Сепир Э. Избр. труды по языкознанию и культурологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Обычай

Слово <обычай> употребляется применительно к целой совокупности схем поведения, опирающихся на традицию и закрепившихся в группе, в отличие от более случайных проявлений личной деятельности индивида. Этот термин неприменим к тем аспектам общественной жизни, которые явно обусловлены биологическими факторами. Если привычка питаться жареными цыплятами - обычай, то биологически обусловленная привычка питаться обычаем не является.

Обычай - это изменчивое понятие из области здравого смысла, на основе которого сформировалось более строгое и научное антро- пологическое понятие культуры. Термин <обычай> не столь предметно соотнесен и объективен, как термин <культура>: в нем ощутим некоторый аффективный оттенок, проявляющийся в том, что он, как правило, употребляется применительно к географически далеким, к примитивным или к древним обществам, а не к своему собственному социуму. Если же кто-нибудь применяет этот термин, говоря о собственной социальной группе, то имеются в виду лишь относительно несущественные и неформализованные стереотипы поведения (behavior patterns), лежащие где-то между индивидуальными привычками и социальными институтами. Курение сигарет более естественно называть обычаем, чем судебный процесс по уголовному делу. Однако когда речь заходит о современной китайской цивилизации, о ранней вавилонской культуре или о жизни первобытного австралийского племени, то функциональный эквивалент такому культурному стереотипу (cultural pattern), как наш судебный процесс, принято называть обычаем. В рамках собственной социальной группы не принято считать обычаем какие-то способы поведения, кроме тех, которые одновременно носят коллективный характер и лишены значительности. Это, может быть, объясняется тем, что невольно возникает желание подчеркнуть либо значительный индивидуализм (и в таком случае употребляется термины <привычка> (habit)), либо в высшей степени рационализированную и формализованную коллективную интенцию (и в таком случае кажется уместным термин <институт> (institution)).

• Custom. - <Encyclopaedia of the Social Sciences>, 4. New-York: Macrnlilan, 1931, pp. 658-662.

Обычай часто смешивают с конвенцией, традицией и нравами, но коннотации этих терминов различны. <Конвенция> акцентирует отсутствие внутренней необходимости в данной схеме поведения и часто предполагает некоторую долю явного или молчаливого соглашения, по которому определенный способ поведения должен восприниматься как <правильный>. Чем более символичную, т.е. непрямую, функцию выполняет некоторый обычай, тем естественней называть его конвенцией. Писать ручкой и чернилами - это обычай, а использовать в деловой переписке определенный сорт бумаги - это конвенция. В термине <традиция> подчеркивается исторический фон обычая. Никто не станет обвинять общество в отсутствии обычаев и конвенций. Однако если они не ощущаются как нечто имеющее длительную историю, то говорят, что в данном обществе не хватает или вовсе нет традиций. Разница между обычаем и традицией - скорее субъективная, чем объективная, ибо полное объяснение почти любого обычая требует обращения к весьма далекой древности. Термин <нравы> уместно употреблять лишь применительно к тем обычаям, которые несут коннотацию весьма сильного ощущения правильности или неправильности способов поведения. Нравы народа - это проявление его не- писанной этики в действиях. И все же такие термины, как <обычай>, <институт>, <конвенция> и <нравы>, вряд ли поддаются точному научному определению. С точки зрения психологии, все они сводятся к <социальной привычке> (social habit) или, с точки зрения антропологии - к <культурному стереотипу> (cultural pattern). Термины <привычка> и <культура> могут быть достаточно точно определены, поэтому в строгом научном рассуждении они предпочтительнее <обычая>. Термин <привычка> или <система привычек> употребляются тогда, когда область поведения мыслится как локализуемая в индивиде, а термин <культурный стереотип> - когда область поведения мыслится как локализуемая в обществе.

С биологической точки зрения все обычаи происходят от индиви- дуальных привычек, которые распространились в обществе благодаря влиянию индивидов друг на друга. Однако эти распространившиеся или социализованные обычаи имеют склонность закрепляться и передаваться из поколения в поколение благодаря непрерывной преемственности самого процесса распространения. Чаще можно видеть, как обычай помогает сформировать индивидуальную привычку, чем видеть, как индивидуальная привычка преобразуется в обычай. В основном групповая психология имеет приоритет над индивидуальной психологией. Ни в одном обществе, сколь бы оно ни было примитивно или исторически отдалено от нашей эпохи, взаимоотношения его членов не свободны от ограничений, налагаемых сложной сетью обычаев. Даже на ранней стадии палеолита действия человеческих существ должны были в очень существенной степени регулироваться обычаями, о чем свидетельствуют довольно резко ограниченные типы производимых изделий и те выводы касательно верований и установок, которые можно извлечь из наблюдений над ними.

Кристаллизация индивидуальной привычки в обычай - это процесс, который гораздо легче проследить теоретически, чем проиллюстрировать практически. Можно различать устойчивые (of long tenure) и эфемерные (of short tenure) обычаи; последние принято называть <модой> (fashions). Мода устанавливается конкретным индивидом или группой индивидов. Когда она живет столь долгое время, что указание на источник или на первоначальную локализацию данной поведенческой схемы становится ненужным, мода превращается в обычай. Привычка носить шляпу - обычай, а привычка носить шляпы определенной модели - это мода, подверженная довольно быстрым изменениям, В сфере языка обычай, как правило, называется <употреблением> (usage). Некристаллизовавшееся употребление речи - это лингвистическая мода, специфическим вариантом которой является сленг. Привычки, связанные с едой, также образуют хорошо известную систему обычаев, внутри которой возникают проявления многообразных человеческих вкусов - т.н. мода на кушанья, обыкновенно угасающая в течение короткого срока. Не следует рас- сматривать моду как некое добавление к обычаю: скорее это разнообразные варианты основных черт обычая, реализуемые на практике.

Со временем изолированные стереотипы поведения, имеющие характер обычаев, обнаруживают тенденцию объединяться в более крупные образования, наделенные формальной связностью и обычно осо- знаваемые как определенные функциональные единства, независимо от того, едины ли они исторически. Вся история культуры есть не что иное, как неустанное стремление связать первоначально независимые типы поведения в более крупные системы и найти какое-нибудь обоснование вторичных культурных комплексов путем бес- сознательного процесса их рационализации. Великолепным примером такого культурного комплекса, элементы которого восходят к множеству различных обычаев, может служить современная музыкальная система. Те, кто ее используют, несомненно ощущают ее как некоторое хорошо организованное функциональное целое, различные элементы которого функционально взаимозависимы. Однако нетрудно доказать, что с исторической точки зрения система музыкальной нотации, правила гармонии, инструментальная техника, схемы музыкальной композиции и конвенциональное употребление отдельных инструментов с конкретными целями независимо восходят к обычаям весьма различным по происхождению и по возрасту. В конечном счете все эти социализованные способы поведения, приходя друг другу на помощь, объединились в сложную систему значимостей лишь в результате медленного процесса переноса обычаев и их постепенной интеграции. Сотни аналогичных примеров можно привести из таких различных сфер общественной деятельности, как язык, архитектура, политическая организация общества, промышленность, религия, военное дело и социальный этикет.

Непостоянство обычая - достаточно очевидный факт. Однако нередко вера в быстроту изменения обычаев оказывается сильно преувеличенной, ибо внимание привлекают как раз сравнительно небольшие отличия от того, что социально установлено. Сравнение сегодняшней американской жизни с жизнью средневекового английского города в более широкой перспективе культурной антропологии может доказать, напротив, относительное постоянство культуры, а не тенденцию к ее изменению.

Дисгармония, постепенно накопляющаяся благодаря использованию орудий и изобретений или другим манипулятивным типам поведения, обогащающим культурный фонд общественных профессий, ускоряет процесс изменения обычая. Например, внедрение автомобилей сначала не ощущалось как обычай, непременно опрокидывающий заведенные ранее традиции, но с течением времени все обычаи, относившиеся к нанесению визитов и к другим способам проведения свободного времени, серьезно видоизменились под влиянием автомобиля как технического изобретения. Подчеркнутая вежливость при социальном взаимодействии, ощущаемая как препятствие к свободному использованию этого нового энергетического источника, постепен-но устраняется или сокращается. Дисгармония, появляющаяся вследствие возникновения новых ценностей, также способствует изменению в обычаях. Например, более вольные манеры современной женщины (по сравнению с гораздо более конвенционализованным поведением женщин в прошлые века) объясняются тем, что возникла новая установка относительно женщины и ее отношения к мужчине. Влияние других народов, например, введение в обиход западного общества чая и кофе и распространение парламентаризма в разных странах, трактуются как детерминанты изменения (в большей мере антропологами, нежели историками и социологами). Излюбленные примеры того, как выдающиеся личности влияют на становление моды, большей частью относятся к области легенды и вызваны желанием подчеркнуть действие более безличных факторов, которые в целом гораздо более важны, чем конкретные личные факторы. По мере постепенного распространения обычая, который в значительной степени символичен и характерен для избранной части населения, основная причина для его воспроизводства постепенно ослабляется, так что он либо отмирает вовсе, либо приобретает совершенно новую функцию.

Этот механизм особенно заметен в жизни языка. Выражения, считающиеся яркими или шикарными вследствие их хождения в привилегированных кругах, вскоре перенимаются широкими массами и со временем умирают по причине своей банальности. Прежде чем может быть сформулирована воистину удовлетворительная теория культурных изменений, необходимо как можно глубже и точнее постичь суть межличностного взаимодействия, особенно в том, что касается бессознательной передачи чувств.

Дольше всего живут те обычаи, которые либо соответствуют столь фундаментальным человеческим потребностям, что едва ли могут быть всерьез изменены, либо по самой своей сути могут быть с легкостью функционально переинтерпретированы. Пример постоянства первого типа - обычай матерей вскармливать ребенка грудью. От этого правила нередко отходят, однако и современная Америка, и более примитивные племена сохраняют в качестве обычая такой способ поведения, который, очевидно, тесно связан с природной жизнью человека. Примером постоянства второго типа, которое можно назвать адаптивным постоянством, служит язык, склонный к стабильности и вместе с тем постоянно подвергающийся переинтерпретации в соот- ветствии с запросами той цивилизации, которую он обслуживает. Например, слово robin в США обозначает дрозда - птицу, сильно отличающуюся от малиновки - той английской птицы, которую оно обозначало первоначально. Это слово могло бы и дальше функционировать с изменившимся значением, потому что оно есть символ и, таким образом, способно к безграничному переосмыслению.

Термин <пережиток> не следует применять к обычаю, имеющему четко определенную функцию, которая явно отличается от его первоначальной роли и культурной значимости. Употребление слова <пережиток> в упомянутом расширительном смысле может привести егок утрате какого бы то ни было смысла, ведь тогда пришлось бы считать пережитками почти все современные обычаи окружающего нас общества. Но есть и некоторые такие обычаи, под которые трудно подвести какое бы то ни было рациональное основание и которые могут рассматриваться аналогично рудиментарным органам в биологии. Как пример такого пережитка часто приводят декоративные пуговицы на современной одежде. Использование римских цифр наряду с арабскими может также считаться пережитком. Однако вообще-то предпочтительнее было бы не употреблять это слово слишком вольно, ибо весьма нелегко доказать, что какой-либо обычай (независимо от того, насколько бесполезным он стал или насколько далек от своего первоначального применения) совершенно лишен всякого (даже символического) значения.

Обычай бывает прочнее и стабильнее в примитивных обществах, чем в современных. Примитивная группа - меньше, поэтому в ней психологически необходима ббльшая степень конформизма. В более сложном коллективе, насчитывающем гораздо большее число членов, нарушение обычая со стороны нескольких отдельных индивидов, которые, в свою очередь, могут стать стимулом для более широкомасштабных изменений в культуре всего общества, не так сильно отражается на сплоченности данной группы, ибо остальные члены группы чувствуют поддержку подавляющего большинства своих соплеменников и могут действовать далее и не опираясь на поддержку девиантов (индивидов с отклонениями в поведении). Примитивное общество так-же не имеет такой письменной традиции, к которой можно было бы апеллировать как к безличному арбитру в области обычаев, и поэтому вкладывает больше энергии в сохранение того, что переносится от старших поколений к младшим в процессе практической деятельности и согласно устным традициям. Наличие документов освобождает индивида от необходимости нести личную ответственность за непрерывное воспроизводство обычая. Обычно придается излишнее значение реально, а не символически консервирующей силе написанного слова.

У примитивных народов обычай склонен развивать некоторую степень сакральности как следствие своей связи с магическими и религиозными процедурами. Если некоторый тип деятельности связан с ри- туалом, склонным, в свою очередь, ассоциироваться с легендой, которая в сознании представителя данной группы объясняет подобного рода деятельность, то тогда решительный отход от традиционно со- храняемой схемы поведения ощущается как святотатство и угроза безопасности этой группы, В примитивных обществах имеет место также гораздо меньшая степень разделения труда, чем у нас. Это значит, что силы, способствующие экспериментированию при решении технических проблем, там во столько же раз меньше.

В современном мире обычай, как правило, гораздо консервативнее в сельских районах, чем в городе, по той же причине, по которой обычай более стабилен у примитивных народов (см. выше). Более сильный разброс сельского населения, вообще говоря, означает не более интенсивную культивацию форм обычая, а скорее компенсаторное стремление уравновесить своим конформизмом угрозу, создаваемую разобщенностью.

Внутри сложного коллектива, такого, какой можно найти в современных городах, обычай, как правило, в целом более стабилен в менее развитых группах. Многое зависит от символики обычая. Есть некоторые типы обычаев, особенно таких, как символика статуса, склонных к большей сохранности в более образованных или состоятельных группах, чем в менее образованных. Например, современный американский обычай замужних женщин сохранять девичью фамилию не спешит укореняться среди самых состоятельных слоев общества, и в этом они смыкаются с необразованным большинством, в то время как среди интеллектуально среднего класса этот обычай понемногу распространяется.

Различные степени консерватизма в обычаях могут быть проил- люстрированы поведением отдельного индивида, так как он вступает в весьма различные типы социального взаимодействия (social participation). Например, в Англии один и тот же индивид может в бытность лондонцем выступать реформатором обычая, но, проживая в сельской местности, настаивать на сохранении деревенских обычаев. Сотрудник американского университета может презирать обычаи, на- ходясь в своем факультетском клубе, но свято блюсти религиозный обычай по воскресеньям в церкви. Верность обычаю или отступление от него - это не просто функция темперамента или личности, но также одно из проявлений символизации многообразного участия в общественной жизни.

Вообще обычай называют ограничительным фактором (constraining force). Общеизвестен конфликт между волей индивида и социальным давлением, но даже самый сильный и самоуверенный индивид вы- нужден прибегать к помощи обычая. Большей частью это делается затем, чтобы таким образом усилить влияние своей личной воли на общество, чего нельзя добиться без безоговорочного достижения общественного согласия. Свобода, достигаемая отказом от соблюдения обычая, - это, по сути дела, субъективная свобода бегства, а нереальная свобода завоевания. Обычай помогает значительно экономнее изучить личность; он есть символическое утверждение солидарности данной группы. Побочным продуктом этих фундаментальных функций обычая является более чувствительная ценность, происходящая из способности связать настоящее с прошедшим и таким образом установить более крупное <ego> во времени, которое дополняет своим авторитетом более крупное <ego>, представленное коллективом - в той степени, в которой оно функционирует в настоящем.

Формулировка обычаев в сфере прав и обязанностей индивидов в их многообразных отношениях ведет к становлению закона. Когда речь идет о примитивных обществах, то употреблять термин <закон> нежелательно, хотя это часто делается и приводит к размыванию понятий. Это допустимо лишь в том случае, когда управление конвенциональной деятельностью становится эксплицитным, становится прерогативой конкретных лиц или группы лиц. Нет таких обществ, которые были бы полностью свободны от сковывающей силы не выраженного явно закона, но поскольку есть также много примитивных обществ, знакомых с некоторыми правовыми процедурами, то представляется предпочтительным говорить о законе лишь в последнем случае. Например, у небольшого числа племен американских индейцев освященные обычаем обязательства (customary obligations) трактуются данным коллективом как правовая система с регулятивными функциями. Психологически закон преобладает, а институционально - нет. Это резко контрастирует с правовой процедурой, развитой большинством африканских племен. Здесь царит не просто обычай (в <имплицитном> смысле), а абсолютно эксплицитное признание правил управления и наказания за их нарушение, с развитыми методами обнаружения виновности и правом наказывать, принадлежащим королю. На примере американского права можно показать, что разница между обычаем и законом состоит не в отличии устной традиции от письменной формулировки обычая. Обычай может перерасти в закон задолго до появления письменности и неоднократно перерастал, как нетрудно убедиться. Когда обычай имеет психологическую силу закона, но не контролируется обществом с помощью эксплицитных наказаний, тогда он может быть назван этикой, или, попросту говоря, нравственностью. В более простых формах общества трудно отличить право от этики. И то, и другое восходит к обычаю, но несколько по-разному. Мирская, или человеческая, суверенность все больше и больше отличается от социально рассеянной, сверхъестественной, или безличной суверенности. Обычаи, контролируемые суверенностью первого рода, - это законы (law); обычаи, контролируемые суверенностью второго рода,- это этика.

Факторы, способствующие формированию обычая, большей частью носят совершенно безличный характер и коренятся в самом факте человеческих взаимоотношений. Есть также более осознаваемые фак-торы, способствующие воспроизводству обычая. Важнейшие из них - это право и религия, особенно религия в форме организованной церкви и духовенства. Есть также организации, которые ощутимо заинтересованы в сохранении обычаев, грозящих выйти из употребления.

В современном мире нередко наблюдается довольно слабый националистический мотив, опирающийся на несколько искусственное поощрение архаических обычаев. Многие ритуалы современных шотландских кланов не являются исконно консервативными, а скорее носят вторичный характер.

Если сложные формы сознательной манипуляции мыслями и действиями, управляющие современным обществом, не включать в понятие <обычай>, то можно сказать, что сила обычаев постепенно уменьшается. Такое ослабление действия обычаев обусловлено следующими факторами: возрастающее разделение труда с его тенденцией делать переходы ко все менее и менее однородному обществу; рас- пространяющееся рационалистическое мироощущение, в свете которого мотивация обычая большей частью блекнет; усиливающаяся тенденция разрыва с местной традицией и, наконец, все большее значение, придаваемое индивидуальности. Скрытый идеал современного мышления, по-видимому, состоит в том, чтобы разбить обычаи на два полярных типа: один полюс будет составлять индивидуально обусловленная привычка, а другой - широкомасштабное институциональное планирование крупных мероприятий, проводимых человечеством.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание