссюровских трудов, предпринятые учеными-лиигвистами после его смерти, можно разделить на две основные группы:

- К первой из них можно отнести те работы, которые, исходя из инноваций выдающегося швейцарского лингвиста, стремятся развивать их, освобождая от нечеткости, абстрактности, получая значительные теоретические результаты.

- Вторая группа работ сознательно стремится усилить те положения, которые мы оцениваем как несомненно-слабые в его творчестве; они же - как несомненно-положительные теоретические результаты. Это относится прежде всего к дихотомиям Соссюра, а также к абсолютизации понятия "отношение" и к онтологизации языка.

Все вышесказанное делает актуальним дальнейшее исследование научных трудов Фердинанда де Соссюра с позиций диалектического материализма.

ГЛАВА ВТОРАЯ

"СИСТЕМА-СТАНОВЛЕНИЕ-СОСТОЯНИЕ" В ПОЭТИКЕ ЦВЕТАНА ТОДОРОВА

Цветан Тодоров родился в Болгарии в 1939 году; представитель младшего поколения французской школы структурализма; он примыкает к группе "Тель-кель" и является активным пропагандистов идей русских формалистов. Его основной научный интерес связан с проблемами структуралистской поэтики. В своих исследованиях семантического, синтаксического и словесного аспектов теоретического литературоведения Ц.Тодоров анализирует такие понятия, как: "регистры языка", "модусы", "время", "точка зрения", "залог" и "временно-логическая организация текста".

В работе "Поэтика" ее автор неоднократно и непосредственно использует понятие "состояние", опосpедствованно дополняя и развивая свою интерпретацию формальной и содержательной сторон этого способа бытия объекта и форм его познания во многих других местах данной pаботы. Он отмечает следующие его моменты:

- единство устойчивости и изменчивости,

- прерывности и континуальности,

- выделяет и анализирует внутреннее и внешнее состояния;

- рассматривает специфику времени в литературе;

- ставит и в известной степени решает проблему, именуемую в философии, как проблема связи состояний;

- предпринимает попытку типологизации связи состояний;

- в "Поэтике" (хотя и имплицитно) намечается группа диалектиески взаимосвязанных понятий: "система-становление (процесс)-состояние".

§1. Понятие "состояние"

Рассмотрение предложенных вопросов мы начнем с анализа тех фрагментов указанной работы, в которых Ц. Тодоров непосредственно обращается к понятию "состояние", отмечая существенные, на наш взгляд, определения состояния, его типы, а также познавательную функцию этого понятия. И только затем, когда нами будет выяснено понимание Ц. Тодоровым названных аспектов состояния (и как способа бытия, и как формы познания), а вместе с тем рассмотрены и те термины, которые он привлекает в качестве синонимов состояния, тогда с полным правом можно будет переходить к исследованию тех разделов его "Поэтики", в которых ее автор не использует понятие "состояние" и его синонимы, однако продолжает изучение существенных характеристик данного способа бытия художественного текста, но уже опосредствованно.

Чтобы размышления Ц. Тодорова и его выводы были понятными и обоснованными, следует несколько слов сказать о том специфическом материале, с которым работает французский структуралист.

"Предложение", как элементарная единица текста, состоит из "актантов" (действующих или страдающих) и предикатов (атрибутивных, выражаемых либо прилагательными, либо существительными, а также глагольными предикатами. Иначе говоря, предикаты (или мотивы, по Томашевскому Б.), изменяющие ситуацию (читай; "состояние"), называются динамическими (Сепир считает, что такие предикаты "происходят"); а предикаты, сохраняющие исходную ситуацию ("состояние"), Томашевский именует "статическими" (а Сепир: "предикаты существования").

Предложение, по мнению Ц. Тодорова, не представляет собой элемент бесконечной цепи; ряд предложений объединяется в циклы, или эпизоды, которые являются более или менее законченными частями сложного по сюжету художественного произведения. Эпизоды имеют относительно самостоятельное семантическое определение.

Идеальный эпизод состоит из пяти предложений (как полагает Ц. Тодоров), если условиться, что начальное предложение описывает устойчивое положение вещей, или "состояние". "Это исходное состояние нарушается действием некоторой силы. Возникает состояние неравновесия. Благодаря действию некоторой противоположной силы, - утвеpждает Ц. Тодоров, - равновесие ("состояние равновесия" - Б. С.) восстанавливается; новое равновесие, подобно исходному, но они никогда не тождественны полностью.

Таким образом, заключает Тодоров, - в состав повествования входят предложения двух типов:

1) Такие, которые описывают состояния (равновесия или неравновесия) и

2) такие, которые описывают переходы от одних состояний к другим.

Не трудно узнать в них, соответственно, предложения атрибутивные и глагольные.

Конечно, эпизод может быть прерван посредине (сразу после перехода от равновесия к неравновесию) или расчленен на еще более мелкие составные части.

Итак, вышеизложенную мысль Ц.Тодорова можно представить в виде следующего ряда элементов:

- Исходное устойчивое состояние.

- Становление (процесс, выталкивающий начальное состояние за свои пределы).

- Неравновесное, или переходное состояние.

- Становление, как процесс превращения переходного состояния в новое, устойчивое.

- "Якобы-восстановление" исходного устойчивого состояния. Приведем пример, анализируемый Тодоровым, чтобы эксплицировать существенные признаки состояния.

Иллюстрация из "Декамерона" Дж. Боккаччо: Первая ситуация (или состояние): Жена Перонелла; ее муж; ее Любовник. - Это актанты фабулы. В то же время муж и любовник указывают на определенное положение (состояние), то есть речь идет о состоянии связи между Перонеллой и остальными персонажами:

- законность отношений с мужем и

- незаконность связи с другими мужчинами.

Поэтому термины "муж" и "любовник" играют здесь роль прилагательных, которые характеризуют исходное состояние.

Вторая ситуация (состояние):

Перонелла принимает любовника и прячет его от внезапно пришедшего мужа. То есть следует нарушение исходного, внешне устойчивого состояния. Здесь должен появиться глагол "нарушать", "пpеступать закон".

Третья ситуация (состояние):

"Это приводит к состоянию неравновесия",- пишет Тодоров, так как семейный порядок оказывается нарушенным.

Четвеpтая ситуация (состояние):

Начиная с этого момента, есть две возможности восстановления равновесия (состояния равновесия - Б.С.). Первая состоит в наказании неверной супруги, что и привело бы к восстановлению начального состояния. Но новелла (по крайней мере, новелла Боккаччо) никогда не строится на таком повторении начального состояния. Следовательно, наказание присутствует в структуре новеллы в виде опасности,.. но оно не реализуется, остается потенциальной возможностью (возможное состояние - Б. С.).

"Второй способ восстановления равновесия состоит в нахождении средства избежать наказание" (10, с. 88). Перонелле это удается путем "перекрашивания" ситуации неравновесия, то есть нарушения закона, в ситуацию равновесия - в ситуацию "покупки мужчиной бочки", что не нарушает законов семейного очага.

Пятая ситуация (состояние):

"Таким образом, - заключает Ц. Тодоров, - здесь мы встречаемся с еще одним глаголом "перекрашивать", "маскировать под". Конечным результатом является новое положение вещей (состояние Б. С.), новый закон, хотя и не формулируемый в явном виде, согласно которому женщина имеет право следовать своим естественным склонностям" (там же).

Теперь мы предпримем попытку дать анализ изложенных Тодоровым ситуаций с точки зрения понятия "состояние", как совокупности существенных свойств, рассматриваемой в некотором пространственно-временном срезе и определённой системе связей и отношений. Здесь же мы коснемся проблемы детерминации характера и типов состояний. В этом же материале предоставляется реальной возможность выявить важную в методологическом плане группу понятий: "система-становление-состояние".

1. Исходное состояние:

(Перонелла-Муж) - это супружеская чета, то есть система, управляемая однозначными, религиозно-нравственными нормами. Иначе говоря, - это - система, обладающая определенными, существенными свойствами и столь же существенными связями между ними. Данная система взята в известном временном и социально-простpанственном срезе своего бытия. Но именно все эти существенные характеристики сняты в современном философском понимании состояния как формы бытия и познания.

2. Становление (процесс).

Но уже в рамках формально и внешне единой, устойчивой системы (Перонелла-муж) созревает причина, которая угрожает ее целостности; формируется скрытое противоречие, одностороннее разрешение которого (со стороны Перонеллы, то есть ее внутренняя, субъективная склонность к изменению, точнее говоpя измене) зарождается еще в исходном состоянии. Затем это субъективное состояние объективируется, опредмечивается в соответствующих действиях. Совокупность однонаправленных действий, ведущих к соответствующим изменениям, и составляет содержание становления, или процесса, порождающего новое, переходное состояние.

3. Переходное состояние, или состояние неравновесия.

Действительное, но скрытое от мужа состояние семейной системы - это ее разрушение, но оно известно только Перонелле; что позволяет ей выдать внешнее, кажимость за реальное состояние. Однако существует формальная возможность для того, чтобы и мужу это стало известным. Поэтому данное, третье состояние, которое чревато разными возможностями, есть состояние неравновесия, перехода. Так что Ц. Тодоров, наряду с устойчивым и переходным состояниями, отмечает "возможное" в противоположность "действительному" состоянию; а вместе с тем "внешнее" состояние он противопоставляет "внутреннему".

4. Становление, или процесс.

Итак, состояние требовало от Перонеллы действий, которые позволили бы ей выдать внешнее за внутреннее. Это - вновь становление, процесс, превращающий состояние неравновесия, неопределенности, котоpое содеpжит в себе как минимум две противоположные возможности:

1) Якобы-сохpанение устойчивого исходного состояния и

2) Восстановление исходного состояния чеpез наказание.

5. "Якобы-исходное" состояние.

Жене удается выдать любовника за покупателя бочки; исходное состояние сохpанено, но оно теперь "дважды-якобы".

Во-первых, оно есть "якобы" потому, что, если бы даже восторжествовало законное наказание, то это, возникшее состояние их семейного очага вобрало бы в себя нечто, не имевшее место в исходном;

а во-вторых, "якобы" потому, что видимость ("якобость") было бы подана как действительное состояние системы.

Остановимся несколько на группе понятий "система-становление-состояние".

Система (супружеская чета) представлена во времени тремя своими элементами:

а) устойчивым состоянием,

б) переходным и

в) "якобы-устойчивым" состоянием.

Причиной движения системы от одного своего состояния к другому является внутреннее системное противоречие, порождающее процесс своего разрешения; и этот процесс есть явление внутрисистемное. Однако по отношению к каждому системному состоянию этот процесс есть в то же время нечто внешнее, их соединяющее. Строго говоря, содержанием и исходного, и переходного, и якобы-исходного состояний является совокупность изменений. Но если для первого и третьего состояний характерны изменения, воспроизводящие систему в ее качестве, что мы определяем как "функционирование", то содержанием второго, переходного состояния выступают изменения, развитие системы.

Таким образом, понятие системы снимает в себе противоположность понятий "состояние" и "становление", или "процесс". Разумеется, это единство системы и способов ее бытия (становления и состояния) может быть описано и более, чем пятью предложениями, поскольку каждый из пяти элементов эпизода также может быть выражен не в одном предложении; это зависит от степени сложности состояния.

Кроме того, эпизод, во-первых, может быть прерван на третьем или четвертом (в принципе, на любом) предложении); а во-вторых, - вместо любого предложения может быть включен целый эпизод. В художественных произведениях чаще всего встречаются два основных типа соединения эпизодов:

а) обрамление и

б) сцепление.

Обрамление - это как раз тот случай, когда относительно самостоятельный эпизод, выpажаемый в элементе-пpедложении, заменяется дpугим "эпизодом-пpедложением".

Сцепление представляет собой следование одного эпизода за другим, которое бывает либо семантическим, либо синтаксическим.

Возникает существенный вопрос: "Может ли сам эпизод, являющийся системой некоторых элементов-состояний, рассматриваться как состояние?" Мы склонны дать утвердительный ответ. Ведь существенные определения эпизода, а также связи между ними, взятые в синхроническом срезе, являются, по сути, ничем иным, как совокупностью соответствующих характеристик того элемента-состояния, которым завершился этот эпизод. Поэтому он может быть:

а) устойчивым состоянием,

б) переходным состоянием.

Разумеется, и то и другое состояния могут находиться на определенной стадии (возникновения, становления, зрелости или упадка и распада). Поскольку литературно-художественный текст, как правило, состоит из ряда эпизодов, каждый из которых имеет известное состояние, то можно предположить, что их сцепление (связь эпизодов-состояний) основывается на том же принципе, что и состояние-предложение в эпизоде.

Следовательно, если придерживаться идеальной, пятиэлементной схемы, то можно утверждать, что и художественное произведение в целом имеет то состояние, которое присуще последнему эпизоду. Конечно, реальные литературные произведения могут начинаться и не с устойчивого состояния и заканчиваться либо переходным состоянием, либо якобы-устойчивым состоянием. И это имеет место для того, чтобы побуждать воображение и мысль читателя, привлечь его к сотворчеству.

И все-таки мы не видим логико-методологические препятствия рассматривать артефакт с точки зрения его семантического или грамматического состояний.

Таким образом, в пределах бытия литературного объекта-системы "Непосредственные причинные связи (как разновидность связи состояний - Б.С.) не обязательно сводятся к связям между событиями, действиями... вполне возможны случаи, когда действие влечет за собой какое-то состояние (разрядка наша Б.С.) или, наоборот, вызывается каким-то состоянием" (10. с. 81). И вновь Тодоров отмечает диалектическую связь становления (процесса) и состояния, носителем которого (единства) является система понятий; "система-становление-состояние".

В заключение рассмотрения существенных признаков состояния, как универсальной формы бытия и познания по материалам Поэтики Цветана Тодорова, можно утверждать следующее:

1. Содержанием состояния являются, по Тодорову, существенные свойства предмета, связанные между собой устойчивым, необходимым образом в определенную систему, взятую в некотором пространственно-временном срезе своего бытия.

2. Формальными его характеристиками выступают: а) единство устойчивости и изменчивости, 6) прерывности и непрерывности, в) конечности и бесконечности. Реальные состояния (наличное бытие Гегель) обладают фактически бесконечным числом модификаций, из которых Тодоров выделяет ряд разновидностей:

- устойчивое состояние;

- неравновесное, или переходное состояние;

- возможное и действительное состояния;

- процессуальное состояние (иначе говоря, он различает процесс, как содержание состояния, то есть его функционирование; и состояние процесса, то есть его определенное качество, направленность.

Анализ Поэтики Ц. Тодорова позволяет, на наш взгляд, утверждать, что ученый-структуралист прибегает к термину "состояние" не случайно, а только тогда, когда возникает познавательная потребность выразить в понятии вышеуказанные существенные характеристики конкретного способа бытия художественного литературного объекта.

§2. Литература как состояние текста

Теперь, после выяснения тодоровской точки зрения на понятие "состояние", мы считаем возможным уже опосредованно рассмотреть познавательную функцию этой фундаментальной формы (бытия и познания) в сфере поэтики. Мы предпримем попытку показать, какую позитивную когнитивную роль выполняет это понятие в определении статуса литературы среди прочих видов словесной деятельности. Как функционирует и развивается литература в своих конкретносодержательных, последовательно разновременных и сосуществующих состояниях: "типах", "жанрах", которым тоже присущи состояния.

Несколько слов о точке зрения на литературу (ее содержание и форму, элементы и структуру, социальные функции), сформировавшиеся в современной теории литературы, исходящей из диалектико-материалистической методологии.

Итак, "Литература" (букв. - написанное) в строгом смысле слова - это словесно-письменная художественная деятельность. Ее свойства, общие с другими видами искусства таковы:

1) Художественно-образная форма отражения действительности, род практически-духовного освоения мира.

Художественный образ есть единство объективно-познавательного и субъективно-творческого начал. Он - и реально бытующий объект и в то же время - условность, элемент воображаемого мира. Образ - это наглядное, но обобщенное, сущностное отражение действительности. Он не только воссоздает, но и творит новый мир. Переход чувственного отражения в мыслительное обобщение и далее - в вымышленную действительность и ее чувственное воплощение - такова внутренняя подвижность сущности образа.

В чем специфика "словесного образа"?

- Он менее нагляден, воссоздавая не зримый облик предмета, а смысловые, ассоциативные связи.

- Придает словам бытийную полновесность и ценность, самозначимость, которой обладают вещи, преодолевает онтологическую ущербность знака.

- Речевые знаки сменяются во времени (произнесения, написания), а поэтому и образы, воплощенные в этих знаках, раскрывают не только статическое подобие вещей, но и динамику их превращения.

2) Литература создает свою форму из слов, из языка, который, имея материальное воплощение, действительно постигается не в чувственном восприятии, а в интеллектуальном понимании.

3) Литература - наиболее идейно-насыщенное, наиболее идеологическое из всех искусств. Литературные образы обладают всеохватывающим проникновением в суть вещей, (см.: 4. сс. 21-22).

Цветан Тодоров высказывает свое принципиальное несогласие с теми литературоведами, которые полностью отрицают специфику, а потому и автономность литературного текста, рассматривая его лишь как результат действия внелитературных закономерностей (психической сферы, сферы человеческого духа или общественной жизни). Он уверен в том, что необходимость в возникновении Поэтики (теоретического литературоведения) объясняется именно тем, что есть особый тип связного текста обладающий существенными отличительными свойствами и связями между ними, в частности, собственными внутренними закономерностями функционирования и развития, "...ее (Поэтику - Б. С.) интересует абстрактное свойство, которое является отличительным признаком литературного факта, - свойство "литературности" (10. с. 41). И в другом месте: "...она (Поэтика -Б.С.) относится не к конкретному произведению, а к литературному тексту вообще; она утверждает, что эти (абстрактные - Б. С.) понятия имеют смысл только в применении к литературе как особому языку, в то время как в конкретном произведении мы всегда имеем дело с более или менее нечистой манифестацией этих сущностей" (там же, с. 44).

Следовательно, Ц.Тодоров отличает литературу (литературный текст) от всех других связных текстов и языков (научных, газетных, мемуаристских, обыденных).

Особый интерес в этой связи представляет соотношение литературного и естественного языка. Малларме как-то заметил, что "книга - это экспансия буквы". Но в чем же отличие того и другого языков?

Естественный язык - это система первичного смысла. Литературный - система вторичного смысла, использующая в

качестве исходного материала естественный язык.

"Это различие между языковой и литературной системами,- пишет Ц. Тодоров, - проявляется с разной степенью очевидности в разных видах литературы: так, оно минимально в текстах лирического типа и максимально - в беллетристике, где события и персонажи, в свою очередь, образуют некоторую конфигурацию, относительно независимо от тех конкретных фраз, посредством которых о ней сообщается" (1О. с.49). А различие здесь заключается в том, что существенным свойством литературного языка является то, что это - язык коннотированный, язык метафорический, это - языковая игра. Столь же существенным определением литературного языка является его организация как системы связного текста.

Сказанное относилось лишь к формальней (лингвистической) семантике, которая отвечает на вопрос: как обозначает текст?

Но различие между литературным и прочими связными текстами имеет и содержательно-семантический аспект: что обозначает текст? Это- проблема истинности текста. По утверждению Фреге (а Тодоров с ним согласен) литературный текст исключен из тех видов текстов, которые могут быть подвержены дихотомическому членению: "истинный/ложный". И все-таки литература, если она адекватно и по сути изображает действительность или прямо ей противоположна, не может не быть истинной или ложной.

Ц. Тодоров разделяет ту точку зрения, что к литературе следует применять иной критерий оценки: критерий правдоподобия. Он возникает как продукт соотношения литературного текста, с одной стороны и двух основных типов норм, - с другой:

- закон жанра - текст должен соответствовать ему;

- соответствие тому, что эпохальный читатель считает истинным.

В данном случае главным законом жанра считается общественное мнение, в рамках которого законы жанра первого типа варьируют во времени, представляя собой не только некоторый последовательный ряд сменяюших друг друга состояний главного закона, но и совокупность сосуществующих внутрикачественных состояний этого коллективного мнения.

Следовательно, литература (литературный язык), опирающаяся на первично-образцовую знаковую систему - естественный язык - и подчиняющаяся его внутренним нормам и законам, создающая "вымышленный мир" посредством линейной последовательности знаков, является в то же время специфическим состоянием этого языка, которое характеризуется сравнительно большей устойчивостью по отношению к своему первичному источнику - естественному языку. "Всякий литературный язык, - пишет Ф.де Соссюр, - после того, как он сформировался, остается сравнительно неподвижным. Во всяком случае, - подчеркивает он,- через него мы не можем почувствовать в должной мере, что настоящий язык, язык свободно бытующий в социальной массе, является объектом, изменяющимся во времени... Жизнь литературного языка, наложенного в пространстве на естественный, - заключает Соссюр,- протекает в иных условиях" (10. с. 183).

Что же порождает эти, Соссюром подчеркнутые, условия литературного состояния естественного языка? Цветан Тодоров, подобно другим структуралистам, утверждает, что причиной своеобразия литературного состояния естественного языка является специфическое взаимодействие свойств естественного языка, подчиняющееся внутрилитературным законам, системой которых является структура литературного текста.

Прежде чем дать анализ литературного взаимодействия этих свойств, следует назвать их:

а) регистры языка,

б) модус (наклонение),

в) залог.

Регистр (или достаточно определенные участки смыслового диапазона) естественного языка Ц. Тодоров представляет в виде четырех пар бинарных свойств:

- конкретность/абстрактность речи;

- фигуративность/прозрачность текста;

- моновалентность/поливалентность текста, порождающие некоторое множество регистровых оттенков языка;

- субъективность/объективность речи (Бенвенист).

Абстрактность/конкретность речи.

Свойством конкретности обладает та словесная конструкция, субъектом которой является единичный материальный предмет.

Свойством абстрактности - такие предложения, содержанием которых будет общее рассуждение о вневременной и внепpостpанственной истине. Доминанта того или иного из бинарных свойств обусловливает соответствующее состояние первичного смысла предложения.

Фигуративность/прозрачность текста.

Фигуративность характеризует такое предложение, в котором имеют место риторические синтагматические конструкции,"которые мы можем назвать", - поясняет Ц. Тодоров. Их следует отличать от тропов - это слово или фраза в переносном значении, образное выражение (метафора, метонимия, синекдоха, аллегория, гипербола, литота). Иначе говоря, тропы порождаются "связями в отсутствии", парадигматикой. Фигурами являются, например, такие расположения слов, как: повторение, антитеза, градация.

Прозрачность, как антипод фигуративности, - это абстрактная, идеальная незаметность словесной оболочки высказывания, когда смысл этого высказывания (который чаще всего либо функционален, либо утилитарен) является самоцелью потребителя (реципиента). Конечно, нельзя не согласиться с Пирсом, что "...эту оболочку никогда нельзя отбросить полностью; ее можно лишь заменить другой, более прозрачной" (10 с. 57).

Моновалентность/поливалентность

Моновалентность - это свойство такого текста, который не отправляет читателя за свои пределы, к другим текстам.

Поливалентность - это свойство текста, выражающее связь приемов (семантических, синтаксических, словесных) построения высказываний с другими текстами (того же или других авторов). Фактически всякое произведение находится в поливалентном состоянии, потому что характеризуется оно рядом связей со многими произведениями, в свою очередь, находящимися в поливалентном состоянии текста; "для художника-прозаика мир полон чужих слов, - пишет М. Бахтин; в его контекст слово приходит из другого контекста, пронизанное чужими осмыслениями" (там же, с. 59).

Субъективность/объективность текста.

"Всякое высказывание, - пишет Тодоров, - несет на себе отпечаток того конкретного акта речи, продуктом которого оно является... проявления этих отпечатков многообразны; можно выделить два больших класса;

- сведения об участниках акта речи или о его простpанственно-вpеменных координатах, выражающихся обычно при помощи специальных морфем (местоимений и глагольных окончаний). В этом суть объективности;

- сведения об отношении говорящего (или слушающего) к содержанию высказывания" (там же, с. 65).

Разновидностями субъективного свойства текста, помимо оценочного, является:

- эмотивное состояние текста,

- модальные состояния (возможное, действительное, случайное, необходимое).

Благодаря словам в литературном тексте создается "вымышленный мир", "...который сам имеет отчасти словесную, а отчасти несловесную природу (поскольку он включает, помимо елов, также действия, свойства, сущности и другие вещи (10 с. 64). Это различие еще с Платона обозначается как мимесис - изображение речи; и диегесис - изображение неречи; в последнем случае имеется в виду обозначение несловесных явлений при помощи слов;

б) Существенным свойством литературного текста, по Ц. Тодорову, является модус, или наклонение (это - прием, определяющий "... степень точности, с которой этот текст воспроизводит свой референт (предмет); эта степень является максимальной в случае прямого стиля и минимальной - в случаях рассказа о несловесных явлениях" (10 с. 65).

Тодоров, вслед за Жерраром Женеттом, различает три стиля изображения персонажа речи:

- пpямой,

- косвенный и

- пересказанная речь.

в) Не менее важным свойством литературного текста Тодоров считает временную характеристику. Ее особенность он видит в том, "...что в произведении сталкиваются две временные оси:

- временная ось описываемых событий и явлений;

- временная ось описывающего их текста.

Это - различие между последовательностью событий и последовательностью языковых единиц очевидна (10 с. 65-66).

Ц. Тодоров рассматривает два основных отношения между указанными осями:

- порядок следования и

- продолжительность, то есть количественное соотношение времени чтения текста и времени протекания событий вымышленного мира. Он указывает три формы проявления этого (последнего вида) отношения:

- пауза - когда времени чтения не соответствует никакое рассказываемое время (описания, общие рассуждения);

- эллипсис - когда какой-то эпизод или целый период реального времени в повествовании опускается" (9. с. 67);

- сцена - это количественное совпадение двух времен, например, в случае прямого стиля изложения речи персонажа.

Существенным свойством литературного времени Ц. Тодоров называет ретроспекцию: когда рассказчик сообщает позже то, что произошло раньше; проспекцию: когда сообщается заранее о том, что еще только должно произойти.

Еще одним важным пунктом литературного времени является частота, проявляющаяся в трех формах:

- однократность - когда одному событию вымышленного мира соответствует строго определенный элемент текста;

- повторность - когда одному и тому же событию "вымышленного мира" соответствуют несколько элементов текста;

- итеративность - когда ряд однокачественных событий вымышленного мира описывается одним элементом текста.

г) Четвертым значимым свойством литературного текста, играющим конституирующую рель в создании вымышленного мира, является залог; это- прием, посредством которого обеспечивается присутствие в высказывании самого процесса высказывания. Суть повествовательного залога Ц. Тодоров сводит к соотношению между текстом и создаваемым им вымышленным миром, с одной стороны и рассказчиком, - с другой.

Автор литературного произведения именуется "рассказчиком" только тогда, когда он явно присутствует в тексте, является непосредственным участником событий вымышленного мира; в иных же случаях он приобретает статус скрытого автора. Но и в этом положении он есть конституирующий фактор вымышленного мира, творец персонажей с их характером и поведением. Общепризнанным среди теоретиков литературы является положение о том, что автор всегда должен быть анонимным. "Он совершенно так же ускользает от нас, - замечает Ц. Тодоров, - как и вообще всякий субъект процесса высказывания, который, по определению, не может быть представлен в тексте" (10. с. 76).

д) Важнейшим свойством, определяющим процесс превращения литературного текста в воображаемый мир, Ц. Тодоров считает "точку зрения", "...поскольку факты, образующие этот мир, - пишет он, - предстают перед нами не сами по себе" (10. с. 69), а в определенном освещении. Причем, Тодоров имеет в виду не только точку зрения автора произведения, но и точку зрения читателя, которая может "...меняться в зависимости от причин, внешних по отношению к художественному произведению" (10, с. 70). Сама точка зрения есть система свойств:

- субъективность/объективность,

- степень осведомленности читателя (широта и глубина проникновения в наблюдаемые явления), познание не только внешних, но и внутренних свойств явлений и процессов вымышленного мира.

- Единичность/множественность: "...изнутри может быть виден, - подчеркивает Тодоров, - лишь один персонаж (благодаря чему в фокус попадают внутренние свойства) или все" (10, с. 72).

- Постоянство/изменчивость: "...персонаж может показаться изнутри либо на протяжении всего повествования, либо в одной из его частей" (10. с. 73).

- Сведения о вымышленном мире могут либо отсутствовать, либо присутствовать в самом тексте; в последнем случае они могут быть либо истинными или ложными.

- Оценка. Для того, чтобы быть понятой читателем, такая оценка вовсе не должна быть сформулирована; мы угадываем по тем психологическим установкам и реакциям персонажей, которые преподносятся в произведении как естественные" (10. с. 74). Тодоров замечает, что читатель может иметь свою, независимую от автора, оценочную позицию (этическую, эстетическую и др.) в отношении сущности или причин тех или иных явлений и процессов вымышленного мира, а также его персонажей.

Мы считаем возможным рассматривать оценочный элемент точки зрения как существенное свойство литературного текста. Его следует понимать как единство двух элементов:

1. как объединяющее начало других определений "точки зрения" (как системы).

2. Оценка - это, видимо, есть творческое кредо автора, его творческая стратегия, обусловливающая не только выбор темы и ее целостное видение, но систему форм, приемов, как элементов творческой технологии. И тогда отпадут всякие основания видеть в теоретико-литературоведческой концепции Ц. Тодорова известную эклектичность, о которой пишет И.П. Ильин в комментариях к "Поэтике". Только тогда можно будет с уверенностью утверждать, что Тодоров анализирует не материальные тексты, а зафиксированные в них ментальные структуры - "литературный дискурс" (дискурс относится к акту высказывания, а текст - к высказыванию; то есть текст - это материализованный (вербализованный) дискурс, который с известной приближенностью можно назвать литературным способом мышления" (10. с. 441).

Таким образом, краткий обзор предложенных Ц. Тодоровым пяти основных языково-словесных свойств литературного текста (регистры языка, модус, залоги, время, точка зрения), среди которых системообразующим, на наш взгляд, является "точка зрения", показывает действительную внутритекстовую спецификацию, порождающую литературное состояние текста как такового. Но для того, чтобы иметь целостное представление о литературном состоянии текста, необходимо затронуть его семантический и синтаксический аспекты, что позволит выявить еще ряд существенных литературных свойств, их природу, в частности, сущность вторичного смысла, а также существенные элементы литературного состояния текста.

§3. Понятие "связь состояний" в Поэтике Цветана Тодорова

Единым категориальным основанием частнонаучного и философского структурализма является понятие "структура". "Структура, по мнению Луи Ельмслева, - это автономное единство внутренних взаимозависимостей" (9. с. 460). Но взаимозависимость это взаимосвязь; а связь - это форма отношения. "Любой языковой факт, - пишет Соссюр, - представляет собой отношение, в нем нет ничего, кроме отношения".

Любой языковой факт (также литературный текст - Б.С.) предполагает существование двух элементов (как сторон отношения Б.С.), которые могут быть последовательными или синхронными" (6. с. 197). Следовательно, проблема взаимозависимости, взаимосвязи, связи литературного текста, находящиеся в некотором состоянии, в качестве своего существенного аспекта содержит проблему связи состояний. "Достаточно очевидно, - пишет Ц. Тодоров, - что любой текст поддается разложению на элементы. Характер отношений, устанавливаемый между этими элементами, мы и будем считать главным критерием при различении разных типов структур текста" (70. с. 78). Автор Поэтики называет три типа отношений;

- семантические,

- синтаксические и

- словесные.

Все эти отношения он, в свою очередь, классифицирует на две группы, а основанием такого деления является: отсутствие или присутствие соотносящихся элементов-состояний в синхроническом срезе бытия литературного объекта.

"Связи в отсутствии, - пишет Ц. Тодоров, - это отношения "обозначения" и "символизации". Некоторое означающее означает некоторое означаемое, некоторый факт вызывает представление о некотором другом факте, такой-то эпизод символизирует такую-то идею, другой - иллюстрирует такое-то психологическое состояние" (10.с. 48). В лингвистике этот тип связи известен как парадигматический, или коннотативный - Ельмслев). Эти связи существуют между состояниями, с одной стороны, присутствующего в тексте элемента, а с другой стороны , - в нем отсутствующего элемента. Эти элементы (присутствующие и отсутствующие) относятся к некоторому однокачественному смысловому множеству.

"Связи в присутствии" (далее мы их будем называть связи сосуществования) обладают следующими свойствами:

- элементы (или стороны связи состояний) соотносятся, по мнению Ц. Тодорова, как причина и следствие;

- связи рядополеженности:- слова объединяются в значащие комбинации (конфигурации, конструкции): антитеза, повторение, градация); они обозначают, но не символизируют. "...слово, действие персонаж, - замечает Тодоров, - не обозначают и не символизируют каких-то других слов, действий и персонажей" (10. с. 48). Этот тип связи получил в лингвистике наименование синтагматических, или синтаксических.

Литературный подход к проблеме связи состояний существенно отличается от лингвистического, поскольку последний имеет своим предметом лишь первично-смысловые связи состояний, не выходящие за пределы предложения; а первый исследует:

- вторичносмысловые связи состояний словесных конструкций, больших чем предложение;

- текстовые структуры и повествовательный синтаксис;

- связь первичносмысловых и вторичносмысловых состояний, описываемых текстовыми единицами (предложениями, эпизодами, главами и более крупными единицами литературного текста);

- языковые игры и метафорику.

Ц. Тодоров различает внутритекстовую и внектестовую коннотацию. "В первом случае одна часть текста имеет своим означаемым другую; где персонаж характеризуется своими поступками или подробностями портрета; абстрактное рассуждение иллюстрируется всем сюжетом... во втором случае речь идет о толковании в обычном смысле слова, то есть о переходе от литературного текста к критическому" (10. с. 52).

Ц. Тодоров отмечает слабую изученность внутритекстовой коннотации (коннотативной связи состояний).

В качестве возможного варианта решения данной проблемы мы предлагаем анализ трех взаимосвязанных аспектов внутритекстовой коннотативной связи состояний.

1. Этот тип коннотативной связи состояний мы назвали "формально-семантическим", или "лингво-семантическим".

Но предварительным (необходимым и достаточным) условием предлагаемого анализа является признание за лингвистической семантикой права:

- рассматривать лингвистический уровень коннотации, - признать компетенцию этой науки за пределами предложения. Мы считаем, что есть основание усомниться в правильности утверждения Ц.Тодорова о том, что коннотация является только внелингвистическим феноменом.

Как известно, основными функциями языка выступают:

- практическое освоение мира с помощью метафорического переноса;

- познание и объяснение этого мира с помощью научного понятия.

Именно эти функции определяют два главных направления развития слова: 1. метафорического и 2. сигнификативного.

1. "Метафора в разных ее видах, - пишет Степанов Ю. С., одно из главных орудий развития лексики... главное направление метафорических переносов в общем языке - от самого человека и от ближайшей к человеку действительности на весь остальной мир" (8. с. 23).

2. "Иной процесс, - продолжает Степанов, - развитие значений, сигнификатов. Система языковых понятий (ближайших значений) постоянно приближается к системе научных понятий, стремится включить ее в себя, никогда, однако, не достигая этого предела и не совпадая с этой системой" (8. с. 24).

Следовательно, семантическое развитие слова вышеуказанными направлениями приводит к возникновению системы значений одного и того же слова, к его многозначности, или полисемии. И чтобы убедиться в этом, достаточно открыть любой словарь. То, что указано там, после каждого фонетического слова под цифрами один, два, три и т.д., и есть разные значения слова.

Отрицание лингвистической коннотации слова исходит из абстрактного, идеального предела однозначности, который требует от субъекта языковой деятельности употребления этой значимой единицы лишь в ее главном, свободном значении.

Семантическим пространством коннотативных связей семантических состояний всякого фонетического слова является развивающееся содержание понятия, пределом которого выступает омоним-термин, то есть иное понятие, иной сигнификат.

Этот тип коннотативной связи состояний усложняется, но степень ее (связи) ослабевает с переходом к словосочетанию. Однако, поскольку, словосочетания различаются степенью устойчивости связи своих элементов, постольку варьирует и коннотативная связь смысловых состояний по степени сложности и неопределенности.

Так, например, фразеологизмы (фразеологические сращения:

"Притча во языцех" и фразеологические единства: "Языком чесать") семантически представляют собой неделимые парасемические образования, подобные слову; поэтому, видимо, можно утверждать, что коннотативная связь смысловых состояний фразеологизма существенно идентична (аналогична) связи в сфере слова. Более того, можно предположить, что фразеологическая коннотация, в известной мере даже ограничивается, а уровень ее неопределенности снижается, потому что фразеологизм слова усиливает свою избирательность в оппозициях и тем ослабляет степень своей сочетаемости.

По мере движения в направлении свободных словосочетаний (например; "Кислое яблоко", "Поезд пришел") через фразеологические выражения ("Горячий привет", "Принять меры") и фразеологические сочетания ("Зло берет", "Беспросыпное пьянство") смысловое пространство коннотативной связи состояний постепенно сужается, сочетаемость падает, а дистрибутивное множество словосочетаний сокращается. Это объясняется тем, что односторонняя или взаимная избирательность элементов словосочетания ограничивает семантическое поле либо одного, либо обоих составляющих.

Смысловой границей, в пределах которой функционирует определенная коннотативная связь состояний, являются лексические семантические поля, или же (привлекая мысль Гегеля) своего рода смысловые узлы меры (а может быть, точнее - узлы смысловой меры).

Как известно, еще в конце XIX века М.М. Покровский предложил такие поля, формируемые на основании трех критериев:

- тематического,

- синонимического,

- морфологического.

В 30-х годах ХХ века Й. Трир разделил поля на: лексические и понятийные, подчинив первые последним.

В. Порциг разработал концепцию элементарного семантического поля, формируемого посредством принципа предрасположенности, или достаточно строгой избирательности некоторого слова к сочетанию с другими. Иначе говоря, такое слово обладает способностью предсказывать (подсказывать) то слово из лексического множества, которое оно требует. В последние годы поля такого типа легли в основу быстро развивающихся исследований по выявлению глубинной семантической структуры языка.

Детерминация семантического поля "предложения", которое рассматривается современной лингвистикой, как предельная языковая значимая единица, снимает в себе все предшествующие (в сфере слова и словосочетаний) виды детерминации, добавляя собственные и создавая специфическую систему обусловленности.

Элементами этой системы являются:

1. Омоним-термин - для входящего в предложение слова;

2. сочетаемость слова в словосочетании;

3. вышеуказанные три критерия формирования лексико-семантических полей Покровского;

4. детерминанты, связанные с грамматическими категориями номинации, предикации и локации.

Данная система детерминации, на наш взгляд, может быть адекватно и по существу представлена структурной схемой глагольного предложения с предикацией, номинацией способа бытия, с категорией времени. Мы считаем, что структурная схема предложения есть языковая форма предикации, а поэтому является моделью существенной обусловленности предложения, ибо:

- категория предикации едина для всех языков; она - принадлежность языка вообще;

- эта схема есть не что иное, как совокупность существенных, необходимых, устойчивых связей между элементами предложения; а это и есть система детерминации, предложения как семантической языковой единицы.

Структурная схема предложения предполагает двоякого вида ограничения:

- лексическое наполнение, то есть в предложение входят только определенные слова;

- семантическое ограничение - в предложение входят любые слова, но лишь в каком-то определенном значении.

Структурная схема сложного предложения, или системы его детерминации, наряду с вышеуказанными четырьмя элементами включает:

5. Способ связи между простыми предложениями, входящими в сложное предложение (союзы, союзные слова и др.). Эти элементы-предложения "структурной схемы" сложного предложения также имеют семантические ограничения, то есть они характеризуются строго определенным, взаимосогласованным значением.

Пятый элемент системы детерминации сложного предложения является, по нашему мнению, способом сочетаемости, избирательности предложений, образующих элементное смысловое звено коннотативной связи состояний связного текста.

Мы склоняемся к предположению, что и развертывание первичного смысла, его превращение во вторичный смысл осуществляется в результате развития трех, взаимосвязанных грамматических категорий: номинации, предикации и локации посредством метафоры:

1. Переноса признаков человека на предметы окружающего мира (это - сфера номинации).

2. Переноса связи признаков из ситуации непосредственного говорения на все другие ситуации, отдаленные от нее в пространстве и времени (это - сфера предикации).

3. Переноса отношений " Я-здесь и сейчас" на другие лица и предметы (сфеpа локации). Эти метафорические переносы аналогичны тем, какие имеют место в развитии отдельного слова. Уже Ф. де Соссюр высказал мысль о том, что синтагматика ( а значит и синтагматические смысловые ассоциации, т.е. первичносмысловое пространство) связана с первичносмысловой паpадигматикой. Эти две оси языка должны соответствовать, по Соссюру, двум формам умственной деятельности человека, что означает выход за пределы лингвистического аспекта языка к семиологическому, в том числе и к литературоведческому. Этот выход осуществил Роман Якобсон, который выявил оппозицию метафоры (парадигматики) и метонимии (синтагматики) в нелигвистических языках. Все высказывания относятся либо к метафорическому, либо метонимическому типу по доминанте той или иной оси, того или иного типа. Следовательно, существует переход лингво-семантического уровня (первичносмыслового) к уровню вторичного смысла (или ко вторичной коннотативной связи смысловых состояний), который осуществляется, опять-таки, посредством метафоры.

Но прежде, чем выявить соотношение (структуру первичного и вторичного смыслов, необходимо определить текстовую структуру вторичного смысла.

Ц. Тодоров (вслед за Б. Томашевским) понимает структуру связного текста как единство трех типов отношений:

- логических,

- временных,

- пространственных.

Логические, или причинные связи образуют сюжет произведения. Эти связи очень важны для выявления значения текстовой структуры художественного произведения в процессе формирования вторичного смысла, а вместе с тем и коннотативной связи смысловых состояний. Однако необходимо детализировать понятие причинности. Ц. Тодоров, ссылаясь на Ролана Барта, различает такие виды причинности:

- "причина-функция" и

- "причина-показатель".

"Причинами-функциями являются такие элементы, которые каузируют подобные себе единицы или каузируются таковыми... Существует другой тип единиц текста, называемых показателями, которые отсылают не к какому-то дополнительному по отношению к последующему событию, находящемуся в той же причинной цепи, а к более или менее размытому понятию, которое, однако, необходимо по смыслу излагаемой фабулы; таковы сведения о характерах персонажей, об их тождестве/различии, об атмосфере" (10. сс. 81- 82).

С точки зрения задач данного исследования причины-показатели представляют особый интерес, потому что именно они, на наш взгляд, конституируют вторичный смысл и коннатативный тип связи смысловых состояний.

Существенное значение в процессе формирования коннотативной связи состояний имеет имплицитный (Ц. Тодоров), скрытый тип причинности. Поскольку читатель всегда стремится вскрыть причину тех или иных событий, поступков или мыслей персонажей, постольку он активизируется, становясь соавтором, и как правило, получая от этого значительно больше удовлетворение, нежели от произведений с эксплицитной причинностью.

Таким образом, первым элементом текстовой структуры на уровне вторичного смысла, или системой детерминации коннотативной связи смысловых состояний является:

1. Культурно-историческая обусловленность конкретного смысла, проявляющаяся и преломляющаяся через точку зрения как творца художественного произведения (писателя), так и его сотворца (читателя, зрителя, слушателя);

2. Далее, мы считаем возможным утверждать, что системообразующим основанием всей совокупности коннотативной связи смысловых состояний выступает "Идея" художественного произведения, разворачивающаяся по законам определенного жанра, в соответствующее содержательное и тематическое пространство. Иначе говоря, как бы ни варьировались смысловые состояния художественного произведения (а вместе с тем и коннотативная связь смысловых состояний), от читателя к читателю, от эпохи к эпохе, по сути дела, пределом вариаций является "Идея" данного произведения.

3. Следующим элементом текстовой структуры художественного произведения можно назвать код; он есть не что иное, как совокупность относительно устойчивых правил и ограничений, необходимых для коммуникации. Его значение на уровне вторичного смысла более существенно, чем на первичносмысловом. Совпадение в главном или же противоположное толкование этого главного (то есть взаимопонимание и непонимание между автором и читателем) обусловлено сходством или противоположностью их кодов.

Временные отношения - это повествовательная ткань произведения, последовательность элементов его фабулы.

Пространственные связи, присущие прежде всего поэзии, представляют такой способ организации текста, который основан на определенном, более или менее правильном размещении единиц текста. Р. Якобсон (один из первых обративший теоретическое внимание на исследование этого типа связи), рассмотрел, в частности, роль пространственных свойств в развитии поэтической функции художественного произведения. Он показал, "...что все пласты высказывания, от фонемы и ее дифференциальных признаков и дограмматических категорий и тропов, образуют сложнейшую конструкцию, основанную на симметриях, нарастаниях, противопоставлениях и параллелизмах" (10.с. 83).

Проблема специфики художественного текста существенно связана с проблемой поэтической функции, поэтому необходимо сказать об этом несколько пространнее, не ограничиваясь пространственно-поэтическими признаками текста. Под поэтической функцией текста Р. Якобсон понимает: "Направленность на сообщение, как таковое, сосредоточение внимания на сообщении ради него самого" (11.с. 202). Как известно, системе естественного языка, наряду с такими функциями, как-то:

1. Коммуникативная. 2. Апеллятивная. 3. Эмотивная. 4. Фатическая. 5. Метаязыковая, - присуща и 6. Поэтическая функция. Благодаря чему это, так сказать, рядовое свойство превращается в определяющее на уровне художественного произведения?

Роман Якобсон утверждает, что это скачкообразное изменение статуса поэтического в тексте происходит из специфического сочетания таких операций речевого поведения, как "селекция" и "комбинация".

"Селекция, - пишет он, - производится на основе эквивалентности (подобия и различия, синонимии и антонимии); комбинация построение предложения - основывается на смежности. Поэтическая функция, - подчеркивает Якобсон, - проецирует принцип эквивалентности с оси селекции на ось комбинации. Эквивалентность становится конституирующим моментом в последовательности. В поэзии один слог приравнивается к любому слогу той же самой последовательности; словесное ударение приравнивается к словесному ударению, а отсутствие ударения - к отсутствию ударения; словесные границы приравниваются к словесным границам, а отсутствие границ - к отсутствию границ; синтаксическая пауза приравнивается к синтаксической паузе, а отсутствие паузы - к отсутствию паузы" (11. с. 2О4).

Разумеется, что и другие функции, названные нами выше, претерпевают на уровне художественного текста изменения сообразно его специфической природе, его эстетической сущности.

Для раскрытия особенностей текстовой структуры художественного произведения определенный теоретический интерес представляет рассмотрение еще одного бинарного признака словесного связного текста, а именно: "мифологического/идеологического" (как способа связи текста). К этому бинарному признаку Ц. Тодоров обращается при анализе логической организации художественного произведения, или организации его по законам причинности, который, по его мнению, играет в этой организации решающую роль. "...в самой причинности, - пишет он, - можно выделить различные типы... наиболее важно выявить следующее противопоставление:

- соотносятся ли минимальные единицы каузальной организации друг с другом непосредственно или через посредство общего закона, иллюстрациями которого они являются. Повествование, в котором преобладает первый из указанных двух видов причинности, мы назовем "мифологическим", а то, где преобладает второй из них "идеологическим"... В идеологическом повествовании составляющие его единицы не вступают в прямые причинные связи друг с другом; они вступают как проявление некоторой постоянной идеи, некоторого единого закона" (10. сс. 81-82).

Ранее мы уже отмечали, что средством качественного превращения первичного смыслового связного текста в текст вторичного смысла является метафора. Однако теперь следует сделать существенную поправку. Такой смысловой скачок способна причинить лишь та метафора, которая сама претерпела качественное превращение, явив собой более развитый вид - "идеологическую метафору". К этому виду метафоры относится сложный спектр определений;

- тут и оценочный аспект коннотации,

- эмотивный,

- понятийный,

- этический и эстетический,

- социально-политический,

- социально-экономический,

- религиозный,

- философский и дp.

Теперь, когда достаточно определенно, на наш взгляд, выявлены структура м первичносимслового и вторичносмыслового текстов, можно обратиться к рассмотрению их соотношения.

Мы твердо уверены в том, что вполне адекватно и по существу соотношение (структура) первичного и вторичного смыслов выражена в формуле, предложенной Роланом Бартом в "Основах семиологии":

" (ЕRS)RS, где "Е" - это план выражения, "S" - план содержания, а "R " - отношение между ними.

Формула, заключенная в скобках, - это система первичного смысла, которая выполняет функцию" означающего" в системе вторичного смысла, представленной формулой в целом; "RS", стоящие за скобкой в этой формуле, - это план содержания системы вторичного смысла, или ее "означаемое".

"Полученную семиотику, - пишет Ролан Барт, - Ельмслев назвал " коннотативной семиотикой; первая (в скобках - Б.С.) система представляет денотативный план, а вторая (формула в целом Б.С.) - коннотативный... коннотативная система, - продолжает Барт, - есть система, план выражения которой сам является знаковой системой... (такова, например, - делает он вывод, очень важный для нашего исследования), - литература" (1. с.157). - 152

Выводы:

1. Мы надеемся, что нам в известной мере удалось показать и доказать неслучайность обращения Цветана Тодорова к термину "состояние". Более того, автор "Поэтики" оперирует "состоянием" на понятийном уровне, выражая в нем существенные определения тех ситуаций или положений вещей, в которые попадают персонажи вымышленного мира. Разумеется, эта существенность имеет как реальный, так и субъективно-оценочный критерии.

Иначе говоря, состояние есть мысленная модель основных характеристик пространственно-временного среза бытия некоторого объекта, взятого в известной системе связей и отношений.

2. Ц. Тодоров различает ряд типов состояний в зависимости от вида изменений и модальности:

- устойчивое состояние,

- состояние неравновесия (переходное),

- возможное состояние,

- действительное состояние.

Автор "Поэтики" имплицитно указывает на наличие важной в теоретическом и методологическом аспектах группы диалектически взаимосвязанных понятий: "система-становление-состояние".

3. Во втором параграфе мы, опираясь на результаты анализа понятия состояния по материалам "Поэтики", в которых Ц. Тодоров непосредственно не использует термин "состояние", предприняли попытку рассмотреть "Литературу" как специфическое состояние связного текста, стремясь доказать, что Ц. Тодоров продолжает, хотя^и опосредованно, исследование формальной и содержательной сторон понятия состояния, выявляя его познавательную функцию.

Настаивая, вслед за Ф. де Соссюром, на определяющей роли отношений (формы, структуры) в исследованиях любого текста и объясняя его существенные особенности спецификой этих отношений, Ц.Тодоров понимает литературно-художественный текст как продукт особых отношений между свойствами естественного языка.

На теоретическом уровне он игнорирует значение сторон этих отношений, которые, будучи элементами системы, не только определяются отношениями между собой и отношениями с системой, но и самоопределяются, выходя на отношения друг с другом "из себя", соответственно своим имманеннтным свойствам. А это означает, что носители отношений и сами эти отношения находятся в сложном и развивающемся единстве:

- в изначальном, досистемном состоянии стороны взаимно обусловливают свои отношения;

- в системном состоянии - сторона, став элементом целого, определяется этим целым (системообразующим отношением); и в то же время каждая сторона-элемент, в единстве с определяемыми ею отношениями между сторонами-элементами, обусловливает это целое. Более того, художественное произведение, как целое, есть единство содержания и внутренней формы (А. Потебня), то есть соотносящихся сторон, определяющих свои отношения изнутри.

Следует заметить, что на уровне анализа конкретного художественного произведения Ц. Тодоров покидает позицию "чистых отношений" (Кассирер) и рассматривает стороны и их отношения в действительном единстве. Иначе говоря, если на уровне теории состояние является для него лишь состоянием отношений, структур, то на уровне интерпретации произведения под состоянием он понимает конкретное единство содержания и формы.

4. В третьем параграфе в ходе анализа концепции Ц. Тодорова, предметом которой являются:

- природа первичного смысла;

- сущность вторичного смысла;

- соотношение первичного и вторичного смыслов, - мы предприняли попытку рассмотреть три вида связи семантических состояний:

- на уровне первичного смысла;

- на уровне вторичного смысла и

- на уровне единства первичносмысловой и вторичносмысловой связей состояний текста.

На первичносмысловом уровне мы различаем:

- синтагматические связи состояний;

- парадигматические связи состояний. Синтагматические связи состояний классифицируются нами на: - свободные;

- устойчивые (что детерминируется принципом сочетаемости). Парадигматические связи состояний обусловливаются развивающимся понятием, которое в то же время является пространством этой смысловой связи состояний. Поэтому, видимо, можно считать, что на уровне первичного смысла существует неразвитый вид коннотации внутрипонятийная коннотация.

На уровне вторичного смысла мы выделяем:

- культурно-истерическую связь смысловых состояний;

- идеологическую связь смысловых состояний.

Качественное превращение первичного смысла во вторичный, на наш взгляд, происходит посредством приема метафоры, которая и сама претерпевает превращение из лингвистического в идеологический прием.

Связь первичносмыслового и вторичносмыслового состояний, по нашему мнению, существенно совпадает со связью "означающего" (функцию которого здесь выполняет система естественного языка) и "означаемого" (системы вторичного смысла). Данная связь, подобно отношению фонетического слова и денотата в слове-знаке, продуцирует значение коннотативной системы, которое (значение) варьируется в пределах идеи художественного произведения.

Автор работы сознательно не углублялся в лингвистические и литературоведческие "тонкости" рассматриваемых проблем; и вполне может быть, что порой (с профессиональной филологической точки зрения) был недостаточно корректен. Однако он не ставил перед собой задачу развивать или опровергать те или иные лингвистические и литературоведческие концепции и принципы; но, по мере сил, автор стремился показать и доказать методологическую роль понятий "состояние" и "связь состояний", а также апробировать предложенную им группу диалектически связанных понятий: "система-становление-состояние".

Литература

1. Барт Р. Основы семиологии. в Сб. "Структурализм "за" и "против", Изд. "Прогресс", М., 1975

2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. Изд. "Прогресс", М., 1989

3. Бенвенист Э. Общая лингвистика. Изд. "Поогресс" М., 1974

4. Литтературоведческий энциклопедический словарь. Изд. "Советская энциклопедия", М., 1977

5. Мукаржовский Ян. К чешскому переводу "Теории прозы" Шкловского. в Сб. "Структурализм "за" и "против". М., "Прогресс", 1975

6. Соссюр.Ф. Заметки по общей лингвистике. Изд. "Прогресс", М., 1975

7. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. в кн. "Труды по общему языкознанию". Изд. "Прогресс", М., 1977

8. Степанов Ю. С. Основы общего языкознания. Изд. "Просвещение", М., 1975

9. Структурализм "за" и "против", Изд. "Прогресс", М., 1975

10. Тодоров Цветан. Поэтика. в Сб. Структурализм "за" и "против". Изд. "Прогресс", М., 1975

11. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика, в Сб. Структурализм "за" и "против". Изд. "Прогресс", М., 1975

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СИСТЕМА-СТАНОВЛЕНИЕ-СОСТОЯНИЕ В СЕМИОТИКЕ И ПОЭТИКЕ РОЛАНА БАРТА

Ролан Барт, как типичный представитель структуралистской семиотики и поэтики, в своих творческих исследованиях довольно часто обращается к термину "состояние". Это (как мы попытаемся показать) неслучайно, поскольку он при рассмотрении предмета отдаЕт явное предпочтение синхроническому подходу в ущерб диахроническому, игнорируя их диалектическое единство.

Исследования в плане синхронии в теоретическом литературоведении предполагает анализ состояния функционирования искомой системы, полученной в результате схематического среза хронологического развития художественного произведения.

Таким образом, историческое (диахроническое) отрывается у Барта от систематического (синхронического).

Однако следует отметить как положительный момент то, что Барт признает и понимает, что знание о структуре, во-первых, есть цель исследования и его результат, но не его абсолютно устойчивое начало; и что учный осуществляет своЕ движение к этой цели от некоторого предмета, взятого в определенных пространственно-временных границах своего бытия и обладающего бесконечно многими преходящими и непреходящими свойствами. Во-вторых, Р. Барт считает необходимым выделять схему, модель, каркас наличного бытия изучаемого предмета.

Глава первая

Понятие "состояние" в семиотике и поэтике Р. Барта

Французский структуралист редко использует в своих теоретических исследованиях термин "состояние". Значительно чаще он обращается к терминам "корпус" или "модель". Однако соотносительный, сравнительный (как формально-содержательный, так и познавательно-функциональный) всех трех терминов показывает, что Ролан Барт применяет их как тождественные понятия, хаpактеpизуемые существенной методологической "силой" (по крайней мере, в пределах обшей семиотической, а тем более теоретико-литературоведческой теориях). Эта их тождественность в том, что к содержанию всех трех указанных понятий относятся существенные определения пpедмета в их единстве. Причем, критерием существенности является прежде всего цель деятельности субъекта. "Чтобы такое исследование стало возможным, - пишет Р. Барт, - необходимо с самого начала исходить из ограничительного принципа. Этот принцип называется принципом существенности. Исследователь принимает решение описывать предстоящие факты лишь с одной точки зрения; следовательно, - продолжает Барт, - он будет фиксировать в этой разнородной массе фактов только те черты, которые важны с данной точки зрения (исключив все остальные). Такие черты и называются существенными. Так, фонолог рассматривает звуки лишь с точки зрения смысла... и не интересуется их физической и артикулярной природой. В семиологии (семиотике) существенность связана со значением анализируемых объектов... Значение этих (физических, психологических, социологических- Б.С.) факторов, каждый из которых связан с... несемиологической существенностью, не отрицается; но сами они должны быть рассмотрены в терминах семологии, то есть под углом зрения функции в знаковой системе". (1. с.161).

Р. Барт приводит примеры применения предлагаемого им "ограничительного принципа", в которых объектом изучения выступают некоторые семиологические видовые множества, в частности, мода и знаковая система пищи.

Автор "Основ семиологии" замечает что для реализации принципа существенности необходим "имманентный" подход к объекту, то есть наблюдение его изнутри. Если исследователю еще неизвестны пределы интересующего его видового множества (или объекта-системы), то он вынужден пpименять принцип рассмотрения "изнутри" к некоторой массе гетерогенных элементов, которые и анализируются им с определенной точки зрения, чтобы выявить структуру, уже гомогенного объекта-системы. Такая совокупность исходных данных получила у Барта наименование "корпус". "Корпус" - определяет Барт, - это конечная сумма фактов, заранее выделяемая исследователем в соответствии с его произвольным выбором. С этим корпусом он будет работать. Например,если мы хотим описать язык пищи современных французов, то мы должны заранее решить, с каким корпусом мы будем иметь дело - с меню, предлагаемым газетами, с ресторанным меню, с реальным меню за обедом или с меню,о котором нам кто-то рассказал" (там же, с. 162).

Далее, автор подчеркивает важную мысль о том, что метод формирования корпуса, а также типы критериев отбора его элементов обусловливаются природой или видовым качеством целевого множества:

- критерии отбора пищевого корпуса будут, конечно, иными, нежели критерии форм автомобилей или, скажем, фасонов женской одежды.

Р. Барт предъявляет жесткие требования к оперированию с уже сформированным корпусом:

1. Необходимо строжайшим образом придерживаться сформированного корпуса, ничего не добавляя к нему в ходе дальнейшего исследования.

2. Все элементы корпуса в процессе его всестороннего анализа должны быть объяснены в рамках данной системы.

3, Корпус должен бить (как говорят логики) распределенным, то есть все его элементы должны заполнить все корпусные ячейки, образуемые целостной системой подобий и различий (там же). Иначе говоря, рано или поздно, в процессе отбора материала для корпуса исследователь заметит, что факты (согласно применяемому критерию, а также принципу подобия и различия) начинают повторяться. А это свидетельствует о том, что корпус насыщен.

4. Корпус должен быть однородным, то есть его материал должен быть односубстанциальным; например, лингвист соответственно поставленной цели, стремится сформировать корпус только со звуковой субстанцией; подобно тому как семиолог, изучая язык пищи, предпочитает гомогенный корпус продуктов питания: одни только ресторанные блюда.

Но поскольку нередко приходится иметь дело, как минимум с бисубстанциальными корпусами, постольку следует подвергнуть структурному анализу саму эту субстанциальную неоднородность, четко проводя разграничение субстанций, отделяя реальные предметы от языка, на котором они описываются.

Далее следует очень важная для нашего исследования мысль Ролана Барта, в которой он непосредственно использует термин "состояние": "В принципе из корпуса должен быть устранен максимум диахронических (исторических) элементов; корпус должен соответствовать "состоянию" системы, представлять исторический срез. "... с чисто операциональной точки зрения, - замечает Барт, следует предпочесть корпус обширный, но относящийся к одному временному моменту, корпусу узкому по объёму, но растянутому во времени; так, если объектом изучения является пресса, надо отдать предпочтение подборке газет появившихся одновременно, а не подшивке одной и той же газеты за несколько лет. Есть системы, которые как бы сами указывают на собственную синхронию; такова мода, меняющаяся ежегодно. Что касается других систем - продолжает Барт, - то надо брать короткие периоды их существования, что позволит впоследствии сделать экскурсы в их диахронию. ... главной, целью семиологического исследования является как раз установление собственного времени этих систем, создание истории форм" (там же, с.163).

Какие, на наш взгляд, важные формально-содержательные характеристики корпуса-состояния указывает Барт в приведённом фрагменте

1. Состояние есть способ бытия сущности объекта; то есть можно сказать, что оно есть способ бытийной, сущностной спецификации, модификации объекта.

2. Состояние - это прежде всего внутренняя (изнутри)., содержательная сторона объекта. Иначе говоря, исследователь должен стремиться к обнаружению максимально возможного числа специфических определений сущности, которая в структурализме (в том числе и у Барта) подменяется структурой. Состояние должно быть содержательно насыщенным.

3. Состояние имеет, по Барту, качественную (однородность) и количественную (насыщенность) характеристики.

4. Состояние обладает структурой, то есть совокупностью внутренних, устойчивых, необходимых связей между содержательными элементами. Как мы покажем далее, Р. Барт сводит и содержание состояния к структуре.

5. Важным признаком состояния, по Барту, является время (исторический срез бытия объекта). Ценной, по нашему мнению), является мысль Барта о необходимости последующего диахронического подхода к анализу состояния системы с целью выявления ритма её изменения, а также собственного времени ее существования.

Однако в позиции французского структуралста прослеживаются, на наш взгляд, и существенные методологические недостатки. Во-первых, его интересует ритм изменения лишь семиологической системы в целом; поэтому вне поля зрения учёного остается ритм изменений отдельных элементов этой системы. То есть он разрывает диалектическое единство устойчивости (сохранения этой системы, ее сущности, ее структуры) во времени и изменчивости внутренней жизни системы, протекающей как процесс взаимодействия ее элементов, а следовательно, как ряд ее изменений, как ряд внутриструктурных внутрикачественных элементарных состояний, имеющий (этот процесс) доминирующую направленность, ритм и темп).

Во-вторых, если Барт различает элементы по степени су щественности, то не следует нарушать логику, а потому необходимо признать вместе с тем различную степень устойчивости и изменчивости тех или иных существенных элементов системы, тех или иных звеньев ее структуры (как внутренней формы состояния). Ведь это очень важно для определения собственного времени бытия этих элементов и звеньев структуры изучаемой системы, различного их обратного воздействия на систему. А это требует однозначного определения границ временного интервала отбора репрезентативного массива факторов, в рамках которого (интервала) происходит существенное изменение элементов и звеньев структуры системы, ведущее, в конечном счёте, к изменению и самой системы, к ее переходу в новое состояние. Хотя Р. Барт в " Основах семиологии", по сути, отождествляет диахронический подход с историческим и считает необходимым применять его к уже сформированному корпусу-состоянию, однако возникает сомнение в том, что такой подход возможно осуществить с позиции бартовского понимания соотношения устойчивости и изменчивости. Ведь для того, чтобы выяснить, почему некоторый объект находится в данном, а не ином состоянии, следует произвести соотносительное рассмотрение двух категорий: " состояние" и "процесс" в двух аспектах.

Во-первых, само состояние системы представляет собой субстрат-процесс, то есть внутрикачественную, внутриструктурную динамику, которая выводит актуальную систему-состояние за ее пределы к новому состоянию.

Во-вторых, наряду с внутренним аспектом единства устойчивости и изменчивости, следует проанализировать ее внешний аспект. Конкретная система-состояние олицетворяет в данном случае тот момент устойчивости, который является продуктом предшествовавшего процесса (момент изменчивости); эта система-состояние есть застывший, стабилизировавшийся динамизм. Только тогда становится явной диалектическая связь устойчивости и изменчивости, их противоположность и взаимопереход. Устойчивость (система-состояние) - временна, относительна, содержит в самой себе изменчивость (процесс). Это - внутренний аспект их соотношения. А изменчивость предшествовавшей системы-состояния, приведшая к возникновению данной системы-состояния, - это внешний аспект соотношения устойчивости н изменчивости. Так что изменчивость является ведущей стороной любого состояния объекта-системы. Иначе говоря, синхронический срез бытия должен подвергаться анализу посредством категорий устойчивость/изменчивость а тем более срез диахронический.

Точка зрения Р. Барта на соотношение моментом устойчивости и изменчивости получает свое развитие в более поздних его трудах, в которых обнаруживается, что их автор не только различает синхронию и диахронию, но уже не отождествляет диахроническое и историческое: он теперь соотносит их как вышеназванные аспекты бытия системы: устойчивость - это историческое; изменчивость это диахроническое.

- По Барту, различие есть двигатель диахронии, но не истории; история - это устойчивое, а диахрония - это преходящее. История начинается лишь тогда, - замечает Барт, - когда эти (диахронические - Б.С,) микроритмы нарушаются, когда этот дифференциальный ортогенез (изначальная целесообразность бытия - Б.С.) форм оказывается вдруг застопорен под действием целого комплекса исторических факторов. Объяснения требует то, что длится, а не то, что мелькает. Образно говоря, история (неподвижное) более значима, чем мода (преходящее); чем устойчивее формы, тем ближе они к... историческому смыслу..." (2. с. 280).

Видимо, можно полагать, что под историческим Р. Барт понимает не живой, разнообразно-противоречивый, необходимо-случайный процесс, но историческую логику, закономерность, структуру. Очерчивая группу категорий: "синхрония-диахрония-история", Барт, по сути не разумеет их диалектической природы, а именно того, как преходящее, мелькание, то есть диахрония, приводит в конце концов к изменению условий действия самих существенных элементов исторической структуры - исторической закономерности, исторической логики. А поэтому в синхроническом срезе истории, которую мы рассматриваем как состояние, он ищет только абсолютно неизменное, но не динамичную историческую сущность.

Проиллюстрируем позицию Р. Барта на его толковании истории литературы.

"Что такое литература? Требуется чисто исторический ответ: чем была литература,.. какая именно функция ей отводилась, какое место в иерархии ценностей ...трудно понять, как можно строить историю литературы, не задумавшись сначала о самом существе литературы. Более того, чем, собственно, может быть история литературы, если не историей самого понятия литературы.. если мы всецело сосредоточены на акциденциях, значит сущность литературы не вызывает сомнений" (там же, с. 218).

В другом месте: "...литература есть совокупность элементов и правил, технических приёмов и произведений, функция которой в общем балансе нашего общества состоит в том. чтобы институционализировать субъективность (то есть подвести индивидуальность под всеобщность - Б.С.) (там же, с. 23).

Литература, по мнению французского стуктуралиста- одна из сложных производных от естественного языка- гомеостатическая система, функция которой не в том, чтобы передавать какое-либо объективное означаемое (физический или социальный мир), существующее до и вне системы художественного произведения, а лишь в том, чтобы создать динамическое равновесие подвижного значения.

Под значением Р. Барт понимает "соединение" того, что означает и того, что означается. Это - не форма и не содержание, а связующий их процесс. Значимость литературного текста, по Барту, является продуктом взаимодействия значения и его социального окружения. Означаемое в понятийном аппарате Барта - это не действительность, выраженная в художественных образах,обусловливающая эти образы; означаемое - это сами образы с их самодетерминацией.

Р. Барт отмечает двойственный характер литературы как специфического текста. Двойственность её в том, что она есть и языковая, и семантическая система одновременно. Другим видам искусства такая основополагающая двойственность не присуща.

Литература, с точки зрения Барта, является всего лишь языком, да еще и языком вторичным, побочным смыслом, так что с реальностью она связана только через коннотацию, а не через денотацию.

Под коннотативной системой Барт понимает такую, которая использует знаки другой системы в качестве означающих; то есть коннотативное изображение - это символическое изображение требующее код для своего прочтения.

Денотация - это сообщение без кода (см. там же, с.283).

"Вторичный смысл литературного текста, - замечает Барт, мимолетен и пуст, хотя сам текст непрерывно функционирует" (там же, с. 235).

Далее он пишет о том, что суть литературы в процессе означения, то есть в соотнесении означающего (языковой знаковой системы) и означаемого. Носителем этого процесса является знак. В литературе означаемое (понимаемое Бартом вслед за Соссюром как психологический феномен, как представление или как понятие, но не как внесубъективная данность) не относится к сущности литературы, поскольку оно уклончиво. Барт убежден в том, что в области литературы изменяются детали: темы, стиль, композиция, однако неизменным остаётся имя, т.е. существо предмета. "Перед нами, следовательно, не простые вещи, - пишет Барт, - а системы, сущность которых в форме, а не в содержании или функциях. Стало быть, история таких систем, - заключает французский структура-лист, - есть история форм, она, быть может, куда полнее, чем кажется, покрывает собою их (литературно-текстовые системы - Б.С.) в целом, поскольку эта история осложняется, отменяется или попросту подчиняется внутреннему самоpазвитию фоpм" (там же .с. 235).

Итак, Ролан Барт, на наш взгляд, предпринимает положительную попытку выявить специфические существенные свойства литературного текста как состояния текста вообще.

Для него литературно-художественный текст - это коннотативное состояние текста как такового. Кроме того, Барт, с нашей точки зрения, верно указывает на особенность этого коннотативного состояния среди прочих коннотативных текстов: он - динамичен, поливалентен.

Однако Барт абсолютизирует этот динамизм, многозначность вторичного смысла, так что о состоянии вторичного смысла можно говорить лишь как о несущественном состоянии сущности или структуры литературы.

Таким образом, Барт рассматривает лишь состояние связей, отношений (перекомбинация приемов, правил, организации материала), но в пределах "себе тождественной" структуры, которая есть "форма форм", своего рода "абсолютная матрица" литературности. Следовательно, он признает лишь формально-коннотативное состояние. Иначе говоря, синхронический срез бытия литературного текста представляет собой единство его структуры и специфической перегруппировки второстепенных форм: литературных норм, правил, приемов. По сути тут Барт повторяет позицию Романа Якобсона в отношении понятия "состояние": "Синхроническое описание касается не только литературной продукции данной эпохи, но и той части литературной традиции, которая в данную эпоху сохраняет жизненность... Синхроническую поэтику (поэтика - это теоретическая часть литературоведения - Б.С.) как и синхроническую лингвистику, нельзя смешивать со статикой: в любом состоянии следует различать более архаичные формы и инновации (неологизмы). Любое современное состояние, - подчеркивает Якобсон, - переживается в его временной динамике; с другой стороны, как в поэтике, так и в лингвистике при историческом подходе нужно рассматривать не только изменения, но и постоянные , статические элементы. Полная, всеобъемлющая историческая поэтика и история языка - это ее надстройка, возводимая на базе ряда последовательных синхронических описаний (то есть ряд состояний - Б.С.)" (6. сс. 196-197).

Приведенное положение Р. Якобсона, на наш взгляд, богато мыслями философско-методологческого плана:

- Он рассматривает состояние как, по крайней мере, не случайную форму проявления бытия литературы, хотя, повторяем, формальной его стороны.

- Якобсон подчеркивает, что содержанием всякого состояния есть динамика, то 0есть совокупность однонапpавленных изменений (или пpоцесс), что косвенно указывает на причину, выводящую данное состояние за свои пределы; то есть ведет литературный текстк новому его состоянию.

- Он, пусть имплицитно, указывает на диалектически связанную группу понятий: "структура-процесс-состояние".

- Признавая структуру литературы, объединяющую все многообразие ее синхронических срезов, Якобсон, опять-таки имплицитно признает существенную связь состояний в литературоведении и лингвистике.

Но возвратимся к концепции состояния у Ролана Барта. Когда он переходит от истории литературы (понятия литературы), где, как мы пытались показать, отсутствует история в подлинном смысле этого слова, к диахроническому рассмотрению литературного текста, как абстрактно-единичного художественного произведения, то здесь, правда, опосредованно мы обнаруживаем "реабилитацию" Бартом понятия "состояние". И теперь уже не только с формальной, но и со смысло-содержательной сторон Барт анализирует состояние как способ бытия литературы.

На наш взгляд, получается так, что понятие "состояние" относительно своего момента устойчивости представлено структурой литературы (литературностью, понятием литературы), а касательно момента изменчивости - динамикой коннотативного означаемого, то есть уклончивостью вторичного смысла.

Но прежде, чем продолжить бартовское толкование данного типа состояния, - заметим, что раньше по времени он (этот тип состояния) подвергся рассмотрению у Юлии Кристевой и у Яна Мукаржовского.

Так, Ю. Кристева (ученица Барта) называет эту pазновидность состояния "фено-текстом" в противоположность "гено-тексту"; точнее говоря, фено-текст является, по Кристевой, состоянием гено-текста, под которым она pазумеет общее, сохраняющееся во всех состояниях данного художественного пpоизведения; то есть гено-текст - это литературность, понятие литературы, или абстрактная литературная структура.

Hаличие, механизма возникновения и причины, порождающей такой тип состояния фактически выявляет Ян Мукаржовский, хотя не обращается непосpедственно к термину "состояние". Он раскрывает (на наш взгляд, довольно убедительно), используя диалектический подход к анализу динамического единства преднамеренного и непреднамеpенного в художественном произведении (и в произведениях искусства вообще) процесс перехода художественного произведения, от одного своего смыслового состояния к другому. Ян Мукаржовский утверждает, что всякое художественное произведение есть:

а) знак, носителем которого является структура художественного произведения. Как знак, оно, по Мукаржовскому, обеспечивает смысловое объединение всех элементов произведения, а поэтому предполагает преднамеренность, и вместе с ней общность в понимании данного знака всеми воспринимающими его.

б) Если мы будем понимать художественное произведение только как знак, - замечает Ян Мукаржовский, - то обедним его (художественное пpоизведение - Б.С), исключив из реального ряда действительности. Художественное пpоизведение - не только знак, но и "вещь" непосредственно воздействующая на духовную жизнь человека" вызывающая прямую и стихийную заинтересованность и проникающая своим воздействием в глубочайшие слои личности воспpинимающего. Именно, как вещь произведение способно воздействовать на общечеловеческое, тогда как в своем знаковом аспекте оно, в конечном счёте, всегда апеллирует к тому,- что в человеке обусловлено социальными факторами и эпохой.

Следовательно, противоречие между преднамеренностью и непреднамеренностью составляет одну из основных антиномий искусства, ... в самом.., развитии (искусства - Б.С.) граница между преднамеренным и непреднамеренным всё время перемещается... Допустим, - продолжает Мукаржовский, что определенный элемент стихотворения, например, лексика будет производить на воспринимающего впечатление низкой или даже вульгарной, тогда. как тема будет восприниматься с иным смысловым акцентом, например, как лирически взволнованная (3. ее. 191-192). Далее он пишет о том, что в данной ситуации возникают два вида противоречий:

- внутрихудожественное противоречие между лиризмом и низкой лексикой, когда читатель может найти между ними смысловую равнодействующую - например, приглушённый лиризм. В данном случае смысловое единство сохраняется, а стало быть, срабатывает преднамеренность (знак).

- Внехудожественное противоречие между вышеназванными элементами; что имеет место тогда когда строгий вкус читателя отвеpгает всякий компромисс. В таком случае низкая лексика противопоставляется произведению в целом; сpабатывает непреднамеренность (см.: та же).

Итак, механизмом фоpмиpования многозначности смыслового состояния художественного произведения является закон перехода количественных изменений в качественные и обратно, ...отношения между преднамеренностью и непреднамеренностью. - замечает Мукаpжовский, - могут быть чpезвычайно многообразны; ибо важно не только количественное преобладание того или иного из этих факторов, но и качественные оттенки ими при этом приобретаемые. Разумеется, богатство таких оттенков, по сути дела, неисчерпаемо... преднамеренность то может акцентиpовать максимальную беспрепятственность смыслового объединения (как в период классицизма), то, наоборот, проявляться как сила, преодолевшая ясные и подчеркнутые противоречия (искусство после первой мировой войны). Непреднамеренность может быть основана то на непредвиденных смысловых ассоциациях, то на резких сдвигах оценки..." (3. с. 190).

Причиной, или источником движения художественного произведения от одного своего смыслового состояния к другому выступают, по Мукаржовскому, либо внутренние противоречия, либо противоречия, являющиеся следствием контакта художественного пpоизведения с действительностью.

Иначе говоpя, здесь действует закон пpотивоpечия. С увеpенностью мы можем утвеpждать, что в анализе художественного пpоизведения (как системы) Ян Мукаpжовский обpащается к закону "отpицания отpицания". "Развитие художественной стpуктуpы, - пишет он, - обpазует pяд, и каждый новый этап есть лишь pеакция на этап пpедшествующий, пpедставляет собой его частичное пpеобpазование" (там же, с. 125).

Пеpвый акт отpицания Мукаpжовский анализирует тогда, когда pассматpивает процесс преодоления авторской преднамеренности читательской пpеднамеpенностью.

Втоpой акт отpицания пpоисходит тогда, когда непреднамеренность вновь становится внутренним элементом художественной системы, то есть преднамеренностью.

Первое отpицание:

"Но за семантический жест (это - конкретное, но качественно отнюдь не предопределенное семантическое устремление - (см.: там же, сс. 175-176), - подчёркивает Ян Мукаржовский, - ответственны не только поэт и внутренняя организация, внесенная им в произведение: значительная доля принадлежит здесь и воспринимающему. ...воспринимающий часто существенно изменяет семантический жест произведения по сравнению с первоначальным намерением поэта".

Это - первое отрицание, которое выступает по отношению к художественному произведению как непреднамеренность.

Второе отрицание:

"Разумеется - заключает Мукаржовский, - всякой непреднамеренности суждено со временем пеpейти внутрь художественного постpоеня, начать восприниматься как его составная часть". (там же, сс. 176, 179).

Из приведенных фрагментов трудов Яна Мукаржовского (они далеко не единственные) следует:

- он, подобно Ролану Барту, намечает диалектически связанную группу понятий: "система-становление-состояние"; или: (преднамеренность)-(преодоление этой преднамеpенности читателем или критиком)-(превращение этой непреднамеренности в новую преднамеренность произведения, или новое состояние художественного произведения).

- Мукаржовский признает наличие существенной связи между состояниями художественного произведения: скажем, между состоянием, детеpминированным авторской преднамеpенностью, и состоянием, обусловленным преднамеренностью читателя. "...осознание смыслового единства, происходящее при восприятии, pазумеется, в большей или меньшей мере предопределено внутренней организацией произведения..." (там же, с. 68). И в другом месте: "...воспринимающий вносит в художественное произведение известную преднамеpенность, которая... обусловливается пpеднамеpенным построением пpоизведения (иначе не было бы внешнего повода к тому, чтобы восpинимающий относился к предмету, который он воспpниимает, как к эстетическому знаку) и в значительной степени находится под влиянием особенностей этого построения..." (там же, с. 69).

Таким образом. Ролан Баpт, подобно Кристевой и Яну Мукаржовскому, pазpабатывая свою концепцию движения смысловой стороны художественного произведения во вpемени, также стpемится закpепить соотношение этого произведения с самим собой в разных вpеменных сpезах в системе понятий: "текст-пpоизведение". Однако путь к формулированию им вышеуказанной системы понятий ("текст-пpоизведение") и совокупность объясняющих эту систему положений, достаточно оригинальны и богатомысленны.

Литеpатуpно-художественный аpтефакт, по мнению Баpта, содеpжа в себе (помимо эпохально-пpеходящего) общечеловеческое, пpедставляет собой динамическую, откpытую семантическую систему. "Писать - это означает, с точки зрения Барта, расшатывать смысл мира, ставить смысл мира под косвенный вопрос, на котоpый писатель не дает последнего ответа. Ответы остаются за читателями, которые вносят в них собственную историю, свой собственный язык, свою собственную свободу. "..,но поскольку история изменчива, бесконечным будет и ответ миpа писателю" (2. с. 44).

Нельзя не выразить удивление относительно понятийной неоднозначности, которая встречается у Барта, в частности, в отношении понятия "история". Если история бесконечно изменчива (Барт), то как же тогда понимать мысль Барта о том, что история - это неподвижное, то, что длится? Ведь под изменчивостью он понимает диахронию?

Как толкует Ролан Барт причину перехода литературного текста от одного своего состояния к другому? "...мы никогда не перестанем отвечать на то, что было написано вне всякого ответа: смыслы утверждаются, соперничают, сменяют друг друга... Несомненно, этим объясняется возможность трансисторического бытия литературы: это бытие представляет собой функциональную систему, один элемент которой - величина постоянная (произведение), другой - величина переменная (мир, эпоха, которые потребляют произведение)" (там же, с. 144).

Таким образом, художественное произведение, двигаясь через время, раздваивается внутри себя на два взаимосвязанных момента: текст (структуру) как момент устойчивости, и специфическое эпохальное содержание; единство этих моментов и выражает понятие "состояние".

Необходимо подчеркнуть, что Ролан Барт занимает позицию заметного преувеличения роли момента изменчивости и явного умаления значения момента устойчивости - структуры произведения, как эстетического знака, которая обусловливает известную предопределенность впечатлений разных читателей.

Но верной нам представляется мысль Барта о детерминирующей роли изменяющегося социального мира по отношению к содержанию спецификации художественного произведения, взятого в том или ином пространственно-временном срезе. Однако степень указанной детерминации близка у Р. Барта к абсолютной. Причем, речь идет о неоправданном преувеличении обусловливающего эффекта конкретноисторических условий прочтения произведения, что ведет к крайнему и потому ложному выводу о том, будто всякий эпохальный читатель как бы заново создает старое произведение (абсолютизация момента непреднамеренности). Такое ошибочное утверждение является следствием разрыва существенной, необходимой и устойчивой связи между авторским и читательским социально-историческим состояниями, которая определяет не только различие, но и тождество в их понимании художественного произведения (подробнее об этом в параграфе о связи состояний). Следовательно, всякое произведение от одной эпохи к другой (от авторской к читательской) изменяется, сохраняясь.

В своих поздних трудах Ролан Барт продолжает разрабатывать методику формирования корпуса-состояния, его структуры, привлекая новое для своего понятийного аппарата понятие "модель". "Целью любой структуралистской деятельности, - пишет он, - безразлично рефлексивной или поэтической, является воссоздание объекта таким образом, чтобы в подобной реконструкции обнаружились "правила" функционирования этого объекта,.. ...структура - это, в сущности, отображение предмета, но отображение направленное, заинтересованное, поскольку модель предмета являет нечто такое, что оставалось невидимым ... в самом моделируемом предмете. Структуральный человек берет действительность, расчленяет ее, а затем воссоединяет расчлененное;.. модель - это интеллект, приплюсованный к предмету ... в том смысле, что он оказывается самим человеком, его историей, его ситуацией "(жизненный мир" Э. Гуссерля. - Б.С.), его свободой. Структуралистская деятельность - резюмирует Барт, - включает в себя две специфические операции: членение и монтаж" (2. сс. 255-256).

Под членением первичного моделируемого объекта он понимает обнаружение в нем изменчивых фрагментов, взаимное расположение которых порождает некоторый смысл; сам по себе такой фрагмент, по мнению Барта, не имеет смысла; но даже несущественные изменения его связей с другими фрагментами вызывают изменения "целого", а вместе с ним и смысла. Следовательно, определяющую роль, по Барту, тут играют "отношения", которые он делит на два вида: "парадигматические" и "синтагматические".

Парадигма (дословно - образец) - это отношение между двумя элементами (или рядами элементов), один из которых отсутствует или, наоборот, наличествует при отсутствии другого. Так что речь идет об "отношении в отсутствии", противопоставляемого члена ассоциативного ряда.

Парадигма в структурализме - это минимальное множество объектов (единиц), откуда мы запрашиваем такой объект, или единицу, которые хотим наделить актуальным смыслом. Парадигматический объект характеризуется связями "сходства" или "несходства" с объектами своего класса. Например, автор описывает внешний вид персонажа, его действия, и всё это можно выразить в определении: неврастеник, хотя в самом тексте описаний такой атрибут не употребляется; в области лингвистики иллюстрацией парадигмы могут служить отношения:

а) по сходству звучаний монемы (обучать-вооружать);

б) по сходству смысла (обучать-воспитывать).

Как видно из примеров того и другого типа, элементы видовых парадигм имеют как общие моменты (в первом случае морфему "ть", а во втором - социализацию человека), так и различительные свойства (в первой парадигме различие основ, а во втором - качественное своеобразие направленности социализации).

Анализ парадигмы заключается в классификации. Парадигматические отношения Барт отождествляет с систематическими и считает их определяющими в функционировании смысла. По его мнению, этот тип отношений чрезвычайно слабо изучен в лингвистике, поэтике и семантике. (Подpобнее об этом во §2 2-ой главы)

Паpадигма пpотивостоит Синтагме, или "отношению в пpисутствии" Анализ синтагмы заключается в "членении".

Синтагма (нечто соединённое) - это отношение комбинации между двумя или несколькими элементами речевой цепи, а также линейная протяжённость текста при одновременном наличии членов синтагматического ряда. Следовательно, если парадигма - это логические связи языковых единиц, то синтагма - это звено их линейного развёртывания во времени повествования или высказывания. "Операция членения, - пишет Барт, - приводит, таким образом, к первичному, раздробленному состоянию" (там же, с. 257). Способом членения синтагматической цепи является коммутация (испытание), которая состоит в том, что в означающем произвольно производят изменения и наблюдают, влекут ли они соответствующие изменения в означаемом. Если такие изменения имеют место, то это свидетельствует о том, что выделена синтагматическая единица: "дом-том", "говорю-говорите". Синтагматические единицы представлены такими разновидностями:

1. различительные (меризмы - это внутрифонемные различия: звонкость, смычность, дентальность, придыхательность; единицы фонематические (фонемы).

2. Значимые единицы: слова, или собственно монемы.

3. Синтаксические единицы: предложения и фразы.

Выявленные синтагматические единицы соединяются между собой по определённым правилам. Барт, вслед за Ельмслевым, называет три типа соединения единиц:

- солидарность - когда единицы взаимно предполагают дpоуг друга;

- селекция - когда одна единица предполагает существование другой, но не наоборот;

- комбинация - когда ни одна из соединяемых единиц не предполагает существование другой. Барт, ссылаясь на Р. Якобсона и соглашаясь с ним, считает, что комбинаторная свобода соединения синтагматических единиц возрастает от фонемы к фразе. В соединении фонем, тем более меризмов, свобода отсутствует полностью, так как она задается кодом языка; свобода соединения фонем в монемы ограничена законами словообразования; свобода сочетания слов в предложение (фразы) значительно шире, хотя и ограничивается правилами синтаксиса и сложившимися стериотипами; наибольшая, уже внесинтаксическая свобода характерна для комбинирования фраз.

С момента обнаружения единиц и правил их соединения начинается вторая стадия структуралистской деятельности - стадия монтажа. На этой стадии моделирования, или выявления состояния языковой системы, происходит отделение существенных признаков от несущественных, необходимых от случайных, устойчивых от преходящих, "..форма - это то, - замечает Р. Барт, - что позволяет отношению смежности между единицами не выглядеть результатом чистой случайности. Произведение искусства - это то, что человеку удаётся вырвать из-под власти случая... Построенная таким образом модель возвращает нам мир уже не в том виде, в каком он был изначально дан, и именно в этом состоит значение структурализма. Прежде всего он создаёт новую категорию объектов ("корпус-состояние", модель-состояние - Б.С. ), которые не принадлежат ни области реального, ни области рационального, но к области функционального; и тем самым вписываются в целый комплекс научных исследований" (там же, сс. 259- 260).

Перейдем теперь от дословной и пересказательной формы рассмотрения проблемы модели к методологическому ее анализу.В русле нашего исследования познавательной функции состоя-

ния в структуралистских исследованиях проблема модели и моделирования 0представляется нам существенным дополнением и углублением поставленного вопроса. При соотносительном рассмотрении понятий "модель" и "состояние" можно обнаружить, что содержание того и другого существенно тождественно, по крайней мере, с логико-семантической точки зрения.

Понятие "состояние" отражает существенные свойства и связи между ними некоторого объекта, взятого в определённом пространственно-временном срезе своего бытия и некоторой системе отношений.

Содержанием понятия "модель", как следует из вышеприведённых фрагментов бартовских трудов, опять-таки является совокупность существенных свойств и их внутренняя форма, структура, воплощаемая в материальном или концептуальном субстрате и воспроизводящая существенные признаки некоторой другой системы.

Следовательно, как состояние, так и модель, являются упрощенной и существенной схемой исследуемого объекта. Поэтому можно считать, что бартовская концепция корпуса-состояния, а также методика формирования этого корпуса вполне могут быть содержательно и логически дополнены его же исследованиями литературоведческой семантической модели и его методами моделирующей деятельности. А поэтому понятия: "корпус", "состояние" и "модель" мы рассматриваем как существенно тождественные.

Глава вторая

Концепция связи состояний в поэтике Р. Баpта

§1. Синтагматиченская связь состояний.

В процессе разработки логико-семантической модели в семиотике,лингвистике и поэтике Р. Барт дает на наш взгляд, обильный и существенный материал для анализа структуралистской точки зрения на проблему связи состояний.

Понятие "связь",наряду с понятием "отношение" является определяющей во всех разновидностях структурализма:

а) структурно-генетической;

б) структурно-функциональной и

в) структурно-системной.

Именно на основании этого понятия возникает и сам структуралитский подход, как частнонаучного так и философского уровней. "Достаточно очевидно, - пишет Цветан Тодоров (ученик Барта), что любой текст поддается разложению на элементы. Характер отношений, устанавливаемых между этими элементами, мы и будем считать главным критерием при различении разных типов структур текста" (5 с. 8).

Автор данной работы считает целесообразным остановиться вкратце на диалектико-материалистических концепциях состояния, связи и связи состояний для того, чтобы анализ бартовской точки зрения на эти понятия был сравнительным.

Начнём с фундаментального, родового понятия "отношение". Отношение - это одна из важнейших категорий в любом философском течении. Она выражает способ бытия и познания. Понятие отношения есть результат сравнения двух предметов (членов, или субъектов отношения) по некоторому основанию сравнения. Реальность отношения следует понимать в том смысле, что если основание сравнения непроизвольно (если оно коренится в самих сравниваемых предметах), то и отношение так же непроизвольно, реально. Основанием сравнения может быть и отношение, что приводит к понятию иерархии отношений.

Связь - это специфицированное отношение, при котором наличие (отсутствие) или изменение одних объектов есть условие наличия (отсутствия или изменения) других объектов. Имеет смысл различать понятия: "связь" "основание связи" и "условие связи".

Основание связи - это какое-либо свойство, признак, отношение, делающие возможной связь. Наличие основания связи необходимо, но недостаточно для наличия самой связи. Нужны определённые условия, при которых связь реализуется.

Конкретные виды универсальной мировой связи бесконечно разнообразны: связь целого и его частей, формы и содержания, связи функционирования и развития, причинно-следственная связь, стpуктуpная, коppелятивная связи и т.д.

Одной и самых малоизученных форм связи является 1связь 1состояний 0.

Под связью состояний диалектическая логика понимает устойчивую, необходимую, существенную, преемственно-генетическую, одностороннюю или взаимную связь сосуществующих или последовательно pазновpеменных пространственно-временных срезов бытия объекта.

Связь сосуществующих состояний, видимо, правильнее было бы назвать связью объектов-состояний. И действительно, всякий объект, взятый в некотором пространственно-временном срезе своего бытия, являет своё наличное бытие, существенной схемой, моделью которого будет состояние. Следовательно, связь сосуществующих объектов есть не что иное, как искомая связь объектов-состояний. Именно из этого типа связи возникает стpуктуpная связь.

Связь разновременнных состояний одного и того же объекта представляет собой преемственно-генетическую связь, возникающуюв результате изменения и развития 0данного объекта. Этот тип связи можно определить как "истоpический" или "стpуктуpно-генетический"

В трудах Р. Барта отсутствует словосочетание "связь состояний". И такое положение вещей нам кажется странным. Ведь непререкаемым авторитетом среди представителей всех отраслей филологической науки, каковым является Фердинанд де Соссюр, еще в 90-е годы XIX века высказано не только удивление относительно того, что понятие "состояние" отсутствует в понятийном аппарате лингвистики, но и предприняты первые усилия по исследованию формальных и содержательных признаков этого понятия, то есть понятия "состояние".

Но факт остается фактом; а поэтому мы будем рассматривать проблему связей состояний по материалам трудов Р. Барта опосредствованно, стремясь быть объективными и избегать натяжек.

Р. Барт разделяет положение Мерло-Понти (который, возможно, является первым французским философом, заинтересовавшимся учением Соссюра) о том, что всякий процесс предполагает наличие системы (или целого). Барт признает (ныне ставшую классической) оппозицию Соссюра-Мерло-Понти: "событие-структура". Но возникает вопрос: "Структура чего?" Видимо, некоторого объекта? Ролан Барт берет объект (лингвистический, литературный, семиотический) в синхроническом срезе и в его существенных определениях. Следовательно, структура есть структура состояния, которому до события (изменения) предшествовало некоторое иное состояние этого объекта. Так что, один и тот же объект, как система, целое, объединяет два своих состояния, между которыми существует преемственно-генетическая связь, познание которой необходимо, чтобы определить качество, направление, темпы изменения и развития исследуемого объекта.

Разумеется и событие (процесс или акт изменения предшествующего состояния объекта) должно быть изучено. Ведь оно, по словам Соссюра, "...является причиной состояния" (там же, с. 115). Но, коль скоро Р. Барт признает системный, а вместе с тем и целостный характер объекта, то он должен признать и то, что каждый элемент системы, во-первых, в любом синхроническом срезе своего бытия обладает совокупностью существенных характеристик, а во-вторых, - объединяется с другими элементами в систему, в целое посредством связей. Те из которых являются существенными, необходимыми и устойчивым, как раз и составляют собой звенья структуры объекта-системы.

Взять хотя бы бартовский анализ синтагмы и системы. Это, по Соссюру, два плана языка, или две оси языка (Барт), которые имеют собственную систему значимостей. Синтагма - это цепь связанных единиц; она линейна и необратима. Каждая единица синтагмы находится в оппозиции к предшествующей и последующей единицам цепи.

Оппозиция - это отношение, в результате которого синтагматическая единица приобретает значимость и значение по отношению к другой единице ( см. 1. с. 45). Примерами синтагмы семиологического плана могут служить: Сочетание в пределах одного и того же костюма разных элементов (юбка-блузка-куртка); сочетание различных предметов обстановки в пределах одного и того же пространства (кровать-шкаф-стол и т.д).

Форму синтагмы (то есть совокупность как раз тех существенных связей - связей состояний - которые есть предмет нашего исследования) изучает синтаксис. Барт утверждает, что "способ расположения единиц в синтагме является необходимым условием существования самой синтагмы" (там же, с. 46). Эти способы определяются правилами комбинирования; в частности, естественный язык, как социальный объект, представляет собой систематизированную совокупность правил, обеспечивающих возможность коммуникации, и их не может изменить или отменить индивид, а также группа индивидов; более того, язык сам институциализирует субъективность.

Возникает ряд вопросов:

- Только ли правила определяют способы расположения, сочетания, связь состояний фонем, монем и т.д., то есть единиц синтагматической цепи;

- или же эти правила лишь зафиксировали в себе независимую от них и их обусловливающую связь состояний языковых единиц; в то время, как сама эта связь состояний детерминируется существенными признаками сочетаемых единиц;

- а может быть, верен третий путь объяснения соотношения правил и связей состояний: в правилах имеет место единство и "чистой", исторически себя корректирующей условности, конвенциональности с одной стороны, и детерминированности связи состояний существенными опpеделениями самих вступающих в связь единиц,- с дpугой.

Взять, хотя бы, уже приводимые выше ельмслевские правила сочетания синтагматических единиц: солидарность, селекция,комбинирование; или же различительные оппозиции Трубецкого-Кантино:- одномерные/многомерные,

- пропорциональные/изолированные.

Это - классификация оппозиций по их отношению к системе в целом.

Классификация оппозиций по отношению между их членами: привативные, или маркированные/немаркированные, - эквиполентные.

Классификация по объёму смыслоразличительной силы:^- постоянные/устранимые (см.: там же, сс. 19-56). Вопросы, конечно, сложные, и трудно неспециалисту в области истории языка и незнакомому с основной массой фундаментальных работ по этой проблеме, избежать дилетантизма и профанации. Поэтому мы не берем на себя смелость давать определённый, однозначный ответ на сформулированные нами вопросы. Ведь они могут быть далеко не новыми. Разумеется, эта задача существенно облегчается, если обратиться к анализу соотношения естественного языка и мира реальных вещей, явлений и процессов.

Пусть языковые единицы в своем подавляющем большинстве условны по отношению к обозначаемым ими элементам этого мира. Однако все языковые единицы, однажды будучи закрепленными за определёнными действительными предметами, которые связываются, взаимодействуют и изменяются, своими строго определёнными фонетическими, морфологическими, лексическими, синтаксическими и семантическими изменениями обозначают, опять-таки, строго определённые связи и взаимодействия, изменения этих предметов.

Следовательно, в абстрактном, идеальном случае всякое состояние языковой единицы, соответствует объективному состоянию действительного предмета, а не психологическому состоянию субъекта языка (как это утверждает, скажем, Соссюр, а за ним структуралисты и постструктуралисты). Оно несет на себе "как бы" тень этой объективности. И эти наши размышления, конечно, экстраполиоуются на связь состояний языковых синтагматических единиц. По крайней мере, этот вид связи выступает как объективный закон по отношению к индивиду и группе (идиолекту и узусу), говорящим на определённом общем языке (хотя и пользующимся своим специфическим субкодом, порождающим некоторое внутриязыковое состояние), - социолекту (собственно, языку, по Соссюру, или языковой схеме, по Ельмслеву). Фоpмами пpоявления этого закона являются:- социолектический код сочетания фонем;

- законы словообразования;

- сюда же можно отнести и социолектичсские стереотипы; в частности, устойчивые синтагмы (Надо же! Ну его!);- социолектические правила синтаксиса).

Поэтому индивид и группа индивидов осуществляют сочетания синтагматических единиц так, словно сами эти единицы (через совокупность своих существенных признаков, через свои состояния) обусловливают свои связи, а потому способы их комбинирования субъектом. Таким образом, для индивидуального и группового "потребителей" языка связь единиц-состояний является устойчивой и даже закономерной. Мы считаем, что в некотором приближении можно сказать: подобно тому, как связь идей есть отражение связи вещей

(Спиноза), так и связь языковых единиц-состояний есть лишь обозначение объективной связи вещей.

Ролан Барт пишет:" В известном смысле язык проводит границы в континууме действительности (так, словесное описание цвета представляет собой совокупность дискретных выражений, наложенных на непрерывный спектр)" (там же, с.143).

Он, конечно, прав, отмечая артикуляционную, различающую функцию языка, благодаря и в результате которой возникает смысл. Но следовало бы подчеркнуть и другое, более важное: определяющую роль действительности в возникновении самой этой функции естественного языка. Но это положение не вписывается в структуралистскую концепцию языка. Так, например, Соссюр настаивал на произвольности отношения между означающим и означаемым. Возражая Соссюру, Бенвенист заметил, что произвольно лишь отношение между означающим (скажем, звуковой или письменной системами) и обозначаемой вещью. Поэтому связь таких звуковых и письменных систем с соссюровским представлением о вещах, по Бенвенисту, выступает результатом коллективного договора и обучения; а следовательно, она необходима и не может быть произвольной. Отсюда значение в языке (как процесс, акт, объединяющий означающее и означаемое, приводящий к рождению знака) не мотивированно.

Под мотивированностью Соссюр и структуралисты понимают отношение аналогии между означающим и означаемым. "Означающее, пишет Барт, - мотивировано означаемым в ономатопее (звукоподражании - Б.С.), а также всякий раз, как новые знаки в языке образуются в результате подражания готовой словообразовательной и деривационной модели. Слова: пильщик, рубщик, строгальщик, несмотря на немотивированность их корней и суффиксов, образованы одним и тем же способом." (там же, с.136).

Знаковая система считается произвольной, с точки зрения Барта, если ее знаки вводятся не по коллективному договору, а по одностороннему решению; знаки естественного языка не произвольны, в отличие от знаков в моде. Р.Барт заключает, что "... могут существовать произвольные и вместе с тем мотивированные системы, (а также - Б. С.) непроизвольные и немотивированные" (там же).

Видимо, эти бартовские определения можно экстраполировать и на связи языковых единиц-состояний, по крайней мере, на комбинирование фонем в монеме и монем в фразе, если эти монемы и фразы соответственно управляемы законами словообразования, а фразы к тому же, относятся к языковым стереотипам.

Следовательно, можно выделить "произвольно-мотивированные" и "непроизвольно-немотивированные" связи языковых единиц-состояний.

Например, к непроизвольно-немотивированным связям состояний можно отнести оппозицию " солидарности" Ельмслева, пропорциональные оппозиции, привативно-маркированные, и постоянные оппозиции. Привативно-маркированной оппозицией, по Кантино, является та, в которой означающее одного члена характеризуется наличием значимого (маркированного) элемента, который отсутствует в означающем другого члена. Местоимение "они" (нет указания на грамматический род) выступает как немаркированное по отношению к местоимению "он" ( мужской род); поэтому последнее есть маркированное. Все приведенные оппозиции Ж. Кантино типологизируются им в зависимости от отношений между общим и различительным элементами для членов оппозиции.

Основанием связи состояний языковых единиц является их общий элемент.

Условия связи состояний в каждом типе оппозиции специфичны. Например, в оппозиции солидарности, где члены взаимно предполагают друг друга, условием может стать фонетическая, лексическая или семантическая ситуация контекстуальной необходимости обращения к одному из этих членов. Когда же разные означаемые имеют однозначно разные означающие (это - постоянные оппозиции), то условием возникновения такой связи состояний будет контекстуально необходимое требование к определённости и адекватности формы и субстанции плана выражения, в частности, с целью избежать амонимы.

Таким образом, завершая рассмотрение проблемы связи состояний единиц в синтагматической цепи (по материалам работ Ролана Барта), следует подчеркнуть, что одни из этих связей детерминируются внутрилингвистическими правилами и законами (ведь язык есть относительно автономный социальный институт со своей внутренней жизнью и своими специфическими, существенными, повторяющимися и необходимыми связями); другие же связи состояний обусловливаются соответствующими объективными аналогами; третьи, видимо - смешанной детерминацией.

§2. Систематическая связь состояний

Итак, мы рассмотрели связь состояний языковых единиц синтагматического ряда, то есть связь состояний плана выражения (означающих). Такой тип связи мы называем связью разнокачественных объектов-состояний..

Систематическая связь состояний является, на наш взгляд, внутрикачественной связью состояний; и её анализ будет осуществлён прежде всего на семантическом уровне - на уровне связи состояний означаемого. Поэтому мы считаем необходимым остановиться сначала на рассмотрении таких понятий, как; знак, значение, смысл и значимость; это позволит выйти на понятия: семантическая система, смысл.

Р. Барт, следуя за Соссюром, понимает знак как продукт процесса, объединяющего означающее и означаемое. То есть знак - это система,являющаяся единством системы и процесса; последний выражается в понятии значение. Причём, значение - это не результат присоединения означающего и означаемого, но продукт их одновременного членения." ...обозначение не объединяет две односторонние сущности, - замечает Барт, - не сближает два самостоятельных члена по той причине,что и означающее и означаемое одновременно являются членом и отношением. По Соссюру (а Барт не возражает), означаемое находится как бы позади означающего: до него можно добраться только при посредстве последнего" (там же, с. 135). Понятно, что и Соссюр,и Барт соотносят означающее и означаемое в обратном направлении: от читателя и слушателя; хотя направление,более значимое для их соотношения, является явно противоположным - содержательно называть реальное (материальное или психологическое) называемое.

Для того, чтобы выяснить бартовское понимание значения,значимости, смысла и их соотношения,нам придется привести довольно пространные его рассуждения." Смысл устанавливается окончательно лишь благодаря... двойной детерминации - значению и значимости, ...значимость не есть значение; значимость возникает из" взаимного расположения элементов знака" (Соссюр); она даже важнее,чем значение.

Итак, разграничив значение и значимость и обратившись к ельмслевским стратам (субстанция и форма), мы тотчас же увидим, что значение относится к субстанции содержания, а значимость - к его форме.

Соссюр писал, что рассуждая чисто теоретически, до образования смысла, идеи и звуки представляют собой две бесформенные, мягкие, сплошные и параллельно существующие массы субстанций. Смысл возникает тогда, когда происходит одновременное расчленение этих масс... перед лицом двух хаотических масс смысл есть упорядоченность, и эта упорядоченность, по существу своему, есть разделение. Язык является посредствующим звеном между звуком и мыслью; его функция состоит в том, чтобы объединить звук и мысль путем их одновременного расчленения" (там же, с.139).

Что разделяем мы в этой его мысли и с чем не можем согласиться?

Действительно, как утверждают логики, мысль, не выраженная в словах по сути, не существует. Разумеется, знаки артикулируют психологический (или материальный) поток явлений и приводят к рождению смысла; однако нам этот процесс представляется иначе. Да, означающее (которое потому есть означающее, что раньше его уже было психологическое (или материальное) нечто, которое и сделало некоторую систему знаков означающим) накладывается на реальный поток явлений и вычленяет из него своё "родное" означаемое; теперь оно, сливаясь со своим психологическим (или материальным, объективным) аналогом, светится им, обретая, таким образом, свое значение, свой смысл. Подобно тому как всякое нечто обладает бытием-в-себе-и-для-себя, система-знак (как одно из этих нечто) также обладает внутренней стороной своего смысла, то есть значением. Это - рефлексия смысла в системе-знаке. Следовательно, значение, или знаковый "смысл в-себе-и-для-себя" основывается на связи разнородных элементов-состояний означаемого и означающего. Но любая система, в том числе и система-знак, существует не только "в-себе-и- для-себя", но и "для-другого"; то есть значение (внутренний смысл некоторой системы-знака "А" выходит на связь со значением системы-знака "Б"; и эта связь состояний данных систем-знаков становится "основанием-отношением" значимости их по отношению друг к другу. Иначе говоря, значимость системы-знака "А" для системы-знака "Б" является состоянием системы-знака "А" по отношению к системе-знаку "Б" и наоборот. Так что значимость каждой из этих систем есть состояние их значения; то есть значимость - это внешнее семантическое состояние системы-знака.

Что же касается ельмслевских страт "субстанция/форма", привлеченных Бартом для различения значения и значимости по отнопению к содержанию системы-знака, то, несомненно, значение - это существенный, точнее говоря, сущностный смысл содержания, а значимость - это не форма содержания этой системы, но форма проявления вовне указанного сущностного смысла. Поэтому нельзя разрывать тем более противопоставлять значение и значимость, ведь значение есть существенная сторона значимости. Значимость - это бытие значения для-другого.

Все вышеизложенные положения данного параграфа истинны как для денотативной (денотация - дословно: означение), так и коннотативной систем (коннотация - дословно: означенное).

Под денотативной системой французский структуpглист понимает систему первичного языка чистой, бескодовой информации, без риторических и идеологических наслоений.

Коннотативная система - это система, которая одновременно имеет риторический план означающего и идеологический уровень означаемого. Это - система вторичного смысла, в которую в качестве означающего входит денотативная система-знак (с ее означающим, означаемым, значением и значимостями). Следовательно, означающим коннотативной системы будет система первичного смысла.

Коннотативное означаемое характеризуется всеохватывающим поливалентным (ассоциативным) смыслом; оно идеологично и обнаруживает органическую связь с нашими знаниями, культурой и историей. Именно в силу такой детерминации означаемое "светится" внешним миром. Третьим элементом коннотативной системы есть процесс, который объединяет коннотативное означающее (денотативную систему-знак) и означаемое. Их единство порождает идеологическое значение, которое и само динамично, а тем более его состояния (то есть идеологческие значимости).

Наиболее распространенными носителями коннотации являются сложные системы, где роль системы первичного смысла выполняет естественный язык. Классическим примером подобных систем общепризнана литература, на материалах которой мы и рассмотрим специфические коннотативные связи состояний. Но прежде, чем перейти к анализу этих связей, целесообразно напомнить совокупность значимых свойств, объединённых Р. Якобсоном под понятием литературность, которое разделяет Барт.

Мы уже отмечали pанее (см. с. 88) два существенных, по мнению Ролана Баpта, свойства "Литеpатуpы":

- ее антиномичность - "утвеpждая отpицать" и

- ее откpытость. (см. также Баpт. 2, с. 44).

Ролан Барт одновременно прав и неправ. Прав он в том, что человек (человеческая история) открыт к развитию, а потому и его "художественная биография", история тоже открыты. Но неправ он в своём художественно-познавательном максимализме, отказывая литературе в способности давать определённые и актуально-существенные ответы, моделируя этого человека и условия его жизни. Более того, она обладает и прогностической силой; впрочем, Барт явно противоречит себе, когда заявляет, что литература непрактична , недейственна и в то же время (в другом месте) замечает, что "...жизнь подражает книге и что литература транзитивна и даже прорицательна" (см.: соответственно сс. 28З, 260,389).

Тpетьим существенным свойством литеpатуры французский структуралист называет её "двойственность": она есть и языковая, и семантическая система одновременно. "Другим видам искусства, пишет он, - такая основополагающая двойственность незнакома... с реальностью она связана только через коннотацию, а не через денотацию" (там же, сс. 282-283).

Отмечает Р. Барт и такое важное свойство литературы (а вместе с ней и художественного произведения), как "объективность", которое означает: "...не зависит от изменчивых наших состояний" (там же, с. 325). Но это свойство он признаёт только за литературной структурой, очищая ее от всякой субъективности, в том числе от авторской, превращая тем самим писателя в пассивного "заполнителя" звеньев, ячеек этой "всевластной" структуры мимолётным смыслом.

Р. Барт ставит методологически важные вопросы:

- о соотношении идеи структуры и идеи движения;

- об идеи системы и бесконечности движения ее содеpжания;

- об идеи системы и идеи становления системы.

Однако он отрицает изменчивость структуры, отдавая во "власть" движения, становления только смысл. (см,: там же, с. 455).

Четвеpтым специфическим, существенным свойством литературы он считает (разделяя точку зрения Р. Якобсона) "поэтичность", которую понимает как обращенность сообщения на само себя, рассматривая это свойство, как связанное не с содержанием, но с формой. "Разве формы не существуют в самом мире, разве на формах не лежит ответственность? - восклицает Барт. Структурализм не отнимает у мира его историю: он стремится связать с историей не только содержания,.. но и формы, не только идеологию, но и эстетику... Структурализм - это тоже всего лишь одна из форм мира, которая изменяется вместе с ним" (там же, с. 261).

Разумеется, форма - это существенная характеристика бытия (в том числе и литературного объекта), но нельзя, признавая подвижность содержания, не признавать подвижности структуры этого содержания, то есть его внутренней формы. Вот, поэтому и выходит, по Барту, что существо литературы в её технике, в совокупности приемов полагаемого и одновременно ускользающего смысла.

Ролан Барт рассматривает и такие фундаментальные свойства бытия литературного текста, как время и пространство. Под литературным пространством он разумеет "Текст". В отличие от произведения, которое замкнуто, сводится к определённому, исчерпываемому означаемому; в "Тексте", напротив, означаемое бесконечно откладывается на будущее. "Текст" уклончив, поскольку он работает в сфере означающего. По сути, "Текст" - это смысловое пространство, которое вечно, бесконечно и в котором осуществляется множественность смысла посредством его смещения, уклончивости, наложения и варьирования элементов. Произведение обладает слабой символичностью, которая быстро угасает или становится неподвижной. Текст же всецело и бесконечно символичен,лишен объединяющего центра, открыт; смысл в Тексте-пространстве взрывоподобен, рассеян и множественен, эта множественность обусловливается не двусмысленностью элементов содержания, а многолинейностью означающих Текстов. Текст - это продукт сотворчества автора и читателя. "Текст, - пишет Ролан Барт, - понимается как пространство, где идёт процесс образования значений, то есть процесс означивания..." (там же, с. 424); Текст - это пространство творчества, пространство связи как внутри Произведения (смысловая связь различных фрагментов произведения - реляция), так и пространство межтекстовых связей (интертекстуальности, цитации -Барт. см.там же, с.424,427).

В соответствии с таким толкованием литературного пространства Ролан Барт предлагает и свой текстовый, или литературно-пространственный анализ. Мы несколько остановимся на содержании этого анализа, поскольку он позволяет понять процесс и механизм выделения смысловых единиц, связи между ними (связь семантических состояний).

"Предлагаемый текст расчленяется на примыкающие друг к другу короткое сегменты (часть фразы, фраза, максимум группа из трех-четырех фраз),.. которые нумеруются... (они именуются единицами чтения, или лексиями - Б.С.)" ( там же , с. 427). Лексия (скажем, группа слов, происшедшая от изменения некоторого слова по падежам: стол-стола-столу и т.д.) выявляется эмпирически, представляет собой текстовое означающее, за которым скрывается неизвестная единица или группа семантических единиц; далее, обнаруживаются эти смыслы лексии, которые (смыслы) рассматриваются не с точки зрения рядоположенности в строке (смысло-синтагматический аспект), а с точки зрения коннотации.

Здесь мы прекращаем анализ бартовского литературного пространства, так как сказанного вполне достаточно, чтобы выявить в последующем рассмотрении специфику и типы коннотативных связей состояний.

Что же касается Времени, как формы бытия литературного текста, то оно не играет столь существенной роли по сравнению с Текстом-Пространством: в отношении структуры оно по сути дела, исчезает, по отношению ко вторичному (коннотативному) смыслу сливается с Текстом-Пространством, становясь Пространством изменений смысла. Такой континуум: Время-Текст-Пространство - вполне диалектичен, то есть он является лингвистически-семиотическим вариантом диалектически понятой теории относительности, а потому достоин признания и применения; но, повторяем, он распространяется французским структуралистом только на смысл. Специфика же собственно литературного времени не рассматривается.

Завершая краткий экскурс в проблему специфических свойств литературы как состояния текста (знаковых систем), мы считаем необходимым остановиться ещё на одном существенном свойстве этого текстового состояния: на его парадигматичности." Вне процесса речи - пишет Соссюр, - слова, имевшие между собой что-либо общее, ассоциируются в памяти так, что из них образуются группы, внутри которых обнаруживаются разнообразные отношения" (4. с. 121 ). Скажем слова: бежать-дрожать имеют общую гpоуппу фонем жать - это ассоциация по звучанию. А слова: бежать-гнаться имеют общее смысловое в их означаемых.

Основанием парадигматической связи языковых единиц служит их семантическое сходство или же сходство звучания. Однако Ролан Барт отмечает, апеллируя к таблице различительных признаков Кантино, что принципом построения парадигматического (морфологического и семантического) ряда может стать и различие. Этот принцип, например, применяется при построении таких оппозиций, которые мы называем "коннотативно-привативными";такая оппозиция смыслов, когда некоторый эпизод художественного произведения (скажем, ласковое отношение отца к сыну - подростку) может ассоциироваться у читателя, напротив, с понятием враждебности, которая господствует в его (читателя) отношениях со своим отцом. К оппозициям, построенным по принципу различия, можно отнести такие, которые мы именуем "коннотативно-нейтрализуемыми". Так, например, два различающихся вторичных смысла могут иметь своим источником один и тот же первичный смысл (как означающее).

Внимание Ролана Барта также было привлечено проблемой внутренних и внешних отношений знака, результат его исследования может способствовать выявлению некоторых других типов коннотативных связей состояний, а вместе с тем обнаружить тождество и различие синтагматических и парадигматических связей состояний.

"Любой знак, - пишет Барт, - включает в себя или предпола-

гает наличие трёх типов отношений. Прежде всего внутреннее отношение соединяющее означающее с означаемым (и порождающее значение - Б.С.), и далее - два внешних отношения (виртуальное, возможное и актуальное -Б.С.) (там же, с. 246).

Первое из трех типов отношений, то есть внутреннее, эксплицитно обнаруживает себя в феномене символа. Так, например, христианство символизируется крестом, а запрет на движение красным цветом. Несколько слов о сходстве и различии понятий: символ и знак. Для установления их статуса следует обратиться к иным альтернативным признакам (наличие признака/его отсутствие):

- предполагает или не предполагает отношение между составляющими знака психическое представление одной из этих составляющих;

- предполагает или не предполагает это отношение аналогию между составляющими (то есть между означающим и означаемым);

- является ли связь между составляющими непосредственной или опосредованной;

- полностью ли совпадают составляющие или же, напротив, одна из них шире другой;

- предполагает или не предполагает (это) отношение экзистенциальную связь с субъектом, пользующимся знаком" (см.: там - же, с.127).

Далее, Р. Барт приводит точки зрения Гегеля, Пирса, Юнга и Валлона на соотношение символа и знака по наличию и отсутствию указанных признаков. По мнению большинства (Валлона, Гегеля и Юнга) символ и знак тождественны только по первому признаку: и у того и у другого означаемое обладает психическим представлением. В отношении остальных признаков они противоположны: у символа означающее и означаемое аналогичны, то есть символ мотивирован, а знак нет; в знаке отношение между означающим и означаемым адекватно, а у символа нет. Однако ни один из мыслителей не высказывает своей точки зрения по поводу соотношения символа и знака в связи с этим пpизнаком.

Что касается "экзистенциальной связи" между субъектом и знаком, котоpым он пользуется, то Пиpс отpицает пpисущность этого пpизнака символу, а Юнг пpизнает.

Мы же уверены, что этот признак присущ и тому и другому, поскольку, скажем, ассоциативный акт, творимый субъектом и опосредующий означающее и означаемое в символе и знаке, является существенным моментом использования субъектом знака и символа. Непосредственная связь между означающим и означаемым как у символа, так и у знака, на наш взгляд, отсутствует, потому что в обоих случаях составляющие опосредуются ассоциативным актом субъекта.

Итак, продолжим анализ типов знаковых и символических отношений предложенных Р. Бартом.

Внутренний тип отношений Барт называет "символическим". Допустимо ли этот тип отношений рассматривать как разновидность связи состояний с одной стороны, материального символа-знака (крест, знамя определённого цвета и изображений на нем) и того материального или идеального) объекта, который им символизируется, - с другой. Мы считаем, что вполне. Как символ, так и им символизируемый объект, изменяются во времени, то есть переходят от одного своего состояния к другому. Следовательно, эта связь есть связь их актуальных состояний. Например, красный флаг может символизировать в одно время состояние свободы, а в другое деспотизм, состояние несвободы. И всё-таки, несколько опережая ход анализа, мы полагаем правомерным определить этот тип связи, как относительно устойчивую связь состояний по сравнению с тем типом связи состояний, который мы будем анализировать ниже.

Видимо, следует различать три разновидности данной связи состояний:- действительная символическая связь состояний суть которой в том, что символ своим состоянием выражает сущность актуального состояния некоторого материального или идеального объектов: тот же красный флаг может символизировать реальное социальное состояние свободы.

- Вторую разновидность символической связи состояний мы определяем как "целевую символическую" связь состояний. Она имеет место тогда, когда тот или иной символ указывает на то состояние материального или идеального объектов, которое существует только в виде мысленной модели, но которое является реально возможным, и для его достижения организована соответствующим образом практическая деятельность.

- Третья разновидность - это идеологический (в негативном смысле этого слова) тип символической связи состояний, используемый для сокрытия действительного состояния.

- Виртуальный тип отношений предполагает для каждого знака существование определенного упорядоченного множества форм (памяти), от которых он отличается благодаря некоторому минимальному различию, необходимому и достаточному для реализации изменения смысла (например, слово обучать может ассоциироваться с некоторым множеством сходных по смыслу терминов: воспитывать, наставлять и т.д.). Этот тип отношений, начиная с Ельмслева, получил название парадигматический, а в постструктурализме - систематический. И действительно, например, красный цвет не означает запрета, пока не включается в регулярную оппозицию зеленому и желтому. Этот тип отношений знака мы называем "коннотативной связью состояний". Ее существенным отличительным свойством является многозначность, вариационность, а потому известная неопределенность, открывающая широкий простор для смысловой свободы, хотя и в пределах определенного семантического качества.

Взять, хотя бы, художественное произведение, как эстетический знак . Как мы уме отмечали выше, опираясь, в частности на Мукаржовского, что не только разными эпохами или поколениями, но и разными (духовно) индивидами одного времени данное произведение осмысливается по-разному. Более того, один и тот же читатель, прочитывая это произведение в разном возрасте и состоянии духовного и физического здоровья, нередко существенно изменяет его смысловое состояние. Не случайно Барт замечает, что когда рождается читатель, умирает писатель. Разумеется, это сказано образно - категорически, а поэтому неточно; правильнее будет сказать, что и писатель и читатель являются соавторами художественного произведения; причем, даже в одном субъекте эти две ипостаси могут совпадать, различаясь: писатель - он же и первый читатель своего творения; и мнение последнего не всегда совпадает с мнением первого.

Действительным субстратом коннотативной связи состояний выступает коннотативный знак, элементами которого являются:

- денотативная система первичного смысла; это - означающее; - практически бесконечное многообразие смысловых состояний

- это означаемое;

- столь же бесконечно многообразны процессы, объединяющие каждый элемент-состояние из открытого множества состояний означаемого с означающим (то есть одним и тем же денотативным знаком) - это коннотативное значение, а вернее говоря , многозначность.

Можно ли применительно к коннотативному знаку говорить о его значимости? Думаем, что можно, поскольку внутрикачественная коннотативная многозначность с точки зрения этого качества есть значение; выходя же на связь с другими коннотативными знаками и их инокачественными значениями, эта семантическая система обретает значимость, как состояние системного значения, или коннотативную значимость, то есть миогозначимость. Мы считаем, что вполне адекватной иллюстрацией коннотативного знака может служить бартовский " Текст", как единство бесконечного ряда смысловых состояний некоторого художественного произведения. Коннотативная связь состояний открытой системы таких Текстов (но уже не с точки зрения лнгвистики или литературоведения, но с позиции семиотики) явно приближается к понятию "универсальная мировая связь".

"Актуальным" типом отношений знака, а стало быть, и его связей состояний будет тот, в котором знак сополагется, по Барту, "уже не своим братьям" (элементам однокачественного виртуального множества - Б. С.), а своим" соседям": "Человек человеку волк"; здесь слово " волк" имеет определённые (синтаксические -Б.С.) отношения со словами:" Человек" и "человеку". Этот план отношений реализуется в синтагме, поэтому назовем актуальный тип отношений "синтагматическим".

Выбор одного доминирующего отношения, - заключает французский структуралист, - предполагает каждый раз определённую идеологию" (там же, с. 247).

Наиболее содержательной и сложной, а потому слабо изученной остаётся коннотативная связь состояний. Мы предпримем попытку дать типологизацию этой связи.

Как мы отмечали выше, Р. Барт видит причину смыслового движения Текста и смысловую его множественность в движении культуры в целом. " ... он (современный человек - Б.С.) тоже вслушивается в естественный голос культуры и всё время слышит в ней не столько звучание устойчивых, законченных, истинных смыслов, сколько вибрацию той гигантской машины, каковую являет собой человечество, находящееся в процессе неустанного созидания смысла,- без чего оно утратило бы свой человеческий облик" (там же, с. 260). Существенные стадии, или качественные состояния культуры вырабатывают и свой специфический код прочтения, осмысления достижений предшествующего своего состояния:

- либо преимущественного отвержения, вплоть до деструкции и забвения;

- либо сохранения и развития его основы;

- либо простого её повторения.

Под кодом Барт понимает сверхтекстовую организацию значений, которые навязывают представление об определённой структуре; код есть продукт культуры; коды - это конкретные формы трансляции культуры посредством книг, образования, всеми видами общественных связей. Р. Барт классифицирует коды на следующие виды:

- научный

- риторический

- исторический

- социокультурный (код коммуникации).

Видимо, по Барту, - это уровни детерминации коннотативной связи состояний. Однако сам Барт утверждает, что детерминация смыслового движения общественными связями не делает это движение определенно направленным, потому что все элементы совокупности этих связей равнозначны; а поэтому то один вид связи доминирует в этой совокупности, то вдруг - другие, что больше напоминает "аддитивную" совокупность, нежели систему связей с определённым основанием-отношением этой системы, которое и порождает генеральное направление смыслового процесса. Одна и та же фраза текста порой отправляет читателя сразу к двум кодам, и какой из них выбрать - трудно решить. Неразрешимость - это не слабость, а структурное условие повествования: высказывание не может быть детерминировано одним голосом, в нём присутствуют многие коды; и ни одному из них не отдано предпочтение. Текст и заключается в этой утрате исходной точки, первотолчка, побудительной причины; взамен всего этого рождается некий объём индетерминаций или сверхдетерминаций: этот объём и есть означивание, то есть переход изначального авторского значения в новое свое состояние-значимость.

Таким образом, коннотативный поток, детерминируемый, по Барту, "кодовой перепутанностью", сам становится хаотичным по своему существу.

Барт ошибочно, на наш взгляд, отрицает детерминирующую роль "Идеи" произведения.

Под формой бытия этого потока он понимает не развёртывание, не развитие исходного (представляющего единство устойчивости и изменчивости, постепенности и скачков) Текста, семантические состояния которого образуют во времени связь. Для Барта таковой формой является "взрыв": "...позывные, вызов принимающего, проверка контакта, условия соглашения и обмена, взрывы референций, вспышки знания, более глухие и глубокие толчки, идущие с другой площадки (из сферы символического), прерывность действий, относящихся к одной цепочке, но несвязанных натуго, всё время перебиваемых другими смыслами" ( там же, с.460). И всё-таки Ролан Барт вынужден признать известную направленность произведения внутри себя, а именно: "движение вперед", что противоречит его утверждению о "неопределенности движения" содержания произведения во времени и пространстве. Нужно отметить, что термин "вперёд" используется Бартом явно не по назначению, поскольку выражает лишь механическое, а не качественно-содержательное движение. Это движение вперёд, по его мнению, управляемо в конечном, скрытом счёте, двумя структурными принципами:

- искривление и

- необратимость.

Искривление представляет собой продукт взаимодействия и характеризуется следующим: элементы одной цепочки или кода разъединены, переплетены с инородными элементами; цепочка кажется оборванной... но она подхватывается дальше... в результате возникает читательское ожидание; это - плавания микроструктур, создающие не логический объект, а ожидание и разрешение ожидания (в новом ожидании - Б.С.).

Необратимость как принцип содержит два кодовых элемента:

- акциональный, который базируется на логико-темпоральной

- упорядоченности и

- "код загадку" (вопрос венчается ответов).

Эти два кода поддерживают некоторую, хотя и плавающую направленность структурации коннотатиного потока.

На что же направлен бартовский "вектор", в чем же "жаждет" опредметиться текстовый поток? "Задача в том, - замечает Барт, чтобы путем трансмутации (а не одной только трансформаци) добиться нового философского состояния языковой материи, состояния, в котором пребывает расплавленный металл, состояния, ничего не ведающего о собственном происхождении, изъятого из какой бы то ни было коммуникации; такое состояние, - заключает Барт, есть сама стихия языка" (там же, с. 486). Поэтому цель, к которой движется Текст, есть, по Боту, его утопическое состояние, "гул" языка - это его утопия... Утопия музыки смысла... в своем утопическом состоянии язык раскрепощается... не теряет реальность его семантический механизм; здесь во всем великолепии разворачивается означающее... а вместе с тем... смысл не должен быть грубо изгнан, догматически упразднён, выхолощен... ,.."гул" языка всецело вверяется означающему, не выходя в то же время за пределы осмысленности" (там же с. 543).

Итак, к философскому, утопическому состояниям Текста путь лежит через:

- промежуточные состояния Текста, возникающие благодаря трансформации и трансмутации; это - коннотативное состояние означающего;

- смысловые "взрывы", качественные смысловые скачки, по сути, не связанные между собой непосредственно, но только через свои означающие. "...смысл, - пишет Барт, - маячит в отдалении нераздельным, непроницаемым и неизреченным миражом, образуя задний план, фон звукового пейзажа" (там же. с. 11).

Следовательно, Р. Барт, признавая наличие коннотативно-смысловой связи состояний, прослеживает и считает существенной для движения "Текста" в направлении его идеального состояния только связь состояний естественного языка, или связь состояний означавшего:

а) трансформативную связь состояний и

б) трансмутивную связь состояний.

Под трансформативной связью состояний Барт понимает совокупность существенных свойств, характеризующих отношение между предшествующим и последующим состояниями языка "Текста": - эти отношения по своей природе нейтральны; - они суть самоопосредование, самоотражение лингвистического объекта во времени;

- последующее состояние является как бы функцией от предыдущего, как более или менее простое воспроизведение элементоструктурного содержания последнего.

Если исходить из этимологии латинских слов "mutatio" и "trans" (первое - изменение, перемена; второе - через, сквозь) и в то же время учитывать бартоаское контекстуальное понимание термина "трансмутация", то можно заключить, что он рассматривает трансмутацию как изменение, ведущее "впеоёд" к "философскому состоянию языковой материи" (там же). Иначе говоря, связь, возникающая между последовательно разновременными языковыми состояниями выступает как связь развития, или как прогрессирующая связь состояний. Ей присущи следующие признаки:

- указывает направление процесса;

- обладает открытым к развитию содержанием;

- фиксирует те процессы, в которых структура предшествующегоязыкового объекта частично трансмутируется, а частично трансформируется: так что содержанием последующего языкового состояния выступают отдельные элементы и связи предшествующего.

- в таких процессах отрицания каждое последующее языковое состояние снимает в себе структуру предшествующего; причём, это снятие может быть либо в форме преобразования структуры (когда уровень и порядок ее остаётся прежним), либо в форме перехода к организации нового типа (межкачественный переход).

Как видно из указанных существенных определений трансформативной и трансмутивной (прогрессирующей) связей состояний, эти связи качественно различны; однако это различие не следует абсолютизировать, поскольку их абсолютизация ведёт к грубым гносеологическим ошибкам; истиной их соотношения является взаимопереход, их единство, что можно выразить в понятии "трансформативно-трансмутивная связь" языковых состояний.

Основанием-содержанием трансформативной связи состояний являются процессы функционирования; то есть более или менее строгая последовательность постепенно изменяющихся состояний, которая, по сути, выражает "основную схему" содержания процессов. Функционирование есть поэтому движение в состояниях одного и того же уровня; движение, связанное лишь с перераспределением элементов, функций и связей языкового объекта.

Причем, каждое последующее состояние этого объекта либо непосредственно определено предыдущим, либо, так или иначе, преформировано всем строением данного объекта и в принципе не выходит за рамки его истории.

Основанием-содержанием трансмутивной связи состояний выступают такие процессы, которые, хотя и не представляют собой смену языковых объектов, все-таки их содержание, в основном, составляют достаточно существенные изменения в строении и в форме функционирования языкового объекта. Эти процессы - не просто раскрытие означающего, актуализация уже заложенных в нем возможностей, а такая смена его состояний, в основе которой лежит невозможность по тем или иным причинам сохранить существующую форму функционирования. Здесь языковой объект оказывается "как бы вынужденным" перейти на иной уровень функционирования, прежде недоступный для него; и условием такого выхода является изменение внутренней организации этого объекта.

Единство указанных типов связей состояний со стороны изначального тождества их содержания (со стороны их субстратов-процессов) выражается в том, что устойчивое функционирование языкового объекта имеет тенденцию к изменению; иначе говоря, в пределах простого воспроизведения совершается постепенное накопление условий дальнейшего развития; и сохранение этого объекта можно рассматривать и с точки зрения осуществления им функций, обусловливаемых консерватизмом качественного инварианта. Абсолютизация различий трансформативной и трансмутивной связей состояний неправомерна ещё и потому, что в процессах функционирования имеют место свои микроскачки: деструкция, снятие а стало быть, присутствуют трансмутивная и деструктивная связи состояний.

Выводы:

Подведем итоги предпринятой нами попытки дать философский анализ методологического статуса понятий "состояние" и "связь состояний", а также предложенной (автором данной монографии) системы понятий: "система-становление-состояние" на материалах структуралистских исследований. Сделаем мы это в виде ответов на поставленные во "Введении" вопросы.

1. Рассмотрение фрагментов теоретических исследований ученых-структуралистов, в частности, Ролана Барта, Романа Якобсона и Яна Мукаpжовского, показывает, что понятие "состояние" используется ими в строго определённых познавательных ситуациях; эти ситуации характеризуются следующими признаками:

- необходимостью выразить в познавательной форме единство моментов устойчивости и изменчивости, прерывности и непрерывности, конечности и бесконечности в бытии объекта;

- когнитивной потребностью отразить в понятии способ проявления бытия объекта, взятого в определённом пространственно-временном срезе и в некоторой системе внешних отношений.

2. Осуществив соотносительный анализ бартовских понятий: "корпус" и "модель", мы пришли к выводу, что своими существенными характеристиками эти понятия идентичны понятию "состояние", к тому же Барт непосредственно их отождествляет.

3. Авторы структурных исследований (в сфере семиотики, лингвистики и литературоведения, в том числе Барт и Якобсон, выделяют два основных типа состояний:

- устойчивое и

- неустойчивое состояния;

Причем, сочетание свойства "устойчивость" и термина "состояние" используется, например, Бартом нередко.

Неустойчивое состояние Р. Барт иногда называет "промежуточным"; устойчивое состояние от переходного он различает как определённое от неопределённого. Следует заметить, что в работах Барта (в тех, которые рассматриваются в данной монографии) этот тип состояния приходится анализировать опосредованно.

4. Отвечая на вопрос: "Что нового вносит структуралистская интерпретация в современное понимание категории "состояние", можно сказать, что прежде всего структуралисты выделили коннотативное состояние и подвергли его содержание и форму тщательному рассмотрению, в частности в связи с анализом литературного текста.

5. Как мы уже подчёркизали выше, структуралисты, расценивающие понятие "отношение", как фундаментальное, широко применяют категорию "связь", но словосочетание "связь состояний", как ни странно, в их исследованиях отсутствует. Поэтому существенные свойства (как формальные, так и содержательные) этого понятия приходилось выявлять опосредованно.

6. Мы сочли возможным выделить два основных типа связи состояний:

- синтагматическая связь состояний, или связь сосуществующих языковых единиц-состояний;

- коннотативная, или парадигматическая связь состояний, которая может быть как связью сосуществования (два и более смысловых состояния одного и того же художественного произведения у сосуществующих читателей или критиков), так и разновременной.

7. Парадигматическую связь состояний мы подразделили на три разновидности:

- трансформативная связь состояний;

- трансмутивная (связь развития) связь состояний;

- мы (но не Р. Барт) выделяем деградируюшую или даже деструктивную связь состояний.

Р. Барт толкует вторичный смысл коннотации как "мимолётный", "пустой", "маячащий", что, по сути, приводит его к отрицанию коннотативной связи состояний, с чем мы, разумеется, не можем согласиться, потому что уверены в том, что такая связь имеет место; и использование понятия "коннотативная связь" в литературоведении, лингвистике и семиотике является методологически необходимым и продуктивным.

8. Предложенная нами система диалектически взаимосвязанных понятий: "система-становление-состояние" получила в трудах Барта, Р. Якобсона, Яна Мукаржовского и др. достаточное, на наш взгляд, обоснование; вне этой системы ни само понятие "состояние", ни понятие "связь состояний" не могли бы обнаружить свои формальные и содержательные определения; но в то же время категория "система" раскрывает посредством таких имманентных своих способов бытия, каковыми являются состояние и связь состояний такие свои стороны, какие не могли бы быть выявлены с помощью иных категорий.

9. Как мы отмечали в ходе изложения почти всех рассматриваемых аспектов темы, философский идеализм и нередко имеющая место антидиалектичность текстового и структурного анализа языка приводят авторов исследованных нами работ к неверным выводам. Существенным недостатком, обусловленным метафизическим подходом к соотношению понятий: "система-становление-состояние" выступает разрыв действительных и органических связей синхронического и диахронического срезов бытия объекта.

Автор монографии отдает себе отчет в том, что большинство поставленных им проблем он рассмотрел лишь в некотором приближении, а потому они нуждаются в дальнейшей разработке что станет предметом исследования как последующих работ автора, так и других философов, занятых изучением проблем категориального аппарата материалистической диалектики, в частности, концепции детерминизма.

Литература

1. Барт Р. Основы семиологии. - в сб.: "Структурализм "за" и "против", - Прогресс, М., 1975

2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - Прогресс, М., 1989

3. Мукаржовский Ян. Преднамеренное и непреднамеренное в искусстве. - в сб. "Структурализм "за" и "против". - Прогресс, М., 1975

4. Соссюр Ф. Заметки по общей лингвистике. - Прогресс, М., 1990

5. Философская энциклопедия, т. 4. "Советская энциклопедия", М., 1967

6. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика.- в сб.: "Структурализм "за" и "против". - М., Прогресс, 1975

7. Соpокин Б.Ф. Понятие "состояние" и социальный пpогноз. Деп. в ИНИОН РАН. "Депониpованные научные pаботы", pаздел "Философия", номеp 8, 1995, 231 с.

Печатается в соответствии с решением Ученого и Редакционно-издательского совета Орловского государственного университета от 3 июля 1997 г.

Орел - 2000

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание